Глава 1

Склон холма был совершенно голым. Всю растительность составляли редкая, наполовину высохшая трава и несколько разрозненных кустов, которым каким-то чудом удалось приспособиться к иссушающему зною. Когда солнце начало заходить, жара немного спала, из норы рядом с одним из кустов показалась голова зайца. На мгновение он застыл на месте, изучая запахи дня, а потом вылез и огляделся. Ничего не изменилось. Бояться было некого.

Опыт говорил зайцу, что опасность может нагрянуть в любой момент, даже тогда, когда ей вроде бы неоткуда взяться. Поэтому он вел себя очень осторожно. Опустив уши и прижавшись к земле так, что его серое с белыми отметинами тело было практически невозможно заметить на выжженном склоне холма, он приготовился к первому прыжку. Через мгновение он молниеносными скачками двигался от куста к кусту, останавливаясь у каждого, чтобы убедиться, что он по-прежнему в безопасности. Заяц направлялся к небольшой зеленой рощице на берегу пересохшей речушки. Преодолев одним рывком последние сто ярдов, он замер в тени дерева, со страхом думая, что выдал себя. Он был очень голоден, и искушение, вызванное запахом сладкого укропа, росшего у корней акаций, оказалось сильнее природной осторожности. Но сейчас, когда он почти добрался до цели, страх вернулся, и заяц снова прижался к земле, стараясь не выходить из тени. Запах укропа стал сильнее, однако заяц сдерживал себя, чтобы убедиться в том, что вокруг никого нет. Дождавшись, пока тревожно бившееся сердце успокоится, он стал тихо пробираться к акациям.

Сладкий укроп рос всего в нескольких ярдах от лениво журчавшей речушки. Подобравшись к нему, заяц принялся раскатывать растения по земле, чтобы очистить от листьев и полакомиться вкусными стеблями. Через минуту он уже держал передними лапами длинную зеленую травинку, со вкусом обгрызая стебель. Это был, наверное, лучший корм, который ему когда-либо доводилось пробовать. Но наслаждаться пришлось недолго. Ярдах в пятнадцати от себя он увидел подростка с винтовкой. Их взгляды встретились, и, прежде чем заяц успел отскочить, пуля ударила ему в шею, перебив позвоночник.

Подождав, пока отзвучит эхо выстрела и рассеется пороховой дым, Дэниэл Бун Хаггинс, не торопясь, пошел подбирать убитого зайца. Приподняв зверька за уши, он заглянул ему в глаза. Жизнь ушла из зайца мгновенно, и они уже казались остекленевшими. Приторочив добычу к кожаному поясу, Дэниэл нагнулся посмотреть на его следы. Потом сорвал немного сладкого укропа и двинулся по следам обратно. Через несколько минут он уже стоял у куста. Заметив нору, он осторожно отвязал зайца и, положив его на землю вместе с пучком сладкого укропа, отошел ярдов на двадцать, ожидая, когда запах выманит из норы зайчиху.

Джеб Стюарт Хаггинс сидел на расшатанном деревянном крыльце своего дома и смотрел на старшего сына возвращавшегося с охоты.

— Ну, как? — спросил он, когда Дэниэл подошел достаточно близко. От долгого молчания его голос прозвучал хрипло.

— Два зайца, — ответил Том.

— Давай посмотрим.

Дэниэл отвязал добычу и протянул отцу. Повертев зайцев в руках, Джеб через минуту вернул их сыну.

— Немного костлявые. Только если потушить…

— Ничего не поделаешь: засуха, — как бы оправдываясь, произнес Дэниэл.

— Все нормально, — сказал отец. — Что Господь ни дает, все хорошо.

Дэниэл молча кивнул. Вот уже больше недели семья не видела мяса.

— Отнеси матери и скажи, чтобы она их освежевала.

Снова кивнув, Дэниэл направился к двери.

— Сколько пуль ты потратил? — спросил отец.

— Две.

— Хорошо, — Джеб одобрительно кивнул. — Ты только не забудь прямо сейчас почистить винтовку, слышишь?

— Не забуду, папа.

Джеб проводил сына взглядом. Дэниэл был почти взрослый. В четырнадцать лет он был уже очень высоким, а его тело начало приобретать специфические мужские черты. Пора переселять его из комнаты, в которой он жил с братом и сестрами. Младшим совершенно ни к чему смотреть на него, это могло только испортить их, а у Джеба и так достаточно хлопот с Молли Энн.

Молли Энн, старший ребенок в семье Стюартов, в свои неполные шестнадцать лет была уже вполне сложившейся девушкой. Ей пора замуж, но все молодые парни округи подались на заработки в город, и подходящих женихов рядом не было.

Джеб вздохнул и, взяв в руки кувшин, отпил глоток настойки. По телу разошлось тепло. Семеро детей постоянно создавали ему проблемы. Детей могло быть и больше, но трое родились мертвыми. Джеб не роптал, понимая, что и семерых было достаточно трудно прокормить, но все-таки в глубине души постоянно чувствовал обиду. Особенно она усилилась, когда жена наотрез отказалась заводить нового ребенка. На его месте оскорбленным почувствовал бы себя любой мужчина, но для Джеба, привыкшего к легким победам над женщинами, это было вдвойне тяжело. Вида сформировавшееся тело Молли Энн, он частенько ловил себя на разного рода греховных мыслях. Вспомнив о дочери, Джеб отпил еще глоток настойки и стал размышлять, когда к ним зайдет местный проповедник. Хорошая проповедь, похожая на те, что он слушал еще в детстве, помогла бы ему избавиться от дьявольского искушения. Джеб вздохнул. Да, нелегко сейчас быть отцом семейства.

Мэрилу Хаггинс заглянула в черный от гари чугунок, стоявший над очагом. Огонь развели уже давно, вода кипела и булькала. Взяв половник, Мэрилу извлекла из чугунка кусок свиного сала и внимательно посмотрела на него. «На две варки еще вполне хватит», — удовлетворенно подумала она, положив кусок на тарелку. Потом взяла со стола дощечку с очищенной картошкой, турнепсом и зеленью, засыпала все в бульон и стала размешивать. Почувствовав, что на кухню вошел Дэниэл, Мэрилу обернулась.

— Мама!

Она никак не могла привыкнуть к юношескому баску Дэниэла. Еще вчера он, казалось, был совсем маленьким.

— Что, Дэниэл?

— Мама, я принес двух зайцев. Папа сказал, чтобы ты приготовилась их варить.

Мэрилу повернулась к сыну. Ей было тридцать четыре года, но худоба и изможденное лицо делали ее значительно старше.

— Все лучше, чем белки, — сказала она, беря зайцев из рук Дэниэла.

— Но мы уже больше месяца не ели белок, — возразил сын.

На лице Мэрилу появилась улыбка. Для своего возраста Дэниэл был слишком серьезен.

— Я пошутила, — сказала она.

— Да, мама, — с облегчением ответил сын.

— Скажи Молли Энн, чтобы она пришла помочь мне чистить зайцев. Она на улице, присматривает за детьми.

— Да, мама. — Дэниэл на мгновение остановился и потянул носом. — Как вкусно пахнет!

— Здесь ничего нет, кроме свиного сала, картошки и зелени. Ты хочешь есть?

Взяв с полки кусок хлеба, Мэрилу намазала его маслом и протянула сыну. Тот жадно набросился на еду.

— Вкусно, мама. Спасибо.

— А теперь иди позови сестру.

Проводив его взглядом, Мэрилу взяла кухонный нож и стала аккуратно точить его оселком, готовясь свежевать зайцев.

Спустившись во двор, Дэниэл, не торопясь, пошел вдоль дома. Дойдя до угла, за которым Молли Энн играла с детьми, он остановился и доел хлеб. Ему не хотелось, чтобы другие дети, увидев, как он ест, стали приставать к матери. Дожевав последний кусок, он завернул за угол. Дети встретили страшным шумом. Ричард и Джейн с криками бросились к нему, а шестнадцатимесячный Мэйс громко заплакал в своей колыбели, висевшей на старой елке. Отложив в сторону тускло поблескивавший топорик, которым она делала лучины, Молли Энн поправила колыбель и повернулась к детям.

— Ричард, Джейн, сейчас же назад! — крикнула она. — Если папа увидит, он задаст вам хорошую взбучку.

Дети никак не отреагировали. Тогда Молли Энн обернулась к младшей сестре, десятилетней Рэчел, сидевшей на поленнице с книжкой в руках.

— Рэчел, догони их и приведи сюда.

Послушная Рэчел заложила в книжку веточку, слезла с поленницы и побежала за Ричардом и Джейн, которых уже было почти не видно в высокой траве.

Убрав длинные каштановые волосы с раскрасневшегося лица, Молли Энн взяла из охапки лучин веточку, сунула ее Мэйсу в рот, и тот сразу успокоился.

— Они меня с ума сведут, — сказала Молли Энн, взглянув на брата. — А где ты пропадал весь день?

— Охотился.

— И как? Принес что-нибудь?

— Двух зайцев. Мама сказала, чтобы ты помогла их приготовить.

Перехватив взгляд брата, Молли Энн внезапно поняла, куда он смотрит. Делая лучины, она расстегнула верхние пуговицы, почти полностью открыв грудь.

— Куда это ты смотришь? — спросила она, не делая, однако, никакого движения, чтобы застегнуть платье.

— Да… Так просто, — Дэниэл виновато покраснел.

— Так просто, — передразнила Молли Энн. — Ты смотришь на мои груди, это у тебя на лице написано.

— Никуда я не смотрел, — пробормотал Дэниэл, глядя в землю.

— Нет, смотрел. — Молли Энн застегнула платье. — Я пойду, а ты доделай лучины.

— Хорошо.

— У тебя в штанах все раздулось.

Дэниэл молчал, чувствуя, как краска заливает лицо.

— Ты точь в точь как отец, — засмеялась сестра.

— В каком смысле? — Впервые за все время разговора Дэниэл поднял на нее глаза.

— После обеда, когда я пошла к реке мыться, я случайно увидела, как папа подглядывает за мной из-за дерева.

— А он знает, что ты его видела? — удивился Дэниэл.

— Нет. Я сделала вид, что ни о чем не подозреваю, но сама наблюдала за ним. Он занимался рукоблудием, так же, как ты. Только он посильнее. У него член длиной в целый ярд.

Дэниэл смотрел на нее, разинув рот.

— Господи!

— Не богохульствуй, — резко оборвала его сестра. — Мама права, все мужчины одинаковы. Вы только об одном и думаете. Мама говорит, в вас сидит дьявол.

К ним подошла Рэчел. Из-за ее спины выглядывали малыши.

— Теперь отряхни их, — приказала Молли Энн, — приведи из огорода Эми и скажи, чтобы они шли учить уроки.

Дети послушно направились в дом. Нагнувшись к колыбели, Молли Энн взяла Мэйса на руки, и малыш обрадованно засопел. Очистив его губы от налипшей коры, она вытерла руку о платье.

— Надо наколоть дров. Вечером сюда приедет мистер Фитч, и мама хочет затопить камин. Папа собирается продать ему свою настойку.

Осторожно поддерживая ребенка обеими руками, Молли Энн пошла к дому. Ее молодое, сильное тело уверенно двигалось под хлопковым платьем. Проводив сестру взглядом, Дэниэл подобрал с земли топорик и через несколько секунд послышался треск ломающихся веток.

Глава 2

Повозка подъехала к дому Хаггинсов, когда семья собиралась садиться за стол. Услышав во дворе шум колес, Джеб поднял руку.

— Поставь еще один прибор, Мэрилу, — сказал он, направляясь к дверям.

Когда Джеб вышел на крыльцо, повозка уже остановилась.

— Добрый вечер, мистер Фитч. Вы приехали как раз к ужину.

— Здравствуй, Джеб, — отозвался из повозки Фитч. — Вообще-то не хотел беспокоить вас.

— Что вы, какое беспокойство? Жена приготовила восхитительную тушеную зайчатину. Вы многое потеряете, если не отведаете ее.

— Тушеная зайчатина… — задумчиво протянул Фитч. На столе у Хаггинсов он ожидал увидеть только свиное сало и овощи. — Что ж, я не против. — Он стал вылезать из повозки. Для тучного Фитча это было непросто, и, когда он спустился на землю, его мучила одышка. — Сейчас я покормлю и напою мула, а потом приду к вам.

— Дэниэл позаботится о вашем муле, — произнес Джеб и позвал сына. Тот вышел на крыльцо. — Ты знаешь мистера Фитча?

Дэниэл кивнул.

— Добрый вечер, мистер Фитч.

— Добрый вечер, Дэниэл, — улыбнулся толстяк.

— Позаботься о муле мистера Фитча, сынок.

— Мешок с сеном лежит сзади, — стал объяснять гость. — Не давай ему слишком много пить, он может потерять резвость, а мне еще надо сегодня проехать не меньше двадцати миль.

Джеб взял кувшин с настойкой.

— Попробуйте, мистер Фитч. У вас, наверное, в горле пересохло с дороги.

— Спасибо, Джеб. — Фитч вытер рукой горлышко кувшина, сделал большой глоток и причмокнул от удовольствия. Похоже, Джеб, у тебя и с питьем все в порядке.

Через десять минут все уже сидели за столом. Принеся из кухни кастрюлю с зайчатиной, Мэрилу поставила ее перед мужем. Следом за ней появилась Молли Энн. Она несла блюдо с кусками свежевыпеченного и еще горячего кукурузного хлеба.

Джеб сложил руки вместе. Любой прием пищи в доме всегда начинался с молитвы.

— Мы просим Тебя, Господи, — торжественно начал он, — благослови эту трапезу, этот дом, его обитателей и нашего гостя мистера Фитча. Благодарим Тебя, Господи, что Ты ниспосылаешь нам земную пищу щедрой рукой. Аминь.

Все хором повторили последнее слово молитвы. Дети бросали друг на друга голодные взгляды. Взяв ложку, Джеб принялся быстро наполнять тарелки: сначала Фитча, потом свою. Затем он кивнул Мэрилу, и та стала накладывать зайчатину детям. Ей самой досталось совсем немного, но это ее не беспокоило. Она никогда не ела много, но мысль о том, как Фитч расскажет соседям, большинство которых питалось только свиным салом и овощами, что у Хаггинсов его угощали тушеной зайчатиной, тешила ее самолюбие.

Ели молча, быстро, почти не разговаривая. Наконец, последний кусок зайчатины исчез, а последняя капля подливы была вытерта куском горячего кукурузного хлеба. Отодвинувшись от стола, Фитч довольно похлопал себя по животу.

— Честно говоря, мне никогда прежде не доводилось пробовать такой прекрасной зайчатины, как у вас, миссис Хаггинс, — с улыбкой сказал он.

— Благодарю вас, мистер Фитч, — краснея, ответила Мэрилу.

Тот торжественно извлек из кармана часы и посмотрел на циферблат.

— Почти половина седьмого, Джеб. Может, выйдем во двор и поговорим о деле?

Джеб кивнул и встал из-за стола.

— Пошли, Дэниэл, — позвал он сына.

Завернув за угол дома, они по узкой дорожке гуськом направились к небольшому холмику, где в укромном месте стоял дистиллятор.

— Сколько ты продаешь, Джеб?

— Около двадцати галлонов. Первоклассный спирт.

Фитч ответил только тогда, когда они дошли до дистиллятора:

— Немного, однако.

— Я мог бы и больше, мистер Фитч, но засуха погубила всю кукурузу, извиняющимся тоном сказал Джеб.

— И из за этого я сюда приехал! — Вежливый и добрый человек, еще несколько минут назад сидевший с ними за одним столом, куда-то исчез, и появился другой Фитч — делец, державший в руках всех фермеров округи с помощью долгов и цен, которые он почти на все товары устанавливал сам.

Дэниэл взглянул на дистиллятор. Большие медные котлы были искусно замаскированы ветками. С одной стороны аппарат прикрывался валежником.

— Достань один кувшин, Дэниэл, — сказал отец.

Тот начал разбирать поленницу. Отбросил несколько поленьев, сунул руку в образовавшуюся дыру и достал коричневую глиняную бутыль. Джеб зубами вытащил пробку.

— Вы только понюхайте, мистер Фитч, — сказал он.

Фитч взял у него кувшин и с шумом втянул носом воздух.

— Попробуйте.

Толстяк поднес бутыль ко рту, сделал несколько глотков.

— Настоящее виски, — произнес Джеб. — Посмотрите, как играет. И все натуральное, никаких химикатов. Хоть детям давай.

— Что ж, неплохо, — Фитч исподлобья посмотрел на Джеба. — И сколько ты за это хочешь?

— Самое меньшее, доллар за галлон, — ответил Джеб, стараясь не смотреть на гостя.

Несколько минут они молча стояли друг против друга, и наконец Джеб не выдержал.

— Шестьдесят центов, — предложил он.

— Сорок.

— Мистер Фитч, — запротестовал хозяин. — Сорок центов — не цена для такого виски. За нее можно продавать какую-нибудь дрянь, сделанную на скорую руку, без выдержки. А хорошее выдержанное виски, как это, должно стоить больше.

— Идет плохо, — произнес Фитч. — Люди не берут. Кроме того, в Европе война, и вся торговля катится к черту.

— Тогда давайте установим среднюю цену, — почти взмолился Джеб. — Думаю, что пятьдесят центов за галлон не так уж и много.

Фитч бросил на Джеба испытующий взгляд.

— Кстати, — заметил он. — Ты не помнишь, сколько мне должен?

— Что-то около четырех долларов, — упавшим голосом ответил Джеб.

— Четыре доллара пятьдесят пять центов, — поправил Фитч.

— Ну, да, — согласился Джеб.

Дэниэлу стало стыдно за отца: почему человек должен так унижаться, если беден? Не в силах более следить за разговором, он отвернулся.

— Вот что я скажу тебе, Джеб, — произнес Фитч. — Я сегодня добрый, можно даже сказать, щедрый. Поблагодари свою жену за прекрасную зайчатину. Я всегда говорил, что на сытый желудок нельзя торговаться. Мое последнее слово: шестьдесят центов за галлон.

Джеб впервые за все время разговора поднял голову.

— А побольше нельзя? — робко спросил он.

— Я, по-моему, сказал «добрый», — не допускающим возражений тоном ответил Фитч. — «Добрый», а не «сумасшедший». Ну, так как, продаешь, или нет?

Джеб почувствовал, что проиграл. Три месяца работы, день за днем, двадцать четыре часа в сутки, собирать каплю за каплей, чтобы напиток получился чистым, как слеза, и вкусным — и все это за шестьдесят центов за галлон. Он попытался улыбнуться.

— Благодарю вас, мистер Фитч. — Перенеси виски в повозку мистера Фитча, — приказал он сыну.

Дэниэл кивнул. Он боялся говорить, чувствуя, что вот-вот сорвется. Гнев душил его, гнев огромной силы, которого он раньше никогда не чувствовал.

Джеб посмотрел на толстяка.

— Пойдемте в дом, мистер Фитч. Жена уже, наверное, приготовила для нас кофе.

— Честно говоря, я не знаю, что будет с этими местами, — Фитч развалился на стуле с дымящейся чашкой в руке. — Люди не могут заплатить за аренду земли и идут в города. Ты не понимаешь своего счастья, Джеб, у тебя есть свой собственный участок, и ты можешь делать на нем все, что хочешь.

— Слава Господу, — согласился тот. — Но и я не знаю, что с нами будет. — У меня в семье девять ртов, в засуху или неурожайный год их не так-то легко прокормить.

— А ты никогда не думал, чтобы уйти на заработки в город? — спросил Фитч.

— Какой из меня горожанин? Я не могу без земли. Да и что я буду там делать? Я фермер.

Мэрилу вошла в гостиную и зажгла камин.

— Становится холодно, — сказала она.

— Миссис Хаггинс, — с усмешкой заметил Фитч. — Вы, думаю, знаете, что надо сделать, чтобы муж не страдал от холода.

— Спасибо, мистер Фитч, — не поднимая на толстяка глаз, она вышла из комнаты и остановилась у двери, чтобы слышать разговор.

— А тебе никогда не хотелось, — обратился Фитч к хозяину, — чтобы твои дети работали в городе?

— Дэниэл и Молли Энн? — удивленно переспросил Джеб.

— А что? Парню четырнадцать, девчонке и того больше, если я правильно помню.

— Ей пятнадцать, — машинально уточнил Джеб.

— Среди директоров фабрик у меня много друзей, и они говорили мне, что охотно возьмут парня или девчонку. Если хочешь, могу поговорить с ними.

— Не знаю, — нерешительно ответил Джеб. — По-моему, им еще рано уходить из дома.

— Они могут зарабатывать четыре или даже пять долларов в неделю, — сказал Фитч. — Иметь крышу над головой стоит сейчас порядка полутора долларов. Значит, каждую неделю они будут присылать домой семь долларов. Этого за глаза хватит, чтобы накормить остальных. А кроме того, — Фитч испытующе посмотрел на Джеба, — а кроме того, ты сможешь кое-что купить в дом. За пять долларов в месяц вам проведут электричество.

— Мне не нравится электрический свет. Он какой-то неестественный, слишком яркий, то ли дело свет керосиновой лампы… — Он замолчал. Если все будет так, как говорит Фитч, его ферма станет первой в округе, куда провели электричество.

В гостиную вошел Дэниэл.

— Готово, папа.

— Ты хороший парень, Дэниэл. — Фитч полез в карман и достал оттуда блестящую никелевую монету. — На, возьми, это тебе.

— Спасибо, мистер Фитч, не стоит. Я этого не заслужил, — ответил мальчик, быстро выходя из комнаты.

— Хороший у тебя парень, Джеб, — повторил Фитч, проводив Дэниэла взглядом.

— Спасибо, мистер Фитч.

— Я, пожалуй, пойду. Смеркается, а мой мул плохо видит в темноте.

— Вы еще вполне успеете засветло добраться до долины. А оттуда ехать всего ничего.

Фитч кивнул и, зная, что Мэрилу стоит за дверью, громко сказал:

— Передай миссис Хаггинс, что я восхищен ее угощением и гостеприимством.

— Обязательно передам, мистер Фитч.

Сойдя с крыльца, Фитч неторопливо залез в повозку и тем же нарочито громким голосом, произнес:

— Подумай хорошенько над тем, что я сказал. Четыре-пять долларов в неделю на каждого не так уж мало. Так что присылай их ко мне, я подыщу им работу.

— Спасибо, мистер Фитч, счастливого пути.

Мул медленно двинулся вперед под веселую песенку, и повозка стала выезжать со двора. Денек выдался удачным. Настойка Джеба действительно была самой вкусной, выручить доллар с каждой кварты он просто обязан. Всего, таким образом, он заработает шестьдесят восемь долларов. Кроме того, ему почему-то казалось, что Дэниэл и Молли Энн все-таки придут. Это тоже сулило прибыль. Фитч не сказал Джебу, что получал по двадцать долларов за каждого ребенка, присланного на фабрики.

Глава 3

Керосиновая лампа неровно освещала стол, и в ее тусклом свете лежавшие перед Джебом серебряные монеты казались золотыми. Он медленно, не торопясь пересчитывал их. Войдя в комнату, Мэрилу уселась напротив, но муж не обратил на нее никакого внимания. Только закончив подсчеты, он поднял голову.

— Сколько? — нетерпеливо спросила она.

— Семь долларов сорок пять центов.

— Немного, — Мэрилу не жаловалась, но по ее голосу можно было понять, что она не очень довольна.

— Мы были должны ему четыре доллара пятьдесят пять центов, — как бы оправдываясь, произнес Джеб. — Закупочные цены падают. Мистер Фитч говорит, это время такое. В Европе война.

— Не понимаю, — сказала Мэрилу. — Как война неизвестно где может повлиять на наше положение.

— Честно говоря, мне это тоже не совсем ясно, — признался Джеб. — Но, если это говорит такой человек, как мистер Фитч, значит, так оно и есть. Остается только надеяться, что господин президент Вильсон ничего такого не допустит. Если это возможно, он обязательно сделает, чтобы все было хорошо. Он ведь образованный человек, профессор колледжа.

— Знаю, — произнесла Мэрилу. — Но только с четырнадцатого года, когда его избрали, жить становится все хуже и хуже.

— Быстро ничего не делается, — вступился за президента Джеб. — Вам, женщинам, то ли терпения не хватает, то ли вы просто понять ничего не в состоянии…

Мэрилу молча выслушала выговор. Иногда ей самой казалось странным, что Господь наделил женщин умом, когда им все равно не надо им пользоваться. Такие мысли посещали ее довольно часто, однако она держала их при себе, считая дьявольским наваждением.

— Да, — продолжал Джеб, посмотрев на деньги. — Действительно немного. На семена для будущего посева еле хватит.

Мэрилу кивнула. С каждым годом они все глубже залезали в долги.

— Мне нужно немного полотна, чтобы пошить детям одежду, — сказала она. — Они растут очень быстро, и того, что у нас есть, на всех уже не хватает. А скоро осень, они пойдут в школу. Кстати, босиком они тоже туда ходить не могут. Слишком холодно, да и неприлично.

— У меня не было башмаков до шестнадцати лет, — возразил Джеб, — и я не помню, чтобы это кому-то казалось неприличным.

— Ты в школу не ходил, — возразила Мэрилу. — А сейчас все изменилось, дети должны быть образованными.

— Все, что мне надо, я узнал от отца, — наступал Джеб. — Не понимаю, как учеба в школе поможет Дэниэлу сделаться хорошим фермером. По-моему, закончив ее, он не станет лучше.

Мэрилу вновь промолчала.

— Молли Энн это тоже ни к чему. Ей сейчас шестнадцать. В ее возрасте мы уже женились, а у нее и жениха-то на примете нет.

— Она не виновата, — сказала Мэрилу. — Она вполне готова к замужеству, но все молодые парни ушли на заработки в город.

Джеб взглянул на жену.

— Мистер Фитч говорил, что он может и для наших что-нибудь подыскать.

Мэрилу ничего не сказала. Она слышала слова Фитча, но ей не хотелось, чтобы муж об этом знал.

— Он говорил, что они могли бы зарабатывать четыре-пять долларов в неделю.

— Неплохо.

— Может, и Молли Энн найдет себе в городе кого-нибудь. Она растет так быстро, что я просто глазам своим не верю.

Мэрилу кивнула. Она хорошо знала, какие взгляды бросает Джеб на свою дочь. За годы совместной жизни она успела достаточно неплохо изучить его. Джеб хороший муж, но, как всякий человек, он был слаб, и за ним водились многочисленные грехи. Она понимала, что во многих случаях мужчина бессилен устоять против соблазна. Сколько девушек со всей округи было отправлено к родственникам после того, как где-то в горах их насиловали собственные отцы. Но проповедники не торопились возвращать чистым детским душам их первоначальную невинность.

— Да, наверное, им там будет неплохо, — сказала она наконец.

— Уж Дэну-то совершенно нельзя уходить, — возразил Джеб. — Что я буду делать, если начнется засуха, или год выдастся неурожайным? Северное поле почти полностью истощено.

— Зато Молли Энн может поехать. Присматривать за малышами мне поможет Рэчел.

Джеб снова посмотрел на лежавшие монеты.

— Подумать только, — сказал он, собирая их, — нам сюда могут провести электричество.

— Может быть, заведем цыплят, поросят или даже корову, хоть детям молоко будет.

— Кэллендер — ну, тот, что живет за холмом, — предлагал мне мула за пять долларов, — задумчиво произнес Джеб. — Можно будет на нем пахать, да как-нибудь в воскресенье к детям выбраться.

Они замолчали, погруженные в свои мысли. Затем Джеб встал и начал складывать деньги в небольшой кошелек из мягкой кожи, перевязанный ремешком.

— Может быть, нам и вправду стоит решиться, — нерешительно сказал он.

— Может быть, — ответила Мэрилу, боясь взглянуть мужу в глаза.

Джеб подошел к камину и аккуратно положил кошелек на верхнюю полку.

— Только подумай, — повернулся он к жене. — Тебе останутся целых два доллара.

— Спасибо, Джеб, — ответила Мэрилу. Два доллара, конечно, немного, но все же лучше, чем ничего. — Пойду взгляну на детей.

Мэрилу направилась к двери, но, сделав несколько шагов, обернулась к мужу.

— Ты тоже сейчас ложишься?

Джеб избежал ее взгляда.

— Думаю, я еще помолюсь и выкурю трубку.

— Только не очень задерживайся. Завтра вы с Дэниэлом собирались почистить западное поле.

Джеб взял из стоявшего на столе кувшина немного табака и, набив трубку, тяжело опустился на ступеньки. Оба они хорошо знали, почему он ложится так поздно. Когда он входил, Мэрилу притворялась спящей, и ему не надо было просить, а ей — отказывать.

Дэниэл спокойно лежал на кровати в детской. Рядом, свернувшись калачиком, спал Ричард, а в другом углу тихо посапывали сестры. Молли Энн делила кровать с самой младшей из них, Элис, а Рэчел — с Джейн. Колыбель Мэйса на ночь вешали к родителям.

Дэниэл закрыл глаза, но сон не шел. Он чувствовал смутное недовольство собой. Его сложно было объяснить, однако, со временем оно нарастало и становилось все более острым. Очевидно, главной причиной была все-таки бедность. Дэниэл всегда думал, что, хотя в его семье нет богачей, они, во всяком случае, ничем не хуже остальных. Сегодня же, увидев, как самоуверенно держался Фитч и как заискивал перед ним отец, он понял, как бедна его семья, и это показалось ему несправедливым и отвратительным.

В окне появился вышедший из-за гор бледный месяц, и Дэниэл посмотрел на него. Судя по его положению, было около девяти часов. За стеной, отделявшей спальню родителей от детской, послышались шаги. Отец. Дэниэл услышал, как на пол упали его сапоги, затем негромко скрипнула кровать, и наступила мертвая тишина.

Недавно все было по-другому. Ночью из спальни родителей доносились звуки поцелуев, шум, иногда даже крики и смех. Так продолжалось до тех пор, пока не родился Мэйс. После этого в комнате воцарилось молчание. Казалось, больше в ней никто не живет.

Как-то раз Молли Энн рассказала Дэниэлу, почему с родителями произошла такая разительная перемена. Они больше не хотели заводить детей. Дэниэлу это было непонятно. Значит, родители теперь будут до конца недели спать раздельно? Почему нежелание иметь детей сильнее стремления к наслаждению? Секс давно не представлял для Дэниэла никакой тайны. Он много раз видел, как спариваются животные, и предполагал, что нечто подобное происходит и с людьми. В решении родителей было что-то непонятное.

Дэниэл заворочался в постели. Его голова оказалась рядом с ногами брата, и, лежа в темноте, он мог смотреть на луну. Неожиданно издалека донесся лай собак, которые, по всей вероятности, гнали дичь. Он удивился. Скорее всего, охотились на енотов, но кто станет гоняться за ними с собаками, если всем известно, что звери ушли на север, поближе к воде? Он тихо вылез из постели и подошел к окну. Лай доносился со стороны холма, стоявшего к западу от дома. Дэниэлу даже показалось, что он узнал одну из собак, огромного гончего пса, принадлежавшего мистеру Кэллендеру, жившему в долине.

За спиной Дэниэла послышалось шуршание. Обернувшись, он увидел позади себя Молли Энн.

— Ты что, заснуть не можешь? — спросила сестра.

— Нет.

Молли Энн подошла к окну и выглянула наружу.

— Ты слышал, что мистер Фитч предложил папе?

Дэниэл молча кивнул.

— Мне всегда хотелось посмотреть, как живут в городе, — шепотом продолжила Молли Энн. — Я слышала, что…

Кто-то из детей заворочался во сне.

— Шшш, — тревожно зашипел Дэниэл. — Так ты их всех перебудишь.

— Может, выйдем?

Двор был залит лунным светом, и было почти так же хорошо видно, как днем.

— Как приятно пахнет! — сказала Молли Энн.

— Да, — согласился Дэниэл.

— И очень красиво. Все тихо, спокойно.

Дэниэл подошел к колодцу, набрал ведро и, отхлебнув глоток, предложил сестре. Молли Энн отрицательно покачала головой. Дэниэл поставил ведро на землю. Лай, заставивший его подойти к окну, стал значительно слабее. Видимо, свора удалялась.

— Они кого-то загнали на дерево? — спросила Молли Энн.

— Нет, — усмехнулся Дэниэл. — Просто собаки у них такие дурные. А на дереве если кто и сидит, то, дай Бог, сова.

— Ты слышал, как родители разговаривали? — Молли Энн перевела разговор на интересовавшую ее тему. — Если мы будем работать в городе, он и смогут купить цыплят или даже корову. Папа сказал, что Кэллендер готов уступить ему старого мула за пять долларов.

— Что ты об этом думаешь?

— Если ты о Фитче, то он мне не очень нравится, — медленно, словно нехотя, ответил Дэниэл. — В нем есть что-то такое, чего я не перевариваю.

— Значит, если папа скажет тебе, ты не поедешь?

— Я этого не говорил. Но Фитч мне не по нутру, и все тут.

— А мне он нравится, — сказала Молли Энн.

— Да, голову он умеет вскружить. В остальном он очень жесткий человек.

— Ты думаешь, папа все-таки отправит нас в город?

Дэниэл взглянул на сестру и кивнул.

— У нас нет выбора. Нам нужны деньги, и это единственный способ их получить.

Лицо Молли Энн озарилось.

— Знаешь, я слышала, что в городе каждую субботу устраивают танцы.

— Дьявол нашептывает тебе эти мысли, — Дэниэл строго посмотрел на сестру.

— С тобой интересно разговаривать, — язвительно заметила Молли Энн. — Ты говоришь, как проповедник, но не замечаешь, что у тебя уже давно восстал член.

Дэниэл густо покраснел. Сестра была права, но он надеялся, что в ночной темноте она этого не заметит.

— Ну и что? Когда я выхожу до ветру, всегда так бывает.

— Тогда иди до этого… до ветру! — Молли Энн вскинула голову и быстрыми шагами направилась к дому. — Давай побыстрее, а то я догадаюсь, чем ты там действительно занимаешься.

— Молли Энн!

— Что? — Девушка обернулась и посмотрела на брата.

— Почему тебе так хочется уехать отсюда?

— Неужели ты сам не понимаешь?

Дэниэл покачал головой, а Молли Энн спокойно произнесла — Ну, кем я здесь стану? Старой девой? Нет, спасибо. Может, в городе я найду себе кого-нибудь и перестану чувствовать себя никчемной. Я понимаю, с ребятами все по-другому, им не надо обязательно жениться, они вообще могут делать все, что хотят. Пойми, Дэниэл, я не шальная девчонка, клянусь тебе. Но мне уже шестнадцать, поэтому я должна делать то, что делает каждая женщина: выйти замуж и растить детей, пока я еще не слишком стара. Я люблю вас всех — и маму, и папу, и тебя, и детей, но у меня должна быть своя жизнь, понимаешь, Дэниэл?

— Кажется, да, — задумчиво сказал он.

— А теперь пора спать, — Молли Энн отпустила его руку. — Завтра вы с папой будете расчищать западное поле.

— Да.

Проводив сестру взглядом, Дэниэл отошел к поленнице помочиться. Когда он вернулся в детскую, все уже спали.

Втягивая носом запах поджаренной овсяной крупы, Дэниэл вошел в кухню.

— Я только что с западного поля, — взволнованно сказал он. — Где папа? Я ждал его, но он так и не пришел.

— У Кэллендера. Хочет одолжить у него мула, чтобы перевезти вещи. Он будет с минуты на минуту. Мать поставила на стол еще одну тарелку. — Садись завтракать.

Дэниэл жадно набросился на еду.

— Мы тут с отцом подумали: может, вы с Молли Энн поедете работать в город? Тебе хотелось бы?

— Честно говоря, я никогда об этом не думал.

— Мистер Фитч сказал, что ты мог бы зарабатывать там три-четыре доллара в неделю.

— А ему-то что с этого будет?

— Кому? — удивленно переспросила Мэрилу.

— Мистеру Фитчу.

— Ничего. Он просто видит, как нам трудно, и хочет помочь.

— Может, ему лучше нормально платить папе за кукурузу? — спросил Дэниэл.

— Это разные вещи, — сказала Мэрилу. — Бизнес есть бизнес, у него свои законы.

— А мне все равно. — Закончив еду, Дэниэл отодвинул тарелку и поднялся с места. — Я думаю, человек везде одинаков — что в бизнесе, что в жизни.

— Ты не имеешь права так говорить о мистере Фитче, — рассердилась Мэрилу. — Он всегда был очень добр к нам. Кто одолжил нам деньги, когда мы сидели без гроша?

— Зато он неплохо на настойке отыгрывается, — ответил Дэниэл. — Не думаю, чтобы он что-нибудь делал себе в ущерб.

— Замолчи! — Мать потеряла терпение. — Если я расскажу отцу, что ты сейчас говорил, он рассердится. Мистер Фитч помогает стольким семьям, он столько ребят на работу устроил! Лучше уж молчи, только не говори о нем такого.

Дэниэл молча вышел из кухни и, присев на крыльцо, посмотрел на дорогу, по которой должен был вернуться отец. А может, неожиданно подумал он, правда лучше поехать в город? Может, Молли Энн не так уж и неправа? Зачем ему оставаться на ферме?

Глава 4

— Если ты не будешь в дороге глазеть по сторонам и ловить ворон, к концу дня доберешься до лавки Фитча, — говорил Джеб, щурясь от яркого утреннего солнца. — Сегодня, вроде, не жарко, так что все будет в порядке.

— Наверное, — Дэниэл взглянул на отца.

— Даю тебе еще одни штаны и рубашку, — сказала Мэрилу. — Все чистое, свежее. И не забывай каждый день стирать трусы.

— Конечно.

— Они не должны там считать нас, горцев, грязными свиньями. Мы происходим из славного древнего рода, и им никогда не следует этого забывать.

Дэниэл молчал и переминался с ноги на ногу. Ботинки, которые он надел, уже начинали жать. Обычно он ходил босиком до первых заморозков.

— Не беспокойся, мама, — вмешалась Молли Энн. — Присмотрю за ним.

— А ты, — Мэрилу повернулась к дочери, — веди себя хорошо и помни, чему я тебя учила. Кавалеры, у которых нет ни гроша за душой, могут тебе с три короба наговорить. Так что будь благоразумной и не слушай ничьих басен.

— Все будет в порядке, мама, — сказала Молли Энн. — Я знаю, как себя вести, я ведь уже не ребенок.

Мэрилу молча посмотрела на дочь. Молли Энн покраснела и, словно угадав мысли матери, поспешила успокоить ее.

— Я буду вести себя, как надо, — сказала она.

Достав из кармана кошелек, Джеб протянул детям несколько монет.

— Вот вам на двоих доллар, — произнес он. — Пока не начнете работать, будете из него платить за жилье и еду. И ни у кого ничего не берите. Я не хочу, чтобы потом говорили, что Хаггинсы попрошайки.

Взяв у отца деньги, Дэниэл молча положил их в карман.

— Это большие деньги, — сказал Джеб. — Смотрите, не растратьте их попусту.

— Конечно, папа.

Джеб взглянул на небо.

— Ну, что же, — сказал он. — Пора, наверное.

Дэниэл кивнул и окинул взглядом собравшихся.

— Пора.

Дети с немым интересом смотрели на Дэниэла. Момент был торжественный, и Дэниэл чувствовал, что надо что-то сказать, но что именно — не знал. Махнув рукой, он поднял с земли небольшую хлопчатобумажную сумку, куда Мэрилу заботливо положила запасные рубашку, штаны и комбинезон, подтянул ремень и повесил ее на плечо.

— Ну, что, Молли Энн, — сказал он. — Пошли.

Сестра бросила на него беглый взгляд, а потом неожиданно бросилась к матери и обняла ее. Мэрилу долго не отпускала ее. Затем Молли Энн поцеловала по очереди всех детей и медленно пошла вслед за Дэниэлом. Они двинулись в путь.

— Дэн! — хрипло окликнул сына Джеб.

— Что, папа? — Дэниэл остановился.

Отец подошел к ним.

— Если что-то у вас там не заладится, — неловко сказал он, не желая, по-видимому, даже думать о такой возможности, — скажем… Ну, в общем, если что-то будет не так, возвращайтесь домой. Помните, что здесь ваши родители, которые любят вас и гордятся вами.

Дэниэлу показалось, что его горло сжимает железная рука. Лицо отца оставалось бесстрастным, но глаза казались какими-то побелевшими и растерянными.

— Конечно, папа, — сказал он, неожиданно поняв, как сочувствует отцу в эту минуту. — Не волнуйся. Все будет хорошо.

Джеб молча посмотрел на сына и кивнул.

— Да, я знаю, — ответил он, прищурившись, чтобы из глаз не текли слезы. — И не давай в обиду сестру.

— Все будет хорошо, папа, — повторил Дэниэл.

Джеб подошел еще ближе и вдруг во внезапном порыве стиснул сына в объятьях. Они простояли так несколько мгновений, а затем руки Джеба разжались, и он медленно побрел к дому.

Дэниэл проводил отца взглядом. Когда отец скрылся из виду, он резко повернулся к сестре.

— Пошли, Молли Энн, — коротко сказал он. — Нам еще шагать и шагать.

Пройти им предстояло тридцать четыре мили.

День выдался жарким, намного более жарким, чем предполагал Джеб. Солнце неподвижно висело над головами Дэниэла и Молли Энн, безжалостно выжигая пыльную дорогу огненными лучами.

— Как ты думаешь, во сколько мы придем? — спросила Молли Энн.

Сдвинув свою истрепанную широкополую шляпу со лба на затылок, Дэниэл ладонью вытер с лица пот:

— Думаю, осталось еще миль одиннадцать-двенадцать, — прикинул он.

— Я не могу больше идти, — сказала сестра. — Давай отдохнем.

Немного подумав, Дэниэл кивнул:

— Давай.

Они сошли с дороги и, пройдя немного по полю, уселись в тени дерева. Сбросив тесные ботинки, они наслаждались свободой.

— Единственное, что я не могу себе представить, — это то, как я буду ходить в ботинках по городу, — произнесла Молли Энн.

— И мне в них нехорошо, — ответил Дэниэл, рассматривая мозоли. — Но, надеюсь, мы привыкнем.

— У меня пересохло во рту, — пожаловалась сестра. — Можно здесь где-нибудь попить?

— Я знаю, что где-то милях в трех отсюда есть источник. Когда дойдем до него, устроим привал и поедим сэндвичей.

— И ноги вымоем?

Дэниэл засмеялся.

— И это тоже. — Он поднялся на ноги. — Ну, давай, вставай, надо идти.

Взгляд Молли Энн упал на его ноги.

— Ты что, ботинки одевать не будешь? — спросила она.

— Надо беречь обувь, — сказал Дэниэл. — А то мы износим ее еще не дойдя до города.

— Это верно, — Молли Энн улыбнулась.

Закинув ботинки за спину, они стали спускаться с холма. Несколько минут они шли молча, затем Молли Энн заговорила:

— Дэниэл.

— Что?

— Ты думаешь, мистер Фитч сказал папе правду?

— Думаю, да.

— Но ты его недолюбливаешь, верно?

Дэниэл промолчал.

— Конечно, — продолжала Молли Энн, — если он найдет нам работу, это не будет иметь никакого значения.

— Да, наверное, — задумчиво ответил Дэниэл.

— Дэниэл, — каким-то странным голосом произнесла сестра. — Дэниэл, мне нехорошо.

Дэниэл взглянул на Молли Энн. Она побледнела, и на лбу у нее выступили капли пота. Сняв шляпу, Дэниэл надел ее ей на голову. Длинные каштановые волосы сестры показались ему раскаленными.

— У тебя солнечный удар, — произнес он. — Тебе надо отдохнуть.

Молли Энн посмотрела на него отсутствующим взглядом. Взяв ее сестру руку, Дэниэл отвел ее в тень и бережно уложил под деревом.

— Полежи пока, — сказал он.

— Надо идти. — Молли Энн слабо покачала головой. — Иначе мы вообще никуда не доберемся.

— Лежи, — неожиданно жестко сказал Дэниэл. — Мы тем более не дойдем, если ты не оправишься. Оставайся здесь, а я схожу за водой.

— Хорошо, Дэниэл. — Молли Энн покорно опустила голову на землю.

Дэниэл быстро открыл сумку и, достав из-под одежды оловянную кружку, стал быстро спускаться с холма, направляясь к стоявшей неподалеку небольшой рощице. Опыт говорил ему, что там, где много деревьев, обязательно должна быть вода. Дойдя до рощицы, он нагнулся и приложил ладонь к земле. Земля была влажной.

Опустившись на колени, Дэниэл провел руками вокруг себя, стараясь определить, где протекает вода. Ощутив пальцами влагу, он стал лихорадочно разгребать землю. Вода появилась на глубине одного фута. Заметив ее, Дэниэл быстро сделал на дне ямки круглое углубление и, разбросав по сторонам отрытую землю, поставил туда кулак и налег на него всем телом. Вода начала скапливаться в углублении. Дэниэл продолжал нажимать до тех пор, пока рука не ушла в землю по запястье, а вода не начала течь со всех сторон. Поняв, что воды может набраться достаточно, он молниеносно выдернул из углубления руку и поставил на ее место кружку. Когда кружка наполнилась водой, Дэниэл осторожно вытащил ее из земли и, стараясь не расплескать ни капли, пошел обратно к сестре. Молли Энн лежала там, где он ее оставил. Ее глаза были все еще закрыты, но мертвенная бледность уже начала исчезать с лица. Заслышав шаги брата, она открыла глаза и попыталась приподняться на локтях.

— Лежи, лежи, — сказал Дэниэл, опускаясь рядом с сестрой на колени. Вынув из сумки носовой платок, он смочил его водой из кружки и аккуратно вытер ей лицо.

— Как хорошо, — прошептала Молли Энн.

Дэниэл выжал платок и, вновь опустив его в кружку, провел им по запекшимся губам Молли Энн. Она жадно ловила каждую каплю влаги.

— Ну, как? — спросил он. — Лучше?

Молли Энн кивнула.

— Мне так хочется пить, — сказала она. — Ты не принес воды?

— Немного. — Дэниэл взял сестру подмышки и прислонил к дереву. Затем он взял чашку и поднес к ее губам. — Так что смотри, здесь только на глоток.

Молли Энн припала губами к кружке. Напившись, она вздохнула и посмотрела на брата.

— Честно говоря, я даже не понимаю, что со мной произошло, — сказала она.

— Тебе надо было надеть шляпу, — ответил Дэниэл. — Солнце ужасно печет.

— Можно еще немножко посидеть? — спросила Молли Энн. — Сейчас я совсем приду в себя, и мы двинемся дальше.

— Не спеши, — сказал Дэниэл. — Фитч никуда не денется.

Молли Энн вновь растянулась на земле и закрыла глаза, через минуту она уже крепко спала. Дэниэл снова вытер ей лицо платком и, отойдя в сторону, посмотрел сначала на солнце, а затем на уходившую вдаль раскаленную дорогу. Ничего страшного, если Молли Энн немного поспит, думал он. Сейчас, наверное, что-то около двенадцати. Лучше всего отдохнуть и снова тронуться в путь в два часа, когда солнце скроется за холмами, и дорога начнет остывать. Медленно опустившись на землю, Дэниэл положил голову на руки, закрыл глаза и провалился в глубокий сон.

Дэниэл проснулся от пения какой-то птицы, сидевшей на ветке прямо над его головой. Взглянув сквозь листву на голубое небо, он приподнялся на локтях, а затем сел, прислонившись спиной к дереву. Напуганная этим движением птица улетела.

Дэниэл посмотрел на сестру. Она также лежала под деревом, но уже не спала.

— Ну, как? — спросил он.

— Сейчас лучше.

— Тогда можно идти. — Дэниэл стал подниматься на ноги.

Молли Энн села.

— Со мной такого еще никогда не случалось, — сказала она.

— Но ты никогда не ходила целыми часами по солнцу без шляпы, — Дэниэл улыбнулся.

— Кажется, да, — Молли Энн встала и посмотрела на брата. — Ну, что, я готова.

Дэниэл кивнул и начал застегивать рубашку.

— Когда дойдем до ручья, напьемся, — сказал он и, взвалив на плечо свою сумку и сумку Молли Энн, зашагал к дороге.

Молли Энн сняла с головы шляпу и протянула Дэниэлу.

— Нет, пусть остается у тебя, — сказал тот. — Мне в ней жарко.

Через полчаса они дошли до источника и, завидев воду, радостно устремились к ней.

— Хорошо! — сказал Дэниэл, вдоволь напившись и вытирая рукавом мокрое лицо.

— Сладкая, как сахар, — с улыбкой согласилась Молли Энн.

— Пора идти, — Дэниэл встал и посмотрел на сестру.

— Пошли.

Выйдя из рощицы, где бил источник, и вернувшись на дорогу, они неожиданно увидели прямо перед собой фургон, внезапно появившийся из-за закрытого деревьями поворота. Дэниэл сошел на обочину, уступая дорогу. Молли Энн встала за ним. Мул, запряженный в фургон, едва передвигал ноги, и повозка ехала крайне медленно. Возница, высокий молодой человек в закрывавшей пол-лица широкополой шляпе, которому, по-видимому, тоже порядком надоело тащиться куда-то по жаре, натянул вожжи и громко крикнул, обращаясь к мулу:

— Ну, ты, давай быстрее!

Мул не обратил на понукание никакого внимания и продолжал плестись в прежнем ритме.

— Негодяй, — добродушно проворчал возница и, увидев на обочине Дэниэла и Молли Энн, притормозил и весело крикнул: — Ну что, ребята, в город едем?

Дэниэл почувствовал, как рука Молли Энн сжимает его плечо.

— Дэниэл, — раздался позади него ее голос. — Папа сказал, чтобы мы шли пешком.

Резким движением Дэниэл стряхнул с себя руку сестры. Неужели она не понимает, что пешком до Фитчвилля не добраться? Он повернулся к вознице:

— Да, мистер, конечно, — ответил он.

Глава 5

Джимми Симпсон, белокурый, голубоглазый, вечно улыбавшийся молодой человек лет двадцати, за всю свою жизнь никогда не работал, да, не очень-то в этом и нуждался. Чтобы раздобыть деньги, у него было множество иных способов, например, игра в карты с шахтерами, горожанами или горцами, торговля виски. Сегодня день выдался нелегким. С самого утра Джимми объезжал фермеров и арендаторов, скупая самодельные виски и настойку, но, поскольку днем раньше по этим местам проехал Фитч, почти ничего уже не оставалось. Лишь назначив двойную цену, он смог что-то купить. Только с кукурузой получилось неплохо — за небольшую цену ему отдали хороший товар, приберегавшийся фермерами для себя.

Остановив мула, Джимми молча наблюдал за тем, как встреченный на дороге парень сложил сумки в его фургон, помог залезть девушке и, наконец, поднялся сам. Когда они уселись, Джимми сдвинул шляпу на затылок, убирал со лба длинные белокурые волосы и представился.

Лицо парня посерьезнело.

— Очень приятно, — сказал он более густым, чем ожидал Джимми, голосом. — Меня зовут Дэниэл Бун Хаггинс, а это моя сестра Молли Энн.

— Очень приятно, — ответил Джимми, пристально глядя на девушку. Судя по части лица, не закрытой широкополой, явно принадлежавшей брату, шляпой, она была очень хорошенькой. — И сколько вы так прошагали?

— Миль пятнадцать, — ответил Дэниэл. — Мы вышли утром, но в жару очень трудно идти.

— А куда вы путь держите?

— В Фитчвилль.

Джимми снова улыбнулся.

— И я туда же. Вы просто так, или с какой-то целью?

— Работать.

— Вас куда-то взяли?

— Пока нет. Но мистер Фитч сказал отцу, что поговорит насчет нас.

— Насчет вас обоих?

— Да.

Джимми замолчал, поражаясь в душе, насколько старый негодяй Фитч сумел прибрать к рукам всю округу. Ничто не могло ускользнуть от его цепких лап, даже люди. И не было никакого способа избавиться от мерзавца, сидевшего в городе, названном в честь его прапрадеда, и нагло распоряжавшегося всем и вся.

Дэниэл посмотрел в глубь фургона. Под старыми мешками для сахара виднелись хорошо знакомые бутыли. Он отвернулся. Теперь они уже не имели к нему никакого отношения.

Джимми взглянул на девушку. Она сидела с закрытыми глазами, прислонившись к брату и слегка покачиваясь в такт движению повозки. Казалось, она задремала.

— Если твоя сестра устала, — сказал Джимми, — мы можем устроить в фургоне место, чтобы она легла.

Молли Энн открыла глаза и выпрямилась.

— Не стоит беспокоиться обо мне.

— Никто и не беспокоится. Но для такой прекрасной девушки… — Джимми полез в повозку и стал сдвигать бутыли в сторону. Сделав из хлопчатобумажных мешков подобие матраса, он соорудил над импровизированным ложем небольшой навес, чтобы защитить Молли Энн от солнца.

— По-моему, сойдет. Во всяком случае, я сам так спал сегодня ночью и, как видите, жив. — Он протянул Молли Энн руку, чтобы помочь ей перелезть через сиденье.

Она вопросительно посмотрела на брата и, опираясь на руку Джимми, медленно перешагнула через сиденье. Поставив одну ногу в кузов, она заглянула Джимми в лицо.

— Вы очень добры, мистер Симпсон.

— Просто Джимми. Меня все так называют.

— Джимми, — повторила Молли Энн.

Он вдруг обнаружил, что все еще держит руку девушки, и поспешно отпустил ее.

— Пожалуйста, — застенчиво сказал он. — Располагайтесь.

Сердце Молли Энн забилось, кровь начала приливать к лицу. Ей не хотелось говорить, так как она еще не оправилась от солнечного удара и боялась, что скажет что-нибудь не то. Поэтому она только кивнула головой.

Снова усевшись на сиденье, Джимми взял в руки вожжи и через плечо бросил взгляд на Молли Энн. Увидев, что она уже улеглась, он ударил мула вожжами и тихо, чтобы не побеспокоить девушку, произнес:

— Ну, негодяй, пошел!

Молли Энн открыла глаза. Было темно, жара спала. Посмотрев вокруг, она обнаружила, что лежит под грубым одеялом и, откинув его, вздохнула полной грудью. Она чувствовала себя значительно лучше.

Повернувшись, девушка посмотрела на брата и Джимми. Они по-прежнему сидели к ней спиной, и их силуэты четко вырисовывались на фоне неба. Интересно, подумала она, сколько времени я могла проспать?

Джимми тряхнул вожжами. Еще раз взглянув на него, Молли Энн почувствовала, что снова начинает краснеть. Он ей нравился.

— Проснулась? — спросил Дэниэл.

— Да.

— Хочешь перелезть сюда? — обернулся к ней Джимми.

Он остановил мула и подал ей руку. Молли Энн оперлась на нее, и ее сердце тревожно забилось.

— Сколько нам еще ехать?

— Часа дна. Я не могу заставить этого негодяя двигаться быстрее, он самый ленивый мул во всей округе.

— Мы опоздаем, — с тревогой сказала она брату. — Вдруг Фитч уже закрыл лавку?

Зайдем к нему завтра, — спокойно ответил Дэниэл.

— А ночевать где будете? — поинтересовался Джимми. — У родственников?

— У нас там никого нет, — ответил Дэниэл.

— Я могу вас приютить, — предложил Джимми. — У меня есть знакомая, вдова Кэрролл. Она держит в Фитчвилле постоялый двор.

Дэниэл и Молли Энн переглянулись.

— Нет, платить вам ничего не придется, — поспешил успокоить их Джимми. — Вы у меня в гостях.

— Мы можем заплатить, — сказал Дэниэл. — У нас есть деньги, и единственное, чего мы хотим, — это побыстрее начать работать.

— А где вы собираетесь работать? На фабрике?

— Честно говоря, мы еще сами не знаем, — ответил Дэниэл. — Фитч сказал, чтобы мы пришли к нему, а остальное он возьмет на себя.

— Значит, Фитч не сказал, чем вы будете заниматься?

— Нет. Он только сказал, что мы будем неплохо зарабатывать. Четыре или целых пять долларов в неделю.

— Язык у этого Фитча без костей, — Джимми грустно улыбнулся.

— Вы думаете, никакой работы нам не дадут? — В голосе Молли Энн опять появилась тревога.

— Нет, я этого не говорил, — ответил Джимми. — Работа есть, но, если они будут платить семь центов в час, как сейчас платят, то вам придется работать двенадцать часов в день, чтобы получать такие деньги.

— Мы от работы не бежим, — сказала Молли Энн.

— А ты когда-нибудь работала на фабрике? — Джимми посмотрел на нее.

— Нет.

— Целый день стоишь на ногах и меняешь в машине катушки. Под конец впечатление такое, что весь распадаешься на куски. Это, вообще говоря, нелегко.

— Ничего, — произнесла девушка. — Если будут хорошо платить, мы и это вытерпим.

— Хорошо платить? — Джимми разразился смехом. — И это вы называете «хорошо платить»? Почему, вы думаете, они нанимают таких, как вы? Да потому, что ребенку можно платить семь центов в час, в то время как взрослый рабочий потребует пятнадцать. Они зарабатывают и на этом.

— Это не наше дело, — сказал Дэниэл. — Мы должны честно работать.

Джимми хотел посмеяться и над этой фразой, но что-то в интонации Дэниэла удержало его. Он вдруг понял, что перед ним не просто деревенский мальчик, которым можно вертеть как угодно. В голосе Дэниэла чувствовалась взрослость, делавшая его значительно старше. Подумав, Джимми произнес:

— Да, каждый делает то, что ему полагается делать.

В глубине души он понимал, что это не так. В Фитчвилле, во всяком случае, никто так не жил. Все жители городка напоминали марионеток, танцующих по воле хозяина.

До города они добрались только к семи часам. Проехав по Главной улице, повозка остановилась у лавки Фитча. Двери были заперты, свет не горел.

Несколько минут прошли в молчании.

— Мне очень жаль, — извиняющимся тоном сказал Джимми. — Если бы мул был нормальный, мы приехали бы на час раньше.

— Вы здесь ни при чем, — ответил Дэниэл, глядя на сестру. — Нам, наверное, надо возвращаться домой.

— В этом нет никакого смысла, — быстро произнес Джимми. — Поехали к вдове Кэрролл. Там вам дадут и ужин, и ночлег, а завтра утром пойдете к Фитчу.

— Нам не хотелось бы никого вводить в расходы, — твердо сказал Дэниэл. — Мы и так уже вам обязаны.

— Да не введете вы никого в расходы, — ответил Джимми. — Вдова даст вам комнату.

Вдова Кэрролл была угловатой женщиной с резкими чертами лица и еще более резким языком, с помощью которого она держала в страхе своих постояльцев — здоровенных грубых мужчин со всех концов света, работавших на шахтах и фабриках. Выходцы из Центральной Европы жили у нее вместе с тонкогубыми молчаливыми горцами, для которых Фитчвилль был таким же чужим, как и для европейцев. Всю эту разношерстную, многоязыкую публику вдова держала в ежовых рукавицах. Жизнь постоялого двора регламентировалась жесткими правилами, от которых вдова никогда не отступала: никаких драк, никаких женщин, никаких выпивок. Ей было абсолютно безразлично, что делали постояльцы, выходя за порог, но, если кто-нибудь из них подходил к столу с грязными руками или лицом, он мог даже не надеяться получить еду. Постояльцы относились к вдове с почти суеверным страхом и переходили на шепот при ее появлении. Каким бы ужасным ни казался постоялый двор, никому из них не хотелось очутиться на улице. Еда тоже не была королевской, но лучше нигде в округе не готовили.

— Ужин? — набросилась вдова на Джимми, когда он вместе с Дэниэлом и Молли Энн вошел в столовую. — Какой ужин? Вы опоздали. Разве ты не знаешь, что у нас ужин в полседьмого?

— Виноват мой проклятый мул, — Джимми пустил в ход все свое обаяние. — Я не мог заставить его двигаться быстрее. А потом я увидел на дороге этих ребят и подвез их до города. Можно было оставить их на полпути в такую жару?

Вдова пристально посмотрела на Дэниэла и Молли Энн, и они съежились под ее строгим взглядом.

— Им нужно к мистеру Фитчу, чтобы устроиться на работу, — стал объяснять Джимми. — Но мы приехали слишком поздно, лавка уже закрылась.

— Девушку я размещать не буду, — оборвала его вдова Кэрролл. — Никаких женщин. Таковы правила.

Дэниэл взял сестру за руку.

— Пойдем, Молли Энн, — сказал он и добавил, обращаясь к Джимми. — Мы не хотим причинять вам беспокойство, мистер Симпсон. Спасибо за все, что вы для нас сделали.

Голос Дэниэла неожиданно показался вдове знакомым. Так когда-то говорил ее покойник-муж, тоже проведший молодость в горах. И его голос был таким же сильным и полным гордости. Но потом, когда его легкие были испорчены угольной пылью, а печень виски, он умер мучительной смертью, лежа в кровати и отхаркивая черную кровь на белоснежные простыни.

— Я, действительно, ничего не могу сделать, — сказала она. — Осталась только одна свободная комната.

— Ничего, мэм, — спокойно ответил Дэниэл. — Мы с сестрой всю жизнь спали в одной комнате вместе с остальными детьми.

— Не знаю, где вы там спали, — отрезала вдова, — но в этом доме мужчина никогда не будет ночевать в одной комнате с женщиной, кем бы она ему ни приходилась.

— Если вы позволите, Молли Энн ляжет в комнате, а я буду спать на крыльце.

— Он может переночевать в моей комнате, — предложил Джимми.

Вдова задумалась. Дэниэл и Молли Энн производили впечатление воспитанных детей из хорошей семьи.

— Ладно, — решила она. — Будь по-вашему. Но из еды осталось только немного хлеба, да холодная свинина.

— Этого хватит для нас с избытком, мэм, — ответил Дэниэл.

— Тогда с каждого по десять центов, — сказала она и, поколебавшись, добавила:

— Но это с завтраком, который будет в пол-шестого.

— Спасибо, мэм, — Дэниэл вытащил деньги и протянул вдове два никелевых пятицентовика и один дайм. — Мы вам очень признательны.

Вдова кивнула и повернулась к Молли Энн.

— Пойдемте, мисс, я покажу вам вашу комнату.

Молли Энн лежала на кровати в маленькой темной комнате и прислушивалась. Все вокруг вызывало у нее уважение. Первый раз в жизни она спала одна, без братьев и сестер, к которым за долгие годы успела привыкнуть. Интересно, подумала она, как там сейчас дома? Наверное, братья с сестрами скучают без нее. Она почувствовала, как ее глаза наполняются слезами.

Стук в дверь вывел Молли Энн из задумчивости. Выскользнув из-под одеяла, она подошла к двери.

— Кто там? — тихо спросила она.

— С тобой все в порядке? — послышался из-за двери голос брата.

— Да.

Дэниэл помолчал.

— Тогда… спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Услышав, удаляющиеся шаги Дэниэла, девушка снова легла в постель и вернулась к размышлениям. Всего за один день произошли такие изменения! Изменилось буквально все. Например, Дэниэл. Еще вчера он был ее младшим братом, а сегодня предстал перед ней в совершенно ином свете. Молли Энн увидела в нем силу, которую прежде никогда не замечала. В считанные часы Дэниэл превратился из мальчика в мужчину.

Молли Энн овладело приятное чувство безопасности. Плакать от одиночества больше не хотелось, и через несколько минут она уже крепко спала.

Глава 6

В шесть часов утра Дэниэл и Молли Энн стояли на Главной улице перед лавкой Фитча, ожидая, когда она откроется. Через несколько минут дверь лавки распахнулась и на пороге появился пожилой негр с метлой. С интересом посмотрев на них, но ничего не сказав, он стал подметать дощатый настил перед лавкой. Подойдя к двери, Дэниэл заглянул внутрь.

— Никого еще нет, — сказал негр. — Если вы хотите что-то купить, мистер Харри будет здесь с минуты на минуту.

— Мы хотели бы поговорить с мистером Фитчем, — произнес Дэниэл.

— Он обычно раньше восьми не приходит.

— Тогда мы подождем. — Дэниэл вернулся к сестре, и они присели на небольшую скамейку, стоявшую перед одним из окон.

Вскоре какой-то невысокий и, судя по внешности, нервный человек в ослепительно чистом пиджаке, с накрахмаленными воротничком и галстуком почти подбежал к лавке.

— Кто-нибудь уже был, Джексон? — несколько высокомерно спросил он, обращаясь к негру.

— Нет, мистер Харри. — Негр отступил на шаг, давая ему дорогу. — Никого пока не было.

Харри взглянул на Дэниэла и Молли Энн.

— А им что здесь надо?

— Они ждут мистера Фитча.

— На работу пришли устраиваться?

— Да, сэр, — вежливо ответил Дэниэл, поднимаясь со скамейки.

— Тогда марш отсюда, — резко сказал Харри. — Эта скамейка для покупателей.

— Извините, сэр, — начал юноша, но Харри уже скрылся за дверью. Дэниэл обернулся к сестре, не зная, что сказать.

— На той стороне лавки есть еще одна скамейка, — сказал негр. — С нее вас никто не сгонит.

— Спасибо.

Город постепенно просыпался. Открывались магазины, на улицу выходили люди, все больше становилось повозок. После семи жизнь в городе уже кипела вовсю.

Брат и сестра с большим интересом наблюдали за прохожими, которые не обращали на них никакого внимания. Мужчины шли на работу, женщины за покупками, дети просто бегали, играя или гоняя птиц. Все казались очень занятыми.

— Сколько нам еще ждать? — спросила Молли Энн.

Дэниэл прищурился и взглянул на солнце.

— Может быть, полчаса.

— Ты видел утром мистера Симпсона?

— Он еще спал, когда я уходил.

— Он не пошел на завтрак?

— Перед сном он сказал мне, что никогда не завтракает. А завтрак, кстати, был действительно неплохим: яйца, овсянка, кукурузный хлеб, масло, и, наконец, настоящий кофе! Не понимаю, почему он отказывается от такого замечательного угощения.

— Я хотела поблагодарить его за все, что он для нас сделал, — произнесла Молли Энн.

— Не беспокойся, я уже поблагодарил его от нашего имени.

— Он такой хороший… — тихо сказала Молли Энн.

— Мне кажется, ты на него глаз положила, — немного насмешливо произнес брат.

— Не валяй дурака. Стоит девушке сказать про кого-то, что он неплохой парень, и про нее уже говорят невесть что.

Дэниэл снова улыбнулся. Конечно, он мог бы сказать, как вчера Джимми весь вечер расспрашивал его о сестре, но боялся, что после этого она совсем потеряет голову.

Из-за угла показался старый негр.

— Пришел мистер Фитч. Вы все еще хотите поговорить с ним?

Вслед за негром Дэниэл и Молли Энн вошли в лавку. После залитой солнцем улицы они сначала почти ничего не различали, но, когда глаза немного привыкли к темноте, они увидели ряды покрытых мешками бочек и множество полок с разными товарами. Пройдя вдоль длинной стойки мимо стоявшего за ней Харри, они остановились возле двери небольшой застекленной комнатки.

— Здесь, — сказал негр и пошел обратно. Дэниэл вежливо постучал, и они они вошли в комнату.

Мистер Фитч в огромной широкополой шляпе сидел за конторкой и, по всей вероятности, не узнал их.

— Что вам, ребята? — хрипловато спросил он.

— Нас послал отец, — сказал Дэниэл. — Он сказал, вы подыщете нам работу.

— Отец? Какой отец?

— Хаггинс. Джеб Хаггинс.

Толстяка словно подменили.

— Ах, так вы дети Хаггинса, — радостно сказал он. — В такой красивой одежде я вас не узнал. Конечно, помню. Именно так я вашему папе и сказал. Ты, насколько я понимаю, Дэниэл. — Тот кивнул. — А ты, значит, Молли Энн, — Фитч повернулся к девушке.

— Да, мистер Фитч, — с улыбкой ответила она.

— Ваша мама приготовила тогда чудесную тушеную зайчатину. Я, наверное, никогда не забуду этого вкуса.

Фитч вновь склонился над конторкой и начал перебирать какие-то бумаги.

— Сейчас, сейчас. Ну, конечно, вот они. — Он протянул Дэниэлу несколько листков. — Теперь надо, чтобы твой отец это подписал, и мы найдем тебе работу.

Дэниэл удивленно посмотрел на него.

— Отец не говорил, что надо что-то подписывать.

— Что-то всегда надо подписывать, — ответил Фитч. — Сейчас вы считаетесь несовершеннолетними, и до двадцати одного года за вас везде должны расписываться родители.

— Но, мистер Фитч, — запротестовал Дэниэл. — От нас до Фитчвилля больше тридцати миль. Родители смогут что-то подписать не раньше, чем через два дня.

— Ничего не поделаешь. Закон есть закон.

Дэниэл почувствовал, как в нем поднимается волна ярости.

— Почему же вы раньше ничего не сказали? — еле сдерживая себя, спросил он.

Подняв глаза от конторки, Фитч посмотрел на него. Да, парень с характером, пронеслось в его голове. Волком смотрит. Нет, такого нельзя посылать ни на фабрику, ни на стекольный завод. В Графтон, на шахты, вот куда его надо определить. Это, кстати, в двадцати милях к югу отсюда, и особенно докучать он не будет.

— Наверное, я забыл. — Фитч глубоко вздохнул. — Виноват. Но мы исправим эту ошибку. Сейчас устрою вас на работу без всяких бумаг, а потом сам поговорю с вашими родителями.

Дэниэл с облегчением кивнул.

— А ты подрос, сынок, — несколько более дружелюбно сказал Фитч.

— Думаю, сейчас во мне пять футов десять дюймов. Отец говорит, я очень рано вырос.

— Да, ты подрос, — задумчиво повторил Фитч. — Теперь на стекольный завод тебя вряд ли возьмут, они ищут ребят пониже, потому что там надо все время пролезать под трубами. Скажи, а как ты насчет приемной площадки? Пойдешь?

— Что это такое? — спросил Дэниэл.

— Это на шахте, — ответил Фитч. — Сначала будешь собирать уголь, потом начнешь работать в шахте.

— Согласен.

— Прекрасно, — сказал Фитч. — Сейчас возле Графтона как раз открывают новую шахту. Я дам тебе записку к директору, и ты пойдешь прямо туда.

— В Графтон? Но это же в двадцати милях отсюда!

Фитч пристально посмотрел на Дэниэла.

— Ты пришел сюда искать работу, парень?

Дэниэл кивнул.

— Если твой отец доверился мне, почему ты мне не веришь? Я, действительно, стараюсь найти для тебя что-нибудь получше.

— Но я с сестрой. Неужели мы не можем остаться вместе?

— Можете, конечно. Но тогда ищите себе работу где-нибудь еще. Кроме Графтона ничего больше предложить не могу.

— Даже не знаю, как быть, — неуверенно произнес Дэниэл.

— Не волнуйся, Дэниэл, — быстро сказала Молли Энн. — Все будет хорошо. Я здесь не пропаду.

— Я присмотрю за ней, — вмешался Фитч. — Жена поможет ей с жильем.

Дэниэл посмотрел сначала на Фитча, потом на сестру. Предложение Фитча было ему не по душе, но и выбирать тоже не приходилось. Отец послал его работать, он не мог просто так вернуться, сказав, что ему не понравилось. Кроме того, за Молли Энн мог присмотреть Джимми. Он вызывал доверие. Джимми, судя по всему, был честным человеком, совсем не таким, как Фитч.

— Хорошо, — неохотно произнес он.

— Ну, вот и прекрасно. — Фитч поднялся с места. — Подождите в коридоре, сейчас я кое-что напишу. Кстати, Дэниэл, сегодня после обеда в Графтон поедет бричка. Если хочешь, я скажу кучеру.

— Спасибо.

Брат и сестра вышли.

— Он мне не нравится, — сказал Дэниэл. — Что-то здесь не так.

— Ты очень быстро взрослеешь, но не забывай, что я взрослею тоже.

На постоялый двор Дэниэл и Молли Энн вернулись в начале одиннадцатого. Дверь им открыла сама вдова.

— Извините, миссис Кэрролл, — сказал Дэниэл. — Вы не могли бы сказать, где мистер Симпсон?

— На заднем дворе, возится с мулом. Вы сегодня останетесь на ночь?

— Нет, мэм. После обеда я уезжаю в Графтон.

— А твоя сестра?

— Она остается. Ей нашли работу на фабрике.

— Тогда она здесь не останется, — резко сказала вдова. — Еще на одну ночь можно было сделать исключение, но вообще этот постоялый двор не для девушек. Рано или поздно с ними всегда что-то происходит, хлопот потом не оберешься.

— Большое спасибо за гостеприимство, мэм, — спокойно произнес Дэниэл. — Конечно, мы не собираемся причинять вам хлопоты. Сейчас мы уйдем.

— Подождите, — вдруг смущенно сказала вдова. — Если она…

— Нет, нет, спасибо, мэм. Все в порядке.

Проводив Молли Энн и Дэниэла взглядом, вдова вернулась к уборке гостиной. Ребята не шли у нее из головы. Конечно, думала она, с одной стороны, все было правильно. Рано или поздно постояльцы начали бы волочиться за девушкой, и кто знает, чем бы все это закончилось. С другой стороны… Молли Энн была совсем не такой, как обычные работницы. Она производила впечатление воспитанной девушки из хорошей семьи. Может быть, выгонять ее и так разговаривать не стоило. Язык всегда был для вдовы Кэрролл причиной неприятностей. Яростно стиснув губы, она стала подметать пол.

Джимми, как и сказала вдова Кэрролл, действительно был на заднем дворе, но не возился с мулом, а разливал по бутылкам виски. С большим кувшином в одной руке и воронкой в другой он стоял перед длинной, заставленной бутылками скамейкой. Отработанными движениями он вставлял воронку в горлышко бутылки, опрокидывал кувшин и ждал, пока наберется виски. Потом переходил к следующей бутылке.

Дэниэл с восхищением смотрел на него. Раньше ему никогда не доводилось видеть, как напитки разливают по бутылкам, но особенно его поразило то, что прозрачная, искрившаяся на солнце жидкость становилась после светло-коричневой. Закончив с одним кувшином, Джимми пошел за другим.

— Мистер Симпсон, — позвал Дэниэл.

Джимми обернулся.

— А, это вы, — он с улыбкой опустил кувшин. — Ну, как, все нормально?

— В общем, да, — Дэниэл кивнул на скамейку. — Мы не хотели вас отвлекать…

— Бросьте, — весело ответил Джимми. — Люди ждали виски «Симпсон» много дней и ночей, подождут еще несколько минут.

— А это виски? — ошеломленно спросил Дэниэл.

— Конечно. Этим я и живу. Несколько капель сарсапарильи — и не отличишь от магазинного. Так, кстати, и продать можно подороже.

— Извините, — нерешительно произнес Дэниэл. — Могу я задать вам один вопрос?

— Пожалуйста, — быстро ответил Джимми. — Попробую ответить.

— Мистер Фитч сказал, что я слишком высок, чтобы работать на стекольном заводе, поэтому он отправит меня на шахту в Графтон.

— А Молли Энн?

— Она будет работать здесь, на фабрике, — Дэниэл взглянул на сестру. — Сначала мы думали, все будет по-другому. Мы хотели остаться вместе, но мистер Фитч сказал, что присмотрит за ней сам. — Дэниэл остановился, не зная, что сказать дальше.

Джимми тоже повернулся к Молли Энн.

— Ну, а ты что думаешь? — спросил он.

Девушка потупилась и ничего не ответила. Ее лицо залилось краской.

— Мне кажется, вам не очень нравится этот мистер Фитч.

— Да, особой любви я к нему не испытываю, — признался Дэниэл. — Думаю, было бы лучше, чтобы за Молли Энн присмотрели вы, а не он.

— Понимаю. — Джимми кивнул. — А что ты думаешь об этом, Молли Энн?

— Если бы вы оказали мне такую любезность, я была бы очень счастлива, — тихо ответила девушка, по-прежнему не поднимая головы.

Джимми улыбнулся.

— Тогда я с радостью помогу вам, чем смогу. Прежде всего, насколько я понимаю, надо найти ей жилье. У меня есть кое-какие друзья, очень приличная семья. Их старшая дочь сейчас вышла замуж, ее комната освободилась, и они ищут, кому бы ее сдать. Пошли, я вас познакомлю. — Положив воронку на скамейку, Джимми двинулся к воротам.

— А как же виски? — спросил Дэниэл, взглянув на скамейку.

— Пусть постоит. Выдержка больше будет.

Глава 7

Дэниэла разбудил донесшийся со стороны шахт свисток, возвещавший о начале новой смены. Он заворочался на узкой кровати и открыл глаза. Трое других парней, его соседи по комнате, все еще лежали под одеялами.

Тихо выбравшись из кровати, Дэниэл пошел умываться. Заткнув ванну затычкой, он взял стоявший рядом огромный кувшин и стал медленно наливать туда воду. Несколько ледяных капель упало ему на лицо, прогнав остатки сна. Он выпрямился и посмотрел в старое, растрескавшееся зеркало, висевшее над ванной. За время жизни в городе его лицо сильно изменилось, загар сошел, и белая, похожая на бумагу кожа обтягивала заострившиеся скулы, под глазами образовались черные круги, напоминавшие куски антрацита, с которыми он работал каждый день.

Дэниэл потер ладонями щеки и, внимательно вглядевшись в свое отражение, понял, что на лице пробивается щетина. Он и раньше чувствовал какую-то тяжесть под подбородком, но не знал, были ли это первые ростки будущей бороды или же утолщение кожи от скопления антрацитной пыли. Обмакнув пальцы в банку с растворителем, Дэниэл провел ими по лицу. Грязь исчезла вместе с водой, но, вытерев лицо полотенцем, он не заметил никаких изменений. Угольная пыль въедалась в кожу и избавиться от нее было совершенно невозможно.

Причесавшись, он начал одеваться. Голубая рубашка и сапоги тоже пропитались пылью, стали жесткими, как доспехи средневекового рыцаря. Достав из-под кровати каску, в которой он обычно спускался в шахту, Дэниэл проверил лампу. Пространство перед ним озарилось слабым светом. Он поднял с пола банку с маслом, поднес ее к свету. Все в порядке, масла должно было хватить на весь день. Закончив приготовления, Дэниэл направился к выходу. У самой двери он остановился взглянуть на своих соседей. Они тоже работали на шахте, разбивали куски уже добытого угля, поэтому их смена начиналась позже, в семь часов утра.

Закрыв за собой дверь, Дэниэл стал спускаться по узкой лестнице, направляясь на кухню. Повариха с раскрасневшимся от постоянной жары лицом приветливо взглянула на него.

— Доброе утро, мистер Дэниэл.

— Доброе утро, Керри.

— Вам как обычно, мистер Дэниэл?

— Да, пожалуйста. И не забудьте…

Повариха улыбнулась.

— Знаю, знаю, яичницу с солью и перцем.

Дэниэл сел за стол, налил себе кофе, добавив сливок и сахара.

— У меня есть немного сала, если хотите, могу пожарить его с яичницей.

— Спасибо, Керри. Я чувствовал, что вы захотите меня угостить. — Намазав хлеб маслом, он откусил большой кусок. — Скажу вам честно, Керри, вы и моя мать делаете лучший хлеб в Западной Виргинии.

— Пожалуйста, мистер Дэниэл. — Керри улыбнулась и поставила перед ним дымящуюся сковородку. — Подождите, — поспешно добавила она, заметив, что Дэниэл потянулся за солонкой. — Я уже посолила.

— Великолепно, — сказал Дэниэл, попробовав яичницу.

Довольная Керри повернулась к плите и принесла ему чугунок с обедом.

— Я положила вам еще одно яблоко и апельсин. Вы едите слишком мало фруктов.

— Спасибо, Керри. — Взяв чугунок, Дэниэл направился к двери.

— Осторожнее, мистер Дэниэл. Старайтесь держаться подальше от динамита.

— Не беспокойтесь.

На шахте он был подрывником: подкладывал взрывчатку, а затем зажигал бикфордов шнур, что приносило ему дополнительный доллар в неделю. Он очень дорожил своей работой, поскольку получал уже семь долларов, то есть почти столько же, сколько взрослый рабочий.

Пройдя по размытым грязным улицам мимо темно-серых от угольной пыли домов, Дэниэл свернул в переулок, переходивший в дорогу, ведшую к шахте. На улице было уже много людей, спешащих на работу или возвращавшихся с нее. Многие из них на постоялых дворах, служивших им пристанищем, занимали кровати, только что освобожденные теми, кто в этот час отправлялся на работу. Персональная кровать считалась среди шахтеров роскошью, поэтому многие постоялые дворы работали в две смены. По воскресеньям, когда шахты были закрыты, рабочие всех смен оставались дома, и между ними часто вспыхивали ссоры, даже драки за право несколько часов спокойно отдохнуть. Согласно регламенту, висевшему едва ли не в каждом постоялом дворе, пересменка должна была происходить и по воскресеньям, но смертельно уставшие и взвинченные люди отказывались соблюдать еще и эти правила. Дэниэл всегда считал, что ему повезло, что он попал в одну комнату с ребятами своего возраста. Взрослые рабочие обычно не терпели посторонних.

Показался вход в шахту. Как обычно, Дэниэл пришел на работу раньше всех. Присев на деревянный ящик, он ждал остальных, посматривая на рабочих, выходивших из шахты. Покрытые угольной пылью, в одежде, еще более грязной, чем рубашка Дэниэла, они медленно поднимались на поверхность, щурясь от яркого света, и напоминали огромных ночных птиц, случайно попавших под лучи солнца. Многие из них с трудом распрямляли спины, согнутые долгими часами работы в шахте.

Перед Дэниэлом остановился голый до пояса рабочий пыль покрывала его широкую грудь и русые волосы.

— Энди еще нет? — коротко спросил он.

— Нет, сэр.

Это был мастер ночной смены.

— Тогда передай ему, что в западном туннеле надо поставить дополнительные подпорки. Там уже нельзя взрывать, стены слишком тонкие.

— Хорошо. — Дэниэл кивнул.

— Не забудь, — сказал мастер. — Если вы там взорвете, нам останется только молиться за вас.

— Я скажу, не сомневайтесь.

Мастер посмотрел по сторонам, а затем неторопливо пошел в сторону города. Дэниэл достал из кармана табачную жвачку. От нее во рту набегала слюна, и хороший плевок помогал хотя бы частично избавиться от оседавшей в легких угольной пыли. Разжевав жвачку, Дэниэл сплюнул в лужу.

Дэниэл огляделся, ища глазами своего мастера. Вообще-то, в предупреждении мастера ночной смены не было ничего необычного. Каждая смена пыталась свалить переоборудование шахты на другую, чтобы высвободить время для добычи угля. Добывать уголь и одновременно укреплять стены невозможно.

Воздух в шахте был настолько влажным, что на стенах оседала вода. Землю размыло, от каждого шага оставался след, который тут же заполнялся водой.

— Черт! — воскликнул мастер. — Надо спустить сюда насос, не то нас всех зальет.

— Все насосы в Восточном проходе, — ответили сзади.

Мастер обернулся к Дэниэлу.

— Поднимайся наверх и скажи в администрации, что нам нужен насос. Мы не можем работать под водой.

Дэниэл молча кивнул и пошел назад мимо рабочих, укладывавших рельсы для тачек.

— Что у вас там? — спросил один из них.

— Заливает. Нам нужны насосы.

— Будешь возвращаться, захвати с собой птичку, — крикнул кто-то. — Мне не нравится этот запах.

Дэниэл слышал о таких случаях. Говорили, что канарейки очень хорошо различают угарный газ и начинают кричать, когда мало кислорода.

Однако за все время работы на шахте ему ни разу не приходилось видеть, чтобы этих птиц приносили под землю.

Завернув за угол, Дэниэл услышал громкий смех. До входа в шахту оставалось ярдов двадцать. Он поднял глаза. Небо неожиданно показалось ему очень темным, и он чуть не вскрикнул от удивления. Там, за порогом шахты, было светло, сияло солнце, но из темного прохода день казался ночью.

У самого выхода Дэниэла остановил сторож.

— Ты куда, парень?

— Энди послал меня за насосом.

— Не трать понапрасну время, иди лучше работать.

— Энди сказал, что их зальет водой прежде, чем они успеют что-то сделать.

Сторож внимательно посмотрел на Дэниэла и пожал плечами.

— Ладно, — с видимой неохотой произнес он, — проходи. Но толку от этого все равно не будет.

Дэниэл направился к зданию администрации.

— Что тебе надо? — раздался из-за стойки голос секретаря.

— Энди сказал, нам нужны насосы в Западном проходе. Мы не можем работать.

— Почему?

Неприязнь к работникам администрации, которую испытывали почти все рабочие, уже передалась и Дэниэлу, в его взгляде таилась скрытая ненависть.

— Мы не можем добывать уголь по пояс в воде.

— Какой ты умный, — ответил секретарь. — Возвращайся назад и скажи Энди, что у нас нет насосов.

— Энди сказал, что, если вы ничего не дадите, я должен поговорить с вашим начальником.

— Его сейчас нет.

— Я подожду.

— Нет, — ответил секретарь. — Отправляйся обратно или ты уволен.

— Хорошо, — медленно произнес Дэниэл. — Тогда я вернусь в шахту и все расскажу Энди. Вы его знаете. Он придет сюда сам и не станет нянчиться с вами.

Секретарь задумчиво посмотрел на Дэниэла. Он знал Энди — неуступчивого, раздражительного человека, часто пускавшего в ход кулаки.

— Ладно, — сказал он после минутного раздумья. — Скажи ему, что у нас есть несколько штук.

Дэниэл молча кивнул, направляясь к выходу. Когда он был уже у самой двери, секретарь окликнул его.

— Эй, ты еще здесь?

— Не совсем.

— Как тебя зовут?

— Дэниэл Бун Хаггинс.

Секретарь сделал какую-то пометку на листе бумаги.

— Хорошо. Я запомню это.

— Ты сам у себя отнял время, — сказал сторож, когда Дэниэл проходил мимо.

Не отвечая, тот подошел ко входу и через мгновение погрузился во мрак. Первым его встретил Энди.

— Ну, что там с насосами? — нетерпеливо спросил он.

— Начальника не было, — ответил Дэниэл. — Но они сказали, что дадут нам несколько штук.

Энди недовольно поморщился и со злостью топнул ногой.

— Они должны сделать это как можно быстрее. По-моему, каждую минуту может начаться наводнение. Давай наверх за подпорками.

— Сейчас, — Дэниэл пошел к груде стоек, лежавшей в конце прохода. Ухватившись за край, он осторожно вытащил несколько подпорок и двинулся обратно.

За час он перенес почти тридцать стоек. Внезапно, когда он повернул за ноной порцией, в шахте раздался крик.

— Мастер! Вода!

Шахтеры замерли на месте и, не сговариваясь, посмотрели на Энди. Мастер был, пожалуй, единственным, кто сохранил абсолютное спокойствие. Подойдя к кричавшему, он внимательно посмотрел на отверстие, из которого бурным потоком текла вода.

— Не стойте, идиоты! — крикнул он наконец. — Заткните эту дыру!

С лихорадочной быстротой шахтеры начали забрасывать землей отверстие.

— Давай сюда стойки! — крикнул Энди. — Надо поставить двухфутовую стенку. А ты, — он повернулся к другому рабочему, — вырой отводной канал.

Несмотря на то, что все работали, как заведенные, воду удалось остановить только через час. Утомленные, с блестящими от пота лицами, рабочие один за другим в изнеможении опустились на землю.

Прислонившись к стойкам, Энди провел рукой по лбу, вытирая пот.

— Встаем, — сказал он наконец. — Надо убрать уголь. Здесь его тонн на двадцать.

Дэниэл с трудом поднялся на ноги. Он пропотел настолько, что одежда прилипла к телу.

— А насосы? — спросил он.

— Ну их к черту, — ответил Энди. — Мы сейчас свое отработаем, а потом пусть этим занимается ночная смена.

— Но… — начал Дэниэл.

Энди посмотрел на него с неожиданной злостью.

— Иди нагружай тачки, а не то вылетишь отсюда, как пробка из бутылки.

Дэниэл молча стоял на месте.

— Пошевеливайся! — гаркнул мастер. — Хочешь заботиться о них больше, чем они о тебе? Быстро иди работать!

Дэниэл присоединился к шахтерам. Мастер прав, подумал он. Прежде всего надо думать о себе.

Около трех часов утра, со стороны шахт донесся пронзительный крик. Дэниэл приподнялся на постели, пытаясь понять, что происходит. Соседи уже проснулись.

— В чем дело? — недоуменно спросил один из них.

Снаружи раздавались шум и крики. Подойдя к окну, Дэниэл выглянул наружу. Обитатели городка выходили на улицу и устремлялись к шахтам.

— Что там? — крикнул Дэниэл, перегнувшись через подоконник.

Какой-то мужчина остановился и посмотрел на него.

— Обвал, — ответил он. — Там, в Западном проходе.

Глава 8

— Эй, ты, принеси еще один факел! — Голос директора гулко раздался во мраке прохода.

С трудом пройдя по размытой земле, Дэниэл взял со стены факел и вернулся назад, к месту, где произошел обвал. Дойдя до директора, он вопросительно взглянул на него.

— Встань на стойки и держи факел, — последовал приказ.

Директор сделал знак Энди, и они, поднявшись на стойки, уставились на размытую землю. Под ними струилась вода, а совсем рядом слышался шум работающего насоса.

Несколько минут директор и Энди молча рассматривали отверстия, через которые в шахту просачивалась вода. Дэниэл с интересом смотрел на них. Рядом с высоким, мускулистым Энди, одетым в испачканную углем и пылью спецовку, маленький опрятный директор, которому каким-то чудом удавалось уберечь одежду от грязи, казался пришельцем из другого мира. Дэниэл внимательно взглянул на директора, и снова опустил глаза. За несколько минут, что они простояли на стойках, вода успела подняться почти на дюйм.

— Вода еще прибывает, — невозмутимо сказал директор.

— Да, сэр. — Говоря с рабочими, Энди обычно не стеснялся в выражениях, и вежливые слова звучали в его устах немного странно.

— А почему вы не попросили насосы?

— Я послал за ними Дэниэла, но он вернулся ни с чем.

— Почему ты не принес насосы?

— Секретарь сказал, что он ничего мне не даст, — ответил Дэниэл, откашлявшись.

Директор повернулся к Энди.

— Думаю, нам имеет смысл вернуться в офис. И захвати с собой парня. — Сойдя со стоек, он осторожно, чтобы не замочить ног, направился к выходу.

Энди взглянул на Дэниэла и сплюнул.

— Ты уверен, что разговаривал именно с тем, с кем надо? — спросил он.

— Я никогда не лгу, мистер Андреевич — спокойно ответил Дэниэл.

Ничего не сказав, Энди пошел к выходу.

— Продолжайте откачивать воду и попробуйте хотя бы немного разгрести эту грязь, — произнес он, проходя мимо рабочих.

Шахтеры работали без перерыва, но вода все прибывала. Не успевали бросить лопату земли на отверстие, которое нужно было засыпать, как образовавшаяся полость заполнялась водой. Энди на мгновение остановился, потом позвал Дэниэла, и они вместе направились к выходу.

Вид толпы, напряженно ожидавшей появления шахтеров, произвел на Дэниэла гнетущее впечатление. Когда его глаза привыкли к свету, он увидел женщин в черных траурных платках, детей, грустно смотревших на него, и мужчин, хорошо знающих, что такое гибель во время обвала в шахте.

Когда они проходили мимо, от толпы отделился пожилой шахтер.

— Ну, как там, внизу?

Не отвечая, Энди покачал головой. Послышался сдавленный крик, а затем снова воцарилась напряженная тишина.

— Прошло уже два дня, — сказал кто-то. — Вам не удалось подобраться к ним?

— Пока нет, — ответил Энди. — Земля мокрая, а кроме того, она все время оползает.

Одна из женщин зарыдала, и какие-то люди, очевидно, родственники, обступили ее и повели к городу. Во время обвала не принято было показывать другим, что надежда потеряна.

Пройдя сквозь толпу, Дэниэл и Энди вошли в здание администрации. Их встретил секретарь и показал рукой на дверь кабинета.

— Мистер Смэзерс ждет вас, — сказал он.

Кроме директора в кабинете было еще два человека. Они сидели за столом, внимательно изучая разложенную схему проходов. Заметив Энди и Дэниэла, директор оторвался от плана.

— Прошу вас, — сказал он. — Это мистер Андроевич, мастер дневной смены, а это мистер Картер и мистер Риордан — государственные инспекторы по технике безопасности.

Картер и Риордан кивнули, но ни один из них не поднялся с места, чтобы обменяться с Энди рукопожатием.

— Эти джентльмены изучают причины обвала, — сказал Смэзерс.

Энди молча кивнул. Причину обвала мог без труда назвать любой, кто хотя бы день проработал под землей. Шахты заливало. Если бы рабочие имели насосы, они, наверное, смогли бы что-нибудь сделать, но сейчас было уже слишком поздно.

Первым заговорил Картер.

— Как я понимаю, вы прекратили работу и попытались остановить воду. Но почему вы не воспользовались насосами?

— Я просил насосы, но мне ничего не дали, — ответил Энди.

— Вы лично?

— Нет, сэр. Я послал Дэниэла.

Взоры присутствующих обратились на Дэниэла.

— С кем ты разговаривал? — спросил Картер.

— С секретарем.

Инженеры переглянулись.

— Если вы не верите мне, — спокойно сказал Дэниэл, — можете позвать его, он вам все расскажет.

— Мы уже говорили с ним, парень, — произнес Смэзерс. — Он сказал, что никогда тебя не видел. Почему ты врешь?

Дэниэл почувствовал, как в нем поднимается гнев.

— Я говорю правду, мистер Смэзерс. Там погибло двадцать семь человек, и некоторые из них — мои друзья. Я не стал бы врать, если бы был виновен в их смерти.

— Но секретарь говорит, что никто к нему не приходил, — повторил Смэзерс.

— Я был у него. Сторож даже не хотел выпускать меня из шахты.

— Странно, — сказал директор. — Мы читали его отчет. Он ничего об этом не говорит.

Дэниэл побледнел. Все будто сговорились, решив подставить его, чтобы спасти свою шкуру.

— Мистер Смэзерс, он называл мое имя?

— Твое имя? — спросил директор. — Я только сейчас узнал, как тебя зовут.

— Может быть, секретарь знает.

— Нет. В его обязанности не входит разговаривать с рабочими.

— Он записал мою фамилию в книгу, — сказал Дэниэл. — Он рассердился, когда я сказал ему, что Энди может прийти сам, и спросил мою фамилию.

— Но даже если он знает, как тебя зовут, — ответил Смэзерс, — это еще ничего не доказывает.

— Это доказывает, что я был здесь.

— Я знаю Дэниэла, — неожиданно вмешался Энди. — Он честный парень.

— Боюсь, вы ошибаетесь, — спокойно сказал директор. — Парнишка много всего может наговорить.

— Разве трудно пойти и посмотреть, записано что-то в книге или нет? — спросил Энди. Его лицо начало покрываться краской.

Смэзерс взглянул на Энди и поднялся с места.

— Пойдемте, джентльмены.

Они вышли из кабинета. Секретарь по-прежнему сидел на своем месте.

— Хэтч, вы знаете этого парня?

— Нет, сэр.

— Вы когда-нибудь видели его раньше?

— Нет, сэр.

— Достаточно? — Смэзерс вопросительно посмотрел на инспекторов.

Картер и Риордан кивнули.

— Хэтч, принесите мне его документы, — сказал директор, закрывая за собой дверь кабинета.

— Постойте! — вскричал Дэниэл. — Если он не знает, как меня зовут, как же он будет искать мое дело?

В глазах директора промелькнуло уважение.

— Соображаешь, парень.

Вскоре появился секретарь, положил на стол лист бумаги и повернулся, собираясь уйти.

— Подождите, Хэтч, — сказал Смэзерс, рассматривая бумагу. — Это не то.

Секретарь смущенно посмотрел на директора.

— Нет, сэр, — возразил он. — Это именно его дело. Дэниэл Бун Хаггинс. Вот отметка, и можно… — Он внезапно умолк, почувствовав взгляды присутствующих.

— Что теперь с ним сделают?

— Ничего. — Энди привстал с коряги, на которую они присели, выйдя из здания администрации, и посмотрел в сторону шахт.

— Но ведь во всем виноват он… — Дэниэл еще не до конца пришел в себя после потрясения, вызванного скандалом в кабинете директора.

— Замолчи, — коротко ответил Энди. — И поскорее забудь обо всем. Ты думаешь, они возьмут всю вину на себя? Скажи спасибо, что тебя пока ни в чем не обвиняют.

— Они должны привести какие-то доказательства.

— Они это сделают. Запомни мои слова, доказательств у них сколько угодно на любой случай.

Дверь офиса распахнулась, и на крыльцо вышел Смэзерс.

— Заходите.

Когда они проходили мимо Хэтча, тот уткнулся в какие-то бумаги, не отваживаясь поднять на них глаза.

В кабинете Картер и Риордан непринужденно о чем-то разговаривали.

— По-моему, мы пришли к общему мнению относительно причины обвала, — начал директор. — Нам стало известно, что дневная смена произвела несколько взрывов, но не укрепила стойки. Таким образом, во всем виноваты они сами. Им следовало быть более предусмотрительными. Мы хотели бы узнать, что вы об этом думаете.

Энди тяжелым взглядом уставился на Смэзерса.

— Более предусмотрительными, — тихо повторил он.

— Думаю, это и ляжет в основу отчета, который напишут эти джентльмены, — с явным облегчением сказал Смэзерс.

Энди посмотрел на инспекторов, а потом снова перевел взгляд на директора.

— Им виднее, — сухо ответил он. — Они специалисты.

На несколько мгновений воцарилось тягостное молчание, которое нарушил директор.

— Но мы не будем ничего делать. Наоборот, мы заплатим семье каждого шахтера по сотне долларов, и в течение полугода они смогут бесплатно жить в общежитиях, принадлежащих Компании.

Энди не ответил.

— А пока, — продолжал Смэзерс, — надо возобновить работы. Если не будет угля, не будет и денег.

— Чтобы расчистить Западный проход, нужен как минимум месяц, — сказал Энди.

— Знаю, но мы не будем ничего расчищать. Мы начнем новый проход, на юге.

— А как же люди? — спросил Энди.

— Какие люди? — Смэзерс, казалось, забыл, о чем они разговаривали еще минуту назад. — Трупы, вы хотите сказать? Эти люди мертвы и, более того, похоронены. Мы не можем позволить себе рисковать жизнями людей, пытаясь добраться до мертвых тел.

Энди не ответил, но, украдкой взглянув на него, Дэниэл увидел в его глазах страшную ярость. С трудом овладев собой, Энди повернулся к директору.

— Думаю, вы правы, мистер Смэзерс.

— И еще, — улыбнулся директор, — скажите рабочим, что у них ничего не вычтут за два дня простоя. Компания должна заботиться о своих людях.

— Да, мистер Смэзерс.

Директор повернулся к Дэниэлу.

— Сколько тебе лет? — спросил он.

— Шестнадцать, — ответил тот, вспомнив, что именно так он сказал, когда поступал на работу.

— Ты умеешь читать и писать?

— Да, сэр. Я окончил шесть классов сельской школы.

— Мистер Хэтч уезжает сегодня, и я хочу, чтобы ты занял его место.

На лице Дэниэла появилось удивление. Он нерешительно посмотрел на Энди. Мастер незаметно кивнул головой.

— Большое спасибо, мистер Смэзерс.

Напряжение, царившее в кабинете, немного спало.

Даже Картер и Риордан улыбались. На прощание все обменялись рукопожатиями.

Выйдя из офиса, Энди и Дэниэл направились к шахте. Мастер был погружен в свои мысли; казалось, он пытался вспомнить что-то очень важное.

— У тебя есть жвачка? — спросил он наконец.

Дэниэл вынул из кармана пластинку. Энди откусил большой кусок, пожевал, сплюнул.

— Сукин сын! — неожиданно воскликнул он.

— Это ты о ком? — спросил Дэниэл.

— Хитрый, все-таки, этот Смэзерс. Они вышли сухими из воды, а мы не можем ничего сказать. Даже семьи погибших должны благодарить его.

Глава 9

Пронзительный свисток, раздавшийся в шесть часов, возвестил о конце рабочего дня. Молли Энн отступила, укрываясь от стремительно вращавшегося веретена. Прикинув в уме скорость нитки, наматывавшейся на него, она быстрым движением нажала на кнопку выключателя. Веретено немного повращалось, и машина остановилась. С видимым удовлетворением взглянув на станок, Молли Энн сняла нить, аккуратно сложила ее в коробку и сошла с подставки, на которой стояла во время работы. Паровой котел, подававший энергию, медленно остановился, и в воздухе послышался легкий свист выходящего пара. Была суббота, наступил единственный вечер, когда на фабрике не работали.

Выйдя из-за станка, девушка попала в поток работниц, двигавшихся к кассе. Настроение у всех было праздничное. В субботу на фабрике выдавали зарплату, и они ждали этого дня всю неделю. Сейчас заветный миг настал, все громко обсуждали планы на вечер.

— Ты пойдешь к баптистам на танцы, Молли Энн? — спросила одна из девушек.

— Знаешь, завтра в Фейрграунз будет пикник, — сказала другая.

— Я знаю еще кое-что, — добавила третья. — Церковь Святости устраивает вечеринку и, насколько мне известно, они пригласили несколько неплохих хоров.

Молли Энн молча улыбалась. За полгода, проведенные на фабрике, она сильно изменилась. Ее лицо похудело, на нем выделялись высокие скулы, красивый зеленый цвет глаз и полные губы. Изменилась и фигура. Грудь стала полнее, талия уже, а крутые бедра плавно переходили в длинные стройные ноги.

— Молли никогда не знает, что делать, — сказала девушка, предлагавшая отправиться на танцы к баптистам. — Она ждет Джимми, который куда-нибудь ее увезет.

— Иди, иди, — с улыбкой ответила Молли Энн.

— Передай ему привет.

Что еще могут сказать девчонки-работницы о Джимми и их отношениях? Жизнь для них начиналась в субботу вечером и продолжалась один день в воскресенье, когда они шли на танцы, потом наступало время томительного ожидания следующих выходных.

Подойдя к кассе, Молли Энн встала в очередь. Работниц было много, но кассир работал очень быстро, и очередь почти не стояла на месте.

— Добрый вечер, Молли Энн, — с улыбкой сказал кассир, протягивая ей ведомость и перо.

— Добрый вечер, мистер Тэтчер.

Кассир убедился что девушка расписалась в нужном месте, и достал конверт с ее именем.

— Пересчитай, — сказал он. — У тебя много за сверхурочные. В эту неделю ты проработала восемьдесят часов.

Молли Энн, осторожно открыв конверт, начала пересчитывать деньги.

— Шесть долларов сорок центов, — произнесла она, вновь взглянув на кассира.

— Неплохо, — кивнул Тэтчер. — Восемь центов в час. Только будь осторожна, старайся не тратить все сразу.

— Не беспокойтесь, мистер Тэтчер.

За воротами уже стояли люди, с видимым нетерпением ожидавшие появления своих близких. Их было много, и, хотя работницы могли приходиться им дочерьми, женами, просто подругами, всеми владела одна и та же мысль: сегодня на фабрике выдавали зарплату.

От жары, стоявшей в цеху, Молли Энн изрядно вспотела, поэтому сейчас ей было холодно. Завернувшись в теплый платок, она стала пробираться сквозь толпу. Молодые люди свистели и со смехом приглашали ее остаться с ними. Молли Энн ускорила шаг.

— Что ты делаешь сегодня вечером, Молли Энн?

Она не ответила. Сегодня Джимми не должен был ее встречать. Он ушел в горы, чтобы подработать, и собирался вернуться позже. Услышав крик, Молли Энн обернулась и увидела высокого, видимо, пьяного человека, возбужденно размахивавшего руками. Перед ним стояла девушка, скорее всего, его дочь. Вырвав у нее из рук конверт, отец наотмашь ударил ее, и девушка упала на размокшую от дождя землю.

— Я тебе покажу, чьи это деньги! — закричал он. — Я твой отец, а ты должна делать, как я скажу. Передай матери, что я отдам ей столько, сколько сочту нужным.

Мужчина повернулся и нетвердым шагом двинулся прочь. Остальные молча проводили его взглядом. Подбежав к девушке, Молли Энн помогла ей подняться.

Маленькая девочка, лет одиннадцати девочка, смотрела на нее испуганными глазами.

— Ничего, ничего, — Молли Энн пыталась успокоить ее. — Все будет хорошо.

— Нет, — с дрожью в голосе ответила девочка. — Мама убьет меня, если я приду домой без денег.

— Расскажи ей, что случилось, — посоветовала Молли Энн.

— Она не поверит, — сказала девочка, отряхивая платье. — Как хорошо быть такой большой, как ты. Когда я вырасту, я буду делать со своими деньгами все, что захочу. Спасибо, — добавила она, поворачивая к дому.

Молли Энн тяжело вздохнула. Все-таки многое из того, что делалось в городке, было явно несправедливо. Родители обращались с собственными детьми, как с рабами. Она вспомнила о доме и подумала, что ее отец и мать совершенно не такие.

— Пошли на танцы, Молли Энн, — послышался чей-то голос. Она обернулась. Перед ней стоял высокий парень с зачесанными по последней моде волосами. От него шел сильный запах пива.

— Нет.

— Пойдем. — Парень взял ее за плечо. — Не будь такой недотрогой. Джимми не единственный кавалер в городе. А ты такая красивая… Пойдем, повеселимся.

— Убери руки, — резко ответила Молли Энн, — или я все расскажу Джимми.

Парень поспешно отпустил ее.

— Не будь дурочкой, да у него больше девушек, чем у кого угодно.

— Неправда. А теперь уходи.

— Подожди! — крикнул ей вдогонку парень. — Скоро ты сама все узнаешь.

Не обращая внимания на последние слова, Молли Энн завернула за угол и направилась к лавке Фитча.

— Что бы там ни говорили, мне очень нравится этот город, — с непривычной теплотой произнес Фитч. — И люди здесь прекрасные: прямые, трудолюбивые, честные. Работников сколько угодно. Почти в каждой семье по восемь-десять детей, когда-нибудь они пойдут работать. С детьми обычно нет никаких проблем. Работают они хорошо, а платить им можно немного. Да и профсоюзов здесь нет, как на Севере или Востоке, откуда я приехал. Здесь в основном горцы, а они, как правило, не очень-то доверяют чужакам.

— Но вам они доверяют, — заметил Кахилл.

— А почему бы и нет? — рассмеялся Фитч. — Я один из них, такой же, как все. Этот город основал мой прапрапрадед, и мы живем здесь с незапамятных времен. Спросите любого, он вам скажет, что Сэм Фитч — его друг. Передайте своим друзьям и компаньонам в Филадельфии: если они хотят построить в Фитчвилле еще одну фабрику, то я гарантирую им, во-первых, столько работников, сколько они захотят, во-вторых, на зарплате они не разорятся, в-третьих, никаких муниципальных налогов здесь не будет еще по меньшей мере лет двадцать пять.

— Вы рисуете прекрасную картину мистер Фитч, — Кахилл улыбнулся.

— Так оно и есть. Ведь вы же не пожалели, что построили здесь первую фабрику. Почему же со второй будет по-другому?

— Условия те же?

— Да. Сэм Фитч человек не жадный. Ему вообще ничего не нужно, только принести пользу своему городу.

— Хорошо, мистер Фитч, — кивнул Кахилл. — Я поговорю с компаньонами и думаю, что они согласятся. Во всяком случае, я на вашей стороне.

— Спасибо, мистер Кахилл, я буду вам очень благодарен. — Фитч поднялся из-за конторки, и его огромная фигура заполонила собой всю комнату. Кахилл тоже встал, и они вместе направились к выходу.

Пожав руку Фитчу, Кахилл сел в экипаж и, помахав на прощание рукой, тронул лошадей. Фитч проводил его взглядом, вернулся в комнату и задумался. На новой фабрике должно работать около двухсот человек, значит, он очень неплохо на этом заработает.

— Мистер Фитч… — Тихий голос, раздавшийся от двери, вывел его из задумчивости. Погруженный в размышления, Фитч забыл обо всем остальном.

— Что тебе, Молли Энн?

— Сегодня суббота, мистер Фитч, — кротко напомнила она.

— Ах, да. Проходи.

Закрыв за девушкой дверь, он снова уселся за конторку. Молли Энн показалась ему прекрасной, особенно в сравнении с оставшейся дома женой.

— Ну, как твои дела, хорошая? — ласково спросил он.

— Спасибо, мистер Фитч, — Молли Энн достала из конверта три доллара и протянула ему. — Пожалуйста, положите эти деньги на счет отца.

— С удовольствием. — Фитч сунул их в ящик стола. — Как твои родители?

— Они пишут немного, мистер Фитч, но в прошлом месяце, когда мы виделись, все было хорошо. Папе так нравится новый мул.

— На их месте я гордился бы такими детьми, — сказал Фитч. — Мистер Смэзерс говорит, что Дэниэл — лучший секретарь, какие были у него за последние годы.

— Спасибо, мистер Фитч.

— Заходи почаще, Молли Энн. Я всегда рад тебе.

— Вы так заняты, мистер Фитч, я боюсь побеспокоить вас.

— Такая прекрасная девушка никогда не причинит мне беспокойства. — Подойдя к Молли Энн, Фитч взял ее за руку.

Она неловко, как бы извиняясь, попыталась освободиться.

— Ты знаешь, кто только что здесь был? — неожиданно спросил Фитч.

— Нет.

— Это мистер Джи Эр Кахилл. Он приезжал сюда с предложением построить здесь еще одну фабрику. Понимаешь, что это значит?

Молли Энн покачала головой.

— Это значит, что, если ты будешь хорошо себя вести, я смогу устроить тебя мастером.

Девушка улыбнулась. Теперь ей стало ясно, к чему клонил Фитч.

— Я буду вам очень благодарна.

— Ты очень хорошая девушка, Молли Энн. — Он снова взял ее за руку. — Но я не могу понять, зачем тебе люди вроде Джимми Симпсона, когда достаточно одного слова, и ты получишь друга, в сравнении с которым он ничто.

— Я очень благодарна вам, мистер Фитч, — повторила Молли Энн. — Не сомневайтесь, когда новая фабрика откроется, я буду первой, кто к вам придет.

— Буду ждать, — сказал Фитч, выпуская ее руку. — Надеюсь, это будет скоро.

— Доброй ночи, мистер Фитч.

— Доброй ночи, Молли Энн. Счастливо.

Когда дверь закрылась, Фитч взял со стола сигару. Какие все-таки глупые эти девчонки, подумал он, с наслаждением затягиваясь. Нет, эту нельзя отпускать. Рано или поздно она будет принадлежать ему. А ждать он умеет.

— Еще? — Сняв с плиты котелок с горячей водой, хозяйка постоялого двора направилась на середину комнаты, где в небольшой железной ванночке сидела Молли Энн.

— Спасибо, мисс Вагнер. — Женщина опрокинула котелок, и перед глазами Молли Энн закружились клубы пара. Она выпрямилась, с удовольствием чувствуя, как уходит усталость, накопившаяся за день.

— Мисс Вагнер, — неожиданно позвала она.

— Что?

— Сколько стоит такая ванночка?

— Доллара три-четыре, я думаю…

— Если у меня когда-нибудь будут такие деньги, — с неожиданной решительностью сказала девушка, — я обязательно куплю такую и пошлю маме. Ей очень понравится…

Глава 10

Воскресенье выдалось на редкость погожим. Ярко светило солнце, весенний ветерок ласково обдувал деревья, на ветвях которых уже появились почки. Молли Энн вышла на крыльцо. Перед ней в своей повозке сидел Джимми. Услышав стук двери, он обернулся и застыл, пораженный. Девушка была прекрасна. Ее длинное свободное платье и шляпа с желтыми лентами великолепно подходили к весеннему пейзажу.

— Это ты, Молли Энн, или я сплю? — спросил он, присвистнув от восхищения.

— Тебе нравится? — Она улыбнулась и слегка покраснела.

— Превосходно.

— Я сама шила. А ткань из французского магазина. Настоящий Париж, Франция, запатентовано.

— Прямо даже не знаю, — задумчиво произнес Джимми, беря ее за руку.

— В чем дело?

— Посмотри на повозку. Она вся в грязи. Ты не боишься запачкать платье?

— Положи на сиденье одеяло, вот и все. И старайся ехать тише, чтобы повозка не качалась.

Джимми помог Молли Энн сесть в повозку и бросил на нее полный обожания взгляд.

— Ты на самом деле выглядишь восхитительно.

— Спасибо. А теперь иди на кухню. Я оставила там корзину с припасами.

— Правда? Как ты догадалась, что сегодня будет хорошая погода?

— Очень просто, дурачок, — ответила Молли Энн, улыбаясь. — Выглянула в окно и увидела солнце. Ну, давай, у нас мало времени.

Джимми спрыгнул, побежал на кухню и через несколько минут вернулся, держа в руках небольшую корзинку. Вскоре мул уже покорно увозил их из города.

— У нас богатый выбор, — сказал Джимми, когда они приблизились к развилке. — Мы можем поехать в Фейрграундз, где будет пикник, или на праздник Церкви Святости, или в Вудфилд брук.

— В Вудфилд брук? — переспросила Молли Энн. — Мне никто о нем ничего не говорил. Что там будет?

— Я тебе говорю, — ответил Джимми. — Небольшой пикник. Но только для нас двоих.

— Вот туда-то мы и отправимся, — сказала девушка, обнимая его за шею.

— Никогда не ел ничего подобного, — произнес он, растягиваясь на траве.

— Ничего особенного, — улыбнулась Молли Энн. — Холодная жареная курица, кукурузный хлеб и яблоки.

— А лимонад? — напомнил Джимми, указывая на бутылку. — Ты не должна столько тратить на еду. По-моему, деньги тебе не так легко достаются.

— Разве без этого узнаешь, как я готовлю?

— Может, ты права. — Джимми засмеялся.

— Ты видел моих? — спросила Молли Энн.

— Да. С ними все в порядке, передают тебе привет.

— Мэйс, наверное, же совсем большой.

— Он вырос, у него крепкие ноги, и он бегает по всему двору.

— Очень хочется увидеть их, — Молли Энн вздохнула. — Но это так далеко…

— Твой мастер не сможет отпустить тебя в следующую субботу? Поедем в пятницу вечером, а в воскресенье вернемся.

— Это было бы чудесно, — загорелась девушка, но через несколько мгновений вновь погрустнела. — Вряд ли, мы и так почти каждый день работаем сверхурочно. Может, когда откроют новую фабрику, с этим будет полегче, — мечтательно сказала она.

— Новую фабрику? Кто тебе сказал?

— Мистер Фитч. Я вчера была у него, чтобы положить деньги на счет отца, и он сказал, что открывается новая фабрика, и я могу стать на ней мастером.

— Прямо так и сказал? — В голосе Джимми появились странные нотки, которых Молли Энн до этого не замечала. — А он ничего не говорил насчет того, что ты должна сделать, чтобы получить это место?

Она понимала, что он имеет в виду, но разговаривать об этом сейчас ей не хотелось.

— Нет. Он только сказал, что, когда она откроется, я должна заглянуть к нему.

Джимми промолчал. Новая фабрика, подумал он. Интересно, Фитч уже нашел разорившегося фермера, у которого купит участок для постройки? Он вновь погрузился в раздумья, из которых его вывел голос Молли Энн.

— Что с тобой, Джимми? — обеспокоенно спросила она.

— Ничего. Я все думаю, когда же мы избавимся от него, когда же люди, наконец, поймут, что он обогащается на их крови?

— Как ты можешь говорить такие вещи? — с ужасом спросила Молли Энн.

— Это правда, — произнес Джимми. — Вот, ты говоришь, что каждую неделю кладешь деньги на счет отца, так?

Она кивнула.

— А ты когда-нибудь спрашивала его, что потом происходит с этими деньгами?

— Это не мое дело. Отец сам занимается ими.

— Если ты положишь деньги в банк, тебе будут платить проценты, — сказал Джимми. — А Фитч не платит ничего, и, я уверен, он уже давно считает эти деньги своими. Спроси как-нибудь отца, получил он что-нибудь, или нет?

Молли Энн помолчала.

— Сколько у него таких, как ты? Больше сотни. Вот и получается, что Фитч богатеет за ваш счет, а вы работаете с утра до ночи и еще остаетесь должны ему. — Он горько усмехнулся. — Вы думаете, Фитч ваш друг. Но попробуйте не сделать для него чего-нибудь — как вы думаете, что за этим последует? Он откажет вам в деньгах, в кредите, а потом придет с шерифом, и тот опишет ваш дом и участок. Знаешь, что случилось с Крэйгом, ну, который живет на том берегу? У него было сорок акров, и он потерял их в один день. А кто теперь хозяин земли? Фитч. К черту все! — вскричал Джимми, не в силах скрыть возмущения.

— Не ругайся, — тихо сказала Молли Энн.

— Все это было и есть, вот в чем дело, — продолжал он. — Неужели ты ничего не видишь? Он больше года ждал удобного случая. Неожиданно дети Крэйга, которые, как и вы, работали здесь, оказались мерзавцами, их уволили. А через пару месяцев, когда семья увязла в долгах, Фитч приехал и купил их землю за бесценок.

— Не понимаю, — сказала Молли Энн.

— Ты знаешь, где будут строить твою новую фабрику? Там, где раньше жили Крэйги. Там все: вода, энергия и, самое главное, земля.

— Мне-то ты зачем все это говоришь? Ко мне это не имеет никакого отношения.

— Может быть, — ответил Джимми, серьезно глядя на нее. — Пока. Но придет время, это коснется и тебя.

Фитч прибирает к рукам все больше и больше земли, поэтому недалек тот день, когда вся долина, включая фермеров, будет принадлежать ему.

Молли Энн потянулась к бутылке с лимонадом.

— Выпей еще, — сказала она, протягивая ему стакан. — Ты, наверное, очень волнуешься.

Джимми взял стакан, и на его лице появилась улыбка. Пузырьки воды весело играли под лучами солнца.

— Ты прекрасная, невинная девочка, Молли Энн. Когда-нибудь ты выйдешь замуж и станешь замечательной женой.

Она вскочила на ноги так резко, что толкнула Джимми, и тот выронил стакан.

— Я уже не девочка, — чуть не крикнула она. — Мне шестнадцать лет, я женщина. А теперь отвези меня домой.

Джимми удивленно посмотрел на нее. В гневе она выглядела особенно прекрасной. На какое-то мгновение ему показалось, что он теряет контроль над собой.

— Молли Энн, — начал он каким-то не своим голосом, — я давно собирался поговорить с тобой. Будь моей женой.

Теперь в изумлении застыла Молли Энн.

— Я делаю тебе предложение, — нетерпеливо повторил Джимми, — и жду твоего ответа.

— О, Джимми, — воскликнула девушка, чувствуя, как ее глаза наполняются слезами радости. — Я согласна, конечно, согласна.

Бракосочетание состоялось через месяц, в мае 1915 года, в Первой баптистской церкви Фитчвилля. Все Хаггинсы, одетые в праздничное, специально приберегавшееся для таких случаев платье, гордо сидели среди приглашенных. Не было только Дэниэла. Его, как всегда, не отпустили с работы.

В тот же день состоялось и еще одно событие, на которое Молли Энн, упивавшаяся своим счастьем, не обратила никакого внимания. На том месте, где когда-то стояла ферма Крэйга, начали строить новую фабрику.

Раскрасневшаяся от волнения Молли Энн буквально ворвалась в спальню, где на кровати лежал муж.

— Вставай! — крикнула она, тряся его за плечо. — Поднимайся!

Джимми повернулся к ней и закрыл рукой глаза.

— Дай полежать, — нехотя ответил он. — Сегодня воскресенье.

— Приехал мистер Фитч. Он хочет поговорить с тобой.

— Старый Фитч? — Джимми заворочался на кровати. — Поговорить со мной?

Молли Энн молча кивнула.

— Что ему от меня надо?

— Не знаю. В дверь постучали, я пошла открывать и увидела его. Он сказал, это очень важно.

— Важно? — Джимми обнял Молли Энн и прижал ее к себе. — Подождет. Сегодня воскресенье, и я только что встал.

— Ты слишком долго спал, — ласково сказала Молли Энн. — Послушай, Джимми, может, тебе все-таки стоит поговорить с ним?

— Плевать я на него хотел.

— Не ругайся! — Она вырвалась и резко поднялась на ноги. — Одевайся и спускайся вниз. Я приготовила кофе.

Когда Джимми вошел на кухню, Фитч сидел за столом. Перед ним стояла тарелка с яичницей и чашка дымящегося кофе. Он ел с таким аппетитом, словно его морили голодом несколько недель.

— Доброе утро, мистер Фитч, — поздоровался Джимми.

— Доброе утро, Джимми. Поздравляю. Твоя жена готовит так же великолепно, как и ее мать.

Джимми кивнул, садясь за стол. Молли Энн поставила перед ним чашку с кофе и вернулась к плите. Кофе сверкал под лучами солнца, от него вверх поднималась струйка пара.

— Спасибо, — сдержанно сказал он.

Доев яичницу, Фитч вытер тарелку куском хлеба.

— Благодарю за прекрасный завтрак, миссис Симпсон, — сказал он, отпивая кофе.

Молли Энн покраснела. Ей было приятно, что Фитч обратился к ней, как ко взрослой женщине, но она постаралась скрыть это.

— Спасибо, мистер Фитч, — поблагодарила она и обернулась к Джимми. — Будешь есть?

— Наверное, только кофе выпью.

— Тогда я пойду, — вежливо сказала Молли Энн, но, по примеру матери, остановилась у дверей, чтобы послушать разговор.

— Что-то я не вижу тебя в церкви по воскресеньям, — с улыбкой начал Фитч. — Молодой муж, прекрасная жена. Почему бы вам разок и в церковь не сходить?

Джимми задумчиво смотрел на чашку.

— Молли Энн сказала, что вы хотели поговорить со мной о чем-то важном.

— Дело, действительно, очень важное, — Фитч сделал паузу, чтобы Джимми почувствовал значимость его слов. — Ты знаешь, я давно наблюдаю за тобой, и мне кажется, что в твоем возрасте я был точно таким же: быстрым, ловким, подвижным. — Джимми кивнул. — И вот, я подумал. Ведь понемногу я старею, мне нужен молодой помощник. Дел у меня много, со всем я уже не справляюсь.

— Вы хотите предложить мне работу, мистер Фитч? — недоверчиво спросил Джимми.

— Что-то вроде этого. Но не только. Ты будешь заниматься одними делами, а я смогу сосредоточиться на других.

— Какими делами, мистер Фитч?

— Называй меня Сэм.

— Ладно, Сэм. Какими делами?

— Ты знаешь округу, как свои пять пальцев, — не торопясь начал Фитч. — Можешь объезжать фермеров, разговаривать с ними, вести переговоры, ну, в общем, ты понимаешь, что я имею в виду.

— Пока не понимаю.

— Заниматься бизнесом всегда трудно. Иногда люди даже не осознают, что все, что я делаю — для их же блага.

Джимми кивнул, но ничего не сказал. Он хорошо понимал Фитча. Надувать людей и одновременно внушать им, что стараешься их облагодетельствовать, никогда не бывает легко.

Фитч принял кивок Джимми за знак одобрения.

— Я всегда старался делать возможное, — сказал он, — а люди говорят, что я обираю их. Вот и с новой фабрикой так же. Мы дали работу двум сотням людей, но кто-то все равно считает, что я обогащаюсь за их счет.

— А вам это не приносит выгоды? — с деланной наивностью спросил Джимми.

— Конечно, мне тоже кое-что перепадает, — сказал Фитч. — Мы развиваем промышленность города, а Крэйги жалуются на меня, пытаются отспорить семь акров. Вроде они принадлежат их деду, и на них наша сделка не распространяется. Причем, дед до сих пор жив.

— Хотя место для фабрики уже расчищают, — произнес Джимми. — Кажется, те, кто этим занимается, считают участок своим.

— В этом-то все и дело, — ответил Фитч. — Конечно, Крэйги неправы, но суд может затянуться, а фабрику надо строить сейчас, чтобы люди побыстрее получили работу. Я даже предложил им выкуп за землю, но они отказались.

— Сколько?

— По пятьдесят долларов за акр, то есть, триста пятьдесят за все. Фактически в десять раз больше, чем стоит участок, на который у них еще неизвестно какие права.

— Но, если разобраться, то и у вас на него прав немного.

— Да. Однако я разговаривал с судьей Хенли, и он сказал мне, что жалобу Крэйгов не примет к рассмотрению ни один суд.

— Тогда почему же вы так волнуетесь?

— Я не хочу скандала. Люди должны видеть, что все, сделанное мною, в их интересах.

— Ну хорошо, — согласился Джимми. — А чем я могу быть для вас полезным?

— Ты с Крэйгами в хороших отношениях, — ответил Фитч. — Поговори с ними, они тебя послушают.

— Возможно, — Джимми палил себе вторую чашку кофе. — И что я с этого буду иметь?

— Мою помощь, парень. Держись меня и станешь богатым. Для начала я буду платить тебе двадцать пять долларов в неделю.

Двадцать пять долларов были значительной суммой. Самые высокооплачиваемые люди в городе получали двадцать долларов в неделю, а самому Джимми даже в лучшие времена не удавалось заработать более пятнадцати. — Не знаю, — осторожно сказал он. — Вы предлагаете мне работать на вас, а я всегда хотел иметь свое собственное дело.

— Таких денег ты нигде не заработаешь.

— Но я не люблю работать каждый день.

— Когда ты жил один, ты мог позволить себе делать то, что тебе нравилось. Сейчас у тебя жена, скоро будут дети. Подумай о них.

— Не знаю.

Фитч улыбнулся, по-видимому, считая, что добился своего.

— Поговори с женой. Она умная девушка и даст тебе хороший совет. Ну, я пошел. Жду твоего ответа завтра.

Едва Фитч вышел, в кухню буквально ворвалась Молли Энн.

— Я все слышала! — крикнула она с порога. — Это великолепно.

Дэниэл взглянул на жену.

— По-моему, ты ничего не понимаешь.

— Что?

— Он хочет, чтобы я стал его напарником. Одному грабить простых людей, вроде вас или Крэйгов, ему уже не под силу, поэтому он решил взять в помощники меня.

— Тогда что же ты будешь делать?

— То же, что и раньше — торговать виски.

На следующий день Джимми сообщил Фитчу о своем отказе. Он хотел вести прежнюю, веселую и спокойную жизнь, но события развернулись по-другому. Через два дня кто-то, подобравшись к полуразвалившейся деревянной хижине, в которую переселились Крэйги, застрелил их деда. Убийство вызвало в городке бурю негодования. В обстановке всеобщего смятения Фитч выглядел воплощением благородства: он не только назначил пятидесятидолларовую награду за поимку преступника, но и предложил за землю, права Крэйгов на которую были теперь весьма неясными, пятьсот долларов, пообещав также поговорить с директорами предприятий, чтобы они снова взяли на работу их детей. Казалось, он просчитал все, однако своей цели не достиг. Крэйги отказались продать участок, а когда рабочие хотели возобновить расчистку земли, выстрел, раздавшийся из леса, уложил их бригадира. Начались волнения, работы прекратились и продолжить их удалось, только поставив вооруженную охрану. Но и это не помогло. В первый же день пулей из «смит-и-вессона» был убит один из охранников. Спорная земля опустела вновь.

Узнав об убийстве охранника, Фитч сказал, что больше никогда не вступит в переговоры с Крэйгами. Впервые за долгие годы его почти безраздельному владычеству грозила серьезная опасность, поэтому надо было действовать быстро и решительно. Девятнадцатилетний Джон, старший сын Крэйгов, ушел из дома поить мула и не вернулся. Так началась война, длившаяся два года, унесшая не одну жизнь и ставшая самым кровавым событием в истории Западной Виргинии.

Глава 11

Почувствовав голод, Дэниэл поднял голову и взглянул на стенные часы. Половина первого, но мистер Смэзерс и посетители все еще сидели в кабинете. Видимо, встреча была очень важной, так как Смэзерс обычно уходил обедать ровно в полдень и никогда не изменял этому правилу. Наверное, речь шла о продаже шахты, слухи о которой будоражили город последние несколько месяцев.

Дверь кабинета открылась, и на пороге появился Смэзерс.

— Ты еще здесь, Дэниэл? — удивился он.

— Да, сэр, — почтительно ответил юноша. — Я жду, пока вы уйдете на обед.

Хорошо, Дэниэл. Можешь идти обедать. Сейчас ты нам не нужен.

— Спасибо, мистер Смэзерс.

Закрыв гроссбух, он достал из ящика стола коробку с обедом и направился к двери. Присев на скамейку, Дэниэл принялся за трапезу. Керри заботилась о нем, как о родном сыне. В коробке вместе с обычным яблоком лежали свежий банан и сэндвич, состоявший из куска домашнего хлеба, ливерной колбасы, картошки и салата.

Дожевав сэндвич, он закрыл глаза и откинулся на спинку скамейки. Воротничок показался ему слишком тесным, и он расстегнул его. Служащие администрации обязаны были носить воротнички, но новый наряд стал не единственным изменением, происшедшим с Дэниэлом с того времени, как он начал работать у Смэзерса. Его заработок позволял теперь снимать отдельную комнату, глазам больше не нужно было подолгу привыкать к дневному свету. Открыв термос, он выпил кофе. Нет, Керри действительно, великолепна. Полдоллара, которые Дэниэл доплачивал ей каждую неделю, он тратил не зря.

Его внимание привлекли шаги. Оглянувшись, он увидел Энди, своего бывшего мастера, подходившего к скамейке.

— Я хочу поговорить с тобой, Дэниэл.

— Конечно, Энди, я слушаю, — ответил тот, удивляясь, что могло заставить Энди покинуть шахту для разговора с ним. Обычно мастер обедал под землей вместе с рабочими.

— Не здесь. Здесь слишком много людей.

Вокруг никого не было, но Дэниэл с готовностью поднялся со скамейки.

— Хорошо, куда ты хочешь пойти?

— Приходи к складу. Я буду ждать тебя там.

Допив кофе, Дэниэл, не торопясь, пошел к месту встречи. Энди уже стоял там, прислонившись к стене и жуя табак. Увидев юношу, он с таким шумом выплюнул ее, будто в шахте раздался взрыв.

Дэниэл с удивлением взглянул на Энди. Мастер вел себя по меньшей мере странно, во всяком случае, он никогда не делал ничего подобного.

— Кто-нибудь тебя видел? — Энди оглянулся по сторонам.

— По-моему, нет. Но если даже и выдели, что из того?

— Это правда, что шахту продают?

— Не знаю, — искренне ответил Дэниэл.

— К Смэзерсу приехали какие-то люди из Детройта. Говорят, они обсуждают продажу шахт.

— Мне никто ничего не говорил.

— Говорят, шахту продадут одной автомобильной компании, а те первым делом станут выдавать зарплату талонами, как в Парли.

— Ты обращаешься не по адресу. Если тебе, действительно, нужно что-то узнать, поговори с мистером Смэзерсом. Я только секретарь.

— А я думал… — разочарованно протянул Энди.

— Откуда мне знать? — спросил Дэниэл. — Я не могу подсматривать в замочную скважину.

— Я тебе этого и не предлагаю, — поспешно сказал Энди.

— Не понимаю, из-за чего ты так разволновался. Какая разница, кто хозяин шахты? Платить все равно будут.

— Большая разница, — ответил мастер. — Если тебе будут платить талонами, ты сможешь покупать только в их магазинах и по таким ценам, что ты скоро залезешь в долги, а выбраться будет непросто.

— Но сделать ведь ничего нельзя. Если тебе не нравится, можешь уйти, хотя это тоже не выход.

— Это выход для них. Уйдем мы, они возьмут других, но платить им будут меньше. Нет, так не пойдет. Можно придумать кое-что получше.

— Что же? — с любопытством спросил Дэниэл.

— Не могу сказать, пока не узнаю, с кем ты — с нами, или с ними.

— Как это?

— Со Смэзерсом или с шахтерами. Сейчас ты уже не работаешь на шахте.

— А какая разница? Я тоже зарабатываю себе на хлеб, как и вы.

— Но ты не наш. Если ты что-нибудь узнаешь, скажи мне, — попросил Энди.

— Нет, — спокойно ответил Дэниэл. — Я никогда не стану соглядатаем. Ни для кого.

— Не хочешь помочь хорошему делу?

— Я пока не знаю, хорошее оно, или плохое. Если ты мне расскажешь, я, наверное, смогу определиться.

Мастер усмехнулся, на какое-то мгновение став прежним Энди, с которым Дэниэл когда-то спускался под землю.

— Что ты делаешь по ночам, парень?

— Ничего особенного.

— Говорят, ты часто ходишь к мисс Эндрюс, к новой учительнице из школы.

Дэниэл густо покраснел. Нет, в таком городке, как Фитчвилль, ничего нельзя скрыть от окружающих.

— Она дает мне уроки.

— И все? — усмехнулся Энди.

— Мне надо очень многому научиться, — юноша покраснел еще больше.

— Я думаю, — засмеялся мастер, но сразу посерьезнел. — Через несколько дней я приду снова.

— Пожалуйста, я никуда не уезжаю.

Проводив его взглядом, Дэниэл вернулся на скамейку. Он достал из коробки банан, аккуратно очистил его, снова мысленно благодаря Керри. Когда обед был закончен, у Дэниэла осталось время, чтобы сходить к дробильщикам угля и вернуться назад до конца перерыва.

Помещение дробильщиков находилось за шахтой. Туда поднимали уголь, который затем направлялся на конвейер, с которого он попадал вниз, где рабочие вручную отсортировывали хороший уголь от шлака. Уголь складывали в грузовики, а шлак сваливали в кучу у подножия горы.

Когда Дэниэл подошел к площадке сортировщиков, обеденный перерыв уже закончился, и работа кипела. Собственно говоря, она никогда не прерывалась: половина рабочих отдыхала, другая половина работала. Сейчас работали обе смены, и площадка тонула в сплошном облаке черно-серой пыли. Первые несколько секунд Дэниэл с трудом различал силуэты людей, потом глаза привыкли, и он уже не испытывал никаких трудностей.

Сортировщики сидели у желоба, по которому уголь падал вниз. Устроившись на небольших скамеечках, они отсортировывали шлак, полагаясь более на пальцы, чем на зрение. За ними следили мастера, регулирующие темп работы. Впрочем, рабочие и так еле успевали, и если бы кто-нибудь из них хоть на мгновение остановился, он оказался бы погребенным под кучей угля.

Сквозь шум Дэниэл различил голоса мастеров, покрикивавших на рабочих. Те не отвечали, молча занимались своим делом. Хотя большинству из них было от девяти до четырнадцати лет, они больше напоминали стариков.

Поднявшись на площадку, один из мастеров кивнул Дэниэлу и подошел к ведру напиться воды.

— Мерзавцы, — тихо сказал он, отпив глоток. — Вы даже не подставляете, как тяжело заставить их работать.

— По-моему, они работают нормально.

— Вы их не знаете, — не согласился мастер. — Они ведь ничего не делают. Когда я был в их возрасте, мы работали по-другому…

Дэниэл молча пожал плечами.

— Правда, что шахту будут продавать? — спросил мастер.

— Не знаю.

— Мне ты можешь обо всем рассказать. Я никому ничего не скажу.

— Мне ничего не известно. — В голосе Дэниэла послышались жесткие нотки.

— Ладно, ладно. Не зазнавайся. Если ты работаешь в офисе, это еще не значит, что ты чем-то лучше нас.

Дэниэл холодно посмотрел на него.

— Что ты имеешь в виду? — спросил он.

— А то мы не знаем, зачем ты сюда пришел?

Дэниэл почувствовал поднимающийся гнев и почти бессознательно шагнул навстречу мастеру. Теперь их разделяло всего несколько сантиметров, но в этот момент снизу раздался душераздирающий крик.

— Остановите уголь! — крикнул один из мастеров.

Мастер, стоявший рядом с Дэниэлом, протянул руку к рубильнику. Поток угля остановился.

— Ну что там еще? — спросил он, всматриваясь в клубы пыли.

Паренек продолжал кричать. Только когда пыль улеглась, стало ясно, что его рука застряла между конвейером и ящиком, в который он складывал отсортированный уголь.

— Идиот! — прогремел мастер, пробиваясь к мальчику сквозь толпу собравшихся вокруг него рабочих. — Все по местам!

Подошел другой мастер, и они вместе освободили руку мальчика. Тот был без сознания. Грубо взяв его на руки, мастер стал подниматься по лестнице. Он снова включил рубильника. Уголь полетел вниз.

Дэниэл взглянул на пострадавшего, безжизненно лежавшего на руках мастера. На вид ему было лет десять.

— Сам виноват. — Мастер поймал взгляд Дэниэла. — Надо смотреть, куда лезешь руками. Он сам виноват.

— Лучше поторопись, мальчик может умереть от потери крови.

Мастер пошел быстрее. На шахте не было врача, но заведующий складом мог оказать первую помощь. Дэниэл хорошо представлял себе, что сейчас произойдет: руку перевяжут, а мальчика отправят домой без всякого, разумеется пособия. Первые деньги он получит только когда начнет работать. Впрочем, вряд ли он когда-нибудь вернется сюда. С одной здоровой рукой на сортировке угля делать нечего.

Дэниэл взглянул на конвейер. Уголь падал вниз, рабочие с лихорадочной быстротой сортировали его, мастера смотрели за ними, и ничего не напоминало о происшедшем еще несколько минут назад. Дэниэл вдруг почувствовал, что бессознательно сжимает поручни. Он смотрел вниз, представляя свои руки, оторванные и кровоточащие. Нет, подумал он, руки дороже трех долларов в неделю, которые получают сортировщики.

Глава 12

Пробило девять, но Дэниэл так и не появился. Выглянув в окно и поняв, что сегодня он, по-видимому, не придет, Сара Эндрюс стала готовиться ко сну. Обычно Дэниэл приходил сразу после ужина. Она закрыла дверь маленького, примыкавшего к зданию школы домика, и прошла через скромную гостиную в еще более скромную спальню.

Странно, подумала мисс Эндрюс, почему он вчера ничего не сказал. Как правило, он всегда предупреждал ее, если не мог прийти на следующий день. Может, с ним что-то случилось? Она вспомнила, что сегодня на шахте произошел несчастный случай, и почувствовала, как по спине пробежал холодок. Впрочем, успокоила она себя, Дэниэл работает не на шахте, а в администрации.

Сара аккуратно повесила платье, вынула заколку, освободив длинные черные волосы, подошла к зеркалу и взглянула на свое отражение. Мать, видимо, была права, когда говорила, что, если она и дальше будет интересоваться только книгами, жизнь пройдет мимо. Сейчас правота матери стала очевидной. Незамужняя тридцатилетняя женщина без каких-либо перспектив — именно так рисовала мать ее будущее.

Сняв лифчик, Сара опять посмотрела в зеркало. Ее грудь была слишком большой и чем больше она смотрела на нее, тем она казалась больше, и тем больше становилась в них боль. Сара стиснула грудь руками, и боль понемногу утихла. Она закрыла глаза, тут же вспомнив бывшего возлюбленного. Он овладел ей пять лет назад, после чего исчез. Как говорила мать, он никогда не собирался жениться на ней, но Сара знала, что это слишком мягко сказано. Он просто не создан для семейной жизни, ответственность пугала его. К сожалению, она поняла это слишком поздно.

Несмотря на всю всю причиненную боль, Сара никогда не жалела о своей любви. С ним она впервые почувствовала себя женщиной, и это дало ей много наслаждения. Но за все приходится платить. В глазах соседей Сара постепенно превратилась в потаскушку, поэтому однажды мать заявила ей, что она должна уехать, чтобы не позорить семью. За пять лет Сара сменила несколько школ в разных городах, однако домой так и не вернулась. Нельзя сказать, что все эти годы она прожила одна. У нее были поклонники, но, удовлетворив телесную страсть, она испытывала к ним глубокое отвращение и обещала себе больше не повторять этого, а через некоторое время поклонника сменял следующий. В маленьких городах, где она преподавала, скрыть что-то от людей было невозможно, и после нескольких месяцев работы в одном Сара обычно переезжала в другой, преследуемая недоброй славой. В Фитчвилле она появилась семь месяцев назад, переехав из Графтона. Едва заметив маленький, стоявший рядом со школой домик, она поняла, что здесь все будет по-другому. Впервые за долгое время она не станет жить в гостинице, среди мужчин, где каждый глядел на нее сладострастным оком. Она могла, наконец, заняться собой, задуматься о своих проблемах. Она решила больше не делать трагедии из того, что знания, которые она пыталась вложить в детей, становились ненужными, едва те начинали работать. Мальчики уходили на мельницы и шахты в одиннадцать лет, девочки оставались на год-два дольше, но почти никто из них не хотел продолжать учебу. Классы фитчвилльской школы были заполнены детворой, поэтому Сара очень удивилась, заметив во время обеденного перерыва человека, намного старше всех детей. Она приняла его за отца одного из учеников, пришедшего забрать своего ребенка из школы, чтобы отправить на работу. Она внимательно посмотрела на него и приготовилась к разговору. Перед ней стоял высокий, широкоплечий молодой человек с длинными черными волосами, из-под которых поблескивали голубые глаза, полными губами и тщательно выбритым подбородком. Когда он, постояв в коридоре, вошел в класс, Сара поняла, что он был намного моложе, чем казался на первый взгляд.

— Мисс Эндрюс? — вежливо спросил незнакомец.

— Слушаю вас.

Молодой человек нерешительно подошел к ней.

— Извините за беспокойство. Я Дэниэл Бун Хаггинс.

Неловкость посетителя показалась Саре столь забавной, что она чуть не засмеялась.

— Прекрасно, мистер Хаггинс. Что я могу для вас сделать?

— Я секретарь мистера Смэзерса, директора шахты, — отрекомендовался он. — Я работаю у него почти год, но только теперь начал понимать, как мне не хватает образования. Я должен очень многому научиться.

Сара застыла в недоумении. За все годы ее преподавательской деятельности ей впервые довелось слышать подобные слова. Изучать «книжную премудрость» считалось среди жителей городка напрасной тратой времени.

— А чему именно вы хотите научиться, мистер Хаггинс? — спросила она после некоторого замешательства.

— Не знаю, — смущенно ответил Дэниэл. — Всему, наверное.

— Неплохо.

— Сейчас очень многое для меня — тайна, — серьезно сказал Дэниэл. — К нам в офис часто приходят разные люди. Они говорят о политике, бизнесе, экономике, а я не понимаю ни слова. Я умею читать и писать, могу записывать их разговор, но все равно ничего не понимаю.

— Вы когда-нибудь учились в школе?

— Да, мэм. Я проучился шесть лет в сельской школе. Потом мне исполнилось четырнадцать, и я оттуда ушел.

Сара задумчиво посмотрела на него.

— А вы никогда не пытались ходить в библиотеку?

— Пытался, мэм. Но ближайшая библиотека в Графтоне открыта только по будним дням. А я свободен по воскресеньям.

Сара понимающе кивнула. Графтон находился почти в шестнадцати милях от Фитчвилля, и для работавшего человека добраться туда в будни было невозможно.

— Честно говоря, не знаю, что я могу для вас сделать.

— Что бы вы ни сделали, мэм, я буду вам очень благодарен, — по-прежнему серьезно произнес Дэниэл. — Я не в состоянии обойтись без вашей помощи.

Размышления Сары были прерваны шумом и криками детей, возвращавшихся в класс после обеда. Обычно безразличные к взрослым, они смотрели на Дэниэла с нескрываемым интересом.

— Сейчас мы вряд ли что-нибудь решим. Через минуту начинается урок. Вы не могли бы прийти попозже?

— Я работаю до шести часов, мэм, и приду сразу, как только освобожусь.

— Очень хорошо.

— Спасибо, мэм.

Проводив Дэниэла взглядом, Сара вошла в класс. Дети посмотрели на нее, и она услышала, как кто-то из старших учеников, сидевших на задних партах, хихикнул.

— Вы, на галерке, — прикрикнула она. — Открывайте книги на тридцатой странице, урок географии номер два.

Когда около четырех часов дети разошлись, Сара вспомнила о Дэниэле. Интересно, подумала она, что мне с ним делать. Видимо, для начала надо определить, что именно он знает. Подойдя к шкафу, она достала экзаменационные билеты для шестого класса и, разложив их перед собой на столе, принялась изучать.

Миновало полгода. Дэниэл приходил к ней четыре раза в неделю: три раза в будни, по вечерам, и один раз в воскресенье. Он оказался сообразительным и прилежным учеником, впитывающим знания, как губка. Вскоре выяснилось, что школьных учебников уже недостаточно, и Сара попросила мать прислать ей книги, по которым она училась в колледже. Впервые преподавание увлекло ее, и она чувствовала большую радость, помогая Дэниэлу. В глубине души она понимала, что именно к такой жизни всегда стремилась. Не раз и не два Дэниэл предлагал ей деньги, но она отказывалась, говоря, что не желает для себя лучшего времяпрепровождения. Он, однако, желал хоть как-то отблагодарить ее, и в конце концов они согласились на том, что по воскресеньям Дэниэл будет колоть для нее дрова на целую неделю.

Сама того не замечая, Сара стала с нетерпением дожидаться каждого воскресенья, когда ее будил стук топора. В эти минуты она чувствовала умиротворение, ей казалось, что она возвращается в детство, когда по утрам точно так же звенел топором брат. Лед в сердце Сары понемногу начал таять, она больше не чувствовала себя так одиноко, как раньше, когда ее окружали лишь парты, да безразличные лица детей.

Наступила весна. Однажды в воскресенье Сару в очередной раз разбудил стук топора. Поднявшись с кровати, она подошла к окну и выглянула на улицу. Дэниэл стоял возле поленницы, раздетый до пояса, и стекающий пот оставлял темные пятна на его закатанных до колена брюках. Вид Дэниэла неожиданно поразил Сару настолько, что она, почувствовав слабость, ухватилась за подоконник. Нет, подумала она, этого не должно быть. Она закрыла глаза и простояла так до тех пор, пока полностью не овладела собой.

С этого дня в ней произошла малозаметная и, на первый взгляд, незначительная перемена. Она стала выбирать более закрытые платья, садилась как можно дальше от Дэниэла, разговаривала спокойно, даже с некоторым холодком. Заметил ли Дэниэл происшедшую перемену, — оставалось для нее тайной, он продолжал вести себя, как прежде. Иногда, правда, взгляд Сары заставал его врасплох и он краснел, но по ее мнению, это было вызвано его природной застенчивостью.

Однажды, когда они сидели за столом, Сара неожиданно почувствовала на себе пристальный взгляд Дэниэла. Подняв глаза, она посмотрела на него. Поняв, что его поймали, он густо покраснел.

— Дэниэл, — быстро спросила Сара, — сколько тебе лет?

Он не знал, что ответить, и покраснел еще сильнее.

— Восемнадцать, мэм, — солгал он наконец.

— На вид тебе больше. А мне двадцать пять, — тоже солгала она. — У тебя есть друзья?

— Есть.

— А подруги?

— Нет, мэм.

— Даже дома? Какая-нибудь девушка, которая тебе нравится?

Дэниэл покачал головой.

— А что же ты делаешь в свободное время? Ты не ходишь на вечеринки или танцы?

— Я не очень хорошо танцую мэм.

— Здесь что-то не так. Ты молодой, симпатичный парень, и…

— Мисс Эндрюс!

Сара в изумлении посмотрела на Дэниэла. За все время их знакомства он впервые так резко прервал ее.

— Я не играю в такие игры. Девушки хотят побыстрее выскочить замуж, а мне этого не надо. Я должен помогать семье.

— Извини, — ответила Сара, принимая упрек. — Я не хотела поучать тебя.

— Уже поздно, — сказал он. — Я должен идти.

— Хорошо, закончим урок завтра.

Прошел целый день, но Дэниэл так и не появился. Сара вздохнула и начала готовиться ко сну. Я потеряла его, подумала она, засыпая. Он больше никогда не придет.

Глава 13

В гостиной тихого, обычно спокойного дома Энди было шумно. В комнате собралось много людей — в основном, шахтеры. Устроившись в углу, Дэниэл наблюдал за ними. Собравшиеся, казалось, чего-то напряженно ждали и тихо переговаривались, словно боясь, что их кто-то услышит.

Энди явился к Дэниэлу в тот момент, когда тот готовился идти к мисс Эндрюс.

— Пойдем со мной, — коротко сказал мастер.

— Зачем?

— Увидишь. — Энди стал спускаться по ступенькам крыльца. — Ну, ты идешь или нет?

Дэниэл двинулся за мастером. Несколько минут они шли молча. Нарушил молчание Энди.

— Очень хорошо, что я тебя застал. Хорошо для тебя. Люди уже начали думать, что ты продался боссам.

— Для чего я вам тогда нужен? — спросил Дэниэл.

Энди остановился. Свет шахтерской лампы падал на его светлые волосы, делая их блестящими.

— Меня попросили удостовериться, дома ты или нет.

— Кто?

— Увидишь. Я все-таки думаю, что ты с нами. Ведь работал в шахте, а кто хоть раз спустился под землю, навеки останется шахтером, чем бы он после этого ни занимался.

До дома Энди они дошли молча. Вскоре стали собираться шахтеры, которые подозрительно смотрели на Дэниэла, но ничего не говорили. Под их тяжелыми взглядами он понемногу стал отступать и, наконец, устроился в углу, прислонившись к стене и наблюдая за собравшимися. Их было больше дюжины, и они, разбившись на группы, что-то обсуждали между собой.

Неожиданно на улице раздался шум подъезжавшего автомобиля. Один из шахтеров посмотрел в окно.

— Они!

Вскочив с мест, рабочие бросились к двери. Дэниэл увидел большую черную машину, стоявшую перед крыльцом, к которой подходили шахтеры, чтобы поприветствовать гостя.

Потом все вернулись в дом, и Дэниэл увидел человека, ради кого они собрались: небольшого роста, но крепкого и кряжистого, с уже появившимся животом, черные волосы спадали на глубоко посаженные голубые глаза. Гость здоровался с каждым из собравшихся, обмениваясь с ним крепким рукопожатием и пристально глядя ему в глаза, как будто хотел определить, что он из себя представляет.

Наконец он подошел к Дэниэлу.

— Это Дэниэл, — сказал Энди таким тоном, словно в других рекомендациях он не нуждался, — а это Джон Л. Льюис, вице-президент Объединенного профсоюза работников угольной промышленности.

Они пожали друг другу руки. Рука Льюиса оказалась мягкой, но необычайно сильной.

— Вы брат жены Джимми Симпсона? — спросил он. — Джимми много рассказывал о вас.

— Вы знаете Джимми? — Дэниэлу стоило большого труда скрыть свое удивление.

— Да, — Льюис кивнул. — И вашу сестру Молли Энн я тоже знаю. Прекрасная девушка. Джимми очень много сделал для нас в горах.

Дэниэл хотел что-то ответить, но не успел. Видимо, не желая терять времени, Льюис резко повернулся к собравшимся, поднял руку и заговорил.

— Прежде всего, я хотел бы немного поправить Энди. Он почему-то упорно называет меня вице-президентом профсоюза, но сейчас этот пост занимаю не я, а Фрэнк Хейес.

— Ничего, Джон, — раздались голоса рабочих. — Ты скоро им станешь. Мы тебя поддерживаем.

Льюис снова поднял руку, показывая, что хочет продолжить.

— Это вы решите, кому руководить профсоюзом, мне лично высоких постов не надо. Просто я хочу что-то сделать для вас. Мы добиваемся, чтобы ваши места были стабильными, труд безопасным, а зарплата — соответствующей стандартам отрасли.

Одобрительные восклицания снова прервали речь Льюиса. Дождавшись, пока шум стихнет, он продолжал.

— Как вы знаете, наш профсоюз уже сейчас является одним из крупнейших в стране. В начале этого года членские взносы платило более двухсот пятидесяти тысяч человек. Объединенный профсоюз работников угольной промышленности признан и правительством Соединенных Штатов. Одного из основателей и лидеров профсоюза, мистера Уильяма Б. Уоллиса, Президент Вильсон назначил первым секретарем по вопросам труда и занятости.

Рабочие опять радостно загалдели. На этот раз Льюис не стал ждать, когда они утихнут. Перекрывая шум, он сказал:

— В прошлом году я был в Вашингтоне, где представлял Сэма Гомперса в одной из законодательных комиссий. Сейчас я вернулся в Индианаполис, чтобы быть вместе с профсоюзом, отстаивать интересы людей, которые мне дороги, — шахтеров. Два месяца назад, после бурных дискуссий, мы решили, что профсоюз должен утвердиться в единственной части страны, где его еще нет, то есть в Западной Виргинии и Кентукки. Не буду вдаваться в историю и долго объяснять, почему мы не создали здесь своих отделений раньше. Поверьте, мы не раз и не два пытались это сделать, но боссы были сильнее. Вашей вины в этом нет. Конечно, шахтеры хотели, чтобы у них был профсоюз, но, когда капиталисты прибегли к террору, мы были вынуждены уйти, иначе ваша жизнь была бы в опасности. С того момента прошло восемь лет, и сейчас не время рассуждать, правы мы были тогда, или нет. Я лично думаю, что правы, поскольку нам грозила кровавая бойня, но главное сейчас не это. За прошедшее время положение шахтеров в Западной Виргинии не только не улучшилось, но изменилось к худшему. Посмотрите, вы стали работать больше и в более опасных условиях, а платят вам меньше, и вы понемногу влезаете в долги. Сейчас автомобильные компании Детройта образовали пул, чтобы скупить двадцать крупнейших шахт в этом районе. Думаю, положение рабочих тогда ухудшится.

Льюис остановился. На этот раз никто из шахтеров не проронил ни слова.

— Настало время решать. Через пару месяцев будет уже поздно. Если люди из Детройта скупят шахты, вы окажетесь полностью в их власти, и тогда мы уже не сможем вам помочь, надо действовать сейчас. Исполнительный комитет профсоюза принял решение о создании в Западной Виргинии нового округа — Сотого. На организационные расходы мы выделили пять тысяч долларов. Ваша задача заключается в том, чтобы вовлечь в профсоюз как можно больше рабочих. Если большинство вступит в профсоюз до продажи шахт, мы сможем защищаться. Наши люди уже развернули свою деятельность среди рабочих. Настал час, когда вы должны встать плечом к плечу с вашими братьями. Каждый из вас должен стать организатором. Помните, успех всего дела зависит от того, как мы будем организованы.

Собравшиеся опять промолчали и стали переглядываться. Им было неловко. Шумно поддержать кого-нибудь — совершенно не то же самое, что вступить в борьбу, от исхода которой зависит вся будущая жизнь.

— Вы точно знаете, что шахты будут продавать? — спросил кто-то из шахтеров.

Льюис кивнул.

— Это так же точно, как то, что я сейчас стою перед вами. Более того, у нас есть данные, позволяющие заключить, что когда капиталисты скупят шахты, она начнут самую широкую за последнее время кампанию за уничтожение профсоюза и полное закабаление рабочих.

— Но на наших шахтах все всегда было спокойно.

— Насколько я знаю, за последние два года здесь погибло тридцать четыре человека, а более сотни получили увечья, — сказал Льюис. — Это вы называете «спокойно»? Или, может быть, «спокойно», когда на шахте худшая в отрасли техника безопасности и самая низкая зарплата? Если вы думаете, что с этим можно мириться, то я скажу: так жить нельзя. Найдется среди вас хоть один человек, у кого есть собственный дом, кто не задолжал в лавке за еду и товары, кого компания не выселит из общежития, если он станет калекой из-за несчастного случая? Но это еще ничего по сравнению с тем, какую судьбу уготовил вам автомобильный пул. Они будут платить вам не долларами, а талонами, на которые вы будете у них же покупать товары. Со временем вы залезете в долги, и единственным выходом для вас станет могила.

Возражать больше никто не пытался, и Льюис продолжал.

— Сейчас все решает быстрота. Мы должны организовать профсоюз быстрее, чем боссы узнают о наших планах. На следующей неделе будет слишком поздно. Завтра каждый из вас должен убедить своих братьев-рабочих вступить в профсоюз. Если боссы узнают о наших планах, все пропало. Наш единственный шанс — бороться всем вместе.

Сделав паузу, Льюис открыл небольшой портфель и достал оттуда какую-то бумагу.

— Это Декларация о создании отделения профсоюза на вашей шахте. Ее одобрил Генеральный совет. Теперь ваша шахта — семьдесят седьмой участок Сотого округа. Временным председателем Отделения будет Энди Андреевич. Когда у вас наберется достаточно членов, вы сможете сами избрать нового председателя и его заместителей. А вот это, — он указал на небольшую пачку, — бланки заявлений о приеме в профсоюз. Я предлагаю каждому присутствующему заполнить свой бланк прямо сейчас, а завтра на работе раздать остальные своим товарищам. На первые три месяца вы освобождаетесь от уплаты членских взносов, и, таким образом, членство в профсоюзе не принесет вам никаких потерь. Если в профсоюз вступят сто рабочих, отделение будет считаться созданным, и мы пошлем к вам своего представителя. Остальное зависит от вас. Помогите профсоюзу, и профсоюз поможет вам!

Льюис протянул бланки Энди, который начал раздавать их. Тринадцатилетний сын Энди, работавший на шахте сортировщиком, обходил собравшихся, предлагая им перья. Не говоря ни слова, шахтеры брали бланки, заполняли их и расписывались.

Энди протянул бланк Дэниэлу. Тот ничего не сказал, но по его взгляду мастер понял, что ему не все ясно.

— Минуточку внимания, — сказал Энди, выходя на середину комнаты и обращаясь ко всем собравшимся. — Если у вас есть какие-то вопросы, то мистер Льюис охотно на них ответит.

Дэниэл оказался единственным, кто поднял руку.

— Я слушаю, — сказал Льюис, оборачиваясь к нему.

— Я не шахтер, а секретарь директора, может, мне не надо заполнять этот бланк?

Льюис посмотрел на Энди, тот молча кивнул. Поняв, что имеет дело с надежным человеком, профсоюзник спросил:

— Но ты работаешь на Компанию?

— Да, сэр.

— Тогда смело заполняй. Тебе и им грозит одно и то же, поэтому защищать свои права вы должны вместе.

— Наверное, вы правы, мистер Льюис, — ответил Дэниэл. — Но все-таки между нами есть разница. Честно говоря, я не понимаю, как я буду работать у мистера Смэзерса и одновременно быть членом профсоюза, когда Смэзерс хочет одно, а профсоюз — другое.

Льюис задумался.

— Это очень деликатная проблема, — сказал он наконец. — Боюсь, ты сам должен выбрать, с кем идти.

— Я согласен со всем, что вы сказали в отношении шахт, — ответил Дэниэл. — Но, чтобы присоединиться к вам, я должен буду уйти из офиса. Я не могу быть слугой двух господ, шпионить или распространять слухи. Отец всегда говорил мне, что честь для человека превыше всего.

— Значит, ты не будешь вступать в профсоюз?

— Да, сэр. Просто не могу.

Рабочие с неприкрытой враждебностью посмотрели на Дэниэла. Один поднялся с места и с угрожающим видом двинулся к нему.

— Подожди, — остановил его Льюис. Потом он обернулся к Дэниэлу. — Я всегда уважал честных людей. Скажи мне, ты расскажешь Смэзерсу о том, что видел и слышал здесь?

— Я уже сказал, что не шпионю и не распространяю сплетни. Если они что-то и узнают, то не от меня.

Льюис окинул взглядом комнату.

— Думаю, мы можем поверить Дэниэлу на слово. Я знаю мужа его сестры, Джимми Симпсона. Джимми создавал профсоюз работников текстильной отрасли, а сейчас помогает объединить шахтеров. Он говорит, что Дэниэл самый честный человек, кого он когда-либо встречал. Мне кажется, мы должны отпустить его, а в будущем, я уверен, он все-таки примкнет к нам. Как ваше мнение?

Шахтеры молчали. Первым заговорил Энди.

— Я согласен, мистер Льюис. Когда я уговаривал его прийти, он сказал мне то же самое. Но я верю ему. Я работал с ним в шахте и знаю, что он всегда будет с нами. Мое предложение: отпустить его.

Шахтеры снова переглянулись, после чего неохотно, видимо, уступая авторитету Энди и Льюиса, согласились. Чувствуя на себе тяжелые взгляды рабочих, Дэниэл положил бланк на стол и направился к выходу. Когда он закрыл за собой дверь, шум голосов вновь усилился.

На улице было холодно. Он взглянул на небо: луна была высоко, по всей вероятности, уже около девяти часов. Поколебавшись, Дэниэл решительно направился к школе. Если мисс Эндрюс еще не спит, он зайдет и все объяснит ей.

Глава 14

Молли Энн с удивлением и страхом наблюдала за тем, как Джимми проверяет револьвер. Убедившись, что все патроны на месте, он закрыл барабан и повернулся к ней.

— Не волнуйся, все в порядке.

— Нет, — ответила Молли Энн. — Это оружие, и мысль о том, что ты носишь его каждый день и можешь кого-то убить, пугает меня.

— Пока стреляют в меня, — ответил муж. — Что же я, по-твоему, должен делать? Ждать, когда меня убьют? Они застрелили уже пять человек, а ведь все они были безоружны.

— Но почему ты хочешь взять пистолет именно сегодня?

— Ты знаешь лучше меня. Сегодня они открывают новую фабрику, и Фитч нанял целую ораву агентов, чтобы расчистить путь штрейкбрехерам. Если мы пустим их туда, все кончено, они уже не уйдут. Он будет снабжать их продуктами, одеждой, всем прочим до тех пор, пока мы не отступим.

— А шахтеры помогут вам? — спросила Молли Энн.

Джимми покачал головой.

— Нет, — грустно ответил он. — Их подкупили, боссы обещали повысить зарплату на десять процентов, и они согласились. Потом хозяева, конечно, наверстают упущенное, когда начнут платить им талонами, но тогда будет уже поздно. Сейчас положение просто ужасное. В профсоюзе осталось человек десять.

— Я говорила тебе, никогда не верь людям, вроде проходимца Льюиса, — с горечью сказала Молли Энн.

— Конечно, сейчас все обвиняют его, но пойми: можно завести коня в воду, но никому еще не удавалось заставить его пить.

— Дэниэл оказался умнее всех вас. Он остался в стороне и, вот увидишь, ему будет лучше всех.

Джимми не ответил, но по тому, как резко он отвернулся, было видно, что поступок Дэниэла, поддержавшего хозяев, а не рабочих, был ему неприятен.

— Джимми! — Молли Энн бросилась ему на шею. — Нам было так хорошо, когда ты торговал виски! Зачем ты полез во все это?

— Каждый человек рано или поздно должен перейти от слов к делу, — ответил Джимми, обнимая ее. — Эти люди — фермеры, рабочие на фабриках — мои друзья, я вырос с ними и хорошо знаю почти каждого. Почему я должен сидеть сложа руки, глядя, как Фитч затягивает их в свои сети?

Молли Энн заплакала и Джимми ласково погладил ее по голове.

— Не волнуйся, беременным нельзя волноваться.

— Будь осторожен. — Молли Энн заглянула ему в лицо. — Если с тобой что-нибудь случится, я этого не переживу.

— Не волнуйся, — повторил Джимми. — Я не такой дурак, чтобы лезть под пули.

До магазина на Главной улице, где находилось отделение профсоюза, Джимми добрался еще до рассвета.

Его уже ждали. Достав ключи, он открыл дверь, и они вошли в темное и сырое помещение. Джимми зажег керосинку — единственный светильник, остававшийся у них после того, как электрическая компания перестала снабжать их энергией, и при ее тусклом свете собравшиеся увидели прислоненные к стене плакаты с лозунгами забастовщиков. Джимми сел за старый расшатанный стол.

— Давайте приступим, — сказал он. — Роско, начнем с тебя. Что там на новой фабрике?

Роско Крэйг сделал шаг вперед и выплюнул табачную жвачку.

— Там собралось около пятидесяти охранников и порядка сотни штрейкбрехеров.

— Хорошо, — Джимми кивнул и перевел глаза на другого человека. — Как дела в городе?

— У них там целая армия. Сто охранников и сотни три штрейкбрехеров. Их всю ночь возили туда грузовиками.

Джимми задумался. Превосходство противника было подавляющим, а он мог рассчитывать в лучшем случае человек на семьдесят. Правда, оставались еще сотни женщин и девушек, которых можно было поставить в пикет, но Джимми не хотел обращаться к ним, понимая, что призвать их к участию в демонстрации означало подвергнуть их жизни смертельной опасности. Охранникам приказано доставить штрейкбрехеров на фабрики, и можно не сомневаться, что при малейшем сопротивлении они без колебания откроют огонь. Джимми тяжело вздохнул. Да, день обещал стать жарким.

— Когда соберутся наши люди? — спросил он.

— Мы ждем их с минуты на минуту, — ответил Роско. — Сбор назначен на шесть часов.

— Они полностью готовы?

— У них будут ружья и пистолеты. Так просто эти мерзавцы не пройдут.

— Сейчас нам надо подумать вот о чем, — сказал Джимми. — У нас слишком мало людей, придется выбрать, где конкретно мы укрепимся.

Роско и представитель городского отделения профсоюза молчали.

— Думаю, что боссам надо оставить новую фабрику, — спокойно сказал Джимми. — Там установлена только десятая часть оборудования. С такими мощностями они много не сделают.

— Не согласен, — решительно возразил Роско. — Двое из моей семьи погибли, защищая эту землю, а теперь ты хочешь просто так пустить туда штрейкбрехеров.

— Я не собираюсь никуда их пускать, — ответил Джимми. — Мы выделим десять стрелков, расставим их в лесу и на холмах, так что противнику придется потрудиться, чтобы куда-то войти. А вот с городом совсем другое дело. Если они займут фабрику, то смогут наладить производство, тогда нам останется только уйти из этих мест или сдаться.

На углу улицы Джимми наблюдал за фабрикой. Пикеты, составленные в большинстве своем из женщин, уже стояли перед воротами. Из-за ограды на них настороженно смотрели охранники.

— Линкольн освободил рабов, — кричали пикетчицы. — Почему вы обращаетесь с нами, как с рабами? Здесь должны быть такие же порядки, как и во всей стране. Да здравствует свобода!

Ровно в семь часов, когда раздался свисток, призывавший рабочих занять свои места, к Джимми подбежал какой-то человек.

— Штрейкбрехеры едут! — крикнул он, с трудом переводя дыхание и подставляя лицо под первые капли начинавшегося дождя. — Три грузовика со стороны Верхней улицы!

Джимми взглянул на мельницу. Пикеты еще стояли перед оградой, но охранники уже открывали ворота, готовясь к встрече штрейкбрехеров. Внезапно Джимми почувствовал резкую боль в животе и обернулся к своим сторонникам. Их вид успокоил его, и боль утихла так же внезапно, как и появилась. Он понял, что сейчас эти люди смотрят на него, ожидая его решения. Ему стало не по себе. Молли Энн, видимо, права. Зачем ему все это? Он ведь не герой.

Крики работниц вывели его из задумчивости. Все сомнения внезапно куда-то исчезли, и он, подняв руку, направился к пикету. Несколько человек последовало за ним.

— Спасибо вам, сестры, — громко сказал Джимми, перекрывая шум толпы. — Мы благодарим вас, а сейчас идите домой.

Работницы посмотрели на него, но никто не двинулся с места.

— Вы слышали меня? Я сказал: идите домой!

На несколько секунд воцарилось молчание.

— Мы останемся здесь, Джимми, — крикнула, наконец, одна из работниц. — Мы тоже будем сражаться.

— Послушайте, они могут стрелять.

— Тогда пусть стреляют и в нас, — послышалось из толпы. — Мы не уйдем.

Женщины и девушки взялись за руки, образуя живую цепь. Путь к воротам оказался полностью перекрытым.

— Мы хотим свободы, хлеба, масла, а не цепей, — скандировали работницы.

Из-за угла показались грузовики со штрейкбрехерами. Расстояние между ними и пикетом сокращалось, но водители даже не думали замедлять скорость. Поняв, что сейчас может произойти непоправимое, Джимми вышел вперед и встал на их пути. Работницы за его спиной притихли.

— С дороги! — крикнул из-за ограды охранник. — Вас сейчас задавят!

Никто не пошевельнулся.

Когда между грузовиками и пикетом осталось несколько метров, водитель головной машины резко затормозил, и из нее с угрожающим видом стали вылезать охранники — здоровенные молодчики в касках, каждый из которых держал в руках дубинку или железный прут. По команде они выстроились в ряд и двинулись на стоявших людей.

Джимми поднял руку.

— Предупреждаю вас, ребята, — громко, чтобы слышали все, сказал он. — Здесь есть женщины. Если хоть с одной из них что-нибудь случится, я не могу обещать, что вы уйдете отсюда живыми.

Охранники остановились.

— А ты не прячься за юбками, — крикнул кто-то из них. — Выходи вперед, поговорим, как мужчины.

— Мы останемся здесь, нравится это предателям или нет! — раздался голос из толпы.

— Предатели! — подхватили возглас остальные.

Железный прут с шумом рассек воздух. Раздался крик, и Джимми, обернувшись, увидел, как одна женщина упала, обливаясь кровью. В гневе он выхватил револьвер.

— Еще раз кто-нибудь сделает это, и я буду стрелять! — крикнул он.

Джимми увидел, как из-за кабины грузовика показался человек с винтовкой. Пуля прошла совсем рядом, и еще одна работница упала на землю. Время слов прошло. Подняв пистолет, Джимми выстрелил, и человек свалился под колеса грузовика.

— Возьмите его! — крикнул начальник охранников.

Джимми опередил его буквально на мгновение. Начальник, пораженный в грудь, отлетел к грузовику, но другой охранник поднял двустволку и, почти не целясь, нажал на оба курка. Из толпы послышались стоны. Повернувшись к стрелявшему, Джимми поднял револьвер, и через мгновение охранник с раной в горле сделал к нему несколько неуверенных шагов, а потом упал.

Наступила пауза. Забастовщики и охранники молча смотрели друг на друга. Джимми сделал знак своим людям, они выстроились в ряд, закрыв собой женщин. У каждого была двустволка, или револьвер. Это горцы и фермеры пришли в город защищать своих жен и дочерей.

Джимми, не торопясь, открыл барабан, вставил три недостающие пули и вновь повернулся к охранникам.

— Ваши хозяева платят вам за риск? — тихо, но так, что услышали все, спросил он.

Не говоря ни слова, охранники полезли в грузовик. Колонна развернулась, и через несколько секунд об их приезде напоминали лишь три трупа, лежавшие у закрытых ворот.

— Мы победили! — крикнул кто-то. — Ура!

Джимми посмотрел сначала на неподвижных охранников, потом на работниц.

— Нет, мы проиграли. Они еще вернутся.

И они действительно вернулись. Через два дня в Фитчвилль вступили части Национальной гвардии, и под их прикрытием штрейкбрехеров доставили на фабрику.

Глава 15

В кабинете Фитча собрались четыре человека, но дискуссия была такой жаркой, что комната казалась переполненной. Кроме самого Фитча, там находились Кахилл, представлявший владельцев фабрики, его партнер из Филадельфии, а также шериф города Джейсон Картер.

— Прошел уже месяц с открытия новой фабрики, а результаты просто ужасные, — раздраженно говорил Кахилл, буквально нависая над развалившимся в кресле Фитчем. — Смотрите, что происходит! Новая фабрика так и не начала работать, оборудование ржавеет в цехах. Городская фабрика задействована на одну десятую мощности. А ведь вы, мистер Фитч, говорили, что найдете рабочих. Даже те, кого мы сюда привезли, начали разбегаться. Директор уже не досчитался девяноста человек, а, чтобы фабрика работала, нужно минимум четыреста рабочих.

— Знаю, — спокойно ответил Фитч.

— Знаете? — Кахилл саркастически усмехнулся. — Понимаю, что вы знаете, но мне интересно другое: что конкретно вы хотите предпринять?

— Мы с шерифом делаем все возможное. Но вам не знакомы здешние обычаи. То, что происходит сейчас, это уже не забастовка, к которым вы привыкли у себя на Востоке, это война. Война людей против Компании. Сколько раз я просил вас не привозить сюда охранников? Мы бы с шерифом сами все уладили. Хотя, конечно, пришлось бы подождать. А у вас что получилось? Мало того, что теперь у них всем заправляет Джимми Симпсон, так они еще объединились с профсоюзом текстильщиков Севера и получают помощь оттуда.

— Джимми Симпсон? — с негодованием переспросил Кахилл. — Он убил трех человек.

— Трех охранников, вы хотите сказать, — поправил Фитч. — Ваши люди сами виноваты. Зачем было стрелять в женщин? Или они надеялись, что им это сойдет с рук?

— Вы защищаете его? — перешел в наступление Кахилл. — На чьей вы стороне?

— На вашей, мистер Кахилл, — успокоил Фитч. — Мне не доставляет никакого удовольствия говорить обо всем этом. У меня тоже сильно сократился оборот.

— Тогда надо действовать, а не сидеть сложа руки, — сказал Кахилл. — Сделайте что-нибудь, избавьтесь от этого Симпсона, верните рабочих на фабрики. Каждый месяц простоя обходится Компании в сорок тысяч долларов, руководство заявило мне, что, если в течение ближайшего месяца фабрика не начнет работу, мы ее закроем и перевезем оборудование в другое место.

Фитч ответил не сразу.

— На следующей неделе Джимми будут судить за убийство охранников, — сказал он, взглянув на филадельфийца. — Может, так мы сумеем с ними справиться. Судья Харлан — наш человек.

— Ну и что? — пренебрежительно усмехнулся Кахилл. — Присяжные-то все из Фитчвилля. Можете быть уверены, суд не только оправдает Симпсона, но и сделает из него героя. Нет, если действовать, то действовать сейчас, пока не начался суд. Если он будет оправдан, фабрику смело можно закрывать.

Когда Кахилл и его партнер ушли, Фитч зажег сигару и посмотрел в угол комнаты, где весь вечер, не проронив ни слова, просидел шериф.

— Ну, что скажешь, Джейс?

— Судя по всему, Кахилл очень жесткий человек, — ответил шериф.

— Если мы будем действовать так, как он предлагает, люди никогда не поймут нас.

— Верно, — согласился Картер.

— Твои люди следят за Джимми?

— Они и близко к нему не могут подойти. С ним всегда шесть-семь вооруженных людей. Да и этот еврей-адвокат из Нью-Йорка тоже здорово нам мешает. Едва мы забираем кого-нибудь из их людей, он тут же обращается в суд, и нам приходится его выпустить.

— Мерзавец! — в сердцах сказал Фитч. — Я всегда знал, что из Джимми Симпсона ничего путного не получится.

Пробиваясь сквозь серые от пыли окна магазина, солнечные лучи освещали помещение. Близился вечер. Когда резко и тревожно зазвонил звонок, собравшиеся посмотрели на дверь, некоторые схватились за оружие, но, увидев в дверях знакомую фигуру, вздохнули с облегчением.

Моррис Бернштейн буквально ворвался в магазин. По внешнему виду он никак не напоминал юриста: сломанный нос, шрам над бровями и прижатые к голове уши делали его похожим на боксера. Впрочем, ему приходилось заниматься и этим, чтобы заработать себе на жизнь во время учебы в колледже.

Моррис сразу направился к столу, за которым сидел Джимми.

— Ну, как? — спросил тот.

— Они отказались.

Джимми попытался скрыть разочарование.

— Ты говорил им, что это только на месяц?

— Я делал все возможное, — ответил юрист. — Но они все-таки отказались.

— Они объяснили свое решение?

— Нам надо поговорить с глазу на глаз, — сказал он.

— Тогда пошли прогуляемся. — Джимми встал и направился к двери.

У входа их остановил один из собравшихся.

— Подожди минуту, мы должны проверить, нет ли кого-нибудь рядом. Два вооруженные человека вышли на улицу.

— Нельзя быть таким осторожным, — сказал Джимми. — От всего не убережешься.

— Слишком осторожным быть нельзя, — ответил стоявший в дверях. — Они покушались на тебя уже четыре раза, и я не хочу, чтобы им это удалось в пятый.

Ушедшие на разведку вернулись. Все в порядке, можете идти.

Джимми сделал шаг, но затем вновь остановился, словно вспомнив что-то важное.

— Спасибо, Роско.

— Они убили моего деда и брата, но больше им ни до кого не добраться, — улыбнулся он.

Джимми и Моррис вышли на залитую солнцем дорожку. Помолчав, Бернштейн посмотрел ему в глаза и произнес.

— Забастовка прекращена. Они выпроводили меня, не дав денег. В Исполкоме считают, что расходовать средства надо там, где в этом есть необходимость.

— А здесь нет необходимости? — спросил Джимми.

— Вчера в Филадельфии было объявлено, что Компания готова уйти отсюда и начать строительство фабрики дальше к югу. Они уже дали Кахиллу соответствующие распоряжения. Либо фабрика открывается в течение месяца, либо они уходят.

Джимми молчал.

— Мне очень жаль. — Моррис посмотрел на него.

— Вот, значит, как, — с горечью сказал Джимми. — Мы сражаемся целый год, нас убивают, выгоняют из дому, травят чем попало, а какие-то люди, которых здесь никто в глаза не видел, решают за нас нашу судьбу.

— Это жизнь, Джимми. Всех не победишь.

— Я сражаюсь не со всеми, — резко ответил тот. — Меня интересует только мой город, мои друзья и знакомые. Что я им теперь скажу?

— Скажи, чтобы шли на работу, — ответил Моррис. — Скажи, что мы проиграли сражение, но не войну. Настоящая война еще впереди. Профсоюз обязательно придет сюда.

— Для этих людей слово «профсоюз» — пустой звук. — Без него мы начали забастовку, без него и закончим. — Джимми резко повернулся и зашагал к магазину.

— Постой! — крикнул ему вдогонку адвокат. — Я получил разрешение участвовать в твоем процессе.

— Спасибо, Моррис. Я знаю, ты сделал действительно все, что мог. Мы все тебе очень благодарны.

— Чем ты теперь займешься, Джимми?

— Разве у меня есть выбор? Я передам рабочим твои слова. Они начали эту забастовку, им и решать, что делать дальше.

— А ты? Что будешь делать ты, когда все закончится?

— Торговать виски, — ответил Джимми.

— Такие люди, как ты, нам очень нужны в профсоюзе, — сказал Моррис. — Если хочешь, поедем в Нью-Йорк вместе. В Исполкоме мне сказали, что могут найти для тебя место.

Джимми покачал головой.

— Спасибо. Мне больше по душе маленькие городки. Здесь я на своем месте. А там? Но спасибо за предложение.

Они вернулись в магазин. Через несколько минут на аллею вышел Роско Крэйг. Взглянув на крыши домов, он махнул рукой, и но его сигналу люди, поставленные им охранять Джимми, направились к городу. На общем собрании, состоявшемся в ту же ночь, единогласно было принято решение продолжать забастовку — даже если фабрику закроют, и они лишатся рабочих мест.

День, когда Джимми должен был предстать перед судом, был великолепен. Солнце уже взошло, его лучи освещали кухню, где завтракал Джимми с друзьями.

— Пора, — сказал Моррис, посмотрев на часы. — Первое заседание начнется в десять.

— Я готов, — Джимми поднялся. Моррис и Роско встали вместе с ним.

— Пойду принесу тебе пиджак и галстук, — сказала Молли Энн.

Когда она вышла, Джимми обернулся к юристу.

— Сколько времени может продлиться суд?

— Несколько дней. Пару дней они будут выбирать присяжных, еще дня два обсуждать дело, потом тебя отпустят.

— Это было бы хорошо, — сказала Молли Энн, возвращаясь в кухню.

— По-другому и быть не может. У нас десятки свидетелей, готовых подтвердить, что Джимми защищался.

— У них, наверное, тоже есть свидетели, — возразила Молли Энн.

— Охранники? — пренебрежительно спросил Роско. — Кто, интересно, им поверит?

Завязав галстук, Джимми надел пиджак и подошел к зеркалу.

— По-моему, неплохо.

— Ты выглядишь замечательно, дорогой, — сказала Молли Энн.

Джимми вернулся на кухню и, открыв ящик стола, взял револьвер.

— Не бери его, — сказал Моррис. — Не надо.

— С ним мне как-то спокойнее, — произнес он.

— В суд не ходят с пистолетом, они сочтут это за неуважение к суду. Кроме того, там соберется весь город, а при всех они не станут стрелять.

Джимми нерешительно посмотрел на Роско.

— Что скажешь?

Может, он прав, — ответил тот, без особой уверенности.

— Это действительно так, — сказал Моррис. — Судья станет еще больше тебя подозревать, если ты явишься в суд с оружием.

— А мне можно взять револьвер? — спросил Роско.

— Решайте сами, — ответил Моррис. — Мое дело — заботиться о своем клиенте.

— Ладно, оставь его здесь, — сказал Роско, обращаясь к Джимми. — Мы все будем там и не допустим, чтобы с тобой что-то случилось.

Джимми молча положил оружие в ящик. Молли Энн сняла фартук и аккуратно повесила его на стул.

— Я готова, — сказала она.

Джимми взглянул на жену. Она была на шестом месяце беременности, и ее живот заметно округлился.

— Может, тебе лучше остаться дома? — спросил муж. Ты не должна волноваться.

— Дома я буду волноваться еще больше, — твердо ответила она. — Жена должна быть рядом со своим мужем.

— Тогда поехали, — сказал Моррис. — Мы и так уже опаздываем.

Площадь, на которой стояло здание суда, находилась в самом центре города. К их приезду она была заполнена народом. Атмосфера казалась почти праздничной: люди в воскресных костюмах, играющие на траве дети. Увидев Джимми, все устремились к нему. Каждый считал своим долгом похлопать его по плечу, пожать руку, или просто пожелать успеха.

Из дверей магазина за происходящим наблюдали шериф и Сэм Фитч.

— Не знаю, — неуверенно произнес Картер, покачав головой. — Что-то мне все то не нравится.

— Мне тоже.

— На площади слишком много народа, могут начаться беспорядки.

— У нас нет выбора, — возразил Фитч. — Ты слышал, что сказал Кахилл. Либо мы от него избавимся, либо ты будешь шерифом покинутого города.

Тот снова посмотрел на толпу, окружавшую Джимми.

— Мне это не нравится, — повторил он. — Посмотри, там Роско Крэйг и все его люди. Они к Джимми и близко никого не подпустят.

— Рано или поздно он останется один, — ответил Фитч, тоже глядя на Джимми. — Хотя бы на минуту. Тогда твои люди должны сделать все, чтобы он больше никогда не угрожал нам.

— Мои люди готовы, — угрюмо ответил шериф.

Пробиться сквозь толпу было нелегко, и только через двадцать минут Джимми удалось наконец добраться до дверей. Едва он поднялся по лестнице, двери распахнулись, и четверо полицейских встали на пороге, загородив собой вход.

— Входить с оружием запрещено, — сказал один из них, и, несмотря на негодование собравшихся, они стали обыскивать входящих, отбирая ружья и пистолеты. Многие не хотели расставаться с револьверами, и только обещание, что после суда их можно будет забрать назад в полицейском участке, немного разрядило обстановку.

— Не нравится мне все это, — сказал Роско.

— Пока мы в здании суда, с нами ничего не случится, — ответил Моррис.

— Меня больше волнует, как мы отсюда выйдем, — ответил Роско.

— Кто-нибудь сходит в участок за нашими оружием, а потом мы выйдем все вместе, — вмешался Джимми.

— Ладно. — Роско вздохнул с облегчением.

Джимми взглянул на людей, пытавшихся попасть в здание.

— Попробуйте пройти в зал, иначе вам может не хватить места.

— Пойдем вместе, — ответил Роско. — Нам лучше уйти с улицы.

Когда Роско и его люди уже прошли через кордон, один из полицейских остановил Джимми.

— Вам не сюда, сначала вам надо зайти в канцелярию. Это за углом.

— Зачем? — Джимми удивленно посмотрел на полицейского.

— Получить залог, — ответил тот. — Вы ведь не хотите подарить нам пятьсот долларов, не так ли?

— Постойте! — вмешался Роско. — Я пойду с ним.

— Оставайся, — сказал Джимми. — Мы сейчас вернемся. Со мной пойдут Моррис и Молли Энн.

— Подожди минуту, — адвокат обернулся, ища глазами Молли Энн. Когда он нашел ее, Джимми был уже метрах в двадцати от них, недалеко от канцелярии.

За углом перед ним неожиданно выросли три человека: два агента Пинкертона и полицейский, но почему-то без формы. Это был Клинтон Ричфилд, один из заместителей шерифа.

Семь пуль одна за другой вонзились в тело Джимми, и он упал, так и дойдя до дверей канцелярии. Убийцы выстрелили еще несколько раз, желая убедиться, что он мертв.

— Джимми! — Молли Энн бросилась к мужу. Она наклонилась над ним, и кровь из его ран запачкала ее светлое платье. В ужасе и отчаянии она смотрела на стрелявших.

— Прошу вас, не стреляйте больше!

Тело Джимми забилось. Подумав, что он еще жив, убийцы снова открыли огонь. Молли Энн упала рядом с мужем, и их кровь образовали огромное темно-красное пятно на ее белом, несколько часов назад выстиранном и наглаженном платье.

— Господи! Что вы делаете? — с ужасом воскликнул подбежавший Моррис.

— У него был пистолет, — ответил Ричфилд.

— Неправда, у него не было оружия, он оставил его дома.

Подняв с земли свой пистолет, Ричфилд показал его Моррису.

— А это что, еврейчик? Ты смеешь утверждать, что я лгу?

— Да, мерзавец! — пересиливая страх, крикнул Моррис. — Ты лжец и убийца!

Ричфилд поднял пистолет, и сильный удар в плечо отбросил адвоката назад. Глаза заволокло пеленой, но он все-таки увидел, как Ричфилд целится в него снова. Жить оставалось, по-видимому, несколько мгновений. Терять было нечего, и Моррис, напрягая последние силы, подался вперед.

— Лжец и убийца! — вызывающе крикнул он.

Тот вдруг опустил револьвер. Вокруг собрались люди, и полицейские пытались сдержать толпу. В образовавшемся круге появился шериф.

— Послушай, еврейчик, — сказал он. — Через час отходит поезд на север. Мы добрые христиане, и прежде, чем посадить на поезд, отведем тебя к доктору. Но и ты окажешь нам одну услугу. Передай своим друзьям на Севере, что если хоть один еврей или анархист появится в этих краях, мы не будем церемониться. Возьми Майка и отведи его к доктору Джонсу, а затем на вокзал, — закончил он, обращаясь к полицейскому.

Бесцеремонно подняв Морриса с земли, его потащили к дому врача. Он настолько ослабел от боли и потери крови, что не мог идти. Люди с любопытством и состраданием смотрели на него.

— А теперь, друзья, расходитесь по домам, — словно сквозь сон услышал Моррис голос шерифа. — Правоохранительные органы займутся этим делом.

Глава 16

Впрягая мула в плуг, Джеб неожиданно увидел повозку, выехавшую из ближайшего леса. Повернувшись к мулу, Джеб начал первую борозду. Пока они доберутся сюда, пройдет полчаса, подумал он.

Повозка двигалась так медленно, что поравнялась с полем почти через час, когда он принялся уже за третью полосу. Увидев, что она совсем рядом, Джеб остановил мула, сложил вожжи и подошел к краю поля, чтобы поздороваться с проезжавшими. Одного из них, высокого полного человека в широкополой шляпе, он узнал сразу. Это был Дэн, проповедник из Фитчвилля. Обычно он приезжал к фермерам только для заключения брака, крещения младенца или похорон умершего, поэтому Джеб удивился.

Когда повозка остановилась, он узнал и Роско Крэйга. Сняв шляпу, Джеб вытер рукой вспотевший лоб и с улыбкой подошел к повозке.

— Здравствуйте, брат, — сказал он, но, заметив выражение лица проповедника, посерьезнел.

— У меня для вас плохие новости, Джеб, — сказал тот.

Джеб посмотрел на него, потом на Роско, на лице которого не было ничего, кроме отчаяния и усталости. Джеб молча обошел повозку и, подняв занавеску, заглянул внутрь. Там, накрытые брезентом, стояли два гроба.

— Молли Энн и Джимми? — спросил он, хотя ответ ему был не нужен. Он уже все понял.

— Как? — спросил Джеб, не в силах оторвать глаз от дешевых сосновых гробов.

Дэн опять промолчал. За него ответил Роско.

— Их застрелили позавчера перед зданием суда, — с горечью сказал он. — Мы привезли бы их раньше, но следователь передал нам тела только сейчас. Мы подумали, ты захочешь похоронить их здесь, а не в городе.

— Да. Спасибо. — Джеб повернулся к Роско. — Кто это сделал?

— Клинтон Ричфилд и два агента Пинкертона. Они ждали его на углу. Он даже не мог защищаться, потому что оставил дома револьвер. Молли Энн хотела помочь ему, они застрелили и ее.

Лицо Джеба окаменело. Поднявшись в повозку, он дрожащими руками поочередно снял с каждого гроба брезент, потом крышку, заглянул внутрь, потом тяжело вздохнул и, закрыв гробы, обернулся к Роско.

— Полицейский, который стрелял в них, в тюрьме?

— Нет. Они сказали, что он защищался. Его отпустили.

— Но ты говорил, у Джимми не было пистолета.

— Не было, он оставил сто дома на кухне. Они солгали.

— Где они сейчас? — Глаза Джеба сверкнули яростью.

— Агенты уехали, а Клинт остался в городе.

Джеб обернулся к Дэну.

— Пойдемте, я отведу вас домой, — сказал он. — Попытайтесь успокоить миссис Хаггинс, а мы с Роско выкопаем могилы.

— Мне бы не хотелось, чтобы вами овладели злые помыслы, Джеб, — сказал проповедник. — И так уже слишком много убийств. Помните слова Господа нашего: «Я буду карать виновных».

Не отвечая, Джеб спрыгнул с повозки и направился к борозде.

— Я сейчас приведу мула, а вы пока закройте поплотнее гробы. Я не хочу, чтобы Мэрилу видела, что с ними стало. Молли Энн была такой прекрасной девочкой, — добавил он изменившимся голосом.

Когда на могилы упала последняя горсть земли, Джеб медленно поставил в изголовья по небольшому деревянному кресту и отступил на шаг, проверяя, ровно ли они стоят. На них виднелись выжженные надписи: «МОЛЛИ ЭНН СИМПСОН, наша дочь», «ДЖИММИ СИМПСОН, ее муж».

Джеб взглянул на Мэрилу. Она стояла рядом, окруженная детьми. Ее лицо было искажено болью, а руки распростерты, словно она хотела обнять их. Подняв глаза, Мэрилу посмотрела на мужа.

— Я хотела бы пригласить вас, мистер Крэйг, и вас, брат, пообедать с нами.

Джеб одобрительно кивнул.

— Пойдемте, дети, — сказала Мэрилу. Пока Дэн читал молитву, они стояли удивительно спокойно, и Джеб даже спрашивал себя, понимают ли они, что происходит. Сейчас, когда проповедь закончилась, они все разом заговорили. Интерес к происходившему выказала только Элис, младшая из девочек, которой сейчас было восемь. — Если Молли Энн теперь в раю, она больше никогда не придет к нам? — спросила она.

— Когда люди умирают, они больше никогда не приходят назад, — с важным видом ответил одиннадцатилетний Ричард, явно гордясь своим превосходством над сестрой. — Если только они не привидения.

— А она будет добрым или злым привидением? — настаивала Элис.

— Привидений вообще не бывает, — ответила Рэчел, ставшая после гибели Молли Энн старшей дочерью. — Кроме того, Молли Энн сейчас на пиру у Господа, и Он не отпустит ее.

Когда Мэрилу и дети ушли, Джеб повернулся к Роско и Дэну.

— Думаю, сейчас можно было бы пропустить по стаканчику, — предложил он.

— Неплохо бы, — ответил проповедник. — У меня уже в горле пересохло.

— Тогда пошли со мной, — сказал Джеб. — Я покажу дорогу.

После обеда Дэн остался в гостиной, чтобы успокоить Мэрилу, а Джеб и Роско вышли во двор. Присев на ступеньки крыльца, они закурили небольшие черные сигареты.

— Не понимаю, — подавленно произнес Джеб.

— Тут и понимать нечего, — грустно ответил Роско. — Покончить с забастовкой они могли только так. Все держалось на Джимми, люди ему верили. А сейчас они разошлись, а некоторые даже возвращаются на фабрику.

— Я не об этом, — сказал Джеб. — Не могу понять, почему Клинт стрелял в них.

— Его отец мастер на фабрике. Во время забастовки все Ричфилды работали.

— Это еще ничего не значит, ведь мы не сделали им ничего плохого.

Роско посмотрел на Джеба. Выросший и проживший всю жизнь в горах, тот не имел никакого понятия о том, чем отличаются друг от друга капиталисты и рабочие. Все конфликты представлялись ему как вражда между отдельными людьми. Забастовку он считал чем-то вроде вендетты, в которой сталкиваются интересы людей или семейств, и ничто не могло заставить его изменить свое мнение. Впрочем, Роско ни в чем его не обвинял. Он сам взялся за оружие, лишь когда были убиты его отец и старший сын. Сначала он просто хотел отомстить за них, но потом понял, что те, в чьих руках находятся власть и деньги, эксплуатируют народ, чтобы стать еще сильнее и богаче.

— Я знаю, что ты сейчас чувствуешь, Джеб, — сказал Роско после долгого молчания. — Они и мне причинили немало зла. Я точно так же похоронил отца и старшего сына.

— И что ты сделал?

— Ты знаешь, — ответил Роско, — я отплатил им. А сейчас вот не знаю, что делать.

— В каком смысле?

— Я разговаривал с женой, — сказал Роско, — и мы пришли к выводу, что нам здесь больше нечего делать. Мы думаем уехать в Детройт, говорят, там нужны рабочие.

— Не знаю, как там можно жить, — ответил Джеб. — Вы же фермеры.

— У нас нет выбора. К тому же, родственники жены, которые там живут, пишут, что неплохо устроились. Им платят три доллара в день, а некоторым даже больше.

Снова наступило тягостное молчание. Наконец Джеб сказал:

— Я должен буду съездить в город.

Роско посмотрел на него и не увидел на его лице никаких чувств.

— Когда?

— Завтра утром. — Ты поможешь мне?

— Конечно, — помолчав ответил Роско.

Сквозь сон Мэрилу услышала, как Джеб заворочался на кровати, потом он неожиданно встал и вышел из спальни. Сначала она не придала этому никакого значения, думая, что муж сейчас вернется. Но время шло, и потеряв терпение, она поднялась и пошла на кухню. Кухня была пуста.

Мэрилу открыла дверь, выглянула на улицу. Во дворе Джеба тоже не оказалось. Внезапно поняв, где он должен быть, Мэрилу посмотрела в сторону холма, где было небольшое семейное кладбище. Джеб стоял там над могилой дочери.

По телу Мэрилу пробежал холодок. Завернувшись в платок, она стала подниматься на холм. Джеб слышал ее шаги, но не обернулся, продолжая смотреть на кресты, смоченные росой и казавшиеся серебряными в свете луны.

— Не понимаю, зачем Клинт Ричфилд стрелял в нее, — не поворачиваясь произнес Джеб. — Молли Энн была всего лишь женой Джимми и не имела никакого отношения к их конфликтам.

— Не изводи себя, — мягко ответила Мэрилу. — Я стараюсь не думать об этом.

— Не понимаю, — повторил Джеб. — Мы же с Ричфилдами всегда были друзьями.

— Значит, такова Воля Господня. Но ведь и в нашей жизни есть хорошее. У нас много детей, а таким сыном, как Дэниэл, можно гордиться. Нужно благодарить Господа за это…

Джеб впервые обернулся к жене.

— Ты говоришь, как Дэн.

— По-моему, он прав, — ответила Мэрилу. — Надо смотреть вперед, а не назад.

— Ему легко говорить, Молли Энн не его дочь. — Джеб резко повернулся и зашагал к дому.

Бросив последний взгляд на могилу, Мэрилу пошла за ним. Муж уже сидел на кухне, сосредоточенно вставляя патроны в магазин блестящего черного винчестера. Она вдруг поняла, какие мысли владели ее мужем.

— Нет, Джеб. Не делай этого.

Тот поднял голову и отрешенно взглянул на нее. По всей видимости, для себя он уже давно все решил.

— Хватит с нас мертвых, — сказала Мэрилу, не дождавшись ответа. — Молли Энн и Джимми не вернешь.

— Ты не понимаешь, — ответил Джеб. — Это дело чести. Как я буду выглядеть, если прощу Клинту такое преступление?

— Какое это имеет значение? — в отчаянии воскликнула она. — Предположим, ты убьешь Клинта, что дальше? Они тоже убьют кого-нибудь из нас, и мы будем воевать с Ричфилдами до тех пор, пока все не окажемся там, где Молли Энн и Джимми.

— Не я это начал, — упрямо возразил Джеб.

— Неважно! Главное, что война будет продолжаться, у нас много детей, и я не хочу, чтобы они росли без отца.

— Не беспокойся. Никто меня не убьет.

— Ты уверен?

Джеб помолчал.

— И все-таки, лучше быть убитым, чем прослыть трусом, не способным постоять за честь собственной дочери, — сказал он, поднимаясь.

Мэрилу бросилась ему на грудь в последней попытке удержать.

— Давай лучше заведем еще одного ребенка. У нас будет новая Молли Энн.

Джеб вздохнул и ласково, но непреклонно высвободился из ее объятий.

— Нет, Мэрилу, — твердо сказал он. — Это не то, что нужно, и ты это прекрасно знаешь.

Сквозь слезы Мэрилу увидела, как муж берет винтовку и направляется к дверям. У самого порога он обернулся. Я вернусь завтра вечером.

— Надень что-нибудь теплое, — вдруг спокойно произнесла Мэрилу. — На улице холодно.

— Я надену куртку, — кивнул он.

Услышав, как хлопнула дверь, Мэрилу в изнеможении опустилась на стул. Потом до нее донесся голос Джеба, ласково понукавшего мула, и скрип повозки.

Глава 17

Шериф Джейсон Картер нервно расхаживал по полицейскому участку, расположенному в здании суда. Через открытую дверь он слышал голос дежурного, раздававшего кофе арестованным. Сегодня их было непривычно мало, всего четыре человека, за которыми не числилось ничего особенного, кроме обычных пьяных драк. Впервые за год в городе установилось относительное спокойствие. Забастовка закончилась, многие рабочие уже вернулись на свои места. Все, казалось, было хорошо, но шерифа преследовало недоброе предчувствие.

В кабинет тихо вошел дежурный.

— Я раздал им кофе, — доложил он. — Что теперь с ними делать?

— У них есть при себе деньги?

— Не знаю, — пожал плечами дежурный.

— Если есть, возьми с каждого по доллару штрафа и выкинь отсюда, — распорядился Картер.

— А если нет?

— Все равно выкинь. Не кормить же их здесь обедом.

Дежурный вышел. Оставшись один, Картер с видимой неохотой подошел к письменному столу и стал разбирать бумаги. Их было много. Правительство штата предписывало шерифам отчитываться за каждую мелочь, и Картер стал нехотя заполнять бланки, проклиная чиновников и удивляясь, зачем им вообще все это нужно. Углубившись в работу, он даже не заметил, как дверь кабинета распахнулась, и на пороге возник Клинт Ричфилд.

Подняв голову, шериф взглянул на своего подчиненного. Вид Клинта поразил его: обычно подтянутый, он сейчас выглядел бледным и нездоровым.

— Мне кажется, я видел здесь Джеба Хаггинса, — тихо сказал он.

— Ты идиот, Клинт! Разве я не советовал тебе убираться из города?

— Я не видел смысла бежать, — ответил Ричфилд. — Я же выполнял свой долг.

— Стреляя в девушку, ты тоже выполнял свой долг? — насмешливо поинтересовался шериф.

— Он потянулся за пистолетом.

— Где ты видел, чтобы мертвецы тянулись за пистолетами?

— А как я мог знать, что он мертв?

— О Господи! — воскликнул шериф, переводя глаза на бумаги. Клинт настолько серьезно запутался в этой истории, что уже сам начал верить своим выдумкам. — Лучше скажи, как ты узнал, что Джеб в городе? Ты сам его видел, или тебе кто-нибудь сказал?

— Сегодня утром мой брат пошел в школу и увидел повозку Джеба возле дома Крэйга, — ответил Клинт. — Он вернулся сказать мне.

— Может, это не он, — произнес шериф, понимая в душе, что Ричфилд прав. Сняв со стены пояс с кобурой, он надел его и снова посмотрел на подчиненного.

— Вот что. Скоро через Фитчвилль пройдет поезд. Садись на него и уезжай.

Клинт покорно посмотрел на шефа.

— Я только зайду домой за вещами.

— Мы пошлем кого-нибудь. А ты оставайся здесь. Мне только вендетты здесь не хватало.

В дверях кабинета вновь появился дежурный.

— Я выпустил всех, — сказал он. — Штраф заплатили все, кроме Тата, он сказал, что у него нет денег. — На стол одна за другой легли три измятые долларовые бумажки.

— У Тата, по-моему, их никогда не бывает, — заметил шериф, засовывая деньги в карман. — Камеры чистые?

— Перед выходом я заставил их помыть пол.

— Хорошо, сейчас оставайся здесь, а мы с Клинтом ненадолго отойдем.

— Вы разве не вызовете полицейских? — с дрожью в голосе спросил Ричфилд.

— Нельзя привлекать к себе внимание, — покачал головой Картер. — Я знаю Джеба Хаггинса еще с детства. Если он хочет отомстить тебе, его не удержит и целая армия. Мне нужно незаметно добраться до станции и посадить тебя в поезд, а остальное будет зависеть только от тебя самого.

— А если мы встретимся с ним? — По лицу Клинта стекали крупные капли пота.

— Тогда молись, чтобы мне удалось уговорить его не стрелять. За последние двадцать лет я ни разу не слышал, чтобы Джеб промахнулся. Не беспокойся, — добавил шериф, увидев, что с его подчиненным сейчас произойдет истерика. — Мы пройдем так, что он нас не увидит.

Ричфилд кивнул и направился к двери.

— Не туда, через камеры, — сказал шериф, взяв шляпу.

Через пятнадцать минут они уже стояли у будки недалеко от перрона и услышали свисток подходившего паровоза.

— Стой здесь, — сказал шериф, — а я пойду взгляну, что там на станции. Пока я не подам знак, не двигайся с места.

— Хорошо.

— Да, вот еще что. Спрячься где-нибудь. Сейчас ты просто великолепная мишень.

— Хорошо, — повторил Клинт, отступая в тень.

Еще раз взглянув на подчиненного, Картер пошел к станции. Там все было, как обычно. Несколько пожилых людей и чернокожий носильщик Джордж ждали поезда, а начальник станции Поки с важным видом поглядывал на них.

— Доброе утро, шериф! Поки вышел на платформу.

— Вас отзывают? — Он весело рассмеялся.

— Не совсем.

— Что произошло, Джейс?

Шериф обернулся, чтобы посмотреть на говорившего. Перед ним, сжимая в руках ружье, стоял Джеб.

— Доброе утро, Джеб.

— Ты не ответил на мой вопрос, Джейс, — холодно сказал тот, не обращая внимание на приветствие.

— Да так, хожу по городу, — медленно произнес шериф. — Вот зашел сюда.

— А Клинт Ричфилд случайно не с тобой? — Голос Джеба звучал угрожающе.

— Послушай, Джеб, зачем тебе лезть в их дела? Тебе-то что до их забастовки?

— Молли Энн тоже не лезла в их дела, однако Клинт убил ее.

— Это случайность. Им показалось, что Джимми потянулся за пистолетом.

— У Джимми не было пистолета, — сказал Роско, появляясь за спиной у Джеба. — Кроме того, все видели, что он был уже мертв.

— Это выяснилось позже, — возразил шериф. — Поверь мне, Джеб, никто не хотел причинять твоей дочери никакого вреда. А пистолет у Джимми все-таки был, его ведь нашли рядом с ним.

— Точнее сказать, подбросили, — снова вмешался Роско.

— Впервые об этом слышу, — ответил Джейсон. — Послушай, Джеб, ты знаешь меня с детства. Неужели ты думаешь, что я способен на такое?

Не отвечая, Джеб поднялся на платформу и посмотрел по сторонам. Шериф беспокойно следил за ним. Свисток послышался уже ближе. Поки и его друзья, не сговариваясь, повернулись в том направлении, откуда должен был появиться поезд. Шериф молился, чтобы у Клинта хватило ума не высовываться, а, дождавшись, пока поезд подойдет к станции, сесть в какой-нибудь вагон с другой стороны.

Джеб ходил по перрону, по-прежнему сжимая в руках ружье. Шериф стал отступать, понимая, что, если Джеб вскинет винтовку или просто возьмет ее другой рукой, Клинт решит, что в него целятся, и тогда он окажется между двух огней.

Шериф оказался прав. Пуля, выпущенная Клинтом, попала ему в ногу, и он грузно опустился на платформу.

Не говоря ни слова, Джеб бросился к будке, а Роско наклонился над шерифом.

— Остановись, Джеб! — крикнул Картер, превозмогая боль. — Они убьют тебя, а потом Дэниэла… — Он хотел добавить еще что-то, но его слова потонули в шуме подходившего поезда.

Начальник станции и носильщик, как зачарованные, смотрели на шерифа. Первым пришел в себя Джордж.

— Вы ранены?

— Этот мерзавец прострелил мне ногу, — простонал Джейсон. — Конечно, я ранен.

— Позвольте, я помогу вам.

— Мне поможет Поки, а ты ступай в участок и приведи сюда полицейских. Понял? Давай быстро!

Джордж на мгновение замер, потом спрыгнул с платформы и побежал в город. Поезд уже остановился, но из него никто не вышел.

— Помоги мне, Поки! — крикнул шериф.

— Я должен отправить поезд, — ответил тот.

— К черту поезд! — прогремел шериф. — Я так кровью изойду.

Где-то вдалеке раздался выстрел. Затем воцарилась тишина.

— О Господи! — прошептал Картер. Ухватившись за какую-то перекладину, он с трудом встал и, расстегнув ремень, затянул его на ноге, чтобы остановить кровотечение.

Поезд тронулся и медленно начал отходить от станции.

— Шериф! — послышался от будки слабый голос.

Там стоял Ричфилд. На его рубашке ширилось огромное темно-красное пятно.

— Что с тобой, Клинт? — крикнул шериф, забыв о собственной ране.

Клинт помолчал, как бы обдумывая ответ, а затем каким-то чужим голосом сказал: «Они убили меня, шериф», — и рухнул на рельсы.

— О Господи! Нельзя ли полегче, доктор? — простонал шериф, корчась от боли на операционном столе доктора Джонса.

— Лучше не вертись, а то я никогда не выну пулю.

— Больно, доктор.

— Конечно, больно, — успокаивающим тоном ответил тот. — Но тебе повезло: пуля прошла по мясу, и кость осталась цела. Он повернулся к стоявшему за ним небольшому столику, взял бутылку виски, налил стакан и предложил шерифу. Джейсон сделал большой глоток.

— А теперь повернись.

Картер повернулся и почувствовал, как острая боль пронзила ногу. От боли и неожиданности он снова застонал.

— Ладно, успокойся, все кончено. — Врач показал шерифу кусочек металла, зажатый между пальцами. — Вот она.

— О Господи! — Шериф в изнеможении откинулся назад.

Джонс опустил руку.

— Теперь мы тебя перевяжем, и через несколько дней ты будешь как новенький.

К столу подошли Сэм Фитч и Майк Ричфилд, отец убитого Клинта. Они сидели в приемной с самого утра, ожидая, когда закончится операция.

— Вы обещаете сделать все, чтобы найти убийц моего мальчика, шериф? — спросил Майк Ричфилд.

— Нет.

— Но они убили его, шериф, — недоуменно посмотрел на него Майк.

— Клинт сам виноват, — решительно ответил Картер. — Я говорил ему, чтобы он ничего не делал, но он начал стрелять. За это его осудил бы любой суд. Те, в кого он стрелял, только защищались, а то, что первым выстрелил он, доказывает вот это. — Он указал на рану.

— Они погнались за ним.

— Пока он не выстрелил, они даже не знали, где он. Если бы он просто пробрался в поезд и уехал, все было бы нормально.

— И все-таки вы должны найти их, шериф, — вмешался Фитч. — Это ваш долг.

— Нет, моя власть ограничена пределами округа. А Хаггинсы живут в десяти милях от него.

— Какая разница. Если мы их простим, люди сделают из них героев, и тогда забастовка может начаться снова.

— Это не мое дело, — ответил Джейсон. — Я и так уже сделал много того, что мне не по душе. А у Хаггинса полный дом детей. Я не хочу, чтобы кого-нибудь из их семьи убили снова.

— Но надо отомстить за смерть моего сына! — закричал в ярости Ричфилд.

— Наверное, вы сейчас чувствуете то же, что чувствовал Джеб, когда увидел труп своей дочери, — ответил шериф, приподнимаясь на локте. — Послушайте моего совета и оставьте их в покое.

— Что же нам делать? — спросил Фитч.

— Обратитесь в полицию штата, — порекомендовал Джейсон. — Пусть они тоже сделают хоть что-нибудь полезное, а то они присылают мне только эти бесконечные формуляры, и все.

— Вы знаете, что они ничего не будут делать, — сказал Фитч.

Шериф не ответил.

— Ну, вот, — довольно сказал врач. — Теперь можешь спустить ноги со стола. — Он помог Джейсону сесть. — Ну, как? Больно?

— Больно.

— Сейчас пройдет. Главное, не напрягай мышцу.

— Мы не можем допустить, чтобы забастовка началась снова, — гнул свое Фитч.

Шериф не ответил, пытаясь встать. Полицейский, стоявший все время у стены, пришел ему на помощь, и вскоре Картер, хромая и останавливаясь на каждом шагу, вышел из операционной.

— Вы заставляете меня опять пригласить людей Пинкертона, шериф, — бросил ему вдогонку Фитч. — Зря вы отказываетесь. Говорю вам честно, вы совершаете большую ошибку.

— Если кто-то и совершает ошибку, то не я, а вы, — ответил шериф, опираясь на плечо полицейского. — И это будет самая большая ошибка в вашей жизни, Сэм.

Повернувшись, он пошел дальше, и вскоре Джонс, Фитч и Ричфилд услышали его проклятия. Очевидно, он пытался спуститься по лестнице.

Фитч обернулся к Ричфилду.

— Люди Пинкертона могут приехать сюда уже в двенадцать часов.

Ричфилд не ответил.

— Одна пуля превратила шерифа из мужчины в нытика, — недовольно сказал Фитч. — Предлагаю встретиться у меня в магазине.

Ричфилд задумался.

— Нет, мистер Фитч. Шериф прав. Пролилось уже достаточно крови, и я не хочу новой войны.

— Кажется, сдрейфил не только шериф, — презрительно процедил Фитч. — Что ж, обойдусь без вашей помощи. Но когда все закончится, не приходите ко мне и ничего не просите. От меня вы больше ничего не получите. Ясно? — и он вышел из комнаты.

— Вы позаботитесь о моем мальчике? — нарушил, наконец тишину Ричфилд.

— Не беспокойтесь, — ответил доктор. Помимо своих основных обязанностей он был еще также хозяином похоронного бюро.

— Спасибо, доктор.

Глава 18

В лучах утреннего солнца тело Дэниэла казалось блестящим. Он на цыпочках подошел к стулу, на котором аккуратно висели его брюки, и начал одеваться. Сара увидела, как под бледной кожей играют мускулы, и у нее перехватило дыхание. Раньше она никогда не чувствовала ничего подобного, во всяком случае, с того дня, когда она, напрасно прождав Дэниэла, сказала себе, что потеряла его. В тот вечер она уже почти заснула, но услышав тихий стук в дверь набросила халат, и подошла к двери.

— Это я, мисс Эндрюс, — услышала она его голос. — Извините, я не хотел вас беспокоить. Мне нужно сказать вам, почему я сегодня опоздал. — Он замолчал, потом добавил. — Я приду утром.

Сара вспомнила, что завтра воскресенье. По воскресеньям Дэниэл приходил рубить дрова, а кроме того, в этот день в школе не было занятий, и она могла поспать подольше.

— Подожди. Будем считать, что я еще не ложилась. Заходи, я сейчас приготовлю кофе.

Потянув задвижку, Сара открыла дверь, но Дэниэл в нерешительности топтался на пороге.

— Я вас не побеспокоил?

— Нет, проходи. Сейчас я зажгу лампу.

— У нас было собрание, — сообщил Дэниэл.

— Собрание? Какое собрание?

— Не знаю, могу ли я отвечать на этот вопрос, — сказал он. — Я обещал никому ничего не говорить.

— Но вы не замышляете ничего незаконного? — с тревогой спросила Сара.

— Нет, мэм, об этом даже речи не было.

— Тогда можешь не рассказывать, — сказала Сара. — Садись, а я пока сварю кофе.

— В чем дело? — спросила она, ставя на стол кофейник и две чашки.

Вернувшись в комнату, она увидела, что Дэниэл стоит на том же месте.

— Уже одиннадцатый час. Я не думал, что так поздно. Наверное, мне лучше уйти.

— Не говори глупостей, — сказала Сара, наливая и протягивая ему чашку кофе. При этом ее халат распахнулся, и она, еще не понимая, что произошло, увидела, как Дэниэл густо покраснел. Она посмотрела на себя и ужаснулась. Тонкая ночная рубашка была почти прозрачной. Почувствовав внезапную слабость, она оперлась рукой о стол, однако не сделала попыток застегнуть халат, а юноша неотрывно смотрел на ее тело.

— Дэниэл, — строго сказала Сара.

— Да, мисс Эндрюс. — Он перевел взгляд на чашку.

— Почему ты так на меня смотришь?

— Ваш халат…

— Смотри. Я хочу, чтобы ты смотрел.

Он медленно поднял глаза. Его руки вдруг задрожали, и кофе чуть не пролился на пол.

Сара взяла у него чашку.

— Ты когда-нибудь был с девушкой? — спросила она.

— Нет, мэм, — ответил Дэниэл, опуская глаза.

— А что же ты делаешь, когда возбуждаешься?

Он не ответил.

— Но ты должен что-то делать. Ты же не можешь все время сдерживаться.

— Я облегчаю себя.

— И часто ты этим занимаешься?

— Утром и вечером. Иногда даже днем, когда становится совсем плохо.

— А о чем ты в это время думаешь?

— О вас.

— Я хочу посмотреть на тебя.

Дэниэл не шелохнулся. Тогда Сара сама расстегнула его брюки. Через полчаса они уже лежали на кровати, наслаждаясь друг другом. Вспоминая предыдущих любовников, Сара поймала себя на том, что выступает сейчас в иной роли. Тогда она была игрушкой в чужих руках, а теперь мужчина впервые делал только то, чего желала она.

Дэниэл оказался способным учеником. Он почти не уставал, и Сара удивлялась, откуда в нем столько силы. Только от двух привычек он так и не смог избавиться. Когда речь заходила об интимном, он краснел, и он по-прежнему называл ее мисс Эндрюс. Саре хотелось, чтобы он обращался к ней по имени, но потом она смирилась, понимая, что Дэниэл видит в ней прежде всего свою наставницу. В конечном счете, думала она, он пришел, чтобы учиться.

За пределами спальни Дэниэл ни разу не дал ей повода вспомнить об их отношениях. Он по-прежнему упорно учился, много читал, и его способности поражали Сару не меньше, чем неутомимость в любви. Теперь они занимались по учебникам первого курса колледжа, и Сара, понимая, что Дэниэл скоро освоит всю программу, уже спрашивала себя, достаточно ли она сама подготовлена для занятий с ним. Если на первых порах она задавала себе вопрос, придет ли Дэниэл в следующий раз, то теперь она настолько привыкла к их вечерним урокам, что уже не мыслила без них жизни и старалась не думать о предстоящих летних каникулах, когда ей придется уехать из Фитчвилля. Вот и сейчас она попыталась отогнать тревожные мысли о будущем. Со двора донесся стук топора, и Сара погрузилась в приятный утренний сон.

Открыв глаза, она не сразу поняла, что заставило ее проснуться. Пробивавшиеся через зашторенное окно солнечные лучи падали ей на лицо, но раньше они никогда ей не мешали. До Сары вдруг дошло, что она не слышит стука топора, и она взглянула на часы. Начало девятого.

Дэниэл обычно заканчивает в десять. Поднявшись с постели, она выглянула в окно. Дэниэл разговаривал с каким-то мужчиной в запыленной и разорванной одежде. Сара хотела рассмотреть его, но он стоял к ней спиной. Наконец они направились к дому.

Наскоро одевшись, Сара вышла в холл. Беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что Дэниэл чем-то расстроен. Он смотрел под ноги, словно боясь оступиться, а его лицо покрылось странной, почти мертвенной бледностью.

— Дэниэл, — испугалась Сара. — Дэниэл, что с тобой? Что-нибудь случилось?

Он поднял голову, как будто приходя в сознание, и отрешенно взглянул на нее.

— Мисс Эндрюс, — глухо сказал он, — это мой друг Роско Крэйг.

Сара посмотрела на незнакомца. Он был почти такого же роста, как и Дэниэл, но более худощавым, лицо покрыто щетиной, одежда разорвана, под глазами виднелись темные круги. Он снял широкополую шляпу и поклонился.

— Мэм…

— Добрый день, мистер Крэйг, — Сара вновь повернулась к Дэниэлу. — Что, все-таки, произошло?

— Мистер Крэйг был в пути три дня и две ночи, — не обращая внимания на ее вопрос, сказал Дэниэл. — Может, вы дадите ему что-нибудь поесть?

— Конечно. Сейчас я все приготовлю.

— Спасибо, мисс Эндрюс, — сказал Дэниэл все тем же отрешенным голосом и вышел из комнаты.

— Дэниэл!

Сара бросилась за ним, но Роско остановил ее.

— Не надо, мэм, он сейчас вернется.

— Что произошло? — Она с ужасом смотрела на него.

— Все его родственники погибли, — спокойным голосом ответил Роско. — Точнее говоря, их убили.

В полночь Роско, спавший в сарае, услышал чьи-то голоса. Голоса звучали резко, отрывисто и выдавали в говоривших людей, привыкших объясняться с помощью пистолета. Обувшись, Роско вышел на крыльцо и почти бессознательно протянул руку к поясу. Проклятье, подумал он. Пистолет остался в кухне.

Голоса слышались все ближе. Роско стал оглядываться по сторонам, ища, где бы спрятаться. Его взгляд упал на кучу сена, и, не долго думая, он постарался закопаться как можно глубже.

Неизвестные вошли в сарай. Осторожно раздвинув сено, Роско увидел, как один из них направился к мулу. Роско понял, что настал решающий момент и замер.

— Здесь только мул, — услышал он приглушенный голос.

— Тогда ступай к Фитчу, — ответил другой, принадлежащий, видимо, старшему, — и скажи ему, что мы идем на холм за домом, как он нам приказал.

Когда они вышли, Роско выбрался из сена и подкрался к двери. Снаружи с винтовками в руках стояли два агента службы Пинкертона. У дома агентов было больше. Роско насчитал девять человек, да еще те из сарая, которые собирались зайти с другой стороны. По всей видимости, агенты намеревались штурмовать дом и занимали позиции.

Через некоторое время один из агентов поднял руку в знак готовности, и появился Фитч.

— Все готовы? — спросил он, с трудом переводя дух. — Тогда зажгите факелы у крыльца.

Два агента бросились исполнять приказание, а Фитч повернулся к дому.

— Ты слышишь меня, Джеб? Или вы с Роско выходите с поднятыми руками, или мы будем штурмовать дом.

Сначала было тихо, потом дверь открылась.

— Роско здесь нет, — послышался из дома голос Джеба. — А я выйду. Не стреляйте. В доме жена и дети.

— Подними руки, и мы вам ничего не сделаем, — сказал Фитч.

На пороге, щурясь от света факелов, показался обнаженный до пояса Джеб и, подняв руки, начал спускаться с крыльца.

— Огонь! — Фитч резко опустил руку.

— Беги! — крикнул Роско. — Беги, Джеб!

Его голос потонул в шуме выстрелов, и он увидел, как Джеб, пораженный сразу несколькими пулями, медленно падает на загорающееся крыльцо.

Огонь перекинулся на дом. Почувствовав запах дыма, мул беспокойно повел носом, потом стремительно выбежал из стойла и, опрокидывая попадавшихся на пути, бросился к дороге.

— Надо попробовать спасти тех, кто остался в доме, — робко предложил один из агентов.

— Не говори глупостей, — ответил другой. — Если там кто-то и есть, то уже только мертвецы.

— Что же нам делать? — спросил первый.

— Уходить отсюда, — прозвучал ответ. — Если местные узнают, что это сделали мы, они нам этого не простят. Мистер Фитч!

— Да? — угрюмо спросил Фитч, глядевший на пламя.

— По-моему, надо уходить.

Наконец обернулся Фитч.

— Это был несчастный случай, ты же видел. Просто несчастный случай.

— Бедняга сам изрешетил себе грудь? — спросил агент. — В это никто и никогда не поверит.

Фитч неожиданно взял себя в руки.

— Ничего. Мы сделаем так, что нам поверят все. Помогите мне. Давайте бросим труп в огонь, и он сгорит со всем остальным. — Никто из агентов не пошевелился. — На виселицу захотели? Мы делали все вместе и, если что-нибудь случится, вместе будем отвечать.

Два агента взяли тело Джеба и бросили его в огонь. Фитч внимательно следил за ними.

— Хорошо, теперь уходим.

Шаги стали удаляться и скоро замерли. Выйдя из своего укрытия, Роско побежал к огромному костру, несколько часов назад бывшему домом Хаггинсов. Увидев, что ничего сделать уже нельзя, он упал на колени и, захлебываясь слезами, начал молиться.

— О Господи! Как Ты мог допустить, чтобы такое случилось с этими прекрасными людьми?

Глава 19

— Утром я спустился в долину к Кэллендерам. Старик Кэллендер с сыном отвезли меня обратно в повозке, и мы похоронили их по-христиански. У них была с собой Библия, и Кэллендер прочел молитву.

— Спасибо. — Лицо Дэниэла оставалось непроницаемым.

Сара взглянула на него. Прошло всего пять часов, но за это время он постарел на несколько лет. Что-то в его облике исчезло, по-видимому, навсегда, и она видела уже лицо мужчины — строгое и безжалостное.

— Я сделал все, что мог, — продолжал Роско. — Чтобы добраться сюда, мне понадобилось три дня. Я мог идти только ночью, а кроме того, пришлось сделать большой крюк, обходя Фитчвилль.

— А теперь что вы будете делать, мистер Крэйг? — спросил Дэниэл.

— Мы с женой собираемся поехать в Детройт к ее родственникам. Если они помогут мне найти какую-нибудь работу и я за что-нибудь зацеплюсь, то смогу посылать деньги семье.

Дэниэл молчал.

— Здесь мне делать нечего, — сказал Роско. — Суд решил отобрать у нас участок, и на нем построили фабрику.

— Я не осуждаю вас, мистер Крэйг, — ответил Дэниэл. — Вы действительно сделали все, что могли. Но, по-моему, до города слишком далеко.

— Доберусь, — уверенно произнес Роско.

— У вас есть деньги?

— Есть, — ответил Роско. — Пока, во всяком случае, хватит.

— Сколько? — настаивал Дэниэл.

— Доллар шестьдесят, — отвел глаза Роско.

— Этого мало. У меня есть двадцать долларов, которые мне не нужны. Я хотел послать их родителям, но… Думаю, отец с удовольствием одолжил бы их вам.

— Я не возьму, — твердо ответил Роско.

Сара взглянула на него. Гордость горцев была иногда выше ее понимания. Они готовы отказаться от чего угодно, если видят в этом подачку.

— Отдадите, когда найдете работу, — сказал Дэниэл.

Роско поколебался, но затем все-таки кивнул.

— Хорошо, Дэниэл. Честно говоря, не знаю, что бы я делал без денег.

— Когда вы хотите уехать, мистер Крэйг? — спросила Сара.

— Наверное, сегодня вечером, когда стемнеет, — Роско впервые за все время посмотрел на нее.

— Тогда позвольте мне предложить вам горячую ванну, — предложила Сара. — После этого вы немного отдохнете, а я пока постираю и выглажу вашу одежду.

— Очень любезно с вашей стороны, мэм, — ответил Роско, провожая ее взглядом. — Какая женщина! — сказал он Дэниэлу. — Никогда бы не подумал, что она учительница. Она больше похожа на наших.

Дэниэл рассеянно кивнул. Сейчас его волновало другое.

— В полночь отходит поезд с углем, — наконец сказал он. — Он идет в Детройт, и я хорошо знаю машиниста. Думаю, мне удастся уговорить его спрятать вас в кабине.

— Было бы замечательно.

— Тогда нам надо выйти около одиннадцати, чтобы успеть на него.

Роско посмотрел на Дэниэла.

— Ну, а ты что будешь делать?

Тот медленно поднял голову.

— Пока не знаю, мистер Крэйг. Прежде всего надо съездить на могилу отца. А потом… честно говоря, даже не знаю…

По глазам юноши Роско понял несказанное: в них отразилась такая же ярость и жажда мести, какими сверкали глаза Джеба несколько дней назад.

Остаток дня Дэниэл провел у поленницы. Топор методично поднимался и опускался на бревна. Поленница быстро росла, и к вечеру почти скрыла дом.

В сумерках Дэниэл вернулся в дом.

— Есть хочешь? — спросила Сара. — Тот покачал головой. — Ты должен поесть. Ты еще не ужинал.

— Я не голоден. Извините, мисс Эндрюс, — добавил он, увидев на ее лице обиженное выражение, — я не хотел вас огорчать.

— Ладно, — миролюбиво сказала Сара. — Но кофе со мной ты выпьешь?

Она принесла дымящуюся чашку, положила сахар, протянула ее Дэниэлу.

— Он еще спит, — сказала она.

— Он прошел больше семидесяти миль.

— Ты давно его знаешь? — спросила Сара.

— С детства. Они с отцом были большими друзьями, и, хотя мы не часто виделись, он очень хорошо относился ко мне. Их ферма была на берегу реки недалеко от Фитчвилля, а мы жили в горах. Пока здесь не построили фабрику, все в округе хорошо знали друг друга. А потом все изменилось. Фабрики вытеснили фермы, люди начали уезжать. — Он помолчал. — Вот и он уезжает.

— А что случилось с его фермой? — поинтересовалась Сара.

— На этой земле теперь стоит фабрика. У его отца было семь акров земли по берегу реки, и хозяева фабрики захотели отобрать их.

— И чем это закончилось?

Дэниэл холодно взглянул на нее. Вероятно, ему не хотелось ни о чем вспоминать.

— Они убили его отца и старшего сына, а потом устроили так, что суд решил отобрать у них землю. Сейчас ему негде жить. Кроме, может быть, Детройта.

— Тебе повезло больше, — заметила Сара. — У тебя хоть что-то есть.

— Правда?

— Да. У тебя хорошая работа, перспективное будущее. Ты можешь многого добиться.

— Хорошая работа? Мне платят сорок долларов в месяц. Это хорошая работа?

— Но многим платят меньше, — возразила Сара.

— Верно. Но в конечном счете все сводится к тому, как долго люди могут голодать. Мы все в одном положении — и шахтеры, и фермеры, и рабочие на фабрике. У нас только один выбор: голодать или очень голодать.

Сара не ответила.

— Мне это непонятно, мисс Эндрюс. Мой отец лез из кожи вон, потому что мистер Фитч обещал ему несколько лишних центов за кувшин настойки. Шахтеры погибают под землей, пытаясь заработать лишние полтора доллара. Девушки-работницы на фабрике и сортировщики на шахте каждую минуту рискуют потерять руки, а за сверхурочную работу им платят несколько центов или не платят вообще ничего. Я не понимаю, почему те, кто командует всем этим, не могут платить хотя бы немного больше, чтобы работа не была людям в тягость.

Сара с испугом смотрела на него. Впервые за все время их знакомства Дэниэл произнес такую длинную речь и впервые он сказал то, что думал. Она не находила снов и просто смотрела на него, чувствуя, что для ответа ее знаний не хватает.

— Так было всегда, — наконец сказала она.

— Но так не должно быть, — уверенно произнес Дэниэл. — И когда-нибудь так не будет. — Я много думал. На все должна быть какая-то причина. Джимми ее понял. Я пока нет. Мне кажется, люди делятся на две части: одни имеют все, другие работают на них. И теперь я знаю, к кому отношусь.

— Дэниэл, — спросила Сара, — тебе никогда не хотелось учиться дальше? Поступить в колледж, получить образование, выучиться на кого-нибудь?

— Когда я понял, как мало знаю, я думал об этом. Но нужны деньги.

— Возможно, не так много, как ты думаешь, — поспешно сказала Сара. — У меня есть связи в университете, и, может быть, тебе дадут стипендию.

— Платить все равно придется.

— Ты не хочешь продать ферму?

— Кто ее купит? — саркастически улыбнулся Дэниэл. — На этой земле уже давно ничего не растет. Родители жили там только потому, что мы с Молли Энн посылали им деньги. Иначе мы все просто умерли бы с голоду.

Сара погладила его по руке.

— Дэниэл, — ласково сказала она. — Я представляю, что ты сейчас чувствуешь. Извини.

Дэниэл посмотрел на руку, а затем поднял глаза на Сару.

— Благодарю вас за доброту, мисс Эндрюс, — сказал он вставая. — А сейчас, извините, мне надо зайти к себе за деньгами для мистера Крэйга. Я скоро вернусь.

Около восьми часов Роско, завернувшись в выцветший халат Дэниэла и протирая глаза, вышел из спальни.

— Уже темно, — удивился он. — Где Дэниэл?

— Он скоро вернется. — Она ушла в кухню за одеждой Роско. — Прошу вас, мистер Крэйг. Я сделала все, что могла.

— Большое спасибо, мэм, — поблагодарил он, глядя на отутюженные рубашку и брюки и начищенные до блеска ботинки.

— Пока вы одеваетесь, я поужинаю и заодно заверну вам несколько бутербродов в дорогу.

— Вы так заботитесь обо мне, мэм, — смущенно произнес Роско. — Извините, я доставил вам столько хлопот.

— Нет, нет, мистер Крэйг, все в порядке. Она направилась на кухню, но по пути обернулась к нему.

— Мистер Крэйг, что теперь будет с Дэниэлом?

— Не знаю, — задумчиво ответил тот. — Он теперь один, и все зависит от его собственного решения.

Дэниэл вернулся, когда Сара готовила ужин. Она застыла в изумлении. Вместо белой рубашки с галстуком, выходных брюк и блестящих ботинок на нем были чистая, но выцветшая спецовка, фермерские сапоги и широкополая шляпа, разом превратившие его в опытного, решительного и много повидавшего человека. Сара почувствовала, как внутри нее поднимается и растет боль: Дэниэл уезжает и, скорее всего, навсегда.

Ужин прошел в молчании. Когда он закончился, Сара собрала со стола тарелки, отнесла их на кухню, но мыть не стала. Времени впереди было предостаточно. Затем она вернулась в гостиную.

— Я сделала вам бутерброды, — сказала она, останавливаясь в дверях, и протянула сверток Роско.

— Большое спасибо, мэм.

Сара не ответила на его улыбку. Ее глаза были устремлены на Дэниэла.

— Я подожду на улице, Дэниэл, — Роско направился к двери.

Оставшись одни, Дэниэл и Сара молча стояли друг против друга.

— Ты едешь с ним в Детройт? — наконец спросила она.

— Нет. Машинист высадит меня у проезда Тернера, оттуда до нашей фермы восемь миль.

— А потом?

— Не знаю.

— Ты вернешься? — Голос Сары задрожал.

— Думаю, что нет, мисс Эндрюс.

Ее глаза наполнились слезами.

— Пожалуйста, Дэниэл, хоть сейчас назови меня Сара.

— Хорошо… Сара, — неуверенно произнес он.

Она подошла к нему и, обняв, положила голову ему на грудь.

— Ты любишь меня, Дэниэл?

— Да, но не знаю, насколько сильно. Вы первая девушка, которую я полюбил.

— Не забывай меня, Дэниэл! — со слезами воскликнула Сара. — Никогда.

— Не забуду вас. Вы дали мне столько, что при всем желании я не смог бы забыть вас.

После ухода Дэниэла она еще долго чувствовала прикосновение его рук.

— Я люблю тебя, Дэниэл. О Господи, как же я люблю тебя! — повторяла она слова, которые за эти несколько месяцев так и не решилась сказать.

Глава 20

На следующее утро поезд медленно подошел к проезду Тернера. Из Фитчвилля он выехал с тремя вагонами угля, но после трех дополнительных остановок их стало восемь. Кабина машиниста, в которой сидели Роско и Дэниэл, качалась в такт движению поезда.

Машинист высунулся из окна.

— Подъезжаем к проезду Тернера, Дэниэл.

— Спасибо, мистер Смолл.

— Всегда рад помочь, — улыбнулся тот.

Дэниэл повернулся к Роско.

— Желаю удачи, мистер Крэйг. Надеюсь, у вас все сложится хорошо.

— И тебе всего наилучшего.

Они пожали друг другу руки.

— Послушай, Дэниэл, — неловко начал Роско. — Ты один остался в живых. Мне кажется, твоему отцу не хотелось бы, чтобы с тобой тоже что-нибудь случилось.

Дэниэл посмотрел на него, но ничего не ответил.

— Я хочу сказать, Дэниэл, что, если с тобой что-нибудь случится, значит жизнь твоего отца прошла напрасно.

— Я буду помнить об этом, мистер Крэйг.

— Поезд сейчас остановится, — сказал машинист. — Готовься, Дэниэл.

Улучив момент, юноша спрыгнул, по инерции пробежал несколько шагов, остановился и помахал машинисту, показывая, что все в порядке. Поезд стал набирать скорость и через несколько секунд уже скрылся из виду. Дэниэл остался один.

Он шел по старым, знакомым с детства тропинкам, и у него было чувство, словно он никуда не уезжал. Он вспомнил, как отец научил его стрелять, как после первой охоты он принес домой двух кроликов.

Воспоминания так захватили Дэниэла, что два часа пути показались ему несколькими минутами. Вид того, что когда-то было его домом, поразил его. Над пепелищем возвышались обуглившиеся стойки и печь, все остальное погибло в огне. Позади пепелища стоял хлев, не тронутый огнем, но пустой и лишенный жизни. Глубоко вздохнув, Дэниэл с трудом заставил себя войти во двор.

Неожиданно его внимание привлек странный звук за спиной. Обернувшись, он увидел вышедшего на дорогу мула, неподвижно смотревшего на него большими круглыми глазами. Постояв, мул подошел к Дэниэлу и уткнулся мордой ему в плечо. Потом мул медленно двинулся к хлеву.

Дэниэл потрогал сено. Оно оказалось сухим. Он принес из колодца ведро воды и вылил воду в кормушку. Все еще пережевывая оставшиеся во рту травинки, мул сделал шаг вперед.

— Да, дурачок, вот так здесь добывают воду, — сказал Дэниэл, ласково кивая. — Пей.

Мул посмотрел на него и, словно улыбнувшись, погрузил морду в кормушку. Стараясь не смотреть на пепелище, Дэниэл медленно пошел в сторону кладбища. Он поднялся на холм, снял шляпу и долго стоял у свежих могил. Ему никогда не приходилось бывать на похоронах, поэтому он не имел ни малейшего представления, какую молитву нужно сейчас прочитать. Единственной молитве его выучила в детстве мать. Губы медленно, почти бессознательно, задвигались:

— Сейчас, когда я ложусь спать, я прошу Господа беречь мою душу. А если я умру прежде, чем проснусь, пусть Господь примет мою душу к Себе. Да благословит Господь моих родителей, моих братьев и сестер…

Дэниэл умолк. Слезы, стекая по его щекам, падали на землю, силуэты крестов словно врезались ему в сердце, душа опустела. Закрыв глаза, Дэниэл простоял еще несколько минут. Слезы высохли. Теперь он знал, что делать.

Склад, где отец хранил настойку, виски и аппарат для их производства, остался нетронутым.

Осторожно приоткрыв дверь, Дэниэл вошел. Внутри было темно, и лишь свет, проникающий через открытую дверь, давал возможность видеть. Подойдя к стене, Дэниэл провел рукой по верхней полке. Он знал, за чем пришел сюда. Его пальцы наткнулись на небольшой ящичек. Пошарив еще немного, он обнаружил брезентовый сверток и вместе с ящичком снял его с полки. Выйдя наружу, он развернул сверток. Винтовка была в безукоризненном состоянии. Джеб очень бережно относился к оружию, регулярно смазывал и чистил его. В ящичке лежали патроны.

Сложив все на деревянную скамейку, Дэниэл зашел на склад, откуда появился со стальной пилой и напильником. Укрепив винтовку на верстаке и зажав ее в тиски, он укоротил ствол на три четверти, обточил края напильником и обтер их масляной тряпкой. Теперь длина винтовки, включая приклад, составляла менее шестидесяти сантиметров.

Поставив в ряд десять кувшинов, Дэниэл зарядил винтовку, встал в двух метрах от импровизированной мишени и нажал на оба курка сразу. Отдача отбросила его назад, от звука выстрела заложило уши, но все кувшины остались на месте.

Дэниэл перегнулся через изгородь и посмотрел на стоявшие за ней деревья. Судя по следам на коре, пули прошли выше и левее цели. Дерево, в которое попали пули, стояло в нескольких футах от изгороди, следовательно, чтобы попасть в цель, ему нужно подойти ближе. Он, не торопясь, пошел назад. Времени впереди было много. Целый день.

После тренировки у Дэниэла осталось только четыре пули. Двумя, очистив их от смазки, он зарядил ружье, а остальные положил в карман. Когда солнце стало садиться, он запер дверь сарая и вернулся прямо к хлеву, где ждал его мул.

— Давай, дружок, — Дэниэл снял со стены уздечку и подошел к мулу. — Ты должен кое-что сделать для меня.

В семь часов утра Джексон, как обычно, начал подметать деревянную дорожку, ведущую к магазину Фитча. Занятый работой, он не обратил внимания на фермера, дремавшего на скамейке, закрывшего лицо шляпой. Вид у фермера был довольно заурядный, да и в его муле, привязанном к дереву, не было ничего особенного.

Через несколько минут появился Харри. Управляющий, как всегда, очень спешил и, едва войдя в магазин, начал выкладывать товары на прилавок. Вскоре на пороге появился Фитч. Харри взглянул на большие стенные часы. Восемь.

Судя по всему, Фитч был в хорошем расположении духа.

— Все в порядке, Харри? — весело спросил он.

— Да, мистер Фитч, — с поклоном ответил управляющий. — Все нормально.

Фитч в сопровождении Харри прошел в свой кабинет.

— Привезли бобовые консервы, мистер Фитч. Выкладывать на прилавок?

Тот на мгновение задумался, затем кивнул.

— По какой цене продавать?

— Три штуки за дайм. Думаю, это и дешево, и выгодно. Нам они обошлись по два цента за штуку.

— Сейчас же займусь этим, мистер Фитч, — Харри вышел, и сразу донесся его голос, приказывавший Джексону принести бобы со склада.

Фермер поднялся со скамейки. Оглянувшись и не увидев никого на пустынной улице, он засунул руки в карманы, еще ниже опустил шляпу на глаза, двинулся к магазину.

Ему навстречу вышел Харри.

— Чем могу служить, сэр? — услужливо сказал он.

— Мистер Фитч здесь?

— Он у себя в кабинете.

— Спасибо, — вежливо ответил незнакомец и, прежде, чем Харри успел что-либо сказать или сделать, вошел в комнату.

Фитч сидел за конторкой. Услышав, как открылась дверь, он поднял голову и увидел перед собой молодого фермера, лицо которого было закрыто шляпой.

— Доброе утро, приятель, — любезно сказал он. — Могу я что-нибудь для тебя сделать?

Незнакомец остановился перед конторкой и резким движением сдвинул шляпу на затылок.

— Думаю, да, — бесстрастно ответил он.

— Дэниэл! — Фитч побледнел. — Смотри, как ты вырос, — сказал Фитч. — Я тебя и не узнал.

Дэниэл бросил на него тяжелый взгляд.

— Зачем вы это сделали, мистер Фитч?

— Что я сделал? — Фитч попытался изобразить непонимание. — О чем ты?

— Вы знаете, мистер Фитч. — Глаза Дэниэла казались ледяными. — Зачем вы убили моих родителей?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Роско Крэйг сидел тогда в сарае и все видел.

Взглянув на юношу, Фитч понял, что надо изменить тактику.

— Это произошло случайно. Поверь мне, мы не собирались открывать огонь.

— Вы и отца не собирались убивать. Но почему-то, когда он вышел, вы дали своим людям приказ стрелять.

— Нет, наоборот, я хотел остановить их. — Увидев, что Дэниэл расстегнул куртку и достал обрез, он незаметно открыл ящик стола и потянулся к лежащему пистолету. — Но они меня не послушали. Они вели себя, как безумцы.

— Вы лжете, мистер Фитч, — сказал Дэниэл словно вынося приговор.

Рука Фитча схватила пистолет. Понимая, что теперь все решает быстрота, он резко встал и с неожиданным проворством кинулся к двери. Но его резвости все-таки оказалось недостаточно, грохнули два выстрела, и Фитч грузно осел на пол. По деревянным половицам заструилась кровь.

Подойдя к трупу, Дэниэл стоял над ним, пока в кабинет не ворвался шериф, сопровождаемый двумя полицейскими. Окинув беглым взглядом комнату, Джейсон посмотрел на Дэниэла.

— Дай мне обрез, — тихо сказал он.

Дэниэл с трудом оторвал глаза от лежавшего на полу Фитча.

— Шериф, он убил всю мою семью.

— Дай мне обрез, — повторил шериф.

— Прошу вас, сэр.

— Пойдем. — Передав оружие одному из полицейских, шериф направился к выходу. У двери Дэниэл остановился и еще раз посмотрел на труп.

— Шериф, неужели во всем городе не было никого, кто мог бы остановить его?

Судья окинул взглядом полупустой зал и начал зачитывать приговор.

— Дэниэл Бун Хаггинс, — торжественно произнес он. — Принимая во внимание смягчающие обстоятельства, коими является гибель вашей семьи и ваша молодость, а также надеясь, что волна убийств и насилия, захлестнувшая наш край в последнее время, спадет, суд приговаривает вас к лишению свободы сроком на два года или до достижения восемнадцати лет, в зависимости от того, что наступит раньше, с содержанием в Исправительной колонии штата для подростков и несовершеннолетних. Суд также надеется, что в колонии вы будете прилежно учиться и работать и используете предоставляемые ею возможности, чтобы стать достойным членом общества. Заседание суда считаю закрытым.

К Дэниэлу подошел шериф с наручниками.

— Извини, — сказал он, — закон так требует.

Дэниэл молча протянул руки. Замки щелкнули на его запястьях.

— Ты не сердишься, Дэниэл?

— Почему я должен сердиться на вас, шериф? Все кончено. Может, со временем я смогу все забыть.

Но время показало, что забыть он так и не смог.

Глава 1

Было два часа ночи, и снег, растаявший днем, замерз на ветру, покрыв дорогу слоем льда. Тучи закрыли луну, и Дэниэлу пришлось идти в полной темноте. Тихо выругавшись, он поплотнее запахнул легкий пиджак.

Он удалился от Сент-Луиса уже на десять миль, и до Калифорнии осталось совсем немного. Если, конечно, он не замерзнет в пути. Дэниэл шел уже почти час, но остановки, о которой говорили выкинувшие его из машины, все не было. А если они обманули его, и никакой остановки вообще нет? Часов через пять его окоченевший труп найдут на обочине дороги, и все вздохнут спокойно. Джон Льюис из Объединенного профсоюза горняков, Большой Билл из профсоюза плотников, Мюррей и Грин из АФТ, даже ненавидящие друг друга Хиллмэн и Дубинский — все они будут счастливы узнать о его смерти.

— Отправляйся в Канзас-Сити, — сказали они. — Надо организовать упаковщиков мяса, и ты как раз подходишь для этой работы.

Путь в Канзас-Сити напоминал сибирский этап. Из четырех человек, посланных туда, в живых пока остался один Дэниэл. Правда, и его жизнь под вопросом.

Три дня он провел в машине с итальянцами, акцент которых был так же заметен, как пистолеты и ножи, которые они безуспешно пытались скрыть под одеждой. Три дня они питались бутербродами, столь обильно политыми чесночным соусом, что его запах заглушал даже запах газа. Три дня они отдыхали на дороге, и Дэниэл не знал, пустят ему пулю в голову, или нет. Три дня он ждал возле телефонных будок, пока они получали инструкции. Наконец, долгое ожидание закончилось. Итальянцы прекратили разговоры — даже между собой, и машина двинулась по шестьдесят шестому шоссе.

Минут через двадцать, они остановились, и один из итальянцев сильно ударил Дэниэла, который выпал из машины на мерзлую землю, успев подставить руки, чтобы не разбиться. Приподняв голову, он увидел, как итальянец прицелился в него, и инстинктивно съежился, пытаясь сделаться как можно меньше. Пули со свистом врезались в землю. Дэниэлу показалось, что они впиваются в его тело. Потом выстрелы вдруг стихли, и Дэниэл поднял голову, не веря, что все еще жив.

Итальянец улыбнулся.

— Ну как, наделал в штаны? Не отпирайся, я чувствую запах. Сейчас тебе повезло, но в следующий раз тебя просто убьют.

Машина развернулась и покатила в сторону Канзас-Сити. Внезапно она остановилась и задом подъехала к поднявшемуся Дэниэлу. Водитель затормозил.

— Иди вон туда, — сказал он, указывая рукой назад. — Через две мили будет остановка грузовиков. Он снова нажал на газ, и машина скрылась из виду.

Дэниэл подобрал валявшийся у дороги обрывок газеты и стал приводить себя в порядок, растапливая в руках снег. Закончив эту неприятную процедуру, он начал долгий путь пешком.

Часа через два Дэниэл заметил вдалеке свет. Ему понадобилось полчаса, чтобы дойти до освещенной красными и желтыми лампочками надписи: «Остановка грузовиков — Газ — Ужин — Ночлег — Туалет». Невдалеке стояло шесть больших грузовиков. Легковых машин на стоянке не было, следовательно, итальянцы здесь не показывались. Впрочем, они могли оставить кого-нибудь.

Подойдя к окну главного здания, Дэниэл заглянул внутрь. Официантка накрывала столы к завтраку, а кассир, грузно оперевшись на кассовый аппарат, изучал вчерашнюю газету.

— Закрой дверь, — лениво сказал он, когда Дэниэл открыл дверь. — Холодно.

— Заходите, — пригласила официантка.

— Мне надо помыться, — сказал Дэниэл. Как ни старался он держать себя в руках, его зубы стучали от холода.

— Сначала вам нужно выпить чего-нибудь горячего. Я сделаю вам кофе.

— Где у вас ванная? Принесите мне кофе туда. — Он взглянул на кассира. — Вы не могли бы найти для меня какие-нибудь брюки?

— С вами все в порядке? — Кассир испуганно посмотрел на Дэниэла.

— В меня стреляли макаронники, и я наделал в штаны. Потом они выбросили меня из машины, и я чуть не замерз.

— У меня есть спецовка, — сказал кассир. — Думаю, вам подойдет. Она почти новая. Два доллара.

Дэниэл пошарил в кармане, достал оттуда банкноту и протянул ее официантке.

— Здесь пять долларов. Принесите кофе и брюки в ванную. Захватите, пожалуйста, бритву, если, конечно, она у вас есть.

Официантка взяла деньги.

— Ванная у нас в левом корпусе. Это рядом со спальней.

— Спасибо, мэм.

Через окно было видно, как Дэниэл шел к указанному ему зданию. Официантка протянула банкноту кассиру.

— Эти штаны не стоят и доллара, и ты это знаешь, — сказала она.

— Это для нас с тобой, — спокойно ответил кассир. — А для него они стоят все два доллара. — Записав в книгу двадцать пять центов, он положил в карман два доллара, а остальное подал официантке. — За ванную и бритву.

— Хорошо.

— Штаны висят на вешалке за дверью.

— Знаю.

— Если у тебя есть голова на плечах, — бросил ей вдогонку кассир, — ты сделаешь так, чтобы он тебе еще заплатил.

Официантка оглянулась. Казалось, она хотела испепелить его взглядом.

— Он не такой, как ты, дуралей. Все, что он попросил, он мог бы получить бесплатно.

Когда официантка вошла в ванную, Дэниэл с закрытыми глазами и запрокинутой головой стоял под душем. Его вид поразил ее. Все тело было в синяках, а одна сторона лица полностью заплыла.

— Да, они поработали на славу, — тихо сказала она.

Дэниэл открыл глаза.

— Хорошо еще, что я остался жив, — спокойно ответил он, показывая рукой на лежавшие штаны. Мокрые рубашка и пиджак сохли на стуле. — Выбросите их. Рубашку я уже постирал.

— Хорошо. — Официантка нагнулась за брюками.

— Возьмите газету, — посоветовал Дэниэл. — Я не шутил, когда рассказывал, что произошло.

Официантка ушла и вскоре вернулась с бумагой. Завернув брюки, она положила на стул бритву и сдачу.

— Сейчас я выброшу это, потом помогу вам.

— Спасибо, мэм, думаю, я справлюсь сам.

— Не говорите глупости, — резко сказала она. — У меня пять братьев, к тому же, я два раза была замужем и знаю, когда мужчине нужна помощь.

Дэниэл обернулся.

— Вы думаете, мне нужна помощь? — спросил он.

— Я знаю.

— Спасибо, мэм. Очень вам благодарен.

Официантка смочила в воде полотенце. Тело Дэниэла было покрыто синяками, и он, хотя делал все, чтобы не выдать боли, вздрагивал при каждом прикосновении. Дважды омыв его, официантка взяла бритву. Из раны над бровью струилась кровь.

— Это мне не нравится, — сказала официантка. — Утром нужно вызвать врача, чтобы он наложил пластырь, иначе останется рубец. — Взяв полоску ткани, она обмотала Дэниэлу голову. — Пусть пока будет так, а я сейчас принесу что-нибудь, чтобы остановить кровь.

Она вернулась с большой упаковкой «Джонсон и Джонсон», уверенно открыла пачку и, оторвав кусок бинта, укрепила его на ране.

— Вот и все, можете вытираться.

Дэниэл завернулся в полотенце. Видя его неуверенные движения, официантка протянула ему руку.

— Все в порядке?

Дэниэл кивнул.

— Вам, наверное, нужно отлежаться. Сейчас принесу вам поесть.

— Это будет замечательно, — ответил Дэниэл, вытираясь полотенцем. — Скажите, здесь есть телефон?

— В ресторане.

— Сначала я должен позвонить. — Он провел пальцем по лицу и тихо сказал: — Вы знаете, сегодня меня впервые побрила женщина.

— Хорошо?

На какое-то мгновение он показался ей совсем молодым.

— Хорошо, — ответил он. — Но мужчину это может испортить.

— Пойду приготовлю вам завтрак. Кекс и яичница подойдут?

— Прекрасно, я приду минут через десять.

Глава 2

Брюки, купленные у кассира, оказались слишком велики, их пришлось затянуть ремнем. Одевшись, Дэниэл пошел в ресторан, где его ждал завтрак. Съев яичницу и допив кофе, он с довольным видом откинулся на спинку стула.

— Великолепно, — сказал он.

Официантка улыбнулась.

— Вы ели так, что мне кажется, после завтрака эти брюки станут вам впору.

— Честно говоря, я сам не подозревал, насколько был голоден, — виновато сказал он. — У вас нет сигар?

— Конечно, есть. «Тампа спешлз». Настоящие гаванские. Пять центов штука.

— Как раз то, что нужно нашим людям, — засмеялся Дэниэл. — Хорошие сигары за пять центов. Дайте две.

Официантка отошла к стойке и принесла небольшую коробку. Взяв две сигары, он зажег одну, а другую спрятал в карман.

— Спасибо, — поблагодарил он, глядя сквозь клубы дыма на официантку, все еще державшую в руках спичку. — А теперь скажите, где у вас телефон?

Официантка показала на висевший аппарат. Допив кофе, Дэниэл поднялся, а официантка вытерла со стола, отнесла посуду на кухню и вернулась в зал.

За стойкой, как всегда, восседал кассир.

— Я очень устала и хочу уйти домой.

— Устала? С чего бы это? — спросил он. — Ты, по-моему, пока еще ничего такого не сделала. Ночью работы было немного.

— Когда нечего делать, время тянется очень медленно.

— Ладно, побудь еще полчаса, а потом можешь идти, — кассир обернулся на звон провалившейся в телефонный аппарат монеты.

— Междугородняя? Я хотел бы поговорить с Вашингтоном, Капитолий, номер 2437.

Монета выскочила обратно. Дэниэл молча стоял возле телефона, докуривая сигару, потом заговорил снова.

— Пожалуйста, продолжайте вызывать. Там должен кто-нибудь быть. Они обязательно подойдут.

Наступила пауза. Затем Дэниэл вновь взял трубку, и в его голосе послышались властные нотки.

— Продолжайте вызывать, девушка, — сказал он. — Телефон у нас стоит внизу, а все, наверное, отдыхают наверху. Если телефон позвонит подольше, они услышат.

Видимо, в Вашингтоне все-таки подошли к телефону.

— Мозес, это Дэниэл Б… — тихо сказал он. — Нет, пока жив. Из ада, по-моему, еще никому не удавалось позвонить… Да, они вернулись в Канзас-Сити. Я это знаю точно. Скажи Джону и Филу, что мы вели себя, как недоумки. Когда мы приехали, они все уже подготовили. Кто? Полицейские и итальянцы. Там нечего было делать. Последние три дня я проездил на машине с макаронниками. Я знал, что, стоит им избавиться от меня, забастовке настанет конец. Если бы рабочие продолжали бастовать, я был бы уже покойником. Они высадили меня на шестьдесят шестой автодороге, недалеко от Сент-Луиса. Звоню из придорожной гостиницы. Кстати, вы должны мне новый костюм.

Дэниэл затянулся, слушая ответ собеседника.

— Нет, все хорошо, — хрипловато сказал он, когда тот замолчал. — Меня немного потрепали, но бывало и хуже. Вообще, я хочу ненадолго съездить на родину, настало время взять отпуск. Хочу немного побыть один, подумать о своей жизни.

Потом снова наступила пауза.

— Нет, — решительно произнес Дэниэл. — Плевать я хотел на то, что они там для меня приготовили. Думаю, это будет еще одно смертельное задание… В Калифорнию, наверное. Я уже почти там. Может, больше всего на свете мне хочется поесть свежих апельсинов и позагорать на солнце… Да, буду звонить… Нет, деньги у меня пока есть… Да, скажи Джону, чтобы он сюда не звонил. Макаронники могут вернуться в любой момент, и мне не хочется встречаться с ними… Да, знаю. Все идет к лучшему, хотя, что это нам даст? Джон симпатизирует Лэндону, а Рузвельту это не понравится… Готов поспорить, Рузвельта снова изберут… Хорошо. Позвоню, когда доберусь до Калифорнии.

Повесив трубку, Дэниэл вернулся к столику. Он поднял руку, и официантка принесла ему вторую чашку кофе.

— Здесь есть еще какая-нибудь гостиница, где бы я мог снять комнату?

— Только в Сент-Луисе… — нерешительно ответила официантка.

Дэниэл покачал головой.

— Не то. Я еду на запад, а не на восток. Как вы думаете, кто-нибудь из водителей мог бы взять меня?

— Поговорите с ними, они скоро встанут.

— Спасибо.

Она отошла от столика, но, не дойдя до стойки, вернулась обратно.

— Вы действительно хотите ехать туда? В Калифорнию.

Дэниэл кивнул.

— Я никогда там не была, но, говорят, там хорошо. Целый день светит солнце, и всегда тепло. У меня есть машина. Так себе, конечно, старенький «джуэ», но ездить можно. Мы могли бы вести машину по очереди и платить каждый за себя.

— А как же работа?

— Такую работу я везде найду. Мне даже зарплату не платят, я живу на чаевые.

— А семья?

— Мой последний муж сбежал, когда понял, что ему придется не только тратить деньги, но и платить долги. В прошлом году мы развелись.

— Ну, а братья, о которых вы рассказывали?

— Они все разъехались. Здесь не очень хорошо с работой.

Дэниэл задумчиво кивнул.

— У вас есть деньги?

— Долларов двести. Один человек хочет купить мой дом. А если я продам его вместе с мебелью, он даст четыреста.

— Сколько тебе лет? — спросил Дэниэл.

— Двадцать шесть.

— Значит, кинозвездой ты уже не станешь.

— И не надо, — улыбнулась она. — Просто мне хочется жить нормальной жизнью.

— Когда ты можешь выехать?

— Хоть сегодня. Встречусь с этим человеком, получу деньги и все. Можем ехать хоть вечером.

— Вот и прекрасно. — Лицо Дэниэла просветлело.

Официантка радостно засмеялась, но, почувствовав прикосновение руки Дэниэла, покраснела.

— Калифорния станет для нас домом! — восторженно сказала она.

— Как тебя зовут?

— Тэсс Роллингс.

— Очень приятно, Тэсс. Я Дэниэл. Дэниэл Бун Хаггинс.

Врач закончил шов и выпрямился.

— По-моему, у меня жена так не шьет. Посмотрите сами.

Дэниэл взглянул в протянутое зеркало. Большая рана превратилась теперь в едва заметную линию, по бокам которой виднелись швы. Выражение лица было прежним, и только пострадавшая бровь немного поднималась кверху. Дэниэл осторожно дотронулся до нее.

— Так и останется?

— Нет, когда швы зарастут, она опустится. Через год она станет в точности такой же, как и другая.

Дэниэл поднялся со стула.

— Подождите, надо наложить повязку. Самое главное, чтобы не попало никакой инфекции. Приходите через шесть дней, и я удалю швы.

— Через шесть дней меня здесь не будет, — ответил Дэниэл.

Наложив повязку, врач закрепил ее бинтом.

— Не страшно. Это вам сделают в любой больнице. Главное, чтобы в повязку не попала грязь.

— Сколько я должен вам, доктор? — Дэниэл вынул кошелек.

— Два доллара — не много? — неуверенно спросил врач.

— Нормально. Что-нибудь не так? — спросил он, заметив, что врач пристально разглядывает их.

Врач улыбнулся: «Нет, все в порядке. Просто за последние два месяца вы единственный мой пациент, который заплатил наличными».

— Берегите их, — Дэниэл засмеялся.

— Не беспокойтесь. По крайней мере, я вспомнил, как выглядят деньги.

В приемной ждала Тэсс. Увидев их, она поспешно встала.

— Ну как, доктор?

— В моей практике были случаи и посерьезнее. Следите, чтобы в повязку не попала грязь.

Выйдя на улицу, Дэниэл направился к небольшому «джуэтту» с открытым верхом и устроился на переднем сиденье. За руль села Тэсс.

— Куда теперь? — спросил он.

— В банк. Подпишу бумаги, передам закладную, а потом мы поедем к тому человеку и отдадим ему ключи.

— Ты уверена, что действительно хочешь этого? Еще не поздно передумать. После того, как ты все подпишешь, отступать будет некуда.

— Я уже все решила, — твердо сказала Тэсс.

В банке ей посоветовали оставить полученные деньги у них и затребовать их потом из Калифорнии. Она вопросительно посмотрела на Дэниэла.

— По-моему, мысль неплохая, — сказал он. — Никто не знает, что может случиться в дороге.

— Как ты думаешь, сколько денег мне понадобится?

— Долларов сто, может, даже меньше. В любом случае, если будут какие-то проблемы, у меня тоже есть деньги, а рассчитаться никогда не поздно.

Они выехали после обеда и сделали остановку лишь поздним вечером. Когда Тэсс свернула с шоссе, направляясь к небольшой придорожной гостинице, от Сент-Луиса их отделяло уже триста тридцать миль.

Машина остановилась перед старым домом, с большой вывеской «Гостиница». В прихожей сидел пожилой человек с трубкой в зубах. Увидев входящих, он поднял голову и улыбнулся.

— Здравствуйте, чем могу служить?

— Нам нужна комната на ночь.

— С завтраком?

Дэниэл кивнул.

— Думаю, у меня есть как раз то, что вам нужно. Прекрасная комната с двуспальной кроватью. Вместе с завтраком это будет стоить всего полтора доллара. Плата вперед.

— Хорошо. Скажите, а мы могли бы сейчас где-нибудь поужинать.

— Если вам не надо ничего особенного, жена что-нибудь приготовит. Это будет стоить один доллар на двоих.

Дэниэл отсчитал требуемую сумму.

— Отнести вам вещи? — спросил хозяин.

— Спасибо, не надо.

Хозяин достал из ящика ключ.

— Ваша комната — первая на верхнем этаже. Насчет ужина я сейчас распоряжусь. Пока вы перенесете вещи и умоетесь, он будет готов.

Ужин, действительно, оказался обычным: цыпленок с картошкой, бобы, кукуруза, горячий домашний хлеб и кофе.

— Завтрак ровно в семь, — сообщил хозяин, когда Дэниэл и Тэсс, покончив с едой, стали подниматься по лестнице.

В номере Дэниэл снял пиджак, повесил его на спинку стула и сказал:

— В ближайшем городе куплю себе новую одежду.

Он начал расстегивать рубашку, но вдруг остановился и взглянул на свою спутницу.

— Ты раздеваешься?

Тэсс кивнула.

— Иди в ванную. У меня это займет больше времени. Мне надо умыться и все такое.

Когда через десять минут он вернулся, Тэсс уже была в белом халате.

— Отдохни пока, — сказала она. — Я постараюсь не задерживаться.

Дэниэл лег на кровать и задумчиво посмотрел в потолок. Жизнь все-таки непредсказуемая вещь, подумал он. Неделю назад он жил в лучшем отеле Канзас-Сити и мог позволить себе все что угодно. А сейчас он здесь, в маленькой гостинице, в неизвестном городишке.

Вошедшая Тэсс, склонившись над ним, увидела, что он лежит с закрытыми глазами.

— Дэниэл! — тихо позвала она.

Тот даже не пошевелился. Сняв халат, она повесила его на спинку кровати, выключила свет и, бесшумно скользнув в постель, осторожно прикоснулась к Дэниэлу. Он никак не прореагировал, и она внимательно посмотрела на него. Лицо Дэниэла выражало облегчение и сейчас почему-то казалось намного более молодым, чем днем, почти детским. Тэсс беззвучно засмеялась. Обычно к ней приставали все кому не лень, но первый человек, с которым она решила провести ночь после бегства мужа, заснул, не дождавшись ее.

Охваченная внезапным порывом, Тэсс наклонилась и поцеловала его.

— Ничего, — прошептала она. — До Калифорнии еще далеко.

Глава 3

На следующий день Дэниэл и Тэсс въехали в Талсу. Погода выдалась ужасной, в машине было очень холодно, а лед, покрывавший лобовое стекло, мешал управлению. Дэниэл попытался очистить стекло вручную, но у него ничего не вышло.

— Надо остановиться, в такую погоду нельзя ехать.

Тэсс кивнула. Несмотря на толстый свитер, ей было невыносимо холодно.

— Давай поищем гостиницу, — предложил Дэниэл.

Они двинулись в торговую часть города. Пустынные улицы и магазины с закрытыми ставнями казались заброшенными.

— По-моему, — сказала Тэсс, — вон там, прямо перед нами, гостиница Брауна.

Висевший напротив гостиницы знак указывал, что рядом находилась стоянка, и они постарались найти место поближе к главному входу. Дэниэл выключил двигатель.

— Давай быстрее, — торопила Тэсс. — Очень холодно.

Они поспешили к двери. Вестибюль был небольшим, но выглядел чисто и опрятно, за стойкой стоял портье. «Для негров и индейцев мест нет», — возвещала укрепленная на стене табличка.

— Слушаю вас, — повернулся к ним портье.

— У вас есть двойные номера? — спросил Дэниэл.

— Вы заказывали номер? — справился портье.

Дэниэл ничего не ответил, только пристально посмотрел на него, и тот сразу засуетился.

— Да, сэр. Что бы вы хотели: двойной номер «люкс» с ванной за доллар или обычный двойной номер без ванны, за шестьдесят центов?

— Мы возьмем «люкс», — сказал Дэниэл.

— Благодарю вас, сэр. — Портье подвинул книгу. — Пожалуйста, запишитесь здесь. Это будет стоить один доллар, плата вперед.

Взглянув на Тэсс, Дэниэл наклонился к стойке. «Мистер и миссис Д. Б. Хаггинс, Вашингтон», — написал он в соответствующей графе.

— Номер четыреста пять, сэр, — сказал портье, передавая ключи. — Я уверен, вам у нас понравится. Это прекрасная угловая комната. Коридорный поможет вам отнести вещи.

— Проведите нас в комнату, — обратился Дэниэл к коридорному, — а потом займитесь багажом. Наш «джуэтт» стоит возле самого входа.

Они поднялись на четвертый этаж. Комната действительно была великолепной. Тэсс сразу направилась в ванную, а коридорный собрался идти за вещами. Дэниэл задержал его.

— Вы сможете принести нам кофе и бутылку виски?

— У нас сухой закон, — с непроницаемым лицом ответил тот.

Дэниэл извлек из кармана доллар.

— Он и сейчас действует?

— Да, сэр. — Коридорный кивнул.

— Сейчас тоже? — Дэниэл достал еще один доллар.

Коридорный усмехнулся и взял деньги.

— Может, что-нибудь получится. Я сейчас вернусь. Спасибо, сэр.

Не успел коридорный выйти, как на пороге показалась Тэсс.

— Слава богу, я думала, это полиция.

— Не бойся, я с тобой.

Коридорный вернулся через десять минут. Каким-то образом он удерживал в руках чемодан и поднос, на котором стояли кофейник, бутылка виски, стаканы, чашки и блюдца.

— Желаете еще чего-нибудь, сэр?

— Здесь есть где-нибудь хороший ресторан? — спросил Дэниэл.

— Рядом. До половины третьего там можно заказать комплексный обед из трех блюд за тридцать пять центов.

Дэниэл бросил коридорному монету. Тот ловко поймал ее, после чего взял бутылку и, разбив печать, вытащил зубами пробку.

— Сейчас вы согреетесь, — сказал он, посмотрев на Тэсс.

— Мне нельзя много пить. Я быстро пьянею.

Дэниэл налил полный стакан себе и немного Тэсс.

Выпив залпом два стакана, он стал разливать кофе.

— Тебе лучше? — Тэсс кивнула. — По-моему, здесь неплохо, — сказал он.

— Да, — согласилась она. — Раньше я никогда не жила в таких шикарных гостиницах.

Дэниэл засмеялся.

— Сейчас мы пообедаем, а потом мне надо кое-что купить.

Он сосредоточенно разглядывал себя в зеркале. Темно-серый в мелкую розовую полоску костюм сидел прекрасно.

— Ну, как? — спросил он, повернувшись к Тэсс, но продавец опередил ее.

— Это последняя нью-йоркская модель, сэр, обратите внимание на складки. Настоящая шерсть с шелковой подкладкой. И цепа вполне подходящая. Четырнадцать долларов девяносто пять центов одна пара, семнадцать с половиной долларов две.

— По-моему, очень неплохо, — сказала Тэсс.

— Беру, — решительно произнес Дэниэл. — С двумя парами брюк. Сколько времени вам понадобится, чтобы пришить манжеты?

— Десять минут, сэр. Вы подождете?

— Да. Еще мне нужны три рубашки, две белые и одна голубая, три нары черных носков, столько же трусов, пара черных ботинок, темный галстук с широкой серой или красной полосой.

Лицо продавца озарилось улыбкой.

— Да, сэр. Но галстук мы просим вас принять в качестве подарка. Мы всегда с уважением относимся к солидным покупателям.

Через четверть часа Дэниэл уже снова стоял перед зеркалом, завязывая галстук, а продавец держал наготове пиджак.

— Могу я посоветовать вам еще кое-что, сэр? — нерешительно спросил он.

— Что именно?

— Вы прекрасно выглядите, но вам не хватает хорошей шляпы. Мы — агенты нью-йоркской фирмы «Адам хэтс», и как раз сейчас у нас есть новая модель. Девяносто пять центов штука.

Тэсс гордо шагала по улице. До этого ей никогда не приходилось быть в обществе такого респектабельного джентльмена, каким сейчас выглядел Дэниэл.

Внезапно он остановился перед витриной спортивного магазина, где были аккуратно разложены пистолеты и ружья различных калибров.

— Давай зайдем.

Навстречу им вышел хозяин.

— Я хотел бы купить небольшой пистолет, — обратился к нему Дэниэл.

— Какого калибра?

— Лучше тридцать восьмого, но все зависит от размеров.

Хозяин кивнул, достал связку ключей и, нагнувшись к стойке, открыл один из выдвижных ящиков. На стол лег полицейский «кольт».

Дэниэл покачал головой.

— Слишком большой.

За «кольтом» последовал «смит и вессон», использовавшийся не только в полиции, но и в армии. Снова получив отказ, хозяин испытующе посмотрел на Дэниэла и спросил, что он думает об автоматическом «кольте».

— Мне не нравится эта модель, — ответил Дэниэл. — Я достаточно пострелял из таких, когда был в армии. Нажимаешь курок, а он так пляшет в руке, что я удивляюсь, как из него вообще можно во что-то попасть.

— Тридцать восьмого калибра у меня больше ничего нет, — сказал хозяин. — Если вас это не устраивает, то, может, посмотрим пистолеты двадцать второго калибра?

— Хорошо.

Достав из ящика небольшой кожаный футляр, хозяин аккуратно открыл его, и Дэниэла увидел вороненый пистолет с перламутровой рукояткой. «Смит и вессон» тридцать восьмого калибра, терьер, — с уважением сказал хозяин. — Продается с кобурой. Будете брать? Он, правда, дорогой.

— Сколько?

— Тридцать пять пятьдесят.

— Дороговато, — Дэниэл взял пистолет и подержал его в руках. — Для такого пистолета слишком много.

— Это так кажется. Но самом деле у него такая же убойная сила, как и у большого, но он намного удобнее.

Дэниэл открыл затвор, посмотрел внутрь.

— Сколько же он все-таки стоит? — спросил он.

Хозяин немного подумал.

— Тридцать пять, — ответил он.

— Может подешевле…

— Тридцать два с половиной, за меньшее не отдам.

— Его можно испытать?

— В подвале. — Хозяин нажал кнопку под стойкой, и из задней двери появился молодой человек в замасленной спецовке.

— Проведи джентльмена вниз, — сказал хозяин, передавая ему пистолет и несколько патронов. — Он хочет испытать оружие.

В подвале молодой человек зажег свет, и Дэниэл увидел длинный пустой коридор, в конце которого на стене был укреплен белый лист бумаги с нарисованным черным кругом.

Рабочий протянул пистолет и патроны. Зарядив пистолет, Дэниэл придирчиво осмотрел спусковой крючок и боек, после чего, довольный осмотром, взял пистолет обеими руками и прицелился в мишень.

— Опустите немного, — сказал рабочий. — Через каждые двадцать футов пуля летит на один фут выше, а здесь до мишени тридцать футов.

— Мне это не нравится, — ответил Дэниэл.

— Что поделаешь, такая модель. Чтобы получить нужный размер, приходится чем-то поступиться. Но это очень хорошее оружие. Вы к нему быстро привыкнете.

Дэниэл выстрелил. Пистолет слегка подпрыгнул в его руках, и пуля попала в стену, даже не задев мишени.

— Я же говорил: опустите пониже. Когда целитесь, смотрите не на мушку, а на курок.

Дэниэл опустил пистолет, но, видимо, слишком низко. Пуля пробила край листа. Поняв, что надо делать, он выстрелил еще четыре раза. Результаты получились отличными. Три пули попали точно в центр мишени, одна — совсем рядом. Довольно кивнув, Дэниэл протянул пистолет рабочему.

— Прекрасно, — сказал он.

Выйдя из подвала, Дэниэл увидел побледневшую Тэсс и, взяв ее за руку, почувствовал, что она дрожит всем телом.

— С тобой все в порядке?

— Да, — Тэсс вздохнула.

Дэниэл повернулся к хозяину магазина.

— Я беру пистолет. Вы даете в придачу патроны?

— Нет. Но я могу дать вам тряпку и масло для смазки.

— Договорились. И еще я возьму пачку патронов.

— Хорошо. И еще, — хозяин виновато посмотрел на Дэниэла и показал ему небольшой бланк. — У нас здесь свои правила, покупатель должен указать имя, фамилию, адрес и номер удостоверения личности.

— Пустяки, — Дэниэл открыл бумажник и выложил на стойку водительское удостоверение. — Этого достаточно?

— Вполне. Сейчас я заполню бланк, а потом отдам вам пистолет.

Дэниэл снял пиджак, надел кобуру и затянул ремни.

— Вместе с пачкой на пятьдесят патронов тридцать семь долларов пятьдесят центов.

Отсчитав деньги, Дэниэл взял пистолет, вложил его в кобуру. Затем он снова надел пиджак и посмотрел на себя. Пиджак сидел так, будто никакого пистолета не было.

— Времени не так много, — сказал Дэниэл, когда они с Тэсс вышли на улицу. — Может, пойдем в кино.

Тэсс покачала головой.

— Нет, я хочу вернуться обратно в гостиницу.

— С тобой все в порядке?

— Конечно, глупенький, но сколько же можно заставлять женщину томиться в ожидании?

Глава 4

Чувствуя сквозь сон приятную боль, Тэсс медленно открыла глаза. Обнаженный Дэниэл стоял возле окна с бутылкой виски и сигарой, глядя на улицу. Его тело обладало поистине титанической силой, и за ночь она имела достаточно возможности в этом убедиться. Тэсс весила сто пятьдесят фунтов и считала себя крупной женщиной, однако в руках Дэниэла она казалась игрушкой. Впрочем, игрушкам не дано испытывать такое удовольствие.

— Сколько времени? Я заснула.

— Почти шесть. Дождь только что перестал.

— Хорошо, — Тэсс села, закутываясь в одеяло и неожиданно снова почувствовала порыв вчерашней ночи. — Я до сих пор не могу прийти в себя.

Дэниэл не ответил.

— Принеси мне полотенце.

— Зачем?

— Неудобно оставлять простыни в таком виде.

— Ничего, это обычное дело. Даже семейные пары часто приезжают в гостиницы специально для этого.

— Ты когда-нибудь был женат?

— Нет.

— Почему?

— Наверное, я просто нигде подолгу не задерживался.

— А тебе никогда не хотелось иметь семью?

— Я думал об этом. Может, когда-нибудь я и женюсь.

— А я была замужем дважды.

— Знаю, ты говорила.

Тэсс снова почувствовала возбуждение.

— Но ни с одним я не испытала того, что с тобой.

— А что вы делали?

— Ты можешь себе представить. Я ни с кем еще так не целовалась.

— Тебе понравилось? — Дэниэл засмеялся.

— Да. А я тебе? — неловко спросила она.

— Ты была великолепна, можно подумать, что ты занималась этим всю жизнь.

— Я занималась, но только мысленно. Если бы муж увидел меня с посторонним, он назвал бы меня проституткой.

— Надо было. Может, ты нашла бы себе кого-нибудь подходящего.

— Нет, не надо, — возразила Тэсс. — Все мужчины, с которыми я общалась, одинаковы. Они хотели меня, но никто не любил, как ты.

Дэниэл глотнул виски.

— Хочешь выпить?

— Нет, спасибо. — Подобрав с пола ночную рубашку, Тэсс оделась и пошла в ванную.

— Не надо, — задержал ее Дэниэл.

— Почему?

— Мне нравится этот запах.

— О Господи! — Тэсс заметила в его глазах знакомый огонек. — Так я никогда не приду в себя.

— Смотри, как замечательно, — засмеялся Дэниэл.

Рука, лежавшая у нее на плече, становилась все тяжелее, и, не в силах более сносить эту тяжесть, она опустилась на колени.

Тэсс почувствовала во рту его напряженный член и, когда она думала, что не выдержит этого наслаждения, ощутила во рту острый вкус его семени.

Тяжело дыша, Тэсс подняла голову.

— У меня никогда не было такого парня, — с восхищением сказала она.

Дэниэл не ответил. Сделав еще глоток виски, он подал ей руку.

— Нет, твердо сказала Тэсс. — Сначала побей меня. Ударь по лицу.

— Зачем? — Дэниэл не мог скрыть удивления.

— Я хочу чувствовать себя шлюхой, иначе я потеряю голову от любви.

Пощечина отбросила Тэсс к стене. Приподнявшись, она прикоснулась пальцами к щеке. Щека пылала.

— Так должно быть всегда, — сказала Тэсс, глядя на молчавшего Дэниэла. — Мне нельзя забывать, кто я.

Он еще несколько мгновений постоял неподвижно, а потом помог ей встать.

— Одевайся, — тихо сказал он. — Нам нужно поесть, чтобы выехать пораньше.

Когда Тэсс вышла из ванной, Дэниэл застегивал кобуру.

— У тебя очень красивое платье, — сказал он.

Она надела свое лучшее платье, делавшее ее фигуру тоньше и стройнее, и похвала была ей приятна.

— Ты тоже прекрасно выглядишь.

— Особенно с этим. Дэниэл дотронулся рукой до повязки на лбу.

— Подожди немного. Скоро мы найдем какую-нибудь больницу, и ее снимут. — Дэниэл…

— Что?

— Наверное, мне не следует говорить, — нерешительно начала Тэсс, — но мне все время кажется, что ты от кого-то скрываешься.

— Неправда.

— Тогда зачем тебе пистолет?

Не отвечая, Дэниэл застегнул пиджак и потянулся за шляпой.

— Не хочешь говорить — не говори, но если у тебя какие-то проблемы, то, может, я смогу тебе как-то помочь?

Дэниэл ласково погладил ее по руке.

— Со мной все в порядке. За мной никто не охотится, я ни от кого не скрываюсь. Просто я хочу отдохнуть и подумать, как жить дальше.

— С пистолетом думать лете?

— Нет. — Дэниэл засмеялся. — Но я играю в опасную игру. Несколько дней назад, когда я выходил из офиса, ко мне подошли вооруженные люди, посадили в машину и три дня возили по всей округе, пока их боссы решали, что со мной делать. Самое неприятное было в том, что я не мог сопротивляться. Наконец они выкинули меня из машины, и один из них несколько раз выстрелил. Мне показалось, что он хочет убить меня, и испугался настолько, что наделал в штаны. Даже на войне со мной никогда такого не случалось. Вот тогда я решил, что без борьбы больше никому не уступлю.

— Чем же ты занимаешься? За что они хотели тебя убить? Ты гангстер?

— Я профсоюзник.

— Не понимаю.

— Объединенный профсоюз рабочих сталелитейной промышленности, входящий в КПП, поручил мне создавать свои отделения на различных предприятиях.

— Значит, ты коммунист? Я читала о них в газетах.

— Ничего подобного, — засмеялся Дэниэл. — Большинство людей, для которых я работаю, — республиканцы, хотя сам я симпатизирую демократам.

— Никогда не слышала об этом.

— Пойдем. После ужина я постараюсь тебе все объяснить.

Глава 5

Когда они добрались до Лос-Анджелеса, Тэсс была уверена только в одном: она влюблена в Дэниэла. Такого человека она раньше никогда не встречала. Она не понимала половины из того, что он говорил, а его мысли и вовсе оставались для нее тайной. Иногда Дэниэл казался ей пришельцем из другого мира. Профсоюзы, политика — все это было для нее чужим и пугающим. Всю свою жизнь она работала, получала деньги — иногда меньше, иногда больше — и считала, что для жизни этого вполне достаточно.

Когда машина выехала на Голливуд бульвар, уже наступил вечер, и лил проливной дождь. Театр и магазины были открыты, свет из витрин падал на мокрую мостовую.

— Ты когда-нибудь видел столько огней? — спросила Тэсс, когда машина проезжала мимо китайского театра Граумана.

— В Нью-Йорке их больше, — усмехнулся Дэниэл.

— Ты, по-моему, не рад.

— Я устал, — коротко сказал он. — Сейчас надо найти гостиницу.

Тэсс показала рукой на «Голливуд Рузвельт».

— Думаю, там слишком дорого, — произнес Дэниэл. — Лучше свернуть с главной улицы.

Проехав еще немного, они наконец остановились у небольшого здания. На ночь номер с ванной стоил один доллар, но гостиница, или мотель, как гласила вывеска, имела то преимущество, что машину можно было поставить прямо у схода.

Когда Дэниэл и Тэсс вошли в номер, их взору предстала небольшая кухня с плитой, раковиной, холодильником и посудой.

— Я хочу сделать пару бифштексов на ужин, — сказала Тэсс.

Дэниэл достал из чемодана бутылку виски и, открыв ее зубами, сделал большой глоток.

— Ты, наверное, тоже устал от ресторанов, — продолжала Тэсс. — К тому же я неплохая повариха и хочу тебе что-нибудь приготовить.

Дэниэл ничего не ответил.

— В следующем квартале есть магазин, — сказала Тэсс. — Я сбегаю туда, а ты можешь пока принять душ и немного отдохнуть с дороги.

— Ты действительно хочешь пойти в магазин? — спросил Дэниэл.

Тэсс кивнула.

Он протянул ей десятидолларовую банкноту и ключи от машины.

— Тогда купи мне еще бутылку виски и сигары.

— Я не возьму деньги, — ответила Тэсс. — Сейчас плачу я. Ты и так уже достаточно потратился.

Оставшись один, он еще немного выпил и пошел в ванную. Решив побриться, Дэниэл взял из сумки бритву и мыло, но, заметив рядом с окном чемодан Тэсс, аккуратно поставил его в гардероб и выглянул на улицу. Небо затянули тучи, и, хотя было еще не поздно, казалось, что наступила ночь. Дэниэл посмотрел на дождь, а потом захватил бутылку и вернулся в ванную.

Дэниэл залез в горячую воду и закурил, прислонившись головой к стенке, стал смотреть в потолок.

Зачем он приехал в Калифорнию? Здесь ему нечего делать. Главное происходит там, на Востоке. Вчера газеты сообщили, что Льюис и Мюррей создают Организационный комитет рабочих сталелитейной промышленности. Вот где он должен быть.

Он вздохнул. Нет, он, действительно, сумасшедший. В лучшем случае, его просто снова подставят, как было все двадцать лет с того самого дня, когда он в девятнадцатом году впервые встретился с Филом Мюрреем и Биллом Фостером.

Тогда, вернувшись из армии, Дэниэл получил место охранника на сталелитейном заводе «Ю-Эс Стил» в Питтсбурге и был зачислен в команду из двадцати человек. Начальник, бывший армейский сержант, питал особое пристрастие к дисциплине, поэтому охранники не получали никаких поблажек.

Первые два месяца прошли спокойно. Дэниэлу поручили охрану ворот, и он целыми днями стоял, наблюдая, как входят и выходят рабочие. В основном это были поляки, венгры и выходцы из других стран Центральной Европы, с трудом понимавшие по-английски. С ними почти никогда не возникало проблем — они делали свое дело и, хотя редко выглядели довольными, вели себя спокойно. Однако вскоре все пошло совершенно по-другому. С рабочими неожиданно произошла перемена. Они перестали улыбаться, в их взглядах все чаще чувствовалась настороженность. Когда Дэниэл входил в бар, они замолкали и старались пересесть подальше. Сначала он не придавал этому значения, но однажды вечером хозяин бара, щуплый итальянец, отвел его в сторонку и тихо, чтобы не слышали остальные, сказал:

— Послушай, Дэнни, ты хороший парень, но я прошу тебя больше не приходить.

— В чем дело, Тони?

— Скоро начнутся большие беспорядки, — сказал хозяин. — Люди взвинчены. Они боятся, что ты шпионишь за ними.

— Ерунда! — Дэниэл был неприятно поражен. — Как я могу шпионить за ними, если даже не понимаю, о чем они говорят.

— И все-таки не приходи сюда, Дэнни. — Тони пошел к стойке.

В тот же вечер сержант собрал своих подчиненных.

— Все это время вам жилось очень неплохо, — сказал он. — Но скоро вам придется показать, чего вы, действительно, стоите. Со дня на день мы ожидаем, что профсоюзы и коммунисты призовут рабочих к забастовке. Если она состоится, завод остановится, а этого мы не можем допустить.

— Каким образом, сержант? — спросил один из охранников. — Мы же не сталевары.

— Не будь идиотом, чтобы встать к доменным печам, найдется достаточно людей. Забастовщики попытаются помешать им войти, а мы, в свою очередь, должны помешать им.

— Значит, мы будем помогать штрейкбрехерам, — сказал Дэниэл.

— Мы будем делать свое дело, — отрезал сержант. — За что, по-вашему, вам платят пятнадцать долларов в неделю? Те, кто сейчас собирается бастовать, работают по двенадцать часов в день, а не имеют и десяти долларов. Они вообразили, что заслуживают большего, хотя большинство из них даже не умеет ни читать, ни писать по-английски.

— Чем мы поможем штрейхбрехерам, если будем с ними по разные стороны ворот?

— Шериф выделил двести человек, которые встанут за воротами.

— А если и их будет недостаточно?

— Вот здесь мы и понадобимся. — Сержант улыбнулся и, достав из кобуры пистолет, показал его собравшимся. — Эта маленькая вещица иногда бывает удивительно полезной. — Еще есть вопросы?

— Нет, сэр, — Дэниэл покачал головой. — Но…

— Что?

— Мне это не нравится. Я знаю, что такое забастовка, всякий раз были и убитые, и раненые. Стреляли даже в тех, кто не имел к забастовке никакого отношения.

— Занимайся своим делом, и в тебя не будут стрелять.

Дэниэл вспомнил Джимми и Молли Энн.

— Мне это не нравится, — повторил он. — Меня брали охранять завод, а не стрелять в людей и помогать штрейкбрехерам.

Сержант не выдержал.

— Если тебе не нравится, можешь убираться!

Дэниэл кивнул и медленно направился к выходу. У самой двери он услышал голос сержанта:

— Оставь здесь дубинку и пистолет.

Дэниэл положил свое снаряжение на стол и пошел к двери.

— Даю тебе четверть часа, чтобы собрать вещи, — бросил ему вдогонку сержант. — Если к нашему возвращению в общежитие ты еще будешь там, я вышвырну тебя вон.

Когда Дэниэл закрывал за собой дверь, он услышал голос своего бывшего начальника.

— Я никогда не верил этому мерзавцу. Нам говорили, что он красный. Если здесь остался еще кто-нибудь из коммунистов, то пусть скажет об этом и убирается, пока жив.

В комнате, где он жил с пятью другими охранниками, Дэниэл снял форму и, аккуратно сложив ее, оставил на койке. Потом достал из шкафа свою старую армейскую форму, собрал вещи, засунул их в мешок и вышел на улицу. Дежурные охранники выпустили его, не сказав ни слова. Их уже успели предупредить.

За углом Дэниэл увидел идущих ему навстречу бывших сослуживцев. Он хотел повернуть назад, но было уже поздно. Сержант поднял руку, и на голову Дэниэла обрушился страшный удар дубинки.

— Неплохо я его, — словно издалека донесся до него голос сержанта.

Встав с земли, Дэниэл попытался нанести ответный удар, но его рука только рассекла воздух. Разъяренные попыткой сопротивления, охранники набросились на него, размахивая кулаками и дубинками, и ему пришлось сжаться в комок, чтобы прикрыть голову и живот. Он снова упал и уже не смог подняться.

Удары вдруг прекратились. Дэниэл почти без сознания лежал на земле.

— Это навсегда отучит его совать свой нос, куда не просят.

Потом послышался другой, несколько испуганный голос. По-видимому, говорил кто-то из охранников.

— Мы не убили его, сержант?

Сержант перевернул Дэниэла на спину.

— Живой. Но если он еще раз покажется здесь, я убью его.

Последовал еще один удар, и Дэниэл провалился в темноту. К действительности его вернула резкая боль. Он попробовал пошевелиться, но боль усилилась, и он застонал. Ползком добравшись до фонарного столба, он все-таки встал на колени, и, держась за него, с великим трудом выпрямился. Его одежда была изорвана и залита кровью, вещи разбросаны по всей улице, пустой вещмешок валялся рядом.

Дэниэл стал собирать их, потом взглянул вверх на небо. Сияла луна. Когда он выходил из общежития, было восемь вечера, а сейчас в домах не светилось ни одно окно.

Медленно дойдя до угла, Дэниэл посмотрел на охранников, сидящих в будке. Им наверняка было известно, что сержант ждал его у входа, но они ничего не сказали. Первым побуждением было поговорить с ними, однако он находился не в том состоянии, сначала ему надо было прийти в себя. Дэниэл попытался закинуть мешок на плечо и чуть не упал. Тогда он медленно пошел прочь, волоча мешок за собой.

Бар Тони уже был закрыт, но через окно Дэниэл увидел хозяина, возившегося за стойкой, и постучал.

Тони поднял голову, но никого не увидев, подошел к окну.

— Закрыто, — начал он и запнулся. — Дэнни! Что случилось?

Дэниэл буквально ввалился внутрь. Тони помог ему дойти до ближайшего столика и взял со стойки бутылку виски.

— Выпей. Полегчает.

Взяв стакан обеими руками, Дэниэл опрокинул его в себя и почувствовал, как обжигающая влага согрела сразу его. После второго стакана ему показалось, что силы возвращаются.

— Я говорил тебе: держись подальше от рабочих, — сказал Тони.

— Это не они. На меня набросились сержант и его люди. Когда я понял, что они хотят помогать штрейкбрехерам, я от них ушел, а они подстерегли меня на улице. У тебя нет на примете местечка, где я мог бы отлежаться?

— Тебе надо к врачу.

— Нет, — решительно сказал Дэниэл. — Мне надо просто отлежаться. Потом я разберусь, что делать.

— Пойдем со мной. — Топи повел Дэниэла в туалет для персонала и зажег свет. — Сейчас я принесу чистое полотенце.

Дэниэл посмотрел на себя в зеркало. Лицо, покрытое кровью, больше походило на морду какого-то животного.

— О Господи! — тихо сказал он.

— Да, неплохо над тобой поработали, — согласился вернувшийся Тони.

— Они заплатят за это, — Дэниэл, сняв рубашку, пустил воду и начал умываться. Грудь тоже была вся в синяках. Облившись до пояса водой, Дэниэл вытерся полотенцем и подставил голову под струю холодной воды, чтобы избавиться от головокружения. — У меня в мешке должны быть брюки и рубашка, — сказал он.

— Сейчас, — Тони вышел из туалета, направляясь в бар.

— Еще принеси мне чистое белье, — крикнул ему Дэниэл.

Тони, принесший Дэниэлу одежду, застал его уже вымытым с бутылкой виски в руках.

— Твой мешок, как сумка старьевщика.

— Они разбросали все вещи по земле, и я их просто засунул в сумку.

— А что делать с этим? — Тони показал на лежавшие на земле лохмотья.

— Выброси их, — сказал Дэниэл. — Их уже не починишь.

Тони смотрел, как Дэниэл быстро одевается.

— Все-таки тебе надо к доктору. У тебя сломан нос, да и перевязка не помешает.

— Пустяки. — Дэниэл еще раз посмотрелся в зеркало. — С носом все равно ничего не сделаешь, а ссадины заживут сами. В детстве меня били и сильнее.

Ты не знаешь, где штаб-квартира профсоюза? — спросил он, завязывая мешок.

— На Главной улице. А зачем тебе?

— Я иду туда.

— С ума сошел, сейчас час ночи.

— Тогда пойду утром. Утром там кто-нибудь будет?

— Зачем тебе все это? — повторил Тони. — Ты — прекрасный парень, а лезешь в грязные дела.

Дэниэл опять вспомнил Молли Энн, родителей и Джимми.

— Я уже влез давно, только до сегодняшнего дня не понимал этого.

Глава 6

Около двух часов ночи Дэниэл подошел к углу Главной улицы. Вывеска, возвещавшая о том, что в этом здании находится штаб-квартира Объединенного профсоюза работников металлургической, сталелитейной и жестяной промышленности, все еще висела на стене, но помещение выглядело покинутым. Дэниэл заглянул в окно. Комната была абсолютно пустой. Перейдя от окна к двери, он заметил напечатанное на машинке объявление: «Профсоюз переехал в здание Мэйджи, комната триста три».

Дэниэл вздохнул. До указанного адреса было две мили. Он огляделся. Пустынная улица, темные окна, при всем желании он не мог бы найти себе ночлег. Оставалось идти дальше.

До новой штаб-квартиры профсоюза Дэниэл добрался к трем часам утра. Здание угрюмо стояло на середине улицы, в окнах четвертого этажа горел свет. Дэниэл позвонил и звонил до тех пор, пока на пороге не появился заспанный негр.

— Не видите: закрыто? — сердито спросил он.

— Мне надо поговорить с руководством профсоюза.

Негр нехотя впустил его.

— Сумасшедшие ребята, вот что я вам скажу, — проворчал он. — Даже ночью от вас покоя нет. Налево, четвертый этаж.

Дэниэл поднялся по лестнице. Адрес в объявлении был указан правильно. Откуда-то доносились, голоса и, оглядевшись, Дэниэл увидел закрытую дверь. Голоса слышались оттуда.

Он нерешительно взялся за ручку двери.

В накуренной комнате сидели четыре человека. Увидев Дэниэла, они приподнялись с мест, а один с угрожающим видом двинулся ему навстречу.

— Лучше сядьте, — сказал ему Дэниэл. — Сегодня меня уже порядком потрепали, и я убью любого, кто попытается сделать это еще раз.

Человек остановился.

— Что вам нужно? Зачем вы вообще пришли сюда?

— Я хочу поговорить с боссом вашего профсоюза. Мне надо ему кое-что сказать.

К Дэниэлу обратился другой человек, сидевший за стойкой посередине комнаты.

— Слушаю вас, — тихо сказал он. — Билл Фостер, исполнительный секретарь профсоюза.

— То есть, босс?

— Да, думаю, меня так можно называть. Что вы хотели мне сказать?

Дэниэл сделал несколько шагов вперед и остановился перед ним.

— Я — Дэниэл. Бун Хаггинс. До сегодняшнего вечера я был охранником на Пятом заводе «Юнайтед Стэйтс Стил».

Один из собравшихся хотел что-то сказать, но Фостер жестом остановил его.

— Продолжайте, пожалуйста.

— Сегодня нам сказали, что будет забастовка, и мы должны помогать штрейкбрехерам войти на завод, даже если придется пустить в ход дубинки и пистолеты. Кроме того, шериф пришлет своих людей.

— Мы это знаем. Что-нибудь еще?

— Наверное, нет, — Дэниэл направился к двери. — Извините, что побеспокоил вас.

— Подождите! — Почти приказной тон заставил Дэниэла обернуться. Он увидел темноволосого человека с карими глазами и тонкими чертами лица.

— Вы пришли к нам только для того, чтобы сказать это? — спросил он.

— Я отказался от места охранника, и мне приказали убираться. Если бы все на этом закончилось, я бы не пришел сюда. В конечном счете, у вас свои дела, у меня — свои. Но они подстерегли меня за углом, и я понял, что мое место с вами.

Все посмотрели на покрытое синяками и ссадинами лицо Дэниэла.

— Да, похоже, ваши бывшие друзья неплохо знают свое дело, — сказал наконец темноволосый.

— Если их начальник попадется мне в руки, он получит в сто раз больше, — ответил Дэниэл. — Там, откуда я родом, такое не прощается.

— А откуда вы родом?

— Из Фитчвилля, сэр.

— Из Фитчвилля… Постойте, как, вы говорите, вас зовут?

— Хаггинс, сэр. Дэниэл Бун.

— Тот самый Дэниэл, который работал на шахте в Графтоне? — Темноволосый кивнул, довольный тем, что ему удалось вспомнить. — И это вы…

— Да, сэр. Совершенно верно.

Темноволосый помолчал.

— Вы не могли бы подождать несколько минут за дверью? Мне надо поговорить с друзьями.

Дэниэл вышел в коридор и закрыл за собой дверь. Из комнаты доносились голоса собравшихся, но он не обращал на них никакого внимания. Ему было все равно, о чем они говорили. Достав бутылку виски, он сделал глоток, потом, почувствовав, что алкоголь не взбадривает его, еще один.

Через несколько минут дверь открылась, Дэниэла пригласили войти, и он шагнул в комнату, все еще держа в руках бутылку, и взгляды собравшихся устремились на бутылку.

— Извините, — сказал Дэниэл, заметив их удивление. — Я держусь на ногах только благодаря этому.

Его объяснение немного успокоило профсоюзных деятелей.

— Я — Филипп Мюррей из Объединенного профсоюза горняков, — сказал темноволосый. — Только что я говорил о вас с моим другом мистером Фостером, и, если вы не против, он хотел бы подложить вам работу.

— Спасибо, мистер Мюррей.

— К сожалению, мы не можем платить вам столько, сколько ваши бывшие хозяева. У нас нет таких денег. Самое большее, что мы можем вам пообещать — это восемь долларов в неделю и стол.

— Хорошо. А что я должен буду делать?

— Вы знаете охранников и то, как они действуют. Когда начнется забастовка, вы встанете с нами в пикет и будете советовать, что делать.

— Не знаю, получится ли у меня, но я попробую, — сказал Дэниэл. — Только мне кажется, что если вы будете медлить, они соберут здесь целую армию.

— Мы понимаем. — Фостер посмотрел на Дэниэла, как бы пытаясь определить, стоит ли говорить дальше. Наконец он решился. — Забастовка назначена на завтра.

Дэниэл промолчал.

— Теперь ступайте домой и отдохните, — Фостер понял, что надо разрядить обстановку.

— Мне некуда идти. Я жил в казарме возле завода. — Дэниэл почувствовал внезапную слабость и прислонился к стойке, чтобы не упасть.

— В соседней комнате есть кровать, — услышал он голос Фостера, — надо перенести его туда, а утром им займется доктор.

— Спасибо, — тихо произнес Дэниэл. Опираясь на чью-то руку, он с трудом добрался до кровати, и только опустив голову на подушку, позволил себе расслабиться. Последнее, что он увидел перед тем, как потерять сознание, был висевший на стене календарь: 22 сентября 1919 года.

Через неделю в забастовке участвовало около ста тысяч рабочих, и она охватила восемь штатов. Центром борьбы был, однако, Питтсбург, в котором находилась резиденция «Юнайтед Стэйтс Стил». Президент Компании Элберт Гэри, не стал недооценивать своих противников, и уже на следующий день после начала забастовки в газетах появилось подписанное им обращение.

Красные, анархисты и им подобные, снова пытаются уничтожить сталелитейную промышленность, подорвать политическую стабильность в Соединенных Штатах. К счастью для Америки, большинство рабочих осталось верно своему долгу и готово защищать Родину от посягательств этих негодяев. Тех же, кто наслушался лицемерных лозунгов, я призываю вернуться на работу и как президент «Ю-Эс Стил» даю слово, что ни один из них не понесет наказания. Сталелитейные компании никогда не пойдут на поводу у заезжих коммунистических эмиссаров. Забастовка обречена, у вас остается единственный выход — вернуться на работу и делом доказать, что вы достойны быть гражданами нашей великой страны.

Через два дня листовки с этим обращением и изображением игравшего мощными мускулами дяди Сэма были расклеены по всему городу. Большинство было написано по-английски, но встречались листовки и на других языках, предназначенные для недавно приехавших эмигрантов. Напряжение росло.

Дэниэл ежедневно выходил с пикетчиками к воротам завода. Сначала ни охранники, ни полицейские, которых прислал шериф, не беспокоили бастующих. Завод словно замер. Из трубы поднималась лишь тонкая серая струйка дыма, а значит, наладить выплавку стали директорам пока не удалось.

Понемногу бастующие воодушевились. Этому настроению поддались даже те, кто поначалу относился к забастовке скептически.

— По-моему, мы победим, — сказал через неделю один из рабочих. — Сколько времени прошло, а им ничего не удалось сделать.

Дэниэл задумчиво посмотрел на ворота. Охранников стало больше.

— Рано радоваться, — ответил он. — Они не будут сидеть сложа руки. Сначала они ждали, что мы вернемся, теперь им во что бы то ни стало надо возобновить работу завода.

— Вряд ли им это удастся, — возразил рабочий. — Без нас они ничего не сделают.

Дэниэл не ответил. В тот момент ему нечего было сказать, но тяжелые предчувствия не оставляли его. Что-то действительно должно было произойти. Вернувшись в штаб-квартиру профсоюза, он молча сел в углу и стал равнодушно наблюдать за царившей в помещении суматохой. Известие не заставило себя долго ждать. Ближе к ночи по телефону сообщили, что Компания наняла в Питтсбурге четыреста негров-штрейкбрехеров, которые должны приехать в восемь часов утра.

Глава 7

Около шести часов утра пикет у ворот завода начал понемногу расти. Тридцать человек, простоявшие всю ночь, уступили место пришедшим товарищам, но, чувствуя, что в этот день все должно решиться, не расходились по домам. К восьми часам у ворот завода собрались четыреста человек, к девяти их было уже семьсот, и все подходы к воротам перекрыло огромное, постоянно двигавшееся людское кольцо.

Дэниэл стоял на углу улицы, ведшей к воротам. Позади него, на крыльце небольшого дома, расположились Билл Фостер и другие лидеры профсоюза. Охранники тоже готовились к схватке. Сержант разделил их на десять групп по восемь человек. Каждый был вооружен дубинкой и пистолетом.

— Они привезли еще сорок человек, — сказал Дэниэл, наклоняясь к Фостеру.

Фостер кивнул, задумчиво жуя губами сигару.

— Когда ворота откроются, охранники попытаются расчистить путь штрейкбрехерам.

— Знаю, — нервно ответил Фостер.

— Если мы подойдем к самым воротам, они не смогут их открыть, — сказал Дэниэл. — Ворота открываются наружу.

— Вы уверены? — Фостер удивленно посмотрел на него. — Мне никто об этом не говорил.

— Уверен.

Фостер обернулся к своим помощникам.

— Передайте рабочим, чтобы они подошли к самым воротам.

Через несколько минут подступы к воротам были полностью перекрыты. Дэниэл посмотрел на сержанта. Тот что-то сказал своим подчиненным, и они приготовили дубинки.

Со стороны улицы к Фостеру подбежал человек со значком профсоюза.

— Они едут! — крикнул он с явным среднеевропейским акцентом. — Там восемь грузовиков, а перед ними сорок казаков и двести полицейских. Шериф тоже там. С ним какой-то военный. Они сейчас появятся.

Из-за угла улицы послышался гул.

— Идут! — крикнул кто-то в толпе. — Сейчас начнется!

Гул нарастал, и Дэниэл увидел, как рабочие начинают отходить от ворот, пытаясь увидеть подъезжавших.

— Что они делают? — воскликнул он. — Они должны стоять на месте.

— Остановитесь, ребята! — крикнул Фостер, взмахнув рукой. — Не отходите от ворот!

Но было уже поздно. Рабочие остановились на улице, а на них, подняв дубинки, надвигались шестеро конных полицейских. За ними виднелся автомобиль.

Не доехав до пикета несколько метров, полицейские остановились. Шериф и военный вышли из машины, встали на середине образовавшейся площадки, и шериф, достав из кармана какой-то документ, начал зачитывать его. Голос у него был громкий.

— Постановление суда, подписанное Картером Глассом, членом верховного суда штата Пенсильвания, предписывает вам разойтись и пропустить наших людей на завод.

Ненадолго воцарилось молчание. Потом раздался глухой рев толпы, в котором нельзя было различить слов. Выкрики раздавались на самых разных языках, но смысл везде был один — мы не уйдем. С угрожающим видом рабочие стали приближаться к шерифу.

Тот повернулся к военному.

— Это бригадный генерал Стэндиш из Национальной гвардии штата Пенсильвания. У него есть приказ губернатора в случае сопротивления вызвать войска.

— Никакого сопротивления не будет, шериф! — крикнул кто-то. — Вы только прикажите этим людям убираться отсюда, вот и все. — Стоявшие рядом его поддержали.

— В последний раз предлагаю разойтись, — сказал шериф. — Иначе все может плохо кончиться.

Вместо ответа рабочие взялись за руки и, образовав живую цепь, двинулись к шерифу.

— Да здравствует солидарность! Да здравствует солидарность! — скандировали они. Со своего места Дэниэл видел, как шериф попытался что-то сказать, но его голос потонул в шуме толпы.

Дэниэл посмотрел на Фостера. Лицо профсоюзного лидера побелело, губы дрожали.

— Пусть они разойдутся, мистер Фостер, — сказал Дэниэл. — Полиция их затопчет.

— Они не осмелятся, — ответил тот. — Если они сделают это, весь мир увидит, кто они на самом деле. Они не станут выставлять себя лакеями капиталистов.

— Рабочим это не поможет, — возразил Дэниэл.

— Вся страна поднимется на борьбу, — убежденно повторил Фостер и поднял над головой сжатый кулак. — Стойте, друзья! Да здравствует солидарность!

Шериф повернулся и пошел к машине. Рабочие, видимо посчитав, что он испугался, осыпали его насмешками.

Вдруг все разом переменилось. По приказу шерифа конные полицейские пришпорили лошадей и двинулись вперед. Когда они остановились, на земле, истекая кровью, лежали четырнадцать человек. Дождавшись, пока подойдут пешие полицейские, всадники возобновили натиск, и возле ворот снова раздались крики боли и ужаса. Пикет распался, и рабочие начали разбегаться, освобождая путь к воротам. Полицейские в азарте охоты бросились следом.

Внимание Дэниэла привлек знакомый голос. Очевидно, сержант приказал своим людям тоже перейти в наступление, потому что они открыли ворота и набросились на пикетчиков.

— Надо уходить, — тихо сказал Дэниэл Фостеру, который был явно потрясен происходящим.

Тот не шелохнулся, и Дэниэл попросил увести его. Взяв Фостера под руки, помощники быстро пошли по улице. Фостер не сопротивлялся.

По образовавшемуся проходу в ворота завода въехал первый грузовик. В его кузове стояло около полсотни человек с испуганными лицами. Опять появился сержант и взмахнул дубинкой, показывая, что остальные грузовики тоже могут заезжать.

Дэниэл начал протискиваться к нему через толпу рабочих, все еще стоявших у ворот, и, оказавшись у него за спиной, перехватил дубинку.

— Привет, сержант, — с улыбкой сказал Дэниэл и, прежде чем тот успел среагировать, с силой ударил его дубинкой по лицу. Сержант начал медленно опускаться на землю. Не давая ему упасть, Дэниэл схватил его и бросил под колеса проезжавшего грузовика.

— Что случилось? — спросил подбежавший полицейский, который, увидев в руках Дэниэла дубинку, принял его за своего.

— По-моему, кого-то задавило машиной, — спокойно ответил Дэниэл.

— О Господи! Ты когда-нибудь видел такое?

— Нет.

Завернув за угол, Дэниэл выбросил дубинку, добрался до первого попавшегося бара, заказал виски.

— Как там забастовка? — спросил его бармен.

— Не знаю. Я нездешний.

Глава 8

Обстановка в штаб-квартире профсоюза поразила его. Дэниэл ожидал увидеть подавленность и смятение, а нашел растревоженный муравейник. Люди приходили и уходили, отдавали приказы и выполняли их, спорили и соглашались. Фостер метался от телефона к телефону, оповещая о происходящем все профсоюзные центры.

— Известие должно разлететься по стране в считанные часы, — возбужденно говорил он в трубку. — Завтра о нас узнает весь мир. Нью-Йорк, Чикаго и даже Сан-Франциско обещают нам помощь. Послезавтра мы проведем большую демонстрацию перед воротами фабрики. Приедут Сидни Хиллмэн из Нью-Йорка, Льюис и Мюррей из Вашингтона, Хатчинсон из профсоюза плотников, мать Джонс и, наконец, Джим Маурер, глава всего Пенсильванского отделения АФТ. Компании скоро поймут, какая сила за нами стоит. Кроме того, из Нью-Йорка сюда приедут еще сорок рабочих, которые позаботятся, чтобы история попала во все газеты… Вот и прекрасно. Пятьсот долларов нам очень помогут. Я всегда знал, что на вас можно положиться. Большое спасибо.

Положив трубку, он заметил стоявшего в дверях Дэниэла.

— А, это вы, — сердито начал он. — Где вы были? Мы искали вас по всем больницам.

— Я здесь.

— Вам следовало лучше подготовить рабочих, — сказал Фостер. — Вы должны были заниматься именно этим.

— Я делал все, что мог, но этими людьми трудно управлять. Они понятия не имеют о дисциплине.

— О какой дисциплине? — раздраженно переспросил Фостер. — Они рабочие, а не солдаты. Чего вы от них хотите?

— Ничего, — коротко ответил Дэниэл. — Но и руководили ими тоже не так, как надо. По-моему, их превратили в мишени.

— Вы хотите сказать, я сознательно подставил их под пули? — Голос Фостера задрожал от негодования.

— Я этого не говорю. Я просто высказываю свои мысли, вот и все.

— Скажите, а где были вы, когда начальника охраны бросили под колеса грузовика?

— А что такое?

— У меня есть сведения, что это сделали вы.

— Кто вам это сказал?

— Разные люди.

— Кто бы они ни были, все они дерьмо, — сказал Дэниэл. — Когда вас увели, я пытался организовать рабочих, но ничего не получилось. Для меня, наверное, это слишком сложно.

— Полицейские ищут вас, они могут заглянуть и сюда.

— Скажите им, чтобы они лучше искали тех, кто избивал рабочих, — ответил Дэниэл. — Конные полицейские и сейчас бьют всех, кто попадается им под руку. Вечером все улицы опустеют, так как ни одна живая душа не осмелится выйти из дома.

— Мне ничего об этом не говорили.

— Ваши помощники слишком увлеклись работой в офисе, им, по-моему, просто недосуг выйти на улицу и посмотреть, что там делается.

— Кажется, вы считаете себя умнее других, — сказал Фостер.

— Я так не считаю. Просто я говорю то, что думаю.

Фостер облегченно вздохнул и откинулся на спинку стула.

— Мы все делали правильно. Это большая стачка, в которой участвуют восемь штатов, и поражение на каком-то завалящем заводишке в Питтсбурге ничего не решает. Поверьте, когда об этом узнает вся страна, наши позиции окрепнут.

Дэниэл промолчал.

— Вы получите еще двух-трех человек, — продолжал Фостер. — Ходите по улицам, собирайте сведения о зверствах полиции, записывайте, где, когда и что произошло. Надо, чтобы первый наш бюллетень вышел уже сегодня вечером.

— Хорошо, сэр, — Дэниэл кивнул.

Но бюллетень так и не был издан. Люди, которых Фостер послал с Дэниэлом, при виде конных полицейских скрылись под предлогом того, что им нужно вернуться в штаб-квартиру профсоюза за подкреплением, и больше Дэниэл их не видел.

Проводив взглядом своих товарищей, он направился к парикмахерской, откуда полицейский вытаскивал рабочего-итальянца, лицо которого все еще было в пене. Дэниэл остановился.

— Что ты тут делаешь? — спросил полицейский, не выпуская рабочего.

— Иду стричься и бриться. Зачем люди вообще ходят к парикмахеру?

— Неплохо сказано. — Полицейский усмехнулся.

Подошел еще один полицейский.

— Постой, Сэм, — сказал он. — Судя по всему, этот парень — американец. Тебе, дружище, лучше пойти к другому парикмахеру. Здесь американцам появляться небезопасно.

— А эти люди не американцы? — Дэниэл кивнул в сторону рабочего.

— Это проклятые итальянские коммунисты, из-за них-то и началась заваруха у ворот завода.

— Правда? — спросил Дэниэл у рабочего.

Итальянец посмотрел на него, но судя по выражению его лица, он даже не понял вопроса.

— Видишь? — удовлетворенно произнес полицейский. — Негодяй даже не говорит по-английски.

— По-моему, он ничего плохого не делает, — возразил Дэниэл. — Мало ли кто может прийти в парикмахерскую.

— А что тебе вообще здесь нужно? — перешел в наступление полицейский. — Ты тоже хочешь устроить где-нибудь потасовку?

— Нет, сэр. Я просто пытаюсь понять, что произошло. Составляю, так сказать, бюллетень.

— Бюллетень? — переспросил полицейский, видимо, посчитав, что речь идет о местной газете. — Так ты работаешь на эту газетенку?

— Можно сказать и так.

— Вот что я тебе скажу, — заявил полицейский. — Иди и передай своим друзьям в редакции, чтобы они не лезли не в свое дело, понял?

— Вы разве не слышали о свободе прессы, офицер? — с притворным удивлением спросил Дэниэл.

Полицейский взял дубинку и помахал перед самым носом.

— Убирайся отсюда, а то я покажу тебе такую свободу, что своих не узнаешь.

— Хорошо, но в редакции я расскажу всем, как вы обращаетесь с людьми.

— А я думаю, ты ничего не видел, — все тем же тоном произнес полицейский.

— Конечно, — ответил Дэниэл, отступая. — Я ничего не видел. Вот это я и скажу в редакции.

Стражи порядка переглянулись, и Дэниэл счел за лучшее ретироваться. Он быстро направился обратно, но, не пройдя и нескольких шагов, оказался лицом к лицу еще с одним полицейским. Последовал страшный удар дубинкой, и Дэниэл потерял сознание.

Открыв глаза, он увидел, что лежит в камере, где, кроме него, было еще около шестидесяти итальянцев.

Невдалеке сидел человек, арестованный полицейскими в парикмахерской, он услышал стон Дэниэла, который попытался подняться на локтях, и подошел к нему.

— Хорошо? — спросил итальянец.

— Хорошо, — ответил Дэниэл, потирая рукой затылок. — Долго я так лежал?

Итальянец беспомощно смотрел на него. Дэниэл огляделся по сторонам в надежде найти кого-нибудь, кто говорит по-английски, но все арестованные либо спали, либо пытались заснуть. Никто не разговаривал.

— Сколько времени? — спросил Дэниэл, характерным жестом потирая пальцами кисть руки.

Итальянец поднял два пальца. Пошарив в кармане, он достал пачку, аккуратно разломил одну сигарету и протянул половину Дэниэлу.

— Утром нас отпустят, — сказал Дэниэл. — Где здесь туалет?

На этот раз итальянец понял вопрос. Зажав нос пальцами, он показал на дверь в углу камеры. Взглянув в ту сторону, Дэниэл понял, что в камере всего один туалет на несколько десятков человек, и не имело смысла даже пытаться попасть туда. Докурив, он откинулся на спину и заснул.

Когда он открыл глаза, уже ярко светило солнце. В дверях камеры стояли двое полицейских.

— Эй, макаронники, выходите!

Итальянцы медленно двинулись к двери. Они по-прежнему не разговаривали друг с другом и, едва выйдя за ворота, пошли каждый своей дорогой. Дэниэл повернулся к «своему» итальянцу.

— Спасибо, — сказал он, протягивая руку.

Тот пожал руку и что-то ответил на непонятном языке.

— Счастливо. — Дэниэл улыбнулся.

Итальянец кивнул, и они разошлись. По дороге в штаб-квартиру профсоюза Дэниэл заметил небольшой ресторанчик и сразу почувствовал сильный голод.

Официантка с улыбкой посмотрела на него.

— Если вы хотите умыться, я потом подогрею яичницу, — предложила она.

Дэниэл направился в ванную и тут сразу понял реакцию официантки. Из висевшего над умывальником зеркала на него смотрело искаженное, залитое кровью лицо. Засохшая кровь была также на шее и в волосах. Закончив туалет и вытершись полотенцем, Дэниэл вернулся за свой стол, на котором уже стояла тарелка с яичницей.

— Видно, была большая драка, — улыбнулась официантка.

— Если бы знать, откуда ждать беды. — Он грустно покачал головой.

Официантка поставила перед ним чашку дымящегося кофе.

— Что правда, то правда, — ответила она, ставя перед ним чашку с кофе. — Этого еще никому не удалось узнать.

Глава 9

В штаб-квартире профсоюза было полно людей, которых Дэниэлу до этого ни разу не приходилось видеть. Мужчины и женщины с благородным восточным акцентом сосредоточенно писали какие-то бумаги. Судя по их виду, они никогда в жизни не работали.

— Кто это? — спросил Дэниэл одного из работников профсоюза.

— Благотворители, — усмехнулся тот. — Они всегда появляются, когда подворачивается возможность попасть в газеты.

— А какое они имеют отношение к профсоюзу?

— Никакого. Сейчас модно иметь левые убеждения, вот они и пытаются показать, что сочувствуют рабочим.

Дэниэл уловил в голосе профсоюзника саркастические нотки.

— Для нас это очень важно?

— Не знаю. Но Фостер почему-то считает, что мы не должны портить с ними отношения. В конечном счете, они дают нам деньги, — профсоюзник полез в карман за сигаретой, провожая взглядом двух хорошо одетых девушек. — У них есть, правда, и другой способ объединиться с рабочими.

Дэниэл понимающе улыбнулся.

— Да. Кстати, Фостер здесь?

— Должен быть. Сейчас они поедут к пикетам, чтобы сделать фотографии. Мать Джонс и Маурер уже там.

В кабинете кроме Фостера находился Фил Мюррей.

— Извините, — произнес Дэниэл, открывая дверь. — Я думал, вы один.

Фостер ничего не сказал, но, судя по раздраженному выражению лица, он был не слишком доволен приходом Дэниэла. За него ответил Мюррей.

— Проходите, мы говорили о вас.

Дэниэл закрыл дверь и остановился посередине комнаты.

— Вчера вечером и сегодня утром за вами приходили полицейские, — сказал Фостер.

— Лучше бы они посмотрели, кто у них в тюрьме на Пятой улице, — усмехнулся Дэниэл. — Они продержали меня там всю ночь.

— Только вас?

— Там было еще с полсотни человек. Вчера конные полицейские прочесывали улицы. Двух итальянцев вытащили прямо из парикмахерской.

— Люди, которых мы послали с вами, сказали, что вы куда-то исчезли.

— И все? — В голосе Дэниэла послышалась ирония. — Увидев казаков, они побежали так, что пятки сверкали. Правда, мне они сказали, что пошли за помощью.

— А нам они рассказали, что вы их бросили. — Не дождавшись ответа, Фостер продолжил: — Полиция ищет человека, убившего командира охранников. Посмотрите, что об этом пишут в газетах.

Дэниэл взглянул на заголовки. И нью-йоркские «Таймс» и «Геральд Трибьюн», и вашингтонская «Стар», и филадельфийский «Бюллетень» начинались со стереотипной фразы: «Охранник сталелитейного завода убит рабочими». Репортажи тоже не отличались оригинальностью, освещая главным образом убийство сержанта, но нигде не было рассказа о том, как полиция атаковала пикетчиков, тридцать из которых оказались в больнице.

— Впечатление такое, что мы убийцы, а они ангелы, — сказал Дэниэл, поднимая глаза на Фостера.

— Они только этого и ждали, и вот удобный момент избавиться от нас настал.

— По-моему, они лучше подготовились к предстоящим событиям, — сказал Дэниэл.

Фостер понял намек.

— Не совсем так, — быстро ответил он. — Сейчас к нам тоже пришла помощь, и мы можем перехватить инициативу.

— Тогда поторапливайтесь, — посоветовал Дэниэл. — Иначе, пока вы оповестите всю страну о случившемся, забастовка закончится.

Фостер с утомленным видом достал из кармана часы.

— Пора. Фотографы, наверное, уже готовы. А вы, — обратился он к Дэниэлу, — найдите кого-нибудь из репортеров и расскажите, как попали в тюрьму. Когда вернусь, мы поговорим.

— Меня здесь уже не будет.

— А где вы будете?

— Я уезжаю, — ответил Дэниэл. — Не хочу сидеть и ждать, пока сюда заявятся полицейские. Вы, по-моему, не собираетесь мне помогать.

— Ваше бегство будет воспринято как признание вины, — сказал Фостер.

— Я ни в чем не признаюсь. Но и перспектива быть распятым на вашем кресте меня тоже не очень-то радует.

Фостер помолчал.

— Что ж, — сказал он наконец, — тогда идите к кассиру и скажите, чтобы он выдал вам зарплату за все дни до конца недели.

— Спасибо.

— Подождите, — вмешался Мюррей. — Вот ключи от моей комнаты в гостинице Пени Стэйт. Когда соберетесь, приходите туда. После обеда я еду в Вашингтон и могу взять вас с собой. — Он протянул Дэниэлу ключ.

— Спасибо, я буду ждать вас там.

Около четырех часов дня большой черный «бьюик» выехал из Питтсбурга и по пятому шоссе покатил к Вашингтону. Рядом с Мюрреем сидел Дэниэл. Прошло около получаса, прежде чем Мюррей заговорил.

— Вы убили этого охранника? — спросил он, не отрывая глаз от дороги.

— Да, — не колеблясь ответил Дэниэл.

— Не лучшее из того, что вы могли бы сделать. Если вас осудят, это будет для нас большим ударом. Может, мы даже проиграем забастовку.

— Забастовка и так проиграна. Я понял это, когда увидел, что Фостер потерял контроль над ситуацией. Он как будто оцепенел, и все мои слова насчет того, что люди могут пострадать, до него просто не доходили. Мне кажется, он хотел не забастовку выиграть, а добиться чего-то другого.

— В каком смысле?

— Не знаю, — сказал Дэниэл. — Я не разбираюсь ни в забастовках, ни в политике, но мне кажется, тут дело нечисто.

— То есть, вы хотите сказать, бойни можно было избежать?

— Нет, сэр. Но и подставлять людей под дубинки тоже нехорошо. На месте Фостера я бы не стоял в стороне, а поговорил с шерифом. Ему беспорядки тоже не были нужны, с ним можно было договориться. Но мы не использовали эту возможность.

— Так вы действительно думаете, что забастовка проиграна?

— Да, сэр, — серьезно ответил Дэниэл. — Они подготовились гораздо лучше. Насколько я знаю, только полицейских у них было восемьсот человек, и они устроили настоящую облаву в итальянском квартале. Я никогда не поверю, что Фостер не знал об этом. Но что-то заставляет его идти вперед и вперед.

— Что вы теперь будете делать? — Мюррей взглянул на Дэниэла.

— Не знаю. Поезжу по стране, может, найду какую-нибудь работу.

— А вы не хотели бы поработать в Объединенном профсоюзе горняков?

— Что мне надо делать?

— Первые два года только учиться. Чтобы успешно защищать интересы рабочих, вам нужно набраться знаний и опыта.

— Где я буду учиться?

— В Новом институте социальных исследований. Это колледж в Нью-Йорке. Там вы получите диплом. За все платит профсоюз.

— А потом?

— Как сами решите, — сказал Мюррей. — Захотите — останетесь у нас, не захотите — мы никого насильно не держим.

Дэниэл задумался.

— А я смогу там учиться? — спросил он. — Я ведь даже школы не кончил.

— Думаю, да. Для начала вам надо будет усвоить только один урок.

— Какой?

— Самое главное в нашей работе — защищать интересы тех, кто доверил нам свои судьбы. Мы не можем позволить себе решать свои личные проблемы или кому-то мстить за их счет. Они этого не заслуживают.

— Вы хотите сказать… то, что я сделал, недопустимо?

— Да, — прямо ответил Мюррей. — Больше этого не должно повториться.

— И вы все-таки приглашаете меня к себе. Почему?

Мюррей искоса взглянул на Дэниэла, а потом вновь перевел глаза на дорогу.

— Я редко ошибаюсь в людях, и у меня есть предчувствие, что из вас что-то получится. Вы работали не покладая рук, иногда, глядя на вас, я вспоминаю свою первую встречу с Джоном Льюисом. У него тоже был очень сильный характер, к тому же он обладал даром предвидения.

— Джон Льюис великий человек, — ответил Дэниэл, — по-настоящему великий. Сомневаюсь, что мне когда-нибудь удастся походить на него.

— Кто знает, — задумчиво произнес Мюррей. — Но, я думаю, вам не надо никого копировать. Вы сами можете стать великим человеком.

— Мне ведь нет и двадцати.

— Я знаю, — спокойно сказал Мюррей. — Когда вы закончите институт, вам будет двадцать два. Прекрасный возраст для начала карьеры.

— Вы действительно так думаете?

— Если бы я так не думал, я не сделал бы вам этого предложения.

— Тогда я согласен, — Дэниэл протянул ему руку. — Постараюсь вас не разочаровать.

— Думаю, вы меня не разочаруете.

— Спасибо, — торжественно сказал Дэниэл.

— Не благодарите меня, лучше учитесь и потом приходите к нам. Дьявол! — неожиданно воскликнул он. — Дождь начинается.

Как много времени утекло с того дня, думал Дэниэл, лежа в ванной и ожидая прихода Тэсс. Целых семнадцать лет. А ведь там, на Востоке, все начинается снова. Как и прежде, рабочие бастуют. Сейчас все уже по-другому. Льюис отошел от дел год назад, а Мюррей медленно, но верно укрепляет свои полиции. Единственное беспокоило Дэниэла: Мюррей, как ему казалось, делал те же ошибки, которые семнадцать лет назад совершал Фостер.

Глава 10

— Мы живем здесь уже три месяца, — сказала Тэсс, отодвигая тарелку. — Не пора ли подыскать квартиру?

— Зачем? — Дэниэл отложил в сторону вечернюю газету. — По-моему, нам и здесь неплохо.

— За деньги, которые мы платим, можно найти приличную квартиру.

Дэниэл снова углубился в газету.

Тэсс уселась напротив и включила радио. В комнате зазвучала «Фиббер Мак-Ги Молли». Послушав немного, она попыталась настроиться на другую программу, но, не найдя ничего интересного, выключила приемник.

— Дэниэл, — Дэниэл посмотрел на нее поверх газеты. В его взгляде читался немой вопрос. — Ты будешь искать работу?

— У меня она есть.

— Ты хочешь сказать, то, чем ты занимаешься — это твоя работа? — Тэсс знала, что каждую неделю ему с Востока приходил денежный перевод.

— Да. На этой неделе у меня три встречи в разных профсоюзах.

— Это не работа, — неожиданно жестко сказала Тэсс. — Если мужчина работает, он уходит из дома утром и возвращается вечером. А у нас все наоборот. Я ухожу утром и возвращаюсь вечером. Ты же сидишь целыми днями и читаешь галеты. По-моему, это ненормально.

Протянув руку к бутылке виски, Дэниэл налил себе стакан, выпил, налил еще.

— И это тоже, — сказала Тэсс. — Каждый день ты выпиваешь по целой бутылке.

— Ты когда-нибудь видела меня пьяным?

— Не в этом дело. Виски вредно для организма.

— Я здоров.

— Когда-нибудь тебя прижмет. Я видела такое не раз.

Дэниэл допил стакан и молча посмотрел на нее.

— Ну, хорошо, — наконец произнес он. — Оставим это. Что тебя беспокоит?

Тэсс, опустив голову, заплакала. Несколько раз она пыталась что-то сказать, но слезы не давали ей произнести ни слова. Дэниэл вытащил ее из кресла, посадил к себе на колени и заглянул ей в лицо.

— Все в порядке, — ласково сказал он. — Не все так плохо, как тебе кажется.

— Нет, все плохо. Я беременна.

Дэниэл, кажется, не удивился.

— Давно?

— Доктор говорит, десять-двенадцать недель назад. В следующий раз он обещал сказать точно.

Рука Дэниэла по-прежнему гладила волосы Тэсс.

— Значит, аборт делать уже поздно. Это был не вопрос, а констатация факта.

— Я спрашивала его, но он сказал, что не возьмется за это. В Тихуане, правда, есть врачи, которые делают такую операцию, но он не советовал обращаться к ним.

— Как же ты раньше не заметила?

— У меня всегда так бывает, когда я много занимаюсь любовью, — сказала она, взяв в баре стакан. — Мне хочется выпить.

— Я где-то читал, что беременным нельзя пить, — возразил Дэниэл.

— От одного глотка ничего не будет.

Дэниэл налил ей несколько капель виски, наполнил свой стакан и чокнулся с нею.

— За Дэниэла Буна Хаггинса младшего, — торжественно произнес он.

Тэсс поднесла стакан к губам, но в этот момент до нее дошел смысл слов Дэниэла, ее руки задрожали.

— Ты серьезно?

Дэниэл кивнул.

— Не надо. Ты здесь ни при чем. Я сама виновата.

— Никто не виноват. Я уж давно думал об этом.

— Правда? — недоверчиво спросила Тэсс.

— Да. Ты хорошая женщина. Как раз такая, какая мне нужна. Нам будет очень хорошо вдвоем.

Тэсс опустилась на пол и положила голову ему на колени.

— Я так боялась, что ты не поймешь меня. Я очень люблю тебя.

— Не бойся, — ответил Дэниэл, целуя ее в щеку. — Я тоже очень люблю тебя.

Они обвенчались на следующее утро в Санта-Монике. Церемонию бракосочетания исполнил мировой судья.

Дэниэл и Тэсс стояли на пороге домика. В нем было две спальни, ванная, гостиная и большая кухня, где при желании можно было обедать. Дом окружал небольшой сад, с ведущей к гаражу подъездной дорожкой, имелись передний и задний двор.

Впустив Дэниэла и Тэсс в гостиную, агент предусмотрительно вышел, давая им возможность побыть наедине.

— Ну, как? — спросил Дэниэл.

— Мне нравится. Особенно комната за ванной. Из нее получится отличная детская. Мы сменим обивку мебели, кое-что покрасим, и все будет замечательно. Только вот цена, четыреста долларов — очень много.

— Но здесь есть и мебель, и кухня, и плита, и холодильник.

— Такой дом можно снять за двадцать пять долларов в месяц, — сказала Тэсс.

— К концу года ты истратишь триста долларов, не получив ничего взамен. А так у нас будет дом. Это намного надежнее.

— Банк выдаст нам ссуду под залог дома?

— Вряд ли. — Дэниэл вздохнул. — Они не любят людей из профсоюзов.

— У меня есть четыреста долларов, которые я выручила от продажи дома. Если хочешь, можешь воспользоваться ими, — предложила Тэсс.

— Не надо, я сам справлюсь. Если, конечно, тебя это устроит.

— Меня это устроит.

— Тогда я позову агента.

Заплатив в общей сложности тысячу двести семьдесят пять долларов, они к концу месяца въехали в новый дом. Переустройство заняло несколько недель. Дэниэл занимался стенами и мебелью, Тэсс на швейной машинке, оставшейся от старых хозяев, сделала новые занавески и обивку.

Когда Тэсс вошла, муж по своему обыкновению читал газету. Услышав стук двери, он обернулся и посмотрел на нее. Тэсс была на пятом месяце, и после рабочего дня она выглядела очень уставшей.

— Извини, что так поздно, — сказала она. — Сегодня у нас было очень много работы. Я сейчас приготовлю ужин.

— Не надо. Лучше умойся, а потом отдохни. Я хочу пригласить тебя в ресторан.

— Я не устала.

Но по ее тону Дэниэл понял, что жена возражает только для виду.

— Пойдем, я хочу угостить тебя ужином.

Когда официант принес им куриный суп, Дэниэл вдруг сказал:

— По-моему, тебе больше не следует работать.

— Денег жалко, — ответила Тэсс. — Двенадцать-четырнадцать долларов в неделю, конечно, немного, но на домашние расходы хватает.

— Я больше трачу на виски и сигары, — ответил он. — Кроме того, я собираюсь вернуться на работу.

— Что ты будешь делать?

— То же, что и раньше, — ответил Дэниэл. — Работать в профсоюзе.

— Ты нашел здесь такую работу?

— Не здесь, на Востоке. Недавно мне звонил сам Фил Мюррей. Он хочет, чтобы я возглавил Организационный комитет рабочих сталелитейной промышленности в Чикаго. Они будут платить мне пятьдесят пять долларов в день, и к тому же примут на себя все мои расходы.

— Значит, нам нужно вернуться на Восток? — В голосе Тэсс послышался испуг.

— Нет, работа не постоянная. Не думаю, чтобы это продлилось больше нескольких месяцев. Потом я вернусь.

— И я останусь одна, — с грустью произнесла Тэсс. — А если я рожу до твоего приезда?

— Я вернусь намного раньше, — засмеялся Дэниэл.

— Может, тебе лучше подыскать что-нибудь здесь?

— Здесь я не заработаю и половины того, что получу там. Не забывай, мне надо работать на малыша. Если они станут оплачивать мои расходы, я смогу класть всю зарплату в банк.

Тэсс посмотрела мужу в глаза.

— Ты этого хочешь?

— Да, — коротко ответил Дэниэл.

— Хорошо. Но я буду очень скучать по тебе.

Дэниэл улыбнулся и, перегнувшись через стол, поцеловал ее в щеку.

— Я тоже буду скучать по тебе, но ты не успеешь оглянуться, как я уже вернусь.

Тэсс прижалась к его щеке. Она знала, что Дэниэла не будет дольше, чем он говорит, но заставляла себя верить его словам.

— То, что ты делаешь… опасно? — спросила она.

— Это такая же работа, как все остальные, — пожал плечами Дэниэл.

— Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

Он похлопал по левому боку, где в кобуре лежал пистолет.

— Не бойся. Того, что произошло, уже никогда не повторится. Теперь у меня есть друг.

— Хорошо, но я прошу тебя не забывать и о другом. Дома тебя ждет жена.

Глава 11

Через два дня Дэниэл стоял на платформе, ожидая прихода поезда.

— Береги себя, — сказал он Тэсс. — Делай все, что говорит доктор, соблюдай диету. Через полтора месяца я вернусь.

Тэсс ласково обняла его.

— Ты тоже будь осторожен. Я не хочу увидеть тебя таким, как в день нашего знакомства.

— Все будет в порядке.

— Я люблю тебя.

— И я тебя люблю. — Он поднялся в вагон и, обернувшись, помахал Тэсс рукой. Поезд тронулся и вскоре скрылся из виду. Тэсс успела лишь послать Дэниэлу воздушный поцелуй.

Дэниэл поднял чемодан, но в этот момент перед ним неожиданно вырос проводник.

— Позвольте, я помогу вам. Ваш билет, пожалуйста.

Слегка покачиваясь в такт движению поезда, набиравшего скорость, Дэниэл пошел за проводником. Взглянув еще раз на билет, тот остановился почти в самом центре вагона.

— Вот ваше место, — он поставил чемодан Дэниэла на верхнюю полку. — Вы можете занять оба сиденья. Пассажиров немного, и я прослежу, чтобы к вам никто не подсаживался. Одному вам будет легче провести здесь ночь.

— Благодарю вас. — Дэниэл протянул проводнику пятидесятицентовую монету.

— Спасибо, сэр. Если вам что-нибудь понадобится, обращайтесь ко мне. Меня зовут Джордж.

— Бар открыт?

— Да, сэр. Через три вагона, позади купейного. Приятной поездки.

Проходя через второй вагон, Дэниэл столкнулся с другим проводником, выходившим из купе, и машинально заглянул внутрь. Его взгляд встретился со взглядом девушки, она улыбнулась и резко захлопнула дверь. Дэниэл, усмехнувшись, пошел дальше.

В баре было людно. Заметив у стены свободный столик, Дэниэл сел на один из двух стоявших возле него стульев. К нему тут же подошел официант.

— Слушаю вас, сэр.

— Сколько стоит бутылка бурбона?

— Полтора доллара пинта, два шестьдесят бутылка.

— Я возьму бутылку.

— Хорошо, сэр. Принести лед и имбирь?

— Только воды. Спасибо.

Дэниэл доканчивал второй стакан, когда в баре появилась девушка из купе. Она огляделась по сторонам, пытаясь найти свободное место, но все столики были заняты. Единственным свободным местом оставался стул рядом с Дэниэлом.

— Вы не возражаете, если я сяду здесь? — Голос девушки был тихим, мягким.

— Пожалуйста, мэм, — Дэниэл поднялся.

— Что вы пьете? — спросила она.

— Бурбон с водой. — Заказать вам тоже?

Девушка покачала головой.

— Очень слабый мартини. Мне не хотелось пить одной в купе.

Дэниэл улыбнулся.

— Меня зовут Кристина Гердлер.

Официант принес мартини.

— За приятную поездку, — произнесла Кристина, поднимая стакан.

— За приятную поездку, мисс Гердлер.

— Друзья называют меня просто Кристина.

— Дэниэл.

— Я возвращаюсь в Чикаго от друзей из Калифорнии.

— А я пересяду в Чикаго на поезд до Питтсбурга, но через две-три недели вернусь обратно.

— Чем вы занимаетесь, Дэниэл?

— Я — профсоюзный активист и сейчас я выполняю специальное задание Организационного комитета работников сталелитейной промышленности, КПП.

— Организационного комитета?

— Вы слышали о нас? — удивился Дэниэл. Он никак не ожидал, что девушка, причем, судя по всему, из состоятельной семьи, могла знать о профсоюзах.

Кристина улыбнулась.

— Если бы мой дядя Том знал, что я разговариваю с вами, он бы убил меня. Он ненавидит профсоюзы.

Гердлер! Дэниэл начал понимать, о чем идет речь: Президент «Рипаблик Стил», человек, немало сделавший для того, чтобы сокрушить профсоюзы.

— Вы хотите сказать… тот самый Гердлер? — нерешительно спросил он.

— Он самый. Если это вас смущает, я могу уйти.

— Нет, нет, — Дэниэл улыбнулся в ответ.

— А если я скажу вам, что работаю в пресс-службе его компании и рассылаю по стране сообщения, порочащие профсоюзы?

— Какое это имеет значение? — Ведь сейчас мы не на работе.

— Компанию вам не одолеть. Вы понимаете это?

— Сейчас я не на работе, — повторил Дэниэл.

— Тогда давайте сменим тему разговора.

— Поговорим о вас.

— И что вы хотите сказать?

— Я не могу больше сидеть спокойно, мне хочется лечь с вами в постель.

Кристина густо покраснела, возмущенно посмотрела на Дэниэла, не зная, что сказать.

— С вами все в порядке? — спросил он.

— Но мы только познакомились.

— Ну и что же? — засмеялся Дэниэл.

— Я хочу еще мартини, — сказала Кристина, облизывая губы.

Дэниэл подозвал официанта. Когда тот, подав на небольшом подносе еще один стакан, удалился, Дэниэл наклонился к Кристине.

— Сначала мы поужинаем, а затем пойдем к вам в купе.

— Почему не к вам?

— Профсоюзники не ездят в купе.

Путь до Чикаго занял почти сорок часов, и за все время они единственный раз вышли из купе, чтобы позавтракать. Когда они, наконец, приехали, Кристина бросилась Дэниэлу на шею, не желая отпускать его. Только пообещав ей позвонить сразу после возвращения в Чикаго, Дэниэл смог выйти из купе.

Он так и не понял, каким образом Кристине удалось узнать, когда он вернется, но через две недели он увидел ее на перроне в Чикаго. До возвращения в Калифорнию у него оставалось несколько дней, и они провели их вместе. Однажды, когда они возвращались из Гэри, штат Индиана, где Дэниэл встречался с лидерами местного отделения профсоюза, Кристина положила ладонь на его руку:

— Я хочу за тебя замуж.

— Ты шутишь?

— Нет, я серьезно, — твердо сказала Кристина.

— Я женат, и скоро у меня будет сын.

— Ты можешь развестись. Я подожду.

— Я не такой богатый, чтобы жить с одной женщиной и содержать другую.

— Это не проблема. У меня есть деньги.

— Нет, спасибо.

— Тебе ведь совершенно не обязательно работать в этом профсоюзе всю жизнь, — продолжала Кристина. — Дядя может дать тебе прекрасную работу, ты будешь получать намного больше, а кроме того, вместе вы будете непобедимой силой.

— Зачем ты говоришь об этом сейчас? — спросил Дэниэл. — Что-то не так? Зачем форсировать события?

— Я люблю тебя. Я никогда и ни с кем не получала такого удовольствия.

— Но то, о чем ты говоришь, — это еще не любовь. Если мы спим в одной постели, еще не значит, что мы любим друг друга.

— Но я люблю тебя, — почти с детским упрямством сказала Кристина.

— Хорошо. Мне очень приятно, что ты так ко мне относишься, но, пожалуйста, не влюбляйся в меня.

— А ты меня любишь?

— Да. Но я не влюблен в тебя.

— Не понимаю, — озадаченно сказала Кристина. — Тогда, получается, ты влюблен в свою жену?

— Нет. Я просто люблю ее.

— В чем же тогда разница между мной и твоей женой?

— Подумай, может быть, поймешь.

— Но если ты не влюблен в свою жену, — снова начала Кристина, — то почему живешь с ней?

— Мы близки друг другу. У нас одна жизнь, один взгляд на вещи. Мы прекрасно уживаемся, а в ваше общество я вряд ли смогу вписаться. Скажи, только честно: ты сможешь жить так, как я? Сейчас нас объединяет только постель, но, стоит ей исчезнуть, мы будем мучить себя.

— Ты ошибаешься. Дядя тоже начинал когда-то, как ты, а потом разбогател и сейчас чувствует себя в великосветском обществе, как у себя дома.

— Мы с твоим дядей думаем по-разному, — возразил Дэниэл. — Люди, вроде него, погубили мою семью. Из-за таких, как он, погибло много рабочих, виноватых лишь в том, что попали под полицейские дубинки. Нет, я сам не хочу входить в ваш мир.

— Но тогда ты сможешь что-нибудь изменить.

— Не будь такой наивной, — засмеялся Дэниэл. — Политика зависит не только от твоего дяди. Банки, акционеры, Уолл Стрит — все это так опутало вас, что, если даже твой дядя захочет что-нибудь изменить, от него просто избавятся. Хочет он того, или нет, он вынужден поступать, как все.

— Я хочу за тебя замуж, — повторила Кристина.

Дэниэл снял руку с руля и прикоснулся к ней.

— Хорошо, правда? Пусть так и остается как можно дольше.

— Послушай, — неожиданно сказала Кристина, — я больше не могу. Я снова хочу быть с тобой. В десяти милях отсюда должна быть гостиница, давай проведем эту ночь там.

— К утру мне надо быть в Чикаго…

— Оставь, — резко оборвала она. — Я хочу быть с тобой.

Дэниэл искоса взглянул на нее и кивнул. Машина рванулась вперед, и, когда на следующий день они добрались до Чикаго, был уже почти вечер.

Глава 12

Через пять месяцев Дэниэл с чемоданом вошел в кабинет председателя ОПРСП Филипа Мюррея. У Мюррея были люди, но он быстро отпустил их.

— Ну, что? — нетерпеливо спросил он.

Дэниэл поставил чемодан на пол.

— То, что я скажу, тебе вряд ли понравится. У тебя есть виски?

Достав из стола бутылку бурбона, Мюррей поставил ее на стол и, дождавшись, пока Дэниэл опустит стакан, повторил:

— Ну, что?

— За полтора месяца я побывал в четырнадцати городах восьми штатов, и увиденное мне не нравится. Они хорошо подготовились и затягивают нас в ловушку. Гердлер собрал целую армию, а там, где ему не хватит людей, на помощь придет полиция. Он твердо решил избавиться от профсоюзов и ждет забастовки, чтобы разбить нас.

— Это мне не должно понравиться? — спросил Мюррей.

— Может быть, все даже хуже.

— Как ты узнал о его планах?

— Я разговаривал кое с кем из его семьи.

— С племянницей?

— Да. Она работает в его компании.

— А она знает, кто ты?

— Да.

— Почему же она разговаривала с тобой?

Дэниэл промолчал и снова выпил. Мюррей внимательно смотрел на него.

— Ты не думаешь, что она может говорить неправду?

— Вряд ли, — ответил Дэниэл. — Она хочет, чтобы я женился на ней.

— Ты ведь женат.

— Она знает об этом, но, по ее мнению, развестись сейчас очень легко.

— А ты что об этом думаешь?

— У меня уже есть жена, и через неделю должен родиться ребенок. Я обещал жене вернуться до того, как он появится на свет. — Мюррей промолчал. — Ты сказал, что отпустишь меня. Я хочу уехать завтра.

— Не знаю, смогу ли, — нерешительно сказал Мюррей.

— Но ты обещал.

— Да.

— Тогда я уезжаю.

Мюррей молча постукивал карандашом по письменному столу.

— Все требуют от меня начать забастовку, — сказал он наконец.

— Сейчас этого делать нельзя, — ответил Дэниэл. — Вспомни, что ты сам говорил мне о Билле Фостере. Забастовку можно начинать, только когда будет уверенность в победе. А сейчас ты идешь по его стопам. Забастовка, которую вы хотите начать, бесперспективна.

— Ты так думаешь?

Дэниэл молча кивнул.

— Проклятие! — Мюррей с силой сжал карандаш так, что тот разломился пополам. — Если бы ты знал, как мне все надоело! Льюис разделался с «Ю-Эс Стил» год назад, и теперь мне постоянно напоминают о нем, спрашивая, почему я так долго вожусь с «Рипаблик Стил». Даже рабочие перестали вступать в профсоюз, говорят, что мы ничего не делаем.

— Если они хотят бастовать, они могут сделать это и без нас, — сказал Дэниэл. — Но победить им все равно не удастся. Их либо побьют, либо посадят.

— Но Ройтер победил Дженерал Моторз, а это тоже не шутка. Рабочие говорят, что и мы можем это сделать.

— Форда до сих пор нет, — ответил Дэниэл. — А Ройтер далеко. Что же касается Гердлера, то он ничуть не слабее Форда.

— Что же мне делать?

— Ты разговаривал с Льюисом?

— Он ничего не говорит. Похоже, он и делать ничего не собирается, но, если мы победим, он тут же присоединится к нам.

— А если мы проиграем?

Мюррей пожал плечами.

— Тогда он скажет, что мы выступили, не спросив его совета.

— Раз он темнит, почему бы тебе прямо не поговорить с ним?

— Я пытался. Но ты знаешь Льюиса. Если он не хочет разговаривать, то и не будет.

Бутылка уже наполовину опустела, но Дэниэл опять наполнил стакан.

— Тогда надо подождать, — сказал он.

— Больше ждать я не могу.

— Подожди две недели. К тому времен и я вернусь из Калифорнии, чтобы быть в Чикаго, когда начнется забастовка. Если мне удастся удержать их, все будет не так плохо.

— Ты уверен, что сможешь вернуться? — спросил Мюррей. — Иногда дети рождаются позже ожидаемого срока.

— Мой родится точно в срок, — сказал Дэниэл. — В случае чего, мы сделаем кесарево сечение. К середине марта я буду здесь.

— То есть, вам нужно две недели? — Дэниэл кивнул. — Хорошо. Но больше двух недель я тебе дать не могу. Коммунисты уже пытаются отстранить меня от должности.

— Скажи об этом Льюису.

— Ему все известно. Но его политика: союз со всеми, кто может привести людей. Поэтому, если Грин не пускает коммунистов в АФТ, то Льюис относится к ним вполне благосклонно.

— Как у них с текстильщиками?

— Неплохо. Хиллмэн снабжает их из Нью-Йорка. Правда, их, скорее всего, разгромят, но пока дело у них идет.

Дэниэл поднялся.

— Я вернусь через две недели. Спасибо за виски, босс.

— Скажи честно, — Мюррей тоже встал. — Мы можем выиграть эту забастовку?

— Нет.

— Желаю твоему ребенку всего наилучшего.

— Спасибо, — Дэниэл пожал протянутую руку. — Я свяжусь с вами.

Когда Дэниэл вышел из штаб-квартиры, на улице шел снег с градом, и он огляделся по сторонам, ища такси.

— Дэниэл! — раздался знакомый голос. В стоявшем на углу черном «крайслере» сидела Кристина.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он, подходя.

— Садись в машину, промокнешь.

Поставив чемодан в салон, Дэниэл опустился на сиденье, и машина тронулась.

— Что ты здесь делаешь? — повторил он свой вопрос. — Ты должна быть в Чикаго.

— Там очень скучно, — ответила Кристина, наклоняясь к нему для поцелуя. — Ты удивлен?

— Как ты сюда добралась?

— На самолете. Между Чикаго и Востоком есть воздушное сообщение.

— Высади меня в Челси, я хочу выспаться.

— Я сняла номер «люкс» на Мэйфейре. Поедем туда.

— Я сказал, что мне надо выспаться.

— Можешь выспаться завтра в поезде.

— Ты сумасшедшая. Ты знаешь это?

— Дело в другом. Я люблю тебя.

— Послушай, Кристина, то, что было между нами, конечно, прекрасно, но долго продолжаться не может. Мы принадлежим к разным мирам.

— Я могу жить в твоем мире. Мне не нужны деньги семьи.

— А эта машина? А Мэйфейр?

— Мы можем оставить машину здесь, взять такси и поехать в Челси. Пока я с тобой, все остальное не играет для меня никакой роли.

Дэниэл покачал головой.

— Тебе не надо было приезжать сюда. Если твой дядя узнает об этом, он сойдет с ума от гнева.

— Мне безразлично, сойдет он с ума или нет. Он может управлять своей компанией, но мне он никогда не станет приказывать.

Они подъехали к гостинице. Вышедший им навстречу портье открыл дверцу машины, взял чемодан Дэниэла и остановился, ожидая распоряжений.

— Отнесите в мой помер, — сказала Кристина.

— Хорошо, мисс Гердлер.

Поднявшись на лифте на шестнадцатый этаж, они направились к ее номеру. Дверь открыл слуга.

— Сейчас сюда принесут чемодан, — сказала Кристина. — Поставьте его в комнате для гостей.

— Хорошо, мисс Гердлер.

— И принесите мне слабого мартини. — Она вопросительно посмотрела на Дэниэла. — Как обычно? — И бутылку бурбона для мистера Хаггинса.

— Хорошо, мисс Гердлер. — Слуга поклонился.

— Спасибо, Куинси, — Кристина прошла в гостиную и указала Дэниэлу на кресло. — Устраивайся поудобнее, сейчас будем обедать.

Дэниэл огляделся. Обстановка поражала великолепием. Он останавливался во многих гостиницах, но то, что он видел сейчас, было из ряда вон выходящим. Номер напоминал скорее дом, вокруг которого по прихоти архитектора выстроили остальную часть гостиницы.

— Неплохо, — восхищенно протянул он.

— Этот номер дядя держит для себя целый год.

— Правильно, так и надо.

— Дядя говорит, это дешевле, чем каждый раз снимать новый номер.

— Правильно, — повторил Дэниэл. — Не думал, что он придает значение таким вещам.

— Ты умеешь быть колким.

— Что ты? — с притворным удивлением ответил Дэниэл. — По-моему, это очень неплохо сочетается с его характером. Рабочие на его предприятиях работают шестьдесят часов в неделю и получают пятьсот шестьдесят долларов в год. Думаю, это не намного превосходит дневную плату за помер.

— Не смешно, — сказала Кристина.

С серебряным подносом в руках вошел слуга. Поставив бутылку и стаканы на кофейный столик, он вопросительно посмотрел на Дэниэла.

— Открыть?

— Нет, я сам.

— Благодарю вас, сэр.

Слуга вышел. Открыв бутылку, Дэниэл наполнил стаканы и протянул один Кристине.

— Ладно, извини, — сказал он. — В конечном счете, не так уж хорошо — поливать грязью человека, за счет которого пьешь.

— И… — Кристина улыбнулась.

— Что?

— И с племянницей которого живешь.

— Вот именно, — Дэниэл опрокинул стакан.

Кристина тоже выпила свою порцию залпом. Заметив, как покраснело ее лицо, Дэниэл налил ей еще, но она отрицательно покачала головой.

— Я изнемогаю. Давай ляжем прямо сейчас.

— Может, мне сначала принять душ? Я всю ночь провел в поезде.

— Не надо. Мне нравится запах пота.

Глава 13

Сидя у окна, Дэниэл смотрел, как поезд медленно удаляется от вокзала Пасадены. До Лос-Анджелеса оставалось сорок минут пути, и пассажиры уже начали собирать свои вещи и снимать с полок чемоданы.

— Следующая остановка Лос-Анджелес, — услышал Дэниэл голос проходившего по вагону проводника. Он посмотрел в окно, откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза, и перед ним сразу возник образ Тэсс. Они не виделись два месяца.

Когда Дэниэл уезжал из Калифорнии, жена была уже на шестом месяце беременности и казалась ему очень полной. Он предложил ей пойти к врачу, чтобы выяснить, не угрожает ли ей лишний вес. Но Тэсс ответила, что будет снова в форме, кода выйдет на работу. В последнее время она очень много ела и почти не выбиралась из дому, так как не могла сидеть за рулем.

Ночью Тэсс попыталась обнять его, но, прикоснувшись к нему, она почувствовала разочарование.

— Что с тобой? Ты не заболел?

Дэниэл ответил не сразу. Ему не хотелось признаваться даже себе самому, что Тэсс больше не возбуждает его.

— Я очень устал. За пять недель работы мне не удалось выспаться. Единственный раз я расслабился только в поезде, когда ехал сюда из Чикаго.

— По-моему, дело не в этом, — сказала Тэсс. — Я просто стала безразлична тебе, вот и все.

— Я по-прежнему люблю тебя. Но сейчас тебе надо лежать спокойно, иначе мы можем навредить ребенку.

— Доктор сказал, что до конца месяца мы можем заниматься чем угодно.

Дэниэл сделал усилие, чтобы возбудиться. В конечном счете ему это удалось, он овладел Тэсс, но в глубине души ему было ясно, что он сделал это, лишь чтобы доказать ей свою любовь.

Тэсс крепко поцеловала его.

— Ты даже не представляешь, как мне тебя не хватало, тебя никогда никто не заменит. — Дэниэл не ответил. — Все-таки с тобой что-то не так. Я тебя почти не чувствовала.

— В каком смысле? — спросил он с притворным удивлением. — Конечно, ты была так увлечена, что не замечала ничего вокруг.

— Я люблю тебя.

На следующий день они побывали у врача. Осмотрев Тэсс, доктор вышел в коридор к Дэниэлу:

— Мистер Хаггинс!

— В чем дело? — Дэниэл вскочил.

— Вообще-то, ничего серьезного, но не исключено, что при родах вашей жене понадобится помощь.

Дэниэл вопросительно смотрел на него.

— Что вы хотите сказать, доктор?

— Если мои предположения подтвердятся, придется делать кесарево сечение. Но в этом нет ничего страшного, такие операции мы делаем чуть ли не каждый день.

— Зачем вы тогда все это говорите?

— Иногда будущих отцов тоже приходится успокаивать, — улыбнулся врач.

— Я не волнуюсь, — сказал Дэниэл. — Пока, как я понял, это только предположение, когда же вы будете знать точно?

— Есть некоторые затруднения. У вашей жены слишком большой вес. Я порекомендовал ей диету и, кстати, хотел бы попросить вас следить за ее точным соблюдением.

Дэниэл молча кивнул. За несколько сот километров от дома это было невозможно, он хорошо понимал это.

— И еще, — продолжал врач. — Это тоже не опасно, но у вашей жены мерцательная аритмия, то есть неровно бьется сердце. Вполне возможно, что это опять-таки следствие лишнего веса.

— За два месяца все может измениться, — сказал Дэниэл.

— Я бы не стал говорить, что у нее в запасе два месяца, — возразил врач. — Я думаю, ей осталось шесть-семь недель. Впрочем, к тому времени мы тоже будем полностью готовы. Если возникнут какие-либо затруднения, мы сделаем кесарево сечение, и ваша жена вскоре сможет выйти на работу.

— Значит, через шесть недель?

— Вероятнее всего. Но, пожалуйста, не волнуйтесь, с ребенком все в порядке, да и с вашей женой пока ничего страшного не произошло. Надеюсь, все и дальше пойдет хорошо.

— Спасибо, доктор.

Врач ушел в кабинет, и через несколько минут оттуда появилась Тэсс.

— Что он сказал? — спросила она.

— Все хорошо. Тебе надо только сбросить лишний вес.

С того момента прошло уже два месяца.

— Лос-Анджелес, — объявил проводник, вновь проходя по вагону. — Последняя станция. Прошу всех освободить вагон.

Дэниэл взял с верхней полки чемодан и направился к выходу. На платформу он спрыгнул до полной остановки поезда. Знакомых на перроне не было, но его это не удивило. Жену он просил не приезжать, а друзья слишком заняты своими делами.

— Приехали с Востока? — не сдержал любопытства шофер такси.

— Да.

— Из Нью-Йорка?

— Из Питтсбурга.

— И как там? Снега, наверное, много?

— Не много, но есть.

— Как я им завидую, — сказал шофер. — У нас здесь не погода, а неизвестно что. Одна жара. Нет, когда-нибудь я отсюда уеду, это точно.

Дэниэл не ответил. Им вдруг овладела усталость, он закрыл глаза и почувствовал, что вот-вот заснет. Нет, возвращаться домой в таком состоянии нельзя. Он протянул руку и дотронулся до плеча водителя: «Остановите у первого бара», — сказал он.

Возвращаясь с бутылкой бурбона, Дэниэл заметил невдалеке цветочную лавку. Через несколько минут он вернулся к машине с большим букетом роз.

— Поехали, — сказал он шоферу, вытаскивая зубами пробку. Пока они доехали до дома, он уже чувствовал себя хорошо.

— Ты изменился, — Тэсс села за стол. — Раньше, когда я говорила, ты слушал.

— Я думаю, — ответил он, — Мюррей хочет скоро начать забастовку, и я думаю, мы ее проиграем.

— Это очень страшно? — она поставила перед Дэниэлом тарелку с бифштексом.

— Лучше, во всяком случае, никому не будет. — Бифштекс оказался мягким и сочным, как раз таким, как он любил. — Все-таки с домашней пищей ничто не сравнится.

Тэсс была явно польщена.

— А как насчет домашнего секса?

— Подождем, пока ты пойдешь на работу. Дэниэл посмотрел на ее живот.

— Осталось немного, — сказала она. — Доктор говорит, я смогу выйти через несколько недель после родов. — Она придвинула к себе тарелку с бифштексом и картошкой.

— А как же диета?

— Бросила. Я стала очень нервной, да и друзья говорили, что доктора рекомендуют диету не потому, что она действительно помогает, а потому, что им так легче работать.

Дэниэл ничего не сказал.

— А вот ты похудел.

— Я постоянно разъезжал.

— Тебе надо найти работу поближе к дому. Знаешь, недавно звонил какой-то Браун из объединения работников кино. По-моему, он говорил насчет какого-то профсоюза и хотел, чтобы ты связался с ним.

— Он оставил номер?

— Да. Может, он хочет предложить тебе работу?

— Не исключено.

— Было бы очень хорошо, — сказала Тэсс. — Если вы договоритесь, тебе не надо будет возвращаться на Восток.

— Мне придется это сделать, — ответил Дэниэл. — Я обещал Мюррею.

— Но если вы, как ты говоришь, все равно проиграете, какой в этом смысл?

— Я обещал, — повторил Дэниэл. — И даже если Джордж Браун предложит мне что-нибудь, я откажусь. Он всего лишь пешка в руках своих хозяев. Здесь всем заправляет Вилли Байофф, а он, в свою очередь, получает указания из Чикаго.

Тэсс взглянула на мужа.

— Если всем известно, кто он, почему же его до сих пор держат в профсоюзе? — спросила она.

— Не знаю. — Дэниэл пожал плечами. — В любом случае, это не мое дело. Их профсоюз входит в АФТ, поэтому их дело, кого держать, а кого выгонять. Вообще-то, мы в КПП подумывали поговорить с ними на этот счет, но тогда у нас было слишком много проблем. Может, мы еще попытаемся найти с ними общий язык.

— Ты все-таки должен поговорить с ним, — сказала Тэсс. — Кто знает, может, он не такой плохой человек, как ты думаешь.

— Я позвоню ему.

Тэсс собрала со стола пустые тарелки и поставила их в мойку.

— На десерт у меня яблочный пирог и мороженое.

— Я не буду. Я очень устал.

— А я съем кусочек. После обеда мне всегда хочется чего-нибудь сладкого. Кофе?

Дэниэл кивнул.

— Во сколько ты завтра должна быть у врача?

— В десять.

Дэниэл подошел к буфету и палил себе виски.

— Тебе следует меньше пить, это очень вредно для печени.

— Со мной все в порядке. — Дэниэл выпил и, взяв чашку кофе, наблюдал, как Тэсс ест пирог. — Ничего, если я пойду спать?

— Конечно. Я пока уберу здесь и послушаю радио. Сегодня будут передавать «Час долины Руди» и «Театр роскоши». Потом я приду.

Дэниэл прошел в спальню и начал раздеваться. Купленные им розы казались темно-красными, а их нежный аромат наполнил всю комнату. Он лег на кровать и обвел взглядом спальню. Тэсс права. Он, действительно, изменился. Может быть, не только он? Жена никогда не понимала, чем он занимается, и уже не поймет. Видимо, как ни горько это сознавать, их ничто не связывает. Дэниэл закрыл глаза и через мгновение уже крепко спал.

— Ждать нет смысла, — сказал врач после осмотра. — Она все равно не соблюдает диету и с каждым днем прибавляет в весе.

— Вы ей говорили? — спросил Дэниэл.

Тот кивнул.

— Она сказала, что ей это все равно не помогает. Оставшись одна, она могла только слушать радио или есть, и это ее страшно угнетало.

— Когда вы хотите сделать операцию?

— Завтра утром, поэтому сегодня вы должны привезти ее в роддом.

— Она согласилась?

— Да, — ответил врач. — Кстати, она говорит, что сейчас чувствует себя даже лучше, потому что скоро все кончится. В кесаревом сечении нет ничего страшного, — продолжал врач. — Мы делаем такие операции ежедневно. Многие женщины предпочитают операцию естественным родам. Операция никак не скажется на ее здоровье, и если вы пожелаете завести второго ребенка, то пожалуйста.

— По-моему, выбора у нас все равно нет.

— Боюсь, что так.

— Хорошо, — согласился Дэниэл.

— Сестра выпишет вам пропуск. Приезжайте в пять часов и не волнуйтесь. Все будет в порядке.

Саннисайдский родильный дом находился на бульваре Пико, неподалеку от Ферфакса. Это было небольшое, покрытое розовой штукатуркой четырехэтажное здание, стоявшее посреди красивого сада с множеством живописных лужаек. Остановившись на стоянке, Дэниэл вышел из машины и взял с сиденья приготовленный чемодан.

— Как интересно! — сказала Тэсс. — Я никогда не бывала в таких местах.

— Действительно, неплохое здание, — ответил Дэниэл, помогая ей выбраться из машины. — Во всяком случае, оно намного лучше, чем больницы, которые я видел до этого. Все они какие-то серые от пыли, покрыты грязью.

— Но все-таки это больница, — заметила Тэсс.

— Роддом, — поправил Дэниэл. — Место, где на свет появляются дети.

Они вошли внутрь и оказались в просторном вестибюле с розовыми стенами, увешанными картинами.

— Добро пожаловать в Саннисайд, — с улыбкой сказал дежурный санитар. — Проходите, пожалуйста. Регистратура в конце коридора.

Регистратура была такой же чистой и опрятной. В небольшой комнате стояли несколько столов со стульями и мягкие диваны вдоль стен. К ним вышла сестра и, сев за стол, знаком пригласила их подойти.

— Добро пожаловать в Саннисайд. Вы мистер и миссис Хаггинс?

— Да, — ответил Дэниэл.

— Мы ждем вас, — сказала сестра. — Для вас зарезервирована целая палата, но сначала мне надо заполнить несколько карточек.

Регистрация заняла около двадцати минут.

— Все в порядке. Теперь, пожалуйста, распишитесь здесь. Это обычная доверенность, которой вы поручаете нам помогать миссис Хаггинс во время операции.

Дэниэл и Тэсс расписались. Сверив подписи, сестра положила доверенность в папку, где уже лежали остальные документы.

— Остается еще один вопрос, мистер Хаггинс, — сказала она. — Всего с вас двести долларов. Эта сумма включает плату за комнату, предоставляемую миссис Хаггинс на восемь дней, операционную, анестезию и другие услуги. Конечно, после выписки миссис Хаггинс мы составим окончательный счет и тут же направим его вам.

Достав бумажник, Дэниэл отсчитал десять двадцатидолларовых бумажек и положил на стол. Пересчитав деньги, сестра убрала их в ящик стола и нажала кнопку.

— Сейчас подойдет другая сестра, которая проводит вас в палату. Как вы думаете, — спросила она, неожиданно улыбнувшись, — у вас будет мальчик или девочка?

— Муж говорит, мальчик, — ответила Тэсс.

— Надеюсь, если будет девочка, он не очень обидится на нас, — сказала сестра.

Они засмеялись. Дверь открылась, и на пороге регистратуры появилась вызванная звонком сестра с каталкой.

— Не надо, — сказала Тэсс. — Я могу дойти сама.

— Таковы правила, миссис Хаггинс. С этой минуты вы стали нашей пациенткой, и мы обязаны заботиться о вас. Полы у нас моют часто, и, если они еще не высохли, вы можете поскользнуться.

Тэсс неловко уселась в коляску.

— Муж может пойти со мной?

— Конечно, — улыбнулась сестра. — Счастливо вам. Надеюсь, у вас будет мальчик.

Они направились к лифту. Сестра толкала перед собой коляску, в которой сидела Тэсс, а Дэниэл шел сзади с чемоданчиком. Поднявшись на третий этаж, они вышли из лифта и, пройдя еще немного, остановились перед одной из дверей.

— Подождите, пожалуйста, в вестибюле, — сказала сестра Дэниэлу. — Сейчас я помогу миссис Хаггинс устроиться, и через несколько минут мы вас позовем.

Дэниэл кивнул и, проводив взглядом Тэсс, пошел в зал ожидания, где уже сидели три человека. Двое были настолько поглощены игрой в карты, что даже не заметили его появления; третий сидел в стороне, устало и равнодушно глядя перед собой.

Дэниэл молча опустился в кресло. Больше всего ему хотелось закурить, но он сдержал себя, заметив на стене запрещающую табличку и вспомнив, что сестра обещала позвать его через несколько минут.

— Вы только пришли? — спросил вдруг усталый посетитель.

— Да.

— А я сижу здесь со вчерашнего вечера. Надеюсь, сегодня мне, наконец-то, повезет. Эти доктора негодяи. Я прихожу сюда второй раз, и они все время говорят, что вот-вот закончат, хотя прошло уже два дня, а я все еще жду.

— Вы раньше обращались сюда? — поинтересовался Дэниэл.

— Три раза, — с горечью ответил мужчина. — Сейчас четвертый. Думаю, моя ненасытность вполне заслуживает такого наказания. Но этот ребенок будет последним, клянусь вам.

— Клятвы не помогут, — засмеялся один из игроков. — Его можно успокоить одним способом — отрезать ему…

— Замолчи! — резко бросил мужчина. — А ваш ребенок когда должен родиться?

— Завтра утром.

— Вы уверены?

— Ей будут делать кесарево сечение.

Мужчина озадаченно посмотрел на Дэниэла.

— Почему я раньше об этом не подумал! Это же намного быстрее и, следовательно, дешевле! Сейчас же пойду поговорю с доктором.

В вестибюле появилась сестра.

— Вы можете пройти в палату, мистер Хаггинс, — сказала она.

Тэсс сидела у окна на кровати, накинув тонкий шелковый халатик. Напротив нее, у другой стены, стояла еще одна кровать. На ней никого не было.

Дэниэл поцеловал жену.

— По-моему, тебе здесь неплохо.

— Здесь, действительно, очень хорошо. Ты знаешь, — Тэсс хихикнула, — они заставили меня помочиться в баночку. А еще взяли анализ крови, из вены. Вот посмотри, — она показала Дэниэлу перевязанную руку. — Они сказали, что сегодня не будут меня кормить, — продолжала Тэсс. — Надо, чтобы мой желудок завтра был пустым.

— Совершенно верно, миссис Хаггинс. Кое-что мы сделаем уже сейчас. — На пороге палаты снова появилась сестра. Наклонившись к небольшому шкафчику, она достала оттуда клизму и повернулась к Дэниэлу. — Сейчас вам лучше уйти, мистер Хаггинс. Вашей жене надо выспаться, чтобы завтра чувствовать себя хорошо.

— То есть, мы увидимся только после операции? — в голосе Тэсс послышался испуг.

— Почему же? — улыбнулась сестра. — Вы можете увидеться с ним утром перед операцией. Если ваш муж приедет в семь часов, у вас будет достаточно времени, чтобы поговорить. А сейчас вам надо отдохнуть.

— Я обязательно приеду, — Дэниэл еще поцеловал Тэсс. — Будь умницей и делай все. Завтра утром я буду здесь.

— Постарайся не опоздать, — с тревогой ответила Тэсс. — Поставь будильник.

— Обязательно, — успокоил ее Дэниэл. — Только ни о чем не беспокойся. Все будет хорошо.

Глава 14

Еще на пороге Дэниэл услышал, как в доме звонит телефон. Быстро открыв дверь, он вошел и снял трубку.

— Слушаю вас.

— Мистер Хаггинс? — раздался мужской голос.

— Да.

— С вами говорит Джордж Браун.

— Слушаю вас, мистер Браун.

— Я уже звонил вам. Вам передали?

— Да.

— Я хотел бы увидеться с вами.

— Жена мне говорила.

— Она не говорила, что я просил вас перезвонить?

— Я только что из роддома. Жена собирается рожать.

— Понимаю, — медленно произнес Браун. — Надеюсь, все пройдет благополучно.

— Благодарю вас.

— Мы могли бы встретиться?

— Когда все закончится.

— Речь идет о важном деле. Подождите минутку. — Дэниэл услышал, как Браун с кем-то разговаривает. — А что вы делаете сегодня вечером.

Дэниэл устало обвел глазами гостиную. На какое-то мгновение все вокруг показалось ему чужим.

— Ничего, — ответил он.

— Вот и прекрасно, — сказал Браун. — Предлагаю вместе поужинать. Вы знаете ресторан Ласи на Мелроузе?

— Найду.

— Могу прислать за вами своего водителя.

— Спасибо, у меня есть машина.

— Тогда через час в ресторане.

— Хорошо.

— Когда приедете, спросите у метрдотеля, где мой столик. Вам обязательно покажут.

Повесив трубку, Дэниэл пошел закрыть дверь, но не успел он протянуть руку, как телефон зазвонил снова. Захлопнув дверь, Дэниэл бросился в гостиную.

На этот раз звонила Кристина. Судя по всему, там, где она находилась, было много народу, и она не хотела, чтобы слышали их разговор.

— Я должна была позвонить тебе, — приглушенным голосом сказала она.

— Слушаю.

— Если бы подошла твоя жена, я бы повесила трубку.

— Она в роддоме.

— С ней все в порядке?

— Да.

— Слава Богу, — Кристина вдруг умолкла.

— Что с тобой?

— Ты возбуждаешь меня даже по телефону.

— У нас все впереди. Когда я вернусь в Чикаго…

— Я не в Чикаго, — перебила Кристина.

— А где же ты? — спросил Дэниэл, уже зная ответ.

— Я здесь, в гостинице «Дипломат» на Уилширском бульваре.

— Ты сошла с ума.

— Нет. Скорее ты сошел с ума, если думаешь, что я буду сидеть на месте, когда твоя жена в роддоме, а другие женщины так и вьются вокруг тебя.

— Ко мне еще ни одна не подходила.

— Какое это имеет значение? Лучше скажи, что ты делаешь сегодня вечером. Приходи, поужинаем вместе.

— У меня встреча.

— Не лги.

— Я встречаюсь с Джорджем Брауном, лидером местного отделения Ай-Эй.

— Тогда приходи после ужина.

— Не могу. Завтра в семь утра мне надо быть в роддоме.

— Я разбужу тебя.

— Нет.

— Послушай, если ты не придешь, я сойду с ума.

Дэниэл рассмеялся.

— Думай обо мне.

— Дэниэл, у тебя голос какой-то странный, — с неожиданной серьезностью сказала Кристина. — С тобой все в порядке?

— Да.

— Тогда в чем же дело? Ты беспокоишься о Тэсс?

— Да, — ответил Дэниэл. — Завтра ей должны делать кесарево сечение.

— Не волнуйся. Моя старшая сестра два раза рожала таким образом. Сейчас она чувствует себя прекрасно и говорит, что так даже проще.

— Я перестану волноваться только когда все это кончится, — произнес Дэниэл.

— Надеюсь, тогда ты мне позвонишь?

— Да.

— Счастливо, Дэниэл, и… — Кристина замялась, видимо, не решаясь сказать что-то очень важное, но потом собралась с духом и докончила фразу. — Я действительно люблю тебя, Дэниэл.

— Я знаю.

— Я люблю тебя, — повторила Кристина.

Дэниэл не ответил.

— Дэниэл!

— Что?

— Позвони мне завтра.

— Хорошо. — Он положил трубку и направился в кухню. Достав из буфета бутылку виски, он стал думать о Кристине. Все-таки она совершенно не такая, как другие девушки. С ней можно разговаривать, и она тебя понимает.

Дэниэл задумчиво провел рукой по подбородку. Видимо, он уже давно не брился. Прихватив бутылку, он пошел в ванную и, встав перед зеркалом, взглянул на свое отражение. Мне уже тридцать семь, — подумал он, — и завтра я стану отцом. Завтрашний день должен все изменить. Зарабатывать деньги в профсоюзе было нелегко, и он все чаще возвращался к мысли предложить Мюррею сделать его главой какого-нибудь отделения. Так поступали все — и Льюис, и Грин, и сам Мюррей. Даже Браун занимал сначала пост руководителя местного профсоюза, после чего стал вице-президентом АФТ. Кроме того, дети, и в этом Тэсс права, не должны расти без отца. Если Браун предложит какую-нибудь стоящую работу здесь, может, имеет смысл согласиться? В любом случае, это лучше, чем ездить по всей стране и подвергать себя постоянному риску. То же самое, кстати, говорит и Кристина. Многие ушли из профсоюза, получив высокооплачиваемую работу в других организациях. Продолжая размышлять, Дэниэл потянулся за бритвой. Через несколько минут он был уже полностью готов, но что ответить Брауну, если тот что-нибудь предложит, он так и не решил.

Метрдотель провел его к угловому столику. Проходя по залу, Дэниэл неожиданно поймал себя на мысли, что почти всех сидящих здесь он уже когда-то видел. Ну, конечно, понял он: в ресторане собрались известные киноактеры, которых он помнил по фильмам. Слева, например, сидел Джоэль Мак-Кри, впереди справа — Лоретта Янг, имена остальных он припомнить не смог.

Метрдотель остановился. Навстречу Дэниэлу поднялись двое.

— Я — Джордж Браун, — сказал один. — А это Вилли Байофф, мой временный заместитель.

Они обменялись рукопожатиями.

— Выпьете что-нибудь? — спросил Браун.

— Я никогда не напиваюсь, — ответил Дэниэл.

— Правильно, — сказал Браун. — Я тоже пью только пиво. Ничего более серьезного язва не позволяет. Но вы, если хотите, заказывайте.

— Спасибо, — Дэниэл подозвал официанта. — «Джек Дэниэльс», пожалуйста.

— Двойной?

— Бутылку. И графин воды без льда.

— Вот это да, — восхищенно произнес Браун. — Видимо, то, что мне о вас рассказывали, правда.

— А что вам обо мне рассказывали? — поинтересовался Дэниэл.

— Мне говорили, что вы правая рука Мюррея и что без вас у него вряд ли было бы столько людей.

— Чепуха. — Таких, как я, у Мюррея сколько угодно. Я только координирую их действия.

— А еще мне говорили, что вы любите женщин.

Появился официант с подносом. Дэниэл подождал, пока он поставит бутылку и уйдет.

— За ваше здоровье, — он залпом осушил стакан и тут же налил себе другой. — Мне о вас тоже много рассказывали.

— И что же? — спросил Браун.

— Ну, что вами управляют люди из Чикаго, которым вы платите половину ваших денег, и что за приличную сумму вы готовы убить даже собственную бабушку. — Дэниэл улыбнулся.

— Какого черта! — возмутился Браун. Казалось, он вот-вот набросится на Дэниэла с кулаками, но рука Байоффа удержала его.

— Прекрасно, — сказал Байофф. — Но вам, наверное, говорили и то, что члены нашего профсоюза имеют самую высокую зарплату и пенсию?

— Я слышал об этом.

— Почему же вы ничего не сказали?

Дэниэл снова потянулся к стакану.

— Ну, а теперь, когда официальная часть, похоже, завершилась, может, вы все-таки скажете, зачем я вам нужен?

— Сначала поужинаем, — невозмутимо ответил Байофф. — Здесь очень хорошие спагетти. Рекомендую.

— Я заказал бифштекс, — сказал Дэниэл.

Они ели быстро, почти не разговаривая. Было видно, что Дэниэл изрядно проголодался, а Браун и его заместитель едят только для того, чтобы побыстрее начать разговор. Когда с ужином было покончено, и официант принес кофе, Дэниэл извлек из кармана сигару.

— Ничего, если я закурю?

Браун и Байофф улыбнулись. Дэниэл зажег сигару и, затянувшись, откинулся на спинку стула.

— Благодарю за приглашение, господа, — сказал он. — Честно говоря, я редко появляюсь в таких местах, здесь просто великолепно. Еще раз спасибо.

Байофф посмотрел на Брауна.

— Вы не возражаете, если я изложу суть дела?

— Пожалуйста.

— Итак, — Байофф повернулся к Дэниэлу, — как вам, может быть, известно, в киноиндустрии задействовано около семи тысяч человек. Три тысячи работают здесь, в Голливуде, остальные либо сидят в Нью-Йорке, либо разбросаны по всей стране. Сейчас мы пытаемся организовать их, но дела двигаются не очень быстро. Сидящие в офисах не желают объединяться с рабочими, компании это знают и всячески поддерживают их. Конечно, понемногу люди начинают понимать, что к чему, но пока еще у нас слишком много проблем. Сейчас Шестьдесят пятый округ готовится к забастовке, и у них достаточно денег, чтобы поддержать рабочих. Более того, они уже установили связи с Нью-Йорком. Проблема заключается в том, что ими руководят коммунисты, и нам надо во что бы то ни стало вырвать рабочих из-под их влияния.

— Почему вы не хотите дать им побастовать, чтобы потом заставить компании пойти на уступки? Раньше вы так делали.

— Теперь это невозможно, — ответил Байофф. — Прежде всего, мы должны уважать наших членов и ни в коем случае не подвергать их опасности, кроме того, мы думаем, что сейчас большинство в профсоюзе не за нами. Поэтому мы и решили обратиться к вам.

Дэниэл промолчал.

— Вы человек известный, — продолжал Байофф. — Вы общались и с Льюисом, и с Мюрреем и прекрасно знаете, как действуют КПП и Шестьдесят пятый округ. Если вы будете работать с нами, мы сумеем быстро исправить положение.

— Конкретно: что вы мне предлагаете? — спросил Дэниэл.

— Мы предлагаем вам пост президента Национального Союза работников кино. Вы будете получать пятнадцать тысяч долларов в год, а кроме того мы будем оплачивать все ваши расходы.

— Вы знаете, сколько я получаю сейчас? — Дэниэл посмотрел на Байоффа.

— Около шести тысяч в год.

— Верно. Господа, я бы, конечно, согласился, но, по-моему, я не очень подхожу для той роли, которую вы мне предлагаете. Вас привлекает моя определенная известность. Однако никто бы и не вспомнил обо мне, если бы я не действовал в интересах рабочих, таких же людей, как я сам. Итальянцев, поляков, южан. Я говорю с ними на их языке, и они меня понимают. А с теми, кто, как вы говорите, сидит в офисах, у меня вряд ли получится. Мы просто не поймем друг друга.

— Мы думали об этом, — сказал Байофф. — И пришли к выводу, что вы можете прекрасно освоиться в любой среде. В конечном счете, человек, закончивший с отличием Нью-Йоркскую школу профсоюзов, не может быть таким односторонним, каким вы пытаетесь себя представить.

— По-моему, вы неправы, — ответил Дэниэл.

— А если мы будем платить вам двадцать тысяч в год?

— Нет. Единственное, что я могу вам посоветовать, пригласить на эту должность кого-нибудь из ваших людей. Человека, которого бы люди уважали, за которым бы пошли куда угодно. Он бы справился со всем намного лучше.

— Не будем торопиться, — сказал Байофф. — Ступайте домой, отдохните, подумайте. Вы скоро станете отцом, и вам, конечно, потребуется более спокойная и лучше оплачиваемая работа. Подумайте. Наше предложение остается в силе.

— Не могу вас обнадежить, господа. Еще раз благодарю за приглашение.

Байофф взглянул на него.

— А вы иногда можете быть очень хитрым, мистер Хаггинс.

— Да, — согласился Дэниэл, улыбаясь. — Но абсолютно честным быть нельзя.

Глава 15

Когда Дэниэл вошел в палату, Тэсс спала. Увидев его, сидевшая рядом сестра поднесла палец к губам.

— Мы дали ей успокоительное.

Дэниэл кивнул и, придвинув к кровати стул, сел рядом с сестрой и взглянул на Тэсс. Лицо жены показалось ему детским и беззащитным.

Тэсс заворочалась.

Скорее почувствовав, чем увидев ее движение, Дэниэл повернулся к ней. Она лежала с открытыми глазами и глядела на него. Потом веки ее опустились, но рука медленно потянулась к Дэниэлу. Дэниэл осторожно поднес ее к губам.

— Мне страшно, мне страшно, — после долгого молчания прошептала Тэсс.

— Не бойся, — ласково ответил Дэниэл. — Все будет хорошо.

— Мне трудно дышать, — пожаловалась она. — У меня сильные боли в груди.

— Ничего, это от нервов.

Тэсс сжала пальцами его руку.

— Как хорошо, что ты пришел.

— Я не мог не прийти.

Сестра вышла, оставив их наедине.

— Извини, — вдруг сказала Тэсс.

— За что?

— Я тебя обманула. Я знала, что беременна, но сказала тебе только через полтора месяца.

— Сейчас это не имеет значения.

Она снова закрыла глаза и замолчала.

— Мне казалось, если ты узнаешь, что у нас будет ребенок, ты бросишь меня.

— Успокойся. Я не собирался бросать тебя. Но, в любом случае, сейчас у нас другие проблемы. А об этом забудь.

— Я не хотела рожать, не сказав тебе всей правды. И еще… Если со мной что-нибудь случится, знай: я любила тебя так, что готова была сделать все, лишь бы ты не ушел.

— Единственное, что с тобой может случиться, так это то, что ты родишь ребенка и выпишешься отсюда.

— Ты не сердишься на меня?

— Нет.

— Как хорошо! — Тэсс задремала.

Вскоре в палату вернулась сестра, сопровождаемая санитаром, который толкал перед собой каталку.

— Мисс Хаггинс, — с улыбкой сказала она. — Пора…

Тэсс открыла глаза и со страхом посмотрела на каталку.

— Что это?

— На этой коляске мы повезем вас в операционную. Не беспокойтесь, все будет в порядке.

Они уложили Тэсс на каталку, накрыли ее одеялом и застегнули ремни.

— Муж может пойти со мной? — спросила Тэсс.

— Конечно, — по-прежнему улыбаясь, ответила сестра. — Он будет сидеть рядом с комнатой, где мы сделаем вам операцию, и вы увидите его сразу, как только мы вывезем вас из операционной.

Санитар толкнул каталку, и они вышли из палаты. Дэниэл шел рядом, держа жену за руку. В лифте Тэсс подняла голову.

— Я чувствую себя очень странно. Кружится голова, я как будто парю в воздухе.

— Ничего страшного, — успокоила ее сестра. — Это у вас от пентотала. Не пытайтесь что-либо делать, лучше закройте глаза и постарайтесь заснуть. Когда вы проснетесь, ваш ребенок уже появится на свет.

Лифт остановился.

— Вы должны остаться здесь, — сказала сестра Дэниэлу у дверей операционной. — Можете посидеть вон там, в конце коридора. Доктор обязательно выйдет и поговорит с вами.

Тэсс подняла голову, ища глазами мужа.

— Дай мне слово, что позаботишься о ребенке.

— Ничего с тобой не случится.

— Обещай. — В голосе Тэсс слышалась мольба.

— Хорошо, обещаю: что бы ни случилось, ребенок не останется без отца.

Тэсс умиротворенно опустила голову на подушку.

— Спасибо. И не забывай, что я люблю тебя и всегда любила.

— Я тоже люблю тебя, — ответил Дэниэл, наблюдая, как Тэсс ввозят в операционную и за ней закрывается дверь.

Прошедший час показался Дэниэлу вечностью. Наконец дверь операционной открылась, и в коридор вышел улыбающийся врач.

— Поздравляю, мистер Хаггинс! — воскликнул он, протягивая руку. — У вас сын. Большой мальчик, весь в вас. Десять фунтов четыре унции.

— Правда? — Дэниэл вскочил на ноги, не веря своему счастью.

— Скоро сами увидите.

— А жена? С ней все в порядке?

— Да. Сейчас она в операционной, но через два часа мы спустим ее в палату. У вас достаточно времени, чтобы сходить за сигаретами и оповестить друзей. А когда вы вернетесь, вы сможете увидеть их.

Дэниэл глубоко вздохнул.

— Спасибо, доктор.

Выйдя из роддома, Дэниэл пересек улицу и вошел в ближайший ресторан. В зале никого не было, только за стойкой возился со стаканами бармен.

— Двойной «Джек Дэниэльс», — сказал Дэниэл, подходя к стойке.

Бармен профессиональным движением налил стакан, придвинул воду.

— Ну, как? — спросил он. — Девочка или мальчик?

— Мальчик, — ответил Дэниэл. — Как вы угадали?

Бармен усмехнулся.

— В девять утра сюда заходят только молодые отцы. — Он пошарил рукой под прилавком и извлек сигару с золотой надписью «У МЕНЯ МАЛЬЧИК». — Это вам. На память.

— Спасибо.

— Если хотите, можете взять целую коробку, — предложил бармен. — Двадцать пять штук за два доллара.

— Давайте, — согласился Дэниэл. — Выпейте за мой счет.

— Вообще-то, у меня правило не пить до полудня, — улыбнулся бармен. — Но сейчас я сделаю исключение. Я ведь из Нью-Йорка, а там сейчас уже намного больше. — Он налил себе стакан, выпил, потом выложил на прилавок коробку с сигарами. — Как назовете?

— Дэниэлом. Он будет Дэниэл Бун Хаггинс Младший.

Бармен отодвинул свой стакан. Дэниэл заказал еще одну порцию и, выпив половину, разбавил остальное водой.

— Если хотите позвонить, на углу есть телефонная будка.

— У меня еще много времени, давайте лучше еще по одной.

— Нет, спасибо, мистер Хаггинс. Мне еще целый день работать, и я хочу продержаться до конца.

— Хорошо. Спасибо еще раз.

— Если хотите позавтракать, то кухня только что открылась.

Дэниэл вдруг понял, что проголодался.

— Бифштекс и яйца с черным хлебом, — сказал он.

Бармен повернулся к кухне.

— Эй, Чарли! Давай сюда! Здесь посетитель.

По дороге в роддом Дэниэл купил букет. Дверь в палату была закрыта и, осторожно толкнув ее, он заглянул внутрь. Тэсс лежала на кровати, обложенная со всех сторон подушками.

Она успела подкраситься, но ее кожа казалась бледной и как будто прозрачной.

Дэниэл присел на край кровати и посмотрел на Тэсс. Она открыла глаза.

— Поздравляю, мама, — сказал он, с улыбкой кладя ей на грудь букет.

— Красивые, — прошептала она и замолчала, словно выбившись из сил.

Дэниэл наклонился к ней и поцеловал.

— Как ты себя чувствуешь?

— Все в порядке, только мне трудно дышать. На груди как будто обруч.

— Это скоро пройдет, — вмешалась сестра. — Мы обычно накладываем бандаж, и иногда пациентки чувствуют себя не очень хорошо. Я поставлю цветы в вазу, — добавила она, обращаясь к Дэниэлу.

Тот протянул ей букет.

— Ты уже видел ребенка? — спросила Тэсс.

— Нет. А ты?

Тэсс покачала головой.

— Доктор говорит, большой мальчик, — сказал Дэниэл. — Десять фунтов четыре унции.

— Все мои братья были такими. Мы сможем взглянуть на него? — спросила она, повернувшись к сестре.

— Именно этим я сейчас и хочу заняться.

Сестра вышла и закрыла за собой дверь.

Дэниэл встал с кровати и пересел на стул.

— Я купил коробку сигар. Видишь тиснение? Здесь написано «У меня мальчик». Это специально в честь нашего малыша.

Тэсс улыбнулась.

— Где ты был сегодня утром?

— Разве ты не помнишь? Я был здесь и даже дошел с вами до самой операционной.

— Да? Не помню. Сначала у меня все кружилось перед глазами, а потом я заснула. Я не говорила ничего неприличного?

— Ты сказала, что любишь меня. Надеюсь, это не кажется тебе неприличным.

— Хорошо, — Тэсс сжала его руку. — Я, действительно, люблю тебя. Ты всегда был так добр ко мне…

— Ты тоже хорошо ко мне относилась.

На пороге снова появилась сестра, держа завернутого в одеяло ребенка. Подойдя к кровати, она откинула одеяло с головы младенца и бережно передала его Тэсс.

— Ваш сын, миссис Хаггинс.

Тэсс осторожно приняла ребенка и поднесла его к лицу. Когда она через мгновение взглянула на Дэниэла, на ее лице сияла радостная улыбка.

— О, Дэниэл! Он совсем как…

Она не договорила. Ее лицо исказилось, на губах выступила пена, и она, опустив руки, чуть не выронила ребенка.

— Дэниэл! О, Господи, что это? — Неестественно выпрямившись, она глядела на него безумным взглядом, пыталась еще что-то сказать, но безвольно опустилась на подушку.

Сестра бросилась к стене и нажала какую-то кнопку. Зазвенел звонок, и через минуту в палате стало тесно от врачей и сестер: одни осматривали Тэсс и совещались, другие пытались наладить искусственную подачу кислорода.

Дэниэл молча наблюдал за происходящим.

— Все, — отрешенно сказал он сестре. — Вы напрасно стараетесь, ее уже не вернуть.

Сестра протянула ему ребенка.

— Пошли, сынок, — произнес он и быстро вышел из палаты.

Глава 16

Стоя под проливным дождем, Дэниэл поплотнее завернулся в плащ.

— И да возляжет пепел на пепел и пыль на пыль, — раздавался по кладбищу голос священника, такой сильный, что, казалось, здесь находится целый хор.

Дэниэл поднял голову и взглянул на темный полированный гроб из красного дерева. Капли дождя с его крышки падали в могилу. Гроб почему-то показался Дэниэлу очень маленьким, ведь Тэсс была очень крупной женщиной.

Священник обернулся к Дэниэлу.

— Помолитесь, — сказал он.

— Я не знаю молитв.

— Не имеет значения: Господь услышит вас, что бы вы ни сказали.

Дэниэл глубоко вздохнул.

— Ты была хорошим человеком, Тэсс, пусть тебе будет хорошо в раю.

Могильщики с нетерпением смотрели на священника. Их рабочий день заканчивался, и им не терпелось уйти домой. Чувствуя их настроение, священник взглянул на Дэниэла, чтобы определить, закончил ли он свою молитву, потом кивнул. Могильщики медленно опустили гроб в могилу и потянулись за лопатами.

— Подождите, — сказал Дэниэл и почувствовал на себе недоуменные взгляды. — Мы всегда сами хороним мертвых.

Могильщики расступились. Дэниэл взял лопату, ощутил знакомое прикосновение дерева, и вдруг снова почувствовал себя деревенским пареньком, работающим на шахте. Комья земли ритмично падали на покрытый цветами гроб. Земля была мокрой, работа требовала усилий, поэтому Дэниэл вспотел и немного утомился, но усталость была приятной. Он снова чувствовал свою силу, снова работал с землей.

Закончив, Дэниэл протянул лопату могильщику.

— Благодарю вас. — Тот молча кивнул.

У машины Дэниэл достал из кармана двадцатидолларовую купюру и протянул ее священнику.

— Не надо, мои услуги входят в стоимость похоронной церемонии.

— Возьмите, кому-нибудь в вашем приходе эти деньги могут сослужить хорошую службу.

— Благодарю вас, сын мой, — сказал священник. — Не расстраивайтесь.

— Я не расстраиваюсь, все мы смертны.

Подъезжая к дому, Дэниэл увидел возле самых ворот большой черный лимузин. Объехав его, он поставил машину во дворе и вошел в дом. На полу в гостиной стояли запечатанные картонные коробки. В спальне Дэниэл увидел Кристину и какую-то женщину средних лет.

— На столе в гостиной стоит бутылка бурбона, — сказала Кристина. — Выпей, тебе станет легче, а мы придем через несколько минут.

Дэниэл перевел глаза на открытый гардероб. Почти все вещи Тэсс уже были сложены в коробку.

Когда Кристина вошла в гостиную, он стоял у окна с полупустым стаканом, смотрел на дождь.

— Кто-то должен был это сделать, — произнес он не оборачиваясь. — Когда мы с Тэсс приехали сюда, тоже шел дождь. По-моему, эта погода преследует меня повсюду.

— Через полчаса приедут за вещами, — сказала Кристина. — Я заказала новую мебель для детской и раскладной диван для гостиной.

— На кладбище я был один, — не обращая на нее внимания, продолжал Дэниэл. — Я не знал ни ее друзей, ни родственников, и мне просто некому было звонить.

— Завтра с утра приедут маляры. Они сказали, что им понадобится всего один день. А мебель привезут послезавтра.

— Кроме меня, у нее никого не было…

— Дэниэл! — вдруг резко произнесла Кристина.

Дэниэл обернулся.

— У нее был сын. Твой сын. Но сейчас ее уже нет, и мы ничего не можем поделать. Забудь о ней. Ты в ответе за судьбу своего ребенка, сейчас надо думать о нем.

— Мне больно. — Дэниэл посмотрел на нее взглядом, полным отчаяния. — Я даже не знаю, с чего начинать.

— Я помогу тебе. Мы с миссис Торгерсен пришли сюда именно за этим.

— С какой миссис Торгерсен?

— Ты ее видел. Женщина, которая сейчас наверху. Она опытная няня и поможет тебе следить за малышом.

— Кристина. — Дэниэл взглянул на нее с уважением. — Спасибо.

— Я люблю тебя. — Она поцеловала его в щеку. — И моя любовь — нечто большее, чем физическое влечение.

Дэниэл посмотрел ей в глаза.

— Знаю, — он налил себе новый стакан виски. — Но сейчас у меня очень много дел. Неизвестно, смогу ли я себе все это позволить. Видимо, придется принять предложение Байоффа и Брауна. Помнишь, я тебе говорил?

— Ты сказал, что они негодяи.

— Идеальных людей вообще нет.

— У тебя есть другой выход, — сказала Кристина. — Давай я поговорю с дядей, он даст тебе работу. По крайней мере, ты не будешь обманывать сам себя. Если уж ты хочешь перейти на другую сторону, то не останавливайся на полпути.

— Может, мне лучше забрать ребенка на Восток?

— Не говори глупостей. Где он будет жить? В чемодане? И как ты собираешься за ним ухаживать? — Дэниэл не ответил. — Здесь у тебя прекрасный дом, и ребенок может спокойно расти. Более того, ты сможешь ездить по всей стране, не беспокоясь за него. Лучшей няни, чем миссис Торгерсен, ты нигде не найдешь. Она прекрасно разбирается в таких вещах, о каких ты даже не догадываешься. На ее руках выросли все дети моей сестры.

— Сколько я должен ей платить?

— Немного. Она сама хотела переселиться в Калифорнию, потому что ей до смерти надоело мерзнуть на Востоке. Двухсот долларов в месяц ей вполне хватит. Сестра платила ей три с половиной доллара в день.

— То есть она обойдется мне в две тысячи четыреста долларов в год, — сказал Дэниэл. — А на все остальное мне, как я понимаю, понадобится что-то около двух тысяч. Тогда у меня ничего не останется.

— А зачем тебе деньги? — спросила Кристина. — Ты постоянно ездишь, все путевые расходы тебе оплачивает твой профсоюз.

— Скажи, — неожиданно спросил он, — ты все предвидела заранее?

— Не все.

— А что ты упустила?

Кристина вдруг рассердилась.

— Если ты сам не понимаешь, то мне незачем говорить.

Дэниэл попытался поймать ее взгляд.

— Сейчас я не готов об этом говорить.

Кристина подошла к нему и ласково прикоснулась к его руке.

— Знаю, — тихо сказала она. — Но когда-нибудь мы поговорим об этом.

Миссис Торгерсен была деловой женщиной. Она овдовела двадцать лет назад, ее муж, моряк, погиб, когда его корабль потопила немецкая подводная лодка. Вдова говорила по-английски свободно, с едва уловимым шведским акцентом, и с удивительной легкостью делала свое дело — готовила, шила, водила машину, убирала дом, стирала и даже ухаживала за садом.

— Вам не о чем беспокоиться, — сказала она Дэниэлу при первом разговоре. — Я — человек ответственный и буду заботиться о вашем ребенке так же, как о своем.

— Я знаю, миссис Торгерсен. Мне просто хотелось удостовериться, что здесь есть все, что вам нужно.

— Пока я довольна, — сказала няня. — Дом очень хороший. Мне здесь нравится.

— Завтра утром, до роддома, мы заедем в банк. Я хочу открыть счет на ваше имя, чтобы вы получали деньги своевременно. Я очень много езжу по стране, поэтому не всегда смогу платить вам лично.

— Как скажете, мистер Хаггинс. Когда вас не будет, я могу спать здесь, на раскладном диване.

Дэниэл улыбнулся.

— Не надо. Несколько дней я потерплю.

Миссис Торгерсен помолчала.

— Мисс Кристина поедет с нами? — спросила она.

— Не знаю, она ничего мне не говорила.

— Извините, мистер Хаггинс, — произнесла миссис Торгерсен. — Думаю, я должна вам это сказать. Я стала работать у Гердлеров, когда Кристине было пятнадцать, и за те десять лет, что я знаю ее, она никогда в открытую не говорила о своих чувствах и желаниях. Но я уверена, она тоже захочет поехать.

— Спасибо, миссис Торгерсен. Сегодня за ужином я спрошу ее.

— Нет, — ответила вечером Кристина, когда Дэниэл задал ей этот вопрос. — Завтра утром я уезжаю в Чикаго.

— Я думал… — удивленно начал он.

— Мне очень жаль, но я сделала все, что было в моих силах. Больше так не могу. — На ее глазах показались слезы, и она выбежала в спальню.

Когда он вошел следом, Кристина стояла в углу, закрыв лицо руками. Дэниэл осторожно повернул ее к себе.

— Я что-то не так сказал? — Она молча покачала головой. — Тогда в чем же дело?

— Я обо всем подумала и решила, что так поступать может только сумасшедшая. Когда я говорила, что останусь с тобой, я не очень хорошо себе это представляла. А теперь я вижу, как ты страдаешь. Я люблю тебя, но не должна больше здесь оставаться, чтобы не бередить твои раны.

Дэниэл прижал ее к себе.

— Я не то имел в виду.

— Ты здесь ни при чем. Во всем виновата я. Ты просто никогда не говорил ничего, что могло бы заставить меня передумать. — Голос Кристины звучал глухо, так как ее лицо лежало на груди Дэниэла.

В углу зазвонил телефон. Кристина прошла через спальню и сняла трубку.

— Алло! Я передам ему. Это миссис Торгерсен, — она обернулась к Дэниэлу. — Тебе звонил Мюррей и просил срочно связаться с ним.

Дэниэл набрал номер.

— Я больше не могу удерживать их один, — услышал он раздраженный голос Мюррея. — Когда ты вернешься?

— Я могу выехать в воскресенье.

— Приезжай в Чикаго, я буду ждать тебя там.

— Хорошо.

— Да, у вас все в порядке? — словно спохватившись, спросил Мюррей. — Кто родился, мальчик или девочка.

— Мальчик. — Дэниэл понял, что Мюррей до сих пор не знает о случившемся.

— Поздравляю, передай привет жене и жду вас в Чикаго.

— Всего хорошего. — Дэниэл положил трубку и повернулся к Кристине. — Думаю, мне пора домой.

— Останься.

На его лице появилось недоумение.

— Я уже говорила, что поступать так может только идиотка. Я не отпущу тебя без последней ночи любви.

Глава 17

Когда поезд прибыл в Чикаго, известие о забастовке на предприятиях «Рипаблик Стил» уже облетело все газеты. Купив в киоске «Трибьюн», Дэниэл сел в такси и, сказав водителю адрес штаб-квартиры профсоюза, погрузился в чтение. На первой странице были помещены два заявления. Одно, красовавшееся на самом видном месте, принадлежало Тому Гердлеру; другое, в подвале, — Филу Мюррею. Гердлер не особенно стеснялся в выражениях.

«Коммунисты, анархисты и прочие подстрекатели, пытающиеся захватить власть в стране и передать ее в алчные руки Советского Союза, неминуемо потерпят поражение, столкнувшись с огромными массами честных американцев, готовых отстаивать свои идеалы и американский образ жизни, чтобы обеспечить свое собственное благосостояние и благосостояние своих детей. Мы не отступим, мы будем сражаться с ними повсеместно, как наши доблестные американские солдаты сражались с немцами во время войны. А рабочим, которых они собираются одурачить, мы скажем: „Не слушайте подстрекателей, готовых продать вас врагам! Возвращайтесь на работу! Мы простим вас, как брат прощает брата и сосед — соседа“».

Заявление Мюррея было составлено в более выдержанных тонах. В нем говорилось:

«Все, что мы требуем — это обеспечить рабочим „Рипаблик Стил“ хорошие условия труда и сносную зарплату, другими словами, все то, что давно уже имеют рабочие „Ю-Эс Стил“ и других компаний, признавших в свое время законность их требований. Мы не собираемся ни предавать Америку, ни насаждать здесь чуждую нам идеологию; мы боремся только за то, чтобы помочь рабочим, на труде которых покоится и американский образ жизни, и вся наша страна».

Такси остановилось. Оставив газету в машине, Дэниэл вышел и направился в штаб-квартиру. Проходя по первому этажу, он неожиданно подумал, насколько все изменилось с девятнадцатого года, когда они впервые пытались создать свои отделения на сталелитейных предприятиях. Тогда все было импровизацией; сейчас же профсоюз имел развитую сеть региональных отделений, информационную службу с сорока работниками, готовившую материалы для газет, статистическую службу, собиравшую информацию обо всех отраслях экономики страны, в которых действовал профсоюз, кассу взаимопомощи и многое другое. Да, профсоюз сильно изменился, думал он. Но стал ли он сильнее? Несмотря на современную технику и солидную финансовую базу, что-то исчезло, и Дэниэл никак не мог понять, что именно. Возможно, профсоюзы просто перестали считаться со своими противниками, и серия блестящих побед, например, прошлогодняя победа над «Ю-Эс Стил», успех текстильщиков на Юге, или возникновение профсоюзов на предприятиях «Дженерал Моторе», вскружила им голову? Лидеры профсоюзов словно забыли, что для крупных и богатых компаний их успехи не стали серьезным ударом, так как их финансовые потери компенсировались за счет других источников, и что существовало огромное количество более мелких компаний, руководство которых было полно решимости сражаться за каждый доллар. Форд и Гердлер, считавшие, что рабочие должны быть благодарны им за предоставленные места, и видевшие в любых действиях профсоюзов посягательство не только на свое богатство, но и на свою свободу, отнюдь не стремились к компромиссу. С одним из них, Гердлером, им и предстояло столкнуться, поэтому нужно во что бы то ни стало стряхнуть с себя шапкозакидательское настроение.

Кабинет Мюррея находился в конце коридора, подальше от лифтов. Помещения, где сидели профсоюзные лидеры, обставленные дорогой мебелью, отличались от остальных комнат, неуютных и загроможденных столами. Лидеры профсоюза все больше замыкались в своем кругу, отрываясь от рядовых членов, и Дэниэл подумал, что из них формируется новая олигархия, интересы которой скоро пойдут вразрез с интересами рабочих. Братство и духовная общность, отличавшая членов профсоюза на ранней стадии его деятельности, все более уступали место расчетливости, которая со временем могла привести к его перерождению и превращению в еще одно капиталистическое предприятие. Теперь Дэниэл понял, почему Мюррей все-таки пошел на забастовку. Положение в ОПРСП очень сильно напоминало положение в профсоюзах, действовавших на предприятиях «Дженерал Моторе», где одни вожаки подсиживали других и при первом удобном случае добивались отстранения их от должности, чтобы самим занять освободившееся место. Лидеры, таким образом, были просто вынуждены рваться в бой, чтобы доказать, что они не боятся борьбы и достойно выполняют свои обязанности. Так поступал и Мюррей. При этом он постоянно оглядывался на Льюиса, который, почивая в Вашингтоне на лаврах победителя «Ю-Эс Стил», занимал весьма неопределенную позицию. Беспокоясь только о сохранении своего поста, Льюис до поры до времени не вмешивался, давая Мюррею действовать самостоятельно. Его расчет понятен. Если забастовка будет проиграна, виноватым окажется Мюррей, если же рабочие добьются от компании уступок, он со спокойной совестью присоединится к ним, выставляя себя человеком, научившим их побеждать.

Перед кабинетом Мюррея Дэниэл увидел секретаршу, работавшую недавно, так как раньше он с ней никогда не встречался.

— Мистер Мюррей у себя?

Девушка оторвалась от пишущей машинки.

— Простите, кто его спрашивает?

— Дэниэл Хаггинс.

Секретарша взяла трубку.

— Мистер Мюррей, к вам мистер Хаггинс. Пожалуйста, сэр. — В ее голосе чувствовалось уважение.

Мюррей встал из-за стола и сделал несколько шагов ему навстречу. Они обменялись рукопожатием.

— Очень рад тебя видеть, — радостно, хотя и устало сказал Мюррей. Вероятно, ему уже давно не удавалось отдохнуть.

— Я тоже очень рад, — искренне ответил Дэниэл.

— Бери стул. Как ребенок?

— Неплохо.

— Твоей жене есть чем гордиться. Когда вернешься, скажи ей, что я прошу прощения за этот неожиданный вызов.

— Ее нет, — резко ответил Дэниэл.

— Серьезно? — Мюррей удивленно вскинул брови. — Ты ничего мне об этом не говорил.

— Мне было нечего говорить. Она умерла, вот и все.

— Извини, Дэниэл, я не знал, иначе бы, конечно же, не стал торопить тебя.

— Все в порядке, — ответил Дэниэл. — Я сделал все необходимое и сейчас возвращаюсь на работу.

— А как ребенок? Он в хороших руках?

— Я нашел женщину, которая им занимается. Надеюсь, все будет хорошо.

Мюррей глубоко вздохнул.

— Если появятся проблемы, дай мне знать.

— Спасибо.

Дэниэл стал ждать продолжения. На обстановку он уже не обращал внимания, но его не покидала мысль, что далеко не все в порядке. Даже Мюррей, казалось, стеснялся его.

Перебрав разложенные на столе бумаги, Мюррей взял одну из них и, быстро просмотрев, поднял голову.

— Я хочу предложить тебе новое место. Ты будешь работать здесь, координатором наших региональных отделений на Среднем Западе, следить за тем, чтобы они проводили единую политику.

— Не знаю, справлюсь ли я, — ответил Дэниэл. — Честно говоря, мне привычнее ездить по стране, чем сидеть в кабинете. А нельзя оставить все как есть?

— По-моему, ты уже достаточно поездил. Пора переходить на руководящую работу.

— Кто будет моим начальником?

— Дэвид Макдональд. Он находится в Питтсбурге и контролирует текущие дела. А я возвращаюсь в Вашингтон, буду давить на правительство.

Дэниэл удовлетворенно кивнул. Макдональд был хорошим человеком, много лет проработавшим в сталелитейной промышленности. Говорили, правда, что он протеже Мюррея, так же, как сам Мюррей находился под покровительством Льюиса. Сейчас хотя бы первое из этих утверждений подтвердилось, но Дэниэл не видел в этом ничего плохого. В конечном счете, Макдональд был самым подходящим кандидатом.

— А в моем подчинении кто-нибудь будет?

— Поговори с Дэйвом. Думаю, он сможет сказать тебе больше, чем я.

Достав из бокового кармана сигару, Дэниэл медленно зажег ее и, не спуская глаз с Мюррея, закурил.

— Ну, хорошо, — начал он. — Мы знаем друг друга не первый день. Скажи мне честно, зачем ты хочешь меня повысить?

Мюррей покраснел.

— Пусть то, что я сейчас тебе скажу, останется между нами.

Дэниэл промолчал.

— Слишком многим не нравится, что ты был против забастовки. Да и твои отношения с племянницей Гердлера уже ни для кого не секрет. Люди тебе не доверяют.

— А ты мне доверяешь?

— Странный вопрос, если бы я не доверял, то не предложил бы тебе повышение.

— Тогда мне лучше совсем уйти, — сказал Дэниэл. — Мне не нравится эта кабинетная возня.

— Нет, — жестко ответил Мюррей. — Это не устроит ни меня, ни Дэйва, ни Льюиса. Ты единственный был во всех местных отделениях профсоюза и знаешь истинное положение дел. Кроме того, это ненадолго. Когда забастовка закончится, мы найдем для тебя что-нибудь еще.

— Когда забастовка закончится, — повторил Дэниэл. — Ты можешь сказать, чем она закончится? По-моему, я так и не смог показать вам, кто такой Гердлер. Он сколотил целую банду таких же, как он, и они готовы идти до конца.

— Банду? Хорошее выражение. На следующей неделе у меня будет пресс-конференция в Вашингтоне, и оно очень подойдет.

— Рад, что смог помочь, — сказал Дэниэл.

— Через три недели День Памяти. Мы планируем организовать массовые демонстрации по всему региону. Когда банда увидит, какая сила стоит за нами, она пойдет на попятную.

— Не пойдет. Им надо подавить забастовку, поэтому они нацелены только на это. Они даже не посмотрят на наши демонстрации.

— Не спорь, Дэниэл, — устало сказал Мюррей. — Очень многие забастовку поддерживают. Не заставляй меня ставить вопрос о твоем исключении, лучше помоги мне.

Впервые за много лет Мюррей говорил с ним так откровенно, не как начальник, а как друг. Больше двадцати лет Мюррей поддерживал его, сейчас настало время отплатить ему добром за добро.

— Хорошо, — сказал он наконец. — Что я должен делать?

— Когда начнутся демонстрации, ты должен будешь следить за тем, чтобы все прошло нормально.

— Постараюсь сделать все возможное. — Дэниэл поднялся с места. — Но если я останусь в Чикаго, то мне придется только уйти отсюда.

— Спасибо, Дэниэл.

— Не благодари меня, Фил, я возвращаю тебе свой долг.

— Когда-нибудь мы поговорим о том, кто кому и что должен, — устало улыбнулся тот. — А сейчас главное — сделать дело. Кстати, наш исполком установил для твоей будущей должности зарплату в восемьдесят пять тысяч долларов.

— Что же ты раньше не сказал? — засмеялся Дэниэл. — Может, тогда я был бы посговорчивее.

Мюррей тоже улыбнулся.

— Если бы тебе нужны были только деньги, ты уже давно работал бы в АФТ. Но я тебя очень хорошо знаю.

Глава 18

Кабинет, в котором Дэниэлу предстояло работать, был настолько мал, что в нем едва помещались письменный стол, два стула и одиноко стоявшая в углу вешалка. Голые, выкрашенные в белый цвет стены. Если бы не окно, выходившее на улицу, он, наверное, сошел бы с ума после первой недели работы.

Дела двигались медленно. Дэниэл сразу начал обзванивать региональные организации профсоюза, пытаясь наладить контакты с их руководителями. Те разговаривали достаточно дружелюбно, но до поступления указаний от Макдональда отказывались выполнять какие-либо поручения. Дэниэл пытался связаться с Макдональдом, но всякий раз, когда он набирал номер его питтсбургского офиса, того на месте не оказывалось. Правда, секретарша всегда говорила, что шеф обязательно перезвонит ему.

В пятницу все газеты были полны сообщений о пресс-конференции Мюррея. Особенно часто цитировалось его выражение насчет «банды». Журналисты вообще были падкими на резкие изречения, и даже Габриэль Хиттер использовал его в своей информационной радиопередаче.

Дочитав газету, Дэниэл протянул руку к телефону. Он был слегка удивлен, услышав в трубке голос Мюррея.

— Поздравляю, кажется, конференция прошла блестяще. Твои слова попали во все газеты.

— Спасибо. — Мюррей был явно польщен. — По-моему, общественное мнение понемногу меняется. Люди начинают понимать, кто мы такие и чего желаем добиться. Ну, а ты как?

— Фактически я пока даже не начал работать. Просто сижу здесь, и все. Если так пойдет и дальше, я скоро сойду с ума.

— Не понимаю, — удивился Мюррей. — Ты говорил с Дэйвом?

— Я никак не могу ему дозвониться, а на местах никто не знает о моем назначении. Я здесь, как в тюрьме.

— Хорошо, я поговорю с Макдональдом.

— Если тебе трудно, то не надо, — отказался Дэниэл. — У тебя и так проблем хватает. Послушай, может, мне лучше уехать?

— Нет, нет, я поговорю с ним. Если у тебя какие-то проблемы, я должен их решить.

— Ты мне ничего не должен. — К тому же, я давно не видел сына. Мало того, что он растет без матери, так у него сейчас нет отца.

— Побудь здесь до конца месяца. Если к тому времени ничего не прояснится, уезжай.

— Хорошо.

Дэниэл положил трубку, достал бутылку виски и повернулся к окну. Шел дождь, фонари один за другим выключались, и город медленно погружался во тьму.

Дэниэл почувствовал себя узником. Он подошел к двери и выглянул наружу. В офисе уже никого не было, и только в дальнем углу склонилась над пишущей машинкой какая-то девушка. Часы показывали пять.

Да, в профсоюзе изменилась не только организация. Раньше штаб-квартира была для людей домом, после работы они не расходились, а собравшись вместе в одной из комнат, вели долгие разговоры о настоящем и будущем. Сейчас же профсоюз ничем не отличался от любого другого предприятия. В пять часов уже никого не было.

Держа в руках стакан, Дэниэл подошел к девушке.

— Что вы занимаетесь?

— Печатаю отчет для мистера Джерарда. Он потребуется ему в понедельник утром.

— Мистер Джерард? Из какого он отдела?

— Из юридического.

— А вас как зовут?

— Нэнси.

— Скажите, Нэнси, вам правится работать в профсоюзе?

Нэнси опустила глаза и взглянула на машинку.

— Работа, как работа, — ответила она.

— Нет, я хочу спросить, почему вы пошли именно в профсоюз? — Дэниэл слегка изменил свой вопрос. — Вы хотели помогать рабочему движению, участвовать в борьбе за улучшение условий труда или пришли просто так?

— Я не очень понимаю, о чем вы говорите, — сказала Нэнси. — Я пришла по объявлению и, хотя здесь платят только пятнадцать долларов в неделю, стала работать.

— Вы считаете, у вас плохая зарплата?

— Обычно за такую работу платят девятнадцать долларов в неделю. Но сейчас трудно найти новое место.

— Создайте профсоюз и начните бороться за повышение зарплаты. — Дэниэл улыбнулся. — Хотите выпить?

— Нет, спасибо, мне надо закончить работу.

— Хорошо, — Дэниэл повернулся и пошел к кабинету.

— Мистер Хаггинс! — окликнула его Нэнси. — Можно задать вам вопрос?

— Пожалуйста.

— Извините, здесь ходят разные слухи по поводу того, что вы здесь делаете и в каком отделе состоите. Вы довольно таинственный человек…

— Вы когда-нибудь слышали о тюремном отделе? — засмеялся Дэниэл.

— О тюремном? По-моему, нет.

— Так вот, я оттуда.

Когда Дэниэл вышел из офиса и направился к стоянке, дождь еще не кончился. Заведя мотор и включив фары, он задумался. Ехать домой не имело смысла. Он уже прочитал все сегодняшние газеты, и мысль о вечере у радиоприемника с бутылкой не привлекала его. Сначала он подумывал отправиться в кино, но, решив, что это не развеет тоски, повернул на юг, к заводу «Рипаблик Стил», где он когда-то помогал создать отделение профсоюза. Остановившись у бара, он вошел и огляделся. Бар заполнили шахтеры, отдыхавшие после проведенного в пикете дня. У стены стояли транспаранты: «Рипаблик Стил бастует», «Даешь нормальную зарплату!». Некоторые были отпечатаны в типографии, но большую часть написали сами рабочие.

Подойдя к стойке, Дэниэл заказал двойную порцию виски. Пока бармен выполнял заказ, он посмотрел в зал. Виски пили только двое, остальные держали в руках пивные кружки. Забастовка многое изменила в жизни рабочих, в том числе и их алкогольные пристрастия.

Когда бармен поставил на стойку стакан виски, взял долларовую купюру и выложил сдачу, Дэниэл, направляясь к столику, вдруг услышал, как из глубины зала кто-то окликнул его.

— Эй! Большой Дэн, это ты? — Обернувшись, Дэниэл увидел в углу знакомого рабочего, одним из первых вступившего в свое время в профсоюз.

— Привет, Сэнди! — радостно сказал он.

— Ты здесь? — Сэнди взял свою кружку и начал пробиваться к нему. — Не ожидал тебя увидеть.

— Почему?

— Говорили, ты в Калифорнии.

— Я уже давно вернулся.

— А почему не заходил? — Сэнди имел в виду штаб-квартиру местного отделения профсоюза.

— Я был в Чикаго. У меня теперь новая работа.

— Об этом тоже ходили слухи.

— Не знал, что люди так интересуются мной. Что они еще говорят?

— Разное. По всей видимости, вопрос Дэниэла поставил Сэнди в тупик.

— Дайте еще виски! — сказал Дэниэл бармену и повернулся к Сэнди: — Пошли сядем где-нибудь.

Они присели за столик.

— Давай выпьем за встречу, — он придвинул Сэнди стакан. — А потом ты расскажешь мне, что говорят люди.

Сэнди взглянул на стакан, потом на него.

— Глупости говорят, я им не верю. Говорили, ты был против забастовки. А еще ходили слухи, что ты близко сошелся с кем-то из семьи Гердлера, и сейчас тебя просто прячут, чтобы уберечь от гнева рабочих.

— А что они думают по этому поводу? — Дэниэл кивнул в сторону посетителей.

— Посмотри на них, — с презрением сказал Сэнди. — Одни итальянцы, шведы, да черные. Думать сами они не могут, поэтому всему верят.

— А им говорят, что мне нельзя доверять?

Дэниэл сделал жест официанту, и тот вновь наполнил их стаканы.

— Ну, как у вас дела? — спросил он. — Завод остановился?

— Не совсем. Процентов сорок работают. Когда Гердлер сказал, что больше не возьмет никого из забастовщиков, многие вышли на работу. — Сэнди отхлебнул виски. — А что думают наверху?

— Сегодня я говорил с Мюрреем. По его мнению, все идет нормально, он очень рассчитывает на демонстрации в День Памяти. Гердлер должен увидеть нашу силу.

Сэнди кивнул.

— У нас тоже будет большой митинг. Соберутся все, кто работает на «Рипаблик Стил», а потом в «Сэмс Плэйсе» начнется конференция. Будет около трехсот человек.

— В «Сэмс Плэйсе»? В том зале, где мы собирались раньше?

— Да. Было бы неплохо, если бы ты тоже пришел туда.

— Я тоже так думаю.

— Понимаешь, Дэвис, ну, тот парень, которого прислали тебе на смену, больше похож на профессора, чем на профсоюзника. Мне кажется, он никогда в жизни не работал. Конечно, он говорит правильные вещи, но я все время думаю, что он выучил это в школе. Они не могут снова назначить тебя к нам?

— Не знаю. — Дэниэл встал и протянул руку. — Их замыслы для меня тайна. Ну, ладно, я пошел.

— Счастливо.

Выйдя из бара, Дэниэл пересек улицу и подошел к машине. Внезапно из-за угла появились трое, и он почувствовал, как напрягаются мускулы на шее.

— Большой Дэн? — вдруг спросил один из них.

— Да.

— Иди отсюда, нам такие не нужны.

— Я нормальный гражданин и могу ходить, где угодно.

— Плевать мы на это хотели. Ты продал нас Гердлеру за его племянницу. Ты — предатель.

Мужчины подошли ближе. Дэниэл протянул руку к кобуре и вытащил пистолет.

— Стойте, где стоите, — сказал он, пытаясь говорить как можно спокойнее. — Или я не поручусь за вашу жизнь.

Они остановились.

— А теперь перейдите на другую сторону улицы. И без глупостей.

Мужчины направились к бару. Проводив их взглядом, Дэниэл сел за руль. Когда машина тронулась с места, они бросились за ним.

— Предатель! Мерзавец! — услышал он.

Проезжая мимо завода, Дэниэл притормозил. Возле ворот ходили пикетчики. Их было всего четверо, и они казались очень уставшими. Из-за ограды за ними следили охранники. Дэниэл насчитал двадцать человек. Двадцать здоровых парней в непромокаемых плащах против четырех пикетчиков.

Доехав до дома и поднявшись по лестнице, Дэниэл вставил ключ в замочную скважину, но, к его удивлению, дверь открылась сама. Почувствовав недоброе, он вытащил пистолет и осторожно шагнул внутрь.

— Где ты был, Дэниэл? — донесся из кухни голос Кристины. — Я уже третий раз разогреваю тебе ужин.

Глава 19

Дэниэл внезапно проснулся. В первый момент он просто почувствовал, что его глаза открыты. Закрыв их, он попытался заснуть, но это ему не удалось. Он полежал несколько минут, потом осторожно, чтобы не разбудить Кристину, выскользнул из постели, пошел в гостиную. У самой двери он оглянулся. Кристина безмятежно спала.

Он не стал зажигать свет. Бутылка, конечно, стояла там, где он ее оставил. Но выпивка не оказала на него никакого действия. Он чувствовал какую-то странную опустошенность, против которой оказались бессильны и виски, и Кристина.

Дверь спальни открылась, и на пороге гостиной появилась обнаженная Кристина.

— Извини, — сказал Дэниэл. — Я не хотел будить тебя. Но раз уж ты встала, надень ночную рубашку. Холодно.

— Что с тобой, Дэниэл? — не обращая внимания на его слова, спросила Кристина.

— Оденься.

Кристина скрылась за дверью, но вошла в том же виде.

— У тебя нет ночных рубашек, а своих я с собой не взяла.

Дэниэл улыбнулся. Кристина права: у него не было пижамы, обычно он спал в нижнем белье.

— Возьми любую рубашку.

— По-моему, я выгляжу по-идиотски. — Рубашка Дэниэла оказалась для нее слишком длинной.

— Иначе ты простудишься, — Дэниэл допил виски. — Хочешь?

Кристина покачала головой.

— Что с тобой, Дэниэл? Я никогда тебя таким не видела. Это как-то связано с твоей новой работой?

Дэниэл удивленно взглянул на нее.

— Ты и об этом знаешь?

— Конечно.

— Каким образом?

— Лучше спроси, как я узнала твой адрес. В администрации дяди у меня есть доверенные люди.

— А у них откуда такие сведения?

— У них на всех есть досье.

— То есть, твой дядя знает о наших отношениях?

Кристина молча кивнула.

— Что он сказал, когда узнал об этом?

— Сначала он очень сердился, но потом вроде бы успокоился. Не потому, что ты ему понравился, просто, на твоем месте мог оказаться и кто-нибудь похуже. Представь меня в постели с евреем-коммунистом, или негром.

— Видимо, он знает обо мне даже больше наших, — Дэниэл горько усмехнулся.

— Дядя говорил, что, если бы не забастовка, они вообще бы от тебя избавились, но сейчас момент критический и не время раскачивать лодку. Кроме того, многие тебе еще верят.

— Он ошибается. Сегодня вечером я убедился, что люди настроены против меня. Им тоже многое известно, даже то, чем мы с тобой занимаемся. Они считают, что ты — тридцать сребреников, за которые я продал себя Гердлеру.

— Но ведь кто-нибудь тебе верит?

— Надеюсь, Фил Мюррей еще не считает меня предателем. Но ведь он один.

— Мне жаль, что все так получается, — сказала Кристина. — И что ты теперь будешь делать?

— Честно говоря, не знаю. Мюррей хочет, чтобы я пока отлежался, подождал, пока все уляжется. Но я не уверен, что мне это удастся. Я просто не могу сидеть в кабинете и наблюдать, как другие работают.

— Почему бы тебе не поговорить с дядей? Конечно, ты ему не очень нравишься, но за то, что он тебя уважает, я могу поручиться.

— Не могу. Я столько лет отдал рабочим, что сейчас мне слишком тяжело их оставить. К тому же моя работа у него подтвердит все слухи.

— Я люблю тебя, — Кристина подошла ближе. — И мне больно видеть, как ты страдаешь. Я сказала, что буду ждать, когда ты меня позовешь, но я ошиблась. Я слишком люблю тебя, Дэниэл, чтобы ждать. Я хочу быть с тобой.

— Я тоже хочу быть с тобой. — Дэниэл глубоко вздохнул. — Но сейчас это невозможно.

— Что же нам делать?

— Ждать. Ждать, что сделает Мюррей. Может, он сможет все уладить.

— Вдруг ты не сможешь поступить, как он хочет, и должен будешь уйти?

— Все вероятно. Но если я уйду, то возьму тебя с собой, обещаю.

Увидев, что она вот-вот заплачет, Дэниэл обнял ее и поцеловал в щеку.

— Не волнуйся.

— Я не волнуюсь, — ответила она, заглядывая ему в глаза. — Наоборот, радуюсь. Ты ведь любишь меня, правда?

— Не капризничай.

— Хотя бы чуть-чуть? — В голосе Кристины послышались жалобные нотки.

— Не чуть-чуть, — он наклонился, чтобы поцеловать ее в губы. — Я очень люблю тебя.

Дэниэл взглянул на лежавший календарь. Двадцать восьмое мая 1937 года, пятница. Со времени его последнего разговора с Мюрреем прошло две недели. Все эти дни он жил ожиданием обещанного Мюрреем звонка от Макдональда, но Дэйв по-прежнему молчал. Оживление, вызванное предстоящими демонстрациями, росло, сначала он тоже поддался всеобщему воодушевлению, но потом заметил, что никто из работавших в офисе не только не обращался к нему, но даже не упоминал его фамилии. Дэниэл не верил своим глазам. Если бы несколько месяцев назад кто-нибудь сказал ему, что информацию о ходе забастовки он будет черпать из газет, он, наверное, только бы посмеялся.

Оторвавшись от календаря, Дэниэл посмотрел на часы. Была половина шестого. Рабочий день уже кончился, и офис опустел. Вернувшись в кабинет, Дэниэл набрал номер вашингтонской резиденции Мюррея.

— Мистер Мюррей, — ответила секретарша, — уехал в Питтсбург и будет только на следующей неделе.

Дэниэл попытался связаться с Питтсбургом. Безрезультатно.

Дэниэл достал из ящика бутылку виски. Допив оставшиеся на дне несколько капель, он снова уставился на календарь. Двадцать восьмое мая. Пятница. Мюррей просил его подождать до конца месяца. Сейчас это время пришло.

Внезапно Дэниэл застыл, пораженный простой, но почему-то только сейчас пришедшей ему в голову догадкой. Тридцать первого мая — понедельник, следовательно, он должен провести в ожидании все выходные, на которые намечены демонстрации. Неужели Гердлер все-таки прав? Неужели они, действительно, боятся, что мой уход нарушит сложившийся в профсоюзе баланс сил?

Мысль работала с беспощадной точностью. Ну хорошо, демонстрации пройдут. Что дальше? Мюррей позвонит ему, извинится и скажет, что они больше не могут работать вместе? Или они посчитают, что все в прошлом и дадут ему какую-нибудь новую работу? В любом случае, это уже не имеет никакого значения. Дэниэл посмотрел на свои руки на столе. Перемены, происшедшие с ним в последнее время, никак не отразились на них. Это по-прежнему были рабочие руки, с сильными пальцами и грубой кожей.

— Таков и я, — подумал он. — Рабочие руки, которыми кто-то, считающий себя мозгом, все время командует.

Дэниэл почувствовал, как ярость, понемногу накапливавшаяся в нем, вот-вот прорвется наружу. Сжав кулаки, он с силой ударил ими по столу. Когда он поднес руки к лицу, он увидел струящуюся кровь. Дэниэл опустил кулаки и тут же забыл о них. Решающий миг настал. Пора уходить, порвать с пассивным ожиданием и вернуться на широкую дорогу жизни. Дэниэл стал один за другим открывать ящики, проверяя, не оставил ли там что-либо важное.

Стук в дверь оторвал его от работы. Он пошел открывать. На пороге с расширенными от страха глазами стояла Нэнси.

— Слушаю вас, — коротко сказал Дэниэл.

— Я кое-что забыла на столе и вернулась. Потом я услышала, как у вас в кабинете что-то упало. С вами все в порядке?

— Да, спасибо.

Нэнси с облегченно вздохнула.

— Тогда я пойду. Извините, что побеспокоила вас.

— Ничего, Нэнси, спасибо вам за заботу.

Девушка повернулась и пошла к выходу.

— Нэнси!

— Да, мистер Хаггинс.

— Вы не могли бы напечатать для меня одно письмо?

— Это займет много времени? У меня сегодня свидание, а надо еще сходить домой переодеться.

— Оно небольшое, — сказал Дэниэл. — Небольшое, но очень для меня важное.

— Хорошо. Сейчас я принесу машинку.

Нэнси скрылась за дверью. Проводив ее взглядом, Дэниэл вернулся к столу и продолжил осмотр ящиков.

Глава 20

Кристина приехала после обеда и застала Дэниэла за разборкой ящиков стола.

— Помочь? — спросила она.

— Я уже почти закончил. Да и было здесь всего ничего. — Задвинув последний ящик, он сложил отобранные вещи в портфель и щелкнул замком. — Вот и все.

Кристина посторонилась, давая ему дорогу. Дэниэл взял портфель и, выйдя в гостиную, поставил его рядом с уже стоявшим возле двери чемоданом.

— Мои вещи уже в машине, — сказала Кристина.

Поезд уходил только в шесть часов, и у них было еще много времени.

— В буфете есть полбутылки, — произнес он. — Наверное, не стоит оставлять.

Дэниэл поставил на стол два стакана и повернулся к ней, как бы спрашивая, сколько наливать.

— Мне чуть-чуть, — сказала она.

Дэниэл разлил виски. Ну, что ж, за удачу, — произнес он, поднимая стакан.

— За удачу, — ответила Кристина. Она выпила и поморщилась. — Как ты можешь пить такую дрянь? Вкус просто ужасный.

— Может быть, — усмехнулся Дэниэл. — Но тебе придется привыкнуть. Это виски бедняков. Мартини стоит вдвое дороже.

Кристина ничего не сказала.

— Ты действительно хочешь поехать со мной? Еще не поздно отказаться, я не буду ни в чем тебя упрекать.

— Я не для того делала все это, чтобы сейчас отступать, — она сделала еще глоток. — Кстати, не так уж плохо.

Дэниэл усмехнулся.

— Ты говорил с миссис Торгерсен? — спросила Кристина.

— Да. Она уже переселилась в детскую, и в нашем распоряжении будет вся спальня. Когда я сказал, что ты приедешь со мной, она очень обрадовалась. Она тебя очень любит.

— Она знает меня много лет. А как там малыш?

— Хорошо, — с гордостью ответил Дэниэл. — Растет, прибавил уже почти целый фунт и чувствует себя замечательно. По ночам спит, как сурок.

— Ты очень хочешь его увидеть?

Дэниэл кивнул.

— Знаешь, я никогда не думал, что стану отцом. Но увидев своего сына, почувствовал себя на седьмом небе от счастья.

Кристина поставила на стол стакан.

— Налей еще немного.

— Как на улице? — поинтересовался он.

— Тепло.

— По крайней мере, хоть пикетчикам немного полегче. Не очень-то приятно разгуливать перед воротами завода под проливным дождем. А на демонстрацию должны собраться все. Приедут даже кинооператоры. Секретарша, которая печатала для меня письмо, сказала, что ее шеф очень доволен. Через несколько дней эти кадры покажут в шести тысячах кинотеатров.

— И все-таки хорошо, что ты не с ними, — произнесла Кристина. — Сегодня за завтраком я слышала, как дядя разговаривает по телефону с начальником полиции Южного Чикаго. Он сказал, что на заводе ожидаются беспорядки, попросил прислать ему на помощь полторы сотни полицейских, а потом, вернувшись к столу, пообещал нанести коммунистам такой удар, что они больше не встанут.

— Ты говоришь, еще полторы сотни? — спросил Дэниэл. — Зачем ему столько? У него и так сто человек в охране.

— Не знаю. По правде говоря, я не задавала себе этот вопрос. Все мои мысли были заняты сборами в дорогу.

— Твой дядя зря старается. Собрание состоится в клубе, к воротам никто и близко не подойдет. — Дэниэл вдруг замолчал, а потом сказал уже другим тоном. — Значит, надо предупредить наших, чтобы они не собирались у завода.

— Для тебя они больше не «наши», Дэниэл. Ты ушел от них.

— В девятнадцатом году в Питтсбурге тоже так было. Тогда людей тоже не предупредили, и в итоге началась бойня.

— Сейчас не девятнадцатый год, и ты в этом не участвуешь.

— Но там будет много моих друзей, и я не хочу, чтобы кто-нибудь из них пострадал только потому, что я все знал, но молчал. — Дай мне ключи от машины, — сказал Дэниэл, направляясь к двери.

— Зачем тебе все это? — попыталась удержать его Кристина. — Вчера ты говорил, что с сегодняшнего дня мы начнем новую жизнь.

— Да, но я не могу начать ее, шагая по трупам своих товарищей. Дай мне ключи, Кристина, я скоро вернусь.

— Я поеду с тобой.

— Лучше подожди здесь.

— Нет, — твердо сказала она. — Ты обещал, что мы никогда не расстанемся. Наша новая жизнь начнется сейчас.

На улице перед клубом собралось столько людей и машин, что невозможно было найти свободное место для стоянки.

— Остановись в соседнем квартале и жди меня, — сказал Дэниэл.

Кристина кивнула. Выходя из машины, Дэниэл увидел ее побледневшее лицо.

Прекрасная погода подняла настроение рабочих, многие пришли с семьями, и их, скорее, можно было принять за отдыхающих, собравшихся на пикник. Пробившись сквозь толпу, Дэниэл вошел в клуб, где уже началось собрание.

— И существует только один способ показать полицейским, что они не в силах помешать нам, что Гердлеру не все дозволено, — донесся до Дэниэла голос оратора. — Они должны увидеть, что у нас хватит смелости не отступить перед ними!

В зале раздались возгласы одобрения.

— Я предлагаю следующую резолюцию, — продолжил оратор, заглянув в бумажку. — Мы, члены профсоюза работников сталелитейной промышленности, осуждаем произвол и незаконные действия полиции, направленные на то, чтобы помешать рабочим реализовать свои священные, закрепленные Конституцией права, и прежде всего, право на свободное волеизъявление, а также право на забастовку, с помощью которой мы стремимся улучшить жизнь американцев. Все, кто за, скажите «Да».

Многоголосое «Да!» оглушило Дэниэла.

— Теперь мы им покажем! — крикнул кто-то. — Пусть они увидят, что такое настоящий пикет. Не десять человек, а тысяча!

В зале зааплодировали. Дэниэл с трудом пробрался к трибуне, отстранил оратора и обратился к собравшимся:

— Послушайте!

Никто не обратил на него внимания. Люди были слишком разгорячены, чтобы слушать еще кого-то.

— Уходи, Хаггинс, — тихо сказал ему оратор. — Ты здесь не нужен.

— Слушай, Дэвис, хотя бы ты пойми меня. Я узнал, что Гердлер вызвал еще сто пятьдесят полицейских. Они пока никого не тронули, но, если вы пойдете к заводу, столкновения не избежать. А пострадать можете не только вы, со многими здесь жены и дети.

— Рабочие имеют право выразить свое мнение, — ответил Дэвис.

— Но вожди ответственны за их безопасность, — прервал его Дэниэл. — В девятнадцатом году они забыли об этом, и началась бойня. Мы будем последними глупцами, если сейчас повторим их ошибку.

— Теперь все по-другому, — возразил Дэвис. — Нас слишком много, к тому же полицейские побоятся избивать нас, если их будут снимать на пленку. Для этого мы, собственно говоря, и пригласили кинооператоров.

— Камерами пуль не остановишь, — сказал Дэниэл, поворачиваясь к залу. — Братья! — крикнул он, перекрывая возгласы собравшихся. — Вы знаете меня. Многие из вас пришли сюда вместе со мной. Поверьте, я больше всего хочу нашей победы, но столкновение с полицией нам ничего не даст. Мы сможем чего-то добиться, только если привлечем на свою сторону остальных рабочих, остановим завод. Вот на что нам нужно направить сейчас свои усилия. Я верю, мы победим, но битва будет выиграна не у ворот завода, а здесь, в этом зале.

— Да, мы знаем тебя, Большой Дэн, — насмешливо сказал кто-то из зала. — Мы знаем, как ты продал нас за гердлеровскую куклу, и как не хотел, чтобы мы бастовали.

— Неправда! — крикнул Дэниэл.

— Если это неправда, тогда спускайся с трибуны и пошли с нами.

В зале вдруг стихло. Все смотрели на Дэниэла, ожидая его реакции. Он тоже молчал, глядя на собравшихся.

— Хорошо, — наконец ответил он. — Я иду с вами, но при одном условии: пойдут только мужчины, женщины и дети останутся здесь.

Снова раздались радостные возгласы. Два молодых рабочих поднялись на сцену, взяли национальные флаги и направились к выходу.

Дэниэл повернулся к Дэвису.

— Ты должен мне помочь. Останови колонну за квартал до ворот. — Не ожидая ответа, он спустился с трибуны и пошел вслед за знаменосцами.

Когда они вышли из клуба, солнце уже было в зените, и Дэниэл снял пиджак.

— На улицах наряды полиции! — крикнул кто-то. — Надо идти по полю.

Колонна медленно развернулась. По пути к ней присоединялись все новые люди, и через некоторое время она уже представляла собой нестройную толпу, в которой, вопреки требованиям Дэниэла, были и женщины с детьми. Люди шли, как на праздник.

— Уберите женщин и детей! — крикнул Дэниэл, почувствовав, что ситуация начинает выходить из-под контроля. Его слова потонули в шуме толпы.

Чья-то рука легла на плечо Дэниэла. Обернувшись, он увидел Сэнди.

— Привет, Большой Дэн, я знал, что ты будешь здесь.

Дэниэл, не отвечая, повернулся к Дэвису.

— Посмотри, сколько их, — он указал на полицейских.

— Ну и что? — Дэвис посмотрел в сторону завода. — Зато вон там кинооператоры. Надо подойти поближе, чтобы нас сняли крупным планом.

— Что для тебя важнее — человеческие жизни или кинокадры?

— С помощью этих кадров о нас узнает вся страна.

Спорить не имело смысла. И Дэниэл, и все остальные были убеждены в своей правоте, поэтому ничего уже не могло остановить.

Толпа приблизилась к заводу.

— Дэвис, помоги же мне!

Тот промолчал, но даже если бы он попытался что-то сделать, все было бы напрасным — задние ряды напирали, и колонна по инерции двигалась вперед.

Дэниэл взглянул на полицейских. Они стояли, поигрывая пистолетами и дубинками, готовясь к нападению и неожиданно напомнив Дэниэлу о войне. Тогда немцы тоже спокойно сидели в окопах, ожидая, пока союзники поднимутся в атаку.

До полицейских оставалось метров шестьдесят. Поняв, что настал решающий момент, Дэниэл выбежал вперед и поднял руки.

— Стой! Пикет будет здесь.

— Стой! — повторил кто-то из толпы и Дэниэл понял, что это был Дэвис. — Мы остановимся здесь. Один флаг направо, другой налево, все стоят между ними.

Рабочие остановились, не зная, что делать.

— Иди же! — крикнул Дэниэл одному из знаменосцев. Тот медленно пошел направо. — Идите за ним!

— Быстро! — приказал Дэвис.

Дэниэл с благодарностью взглянул на него.

— Если нам повезет, все пройдет нормально.

Но им не повезло. Дэниэл скорее почувствовал, чем услышал первые выстрелы. Что-то с огромной силой ударило его в спину, он оказался на земле, попытался встать, однако ноги не слушались его. Подняв голову, он увидел, как полицейские бросились на рабочих, работали дубинками и пистолетами. Демонстранты начали разбегаться. Дэниэл слышал крики женщин, плач детей. Несколько полицейских, повалив на землю Сэнди и Дэвиса, беспощадно избивали их.

Глаза Дэниэла помимо его воли наполнились слезами.

— Убийцы! — крикнул он, вложив в эти слова всю душевную боль, бывшую в этот момент намного сильнее телесной. — Подонки, негодяи!

Потом голова его упала и наступила темнота.

Глава 1

— Ты жулик, Большой Дэн!

Дэниэл засмеялся и, налив себе еще стакан виски, повернулся к другому.

— А ты что думаешь, Тони?

— То же самое.

Дэниэл вновь засмеялся и направился к выходу из бара.

— Тогда нам больше не о чем разговаривать, — сказал он, убирая со лба прядь седых волос.

— Подожди, — остановил его первый. — Ты меня не так понял. Мы еще не все сказали друг другу.

— Хорошо, — Дэниэл сел на место.

— Ты слишком много просишь.

— Слишком много чего? Денег? Что такое деньги? Со мной вы сделаете себе имя.

— Имя у нас и так есть, — упрямо повторил первый собеседник.

— Интересно, сколько времени вам удастся его сохранить? Сейчас, пока вы в тени, вас никто не обливает грязью, но стоит вам высунуться, и вы сразу узнаете, что такое нож в спину. Конечно, Дэйв Бек долго не продержится, в этом вы правы. А что будет дальше? По логике вещей, следующим председателем профсоюза водителей грузовиков должен стать Джимми. Но станет ли? Вдруг у Мини будет другое мнение? Тогда вы проиграли. И не только в профсоюзе. Вам некуда будет идти, так как АФТ и КПП теперь объединились. Теперь ты, Тони. — Дэниэл повернулся ко второму. — Все сказанное относится, в общем-то, и к тебе. Когда Джон Льюис уйдет в отставку, председателем Объединенного профсоюза работников сталелитейной промышленности ты не станешь. Этот пост достанется Тому Кеннеди. Он уже давно работает с Джоном, и, конечно, это место должно принадлежать ему. Ты будешь его заместителем, затем Кеннеди уйдет, и ты займешь его место.

— Похоже, ты все знаешь наперед, — сказал Джимми Хоффа.

— Я не первый год в профсоюзах, — ответил Дэниэл.

— Тогда почему ты до сих пор не разбогател? — На лице Тони Бойля появилась улыбка.

— Я не тороплюсь. Надо, чтобы вы, ребята, подросли.

— Кстати, — сказал Хоффа. — Мне так и не удалось убедить Льюиса согласиться на десятицентовые отчисления для ОКТ.

— Знаю, — ответил Дэниэл. — Но все будут решать отделения Конфедерации на местах. Ты, кстати, можешь за этим проследить.

— Старик рано или поздно до тебя доберется, — произнес Тони. — После твоих высказываний о нем, он тебя ненавидит.

— И это для меня не новость. — Дэниэл улыбнулся. — Мини и Бек, насколько мне известно, тоже не питают ко мне особой любви. Все они одного поля ягоды, и охотятся за мной уже не один год, но я пока держусь.

— Не знаю, как тебе это удается, — Бойль с восхищением покачал головой. — У тебя же намного меньше людей, чем у них. Сорок, ну, может, пятьдесят тысяч, у них-то сколько?

— Вообще-то, их побольше, почти сто тысяч. Но дело не в количестве членов. Едва ли не все наши люди состоят в маленьких независимых профсоюзах. Боссы обычно считают ниже своего достоинства обращать на них внимание, хотя в этих объединениях есть такое, чего нет ни у кого.

— И что же это? — спросил Хоффа.

— Равновесие сил. У нас нет, или почти нет междоусобиц. Никто ни с кем не дерется, никто не пытается прикарманить чужие деньги.

— Там слишком мало денег, чтобы пытаться их прикарманить, — со смехом возразил Бойль.

— Может быть, — спокойно ответил Дэниэл. — Но факты остаются фактами. Люди доверяют нам, и мы, как показывают опросы, остаемся пока единственным профсоюзным объединением, за которым они готовы пойти. А я борюсь за их интересы.

— С водителями нам не договориться, — произнес Хоффа.

— Двести девяносто девятое отделение сделает все, как надо, — ответил Дэниэл. — Ты его руководитель, и люди будут выполнять твои указания. Для начала этого достаточно, а потом присоединятся и остальные.

— Хорошо, но что получим мы?

— Помощь и совет, — произнес Дэниэл. — Вы молоды и честолюбивы, я помогу вам добиться всего, чего вы хотите. Если, конечно, вы сами все не испортите.

— А ты говорил с другими профсоюзами? — спросил Хоффа.

— Вы первые.

— А почему ты начал с нас?

— Отраслью которой вы действуете, одна из самых важных для экономики страны.

Хоффа и Бойль замолчали, глядя перед собой.

— Можно нам подумать? — спросил, наконец, Бойль.

— Конечно.

— А если мы откажемся?

— Молодых честолюбивых лидеров сколько угодно, — ответил Дэниэл. — Даже в вашем профсоюзе. Поговорю с ними.

— Это шантаж, — тихо произнес Хоффа.

— Некоторым образом, — с улыбкой подтвердил Дэниэл.

— Ты можешь дать нам неделю на размышление?

— Да.

Они пожали друг другу руки. Посмотрев, как Хоффа и Бойль садятся в машины, Дэниэл вновь опустил голову и погрузился в размышления. Интересно, догадываются ли они, с какими трудностями он сейчас столкнется? Десять лет он по крупицам собирал свою Конфедерацию, а сейчас объединение АФТ и КПП свело все его усилия на нет. Некоторые профсоюзы уже вышли из ОКТ, остальные можно пока удерживать с помощью денежных субсидий, но средств для этого осталось только на пару месяцев. Потом все кончится. Идеи, начинания, надежды — все, чем жил Дэниэл последние двадцать лет, — могли потерпеть крах, и надо было спасать положение.

Дэниэл встал из-за столика.

— Запиши на мой счет, Джо, — сказал он бармену, проходя мимо стойки. — Можешь прибавить еще десять долларов для себя.

— Спасибо, Большой Дэн.

Выйдя из бара, Дэниэл прикрыл глаза, давая им привыкнуть к яркому свету и направился к штаб-квартире Конфедерации. О принадлежности здания профсоюзу говорили большие серебристо-серые буквы, укрепленные на фасаде: ОКТ. Заметив, что они запылились, Дэниэл решил дать соответствующее задание обслуживающему персоналу.

Дэниэл поднялся к себе в кабинет, где дожидался Ди-Джей.

— Ну, как, папа? — с нетерпением спросил он.

— Мы поговорили.

— Ты думаешь, они согласятся?

— Не знаю. Я вообще больше ничего не знаю, — Дэниэл достал из ящика сигару. — А у тебя как дела? Как учеба?

— Все в порядке, папа, — Ди-Джей улыбнулся. — Меня приняли в Гарвард на экономический факультет.

Дэниэл с такой силой пожал руку сына, что тот поморщился от боли.

— Поздравляю, я горжусь тобой.

— Мне очень приятно, — ответил юноша. — Но…

— Но что?

— Думаю, мне не надо туда ходить, — сказал Ди-Джей. — Мне известно, в каком ты сейчас положении и я уже достаточно взрослый, чтобы самому зарабатывать себе на жизнь.

— Еще успеешь поработать, — ответил Дэниэл. — Когда-нибудь тебе достанется все, чем сейчас управляю я, и ты должен быть достаточно образованным.

— А если Бойль и Хоффа не согласятся? Тогда нам придется экономить каждый доллар.

— Не пропадем. Сейчас твоя единственная задача — учиться. Об остальном позабочусь я.

На столе зазвонил телефон.

— Возьми трубку, сын, я на минуту выйду.

Когда Дэниэл вернулся в кабинет, Ди-Джей был очень взволнован, хотя всеми силами пытался не показывать этого.

— Тебе звонили из Белого Дома, — сказал он прерывающимся голосом. — Какой-то мистер Эдамс.

— Шерман Эдамс?

Ди-Джей кивнул.

— Что ему нужно?

— Шестого сентября Президент приглашает тебя на завтрак. Эдамс просил, чтобы ты перезвонил ему.

— А он не сказал, кто еще будет?

— Я не спрашивал.

Дэниэл взял трубку попросил секретаршу соединить его с Эдамсом и, ожидая ответа, обернулся к сыну.

— Да, Эйзенхауэр, видимо, нервничает, — сказал он. — В АФТ-КПП почти все поддерживают Стивенсона.

— Слушаю, — раздался в трубке голос Эдамса.

— Ты звонил мне, Шерман?

— Президент считает, что было бы неплохо нам собраться и поговорить.

— Кого вы еще пригласили?

— Джона Льюиса. Может, позовем еще Дэйва Бека.

— Бека не надо, — сказал Дэниэл. — Есть кое-какие проблемы, которые, если он там появится, могут коснуться и нас.

— Что это за проблемы? — спросил помощник Президента.

— Это не телефонный разговор.

— Хорошо. Значит, ты придешь?

— Да.

— Прекрасно. Президент будет доволен.

— Передай ему привет, — сказал Дэниэл. — Надеюсь, с тобой мы тоже встретимся.

— В восемь, — Эдамс повесил трубку.

Дэниэл улыбнулся сыну.

— По-моему, в Белом Доме еще не знают, в каком мы положении. Ну, а сейчас мне надо работать.

— Не буду тебе мешать, папа, — ответил Ди-Джей, направляясь к выходу. Тебя ждать к ужину?

— Пока не знаю. Скажи Мэми, я позвоню ей позже.

Ди-Джей вышел. Проводив сына взглядом, Дэниэл достал из ящика бутылку виски и отпил большой глоток прямо из горла.

Глава 2

— До конца месяца мы продержимся, — сказал Мозес, — но если денег не будет, Конфедерации конец.

— Я думал, у нас есть еще месяца два, — ответил Дэниэл своему помощнику.

— Взносы не поступают, и, насколько я понимаю, профсоюзы выходят из Конфедерации, даже не уведомляя нас. — В голосе Мозеса чувствовалась тревога. Они дружили с Дэниэлом уже двадцать лет, причем негр был первым видным профсоюзным деятелем, вступившим в ОКТ. — Я думаю, пора увольнять персонал.

Дэниэл на мгновение задумался.

— Нельзя, иначе все поймут, что ОКТ больше не существует, и мы уже ничего не сможем предпринять.

— Тогда не знаю, что делать, — произнес Мозес.

— Надо замять у кого-нибудь.

— Кто нам даст? — грустно улыбнулся помощник. — Списки наших членов посчитают фальшивкой, особенно если кто-нибудь наткнется на бюллетени об уплате членских взносов.

— Знаю, кто, — ответил Дэниэл. — Ланский. Тебе не нравится?

— А тебе нравится? Ты не знаешь, к чему это может привести? Ты же сам говорил, что если хоть раз обратиться к ним, они уже никогда от тебя не отстанут.

— Ну и что? Бывают моменты, когда обстоятельства оказываются сильнее нас. В конце концов, другие имели дело с мафией, и ничего, остались живы. Мы что, какие-то особенные?

— Да.

— Тогда нам пора меняться. Невозможно, чтобы только мы шли в ногу, а все остальные — нет. — Мозес снова промолчал, и Дэниэл неожиданно рассердился. — Ладно, не строй из себя умника. Даже Господь был вынужден поделить с дьяволом загробный мир.

— Сейчас мы говорим не об этом.

— Если ты не согласен, уходи, — произнес Дэниэл.

— Ты сам знаешь, что я останусь. — В голосе Мозеса послышались обиженные нотки.

— Ладно, извини, — примирительно сказал Дэниэл. — Я не хотел тебя обидеть. Переговоры с Ланским — наш последний шанс, и мы попытаемся его использовать, если Бойль и Хоффа нам откажут. А пока надо подумать о другом. На следующей неделе я поеду на прием к Эйзенхауэру. Думаю, там ничего плохого не произойдет. По крайней мере, все увидят, что мы еще живы и настолько сильны, что нас принимает сам Президент.

Мозес задумался.

— Ну, ладно, — произнес он наконец. — Когда ты хочешь встретиться с Ланским?

— Если удастся, то завтра. Я полечу в Майами утром, а вернусь вечерним рейсом.

В шесть часов, когда Дэниэл уже собирался идти домой, ему позвонила секретарша.

— К вам мисс Рурке, — доложила она.

— Кто? — удивился Дэниэл.

— Мисс Рурке. Она звонила вам на прошлой неделе. Ее отцу не платят пособие, и вы попросили ее прийти. Я записала ее сегодня на шесть.

Отец мисс Рурке попал под трактор и остался инвалидом. Профсоюз назначил ему пособие, но в последнее время он ничего не получал.

— Хорошо, впусти ее.

Когда девушка вошла в кабинет, Дэниэл, с трудом, встал ей навстречу.

— Я Дэниэл Хаггинс.

— Маргарет Рурке. — Девушка протянула руку. — Спасибо, что вы согласились меня принять.

На вид ей лет девятнадцать, подумал Дэниэл. Черные волосы спадали на плечи, подчеркивая бледность лица и голубизну глаз. Говорила она спокойно и очень тихо.

Дэниэл указал девушке на стул.

— Итак, чем могу быть вам полезен?

Достав из папки несколько листов, девушка положила их на стол.

— Это документы отца, — произнесла она. — Вы просили меня их принести.

Дэниэл бегло просмотрел бумаги. Подобраны они были очень тщательно, и в папке находилось все — от справки о несчастном случае до ведомости об уплате членских взносов. Никаких задолженностей за Рурке не числилось, все выглядело безукоризненно. Проблема заключалась в одном — отделение профсоюза, в котором состоял Рурке, обанкротилось, а его председатель и казначей исчезли в неизвестном направлении, прихватив с собой кассу.

— Есть некоторые трудности, — Дэниэл поднял глаза на девушку.

— Знаю. Нет денег. Отец сказал, что вы установили для них отчисления в пенсионный фонд, и они не имеют права трогать эти деньги без вашего согласия.

— Да, мы действительно установили его, — сказал Дэниэл. — Но руководители вашего отделения все поменяли.

— Они не могли этого сделать, — возразила Маргарет. — Если вы берете на себя ответственность…

— К сожалению, мы можем только давать им советы, — перебил ее Дэниэл. — А приказывать им не в нашей власти. Да, мы установили объем отчислений, но профсоюзы имели право как принять, так и отвергнуть их.

— Это несправедливо, — сказала Маргарет. — Отец говорит, что если он платит вам взносы, вы должны о нем заботиться. Вы взяли на себя обязательства, так выполняйте их!

— Отделения профсоюза никогда не перечисляли нам денег для выплаты пенсий. Конечно, если бы они попросили, мы бы решили этот вопрос, но они хотели только консультаций.

Маргарет грустно взглянула на лежавшие документы.

— Значит, все эти справки и свидетельства не стоят даже бумаги, на которой они напечатаны.

Дэниэл не ответил, и глаза Маргарет наполнились слезами.

— Что же нам теперь делать? Отец больше не может работать, а у меня еще дна младших брата. Мы даже подавали заявку на получение помощи от благотворительных организаций, но нам отказали, так как я работаю. Но на мои тридцать долларов в неделю нам не прожить.

— А профсоюз? Поговорите с ними, может, они устроят вашего отца сторожем на какое-нибудь предприятие.

— Там никого нет. Вернее, люди есть, но пока они занимаются только поисками председателя и казначея.

— Я подумаю, что мы можем для вас сделать, — сказал Дэниэл.

Маргарет резко поднялась с кресла.

— Все вы одинаковы! — разгневанно воскликнула она. — Наговорите с три короба, когда надо, чтобы вам платили взносы, а когда к вам обращаются за помощью, никого не найдешь.

— Неправда, — поспешно ответил Дэниэл. — В большинстве наших профсоюзов люди честные. Кто виноват, что среди них оказалась пара мошенников?

— Все вы мошенники. И вы никогда не убедите меня в обратном.

— Криком здесь не поможешь. Садитесь, я подумаю, что можно сделать.

Маргарет медленно опустилась в кресло.

— Вы действительно поможете нам?

— Еще не знаю, — ответил Дэниэл, — но я попробую. — Он потянулся к телефону.

Дэниэл разговаривал почти час. Наконец, обернулся к девушке.

— По крайней мере, дело сдвинулось с мертвой точки. Теперь посмотрим, что получится.

— Извините, — Маргарет заглянула Дэниэлу в глаза. — Мне не следовало так резко разговаривать с вами.

— Ничего. Я вас понимаю. Вас столько раз обманывали, что… В общем, если к началу следующей недели с вами не свяжутся по поводу вашего дела, позвоните мне.

— С вами все в порядке? — с тревогой спросила Маргарет, заметив перемену, происшедшую с Дэниэлом.

— Да, спасибо, — устало сказал тот. — Просто сегодня был очень тяжелый день.

— Извините, я понимаю, у вас очень много дел. Поверьте, я не хотела создавать вам дополнительные трудности, но мне больше некуда обращаться.

— Все в порядке, Маргарет, — Дэниэл достал из ящика бутылку. — Не возражаете, если я выпью?

— Пожалуйста. — Поставив на стол два стакана, Дэниэл наполнил один и знаком предложил ей другой.

— Нет, спасибо.

Дэниэл выпил и почувствовал, что ему становится лучше.

— А где вы работаете? — спросил он, наливая себе вторую порцию.

— В квартирном агентстве. Я машинистка.

— И как? Нравится?

— Да, — сказала Маргарет. — Пока у меня испытательный срок, но я надеюсь успешно пройти его. Это мое первое место.

— Вы живете далеко от работы?

— Два часа на автобусе. Но я заканчиваю в четыре и вполне успеваю к ужину.

— А ваша мать?

— Она умерла.

— Извините, — сказал Дэниэл. — Наверное, я вас задерживаю. Вы можете не успеть к ужину.

— Ничего. Я договорилась с соседями, и они все сделают.

Допив виски, Дэниэл встал.

— У меня есть машина, — сказал он. — Хотите, подвезу вас до станции?

— Я дойду пешком. Автобус будет только в девять часов.

Дэниэл взглянул на часы. Было начало восьмого.

— Не хотите поужинать со мной? — спросил он. — А потом я привезу вас прямо на остановку.

— Я уже и так доставила вам столько хлопот… — нерешительно начала Маргарет.

— Не бойтесь, не будет ничего особенного. Легкий ужин, а потом постель. — Он вызвал секретаршу. — Скажите Мэми, что сегодня я ужинаю в ресторане. Увидев на лице Маргарет удивление, он добавил: — Мэми — это моя кухарка.

Маргарет молча кивнула.

— Я не женат, — сказал Дэниэл.

— Знаю.

— А что еще вы обо мне знаете?

Маргарет ничего не ответила.

— Говорите, не бойтесь, я вам ничего не сделаю.

— Вообще-то, отец не хотел, чтобы я сюда ходила. Он сказал, вы очень любите женщин.

— Что он еще говорит? — засмеялся Дэниэл.

— Он сказал, что вы, наверное, пригласите меня поужинать.

— Он был прав. Что еще?

— Если я пойду, мне надо быть очень осторожной.

— Но мы пока еще никуда не идем и, следовательно, никаких мер предосторожности вам принимать не надо.

— Да. — Маргарет тоже улыбнулась.

— Давайте посмотрим, будет ли он прав и дальше.

— Давайте.

— Не могу предложить вам ничего изысканного, — сказал Дэниэл. — Но в ресторане напротив очень неплохо делают бифштексы.

— Хорошо. — Маргарет поднялась с места. — Здесь есть туалет?

— Из кабинета по коридору направо.

Маргарет направилась к выходу. Проводив ее взглядом, Дэниэл снова достал бутылку и задумался. В походке Маргарет произошла какая-то перемена. Когда она вошла к нему в кабинет, он подумал, что перед ним чуть ли не ребенок, а сейчас она выглядела настоящей женщиной.

Глава 3

Когда Дэниэл вышел из самолета, на нем был только летний костюм, но в Майами стояла такая жара, что его легкая одежда показалась зимней шубой. На летном поле его уже ждали два молодых человека в почти одинаковых хлопчатобумажных костюмах. Но на этом их сходство кончалось. Один был высокого роста и белокурый, другой — приземистый и темноволосый.

— Мистер Хаггинс? — спросил темноволосый, подходя к Дэниэлу.

— Да.

— Вас ждет машина. У вас есть багаж?

— Нет.

— Хорошо. Сюда, пожалуйста.

Дэниэл последовал за ним. Они прошли через здание аэропорта, заполненное туристами с сумками и чемоданами. На улице с работающим мотором стоял «кадиллак». Белокурый открыл Дэниэлу заднюю дверцу и сел рядом, темноволосый занял переднее место, и машина тронулась.

— Через пятнадцать минут будем на месте, — сказал белокурый. — Хорошо долетели?

— Прекрасно.

— Скоро будет еще лучше. К зиме авиакомпания обещает новые самолеты, реактивные.

— Я думал, у них и так все самолеты реактивные.

— Нет, но к осени будут все.

Дэниэл посмотрел в окно. Машин на шоссе к Майами-Бич почти не было, и единственную остановку они сделали у поста, где взимали подорожный налог. Проехав вдоль залива, отделявшего Майами-бич от города, машина свернула, направляясь к одному из видневшихся вдалеке островков.

У дороги Дэниэл заметил еще один пост. В будке сидели два охранника, но, по-видимому, их предупредили, потому что никто из них не двинулся с места, когда машина на полной скорости пронеслась мимо. Миновав лужайки, изгороди и низенькие флоридские дома, они опять свернули на узкую, еле заметную улочку и вскоре остановились перед массивными железными воротами.

Водитель даже не посигналил. Открылась небольшая калитка, какой-то человек, внимательно посмотрел на машину, ушел обратно, и железные ворота открылись. По длинной подъездной аллее они направились к укрытому среди деревьев дому.

Когда машина остановилась, белокурый открыл Дэниэлу дверь.

— Извините, — вежливо сказал он. — Мы должны ненадолго задержать вас.

Дэниэл молча вытянул руки. Привычными движениями ощупав его одежду, белокурый выпрямился.

— Можно взглянуть на ваш портфель, сэр?

— Пожалуйста.

Аккуратно убрав бумаги, белокурый тщательно осмотрел портфель изнутри, пытаясь определить, не спрятано ли там оружие, потом вернул его Дэниэлу.

— Прошу вас, — он кивком головы дал понять, что досмотр окончен. — Сюда.

Они вошли в дом и, пройдя прохладный холл, оказались в средних размеров гостиной, окна которой выходили на залив. Дэниэл увидел пристань и большую прогулочную яхту.

— Мистер Л. будет через пару минут, — сообщил белокурый. — Напитки в вашем распоряжении. Угощайтесь.

Проводив охранников взглядом, Дэниэл направился к бару, заставленному еще не распечатанными бутылками со всевозможными алкогольными напитками, соками и сиропами. Были там и лед, и кусочки лимона, и оливки, и различные соусы. Дэниэл восхищенно посмотрел на бар, выбрал себе «Старого лесника» и вернулся к окну. Вид голубого неба и моря с лениво покачивающимися яхтами и лодками был прекрасен.

— Мистер Хаггинс.

Дэниэл обернулся к маленькому, загорелому, раньше времени состарившемуся человеку и застыл в изумлении на месте.

— Мистер Ланский, — Дэниэл протянул руку.

Рукопожатие Ланского оказалось слабым, но довольно решительным. Подойдя к бару, он налил себе стакан апельсинового сока и взглянул на Дэниэла.

— Флоридские апельсины. Ничего лучше вы не найдете. Мне каждый час делают свежий сок.

Дэниэл кивнул и вслед за Ланским опустился на диван.

— Как вы себя чувствуете? — спросил он.

— Уже лучше, но пока еще не очень хорошо, — ответил Ланский, проводя пальцами по груди. — Сердце уже не то.

— Вы еще всех нас переживете, — сказал Дэниэл.

Ланский улыбнулся.

— Если мне дадут спокойно дожить остаток дней.

— У великих людей всегда много проблем.

Хозяин кивнул и вдруг резко сменил тон, как бы показывая, что пора переходить к делу.

— Я слышал, у вас какие-то проблемы, — произнес он.

— Да.

— Я вас предупреждал. Еще четыре года назад я говорил, что, если АФТ и КПП объединятся, для вас места уже не будет.

— Я помню.

— Почему же вы меня не послушали? — Голос Ланского прозвучал укоризненно.

Дэниэл не ответил.

— Ладно, сейчас не время копаться в прошлом, — сказал Ланский. — Как обстоят дела теперь?

Дэниэл бегло обрисовал ситуацию. Когда он закончил, Ланский задумчиво кивнул головой.

— Что ж, неплохая идея, поговорить с Хоффой и Бойлем. Но, с другой стороны, не так-то вы им и нужны. Это уличные вожаки, и хорошая репутация для них ничего не значит. Пожалуй, следует поговорить с ними, чтобы они отнеслись к вашему предложению более серьезно.

— Будет достаточно одного вашего слова, — произнес Дэниэл.

— Возможно, — Ланский кивнул. — Но всех проблем это не решит. Даже если они согласятся, откуда вы возьмете деньги? Взносов не хватит.

— Если Бойль и Хоффа примут мое предложение, мы получим доступ к их пенсионному и страховочному фондам.

— Всего они вам не отдадут.

— Я этого и не добиваюсь, — сказал Дэниэл. — Мы будем заведовать этими фондами вместе. Думаю, денег там хватит для всех.

Ланский помолчал.

— А какая роль отводится мне? — спросил он.

Дэниэл почувствовал доверие к собеседнику. Ланский прекрасно знал свои возможности. Страховые общества, банки, торговые компании — все находилось под его контролем.

— Если я должен объяснять вам это, мистер Ланский, то, пожалуй, мне лучше просто уехать, — применил Дэниэл свой излюбленный прием.

Ланский молчал, обдумывая ситуацию.

— Говорят, вас пригласили на встречу с Президентом?

Дэниэл кивнул. Как правило, Ланский имел информацию о тех, с кем ему приходилось говорить, всю.

— Вы говорили с Эдамсом?

Дэниэл снова кивнул.

— Правильно, — одобрил Ланский. — Старайтесь поддерживать с ним отношения.

— Таково и мое желание.

— Эйзенхауэра изберут снова. Вы можете кое-чего добиться, если, конечно, все будете делать правильно.

— Надеюсь.

— Для человека в вашей ситуации вы кажетесь большим оптимистом. — Впервые за все время разговора на лице Ланского появилось подобие улыбки.

Дэниэл усмехнулся и снова наполнил стакан. На этот раз он не стал разбавлять виски водой.

— А что мне грозит? В худшем случае я просто выйду из игры.

Ланский пристально посмотрел на него.

— Итак, сколько вам нужно?

— Двести пятьдесят тысяч. Эти деньги позволят нам продержаться, а потом мы сами встанем на ноги.

— Не так мало.

— Но по сравнению с тем, что имеют другие профсоюзы, не так уж и много. У Объединенного профсоюза горняков только в пенсионном фонде шестьдесят миллионов, а у профсоюза водителей грузовиков еще больше. Даже двадцатипроцентные отчисления могут дать около двух миллионов в год.

— Хорошо, — видимо, приняв решение, сказал Ланский. — Деньги вы получите.

— Благодарю вас, мистер Ланский.

— Не надо, — ровным голосом ответил тот. — Лучше помните правила игры. Теперь мы с вами партнеры с равной долей участия.

— С равной долей? Думаю, мне вряд ли удастся отмыть такую сумму так, чтобы никто ничего не заподозрил.

— А сколько вы в состоянии выдержать?

— Двадцать пять процентов.

— Немного.

— Возможно, — произнес Дэниэл. — Но ведь ваши компании приносят приличные доходы и могут справиться с любой суммой.

— Вы заключаете непростую сделку, — ответил Ланский.

— Скорее, полезную. Проблем у нас с вами более чем достаточно, и лучше решать их вместе, не обращаясь за помощью к другим.

— Согласен, — Ланский нажал кнопку, и в комнату вошел белокурый телохранитель. Положив портфель на кофейный столик, он молча вышел.

— Откройте, — тихо сказал Ланский.

Внутри ровными рядами лежали аккуратно перевязанные бумажными лентами с печатью банка пачки денег.

— Здесь ровно двести пятьдесят тысяч, — произнес Ланский. — Можете пересчитать.

— Я вам верю, — Дэниэл закрыл портфель и поднялся. Вы, я вижу, все приготовили заранее.

— Мы всегда так делаем, — сказал Ланский. — Никогда не знаешь, где подвернется удобный случай.

Глава 4

Услышав шаги дочери, Майкл Рурке оторвался от воскресной газеты.

— Ты куда-нибудь идешь? — спросил он, заметив, что Маргарет надела новое платье и подкрасилась.

— Да. Жаркое я поставила на плиту, оно будет готово к шести часам. Ребята уже знают.

— Ты встречаешься с большим Дэном?

— Да.

— Ты знаешь, что на этой неделе он был на приеме у Президента?

— Он мне рассказывал.

— Ты виделась с ним?

— В четверг вечером. Кстати, я предупреждала, что не вернусь к ужину.

— Да, но ты пришла и полночь, и к тому же я не знал, что ты встречалась с ним.

— Чем он тебе не нравится? Он прекрасный человек.

— Он старше меня.

— Если бы ты хоть раз встретился с ним, ты бы так не говорил. С ним можно разговаривать обо всем.

— Мне это не нравится, — сказал отец. — Ты слишком увлекаешься им, а на твоем месте я больше бы думал о молодых парнях.

— С ними неинтересно. Кроме секса, у них в голове ничего нет.

— А он ведет себя, как ангел?

— Во всяком случае, как джентльмен.

Отец задумчиво покачал головой.

— О моей работе он ничего не говорил?

— Он сказал, что сейчас этот вопрос решается, и он скоро свяжется с нами.

— Да, конечно, — саркастически произнес Майкл.

— Почему ты ему не веришь? Зачем ему лгать?

— Затем, чтобы ты побольше за ним увивалась.

— Папа!

— Оставь, — сказал отец. — Ты сама прекрасно понимаешь, чего он от тебя хочет, и самое печальное, что ты тоже, по-моему, стремишься к этому.

— Глупость! Даже слушать не хочу. — Маргарет возмущенно вышла из комнаты.

— Постой!

— Что?

— Ты меня не совсем правильно поняла, — извиняющимся тоном сказал Майкл. — О Хаггинсе говорят, что он большой любитель алкоголя и женщин, поэтому я очень беспокоюсь за тебя, мне бы не хотелось видеть мою дочь одной из его многочисленных любовниц. Пойми, этот человек принесет тебе одни страдания.

— Я уже не ребенок, папа, — твердо произнесла Маргарет. — Я сама знаю, что можно делать, а чего нельзя.

Отец посмотрел на нее и снова уставился в газету.

— Твое дело. Но помни: я тебя предупреждал.

Когда Маргарет вышла, он отложил газету и задумался. Конечно, будь он в силе… А теперь ничего не поделаешь. Дом, семья, дети — решительно все держалось на Маргарет. Может, она не так уж и неправа. Она, действительно, уже не ребенок. На детство у нее просто не хватило времени.

Джон Л. Льюис сидел за массивным письменным столом своего вашингтонского офиса. Стены кабинета были обшиты дубовыми панелями, а окна выходили на построенные из белого мрамора правительственные здания. Обычный темный костюм, ослепительно белый накрахмаленный воротничок и галстук делали его похожим на директора крупного предприятия. Рядом с ним сидели два ближайших соратника — поседевший в боях, но по-прежнему любезный Том Кеннеди, которому скоро исполнится семьдесят, и молодой, энергичный и честолюбивый Тони Бойль. Кеннеди сидел спокойно, сложив руки перед собой и обдумывая ситуацию; Бойль, привыкший побеждать напоим, с трудом сдерживался, чтобы не вмешаться. В чем-то похожий на них обоих, Льюис все-таки обладал еще чем-то, что возвышало его над ними и делало настоящим лидером.

— ТВА — самый большой потребитель угля в мире, — говорил Льюис. — Они покупают его столько, что нужно открывать все новые и новые шахты. Но шахтеры там не входят в профсоюзы, а добытый уголь продается почти за бесценок. Для нас это очень опасно. Старые шахты дают меньше угля, и хозяева понемногу увольняют рабочих. Таким образом, количество рабочих мест, запятых членами профсоюза, сокращается, а количество не охваченных нами шахт, наоборот, увеличивается. Много раз мы апеллировали к правительству, но оно всякий раз оставалось глухо к нашим обращениям. Сейчас положение медленно, но неуклонно ухудшается, и, если так пойдет дальше, вся складывавшаяся годами структура профсоюза будет разрушена. Наше бездействие может привести к тому, что рабочие начнут спрашивать себя, стоит ли вообще оставаться в профсоюзе. И день, когда прозвучит первый такой вопрос, станет началом конца Объединенного профсоюза горняков.

Кеннеди кивнул в знак согласия, а Бойль прореагировал более энергично.

— У нас нет выбора. Пора объявлять им войну.

— Вы хотите насилия? — спросил Дэниэл. — Оно уже не раз приводило нас к поражению. Непродуманными действиями мы только ускоряли закрытие шахт, становившихся убыточными и в результате падения цен на уголь, а ведь на них работали наши люди! Даже после нашего финансирования положение не улучшилось. Шахты продолжали закрываться, а мы теряли не только людей, но и деньги, и престиж. Кстати, мы и сейчас не знаем, какие штрафы будут накладывать на нас суды за то, что мы тогда делали. Если они признают нас виновными по всем пунктам, мы просто обанкротимся, и тогда рабочим не надо будет даже уходить от нас.

— Вы можете предложить нечто лучшее? — запальчиво спросил Бойль. — Что вы собираетесь делать? Залечь и ждать, когда хозяева шахт и штрейкбрехеры уничтожат нас?

— Что нам надо делать, я пока еще не знаю, — ответил Дэниэл. — Но чего делать нельзя, я знаю точно. В этом году будут выборы, и Эйзенхауэр пойдет на все, чтобы сохранить поддержку правых. В теперешней ситуации он будет просто вынужден выступить против нас.

— Таким образом, если я вас правильно понял, вы предлагаете занять выжидательную позицию, — сказал Бойль.

— Пока да.

— Тогда зачем вы вообще здесь сидите? — Бойль повысил голос. — Мы пригласили вас, чтобы услышать ваши соображения и совет, как поступать.

— Извините, что разочаровал вас, — ответил Дэниэл. — Но я всегда говорил, что у меня нет ни готовых ответов на любой вопрос, ни универсальных рекомендаций. А в остальном вы правы. Идея встречи действительно исходила от вас. — Он поднялся. — Очень рад встрече с вами, мистер Льюис.

— Подождите, Дэниэл, — остановил его Льюис. — Я еще не закончил заседание. Насколько я понял, вы пользуетесь у Президента большим уважением.

Дэниэл промолчал.

— Если мы будем сотрудничать, доверие правительства к нам скоро восстановится, — сказал Льюис. — Думаю, соглашение между ОПГ и ОКТ об изучении возможности совместных действий по организации отделений на предприятиях, созданию пенсионных фондов, а также по выполнению программ здравоохранения и социальной помощи покажет Президенту, что у нас добрые намерения.

— То есть, наше соглашение будет своего рода дымовой завесой, под прикрытием которой вы сможете спокойно делать свои дела? — спросил Дэниэл, прямо глядя на Льюиса.

Тот откашлялся.

— Это очень большое упрощение.

— Но это правда.

Льюис окинул взглядом своих подчиненных. Они молчали.

— Да, — нехотя согласился он.

— Мистер Льюис, — произнес Дэниэл. — Вы меня знаете, и вам, конечно, известно, что я не стану молчать, когда что-то делается не в интересах рядовых членов профсоюза.

— И все-таки надо попробовать, — возразил Льюис. — Не забывайте, что я тоже всю жизнь боролся за права простых тружеников. Разумеется, мы можем расходиться во взглядах по тактическим вопросам, но цель у нас одна. И, в конечном счете, все должны решать сами профсоюзы.

— Очень рад возможности сотрудничать с вами и с ОПГ, — сказал Дэниэл, протягивая руку. — Когда вы хотите начать?

— Мы уже начали, — Льюис с улыбкой пожал ему руку. — Вчера, когда заключили соглашение. Теперь остается обсудить детали, и, я думаю, у вас с Тони и Томом не возникнет никаких проблем.

— Мы будем работать вместе, — сказал Бойль, провожая Дэниэла.

— Да.

— Это моя идея. Джон был вынужден согласится, он стареет и готов на все, лишь бы не запачкать рук.

— Я помогу ему, — ответил Дэниэл. — Но кое от каких вещей остаться в стороне сейчас невозможно. Например, финансовые операции. Льюис втянул вас в такие дела, выйти из которых практически нельзя. Посмотрите, Национальный банк в Вашингтоне, «Угольная компания Западного Кентукки», «Нэшвилльская угольная компания» и ее филиалы — все это куплено на деньги пенсионного и других фондов ОПГ. Когда-нибудь правительство займется вашими операциями, и для вас настанут трудные дни. Это ведь не кампании протеста, о которых не надо даже беспокоиться.

— Вы скажете об этом Льюису? — спросил Бойль.

— Придет время, скажу.

— Ему это не понравится.

— Что поделаешь, — ответил Дэниэл. — Джон просил меня помочь, и я это сделаю. Он сказал, что будет продолжать делать то, что считает нужным, и я его понял.

— А то, о чем мы договаривались? Это еще в силе?

Дэниэл взглянул на него.

— Да, я помогу вам стать председателем профсоюза. Но сейчас хочу дать вам один совет. Вы — не Льюис и никогда им не станете. То есть, вы не справитесь и с девятью десятых из того, что он делает. Когда Льюис отойдет от дел или умрет, все ваши грехи сразу всплывут на поверхность. Поэтому не беритесь за то, что выше ваших сил, и постарайтесь оставить свои руки чистыми.

— Предоставьте мне решать самому, — ответил Бойль. — Я сам разберусь. Но, в любом случае, профсоюзом нельзя управлять в белых перчатках.

— Не спорю с вами, — сказал Дэниэл. — Это только совет.

— Прежде всего мне хочется, чтобы вы послали своих людей в Миддлсборо составить обзор, по новым шахтам и предприятиям. Там должны быть данные по их производительности и количеству занятых. Мне кажется, если мы, действительно, не начнем что-то делать, они перекроют нам все выходы на ТВА.

— Хорошо, — произнес Дэниэл, садясь в машину. — Но для этого нужны деньги.

— Вы получите их завтра утром, — ответил Бойль. — Скажите, сколько.

Глава 5

Когда Дэниэл подъехал к штаб-квартире профсоюза, Маргарет уже ждала его на улице.

— Почему вы не вошли?

— Ваш кабинет был закрыт.

— Вы могли посидеть в приемной.

— Секретарша собиралась уходить и сказала, что не знает, когда вы приедете.

— Извините. — Дэниэл открыл дверь и пропустил Маргарет вперед. — Давно ждете?

— С шести часов.

Дэниэл взглянул на стенные часы. Было больше семи.

— Меня задержала важная встреча, — сказал он, открывая дверь кабинета. Подойдя к столу, Дэниэл достал из ящика бутылку и налил себе виски.

— Ничего, — ответила Маргарет. — Я знала, что вы приедете.

— Я мог позвонить. — Он улыбнулся. — Вы очень хорошо выглядите.

— Спасибо. — Маргарет густо покраснела.

— Знаете, по-моему, я нашел работу для вашего отца. Мы еще поработаем здесь, поэтому нам нужен ночной сторож, который бы заодно отвечал на звонки.

— Думаю, отец будет рад.

— Но сидеть ему придется долго. С семи вечера до семи утра.

— Он согласится.

— Тогда приезжайте на следующей неделе и обратитесь к мистеру Баррингтону. Он все устроит.

— Спасибо, мистер Хаггинс.

— Может, вы будете называть меня просто Дэниэл?

— Если вы хотите.

— Хочу. Кроме того, я думаю, что нам пора перейти на «ты».

— Хорошо, — почти шепотом сказала Маргарет. — Я буду называть тебя Дэниэл.

— Вот так лучше. А теперь мне надо позвонить. Ты торопишься?

— Нет.

Дэниэл набрал номер Баррингтона и услышал в трубке детские крики.

— Вы ужинаете?

— Пока нет, — ответил Мозес. — Поэтому дети и кричат.

— Я не задержу тебя, — сказал Дэниэл. — У меня для тебя одна новость. Хорошая.

— Неужели Бойль согласился?

— Даже больше. Льюис предложил нам сотрудничество.

— Серьезно? — недоверчиво произнес Мозес. — Не шути так, Дэниэл, я этого не перенесу.

— Нет, все в порядке, — Дэниэл засмеялся. — Он хочет, чтобы мы провели независимые исследования по всем областям их деятельности. Мы начнем с Кентукки и Миддлсборо. Поэтому собирай людей и отправляйся на место.

— Мне потребуется целая бригада, — сказал Мозес.

— Вот и набери ее. Кстати, возьми с собой Ди-Джея. Ему тоже пора привыкать к работе.

— Но ты говорил, он собирается в Гарвард.

— Ничего. Сейчас самое главное для него — набраться опыта, а поучиться в университете он еще успеет. И вот еще что: как только ты почувствуешь, что он в состоянии действовать сам, оставь его там и возвращайся.

— Хорошо, Большой Дэн. — Мозес понизил голос. — Ты знаешь, у меня для тебя тоже есть новость. Тебе звонили из Майами, просили перезвонить.

— Хорошо, займусь этим.

— Просто замечательно, — воодушевленно произнес Мозес. — Похоже на манну небесную. И как тебе удалось этого добиться?

— Это только начало. Жду тебя завтра утром.

— Я зайду.

Дэниэл положил трубку и взглянул на Маргарет.

— Еще один звонок, и все.

— Я не тороплюсь.

Дэниэл набрал междугородный номер и, ожидая ответа, посмотрел на девушку.

— Новое платье?

Маргарет кивнула.

— Превосходно, — сказал он. — Но ты и так очень красива.

— Спасибо, — Маргарет опять покраснела.

— Это Дэниэл Хаггинс, — произнес он, когда на другом конце провода ответили.

— Минуту, сэр. — В трубке раздался щелчок, потом Дэниэл услышал голос Ланского.

— Вы можете оказать мне одну услугу?

— Конечно.

— В профсоюзе водителей Нью-Джерси скоро будут выборы. Хотелось бы, чтобы на них победил достойный. Вы можете проследить за этим?

— Постараюсь, — ответил Дэниэл. — А кто самый достойный?

— Тони Про.

Тони Про, или Антонио Провенцано, был известен как член мафии.

— Вообще-то, это не так легко. Дэйв Бек очень сильно настроен против него.

— Поэтому я к вам и обращаюсь, — спокойно ответил Ланский. — Но кое-чем могу вам помочь. Передайте Хоффе, что, если Тони станет председателем, у него никогда больше не будет проблем с Восточным побережьем.

— Хорошо, я сейчас же этим займусь.

— Держите меня в курсе, — Ланский повесил трубку.

Дэниэл задумался, потом снова стал набирать номер Мозеса, но, передумав, взглянул в окно. Обсуждать такие дела по телефону нельзя; кроме того, разговор обещал затянуться надолго. Вот так всегда. То работы совсем нет, то ее выше головы.

— Что-нибудь не так, Дэниэл? — спросила Маргарет.

— Все в порядке. Просто очень устал.

— Тогда давай никуда не пойдем. Если хочешь отдохнуть, то возвращайся домой, а я поеду к себе.

— Знаешь, у меня есть идея. Почему бы нам не поехать ко мне? Мэми приготовит прекрасный ужин, а затем можно посмотреть телевизор.

Маргарет покраснела, но ответ уже был готов.

— Я согласна.

Дэниэл вдруг улыбнулся. Казалось, он сбросил сразу несколько десятков лет.

— Мэми, приготовь бифштексы с гарниром, — сказал он, набрав номер. — У нас сегодня гости.

Дом, где жил Дэниэл, оказался намного меньше, чем ожидала Маргарет, и ничем не выделялся среди других стандартных домиков. Подъездной дорожки не было, и Дэниэл остановил машину прямо на улице.

Пройдя через небольшую лужайку, они поднялись на крыльцо. Дверь открыла высокая негритянка.

— Добрый вечер, мистер Дэниэл, — сказала она, широко улыбаясь.

— Мэми, это мисс Рурке, — он пропустил Маргарет вперед.

— Очень приятно.

— Мне тоже очень приятно, Мэми, — с улыбкой ответила Маргарет. — Надеюсь, мы не доставили вам особых хлопот.

— Что вы, мисс Рурке! Мистер Дэниэл всегда так, он никогда не говорит, кто к нему придет. Садитесь, пожалуйста, я сейчас все сделаю. — Она посмотрела на хозяина. — Вы успеете принять душ и переодеться.

— Хорошо, мама. — Дэниэл повернулся к Маргарет. — Мэми часто вот так мной командует. Она относится ко мне как к своему сыну.

— Но кто-то должен о вас заботиться, мистер Дэниэл, — с притворным негодованием возразила Мэми. — Вы, идите, а я займусь девушкой.

Дэниэл взглянул на Маргарет.

— Иди, со мной все будет в порядке.

Поднимаясь по лестнице, он слышал, как Мэми приглашает Маргарет в гостиную.

— Усаживайтесь поудобнее, — сказала она, — и скажите, что желаете выпить, я сейчас вам все принесу.

— Спасибо, не надо. Вам помочь?

— Я уже все сделала. Отдыхайте. — Мэми пошла к выходу, но у двери обернулась. — Вы давно знакомы с мистером Дэниэлом?

— Нет. Месяца полтора, может, два.

— Судя по всему, вы очень ему нравитесь. Он никогда не приглашает девушек домой.

Когда Мэми вышла, Маргарет осмотрелась. Гостиная была обставлена тяжелой, темного дерева и несколько старомодной мебелью. Стулья и диван занимали почти все пространство, поэтому комната казалась тесной. В углу висел телефон, а перед диваном стоял телевизор, над которым возвышались полки со множеством книг, но их, как видно, редко брали в руки. Стены были увешаны картинами.

Чего-то здесь не хватает, подумала Маргарет. Оглядев комнату еще раз, она внезапно поняла, чего именно: не было фотографий на стенах. В ее собственном доме, да и в других домах, фотографиями были увешаны почти все стены.

Услышав на лестнице шаги, она повернулась. Дэниэл переоделся в легкую спортивную рубашку, которая открывала заросшую грудь, и темные брюки. Не успевшие высохнуть после душа волосы блестели.

— Что-нибудь не так? — спросил он, входя в комнату.

— Все нормально, — Маргарет покачала головой. — Я просто впервые вижу тебя без костюма и галстука.

— В постели я их тоже снимаю.

Девушка покраснела.

— Пойду посмотрю, готов ли ужин, — сказал он. — Хочешь есть здесь или на кухне?

— Мне все равно.

— Тогда пойдем на кухню. Мы почти всегда там едим.

После ужина они вернулись в гостиную. Включив телевизор, Дэниэл достал из буфета бутылку виски. Передавали шоу. Маргарет, у которой не было телевизора, с увлечением уставилась на экран. Дэниэл смотрел передачу без особого интереса, изредка прихлебывая виски. После шоу начался фильм, а в одиннадцать часов — выпуск новостей. Почти все это время они молчали, сидя в разных концах дивана.

Когда выпуск новостей закончился, Дэниэл встал.

— Уже поздно. Пойдем, я отвезу тебя на остановку автобуса.

Маргарет посмотрела на него, но не двинулась с места.

— Ты не слышишь?

— Слышу.

— Тогда пойдем.

— Дэниэл! — вдруг прошептала она.

— Что?

— Я пришла сюда не только затем, чтобы поужинать.

— А за чем же? Я слишком стар даже для того, чтобы быть твоим отцом.

— Тебя никто не просит удочерять меня.

— Да, но ты знаешь, что обо мне говорят люди. Даже твой отец против наших встреч.

— Ну и что?

— Для тебя это ничего не значит?

— Нет.

— Тогда пошли. Я должен отвезти тебя на остановку. Иначе между нами произойдет то, о чем мы оба будем долго жалеть.

— Ты не хочешь меня? — прямо спросила Маргарет.

Дэниэл не ответил.

— Тогда я хочу. С того самого момента, как я впервые тебя увидела.

— Оставь, — резко сказал Дэниэл. — Я не хочу, чтобы меня считали совратителем детей.

— Я уже не ребенок. Кстати, отцу я сказала то же самое.

Дэниэл опять промолчал.

— Более того, я не девушка, если, конечно, тебя беспокоит именно это. Но я впервые хочу кого-то так сильно, что не могу совладать с собой.

Дэниэл посмотрел на Маргарет, словно желая определить, насколько она искренна.

— Ладно, собирайся. Я отвезу тебя домой. Мне надо поговорить с твоим отцом.

— Не надо. Все, что ты хочешь сказать отцу, ты можешь сказать мне.

— Сколько тебе лет?

— Скоро семнадцать. — Впервые за все время разговора голос Маргарет прозвучал несколько неуверенно.

— Тогда тем более мне надо поговорить с ним. Я хочу, чтобы ты стала моей женой.

Глава 6

Дождь вперемешку со снегом сплошной стеной падал на почерневшую дорогу, ведшую к городу.

— Где Дэниэл?

— Ждет нас в оранжерее, — не отрывая глаз от дороги, ответил Мозес.

— А остальные?

— С ним.

Дэниэл посмотрел на своего помощника. По-видимому, с Мозесом что-то происходило. Обычно словоохотливый, он молчал всю дорогу.

— Как ты думаешь, когда будет готов отчет? — спросил Дэниэл, зажигая сигару.

— Мы собрали информацию, но пока не стали ничего делать. Думали, ты захочешь посмотреть.

Дэниэл кивнул. Здесь Мозес тоже отступил от давних традиций. Как правило, он составлял документы самостоятельно. Как Ди-Джей?

— Нормально. — Мозес впервые взглянул на Дэниэла. — В нем что-то есть от тебя. Он тоже часто идет напролом.

— Мне надо с ним поговорить. У меня есть для него кое-какие новости.

— Если ты о том, что Маргарет беременна, то ему, скорее всего, это уже известно.

— Откуда? — удивленно спросил Дэниэл. — Она сказала мне только на прошлой неделе.

— Она забеременела два месяца назад, — сказал Мозес. — Кстати, мои поздравления.

— Спасибо, — сухо ответил Дэниэл. — Та же самая история. Мне все становится известно в последнюю очередь. Жучки у них, что ли, в моей спальне установлены?

Мозес усмехнулся.

— По-моему, ты сам можешь ответить на этот вопрос. Женщины никогда не отличались умением хранить тайну.

— Проклятье, — Дэниэл внезапно понял: Мэми. Каждую неделю она разговаривала с Ди-Джеем, рассказывая ему, что происходит в доме. — Ну, что ж, могу утешаться только тем, что вы тогда были так же удивлены, как я сейчас.

— Не сказал бы, — ответил Мозес. — По правде говоря, мы больше удивлялись тому, что между вами ничего не происходило. Кстати, через пять минут мы будем в Джеллико, — добавил он, увидев стоявший на обочине знак.

Они въехали на ярко освещенные улицы, которые, несмотря на дождь, заполняли люди.

— Большой город, — заметил Дэниэл. — По-моему, в нем около миллиона человек.

— Большинство из них нездешние, — ответил Мозес. — Посмотри, здесь даже баров почти нет.

— Кто же эти люди?

— Шахтеры.

— Не думаю, — Дэниэл посмотрел в окно. — Для шахтеров они слишком чисто одеты, и, кроме того, шахтеры никогда так не ходят. После дня под землей так не погуляешь.

Мозес промолчал.

— Где они работают?

— Не здесь, — произнес Мозес, поворачивая налево. — Но они шахтеры, это я знаю точно, многие из них члены ОКТ. Ну, вот мы и приехали, — добавил он, останавливая машину напротив высокого каменного здания.

Подождав, пока Мозес закроет машину, Дэниэл пошел за ним ко входу. Ди-Джей уже ждал их.

— Здравствуй, папа, — сказал он, радостно улыбаясь.

Дэниэл протянул ему руку. Он не видел сына три месяца, и сейчас Ди-Джей показался ему повзрослевшим и заметно возмужавшим.

— Ну, как дела, сынок?

— Хорошо, — Ди-Джей кивнул. — А ты?

— Прекрасно.

— Пойдем, — сказал Дэниэл. — Все в столовой.

Когда они вошли, за столом уже сидели пять человек. Двух из них, юриста Джека Хейни и помощника Мозеса, блестящего специалиста по статистике, Дэниэл хорошо знал по работе в ОКТ. Остальных представил Мозес: Макс Нил, Барри Лейф и заместитель шерифа, ветеран профсоюзного движения Майк Карсон — руководители местного отделения ОПГ.

Поздоровавшись с собравшимися, Дэниэл сел за стол.

— Думаю, вам уже известно, зачем я сюда приехал, — сказал он, сразу переходя к делу. — Джон Льюис попросил меня составить обзор деятельности профсоюзов в этом районе, и я намерен приступить к этому прямо сейчас. Первый вопрос: может кто-нибудь принести виски?

Все засмеялись.

— Никогда не думал, что ты начнешь именно с этого, Большой Дэн, — сказал Карсон, доставая из-под стола бутылку. Как по мановению волшебной палочки, на столе появились стаканы. Наполнив один из них, Карсон протянул его Дэниэлу. — Прошу. Местное виски, рекомендую.

Виски показалось Дэниэлу огненным, и он довольно улыбнулся.

— Верно, напиток, действительно, великолепный. С тех пор, как я ушел из дома, мне не доводилось пить ничего подобного.

— Спасибо, Большой Дэн. Слышать это от тебя мне вдвойне приятно. — Карсон передал стаканы присутствующим. — Ну, с возвращением.

Все выпили.

— Теперь введите меня в курс дела, — сказал Дэниэл.

— Никто не возражает, если я кратко изложу суть дела? — спросил Хейни. Никто не возражал, и он, взглянув на лежавшие перед ним бумаги, продолжил: — Основные трудности мы испытываем здесь, на шахтах Осборна. Это самые крупные шахты в регионе, причем Осборн не признает никаких договоров и продает уголь Ти-Ви-Эй по сниженным ценам. Он платит своим рабочим меньше, чем в среднем по отрасли, и не делает никаких отчислений в фонд социальной помощи, заявляя, что, если он будет отдавать нам больше, он просто обанкротится и будет вынужден закрыть предприятие. В таком положении находятся сейчас от тридцати до сорока шахт.

Дэниэл повернулся к Мозесу.

— У тебя есть данные?

— Да. — Мозес, в свою очередь, взглянул на своего помощника, и тот протянул ему несколько бумаг. — Вот, пожалуйста.

— Вы их изучали?

Мозес кивнул.

— И что?

— В основном все, о чем сказал Джек, правда. Если он выплатит свои задолженности, он действительно будет вынужден закрыть шахты.

— Значит, шахты, действительно, бедствуют?

— Они старые. Норма добычи у них по-прежнему восемь тонн на человека, хотя другие шахты давно уже дают по тридцать. Конечно, если бы они закупили новое оборудование, им бы удалось поднять производительность и уплатить все взносы. Но они постоянно говорят, что у них на это нет денег.

— У них действительно нет денег?

— Да, — уверенно сказал Мозес. — Во всяком случае, сейчас они на грани банкротства.

— На всех шахтах?

— Да, — Мозес вернул помощнику бумаги. — В большинстве это мелкие шахты, на которых мало рабочих, и которые дают немного угля.

— Короче говоря, — вступил в разговор Барри Лейф, — положение очень серьезное. Шахты, акциями которых владеет профсоюз, не могут продавать уголь по их ценам, и создается парадоксальная ситуация: они набирают рабочих, а мы скоро будем вынуждены их увольнять. Сейчас на грани закрытия четыре самые большие шахты, на которых работают более тысячи человек.

— Когда мы ехали по городу, — сказал Дэниэл, — я видел на улицах множество людей. Это шахтеры?

Лейф кивнул.

— Они здесь работают?

— Нет, — ответил Нил. — Мы привезли их из Миддлсборо, чтобы иметь резерв против штрейкбрехеров.

Дэниэл окинул взглядом собравшихся, как бы пытаясь определить, могут ли они еще что-либо сообщить. Поняв, что все уже сказано, кивнул.

— Хорошо. Картина мне более или менее ясна. Завтра я хотел бы встретиться с рабочими и увидеть все своими глазами.

— Хорошо. Когда ты хочешь выехать?

— Сразу после завтрака. В восемь часов подойдет?

— Согласны.

Нил, Лейф и Карсон ушли.

— Предисловие закончено, — сказал Дэниэл Мозесу. Теперь ты расскажи, как обстоят дела.

— Мы на грани войны, — начал Мозес, — и она может разразиться в любую минуту. Вчера в пригородах начали заворачивать грузовики, ехавшие к нашим шахтам за углем. Шериф заявил, что, если они приблизятся к шахтам, он наложит штраф за несоблюдение техники безопасности. Если грузовики все-таки приходят, то в пути их останавливают, уголь выгружают, и затем продают по сниженным ценам. Осборн нанял охранников для сопровождения своих грузовиков до границ штата. Карсон, в свою очередь, тоже мобилизовал около сотни добровольцев — членов ОПГ, и выдал им разрешение на ношение оружия. Мы слышали, что существуют планы подложить взрывчатку в некоторые шахты и сформировать летучие отряды, чтобы заставить тех, кто на них работает, вступить в профсоюз. Но там работают горцы, они все вооружены и постоянно готовы к схватке. Поэтому весьма вероятно, что без крови не обойдется.

— А что в этом случае скажет суд?

— Ничего хорошего, — ответил Хейни. — По нынешним законам ответственность за все ляжет на ОПГ. Даже если они запишут к себе всех, кого можно, им все равно придется выплачивать огромные суммы, и по бюджету ОПГ будет нанесен серьезный удар.

— А выборы местного руководства что-нибудь могут дать?

— Для ОПГ они невыгодны. На местах их не поддерживают, и они практически обречены на поражение.

— Вы пробовали говорить с противной стороной напрямую?

— Да, но ничего не получилось. Никто никому не верит.

— И примирить их невозможно?

Наступило молчание.

— У меня есть одна мысль, — вдруг нерешительно произнес Ди-Джей, — правда, я не знаю, насколько она осуществима.

— Говори, — ответил Дэниэл.

— ОПГ привез сюда около пятисот человек, и их пребывание обходится ему в две с половиной тысячи долларов в день. Мне кажется, если ОПГ урежет свои расходы и выплаты в кассу взаимопомощи сократятся, можно будет регулярно выплачивать членские взносы.

— Льюис на это не пойдет, иначе другие тоже начнут так поступать.

— Нет, официально сумма платежей останется на уровне сорока центов с тонны. Но, предположим, они будут платить по десять центов с тонны и согласятся на план выплаты задолженности по итогам года. Если доходы шахт незначительны, долг переносится на следующий год. В то же время, они не отказываются платить взносы. Даже если по истечении трех лет ничего не изменится, это все равно будет дешевле, чем держать здесь сотни людей с перспективой платить потом по суду.

Дэниэл взглянул на сына и кивнул, стараясь не показать своего удовлетворения. Конечно, в предложенном плане имелось немало узких мест, однако он был осуществимым и, что весьма важно, позволял обеим сторонам сохранить лицо. Однако главное заключалось в другом. Идея принадлежала именно его сыну, Ди-Джею, Дэниэлу младшему, который, таким образом, начал свою профсоюзную карьеру.

— Ваше мнение? — спросил Дэниэл, поворачиваясь к Мозесу и Хейни.

— Неплохо, — ответил за всех Мозес. — Идея хорошая, с ней можно работать. Только сначала тебе нужно убедить Льюиса.

— У нас еще есть время?

— Да, но, самое большое, несколько дней. Нил и Лейф настроены воинственно, и конфликт может начаться в любую минуту.

— Успокоить их нельзя?

— Нет.

Дэниэл отхлебнул виски.

— Предположим, столкновение произошло, — сказал он. — Как мы оправдываем ОПГ? Насколько я понимаю, нас пригласили сюда именно за этим.

— Не знаю, — ответил Мозес. — Если виноваты обе стороны, трудно обелить одну из них.

— Тогда Льюис и ОПГ отвернутся от нас, — сказал Дэниэл. — А если они это сделают, мы будем отброшены туда, откуда начинали. Они перестанут нам платить, и у нас снова начнутся проблемы с деньгами.

— Нам ничего не надо делать, отец, — произнес Ди-Джей. — Льюис просил только изучить ситуацию и составить для него отчет. Когда мы закончим работу, всем, включая Льюиса, станет ясно, что ничего сделать нельзя, и все упреки в наш адрес будут безосновательны.

— С формальной точки зрения, да, — возразил Дэниэл. — Но в этом случае мы поступим не совсем честно.

— Льюис не просил нас быть честными, отец.

Дэниэл молча взглянул на сына.

— Сейчас нам прежде всего надо выжить, — продолжал Ди-Джей. — Когда все будет нормально, мы сможем позволить себе быть честными.

— Нет. — Дэниэл покачал головой. — В общем, так. Завтра я улетаю в Вашингтон на встречу с Льюисом.

— Зачем? Все, что от нас требуется — это составить отчет и отдать его Льюису. А ты поступаешь — как Дон-Кихот. Чего ты хочешь добиться?

— Если дойдет до открытого конфликта, пострадает множество людей. Неважно, кого они поддерживают, сейчас главная задача остановить их.

— Этот конфликт не имеет к нам никакого отношения. Послушай, отец, ты всю жизнь боролся ради кого-то. Что тебе это дало?

— Извини, — твердо сказал Дэниэл. — Но мне все-таки больше нравится твоя первая идея. Думаю, Льюис все-таки может что-нибудь предпринять.

— Ты уверен? — спросил Ди-Джей. — Такие случаи мы наблюдаем постоянно с сорок четвертого года. Помнишь, что было в сорок восьмом на шахтах Мидоу Крик в Спарте, штат Теннесси? Взрывы на шахтах, насилие, террор. На следующий год эту же тактику они применили против «Угольной компании Западного Кентукки» в Хопкинс-Каунти. Если я начну перечислять все подобные случаи, мы просидим здесь до завтрашнего утра. Конечно, Льюис находится на самом верху, но если всю грязную работу выполняют за него такие люди, как Тони Бойль, это еще не значит, что он ни о чем не знает.

— Может, ты прав, но мне надо поговорить с Льюисом.

— Не делай этого, отец. Да, ты хочешь быть честным, но разве ты не лукавишь перед теми, кто работал с тобой всю жизнь, призывая их бороться за идеалы, неосуществимые в нашем обществе? Ведь ты сам неоднократно сходил с этого пути, вспомни хотя бы переговоры с Хоффой и Бойлем или поездку во Флориду.

Дэниэл еще раз взглянул на него.

— Тебе легко говорить, сынок. Вероятно, ты в чем-то и прав. Мы, действительно, не имеем к этому конфликту никакого отношения. Когда все закончится, мы дадим Льюису то, что он хочет, — отчет с материалами, которые помогут ему защищаться. Теперь о наших ближайших планах. Скажите людям из ОПГ, что завтра я не смогу пойти с ними, так как должен срочно уехать. Дэниэл, ты сможешь отвезти меня в аэропорт?

Когда они вышли на улицу, дождь уже кончился, но по-прежнему было сыро и грязно. Почти всю дорогу они ехали молча, и только у самого аэропорта Дэниэл повернулся к сыну.

— Сегодня я гордился тобой.

— Я думал, наоборот, ты сердишься, — ответил Ди-Джей. — Но я не хотел спорить с тобой. Я всегда тебя поддерживаю, даже если мы не сходимся во мнениях.

— Я не сержусь. Ты все говорил правильно. Может, мне не следовало подходить к сегодняшней жизни с мерками тридцатых годов. Теперь все по-другому.

— Нет, все осталось, как было. Просто существуют разные способы делать дела.

— Когда все закончится, тебе надо будет вернуться в колледж.

— Ты думаешь, это необходимо, отец? Я буду помогать тебе здесь.

— Нет. Жизнь все-таки меняется, и ты должен знать намного больше, чем я знал в твоем возрасте, — Дэниэл достал сигару, но потом положил ее обратно в карман. — Пожалуй, нет смысла закуривать, в самолете меня все равно заставят ее выбросить.

Они свернули на дорогу к аэропорту.

— Как там Маргарет? — спросил Ди-Джей.

— Все в порядке.

— Она, наверное, по уши счастлива, ожидая ребенка.

— Наверно. А ты рад?

— Я, как ты.

— Я рад. Маргарет хорошая девушка.

— Но она слишком молода для тебя, отец.

Дэниэл улыбнулся.

— Возможно. Хотя я остался горцем, а они женятся очень рано.

Ди-Джей промолчал.

— Ты не одобряешь меня, Дэниэл?

— Тебе уже пятьдесят пять, отец, и, сколько я тебя помню, с тобой все время были девушки. Честно говоря, я просто не понимаю, зачем тебе это.

— Она напомнила мне девушек моей молодости, раньше времени повзрослевших и вынужденных с детства зарабатывать деньги, чтобы кормить себя и родственников.

Ди-Джей снова промолчал.

— А, может, я просто люблю ее.

Ди-Джей остановил машину перед зданием аэропорта.

— Наверное, это лучшее объяснение, отец. Больше тебе ничего не надо говорить.

Дэниэл вышел из машины, но вдруг, словно вспомнив что-то, вернулся.

— Но тебя я люблю не меньше, — сказал он.

— И я люблю тебя, отец, — ответил Ди-Джей, вытирая слезы.

Глава 7

Дэниэл заворочался в постели и открыл глаза. Маргарет лежала рядом и он поцеловал ее.

— По-моему, тебе что-то снилось, — сказала она.

— Почему ты так думаешь?

— Ты кричал во сне.

Дэниэл сел и свесил ноги с кровати.

— А ты как себя чувствуешь? — спросил он.

— Хорошо. По-моему, сегодня ночью ребенок впервые пошевелился.

— Почему ты меня не разбудила?

— Я не была уверена, обычно это происходит только на шестом месяце.

— Сейчас тоже может быть. Особенно, если это мальчик.

— А ты хочешь мальчика?

— Да.

— У тебя ведь уже есть сын, — сказала Маргарет. — Тебе мало?

— Не то, чтобы мало… — Дэниэл задумался. — Понимаешь, Ди-Джей похож на меня только с одной стороны — с деловой. Он прекрасно работает и когда-нибудь с успехом заменит меня.

— А что тебе еще нужно?

— Духовной общности. Я хочу иметь сына, который будет чувствовать то же, что и я, мечтать о том же, о чем я мечтал когда-то и, наконец, понимать красоту жизни, не сводя ее к математическим формулам.

— Девочка на это не способна?

— Кто знает. — Дэниэл улыбнулся. — Но я хочу мальчика.

— А если все-таки будет девочка? Ты расстроишься?

— Нет.

— Не беспокойся, будет мальчик. — Встав с кровати, она подошла к зеркалу. — Посмотри, живот почти не растет, а грудь стала очень большая.

— Хорошо. — Дэниэл улыбнулся.

— Тебе нравится большая грудь?

— Мне нравится твоя грудь.

Маргарет запахнула халат.

— Пойду приготовлю завтрак.

— Не надо. Мэми все сделает.

— Нет, у нас разделение труда: я готовлю завтрак, а Мэми делает все остальное.

— Ну, не все. — Дэниэл обнял Маргарет.

— Надеюсь. — Она поцеловала его в щеку.

Проведя рукой по ее груди, Дэниэл почувствовал, что налившаяся плоть пробуждает в нем новое желание.

— Давай снова ляжем.

— Ты не успеешь на работу, — Маргарет последовала за ним.

Он повел ее обратно и, спустив с плеч халат, прикоснулся губами к груди жены.

— Пусть завтраком займется Мэми.

Через несколько мгновений они уже упивались друг другом.

— О, Дэниэл! — восторженно шептала Маргарет. — Как прекрасно!

Когда Маргарет вошла в кухню, за столом сидел только Ди-Джей.

— Здравствуй, мама Мэгги, — с улыбкой сказал он.

— Доброе утро, Ди-Джей. — Она налила себе кофе. — Отец уже ушел?

Дэниэл кивнул.

— Они уехали с Мэми. Ей надо в магазин.

— В понедельник снова за учебу? — спросила Маргарет.

— Ну, если влюбленные смогут обойтись без меня… — Ди-Джей засмеялся.

— Ди-Джей! — возмущенно произнесла Маргарет. Именно она впервые так назвала его, говоря, что это звучит короче и приятнее. Ди-Джей тоже окрестил ее «мамой Мэгги». Они искренне любили друг друга, прежде всего, как близкие люди, связанные любовью к одному и тому же человеку — Дэниэлу.

— Сегодня он плохо спал.

Дэниэл посмотрел на нее, но промолчал.

— Его что-то беспокоит. На прошлой неделе я увидела, что он носит с собой пистолет.

— Он что-нибудь сказал тебе?

— Нет. Я спросила его, но он ответил, что всегда так делает.

— Это правда. Он надевал под пиджак пояс с кобурой, еще когда я был ребенком.

— Послушай, Ди-Джей, ты можешь сказать мне, что происходит? Ведь я уже не ребенок, я его жена.

— Мне он тоже не все говорит, — ответил Ди-Джей. — Но после того, как во время беспорядков в Джеллико он поддержал Объединенный профсоюз горняков, у него появилось много врагов.

— Ты думаешь, они ему угрожают?

— Не в этом дело. Всю свою жизнь отец с кем-то боролся.

— Тогда в чем же дело?

Ди-Джей взглянул за Маргарет.

— Ты думаешь, действительно что-то серьезное?

— Понимаешь… — Глаза Маргарет наполнились слезами. — Я не просто люблю его, я его обожаю. Он самый удивительный человек.

— Ну, может быть, ничего страшного еще нет, — сказал Ди-Джей. — Отец всегда носил с собой пистолет.

Маргарет заплакала.

— Я хочу помочь ему, — сказала она сквозь слезы, — хочу поговорить с ним, но не знаю, как к нему подступиться.

— Не плачь, мама Мэгги. — Ди-Джей ласково погладил ее по плечу. — Отдохни. Если будешь нервничать, это может повредить ребенку.

— Ты совсем, как отец. — На лице Маргарет появилось подобие улыбки. — На твоем месте он сказал бы сейчас то же самое.

— Может быть, — ответил Дэниэл, — хотя я не думаю, что я точная копия отца. Правда, мне хочется подражать ему.

Оставив машину позади универмага, Дэниэл направился к задней двери и постучал — три раза подряд и после паузы еще раз. На пороге появился высокий мужчина.

— Вы мистер Хаггинс? — спросил он. — Тогда, пожалуйста, сюда.

Пройдя по длинному пустому складу, они остановились перед стальной дверью, за которой оказался офис. Поглощенные разборкой каких-то бумаг, находившиеся там люди не обратили на Дэниэла и его спутника никакого внимания, и они прошли в следующую комнату. Там тоже кипела работа: здесь считали деньги и складывали их в пачки.

Миновав эту комнату, мужчина и Дэниэл вошли в кабинет, обставленный весьма скромно. Письменный стол, несколько диванов и стульев. За столом сидел Ланский, рядом с ним стояли два телохранителя, которых Дэниэл видел во Флориде.

— Возьми стул. — По знаку Ланского телохранители вышли из кабинета.

Дэниэл молча подвинул к себе стул.

— Ты неплохо поработал, — сказал Ланский. — По-моему, члены профсоюза впервые получат нормальные пенсии и страховку. Они настолько привыкли к обману, что, наверное, даже не догадываются о твоих заслугах.

Дэниэл промолчал.

— Мы тоже кое-что сделали, — продолжал Ланский. — Хотя некоторые наши страховые компании жалуются на твои тяжелые требования.

— Не обращай внимания, — ответил Дэниэл. — Денег у них достаточно, а грабить их мы не собираемся.

Ланский озадаченно посмотрел на него.

— Ты странный человек, Большой Дэн. Насколько я понимаю, тебе лично это ничего не дает. Ты живешь только на зарплату, которую тебе платит профсоюз, и не можешь позволить себе лишнего. Зачем ты этим занимаешься?

Дэниэл улыбнулся.

— Деньги не все решают в жизни. Я идеалист.

— Идеалы, идеалы… — с иронией протянул Ланский. — Мы это уже слышали. А деньги, в конечном счете, любят все.

— Я тоже их люблю. Но, тем не менее, жизнь состоит не из одних денег. Вот вы, например, мистер Ланский, по-моему, имеете все, о чем только можно мечтать. Почему вы до сих пор работаете? Почему бы вам не отойти от дел и не отдохнуть?

— Это не так легко, — ответил тот. — У меня много обязательств.

— По-моему, вам не хочется расставаться с другим.

— С чем же?

— С властью.

— Ведь и ты ее добиваешься.

— Да, но я никогда не делаю этого за счет тех, за чьи интересы борюсь.

— Тогда как же ты ее добьешься?

— Очень просто. Я заключаю сделки с негодяями.

— А ты не предаешь свои идеалы?

— Нет. Более того, в результате таких сделок негодяи творят меньше зла. За шесть месяцев я добился того, что страховка и выплаты, которые получают члены профсоюза, выросли на двадцать процентов. Если бы я постоянно не давил на ОПГ, они бы никогда не стали открывать новые больницы в Виргинии и Кентукки.

— Однако ты помогаешь этим негодяям сохранить власть.

— Я не работаю в полиции, мистер Ланский. Этих негодяев выбирал не я, и только члены профсоюзов могут решать, кому представлять их интересы. — Достав из кармана сигару, Дэниэл, не зажигая, задумчиво посмотрел на нее. — Я провел в профсоюзах всю жизнь и пришел к выводу, что исправить положение извне невозможно.

— Кури, пожалуйста, — Ланский подождал, пока Дэниэл зажжет сигару. — Итак, если мы предложим тебе отмыть через ваш пенсионный фонд пять миллионов долларов за пятипроцентное вознаграждение, ты откажешься?

— Это те деньги, которые упаковывают за дверью?

— Да.

— Вы не ошиблись, мистер Ланский.

— Но ведь ты будешь сотрудничать с профсоюзами, которые АФТ-КПП хочет исключить из своих рядов за коррупцию?

— Вы хотите сказать, с профсоюзами водителей грузовиков, рабочих пекарен и прачечных?

— Не только. Есть еще профсоюз строительных рабочих, ремонтников, Ассоциация промышленных рабочих, наконец. Это не так мало. В них, вместе взятых, около двух с половиной миллионов членов, и наступит день, когда они захотят к кому-нибудь присоединиться.

— Мы не станем отказывать им, но и на их условия тоже не пойдем. Я не собираюсь противопоставлять ОКТ АФТ-КПП. Моя задача — добиться улучшения положения рабочих, а для этого надо сотрудничать с руководителями отраслевых профсоюзов, не пытаясь контролировать их.

Ланский улыбнулся.

— Помнишь рассказ «Дэниэл Уэбстер и дьявол»? — неожиданно спросил он. — Скажи, ты уверен, что тебя на самом деле зовут не Дэниэл Уэбстер?

— Нет, Дэниэл Бун.

— Я тоже не дьявол, — тихо произнес Ланский. — И не надо изгонять меня из рабочего движения.

— Рад это слышать, мистер Ланский.

— У тебя удивительная способность наживать себе врагов, Большой Дэн. Некоторые из тех, кому ты помогаешь, уже начинают тяготиться ростом твоего влияния.

— За свою жизнь я нажил себе немало врагов, мистер Ланский, но умею обращаться с ними.

— Я тоже, — все так же тихо ответил Ланский. — И мой опыт позволяет дать тебе один совет — будь осторожен и береги себя. Только так ты сможешь остаться в живых.

Слова Ланского прозвучали как завершение беседы, и Дэниэл встал. Слухи о возможных провокациях доходили и до него, он даже вновь начал носить пистолет, но он был уверен, что опасность исходит не от Ланского. К этому низкорослому, постаревшему человеку он испытывал некоторое сострадание. В конечном счете, судьба жестоко обошлась с ними обоими.

— Спасибо, мистер Ланский. Я сделаю все возможное.

Ланский улыбнулся и нажал на кнопку, вызывая телохранителей.

Глава 8

— Двести тысяч долларов в неделю — для начала неплохо, — увлеченно говорил Хоффа. — Самое замечательное, что эти деньги не достанутся Дэйву Беку.

Дэниэл не ответил.

— Надо сделать так, чтобы профсоюзы центральных штатов сами устанавливали размеры своих пенсионных фондов, и вы мне в этом поможете, — продолжал Хоффа. — За этим я, собственно говоря, вас и пригласил.

Дэниэл взглянул на сопровождавших его Мозеса и Джека Хейни. Кроме них в комнате находились помощники Хоффы — Бобби Холмс и Гарольд Гиббонс.

— Так что все-таки мы должны сделать? — спросил он.

— Надо создать такую систему, чтобы мы сами управляли своим фондом и использовали его в интересах нашего профсоюза.

— И кто конкретно будет заведовать фондом?

— Как кто? — В голосе Хоффы послышалось удивление. — Я. Разве можно доверить фонды профсоюза кому-нибудь другому?

— Ты не боишься взять на себя такую ответственность? — спросил Дэниэл. — Личные интересы могут войти в противоречие с интересами профсоюза.

— С этим все нормально, — ответил Хоффа. — Что хорошо для меня, хорошо и для профсоюза.

— Я с этим согласен, — произнес Дэниэл, — но согласятся ли другие?

— Вот ты и убедишь их, — сказал Хоффа. — Кстати, как ты собираешься это сделать?

— Я должен ответил сейчас?

— А когда же? — воскликнул Хоффа. — Мы собирали деньги около года, и теперь у нас в банке лежит более десяти миллионов. С такими деньгами надо что-то делать, не давать же им залеживаться!

— По-моему, эти деньги не дают тебе покоя, Джимми. — Дэниэл улыбнулся. — Ты, случайно, не просыпаешься по ночам?

Хоффа засмеялся.

— Дело очень выгодное, — сказал он. — Предложение, которое мне недавно сделали, сулит большие деньги.

— Что за предложение?

— Некоторые мои друзья по Детройту занимаются крупными операциями в Лас-Вегасе. Сейчас им очень нужны деньги, а банки не рвутся предлагать кредиты.

Дэниэл вспомнил свою последнюю встречу с Ланским и кивнул. Все подтверждалось. Связи этого маленького, вроде бы незаметного человечка были огромны. — Звучит заманчиво, — сказал он. — Но тебе придется поменять инвестиционный профиль, а это не так легко. Как ты думаешь подстраховаться?

— С этим все в порядке, — ответил Джимми. — Мой друг — представитель фирмы, которой нужны деньги, никаких проблем не возникнет.

— Рад это слышать, — произнес Дэниэл. — Если ты предоставишь нам необходимую информацию, через неделю мы разработаем примерный план действий.

— А раньше нельзя?

— Нет.

Хоффа повернулся к Гиббонсу.

— Принеси бумаги.

— Копии вас устроят? — Гиббонс взглянул на Дэниэла. — Я обычно храню оригиналы у себя.

— Хорошо.

Гиббонс вышел, а Хоффа подошел и наклонился к Дэниэлу.

— Мы можем поговорить наедине?

Дэниэл кивнул. Хоффа сделал знак, и Холмс тоже вышел из кабинета.

— Ну, какие проблемы? — спросил Дэниэл.

— Дэйв Бек. С ним может нехорошо получиться.

— Понимаю.

— Как ты думаешь, когда его, наконец, уберут?

— Если постараются все, то через год — полтора.

Хоффа нервно повертел в руках карандаш.

— Говорят, Бек может кое-что предпринять и продержаться еще.

— Вряд ли ему это удастся. Единственное, что ему можно инкриминировать — это сокрытие своих доходов от налога, да и то очень небольшой суммы. Поэтому он понимает, что официального повода нет, и первым ничего предпринимать не станет. Кроме того, любой конфликт, особенно, если он потерпит поражение, может сказаться на его пенсии и пособии.

— Следовательно, я должен ждать осенней конференции пятьдесят седьмого года?

— Да.

— Ты думаешь, мне удастся что-нибудь сделать?

— Во всяком случае, его место можешь занять именно ты. Хотя ты, наверное, и сам все знаешь, я должен тебя предупредить: когда Бек уйдет, ты будешь следующим на очереди, и наши охотники за гангстерами будут преследовать тебя так же, как сейчас его.

— Плевать я на них хотел, — ответил Хоффа.

— Бек тоже так думал, и в каком положении он сейчас?

— Я не такой дурак, я плачу налоги.

— Дело не в тебе. Над профсоюзом водителей грузовиков сгущаются тучи, его экономическая мощь пугает людей, и некоторые политики могут это использовать, если уже не используют. Причем руководство профсоюза само провоцирует подобные страхи. Чего стоит, например, заявление о том, что, если они призовут членов профсоюза к всеобщей забастовке, вся страна будет парализована.

— Но это правда, — возразил Хоффа.

— Если вы действительно так поступите, это станет концом профсоюза. Вмешается правительство, и ваша забастовка бесславно закончится.

— Понимаю. — Хоффа отложил карандаш. — Как ты думаешь, кого поддержит Мини?

— АФТ-КПП теперь вообще не желает заниматься водителями грузовиков, присоединившись к кампании против Бека.

— Но обвинения против Дэйва не подтвердились.

— Мини это безразлично. Ему нужен только предлог.

— И сейчас он боится, что к руководству в профсоюзе придут новые люди?

— Может быть.

— В любом случае, мне все равно. Если хочешь, можешь сказать ему об этом.

— Могу, но Мини вряд ли мне поверит. Для меня он ничего не станет делать. Ведь ОКТ не профсоюз, а, скорее, консультационный центр, сотрудничающий со всеми профсоюзами, которые нуждаются в его услугах, причем мы не навязываем никому свою политику, мы лишь даем рекомендации. Профсоюзы сами решают, следовать им или нет. Более того, они в любую минуту могут отказаться от наших услуг.

— Я слышал, руководство АФТ-КПП заявило, что будет расценивать обращение любого своего профсоюза к ОКТ как нарушение норм конфиденциальности.

— До меня тоже доходили такие известия. Но пока это только слухи. Кроме того, я не должен заниматься такими делами.

— Да? — иронично переспросил Хоффа. — А мне говорили, ты уже понемногу собираешь профсоюзы под свои знамена.

Дэниэл кивнул.

— Возможно, те, кто это говорит, начали, наконец, понимать, что мы делаем то, что обещали.

— Если ты захочешь создать новую общенациональную конфедерацию профсоюзов, можешь смело рассчитывать на водителей грузовиков.

— Спасибо, — сказал Дэниэл. — Такой вопрос пока не стоит. Две общенациональные конфедерации — это слишком много. Даже АФТ и КПП слились, по-моему, этого вполне хватает.

— Знаешь, — с улыбкой произнес Хоффа, — ты либо самый умный профсоюзный руководитель, либо… — Он на секунду замолчал. — Либо самый глупый.

— А если я и самый умный, и самый глупый одновременно?

Когда Дэниэл возвращался в аэропорт, Мозес тихо произнес:

— Хоффа солгал нам.

— Когда?

— Когда сказал про десять миллионов в банке. На самом деле, их около пятидесяти. Он просто не упомянул о местных отделениях профсоюза, которые тоже находятся под его контролем.

— Знаю.

— Через три года у них будет около миллиарда.

— Правда?

— По сравнению с ними ОПГ окажется бедняком. У Льюиса нет таких денег.

— А мы какое отношение имеем к их деньгам? — спросил Дэниэл.

— Они не должны проплыть мимо нас. Хоффа пригласил нас, чтобы узнать, что с ними делать.

— Нет, не для этого. Они хотят, чтобы мы выработали для них рекомендации.

— Брось, им нужно разрешение воровать, и они рассчитывают получить его от нас.

— Они его не получат. Они просили рекомендации, и мы их дадим.

— Тебе не удастся остаться в стороне, — сказал Мозес. — Если у них будут проблемы, они обратятся за поддержкой к нам.

— Сейчас об этом рано говорить.

— Но такую возможность тоже надо иметь в виду.

— Хорошо, — сказал Дэниэл. — Что же нам сейчас делать?

— Профсоюзы центральных штатов платят по десять центов с человека. Если мы будем управлять их пенсионным фондом, они будут платить такую же сумму и нам.

— Но дело от этого не продвинется.

— Зато мы увеличим оклады нашим людям. У нас тоже есть свой фонд зарплаты, и будет лучше, если он увеличится.

Дэниэл взглянул на своего помощника.

— Скажи, а они действительно должны нам платить?

— Во всяком случае, так будет справедливо. Они, в отличие от нас, могут позволить себе такие траты.

— Хорошо, я согласен. Включи этот пункт в предложение, которое мы им направим.

— А если они откажутся?

— Мы все равно будем работать. Я заключил с Хоффой соглашение, и сейчас уже поздно отступать.

Глава 9

Через открытое окно донесся автомобильный гудок Дэниэл оторвался от утренней газеты.

— Машина приехала, — сказал он.

— Слышу, — ответила Маргарет.

— Надо торопиться. — Дэниэл отхлебнул кофе.

— Ты вернешься к ужину?

— Не знаю. Мы запалены работой. Видимо, нам все-таки не стоило сотрудничать с профсоюзом водителей грузовиков. Мы изучаем имеющиеся у них предложения по займам и к послезавтра должны представить свои рекомендации.

— За последние десять дней ты ночевал дома только два раза, — укоризненно сказала Маргарет.

— Ничего не поделаешь. Такова моя работа.

— Но за работой ты совсем забыл обо мне.

— А когда ты выходила за меня замуж, ты разве не знала, чем я занимаюсь?

— Тогда ты не был так занят. У тебя находилось время для дома и для меня.

— В то время мы были на краю банкротства.

— А сейчас тебе стало лучше?

— Во всяком случае, теперь мы можем платить по своим счетам и скоро у нас будет новый дом в Скарсдейле, в Нью-Йорке. Поэтому я бы не сказал, что мы влачим жалкое существование.

— Мне и здесь хорошо, — ответила Маргарет. — Зачем мне Нью-Йорке?

— Мы все больше занимаемся фондовыми операциями, а Нью-Йорк — центр таких операций, узловой пункт финансовой системы страны, и нам надо быть именно там. Ладно, успокойся, — продолжал Дэниэл. — Последний месяц всегда самый тяжелый, после родов тебе станет лучше.

Маргарет покачала головой.

— Я теперь такая уродина.

— Неправда, ты прекрасна. — Дэниэл поцеловал ее.

— Я никогда уже не буду такой стройной, как была.

— Будешь, не беспокойся.

— Какая-нибудь девушка уведет тебя.

— Это невозможно.

— Возможно, — возразила Маргарет. — Я больше месяца наблюдаю за тобой и вижу, в каком ты бываешь состоянии, когда просыпаешься.

— Чепуха. Достаточно сходить в туалет или принять холодный душ, и все проходит.

— И часто ты собираешься ходить в душ?

— Лучше скажи, что я могу для тебя сделать.

Маргарет промолчала.

— Ничего, — ободряюще сказал Дэниэл. — Не все так плохо, как кажется.

— Я боюсь, — глаза Маргарет наполнились слезами. — Мне все время кажется, что мы с тобой расстанемся.

Стараясь не прикасаться к животу Маргарет, Дэниэл поднял ее и снова поцеловал.

— Мы не расстанемся.

За окном снова раздался гудок.

— Надо бежать, я уже опаздываю.

— Так ты вернешься к ужину? — она пошла за ним к двери.

— Попробую. Я позвоню тебе после обеда.

Шофер открыл ему дверцу, и Дэниэл сел на заднее сиденье. Проводив мужа, Маргарет вернулась в дом.

— Вам что-нибудь принести, миссис Хаггинс? — услышала она голос Мэми, которая выходила из кухни с сумкой в руках. — Я иду в магазин.

— Нет, спасибо. Ничего не нужно. Сейчас немного полежу, и все пройдет.

Проехав несколько кварталов, шофер повернулся к Дэниэлу.

— За нами хвост, мистер Хаггинс — сказал он.

— Ты уверен, Джордж?

— Да. — Водитель посмотрел в зеркальце. — Голубой «додж» с пассажиром на переднем сиденье. Они едут за мной от самого гаража.

Дэниэл выглянул в окно. Машин было очень много, и он не мог определить, о какой именно говорил водитель.

— Где они? — спросил он.

— Машин за семь от нас.

На сей раз он их засек. Несмотря на расстояние, Дэниэл увидел лица пассажира и водителя, но они были ему незнакомы.

— Джордж, ты узнаешь кого-нибудь?

— Нет.

— Ты приехал ко мне прямо из гаража?

— Нет, сэр. Я заехал в гостиницу за мистером Гиббонсом, отвез его на встречу с мистером Беком, потом поехал к вам.

Машина, которой пользовался Дэниэл, принадлежала профсоюзу водителей грузовиков, и, хотя Хоффа предоставил ее в его распоряжение, водитель в первую очередь выполнял приказы своего начальства.

— Как ты думаешь, кто это? — спросил он шофера.

— Не знаю, может, полиция. Они иногда так делают.

— Ты говорил об этом Гиббонсу?

— Тогда я еще не был уверен.

— У тебя есть пистолет?

— Нет, сэр.

— Кто-нибудь еще знает, куда ты поехал?

— Все знают. Расписание работы шоферов печатается заранее и вывешивается на доске объявлений. Достаточно найти нужный листок.

Дэниэл опять выглянул в окно. «Додж» приблизился, и теперь их разделяло всего пять машин.

— В общем, так, — он протянул руку за пистолетом. — Сейчас будет светофор, но ты не останавливайся. Когда проедем, сверни в первую улицу направо. Там остановись и ложись на сиденье, посмотрим, что они станут делать.

— Вы думаете, без стрельбы не обойдется? — Джордж тревожно взглянул на него.

Дэниэл проверил барабан.

— Жизнь научила меня быть готовым ко всему.

Джордж грустно улыбнулся, глядя на дорогу. Выполнить приказ Дэниэла он решился не сразу. Проехав на красный свет, он резко свернул направо и, оторвавшись от преследователей, остановился на середине ближайшей улицы.

— Пригнись!

Осторожно выглянув в окно, Дэниэл увидел проносившийся мимо «додж».

— Все, — сказал он, когда преследователи удалились. — Теперь поехали ко мне. Быстро!

— Слава Богу, — облегченно вздохнул Джордж, заметив что Дэниэл убирает пистолет в кобуру.

— Ты сегодня работаешь еще с кем-нибудь? — спросил Дэниэл.

— Нет. Я только с вами.

— Тогда высади меня у офиса и сразу поезжай в гараж. Потом позвони мне и скажи, преследовали тебя или нет.

Джордж взглянул в зеркало.

— Они опять едут за нами.

— Все нормально, — ответил Дэниэл. — Теперь они поняли, что мы знаем о слежке, и не будут делать резких движений.

Они остановились перед офисом, и Дэниэл, не оборачиваясь, пошел к двери. Он просматривал письма, когда на столе зазвонил телефон.

— Мистер Хаггинс, это Джордж. Я звоню из гаража. Они за мной не поехали.

— Хорошо, Джордж. Спасибо.

— Что-нибудь еще сделать?

— Спасибо, если будет нужно, я позвоню. До свидания. — Дэниэл повесил трубку и послал за Хейни и Мозесом. — Недалеко отсюда в одной из боковых улиц стоит голубой «додж», кроме водителя, в нем сидит один пассажир. Сегодня они всю дорогу ехали за мной.

— Ты знаешь, кто они? — с тревогой спросил Мозес.

— Понятия не имею. Пошли кого-нибудь записать их номер, а потом через наших друзей в полиции мы попытаемся узнать, кто это.

— Я могу сходить сам.

— Не надо. Если им нужен я, то и ты им тоже известен. Лучше пошли курьера или машинистку. Но пусть они ни в коем случае не связываются с теми, кто в машине, пусть пройдут мимо и запомнят номер. Ясно?

— Хорошо, — Мозес направился к двери.

— Теперь ты. — Дэниэл повернулся к Джеку. — Если нас пригласят как свидетелей по делу кого-нибудь из наших клиентов, что мы можем сделать?

— Ничего. Если процедурные нормы не нарушены, надо будет явиться в суд и отвечать на вопросы.

— А материалами с мест никто не может заинтересоваться?

— Если ими заинтересуются, их придется показать.

Дэниэл задумчиво кивнул.

— Тогда пошлите их обратно. В картотеках должны быть только наши собственные бумаги.

— Это не так просто сделать, — возразил Джек. — Многие из этих документов нам нужны.

— Неважно, — ответил Дэниэл. — Нельзя допустить, чтобы через нас они вышли на наши профсоюзы. Срочно разошлите отделениям все бумаги, касающиеся их. Завтра мы начнем формировать группы, которые будут работать непосредственно на местах. Понимаю, вам будет не легко, но это надо сделать.

— Все это стоит денег, — произнес Джек.

— А что их не стоит?

На пороге кабинета появился Мозес.

— Полицию можно не вызывать. На номере написано: «Генеральные службы, Правительство США».

— Ты кого-нибудь там знаешь, можно выяснить, из какого они отдела? — спросил Дэниэл.

— Думаю, да. — Мозес набрал номер. — Сейчас, он смотрит списки, — сказал он, прикрыв трубку рукой. — Спасибо. Эти люди из комитета Маклеллана.

Дэниэл сразу понял, о чем шла речь. Комитетом Маклеллана обычно называли Выборный комитет Сената по вопросам злоупотреблений в области производственных отношений и управления.

— Хорошо, — сказал он. — Теперь, по крайней мере, мы знаем, с кем имеем дело. Насколько мне известно, они охотятся только за двумя организациями — за Объединенным профсоюзом работников автотранспорта и за профсоюзом водителей грузовиков. С первыми мы никак не связаны, и, следовательно, через нас они хотят выйти на водителей. Поэтому, — он обернулся к Джеку, — распорядитесь, чтобы им отослали документы прежде всего.

Глава 10

— Какие же мы ослы! — Дэниэл сгоряча бросил отчет на стол и листы разлетелись в разные стороны.

— Что такое? — заволновался Мозес.

— Ничего особенного. Просто мы ходим по золоту и не только не подбираем его, но даже ленимся посмотреть себе под ноги. Мы даем рекомендации по вложению денег в пенсионный фонд водителей грузовиков, а сами сидим сложа руки.

— А что мы можем сделать? — спросил Джек.

— Создать свой собственный фонд.

— У нас нет денег.

— Они у нас будут. — Достав сигару, Дэниэл закурил, белые кольца устремились к потолку. — Мы создадим Объединенный фонд профсоюзов, открытый для всех, и множество мелких профсоюзов, страдающих от хронической нехватки денег, сразу в него вступят.

— Чтобы создать этот фонд, тоже нужны деньги, — возразил Джек. — Думаю, миллионов десять-пятнадцать.

— Деньги мы достанем, — ответил Дэниэл. — Их охотно дадут нам водители грузовиков и ОПГ. В последнее время они часто вкладывали свои средства в сомнительные предприятия, и теперь им надо укрепить свою репутацию.

— Интересная мысль, — задумчиво произнес Джек.

— Не знаю, что из этого получится, — сказал Мозес. — Ведь создание такого фонда изменит всю природу ОКТ. Раньше мы только советовали, а теперь будем управлять.

— Что в этом плохого? — спросил Дэниэл. — В конечном счете, наша цель — улучшение положения рабочих, и мы от нее не отказываемся.

— Но мы не сможем управлять таким фондом, — возразил Мозес, — мы просто некомпетентны. Следовательно, могут начаться злоупотребления.

— Пригласим специалистов. Я не знаю ни одного брокера, который бы отказался от подобного предложения. Сейчас в профсоюзах, входящих в ОКТ, три миллиона членов. По сотне долларов с каждого — и у нас триста миллионов. Вложите их в продуктовые магазины, — и нам, как минимум, обеспечена восьмипроцентная прибыль. А это двадцать четыре миллиона в год. Таким образом, даже если плата за управление будет у нас в два раза ниже, чем в бизнесе, мы станем зарабатывать по три миллиона в год.

— Это почти в два раза больше, чем все членские взносы, которые нам платят, — сказал Мозес. — Наверное, действительно, не следует упускать такую возможность.

— Я вижу, ты тоже начинаешь проникаться этой идеей, — произнес Дэниэл, собирая со стола бумаги. — Джек, ты прямо сейчас начнешь работать над нашим проектом. Прежде всего надо точно узнать, что нужно для создания фонда.

— Хорошо.

— А ты, — Дэниэл повернулся к Мозесу, — дай распоряжение статистическому отделу подготовить списки членов всех наших отделений с указанием имен, фамилий и домашних адресов.

— За этим надо обращаться к отделениям, — ответил Мозес. — Во всяком случае, сейчас они платят нам взносы по своим спискам.

— Поговори с ними.

— Что им сказать? Ведь ты сам знаешь, что выудить у них какую-нибудь информацию об их членах практически невозможно.

— Скажи, что мы занимаемся изучением их жилищных условий. Если не нравится, придумай что-нибудь еще, но они обязательно должны прислать списки.

— Хорошо.

— А как быть с отчетом? — спросил Джек. — Отправить его Хоффе?

— Не надо. Я сам отдам ему.

— По-моему, ты что-то затеваешь, — с улыбкой сказал Хоффа. — Иначе бы послал отчет с курьером.

— Правильно, — ответил Дэниэл. — В дополнение к рекомендациям я хочу предложить вам вложить пятнадцать миллионов в фонд взаимопомощи, который мы сейчас создаем.

— И ты уверен, что мы согласимся? Мы тоже организуем фонд, поэтому деньги нам нужны не меньше, чем вам.

— Вам нужны не только деньги, но и репутация, а ваше участие в фонде покажет всем, что вы беспокоитесь не только о водителях грузовиков, но и обо всех рабочих.

— Что представляет собой ваш фонд?

— Рассказать предысторию? — засмеялся Дэниэл. — Последние две недели за мной следили люди из комитета Маклеллана. Наши друзья в правительстве говорят, что на самом деле они ищут материалы, которые можно будет использовать против вас. Кстати, они могут добраться и до вас.

— Что им нужно?

— Не знаю. Подозреваю, что и они не очень хорошо представляют себе свою задачу. Видимо, они просто считают незаконными некоторые источники ваших доходов.

— Пусть ищут. В наших архивах они ничего не найдут.

— В наших тоже. Две недели назад я распорядился отослать назад все ваши документы.

— Странно. Почему никто до сих пор не сказал мне об этом?

— Не знаю. Я послал все документы Гиббонсу.

— Сейчас узнаем, — Хоффа потянулся к телефону.

— Подожди, — остановил его Дэниэл. — Сейчас это не так важно. Лучше вызови кого-нибудь из юридического отдела и спроси, что вам делать, если они сюда нагрянут. Мы уже так сделали.

Хоффа задумчиво посмотрел на Дэниэла и кивнул.

— Похоже, ты прав. И кто еще участвует в этом фонде?

— ОПГ с пятью миллионами.

— А почему я должен внести пятнадцать?

— Вы в три раза богаче их.

— Ты, Большой Дэн — человек прямой. — Хоффа засмеялся и, открыв отчет, перевернул несколько страниц. — Почему ты думаешь, что подобное помещение капитала лучше, чем то, о котором ты говоришь здесь?

— Я не думаю, что так будет лучше. Так будет безопаснее. На любой сделке, что здесь описаны, можно заработать кучу денег, но можно и пролететь. Я не обещаю золотых гор, зато и падений тоже не будет.

— Хорошо, допустим. А как нам вступить?

— Пошлите своего представителя в комитет по капиталовложениям.

— Только-то? — Хоффа засмеялся. — У нас один представитель, а отвечать за все должны мы. За пятнадцать миллионов мы могли бы претендовать на что-нибудь посущественнее.

Дэниэл покачал головой.

— Этого я больше всего и боюсь, — сказал он. — Фонд будет служить всем, поэтому нельзя допустить, чтобы он стал объектом схватки. Сейчас мы должны играть по правилам.

— Хорошо, Большой Дэн, будем играть по правилам.

— Значит, пять миллионов. — Льюис задумчиво окинул взглядом своих помощников. — Что ты об этом думаешь, Том?

— По-моему, у этого плана неплохие перспективы.

— А ты, Тони?

— Мне кажется, Большой Дэн прав. Он предлагает профсоюзам выйти на американский рынок гороха, и нам было бы неплохо принять в этом участие.

— Пять миллионов — большие деньги, — сказал Льюис.

Дэниэл промолчал. Под руководством Льюиса ОПГ приобрел в Вашингтоне банк, авуары которого превышали теперь двести миллионов. Доля профсоюза составляла пятьдесят миллионов. Таким образом, Льюис просто прибеднялся, и убеждать его было бесполезно.

— Скажите, мистер Хаггинс, какие средства вам удалось собрать к настоящему времени? — спросил Льюис.

— Если вы дадите пять миллионов, у нас будет двадцать, — улыбнулся Дэниэл.

— А если не дадим?

— Тогда не будет вообще ничего.

Откуда вы возьмете остальные пятнадцать?

— У водителей грузовиков.

Неужели Дэйв Бек согласился? — недоверчиво спросил Льюис.

— Не он, сэр. Джимми Хоффа.

— Значит, если мы не дадим тебе денег, Хоффа тоже не даст.

— Не совсем так, сэр. Хоффа не ставил мне никаких условий, но, если вы ничего не дадите, я просто не возьму у него деньги.

— Почему?

— Мне нужна массовая база, более широкая, чем один профсоюз. Плодами нашей деятельности должны пользоваться все рабочие, вне зависимости от того, в каком профсоюзе они состоят.

Льюис взглянул на Дэниэла.

— От этих слов веет идеализмом.

— Может быть. Но ведь вы тоже идеалист. Если бы вы не служили идеалам, положение горняков и сейчас оставалось бы таким, как сорок пять лет назад, когда я впервые спустился в шахту.

— Верно. Иногда мы настолько увлекаемся текущими делами, что забываем о том, что дало нам возможность добиться настоящей ситуации — о борьбе, бесконечной, требующей постоянных усилий. Том, — обратился он к Кеннеди, — набросай текст соглашения с мистером Хаггинсом. По-моему, это может принести большую пользу рабочему движению в Америке.

Глава 11

— Успех нашего предприятия напрямую зависит от того, сколько частных инвесторов мы сможем привлечь, — деловым тоном говорил Джек Хейни. — В противном случае нас с полным основанием можно будет назвать филиалом крупных объединений, стремящихся присвоить себе деньги других профсоюзов. Кроме того, участие частного капитала изменит отношение к нам финансовых кругов. Сейчас наш план, по-моему, им не очень нравится.

— Какая разница, что они там думают?

— Разница есть, — ответил Джек. — Без их помощи мы ничего не добьемся. Одних денег мало, надо, чтобы они поддержали нас и приняли в свое общество.

Дэниэл помолчал.

— И все-таки без денег профсоюза водителей грузовиков и ОПГ мы ничего не сделаем, — сказал он.

— Финансисты тоже так думают, — произнес Хейни. — Более того, они не возражают против ведущей роли профсоюзов в фонде. Нам надо только разбавить капитал фонда частными вложениями, чтобы они видели, что это не чисто профсоюзное предприятие. Пятидесяти тысяч мелких вкладчиков, я думаю, будет достаточно.

— Столько мы не сразу наберем, — возразил Дэниэл. — Потребуется время — от шести до десяти месяцев, а так долго мы ждать не можем.

— Раньше никак нельзя.

— Можно, — вмешался в разговор молчавший дотоле Мозес. — Ты, Джек, не видел, как Большой Дэн собирал ОКТ. Он объездил всю страну, встречался с людьми, и я могу сказать, что лучшего коммивояжера не найти. Люди считают его своим человеком и очень любят.

— Не знаю, насколько этот пример уместен, — произнес Дэниэл. — По-моему, какая-то разница все-таки есть.

— Если и есть, то небольшая, — возразил Мозес. — Ты снова пойдешь к людям, которые тебе верят и готовы сделать для тебя все.

— На это тоже нужно время, — сказал Дэниэл.

— Можно сделать так, что ты объедешь всю страну за два месяца. В профсоюзах летчиков у нас много друзей, и, если мы обещаем им десятипроцентные отчисления в виде акций, они согласятся.

— Сколько времени потребуется на подготовку такой поездки?

— Ты сможешь выехать на следующей неделе, — ответил Мозес. — За два месяца наберешь акционеров, и все будут довольны.

— Мне надо вернуться раньше, — сказал Дэниэл. — Самое позднее, к середине будущего месяца. В это время Маргарет должна рожать.

— Можно составить расписание так, что к этому времени ты уже будешь здесь.

Дэниэл взглянул на Джека.

— У нас есть еще какие-нибудь варианты?

— Нет. — Джек покачал головой.

— Хорошо, — ответил Дэниэл после минутного молчания. — Начинайте работать над программой, но помните: в середине будущего месяца я должен быть здесь. А сейчас мне нужно идти, я обещал Маргарет вернуться к ужину.

Выйдя из кабинета, Дэниэл увидел в коридоре двух человек. В высоком блондине он узнал телохранителя Ланского.

— Мистер Хаггинс, босс прислал нас за вами. Он хочет вас видеть.

— Очень рад. Передайте ему, что я прошу его позвонить мне домой, и мы назначим встречу.

— Вы не поняли, — произнес телохранитель. — Босс хочет поговорить с вами сейчас.

— Сейчас я не могу. Меня ждет жена.

— Босс хочет поговорить с вами, — повторил телохранитель.

— Ему придется подождать.

— Ждать он не станет.

Дэниэл взглянул на телохранителя. Тот держал руку в кармане, и, судя по всему, сжимал направленный на него пистолет.

— Тогда поехали.

— Прошу в машину.

Телохранители двинулись к выходу. Дэниэл последовал за ними. У входа стоял черный лимузин. Блондин открыл заднюю дверцу и, когда Дэниэл сел в машину, занял место рядом с ним. Второй телохранитель уселся с другой стороны, и, таким образом, Дэниэл оказался между ними.

Посмотрев в окно, он увидел знакомый голубой «додж».

— У вас на хвосте правительственная машина. Думаю, что вашему боссу не понравится, если вы притащите их к нему.

— О чем вы? — спросил блондин.

— Взгляните назад, — сказал Дэниэл. — Видите голубую машину с правительственным номером? Они уже несколько недель следят за мной.

Телохранитель обернулся, потом сказал шоферу.

— Надо стряхнуть их.

— Я бы не стал этого делать, — заметил Дэниэл. — Когда они поймут, что мы пытаемся от них оторваться, они передадут сигнал всем постам.

Блондин промолчал, пытаясь найти выход из положения.

— На вашем месте я бы нашел телефон и связался с мистером Ланским, — посоветовал Дэниэл.

— Хорошо. Сейчас мы остановимся на углу.

Когда водитель затормозил, блондин вылез из машины и направился к ближайшему магазину. Через несколько минут он вернулся.

— Мистер Ланский сказал, чтобы мы отвезли вас домой. — Машина вновь тронулась. — Босс сказал, что позвонит вам сегодня вечером.

— Я буду дома.

Через четверть часа машина остановилась у дома Дэниэла. — Спасибо, что подвезли, — сказал он, открывая дверцу и выходя на улицу.

Блондин улыбнулся.

Внезапно в руке Дэниэла появился пистолет и он сунул его под нос телохранителю.

— В следующий раз, когда приедешь за мной, лучше стреляй сразу. Если ты этого не сделаешь, я выстрелю первым. И скажи мистеру Ланскому, что я просил больше не присылать тебя.

Захлопнув дверцу, Дэниэл пошел к дому. Когда он обернулся, машины уже не было.

Час спустя раздался телефонный звонок, и Мэми пошла снимать трубку.

— Вас спрашивает какой-то мистер Майами, — сообщила она, возвращаясь к столу.

— Скажи ему, что я ужинаю и сейчас не могу подойти. Пусть перезвонит позже.

— Кто такой мистер Майами? — тревожно спросила Маргарет.

— Ланский, — спокойно ответил Дэниэл, разрезая бифштекс.

— А почему он не назвал свое имя?

Дэниэл пожал плечами.

— И что ему надо?

— Свою долю.

— Как это?

— Видимо, он узнал о наших планах создать фонд, поэтому считает, что ему тоже что-то причитается.

— А вы действительно ему должны?

— Нет.

— Вот и прекрасно. Так ему и скажи.

— Это не так легко. — Дэниэл сдержал улыбку.

— Если ты, действительно, так скажешь, тебе это ничем не будет грозить?

— Нет.

— Я читала о мистере Ланском в газетах, — сказала Маргарет. — Насколько я понимаю, он крупный гангстер.

— Да, так о нем говорят.

— Какие же у тебя с ним могут быть дела?

— Я не нарушаю закон. У себя он вполне может заниматься темными делами, но меня это не касается.

— На твоем месте я не стала бы сотрудничать с ним, — сказала Маргарет.

— Я тоже хочу, чтобы он от меня отвязался. — Покончив с бифштексом, Дэниэл отодвинул тарелку. — Спасибо за ужин.

Маргарет медленно поднялась и подошла к мужу.

— Полежи в гостиной, — ласково сказала она. — Я принесу тебе кофе.

Дэниэл дотронулся до ее живота.

— Теперь, уже совсем скоро.

— Доктор говорит, еще восемь недель.

— Ты прибавила в весе?

— Нет. Ни одной унции за последний месяц.

— Хорошо, — Дэниэл взял из буфета бутылку бурбона и стакан. — Принеси холодной воды.

Когда Маргарет, неся на подносе чашку кофе и стакан воды, вошла в гостиную, Дэниэл сидел в кресле и задумчиво потягивал виски.

— На следующей неделе мне предстоит поездка по стране, — сказал он.

— Какая поездка?

— Я буду агитировать местные отделения Конфедерации участвовать в фонде.

— Больше никто не может этим заняться? Например, Мозес или Джек?

— Нет, на местах люди пойдут только за мной.

— И надолго ты уедешь?

— Вообще, программа составлена так, что к рождению ребенка я уже вернусь.

— Хорошенькие новости, — неожиданно рассердилась Маргарет.

— Чем ты недовольна? — спросил Дэниэл. — Я же сказал, что буду здесь, когда ребенок появится на свет.

— А что буду делать я? Сидеть здесь и смотреть на живот?

— Ничего не поделаешь, работа. И вообще, прекрати вести себя как ребенок.

— Конечно, мне только семнадцать, — обиженно произнесла Маргарет. — Но я веду себя не как ребенок, а как женщина, которая должна рожать и которая хочет, чтобы ее муж был в этот момент рядом.

Дэниэл молча посмотрел на жену. Господи, ей, действительно, только семнадцать. Занятый своими делами, он совсем забыл, что их разделяют тридцать девять лет и для наведения моста через эту пропасть требуется большое искусство.

— Извини, Маргарет, — серьезно сказал он, беря ее руку. — Я не стал бы уезжать, если б мог поручить это кому-нибудь другому, но это могу сделать только я.

На стене снова зазвонил телефон, и Маргарет, высвободив руку, взяла трубку.

— Это твой друг мистер Майами Ланский Гангстер или как его там, — неприязненно сказала она. — Возьми трубку. Говорить с ним, насколько я понимаю, тоже можешь только ты.

Глава 12

Голос Ланского звучал спокойно.

— Ты помнишь, где мы встречались в последний раз?

— Да.

— Тебе удастся незаметно добраться туда?

— Попробую. Если они не отстанут, я вернусь домой.

— Нам срочно надо поговорить.

— Сколько вы еще там пробудете?

— Два часа.

— Хорошо, попробую сейчас приехать.

— Если не удастся, позвони мне завтра во Флориду. По возможности не из дома, чтобы не привлекать внимания.

— Хорошо.

Повесив трубку, Дэниэл повернулся к Маргарет.

— Мне сейчас надо на некоторое время отъехать.

— Я боюсь, — встревоженно ответила Маргарет. — Мне кажется, от этого Ланского исходит какая-то опасность.

— Не бойся. Мне ничего не грозит. — Подойдя к окну, Дэниэл посмотрел на улицу. Было уже темно, но голубая машина все еще стояла на освещенной фонарем площадке перед его домом. Странно, почему они остановились на самом видном месте? Неужели они хотят его запугать?

Телефон зазвонил снова. Это был Хоффа.

— Я сейчас в Детройте. Ты был прав, сегодня к нам приходили из комитета Маклеллана.

— Что им было нужно?

— Архивы, но они ничего не получили. Мы спустили их с лестницы.

— Кто конкретно приходил?

— Какой-то Боб Кеннеди. Он назвался старшим советником, но, по-моему, он прежде всего большой пройдоха. С ним были еще двое. — Хоффа помолчал. — Кстати, за тобой все еще следят?

— Они стоят перед моим домом. Я могу видеть их из окна.

— Ну, и что ты думаешь?

— Пока у них ничего нет. Они сами не знают, к чему придраться, и просто ждут.

— Знаешь, я поговорил с нашими адвокатами. Они считают, что архивы следует показывать только в том случае, если нам предъявят ордер на обыск. Здесь, кстати, тоже можно кое-что сделать.

Дэниэл задумался.

— Сейчас фонд важен для нас, как никогда, — наконец сказал он. — Здесь все законно, и никто не посмеет нас ни в чем упрекнуть. В конечном счете, фонд открыт для всех.

— Судя по тому, что тебя ищет Ланский, не так-то все чисто. Они тоже хотят свою долю и считают, что мы обязаны ее отдать.

— Они хотят слишком многого.

— Это может кончиться плохо, они готовы на все.

— А мы не готовы? — засмеялся Дэниэл.

— Хорошо. — Хоффа вздохнул. — Если тебе понадобится моя помощь, позвони.

— Когда мне понадобится помощь, звонить будет поздно.

— В любом случае, будь осторожен, — сказал Хоффа. — Желаю удачи.

— Спасибо. — Постояв у телефона, Дэниэл набрал номер Мозеса. — Мне нужна твоя помощь. Приезжай ко мне, остановись за домом и жди.

— А в чем дело?

— Ничего особенного. Мне надо ненадолго отъехать, и я не хочу, чтобы люди Маклеллана висели у меня на хвосте.

— Минут через пятнадцать приеду.

— Жду.

Дэниэл повесил трубку и вернулся к дивану. Маргарет, не отрываясь, глядела на него.

— Сейчас за мной приедет Мозес. Я выйду через заднюю дверь.

— Ты от кого-то прячешься?

— За мной несколько недель следят люди из сенатского комитета по труду и занятости, а уехать нужно так, чтобы они ничего не заметили.

Дэниэл налил виски. Подождав, пока он выпьет, Маргарет произнесла:

— Почему ты ничего не говорил мне об этом?

— Не хотел заставлять тебя нервничать. К тому же, это не столь важно.

— Правда? Зачем же тогда ты носишь с собой пистолет? И если ты думаешь, что так я меньше волнуюсь, то ты ошибаешься. Я с ума схожу при мысли, что ты ежедневно подвергаешь себя опасности, о которой я, к тому же, ничего не знаю.

— Я всегда носил с собой пистолет.

— Ди-Джей тоже так говорит, но, по-моему, вы просто пытаетесь меня успокоить.

— Это правда, — сказал Дэниэл, вновь наполняя стакан. — Много лет назад меня похитили, держали три дня, а потом избили и выкинули на пустынное шоссе. Мне пришлось несколько часов добираться по снегу до ближайшей гостиницы. Тогда я поклялся, что это больше не повторится.

— Ты поедешь к Ланскому? — спросила после долгого молчания Маргарет.

Дэниэл кивнул.

— Скажи честно: это очень опасно?

— Не совсем. Нам просто надо поговорить.

— Когда ты приедешь?

Дэниэл взглянул на часы. Было почти десять.

— Я не задержусь, вернусь до полуночи. Но если не получится, я позвоню. Не бойся, Маргарет. — Наклонившись к жене, Дэниэл поцеловал ее в щеку. — Все будет хорошо.

Мозес остановил машину на стоянке за универмагом.

— Если хочешь, я пойду с тобой, — сказал он.

— Не надо, лучше подожди в машине. — Захлопнув дверцу, Дэниэл направился к хорошо знакомому заднему входу и постучал. Дверь открыл все тот же телохранитель.

Обстановка в офисе была почти такой же, как и в прошлый раз. Занятые работой служащие не обратили на них никакого внимания, и Дэниэл с телохранителем прошли в тот же кабинет.

Навстречу Дэниэлу поднялся блондин.

— Вы вооружены?

— Нет. К друзьям я езжу без оружия.

Блондин вопросительно повернулся к Ланскому.

— Если он так говорит, значит, это правда, — сказал тот. — Впусти его.

Телохранитель кивнул и вдруг, резко выбросив вперед сжатый кулак, ударил Дэниэла в живот. Согнувшись от боли и судорожно ловя ртом воздух, Дэниэл остановился на пороге, пытаясь оправиться от удара.

— Он не любит, когда у него перед носом размахивают пистолетом, — с улыбкой объяснил Ланский.

— Все в порядке, — Дэниэл сделал шаг к письменному столу. Телохранитель повернулся в его сторону, но неожиданно подскочил на месте, как подстреленное животное. Ответный удар Дэниэла пришелся ему в подбородок, и блондин, отброшенный к стене, стал медленно сползать вниз. Опустившись на пол, он ошеломленно открыл рот, в котором видны были выбитые зубы.

Дэниэл повернулся к Ланскому.

— Я тоже не люблю, когда меня держат на прицеле, — как ни в чем ни бывало сказал он.

Ланский внимательно посмотрел на него, потом на лежавшего на полу телохранителя.

— Уберите его отсюда, — приказал он двум другим гориллам, ожидавшим его знака. — Отведите в туалет и помогите умыться.

— На вашем месте я отправил бы его к врачу, — сказал Дэниэл. — У него сломана челюсть, причем, если я не ошибаюсь, в трех местах. Не возражаете, если я сяду?

Ланский кивнул. Какое-то время они сидели молча, и лишь когда за телохранителями, уносившими своего товарища, захлопнулась дверь, Дэниэл заговорил.

— В чем дело?

— Извини, — ответил Ланский. — Ты знаешь, что это за люди, я должен был дать ему шанс показать себя.

— И что он показал? — Дэниэл покачал головой.

— Он показал, что недостоин занимать свое место. Такие телохранители мне не нужны.

Дэниэл засмеялся.

— Ну, а теперь перейдем к делу. Вы пригласили меня не затем, чтобы позволить телохранителю продемонстрировать свои достоинства. В чем дело?

— В фонде, — без обиняков ответил Ланский. — Мне не предложили в нем участвовать. Честно говоря, я чувствую себя обиженным.

— Вы правы. Мы, действительно, не хотели вас приглашать.

— Но я хочу участвовать.

— Мы так не договаривались.

— Я этого и не утверждаю. Я просто говорю: хочу участвовать.

— Позвольте мне быть искренним, мистер Ланский. Мы не приглашали вас потому, что считаем ваше участие нежелательным. Фонд должен быть абсолютно чистым.

— Наивный человек, — произнес Ланский. — Неужели ты не понимаешь, что мы в любой момент можем убрать тебя?

Дэниэл улыбнулся.

— Тогда вы вообще ничего не получите. Ни фонда, ни других предприятий, многие из которых уже работают.

— Имеются и другие способы воздействия, — возразил Ланский. — У тебя, насколько я знаю, беременная жена и сын.

— Да. А что у вас? Жизнь взаперти, под постоянной охраной вот этих? — Дэниэл показал на дверь. — Скажите, вы никогда не думали, что все, что есть в этом доме, сделано руками тех, кто носит профсоюзные значки? Их — двадцать миллионов человек, и, если я призову их, они поднимутся все как один. Тогда я не смогу поручиться ни за вашу жизнь, ни за ваше состояние.

Ланский взглянул на него, но ничего не ответил. Поднявшись, Дэниэл подошел к двери. Когда он уже взялся за ручку, Ланский, наконец, заговорил.

— Решение зависит не только от меня. Я должен поговорить с партнерами.

— Мистер Ланский, вы ведь говорите на идише?

Тот кивнул.

— Когда много лет назад я учился в Высшей профсоюзной школе в Нью-Йорке, я выучил несколько слов, по-моему, одно как нельзя лучше подходит к нынешней ситуации. Скажите вашим партнерам, что я — шаббес-гой, человек, который придаст рабочему движению респектабельный вид, и, если они не хотят зарезать курицу, несущую золотые яйца, они должны мириться с моим существованием.

— Не знаю, поймут ли они.

— Если не поймут, это будет плохо для нас обоих.

Ланский вдруг улыбнулся.

— Ты уверен, что тебя зовут не Дэниэл Уэбстер?

Глава 13

Дэниэл бегло просмотрел отчеты, аккуратной стопкой лежавшие перед ним, и в отчаянии взглянул на своих помощников.

— Ничего не получается. Зачем мы вообще связались с этим фондом?

Мозес с Джеком переглянулись. Ди-Джей, бывший на каникулах и постоянно сопровождавший отца, прислонился к стене, ожидая продолжения.

— За последние десять дней я проехал тысячи миль, встречался с представителями пятнадцати отделений, в которых состоит под сто тысяч человек, — и что в итоге? Пятьсот семьдесят взносов! Когда же эти идиоты поймут, что фонд дает им уникальную возможность вложить деньги в честное начинание? Когда они осознают, что другого такого шанса у них уже не будет?

— Нет пророка в своем отечестве, — успокоил его Мозес.

— Это только слова. Как минимум нам нужно восемьдесят — сто тысяч взносов.

— Может, надо было побольше обещать? — спросил Джек. — Ты сам знаешь, люди верят сказкам про золотые горы.

— Я не могу их обманывать, — возразил Дэниэл. — Я не такой человек. Куда мне теперь ехать?

— В Детройт, — ответил Джек. — Мы ожидаем собрать там около пятнадцати тысяч взносов. Кроме водителей грузовиков, нам обещал поддержку Объединенный профсоюз транспортников. Они располагают такими суммами, что могут себе позволить даже выступления по радио и на телевидении.

Дэниэл пожевал сигару.

— Может, лучше не связываться? Если ничего не изменится, мы опозоримся перед всей страной.

— Подожди, отец, — вступил в разговор Ди-Джей. — У меня есть идея, хотя я не знаю, насколько она осуществима.

— Говори, — Дэниэл перевел глаза на сына. — Сейчас мы в таком состоянии, что нам любая идея не помешает.

— Может, это не вполне соответствует теме нашего разговора, — начал Ди-Джей, — но я только что закончил курс по кредиту и продаже в рассрочку, ну, вы знаете, торговля автомобилями, мебелью и так далее.

— Ну и что? — с интересом спросил Дэниэл.

— Покупатель каждый месяц выплачивает какую-то сумму, а продавец сразу несет подписанный контракт в банк. В итоге покупатель сразу получает товар, а продавец — деньги.

— У нас не так.

— Почему? У нас тоже есть товар — акции фонда. И люди тоже несколько раз подумают, прежде чем купить что-нибудь за сто долларов, но согласятся, если вы предложите им то же самое в рассрочку, за два доллара в неделю.

— По-моему, идея неплохая, — быстро сказал Джек.

— Нет, мы не можем так поступать, — ответил Дэниэл.

— Почему? — спросил Мозес. — Люди могут платить взносы своим профсоюзам, а те, соответственно, каждый месяц перечислять их нам.

— Если правильно составить контракт, можно будет найти банк, который возьмет его, — заметил Джек.

Дэниэл закурил сигарету. Да, помощники правы. Идея действительно осуществима.

— Я даже знаю, в какой банк мы можем обратиться, — сказал он. — ОПГ — крупнейший акционер Вашингтонского Национального банка, и я уверен, что, если мы обратимся к Льюису, он поговорит с его директором Барни Колтоном, и мы получим деньги. Хорошая идея, сынок. Молодец.

— Рано хвалить меня, отец, — сказал Ди-Джей. — Может, ничего не получится.

— Должно получиться, — ответил Дэниэл. — Кстати, Джек, как вы хотите организовать освещение поездки по радио и на телевидении?

— Телевизионщики сами заинтересовались. Они говорят, рабочие впервые создают фонд для вложений в частные предприятия, и передачи об этом привлекут зрителей.

— ОКТ на телевидении, — Дэниэл взглянул на Хейни и улыбнулся. — По-моему, о большем нельзя даже мечтать. Эти люди сами помогут нам создать отделения по всей стране.

— По-моему, ты нервничаешь, — сказала Маргарет, наблюдая, как Дэниэл укладывает дорожный чемоданчик.

Дэниэл вздохнул.

— Если не получится и в Детройте, нам придется оставить идею создания фонда и начать все сначала.

— Это очень плохо? В крайнем случае, все останется, как было.

— Нет, рабочее движение — такая вещь, где нельзя останавливаться. Можно либо идти вперед, либо отступать.

— Но разве вам не хватает обычных взносов? Мы неплохо живем и без фонда.

— Пока да, — согласился Дэниэл. — Но сколько, по-твоему, это будет продолжаться? Наша организация существует за счет привлечения к себе новых членов. Мы должны постоянно искать пополнение. Поэтому, как только мы остановимся, люди задумаются, почему к нам никто не обращается. И когда у них возникнет такая мысль, мы стремительно покатимся вниз.

— Для тебя это очень важно? — спросила Маргарет.

— Да. Всю жизнь я пытался сделать для нашего рабочего движения что-то существенное, но каждый раз, когда я выступал с новой идеей, от меня старались избавиться. Это уже политика. Я хотел иметь свой профсоюз, но те, кто заправлял всеми делами, боялись, что я пойду против них. Сейчас у меня есть уникальный шанс вырваться вперед и поговорить с ними на единственном понятном им языке — на языке силы.

Закрыв чемоданчик, Дэниэл отнес его в прихожую и вернулся в гостиную. Достав из буфета бутылку виски, он налил себе стакан и выпил.

— Как твоя речь? — спросила Маргарет. — Ты ее закончил?

— Пока нет, но она понадобится мне только завтра. К тому времени все будет готово.

— Как бы я хотела поехать с тобой! — вздохнула Маргарет.

— Да, было бы замечательно. Но теперь осталось уже совсем немного, каких-нибудь две недели, и все.

— Время идет так медленно…

— А по-моему, наоборот, летит очень быстро. — Дэниэл улыбнулся и поставил стакан на стол. — Ты знаешь, как связаться со мной в Детройте?

— Номер гостиницы лежит рядом с телефоном, — кивнула Маргарет.

— Я попробую позвонить тебе и расскажу, как идут дела.

— Я буду смотреть телевизор. Джек сказал, что фрагменты твоего выступления будут транслировать.

— Если телевизионщики что-нибудь выкинут, не обращай внимания. Они иногда любят пошутить.

— Все будет хорошо.

— Не сглазь.

— Меня только беспокоит, что в Детройте ты можешь найти себе другую женщину.

— Не волнуйся, — Дэниэл засмеялся.

— Не буду, — Маргарет тоже улыбнулась. — Боюсь, ожидание окажется очень трудным.

— Все обойдется.

— Дэниэл! — Маргарет серьезно взглянула на мужа. — Даже если ничего не получится, я все равно останусь с тобой. Кроме тебя мне больше ничего не нужно.

Наклонившись к Маргарет, Дэниэл поцеловал ее в щеку.

— Знаю, — ответил он. — Именно за это я тебя и люблю.

— Ты даже не представляешь, как мне приятно это слышать, — улыбнулась она. — Несколько месяцев назад я была уверена, что тебя привлекает только мое тело.

— И это тоже. — Услышав донесшийся с улицы сигнал автомобиля, он заторопился. — Мне пора.

Маргарет вышла за ним в прихожую.

— Передай привет Ди-Джею и всем остальным.

— Обязательно, — Дэниэл обернулся. — Чуть не забыл. Если что-нибудь понадобится, позвони Джеку Хейни. Не стесняйся, я с ним обо всем поговорил. Обычно он либо дома, либо на работе.

— Джеку? Я думала, он поедет с тобой.

— В последнюю минуту все поменялось. Мы заключаем одно новое соглашение, и сейчас он изучает его, чтобы представить на нашей встрече.

— Значит, тебя сопровождают только Ди-Джей и Мозес?

— Мне больше и не нужно. Хоффа выделит мне людей, — Дэниэл снова поцеловал жену. — Береги себя. Послезавтра я вернусь.

— Счастливо, — Маргарет прикоснулась губами к его щеке. — Старайся поменьше смотреть на женщин. Помни, что у тебя есть я.

— Я люблю тебя.

Остановившись на пороге, Маргарет проводила его взглядом. Дойдя до машины, Дэниэл обернулся и помахал ей рукой.

В гостиной зазвонил телефон. Закрыв дверь, Маргарет сняла трубку.

— Большой Дэн уехал? — спросил, едва поздоровавшись Джек Хейни.

— Только что.

— Тогда я позвоню ему в Детройт.

— А что, какие-то проблемы?

— Вообще-то, нет. Я хотел обсудить с ним некоторые фрагменты соглашения. — Джек замолчал. — Скажите, вы будете завтра дома?

— Да.

— Я позвоню, узнать, как дела. Большой Дэн просил меня присмотреть за вами.

— Да, он мне сказал. — Теперь в нерешительности замолчала Маргарет. — Если вы завтра свободны, то, может, приедете вечером? Поужинаем, посмотрим телевизор. Завтра будут показывать выступление Дэниэла.

— Честно говоря, мне не хотелось бы причинять вам беспокойство.

— Мэми обо всем позаботится, а, кроме того, мне не будет так одиноко.

— Хорошо, — сказал Джек. — Я приеду. Но, если вы передумаете, то, пожалуйста, позвоните.

— Я не передумаю.

— Хорошо, во сколько мне приехать?

— В семь часов вечера. Подходит?

— Подходит. Спасибо.

Положив трубку, Маргарет пошла в спальню, чтобы переодеться. Сняв платье, она взглянула на себя в зеркало. Живот оставался большим, но ей почему-то показалось, что он несколько уменьшился в размерах. Надев ночную рубашку, Маргарет легла и стала думать о завтрашнем дне. Ей было приятно, что Джек согласился приехать. Сначала он хотел отказаться, но, в конечном счете, она была для него женой шефа. А в остальном он всегда вежлив, предупредителен и относится к ней намного лучше остальных, считающих ее проходимкой, соблазнившей Дэниэла и заставившей его жениться.

К черту все, подумала Маргарет, вздыхая, когда ребенок появится на свет, мы покажем им, как они заблуждаются.

Глава 14

Стоя у сцены в переполненном зале, Дэниэл смотрел на собравшихся. Да, транспортники и водители грузовиков не подвели. Людей пришло столько, что в зале еще до начала конференции стало душно, теперь все зависело только от него и от его способности убеждать.

Дэниэл взглянул на тезисы, отпечатанные на небольших карточках, каждая из которых была посвящена определенному вопросу — гарантиям, пенсионным отчислениям, приросту капитала, дополнительным доходам, льготам при оплате и так далее. Особое место занимала последняя карточка, на которой был изложен план выплаты взносов в рассрочку, по два доллара в неделю. Сейчас этот план должен был пройти самое суровое испытание, и от его успеха во многом зависела и судьба самого Дэниэла. Если все кончится хорошо, плодами его победы воспользуются многие, но если его постигнет неудача, виноват окажется он один.

За пятнадцать минут на трибуне сменилось несколько ораторов. Все они говорили о фонде. Последним был председатель одного местного отделения Объединенного профсоюза транспортников.

— А сейчас, — донеслись до Дэниэла его последние слова, — я хочу пригласить на трибуну человека, способного рассказать о благородной идее создания фонда намного больше, чем все мы, человека, которому принадлежит честь ее разработки, человека, чьи заслуги перед рабочим движением неоценимы и известны всей стране. Итак, слово моему другу, председателю Объединенной конфедерации трудящихся Дэниэлу Хаггинсу. Пожалуйста, Большой Дэн!

Дэниэл поднялся на сцену, и они пожали друг другу руки.

— Давай, Большой Дэн, — прошептал оратор. — По-моему, они готовы.

Дэниэл взошел на трибуну, и в зале разразилась буря аплодисментов. Дождавшись, пока шум утихнет, Дэниэл разложил карточки и взглянул на собравшихся. Не менее половины были в спецовках, видимо, пришли сразу после смены. Другие из-за жары сидели в футболках. Все были рабочими. Дэниэл вдруг почувствовал симпатию к этим людям, собравшимся, чтобы услышать его речь. Он был одним из них, частью рабочего класса, его представителем, и каждый из сидевших в зале казался ему родным.

Приближающаяся телекамера вывела его из задумчивости. Он снова посмотрел на тезисы, но вдруг понял, что от него ждут не этого. Рабочим нужна не агитация за идею, а прямой разговор об их жизни, доказательство, что он борется и не теряет надежды победить.

Собрав карточки, Дэниэл показал их собравшимся.

— Друзья! Братья! Вот это конспект речи, с которой я должен был выступить. По плану моя задача заключалась в том, чтобы показать, что может дать фонд, и склонить вас к участию в нем. Но… — Дэниэл замолчал. — Я передумал. Я не буду произносить эту речь. Выступающие до меня уже подробно рассказали обо всех достоинствах фонда. Кроме того, информацию вы можете найти и в розданных вам брошюрах. Поэтому о фонде я говорить не буду, — Дэниэл разжал пальцы, и карточки упали на пол. — Сейчас нет времени. Я хочу поговорить о том, что я считаю намного более важным, о том, что касается каждого из нас, одним словом, о том, как мы живем. Тему своего выступления я бы сформулировал так: Задачи демократии.

Дэниэл остановился и окинул взглядом зал. Собравшиеся внимательно слушали.

— Вы не хуже меня знаете, как живут наши люди. Рождение, работа и, наконец, могила. Так жили рабочие с незапамятных времен, и так живем мы. Но когда-то люди, как и мы сейчас, задумались над своей жизнью, установили принципы демократии и равенства — равенства всех людей, независимо от цвета кожи, равенства возможностей. Сейчас реализация этих принципов является нашей задачей, потому что легче создать идеал, чем его достигнуть. Претворение в жизнь этих великих принципов невозможно без борьбы, и вести эту борьбу нам. Мы — народ этой страны, и нам определять, каким станет ее будущее. Сейчас мы находимся на очередном этапе борьбы. Мы создали профсоюзы и добились заметного улучшения своего положения. Теперь перед нами стоит задача повысить их эффективность и создать новые объединения для помощи тем, кто лишен поддержки. Но, главное, мы должны улучшить не только профсоюзы, а саму жизнь. Мы имеем право на нечто большее, чем тяжелый труд до могилы. Ведь мир, в котором мы живем, принадлежит и нам, поэтому каждый должен оставить в нем свой след.

Дэниэл потянулся за стаканом воды. В зале царило молчание. Сначала ему показалось, что его слова остались непонятыми. Но вот тихо, а потом все громче и громче начали раздаваться аплодисменты. Дэниэл поднял руку, и они стихли.

— Сейчас мы — воины на поле битвы, — продолжал он. — Но наша борьба — в созидании. Только создавая, мы сможем помогать другим.

Аплодисменты раздались снова.

— Наша задача, — заключил Дэниэл, дождавшись тишины, — заботиться о других, как о самих себе.

Он говорил больше часа. Он рассказал о своих юношеских идеалах, о годах отданных борьбе, о планах на будущее. Новый мир, сказал он, люди должны построить сами. Уклоняться от выполнения этой задачи — значит передать свою судьбу в чужие руки, и, если рабочие это сделают, они потеряют все, чего им с таким трудом удалось добиться.

Под восторженные крики Дэниэл сошел с трибуны. По его лицу катились слезы.

— Благодарю вас, — едва слышно произнес он.

Президиум встретил его выступление странным молчанием. Никто не пожал ему руку, никто не похлопал по спине. Люди, которые несколько часов назад заявляли, что эта речь даст фонду полмиллиона долларов, смотрели на него, как на инопланетянина.

По пути в гостиницу Мозес и Ди-Джей не произнесли ни слова. В полном молчании они вышли из машины и поднялись в номер. После конференции должен был состояться банкет для представителей филиалов, и сейчас заканчивались последние приготовления. В гостиной стоял большой бар, а центр комнаты занимал шведский стол, заваленный бутербродами и другими угощениями.

Дэниэл повернулся к Мозесу.

— По-моему, надо распорядиться, чтобы все это убрали. Сегодня вечером улетаю домой. В том, что мы здесь делаем, больше нет никакого смысла.

Мозес кивнул.

— Дэниэл, собирай бумаги. Можешь не смотреть, что где, просто засунь в портфель и неси сюда. Они теперь годятся только для архива.

— Хорошо, отец.

На столе зазвонил телефон, но Дэниэл не обратил на него внимания. Пройдя в спальню и закрыв дверь, он в изнеможении опустился на кровать. Зачем он это сделал? Еще утром он имел отличные шансы добиться своего, и как он их использовал? Неужели он только хотел сказать людям несколько слов, которые они забудут, выйдя из зала? Как можно было поставить идеи над задачами, диктуемыми самой жизнью? Идеи, которые уже давно перестали волновать людей, понимающих только язык денег и власти.

Дверь спальни открылась, и вошел Мозес.

— Тебе звонит президент.

— Президент? — тупо переспросил Дэниэл.

— Президент США.

Дэниэл в недоумении уставился на Мозеса, а потом, будто очнувшись, поднялся с кровати и пошел к телефону.

— Слушаю.

— Мистер Хаггинс? — послышался на другом конце провода женский голос.

— Да.

— Подождите минутку. С вами хочет поговорить Президент Соединенных Штатов.

Раздался щелчок, и Дэниэл услышал знакомый голос Эйзенхауэра.

— Только что видел по телевизору ваше выступление, мистер Хаггинс. Это было великолепно. Поздравляю.

— Благодарю вас, господин президент.

— Вы прекрасно говорили о наших идеалах, сделавших Америку великой страной. Уверен, ваши мысли понятны и близки всем нашим гражданам. Слушая вас, я думал, что эта речь обращена и ко мне. Благодарю вас. Я гордился бы таким выступлением.

— Спасибо, господин президент.

— Еще раз от всей души поздравляю вас, мистер Хаггинс. Всего хорошего.

В трубке раздался щелчок. Обернувшись, Дэниэл увидел стоявших на пороге гостиной Ди-Джея и Мозеса.

— Президент поблагодарил меня за выступление, — растерянно сказал он.

Телефон зазвонил снова. С этой минуты он уже не умолкал, а в номер волной хлынули посетители.

Схватки начались, когда Маргарет и Джек смотрели телевизор. Услышав первые фразы, Джек в изумлении повернулся к ней.

— Ничего не понимаю, это не та речь, которую он готовил. Он не говорил вам, что собирается менять ее?

— Нет, — Маргарет покачала головой. — Он вообще ничего не говорил мне об этом выступлении. Если бы не вы, я даже не обратила бы внимания.

Маргарет внезапно почувствовала ужасную режущую боль и сжалась, надеясь, что Джек ничего не заметит. Потом боль стала затихать, и она глубоко вздохнула. Но затишье длилось недолго. Две минуты спустя схватки возобновились с новой силой, и Маргарет, скривившись от боли, наклонилась вперед.

— С вами все в порядке? — встревоженно спросил Джек.

— Это малыш, — прерывающимся голосом ответила она, чувствуя, как ее лицо покрывается испариной. — По-моему, началось. Вызовите врача. Номер рядом с телефоном.

Джек вскочил.

— Мэми! — крикнул он. На пороге появилась негритянка. — Мэми, по-моему, ребенок сейчас появится на свет. Посидите с ней, а я вызову доктора.

Весь вечер номер Дэниэла напоминал растревоженный муравейник. Люди приходили, уходили, поздравляли, жали друг другу руки, произносили речи. Трудно было определить, кого они представляли, но гостиная оказалась слишком мала, чтобы вместить желающих поговорить с Дэниэлом. Не меньший успех имел и фонд. Подписывались почти все, и сумма, собранная за вечер, приближалась к миллиону долларов.

— Ты хитрец, — сказал Дэниэлу оратор, пригласивший его на трибуну. — Мы сначала подумали, ты немного не в себе, но, теперь видно, ты неплохо все просчитал.

С большой пачкой бумаг подошел Мозес.

— Телеграммы, — сказал он. — Они приходят отовсюду. Все хотят с тобой встретиться. Дэйв Дубинский из Нью-Йорка приглашает выступить в Мэдисон Сквер Гарден перед членами его профсоюза и обещает помочь с банком. Харри Бриджес тоже хочет видеть тебя на своей конференции в Сан-Франциско. Даже Джордж Мини поздравляет и предлагает сотрудничество.

Внезапно Дэниэл почувствовал, что у него больше нет сил. Казалось, вся усталость, скопившаяся за день, сейчас нахлынула на него. С трудом освободившись от объятий какого-то гостя, в пьяном энтузиазме сулившего ему пост президента страны, он прошел в спальню и в изнеможении упал на кровать.

В спальню вошел Ди-Джей.

— С тобой все в порядке, отец?

— Да, просто я немного устал.

— Великолепная речь, отец. Ты, действительно, умеешь разговаривать с людьми. Честно говоря, сначала никто из нас не понял твоего замысла.

Дэниэл молча взглянул на сына. Замысел… Похоже, они так и не поняли, что он хотел сказать.

Молчание прервал телефонный звонок.

— Это тебя, отец, — сказал Ди-Джей. — Хейни.

— Да, Джек, слушаю тебя.

— У Маргарет схватки. Я отвез ее в роддом, и сейчас она в операционной. Я звоню из вестибюля.

— С ней все в порядке?

— Если верить доктору, то да. Насколько я понимаю, ребенок может родиться с минуты на минуту. Подожди… — Дэниэл услышал в трубке шум и незнакомые голоса. Потом Джек заговорил снова: — Поздравляю! У тебя мальчик. Шесть фунтов четыре унции.

— Спасибо, — Дэниэл глубоко вздохнул. — Я сейчас вылетаю. Когда увидишь Маргарет, скажи ей, я буду сегодня вечером. Счастливо.

Дэниэл повернулся к сыну.

— Ну, вот, теперь у тебя есть брат.

— Поздравляю, — Ди-Джей улыбнулся и протянул руку. — Я очень рад за тебя.

— Я сейчас улетаю, а вы с Мозесом пока останьтесь здесь. Доделайте все, что нужно, а потом возвращайтесь.

Ди-Джей вышел. Когда через несколько минут они с Мозесом вновь появились в спальне, Дэниэл уже заканчивал укладывать чемодан.

— Я выйду через заднюю дверь. Думаю, сейчас меня никто не хватится.

— Хорошо, — Мозес улыбнулся. — Поздравляю тебя. Чемодан можешь не брать, мы с Ди-Джеем привезем его.

— Ладно. — Дэниэл направился к двери. — Насчет машины не беспокойтесь. Я возьму такси.

Когда они вышли из номера, в коридоре стояло несколько человек.

— Люди еще приходят, — сказал Мозес. — Пойдем на другую сторону, там тоже есть лифты.

Дэниэл внезапно остановился, будто вспомнив что-то очень важное, — всего в нескольких метрах от них стоял белокурый телохранитель Ланского. Толкнув Мозеса так, что тот задел Ди-Джея и они оба упали на пол, Дэниэл схватился за пистолет. Он опоздал лишь на мгновенье. Два выстрела раздались почти одновременно, и Дэниэл, чувствуя жгучую боль в груди, упал на колени. Собрав последние силы, он выстрелил еще раз и успел увидеть кровь на лице охранника, но третья пуля отбросила его назад, и он потерял сознание.

— Такова жизнь, сынок. Ты только что появился на свет, а я умираю. Значит, я тебя так и не увижу.

— Нет, отец, ты не умрешь. Я сейчас вернулся из будущего, и ты там был.

— Когда я умру, ты претворишь мою мечту в жизнь.

— Хорошо, отец. Но ты укажешь мне путь.

Дэниэл открыл глаза. Он лежал на носилках, а над ним склонились Ди-Джей и Мозес.

— Я дурак, — он попытался улыбнуться, — этого нужно было ожидать.

— Ничего, отец, — ответил Ди-Джей, — доктор сказал, что раны не очень серьезные.

— Знаю, — прошептал Дэниэл. — Твой брат мне уже обо всем рассказал.