1

Отец Анджело, доктор Джон Перино, поднял бокал темно-красного вина, итальянского красного, как называли его Хардеманы. Он оглядел всех присутствующих, на секунду задержал взгляд на кастрюле со спагетти на сервировочном столике. Остальные поняли намек и тоже подняли бокалы: мать Анджело — Дженни Перино, Анджело и Синди Моррис.

— За светлое будущее для тебя и Синди, Анджело. Я благодарю Господа, что старик уволил тебя. Ты и так потерял слишком много времени на Хардеманов. Эту семью только могила исправит. И внук, Лорен Третий, ничем не лучше деда, которого зовут Номером Один.

— Хуже, — поддакнул Анджело, отпив вина. Из-за металлических скоб на левой челюсти ему приходилось цедить вино правым уголком рта. Да и отек губ еще не спал.

— У меня тоже есть тост, — подала голос Синди. — За вас, мама и папа. Я называю вас так потому, что сегодня мы с Анджело решили пожениться.

Дженни Перино выпила вино со слезами на глазах. Слезы текли по щекам, когда она раскладывала по тарелкам спагетти. Все понимали, что она хотела бы видеть в невестках католичку. Но Дженни уже полюбила Синди и радовалась, что ее сын женится на такой хорошей девушке.

По семейной традиции Дженни Перино положила каждому больше, чем он мог съесть, обильно полила спагетти густым мясным соусом и добавила овощного салата из большой деревянной миски. Потом стол обошло блюдо с нарезанным хлебом.

— Мы устроим торжественную свадьбу, — улыбнулась сквозь слезы Дженни.

— И в самое ближайшее время, — добавил Анджело, — мы уезжаем в Европу. Я собираюсь к доктору Гансу. Хочу, чтобы он починил то, что сломано, а потом вернул мне прежнее лицо. Какое былодо пластической операции.

Три года тому назад Номер Один настоял, чтобы Анджело поехал в швейцарскую клинику, где знаменитый хирург должен был убрать с его лица шрамы от ожогов, появившиеся в результате аварии. Хирург же пошел дальше, и Перино получил новое, более молодое лицо. Анджело потом шутил, что редко кому достается второе лицо. С этим лицом Анджело в свои сорок с небольшим выглядел как двадцатипятилетний. Теперь же, изувеченный кулаками наемных бандитов, он вновь превратился в голливудского монстра. Анджело собирался прямо сказать доктору Гансу, что хочет выглядеть на свой возраст, зрелым мужчиной.

— Столько перемен за один год, — подал голос доктор Перино. — Но я уверен, что это к лучшему.

— Не все перемены вам понравятся. — Анджело переводил взгляд с отца на мать. — Мы не собираемся жить в Детройте. Синди и я долго об этом говорили и решили перебраться в другое место.

— Но мы ведь сможем часто навещать вас? — спросила Дженни Перино.

— И мы будем часто бывать у вас, — вставила Синди. — Достаточно часто, чтобы надоесть.

— А детей вы собираетесь заводить? — Улыбка Дженни стала шире.

— Шестерых или семерых, — ответила Синди.

— Вам не нравится Детройт? — спросил доктор Перино.

— Он грязный и опасный.

— Это ненадолго, — заверил ее доктор. — Как только черные поймут, что они взяли верх и это их город, они захотят привести его в порядок. Пока город им не принадлежал, плевать они хотели на то, что в нем творится. Теперь же...

— Есть и две другие причины, — прервала его Синди. — Во-первых... Вы меня извините, ведь это ваш родной город. Но, откровенно говоря, все провинциальные города одинаковы. Побывав в одном, можно считать, что увидел их все. Я хочу жить в Нью-Йорке.

— А вторая причина? — спросила Дженни. — Ты сказала, что их две.

Синди сухо улыбнулась.

— Если мы останемся здесь, нам придется общаться с этими ужасными парвеню, вроде Хардеманов и Фордов. Я этого не вынесу. Не дай Бог оказаться в одном загородном клубе с этим неуклюжим, вечно пьяным Генри Фордом Вторым. Если он прикоснется ко мне, меня просто вырвет.

Анджело усмехнулся.

— Придется нам отсюда уезжать. Или я смогу ее отговорить?

— Ты не захочешь, — покачала головой его мать. — Да это и не нужно. Ты помнишь своего дедушку, Анджело?

— Да, конечно.

— Жаль, что ты не смог поехать на Сицилию и повидаться с ним. Теперь тебе с ним не свидеться, только на небесах. Но, может, стоит все же съездить на Сицилию и...

— Нет, мама, — вмешался доктор Перино. — Возможно, когда-нибудь Синди познакомится с дядей Джеком. Но ехать на Сицилию? Нет. Наша семья не поддерживает отношения с тамошними родственниками.

— Моего дедушку депортировали на Сицилию, — пояснил Анджело. — Он возглавлял одну из семей мафии.

— А мой прапрадед верховодил шайкой грабителей, — улыбнулась Синди. — Откуда еще в нашей семье такие деньги? Честным трудом их заработать трудно.

— У тебя философия циника, — пожал плечами Анджело.

— Не будем о философии. — Дженни Перино глубоко вздохнула. — Тебе пора подумать о главном, Анджело. Ты получил хорошее образование, но стал автогонщиком и едва не погиб. Ты пытался строить автомобили — для других людей. Ты приложил все силы, чтобы помочь старику сохранить контроль над компанией, не твоей, а его компанией, и в результате тебя едва не убили. Сколько же можно? Держись от всего этого подальше! Женись на этой чудесной девушке. Создавай семью, Анджело... вместе с Синди. Это самое важное.

 

2

— Святой Боже! — воскликнула Бетси ван Людвиг, когда Анджело Перино появился в ее амстердамской квартире. — Ну и разукрасили тебя, Анджело.

— Эмоции перехлестнули через край, мисс Элизабет. — Он откинулся на спинку кожаного дивана и обнял Синди, сидевшую рядом.

— Если ты еще раз назовешь меня Элизабет, я в тебя чем-нибудь запущу. Ты построил для меня автомобиль «бетси». Почему бы не называть меня Бетси?

— Не знаю. Может, и не получается именно из-за того, что «бетси» — автомобиль.

— Это мое имя, Анджело. Пожалуйста... — Она пожала плечами. — Ладно... Опять Швейцария?

— Доктор Ганс говорит, что пластическую операцию можно делать лишь после того, как все заживет, — вставила Синди. — Мы провели месяц в Лондоне. Задержимся в Амстердаме на две недели. Потом поедем на Ривьеру. А уж оттуда... на операцию.

— Я надеюсь, она пройдет удачно, — улыбнулся Макс ван Людвиг.

Бетси не хотела выходить за Макса, а Макс не хотел жениться на ней. Но Хардеманы, особенно Номер Один, настояли на том, что у ребенка должен быть отец. Все, кроме Бетси, — но с ее мнением никогда не считались, — решили, что жена Макса должна побыстрее с ним развестись. Затем Макс женится на Бетси, и таким образом ребенок родится в законном браке. А уже после этого Бетси разведется с Максом, и он сможет вернуться к первой жене. Деньги способствовали согласию всех сторон.

Зная всю предысторию, Анджело удивился, обнаружив, что Макс ван Людвиг — добропорядочный джентльмен. В конце концов Бетси родила ребенка от него, и Макс не хотел ущемлять чьих-либо интересов. Его жена оставалась в семейном особняке, а Макс и Бетси поселились в просторной квартире на четвертом этаже дома, построенного в семнадцатом веке на берегу одного из каналов.

Глядя на Макса, сидящего рядом с двадцатилетней красавицей, Синди поневоле задалась вопросом, а будут ли реализованы завершающие этапы соглашения.

Она знала, что Бетси привыкла к роскошной жизни, и видела, что амстердамская квартира отвечает самым высоким стандартам. Стены украшали полотна голландских художников, не Рембрандта или Вермеера, но городские сцены и сельские пейзажи, написанные триста лет тому назад. Школа Рембрандта и школа Вермеера не шедевры, но и не дешевки. Комнаты утопали в свежих цветах, расставленных по вазам и вазочкам.

Естественно, они посетили детскую, чтобы взглянуть на двухмесячного Лорена ван Людвига, которого Бетси уже называла Лорен Четвертый. Заботилась о нем нянька-англичанка. Повосхищавшись младенцем, они вернулись в гостиную, чтобы выпить и попробовать голландские сыры.

— Надеюсь, вам понравится ресторан, где мы заказали столик, — заметил Макс. — Голландская кухня очень хорошая, но вы обязательно должны побывать в рейсттафеле.

 

3

Рейсттафелем назывался балийский ресторан, в меню которого числилась добрая сотня блюд. На стол ставилась огромная миска риса. После того как рис перекочевывал на тарелки, к столу на сервировочных тележках подвозили бесчисленные мисочки с мясом в пряных соусах, овощами и фруктами.

Анджело никогда не бывал в таком ресторане, но ему там сразу понравилось. По рекомендации Макса они заказал и по бокалу голландского джина, бутылку бургундского и бутылку шабли.

— А что ты собираешься делать теперь, разбежавшись с Хардеманами? — спросила Бетси Анджело.

— Вариантов несколько, ответил тот. — Во-первых, мои акции «Вифлеем моторс» стоят шесть миллионов долларов. Я могу их продать.

— Пожалуйста, не продавай. — Бетси пристально смотрела на него. — А если все же решишься, продай их мне. Деньги я как-нибудь найду. Ты ведь заплатил за них один миллион.

— Тебе и это известно, — усмехнулся Анджело.

— Моего отца едва не хватил удар, когда он узнал об этом. Из семьи акции никогда не уходили.

— Твоему прадеду требовались деньги для «бетси», А твой папаша пытался отсечь его от ресурсов компании. Произошло это до того, как Номер Один вернул себе полный контроль над «Вифлеем моторс».

— А какие еще варианты, Анджело? — спросил Макс, стремясь направить разговор в более спокойное русло.

— Я могу присоединиться к конкурентам. Благо предложений хватает.

— Нет, такого я даже представить себе не могу, — воскликнула Бетси. — Несмотря ни на что.

— В подобном случае нам пришлось бы жить в Детройте, — ответила Синди. — А это исключено.

— Пока мы можем не спешить с решением, — добавил Анджело. — В Штаты мы вернемся лишь после операции и восстановительного периода.

— Если вы собираетесь надолго задержаться в Европе, пожалуйста, изредка заглядывайте к нам, — улыбнулся Макс.

— Возможно, мы с Максом разбежимся раньше, — заметила Бетси. — Мы должны выполнить условия соглашения.

— Но ведь не в ближайшие два-три месяца, — повернулся к ней Макс.

— Полагаю, что нет, — согласилась Бетси. — Не в ближайшие два-три месяца, но до того, как ты снова накачаешь меня.

Анджело заулыбался.

— Так вы?.. Простите меня. Не следовало мне спрашивать.

— Лучше с Максом, чем с кем-то еще, — ответила Бетси. — Я без этого не могу.

Когда они вышли из ресторана, Синди пожелала взглянуть на знаменитый квартал красных фонарей. Находился он неподалеку, и Макс отвел их туда. Состоял квартал из двух параллельных улиц, Аудезийдс Ворбургвал и Аудезийдс Ахтербургвал. Женщины прогуливались по тротуарам, стояли у подъездов, обычно в плащах, многие сидели в ярко освещенных витринах, раздетые и не очень.

Все было чинно и пристойно.

— Каждый четвертый или пятый мужчина из тех, что вы видите, — полицейский в штатском, — пояснил Макс. — Правила очень жесткие. Женщинам не разрешено привлекать к себе внимание мужчин ни словом, ни жестом. Заговаривать должен мужчина. Поэтому, если вы спросите у какой-нибудь из них, который час, она, скорее всего, ответит: «Пятьдесят гульденов».

Особого внимания на них не обращали, как и на прочих туристов, которых в квартале хватало.

Заморосил дождь. Женщины раскрыли зонтики и достали из карманов прозрачные непромокаемые накидки. Ни одна не покинула своего поста.

Макс шагал рядом с Синди, Бетси — рядом с Анджело. Бетси замедлила шаг, чтобы чуть отстать от первой пары.

— Я думала, ты меня подождешь, — прошептала она.

— Подожду?

— Маленький Лорен мог бы быть твоим сыном.

— Бетси... — Анджело замялся, но продолжил:

— Все Хардеманы выпрыгнули бы из своих штанов.

— По-моему, тебе на это наплевать так же, как и мне.

— Ты должна проявлять побольше уважения к прадеду. Номер Один способен...

Вновь он замялся, так что фразу закончила она:

— На убийство. Но из штанов выпрыгнул бы мой отец. Я слышала, как он называл тебя внуком бутлегера, который поставлял Номеру Один спиртное во времена «сухого закона». Он, похоже, забыл, что Хардеманы — нувориши. Номер Один чинил велосипеды. Первый автомобиль он построил своими руками, как и Генри Форд. У них обоих были золотые руки, ничего больше. Так почему мой отец думает, будто он лучше внука человека, поставлявшего спиртное его деду? Между прочим, это правда?

— Да. Мой дед поставлял ему виски. И очень хорошее. Номеру Один всегда было чем промочит горло.

— Поэтому он и ненавидит случившееся с ним, — кивнула Бетси. — Не инвалидное кресло, а запрет врачей на канадское виски.

— Я могу ему посочувствовать.

На мгновение Бетси взяла Анджело за руку.

— Вы поженились? Я хочу сказать, официально. Она беременна?

— Нет. Еще нет. Мы так думаем.

Бетси сжала его руку, потом отпустила.

— Анджело Перино, я собираюсь родить от тебя ребенка. Я так решила. Ты только подожди, и все будет по-моему.

— Что Бетси хочет, то Бетси и получает, — усмехнулся Анджело.

— А хочет Бетси тебя.

— Тогда, перефразируя Эф-Де-Эр (Франклин Делано Рузвельт (1882-1945) — 32-й президент Соединенных Штатов), тебе придется утрясти этот вопрос с Синди, — рассмеялся Анджело.

 

4

Он получил третье лицо. С первым Анджело вырос, но оно сгорело в аварии. Второе, которое дал ему доктор Ганс и которое потом изуродовали бандиты в темном детройтском переулке, ему никогда не нравилось. Фальшивое, слишком юное для мужчины его возраста. Теперь пришла очередь третьего лица, второго за последние три года, созданного не природой, а руками опытного хирурга.

Синди настояла на своем присутствии в палате, когда с Анджело сняли повязки, хотя доктор Ганс и медицинские сестры предупреждали ее, что увидит она совсем не то, что будет потом. Синди ахнула.

— Такое ощущение, что он обгорел на солнце-

— Совершенно верно, — кивнул хирург. — Лицо красное, как мы вас и предупреждали. Но через неделю...

Через неделю Анджело стал другим человеком. Ему не вернули лицо, которое он видел в зеркале перед автомобильной аварией, такое оказалось не под силу даже первоклассному хирургу. Но исчезло и лицо юноши, с которым он проходил последние несколько лет. Тевтонский прямой нос заменил римский. Сломанные скулы доктор Ганс восстановил, использовав костную ткань, взятую с таза. Та же тазовая кость пошла на восстановление челюсти, над которой поработали детройтские бандиты. Анджело получил лицо, которое не заставляло людей оглядываться, чтобы вновь посмотреть на него. Это его очень устраивало.

— Мне оно нравится, — вынесла свой вердикт Синди.

Для Анджело ее мнение было главным.

 

5

За время своего пребывания в Лондоне, Амстердаме, на Ривьере Анджело и Синди поговорили по телефону лишь с одним человеком, не являющимся их близким родственником, — Ричардом Никсоном, только что избранным на пост президента Соединенных Штатов. Он поздравил их со свадьбой и пожелал успешной операции в швейцарской клинике. Никсон также сказал, что опыт Анджело позволяет ему рассчитывать на высокий пост в администрации президента, попросил обдумать его предложение и — перезвонить после окончательного выздоровления.

В клинике Анджело и Синди отвечали на некоторые письма, расширяя сферу общения. Анджело поговорил по телефону с Ли Якоккой из «Форда», который также пожелал ему скорейшего выздоровления и попросил перезвонить по возвращении в Штаты. Генри Форд Второй прислал в клинику цветы и записку с просьбой позвонить, когда Анджело будете Детройте. Цветы Форда прибыли одновременно с телеграммой от Бунки Кнудсена (В то время президент корпорации «Крайслер»), советовавшего держаться подальше от Форда. Эд Коул из «Дженерал моторс» позвонил, чтобы предложить встретиться. К удивлению Анджело, он получил телеграмму и от Соиширо Хонды.

Но самым многообещающим стал звонок Роберта Макнамары, председателя Всемирного банка. Он порекомендовал Анджело заняться консультированием в вопросах создания и производства автомобилей. Банкирам с Уолл-стрит, отметил Макнамара, нужен человек, который может дать им дельный совет о состоянии и будущем отрасли в целом и каждой из ведущих корпораций в отдельности. Он мог бы стать аналитиком автомобильной промышленности.

Предложение понравилось как Анджело, так и Синди, и они решили рассмотреть его более внимательно.

 

6

Возвратившись в Штаты, они поехали в Детройт и встретились и позвонили всем, кому считали необходимым. Старшим Перино понравилось новое лицо Анджело, и они долго нахваливали доктора Ганса. («Я только молю Господа, чтобы доктору не пришлось вновь пользовать Анджело». И по щекам Дженни вновь покатились слезы.) Ли Якокка пригласил их на ленч, Бунки Кнудсен — на обед, Эд Коул — на коктейль. Они все одобрили решение Анджело заняться анализом автомобильной промышленности вместо того, чтобы поступить на работу в одну из компаний Большой тройки или разрабатывать новый автомобиль.

— Как я понимаю, вы скоро запускаете новую модель? — спросил Анджело Якокку. — Название уже придумали?

— Из вас получится хороший аналитик, — сухо ответил Якокка. — Вы знаете то, чего знать не должны.

— А что это изменит для вас, как вы думаете? — спросил Анджело. — Хэнк Форд из чувства благодарности передаст вам бразды правления?

Якокка пожал плечами.

— Никогда не знаешь, чем все кончится, — усмехнулась Синди. — Если модель окажется удачной, Форд убедит себя, что идея принадлежала ему. Если нет, то мистеру Я кокке. На сегодняшний день Лорен Хардеман Первый уверен, что никогда не хотел разрабатывать «бетси». А Лорен Третий убежден на все сто процентов, что именно Анджело Перино навязал компании новый автомобиль.

— Я не столь циничен, как вы, Синди. Она улыбнулась Якокке и накрыла его руку своей.

— Ли, давайте встретимся здесь же через пять лет. Вы уже не будете работать в «Форд моторе компани».

Улыбнулся и Ли Якокка.

— А вы, миссис Перино, будете женой президента «Вифлеем моторс».

В Нью-Йорке, пока шел ремонт арендованной ими квартиры на Манхаттане, они временно поселились в отеле «Уолдорф».

Как-то вечером Синди зашла в ванную и увидела, что Анджело, еще мокрый, только что вышедший из душа, стоит перед зеркалом, уставившись на свою физиономию.

— Знаешь, что случается с мужчинами, которые слишком долго стоят перед зеркалом и изучают свое лицо? — спросила она. — Самолюбование отвлекает от главного. — Она обхватила Анджело руками и поиграла с его членом.

— Да уж... — улыбнулся он. — Этот орган в бизнесе не нужен.

— Зато нужен для трахания. И еще для кой-чего.

— В каком смысле?

— Доктор говорит, что я беременна.

— Синди!

— А чему ты удивляешься? Разве могло быть иначе, если от противозачаточных таблеток я отказалась, а от всего остального — нет?

Анджело повернулся и нежно обнял жену, чтобы, не дай Бог, не навредить ребенку.

Она крепче прижалась к нему.

— Слушай, я не сломаюсь. И ребенку ничего не будет. Когда придет время держаться от меня подальше, я тебе скажу. А сейчас мне очень хочется!

Улыбка Анджело стала шире.

— Как и всегда.