Весь в поту, перескакивая через четыре ступеньки, поднимаюсь по лестнице. В руках полно почты. Никаких планов на ближайшие дни. Продолжение моего расследования зависит от чтения досье. Хочу заняться любовью с Леной. Непривычно прохладная и пустая квартира. Как футбольное поле в четыре часа утра. Пищит автоответчик. Слушаю послания в надежде получить весточку от Лены. Сара настаивает, чтобы я ей позвонил, мать приглашает нас с Леной на обед в честь дня рождения брата, Вик просит прийти на следующую репетицию «Черных демонов».
Снова размышляю о письме Лены. Она говорит, что я старею. Старается сделать мне больно. Она права. Я плохо подготовился к переходу в клуб тридцатилетних. И она это знает. Однажды утром в зеркале в ванной я увидел уже не прежнюю физиономию. Волос меньше, живот больше. Каждое утро подвожу итоги. Ты слишком много пьешь, объедаешься в ресторанах, уже не знаешь названий групп, выступающих по радио, смотришь на девиц, которые моложе тебя вдвое. Возьми себя в руки!
Я снова перед этим проклятым зеркалом. Жирные волосы, бледная, опухшая физиономия. Снимаю свитер, джинсы и плавки. Рассматриваю себя. Красные, воспаленные глаза. Большой живот и жир по бокам. Бледный, узкоплечий. Зубы начинают желтеть. Надуваю торс и выдыхаю. Мой член сморщенный и холодный. Спящий. Сажусь на край ванны. Включаю бритву Лены, которую она забыла. Рассеянно слушаю старые записи на автоответчике. И вдруг голос Лены: «Милый, это я. Я в городе, у Мари. Вернусь поздно. Люблю тебя». Я уже забыл, что она меня так называла. Мне плохо. Бритва погружается в мои волосы. Рука не дрожит. Я прочерчиваю дорожку от пупа к члену. Каждый вырванный волос причиняет мне боль. Кусаю губы, чтобы не закричать. Зачем это делаю? Клиент для психушки. Выключаю бритву. Все это из-за тебя, Лена. Смотрю на свои волосы на полу. Начинаю. Включаю неоновую лампу над раковиной. Полумрак. Закрываю глаза. Опираюсь рукой о кафельную стену. Заставляю себя снова думать о Лене. Говорю: «Я люблю тебя, Лена. Я сделаю из тебя маленькую шлюху». Спрашиваю ее: «Ты любишь это? Отвечай, ты любишь это?» Она как кукла в моих руках. Лежит на постели голая, лицом к подушке. Она все позволяет. Моя рука двигается. Сначала тихо, потом все быстрее, быстрее. «Потаскуха, как ты любишь трахаться?» Все сильнее и сильнее. Сейчас я вонжусь в тебя. Смотри на меня. Боишься? Боишься? Отвечай, кричи, плачь!
Лена не отвечает.
Я бью ее по щекам, кусаю, готов вырвать ее полные груди, царапаю ей спину. Она молчит. Мой мозг раскален, я хочу заставить ее говорить. Мне хочется, чтобы тебе было больно. Кричи! Возьми меня всего, дрянь! Но я так и не слышу ее голоса.
Чувствую струю воздуха за спиной. Кто-то открыл дверь… Оборачиваюсь. Я слишком резко повернул голову, и зеркало разбивается. Кто-то видел меня. Матильда! Уже исчезла. Грязная шлюха.
Принимаю душ. Холодный. Выхожу, бросаю последний взгляд в зеркало. Мне улыбается тип с жирными волосами и с шишкой на лбу. Возвращаюсь в кабинет. Матильда делает вид, что ничего не видела и не слышала.
– Дрянь, ты шпионишь за мной! Делаешь, как моя мать, всегда появляешься внезапно.
Набиваю трубку. Старуха в рамке не шелохнется, рассматривает меня изучающим, внимательным взглядом энтомолога.
– Будем жить дальше, Матильда, – говорю я.
Рассказываю ей свои парижские приключения. Я знаю, что она меня не слышит, но продолжаю говорить громко и четко. Так я себя чувствую не столь одиноким. Распечатываю почту. Реклама из магазина одежды, где Лена купила мне последний подарок ко дню рождения. Цветной жилет, шелковый галстук и белую рубашку. Все это было зря. Я их так и оставил в коробке, облачившись в свои вечные джинсовые рубашки. Сейчас я их просто терпеть не могу. Залезаю в шкаф. Перебираю одежду Лены. Вдыхаю ее аромат, затем продолжаю чтение почты.
Меня отыскала государственная казначейская служба. Две тысячи восемьсот франков не уплачено за кредит. Взгляд на Матильду. Рву бумагу.
– Ты никогда не платила за кредит.
Впервые я называю ее на «ты».
– Ты всегда жила вне закона? Жизнь тебе не преподносила подарков. Всегда выпутывалась сама. Мужчины были подлецами с тобой. Не я, Матильда. Даю слово.
– Это правда, что вы с сестрой воровали машины?
– Нет, извини, я знаю, что ты никогда не занималась кражей машин. Спекулировать ими, мошенничать со счетами – не отрицаю. Воровать чеки, медицинские рецепты или печати в мэрии – тоже. Но машины – никогда. Ты слишком уважаешь технику. Мне кажется, я тебя понял, Матильда. Ты всегда хотела выпутываться сама. Так?
– Почему ты не отвечаешь на мое письмо? Вот уже месяц, как я жду ответа.
Я уютно устроился в кресле. Мечтательно кручу свою замечательную ручку. Я так еще и не воспользовался ею по-настоящему. Пристально смотрю на Матильду. Она выдерживает мой взгляд. Звонят.
Откладываю трубку. Смотрю в глазок. Невысокая женщина с длинным острым носом, в зимнем пальто. Похожа на надоедливых распространительниц Библии. С подозрением открываю. Представляется:
– Здравствуйте, меня зовут Жанин Герио…
Последняя любовница Эмиля. Я просто ошарашен. В руках у нее маленькая плетеная сумка… Туфли на каблуках, колготки. В самый разгар лета. Тонкие черты лица, приторный голос.
– Входите, прошу вас.
– Я уже приходила вчера, но никого не было. Судья Жименез сказал мне, что вы пишете книгу об Эмиле. Я должна была прийти. Эмиль был совершенно исключительным. Он мне вернул вкус к жизни.
Она садится в кресло Лены, но тут же поднимается и пересаживается на стул, извиняясь:
– Там неудобно сидеть.
Я полностью согласен. Само провидение послало ее.
Она встретила Эмиля на собрании антиалкогольной лиги в Обществе Синего Креста. Раньше она пила по три литра в день. Ее муж недавно покончил с собой. Дважды она лечилась. Бесполезно. Эмиль пришел туда с Матильдой.
– Мы понравились друг другу сразу же, но из-за Матильды не могли встречаться. Он назначил первое свидание тайком. Он говорил, что боится ее, и не раз повторял, что Матильда – нечто особенное. Меня это смешило. Она шпионила за нами. Были анонимные телефонные звонки, я уверена, это была она.
– Что она говорила вам?
– Разные гадости. Называла меня пьянчужкой, шлюхой, дрянью. Говорила, что я убила своего мужа. Стерва. Эмиль не смел ничего ей сказать, он был как загипнотизирован. Боялся ее.
– Каким он был?
– Лучшим из людей. Всем оказывал услуги. Не пил. Вел здоровую жизнь. Он постоянно говорил: «Я ем, чтобы жить, а не наоборот». Единственный его недостаток, но это почти достоинство, – он не любил расходовать деньги… Мы должны были уехать в Эльзас, как двое влюбленных. Мы даже приготовили кассеты Колюш и Брассанса, чтобы послушать их по пути в машине. Но когда все это случилось…
Жанин всхлипывает. Протягиваю ей носовой платок. Она что-то ищет в своей сумке.
– Возьмите, я приготовила для вас. Это все письма Матильды ему. Эмиль доверил их мне. Я делаю это, чтобы показать все ее безумие. Судья сказал, я имею право передать их вам.
Не очень пухлая пачка, примерно двадцать конвертов. Перевязаны черной лентой. Я нахожу все это трогательным, я действительно взволнован.
– Спасибо, они мне очень нужны.
Предлагаю проводить ее, но она отказывается.
– Я делаю это в память об Эмиле. Сначала я думала, что она его просто отравила, как уже однажды пыталась. А сейчас я уверена, что она застрелила и расчленила его. Его не найдут никогда. Бедный Эмиль смешан с бетоном.
Лифт уже уехал, а я все еще слышал ее причитания:
– В бетоне, я вам говорю, что он в бетоне!
Читаю первое письмо. Ноябрь восемьдесят второго, шесть месяцев до их разрыва. Вновь зажигаю трубку. Представляю себя на месте Матильды. В ночной рубашке, сидя на кухне. Жду Эмиля. Умираю от холода.
Мой король!Твоя королева.
Как мне не хватает тебя. Сейчас ты уделяешь мне только крохи. Приезжаешь поздно ночью, а до рассвета уже исчезаешь. Ты все время падаешь от усталости. Сразу же засыпаешь, а я лежу с открытыми глазами. Мне не хватает тебя, тем более что я знаю – для шлюх ты находишь время. Внешне ты нежен со мной, но что ты скрываешь от меня в своем сердце? Еще совсем недавно мы лежали в объятиях и наслаждались гармонией наших тел, я смотрела в зеркало и видела свое лицо, расцветающее от нашей любви. Ты будешь смеяться, читая это письмо, и подумаешь, что я дура, у которой на уме только любовь. Я все время спрашиваю себя: раз у нас ничего не получается, стоит ли бороться, чтобы сохранить хотя бы это, или лучше все забыть?
Я буду любить тебя всегда.
Смотрю на фотографию над «Минителем». Матильда прекрасно понимает, что происходит. Я чувствую это. Не могу сосредоточиться, перехожу в гостиную и читаю второе письмо:
Эмиль, тебе нужна роковая женщина, а я совсем не такая. Я хотела быть твоей Эвридикой. Или любовь – это что-то мимолетное? Или я просто проклята? Нет счастья для меня в этом мире… Я представляю, как ты качаешь головой и называешь меня пессимисткой. Совсем нет, я еще удивляюсь, что могу что-то чувствовать. Наша любовь все перевернула во мне. Я смотрела на мир другими глазами, я была переполнена счастьем, покорена твоей искренностью. Мне не хватает тебя, Эмиль. Как это жестоко! Ты жесток. Я обижена на тебя, Эмиль. Что я, что другая – для тебя просто развлечения. Когда произошел этот перелом?Матильда.
Из кабинета доносится тихий смех. Матильда реагирует. От стены веет холодом. Наверное, оставил окно открытым. У меня стучат зубы от холода. Не хочу отвлекаться.
Другое письмо. Июль 82-го, месяц спустя после их разрыва. Поднимаюсь, дрожа от холода. В руках исчерканный тетрадный лист. Захожу в кабинет, окно закрыто. Снаружи работают каменщики – в шортах, обнаженные по пояс. В кабинете температура около нуля. Матильда хочет поразить меня. Поправляю рамку. Читаю:
Мой сладкоречивый разбойник!
Я, как Иисус на Голгофе, изнемогаю нести свой крест. Все, что я приняла за нежность и любовь, было просто сексом. Я одна в холодной комнате, как в холодильнике. По радио Серок Лама поет «Нежность». Можно было бы расстаться как в песне, но ты все разбиваешь, ты разрушаешь меня. Вот твоя истинная сущность. Всем своим поведением ты показываешь полное безразличие. Сейчас ты думаешь только о том, как бы запрыгнуть на других. Не отпирайся, я видела тебя как-то вечером с этой шлюхой. Да, я следила за вами и нисколько об этом не жалею. Чем она лучше меня? Красивой задницей? Только это и идет в счет? Если дело только в постели, зачем ты ее провожал до паркинга и целовал в машине? Как мне плохо! Я полюбила, чтобы снова быть обманутой и одураченной. Мое тело проткнуто кинжалом, сердце истекает кровью. Я больше ни во что не верю. Бога нет, а моя душа переживает худшие дни. Мой король, умоляю, не делай так, чтобы мое страдание превратилось в месть.
Лицо Матильды покрывается испариной. Она взволнована, готова выцарапать мне глаза.
– Матильда, скажи правду, ты его убила? – спрашиваю мягким, полным почтения голосом.
Матильда шевелится, опускает свои большие глаза. Опершись руками о стену, смотрю прямо на нее. Я меняю тон, голос становится медовым. Температура поднимается.
– Признайтесь, откройте мне правду. Клянусь, что никому не скажу. Поймите, это поможет мне написать книгу.
Жду какого-нибудь знака, ответа. Мне кажется, что сквозь смешки я слышу:
– Накурился травки!
А может, это я сам сказал? Сажусь оглушенный. Странная тишина вокруг. Осторожно откладываю письма подальше от Матильды. Никогда ничего не знаешь…
Вся моя почта сейчас в мусорном ведре. Распечатываю последний конверт. Внутри книга, завернутая в бумагу. Странная книга, английское название: «In Cold Blood». Внутри письмо.
Ангулем, 16-е. Перед смертью Этьен просил меня передать вам эту книгу. Он вас очень любил. Надеюсь, она вам пригодится.
Трудноразличимая подпись. Жена Этьена Дьякетти посылает мне единственную настоящую книгу, написанную по материалам хроник. Хладнокровие! Какой человек Этьен! Какая прекрасная душа! Я плачу от радости. На первой странице надпись:
Париж, апрель 1965 года. Моему другу, чтобы он никогда не терял хладнокровия.Трумэн.
Небесное послание. Хороший признак. Ах, Этьен, какое удовольствие ты мне доставил! Какую смелость ты даришь мне! Я тоже напишу книгу, настоящую книгу, как Трумэн. Танцую по квартире, прижав драгоценную книгу к сердцу. Матильда, кажется, смеется, глядя на меня. Я вальсирую из кухни в ванную комнату, в кабинет, в гостиную. И там останавливаюсь в полной растерянности перед аквариумом с рыбками. Деде и Жако – так я их назвал, как в статье о коррумпированном сенаторе и его помощнике.
Деде и Жако, как Жак и Андре.
Деде и Жако, мои последние друзья по несчастью, единственное, что меня еще связывало с Леной. Она их купила как-то в сентябре.
Деде и Жако плавают вверх брюхом. Неподвижные. Мертвые.
– Простите меня, мои хорошие рыбки. Простите, что я забыл о вас.
Стою на коленях посреди гостиной перед аквариумом с книгой Этьена в руках. Несколько секунд я неподвижен. С тяжелыми мыслями. В конце концов мне это кажется смешным. Отправляюсь в туалет. Прощай, Деде. Прощай, Жако. Выливаю содержимое аквариума в унитаз и спускаю воду.