Тела Стаблфилда так и не нашли. И решили, что его останки съел тигр. Однако, что странно, когда прочесывали ущелье, не отыскали ни косточек, ни лоскутка лилового костюма, ни остатков рюкзака, который был при нем (по-видимому, он намеревался переночевать у Дики).

Поисковая партия, состоявшая из Дики и пяти-шести рыдающих молодых женщин, обнаружила две вмятины в грязи – там, где незадолго до этого вышел из берегов ручей, – и, поскольку каждая была раза в два больше размера ступни человека, возникло предположение, что Стаблфилд приземлился на ноги, а поскольку попал в грязь, остался в живых. Подобные «чудеса» случаются. Например, однажды в Новой Зеландии у одного парашютиста не раскрылся парашют, но, так как он приземлился в илистый пруд с утками, обошлось даже без синяков.

Некоторые старейшины утверждали, что от тигров Стаблфилда защищала татуировка. Они уверяли, что Стаблфилд жив-здоров и обитает в какой-нибудь пещере с семейством тануки.

Были и другие слухи, более правдоподобные: их привезли в Фань-Нань-Нань циркачи-путешественники, которые уверяли, что Стаблфилд отправился в Гонконг, где у него был счет в банке, и там его видели, причем не раз. Рассказывали, что он поселился в гавани на роскошной джонке и пишет мемуары. Да, эта книга могла бы украсить не одну библиотеку. Наверное, называться она будет «Пусть гадают», и ее будут резко критиковать те, кто не может смириться с мыслью, что для человека чувство прекрасного является куда более подлинным и предпочтительным, нежели чувства религиозные или политические. Но пока такая автобиография не появилась, нельзя утверждать наверняка, что Марс Альберт Стаблфилд умер. Да здравствует Марс Альберт Стаблфилд!

* * *

Дерн В. Фоли совершил последний и крайне рискованный полет на разваливающемся «Умнике-2» и вновь поселился на вилле «Инкогнито».

Он распустил слуг, расплатившись с ними коврами и мебелью. Сожительницы, в том числе и самая любимая, были вознаграждены ценными предметами искусства и также отосланы прочь. В тот же день Дерн, взяв ножовку, перепилил растяжки троса со стороны виллы. А затем перепилил и сам трос. Когда он закончил, конец, болтавшийся у противоположной стороны ущелья, блестел в лучах полуденного солнца, как огромная сверкающая нитка лапши, свесившаяся через край миски.

Фоли внимательно перечитал каждый стих Библии бесчисленное количество раз, но, не найдя рационального подтверждения расхожего убеждения, что это «слово Господа», забросил священную книгу и сосредоточил свое внимание на флоре и фауне. И если вызывание «духов природы» оказалось бы в конце концов очередной пляской вокруг бездонной черной дыры духа, еще одной бескровной попыткой выжать сок из космической репы – что ж, останутся еще винный погреб и чанду.

А о том, какую особую, упоительную радость он испытывал потому, что в очередной раз избежал капкана властей, и говорить не приходится.

* * *

Раз уж речь зашла о властях, сообщаем, что полковник Пэтт Томас получил задание в Афганистане. Перед тем как отправиться в Карачи, он снова встретился с Лизой Ко в храме Тануки, где сообщил ей, что они с женой, проговорив час по телефону, решили принять ее предложение и удочерят ее дитя. Прежде они относились к подобным идеям с прохладцей, но это особый случай.

Естественно, возникли вопросы. Например, кто отец. Когда мадам Ко сказала, что на этот счет информации предоставить не может, полковник Томас только пожал плечами и списал это на половую распущенность, свойственную людям шоу-бизнеса.

На вопросы о том, где и как супруги смогут с ней связаться в течение года, Лиза отвечала так же уклончиво, но у Томаса создалось впечатление, что большую часть времени она намерена проводить в храме Янаги Мори, и связаться с ней можно будет через тамошнего сторожа.

А что касается того, где она намерена поселиться, когда Томасы заберут ребенка, то Лиза сказала, что ее привлекают леса в окрестностях некоего озера Бива. Чем она будет заниматься, она не могла или не хотела рассказывать, однако дала понять, что возвращаться не собирается. Никогда. Но передала Томасу запечатанный конверт для дочери, который той надлежит вскрыть, когда она достигнет половой зрелости. Поскольку это было единственное условие мадам Ко, полковник дал слово, что выполнит его, и они договорились окончательно. (Речь ее вдруг стала безукоризненной, и фокусов больше не было.)

Прежде чем покинуть Токио, Томас договорился кое о чем еще. Его жена должна была в ближайшее время сопроводить его сестру в некую клинику близ Нью-Дели, где та могла умереть спокойно и с достоинством, чего заслуживает каждое живое существо и ради чего Богом – или Матерью-Природой, если вам так больше нравится, – и был создан опийный мак.

* * *

Пру Фоли сбежала в Нью-Йорк с Бардо Боппи-Бип и вскоре стала продюсером на кабельном телевидении в шутовском шоу Бардо, рассчитанном на геев нынешних, будущих и таких, которые о своих склонностях еще не догадываются. Судя по электронным письмам к Бутси, сестра была вполне счастлива и лишь однажды упомянула, что романтическая страсть к партнерше пробуждается, только когда та в клоунском костюме и в гриме. Причуда, которая рано или поздно должна была привести к печальным последствиям.

Что касается Бутси, то она не чувствовала себя такой уж одинокой. К удивлению сослуживцев, она выкрасила пару прядей зеленым, глаза подвела темно-синим, прицепила к корсажу черные розы и стала посещать заведения вроде клуба «Вервольф». Она решила во что бы то ни стало проникнуть в секту сатанистов, выйти на сатанистов из Лос-Анджелеса и вызволить Дерна из поместья «Плейбоя». Но ее репутация в оккультных кругах рухнула в тот день, когда она назвала Хэллоуин «симпатичнейшим праздником», а первую серьезную осеннюю бурю «очаровательной».

* * *

Дики Голдуайр камни похуже сдал в Бангкоке. После чего по поддельному французскому паспорту поехал поездом в Сингапур, где выручил кругленькую сумму за «голубиную кровь». Вернувшись в Таиланд, он поручил Ксингу передать вдове ее долю, а сам отправился на поиски мисс Джинджер Свити.

– Дики! – радостно заверещала она. – Ты больше не ходить в школу кошмаров? Гитара где?

Через месяц они поженились. Церемония была буддистской, но свадьбу устроили по-западному. На ней пел Элвисьют, и пел чудесно, правда, во время выступления у него дважды пищал пейджер, и он, отработав свое, умчался на следующую гулянку.

Молодожены поселились в Накхонпатхоме, поближе к университету, но через три месяца Джинджер дали студенческую визу, и они – мистер и миссис Пепе Газо – улетели в Колорадо, где Джинджер намеревалась изучать творчество Аллена Гинзберга в Институте Наропа.[41]

Дики, до глубины души потрясенный ограничением свобод и засильем рекламы, приспосабливался к новой жизни с трудом. Он скучал по Фань-Нань-Наню, но о прошлом вспоминал без злобы и без сожалений, и они с мисс Джинджер Свити устроились в Боулдере совсем неплохо. Поскольку случайная встреча с родственниками или знакомыми могла обернуться ненужными неприятностями, Дики жил тихо, не высовываясь, хотя порой на табличках «Созревшие на ветке помидоры» и писал фломастером «Вранье!» – в память о Стаблфилде. Но пойман на этом не был.

Нет никакого проку рассуждать о том, сколь часто и с какими чувствами вспоминал он о Лизе Ко, но одно можно сказать наверняка: случалось, наедине с собой он размышлял о том, что именно имел в виду Стаблфилд, сказав: «Наша Лиза больна неземной болезнью».

Что до гитары, так Дики купил себе новенькую «Martin D-28», на сей раз – настоящую. И наконец дописал свою песню.

Хочешь – голым ходи,

Сексуальней не станешь.

Исповедуй цинизм,

Но не будешь крутым.

Ложь за ложью выстраивай в ряд,

Нацепи на себя маскхалат,

Все равно тебя пробуравит взгляд

Того, кто видит тебя насквозь.

Что остается в конце концов?

Страсти твои, а не пересказ снов.

Святым Граалем считают любовь

Даже в Когнито.

Так что, сестричка, внимательно слушай,

И ты, браток, навостри-ка уши.

Занятно, конечно, в игру играть,

Боли бежать и богов забавлять,

Но успеху с удачей нельзя доверять,

Твое «Я» позабыло, как тебя звать,

И в этом мы схожи, надо признать:

Все мы – инкогнито.