ЭТА ЛЕКЦИЯ (хотя я и считаю, что интереснее темы мы еще не поднимали), имеет неясный статус.

Она подпадает под рубрику «Предвестники экономической мысли», но отличается от всего, о чем я вам до сих пор рассказывал, и имеет куда более высокий ранг. До сегодняшнего дня, когда мы говорили о моральных философах и памфлетистах, мы пытались влезть в шкуру авторов прежних времен. В чем- то их идеи схожи с нашими, но у них иной образ мышления.

XVII век был одним из великих веков в истории человечества. Этот век увидел чудовищную бойню

Тридцатилетней войны, которая отбросила Центральную Европу на пятьдесят или даже сто лет назад в развитии. Но он стал и веком потрясающих открытий в естественных науках, и на последствия этих открытий я хочу обратить ваше внимание. Во второй половине XVII века, во время правления Карла II вошли в моду естественные науки. Им покровительствовал сам монарх, а образование Королевского общества еще повысило их статус. Но для XVII века характерно не только развитие естественных наук в том смысле, в котором мы понимаем их сегодня. В этом веке произошел разрыв с Философом. Декарт во Франции и Гоббс в Англии ознаменовали конец царствования Аристотеля, и последствия этого раз- рыва мы еще увидим.

Однако для нас с вами важнее перемена в стиле изложения мыслей. Мы не знаем доподлинно, как разговаривали люди в XVI—XVII веках. Специалисты до сих пор спорят, говорил ли Шекспир на кокни или на диалекте южного Кентукки, который звучит более мягко. Возможно, он говорил еще на каком-то наречии, нам неизвестном.

В любом случае перемена в стиле письма произошла в Англии и Франции примерно в одно время.

Бессмертные тру-

9»

ЛЕКЦИЯ ды Паскаля — пример того прекрасного стиля, который преобладает во Франции и по сегодняшний день. В Англии таким примером служат прежде всего предисловия к пьесам Драйдена: превосходные, четкие, относительно короткие предложения. Драйден говорил на нашем языке (хотя говорил и писал он на нем лучше нас), так же как Аддисон, Стил, Свифт и прочие.

Языковые изменения отразились и в некоторых экономических трудах того времени. В частности в книгах сэра Уильяма Петти, предмета нашей сегодняшней лекции, и философа Локка. Петти был известен своей связью с естественными науками, как мы вскоре убедимся; Локк прославился трудами по эпистемологии и политической философии. О развитии экономической мысли, которое происходило в этот период, вы можете почитать в «Истоках экономической науки» профессора

Летуина (Letwin, 1963). Это первоклассная научная работа, проливающая яркий свет на работу тех людей, имена которых вы будете слышать на протяжении последующих двух лекций.

Сегодня же я хочу поговорить с вами о Петти, сэре Уильяме Петти (1623-1687). Поскольку он был человеком очень известным, вам следует знать кое-что о его жизни, которую не назовешь скучной.

Петти родился в семье бедного торговца тканями на юге Англии. В очень молодом возрасте он стал моряком. Переплывая Ла-Манш, он сломал ногу, и корабль высадил его на берег в городе Кан, где во время Второй мировой войны шли знаменитые бои. В те дни в Кане находился иезуитский колледж.

Там Петти учился несколько лет, насыщаясь интеллектуальной пищей; он был очень умным мальчиком. Затем он присоединился к беженцам, спасавшимся от гражданской войны в Голландии в

1643 году, и служил секретарем у великого философа Томаса Гоббса. В конце i64O-x годов он вернулся в Англию с идеей копировального аппарата. В те годы все рукописи приходилось утомительно копировать вручную, а Петти изобрел аппарат, позволявший писать по две строчки одновременно.

Это изобретение, а также связь Петти с Гоббсом и его острый ум стали для него пропуском в тогдашнее интеллектуальное общество. В 1648 году он преподавал медицину в Оксфордском университете. В 1650 году — но тут давайте сделаем паузу и немного расслабимся, позвольте мне зачи-

99

тать вам отрывок из книги Фицмориса «Жизнь сэра Уильяма Пети» (Fitzmaurice, Life of Sir

William Petty, 1895), в которую имеет смысл заглянуть тем из вас, кто интересуется биографиями знаменитостей. Фицморис пишет:

В 1650 году произошло событие, которое сделало имя Петти знаменитым на всю страну и открыло ему большие карьерные возможности. Некая Энн Грин предстала перед судом, она была осуждена и казнена в Оксфорде 14 декабря 1651 года за убийство своего незаконнорожденного ребенка. Ее казнь была проведена неумело и жестоко, что было довольно типично для того времени. Наблюдатели отмечали, что «она долго не могла умереть, так что ее друзья пытались помощь ей, некоторые ударяя ее по груди, другие повисая у нее на ногах всей своей тяжестью, иногда приподнимая ее, а затем внезапно дергая вниз». Наконец шериф был удовлетворен, и несчастная женщина была признана мертвой. Ее тело сняли с виселицы, положили в гроб и отнесли в прозекторскую.

(На случай, если в аудитории есть нежные сердца, предупреждаю, что у этой истории счастливый конец.)

Когда же крышку гроба подняли, оказалось, что женщина все еще дышит и «трясется». Заметив это, крепкий мужчина, стоявший рядом, «хотел освободить ее от страданий и несколько раз со всей силой топнул ногой по ее груди и животу». Однако в этот момент вошли доктора Петти и Уилкинс, которые увидели несомненные признаки жизни и решили попробовать оживить предполагаемый труп. Они разжали зубы Энн Грин, влили ей в глотку горячительные напитки и убедили другую женщину лечь с ней с кровать, чтобы согреть ее. Вскоре она начала проявлять признаки жизни. Врачи сделали ей кровопускание

(я сомневаюсь, что это могло ей), заказали ей джулеп и в таком виде оставили ее на ночь. Через два часа к ней вернулась речь. Мертвая вернулась к жизни. Официально покойная, женщина, как говорят, прожила достаточно долго, чтобы выйти замуж и стать матерью, несмотря на шерифа и к замешательству палача (Fitzmaurice, i895> P- !9)-

Как вы видите, у некоторых экономистов был весьма насыщенный образ жизни. В качестве врача

Петти был направлен на военную службу в Ирландии, а надо сказать, что

Кромвель увлек за собой немало военных обещаниями выдать им в случае победы захваченные земельные участки. Однако после победы выяснилось, что завоеванные ирландские земли не были достаточным образом изучены и измерены. Тогда Петти, бывший многосторонней личностью, предложил взяться за их исследование. Он нанял людей, которых считал достаточно компетентными, обучил их и отправил трудиться. Вследствие этого Петти стал уполномоченным по распределению тех земель, которые исследовали его люди, и оказался вовлечен в бесконечные споры о справедливости этого распределения, которые продолжались вплоть до самой его смерти.

В i66o году, после лекции, прочитанной самим сэром Кристофером Реном, Петти стал одним из основателей знаменитого Королевского общества — общества, которое, как многим из вас известно, существует и сегодня и является предметом гордости английской интеллектуальной истории.

Петти умер, оставив после себя состояние в пятнадцать тысяч фунтов,—немалые деньги по тем временам. Его сын получил титул лорда Шелбернского, а со временем Шел-берны превратились в

Лансдаунов, которые процветают и по сей день. Так что Петти стал основателем знаменитого рода

Лансдаунов.

Сборник трудов Петти, посвященных экономике, вышел в издательстве Кембриджского университета в 1899 году под названием «The Economic Writings of Sir William Petty»

(«Экономические труды сэра Уильяма Пети»), под редакцией американского ученого Халла.

Книга весьма высоко ценилась у букинистов, пока ее не переиздало одно японское издательство. Я предполагаю, что этот сборник нетрудно раздобыть, если кого-то заинтересовали работы Петти.

При жизни Петти прославился не только как экономист-аналитик, но и как один из основателей систематической статистики, в те дни называемой политической арифметикой. Вместе с неким

Гронтом Петти исследовал статистику смертности в Лондоне, причем, вероятно, Гронт выполнил большую часть этого исследования. Петти также провел много различных исследований экономических условий в Англии и Ирландии самостоятельно, и, что бы мы ни думали о его статистических методах, результаты этих иссле-

Ю1

дований весьма интересны в качестве приблизительных экономических показателей того времени.

В этом отношении, мне думается, профессор Летуин был слишком суров к Пет-ти. В конце концов, он был первопроходцем, и его статистические методы были не вполне надежны. Адама

Смита тоже не впечатлили успехи Петти. Смит писал, что мало верит в политическую арифметику.

Петти придавал очень большое значение количественным измерениям. Он следовал бэконианской философии (или считал, что следует ей), которая однозначно утверждала, что если собрать достаточно фактов, они сами систематизируются в классы, и в результате получится систе- матическая наука. Благодаря Хьюэлу, Попперу и прочим уважаемым авторам нам известно, что бэконианцы перевернули научный метод с ног на голову. В науке вы сначала выдвигаете гипотезы и проверяете их логичность, а затем уже проверяете их на практике — пытаетесь опровергнуть или подтвердить, собирая соответствующие факты.

Но, с моей точки зрения, в наследии Петти по-настоящему важны те экономические идеи, которые он время от времени высказывал. Они кардинально отличаются от его политической арифметики, с точки зрения современности и аналитических методов. Его главным достижением в области экономической науки была книга, которой он не слишком сильно гордился, поскольку она осталась не замеченной его современниками. Это «A Treatise of Taxes and Contributions» («Трактат о налогах и сборах»), опубликованный в 1бб2 году. В сегодняшней лекции я расскажу вам об идеях, которые он изложил в этой работе.

Первая глава, в духе современного учебника, начинается с рассказа о статьях расходов. Он упоминает расходы на оборону, на правосудие, а затем «третью ветвь государственных поборов»

— «расходы на содержание пастырей человеческих душ и руководителей их совести» (Petty, 1662,

p. ig; Петти, 1940, с. 15). Трудно сказать, иронизирует ли Петти, когда это пишет. Я склонен считать, что нет, поскольку его предсмертные работы предполагают, что он был человеком верующим. Он пишет:

Если мы учтем, как легко обходить людские законы, совершать недоказуемые преступления, подкупать свидетелей

Ю2

и опровергать свидетельские показания, искажать дух и значение законов и т.д., то поймем необходимость ввести в государственные расходы средства на обучение людей законам Бога; он ведь замечает злые помыслы и намерения, и еще больше тайные дела и налагает в ином мире на вечные времена наказания за такие проступки, за которые люди в этом мире могут присудить только к легкой каре (ibid.; там же).

Петти, проявив широту взглядов, предлагает взять на государственное попечение школы и университеты, содержание сирот и бедняков, «в то время как мы считаем правильным ограничивать заработную плату бедняков» (в правильности этого у него явно были сомнения),

«так что они ничего не могут отложить на время своей инвалидности и отсутствия работы» (ibid.; там же, с. i6). Иными словами, Петти предполагает, что естественный закон требует от государства не давать людям умирать от голода. Затем он упоминает траты на дороги, судоходные реки, акведуки, мосты, гавани и т.д. Во второй главе Петти обсуждает «причины, которые увеличивают и делают более тягостными различные виды государственных расходов» (ibid.; там же). Среди причин он называет «нежелание населения их оплачивать», как мы видим, типичное отнюдь не только для XX века, «каковое проистекает от убеждения, что проволочкой и сопротивлением можно вовсе избавиться от оплаты их. . Другая причина, усугубляющая тяжесть налогов,—это необходимость платить их деньгами в определенное время». Кроме того, он указывает на сомнения населения относительно права государства облагать его налогами. .

«Причины возрастания военных расходов те же, что и причины, увеличивающие войны или угрозу войн, бывают внешними и гражданскими» (ibid.; там же, с. iy)- Петти различает захватнические войны, которые осуждает, и оборонительные войны, которые, как он считает, навязывает стране сама природа мира в его понимании. Он не жалеет сил и слов, объясняя, что «причиной гражданских войн здесь, в Европе (трактат писался во время жестокой Тридцатилетней войны) очень часто служат религиозные верования»: стремление наказать «лиц, исповедующих не полу- чившую государственного признания веру», и т.д.

Петти считает, что на службе церкви слишком много народу, и предлагает ввести национальное планирование бу- юз

дущих учителей закона божия, объединив разные приходы и сэкономив общественные средства. В конце главы он выступает за трудовую занятость безработных и пишет, что лучше иметь работу, чем не иметь ее, даже если люди будут строить «бесполезную пирамиду на Салисберийской равнине», носить камни от Стоунхенджа к Тауэрскому холму или делать что-то другое в том же роде, «ибо в худшем случае это приучит сознание этих людей к дисциплине и повиновению, а их тела —к выносливости, которая потребуется от них при более полезной работе, когда в ней появится нужда»

(ibid., p. 31; там же, с. 24)-

В третьей главе Петти предлагает различные способы уменьшить тревогу людей по поводу необходимости платить налоги, в том числе с помощью политической арифметики. Если бы люди по- настоящему понимали всю величину стоимости продуктов, то они, возможно, менее негативно относились бы к выплате налогов. Не станем задерживаться на этой главе, отметим только, что Петти указывает на то, какой малой частью богатства страны являются металлические деньги. Петти не попал в ловушку Мидасовой ошибки.

Однако вернемся к четвертой главе, которая по всем меркам имеет критическое значение. Петти пользуется уважением не только у экономистов-неоклассиков, Карл Маркс не скупится на комплименты его интуиции1. Четвертая глава называется «О разных способах взимания налогов» и начинается с обсуждения необходимости выделить часть дохода с земли и труда, «которую надо выделить и использовать для покрытия государственных потребностей» (ibid., р. 38; там же, с. 30).

Согласно некоторым современным идеям, взгляды Петти были весьма прогрессивными. От своего предложения он переходит к необходимости взимания налога с недвижимости, в частности с земли.

Развивая эту мысль, Петти высказывает удивительные предложения относительно экономического анализа, которые возносят его на совершенно новый уровень, выше тех авторов, которых мы упоминали на предыдущих лекциях.

Итак, Петти начинает с замечаний об обложении налогами домов. Он считает, что такой способ взимать налоги куда

1. См.: Marx,«Sir William Petty», in Marx (1952, pp. 15-23).

1O4

менее стабилен, чем обложение налогами непосредственно земли. Он добавляет, что иногда дома облагаются налогами неравномерно, что затрудняет строительство, особенно на новом фундаменте.

Далее же Петти делает совершенно необыкновенное экономическое предсказание. Как вы знаете, в экономике не принято верить предсказаниям. Если человек подробно рассказывает вам, что случится в следующем году, и называет соответствующие цифры, вы можете смело записать его в простаки или пустомели. Но предсказание Петти касается Лондона и его будущих перемещений. Имейте в виду, что под Лондоном Петти подразумевает Сити. Вестминстер в те дни стоял отдельно от Лондона, хотя между ними уже начинали налаживаться связи:

Если же большие города имеют, естественно, свойство изменять свое местоположение, возникает вопрос: в каком направлении? Я утверждаю, что если речь идет о Лондоне, то он должен перемещаться в западном направлении, поскольку здесь на протяжении почти трех четвертей года ветры дуют с запада, строения, расположенные на западных участках, значительно меньше страдают от копоти, пара и зловоний, выделяемых всем скопищем домов восточной его части (ibid., р. 41; там же, с. 32).

В те дни каменный уголь только входил в моду.

Отсюда следует, что дворцы вельмож будут передвигаться к западу; естественно, вслед за ними потянутся жилища других лиц, зависящих от них. Это мы наблюдаем в Лондоне, где старые дома знати превратились сейчас в помещения для торговых компаний или сдаются внаем жильцам, а все дворцы переместились к западу. Это происходит так явственно, что через 500 лет (в этом нет сомнения) королевский дворец очутится вблизи Челси, а старое строение на Уайтхолле будет использоваться в целях, более соответствующих его качествам (ibid., p. 41-42; там же, с-зз)-

Далее Петти пишет:

Я готов признать, что это отступление не имеет никакого отношения к проблеме налогов и само по себе почти бесполезно. Ибо к чему нам беспокоиться о том, что будет через 5°о лет, если мы не знаем, что нам принесет следующий день; ведь нет ничего невероятного в том, что еще до истечения

Ю5

ИСТОРИЯ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ МЫСЛИ этого срока мы все, возможно, переселимся в Америку, а эти страны подвергнутся нашествию турок и превратятся в пустыню, подобно теперешнему состоянию тех местностей, которые входили в состав знаменитых восточных империй (ibid.; там же).

Наконец мы добрались до экономического анализа:

Прежде чем распространяться о ренте, мы должны попытаться объяснить таинственную природу как денежной ренты, называемой процентом, так и ренты с земель и домов (ibid.; там же).

Я хочу, чтобы каждый из вас прочел то, что написано на следующей странице трактата. Во- первых, Петти обсуждает ренты как излишек. Послушайте, почему.

Допустим, кто-нибудь может собственными руками возделать, окопать, вспахать, взборонить, засеять, сжать определенную поверхность земли и, как этого требует земледелие, свезти, вымолотить, вывеять хлеб, на ней выросший, и, допустим, он располагает достаточным запасом семян, чтобы засеять поле. Если он из жатвы вычтет зерно, употребленное им для обсеменения, а равно и все то, что он потребил и отдал другим в обмен на платье и для удовлетворения своих естественных и других потребностей, то остаток хлеба составляет естественную и истинную земельную ренту этого года; и среднее из семи лет или, вернее, из того ряда лет, в течение которого недороды чередуются с урожаем, даст в виде зернового хлебаобычную ренту (ibid., p. 43> там Же5 с> 34; курсив в конце добавлен Роббинсом. — Прим. ред.).

Это довольно близко идеям Рикардо, не так ли? Но Петти продолжает:

Возникает соподчиненный вопрос: какому количеству английских денег может равняться по своей стоимости этот хлеб или эта рента?

(Сейчас слушайте внимательно.)

Такому количеству денег, которое в течение одинакового времени приобретает за вычетом своих издержек производства кто-нибудь другой, если он всецело отдается производству денег, т.е. предположим, что кто- нибудь другой отправляется

Юб

ЛЕКЦИЯ 6 в страну серебра, добывает там этот металл, очищает его, доставляет его на место производства хлеба первым, чеканит тут из этого серебра монету и т.д. Предположим далее, что этот индивидуум в течение того времени, которое он посвящает добыванию серебра, приобретает средства, нужные для своего пропитания, одежду и т. д. Тогда серебро одного должно быть равно по своей стоимости хлебу другого, если первого имеется, например, 2О унций, а последнего 2О бушелей, то унция серебра будет представлять собой цену бушеля хлеба (ibid.; там же).

Что это, как не предвестник теории ценности, основанной на труде? Неудивительно, что Карл

Маркс так хвалил Петти. Далее он обсуждает рискованное дело добычи и очистки серебра и правильное соотношение между стоимостью золота и серебра, которое часто устанавливается только на основании народного заблуждения, более или менее распространенного на свете.. Это заблуждение является, кстати сказать, причиной того, что раньше мы были наводнены излишним количеством золота, а теперь страдаем от его недостатка (ibid.; там же).

Он продолжает:

Мир измеряет вещи при помощи золота и серебра, главным же образом при помощи последнего

(в те дни золото в качестве меры стоимости имело меньшую ценность, чем серебро), и, следовательно, лучшее из многих должно стать единственным из всех. Таким мерилом и является чистое серебро определенного веса.

Он развивает свою мысль о правильной оценке серебра и говорит: по этому поводу мне хочется сказать вот что

(и это будет чрезвычайно важно, когда мы дойдем до XVIII века): оценку всех предметов следовало бы привести к двум естественным знаменателям — к земле и труду. юу

ИСТОРИЯ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ МЫСЛИ

(Вот оно!)

Нам следовало бы говорить: стоимость корабля или сюртука равна стоимости такого-то и такого-то количества земли, такого-то и такого-то количества труда, потому что ведь оба — и корабль, и сюртук — произведены землей и человеческим трудом. А раз это так

(пишет Петти, верный истинно научному духу), то нам очень желательно бы найти естественное уравнение между землей и трудом, чтобы быть в состоянии так же хорошо или даже лучше выражать стоимость при помощи одного из двух факторов, как и при помощи обоих.

(Говорить, что что-то стоит столько-то единиц труда или столько-то единиц земли, то есть открыть соотношение между землей и трудом!)

Мы были бы очень довольны, если бы смогли определить естественную стоимость свободной продажной земли, хотя бы и не лучше, чем мы определили вышеупомянутый же с

ususfructus(ibid., р. 44~45> там > -35)-

Он подбирается к капитальной стоимости земли, естественной стоимости свободной продажной земли. Следующий абзац начинается так:

После того как найдена рента или стоимость ususfructus за год, возникает вопрос, какой сумме годичных рент равноценна свободная земля? (ibid., p. 45; там же).

Как вы видите, Петти двигался —также как Вальрас —от меновой ценности товаров и пытался найти ценность услуг земли и труда и естественное уравнение между ними, а теперь он переходит к проблеме капитализации, притом что ценность ренты не ограничена во времени. Здесь он натыкается на проблему, о которой, мне кажется, вы меня спрашивали на днях. Он наталкивается на тот факт, что если бы будущую ренту с земли нельзя было дисконтировать (предполагается, что земля сохраняет свой уровень урожайности), если бы ренты распространялись на бесконечное число лет, то стоимость одного акра земли будет равна стоимости тысячи акров такой же почвы, что нелепо: бесконечность единиц ю8

ЛЕКЦИЯ в равна бесконечности тысяч. Следовательно, мы должны принять более ограниченное число лет, и я думаю

(эту мысль я считаю самым потрясающим открытием Петти), что это такое их число, которое могут рассчитывать прожить одновременно живущие: человек пятидесяти лет, другой—двадцати восьми и ребенок семи лет, т.е. дед, отец и сын. Немногие имеют основание заботиться о более отдаленном потомстве: когда человек становится прадедом, он приближается к концу своей жизни. Почти всегда одновременно живут только три члена непрерывного ряда нисходящих потомков; и если некоторые становятся дедами в сорок лет, то другие только в возрасте свыше шестидесяти. Поэтому я принимаю, что сумма годичных рент, составляющая стоимость данного участка земли, равна естественной продолжительности жизни трех таких лиц (ibid.; там же, с. 36).

Если кто-то из вас держал в руках превосходную книгу Густава Касселя «Nature and Necessity of

Interest» («Природу и причины существования процента») (Cassel, 1903)) то вы знаете, что Кассель определяет нижний предел реального процента на уровне примерно 2%2. Почему? Потому что если бы он упал сильно ниже этой цифры, то, вместо того чтобы превращать доход в капитал, имело бы смысл превращать капитал в доход и жить на доход с капитала, при условии, что мы рассматриваем три поколения. У меня нет причин думать, что Кассель почерпнул эту идею у

Петти, а также что Петти взял ее у Касселя, который жил на двести лет позже.

Далее Петти переходит к проблеме ростовщичества и развенчивает ее в том виде, в котором она рассматривалась раньше: как грех, преступление против заветов, изложенных в «Исходе», греховность которого была доказана самим Св. Фомой Аквинским. Петти пишет:

Что же касается процентов, то они, по меньшей мере, должны быть равны ренте с такого количества земли, которое может быть куплено на те же данные в ссуду деньги при условии полной общественной безопасности. Но там, где это условие а. См.: Cassel (1903, р. 94; chap. 4. РР- Ч9~51>

log

ставят под сомнение, обычный естественный процент сплетается с чем-то вроде страховой премии, что может весьма справедливо повысить процент до любого размера в пределах самой одолженной суммы

(Petty, 1662, р. 48; Петти, к)4о> с- 3^)-

И затем в этой замечательной аналитической главе он возвращается к цене земли возле городов:

Нечто похожее на это представляет один момент, который мы опустили, говоря о цене земли. Сильный спрос на деньги повышает процент

(он знал о спросе на деньги), так же как сильный спрос на хлеб повышает его цену, а потому и ренту с земли, на которой растет хлеб, и в заключение цену самой земли. Если, например, хлеб, которым питается Лондон или какая-нибудь армия, нужно подвозить из мест, отстоящих на 40 миль, то хлеб, растущий на расстоянии одной мили от Лондона или от места квартирования этой армии, принесет столько сверх своей естественной цены, сколько составляют издержки перевозки на 39 миль (ibid.; там же).

Надеюсь, я рассказал достаточно, чтобы убедить вас в том, что Петти был исключительной личностью. Оставшуюся часть книги он посвящает разным типам налогов. В целом он выступает против налогов на импорт, за исключением тех случаев, когда импорт наносит местной экономике особо серьезный вред (глава 6). В этих случаях он предлагает использовать подушный налог

(глава у) — прямое налогообложение каждого гражданина:

Я буду говорить о подушном налоге и в первую очередь о простом подушном налоге, накладываемом на каждого человека в одинаковом размере. При этом приход уплачивает за тех, кто живет подаянием, родители — за своих малолетних детей, хозяева —за своих учеников и других лиц, не получающих заработной платы (ibid., p. ба; там же, 0.50).

Он продолжает, не используя псевдопринцип убывающей предельной полезности суммарных доходов разных людей:

Недостаток этого метода состоит в том, что налог весьма неравномерен: лица, имеющие неодинаковые средства, платят

одинаково, и те, которым приходится нести наибольшие расходы на детей, платят больше всего, т. е. чем они беднее, тем сильнее облагаются (ibid.; там же).

В пятнадцатой главе он рекомендует фантастическую меру, увлечение которой с тех пор разделили с ним многие другие экономисты: в некоторой степени Джон Стюарт Милль, в некоторой степени Альфред Маршалл, а также сам лорд Калдор (Kaldor, К)55)> написавший об этом весьма интересную книгу. Он рекомендует ввести налог на потребление, который предлагает взыскивать путем акциза. Калдор и профессор Мид предлагают более сложные пути взыскания этого налога.

Надеюсь, я рассказал достаточно, чтобы убедить вас заглянуть в «Трактат о налогах и сборах».

Это весьма глубокая работа, но в ней нет системы. Вот почему я отношу Петти к предвестникам экономической мысли, не причисляя его к тем, кто способствовал появлению экономической системы в XVIII веке. Я рассказал вам только о «Трактате о налогах и сборах», хотя в своей

«Политической арифметике» (Petty, 1676; Петти, 194°> с- 151~з°5)и «Verbum Sapient!» (Petty, 1664;

Петти, 194°! с-79~^9)> а также в своей причудливо названной работе «Quantulumcunque» («Разное о деньгах») (Petty, 1682; Петти, 194°> с- 2О9~234) Петти продолжает свои исследования. Сочетая денежную теорию и политическую арифметику, он предполагает, какая сумма денег необходима для поддержания торговли. Он жил в эпоху дочисловых индексов, но в его оценке количества денег, необходимых для поддержания торговли, вполне видно количество денег, необходимое для поддержания торговли при относительно полной занятости и постоянных ценах.

Работа «Quantulumcunque», которую вы найдете во втором томе трудов Петти, состоит из серий коротких вопросов (наподобие экзаменационных) и ответов, которые дает на них Петти. Она не больше десяти страниц, но она подтверждает то, в чем я пытался вас убедить сегодня: Петти обладал незаурядной экономической интуицией.