Глава 1
В шуме колючих водяных струй, бивших ему прямо в темя, утонул рев четырех мощных авиационных двигателей. Пар начал заволакивать стены душевой кабины. Бейдр быстро намылился, смыл душистую пену и переключил воду с горячей на холодную. Усталость сняло как рукой, и он окончательно проснулся. Завернул кран и вышел из душевой.
Как обычно, Джабир стоял наготове с тяжелым махровым халатом и банными полотенцами. Он набросил полотенца на тело своего хозяина.
— Добрый вечер, господин, — тихо приветствовал он по-арабски.
— Добрый вечер, друг, — сказал Бейдр, энергично растираясь. — Который час?
Джабир глянул на «Сейко» — подарок хозяина.
— Девятнадцать часов пятнадцать минут по французскому времени, — сообщил он гордо. — Господину удалось хорошо отдохнуть?
— Да, спасибо, — Бейдр бросил полотенца и скользнул и подставленный ему халат. — Где мы сейчас?
— Над Ламаншем, — ответил Джабир. — Капитан просил сказать, что в Ницце будем в двадцать сорок.
— Прекрасно, — откликнулся Бейдр.
Джабир придерживал дверь маленького туалета открытой, когда Бейдр проходил в свой салон. Хотя салон был просторен, занимая почти треть палубы «Боинга-707», воздух все же был несвежий, насыщенный острым ароматом наркотиков.
Бейдр помедлил секунду. Ему не претили эти запахи, пока курил гашиш или амил-нитрат сам, но после они были ему неприятны.
— Тут воняет, — заметил он. — Очень плохо, что нельзя открыть окна и проветрить. На высоте тридцати тысяч футов это было бы опрометчиво.
Джабир не улыбнулся.
— Да, господин. — Он быстро прошел по салону, открывая рожки вентиляции, затем опрыскал помещение дезодорантом. Вернулся к Бейдру. — Господин решил, какой костюм он наденет?
— Еще нет, — ответил Бейдр.
Он окинул взглядом громадную, королевских размеров кровать, занимавшую чуть не половину салона. Две девушки лежали в обнимку, их нагие тела лоснились в мягком золотистом освещении. Для них мир не существовал.
Память Бейдра оживила в подробностях то, что произошло здесь некоторое время тому назад.
…Он стоял перед постелью, наблюдая, как они занимаются любовью. Голова той, что сверху, была между ног у подружки, языком она с порочной алчностью ласкала самое чувствительное — клитор… потом вдруг они обе перекатились, попеременно оказываясь одна на другой, и сдвоенные полулуния незагоревших ягодиц призывно забелели под его взглядом. Он почувствовал, как пульсирующее возбуждение пронизало его, он увидел свой отвердевший поднявшийся фаллос. Быстрым движением схватил со стола ампулы с амилом, опустился на колени возле той, что была сверху, уперся фаллосом в ее заднюю расщелину. Сильной рукой подхватив девушку под живот, крепко прижал к себе… Рука двигалась ниже, покуда не нащупала заветный бугорок. Язык второй девушки, ласкавшей клитор, коснулся кончиков его пальцев… Он жадно рванул верхнюю на себя и мощным движением глубоко вошел ей в зад.
Девушка на мгновение застыла от неожиданности атаки, широко разинула рот, готовая завизжать… На ее вдохе он разломил у нее под носом две ампулы с амилом. И тогда вместо визга она впала в бешеный спазм непрекращающегося оргазма. Секундой позже он сломал ампулу для себя и тоже взорвался оргазмом, который, как ему показалось, был бесконечным. Салон завертелся вокруг него, и Бейдр соскользнул во тьму… Его следующим сознательным актом было пробуждение — и он перебрался под душ…
И вот он стоял у постели и опять смотрел на них. Но на этот раз не чувствовал ничего. Все прошло. Они были использованы, в том и состояла их функция. Они скрасили скуку долгого полета из Лос-Анджелеса. Сейчас он даже не мог вспомнить их имена. Он отвернулся и пошел к двери салона. У двери обернулся к Джабиру.
— Разбуди и вели им одеться, — сказал он и закрыл за собой дверь.
По узкому коридору он прошел мимо двух гостевых кабин в главный салон. В переднем конце салона, в офисе, его администратор Дик Кэридж сидел за письменным столом рядом с телефоном и телексом. Молодой юрист, как всегда, был в официальном костюме: белая сорочка, темный пиджак и брюки. Бейдр не мог припомнить случай, чтобы на Кэридже не было пиджака.
Администратор встал.
— Добрый вечер, шеф, — пресным тоном поздоровался он. — Хорошо отдохнули?
— Да, спасибо, — сказал Бейдр. — А ты?
Молодой юрист ответил легкой гримаской, это был максимум экспрессии, которую он мог себе позволить.
— Никак не могу привыкнуть спать в самолете.
— Привыкнешь, — улыбнулся Бейдр. — Не надо только спешить.
Кэридж не улыбнулся.
— Если не привык за два года, то, боюсь, не привыкну никогда.
Бейдр нажал кнопку вызова обслуги.
— Что новенького?
— Тишина и покой, — ответил Кэридж. — Вы же знаете — уикенд.
Бейдр кивнул. Была суббота. Он не ожидал никаких деловых акций. Когда они вылетали из Лос-Анджелеса, был час дня.
Из кухонного отсека вышел шеф-стюард Рауль.
— Слушаю вас, сэр!
— Кофе, — сказал Бейдр. — Кофе по-американски. — Его желудок недолюбливал крепкий фильтрованный кофе, который имел обыкновение подавать стюард. Он опять обратился к Кэриджу: — Ты с яхтой связался?
Кэридж утвердительно кивнул.
— Я говорил с капитаном Петерсеном. Он все подготовил к вечернему приему гостей. «Ролс-ройс» и «Сан Марко» будут ждать у аэропорта. Если море будет спокойное, он сказал, «Сан Марко» доставит вас в Канны за двадцать минут. Автомобильная поездка займет более часа из-за потока машин на фестиваль.
Вернулся стюард с кофе. Пока он наливал в чашку, Бейдр зажег сигарету. Попробовал кофе.
— Не желаете ли что-нибудь съесть? — спросил стюард.
— Пока нет, спасибо, — отказался Бейдр. Повернулся к Дику. — Моя жена на яхте?
— Капитан сказал, она была на вилле. Но прилетел из Парижа Юсеф, и он уже на борту. Просил передать вам, что на вечер пригласил нечто умопомрачительно талантливое.
Бейдр кивнул. Юсеф Зиад был шефом его парижского бюро. У Бейдра было по офису в каждой стране. А в них — яркие, обаятельные, образованные молодые люди, любившие делать деньги и карьеру. Главной их функцией было отыскивать хорошеньких девиц и украшать ими приемы, которые устраивал Бейдр для успеха своего бизнеса.
— Вызови к телефону миссис Аль Фей, — распорядился он, смакуя ароматный кофе.
Рауль снова наполнил его чашку. Бейдр молча потягивал кофе. Вскоре послышался зуммер телефона. Он взял трубку.
Докладывал Кэридж:
— Миссис Аль Фей отсутствует. Я разговаривал с ее секретарем, та сообщила мне, что мадам пошла на просмотр фильма и сказала, что прибудет на яхту сама, после последнего сеанса.
— Благодарю, — сказал Бейдр и положил трубку.
Он не был удивлен: не ожидал застать Джордану дома — ни в дни кинофестиваля, ни в другие, когда бывали какие-либо события. Она всегда должна была присутствовать там, где что-то происходит. В первый момент он почувствовал раздражение, но вскоре оно прошло. Впрочем, именно живость, подвижность и привлекали в ней в первую очередь. Она была американка, не арабка. Американские девушки не домоседки. Однажды он попытался объяснить это своей матери, но по-настоящему она так и не поняла. До сих пор огорчалась, что он не женился на арабской девушке после развода с первой женой.
Опять зазвонил телефон. Он поднял трубку. Вызывал пилот, капитан Эндрью Хайэтт.
— С вашего разрешения, сэр, — сказал пилот, — я бы хотел, чтобы самолет обслужила «Эр Франс», если пробудем в Ницце достаточно долго.
Бейдр улыбнулся. Это была деликатная форма выяснения вопроса, сколько времени на земле капитан может дать своему экипажу.
— Думаю, что можем планировать время здесь до среды. Тебе хватит, Энди?
— Да, сэр.
— Полет был хорош, Энди. Благодарю.
— Спасибо, сэр. — В голосе пилота слышалось полное удовлетворение результатом разговора.
Бейдр вызвал по внутренней связи Кэриджа.
— Закажи экипажу места в «Негреско» до вторника.
— Слушаюсь, сэр. — Кэридж поколебался. — А как с девочками, мы пригласим их на прием?
— Нет, — отрезал Бейдр. — Юсеф по этой части уже распорядился.
— Что будем с ними делать?
— Устройте их в «Негреско», с экипажем, — сказал он. — Выдайте каждой по пятьсот долларов и обратный билет до Лос-Анджелеса.
Он положил трубку и уставился в иллюминатор. Почти совсем с темнело и далеко внизу под ними начинали светиться огоньки французских деревень. Он стал гадать, чем сейчас занята Джордана. Прошел почти месяце тех пор, как он видел ее с детьми и Бейруте. Они условились встретиться в его день рождения на юге Франции. Он думал о бриллиантовом колье от Ван Клеефа и пытался угадать, понравится ли оно ей. На этот счет у него не было никакой уверенности. Теперь на всех были только линялые джинсы да фальшивая бижутерия. Все было ненастоящим, даже об их чувствах друг к другу можно было сказать то же самое.
Джордана проснулась, встала и направилась в ванную, на ходу подхватывая одежду.
— Почему вдруг такая спешка, дорогая? — послышался на кровати мужской голос.
Они помедлила и двери ванной комнаты и оглянулась.
— Прилетает муж, — сказала она. — И на яхте я должна быть вовремя, чтобы успеть переодеться к вечеру.
— А может, его самолет опоздает, — предположил хрипловатый голос.
Самолет Бейдра никогда не опаздывает. Она вошла в ванную, затворила за собой дверь. Наклонилась над бидэ, регулируя кранами температуру воды и делая ее такой, как любила. Достала из сумочки пластиковый футляр со своим личным мылом и, расположившись над бидэ, стала мыться. «Иногда у меня нет ни малейшей охоты мыться, — думала она. — Знал бы он, когда старался»…
Она посмеялась про себя. Мужчины настолько захвачены бывают мыслью о своей неотразимости, непобедимости своего копья, что не могут себе представить, как это женщина, в которую они проникли, не будет испытывать оргазм за оргазмом… Она могла по пальцам пересчитать случаи, когда по-настоящему кончала. Но в одном она была твердо уверена. Если бы дело дошло до учреждения академической Премии за умение вызывать оргазм у мужчины, она получала бы ее ежегодно.
Она выключила воду, поднялась и начала вытираться под рыкающее бульканье воды в стоке.
Биде во французских отелях всегда издавали одинаковые звуки, будь то в Париже, Каннах или в провинции. Глак, глак, пауза, глак, глак, глак. Теперь, отбросив полотенце, она смочила пальцы духами и легонько втерла их в шелковистый лобок. Затем быстро оделась и вышла из ванной.
Мужчина сидел голый на кровати и забавлялся своим опять поднявшимся копьем.
— Взгляни-ка, дорогая, что тут у нас произошло.
— Вам — гудбай, — сказала она.
— А, может… — предложил он.
Она отрицательно покачала головой.
— Прости, милый. Убегаю, некогда.
— А может, попозже, на приеме? Мы могли бы найти укромный уголок, вдали от толпы.
— Ты не пойдешь на прием, — сказала она твердо.
— Но, дорогая, — запротестовал он. — Отчего же? Я ведь провел с тобой на яхте целую неделю.
— Именно поэтому, — отрезала она. — Бейдр не дурак.
— И когда же мы увидимся? — спросил он.
Его копье начало опускаться.
Она пожала плечами.
— Не знаю даже… — Раскрыла сумочку и подошла к постели с маленьким конвертом, в котором лежали стофранковые банкноты. Бросила конверт на простыню рядом с мужчиной. — Этого хватит оплатить твои счета в отеле, — сказала она. — И еще останется на то время, пока подыщешь себе другой вариант.
В голосе мужчины послышалась обида:
— Дорогая, неужели ты думаешь, все было только ради денег?
Она рассмеялась.
— Надеюсь, нет.
— Я никогда не найду другой женщины, как ты, — сказал он с грустью.
— Оглянись вокруг, — усмехнулась она. — Нас такое множество. И если тебе нужны рекомендации, скажи им, что я дала тебе высшую оценку.
Ее уже не было в номере, когда он сообразил, что ответить. Она стояла в холле, ожидая лифт, и взглянула на часы. Было без четверти восемь. Ей как раз хватит времени добраться до яхты и принять горячий душ, перед тем как переодеться к вечеру.
Глава 2
Юсеф заметил «ролс-ройс» — белый кабриолет Джорданы, припаркованный перед отелем «Карлтон», когда выходил из такси. Он поискал ее взглядом, пока расплачивался с таксистом, но увидел только ее шофера Ги, болтавшего с другими шоферами. Юсеф направился в вестибюль отеля.
Ото был день накануне официального открытия кинофестиваля, и большая часть рекламы, эмблем, плакатов уже красовалась на столбах и на стендах — это у более мелких кинопрокатных фирм. Ом задержался на миг — взглянуть на все это оформление.
Особенно выделялся гигантский транспарант, на весь вестибюль: АЛЕКСАНДР ЗАЛКИНД ПРЕДСТАВЛЯЕТ «ТРИ МУШКЕТЕРА». Юсеф медленно просматривал список аккредитаций: Майкл Йорк, Оливер Рид, Ричард Чемберлен, Рокуэл Уэлш, Чарлтон Хестон, Фэй Данауэй. Да, это был слет всех звезд. Даже на него, любителя кинематографа с детских лет, это производило впечатление. Он направился к стойке администратора.
Коротышка Эли, дежуривший сегодня, улыбнулся, слегка поклонился.
— Месье Зиад, как приятно снова видеть вас здесь.
Юсеф улыбнулся в ответ.
— Бывать здесь — всегда удовольствие, Эли.
— Чем могу быть нам полезен, месье Зиад?
— Я должен встретиться с мистером Винсентом, — объяснил Юсеф. — Он здесь?
— Он ждет вас в малом баре, — сообщил Эли.
— Благодарю, — сказал Юсеф. Он повернулся было идти, но потом, словно вспомнив о чем-то, добавил: — Кстати, им не видали мадам Аль Фей?
Без малейшего колебания Эли отрицательно покачал головой.
— Нет, не видел. Желаете, чтобы я пригласил ее?
— Да нет, пустяки…
Юсеф повернулся и пошел к малому бару, расположенному неподалеку от лифтов.
Эли взял телефонную трубку с аппарата, стоявшего позади него на конторке, и шепотом назвал номер. Оператор в опускающемся лифте ответил. Через мгновенье он положил трубку и повернулся к Джордане.
— Месье Эли спрашивает, не желает ли мадам спуститься на лифте со стороны Рю де Канада. Он послал человека, чтобы проводить вас.
Джордана посмотрела на лифтера. Его лицо ничего не выражало, лифт уже останавливался. Она кивнула.
— Благодарю!
Она вышла из кабины и двинулась по коридору. Эли, верный своему слову, уже прислал человека, и тот ждал ее в маленьком старомодном лифте, которым в особых случаях еще пользовались в этой части отеля.
Из отеля она вышла через «Карлтон Бар» на террасу, а с нее на подъездную дорожку, ведущую к главному входу в отель. Ги, ее шофер, увидев хозяйку, подскочил к дверце «ролс-ройса». Она заглянула в вестибюль, перед тем как сойти вниз. Сквозь толпившуюся у стойки публику она поймала взгляд Эли. В знак благодарности кивнула ему. Не изменяя выражения лица, он слегка наклонил голову.
Ги придерживал открытую дверцу, пока Джордана усаживалась. Она не знала, по какой причине Эли вывел ее кружным путем, но достаточно было самого факта. Эли был, наверно, мудрейшим человеком на всей Ривьере. И, наверно, никто не умел так держать язык за зубами.
Малый бар был полон, столик Майкла Винсента располагался на отлете, между стойкой и входом. Майкл вскочил навстречу Юсефу и протянул руку.
Юсеф пожал ее.
— Простите за опоздание. Движение на Круазетт — просто какой-то кошмар.
— Ерунда, — ответил Майкл. Странно было слышать тихий голосок от верзилы ростом шесть футов и четыре дюйма. Он жестом показал на молоденьких женщин, сидевших за его столиком: — Как видите, я проводил время наиприятнейшим образом.
Юсеф улыбнулся. Он знал девочек. Они были частью группы, что он притащил сюда из Парижа.
— Сюзанн, Моник, — пробормотал он садясь.
Девочки почти сразу упорхнули. Они понимали сигналы.
Это была деловая встреча. Им пора было идти в свои комнаты и приготовиться к вечернему приему.
Официант примчался с бутылкой «Дом Периньон» и показал ее Юсефу, ожидая одобрения. Юсеф кивнул. Официант откупорил и предложил ему бокал на пробу. И на этот раз Юсеф кивком выразил одобрение; официант посмотрел на Майкла Винсента.
— Я потружусь над виски, — сказал режиссер-продюсер.
Официант налил шампанское Юсефу и удалился. Юсеф поднял бокал.
— Я полагаю, вы достаточно хорошо здесь устроены?
Верзила расплылся в улыбке:
— Лучшие комнаты в этом отеле, и вы еще спрашиваете, доволен ли я? Единственно, что мне хотелось бы узнать, как это вы ухитрились их заказать. Две недели назад я звонил — не было ни одной свободной комнаты во всем городе на время фестиваля. Вы же позвонили за день, и как по волшебству — есть комната.
Юсеф таинственно улыбался.
— Скажем прямо, кое-каким влиянием мы располагаем.
— Выпьем за это, — предложил американец.
Он проглотил виски и подал знак, чтобы принесли еще.
— Мистер Аль Фей просил выразить вам признательность за ваши хлопоты. Он ожидает важных результатов от вашей встречи.
— Я тоже, — откликнулся Винсент. — Даже не верится… Мне понадобилось больше пяти лет, чтобы собрать средства на съёмку «Ганди», а вы приходите ко мне с десятью миллионами долларов и спрашиваете, заинтересован ли я в работе над фильмом о жизни Магомета.
— Меня это не удивляет, — сказал Юсеф. — Перестанет удивлять и вас, когда вы повидаетесь с мистером Аль Феем. Он человек огромной интуиции. Он знает ваши картины о великих философах — Моисее, Иисусе Христе и Ганди, и что может быть естественнее, как не обращение к вам, человеку, которому по плечу воссоздать в фильме эту грандиозную историю.
Режиссер кивнул.
— Будут большие проблемы…
— Конечно, — согласился Юсеф. — Они всегда были и есть…
Винсент нахмурился.
— Будет трудно получить релиз. В кинобизнесе много евреев.
Юсеф улыбался.
— Об этом мы станем беспокоиться, когда придет время… — сказал он мягко. — Не исключено, что мистер Аль Фей купит одну из крупных компаний и станет прокатывать фильм сам.
Винсент сделал еще глоток виски.
— Должно быть, он вполне серьезный малый, этот ваш мистер Аль Фей.
— Мы думаем, что так оно и есть, — спокойно отозвался Юсеф.
Он глядел на кинодельца и думал, сохранилось бы такое впечатление у этого человека, знай он, как тщательно его изучали, прежде чем выбор Бейдра пал на него. Все, чем занимался Винсент со времени своего детства, заключалось в досье на столе у Бейдра. Не было ни одного элемента личной жизни этого мужчины, который не был бы известен. Его девушки, его женщины, что и как он пил, даже членство в тайном обществе Джона Бёрча и в некоторых иных антисемитских группах, — все было отражено в досье. Вплоть до анализа причин, почему он был персона нон грата в киноиндустрии. Антисемитизм трудно было прятать в столь чувствительном деле, как кинобизнес. С тех пор когда был сделан «Ганди», прошло пять лет, и картина все еще не была допущена к показу в западном мире. И с тех пор ни один из проектов этого человека не был реализован. Последние несколько лет он держался благодаря приятелям и обещаниям. И бутылке виски.
Юсеф не стал ему говорить, что Бейдр подкатывался ко многим, прежде чем обратился к нему. Но все отвергали это предложение не потому, что Пророк не был бы хорошим героем для кинофильма, но они считали: назначение картины в настоящее время — скорее пропагандистское, нежели философское и просветительское. Все это понимали — и боялись евреев; евреи главенствовали в бизнесе, и они боялись настроить их против себя.
Юсеф взглянул на часы и встал.
— Прошу извинить, но я должен уйти. Есть кое-какие важные дела.
Винсент посмотрел на него.
— Да, конечно, я понимаю. Спасибо, что навестили.
— Был весьма рад… Яхта в заливе, напротив отеля. Начиная с десяти тридцати в конце Карлтон-пирса ожидает флотилия моторок для перевозки на борт яхты. Милости просим в любое время после десяти тридцати.
Подошел официант с чеком. Юсеф подписывал его, когда Винсент встал из-за стола. Мужчины на прощанье обменялись рукопожатием, и Юсеф покинул бар.
Он заметил, что машины Джорданы уже не было, когда он вышел из отеля. Взглянул на «пьяже», украшавшие его запястье: несколько минут девятого. Спустился по лестнице и свернул к отелю «Мартинэ». Любопытные уже собирались. В течение нескольких недель здесь предстоит ежевечернее безумное столпотворение — люди понаехали отовсюду поглазеть на знаменитостей и кинозвезд. Он быстро прошел через толпу, не глядя по сторонам. Можно было выкроить еще часок до возвращения на яхту и встречи с Бейдром.
В вестибюле «Мартинэ» народу было поменьше, чем в «Карлтоне». Он прошел прямо к лифту и поднялся на верхний этаж. Из лифта прошел до конца коридора в уютный пентхауз. Нажал кнопку. Внутри послышался мягкий звон. Он подождал секунду и позвонил еще раз.
За дверью раздался сиплый голос:
— Qui est la?
Раздался звук отодвигаемой цепочки, затем дверь распахнулась, представив взору высокого молодого блондина. Он посмотрел на Юсефа довольно злобно.
— Ты опоздал, — упрекнул он. — Говорил, будешь здесь еще час назад.
— Я же предупредил: у меня дела, — объяснил Юсеф, проходя за ним в комнату. — Ведь знаешь: я должен зарабатывать на жизнь.
— Все ты врешь! — Голос молодого человека был злой, он громко хлопнул дверью. — Ты был с Патриком!
— Я тебе сказал: Патрик в Париже, — оправдывался Юсеф. — Я совсем не хочу, чтобы он приезжал сюда.
— Он здесь, — сухо сообщил молодой блондин. — Я видел его в самолете сегодня днем. Он был с англичанином, владельцем универсального магазина.
Юсеф молчал, подавляя нараставшее чувство гнева. Он категорически приказал Патрику сидеть в отеле и не высовывать оттуда носа до завтра.
— Вот же сука! — выругался он. — Я ему покажу!..
Он прошел через комнату к столу со встроенным баром. Там была начатая бутылка «Дом Периньон» в ведерке со льдом. Он налил бокал себе и повернулся к молодому человеку:
— Выпьешь шампанского, мой милый?
— Нет, — капризно отказался молодой человек.
— Брось, Жак. Ну не будь же таким! Ты ведь знаешь, что я запланировал для тебя.
Впервые после прихода Юсефа Жак посмотрел на него.
— Когда я должен с ней встретиться?
— Сегодня вечером. На яхте, — объяснил Юсеф. — Я все устроил.
— Я пойду с тобой? — спросил Жак.
Юсеф покачал головой.
— Нет. Мы с тобой даже не знакомы. Если она заподозрит, что мы дружим, у тебя не будет никаких шансов. Я пристроил тебя в свиту принцессы Мары. Хозяйке тебя представит она.
— Почему вдруг Мара? — запротестовал Жак. — Ты же знаешь, я ее терпеть не могу.
— Потому что она будет делать то, что скажу я, — ответил сухо Юсеф. — Она найдет момент, чтобы отвести Джордану в сторонку и рассказать, какой ты потрясающий в постели и что за колоссальные у тебя причиндалы.
Жак посмотрел на него недоверчиво.
— И это заставит леди влюбиться в меня?
— Нет, — ответил Юсеф. — Это ваше дело. На то Джордана и американка, чтобы на нее произвела впечатление рекомендация такой опытной женщины, как принцесса Мара. А кроме того, Джордана большая любительница хороших елдаков.
Молодой человек прошел к бару и налил себе бокал шампанского.
— Буду надеяться, что ты во всем прав, — сказал он и сделал глоток. — Но что, если есть еще кто-то, кем она интересуется?
— Был, — сказал Юсеф. — Я слышал об этом от команды яхты. Но я же знаю Джордану: она от него отделалась, чтобы не иметь сложностей, когда муж поблизости.
— А что, если я ей не понравлюсь?
Юсеф улыбнулся и поставил свой бокал. Подошел к молодому человеку и потянул за кушак, стягивавший полы купального халата. Халат раскрылся. Юсеф взял фаллос молодого блондина в руку, легонько сжал, а когда тот возбудился, взвесил его на ладони.
— Очень недурные дюймы, — проворковал он. — Как ей устоять и не прийти в восторг? Немыслимо!
Глава 3
Телетайп застучал, как только самолет остановился у западного края летного поля, неподалеку от складов. Дик Кэридж отстегнулся, встал и прошел к аппарату. Подождал, покуда телетайп умолк, затем оторвал ленту с депешей, сел к столу и раскрыл шифровальную книгу, которая была всегда при нем.
Бейдр поглядел на него и пошел обратно к тем двум девчонкам. Они отстегнули ремни и подымались с кресел. Он остановился рядом с ними и улыбнулся.
— Надеюсь, вы получите колоссальное удовольствие, побывав на Ривьере.
Блондинка улыбнулась ему в ответ.
— Ой, мы так волнуемся! Мы первый раз здесь. Единственно, что нас огорчает, это что мы не увидимся с вами.
Ом повел рукой.
— Бизнес. Всегда бизнес… — Он думал о депеше. Что-то важное, раз телетайп ожил в уикенд. — Но если вам что-то потребуется, звоните Кэриджу, он все уладит.
— Хорошо, мы позвоним, — сказала темненькая. Она корректно протянула руку: — Спасибо вам большое за приятное путешествие.
Блондинка рассмеялась.
— Да уж, действительно, путешествие!
Бейдр засмеялся вместе с ней.
— Спасибо вам за компанию.
К ним приближался Рауль.
— Машина ожидает леди у ворот!
Бейдр проводил взглядом девушек, направившихся за стюардом к выходу, и затем повернулся к Кэриджу. Вскоре молодой человек закончил расшифровку телекса. Оторвал листок от блокнота и вручил Бейдру.
ОДИН МИЛЛИОН ФУНТОВ СТЕРЛИНГОВ ДЕПОНИРОВАН ВАШ СЧЕТ БАНК ДЕ СИРИ ЖЕНЕВА СООТВЕТСТВИИ СОГЛАШЕНИЕМ. СВЯЖИТЕСЬ АЛИ ЯСФИР МИРАМАРОМ ОТЕЛЬ КАНН ДЛЯ УТОЧНЕНИЯ ДЕТАЛЕЙ.(подпись) АБУ СААД.
Бейдр бесстрастно проглядел телекс, затем старательно разорвал листок на мелкие клочки. Кэридж сделал то же самое с телетайпной лентой и рваные бумажки сложил в конверт. Вернулся к письменному столу и достал из-под него нечто похожее на мусорную коробку с крышкой, в которой имелась щель. Он открыл устройство, опустил туда конверт с обрывками и нажал маленькую кнопку сбоку. Кнопка вспыхнула ярко-красным светом, затем померкла. Он открыл контейнер и заглянул внутрь. От бумаги остался лишь серый сморщенный пепел. Он вернулся к Бейдру.
— Когда вам будет угодно увидеть мистера Ясфира? — спросил Кэридж.
— Вечером. Пригласи его на прием.
Кэридж пошел к своему столу. Бейдр откинулся на спинку кресла и стал думать. Всякий раз получалось одно и то же. Как бы тщательно он ни планировал свой отпуск, всегда что-нибудь да мешало. Но это дело было важное, и необходимо им заняться. Абу Саад был финансовым агентом «Аль-Ихва» — «Братства», одной из более мощных дочерних группировок федаинов, и денежные суммы, которыми он ворочал, были просто астрономические. Перечисления поступали от правителей богатых нефтью княжеств и королевств, таких как Кувейт, Дубай и Саудовская Аравия, весьма озабоченных тем, чтобы их имидж в мусульманском мире сохранялся безупречным. И с типичными для Ближнего Востока предосторожностями часть денег откладывалась для инвестирования и сбережения на тот случай, если движение потерпит неудачу. Пожалуй, не более пятидесяти процентов полученных сумм расходовались на борьбу за освобождение.
Бейдр тихо вздохнул. Неисповедимы пути Аллаха. Свобода всегда была иллюзорной мечтой арабского мира, но, наверно, было на роду написано так этому и оставаться навеки — мечтой. Конечно же, Он благоволил счастливцам, подобным ему, Бейдру, но зато прочим оставалось лишь скудное существование и борьба. Райские же врата были распахнуты настежь для всех, кто верует: когда-нибудь они приблизятся к этим вратам. Быть может.
Он встал и подошел к письменному столу.
— Достань из сейфа колье, — сказал он Кэриджу. Опустил в карман пиджака обтянутый бархатом футляр и направился к выходу из самолета. Оглянулся на Кэриджа:
— Я увижусь с тобой на борту яхты в одиннадцать.
— Да, сэр.
Джабир ожидал его у трапа внизу.
— Машина ждет и отвезет господина к катеру.
Большой черный «кадиллак» стоял на поле у самолета.
Рядом с автомобилем стояли Рауль и человек в форме французской таможенной службы. Таможенник в полуприветствии коснулся фуражки.
— Месье имеет что-либо для декларации? — спросил он по-французски.
Бейдр мотнул головой.
— Нет.
Чиновник улыбнулся.
— Мерси, месье.
Бейдр сел в машину. Джабир закрыл за ним дверцу и занял место рядом с водителем. Заработал мотор, машина круто развернулась и рванула к западной части летного поля.
«Сан-Марко» стоял пришвартованный к старому обветшавшему причалу. Два матроса и старший офицер с яхты ожидали его. Офицер отдал Бейдру честь:
— Добро пожаловать к нам, мистер Аль Фей!
Бейдр улыбнулся.
— Спасибо, Джон.
Матрос подал ему руку, и Бейдр оперся на нее, ступая на борт быстроходного катера. За ним последовал Джабир, затем матросы. Бейдр прошел вперед и занял место у штурвала. Офицер подал ему желтую ветровку и кепи.
— У меня тут мокровато, сэр. Сегодня малость дует, и беби мечет приличные брызги.
Бейдр молча расставил руки, матрос натянул на него ветровку. Следом Джабир взял и надел куртку, то же самое сделали и матросы. Бейдр положил руку на штурвал и нажал кнопку стартера. Двигатель ожил и ревом разорвал ночь. Бейдр посмотрел через плечо.
— Отдать концы!
Матрос сбросил швартов. Канат змеисто соскользнул с кнехта, и матрос оттолкнул лодку от причала.
— Все чисто, сэр! — доложил он, выпрямляясь и укладывая канат в бухту.
Бейдр отпустил сцепление, и большой быстроходный катер малым ходом пошел вперед. Бейдр плавно нажал на акселератор и направил катер в море: он легко, без усилий скользил по воде. Бейдр опустился на сиденье и пристегнулся ремнем безопасности.
— Пристегнитесь, — сказал он. — Сейчас дам ему жару!
Позади него послышалось движение, потом голос офицера перекрыл рокот двигателя:
— Все готово, сэр!
Бейдр дал полный газ. Катер, казалось, весь вылез из воды в могучем рывке вперед, и веер водяных брызг от форштевня образовал над их головами сверкающую арку. Ветер хлестнул его по лицу, перехватило дыхание, и он обнажил зубы в напряженной гримасе. Взгляд на спидометр — скорость достигла почти сорока узлов. Он с трудом сдерживал желание захохотать, когда, слегка тронув штурвал, направил катер к Каннам. Сила трехсот двадцати лошадей, послушная кончикам его пальцев, и ветер и вода, стегавшие его лицо… Восторг! В некотором роде это было получше секса.
В апартаментах Али Ясфира зазвонил телефон. Коротконогий толстый ливанец заковылял вразвалку к телефону и взял трубку.
— Ясфир слушает.
В ухо ему прохрустел голос американца. Он немного послушал, кивнул.
— Да, конечно. С превеликим удовольствием. Буду ждать встречи с его превосходительством. — Он положил трубку и уковылял обратно к своим приятелям.
— Заметано! — объявил он с удовлетворением. — Вечером мы встречаемся на яхте.
— Это хорошо для вас, — сказал стройный темный француз, сидевший на кушетке. — Но это не решает нашу проблему.
— Пьер прав, — заметил американец в пестрой спортивной рубашке. — В моих американских контактах проблемы посерьезней.
Али Ясфир повернулся к нему.
— Мы все понимаем и делаем все, что в наших силах, чтобы устранить их.
— Вы совсем не торопитесь, — продолжал американец. — Мы собираемся делать бизнес с другими.
— Вот черт! — бросил Пьер. — И это когда он наладил переработку.
— И нет недостатка в сырье, — добавил Али. — Фермеры справились. Урожай хороший. И снабжение заводов идет без помех. Мне сдается, Тони, что угроза развала гнездится в вашей системе поставок. Две последние основные партии товара, отправленные морем из Франции, были перехвачены в Соединенных Штатах.
Выражение лица американца стало жестким.
— Навели отсюда. Иначе федеральные ищейки никогда не вышли бы на них. Нам теперь надо искать другой маршрут в страну.
— Из Южной Америки, — предложил француз.
— Без толку, — мрачно отозвался Тони. — Последний раз мы так и сделали — и все равно засекли. Если начнется и здесь — мы пропали.
Али посмотрел на француза.
— Наводка была со стороны вашей организации.
— Не может этого быть, — возразил француз. — Всякий, кто работает на нас, проверен и перепроверен.
— У нас может не быть выбора, — заметил Али. — Мы не в состоянии продолжать финансировать ваши операции, если нет возможности доводить товар до рынка.
Француз молча думал.
— Давайте не будем торопиться, — наконец сказал он. — Мы на этой неделе отправляем груз морем. Посмотрим, что из этого получится.
Али Ясфир взглянул на американца. Американец кивнул. Али снова обратился к французу.
— Договорились, Пьер. Мы подождем и поглядим.
После ухода француза Тони посмотрел на Али.
— Что вы об этом скажете?
Али повел плечами.
— Кто ж его знает, что тут можно сказать?
— Возможно, он отшивает нас от дела, — сказал Тони. — Материал продолжает поступать на Западное побережье. Мы выплачиваем премии тамошней шпане, чтобы остаться в бизнесе.
— Товар идет из Индокитая? — спросил Али.
— И он дешевле нашего, — кивнул Тони.
Али покачал головой.
— Оно и понятно. Наши цены тоже были бы ниже, если бы нас финансировало ЦРУ.
— Это только часть проблемы, — сказал Тони. — Теперь ходовой товар в Штатах — кока. А это наше слабое место.
— Мы ищем подходы к этому делу, — сказал Али. — У меня есть кое-какие контакты в Боготе, собираюсь на той педеле слетать лично.
— Ребята будут рады этой новости. Нам бы лучше делать бизнес с вами, чем искать новых партнеров.
Али встал. Совещание было окончено.
— Мы намерены долго работать вместе.
Он проводил американца до двери. Они обменялись рукопожатием.
— Встречаемся в Нью-Йорке в начале следующего месяца, договорились?
— Надеюсь, к тому времени дела выправятся.
— Уверен, что так оно и будет, — согласился Али.
Он закрыл дверь за американцем, запер на ключ и поставил на цепочку. От двери прошел прямо в ванную, где с отвращением долго мыл руки. Затем подошел к спальне и тихонько постучался.
Дверь открылась, там стояла молоденькая девушка. Ее оливковая кожа, темные глаза и длинные черные волосы затмевали ее модные, плотно облегающие джинсы «Сан-Тропез» и рубашку.
— Кончилось совещание? — спросила она.
Он утвердительно кивнул.
— Не хочешь ли выпить холодненького?
— «Кока» у тебя есть?
— Наверняка… — Он пошел в кухню и принес из холодильника кока-колу. Наполнил стакан и подал ей.
Она стала с жадностью пить.
— Когда мы снимаемся отсюда?
— Завтра улетаем в Бейрут, — ответил Али. — Но возможна задержка.
Она вопросительно посмотрела на него.
Али выдержал ее взгляд.
— Сегодня вечером у меня встреча с твоим отцом.
В ее глазах отразилось крайнее удивление.
— Ты не намерен выдать меня? — Она поставила свой стакан. — Мне обещано, что он не узнает. Иначе я не бросила бы школу в Швейцарии.
— Это не имеет к тебе никакого отношения, — заверил Али. — Твой отец ничего не подозревает. У нас есть к нему важное дело.
— Что за дело? — В ее голосе слышалось подозрение.
— Многие капиталовложения твоего отца имеют для нас большое значение. Он вхож в некоторые сферы, куда нам без него доступа нет. Он также может закупать материалы и товары, какие нам не продадут.
— Ему известно, что все это для дела?
— Да.
Странное выражение промелькнуло на ее лице.
— Он — сочувствующий, — быстро добавил Али.
— Я ему не доверяю! — взвилась девушка. — Мой отец не сочувствует никому и ничему, кроме денег и власти. Страдания людей и справедливость для него — ноль!
— Твой отец араб, — сказал Али жестко.
— Нет! Он больше западник, чем араб. Иначе он не развелся бы с моей матерью, чтобы жениться на той женщине. Так же и с его бизнесом. Сколько времени он бывает со своим народом и в своей стране? Две недели в году? Я бы не удивилась, узнав, что он ведет дела с Израилем. Многие его друзья на Западе — евреи.
— Твой отец сделал много полезного для нашего дела. — Али понял, что заступается за человека, которого ни разу не видел. — В нашем деле победа не может быть одержана одними солдатами.
— В нашем деле победу могут одержать те, кто готов пролить за нее кровь и пожертвовать жизнью, а не такие, как мой отец, кто думает только о барышах!.. — Закипая от гнева, она убежала в ванную и захлопнула за собой дверь.
Он постучался в ванную.
— Лейла, — проговорил он мягко. — Может быть, заказать обед?
Из-за двери донесся ее голос:
— Уходи. Оставь меня в покое. Я не голодна!
Через дверную панель глухо слышались рыдания.
Он постоял в нерешительности, затем пошел в свою спальню переодеваться к ужину. Молодые напичканы идеалами. Все для них либо белое, либо черное. И никаких оттенков между. Это и хорошо и плохо.
Но судить — не его дело. На одних идеалах далеко не уедешь. Молодые не знают, что всегда нужны деньги, чтобы дело двигалось. Деньги на униформу, на продовольствие, на покупку всякого оружия и на инструкторов. Современные военные действия стоят дорого, даже если это — партизанская война. Тут-то и была причина, потому-то и затратили уйму времени, чтобы напичкать девушку соответствующими идеями. Использовали ее ненависть к отцу, покуда она не дозрела до того, чтобы физически связать себя с федаинами. И возились с ней не ради того, что она сможет делать сама. Много было других девушек, способных выполнить задания не хуже.
Но ни у кого из них не было такого отца, одного из самых богатых людей в мире. Али невольно вздохнул. Послезавтра ее переправят в учебный лагерь в горах Ливана. Если она будет находиться там, под их контролем, то, быть может, Бейдр Аль Фей станет более сговорчивым в отношении планов, которые он отверг. Дочь будет эффективней, чем револьвер, приставленный к его затылку.
Глава 4
— Штаты на проводе, мистер Кэридж, — по-английски доложила телефонистка в отеле.
— Благодарю, — сказал Дик. После серии подвываний и щелчков послышался голос. — Алло! — произнес в трубку Дик. — Снова щелчки, затем телефонный писк. — Алло, алло, — кричал он. Неожиданно линия очистилась, и он услыхал голос своей жены. — Алло, Марджери?
— Ричард? — она вроде бы сомневалась.
— Конечно, я — Ричард, — бросил он резко, с непонятным раздражением. — Кто, по-твоему, это мог еще быть?
— Тебя очень плохо слышно, — сказала она.
— Я далеко. Я в Каннах.
— Что там делаешь? — спросила она. — Я думала, ты работаешь.
— Господи, Марджери! Конечно же, я работаю. Я же говорил тебе, шеф собирается провести здесь уикенд. У его жены день рождения.
— Чей день рождения?..
— Его жены!! — кричал он. — Оставь про это, Марджери. Как мальчишки?
— С ними все в порядке, — сказала она. — Тимми только простудился. Сегодня я не пустила его в школу. Ты когда собираешься домой?
— Не знаю. У шефа много работы.
— Но ты же говорил, на этот раз уедешь всего на три недели.
— Куча дел набралась. Не моя вина.
— Мы больше бывали вместе, когда ты работал в «Арамко». По крайней мере, хоть ночевал всегда дома.
— Но и денег зарабатывал намного меньше, — парировал он. — Двенадцать тысяч в год — вместо сорока.
— Но я скучаю по тебе…
— В ее голосе слышались слезы.
Он смягчился.
— Я тоже по тебе скучаю, дорогая. И по ребятам.
— Ричард!
— Да, дорогая?
— С тобой все в порядке?
— Да, все отлично, — заверил он.
— Я все время волнуюсь за тебя. Мне кажется, ты без конца летаешь, не живешь на одном месте достаточно долго, чтобы как следует отдохнуть.
— Я научился спать в самолете, — соврал он. — Чувствую себя превосходно. — Свободной рукой он дотянулся до сигареты и зажег ее. — В любом случае мы пробудем здесь до среды. И потом я смогу быстренько прилететь.
— Я рада, — сказала она. — Ты прилетишь скоро?
— Как только смогу.
— Я люблю тебя, Ричард.
— Я люблю тебя, — отозвался он. — И мальчишек за меня крепко поцелуй.
— Поцелую, — сказала она. — Гуд бай!
— Гуд бай, дорогая.
Он положил трубку на аппарат и сделал долгую, глубокую затяжку. Оглядел свой гостиничный номер. Он показался странно пустым и каким-то стерильным. Номера в гостиницах во всем мире похожи один на другой. Как будто специально спроектированы так, чтобы вы чувствовали себя не в своей тарелке.
Ему хотелось немножко быть Бейдром. Тот был в своей тарелке в любом месте. Неуют обстановки не оказывал на него ни малейшего влияния. Разумеется, в большинстве столиц и крупных городах мира у него были собственные дома или апартаменты. Нью-Йорк, Лос-Анджелес, Сан-Франциско, Париж, Лондон, Женева, Бейрут, Тегеран. Но даже когда случалось жить в гостинице, он умел сразу привнести в помещение свой собственный стиль.
Возможно, этому способствовал тот факт, что почти всю жизнь он прожил за границей. Когда был мальчиком, отец отправил его в школу в Англии, затем в американский колледж; сперва это была Гарвардская Школа Бизнеса, затем Стенфорд. Как ни странно, его образ жизни был запланирован до его рождения. Первый племянник правящего эмира и единственный потомок мужского пола в семье, — естественно, он был тем, кому перейдет по наследству все состояние. С разработкой нефтяных месторождений деньги потекли в сундуки семьи. И все капиталовложения были поручены Бейдру, потому что Запад не пользовался у них доверием. Ведь помимо основных различий в философии и религии, была еще и долгая история колониального гнета. Богатый уже к началу своей деятельности в бизнесе, Бейдр стал еще богаче. На одном посредничестве его доходы достигли пяти миллионов долларов в год, к тому же он контролировал Международный инвестиционный фонд, составлявший свыше пятисот миллионов долларов. И самым удивительным было то, что он управлял своим бизнесом без централизованной организации. В каждой стране имелась небольшая группа служащих, подчиненных непосредственно ему. В конечном счете, все решении он принимал единолично. Он был единственным, кто знал что, где и как происходит.
Теперь Дик начинал понемногу чувствовать весь спектр операций, и все же каждый день приносил какие-то неожиданности в этом гигантском бизнесе. То, что Бейдр мог быть втянут в «Аль-Ихва», впервые он сообразил, когда ему попалась на глаза телеграмма, подписанная Абу Саадом, представителем финансистов этой организации. Он всегда считал, что Бейдр, будучи по натуре консерватором, неодобрительно относится к тактике федаинов, полагая их методы борьбы приносящими делу арабов скорее урон, чем успех. Однако оказалось, что шеф имеет с ними деловые связи. Кэридж был достаточно умен, чтобы догадаться: у Бейдра есть свои резоны. Происходили какие-то вещи, о которых знал только сам Бейдр. Он, Кэридж, мог только гадать, что это могло быть. Настанет должный момент, и он узнает. Когда сочтет нужным Бейдр.
Кэридж взглянул на свои часы. Было почти десять. Пора одеваться и двигать на яхту. Бейдр любил, чтобы он был поблизости, когда делались какие-то дела.
Бейдр остановился перед дверью, соединяющей их каюты. Постоял в задумчивости, затем вернулся к своему туалетному столику и взял бархатный футляр. Его домашние туфли беззвучно утопали в мягком ковре. Единственным звуком был легкий шорох его джеллабийи из тончайшего хлопкового полотна, когда он прошел в ее каюту.
Внутри было темно, не считая света из открытой двери. Ее свернувшееся калачиком тело угадывалось под простыней. Он тихо притворил за собой дверь, подошел к постели и сел. Она не пошевелилась.
— Джордана, — позвал он.
Признаков, говорящих, что она его услышала, не было.
— Ты не спишь? — шепотом спросил он.
Ответа не последовало. Он наклонился и положил футляр на подушку рядом с ее головой, затем поднялся и пошел к двери. Когда взялся за ручку, внезапно зажегся свет. Он заморгал и обернулся.
Она сидела на постели, ее длинные белокурые волосы рассыпались по белым плечам и стекали на полные груди с розовыми сосками. Она молчала.
— Я решил, ты спишь.
— Я спала, — отозвалась она. — Как долетел?
— Хорошо.
— Мальчики обрадуются тебе, — сказала она. — Ты сможешь побыть с ними на этот раз?
— Я рассчитываю остаться здесь до среды, — сказал он. — Возможно, завтра все вместе махнем на Капри и проведем там несколько дней.
— Они будут рады… — Она откинула простыню и встала с постели. Ее халат лежал на кресле, она взяла его. В зеркале на стене каюты она заметила, что он наблюдает за ней. — Мне надо одеться к вечеру, — сказала она, поворачиваясь к нему и одновременно набрасывая халат. Он промолчал. — Пора бы и тебе одеваться.
— Да, да, — согласился он.
Он посмотрел, как она вошла в ванную и закрыла за собой дверь, затем обернулся и взглянул на постель. Черный бархатный футляр по-прежнему лежал на подушке. Она его даже не заметила.
Он подошел к постели и забрал подарок, затем не торопясь вернулся в свою каюту. Нажал кнопку — вызвал Джабира.
Джабир возник мгновенно, как по волшебству.
— Слушаю господина?
Бейдр протянул ему футляр.
— Отдай капитану, пусть запрет в свой сейф. Утром заберем.
— Слушаюсь, господин, — ответил Джабир, опуская футляр в карман. — Я приготовил господину на вечер синий чесучовый смокинг. Пойдет?
Бейдр кивнул.
— Прекрасно.
— Спасибо, — сказал Джабир и с поклоном вышел из каюты.
Бейдр смотрел на дверь, закрывшуюся за слугой. Как это так? Не заметить футляр у себя на подушке рядом с головой? Она так решила — не заметить.
Он встал и вернулся в ее каюту. Она сидела за туалетным столиком и смотрелась в зеркало. Увидела его отражение и обернулась.
Открытой ладонью он смачно влепил ей пощечину. Она слетела со стула, при этом смахнув со столика почти все, что на нем было: духи, пузырьки, баночки с кремом… смотрела на него широко раскрытыми глазами, скорей удивленная, чем испуганная… Тронула вспыхнувшую щеку и, казалось, на ощупь ощутила отпечаток его руки. Она не пыталась подняться с пола.
— Это было глупо с твоей стороны, — сказала она почти безразлично. — Теперь я не смогу присутствовать на собственном дне рождения.
— Сможешь, — сказал он. — Даже если б тебе пришлось надеть чадру, как это делают все порядочные мусульманки.
Она проводила его взглядом, когда он шел к двери. Он остановился и взглянул на нее.
— Поздравляю с днем рождения, — сказал он и закрыл за собой дверь.
Дик стоял возле бара и смотрел на своего шефа. Бейдр в окружении нескольких человек разговаривал с Юсефом, тот, очевидно, рассказывал одну из своих бесконечных историй, а Бейдр слушал в своей спокойной внимательной манере.
Дик взглянул на часы. Половина первого. Если Бейдр и был обеспокоен отсутствием Джорданы, то не показывал своего беспокойства.
Из динамиков над тентом верхней палубы разносилась музыка. Несколько пар танцевали, по очереди попадая в яркие лучи света и снова скрываясь в полумраке ночи. Другие пары расположились на банкетках вдоль поручней и за маленькими столиками для коктейля вокруг танцевального паркета. Буфет был устроен на главной палубе, ниже, но Бейдр еще не подал сигнал к началу угощения.
К Дику подошел Али Ясфир. Лицо толстого ливанца лоснилось от пота, несмотря на вечернюю прохладу.
— Красивый корабль, — сказал он. — Сколько будет от носа до кормы?
— Сто восемьдесят футов, — ответил Дик.
Ясфир кивнул.
— Он кажется больше… — Бросил через палубу взгляд на Бейдра. — Наш хозяин, кажется, всем доволен, а?
Кэридж улыбнулся.
— Он всегда доволен. Я не знаю другого человека, который мог бы так же совмещать бизнес с развлечениями.
— Развлечения явно на первом месте… — В голосе Ясфира слышалось легкое неодобрение.
Кэридж был холодно вежлив.
— Сегодня прежде всего день рождения мадам, и он не рассчитывает в этой поездке заниматься бизнесом.
Ясфир проглотил упрек.
— Я еще не видел леди.
Кэридж позволил себе улыбнуться.
— Это ее день рождения, и вы знаете, что такое женщины. Очевидно, она планирует гранд антрэ.
Ясфир церемонно поклонился.
— Западные женщины очень сильно отличаются от арабских. Они пользуются свободами, о которых наши женщины не смеют мечтать. Моя жена… — Его голос оборвался, когда он глянул на трап, ведущий с нижней палубы.
Кэридж посмотрел туда же. Джордана как раз совершала свой выход. Все разговоры сразу пошли на убыль и смолкли. Только веселая музыка гремела над головами, но и она вдруг резко переменилась, стала тягуче напряженным «мисирлоу».
Облако света, казалось, окутывало Джордану, двигавшуюся к центру танцевального паркета. Она была в костюме восточной танцовщицы. Ажурный золотой лиф обтягивал грудь, нагой живот внизу был перехвачен державшейся на бедрах украшенной драгоценностями лентой, с которой свисали разноцветные полосы шифона, образуя как бы юбку. На голове сверкала диадема, длинные светлые волосы ниспадали на плечи; шелковая вуаль — «платок молчания» — скрывала ее лицо, и видны были только ее соблазняющие глаза. Она подняла руки над головой и на мгновение застыла в этой позе.
Кэридж заметил, как ошалело уставился на нее ливанец. Джордана никогда не выглядела такой красивой. Каждая линия ее восхитительного тела была доступна взгляду. Медленно Джордана начала покачиваться в такт музыке.
Сперва принял ритм бубен в ее руках, отзываясь все громче и отчетливей под ударами ее пальцев. Она начала свой танец. Кэридж немало повидал исполнительниц танца живота в свое время. Он принадлежал к семье выходцев с Ближнего Востока и знал этот танец с детства. Но ему не доводилось видеть столь впечатляющего исполнения.
Это была вершина сексуальности. Каждое ее движение приводило на память многих женщин, которых он познал; все они были сконцентрированы в эротизме ее танца. Он заставил себя отвести глаза от Джорданы и окинул взглядом окружающую публику.
Все — и мужчины и женщины — воспринимали танец одинаково. Их страсть выявлялась по тому, как они смотрели на ее телодвижения, которые становились все более завлекающими и темпераментными: действо близилось к концу. Все — за исключением Бейдра.
Он стоял, молчаливо следя за каждым ее движением, но лицо его оставалось бесстрастным, взгляд — отрешенным. И это выражение не изменилось, даже когда она приблизилась к нему и, преклонив колена, делала классические приглашающие движения. Музыка взвилась до кульминации, и она пала на колени перед ним, касаясь лбом его ног.
Выждав паузу, Бейдр наклонился над ней, взял ее руку в свою, поднял ее на ноги. На мгновение воцарилась тишина, затем прокатился шквал аплодисментов. Крики «браво!» вперемешку с арабским «ахоанти!». Джордана же стояла неподвижно. Аплодисменты не прекращались, и тогда Бейдр повернулся к гостям, поднял руку, желая утихомирить их. Восторженная овация мало-помалу улеглась.
— От имени моей жены и моего собственного я благодарю всех за то, что посетили нас по такому радостному поводу.
Аплодисменты разразились с новой силой, и все кричали «хэппи бёрсдей!». Он переждал, покуда все снова не успокоились.
— Больше мне сказать вам нечего, кроме как сообщить, что ужин вас ждет.
Не выпуская руки Джорданы, он подвел ее к трапу, и они начали спускаться в кают-компанию. И снова гомон разговоров заполнил ночную тишину над морем, и все последовали за ними.
Глава 5
У буфетной стойки гостям прислуживал стюард в форме. Стол был уставлен всевозможными закусками — ростбиф, ветчина, индейка и гигантский омар, выловленный в Средиземном море в тот же день. Центральную часть буфета занимала огромная рыбина, вырезанная изо льда, на ней была установлена хрустальная чаша с пятью килограммами зернистой белужьей икры.
Многие столы и банкетки были уже заняты проголодавшимися гостями, когда Кэридж увидел, как Бейдр, извинившись, прошел к дверям салона. Он кивком головы показал Кэриджу на Ясфира, все еще стоявшего в очереди к буфету. Бейдр скрылся в салоне.
Кэридж подошел к ливанцу.
— Мистер Аль Фей к вашим услугам и ждет вас.
Ясфир посмотрел на буфетный стол, потом на Кэриджа.
В желудке у маленького толстяка при виде яств мучительно сосало и урчало. Он уже хотел было поставить пустую тарелку, которую держал в руках.
Дик взял у него тарелку.
— Я велю стюарду принести вам ужин.
— Благодарю вас, — сказал Али.
Дик передал тарелку стюарду, распорядился подать еду мистеру Ясфиру в кабинет шефа и вернулся.
— Попрошу вас пройти со мной.
Ясфир проследовал за Диком через салон в коридор, который вел в личные каюты. У двери красного дерева Дик остановился и постучал.
Изнутри послышался голос Бейдра:
— Войдите.
Кэридж открыл дверь и пропустил Ясфира в кабинет, сам же входить не стал.
— Будут еще какие-либо указания, сэр? — спросил он.
— Включите ваш мультитон, — сказал Бейдр. — Позднее вы можете мне понадобиться.
— Да, сэр, — ответил Кэридж. В эту минуту появился стюард с ужином для Ясфира. — Поставьте вон туда, указал он.
Когда стюард вышел, Дик закрыл дверь. Когда он шел по коридору, до его слуха донесся щелчок запираемого замка.
— Прошу извинить меня за неудобство, — сказал Бейдр.
Ливанец уже сидел и ел.
— Никаких проблем… — отозвался он, проглотив ложку икры и перед тем, как уплести следующую. Черная крошка прилипла возле уголка его рта, и он аккуратно снял ее салфеткой.
Бейдр подошел к небольшому письменному столу и достал из среднего ящика папку. Положил ее на стол рядом с тарелкой Ясфира.
— По договоренности с вашими принципалами, — начал он, — я подготовил портфель инвестиций, включающий контрольный пакет и недвижимость, которые по нашим консервативным оценкам будут приносить двенадцать процентов годовых в течение более чем десяти лет. Сюда и ходит шестипроцентный прирост и столько же в дивидендах на текущие счета. Это значит, что в конце десятилетнего периода мы заработаем более сорока процентов, или десять миллионов фунтов стерлингов, в то время как наш основной капитал удвоится.
— Это прекрасно, — сказал Ясфир, расправляясь с куском цыпленка.
— Все, что мне требуется, для того чтобы запустить наш план в работу, это одобрение ваших принципалов, — продолжал Бейдр.
Ясфир и пальцем не пошевелил, чтобы ознакомиться с содержанием папки. Он положил цыплячью косточку на тарелку и причмокнул губами, деликатно показывая тем самым, какое удовольствие ему доставила еда.
— Могу ли я помыть руки? — спросил он.
Бейдр кивнул. Он провел ливанца в маленькую уборную рядом с кабинетом. Когда толстячок вернулся, Бейдр сидел за своим столом. Ливанец оставил папку на столе рядом с тарелкой и сел в кресло напротив. Бейдр вежливо выжидал, когда тот заговорит.
— Человек предполагает, Бог располагает, — сказал Ясфир. Бейдр хранил молчание. — Обстоятельства вынуждают нас переменить намерения, — продолжал Ясфир. — Боюсь, мы не сможем пойти на инвестиции по этому плану. — Лицо Бейдра было непроницаемо. Он молчал. — Видите ли, наши фонды отягощены другими обязательствами, пояснил ливанец.
— Я понимаю, — спокойно ответил Бейдр. — Я распоряжусь, чтобы вам немедленно возвратили десять миллионов фунтов.
— В этом нет необходимости, — быстро сказал Ясфир. — Я не вижу причин, которые могли бы вам помешать провернуть для нас это дело. Разумеется, за наши обычные комиссионные.
Бейдр молча кивнул.
— Как вам известно, Израиль с каждым днем набирает силы. И его гнет становится все более нестерпимым. Непрерывно увеличиваются страдания нашего народа под его господством. Народ взывает о помощи к братьям своим. Времени остается все меньше. Скоро мы должны будем прийти в движение — или же все будет потеряно навсегда. — Ливанец сделал паузу, чтобы перевести дыхание. — Мы вступили в некоторые отношения с «Сосьете Аноним Матерьель Милитэр», с тем чтобы получить от них различные поставки на сумму шесть миллионов фунтов. Мы вам доверяем и потому договорились, что вы могли бы стать нашим полномочным торговым агентом. За это мы готовы платить вам ваши обычные десять процентов комиссионных сверх ваших затрат. — Бейдр хранил молчание. — Баланс в три миллиона четыреста тысяч фунтов позволил отложить нам миллион фунтов для инвестирования в колумбийское сельское хозяйство. Разумеется, в кофейные плантации.
— Разумеется, — сказал Бейдр. Но оба поняли, что ему все хорошо известно. — Остается два миллиона триста.
Ясфир улыбался: толстяк явно был доволен. Он знал, что, если деньги помещены на счет Бейдра, проблем с обеспечением его помощи не будет. Величина его богатства не имела значения, он всегда хотел больше.
— У нас нет планов в отношении баланса, — сказал он. — Мы полагали, что, возможно, вы подготовите портфель на ту сумму, и мы передали бы вам список некоторых номерных счетов в Швейцарии и на Багамах, на которые могли бы быть сделаны перечисления.
— Понимаю, — кивнул Бейдр.
— Разумеется, вы также получите свои десять процентов комиссионных на тот баланс, — быстро добавил Ясфир. — Это значит, что вы получите почти миллион фунтов только за то, что проведете деньги через свой счет.
Бейдр посмотрел на него и опустил взгляд. Да, в этом была слабость арабского мира. Коррупция, подкуп и взятки стали почти неотъемлемой частью их коммерческой деятельности. Из десяти миллионов фунтов стерлингов только шесть миллионов предполагалось употребить с пользой для народа страны. Да и эта сумма была под большим вопросом. Народ нуждался в продовольствии и образовании, не в оружии. И люди вовсе не испытывали потребности за свой счет обогащать своих лидеров.
Бейдр взглянул на ливанца.
— Нет.
Ясфир разинул рот от удивления.
— Нет?!
Бейдр встал со своего кресла. Посмотрел на толстяка.
— Деньги будут возвращены утром в понедельник, как только откроется банк, — сказал он. — Вы передадите своим людям мое сожаление по поводу того, что не имею возможности быть им полезен. Но, увы, я не гожусь для функционирования в операциях подобного сорта. Я не сомневаюсь, что они найдут кого-то более подходящего для таких дел.
— Сказано, что о принятом наспех решении часто приходится сожалеть потом, — заметил толстяк.
— Сказано также, — назидательно процитировал Бейдр, — что честный живет без поводов для сожаления.
Он нажал кнопку в электронных часах на столе и направился к двери.
— Господин Аль Фей, — позвал Ясфир.
Бейдр оглянулся.
— Да?
— Еще до начала зимы начнется война, — ливанец впервые заговорил на арабском. — Когда она кончится, мы будем контролировать весь Ближний Восток. Израиль перестанет существовать, потому что мы поставим этот мир на колени. Старые порядки меняются — из народа исходит новая сила. Если вы сейчас присоединитесь к нам, вы будете в числе победителей. — Бейдр оставил тираду ливанца без ответа. — Пески пустыни станут красными от крови наших врагов, — добавил Ясфир.
— И от нашей собственной, — уточнил Бейдр. — А когда война закончится, ничего не изменится. Несколько сот ярдов в одну сторону, несколько сот в другую. Мы всего лишь пешки в руках великих держав. Россия и Америка не допустят победы ни той, ни другой стороны.
— Они будут вынуждены выслушать нас, — возразил Ясфир. — Мы контролируем их снабжение нефтью. И если мы перекроем нефть, они приползут на коленях.
— Россия сама богата нефтью. Ну а Штаты дотянут до определенной точки, — добавил Бейдр. — Затем они вместе поставят на колени нас.
В дверь постучали. Бейдр повернул ключ и открыл ее.
— Пожалуйста, проводи мистера Ясфира к гостям, — сказал Бейдр Кэриджу. Затем снова повернулся к ливанцу. — Если тебе что-нибудь требуется, чтобы сделать твое пребывание у нас более приятным, мы к твоим услугам.
Ясфир смотрел на него в упор. Горечь разочарования комом вставала у него в горле. Но он заставил себя улыбнуться. Дело быстро приняло бы другой оборот, если бы Бейдр узнал, что его дочь заодно с ними.
— Хатрак, — сказал он. — С твоего разрешения!
— Ступай с миром, — произнес формальное напутствие Бейдр по-арабски.
Он закрыл за ним дверь, подошел к столу и взял папку. Посмотрел на нее, затем кинул в корзину для бумаг.
Это был лишь предлог, Чтобы впутать его. Они никогда и не собирались действовать по плану этого портфеля. Теперь он твердо знал это. Знал он и то, что они просто так не отвяжутся. Они не успокоятся до тех пор, пока не опустят мир до своего уровня. А если не удастся, разрушат его.
Внезапно ощутив усталость, он подошел к своему столу, сел, закрыл глаза. Он видел ласковые глаза своего отца, взгляд открытый — и проникающий до самой души… Это была сцена из далекого детства. Тогда ему было не более десяти лет от роду. Ребята играли в войну, и он колотил своего товарища кривой деревянной саблей, вопя что было мочи: «Умри, неверный, умри! Во имя Пророка умри!»
Он почувствовал, как сабля была выхвачена из рук. Обернулся и, к своему удивлению, увидел отца. Его товарищ хныкал и утирал слезы.
«Почему ты остановил меня? — спросил он сердито. — Ахмед был у нас евреем».
Отец опустился на колени так, чтобы их лица были на одном уровне.
«Ты богохульствовал, — сказал он мягко. — Ты произнес имя Пророка, чтобы оправдать свои собственные поступки, мой мальчик».
«Нет, неправда, — возразил он. — Я защищал Пророка».
Отец покачал головой.
«Ты забываешь, сын мой, что Пророк, которого ты пытаешься защитить через насилие, известен также как Посланец мира».
Это было тридцать лет назад, а сейчас другие, более близкие события толпились, прокладывая путь в его память.
Глава 6
Взлетная полоса словно бы дрожала и струилась в полуденном зное. Двухмоторный ДС-3 облетел аэродром по кромке пустыни, заходя на посадку. Бейдр возвращался домой на каникулы. Он посмотрел вниз через иллюминатор, когда услышал щелчок вставшего в рабочее положение шасси. В дальнем конце поля у полосы стояли несколько мерных «кадиллаков»; за ними в тени пальм расположились несколько верблюдов и их погонщики. Свиристящий шум опущенных закрылков дал знать, что самолет пошел на посадку.
Бейдр оглядел весь салон. Стюардесса уже сидела на своем месте, пристегнутая ремнем безопасности. Напротив него Джабир тоже был пристегнут. Защелкнул свой ремень и Бейдр. Самолет плавно проваливался к пустыне.
Мимо иллюминатора проносился песок, и казалось, что пилот решил сажать машину прямо на зыбкий грунт пустыни. Затем под ними помчалась бетонная дорожка, и самолет затрясло, когда колеса коснулись полосы. Мгновением позже пилот ударил по тормозам, и Бейдр почувствовал, как всем весом навалился на ремни. Потом напор как-то сразу ослабел, и самолет плавно подкатил к концу посадочной полосы. Шум двигателей затих, и стюардесса, встав со своего кресла, прошла к нему в салон.
Белобрысая американка изобразила на лице стандартную улыбку, которую стюардессы вырабатывают как будто специально, независимо от того, на какой линии они служат. Тот факт, что это был личный самолет его собственного отца, похоже, не имел для нее ни малейшего значения.
— Надеюсь, вы довольны полетом, мистер Аль Фей?
Он кивнул.
— Все было прекрасно, благодарю.
— Дали хорошее время, — добавила стюардесса. — Всего восемьдесят семь минут от Бейрута.
— Да, время очень хорошее, — согласился Бейдр.
Самолет остановился. Через иллюминаторы он увидел, как лимузины стили продвигаться ближе к самолету. Из первой машины высадилась группа мужчин в полувоенной форме. Каждый был вооружен автоматом, и они бегом заняли свои места по боевому расписанию вокруг самолета. Дверцы второго автомобиля оставались закрыты. Из-за темных солнечных очков Бейдр не мог разглядеть, кто сидел внутри. Четверо рабочих подкатили к самолету трап.
Бейдр потянул за пряжку и встал с кресла, направился к выходу. Джабир загородил ему путь, вытянув вперед руку.
— Не будет ли угодно господину минутку подождать.
Бейдр кивнул и пропустил к двери слугу. Второй пилот вышел из кабины и со стюардессой встал возле выхода. Они не сделали ни одного движения, чтобы открыть дверь. Джабир расстегнул свой пиджак из-под рукава вытащил крупнокалиберный автоматический «люгер». Снял с предохранителя и держал пистолет наготове.
В дверь раздался стук. Раз, два, три. Второй пилот поднял руку. Он смотрел на Джабира.
— Раз, два, — сказал слуга. — Они должны ответить: раз, два, три, четыре. Если по-другому — мы взлетаем.
Пилот кивнул. Кулаком стукнул в дверь: раз, два.
Ответ последовал незамедлительно и был верным. Пилот повернул задвижку и распахнул дверь. Два телохранителя с пистолетами уже стояли на верхней площадке трапа, и еще двое были внизу.
Бейдр шагнул было к выходу, но Джабир опять преградил рукой путь.
— С вашего разрешения, господин.
Он вышел на трап и обменялся скороговоркой по-арабски с одним из телохранителей, затем обернулся к Бейдру и пригласил выйти.
Бейдр сделал шаг в палящий белый зной пустыни, щурясь от яркого света. Он стал спускаться по трапу, и в этот момент открылась дверца второго «кадиллака», показался его отец.
Отец вышел вперед перед охраной и медленно пошел навстречу Бейдру. На нем было традиционное мягкое одеяние шейха пустыни, голова и шея были защищены от горячих солнечных лучей гутрой. Бейдр быстро направился к отцу, взял протянутую ему руку, прижал к своим губам в традиционном жесте уважения.
Самир приподнял голову сына. Долгим взглядом вгляделся в его лицо, лицо молодого еще человека, затем подался вперед, чтобы обнять и поцеловать в обе щеки.
— Маргаб! Добро пожаловать домой, сын мой.
— Йа халабик! Я счастлив быть дома, отец мой.
Бейдр выпрямился. Он был на голову выше отца.
Самир посмотрел на него снизу вверх.
— Ты вырос, сын мой, — сказал он гордо. — Ты стал мужчиной.
Бейдр улыбнулся.
— Идет тысяча девятьсот пятьдесят первый год, отец. На всю жизнь никто не может остаться мальчиком.
Самир кивнул в знак согласия.
— Мы гордимся тобой, сын мой. Мы гордимся твоими успехами в американской школе, гордимся тем, что ты был принят в Гарвардский университет.
— Мои помыслы заняты только тем, как доставить радость и гордость моим родителям, — сказал Бейдр. Он посмотрел на автомобили. — Как поживают мои дорогие мама и сестры?
Самир улыбнулся.
— Они здоровы. Ты скоро их увидишь. Твоя мать ждет тебя с нетерпением домой, а вечером к обеду приедут твои сестры с мужьями.
Если Бейдр и был огорчен их отсутствием среди встречающих на аэродроме, то прекрасно знал, что не следует этого показывать. Тут не Америка, где он прожил последние пять лет. Арабские женщины не появляются на публике, по крайней мере, это относится к женщинам, принадлежащим к знати.
— Буду ждать встречи с ними, — сказал он.
Отец взял его под руку.
— Пойдем в машину. Там нам будет прохладней. Это последняя модель, с кондиционером для такой невыносимой жары.
— Спасибо, отец.
Бейдр учтиво подождал, пока отец устроится на сиденье, затем сел сам.
Телохранитель с автоматом быстро подбежал к машине и закрыл за ним дверцу, затем сел на переднее сиденье к шоферу. Остальные охранники набились в передний лимузин.
Когда машины тронулись, Бейдр увидел погонщиков, подгонявших вьючных верблюдов к самолету для погрузки багажа и припасов. Машина выехала с аэродрома и свернула на бетонное шоссе, уходившее в горы, до которых было несколько миль. Бронированный «лендровер» с пулеметом пристроился позади них.
Бейдр посмотрел на отца.
— Война окончилась столько лет назад, я думал, охрана больше не нужна.
— В горах нее еще много бандитов.
— Бандитов?
— Да, — подтвердил отец. — Тех, что проникают через наши границы, чтобы грабить, насиловать и убивать. Некоторые считают, что это израильские партизаны.
— Но тут поблизости ведь нет границы с Израилем, — заметил Бейдр.
— Верно, — согласился старший Аль Фей, — но они могут быть агентами у них на службе. Мы не можем себе позволить ослабить бдительность.
— Вас когда-нибудь тревожили эти бандиты? — спросил обеспокоенно Бейдр.
— Нет. Нам посчастливилось. Но мы слышали от других, кто пострадал, — улыбнулся Самир. — Но давай лучше поговорим о более приятных вещах. Ты слышал, что твоя старшая сестра ожидает ребенка через неделю-другую?..
Автомобили начали подниматься в гору. Через несколько минут Бейдр увидел за обочиной дороги первые намеки на зелень. Кактусы уступали место горной сосне, затем появились цветы, бугенвиллеи и зеленая трава. Отец его протянул руку и нажал кнопку стеклоподъемника, чтобы раскрыть окна. Свежий душистый воздух хлынул внутрь, вытесняя прохладный, но застоялый автомобильный дух.
Отец глубоко вздохнул.
— Много всего наизобретал человек, но ничто не способно повторить аромат горного воздуха.
Бейдр кивнул. Они быстро поднимались к вершине горы. Их дом был на другом склоне, смотревшем на море. Он пытался представить, такой ли он, каким он его запомнил.
Дом предстал взору сразу после перевала. Бейдр увидел из машины белые крыши здания. Оно было выше того, запомнившегося. Вокруг добавилось еще несколько строений. В дальнем конце имения был построен плавательный бассейн, тоже смотревший на море. Было и кое-что еще, чего он не видел раньше. Вокруг всего комплекса возвели высокую стену, над ней с интервалом метров в пятьдесят возвышались сторожевые будки и в каждой — охранник с пулеметом.
Главный дом был скрыт деревьями. Бейдр повернулся к отцу с вопросом:
— У всех дома так огорожены?
Отец утвердительно кивнул.
— У некоторых охраны даже больше. У принца в его летней резиденции более ста человек.
Бейдр не стал комментировать. Что-то не так, если люди вынуждены добровольно превращаться в узников, чтобы чувствовать себя в безопасности.
Автомобиль свернул с шоссе на подъездную дорогу, ведущую к дому. Миновали деревья, отгораживавшие дом от дороги, и подъехали к огромным железным воротам в стене. Приводимые в движение бесшумными электромоторами, ворота стали раздвигаться, и машины не останавливаясь въехали внутрь и застыли перед огромным белым домом, пройдя еще четверть мили. Слуга подбежал распахнуть дверцу машины. Отец вышел первым, Бейдр за ним.
Его взгляд скользнул вверх по мраморным ступеням, что вели к раскрытым дверям. В их проеме появилась женщина с открытым лицом, но в головном платке и длинном белом тобе.
— Мама! — крикнул он, взбежав по ступеням и заключая женщину в объятия.
Набила смотрела на сына, слезы блестели в уголках ее миндалевидных глаз.
— Прости меня, сын мой, — шептала она. — Но я больше не могла ждать, мне надо было увидеть тебя.
Поскольку это не был формальный прием и присутствовали только члены семьи, то они сидели за столом все вместе. На официальных приемах мужчины обедали в одиночестве, женщины ели после или вообще не ели.
Бейдр поглядел в конец стола на своих сестер. Фатима, старше него на три года, круглолицая, с отягощенным беременностью телом, улыбалась, гордая тем, что сидит рядом с мужем.
— Мальчик у меня будет, — сказала она. — В семье Салаха родятся только мальчики, и все так говорят, что я выгляжу точь-в-точь, как мать Салаха, когда она его носила.
Ее отец засмеялся.
— Бабушкины сказки! Не больно-то научно, но пока мы не найдем другой способ, более точный, я готов обходиться и этим.
— Дам вам первого внука, — сказала Фатима не без ехидства, глядя на Навал, свою сестру, которая недавно родила девочку.
Навал промолчала. Ее муж Омар, врач, служивший к больнице своего тестя, тоже не отреагировал.
— Мальчик или девочка, — заметил Бейдр, — на все есть воля Аллаха.
С этим все были согласны. Самир встал.
— У западних людей есть обычай, — сказал он. — Для наслаждения послеобеденной сигарой мужчины удаляются отдохнуть и другую комнату. По-моему, это очень недурно придумано, — с этими словами он направился в кабинет. За ним последовали Бейдр и оба зятя.
Слуга распахнул перед ними дверь и, впустив, закрыл за ними. Самир открыл ящик сигар, стоявший на его письменном столе. Достал сигару, с удовольствием понюхал ее.
— Гавана. Мне их прислали из Лондона.
Он протянул открытый ящик мужчинам. Салах с Омаром взяли по одной, а Бейдр покачал головой. Он достал из кармана пачку американских сигарет.
— Я предпочитаю это.
Самир улыбнулся.
— Даже твой арабский язык с американским акцентом.
— Не стоит преувеличивать, — сказал Бейдр.
Зажег сигарету и подождал, пока остальные раскурят свои сигары.
— Что ты о них думаешь? — полюбопытствовал Самир. — Я имею в виду американцев.
— В каком смысле? — переспросил Бейдр.
— Они почти все евреи, — объявил Салах.
Бейдр повернулся к нему.
— Неправда. По отношению ко всему населению евреев у них очень мало.
— Я бывал в Нью-Йорке, — стоял на своем Салах, — город кишит евреями. Они заправляют всем. Правительством, банками.
Бейдр посмотрел на свояка. Это был коренастый, полноватый молодой человек, чей отец нажил состояние на ростовщичестве и теперь владел одним из крупнейших банков Бейрута.
— Значит, вы ведете дела с еврейскими банками? — спросил он.
Ужас отразился на лице Салаха.
— Нет, конечно, — парировал он сухо. — Мы имеем дело лишь с самыми крупными банками — Американским, Первым Национальным и Чейзбанком.
— Они разве не еврейские? — удивленно осведомился Бейдр.
Боковым зрением он видел, что отец улыбается.
— Нет, — мрачно ответил Салах. — Однако это не значит, что не стали бы, будь у них возможность.
— Но Америка все же — произраильская, — заметил Самир.
Бейдр кивнул.
— Верно.
— А почему так?
— Вам надо попытаться понять ментальность американцев. Они питают сочувствие к слабому. Израиль с большим успехом играл на этом — сперва против британцев, теперь против нас.
— Как мы можем это изменить?
— Очень просто, — сказал Бейдр. — Нужно лишь оставить Израиль в покое. Это ведь всего лишь узкая полоска земли посреди наших стран, не более чем блоха на спине слона. Какое зло могут они нам причинить?
— Они не останутся навсегда блохой, — возразил Салах. — Беженцы со всех концов Европы едут туда тысячами. Самые подонки. Они не будут довольны тем, что у них есть. Еврей всегда хочет все.
— Нам это пока не известно, — добавил Бейдр. — Возможно, если бы мы отнеслись к ним по-братски и работали бы с ними вместе на благо наших стран, помогали, а не противостояли им, то и узнали бы о них кое-что другое. В древности говорили, что могучий меч может свалить дуб одним ударом, но не может рассечь плавающий в воздухе шелковый шарф.
— Боюсь, теперь уже поздно говорить об этом, — сказал Салах. — Крики наших братьев, стонущих под их игом, раздирают наши души.
Бейдр поежился.
— Америка об этом не знает. Она знает лишь то, что малый народ, крохотный народ в миллион человек живет посреди враждебного ему мира, который превышает его числом в сто раз.
Самир согласно покивал.
— Много есть такого, над чем следует подумать. Проблема очень сложная.
— Да не сложная она! — резко возразил Салах. — Попомните мои слова, со временем все вы увидите, что я был прав. И тогда мы объединимся, чтобы уничтожить их.
Самир посмотрел на другого своего зятя.
— А что ты об этом думаешь, Омар?
Молодой врач смущенно закашлялся. Он был неимоверно застенчив.
— Я не политик, — сказал он. — Потому я в самом деле не задумываюсь над этими вещами. В университетах Англии и Франции, где я учился, было много профессоров евреев. Они были хорошие врачи и хорошие учителя.
— Я того же мнения, — согласился Самир. Он посмотрел на Бейдра. — Надеюсь, на завтра у тебя нет никаких планов?
— Я дома, — ответил Вейдр. — Какие еще планы могут у меня быть?
— Хорошо, — сказал Самир. — Потому что завтра мы идем на обед к Его превосходительству принцу Фейяду. Он желает отпраздновать твое восемнадцатилетие.
Бейдр был озадачен. После его дня рождения прошло несколько месяцев.
— Его превосходительство здесь?
— Нет, — сказал Самир. — Он в Алайхе. Отдыхает в окружении своей семьи и свиты. На завтра мы приглашены к нему туда.
Бейдр достаточно хорошо знал причину, даже не задавая вопросов. Придет время, и отец сам все ему скажет.
— Я с удовольствием, отец.
— Вот и отлично, — улыбнулся Самир. — А теперь, может быть, вернемся к твоим сестрам и матери? Они жаждут услышать твои рассказы об Америке.
Глава 7
Алейх представлял собой горную деревушку в тридцати милях от Бейрута. Здесь не было ни промышленности, ни торговли, ни земледелия. Ее существование оправдывалось единственным предназначением: удовольствия. По обе стороны главной улицы, проходившей через центр деревни, тянулись рестораны и кафе, приманкой в которых служили восточные танцовщицы и певцы со всего Ближнего Востока. Западных туристов здесь недолюбливали, и тут их видели редко, а то и вовсе не видели. Развлекались здесь богатые шейхи, принцы и бизнесмены, приезжавшие сюда покутить и отдохнуть от строгих моральных догм и скуки их собственного мира.
Здесь они могли предаваться всему, чего не могли себе позволить дома. Они могли пить ликеры и вкушать деликатесы, для них запретные по суровым законам ислама. И наиболее важным было, пожалуй, то, что здесь они гостевали инкогнито. Не имело значения, насколько хорошо мог знать один посетитель другого, он никогда его не узнавал и не заговаривал без приглашения.
Шел одиннадцатый час вечера, когда лимузин Самира остановился перед самым большим и богатым кафе на этой улице. Соответственно своему положению, принц Фейяд снял на ночь все заведение целиком. Было бы ниже его достоинства позволить его гостям смешаться со случайными посетителями. Он был абсолютным монархом на участке суши размером в тысячу квадратных миль, граничившем с четырьмя государствами — Ираком, Саудовской Аравией, Сирией и Иорданией. То, что его владения вклинивались в каждую из этих стран, было не важно, потому что благодаря этому каждый мог без помех проникать на любую территорию и преспокойно стряпать всякие козни и создавать проблемы для соседей. Бабка Бейдра приходилась теткой принцу Фейяду по отцу, и на правах кузенов королевской семьи Аль Феи были вторым по знатности семейством.
Отцу Бейдра принц Фейяд отдал во владение все коммунальные службы страны. Самир владел электрическими и телефонными компаниями, но и он же построил школы и больницы, в которых могли бесплатно учиться и лечиться нее, кто желал. Аль Фейи изначально были богаты, а с привилегиями разбогатели еще больше, не затрачивая особых усилий.
Большой печалью всего семейства было то, что принц не имел наследников мужского пола, кому мог бы передать бразды правления. Он неоднократно женился и неизменно исполнял свои супружеские обязанности, но поскольку очередная жена оказывалась бессильна произвести на свет требуемого наследника, он разводился с ней. Теперь же, будучи шести десятков лет от роду, он решил, что если воля Аллаха такова, что не иметь ему прямого наследника, то он примет меры, дабы наследником его обеспечил кузен.
Именно ради этого восемнадцать лет тому назад Самир совершил хадж в Мекку. Его молитвы были услышаны, и ответом на них было рождение Бейдра. Но, несмотря на свое обещание, Фейяд все еще не узаконил мальчика как своего наследника. Вместо этого он настоял на том, чтобы Бейдр получил образование и воспитание на Западе, жил там и изучал западный мир. Во многих отношениях Самир был рад этому. Его сын, пойдя по стопам отца, станет доктором, и они будут работать бок о бок.
Но у принца были на этот счет свои соображения. Хватало других юношей, кто мог бы стать врачом. Бейдр должен был получить образование в более важной области — в коммерции, финансах. Только проникнув во все тонкости капитализма, можно сделать страну, то есть его самого с домочадцами, еще богаче и могущественней. Как всякий араб, он относился с недоверием к людям Запада, с которыми имел деловые связи: он чувствовал, что те считают его в каком-то смысле ниже себя, почти ребенком, по причине его необразованности. Вот он и решил, что Бейдр не поедет в Англию, чтобы пойти по стопам отца, а отправится в Америку, где профессии бизнесмена пользовалась почетом и уважением.
Самир с гордостью взирал на своего сына, когда тот вылезал из «кадиллака». Одет он был в традиционный арабский наряд — джелабийю, на шею ему ниспадала гутра, халат прилегал к высокой и статной фигуре. Он был красив собой, ничего не скажешь. Крепкий подбородок, крупный нос и темно-синие глубоко посаженные глаза над высокими скулами и оливкового оттенка щеками давали представление о силе и характере молодого человека. Принц должен остаться довольным. Быть может, теперь он введет Бейдра в престолонаследие.
В душе он каялся перед Аллахом за свои земные надежды и греховные притязания. Не чудом ли было то, что он послал ему тогда в пустыне сына. Он должен быть счастлив одним этим — ведь воля Аллаха свершилась.
Он подал знак Бейдру, поднимавшемуся вслед за ним по ступеням в кафе. Мажордом принца стоял при дверях с двумя вооруженными охранниками. Он узнал Самира. Поклонился в традиционном приветствии.
— Ас-салам алейкум.
— Алейкум ас-салам, — отозвался Самир.
— Его превосходительство ожидает прибытия своего любимого кузена с большим воодушевлением, — церемонно сказал мажордом. — Он приказал проводить вас к нему сразу же, как приедете. Он у себя в апартаментах наверху.
Они проследовали за мажордомом через безлюдное кафе к лестнице в задней части здания. В кафе царили тишина и спокойствие. Обычно занятые официанты стояли кучками и сплетничали, поблизости от эстрады сидели курили и болтали музыканты. Ни певцов, ни танцовщиц нигде не было видно. Ничего не могло начаться без сигнала принца.
Апартаменты над кафе резервировались только для очень знатных клиентов и их гостей, тех, кого ночные увеселения чрезмерно утомили, чтобы проделать обратный путь домой, или для тех, кто желал остаться и продлить удовольствие; у администрации были для этого дополнительные возможности. Мажордом остановился перед дверью и постучал.
— Кто там? — ответил голос мальчика.
— Доктор Аль Фей с сыном явились лицезреть Его превосходительство, — ответил мажордом.
В дверях показался мальчуган в шелковой рубашке и брючках. Глаза его были грубо подведены, щеки нарумянены и длинные ногти на пальцах покрыты лаком.
— Пызалуста, войдите, — прошепелявил он по-английски.
Бейдр с отцом вошли в комнату. Легкий сладковатый запах гашиша висел в воздухе. Комната была пуста.
— Пзалыста, сазитесь, — сказал мальчик, показывая на софу и кресла.
Он ушел в другую комнату.
Бейдр и отец молча переглянулись.
Вернулся мальчик.
— Его плевасхадителсва сейсяс выйдет к вам. Я сем-нибудь могу помось вам? Сласти? Мозет, прохлодительное? У нас есть английский виски, если хосисе.
Самир покачал головой.
— Спасибо, ничего не надо.
Дверь вновь отворилась, и вошел Фейяд. Он был в своем полном королевском одеянии, голова покрыта белым муслином. Подошел к кузену.
Самир и Бейдр поднялись и склонились в традиционном почтительном поклоне перед своим монархом. Фейяд улыбался.
— Разве так встречаются кузены, которые давно не виделись? — Он возложил руки Самиру на плечи и расцеловал его в обе щеки, затем с улыбкой повернулся к Бейдру. — И это — тот маленький мальчик, плакавший, когда его отправляли в школу?
Бейдр почувствовал, как краска заливает его лицо.
— Это было давно, Ваше превосходительство.
— Не очень-то давно, — возразил принц и засмеялся. — По-моему, тебе тогда было лет шесть.
— Ему уже восемнадцать, — гордо сказал Самир. — И он взрослый человек, хвала Аллаху.
— Аль-хамду ли-ллах, — эхом отозвался принц. Он взглянул на Бейдра, который был на голову выше любого из них. — А он высок, сын твой. Выше любого, кого я помню из вашей семьи.
— Это все питание, Ваше превосходительство, — объяснил Самир. — Еда в Америке богата витаминами и минералами. Все младшее поколение вырастает выше своих родителей.
— Эких чудес вы, ученые, не напридумываете, — сказал принц, поглаживая бороду.
— Чудеса творит Аллах, — продолжил Самир. — Мы только инструмент в его руках.
Принц кивнул в знак полного согласия.
— У нас с тобой, кузен, много есть о чем поговорить, — сказал он. — Но это мы можем отложить на утро. Сегодня мы должны наслаждаться нашим воссоединением и обществом друг друга… — Он хлопнул и ладоши. — Я заказал для вас комнаты, чтобы вы могли освежиться после путешествия. В полночь мы соберемся внизу, в кафе, где нам приготовлено торжество.
Самир почтительно поклонился.
— Мы бесконечно благодарны за ваше радушное гостеприимство.
Вновь появился мальчик.
— Проводи моих кузенов в их апартаменты, — повелел принц.
Мальчик поклонился.
— Рад старасса, Вассе превсхдительссво.
Комната Бейдра была отделена от комнаты Самира большой гостиной. Он оставил отца и прошел в свою спальню, роскошно обставленную и отделанную дорогими шелками и сатином. Кушетки были завалены бархатными подушками. Не успел он осмотреться, как в дверь послышался легкий стук.
— Войдите! — крикнул он.
В комнату вошла молоденькая горничная. Почтительно склонила голову.
— Могу ли я услужить господину? — тихо спросила она, потупив глаза.
— Вроде бы мне ничего не надо.
— Не могу ли я приготовить господину теплую ванну, чтобы он мог смыть дорожную усталость? — предложила она участливо.
— Было бы очень недурно…
Бейдр задумчиво поглядел ей вслед. Теперь он почувствовал, что он — дома. Сервис не тот, что в Америке.
Кафе наполняли звуки канунов и барабанов. На небольшой эстраде извивалась танцовщица, ее пестрые шали кружили вокруг нее, блестевший металлом лиф рассыпал искры света. За столом в форме подковы расположились гости принца и сосредоточенно наблюдали за танцем.
Сам принц восседал в центре стола. Самир — на почетном месте справа. Бейдр — по левую сторону. Позади принца на небольших табуретах сидели несколько мальчиков, размалеванных точно так же, как тот, что приветствовал их в апартаментах принца. Сзади них стоял мажордом, надзиравший за официантами и другой обслугой. Подле каждого гостя стояло по бутылке шампанского в ведерке со льдом, и бокалы были неизменно наполнены. Стол был уставлен изысканными закусками и местными деликатесами. Гости ели руками, и слуга деликатно вытирал им пальцы теплой влажной салфеткой после каждого отправленного в рот куска. Около двери и у стены стояла дюжина личных телохранителей Фейяда, не сводивших взгляда с принца.
Музыка достигла крещендо, и в финале танцовщица рухнула на колени. Принц зааплодировал первым. По его жесту официанты выхватили из ведерок шампанское и, опустившись перед эстрадой на колени, поочередно салютовали, откупоривая бутылки над головой танцовщицы. Принц лениво взял из лежавшей перед ним кучи один банкнот и, скомкав, кинул перед девушкой на эстраду.
Грациозным движением танцовщица подняла с пола деньги и положила за пояс под пупком. Она еще раз поклонилась и, соблазнительно улыбаясь и оставаясь лицом к публике, покинула сцену.
Принц подал знак мажордому и пошептал ему на ухо. Тот повернулся и сделал жест мальчикам позади принца, потом подал знак оркестру играть.
При первых же звуках музыки на эстраду вышли четыре девушки и начали свой танец. Освещение постепенно меркло, покуда в зале почти совсем не стемнело и остались лишь небольшие синие блики на танцовщицах. По мере нарастания ритма музыки прожектор то терял танцующую, то выхватывал ее снова из темноты в еще более экстатическом движении… Танец длился более пятнадцати минут, и когда он закончился, девушки в полном изнеможении повалились на пол и сцена окончательно погрузилась в темноту.
Некоторое время держалась тишина, затем впервые принц стал хлопать с большим энтузиазмом. Постепенно вернулось освещение. Распростертые на полу танцовщицы начали подниматься. Бейдр смотрел на все это как зачарованный. На эстраде были уже не те девушки, что начинали танец. На их местах теперь оказались мальчики, что сидели за спиной принца.
На этот раз принц не утруждал себя комканьем банкнотов. Он кидал деньги на эстраду горстями под хлопки открываемых бутылок шампанского. Таких денег средний рабочий не зарабатывал и за год.
Принц смотрел на Бейдра и говорил по-французски:
— Хорошо… великолепно… разве нет?
Бейдр встретил его взгляд. Глаза принца были зорки и придирчиво оценивающи.
— Да. — Он мгновение колебался. — Педерасты?
Принц утвердительно кивнул.
— Нравятся? Выберите себе по вкусу.
Бейдр продолжал смотреть в глаза пожилого человека. Покачал головой.
— Спасибо, нет. Это не для меня. Я предпочитаю женщин и к тому же красивых.
Принц захохотал и повернулся к Самиру.
— Твой сын молодчина, и у него здоровый вкус, — сказал он. — Он тоже как настоящий американец.
Самир поглядел на сына и горделиво улыбнулся. Бейдр догадывался, что успешно прошел первый тест у принца.
Было пять часов утра. В горах занималась заря, когда Бейдр пожелал отцу спокойной ночи и пошел в спальню. Шторы были опущены, и в комнате было темно. Он стал нащупывать выключатель.
Чья-то рука задержала его руку. Женский голос был тих, и в нем слышался легкий египетский акцент.
— Мы зажжем свечи, Ваше превосходительство.
От нее пахнуло слабым запахом мускуса, когда она отошла от Бейдра. Он спокойно стоял в темноте, стараясь разглядеть женщину, но ему это не удалось, пока не вспыхнула спичка. Темные, с тяжелыми ресницами глаза улыбнулись ему, и женщина занялась свечами.
Комната осветилась мягким желтоватым светом. В женщине он узнал одну из танцовщиц, выступавших вечером. Единственной поменявшейся деталью ее наряда был лифчик. Ее груди больше не были скрыты серебряными пластинами.
Теперь их покрывал тончайший шелковый газ, сквозь который отчетливо виднелись темные ореолы вокруг сосков. Она опять улыбнулась ему.
— Я приготовила теплую ванну, на тот случай, если ваше превосходительство чувствует утомление.
Он не ответил.
Она хлопнула в ладоши. Еще две женщины возникли из углов комнаты, где они стояли в тени. На них одежд было еще меньше, чем на первой. Лишь тончайшие вуали покрывали их груди и, струясь вокруг живота и бедер, ниспадали к ногам. Двигаясь к Бейдру, они прошли перед подсвечником, и свет нарисовал их нагие формы и лишенные растительности лобки. Только лица их были скрыты традиционными для мусульманок вуалями.
Первая женщина опять хлопнула в ладоши, и тогда еще одна явилась из дальнего угла комнаты. Она включила проигрыватель, и бархатные звуки музыки разлились по комнате. Она начала ритмично покачиваться.
Две женщины взяли его за руки и подвели к кровати. Их прикосновения были легки и быстры, когда они раздевали его. Он по-прежнему безмолвствовал.
Первая женщина зажгла сигарету и подала ему. Он затянулся. Слегка сладковатый, пряный аромат гашиша поплыл ему в нос, и он почувствовал нежный прилив тепла. Сделал еще одну глубокую затяжку и отдал сигарету.
Он посмотрел на девушку.
— Как тебя зовут?
— Надия, ваше превосходительство, — сказала она, сопровождая слова поклоном.
Он улыбнулся ей, чувствуя, как в нем возникает сексуальное возбуждение. Вытянулся на постели.
— Мы должны искупаться? — спросил он.
Женщина засмеялась.
— Как вашему превосходительству угодно.
Он посмотрел на них. Он ощущал гашиш у себя в членах.
Поглядел вниз на свой фаллос, длинный, твердый и изогнутый, плотно прилегающий к животу, затем снова на первую женщину.
— Я желаю вас всех, — сказал он.
Глава 8
Он проснулся от льющегося в комнату света, и Джабир стоял рядом с постелью с чашкой дымящегося турецкого кофе. Он сделал глоток. Кофе был обжигающе горяч.
— Который час? — спросил он.
— Скоро полдень, господин, — ответил слуга.
Он огляделся. Не мог вспомнить, когда ушли девушки. Единственно, что осталось от них в памяти, — комок их извивающихся тел и тепло. Он лежал на боку. Одна из девушек намазала ему все тело маслом, и они вместе вылизывали его, их языки были повсюду: на анусе, на крайней плоти, на фаллосе, на сосках, животе, и это длилось до тех пор, пока ощущения не достигли предела упоения, и тогда сок брызнул из него финальным изнуряющим гейзером. И он провалился и небытие.
Он сделал еще глоток жгучего кофе и потряс головой.
— Отец проснулся?
— Да, господин. Он у принца. Ожидают вас к завтраку.
Еще глоток кофе, и он встал.
— Передай им, что я ополоснусь в душе и приду.
Он попеременно пускал то холодную, то горячую, то снова холодную воду. Через минуту он вполне взбодрился. Быстро провел рукой по подбородку и решил, что побриться сможет и позже. Когда он вышел из ванной, Джабир уже приготовил для него рубашку и брюки.
Принц и отец Бейдра все еще сидели за столом, когда он вошел в их комнату. Мажордом как раз убирал со стола тарелки после завтрака.
Бейдр поцеловал отца, затем руку принцу. По жесту эмира он покорно сел.
— Ты что-нибудь съешь? — вежливо спросил принц.
— Спасибо, нет, — сказал Бейдр.
Было бы неучтиво с его стороны есть, когда они с завтраком покончили.
— Тогда чашку кофе, — предложил принц.
— Благодарю вас, — кивнул Бейдр.
Мажордом поспешно исполнил пожелание. Бейдр попробовал кофе. Крепкий и сладкий. Он спокойно, почтительно выжидал. Несмотря на то, что шторы были задернуты и солнечный свет не проникал в комнату, принц не снимал темных очков, за которыми было невозможно увидеть его глаза. Он ждал, пока Бейдр поставит на стол свою чашку.
— Мы с твоим отцом обсуждали твое будущее.
Бейдр на это отреагировал легким наклоном головы.
— Я ваш слуга.
Принц улыбнулся.
— Прежде всего, ты мой племянник, моя кровь.
Бейдр молчал. Ему и не надлежало высказываться.
— Мир быстро меняется, — сказал принц. — Много воды утекло с тех пор, как ты родился. Соответственно и нашим планам следует меняться.
Он резко хлопнул в ладоши.
Мажордом выскользнул из комнаты, тихо притворив за собой дверь. Они остались в комнате одни.
Принц выдержал небольшую паузу. Голос его упал почти до шепота:
— Ты знаешь, ведь я всегда смотрел на тебя, как на своего наследника, и верил, что когда-нибудь ты займешь мое место правителя страны.
Бейдр взглянул на отца. Лицо Самира ровным счетом ничего не выражало. Он снова повернулся к принцу.
— Но времена меняются, — сказал эмир. — Есть другие, более важные дела, стоящие перед нами. По всему Ближнему Востоку будущее из-под песков пустыни поднимается к нам и сулит такие богатства, каких мы не видывали никогда. Источник этого богатства — нефть. Кровь, дающая жизнь современному производству индустриализированного западного мира. И наша маленькая страна лежит над гигантским месторождением нефти. Такого моря нефти мир еще не знал.
Он выдержал паузу, желая передохнуть, поднес к губам чашку кофе, сделал крохотный глоток горячего сладкого ароматного напитка.
— В минувшем месяце я заключил контракты с несколькими американскими и крупнейшими европейскими компаниями на разработку этих запасов. За право на разведку они готовы заплатить нам десять миллионов долларов. Если нефть будет найдена, они будут платить дополнительные суммы за каждую действующую скважину и налог за нефть, которую будут экспортировать. Они еще берут обязательство построить нефтеперегонные заводы и помочь в развитии страны. Все это сулит огромные барыши, но я как-то не чувствую себя спокойно.
— Я не все понимаю, — сказал Бейдр.
Но он понимал. Именно по этой причине его и послали изучать, как ведут дела на Западе.
— А я думаю, ты понимаешь, — лукаво возразил эмир. — Но дай мне изложить, как понимаю дело я. Хотя мир и отверг капитализм и колониализм как образ жизни, существуют и другие пути порабощения страны, ее народа. Скажем, сделать ее экономически зависимой. Я не намерен позволить Западу проделать это с нами, но я согласен позволить им оплачивать наш прогресс.
Бейдр кивнул. Он начинал чувствовать, что по-новому уважает принца. За всеми странностями и спецификой его повадок и натуры проглядывал человек мыслящий.
— Чем могу быть полезен я? — спросил он. — Я весь в вашем распоряжении.
Принц посмотрел на Самира и одобрительно покивал. Самир улыбнулся. Принц снова обратился к Бейдру:
— У меня для тебя есть более важная роль, нежели стать моим преемником. Мне нужен человек, который сможет войти в мир Запада и распорядиться богатствами, что они скупо нам отдают, и употребить их так, как это делают на Западе, чтобы они принесли еще большие богатства. И если ты возьмешься за выполнение такой задачи — к чему тебя готовили и будут обучать еще, я обещаю, что твой первый сын станет моим наследником и следующим принцем этой благословенной земли.
— Мне не требуются заверения принца, которому я служу, — сказал Бейдр. — Я буду счастлив исполнить все ваши пожелания.
Эмир встал и обнял Бейдра.
— Мой собственный сын не смог бы сделать для меня большего.
— Благодарен Вашему превосходительству за оказанное мне доверие. Единственно, о чем я стану молить Аллаха, это чтобы Он умудрил меня быть достойным поставленной передо мной задачи.
— Все будет по воле Аллаха, — сказал принц. Он вернулся и сел на свое место. — Ты опять поедешь в Америку на учебу. Только теперь твоим образованием будут руководить люди, рекомендованные мне американскими нефтяными компаниями. Ты не будешь проходить обычный курс. Твое образование будет специализированным и завершится за три года.
Бейдр кивнул.
— Я понимаю.
— И теперь надо уладить еще одно дело. Важное дело, — сказал принц. — Дело с твоей женитьбой.
Бейдр посмотрел на него удивленно. Этого он сейчас никак не ожидал.
— С моей женитьбой?
Принц улыбнулся.
— Ты не должен удивляться. Из донесения, которое я получил по поводу минувшей ночи, следует, что ты способен обеспечить меня многими сыновьями.
Бейдр хранил молчание.
— Мы с твоим отцом обсудили все очень внимательно и после долгих размышлений подобрали тебе невесту, которой ты будешь очень гордиться. Она молода и красива и происходит из лучших семей в Ливане. Ее имя Мариам Риад, дочь Мохаммеда Риада, знаменитого банкира.
— Я знаю эту девушку, — торопливо добавил его отец. — Она в самом деле очень хороша собой. И очень религиозна.
Бейдр поглядел на отца.
— Сколько ей лет?
— Шестнадцать, — ответил Самир. — Она хоть и не бывала за границей, но очень образованная. Сейчас она посещает колледж Американских девушек в Бейруте.
— Шестнадцать лет — мало для замужества, — сказал Бейдр растерянно.
Эмир расхохотался.
— Я сделал мудрый выбор. Это в Америке, наверно, девица в шестнадцать лет молода. В наших странах она зрелая в самый раз.
На обратном пути в Бейрут Бейдр сидел в машине, погруженный в свои мысли. Он молчал, покуда машина не въехала в городское предместье и Самир не обратился к нему с вопросом:
— Что с тобой, сын?
— Ничего, отец.
— Ты расстроен тем, что не стал наследником принца?
— Нет.
— Тогда это раздумья о неожиданно свалившейся на тебя свадьбе?
Бейдр заколебался.
— Я ведь даже не знаком с девушкой. Никогда о ней ничего не слышал до сегодняшнего дня.
Самир посмотрел на него.
— Сдается мне, я тебя понимаю. Тебя удивляет то, что мы заводим всю эту канитель с получением западного образования, а затем сами же возвращаем на старую колею, устраивая твою свадьбу. Верно я говорю?
— Да, пожалуй. В Америке, по крайней мере, ты сперва какое-то время встречаешься с девушкой и узнаешь, нравитесь ли вы друг другу.
— Здесь это происходит таким же путем, сын мой, — спокойно сказал Самир. — Но мы ведь не простолюдины. На нас лежит ответственность, которая простирается за пределы наших личных чувств.
— А вы с мамой были знакомы до того, как поженились. Практически, рядом выросли.
Самир улыбался.
— Это верно. Но наш брак был предрешен, когда мы были еще детьми. Мы каким-то образом знали об этом, и это нас еще больше сближало.
— Ты женился бы на ком-то еще, если брак был уже сговорен? Принимая во внимание твои чувства к маме?
Самир задумался, потом кивнул утвердительно.
— Да. Мне это могло быть не по душе, но у меня не было бы выбора. Человек обязан делать то, что он обязан сделать. На то воля Аллаха.
Бейдр посмотрел на отца и вздохнул. Воля Аллаха. Она покрывала все. Мнение самого человека мало что значило.
— Я бы хотел встретиться с девушкой, — сказал он.
— Все уже устроено, — ответил Самир. — Ее семью пригласили к нам в горы на уикенд. Послезавтра они приедут.
Неожиданная мысль промелькнула в мозгу Бейдра:
— Тебе это было известно давно?
— Недавно, — ответил отец. — О своем решении принц сообщил мне только на прошлой неделе.
— Мама знает?
— Да.
— Она одобряет?
— Женитьбу? Да.
— Похоже, ты заколебался, — заметил Бейдр.
— У твоей матери были грандиозные мечты, связанные с твоим престолонаследием. — Самир засмеялся. — Женщины не всегда бывают практичны.
— А ты, отец? Ты тоже был разочарован?
Самир посмотрел сыну в глаза.
— Нет… — Он вновь вернулся мысленно в ту ночь, когда был рожден его сын. — Ты всегда был и будешь для меня моим принцем.
Глава 9
Мариам Риад, как большинство ливанских девушек, была невысокого роста, не более пяти футов, с темными крупными глазами. Черноволосая, она носила высокую, по последней парижской моде прическу, чтобы казаться выше. Ее смуглая кожа имела бледно-оливковый оттенок, и была заметна ее склонность к полноте, с которой она вела перманентную борьбу посредством различных диет, приводивших в отчаяние ее родителей, предпочитавших традиционную для арабских женщин округлость форм. Она бойко разговаривала по-французски и довольно неловко по-английски, с отвращением посещала колледж Американских девушек и считала своим долгом регулярно донимать родителей упреками за то, что она не поехала учиться во французскую или швейцарскую школу, где учились дети из других богатых домов.
На эти ее претензии у папаши Риада был один ответ: девушкам образование ни к чему, поскольку они должны заниматься домом и рожать детей. С горечью Мариам смотрела, как ее братья уезжают на учебу, а она оставалась дома, лишенная даже той свободы, какой пользовались многие из ее друзей-школьников. Сразу после занятий она была обязана вернуться домой; ей не разрешали отправляться на свидания, из дома она могла выходить лишь с согласия отца и то под присмотром гувернантки.
В лимузине, когда ехали в гости к Аль Феям, отец смотрел на нее с удовлетворением.
— Теперь, дочь моя, — сказал он в своей тяжеловесной манере, — ты, очевидно, понимаешь, отчего твои родители так присматривали за тобой. Очевидно, теперь ты сможешь оценить нас больше.
Мариам отвернулась от окна.
— Да, отец, — сказала она покорно.
— Ты думаешь, тебя выбрал бы для этой партии принц самолично, если бы ты училась за границей? — спросил он, и сам же ответил: — Ни за что! Принц желал, чтобы невеста была настоящая арабка, а не испорченная иностранным влиянием вертихвостка.
Девушка взглянула на мать, та молчала. Ее мать никогда не раскрывала рта, если поблизости был отец.
— Да, отец, — снова согласилась она.
— Теперь я хочу напомнить о манерах, — сказал папаша Риад. — Главное, будь респектабельна, скромна. Я не желаю никаких фривольностей, которых ты набралась у своих подружек из колледжа.
— Да, отец, — скучно повторила она в третий раз.
— Эта свадьба будет самая важная в стране, — добавил отец. — Все знают о том, что твой первый сын станет престолонаследником.
Краем глаза она взглянула на отца.
— А что если у меня будут одни девочки?
Ее отец был шокирован таким предположением.
— У тебя будут сыновья! — вскричал он уверенно, как бы гарантируя своими словами непременный успех. — Ты меня слышишь? У тебя будут сыновья!
— Если этого пожелает Аллах, — сказала Мариам, улыбаясь про себя.
— Да свершится воля Его, — машинально произнесла ее мать, до этого всю дорогу молчавшая.
— Такова воля Аллаха, — убежденно изрек отец. — Иначе почему бы он устроил эту свадьбу?
На Мариам произвело весьма сильное впечатление то, что предстало ее взору, когда автомобиль въехал в ворота обширного имения. Она знала, что такое богатство, но это!.. По сравнению с Самиром, ее отец, один из богатейших людей Бейрута, был просто человеком приличного достатка. Этакая уйма слуг и охранников! Это был словно другой, сказочный мир.
В честь события семейство было одето соответственно традициям, но в их кофрах имелись туалеты, сшитые по последней парижской моде, в которые они облачатся вечером, к ужину.
— Поправь чадру, — сказала ее мать, когда машина остановилась и слуга направился открыть дверцы.
Мариам быстрым движением опустила чадру, скрыв лицо и оставив видимыми только глаза. Она увидела, как по ступеням сходят вниз доктор Аль Фей и в полушаге за ним — Бейдр. Дыханье перехватило у нее в груди. Оба мужчины были тоже в традиционных одеждах; в осанке ее жениха было нечто от пустыни. Так мог выглядеть только настоящий шейх.
Из машины вышел отец. Самир двинулся к нему навстречу, раскрыв руки для объятия.
— Ахлан фикум!
Мужчины обнялись, обмениваясь двукратным поцелуем.
Самир представил сына. Бейдр жестом изобразил покорную почтительность, приветствуя своего будущего тестя. Затем подал на западный манер руку.
После обмена рукопожатиями они вернулись к автомобилю. Вылезла из машины госпожа Риад, и ее приветствовал Самир. Тут же выпорхнула и Мариам. Ее отец подал ей руку и подвел к доктору.
— Ты помнишь доктора Аль Фея?
Она взглянула вверх, затем потупила взор, как полагалось воспитанной девушке. Кивнула и почтительно поклонилась в пояс.
Самир взял ее за руку.
— Дитя мое, — сказал он. — Рад приветствовать тебя. Да будет наш дом навсегда твоим домом.
— Благодарю вас, — чуть слышно промолвила она. — Да будет Аллах милостив.
Самир жестом подозвал Бейдра. Благопристойно потупив глаза, она видела лишь носки его туфель под ниспадающей джалабийей.
— Мариам, — сказал Самир. — Разреши представить моего сына Бейдра, твоего будущего мужа.
Прежде чем поднять глаза, она поклонилась, затем подняла голову. В первый момент она была обескуражена — никто ей не говорил, что у него синие глаза. Сердце ее заколотилось, и она почувствовала, как под чадрой краска приливает к ее щекам. Было столько всего, о чем она не слышала в разговорах о нем… Он был такой высокий. И такой красивый. Глаза ее опустились, и она едва расслышала обращенные к ней слова приветствия — так гулко отдавались в ушах удары ее сердца. Впервые в жизни она почувствовала благодарность к своим родителям за то, что они не отправили ее учиться за границу. Она уже была безнадежно влюблена.
Ужин был чисто формальным обрядом. Самир вызвал из своего бейрутского дома шеф-повара француза, который все и приготовил в лучшем виде. Вместо обычного ливанского меззеха на закуску был паштет из гусиной печенки с трюфелями и зернистая икра из Ирана. Привычные мулукхиех, кролик с рисом, главным блюдом был петух в вине и жаркое из баранины, но десерт был типичным — баклава в более чем двадцати ее медовых вариациях.
Шампанское подавалось на протяжении всей трапезы — единственное исключение из мусульманских правил. Женщины в длинных парижских платьях и мужчины в смокингах вели светскую беседу, обычную при знакомстве домами.
Поскольку ужин близился к концу, господин Риад встал.
— Если мне будет позволено, — начал он в своей чрезвычайно важной манере, — я предложу тост в честь нашего досточтимого хозяина, благородного доктора Аль Фея. Да ниспошлет Аллах ему и всей семье свои милости! — Он поднял бокал и отпил глоток шампанского. — И еще один тост, — быстро добавил он, не ставя бокал на стол улыбнулся Бейдру: — За моего будущего зятя, которого я уже мыслю своим сыном, и за мою дочь. Да благословит Аллах их союз многими сыновьями.
Мариам почувствовала, что краснеет от теплого и доброго смеха за столом. Взглянуть на Бейдра, сидевшего напротив, она не посмела. Ее отец заговорил снова:
— И хотя вопрос о приданом никогда не возникал между нашими семьями, я не хотел бы обойти стороной этот древний и почитаемый обычай. Ибо как еще может родитель выразить свои чувства к дочери и уважение к ее будущему мужу?
Самир протестующе поднялся.
— Нет, Мохаммед, твоя дочь и есть твой самый щедрый дар, твое ценнейшее сокровище.
— Дорогой мой доктор, — улыбнулся банкир, пропуская без внимания возражение Самира. — Неужели ты лишишь меня этого скромного удовольствия?
— Разумеется, нет.
Самир сел на место.
— Сын мой, — сказал Риад, обращаясь к Бейдру, — в день нашей свадьбы в моем банке в Бейруте будет открыт счет на твое имя на миллион ливанских фунтов. Этот капитал твой, поступай с ним по своему усмотрению.
Бейдр взглянул через стол на Мариам, прежде чем встать и поблагодарить тестя. Лицо ее вспыхнуло, она не отрывала глаз от стола. Он повернулся к банкиру.
— Мой досточтимый отец, — заговорил он медленно, — да будет Аллах свидетелем вашей щедрости и доброты. И единственное, о чем я могу просить еще, — не откажите своим мудрым советом наставить меня, как наилучшим образом воспользоваться вашим огромным даром.
— Не откажу, — быстро отозвался Мохаммед.
Он был доволен. Все шло по его плану. Он был уверен, что этот счет будет лишь началом бизнеса, который свяжет его банк с семьей Аль Фея.
Встал Самир: званый ужин завершился. Он посмотрел на Бейдра:
— Было бы замечательно, если бы ты показал невесте сад, — сказал он, — а мы пройдем в библиотеку и отдохнем.
Бейдр кивнул, обошел стол и придержал стул Мариам, пока она вставала. Он улыбнулся ей.
— Похоже, они не прочь отделаться от нас.
Девушка кивнула. Он взял ее под руку, и они направились к двери сада.
Когда они проходили в сад, госпожа Риад повернулась к Набиле.
— Разве ж они не прекрасная пара?
Они дошли до бассейна в дальнем конце сада, прежде чем кто-то из них нарушил молчание. Потом вдруг оба заговорили почти одновременно.
Мариам тотчас осеклась.
— Простите меня…
— Вина моя, — быстро выручил ее Бейдр. — Что ты хотела сказать?
— Ничего важного. А что хотели сказать вы?
Оба рассмеялись, каждый был чуть смущен перед другим.
— Мне интересно узнать, что ты чувствуешь. Я имею в виду — в отношении нашего брака? — Она потупила глаза и молчала. — Тебе не обязательно отвечать на этот вопрос, — быстро сказал он. — Это не честно с моей стороны. У тебя, наверно, не было другого выбора, да?
Она подняла взор.
— А у вас?
Теперь была его очередь промолчать. Он пошарил в кармане и достал пачку сигарет.
— Курите?
Мариам отрицательно покачала головой.
Он закурил, глубоко затянулся один раз. Медленно выпустил дым.
— Верно, это старомодно?
— Да.
— В Америке я почти забыл, как это все делается у нас.
— Мне всегда хотелось поехать за границу, — сказала она. — Но отец не разрешал. Вам там нравится?
— Да, — ответил он. — Люди там проще. По большей части, точно знаешь, что они думают.
Она колебалась.
— У вас там была девушка?
— Такой, чтоб единственная, — нет. Но было много свиданий. А у тебя?
— У меня очень строгий отец. Мне очень мало что дозволяли. Когда я захотела пойти в колледж, был большой скандал дома.
Они опять замолчали. Он смотрел на тлеющий кончик сигареты. На этот раз первой заговорила она:
— У вас синие глаза…
— Да, — согласился он. — Отец говорит, что это восходит ко временам Священных войн. С тех пор синие глаза нет-нет да появляются в нашем роду.
Она отвернулась и стала смотреть на море.
— Должно быть, вы очень разочарованы во мне после западных девушек, которых вы знали.
Голос ее был очень тих.
— Неправда, — быстро отозвался он. — Я никогда не принимал их всерьез. Они совершенные пустышки. Не то что наши.
— Зато очень красивые… Высокие…
— Мариам, — сказал он.
Она повернулась к нему.
— Ты тоже очень красива.
— Я?! — переспросила она. — Вы на самом деле так думаете?
— Я так думаю… — Он взял ее под руку. — Тебе по-прежнему хочется за границу?
— Да.
Он улыбнулся.
— Значит, медовый месяц мы проведем в Европе.
Так они и поступили. Поженившись в конце июля, август они провели в путешествии по континенту. В сентябре, когда Бейдр привез Мариам обратно в Бейрут, а сам уехал в Америку продолжать учение, она была уже беременна.
Глава 10
Продолжение танцев состоялось на верхней палубе, куда гости постепенно стягивались после ужина. Бейдр по обыкновению исчез, как только было подано угощение. Это была его манера устраивать свои свидания; уйти, пока все заняты едой, а когда с ней покончено, вновь присоединиться к гостям. Таким образом его отсутствие могло остаться никем не замеченным.
Джордана села за стол так, чтобы уловить момент, когда он вновь появится в салоне. Бейдр продолжал оставаться загадкой для Джорданы, несмотря на девять лет замужества. Не удавалось ей понять его до конца. Временами казалось, он просто забывает о ее существовании, а то вдруг ни с того ни с сего так подловит, что страшно делается: наверняка он знает о ней все, до последней мелочи.
Как сегодня… Она видела футляр от Ван Клеефа на подушке, но почему-то в ней взыграл дух противоречия, и она решила не принять подарка. Может быть, потому, что он не мог свои приходы и уходы искупать другим подарком… Его виной нельзя было воспользоваться, чтобы успешно манипулировать им, как это бывало с американскими мужчинами, которых она знала. Он был таким, каким он был от природы, и никто не смог бы его переделать. Его реакции были прямолинейны и непосредственны. Из тьмы его нутра подчас подавал свой голос дикий зверь.
Но что ее удивило, так это ее собственная реакция. В его грубой выходке было даже что-то успокоительное… как если бы она была ребенком, провоцирующим родителя на экзекуцию как доказательство его любви. Выплыли на поверхность ее собственные провинности, и она начала обдумывать способы вернуть его расположение.
Не успела хлопнуть за ним дверь, как Джордана поднялась и посмотрела на себя в зеркало. Отпечаток его руки на щеке стал еще ярче. Она нажала кнопку вызова своего секретаря и попросила ее принести пакетик льда, после чего заперлась в каюте и больше часа студила щеку, пока припухлость не исчезла.
Затем занялась выбором костюма. Она будет изображать жену-мусульманку, если это то, чего ему хотелось. Жена, гурия, рабыня… Не это ли сулил им Аллах, когда они вступили в райские врата?
Она поднесла бокал шампанского к губам, наблюдая за дверями салона. Бейдр еще не выходил.
— Джордана, дорогая, — слащавый голос ворковал ей прямо в ухо. — Твой танец был просто обворожителен.
Она повернула голову, узнав говорившую.
— Мара, — сказала она, подставляя щеку для традиционного поцелуйчика, — ты сама доброта!
— Нет, дорогуша, — быстро возразила принцесса. — Это святая правда. Я в жизни не видала ничего более эротичного. Будь я мужчина, я прямо там изнасиловала бы тебя. — Она рассмеялась и добавила: — Кстати, я могла бы и сейчас это сделать.
Джордана посмеялась вместе с ней.
— Это самый большой из всех комплиментов, Мара.
Принцесса еще ниже склонилась к уху Джорданы:
— То, что ты выделывала, было просто неправдоподобно! Ты обратила внимание на молодого человека, которого я привела с собой? Он просто сходил с ума. Я думала, на нем лопнут брюки.
Джордана посмотрела на нее. Такая восторженность была не типична для Мары.
— Ты не слишком ли преувеличиваешь, дорогая?
— Ни капли. Он сгорает от желания познакомиться с тобой. Есть у тебя минутка?
Через плечо Мары Джордана заметила Кэриджа, выходящего из салона с господином Ясфиром.
— Не сейчас, — ответила она. — Бейдр скоро должен выйти.
Ясфир направлялся прямиком к ней.
— Мадам Аль Фей! — Он поклонился.
— Да, мистер Ясфир, — сухо отозвалась она.
— Я желаю выразить свою благодарность за изумительный вечер и извиниться за то, что вынужден вас так скоро покинуть. К сожалению, дела на берегу торопят меня.
Она подала ему руку.
— Я тоже искренне сожалею. — Он поцеловал ей руку. — Быть может, в следующий раз мы будем иметь возможность познакомиться лучше, — сказала она.
— Буду надеяться, — сказал он. — Бон суар, мадам.
Когда Ясфир спускался с палубы на трап, чтобы попасть на катер, который доставит его на берег, она увидала, как Кэридж подходит к Юсефу. Юсеф и американский кинорежиссер Майкл Винсент проследовали за Кэриджем в салон и далее по коридору, ведущему в кабинет Бейдра.
— Еще одна встреча? — спросила Мара.
Джордана молча повела плечами и подняла свой бокал. Принцесса уселась на соседнее кресло.
— Один из моих мужей походил на него. Не помню который. Вечно деловые встречи. Такая скукотища! Я развелась с ним.
Джордана улыбнулась.
— У Бейдра много всяких недостатков, но с ним уж не соскучишься, можешь быть уверена.
— Наверно. Но, согласись, некоторые мужья не представляют себе, что на свете существует кое-что помимо бизнеса.
Джордана промолчала. Она потягивала шампанское.
— Давай, дорогуша, — настаивала принцесса, — познакомься с моим кавалером. Его это осчастливит, и, возможно, позабавит на несколько минут тебя.
— Где он?
— Вон там. Высокий блондин, стоит около лестницы.
Джордана глянула на него.
— Выглядит молодо.
Принцесса рассмеялась.
— Он и есть молодой, дорогая. Ему двадцать пять, и стоит, как у быка. Я не знала другого такого мужчины со времен Руби, когда тот был еще в самом соку.
— Жиголо? — поинтересовалась Джордана.
— Ну конечно, дорогая, — подтвердила догадку Мара. — Разве не все юные красавцы таковы? Зато это делает жизнь проще. Когда они тебе надоедают, дашь несколько франков и — проваливай за дверь. Никаких сложностей.
— Уже надоел? Потому ты и сдаешь его?
Мара засмеялась.
— Нет, дорогая. Причина в том, что он довел меня до изнурения. Меня на него не хватает. Его здоровенное распрекрасное копье торчит непрестанно, а я уже не так молода, как была. Я выдохлась.
— Ты хоть честно призналась?
В голосе Мары прозвучала обида.
— Я всегда честна. Теперь-то ты с ним познакомишься?
Джордана бросила взгляд в салон. Кэридж возвращался один. Юсеф и Винсент остались у Бейдра. Она повела плечами.
— Ол райт, — сказала она. — Веди его сюда.
Бейдр предложил Винсенту его излюбленный скоч и содовую и жестом пригласил сесть. Юсеф деликатно пристроился в углу кабинета, Бейдр сел напротив американца.
— Я долгое время был поклонником ваших работ, мистер Винсент, — начал Бейдр.
— Благодарю, мистер Аль Фей. Я искренне польщен.
— И надеюсь, что не я один, — добавил Бейдр: он решил сразу взять быка за рога. К тому же перед ним был американец, и незачем было ходить вокруг да около. — Вот почему я и решил спросить, не заинтересует ли вас работа над фильмом, в основу которого будет положена история жизни Пророка. Вы никогда не думали насчет этого?
Режиссер потянулся к своей бутылке.
— Если говорить честно, мистер Аль Фей, то никогда.
— Есть ли для этого какая-то конкретная причина, мистер Винсент?
Винсент покачал головой.
— Как-то мне раньше не приходило на ум. Может, оттого, что мы, американцы, очень мало знаем о жизни Магомета.
— Но есть более четырехсот миллионов человек, которые знают, — сказал Бейдр.
Винсент кивнул.
— Теперь и я это знаю. Мистер Зиад очень старательно мне все объяснил. Также он дал мне несколько жизнеописаний Пророка, и я должен признаться, что идея меня захватила по-настоящему.
— Как по-вашему, получится из этого фильм?
— Думаю, да. Очень хороший фильм.
— Который сможет иметь успех на Западе? Фильм, который поможет западному миру понять, что наша цивилизация основана на морали, очень близкой к их собственной?
— Успех? Не знаю. Будут проблемы с прокатом, — ответил режиссер. — Что касается понимания, то я полагаю будет. Разумеется, при условии, если фильм выйдет на широкий экран.
Бейдр кивнул.
— Я все понимаю. Но, думаю, это возможно. Что мы должны предпринять в первую очередь, чтобы фильм был сделан как можно скорее?
— Все картины начинаются со сценария.
— Вы писали сценарии для других своих фильмов. Взялись бы написать и для этого тоже?
— Взялся бы, если б имел достаточно знаний, но, боюсь, у меня их недостает.
— Если вы получите необходимую помощь, тогда смогли бы решиться?
— Если бы имел уверенность в том, что по написании сценария картину будут снимать.
— А если я дам гарантию, что фильм будут снимать?
Винсент посмотрел на Бейдра и глубоко вздохнул. Если он скажет да, а картину снимать раздумают, ему придет конец в индустрии кино. Евреи проследят за этим. А если будет удачно снята, станут ее прокатывать в своих кинотеатрах. Им все равно, о чем картина, если она приносит в кассу бешеные деньги.
— Я — из дорогих, — сказал Винсент. — Я обхожусь не дешево. Учтите!
— Мне это известно, мистер Винсент. Гонорар в миллион долларов и участие в доходах от картины не будет слишком мало?..
Музыка, лившаяся из динамиков, была медленной и романтичной, и площадка была заполнена танцующими, когда Жак забрал у нее бокал с шампанским, поставил на стол и повел ее танцевать. Он улыбался.
— Я долго выжидал подходящую музыку, чтобы пригласить вас на танец.
Джордана чувствовала в голове шумок от шампанского, она тоже улыбнулась ему.
— Это прекрасно.
Он привлек ее к себе вплотную.
— Вы, американка! «Это прекрасно» — все, что вы можете сказать?
Она взглянула ему в лицо.
— Американка? Я не американка. Разве вы не видите по моему наряду?
— Не разговаривайте, — сказал он. — Танцуйте — и все… — Легким и ласковым прикосновением руки он заставил ее склонить голову ему на плечо, а другой рукой, лежавшей у нее чуть ниже пояса, крепко прижал ее бедра к себе. Движения его были очень медленны в тягучем ритме музыки, он давал ей ощутить его крепнущую эрекцию.
Чуть погодя Жак взглянул на нее. Глаза у нее были закрыты. Свою руку, в которой лежала ее рука, он опустил вниз… и они постепенно смещались к дальнему краю борта, туда, где никто не мог заметить, чем они займутся… и там наконец, взяв ее руку, он стал гладить ее пальцами свой твердый, как камень, фаллос.
— У меня брюки на пуговицах, — шепотом сообщил он. — Не на молнии. Расстегни!
Она посмотрела вверх на него широко раскрытыми испуганными глазами.
— Сумасшедший! — прошептала она. — Люди же смотрят! Ты решил погубить меня?
— Никто ничего не увидит, — горячо зашептал он. — Мы стоим к ним спиной. Пока ты танцевала, я дважды кончил. Сейчас я хочу, чтобы ты прикоснулась к нему!
Продолжая смотреть ему в глаза, она нащупала пуговицы и расстегнула. Трусов он не носил, и его фаллос буквально выпрыгнул ей в руку. Он прижал ее голову к своей груди так, чтобы она могла взглянуть вниз.
— Ну же!.. — нетерпеливо потребовал он.
Ее кулачок обхватил не более трети длины его ствола. Джордана видела в тусклом свете блестевшую головку, ритмично выпрыгивающую из крайней плоти. Она почувствовала на ладони влагу.
— Сильней! — скомандовал он.
Теперь она не слышала музыки. Единственным ритмом был ритм ее руки: вперед-назад, вперед-назад по его стволу.
Он весь содрогался и все теснее жался к ней. На лице его изобразилась гримаса.
Впившись взглядом, она углядела струйки семени, выстрелившие из его вздрагивающего фаллоса. И все было кончено. Она посмотрела вверх, на его лицо.
— Спасибо, — сказал он, улыбаясь. Из нагрудного кармана он вынул носовой платок. — Вытри руки.
Она взяла платок и украдкою вытерла себе ладонь, затем хотела вернуть ему…
Он покачал головой.
— Оботри мне тоже.
Она вытерла, и фаллос юркнул в брюки.
— Платок можешь выбросить, — сказал он.
Платок полетел в море, когда они двинулись от поручней фальшборта в толчею танцующих.
— Мы должны с тобой встретиться, — шепотом проговорил он. — Как тебе позвонить?
— Мне звонить нельзя. Позвоню сама.
— Я в «Мартинэ». Ты позвонишь? Даешь слово!
Она кивнула. Музыка кончилась как раз, когда она увидело Бейдра в сопровождении Юсефа и американского режиссера, поднявшихся по трапу из салона.
— Мой муж, — шепнула Джордана.
Она стала отодвигаться от Жака, но он удержал ее за руку.
— Завтра? — шепнул он.
— Да!
Она вырвала у него свою руку и направилась к Бейдру. Лицо ее пылало, и она чувствовала себя так, словно выкурила дозу гашиша.
— Дорогой! — воскликнула она. — Какой чудный прием и мой день! Как мне благодарить тебя?
Глава 11
Время было за полночь, и Лейле уже надоело торчать у себя в номере. Она стояла у окна и смотрела на набережную Круазетт. Толпы народа слонялись туда-сюда в теплой ночи. Рекламные щиты в свете прожекторов сообщали о кинофильмах, которые должны были демонстрироваться на предстоящем фестивале, и сам воздух в городе был напоен ощущением праздника, веселья, яркого света.
Лейла отвернулась от окна. Хватит! Она сыта по горло. Они должна выйти на улицу или спятит окончательно. Она взяла свою джинсовую куртку, ключ и вышла в холл. Пока ждала лифт, надела куртку, и когда выходила из здания, то мало чем отличались от других молоденьких женщин, гулявших в модных джинсах и рубашках.
Она посмотрела и сторону «Карлтона», купила мороженое на углу Рю дю Канада, затем перешла через улицу на морскую сторону, где публики шаталось поменьше. Напротив «Карлтона» она уселась на бетонную оградку, отделявшую эспланаду, и смотрела на входивших и выходивших из отеля.
Покончила с мороженым, доев сладкий конус почти до самого острия и дочиста облизала пальцы. Услышала шум мотора и обернулась посмотреть.
Большой катер «рива» степенно втягивался в гавань «Карлтона». На борту не было никого, кроме двух матросов и форме — белых спортивных рубашках с короткими рукавами и полотняных брюках. Один спрыгнул на причал и набросил швартов на небольшой кнехт. В следующий момент второй матрос оказался на причале рядом с первым. Закурили и стали лениво переговариваться.
Она смотрела мимо катера. Яхта ее отца стояла на якоре в нескольких сотнях метров от берега; огни на верхней палубе яркими бликами отражались в черной воде. К берегу плыли звуки негромкой музыки. Она достала сигарету и закурила. Оглянулась на отель.
Там ничего не происходило. Она сидела, вяло покуривая свою сигарету. Небольшой автомобильчик, кативший по Круазетт, замедлил ход и остановился напротив Лейлы. Шофер опустил стекло, что-то крикнул ей.
Она не расслышала его слов, но знала, что ему надо. Презрительно тряхнула головой, встала и повернулась к нему спиной. Автомобильчик погудел в ответ и укатил, скрежеща передачами.
От скуки Лейла сбежала по ступеням на берег и вышла на мол. Матросы насторожились было, но когда увидели ее, снова расслабились и продолжали курить, поглядывая на одинокую девушку.
Она вызывающе посмотрела на них, остановившись на верхней части пирса.
— Бон суар,— бросил ей матрос, что был повыше ростом.
— Бон суар, — отозвалась Лейла.
Она разглядывала «рива». Это был открытый катер, оборудованный радиотелефоном и стереодекой. Она не сомневалась в том, что это судно тоже принадлежало ее отцу. Он обожал современную американскую технику.
— Плохо дело с бизнесом, мадам? — развязно спросил по-французски матрос, который был пониже.
Она пропустила реплику мимо ушей.
Который повыше засмеялся.
— Давай к нам, — сказал он. — Мы тебе кинем по десять франков за «палочку».
Она посмотрела на него в упор.
— Вот как? — спросила она насмешливо, с жестом в сторону яхты. — Девочки оттуда вам не по карману?
Высокий матрос не смутился.
— По двадцать франков с каждого. Наша высшая ставка.
Лейла улыбнулась ему.
— Я отпущу вам задаром, если свозите меня туда.
Матросы переглянулись, потом посмотрели на нее.
— Мы этого не можем, — сказал высокий.
— Боитесь потерять работу? — подтрунила она. — А что там происходит? Что-то очень важное?
— День рождения жены нашего патрона, шейха Аль Феи, — пояснил тот, что пониже.
Поддразнивая ребят, она расстегнула пуговки своей куртки и дала ей распахнуться. Обеими руками приподняла свои увесистые груди так, чтобы парни могли их видеть.
— Regardez ces tétons,— сказала она. — Не желаете ли одну из этих красавиц подержать у себя во рту?
Они покачали головами почти с грустью.
— Двадцать пять франков, — в заключение сказал высокий.
— Миль пардон, — сказала она. Быстро застегнулась, неторопливо пошла обратно. — Какой имели шанс, мальчики.
— Завтра! — крикнул ей вдогонку высокий. — Приходи в старый порт. Покатаем!
— Завтра меня здесь не будет.
— Постой! — окликнул короткий. Он о чем-то быстро переговорил с товарищем, затем снова к ней: — О’кей! Туда, один раз вокруг яхты и — назад. Договорились?
— Пойдет.
Она перелезла через ограждение мола, а рослый спрыгнул в катер. Взревел мотор. Второй матрос подал ей руку, чтобы помочь перешагнуть через борт. Она обошлась без его помощи, прошла на корму и села.
Короткий снял канат с кнехта и соскочил в уже двинувшийся катер. Повернулся к ней.
— Пройди лучше вперед. На корме ты вся промокнешь.
Она улыбнулись.
— Чепуха, — сказала она. — Я люблю воду.
«Рива» набрал скорость. Матрос подошел и сел рядом. Потянулся к ней и расстегнул две пуговицы на ее куртке. Грубая лапа сгребла ее грудь.
— Сэ мапифик, — проговорил он. — Обалдеть!
— Да не торопись же ты! — сказала она. — У нас масса времени впереди.
Он нагнулся и жадным ртом припал к ее соску. Его зубы больно вдавились в кожу. Она оттолкнула его.
— Подожди, — сказала она сердито. — Потом.
Он уставился на нее и покраснел.
Она тепло улыбнулась.
— Я тебя не надую, не волнуйся. — Сняла куртку и отдала ему. — Можешь держать как залог.
Матрос с дурацким видом стоял с курткой в руках и смотрел на нее.
— Разыгрываешь нас?
Прежде чем она успела ответить, прозуммерил радиотелефон. Высокий матрос взял трубку. Злой голос что-то прохрипел. Высокий положил трубку и оглянулся на них, широкой дугой разворачивая катер.
— Мы должны вернуться к причалу, — сказал он. — Капитан развонялся. Там люди ждут, чтобы мы перевезли их срочно на яхту.
— Суки! — ругнулся второй. Он отдал ей куртку. — Оденься быстренько.
— Говорил же тебе, не надо с ней связываться.
— Дерьмо! — бросил товарищ.
Молча Лейла застегнула куртку. Посмотрела на пирс, где стояли несколько человек в изысканных вечерних туалетах. Матрос выключил двигатель, и катер по инерции подвалил к причалу.
Второй матрос лихо выскочил на берег с канатом в руках и закрепил его на кнехте. Матрос-механик остался на борту.
Ожидающими были две дамы и двое мужчин. Они с любопытством посмотрели на Лейлу, когда та выходила на пирс, но промолчали. Она поднялась на верхнюю часть пирса и не спешила уходить. Малорослый матрос с преувеличенной галантностью помогал дамам спуститься в «рива». Вдруг перевел взгляд на нее.
— Сэ ля ви! — крикнула Лейла ему с улыбкой.
Мужчины были уже на катере, и он малым ходом стал отваливать от пирса. Второй матрос спрыгнул с причала и опять повернулся к Лейле. Рассмеялся и воздел к ней руки, в типично галльском жесте изображая свою полную беспомощность.
Лейла направилась по пирсу к набережной, там он внезапно и возник, выйдя из тени пляжной кабинки.
— Что с тобой случилось? Ты с ума сошла! — накинулся он с места в карьер. — Ты могла завалить все дело!
Она опешила.
— Я даже не заметила, как ты вернулся с яхты.
— Когда пришел в отель и не нашел тебя в номере, — сказал Али Ясфир, — я чуть с ума не сошел. Ты же знала, что нельзя выходить из комнаты!
— Мне стало скучно.
— Вон оно что — ей стало скучно! — повторил он с издевкой. — И потому срочно понадобилось пойти покататься на лодке собственного отца?
— А почему бы и нет? Разве у меня нет на это права? В конце концов, я дочь Бейдра Аль Фея.
Было около четырех часов утра. Последние гости садились ни катер, чтобы отправиться на берег. Джордана прощалась с принцессой Марой и Жаком. Юсеф подошел к Бейдру, в одиночестве стоявшему в сторонке.
— Девочек оставить? — спросил он, показывая жестом на двух актрисок рядом с Винсентом.
Бейдр отрицательно покачал головой.
— Мне оставаться здесь?
— Нет. Я найду тебя в отеле утром.
— О’кей, — улыбнулся Юсеф. — Доброй ночи.
— Доброй ночи.
Бейдра на палубе уже не было, когда Джордана отошла от трапа. Она медленно направилась в салон.
Подошел стюард.
— Могу ли что-нибудь предложить мадам?
— Спасибо, ничего не надо, — сказала она. — Кстати, вы не видели мистера Аль Фея?
— Наверно, он прошел в свою каюту, мадам.
Она пошла по коридору в свою каюту. У кровати горел ночник, ночная сорочка и халат были уже приготовлены. Она медленно раздевалась. И тут вдруг почувствовала полное изнеможение. Опять начала побаливать щека. Она пошла в ванную, открыла шкафчик с лекарствами и достала пузырек перкодана. Проглотила две желтых таблетки. Посмотрелась в черкало. Подумала, надо бы снять косметику, но сил на это не хватило.
Вернулась в спальню, надела сорочку. Устало улеглась в постель, выключила ночник.
Свет пробивался через щель под его дверью. Видно, он еще не спал. Джордана закрыла глаза, когда боль начала стихать. Она почти уснула, но вдруг отворилась его дверь. Открыла глаза внезапно.
Он стоял у порога, еще в вечернем костюме. Долго молчал, потом сказал:
— Я хочу, чтобы завтра дети были здесь, на борту, к девяти часам утра.
— Хорошо, Бейдр, — согласилась она. — Я об этом позабочусь. Это будет замечательно. Мы очень давно не проводили время с детьми.
Его голос был холоден и бесстрастен.
— То, о чем я прощу, относится только к детям. Ты можешь быть свободна. — Она молчала. — Я их верну в воскресенье.
— Ты разве успеешь сходить на Капри и вернуться к воскресенью?
— Мы не пойдем на Капри. Я должен быть в понедельник утром в Женеве. Мы сходим до Сен-Тропеза и на Поркероль.
Дверь за ним закрылась, и в каюте вновь стало темно. Она посмотрела на светящиеся цифры электронных часов на столике рядом. Был шестой час.
Она потянулась за сигаретой, закурила. Спать уже некогда, если она к девяти должна доставить детей на яхту. Она нехотя включила ночник над головой и нажала кнопку вызова горничной.
Пора было одеваться и ехать на виллу. К семи дети проснутся. Поспать она сможет после того, как их увезут.
Глава 12
Майкл Винсент вошел в ресторацию отеля. От бессонной ночи глаза его были воспалены, лицо осунулось и вид был похмельный. Он угрюмо щурился от яркого утреннего света, высматривая Юсефа. Обнаружил его за столиком у окна. Юсеф был свежевыбрит. Взгляд ничем не замутнен. На скатерти родом с кофе лежал бинокль. Юсеф улыбнулся.
— Доброе утро!
— Доброе, — буркнул Винсент и сел. Подслеповато моргал и никак не мог проморгаться. — Как это вам удается? Вы легли спать не раньше шести. А сейчас всего девять тридцать, и вы вызвали меня на встречу.
— Когда шеф близко — никто не спит, — сообщил Юсеф. Он взял бинокль и протянул его режиссеру. — Полюбуйтесь сами. Вон он, уже на водных лыжах.
Винсент прижал к глазам окуляры, навел на резкость, увидел яхту. Поймал в поле зрения «рива», когда тот несся по бухте. Позади катера на буксире скользил Бейдр; одной рукой он держался за фал, другой придерживал сидевшего у него на плечах сынишку.
— Кто этот мальчик? — спросил Винсент.
— Младший сын шефа, Самир, — ответил Юсеф. — Ему четыре года, а имя дали в честь деда. Старший сын, принц Мухаммад, на лыжах позади отца. Ему десять.
Винсент, державший в поле зрения Бейдра, не заметил вторую моторку. Он перевел взгляд и увидел мальчика. В свои десять лет тот был миниатюрной копией отца — стройный и мускулистый, и тоже держался за фал одной рукой.
— Принц Мухаммад? — переспросил он Юсефа. — Разве Бейдр…
— Нет, — сразу перебил его Юсеф. — Бейдр первый племянник принца Фейяда, царствующего принца. Поскольку у него нет потомка мужского пола, он назначил наследником трона сына Бейдра.
— Изумительно, — сказал Винсент. Он положил бинокль, поскольку к столу подошел официант. — Это не слишком рано для «блади Мэри»?
— Здесь все и в любое время! — улыбнулся Юсеф. — «Блади Мэри»!
Официант кивнул и скрылся. Юсеф наклонился к режиссеру:
— Приношу извинения за столь раннее беспокойство, но шеф меня вызвал, и я должен улететь с ним на несколько дней, потому и решил, что для нас важно оформить наш бизнес.
— Я считал, что мы обо всем уже договорились вчера вечером, — сказал Винсент.
Официант принес коктейль. Юсеф обождал, покуда тот уйдет и Винсент сделает первый глоток.
— Почти обо всем, — поправил он мягко. — Кроме агентских комиссионных.
— У меня нет агента, — быстро ответил Винсент. — Я всегда сам веду свои дела.
— На этот раз он у тебя есть, — сказал Юсеф. — Видишь ли, ото вопрос обычая. А наш народ чрезвычайно привержен обычаям.
Винсента покоробило от беспардонности принятого у арабов обращения на «ты». До него начало доходить, куда клонит Юсеф, но ему хотелось, чтобы тот высказал все без обиняков.
— И кто же мой агент?
— Твой наибольший почитатель, — учтивейше сообщил Юсеф. — Человек, порекомендовавший тебя для этой работы. Я.
Винсент помолчал, сделал еще глоток коктейля. В голове у него начало проясняться.
— Обычные десять процентов? — спросил он.
Не переставая улыбаться, Юсеф покачал головой.
— Это обычно — на Западе. По нашим обычаям — тридцать процентов.
— Тридцать?! — Винсент был шокирован. — Это что-то неслыханное для комиссионных.
— Это вполне справедливо, если учесть твой гонорар за этот фильм. Миллион долларов — вот это действительно неслыханный гонорар. Насколько мне известно, это впятеро больше того, что ты получил за свою последнюю работу. И тебе не видать бы такого заказа, не знай я, что это давнишняя мечта Бейдра — картина о жизни Пророка, и что он обязательно с моей подачи сделает тебе такое предложение, которое наверняка привлечет твой интерес.
Винсент изучал выражение лица Юсефа. Араб продолжал улыбаться, но за улыбкой в его глазах пряталась серьезность.
— Пятнадцать процентов, — объявил режиссер.
— У меня большие затраты, — пожаловался Юсеф, — растопырив руки в протестующем жесте. — Но ты мой друг. Я не стану торговаться. Двадцать пять!
— Какие еще затраты? — полюбопытствовал Винсент. — Я полагал, вы работаете на Бейдра. Разве он мало вам платит?
— Вполне достаточно для хорошего существования. Но человек обязан думать о будущем. У меня на иждивении большая семья и я должен кое-что откладывать.
Винсент нервно шарил по карманам в поисках сигарет. Юсеф предупредил его желание: со щелчком раскрыл золотой портсигар и протянул режиссеру.
— Красивый портсигар, — заметил Винсент, не торопясь беря сигарету.
Юсеф улыбнулся. Положил дорогую вещицу на стол перед режиссером.
— Он твой.
Винсент удивленно посмотрел на него. Он абсолютно не понимал этого человека.
— Это же настоящее золото! Вы не можете отдать мне его вот так, запросто.
— Отчего же? Он тебя восхитил.
— И все же это еще не повод, — упирался Винсент.
— У вас свои обычаи, у нас свои. Для нас сделать подарок — святое дело.
Винсент, сдаваясь, качал головой.
— О’кей. Двадцать процентов.
Юсеф улыбнулся и подал руку:
— Договорились.
Они обменялись рукопожатием. Винсент взял в рот сигарету, Юсеф зажег ее золотой дюпоновской зажигалкой. Винсент затянулся, затем рассмеялся.
— Не осмелюсь восхищаться вашей зажигалкой, не то вы и ее мне отдадите.
Юсеф улыбался:
— Ты быстро усваиваешь обычаи.
— Это мой долг, — сказал Винсент, — если собираюсь снимать эту картину.
— Очень верно, — серьезно заметил Юсеф. — На картине мы будем работать в тесном контакте, и когда настанет время, и надеюсь, смогу показать тебе, как мы оба сможем заработать немалые деньги.
Винсент отпил глоток своего виски с томатным соком.
— Каким образом? — спросил он.
— Деньги, которые они станут запрашивать с тебя за услуги и материалы, будут гораздо больше тех, что они запросят с меня, — пояснил Юсеф. — Вместе мы смогли бы сэкономить для шефа крупные суммы и в то же время выгадать кое-что для себя за наше усердие.
— Я буду помнить об этом, — сказал Винсент. — Наверно, мне придется не раз обратиться к вам.
— Всегда к твоим услугам.
Винсент посмотрел через стол.
— Когда, по-вашему, контракт будет готов к подписанию?
— В течение недели. Бумаги подготавливаются в Лос-Анджелесе и будут сюда переданы по телексу, как только их окончательно оформят.
— Почему в Лос-Анджелесе? Разве нет хороших адвокатов в Париже?
— Конечно, есть, но ты должен понять шефа. Он всегда и во всем требует самое лучшее. А лучшие юристы по кино — в Голливуде. — Он взглянул на часы: — Мне пора идти. Опаздываю. Шеф хочет, чтобы я собрал девочек и привез на яхту.
Винсент поднялся вместе с ним. Он был озадачен.
— Девочек? А миссис Аль Фей не станет возражать?
— Миссис Аль Фей решила остаться на вилле, чтобы дать возможность шефу провести побольше времени с сыновьями.
На прощание они пожали друг другу руки, и Юсеф пошел в вестибюль. Винсент снова опустился на свой стул. Очень много неясного в этих людях, многое предстояло ему изучить. Они были далеко не так просты, как казались при первом знакомстве. Подошел официант, и Винсент заказал еще один «Блади Мэри». Тоже не плохое начало дня.
Актрисы и Патрик со своим багажом ожидали в вестибюле, когда Юсеф выйдет из ресторана. Он попросил Эли приказать багажному носильщику перетащить вещи на пирс и погрузить их на «рива».
— Вы ступайте на катер, — сказал он им. — Я подойду через минуту. Мне надо еще сделать один звонок.
Он поднялся на площадку с телефонами и набрал номер Жака в «Мартинэ». В трубке раздалось десять гудков, прежде чем сонный голос ответил.
— C’est moi, Юсеф, — сказал он. — Я не разбудил?
— Да, — голос Жака был груб.
— Шеф просил меня пойти с ним на яхте на несколько дней, и я сейчас отчаливаю. Хотел узнать, как у тебя с ней будет дальше?
— Очевидно, она позвонит мне.
— Думаешь, позвонит?
— Не знаю. Без уговоров вложил в ручку и вытрухала как миленькая.
— Значит, позвонит, — удовлетворенно заключил Юсеф. — Первый шаг к тому, чтобы вложить между ног, это вложить ей в руку.
— Когда ты вернешься? — спросил Жак.
— В воскресенье вечером. Шеф ночью улетит в Женеву. И если она к тому времени не объявится, я дам обед для американского режиссера и ты с ней встретишься.
— Тогда больше не надо свиданий с принцессой Марой? — спросил Жак. — Мне уже осточертела эта баба.
— Да, да! На этот раз ты придешь один.
Юсеф вышел из телефонной будки и дал телефонистке несколько франков на чай. Полез в карман за портсигаром, но вспомнил, что подарил его. Выругался про себя, потом улыбнулся и все улыбался, пока не вышел на улицу. Это была недурная сделка. Портсигар за триста долларов дал ему последние пять процентов. А пятьдесят тысяч долларов — не повод для шуток.
Лейла стояла у окна и смотрела на море, когда Али Ясфир вошел в ее номер.
— Ты собралась? — спросил он.
— Да, — ответила она, не оборачиваясь. — Отцовская яхта уходит.
Он подошел и тоже посмотрел в окно. Яхта уходила с разворотом в море по направлению к Эстерелю. Море и небо синевой дополняли друг друга, и вовсю сияло солнце.
— Сегодня будет жарко, — заметил он.
Она не повернула головы:
— Он катался на водных лыжах с сыновьями.
— Твои братья?
В ее голосе слышна была горечь:
— Они мне не братья! Они — его сыновья. — Она отошла от окна. — Когда-нибудь он это узнает.
Али Ясфир молча наблюдал, как Лейла прошлась по комнате и села в кресло у кровати. Закурила. Она себе даже не представляла, до какой степени была во всем дочерью своего отца. Это стройное, крепкое тело было иных линий, нежели у ее матери. Та, как большинство арабских женщин, рано располнела.
— Помню, когда я была маленькая, он брал нас с сестрой кататься с ним на водных лыжах. Он был очень добрый, и это бывало так весело. После развода с матерью все кончилось. Он ни разу даже не навестил нас. Бросил, как старые ботинки.
Вопреки самому себе Али стал защищать Бейдра:
— Твоему отцу были нужны сыновья. А твоя мать больше не могла рожать детей.
В голосе Лейлы было презрение:
— Вы мужчины все одинаковые. Быть может, когда-нибудь узнаете, что мы созданы вовсе не для того, чтобы вам угождать. Даже сейчас женщины дают для Дела больше, чем большинство мужчин.
Он не был настроен с ней спорить. Да и его дело состояло по в этом. Его дело состояло в том, чтобы доставить ее в Бейрут, а затем переправить в горы, в учебный лагерь. А там уж она могла спорить с кем угодно и о чем угодно. Он нажал кнопку вызова портье.
— На чем летим? — спросила она.
— До Рима на «Эр Франс», дальше на МЕА в Бейрут.
— Ну и скучища, — сказала она. Поднялась и опять подошла к окну поглазеть на море. — Интересно, что подумал бы мой отец, знай он, что я была здесь?
Глава 13
Бейдр посмотрел на часы:
— До открытия нью-йоркской биржи еще пять часов, — сказал он.
— И потому у нас не так много времени, чтобы рефинансировать десять миллионов фунтов стерлингов, месье Аль Фей, — сказал мосье Брун, швейцарский банкир. — И слишком поздно, чтобы отозвать распоряжение на покупку.
Джон Стерлинг-Джонс, его британский компаньон, кивнул в знак согласия.
— Это будет совершенно невозможно. Я полагаю, вы пересмотрите свою позицию, мистер Аль Фей.
Дик Кэридж не сводил глаз со своего шефа, находясь в дальнем углу комнаты. Ни один мускул не дрогнул на лице Бейдра, хоть он и знал, к чему клонит британский банкир. Проще всего было снять трубку телефона и дать знать Абу Сааду, что он может начинать действовать в соответствии с их новым предложением. Но пойди он на это, он неминуемо попадет к ним в зависимость. А он был далек от мысли довести дело до такого. После стольких-то лет, потраченных на построение своей независимости… Ни к кому теперь он не попадет в кабалу. Даже к самому принцу, его суверену.
— Моя позиция остается прежней, мистер Стерлинг-Джонс, — спокойно сказал Бейдр. — Я не намерен вступать в этот бизнес, торговлю оружием. Если бы у меня были такие планы, я этим давно бы занялся.
Англичанин ничего не ответил.
Бейдр повернулся к швейцарцу:
— На что я могу рассчитывать у вас?
Швейцарец взглянул в свои бумаги:
— Кредитный баланс наличными у вас имеется в размере пяти миллионов фунтов, месье Аль Фей.
— А заемный кредит?
— В нынешних обстоятельствах? — пожелал уточнить швейцарец.
Бейдр кивнул.
— Нет ничего, — сказал швейцарец. — Если только вы не измените свою позицию. Тогда, разумеется, вы сможете получить любую сумму.
Бейдр улыбался. Все банкиры одинаковы.
— Если бы я это сделал, мне не понадобились бы ваши деньги, месье Брун. — Он полез в карман и достал чековую книжку. — Вы не одолжите мне перо?
— С удовольствием, месье Аль Фей!
Бейдр положил книжку на угол стола и быстро выписал чек. Вырвал чек из книжки и придвинул вместе с авторучкой к банкиру.
Банкир взял в руки чек.
— Месье Аль Фей, — проговорил он удивленно, — если мы оплатим этот чек на пять миллионов фунтов, этим будет исчерпан ваш текущий счет.
Бейдр встал.
— Вы правы, месье Брун. И закройте его. Надеюсь, копию трансфера в мой банк в Нью-Йорке я получу у себя в отеле в течение часа. — Он направился к двери. — Вы также получите инструкции касательно счетов других членов правления — в первой же половине дня. Я рассчитываю, что вы будете столь же внимательны при закрытии счетов, как были при их открытии.
— Месье Аль Фей, — голос банкира поднялся до фальцета, — никто никогда не изымал из банка в один день сорок миллионов фунтов!
— Вот, нашелся и такой человек, — ответил Бейдр с улыбкой, затем подал знак Кэриджу, и они вместе покинули кабинет.
Через операционный зал банка они двинулись к выходу.
Почти у наружной двери их догнал Стерлинг-Джонс:
— Мистер Аль Фей!
Бейдр оглянулся.
— Да, мистер Стерлинг-Джонс?
Почти заикаясь от волнения и одышки, англичанин выпалил:
— Месье Брун и я, мы пересмотрели нашу позицию. Что за банкиры мы были бы, если не предоставили заем в пять миллионов фунтов!
— Десять миллионов. Я не вижу резона, с какой стати я должен пользоваться хоть какими-то своими деньгами.
Англичанин молча поглядел на него, затем кивнул:
— Десять миллионов фунтов.
— Прекрасно, мистер Стерлинг-Джонс! — Он повернулся к Дику. — Ты вернешься обратно с мистером Стерлинг-Джонсом и заберешь чек, который я только что вручил им. Я отправляюсь на собрание «Арамко», ты найдешь меня там.
— Да, сэр.
Бейдр дружески кивнул банкиру и, не сказав ни слова ни прощанье, вышел на улицу, где его ожидал лимузин. Шофер выскочил из машины, подбежал и распахнул перед ним дверцу.
Бейдр опустился на широкое удобное сиденье с глубоким и вдохом облегчения. Банкиры не знали, что все это был блеф с его стороны. Не было у него возможности трогать счета его компаньонов без предварительного согласия владельцев. Но чек на пять миллионов фунтов заставил их об этом забыть.
Он закурил. К завтрашнему дню все это утратит свое значение. «Чейз Манхэттен» в Нью-Йорке даст ему семьдесят процентов рыночной стоимости акций как залог. Он это возвратит швейцарскому банку, потому что индексы прибылей нью-йоркского банка были гораздо ниже. Это поставит его под сомнение не более, чем на три миллиона фунтов, их он сможет покрыть в случае необходимости средствами со своего счета.
И в целом, все прошло не плохо. Пожалуй, ему было за что благодарить Али Ясфира. Из-за того что они отказали ему в своей поддержке, он выскочил в держатели контрольного пакета акций небольшого банка в Ла Джолла в Калифорнии, страховой компании почтовых отправлений в Ричмонде, в Вирджинии, и кредитно-финансовой компании с сорока отделениями во Флориде. Только эти три компании владели имуществом стоимостью свыше шестидесяти миллионов долларов, из них не менее двадцати миллионов были наличные деньги, с годовым доходом в десять миллионов долларов после уплаты налогов.
Вдруг он передумал и решил не ходить на собрание «Арамко». Там фактически нечего было сейчас делать. Квоты на производство и сбыт еще в стадии утверждения. И он велел шоферу ехать обратно в отель «Президент Вильсон», где он держал за собой двухкомнатный номер.
Он взял трубку и вызвал «Арамко», извинился за невозможность присутствовать на собрании, что выяснилось в последнюю минуту, и попросил, чтобы Кэриджа отправили к нему в отель, как только тот появится. Затем он вызвал в аэропорту своего пилота и попросил его приготовиться к вылету в Штаты немедленно.
Он пошел в спальню, снял пиджак и растянулся на кровати. Джабир явился почти в тот же миг из своей комнатки, расположенной рядом с покоями Бейдра.
— Господину угодно принять ванну?
— Спасибо, нет. Просто хочу полежать и подумать.
— Слушаюсь, господин. — Джабир повернулся, чтобы уйти.
Бейдр позвал его.
— А где девчонка?
Он едва не забыл, что привел рыжеволосую француженку-актрису Сюзанн, которую в Канне ему представил Юсеф.
— Она пошла по магазинам, господин, — ответил Джабир. — Она сказала, что скоро вернется.
— Хорошо. Проследи, чтобы меня никто не беспокоил в течение хотя бы часа.
— Слушаюсь, господин. Задернуть шторы?
— Неплохая мысль.
Когда слуга вышел, Бейдр закрыл глаза. Впереди было столько дел и столько всего надо было обдумать, а так мало оставалось времени. Он не мог себе представить, что лишь вчера катался со своими мальчишками на водных лыжах.
Он провел с ними весь день. Они рыскали по пляжам в поисках раковин, брали на прокат ялики в Сен-Тропезе, плавали под водой с дыхательной трубкой у Поркероля, устроили пикник на острове Левант. Вечером после ужина смотрели диснеевские мультики, которые он держал в фильмотеке на яхте специально для ребят. Имелись там и другие фильмы, но те были не для детей.
Чувство неосознанной тревоги нахлынуло на него только к вечеру в воскресенье, когда они шли назад в Канны. Сидели в салоне и смотрели «Белоснежку и семь гномов». Он поглядывал на восторженные мордашки сыновей и вдруг подал знак стюарду, исполнявшему роль киномеханика. Картина остановилась, зажегся свет.
Мальчики смотрели на него.
— Еще же рано спать, папа! — сказал Мухаммад.
— Да, конечно, — ответил он по-арабски. — Просто я подумал, что мы были весь день так заняты развлечениями, что у нас не осталось времени поговорить.
— О’кей, папа, — согласился сын. — О чем мы будем говорить?
Бейдр посмотрел на него: Мухаммад ответил ему по-английски.
— Я думаю, мы будем разговаривать по-арабски, — сказал он сыну, ласково улыбаясь.
На лице мальчика промелькнуло выражение неловкости, но он кивнул.
— Хорошо, баба, — ответил он по-арабски.
Бейдр повернулся к младшему:
— А как ты себя чувствуешь, Самир?
Маленький кивнул молча.
— Вы оба изучаете Коран? — Оба дружно кивнули. — Уже дошли до «Пророческих откровений»? — Они и на этот раз отделались кивком. — Что вы уже выучили? — наседал он с расспросами.
— Я выучил, что есть только один Бог, — ответил старший неуверенно, — и что Мухаммад пророк его.
По ответу мальчика Бейдр понял, что тот все забыл, чему учился. Он обратился к Самиру:
— А что, дружок, выучил ты?
— То же самое, — быстро ответил малыш по-английски.
— По-моему, мы собирались поговорить по-арабски, — напомнил он совсем не строго.
Маленький отпел глаза в сторону:
— Это трудно, папа.
Бейдр замолчал.
Во взгляде Самира засквозило беспокойство.
— Ты на меня не сердишься, папа? — спросил он. — Я знаюю французские слова — la même chose.
— Я не сержусь на тебя, Самир, — сказал он ласково. — Это очень хорошо.
Маленький заулыбался.
— А можно тогда мы будем смотреть кино?
Он подал знак стюарду. Свет в салоне погас, и изображение вернулось на экран. Вскоре они вновь ушли в мир приключений Белоснежки. Но в глазах Мухаммада стояли слезы.
Бейдр протянул руку и привлек мальчика к себе.
— Что случилось, сын мой? — спросил он по-арабски.
Мальчик взглянул на него в упор, и слезы покатились по его щекам. Он пытался сдерживать рыдания.
Бейдр почувствовал себя беспомощным.
— Говори, сынок.
— Я так плохо разговариваю, отец, — сказал мальчик по-арабски с сильным английским акцентом. — Я чувствую, что тебе за меня стыдно.
— Мне никогда не будет стыдно за тебя, сын мой, — ответил Бейдр, прижимая к себе мальчика. — Я очень горжусь тобой.
Сквозь слезы мелькнул проблеск улыбки.
— Это правда, отец?
— Правда, сын мой. А теперь смотри кино.
После того как дети ушли спать, он еще долго сидел в потемневшем салоне. Юсеф вошел с двумя француженками и включил свет прежде, чем заметил Бейдра.
— Простите, шеф, — извинился Юсеф. — Я не знал, что вы здесь.
— Все в порядке, — сказал Бейдр, вставая. — Я как раз шел к себе в каюту переодеться. — Вдруг его поразила неожиданная мысль. — Ты был здесь, когда Джордана с детьми приехала из Бейрута? — спросил он по-арабски.
— Я сопровождал их через таможню.
— Учитель арабского был с ними?
Юсеф на мгновение задумался.
— Скорей всего, нет. Одна няня.
— Странно, почему Джордана не взяла его с собой.
— Понятия не имею, шеф. Она ничего мне не говорила. — Лицо Бейдра было бесстрастно. — Ну и потом Джордана мало имела возможности разговаривать со мной. Здесь так много вечеров, приемов…
— Это верно. Напомни мне завтра утром дать телеграмму в Бейрут. Хочу, чтобы отец с первым же самолетом прислал воспитателя.
— Слушаюсь, шеф.
Бейдр направился к себе в каюту.
— «Мускарден» — подходящее место для ужина в десять в Сен-Тро? — спросил Юсеф.
— «Мускарден» — отлично. — Бейдр прошел по коридору в свою каюту. Пусть этим занимается Юсеф. «Мускарден» был лучший ресторан в Сен-Тропезе, а Юсефу всегда подавай самое лучшее, не иначе.
Бейдр позвонил Джордане из аэропорта перед самым отлетом в Женеву.
— Что получилось с арабом-воспитателем? — спросил не здороваясь. — Я полагал, что он прилетит с вами вместе.
— Он захворал и не оставалось времени нанять другого.
— Не оставалось времени? — переспросил Бейдр язвительно. — Ты могла позвонить моему отцу. Он нашел бы человека и сразу прислал его.
— Я не думала, что это так важно. Да и потом у них ведь сейчас каникулы. Им не обязательно учиться.
Голос его заледенел от злости:
— Не так важно?! Что дает тебе право решать, что важно, и что — нет? Ты себе отдаешь отчет в том, что Мухаммаду предстоит стать правителем четырех миллионов арабов, а он не в состоянии разговаривать на их и своем родном языке?!
Она молчала.
— Я вижу, что предоставил тебе слишком много свободы, — сказал он. — Я отправил отцу телеграмму с просьбой прислать воспитателя, а когда они нагонят пропущенное, я отправлю их жить в дом моих родителей. Быть может, там они получат должное воспитание.
Некоторое время она молчала. Когда заговорила, в голосе ее были боль и обида:
— А я? — спросила она. — Что ты запланировал для меня, дорогой?
— Ровным счетом ничего, — бросил он. — Можешь заниматься всем, что взбредет в твою башку. Когда ты мне понадобишься, я дам тебе знать.
Глава 14
Джордана была пьяна. Пьянее, чем когда-либо в жизни. Это была та высшая степень опьянения, какая наступает только после глубокой депрессии; степень, позволявшая ей как бы отделиться от своего тела и видеть себя со стороны. Она была весела, обаятельна, остроумна и блистательна — все одновременно.
…Весь день после утреннего звонка Бейдра она была в глубокой прострации. Два существа, которых она по-настоящему любила в жизни, это были ее сыновья. Когда-то ей казалось, что так же она любит Бейдра. Но сейчас ей были непонятны ее чувства к нему. Быть может, причина была в том, что она не знала о его чувствах к ней.
Впервые она была обрадована, получив приглашение Юсефа. Ей не нравился Юсеф, но точно так же никогда ей не нравился никто из постоянных приживал и временных сводников, суетившихся около Бейдра. Ей всегда была непонятна привычка Бейдра окружать себя мужчинами такого сорта, когда он имел возможность заполучить любую женщину по своему желанию, для этого было достаточно щелкнуть пальцами. Он до сих пор оставался самым привлекательным и волнующим мужчиной из всех, кого она встречала в своей жизни.
Когда Юсеф рассказал, что собирается дать небольшой ужин в честь Майкла Винсента, режиссера, которому предстояло снимать фильм Бейдра «Посланец», она согласилась, что с ее стороны это был бы милый жест — сыграть роль хозяйки. В особенности, когда Юсеф намекнул, что Бейдр был бы весьма доволен таким ее предложением.
«Небольшой ужин» Юсефа был накрыт на двенадцать персон в «Ля Бон Оберж» — ресторане на полпути между Каннами и Ниццей. Как хозяйка, она восседала во главе стола с Винсентом, почетным гостем, — американец по правую руку от нее. Юсеф сидел по левую. Поскольку Бейдр отсутствовал, место в конце стола многозначительно пустовало. Посреди стола между двумя хорошенькими девицами сидел Жак, белобрысый жиголо, которого ей представила принцесса Мара на приеме вдень ее рождения. Без всякого интереса, но все-таки она подумала: кто это с ним сидит?
Заказанный Юсефом ужин был выше всяких похвал. И «Дом Периньон» лилось неиссякаемым потоком. По первому же глотку она поняла, что сегодня шампанское на нее подействует. Но на сей раз это ее не тревожило. Майкл Винсент был обаятельный человек, хотя пил только шотландские виски, к тому же он был американец, с кем можно было перекинуться рискованной шуткой, смысл которой никто за столом толком бы не понял.
Посередине ужина она поняла, что Жак постоянно держит ее под наблюдением. Всякий раз, когда ее взгляд пробегал вдоль стола, она видела его внимательные глаза. Но расстояние было слишком велико для того, чтобы между ними завязался разговор.
После ужина Юсеф предложил всем пойти в дискотеку и продолжить вечер. К этому времени она была уже достаточно на взводе, и потому идея нашла у нее горячую поддержку. Она любила танцевать.
Они еще не пробыли и часа в «Уиски», когда она, подняв взгляд, увидала стоявшего перед ней Жака.
Он поклонился почти официально:
— Могу я пригласить вас на этот танец?
Она слушала музыку, отдаваясь жесткому ритму «Роллинг Стоунз». Посмотрела на Винсента:
— Извините…
Он кивнул и стал разговаривать с Юсефом, сидевшим по другую от него сторону. Она танцевала, еще не выйдя на паркет.
Жак повернулся к ней лицом и повел. Сперва она восприняла его манеру критически. Рок и в самом деле был не в духе француза. Его движения в танце были напряженно скованными. Ему бы лучше постоять с краю, если он намерен продолжать все эти бальные па. Но вскоре она позабыла о нем, растворившись в собственном танце.
Его голос возник над звуками музыки:
— Вы обещали мне позвонить.
Она взглянула на него удивленно:
— Обещала?
— Да.
— Что-то не помню, — сказала она.
И это было сказано честно.
— Врете, — сказал он тоном обвинения.
Не говоря ни слова, она резко повернулась, чтобы уйти. Он поймал ее за руку, потянул назад.
— Простите меня, — сказал он искренне. — Пожалуйста, танцуйте со мной.
Она посмотрела на него, затем позволила отвести себя обратно на паркет. Кончился рок, пошла музыка кантри. Он обнял ее и крепко прижал к себе.
— Последние три дня я не мог ни есть, ни спать, — умоляюще сказал он.
Она была равнодушна:
— Мне не нужен жиголо.
— Я знаю это лучше, чем кто-либо еще, — сказал он. — Кто-нибудь другой, такой же красивый, как вы… Я хочу вас только для себя.
Она скептически взглянула ему в глаза. В нее вдавилась его упругим твердость.
— Чувствуете, как я хочу вас?
Ее глаза закрылись, голова опустилась на его плечо. Она позволила себе удовольствие ощущать этот напряг. Хмель в ее голове начал розоветь. Может, он говорил правду?..
Если она чего и не заметила, так это улыбку, которой француз обменялся с Юсефом.
Грубая ткань ее мешковатой гимнастерки и брюк до боли натирала кожу, когда она шла с пятью другими новенькими к командиру части. Грубые кожаные ботинки гулко бухали по дощатому полу барака. Желтый свет керосиновых ламп слабо освещал комнату.
Военачальница сидела за столом в дальнем конце комнаты, по бокам от нее сидели два бойца в форме. Она изучала лежавшую перед ней бумагу и не поднимала головы, пока они не приблизились на половину расстояния от двери до стола.
— Внимание! — рявкнул их сержант.
— Ан-наср! Победа! — проорали они, как были обучены в первую же ночь по прибытии в учебный лагерь несколько дней тому назад.
Лейла почувствовала, как натянулся на ее груди лиф, когда она рывком расправила плечи. Лиф тоже был из грубой бязи. Она смотрела прямо перед собой.
Военачальница неторопливо встала: Лейла увидела, что у нее на погонах полковничьи знаки различия. Молча оглядела новоприбывших, затем резко, на удивление сильным голосом выкрикнула:
— Ибдах аль-аду!
— Смерть врагам! — рявкнули они в ответ.
Она кивнула, слабая улыбка одобрения мелькнула на ее чувственных губах.
— Вольно! — скомандовала она обычным голосом.
Слышен был хруст и шорох грубой ткани, когда женщина принимала более расслабленную осанку. Она обошла стол и встала перед ними:
— От имени Братства палестинских борцов за свободу я приветствую ваше вступление на путь нашей священной борьбы. Борьбы за освобождение наших народов из-под ига Израиля и империалистического рабства. Я знаю, каждая из вас пожертвовала многим, чтобы прийти сюда. Вы покинули тех, кого любите, возможно, подвергли себя остракизму со стороны ваших соседей, но я вам могу пообещать одно: в конце нашей борьбы всех ожидает свобода, какой не знал никто из нас!
И во имя нее ваша борьба только начинается. Вас призовут к еще большим жертвам. Быть может, вам предстоит отдать свою честь, даже свою жизнь для завоевания свободы, к которой мы стремимся. И мы победим!
Здесь вас научат многому. Владеть оружием. Пистолетами. Винтовками. Ножами. Как делать бомбы. Маленькие и большие. Как убивать голыми руками. Как драться. Все это надо для того, чтобы вы наравне с нашими мужчинами смогли сбросить сионистских захватчиков обратно в море и возвратить землю ее законному владельцу, нашему народу!
Вы, каждая из вас, уже принесли священную присягу верности нашему делу. И с этого момента вы должны забыть ваши настоящие имена и никогда их не употреблять в этом лагере. Вы будете откликаться только на присвоенное вам имя, и если случится непредвиденное и вы попадете в плен, вы не выдадите имен ваших товарищей. С этого момента ваша верность принадлежит вашему делу и вашим братьям по оружию!
Военачальница сделала короткую паузу. Женщины безмолвно и восторженно внимали.
— Последующие три месяца будут самыми трудными и жизни любой из вас. Зато в конце учебы вы сможете пойти дальше и занять место в ряду таких, как Фатмах Берноуи, Мириам Шахкашир, Аида Исса и Лейла Халед, а также других женщин, проявивших себя как равные среди наших братьев по борьбе. — Она снова обошла стол и заняла свою позицию между двумя бойцами. — Желаю вам успеха!
— Внимание! — гаркнул сержант.
— Ан-наср, — гаркнули они в ответ, мужественно выпячивая груди.
— Ибдах аль-аду! — крикнула военачальница.
— Ибдах аль-аду! — прокричали они в ответ.
Командир отдала честь:
— Р-разойдись!
Они сбились в кучку и пошли за сержантом в ночную темень.
— Отправляйтесь в свою казарму, девочки, — сухо сказал сержант. — Ваш день начинается завтра в пять утра.
Он повернулся и пошел в мужской сектор лагеря, а они отправились в свой небольшой барак. Лейла пошла в ногу с молодой женщиной, чья койка была рядом с ее.
— Правда, наш офицер — замечательная женщина? — спросила Лейла. — Я впервые в жизни почувствовала, что мни жизнь имеет какой-то смысл.
Соседка удивленно посмотрела на нее, как на инопланетное существо:
— Я рада, что ты такое почувствовала, — сказала она скучным голосом. — Я пришла сюда только ради того, чтобы быть рядом с моим парнем. Но мне не удалось нигде быть к нему поближе, а меня прямо распирает от желания… Я бы не удивилась, если бы оказалась в твоей койке ночью и полизала твою киску.
На высоте тридцати пяти тысяч футов над Атлантическим океаном в темно-синем, начиненном звездами небе Бейдр спал в своем самолете, состязаясь со временем на пути в Нью-Йорк. Вдруг он проснулся, сам не понимая отчего, и сел на постели. Глаза его были влажны от слез.
Он смахнул их рукой и потянулся за сигаретой. Наверно, приснился дурной сон… Но внутри у него гнездилось предчувствие какой-то беды, странное такое предощущение, тяжестью лежавшее на сердце.
Девушка рядом с ним встрепенулась.
— Q’est-ce que c’est, cheri? — сонно спросила она.
— Rien, — сказал он. — Dors.
Она молчала, и немного погодя мерный гул двигателей вновь нагнал на него сон. Он погасил сигарету и опять уснул.
В другом месте
Июнь, 1973.
К административному зданию подкатил черный «кадиллак» и из него вышли трое мужчин — двое в штатском, третий — полковник армии США. Они пошли вверх по ступеням, ведущим к входу в здание. Израильские солдаты — часовые у входа — взяли оружие «на караул». Полковник отдал честь, и трое мужчин вошли в здание.
Старший сержант штабной службы, дежуривший у конторки, встал со своего места салютуя. Полковник ответил на приветствие. Сержант улыбнулся:
— Вы знаете, как пройти, полковник? — это было скорей утверждение нежели вопрос.
Полковник, отвечая улыбкой на улыбку, кивнул:
— Я тут уже бывал, сержант. — Он обернулся к своим спутникам: — Пожалуйста, теперь за мной…
Он повел их по коридору к лифту и нажал кнопку вызова. Дверь бесшумно отворилась, они вошли в кабину. Нажал кнопку на панели, кабина пошла вниз. Шестью этажами ниже, в подземелье кабина остановилась, дверцы раздвинулись.
Полковник подвел их еще к одному посту дежурного, где за столом сидел другой старший сержант штаба. На этот раз сержант не встал. Он посмотрел на них, затем на список на столе:
— Не назовете ли себя, джентльмены?
Полковник заговорил первым:
— Алфред Уэйгрин, полковник, армия Соединенных Штатов Америки.
Штатский в пиджаке, застегнутом на все пуговицы:
— Роберт Харрис, Соединенные Штаты, Государственный Департамент.
Человек в мятом спортивном пиджаке:
— Сэм Смит, Американская Пламбинг Сэпплай Компани.
Сержант не удержался от улыбки по поводу абсурдного наименования для прикрытия агента ЦРУ. Он вычеркнул имена из списка и вручил каждому желтую пластиковую карточку идентификации, которые они сразу же прикололи к лацканам. Сержант нажал кнопку сигнала на пульте, и в двери справа возник капрал.
— Проводи джентльменов в конференц-зал А.
Конференц-зал А располагался в конце длинного серого узкого коридора, у входа стояли двое часовых и еще один сержант за столом. Капрал остановился перед столом дежурного, пока сержант проверял их карточки, затем нажал кнопку электронного устройства, открывшего дверь. Прибывшие вошли в помещение, и дверь за ними автоматически закрылась.
В комнате уже находились девять человек, только двое из них были в форме израильской армии: бригадный генерал и полковник. Бригадир вышел вперед, протягивая руку:
— Рад тебя видеть, Алфред.
— Рад тебя видеть, Лев. Познакомься, пожалуйста, с Бобом Харрисом из Штатов и с Сэмом Смитом. Джентльмены, генерал Эшнев.
Они обменялись рукопожатиями. Генерал представил их остальным, затем жестом показал на большой круглый стол и дальнем конце конференц-зала.
— Надеюсь, вы отыщете свои кресла, джентльмены.
Напечатанные именные таблички указывали, кому где сесть. Когда все они сели, свободным оставалось только одно место у стола. Оно находилось слева от израильского генерала и, поскольку он был старшим из присутствовавших офицеров, получалось, что место принадлежало кому-то старше него по званию. Американцы с любопытством посмотрели на табличку с именем и переглянулись.
Генерал Эшнев перехватил их взгляды:
— Прошу извинить за задержку, но я проинформирован, что генерал Бен Эзра на пути сюда. Он попал в пробку на дороге и должен прибыть с минуты на минуту.
— Бен Эзра? — шепнул Харрис полковнику. — Никогда о нем не слышал.
Полковник улыбнулся.
— Боюсь, он действовал намного раньше вас, Боб. Лев Пустыни — личность почти легендарная. Честно говоря, я полагал, что его давно нет в живых.
Генерал Эшнев расслышал конец реплики:
— Это не ваш ли Макартур сказал однажды: «Старые солдаты не умирают, они уходят в прошлое»? Бен Эзра доказывает, что это утверждение далеко от истины. Он не желает ни умирать, ни уходить в прошлое.
— Теперь ему должен идти восьмой десяток, — сказан человек ЦРУ. — По нашим последним сведениям, он после войны шестьдесят седьмого года вернулся обратно в свой кибуц и словно испарился.
— Ему семьдесят четыре, — уточнил израильтянин. — Что же касается кибуца, то нам неоткуда получать сведения о том, подолгу ли он там бывает. Он заколдовал весь кибуц. Даже дети не скажут о нем ни слова. Мы никогда не знаем, там он или нет.
— Мне кажется, если вас интересует его мнение, вам следовало бы перехватить его в Тель-Авиве, — посоветовал Харрис.
— Это могло бы выйти боком, — ответил Эшнев с улыбкой. — Лев Пустыни никогда не отличался тактом. Похоже, ваш президент до сих пор не забыл его комментарии, когда Эйзенхауэр приостановил англо-французский захват Суэцкого канала в пятьдесят шестом. Ведь это он спланировал для англичан эту операцию.
— Впервые слышу, — признался Харрис. — Но не пойму, с какой стати сердиться президенту? Тогда он президентом не был.
— Он был вице-президентом, а о Бен Эзре много говорили по поводу поддержки им кое-каких арабских политиков, которых он считал способными повлиять на решение Эйзенхауэра. Бен Эзра зашел так далеко, что даже просил англичан передать Эйзенхауэру, чтобы он больше занимался своими делами, и я боюсь, что его язык был не слишком дипломатическим. После этого конфуза у Бен Гуриона не было выбора; ему оставалось только принять отставку Льва Пустыни. Вот тогда он и ушел жить в кибуц на Синае.
— Вы сказали, он выдвинулся в шестьдесят седьмом? — спросил Харрис.
— Да. Но не официально. И это обернулось еще одним конфузом. Он хотел, чтобы мы шли без остановки до Каира и разбили противника наголову. Говорил, что его собственная разведка может доказать: если мы этого не сделаем, придется начинать все с самого начала на протяжении семи лет.
— А почему он считает свои источники более достоверными, чем наши? — поинтересовался человек ЦРУ.
— Его мать была арабка, а есть люди, которые считают, что он больше араб, чем еврей. Во всяком случае, он там живет среди тысяч и, как ни странно, люди, похоже, доверяют ему и идут к нему за справедливостью. Арабы зовут его «Имам» — святой человек, книжник, тот, кто живет по совести, верен принципам. Он пересекает границы безнаказанно и в одиночку.
— Был он женат? — спросил Харрис.
— Дважды, — ответил генерал Эшнев. — Первый раз — в молодости. Его первая жена умерла родами. Ребенок тоже погиб. Это произошло в пустыне, когда они пытались проскользнуть через британские позиции в Палестину. Второй раз, когда вышел в отставку. Он женился на арабской девушке, и, насколько мне известно, она живете с ним в кибуце. Детей у них нет.
— Означает ли его приход сюда, что вы ожидаете неприятности? — спросил полковник Уэйгрин.
Израильтянин пожал плечами:
— Мы, евреи, всегда ожидаем неприятности. В особенности, когда происходят вещи, которых мы не понимаем.
— Какие именно? — спросил Харрис.
— По этой причине мы и собрались здесь, — уклончиво ответил Эшнев. — Давайте дождемся Бен Эзру. Он объявился после двухмесячного молчания и созвал это совещание.
В голосе Харриса прозвучало некоторое пренебрежение:
— И старик провернул это вот так запросто?
— Да не совсем запросто. Сперва ему надо было убедить Даяна в том, что у него есть достаточно серьезный повод. Даяну пришлось идти на поклон к премьер-министру. Это ведь она дала согласие на сегодняшнюю встречу.
— Вы не думаете, что, проявив подобную настойчивость, он мог хотя бы явиться вовремя, — заметил Харрис.
— Он старый человек, — примирительно заговорил Эшнев. — И он упорно пользуется своей собственной машиной, стареньким «фольксвагеном», который на ходу рассыпается. Если бы я не замолвил слово, уверен, что его здесь не пустили даже на паркинг. — Телефон перед ним запищал. Он взял трубку, выслушал, положил на место. — Джентльмены, генерал прибыл.
Электронная дверь беззвучно раскрылась, и все дружно повернулись туда. Стоявший у входа человек был высокого роста, более шести футов, и одет в пропыленный, иссеченный песком бедуинский бурнус. Седые волосы и густая борода, морщинистое, черненное солнцем лицо делали его более похожим на араба, чем на еврея. Единственно, его поразительные, темно-синие глаза отрицали арабское происхождение. Походка его была тверда и горделива, когда он подходил к генералу Эшневу. Голос сухой и жесткий, словно бы источенный временем и песком пустыни.
— Лев! — произнес он, протягивая руку.
— Генерал! — отозвался Лев Эшнев вставая. Они пожали друг другу руки. — Джентльмены, разрешите представить вам генерала Бен Эзру. — Затем он поочередно представил всех генералу, начав справа от старика.
Бен Эзра каждому смотрел прямо в глаза и повторял свое имя. Когда с представлением было покончено, все сели на свои места.
Эшнев повернулся к старику:
— Это ваше совещание, генерал.
— Благодарю. — Старик говорил по-английски без акцента. — Я полагаю, вас всех поставили в известность об усилении египтян на линии Суэцкого канала и сирийцев на Голанских Высотах. И также я полагаю, вам известно о новых поставках вооружения, более крупных, чем когда-либо ранее, из России и Китая. Я полагаю, вы понимаете, что если поставки будут продолжаться в тех же размерах, вскоре будет достигнут военный паритет, и ударный потенциал их сил, вероятно, превзойдет наш за очень короткое время.
— Это верно, — сказал генерал Эшнев. — Нам все это известно.
— Я уверен, что вы также знаете о мощном пополнении северо-корейских летчиков на истребителях и бомбардировщиках.
— Да, — сказал Эшнев. — Но мы также знаем о мощной критике, которой подвергается Садат со стороны умеренных политических кругов страны по поводу влияния на него русских.
Бен Эзра кивнул:
— Но мы не можем допустить, чтобы это убаюкало нас до ложного ощущения безопасности. Они впервые создают боеспособную военную машину. А такие вещи не делаются без намерения ее использовать.
— Да, — сказал Эшнев. — Но пройдет не менее полутора лет, прежде чем они будут готовы.
— Нет, — возразил Бен Эзра. — Они уже готовы. Они могут нанести удар в любой момент.
— Так чего же они выжидают? — тон Эшнева был вежливым, но в нем присутствовала нотка нетерпения. — До сих пор вы не сообщили нам ничего такого, чего бы мы не знали.
Бен Эзра оставался невозмутим.
— На сей раз мы не можем дать оценку их намерениям в чисто военном плане. Другие факторы помимо военных играют роль в их замыслах. Они проникают в западный мир через капиталовложения. Вдобавок используют нефтедобывающие страны как силу, которую можно применить для ослабления поддержки, получаемой нами от технологических стран. Удар они нанесут не раньше, чем осуществятся эти их планы.
— Вы располагаете специальной информацией на этот счет? — спросил Эшнев.
— Нет. Я располагаю лишь теми сведениями, что собрал сам за время моих скитаний. В Синае ходят слухи о том, что федайны усиливают нажим на умеренных. Они выбирают для себя объекты среди арабов — хотят заставить богатых нефтедобытчиков сотрудничать с ними.
— Конкретные данные по этому вопросу?
Старик покачал головой.
— Вот потому я и просил устроить это совещание. — Он посмотрел через стол на американцев. — Я думал, что наши деловые друзья кое-что знают об этом нажиме.
Харрис посмотрел на своих компаньонов:
— Я бы и рад знать, — сказал он. — Но нам действительно ничего не известно.
Лицо Бен Эзры было непроницаемо:
— Вы из госдепартамента?
Харрис кивнул утвердительно.
— Тогда можно понять, — сказал Бен Эзра. Он посмотрел в упор на человека ЦРУ. — Ну, а вам как?
Смиту стало не по себе:
— Нам известны их планы в экономике.
— Вот как?!
— Но мы не можем увязать их между собой, — сказал Смит. — Похоже на то, что экономическим наступлением заправляет один человек, личный представитель принца Фейяда, Бейдр Аль Фей. Но создастся впечатление, что он совершенно ни от кого независим. Его знают, как консерватора и сторонника сближения с Израилем. Не потому, что вы, евреи, ему нравитесь, а потому что он полагает, это ведет к экономическому решению и пойдет на пользу всему Ближнему Востоку. Но у нас нет уверенности в достоверности такой информации. Нам не удалось в должной мере проникнуть в его организацию.
Эшнев посмотрел на него:
— Вам не удалось?!
Американец покачал головой:
— Нет.
Эшнев улыбнулся с оттенком триумфа:
— Тогда, быть может, мы придем на помощь. У нас есть там свой человек.
На какой-то момент за круглым столом воцарилось полное молчание. Нарушил его Бен Эзра.
— Вот как? — спросил он недоверчиво.
Голос Эшнева был спокоен:
— В данный момент главный интерес Аль Фея — кинофильм на основе жизнеописания Магомета, картина будет называться «Посланец». Нам также известно, что он отклонил предложение «Аль-Ихва» совершить для них кое-какие закупки.
Бен Эзра посмотрел на него:
— Али Ясфир был связан с этим предложением?
Настала очередь Эшнева удивиться:
— Каким образом это стало вам известно?
— Да никаким, — сказал старик. — Но Ясфир только что объявился в одном из учебных лагерей «Аль-Ихва» в Ливане с тем, кого они назвали самым важным рекрутом, которого им когда-либо удавалось залучить. Дочерью самого богатого в арабском мире человека. У этого человека есть дочь?
— У него две дочери, — сообщил Эшнев. — Одна замужем и живет в Бейруте вместе с матерью, бывшей женой Аль Фея. Младшая учится в школе в Швейцарии.
— Вы в этом уверены? — спросил Бен Эзра.
— Мы не слышали опровержений, — ответил Эшнев. — Но мы довольно легко можем все это проверить.
— Есть у него другие дети?
— Да. Двое сыновей от его нынешней жены, она американка. Старшему теперь десять; принц Фейяд назначил его престолонаследником.
— Значит, если девчонка в их руках, они могут иметь ключ и к Аль Фею, — сказал Бен Эзра.
— Вероятно.
— Я посмотрю, что можно будет выведать на Синае, — заключил Бен Эзра. — А вы используйте ваши источники.
— Так мы и будем поступать, — отозвался Эшнев.
— Договорились, — добавил Смит.
— И все-таки для нас остается невыясненным важный вопрос, — продолжил Эшнев. — Когда, по-вашему, они смогут начать наступление?
Бен Эзра взглянул на него и твердо сказал:
— Сразу после праздника Рамадана.
Эшнев не смог сдержать возмущение, прозвучавшее в его голосе:
— Это же рядом с праздниками Рош-Гашана и Иом-Кипур. Они не посмеют! Уважение к законам Моисея остается важной частью их религии тоже.
Бен Эзра встал.
— Но не столь важной, как для нашей.
Эшнев взглянул на него:
— Если они придут, мы будем готовы к отпору.
— Я на это надеюсь, — сказал старик. — Но есть варианты и получше.
— Превентивный удар? — уточнил Эшнев и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Вы же знаете, мы не сможем. Этого не допустят наши союзники.
Бен Эзра посмотрел на него, потом на американцев:
— Как знать. Если поймут, что без нас они потеряют свою силу на Ближнем Востоке… Шестой флот ведь не может пройти пустыню и оккупировать нефтеносные районы.
— Государственный департамент уверен, что в обозримом будущем наступление арабов невозможно, — твердо заявил Харрис.
Бен Эзра улыбнулся. Посмотрел на человека ЦРУ.
— Вы придерживаетесь такого же мнения?
Смит не ответил. В его амплуа не входило делать официальные заявления.
Бен Эзра обратился к американскому военному:
— Закончена установка на Суэцком канале и Голанских Высотах новейших русских ракет типа «Земля-Воздух». Я видел их собственными глазами. Вы согласны, что момент атаки настает, когда ваша собственная оборона наготове?
Уэйгрин согласно кивнул:
— Полагаю, что так оно и есть.
Бен Эзра окинул взглядом сидящих за столом:
— Так вот: они готовы. — Он сделал небольшую паузу. — Все, за чем теперь дело стало, — это занять боевые порядки.
— Каким образом мы узнаем об их готовности? — спросил Эшнев.
— Мы не узнаем, — пожал плечами старик. — Пока они не нанесут удар. Пока…
— Пока что?
Старик как будто задумался о чем-то своем. Казалось, воспоминания унесли его далеко отсюда… потом взгляд снова прояснился.
— Вам это может показаться чудачеством, но в моих стариковских костях есть предчувствие, что ответ мы можем найти в Аль Фее. Ветры, что дуют над пустыней, больше не зарождаются на Востоке — они прилетают с Запада. Арабские шейхи пробудились от спячки и осознали силу своего богатства. Настает конец русскому влиянию. Они не видят своего будущего в коммунизме. И контроль над Ближним Востоком — это только начало. Если они по-умному вложат свои капиталы, они вскоре смогут взять в свои руки контроль над всем миром, не сделав ни единого выстрела.
Он еще раз обвел взглядом молчаливо сидевших за столом.
— Мне очень не хотелось бы вас огорчать, джентльмены, но факт остается фактом: Исламу стало не до нас, это только вопрос самолюбия. Они должны одержать хоть какую угодно малую победу, хоть как-то вернуть достоинство. Большой удар будет нанесен, когда сражения закончатся. — Он обратился к американцам: — Мы нуждаемся в вашей помощи. Сейчас. Потом вы будете нуждаться в нашей.
Харрис был вежлив, но не без сарказма в голосе:
— Что наводит вас на такую мысль?
— А то, что мы более чем кто-либо в мире понимаем их, — сказал старик, и черты его лица приобрели вид хищный, как у ястреба. — А еще потому, что в действительности реальный объект их удара вы, а не мы.
И вновь воцарилась тишина. Наконец Эшнев заговорил:
— Вы будете продолжать делиться добытой вами информацией?
Старик кивнул утвердительно:
— Разумеется. В свою очередь, был бы благодарен вам за то же самое.
— Что смогу, то сделаю, — ответил Эшнев.
— Я хотел бы получить полное досье на Аль Фея. Всю его жизнь. Все — как личное, так и бизнес. Хочу иметь о нем полную информацию.
Эшнев обвел взглядом присутствующих. Возражений не последовало. Он кивнул.
— Вы получите все это незамедлительно.
— Вы передадите мое мнение премьер-министру? — спросил Бен Эзра.
— Обязательно.
— А также передайте ей от меня поцелуй, — сказал Бен Эзра с улыбкой. — Я полагаю, она сможет им воспользоваться.
Вокруг стола послышались деликатные смешки. Зазвонил телефон, и Эшнев снял трубку. Кого-то внимательно выслушал и положил ее на аппарат.
— Еще один хайджекинг, — сказал он. — Угнали самолет «Люфтганзы». Сейчас он на пути в Бейрут.
Бен Эзра горестно покачал головой:
— Как это все печально, как глупо. — Он смотрел на американцев. — Весь результат исчерпывается заголовками. И пока мы убиваемся по поводу этого сообщения, — спокойно, из-под самого нашего носа, незаметно для всех, они угоняют мир.