Сабра стояла на горе подушек под легким навесом.

— Вы поклянетесь, — объявила она, не оставляя места вопросам, — поклянетесь клятвами Алимата, что подчинитесь кодексу, как и учил вас шодо.

Я покосился на стоявшего рядом Аббу.

— Как ты относишься к людям, которые думают, что знают все?

Уголок его рта дрогнул, выдав истинные чувства. Может он и получил деньги от Сабры, и побывал в ее постели, но не обязательно одобрял ее переигрывание.

Черные глаза Сабры победно сверкнули.

— Я знаю, что я знаю, — она вытянула тонкую манящую руку. Пальцы сжимали маленький нож с коротким лезвием. — Элайя-али-ма, — прозвенел ее голос, — я долго старалась это выучить.

Мне сразу стало не смешно. Покосившись на Аббу и заметив как он хмурится и кусает губы, я понял, что он также пребывает в состоянии шока. Похоже, что Аббу был источником всех ее знаний об Алимате и клятвах, но ритуал, которого она коснулась сейчас, был особым. К нему прибегали крайне редко и непосвященные не должны были даже слышать о нем.

Теперь она говорила для нас обоих.

— Я дочь Аладара во всем, кроме одного: до сих пор я жива. Однажды я умру, от руки наемника или убийцы, если не сумею принять должные меры, но пока я жива. Пока я — танзир, хотя я и женщина. Вся сила Аладара сейчас в моем распоряжении… — она помолчала, проверяя внимательно ли мы ее слушаем; успокоившись на этот счет, она продолжила, — как и все, чем он обладал, включая древние свитки, раскрывающие силу многих вещей и содержащие магические заклятия, которые помогут достигнуть любой цели, — красная вуаль, отягощенная золотыми кисточками, была почти прозрачной и я видел молодое нежное лицо. Оно было неестественно отрешенным, почти пугающим. — Эта магия, эта сила — знание. И я обладаю им в изобилии благодаря множеству свитков и предвидению моего отца… так что силы у меня достаточно. И я использую ее сейчас, чтобы внести порядок в ваши жизни.

Аббу переступил с ноги на ногу.

— Сабра…

Черные глаза яростно вспыхнули.

— Соблюдай тишину, Аббу Бенсир. Мы начали элайя-али-ма.

Я пошевелился и, защищаясь, покачал головой.

— Только шодо…

— Сейчас я — шодо.

Мы с Аббу обменялись взглядами. Сабра махнула рукой и здоровые евнухи с ножами в руках обступили нас, убеждая — слов для этого не требовалось — что вести себя нужно прилично.

Роль Аббу неожиданно изменилась и счастливым он от этого не казался. Вообще-то я тоже.

Что ж, если Аббу наконец-то разозлится… У меня появилась надежда. Два величайших танцора мечей Юга могли бы охладить пыл даже дочери Аладара, которая, мрачно подумал я, становится все более опасной с каждой проходящей секундой.

А она не глупа, девочка Аладара. С ней нужно быть поосторожнее.

— Элайя-али-ма, — повторила она, — требуется, чтобы скрепить круг против внешнего осквернения. Закрыть в нем танцоров до окончания танца.

— Мы это и сами знаем, — пробормотал я.

Аббу согласно кивнул.

— Давай дальше.

— Тогда мне нужна ваша кровь, — приказала она.

Я показал перевязанное предплечье.

— Я свою долю уже дал.

— Значит будет еще легче, — она сделала резкий жест и два евнуха схватили мою руку. Один быстро сорвал повязку, скрывавшую пятидюймовый порез, нанесенный Саброй.

Я не успел и слова сказать, а нож уже сверкнул в воздухе. Он разрезал корку и скользнул вдоль старого пореза. Я выругался. Кровь потекла широкой струей, Сабра обмакнула в нее пальцы и поставила три точки на лоб Аббу.

— Честью твоего шодо, кодексом Алимата: ты не выйдешь из круга пока танец не закончится и один из вас не будет мертв. Если ты нарушишь эту клятву, тем самым запятнав свою честь и честь твоего шодо, ты навеки лишишься права войти в благословенный шодо круг танцоров мечей, каким бы этот круг ни был.

На щеке Аббу дернулся мускул.

— Согласно кодексу, которым я поклялся жить почти тридцать лет назад перед самим шодо, я принимаю танец. Я согласен с твоими условиями и не нарушу клятвы.

Она кивнула и протянула руку. Без помощи евнухов Аббу подставил предплечье и спокойно смотрел, как Сабра разрезает его. Струйка крови была тонкой — порез не пришелся на свежую рану. У меня кровь никак не останавливалась. Сабра коснулась пальцами его предплечья.

Три капли и на мой лоб под взъерошенные волосы.

— И для тебя тоже, — объявила она. — Ты клянешься?

— А что, я могу отказаться? — наигранно удивился я и сменил тон, чувствуя, что не расположен больше развлекать ее ни в каком виде. — Мне хотелось кое-что уточнить. Вчера ты упомянула некоторые предосторожности.

— А-а, — протянула Сабра и сладко улыбнулась. — Их можно было бы назвать побудительными. Я хочу увидеть танец лучший из всех, когда-либо начатых на Юге, чтобы вас не сдерживала ни старая дружба, ни благородство

— они могут все испортить, — черные ресницы на секунду опустились, когда она взглянула на Аббу. — Ты должен убить его, — четко сказала она, — так красиво, как только сможешь. Я хочу, чтобы танец длился долго… Если хочешь, разрезай его на части… отрезай от него куски мяса, но не теряй время на возражения о верности или твоем желании быть милосердным и убить его одним ударом, — она говорила мягко и ласково. Будь передо мной другая женщина, я бы сказал, что такой тон больше подходит для постели, и я задумался, а не получала ли Сабра от жестокости то наслаждение, которое обычные люди ищут в постели. — Я думаю, ты успел хорошо изучить меня и можешь представить, что случится, если ты ослушаешься.

Она не шутила. Аббу даже не моргнул, но губы его побледнели и сжались. Он не смотрел на меня, наверное потому что не мог. Он поклялся танцевать соблюдая ее условия. Невзирая на кровожадное желание Сабры, он уже не мог отказаться войти в круг, потому что этим отказом закрыл бы для себя мир, в котором провел всю свою жизнь. Аббу не мог пойти на такую жертву.

Я открыл рот, чтобы вмешаться, но Сабра уже повернулась ко мне.

— Слушай меня, — тихо сказала она. — Я мстительна и жестока. Все, что говорят обо мне — правда. Я ведь знаю, какие слухи ходят по городу, — она сжимала нож в одной руке так, что темные костяшки побелели. — Мне наплевать на тебя… мне наплевать на вас обоих. Я хочу увидеть красивый танец и заставлю вас танцевать.

Я молча смотрел на нее. Она могла делать что хотела, ее поддерживали наемники и вооруженные евнухи.

Она оскалила маленькие зубы.

— Я могла бы просто убить тебя перед всеми этими мужчинами и твоей женщиной. Тебя бы это устроило? — когда я не ответил, она спокойно продолжила. — Меня это не устраивает. Я предпочитаю больше УСИЛИЯ, — она протянула нож и евнух забрал его. — Слушай меня, Песчаный Тигр. Я скажу тебе свои условия. Аббу Бенсир должен убить тебя. Но ты должен убить Аббу Бенсира.

Я глубокомысленно кивнул и согласился:

— Танец до смерти обычно это и подразумевает: обо танцора пытаются убить друг друга.

Сабра прохладно улыбнулась, не реагируя на мою дерзость.

— Если ты убьешь его, я тебя освобожу, — объявила она.

Мне захотелось сплюнуть, но я не стал; я просто рассмеялся.

— И ты думаешь я тебе поверил? Ты устроила этот танец только для того, чтобы расправиться со мной.

— Ты так думаешь? — она расправила складку вуали. — Нет, ты не прав. Я просто развлекаюсь — и доказываю другим, что достойна своего положения.

Я скрипнул зубами так, что челюсть заныла.

— Тогда зачем же…

Она искренне расхохоталась, откинув голову в тюрбане.

— Ты глупец. Я хочу посмотреть на хороший танец. Мне нужен танец страсти: два человека в круге, соединенные сталью, а не плотью, — веселье в глазах пропало, сменившись алчной напряженностью. — Убей его — и ты свободен. Но если он откажется долго и красиво убивать тебя, он будет казнен. Я сама прослежу за этим.

— Это ты уже объясняла.

Глаза Сабры хищно блеснули.

— А если ты не сможешь достойно развлечь меня, если ты попытаешься увильнуть или будешь беречь силы, я сразу остановлю танец и то, что я с тобой сделаю, будет хуже чем убийство.

Я засмеялся.

— А что может быть хуже?

— Сначала я прикажу выхолостить твоего жеребца.

Я растерянно уставился на нее.

— Моего… жеребца?

— Потом тебя кастрируют и бросят в шахту, — Сабра самодовольно улыбнулась. — В моих руках твой меч — даже два меча — и ты сам. Я поняла давно, еще когда была ребенком, что мужчины ценят свою мужественность превыше всего из того, чем обладают… Ты потеряешь свою, если будешь плохо меня развлекать и отправишься умирать в шахты, — ее лицо исказила злобная, ехидная улыбка. — Кажется ты знаешь, что такое шахта. Ты там когда-то был.

На языке появился неприятный металлический привкус.

— Не трогай жеребца.

Она расхохоталась как над хорошей шуткой, но смех быстро оборвался.

— Ты согласишься на танец согласно кодексу, которому поклялся подчиняться. Ты сдержишь клятвы, произнесенные перед шодо.

Аиды, баска, а ты думала, что твой кодекс жесткий!

Я пожал плечами с фальшивым равнодушием.

— А что мне остается?

— Завершить ритуал! — бросила она.

Аиды, она и это знает…

Я снова пожал плечами, потом произнес нужные слова, те которые Аббу сказал до меня, и запечатал ими круг.

А с ним и свое будущее. Но я не знал, имело ли это значение: Аббу постарается его заметно укоротить.

Или мучительно удлинить. Это как смотреть.

Я оскалился, глядя на Сабру.

— Встретимся в аидах.

В ответ Сабра улыбнулась.

— Ты попадешь туда раньше меня.