Кошмарный сон. Все смешалось. Труп Марселя Трибу рядом с окровавленным телом Режи Виссембурга. Софи в одеянии Евы танцует вокруг машины своего брата на автомагистрали. Лена играет с механической пилой. Эмиль лежит, ноги выставляются из-под раковины. Матильда, одетая медсестрой, дирижирует всем этим жутким балетом призраков. Она напевает мелодию ламбады, попивая из горлышка ром. На бутылке написано: «Терален». Я перехожу от коротких сновидений к забытью, где снова вижу ту же сцену. Я за дверью, закрытой на пол-оборота, похожей на ту, что я видел ночью в квартире Сары и Вика. Наблюдаю за тем, что происходит в квартире Матильды. Она вытянула тело Эмиля из-под раковины. Какая сила! Обернула его голову полотенцем и втащила тело на кухонный стол, покрытый плотной клеенкой. Она в белом халате и розовых пластиковых перчатках. Под голову своего бывшего любовника она подставила ведро с песком. Медленно течет кровь. Матильда неподвижна. Смотрю на нее со спины. Она разглядывает Эмиля. О чем она думает? Вижу на раковине электрический нож. Матильда вооружается им. Она начинает с ноги. Снимает ботинок и носок. Тело Эмиля мягкое. Нож работает бесшумно. Матильда приближается.

Я просыпаюсь. Ничего у нее не получается. Кожа Эмиля слишком вялая, а кость очень твердая.

Вновь погружаюсь в сон. Она раздевает его, бросает одежду в мусорный пакет. Снимает свой халат и также выбрасывает его. Рвет испачканную кровью клеенку, бумаги – все в мусорные пакеты. Вся кухня заставлена пакетами для мусора. Матильда перетаскивает тело в ванную комнату и помещает его в сидячую ванну. Она вся в поту, Ни одного бесполезного жеста. Я вижу, как поздно ночью к ней приходит какой-то седоволосый мужчина. Узнаю Чарли. Матильда стоит перед дверью ванной комнаты. Она просит Чарли позвонить по телефону. Седоволосый отказывается. Она настаивает:

– Позвони ему, мне это очень нужно, вот его имя, он работает вместе с Эмилем.

Матильда улыбается, гладит его по волосам. В конце концов тот соглашается.

– Только ради тебя.

Я все слышу.

– Алло, это Эмиль. Я звоню из деревни. Я не выйду на работу несколько дней. У меня здесь дело, возьми машину, она припаркована возле моего дома.

Мужчина кладет трубку. Матильда благодарит его:

– Спасибо, Чарли, это мне очень поможет.

Чарли улыбается. Желтые зубы. Матильда гасит свет, и они выходят. Я слышу звук капающей крови в ванне. Все тише и тише.

Просыпаюсь. В носу стоит запах свежей крови. Из транзистора слышится мелодия ламбады. Семь часов утра. В моем распоряжении еще двадцать часов до приезда Куртеманша. Передо мной громоздятся пустые ящики. Номера 26, 27, 28. Вновь принимаюсь за чтение, попивая время от времени горячий кофе, который мне оставила Шанталь. Не прикасаюсь к рому. Тошнит. Несколько раз захожу в туалет, где делаю короткие записи. У меня уже есть название: «Самка богомола». Списываю определение из словаря: «Богомол – хищное насекомое. Самка богомола часто пожирает самца после совокупления. В переносном смысле употребляется для названия жестокой женщины, которая «пожирает мужчин». Прекрасно подходит для нее.

Полночь. Задергиваю шторы. На улице последние клиенты сидят на террасе бара Салами. Я прочел почти все досье. Остались только процедурные баталии, но на них у меня нет сил. Шанталь помогает мне составить ящики. Все в порядке. Куртеманш увидит только результаты. В пакете у меня около тысячи фотокопий протоколов, переснятых Шанталь, и около двадцати кассет. Выходим. Она предлагает зайти на прощание в бар Салами. До моего ночного поезда еще есть время.

– Хорошо повеселились вчера, – говорит Шанталь. – Если хочешь, дам тебе совет – возьми отпуск. Отдохни. Ты должен избавиться от нее. Она изведет тебя.

– Кто она? – спрашиваю, думая о Лене.

– Ну как кто? Тетушка Виссембург!

Заказываем еще выпить. Шанталь говорит, что у меня лицо цвета несвежего йогурта. Я же ее поздравляю с новой прической. Она только что от парикмахера и со вчерашнего дня на специальной диете. Заказываю еще двойной мартини, но Шанталь предпочитает пиво.

– Я решила пить поменьше, – говорит она, косясь на мой стакан.

Жером предупреждает, что пора закрывать бар. Выходим на улицу. Рассказываю ей о названии книги. Шанталь считает, что это неплохая идея. Я объясняю, что Матильда просто поглотила Эмиля. Она не вынесла того, что, использовав, он бросил ее. Она любила его. Он же не сомневался в том, что Матильда готовила для него. Смерть на десерт.

– Как он мог оттолкнуть ее, после того как она доверила ему душу и тело?

Шанталь полностью согласна. Она мне рассказывает, что чувствовала Матильда после того, как Эмиль бросил ее:

– Ты как неживая: тебя могут щипнуть до крови – ты ничего не почувствуешь. Тебе больше нечего терять. Твоя ненависть к тому, кто тебя убил, совершенно бессмысленна. И если ты одна, и это зреет в тебе, ты из этого уже не выкарабкаешься. Однажды утром ты просыпаешься и еще не знаешь, что произойдет в этот день, но что-то в тебе пылает… Ты уже не можешь отступить. Это тебя пожирает… Ты чувствуешь безысходность.

В поезде на обратном пути я вновь погружаюсь в свой привычный сон. Сейчас я уже точно представляю всю эту сцену. Матильда выждала, пока труп Эмиля закоченеет. Иначе как она смогла бы его расчленить? Я закрываю глаза, вновь представляю себя за дверью, слышу храп соседей, погашенные телевизоры. Безлунная, темная ночь. Дождь. Светятся только окна квартиры Матильды. Она вытаскивает Эмиля из ванны, укладывает его на столе в гостиной. Приближается к нему со своей бетонорезкой. Она отказалась от электрического ножа, он слишком легкий. Сейчас труп Эмиля как каменный. Она пробует на ноге. Нога бесшумно падает на газеты и бумаги. Обрубок красного цвета. Ничего уже не течет. Матильда выходит на площадку. Хочет убедиться, что никто из соседей не проснулся. Я замираю от страха. Приклеившись спиной к стене, даже не дышу… Она вновь закрывает дверь на два оборота и меняет диск на бетонорезке. Она методично расчленяет тело. Работая, она разговаривает с тем, что остается от Эмиля.

Все меньше и меньше.

Ее губы шевелятся. Она не плачет. Просто после каждого захода замирает на несколько мгновений. Сначала я думал, что это от усталости или от страха, но потом понял: она останавливалась для того, чтобы поговорить с ним. Как будто шум мотора мешал ему слушать.

– Сегодня утром ты смеялся надо мной. Сколько дней ты уже смеешься надо мной. Бедный Эмиль, как сейчас тебя жаль!..

Она принимается за руку, и та падает без всякого сопротивления.

– Если бы мы научились жить в согласии, мы были бы счастливы и жили бы долго. Но что делаешь ты? Лжешь, пользуешься чужим доверием. Столько прекрасных вещей на свете. И никогда не поздно совершить покаяние.

Бетонорезка вгрызается в тело Эмиля как в картон. Только пыль летит от костей. Матильда продолжает разговаривать с останками Эмиля.

– Ты всегда боялся, что о тебе подумают другие. Ты был отвратителен сам себе, так как прекрасно знал, что нечестен. Ты не получил хорошего воспитания, и это оправдывает тебя. Ну и что? Что из этого?

Через шесть минут на столе остается туловище с огромным членом и болтающейся головой. Матильда повышает голос:

– Ты знаешь, я сразу видела по твоему лицу, когда ты придумывал всякие небылицы, чтобы скрыть, что был с женщинами. Ты постоянно говорил о своей свободе. Что это за свобода, когда так лгут?

Останки Эмиля на полу. Матильда переворачивает туловище без всякого усилия.

– Эмиль, – бормочет она, – вспомни, какой ты был веселый, как ты любил петь…

Голова Эмиля покачивается в пустоте. Матильда отодвигает ее. Она не хочет смотреть в его открытые глаза. Секунда, и голова падает в ведро с песком. Матильда выключает инструмент. Продолжает разговаривать с ним. Разговаривать с туловищем:

– Я думала, что верность и нежность возьмут верх, но твоя природа оказалась сильнее. Говорить тебе, что я умру, было бы совершенно бесполезно – тебя это не волновало. Мне плохо, Эмиль, мне так плохо.

Матильда замолкает, заворачивает останки Эмиля в страницы «Репюбликен» и укладывает их в мешки для мусора. Точно продавец мясной лавки, который заворачивает почки для своего кота. Прямо внизу, под Матильдой, соседи Шатак не спят. Я слышу, как скрипит их матрац.

Просыпаюсь, массирую себе затылок. Вокзал Сен-Дизье. Хм, забавно. Именно здесь Эррера был задержан контролером, когда перевозил останки Марселя в сумке. Это было в тот день, когда извлекли для эксгумации гроб с телом Марселя Трибу. Искали следы дигиталина. Это было зимой. Эррера провел утро с Конти, разбирая останки пенсионера из приюта. Эксперт разложил останки Марселя в разные сосуды. В один – немного волос, в другой – кончики ногтей, в третий – немного внутренностей. Эррера должен был перевезти эти сосуды в Париж, в медицинский институт. Ночью он поставил свою спортивную сумку с этими сосудами на балкон. Мадам Эррера, его жена, следила за тем, чтобы кошка не достала их. Он сел на шестичасовой поезд. На самый первый. Все было спокойно до Сен-Дизье.

– Черт, как воняет, – сказал первый попутчик.

Эррера сначала не понял, у него был заложен нос. Потом сообразил, что запах шел от его спортивной сумки, которую он пристроил наверху! Марсель! Все эти сосуды в жаре утратили герметичность. К нему прицепился контролер, начал ругаться. Эррера показал свое удостоверение. Это немного успокоило контролера. Они пришли к согласию, установив, что, по-видимому, какой-то больной кот залез в вентиляционный ход и сдох там.