1
Джо-Энн сердилась и негодовала. Рушилась вся ее жизнь. Четырнадцать лет отец отказывался признавать ее своей дочерью. Наконец признал. Какое-то время все шло более или менее хорошо. Потом он ушел от них, чтобы не встречаться с судебными исполнителями, и вскоре они узнали, что у него объявился взрослый сын.
В рождественскую ночь она лежала в постели одна. Соседнюю комнату занимали его новый братец и его подружка, и Джо-Энн слышала, как ходуном ходила под ними кровать. А в большой спальне отец, несомненно, занимался тем же самым со своей подружкой.
Джо-Энн видела, что Энджи любит отца. Женщина на удивление красивая, гораздо моложе матери, но почему-то Джо-Энн она казалась шлюхой. Что-то такое Джо-Энн видела в ее лице.
Она не испытывала ненависти к отцу из-за того, что тот один раз сам развелся с ее матерью, потом согласился на развод, инициатором которого стала она, а теперь спал с Энджи. Моника тоже не хранила ему обета верности. Не прошло и двух дней после отъезда Джонаса из их дома в Бел-Эйр, как в кровати Моники оказался другой мужчина. Как же его звали? Алекс.
Не дав ей закончить год в Пеппердайне, мать увезла ее в Нью-Йорк, чтобы быть поближе к своей работе и мужчинам, которых знала много лет. Для них вновь открылась дверь в ее спальню. Джо-Энн смогла перезачесть в колледже Смита несколько дисциплин, но получение диплома явно отодвигалось.
Моника хотела жить в квартире Корда в «Уолдорф Тауэрс», но уже через неделю адвокаты сообщили ей и Джо-Энн, что им пора выметаться. Квартиру снимал не мистер Корд, но «Корд эксплозивс», так что в соглашение о разводе она никоим образом не попадала. Мистер Корд мог повысить Монике ежемесячные выплаты, поскольку ей пришлось бы платить за жилье, но оставаться в этой квартире она не имела права. Кроме того, адвокаты мистера Корда предоставили Монике некую компрометирующую ее информацию… Короче, им указали на дверь. И они перебрались в квартиру в восточной части Пятьдесят девятой улицы.
В этом, наверное, заключалась одна из проблем. Они слишком часто переезжали. Одно время они всюду следовали за ее дедом, Амосом Уинтропом. Она помнила старика: постоянно пьяный и блюющий. Впрочем, он совершил один хороший поступок: умер сам, спасая жизнь ее отца. Умерев, он уже поступил хорошо. А за спасение отца просто заслужил медаль.
Брат. Внезапно объявившийся брат. Ее отец впал в экстаз, обнаружив Джонаса третьего поколения, даже если тот и зовет себя Бат. Он был тем, кем она стать никак не могла: мужчиной. Отец и не скрывал своих намерений. Внезапно обретенный им сын будет его наследником и следующим главой семейного бизнеса.
Джо-Энн никогда и не думала, что заменит отца. Мать объяснила ей, что она, скорее всего, унаследует большую часть акций, но отец устроит так, посредством трастового или какого-то другого фонда, что она не сможет не только контролировать политику компаний, но даже влиять на нее.
В своей наивности она размышляла о том, как отреагирует отец на ее удачное замужество. Допустим, она выйдет замуж за умного молодого человека, выпускника Гарварда. Примет ли его отец в семейный бизнес? Доверится ли ему? Встречаясь с парнями, она смотрела на них глазами ее отца. Представляла себе, как он отреагирует на того или другого. Значит, теперь… Теперь волноваться ни к чему. Она будет ходить на свидания ради собственного удовольствия. Найдет себе жеребца и оттянется.
И больше она не будет спать одна. Другие-то не спят. Это не ранчо, а какой-то публичный дом! Она начала ласкать себя, стараясь найти в этом облегчение. Хорошо, что она крепко приложилась и к виски, и к коньяку. Спиртное ей поможет. По крайней мере, она сможет заснуть. Наконец она все-таки заснула…
2
Невада ее понимал, возможно единственный из всех. Невада вообще понимал больше многих людей, и уж наверняка больше ее отца и матери. Джо-Энн обрадовалась представившейся возможности поговорить с ним. С одной стороны, обрадовала, с другой, по иной причине, — нет.
На ранчо каждый добирался сам по себе. Она прилетела в аэропорт Сан-Франциско, где ее и встретил Невада. Оттуда «бич бэрон», принадлежащий «Интерконтинентал», доставил их на ранчо. Джо-Энн прибыла первой. А «бич» улетел обратно, за ее новым братцем и его подружкой, так что на ранчо они остались вдвоем с Невадой.
Они оседлали лошадей и отправились на прогулку по засыпанным песком окрестным холмам.
— Ты всегда сидела в седле как влитая, — заметил Невада. — Напрасно родители увезли тебя в Калифорнию.
— Думаю, здесь я была бы счастлива.
— Гм-м-м. Ты хочешь сказать, что там, где ты теперь живешь, счастья у тебя нет?
— Может, я найду его и там, но дело не в этом. Кто знает, как скоро мне предложат собрать вещи и перебраться куда-то еще. В моей жизни нет ничего постоянного, Невада.
— То есть ты нигде не успеваешь пустить корни.
Джо-Энн пожала плечами. Посмотрела на хромавшего впереди койота. Похоже, его укусила гремучая змея и он умирал. Из чехла, притороченного к седлу, Невада достал свой винчестер тридцатого калибра, прицелился и избавил несчастное животное от дальнейших мучений.
— Мною все время помыкают, Невада. У меня нет ничего своего. Я такая… Невада, я все время от кого-то завишу.
— А кто нет, в твоем-то возрасте? Разумеется, мне пришлось обретать самостоятельность в более раннем возрасте. Но тогда было другое время, другая жизнь. Ты дочь Джонаса и Моники. Ты должна получить образование, стать умной, набраться опыта. Кто может похвастаться независимостью в наше время?
— Ты веришь, что этот человек, которого Джонас нашел в Мексике, действительно его сын?
— Полагаю, что да, — кивнул Невада. — Я помню ту девушку. Соня Батиста. После смерти отца он первым делом отправился в Германию, чтобы ознакомиться с производством пластмассы, поскольку этим увлекся его отец. Он взял с собой Соню Батиста. Я удивился, что он не женился на ней. Она была такая красивая. Тогда он еще не познакомился с твоей матерью.
— Какая разница? Они никогда не любили друг друга. Она была кобылой. А он — жеребцом. Больше они друг от друга ничего не хотели.
— Девочка моя, — нахмурился Невада, — не надо так говорить о родителях. Тем более что ты не права. Я не знаю, что у них произошло, но они любили друг друга. По меньшей мере, это случалось дважды. Первый раз без меня. А вот второй при мне. Ты права в том, что их влюбленность иного рода, чем те романтические вздохи, о которых пишут в книгах. И не будь к ним столь строга, Джо-Энн. Любовь не всегда длится всю жизнь.
Джо-Энн нравилась окружающая природа. От дома их отделяли пять миль. Сухой, чистый воздух. В кустах копошилась какая-то живность. Лошади иногда всхрапывали. Вдали поднимались манящие к себе горы.
— Невада…
— Что?
— Я девушка.
— В твоем возрасте так оно и положено.
Джо-Энн покачала головой:
— Моя мать к восемнадцати годам уже лишилась девственности. Мой отец…
— Скорее всего, не знал женщин, когда ему было восемнадцать, — прервал ее Невада. — Старик баловства не любил. Разумеется… твой отец быстро наверстал упущенное, при первом же удобном случае. Э… Как только он начал водить машину…
— Невада… Мне как-то не по себе.
Старик покачал головой:
— Дорогая, ты, по-моему, не понимаешь, о чем говоришь.
— Я бы хотела отдаться мужчине, которому я доверяю… Им мог бы быть ты, Невада.
— Мисс! Никогда больше не говори такого! Боже ты мой! Не желаю этого слышать. Я не скажу твоему отцу, но…
Джо-Энн всхлипнула:
— Но ты же понимаешь!
Он покачал головой.
— Ничего я не понимаю.
— Мне нужен человек, которому я доверяю. В этом суть.
— Я мог бы… я мог бы быть твоим дедушкой. Дедушкой? Черт, я мог бы быть твоим прадедушкой.
— Прощаешь меня? — Новые всхлипывания.
— Конечно. Но послушай, милая, когда тебе восемнадцать, кажется, что это самое прекрасное, что есть в мире. Это не так. Да, это неплохо, но в мире есть кое-что и получше. С годами понимаешь, что это один из многих атрибутов жизни.
— Я слышала, мой отец как-то сказал, что в житейских вопросах мудрее тебя не найти.
Невада покачал головой.
— Может, он говорил так потому, что сам по этой части проявил себя не лучшим образом. Возможно, это и убило его отца. Он узнал, что Младший опять напортачил и ему придется за это платить.
— Шантаж?
Невада пожал плечами.
— Как ни назови. О, черт, умер-то он не от этого. Его убили бербон и вспыльчивость, а может, и желание удержать при себе молодую женщину, на которой он женился, чтобы не дать ей выйти замуж за твоего отца.
— Рину?
— Ты слышала о ней. Твой отец хотел на ней жениться. Твердо решил, что женится. Но женился на ней твой дед и увез в Европу на медовый месяц.
— Ну и семейка! Не удивительно, что я чокнутая.
— Ты не чокнутая, милая, — хохотнул Невада. — Ты просто из Кордов.
Джо-Энн остановила лошадь, натянув поводья.
— Секс. Если не хочешь учить меня, хотя бы что-нибудь расскажи. Он рушит жизнь.
Натянул поводья и Невада. Посмотрел на черноволосую красавицу в обтягивающих синих джинсах и шерстяной рубашке.
— Синеглазые выживают. Мой отец охотился на буйволов. Мать была киова. Киова — благородный народ, они умели жить. Мужчина-киова не грезил об этом. Не было необходимости: он это делал. Женщину-киова это не волновало. К чему, она просто это делала. Киова не смотрели на картинки, где это изображено. Какой от этого прок? Они не сочиняли про это историй, не устанавливали законов, не предполагали, что Великого Невидимого волнует, как они это делают. Если рождались дети, никто не выяснял, чей это ребенок. Зачем? Дети принадлежали племени, обо всех заботились одинаково. Ты понимаешь?
— Делай это с тем, с кем хочется?
— Не совсем. Делай с тем, кто готов взять на себя ответственность, как брало ее племя. Ответственность. Это главное. Слово, ненавистное белому человеку. И забудь обо всех условностях. То, о чем мы говорим, касается меня, тебя, его, ее. И никого более. Об этом не стоит волноваться, не стоит с этим спешить. Живи, маленькая девочка! Писай, где прихватило, трахайся, когда хочется. Но ты же не станешь писать на улице при людях. Поэтому не трахайся там, где это не принято… и убедись, что выбрала достойного человека. Вот и все правила, которым надо следовать.
Джо-Энн улыбнулась, и, повинуясь команде, ее лошадь двинулась к дому.
— Спасибо тебе, Невада. В одном мой отец прав. В житейских вопросах мудрее тебя среди нас нет.
3
Она знала, что вернутся они в пустой дом, пустой, если не считать Робера и ковбоев, работающих на ранчо. Самолет с ее новым братом и его девушкой не ждали раньше полуночи.
Джо-Энн по-прежнему хотела уложить Неваду в свою постель, но знала, что этого не будет, так что упоминать об этом более не стоит.
В ста ярдах от дома Джо-Энн вновь натянула поводья. Зевнула.
— Поверишь ли, этим утром я проснулась в Нью-Йорке. Ты пообедаешь со мной, Невада?
— Я не рассчитывал на такую честь, но, раз уж ты одна, почему нет? Хочешь поесть пораньше?
Она кивнула:
— Удивим Робера?
— Едва ли его можно чем-то удивить. Скажи ему, пусть накрывает стол на двоих.
На обед подали все, что она заказала. Она знала возможности кухни и не хотела залезать в припасы, приготовленные на Рождество. Джо-Энн и Невада сидели напротив друг друга. Им подали бифштекс с жареным картофелем, салаты, бутылку красного вина. К обеду они не переоделись. Невада остался в своей любимой фланелевой рубашке. Джо-Энн хотелось, чтобы он надел ее и завтра вечером, но понимала, что на Рождество такого не будет. А она с радостью пришла бы на торжество все в тех же джинсах. Хотя, конечно, это не более чем фантазия.
— Если бы я попросила отца, он наверняка разрешил бы мне приехать и жить здесь. Моя мать очень бы рассердилась, но…
— Ты бы мучилась от одиночества, — ответил Невада. — Завтра в доме будет много людей. Но обычно тут никого нет.
— Ты бы приезжал ко мне, не так ли? Твое ранчо совсем рядом. И я бы навещала тебя.
— Не надо бы тебе рассчитывать на меня.
— Что? Мы все всегда на тебя рассчитывали. Мой дед, мой отец…
— Ничто не вечно.
— Невада…
Он улыбнулся:
— И человек тоже. Мне уже семьдесят.
— Мужчины-киова живут до девяноста.
Он покачал головой:
— Только не этот киова. Я говорю тебе об этом, потому что ты рассчитываешь на этого старика, как рассчитывали на меня Корды. Если ты передашь отцу то, что я сейчас тебе скажу, считай, что мы с тобой больше не дружим. Великий Невидимый уже зовет Неваду. Вернее, Макса. Это мое настоящее имя, знаешь ли. Макс Сэнд. Я сижу на крыльце и смотрю на землю. Земля меня зовет. Я слышу это в шепоте ветра.
— Что ты такое говоришь, Невада? — Джо-Энн не на шутку встревожилась.
— Обещай, что это останется между нами.
— Обещаю.
Невада посмотрел на кусочек бифштекса, наколотый на вилку.
— Господи, как хорошо. Нет ничего лучше отлично приготовленного бифштекса. Раньше такого мяса не было. Этот теленок не пасся на лугу, его откармливали по науке. А мы…
— Невада. Ты уходишь в сторону.
Он вздохнул:
— Человек не знает, сколько ему отпущено. Но мать-природа подает ему знаки. И мои перспективы не столь уж хороши.
Джо-Энн положила на стол нож и вилку.
— Надеюсь, ты не гадаешь по совиным перышкам? Или по чему-то еще.
— Может, и гадаю. Но дело в другом. Я начал гнить изнутри. Я это чувствую. От меня идет дурной запах. А когда от человека плохо пахнет…
— Невада! Ты был у доктора?
Он кивнул:
— Рак.
— О, мой Бог! Но ты должен сказать моему отцу! Есть же прекрасные больницы, где…
— Ты дала слово ничего ему не говорить.
4
Джо-Энн наказала Роберу разбудить ее, когда приедет ее новый брат. Он разбудил. Впрочем, если она и спала, то некрепко. Сказанное Невадой, его смертельная болезнь проникали в ее сон и не давали забыться. Она посмотрела на часы. Начало первого. Надела синие джинсы и клетчатую рубашку, в которых была днем, причесалась, накрасила губы.
Они ждали ее в гостиной, стоя у камина, в котором Робер разжег огонь.
Джонас Третий шагнул к ней, широко улыбаясь, взял ее руки в свои.
— Джо-Энн! Я давно мечтал о встрече с тобой и сожалею, что этого не случилось раньше. Позволь представить тебе Антонию Максим.
Таким она его не представляла. Зная, что родился он в Мексике, Джо-Энн ожидала увидеть смуглокожего, темноволосого мужчину, говорящего с испанским акцентом. Перед ней же стоял высокий, симпатичный блондин. Совсем не похожий на отца. А говорил он, как стопроцентный американец, хотя и не так, как отец. С первого взгляда она не смогла обнаружить ни одной фамильной черты.
С собой он привез красотку.
— Зови меня Тони, — с этими словами она пожала руку Джо-Энн. Джо-Энн не стремилась выключить Тони из разговора, но так уж получалось, что ее взгляд все время возвращался к Бату. Она хотела вызвать в себе антипатию к брату, решила, что сразу невзлюбит его. Но как могла женщина, вообще любой человек, невзлюбить мужчину с такими смеющимися глазами, приглашающими разделить с ним радости жизни? Ее брат притягивал людей точно так же, как и отец, а то и больше.
— Мы разбудили тебя глубокой ночью, — покачал головой Джонас Третий. — Да и сами с зари на ногах. Когда будем завтракать, Джо-Энн?
— Лучше бы попозже. Отец-то за столом уже в половине седьмого, ест ветчину, яйца, картофель и еще Бог знает что. Его ждут к полудню. Рождественский ужин назначен на семь вечера. А утром опять ранний подъем. Мне нет нужды говорить вам, что его распорядок дня становится нашим распорядком.
5
На следующий день после рождественского ужина Невада, как и обещал, учил Тони стрелять из винчестера. С ними пошли Бат и Джо-Энн.
С утра похолодало. Небо затянуло облаками, на землю падали редкие снежинки. Кроме Невады, все надели овчинные полушубки, припасенные на такой случай в стенных шкафах.
Джо-Энн с грустью следила взглядом за Невадой. Не хотелось верить в то, что он сказал ей двумя днями раньше. До этого разговора у нее и в мыслях не было, что Невада смертен. Держался он и говорил так, словно собирался прожить добрую сотню лет. Невада расставил на столбах забора бутылки из-под вина и ликеров. Объяснил Тони, как надо держать ружье, куда целиться, как перезаряжать. Затем отступил в сторону.
Первыми тремя выстрелами она разбила три бутылки, в четвертую не попала.
— Не зажимайте так локоть, мисс Тони. Держитесь свободнее… свободнее.
По бутылкам она промахнулась лишь дважды. Невада заменил их банками из-под пива, в два раза меньше размером. Пять банок она сшибла восемью выстрелами.
— Да у вас просто талант, — похвалил ее Невада. — Давайте посмотрим, на что способна Джо-Энн.
Джо-Энн отстрелялась не хуже Тони.
— А ты Бат?
— Я лучше управляюсь с пистолетом, — ответил Бат. — Я привез один с собой. Обычно я стреляю по гильзам, но на худой конец сойдут и бутылочные пробки.
Невада пожал плечами, и Бат расставил по столбам пробки. Пять пробок. Шесть выстрелов. Невада заулыбался:
— Если тебе наскучит быть адвокатом, я, возможно, возьму тебя в шоу «Дикий Запад».
Джо-Энн пыталась скрыть свои чувства. Очень уж хорош ее новый братец! За что бы ни взялся, все у него ладится.
6
Ей выпала еще одна возможность поговорить с Невадой. Как потом выяснилось, последняя. Они вновь отправились на конную прогулку.
— И что ты думаешь о моем брате? — спросила она.
— Твоему отцу повезло, что он нашел такого сына, — прямо ответил Невада.
— Не увиливай от вопроса. Что ты о нем думаешь?
— Он может принести много пользы. — Невада разглядывал далекие горы, избегая смотреть на Джо-Энн. — Знаешь, он, несомненно, Корд. Твой отец это уже понял. Не уверен, что ему это нравится.
Джо-Энн улыбнулась и кивнула:
— Он хотел бы иметь сына, которого мог бы…
— Твой отец хотел сына, который выполнял бы его приказы. Ни один из Кордов такого сына не получил. В этом парне есть что-то от его деда. Джонас это видит. Ему трудно с этим сжиться. Возможно, Бат унаследовал жесткость деда и ум отца. Почему нет?
— Значит, меня отсекут от всего, Невада?
— Не стоит так ставить вопрос. Я бы на твоем месте наладил отношения с братом. Мне представляется, что он человек честный. Сейчас у них с отцом мир да любовь, но они обязательно столкнутся лбами. И не знаю, кто возьмет вверх.
7
Джо-Энн нарушила данное Неваде слово, и три недели спустя его поместили в институт Слоуна-Кеттеринга в Нью-Йорке.
Все десять дней обследования Джонас провел с Невадой и лишь на ночь уезжал в «Уолдорф Тауэрс». Неваду навестили Моника, Робер, Моррис Чандлер, Энджи, Бат, который только познакомился с ним, но уже проникся к старику самыми теплыми чувствами. И Джо-Энн, которую Невада простил.
Прогноз не сулил ничего хорошего. Доктора рекомендовали радиационное облучение и химиотерапию, обещая взамен максимум шесть месяцев.
Невада от лечения отказался.
— Нельзя бороться с будущим, — заявил он. — Да и зачем? Кто знает, что из этого выйдет? Ты борешься с ним, отодвигаешь его и, возможно, задерживаешь что-то хорошее. За всю жизнь мне понравились мысли только одного писателя. Марк Твен сказал, что не боится туда идти. Он бывал там раньше, и ему не причинили вреда.
Самолет компании Корда доставил Неваду на его ранчо. Он сидел в кресле-качалке на крыльце в байковой рубашке, овчинном полушубке, старой шляпе и смотрел на пустыню и горы. Джонаса он попросил вернуться к работе. Обещал, что позвонит, почувствовав, что конец близок. А пока посидит на крыльце в ожидании смерти. Его, мол, это вполне устраивает.
Джонас знал, что Невада не позвонит. Он обещал вернуться и проведать его, но покидал Неваду с ощущением того, что более не увидит старика живым.
8
Когда Невада умер, Джонас позвонил Джо-Энн. В тот же день она уехала из Нортгемптона на черном «порше», который подарил ей отец на Рождество, с номерными знаками «КОРД ДВА» штата Невада. До Нью-Йорка она домчала за три часа. А приехав в город, растерялась, не зная, что делать дальше. Поехала было на Пятьдесят девятую улицу, но поняла, что мать пожелает узнать, почему она покинула Нортгемптон. Или будет столь поглощена очередным романом, что едва заметит приезд дочери. Поэтому Джо-Энн проехала мимо дома, в котором они снимали квартиру, не останавливаясь.
Она поставила «порше» в гараж на Пятьдесят седьмой улице, пообедала в венгерском ресторане, кухню которого уже успела оценить по достоинству. Из гаража Джо-Энн забрала машину в одиннадцатом часу. И внезапно осознала, что не может ни возвращаться ночью в Нортгемптон, ни кружить по Манхаттану в дорогой спортивной машине, поскольку выпила бутылку крепкого красного вина. И тут ее осенило.
Вскоре она въезжала в гараж «Уолдорф Тауэрс».
— Мисс?
Она показала служителю ключ от квартиры Корда. Джо-Энн не знала, что сделала мать со своим ключом, но тот, что лежал у нее в сумочке, сохранила. Служитель посмотрел на номерной знак «порше» и открыл дверцу. Она вышла, и он отогнал автомобиль в гараж.
Ключ послужил ей пропуском и в лифт. Она поднялась наверх. Позвонила, прежде чем вставить ключ в замок. Ответа не последовало, поэтому она открыла дверь и вошла в квартиру.
Вернувшись около полуночи, Бат обнаружил Джо-Энн на диване в гостиной. Она курила, сняв платье, чулки, пояс и туфли, оставшись лишь в белой комбинации.
— Это же семейная квартира, — пояснила она.
Бат кивнул:
— Разумеется. В гараже мне сказали, что ты здесь. Рад тебя видеть.
Кивнула и Джо-Энн. На кофейном столике стояла бутылка шотландского. Лед в ее стакане давно растаял, так что она пила «Чивас Регал» неразбавленным.
— Невада умер, — поделилась Джо-Энн печальной новостью.
— Я слышал. Отец звонил мне из Калифорнии. Я знал этого человека не так хорошо, как ты, но понимаю, сколь велика потеря.
Джо-Энн взяла со стола стакан, отпила теплого виски.
— У меня такое чувство, будто я потеряла отца. Скорее я видела отца в нем, а не в Джонасе.
— Я понимаю. — Бат опустился на другой конец дивана.
— Я в этом сомневаюсь, но это неважно.
— Я кое-что знаю из истории семьи.
— Ты тоже воспитывался не как все. Тебе было с кем говорить?
— Мать, — ответил он. — Дед.
— Тебе повезло. — Она затушила сигарету. — Джонас никакой не отец.
— Он великий человек.
Ее глаза сузились.
— Ты так думаешь? Или в тебе говорит работник Империи Корда? Поздравляю тебя с производственными успехами.
Бат поднялся, пошел к бару за стаканом.
— Хочешь еще шотландского?
— Чуть-чуть.
Он вернулся с двумя стаканами, в которых звякали кубики льда. Разливая виски, посмотрел на Джо-Энн.
— Жаль, что мы так поздно познакомились. У меня еще две младших сестры. Мария и Мерседес. Пока они росли, я жил вдали от дома.
— Ты их любишь? — спросила Джо-Энн.
Бат кивнул:
— Разумеется.
Джо-Энн подвинулась к Бату. Взяла его за руку.
— Мы с тобой любили бы друг друга.
— Да.
— И сейчас можем.
Он сжал ее руку.
— Конечно.
— Невада дал мне один совет. Он сказал, что я должна отдать свою любовь мужчине, которому доверяю. Человеку, который возьмет на себя ответственность за последствия.
— Дельный совет.
Она поднесла его руку к губам, поцеловала.
— Невада и я говорили не о той любви, о которой ты думаешь.
— Джо-Энн?..
— Мужчина, которому я доверюсь. — Она смотрела Бату в глаза. — Я девственница, черт побери!
Бат нахмурился:
— Ты слишком много выпила.
Джо-Энн схватила стакан, выпила из него все виски.
— Много выпила! Ты думаешь, я пьяна. Нет. Позволь напомнить тебе, кто я. Я дочь Джонаса Корда. Я внучка другого Джонаса Корда. Услышав о тебе, я задумалась, настоящий ли ты Корд или прикидываешься таковым. Не было еще Корда, который отказался бы от глотка виски или от девочки!
Она схватилась за подол комбинации и стянула ее через голову. Осталась в трусиках, без бюстгальтера.
— Джо-Энн… — пробормотал Бат.
— Действуй, старший брат. Корд ты или нет?
— Моя сестра…
— Мой брат. И что? Ты тот мужчина, кому я могу довериться, если тебе хватит духа. Брат и сестра. Мы будем любить друг друга, брат и сестра, до конца своих дней. Если я не могу доверять брату, то кому мне доверять? Мне нужна твоя помощь, старший брат. Кроме того, что сейчас я просто хочу потрахаться, мне нужна отправная точка, чтобы потом было, с чем сравнивать.
— Наш отец…
— Джонас только посмеется, если узнает, а знать ему об этом ни к чему. Будь он здесь, он бы сделал это сам. Только ему я бы не дала. Ему я не доверяю. Эй, братец! Посмотри на меня! У Тони грудь лучше?
На мгновение Бат закрыл глаза.
— О Господи, — пробормотал он.
— Ты, возможно, этого не знаешь, но Невада Смит был великим человеком. Лучше, чем наш отец, да, пожалуй, и дед. Он мне кое-что сказал… Вернувшись домой, я все записала, так что думаю, я точно его процитирую. Вот его слова: «То, о чем мы говорим, касается меня, тебя, его, ее. И никого более. Об этом не стоит волноваться, не стоит с этим спешить. Живи, маленькая девочка! Писай, где прихватило, трахайся, когда хочется». Ты понял, мне этого хочется!
— Хочется, значит? Хорошо, моя маленькая сестричка, я тебя так оттрахаю, что ты взвоешь.
Джо-Энн улыбнулась:
— Обещаешь? Обещаешь, что все будет так, как мне говорили, и даже лучше?
9
Все, как ей говорили. Джо-Энн видела картинки, но не мужской орган в натуре.
Он положил ее руку на свой «агрегат», дал пройтись по нему пальцами. Поначалу она удовлетворяла свое любопытство. Ей говорили, что член твердый. Оказалось, что он не твердый — упругий. Ей говорили, что он горячий. Ей говорили, что он холодный. Как бы не так: обычный, той же температуры, что и человеческое тело. Она обхватила его пальцами. Сжала. На кончике показалась капелька блестящей жидкости. Она сняла ее пальчиком, растерла. Липко.
Они легли на кровать. Она хотела, чтобы ее зацеловали, повернулась на бок, прижалась губами к его губам. Он с неохотой ответил на поцелуй. Но потом расслабился, и его язык нырнул в ее рот. Она слышала об этом, но не представляла себе того сладостного ощущения, что нес с собой этот поцелуй. Долго они лежали бок о бок, их языки ласкали друг друга. Она держала его пенис в руке, а его палец поглаживал влажную ложбинку.
Наконец его терпение иссякло. Он перекатил Джо-Энн на спину и поднялся, чтобы взгромоздиться на нее. На мгновение она испугалась. На мгновение пожалела, что зашла так далеко. Но было уже поздно. Для страха, для сожаления.
Он. Грубый и нежный. Ласковый и жестокий. Причиняющий боль и утоляющий ее. Подавляющий и возносящий к небесам. Она вскрикивала и извивалась под его мощными ударами. Страдание и удовольствие переплелись так, что она не могла их разделить. И когда он кончил и скатился с нее, тело Джо-Энн покрывал пот, а переполняли ее боль и бесконечная усталость, блаженство и истома.
И уж конечно, теперь-то она не сможет без этого жить.
— Старший братец… — пропищала она, словно маленькая девочка.
— М-м-м?
— Когда мы сможем все повторить?
— Через несколько минут, И никогда больше после этой ночи.