1

— Тигр, — сказала Дел, — ты свистишь.

— Нет.

— Сейчас нет. Но только что ты свистел.

— У меня нет привычки свистеть, баска… свист слишком напоминает музыку.

— Свист и есть музыка, — отметила она. — Именно этим ты и занимался.

— Послушай, — терпеливо сказал я, — я никогда не напеваю, не мурлыкаю, не насвистываю. Я не занимаюсь ничем, что хотя бы отдаленно связано с музыкой.

— Потому что у тебя нет слуха. Но это не значит, что ты не можешь делать что-то подобное. Чаще всего люди не любят чем-то заниматься только из-за того, что делать это не умеют, — она помолчала. — Как например в твоем случае.

— А почему я должен свистеть? Я никогда этого не делал.

— Потому что благодаря Кантеада и твоей яватме ты стал лучше понимать, какую силу скрывает музыка… и может быть потому что ты счастлив.

Да, я был счастлив. Я был счастлив постоянно с того момента, как услышал признание Дел, и стал еще счастливее с тех пор, как высокогорья сменились предгорьями, а предгорья пограничными землями. И часа не пройдет, как мы навсегда оставим Север.

Но я и не подозревал, что от радости даже начал свистеть.

Я глубоко вздохнул и удовлетворенно выдохнул.

— Чувствуешь какой воздух, баска… хороший, чистый. И между прочим теплый… Больше никаких отмороженных легких.

— Да, — согласилась она, — больше никаких отмороженных легких… Теперь мы сможем дышать Южным воздухом и то, что не отморозили сжечь.

Я только усмехнулся, кивнул и поехал дальше. Хорошо было снова на жеребце съезжать с холмов в заросшие кустарником пограничные земли между Севером и Харкихалом. Было так хорошо, что я даже не обращал внимания на угрюмое молчание Дел или сухую иронию ее тона когда она все же заговаривала. Я думал только об одном — с каждым шагом мы приближались к границе, к дому. К теплу, солнцу и песку. К кантинам и акиви. Ко всему тому, что я так хорошо изучил за последние двадцать с лишним лет моей жизни, как только сумел выбраться в этот мир.

— Смотри, — показал я, — вот и граница, — не ожидая ответа, я сжал бока жеребца и гнедой галопом пролетел то небольшое расстояние, которое еще отделяло меня от Юга. Я заставил жеребца пройти каменную пирамиду, потом развернул его и остановил, поджидая Дел. Ее мерин преодолевал ту же дистанцию пристойным шагом.

Или это было неохотой, а не пристойностью?

— Давай, Дел, — позвал я. — Грунт хороший, пусть твой чалый пробежится.

Но она заставила его идти. Точно до пирамиды. Там она его остановила, соскочила на землю и обернула повод вокруг каменного выступа. Не сказав ни слова, Дел отошла в сторону и повернулась ко мне спиной, глядя точно на Север.

А-а. Снова за свое.

Я нетерпеливо наблюдал как она вынимает меч, кладет клинок и рукоять на ладони, потом поднимает меч над головой, словно предлагая его своим богам. И я снова вспомнил ночь, когда Дел создала палитру всех цветов мира и раскрасила небо радугой. Ночь, когда я понял, что она не мертва, что я не убил ее.

Нетерпение спало. Дел прощалась со своим прошлым и настоящим. Нет больше Стаал-Уста, нет Калле, нет знакомой жизни. Насколько я был счастлив снова видеть Юг, настолько ей тяжело было расставаться с Севером. Хотя ее и выгнали из Обители, которую Дел считала своим домом.

Жеребец переступил, протестуя против бездействия. Я задержал его, натянув поводья и посоветовав потерпеть. Для разнообразия он обратил внимание и на мои пожелания, но развернул голову настолько, насколько мог развернуть ее, посмотрел в сторону все еще невидимого Харкихала и заржал. С чувством.

— Я знаю, — сказал я ему. — Подожди еще пару минут… Ты же можешь подождать, даже если тебе это не нравится.

Гнедой помотал головой, потанцевал и махнул хвостом. А ведь я уже давно собирался его отрезать. Я вспомнил об этом сразу, как только концы жесткого конского волоса хлестнули меня по бедру.

— Продолжай в том же духе, — предложил я. — Вот отрежу тебе твои гехетти, что тогда будешь делать?

Дел вернулась к чалому, сняла повод с камня и повела мерина ко мне. Она по-прежнему сжимала рукоять обнаженного меча и кажется убирать меч не собиралась.

Я нахмурился, придержал жеребца, заметив, что он уже готов поприветствовать чалого укусом, хотел задать вопрос, но Дел меня опередила.

— Пора, — просто сказала она.

Мои брови приподнялись.

— Что пора?

Солнечный свет отразился от клинка Бореал.

— Пора, — повторила Дел, — встретиться в круге.

Последний раз на эту тему мы говорили три недели назад, незадолго до того, как добрались до Ясаа-Ден. Дел не вспоминала о тренировках, а я радовался. И надеялся, что буду радоваться этому вечно.

Я посмотрел на рукоять моей собственной яватмы, спокойно ехавшей около моего левого колена в позаимствованных ножнах, прикрепленных к седлу. Халвар был настолько щедр, что отдал мне ножны, в которых держал свой старый бронзовый меч. Я взял их неохотно. Это были только ножны, а не ножны-с-перевязью, к которым я привык, но меч нужно было в чем-то везти. Я не мог тащить с собой голый клинок.

— Нет, — сказал я.

Лоб Дел прорезали морщинки.

— Ты еще боишь…

— Ты не знаешь этот меч.

Она посмотрела на рукоять, обдумала мои слова, тихо вздохнула и героически попыталась проявить терпение.

— Мне нужно тренироваться, Тигр. И тебе тоже. Если мы хотим что-то зарабатывать на жизнь пока будем искать Аджани, нам нужно снова войти в форму. Нам нужно танцевать в круге, чтобы восстановить согласованность, силу, выносливость…

— Я знаю, — сказал я, — и ты совершенно права. Но я не войду с тобой в круг пока Чоса в этом мече.

— Но ты можешь контролировать силу меча, ты можешь сдерживать его, я это видела. И не только в ту ночь в доме Халвара, но и несколько раз по дороге…

— …и именно из-за того, что я узнал за эти несколько раз сейчас я отказываюсь, — объявил я. — Этот меч нелегко было сдерживать и до того, как я повторно напоил его кровью Чоса Деи… ты действительно думаешь, что я рискну тем минимальным контролем, которым над ним обладаю ради тренировки с тобой? — я покачал головой. — Чоса Деи нужен был твой меч, он хотел выдавить магию из твоей яватмы, изменить ее, переделать для своих целей, и я чувствую, что он не отказался от своих намерений.

Дел даже не удалось скрыть испуг.

— Но как он может… — не закончив фразу, она покачала головой. — Он в мече, Тигр.

— И ты, не зная на что он способен, действительно хочешь рискнуть, позволив ему встретиться с Бореал?

— Я не думаю… — она замолчала, нахмурилась, пристально посмотрела на рукоять Самиэля, поднимавшуюся около моего левого колена, жестом признала мою правоту. — Может быть. Может если твой и мой мечи когда-нибудь встретятся, Чоса украдет магию моей яватмы, а потом… — она снова замолчала. Я почувствовал, что наконец-то она все поняла. — Если он соединит твою и мою магию, что может произойти? Каким человеком он может стать?

Я покачал головой.

— Нельзя даже представить, что может случиться. Твоя яватма отличается от других, баска, ты и сама об этом знаешь, хотя мало говоришь. Я понял это, посмотрев на другие кровные клинки. Теперь я знаю как из делают и что происходит у них внутри, — я пожал плечами. — Ты напоила свою яватму кровью Балдура и завершила ритуалы, закрепив свои пакты с богами, перед которыми так благоговеешь. Потом ты спела свою песню о нужде и мести, которые кроме тебя никто не мог прочувствовать, — я пристально посмотрел на нее. — Я думаю, от этого твоя яватма стала сильнее любого кровного клинка.

Дел ничего не сказала. Тишина была яснее ответа.

— Когда я повторно напоил ее, — я коснулся рукояти моей яватмы, — когда я наконец-то призвал ее по всем правилам, как ты и объясняла, я спел о своем, о вещах, которые близки и понятны только мне, как и ты когда-то. Поэтому мой меч, как и твой, тоже отличается от других яватм, только в нем Чоса Деи, а не пакты с богами, — я покачал головой. — Я еще не понял все это до конца и может никогда не пойму, но я знаю, что жар и холод нельзя соединить. Они не прекратят войну, пока один из них не победит. Наверное это касается и наших мечей.

— Но произошла ошибка… — взволнованно сказала Дел. — Этого не должно было случиться… в Стаал-Уста нас учат, что повторно поить меч запрещено.

— Но мне выбирать не пришлось, разве не так?

— Конечно… я не виню тебя, — Дел все еще хмурилась. — Я думаю о причине, почему меч может выпить крови только один раз. Представь танцора меча, который раз за разом будет поить свою яватму. Он сможет «собирать» силу своих врагов как Чоса Деи собирал магию, переделывая вещи, — Дел посмотрела на мой меч. — Такой мужчина — или такая женщина — может забыть о чести и обещаниях и стать наркоманом, только вместо наркотика ему нужно будет постоянно убивать и поить меч, чтобы получить еще силы.

— Ты хочешь сказать, что только обычай удерживает танцоров мечей с яватмами от того, чтобы не напоить меч каждый раз, когда совершается убийство?

— Обычай, — кивнула Дел. — И честь.

Я не смог подавить смешок.

— Ничего себе контроль! Значит любой танцор меча, больной и уставший от всех ваших обычаев и кодекса чести, мог бы стать отступником? Разъезжать по Северу и Югу и раз за разом поить свою яватму?

— Никто не осмелится..

— Почему нет? — прервал я ее. — Что его остановит? Какая серьезная причина, кроме вбитой привычки его от этого удержит?

— Танцор меча, который осмелился бы на такое, был бы формально осужден вока и объявлен изгоем, — уверенно сказала Дел, — клинком без имени. На него была бы наложена повинность меча Стаал-Уста и любой танцор меча должен был бы наказать его, бросив ему вызов.

Я поцокал языком в ответ на ее слова в притворном отчаянии.

— Какая ужасающая перспектива, баска. Страшно так, что хочется нырнуть в постель и с головой залезть под одеяло.

К ее лицу прилила кровь.

— Только из-за того, что на Юге ни у кого нет чести или никто не желает знать, что такое ответственность…

— Дело не в этом, — вмешался я, — я говорю о другом. Эти мечи опасны. К магии, которая превращает нормальный меч в вещь, наполненную силой и способную высасывать душу из человека, нельзя относиться легкомысленно. В злых руках яватма может стать разрушительным оружием, — я сардонически улыбнулся. — И все же, несмотря на такую угрозу, ан-кайдины Стаал-Уста продолжают раздавать их, — я поерзал в седле. — Не слишком мудро, Делила.

— Только кайдины получают яватмы, или те, кто достигнув вершины мастерства выбирают путь танцоров мечей, — она пожала плечами. — К моменту выбора в чести ан-истойя уже никто не сомневается, поэтому они и получают высокий ранг. Они проходят отбор. За годы обучения кодекс чести Стаал-Уста входит в их кровь. И к яватмам относятся совсем не легкомысленно, Тигр. Вока не даст кровный клинок, пока не убедится, что он — или она — знает, как нужно обращаться с силой, и не будет уверен, что ан-истойя не нарушит кодекс чести.

— Дел, — мягко сказал я, — у меня есть яватма.

Удар попал в цель. Дел долго смотрела на меня широко раскрытыми глазами. Потом она раздраженно отмахнулась.

— Да, есть, но только потому что ты доказал, что достоин ее.

— Достоин? Разве не я напоил меч повторно?

Она открыла рот, чтобы ответить, но не нашла что сказать. Она нахмурилась сильнее и морщины на лбу пролегли глубже. Всегда тяжело видеть как превращаются в ничто убеждения с которыми человек прожил всю жизнь. Я, например, с детства привык не верить в магию.

— Дел, — спокойно сказал я, — я не собираюсь поить ее снова, если это тебя беспокоит. И я постараюсь никогда больше не вызывать эту штуку к жизни — я танцор меча, а не волшебник. Я просто хочу объяснить, насколько опасно раздавать такую силу свободно или с очень небольшими ограничениями. Честь это одно, баска — и я не сомневаюсь, что она высоко ценится в Стаал-Уста — но не все в мире понимают ее ценность. Большинство людей — а может и каждый — ни на минуту не задумаются, использовать ли преимущество, имеющееся под рукой, если речь идет о жизни и смерти.

Дел смотрела на меня снизу вверх.

— Значит ты думаешь, что я забуду о чести ради того, чтобы убить Аджани?

Я ухмыльнулся.

— Я думаю, что ради его смерти ты сделаешь все, что понадобится, потому что мстишь ему ВО ИМЯ ЧЕСТИ, а это уже контролю не поддается.

Она слегка пожала одним плечом.

— Может быть. А может и нет. Но то, как я убью Аджани не имеет никакого отношения к твоему нежеланию войти со мной в круг.

Я вздохнул.

— Имеет, но кажется сейчас ты этого все равно не поймешь. Давай просто будем считать, что я, будучи Южанином с полным отсутствием чести или совести, не имею ни малейшего представления, на что способен этот меч. И к тому же, в дополнение ко многим другим причинам, я не хочу танцевать с тобой.

— Чоса Деи, — пробормотала она.

Я постучал по рукояти.

— Он здесь, баска… и он начинает злиться.

Дел перевела взгляд на меч в своей руке.

— Но мне нужно танцевать, — сказала она. — Из-за этого я тебя и искала.

Она порезала глубоко. Прямо через плоть, мускулы, брюшную стенку, до внутренностей. Четыре недели я старался не думать о личном, потому что мы были заняты охотой на гончих, но теперь порез открылся. Теперь снова стало больно.

И еще больнее, потому что я помнил то, что она сказала мне в доме Халвара.

— Ну тогда, — справившись с собой, выдавил я, — почему бы тебе не отправиться вперед, в Харкихал. Это всего миль двадцать к Югу. Там ты наверняка найдешь кого-нибудь, кто тебе поможет.

Дел долго смотрела на меня. О чем она думала, я так и не понял. Для женщины двадцати одного года — едва достигшей двадцати одного — она мастерски скрывала свои чувства.

Дел быстро убрала меч в ножны, повернулась к чалому и вставила ногу в стремя. Сев в седло, она подобрала повод.

Аиды, подумал я, она уезжает. После всего, что мы пережили, когда все наконец-то утряслось, она действительно собирается уехать…

Дел подвела чалого к моему гнедому.

— Я соврала, — просто сказала она.

Аиды, баска… Теперь я не знал, что делать.

— С самого начала я врала.

— Насчет чего? — слабо спросил я.

— Насчет танца. И насчет того, почему я ехала за тобой.

— Да?

Дел кивнула.

— Ты из тех людей — или был из тех — кто легко относится к женской привязанности, женскому признанию в восхищении, женской необходимости в тебе. Своим равнодушием ты легко мог бы ранить женщину, которая предложила бы тебе то, что для нее самой драгоценно — правду о своих чувствах. Ты бы не оценил ее признания.

— Я бы не оценил?

— Не только ты, любой мужчина, — поправилась она. — И ты когда-то был таким. Я таким тебя помню.

— Но теперь я изменился?

Она безучастно смотрела на меня.

— Со мной это не так важно. У меня есть меч.

Я ухмыльнулся, но спрятал ухмылку под лукавым выражением лица.

— Значит ты говоришь — если я правильно тебя понял — что поехала искать меня не только ради танца?

— Нет.

Ответ мне не понравился. Я нахмурился.

— Нет это ты поехала искать меня не только ради танца или нет это я не прав.

Она улыбнулась. Искренне, широко улыбнулась.

— Я поехала искать тебя, чтобы танцевать с тобой — да. Ведь ты — Песчаный Тигр. Но это не главное. Я поехала из-за тебя. Ты нужен мне, Тигр, и теперь я сказала это вслух. Я надеюсь, ты отнесешься к моему признанию с уважением.

Эти слова кое-что для меня значили. Они значили для меня очень много, но не мог же я сказать об этом Дел. Есть вещи слишком личные.

— Ну, значит я могу считать, что ты привязалась ко мне? Что я тебе нужен?

Дел повернула лошадь на Юг.

— Не бери на себя слишком много, Тигр. Можешь нарваться на неприятности.

 

2

В Харкихале было тепло. Легкий ветерок бросал песок в наши лица и на зубах скрипела грязь, но я не жаловался. Я окончательно убедился, что вернулся домой.

А вот Дел это не нравилось. Она провела чалого через ворота, стерла с губ грязь и отряхнула шерстяную тунику, шепча что-то на Высокогорном. Что-то относительно пыли и песка, своем нежелании их видеть и кажется что-то насчет своей надежды помыться.

Но у нас были дела и поважнее.

— Перевязь, — напомнил я и поехал вниз по улице.

Харкихал — местечко, которое привлекает танцоров мечей. Это пограничный городок, где, как и полагается, сливаются две культуры, и не всегда мирно. Следовательно здесь всегда найдется работа для тех из нас, кто готов защищать, нападать или возвращать, в зависимости от желания нанимателя. А там, где есть танцоры мечей, есть и те, кто кует мечи, и те, чье мастерство связано с мечами.

Человека, которого я искал, рекомендовали мне три разных танцора мечей в трех разных кантинах. Никогда не стоит торопиться с выбором предметов снаряжения, от которых может зависеть твоя жизнь. Я потратил некоторое время расспрашивая посетителей кантин, а заодно выпил несколько чашек акиви, просто чтобы напомнить языку что это такое. Дел ни разу не пожаловалась, но я чувствовал, как нарастает ее нетерпение. Она хотела расспросить об Аджани, но я ее отговорил. Сначала мне нужно было достать нормальную перевязь и меч, чтобы быть готовым к любым неприятностям.

Хотя в конце концов терпение Дел все же истощилось и она сообщила мне, что учитывая количество акиви, которое я в себя залил, мне повезет, если я сумею удержаться на ногах, а о танце я в ближайшее время могу и не думать.

— А я и не хочу танцевать, — парировал я. — Нам с тобой нужно держаться подальше от круга. Ну зачем проявлять враждебность?

— Мы хотим убить человека, так что вряд ли нам удастся держаться подальше от круга.

— ТЫ хочешь убить его. Аджани не моя проблема. Моя проблема в этот момент найти человека, который сможет дать мне именно то, что я хочу. В смысле перевязи.

Что заставило меня спросить третьего танцора меча, а когда в ответ я услышал уже знакомое мне имя, мы пошли к нему.

Он оказался типичным Южанином: каштановые волосы, карие глаза, смуглая кожа. На нем была обычная одежда торговца — тонкая туника, мешковатые штаны, хитон и никаких украшений. Значит в отличие от некоторых мастеров он не стремился произвести впечатление своей внешностью. Скорее он гордился своим умением.

Он стоял позади стола. Лавка была маленькая, битком набитая слоями кож, деревянными брусками, подносами, заваленными веревками, ремнями и инструментами. Он увидел как мы с Дел входим через занавешенную дверь и приветливо кивнул. Кивок лишь в малой части предназначался Дел, мастер приветствовал меня — он был Южанином. Будь я Северянином, он все равно отнесся бы ко мне с уважением и не обратил внимания на Дел.

Я остановился у стола и посмотрел мастеру в глаза.

— Это очень особый меч.

Джуба улыбнулся. Эти слова он, конечно, слышал много раз от бессчетного количества танцоров мечей, которые жили своими клинками. Вот только на этот раз мои слова были значительным приуменьшением.

— Очень особый, — повторил я, — и требует особого внимания, — я положил меч в ножнах на стол перед Джубой и предупредил: — Не прикасайся.

И снова Джуба улыбнулся. Не снисходительной улыбкой или улыбкой неверия — он слишком давно имел дело с танцорами мечей, чтобы так открыто показать свои сомнения. В его улыбке скользнуло тонкое признание — пусть посетитель говорит что пожелает. Решать будет Джуба.

Над устьем ножен Халвара поднималась только рукоять — яркая, витая сталь без лишних украшений. В мече не было ничего примечательного.

— Яватма, — сказал я и карие глаза Джубы расширились. — Что мне нужно, — продолжил я, — это настоящая перевязь танцора меча моего размера и диагональные ножны. Ножны, разумеется, широкие — дюймов десять у края — чтобы когда я вынимал меч, клинок выходил бы свободно. В ножнах он должен сидеть плотно — терпеть не могу когда меч бренчит — но выходить он должен легко. Чтобы не было никаких зазубрин и засечек.

Джуба слегка кивнул.

— Древесина кадда, — сказал он. — Легкая, но очень твердая. А внутри слой замши. Снаружи обтяну шкурой осла, потом оберну по спирали ремнем со стальной лентой для прочности, — он помолчал. — Нужны украшения?

Некоторые танцоры мечей любят привешивать монетки, кольца или осколки драгоценных камней к ножнам, чтобы показать, насколько они удачливы. Некоторые даже с удовольствием снимают что-то с проигравшего — живого или мертвого — как трофей. Я всегда думал, что такие люди сами напрашиваются на неприятности. Хотя должен признать, что немного найдется воров, которые рискнули бы связаться с человеком, зарабатывающим на жизнь мечом. Правда я не встречал бандита, который бы не готов был на все, лишь бы избавить жертву от богатства, а значит танцор меча, который напьется или расслабится с хитроумной девчонкой из кантины, или просто растеряет остатки мозгов, сам напрашивается на грабеж.

Я покачал головой.

— Да, — сказала Дел. — Можешь скопировать это?

Дел ждала за моей спиной так тихо, ничего не говоря ни Джубе, ни мне, что я почти забыл о ее присутствии. Но теперь она вышла вперед и попросила у Джубы глиняную пластинку и стило. Джуба положил пластинку на стол и задумчиво начал разглядывать нарисованный Дел узор.

— Вот, — закончив, показала она. — Ты можешь вырезать это на ножнах? От наконечника до устья… вот так, изгибаясь, по кругу, по кругу… Можешь это сделать?

Джуба и я еще раз взглянули на пластинку. Дел аккуратно вывела руны на необожженной глине и сдула пыль. Контуры были замысловатыми и четкими, ничего подобного я в жизни не видел.

Хотя нет, видел. На клинке Самиэля.

Джуба нахмурился и посмотрел на меня.

— Тебе это нужно?

В его голосе прозвучало сомнение. Он был, в конце концов, Южанином, а Дел — женщиной с Севера… но он получал деньги, выполняя любые капризы клиентов, и он предоставил мне право выбирать.

Я покосился на Дел. Он снова погрузилась в молчание, но я чувствовал как она напряжена. Дел не просила меня согласиться, я сам должен был принять решение, но она очень хотела, чтобы Джуба перевел руны на ножны.

Что, в аиды…

— Да. Скопируй их.

Джуба пожал плечами и кивнул.

— Я должен измерить тебя и меч, — сказал он. — Но если ты не позволишь мне коснуться его…

— Я помогу, — кивнул я. — Измерь сначала меня, потом мы займемся мечом.

Он работал быстро и умело, оборачивая ремешок то так, то сяк вокруг меня, завязывая узлы и отмечая нужные места. Когда он закончил, я увидел только кожаный шнур, сплошь покрытый узлами, но Джуба знал их язык.

Потом он посмотрел на меч.

Я вынул оружие из ножен Халвара, отбросил ножны в сторону и клинок сверкнул. Чернота у острия поднялась еще на три пальца, словно я окунул меч в черную краску. Свет стекал по рунам как вода.

Джуба жадно глотнул воздух. От вожделения его глаза потемнели. Я заметил, как дернулись его пальцы.

— Яватма, — повторил я. — Ты думал, Песчаный Тигр лжет?

Я сказал это не без умысла. Не для того, чтобы похвастаться, хотя конечно свое имя я называю с удовольствием, а просто чтобы убедиться, что мастер понимает, кто пришел к нему за перевязью. Если танцор меча, такой как Песчаный Тигр, останется доволен, Джуба мог значительно улучшить свою репутацию и во сто крат расширить свое дело. А если Тигру произведение Джуба не понравится, с Джубой будет покончено.

Этими словами я еще раз напоминал, что за оружие лежит на столе. Я чувствовал желание Джубы коснуться меча, попробовать поднять его, но я слишком хорошо помнил боль от прикосновения Бореал, когда взял ее, не зная ее имени.

— Измеряй, — предложил я. — Если понадобится его передвинуть, скажешь мне.

Джуба быстро вытащил кожаный шнур и измерил меч, завязав несколько узлов. Я поворачивал меч по его указаниям и держал за Джубу шнур, когда нужно было коснуться меча. Закончив, Южанин кивнул.

— Все будет отлично, я обещаю. Сделаю как ты сказал.

— И не забудь руны, — настойчиво напомнила Дел.

Джуба взглянул на нее во второй раз. Теперь он действительно ПОСМОТРЕЛ на нее и увидел, кто перед ним. Он заметил Северную красоту, независимость, гордые манеры.

И он снова отвернулся, поскольку был Южным дураком.

— Сколько времени ты мне даешь? — спросил он.

Я пожал плечами.

— Чем быстрее, тем лучше. Я не люблю носить меч в руке, и не выношу таскать его у пояса.

Кто бы сомневался. Все профессиональные танцоры мечей носили свое оружие в перевязи-с-ножнами, и я не собирался менять обычай и рисковать выставить себя дураком.

Джуба задумался. Я торопил его и он мог бы повысить плату. Именно на такой случай я и назвал свое имя. Оно должно было подействовать.

— Два дня, — предложил он.

— Завтра вечером, — сказал я.

Джуба задумался.

— Не хватит времени, — объяснил он. — У меня много работы, сейчас все едут в Искандар. Для меня большая честь сделать лучшую перевязь и ножны для Песчаного Тигра, но…

— Завтра вечером, — повторил я. — А что с Искандаром?

Джуба пожал плечами, уже копаясь в горе кож.

— Говорят, скоро придет джихади.

Я хмыкнул.

— Такие слухи ходят каждые лет десять, — я поднял ножны и убрал меч. Дел почти наступала мне на пятки, когда я выходил из лавки.

— Ты слышал? — заговорила она, как только мы оказались на улице. — Он упомянул Искандар и джихади… и ты все еще утверждаешь, что это чушь, хотя сообщает тебе об этом Южанин.

— От Искандара ничего не осталось, там только руины, — упрямился я. — Какой смысл туда ехать?

— А если там должен появиться мессия?

— По Югу ходит много разных слухов, баска. Предлагаешь всем верить?

Дел не ответила, но упрямо сжала губы.

— А теперь, — решил я поменять тему, — надеюсь ты расскажешь мне, что означают эти руны.

Дел пожала плечами.

— Просто руны. Украшение.

— Сомневаюсь, баска. Я слишком хорошо тебя знаю. Ты была чересчур аккуратна, я даже занервничал. Я хочу знать, что это за руны. Что они говорят и для чего служат?

Дел молчала. Я отошел еще на несколько шагов от лавки Джубы, резко остановился, повернулся, чтобы посмотреть ей в лицо и едва не наступил ей на ногу. Видимо Дел сразу поняла, что мне было не до шуток.

— Это предупреждение, — сказала она, — и охрана. И еще я написала там твое имя и твое положение… твой Северный ранг.

— Я Южанин.

Дел отнеслась к моему заявлению спокойно.

— И Южный тоже, — кивнула она. — Седьмой ранг. Я ничего не забыла.

— Ты забыла спросить меня, нужно ли мне все это на моих ножнах.

Дел расстроилась.

— Ты же сам говорил, какой опасной может стать яватма, оказавшись в злых руках. Это ведь ты говорил, что даже Северянин, если он решит, что достаточно силен, может позабыть кодекс чести Стаал-Уста ради источника могущественной силы.

— А при чем здесь мой меч?

— Эти руны будут тебя защищать, — спокойно сказала она. — Если такой танцор меча захочет значительно увеличить свои силы, он постарается украсть твою яватму.

— И эту руны… — я помолчал. — Эти руны защитят меня?

— Да.

— Но никто не сможет коснуться моего меча, не зная его имени. Дел, разве этой защиты недостаточно?

Дел посмотрела мне в глаза.

— Ты пьешь, — тихо сказала она. — Сегодня ты уже выпил и будешь пить еще, чтобы отпраздновать свое возвращение домой. Я к этому уже привыкла, — Дел пожала плечами. — Человек, который много пьет, часто сам не знает, что делает и говорит.

— И ты думаешь, что я могу выболтать кому-нибудь имя меча и тем самым позволить ему — или ей — коснуться моей яватмы, воспользоваться ею. Может даже напоить ее кровью, если этот человек будет знать, как это делается?

— Чоса Деи уже не сказка, — холодно сообщила Дел. — Он жив и люди со временем узнают об этом. Ты сам признался, что не знаешь, на что способен твой меч. А теперь подумай, что если враг получит и меч, и Чоса Деи? Представляешь, к чему это приведет?

— Чоса Деи освободится, — мрачно сказал я.

— Не только, — Дел нахмурилась и ее лоб изрезали морщины. — Человек, жаждущий получить мастерство и силу, может сделать кое-что похуже. Он может напоить клинок в ТЕБЕ.

Честно говоря, такое мне и в голову не приходило. Но вот теперь я задумался, сильно, мрачно разглядывая яватму в ножнах.

Я рискую собой. Собой, как источником силы и мастерства. Такой «достойный враг» многих может заинтересовать.

Аиды, но я же Песчаный Тигр… и не имеет значения, кто и что думает обо мне. У меня отличная репутация — что соответствует действительности — и если кто-то захочет сделать свой кровный клинок посильнее, конечно он будет искать меня.

— А начертив на ножнах эти руны, мы не сообщаем всем заинтересованным лицам, что я хорошая цель?

Дел покачала головой.

— Да, руны называют твое имя и твой ранг, но этим они служат тебе и охраной. Прочитав их, только дурак рискнул бы связаться с твоим мечом.

Она меня не убедила.

Дел не сдалась.

— Чоса Деи пойдет на все, чтобы освободиться. Каждый, кто попытается использовать этот меч, будем сам напрашиваться на смерть… или на более страшный конец. Этим человеком овладеют.

— Как локи, правильно? — я покачал головой. — Я думал, что навсегда забуду эти кошмары после того, как Кантеада загнали локи в круг… а теперь Чоса…

Дел засунула прядь светлых волос на левое ухо.

— Хорошо, что только Северяне, обученные в Стаал-Уста, понимают силу яватм и умеют пользоваться ими… На Юге мало кто слышал о яватмах, так что вряд ли кто-то из Южан попытается украсть твой меч.

И то верно. От такой мысли я почувствовал себя немного лучше.

— Значит… ты думаешь, что Северные руны оградят меня от встреч с бесчестными Северянами, — я ухмыльнулся. — Ты мне, кажется, кто-то говорила, что все Северяне БЛАГОРОДНЫЕ.

Дел не заметила иронии.

— Аджани — Северянин, — напомнила она.

— Но он не танцор меча.

— И не благородный человек, — горько заметила Дел. — Думаешь, он стал таким из-за своего невежества и глупости? Ты думаешь, он мог спокойно пройти мимо тайных знаний? А ты бы не захотел еще лучше владеть мечом, если бы знал, что тебя хотят убить?

— Дел…

— Думаешь, он такой глупый, что пропустит мимо ушей рассказ о том, как пьет кровь кровный клинок? Или не воспользуется шансом украсть яватму у кого-то вроде Песчаного Тигра — человека, который в дополнение к высшему Южному рангу имеет еще и ранг кайдина? Ты думаешь…

— Дел…

Она закрыла рот.

— Хорошо, ладно, — согласился я, надеясь этим ее успокоить. — Да, я все понял. Нет, я не возражаю. Аджани не глупый и не невежественный. Правильно? Теперь мы можем ехать дальше? — я оттянул шерстяную ткань. — Может мы куда-нибудь сходим и обменяем эту тяжесть на набедренную повязку и бурнусы?

— Ты не знаешь его, — убежденно сказала она. — Ты не знаешь Аджани.

Конечно я его не знал. И не мог узнать, пока Делила не найдет его.

Я вздохнул, положил большую ладонь на ее плечо и направил ее вниз по улице.

— Пошли, баска. Давай избавимся от шерсти. После этого мы сможет отправиться на поиски тех, кто может знать, где бродит Аджани.

— И больше никаких задержек, — объявила она. — НИКАКИХ задержек.

Она ждала шесть лет и терпение ее было на исходе. Винить Дел за это я не мог.

— Я обещаю, — сказал я, — мы его найдем.

Дел посмотрела мне в лицо. В ее глаза стоило посмотреть — голубые-голубые, прекрасные, беспощадные.

И глядя в эти глаза, я вспомнил, что сказал ей Чоса Деи в пещере. Даже Дел тогда вспомнила о своих клятвах и не нашла, что возразить.

«Одержимость необходима, без одержимости нельзя. Одержимость правит, а сострадание вредит».

 

3

Она уселась на мое колено и провела пальцами по шрамам, оставленным песчаным тигром.

— Ну, — промурлыкала она. — Наконец-то ты пришел.

Я открыл один глаз.

— А я должен был прийти?

— Да. Все говорили, что ты придешь, и вот ты здесь.

Я открыл другой глаз: картина не изменилась. Черноволосая красавица с карими глазами, устроившаяся на моем колене, прижималась ко мне, чтобы продемонстрировать пышные прелести, едва прикрытые свободной легкой рубашкой.

— Я Кима, — сообщила она, улыбаясь. — А ты — Песчаный Тигр.

Я прочистил горло.

— Точно, — я чуть поерзал, пытаясь найти положение поудобнее. Кима весила немало, а у меня все тело еще белело после мучительной прогулки по горе Чоса. — А кто говорил, что я приду?

Кима махнула рукой.

— Все, — объявила она, — и другие девочки. Мы даже поспорили, кто первой подцепит тебя.

Девочки кантин пользуются дурной славой из-за привычки постоянно на что-то ставить и из-за своей вульгарности. Но если вам до отчаяния необходима женщина после долгого путешествия по Пендже, вы особо не церемонитесь. В ответ на пустую болтовню мужчины обычно кивают, не интересуясь ничем, кроме физических прелестей этих Южанок. Глядя на Киму, я нахмурился.

— А почему я должен был прийти?

— Потому что все танцоры мечей идут сюда, — она прижалась к моей груди, пристроив макушку под моим подбородком. — Я знаю таких как ты, Песчаный Тигр… вас ведет соблазн денег, он выгоняет вас из пустыни.

Ну да, время от времени. И честно говоря, чаще чем время от времени. Это стиль нашей жизни — трудно жить без денег.

Я потянулся за Киму, умудрился нащупать чашку и осторожно поднес ее ко рту. Я успел сделать три глотка до того, как чашку перехватила Кима.

— И сколько ты выиграла, «подцепив» меня?

Она захихикала низко и хрипло.

— А я еще не выиграла. Я должна провести с тобой ночь.

Я сидел — с Кимой — в углу кантины за столом в маленькой нише. Не люблю садиться в середине зала, в таком положении неудобно наблюдать за всей кантиной. Но дайте мне столик в углу, в нише — и я счастливый человек.

Сейчас несчастным я не был, хотя бывали и более счастливые времена. В голову лезли мысли о Дел — она пошла заказывать комнату в гостиницу, расположенную выше по улице. Что бы она подумала о Киме?

Кима снова провела пальцами по шрамам, скользнув ногтями по бороде. Другая рука опустилась ниже, потом еще ниже… Я выпрямился так резко, что Кима чуть не слетела на пол.

— Прости, — пробормотал я, увидев, что она пролила акиви на рубашку.

Кима хотела оскорбиться, но до нее вовремя дошло, что мокрая рубашка выставляет ее прелести в очень соблазнительном свете, и она снова прижалась ко мне.

— Сначала сын, теперь отец. Он моложе, но ты больше.

Я рассеянно хмыкнул, пытаясь протянуть руку, чтобы налить еще акиви в опустевшую чашку, и только тут до меня дошел смысл ее слов.

— Что?

Она улыбнулась, кончиком языка коснулась моих шрамов и надула губки, когда я отстранился.

— Твой сын, — сказала она. — Он тоже был здесь.

— Но у меня нет сына.

Кима пожала плечами.

— Он сказал, что он твой сын.

— У меня нет сына, — я спихнул ее с колена. — Ты уверена, что он назвал мое имя?

Она стояла надо мной, прижав ладони к бедрам. Мокрая ткань обтягивала грудь.

— Так ты пойдешь со мной в постель или нет?

Ответить мне помешал холодный голос Дел.

— Не заставляй ее ждать, Тигр, ты можешь испортить ей настроение, — Дел помолчала. — А может я говорю глупость: у таких, как она, что-нибудь зависит от настроения?

Кима резко обернулась и оказалась лицом к лицу — ну, не совсем лицом к лицу, Дел на голову выше — с холодной жестокой правдой: когда Дел в комнате, других женщин не существует. Тут дело в росте, цвете волос, в мече. В грации и ощущении опасности. И во многом другом.

Кима не была дурой, она сразу все поняла и решила сражаться по-своему, поскольку честно соперничать с Дел не могла.

— Он берет МЕНЯ в постель! И я выиграю спор.

Дел прохладно улыбнулась.

— Любой ценой.

— Подождите минутку, — вмешался я, предчувствуя беду. — Сейчас меня совершенно не интересует, кто кого берет в постель, с этим можно будет разобраться и потом… Вот что я хочу узнать немедленно, так это…

Дел прервала меня.

— Раньше ты такое не откладывал.

Я грохнул о стол полную чашку. Акиви потекло по моей руке.

— Послушай, баска…

Кима осмотрела Дел с головы до ног.

— Ты не наша. Что ты здесь делаешь? Нам не нужны чужаки, и ты его не получишь.

Дел улыбнулась шире.

— Я его уже получила.

Иногда женщины вызывают у меня отвращение… Я поднялся, оттолкнув стул с такой силой, что он с грохотом ударился о стену, и посмотрел Дел прямо в глаза — для меня это не проблема.

— Ты можешь минуту помолчать? Я пытаюсь кое-что выяснить.

Дел оценивающе осмотрела Киму.

— Пять монет, не больше, — объявила она.

— Речь не об этом… — начал я, но разъяренная Кима разразилась руганью.

К этому времени скандалом заинтересовались все, сидевшие в кантине. Я слышал, что пошли разговоры о ставках — которая из женщин победит и которая достойнее победы.

От этого у меня возникло желание резко развернуть Дел, чтобы все увидели, кто она — споры были бы разрешены еще до того, как заключены — но выставлять Дел на обозрение я не хотел. Я не мог обращаться с ней как у украшением.

И кроме того, за такое Дел могла и убить.

Я повернулся к Киме.

— Ты сказала…

— Иди к ней! — орала Кима. — Думаешь меня это волнует? Думаешь ты этого стоишь? У меня были танцоры мечей лучше, чем ты! У меня были танцоры мечей больше, чем ты…

— А откуда ты знаешь? — заинтересовалась Дел.

Я выругался.

— Можешь ты просто… Дел, подожди… Кима! — но она уже скрылась, умчавшись в другой конец кантины. Мне оставалось только снова повернуться к Дел.

— Ты представляешь, что сейчас сделала?

— Если ты хотел с ней…

— Дело не в этом! — я провел рукой по волосам, пытаясь справиться с голосом. — Она говорила что-то о парне, который выдает себя за моего сына.

— Твоего сына? — брови Дел приподнялись. Она зацепила ногой табуретку и вытащила ее из-под стола. — Я не знала, что у тебя есть сын.

— У меня нет… Аиды, баска, давай об этом забудем. Давай просто посидим и выпьем.

Дел покосилась на мою чашку.

— Выпить ты уже успел.

Я поднял стул и уселся.

— Ты нашла комнату?

— Да. Две комнаты.

Я прищурился.

— Две? Почему?

— Чтобы тебе было легче. Чтобы ты мог выиграть спор.

— В аиды этот спор, — я расстроился. После того, как Дел признала, что была неправа, я снова начал чувствовать влечение к ней, и уже подумывал, не пора ли нам забыть о споре. Вообще-то он был глупостью и я не видел смысла продолжать этот фарс. В конце концов, мы были здоровыми людьми с нормальными наклонностями, и прошло уже довольно много времени с тех пор, как мы в последний раз делили постель.

Дел улыбнулась.

— Ты так легко сдаешься?

— Спор был важен пока устраивал нас обоих.

— Мы правильно поступили, — торжественно заявила Дел.

— Мне все равно. Давай забудем о нем.

Лицо Дел соответствовало ее тону.

— Нельзя. Думаю, нам лучше спать в разных комнатах, и не только из-за спора… Мне нужно побыть одной, мне нужно время, чтобы собраться.

— Собраться? — я нахмурился. — Я тебя не понимаю.

— Чтобы убить Аджани, — сказала она. Я так и не понял, в чем дело.

— Ну и что? Ты найдешь его и убьешь, ради этого мы сюда и приехали. Ты мечтала об этом целях шесть лет.

Дел нахмурилась.

— Несколько месяцев назад все было бы очень просто, но теперь… — она помолчала, посмотрела на стол, изрезанный ножами и мечами, и с гримасой отвращения смахнула на пол щепки. — Теперь я другая. Задача та же, но я стала другой, — она избегала моего взгляда. — Я изменилась.

— Дел…

Веки со светлыми ресницами приподнялись. Голубые глаза наконец-то взглянули на меня.

— Было время, когда это не потребовало бы от меня усилий. Тогда месть была для меня всем миром, только о ней я и думала, только о ней мечтала, она должна была стать такой сладкой…

Она говорила с таким надрывом, что я боялся пошевелиться.

— Но ты изменил меня, Тигр. Ты случайно вошел в мою жизнь и заставил меня мыслить иначе, иначе чувствовать, — ее губы слегка сжались. — Я этого не хотела. Я никогда этого не хотела, и я чувствую смущение, я чувствую рассеянность… а рассеянность может быть опасной.

Рассеянность может быть смертельной.

— И поэтому я попрошу богов и меч помочь мне. Помочь собраться, чтобы я могла закончить свое дело, не мучаясь ненужными размышлениями.

Я внимательно посмотрел на нее.

— Ты пыталась сделать это и раньше? В ту ночь, когда мы снова встретились?

Кровь прилила к ее лицу.

— Ты видел?

— Видел, — и я этим не гордился. — Дел, я не знал, что и думать. Я даже представить не мог, чем ты занимаешься там, в деревьях, с магическим мечом. И я пошел посмотреть.

Дел мое признание настроения не улучшило.

— И я снова попрошу меч, — объявила она, — снова и снова, если будет нужно. Я должна вернуть себе собранность.

— Если ты собираешься выжать из себя остатки человечности чтобы легче было убить Аджани, я думаю дело того не стоит.

Голубые глаза сверкнули, губы плотно сжались.

— Я поклялась.

Я вздохнул.

— Ладно. Сдаюсь. Делай что хочешь, — я подозрительно покосился на нее. — Но если ты просто не хочешь спать со мной, не притворяйся. Ненавижу, когда женщина притворяется.

— Я никогда этого не делаю.

Никогда не делала: это правда. Но это не значит, что такие женские игры ей не знакомы.

Я подвинул к ней кувшин.

— Выпей.

Дел присвоила мою чашку.

— У тебя действительно есть сын?

— Я же говорил тебе, баска: насколько я знаю — нет.

— Да, я помню… но ты не уверен.

— Я не собираюсь обсуждать это… по крайней мере с тобой, — я отобрал у нее кувшин и большими глотками выпил акиви прямо из горлышка.

Дел потягивала свою долю.

— Но это не исключено, — заметила она.

Я хмуро посмотрел на нее.

— Да, не исключено. У меня может быть несколько сыновей, у меня может быть множество сыновей, ну и что? Ты предлагаешь всех их разыскивать?

— Нет, но очевидно у кого-то из них возникло желание разыскать тебя,

— Дел покосилась на Киму, которая уже сидела на колене очередного клиента.

— Он знает, кто ты для него, и хвастает тобой в кантинах.

Я задумался. Может если бы у меня был знаменитый отец, и я бы им хвастался, но мне самому не нравилось быть предметом хвастовства. Одно дело когда тебя расхваливают, и совсем другое когда незнакомый человек объявляет тебя своим родственником. Очень близким родственником.

Дел пила акиви маленькими глотками.

— Хозяин гостиницы запросил дорого. Я стала угрожать, чтобы мы уедем, а он посоветовал идти куда хотим, потому что и его гостиница, и все гостиницы в Харкихале переполнены из-за Оракула. Все едут сюда.

Я с трудом отвлекся от мыслей о сыне.

— Что?

— Оракул, — повторила Дел. — Помнишь, что говорил святой в Ясаа-Ден?

— А, это, — я отмахнулся. — Нет смысла ни нам, ни кому-то еще ехать в Искандар, пришел Оракул или нет.

Дел изучала свою чашку.

— А люди едут, — сказала она.

— Ты кажется сказала, что все собираются в Харкихале.

— Сначала в Харкихале, — согласилась она. — Ты знаешь, где Искандар?

— Где-то там, — я махнул рукой в северо-восточном направлении.

— Не совсем там, — Дел повторила мой жест, но направлении было ближе к северу. — Хозяин гостиницы сказал, что Харкихал — последнее большое поселение перед Искандаром, и люди останавливаются здесь, чтобы купить запасы в дорогу.

— От Искандара остались одни руины.

— Поэтому люди и запасаются, там ведь ничего не купишь.

Я допил акиви и поставил кувшин на стол.

— И, я полагаю, этот болтливый хозяин гостиницы верит в Оракула и в мессию.

Дел пожала плечами.

— Не знаю, во что он верит, но он сказал мне, что люди едут в Искандар.

Я скривился.

— Потому что, видите ли, снова к нам приходит Джихади.

Дел крутила в руке чашку, наблюдая как двигаются ее пальцы.

— Людям нужно многое, Тигр. Некоторым нужна религия, другим — мечты, рожденные травой хува. Я не хочу рассуждать, что хорошо, что плохо, что правильно, а что нет, только людям что-то НУЖНО, чтобы выжить, — спокойно говорила она. — Я, после того, что сделал Аджани, нуждалась в мести. Эта нужда помогала мне жить, — она оторвала взгляд от чашки и посмотрела мне в глаза. — И у тебя тоже была нужда. Поэтому ты и выжил в рабстве. Поэтому ты не умер в шахте Аладара.

Я долго не отвечал, а когда ответил, не сказал ничего ни о себе, ни о месяцах, проведенных в шахте.

— Значит ты считаешь, что людям нужен Оракул. Потому что им нужен джихади.

Дел пожала одним плечом.

— Мессия это особый вид волшебника, разве нет? Ведь он может совершать чудеса, исцелять больных, поднимать парализованных. Он может даже вызвать дождь, чтобы напоить землю, иссушенную годами засухи.

Я ухмыльнулся.

— Ради этого он и придет?

Дел поерзала на табуретке.

— Когда я шла к гостинице, на улице я слышала разговоры об Оракуле. Когда я возвращалась той же дорогой, люди говорили о джихади, — Дел пожала плечами. — Оракул предсказал приход человека, который превратит песок в траву.

— Песок в траву? Песок в ТРАВУ? — я нахмурился. — Зачем, баска?

— Чтобы люди могли жить в пустыне.

— Люди и сейчас могут жить в пустыне. Я живу в пустыне.

Дел слабо вздохнула.

— Тигр, я просто пересказываю тебе то, что слышала. Разве я говорила, что во все это верю? Я сказала, что верю в оракулов или джихади?

Дословно такой фразы не было, но говорила она так, словно была почти убеждена.

Я пожал плечами и вдруг обнаружил, что мы с Дел уже не одни. У нашего стола стоял мужчина. Сразу видно, что Южанин — темноволосый, темноглазый, загорелый, лет сорока, показывающий все свои зубы в дружеской улыбке. По-моему нескольких зубов у него не хватало.

— Песчаный Тигр? — спросил он.

Я слабо кивнул. Настроение у меня было паршивое.

Его улыбка стала шире.

— Так я и думал! После его рассказов тебя трудно не узнать, — мужчина коротко поклонился, покосился на Дел и тут же снова перевел взгляд на меня. — Может я прикажу принести еще акиви? Ты окажешь мне честь, позволив купить тебе еще кувшин.

— Подожди, — предложил я. — Кто тебе обо мне рассказывал?

— Твой сын, конечно. Он все знает о тебе… — мужчина слабо нахмурился. — Хотя он ничего не говорил о бороде.

Борода меня не волновала, только мой «сын». Стараясь говорить спокойно, я спросил:

— А как его зовут? Мой «сын» назвал тебе свое имя?

Мужчина задумался и покачал головой.

— Нет, не назвал. Сказал только, что он детеныш Песчаного Тигра, и долго рассказывал нам о твоих приключениях.

— Приключениях, — прошипел я. — Я и сам начинаю ими интересоваться, — я поднялся и отпихнул стул. — Спасибо за предложение, но я должен идти, у меня назначена встреча. Может поговорим завтра вечером.

Мужчина не скрыл разочарования, но настаивать не стал. Он убрался с моей дороги и пошел к своим приятелям за другой столик.

Дел, не поднимаясь со стула, проводила его взглядом и улыбнулась.

— Значит та красавица выиграла пари.

— Какая красавица… а-а, нет, — мрачно сказал я. — Я иду в гостиницу. А ты?

— Уже устал? Но ты выпил всего ОДИН кувшин акиви, — Дел плавно поднялась. — В Ясаа-Ден было то же самое. Может годы берут свое? — она задвинула табуретку под стол. — Или тебя подкосила новость о твоем сыне?

— Нет, — резко сказал я, — все дело в мече.

Дел вышла из кантины передо мной и ступила на темную улицу.

— А почему из-за этого меча ты должен чувствовать себя уставшим?

— Потому что этого хочет Чоса Деи.

Дел показала рукой:

— Нам сюда, — и добавила, когда мы отошли от кантины. — Значит становится все хуже…

Я пожал плечами.

— Ну скажем так. Чоса наконец-то понял, в какого рода тюрьме он оказался.

— Тебе нужно быть сильнее, Тигр. Тебе нужно быть бдительным.

— Что мне нужно, баска, так это избавиться от Чоса Деи, — я обошел лужу мочи. — Ну где эта гостиница с болтливым хозяином?

— Сюда, — показала Дел и свернула с улицы. — Я сказала, что ты заплатишь.

— Я заплачу! Почему я? А у тебя нет денег?

Дел покачала головой.

— Я заплатила повинность меча Стаал-Уста. У меня ничего не осталось.

Я прикусил язык. Я и забыл о повинности меча, о деньгах, которые нужно было отдать Стаал-Уста за несправедливо оборванную жизнь. Вока забрал у Дел все: деньги, дочь, привычный мир. А я чуть не забрал ее жизнь.

Мы вошли в гостиницу и позвали хозяина. Он появился из-за тонкой перегородки, взял мои деньги, кивнул в знак благодарности и тепло поприветствовал меня.

— Какая честь, иметь гостем Песчаного Тигра.

Я пробормотал что-то подобающее и добавил еще несколько монет.

— Утром я хочу помыться. И вода должна быть горячей.

— Я сам за этим прослежу, — я повернулся спиной к хозяину и услышал.

— Я дал тебе ту же комнату, что и твоему сыну. Я подумал, что тебе это будет приятно. Ему тоже нравилась горячая вода.

Я застыл.

— Брось, — сказала Дел.

— Я не…

— Брось, Тигр, — и она подтолкнула меня к комнате.

 

4

Боясь пошевелиться, я сидел в горячей воде. Скрючился я так, что подбородок упирался в колени. Поза не самая удобная — единственная бочка в гостинице, предназначенная для подобных целей, оказалась очень маленькой — но я утешал себя тем, что мог хотя бы намокнуть. Ну, не весь конечно, отмокали очень немногие части меня, остальное нужно было мыть руками.

Дел вошла не постучав с большим свертком в руках.

— Хорошо смотришься, — отметила она и пряча улыбку — правда не особенно стараясь — предложила мне перебраться в бочку побольше. — Честно говоря, эта тебе маловата.

Я мрачно покосился на нее.

— Я бы и сам предпочел побольше, я люблю большие бочки, но другой не нашлось.

Дел уселась на край грозившей развалиться кровати, созерцая мою стесненную позу.

— Если бы тебе понадобилось быстро из нее выбраться, думаю, ты застрял бы основательно.

— А я никуда не спешу. Я, знаешь ли, моюсь, — я поскреб чесавшееся ухо. — А что ты здесь делаешь? Ведь ты вроде бы сняла две комнаты, чтобы мы побыли врозь, или я чего-то не понял?

Дел не обратила внимания на насмешку.

— Я принесла тебе одежду, — сказала она и бросила на кровать сверток.

Я попытался выпрямиться — не смог.

— Какую одежду? — подозрительно спросил я, представив, что мне опять придется нацепить шерсть. — Чем ты занималась, Дел?

— Покупала все, что нужно в дорогу, — ответила она, — в том числе и одежду, Южную одежду. Набедренная повязка — вот — и бурнус. Видишь?

Я видел. Замшевая набедренная повязка, красно-коричневый хитон с кожаным поясом и шелковый бурнус скучного оранжевого цвета, который одевают сверху. И еще пара мягких кожаных ботинок для верховой езды.

— Как ты узнала, какие мне покупать?

— Я знаю, что ты храпишь; я знаю, что ты пьешь; я знаю, что ты не прочь провести время с девочками из кантин… Я многое о тебе знаю, — Дел позволила шелку соскользнуть с ее руки. — Ты ведь будешь бриться?

— Да, собирался. А что? Ты предлагаешь мне оставить этот кошмар?

Она покачала головой.

— Ты уже так много времени с бородой, что я забыла, как ты выглядишь без нее.

— Слишком много времени, — пробормотал я. — Слишком много времени, слишком много волос, слишком много шерсти… — я попытался сесть поудобнее и чуть не содрал кожу на спине о край бочки. — Ты же кажется говорила, что у тебя нет денег. Как ты все это купила?

— Я сказала, что ты заплатишь, — Дел непринужденно пожала плечами. В ответ я яростно зашипел. — Владельцы лавок знают тебя, Тигр. Делая у них покупки, ты оказываешь им честь. Они сказали, что будут просто счастливы подождать, пока ты заплатишь… даже если ждать придется до вечера.

— Баска, но у меня не так много денег… и сейчас их уже меньше, чем было вчера, — я поерзал и яростно зашипел, когда в задницу вонзилась острая щепка. — Ты не можешь расхаживать по Харкихалу, от моего имени обещая всем заплатить. У меня деньги могут кончиться.

Дел пожала плечами.

— Не сомневаюсь, что ты выиграешь еще. Каждый день сюда прибывают танцоры мечей… Я думаю, большинство, если не все, будут счастливы встретиться с Песчаным Тигром в круге.

— Я не в форме, чтобы встречаться с кем-то… ох, — я выругался, вырвал занозу и изменил позу. В конце концов мне удалось вытянуть из-под себя ноги и перевесить их через край. Прохладная вода плеснулась через мой живот.

Дел изучила мою позу.

— С тебя капает на пол.

— Ничем не могу помочь, мне колени свело, — теперь я сидел поудобнее и с удовольствием провел куском коричневого мыла по грязной груди. — Значит ты думаешь, что мы можем выиграть немного денег? Хотя мы оба не в форме?

— Мы бы давно были в форме, если бы ты согласился войти в круг, — Дел вежливо улыбнулась. — Сколько раз я тебя об этом просила.

— Нет, — я заскреб мылом еще энергичнее, волос зацепился за ноготь и я вырвал его. — Ой… Дел, ты не возражаешь? Я могу помыться в одиночестве?

Дел встала, выскользнула из перевязи, положила ее на кровать.

— Если ты намерен избавиться от бороды, — сказала она, — лучше я тебе помогу. Ты себе горло перережешь.

— До сих пор не перерезал… я брил это лицо дольше, чем ты живешь на свете.

Дел приподняла одно плечо.

— Я привыкла брить отца. Он был ненамного старше тебя, — без моего разрешения — и игнорируя мою тихую ругань — она подошла к стулу около бочки и взяла мой недавно наточенный нож. — Намыль лицо, — предложила она.

Аиды, ну какой смысл спорить по пустякам. Я покорно намылился и откинул голову, как и было приказано. Попытался не морщить лицо, когда Дел прижала лезвие к моей коже.

— Сиди тихо, Тигр, — потом, когда я застыл. — А эти шрамы еще болят?

— Шрамы песчаного тигра? Нет, уже нет, — я помолчал. — Но если ты их порежешь, думаю, что могут заболеть.

— Я не собираюсь их резать, — рассеянно пробормотала Дел. Она сосредоточенно сбривала бороду между двумя шрамами, а я чувствовал что сильно рискую. — Они становятся белее и тоньше с годами, — отметила Дел. — Представляю, как раньше они болели.

— Как в аидах, — согласился я, — правда тогда мне было не до них. От кошачьих когтей досталось не только лицу, а когти этих кисок парализуют жертву. От яда я был полумертв пару недель. Мне повезло, что я выжил.

— Ты выжил благодаря Суле.

Да, благодаря Суле. Благодаря женщине племени Салсет, которая не дала мне умереть. Она пошла против воли шукара и всего племени, которые решили, что лучше позволить непокорному чуле переселиться в другой мир. Потому что все они знали, что убив песчаного тигра, я завоевал свободу.

Я пошевелился. Имя Сулы вызвало воспоминания, которые я предпочел бы забыть.

— Ты закончила?

— Еще и половины не сделала.

Ее коса свисала с плеча. Пушистый кончик щекотал мою грудь.

И мне вдруг, в одну секунду, неожиданно, стало трудно дышать. Я поежился, начал выпрямляться, но тут же снова нырнул пониже.

— Дел, ты думаешь…

— Не дергайся.

Она и не представляла, как это было трудно, учитывая обстоятельства.

— Ты говорила, что не будешь притворяться, играть в женские игры…

Она прищурила голубые глаза.

— Что?

— Игры, — рявкнул я в расстройстве. — А как, по-твоему, это называется?

— Я тебя брею.

— Верни мне нож, — я наклонился вперед, поймал ее запястье и вырвал у нее нож левой рукой. — Если ты думаешь, что я, прожив тридцать пять или тридцать шесть лет — или не знаю, сколько там — не изучил ваши женские трюки, ты моложе, чем я думал.

Что, вообще-то, не делало меня счастливее. Я сидел в остывшей воде и смотрел на Дел, сжимая мокрый нож с мыльной пеной и клоками бороды.

Дел стояла надо мной, уперев руки в бедра.

— Если ты думаешь, что я взяла две комнаты, а потом решила тебя подразнить…

От расстройства я не справился с собой.

— Это обычно для женщин!

— Для некоторых может быть, но не для всех. И уж конечно не для меня.

Я яростно поскреб затылок.

— Может и нет, может ты не нарочно, но это не меняет того…

— …что ты себя не контролируешь?

Я уставился на нее.

— Ты МОГЛА БЫ принять это как комплимент.

Она подумала.

— Могла бы.

— Ну и что? Могу я спокойно побрить собственное лицо?

Кто-то постучал в дверь.

— Пошел вон, — пробормотал я, но Дел повернулась ко мне спиной и пошла открывать.

На пороге стоял незнакомый Южанин. Меч он носил в перевязи.

— Песчаный Тигр? — спросил он.

Я слабо кивнул. Мечтая, чтобы в этот момент меч был у меня в руке, а не лежал на стуле, и понимая, что в голову лезут какие-то глупости. А о чем еще можно думать сидя голым в бочке? Разве только о собственной уязвимости. Незнакомец ухмыльнулся, показав безупречно белые зубы.

— Меня зовут Набир, — сказал он. — Я хотел бы потанцевать с тобой.

Набир был молод. Очень молод, лет восемнадцати. И я готов был поспорить, что колени у него не болели.

— Поговорим завтра, — отмахнулся я.

Глубокая морщина прорезала его лоб.

— Завтра меня здесь не будет. Завтра я поеду в Искандар.

— Искандар, Искандар! Что все забыли в этом Искандаре? — рявкнул я.

Такой вспышки Набир от меня не ожидал и откровенно растерялся.

— Оракул говорит, что джихади…

— …появится в Искандаре, это я знаю. Об этом, по-моему, все уже знают, — я хмуро посмотрел на мальчика. — Но тебе-то что? Ты не похож на религиозного фанатика.

— Конечно, — он сделал быстрый, рассеянный жест. — Я — танцор меча, поэтому я туда и еду.

Я яростно поскреб шрамы, радуясь, что хоть наполовину избавился от бороды.

— Зачем молодому, предположительно неглупому танцору меча ехать в Искандар? Там нечего делать.

— Все туда едут, — сказал он. — Даже танзиры.

Я безучастно посмотрел на Дел и эхом отозвался:

— Танзиры?

— Аджани, — решительно сказала Дел.

Нахмурившись, я взглянул на Набира. Он терпеливо ожидал.

— Ты сказал, что все едут… Танцоры мечей, танзиры, кто еще?

Он пожал плечами.

— Конечно все секты, даже Хамида и кеми. И говорят, даже некоторые племена: Ханджи, Талариан, и другие, я думаю. Они хотят сами увидеть Оракула и услышать его предсказания.

— Это угроза, — пробормотал я. — Танзиры его убьют, если он не будет работать на них, — я выпрямился и махнул Набиру рукой. — Иди в ближайшую кантину — забыл название — и выпей за меня, — я прищурился. — И скажи Киме, что это я тебя послал.

— Ты войдешь со мной в круг? — настаивал Набир. — Ты окажешь мне честь, согласившись танцевать со мной.

Я повнимательнее вгляделся в его лицо — молодое, еще не сформировавшееся, и осмотрел его перевязь — новую, желтую, поскрипывающую при каждом движении.

— Приходи через год, — сказал я ему, — а сейчас иди выпей.

Дел закрыла за ним дверь и повернулась ко мне.

— Он молод, юн, неопытен. Может ему стоило бы с тобой потренироваться? По крайней мере ты его не покалечишь, а другие танцоры могут. Просто чтобы принять его в члены своего сообщества.

— Я не могу так рисковать, баска. Я войду в круг только с мастером, с кем-то, кто сможет бросить вызов в танце Чоса Деи.

Невысказанный ответ Дел витал в воздухе. Я покачал головой.

— И этот кто-то не ты.

— Значит нужно найти этого кого-то, — сказала она, — а может лучше несколько таких кого-то. Ты совершенно не в форме. Если придется танцевать до смерти…

— Я не так глуп, чтобы сейчас наниматься убить кого-то. И кроме того…

— Иногда выбирать не приходится.

— …и кроме того… — я улыбнулся, — ты тоже не в форме.

— Да, — спокойно согласилась Дел, — но я буду танцевать как только найду противника.

Дел подошла к моей кровати.

— А что… что теперь? — заинтересовался я.

— Глупо терять время, — Дел надела перевязь и направилась к двери. — Догоню Набира… Нет, не поднимайся. Тебе еще половину лица брить.

— Он еще мальчик! — закричал я ей вслед, неуклюже плескаясь в бочке.

— Он ненамного моложе меня, — ласково успокоила меня Дел.

 

5

Дел была права, оказалось, что она действительно хорошо меня знает. Набедренная повязка подошла идеально, так же как и мягкие ботинки для верховой езды — я всегда был неравнодушен к сандалиям, но ботинки оказались очень удобными — и скучный оранжевый бурнус прекрасно сидел поверх подпоясанного пустынного хитона. Я снова стал Южанином.

Но на свой прекрасный Южный вид я любовался недолго. Едва закончив одеваться, я схватил меч в позаимствованных ножнах и выбежал из гостиницы, крикнув по пути хозяину, что бочка освободилась и желающие могут ею воспользоваться. Хозяин начал что-то говорить, но я был уже на улице.

Нетрудно найти танцора меча, особенно в пограничном городке, таком как Харкихал, все жители которого процветают за счет ставок, сделанных во время танцев. Достаточно подойти к месту наибольшего скопления народа, преимущественно мужчин с мечами, и вы обнаружите то, что ищете.

Найти Дел труда не составило — такие женщины, как она, всегда привлекают внимание. Дел спокойно стояла в центре человеческого круга — собрания мужчин и женщин, ожидавших начала танца. Кто-то аккуратно рисовал круг в земле, стараясь, чтобы линия везде была одинаковой глубины. Вообще-то в танце физический круг не был нужен — танцор меча всегда держит границы круга в голове, а нарисованный быстро стирают песок и ветер — но создание круга это часть ритуала.

Лицо у Дел было умиротворенным и спокойным, и такой же была поза. Дел очень высокая для женщины — высокая даже для Южных мужчин — и держится она всегда с достоинством. Даже спокойно стоя около круга она привлекала внимание всех, пришедших посмотреть на танец. Особенно удивлял людей Северный меч, устроившийся в ножнах за спиной. Я поискал глазами Набира и обнаружил, что он ожидает по другую сторону круга. По лицу я понял, что он полон надежд и даже не пытается скрыть своего Южного высокомерия. Он не сомневался, что победит Северную женщину. Я только удивился, как Дел вообще смогла уговорить его танцевать с ней.

Хотя когда ты молод, горд и неопытен, ты готов танцевать с кем угодно. Набир, конечно, думал, что танцуя против женщины, он не уронит своего достоинства. Он легко победит ее в присутствии пришедших посмотреть на это зрелище танцоров мечей, некоторые из которых были его героями.

Мне было почти жаль его.

Я отбросил все предубеждения и быстро, вдумчиво оценил их шансы. Набир был ниже Дел пальца на четыре, что скорее всего ему не льстило. У него не было той жесткой собранности, которая приходит только с годами и с опытом. Этот танец был для него не первым, но танцевал он еще очень мало. Мальчик только начинал свою карьеру. Ему было лет семнадцать, восемнадцать. Ну от силы девятнадцать, и это было главным, потому что в таком возрасте человек не задумываясь входит в круг с любым противником и ожидает только победы.

Я — танцор меча седьмого ранга. Семь лет я полностью посвятил изучению танца. Вообще-то семь лет занятий еще не гарантирую получение ранга. Далеко не все ученики, даже подающие надежды, доходят и до четвертого. Набир, судя по возрасту, не мог проучиться больше двух, ну максимум трех лет, и вряд ли успел получить даже третий ранг, потому что ранг, хотя его часто называют годом, к смене сезонов, называемой тем же словом, никакого отношения не имеет. «Год» ученика заканчивается только когда ученик поднимается на следующую ступень мастерства; а на каждую ступень можно потратить гораздо больше времени, чем календарные двенадцать месяцев.

Я получил седьмой ранг за семь лет — хорошее сочетание. Этим я гордился, об этом непременно упоминали во всех историях обо мне. А теперь, глядя на Набира, я удивился, какие у него-то причины стать танцором меча. На человека, распаленного ненавистью и могучей жаждой свободы, он не похож, подумал я. Я рвался к свободе не только физической, но и духовной, моральной. Только обретя ее, я стал Песчаным Тигром.

С которым Набир так хотел встретиться.

Уже не в первый раз я пожалел, что у меня нет настоящей перевязи. Я стоял, держа меч в руке, среди других танцоров мечей с традиционной амуницией, и чувствовал себя чужаком. Мне чего-то не хватало. И дело было не в том, что по ножнам-с-перевязью узнавали танцора меча — эти ножны были символами нашей профессии — просто с ними было удобно. Гораздо удобнее носить меч за спиной, чем таскать его в руке.

Круг замкнулся. Я хотел подойти к Дел и сказать ей, что она просто дура, подхватившая песчаную болезнь, но передумал. Перед танцем это может ее отвлечь, и если она проиграет, достанется мне. А она могла проиграть. Хотя всю дорогу Дел кричала — тихим и спокойным голосом, конечно — что в ее возрасте выздоравливают за считанные дни, нанесенная мною рана причиняла ей боль. Аиды, Дел была в ужасной форме! Ей повезет, если она протянет в круге подольше, чтобы показать людям приличное зрелище.

Хотя вообще-то она танцевала не одна. С ней была Бореал.

Кто-то подошел ко мне. Мужчина с перевязью — танцор меча. От него пахло травой хува, акиви и приятным визитом в постель Кимы или кого-то еще, похожей на нее.

— Итак, Песчаный Тигр, — произнес он, — пришел посмотреть на разгром.

Я узнал его голос — низкий, дребезжащий, полузадушенный, сорвавшийся в давние времена на страшных звуках. Он не притворялся. Голос Аббу Бенсира не был богат интонациями с тех пор, как кусок дерева в форме меча чуть не раздробил его горло двадцать с лишним лет назад. Он выжил только потому что его шодо — мастер меча — разрезал трахею, чтобы воздух мог проходить в легкие.

А в это время новый ученик шодо в ужасе смотрел на то, что сделал с танцором меча шестого ранга.

— Ты о каком разгроме? — спросил я. — О том, который должен начаться в круге, или о том, на который ты напрашиваешься?

Аббу ухмыльнулся.

— А ты уверен, что я буду танцевать с тобой?

— Рано или поздно, — объявил я. — Может твое горло и зажило — почти что — но гордость не заживет никогда. Я чуть не убил тебя по твоей собственной вине — шодо предупредил тебя, что я неловок — но ты его не послушал. Ты хотел только шлепнуть бывшего чулу мечом по заднице, чтобы он не забывал, кем когда-то был.

— И продолжал оставаться, — спокойно закончил Аббу. — Ты еще долго был чулой, Песчаный Тигр… К чему это отрицать? Все эти семь лет ты пытался избавиться от стыда… и я не знаю, удалось ли тебе это, — он поджал запачканные травой хува губы. — Я слышал, в прошлом году тебя поймали работорговцы и бросили в шахту танзира… Как ты это пережил?

Я постарался говорить ровно.

— Ты пришел посмотреть танец или подышать мне в лицо вонью хува?

— А, танец… Посмотреть, как мальчик унижает женщину, которой не место в Южном круге, — Аббу пожал плечами и сложил руки на груди. — Она просто восхитительна, с такой одно удовольствие переспать, но подобрать мужское оружие и войти в мужской круг — явная глупость. Северная баска проиграет. Надеюсь только, что она при этом не пострадает — не хотелось бы, чтобы порезали эту нежную кожу. Хотя тогда я бы ей посочувствовал… — он ухмыльнулся и темные брови намекающе приподнялись. — Я покажу ей несколько трюков с мечом — в постели и вне ее.

Я прожил на Севере четыре или пять месяцев, до этого я почти год ездил с Дел по Югу — срок достаточный, чтобы кое-что о себе узнать. Я успел понять, что мне не нравится высокомерие Южных мужчин. Я уже не разделял уверенности Аббу, что женщина, подходящая для постели, не сможет войти в круг.

Хотя, конечно, не каждая женщина. Другой такой как Дел не было. Жизнь заставила ее выбрать круг и меч.

И я ее за это не винил. Я посмотрел на Дел. Она была не в форме. Она давно не танцевала. Но она по-прежнему была Дел.

Я покосился на Аббу Бенсира.

— Рискнешь поставить?

— На что? — он посмотрел на меня с искренним неверием и сузил бледно-карие глаза. — Что ты знаешь о мальчике? Он настолько хорош? Или настолько плох?

Никаких вопросов о женщине. Отлично. Чтобы сделать честную ставку, врать я не мог.

Я приподнял одно плечо.

— Он пришел ко мне этим утром и попросил со мной потанцевать. Я отказался. Тогда он согласился на женщину. Вот и все, что мне известно.

Аббу нахмурился.

— Женщина вместо Песчаного Тигра… — он покачал головой. — А, все равно. Я поставлю. Сколько ты предлагаешь?

— Все, что есть, — я похлопал по кошельку у пояса. — Я уже подумывал, не пора ли мне искать работу, Аббу, так что здесь не много.

— Хватит, чтобы заплатить за носовое кольцо Ханджи? — Аббу полез в собственный кошелек и вытащил кольцо из чистого Южного золота, расплющенное в овал.

На меня сразу нахлынули воспоминания: Дел и я в круге, наш танец перед Ханджи, племенем, которое поедало тела своих врагов и превыше всего ставило мужскую гордость и честь. Победа Дел — нечестная победа, так как решающий удар был нанесен коленом в очень уязвимое место — привела к тому, что мы стали почетными гостями в религиозном ритуале под названием жертвоприношение Солнцу. Нас оставили в Пендже без еды, воды и лошадей, и мы едва не погибли.

Но стоило ли содержимое моего кошелька носового кольца Ханджи?

— Нет, — честно ответил я. Я никогда не врал, если дело касалось денег. Так легко можно нажить врагов.

Аббу поджал губы и пожал плечами.

— Ну значит в другой раз… Хотя у тебя еще остался гнедой жеребец?

— Жеребец? — повторил я. — Да, он у меня, но на него я не ставлю.

Светло-карие глаза оценивающе посмотрели на меня.

— К старости становишься сентиментальным, Песчаный Тигр?

— Я на него не ставлю, — спокойно повторил я. — Но я могу предложить тебе кое-что ценное… то, чего ты ждал более двадцати лет, — я улыбнулся, когда краска начала заливать его смуглое лицо. — Да, Аббу, я встречусь с тобой в круге если женщина проиграет.

— Если женщина проиграет… — он чуть не открыл рот от изумления. — У тебя песчаная болезнь? Ты хочешь проиграть? — он подозрительно прищурился.

— Почему ты ставишь на женщину?

Я кивнул в сторону круга, где Дел и Набир склонились в центре, чтобы положить мечи на землю.

— Почему бы тебе не посмотреть и не выяснить самому?

Аббу проследил за моим взглядом. Как и я раньше, он быстро оценил Набира как потенциального противника. Но вот Дел Аббу мог оценить только как партнера по постели.

А мне это было на пользу.

Аббу покосился на меня.

— Мы не друзья, ты и я, но я никогда не считал тебя дураком. Ты не отказываешься? Ставишь на женщину?

Я вкрадчиво улыбнулся.

— Ну кому-то надо поставить и на женщину, иначе ставки будут бессмысленны.

Аббу пожал плечами.

— Значит тебе так хочется со мной потанцевать…

Я не ответил. Набир и Дел сняли обувь и перевязи и приготовились войти в круг. В этом танце они должны были показать свое умение, мастерство владения клинком. Это и есть истинный танец, где танцуют ради самого танца и никто не погибает. Шодо никого не учат выходить в мир и убивать. Они учат мастерству владения мечом и красоте танца. Потом, танцуя в круге до смерти, мы извращаем суть танца. Хотя этим многие из нас зарабатывают себе на жизнь в стране, разделенной на сотни крошечных домейнов, управляемых сотнями принцев пустыни. Человек — существо вольное, он всегда борется за свободу.

Аббу Бенсир говорил искренне — мы никогда не были друзьями. Когда меня приняли учеником, он был танцором шестого ранга, уже успевшим к кому-то наняться. Из чувства признательности Аббу согласился выполнить просьбу учителя и потренироваться со мной на деревянных мечах, но он оказался настолько глуп, что забыл об осторожности, слишком уверовав в свое мастерство. Он был старше меня и самодовольнее. И едва не умер из-за этого.

С тех пор время от времени мы встречались, как часто встречаются танцоры мечей на Юге. Мы вели себя совсем как две собаки, узнающие силу и решительность одна в другой. Мы ходили кругами и оценивали друг друга. Но никогда не входили в круг. Аббу был признанным мастером, хотя и лишенным воображения. Я, после семи лет ученичества и более двенадцати лет профессиональных занятий танцами, утвердил свою репутацию грозного и непобедимого противника. Я был больше, сильнее и быстрее в стране шустрых людей среднего роста. Я не проиграл еще ни одного танца до смерти, на которые меня вызывали.

Аббу, конечно, тоже.

И поэтому он очень хотел со мной сразиться. Теперь я стоил его внимания.

— Она великолепна, — пробормотал Аббу.

Я не мог не согласиться.

— Но слишком высокая.

Смотря для кого.

— И слишком жесткая, а должна быть мягкой.

Сильная, а не слабая.

— Она создана для постели, а не для круга.

Я оторвался от танца и покосился на Аббу.

— Предпочтительно твоей постели?

— Лучше моей, чем твоей, — ухмыльнулся Аббу Бенсир. — Я скажу тебе, стоит ли она того.

— Очень великодушно с твоей стороны, — пробормотал я, — если можно так выразиться.

Может он и ответил, но танцоры уже мчались к центру круга. Аббу, как и я, смотрел внимательно, оценивая позы, удары, стиль. Этого не избежать, когда смотришь чужой танец. Ты ставишь себя в круг и думаешь, как бы ты поступил, критикуя танцующих, кивая или качая головой, тихонько ругаясь и насмешливо комментируя, иногда вознаграждая их похвалой. Всегда предсказывая победителя и состояние, в котором выберется из круга побежденный.

Танец начался и мой желудок сжался. Разумом я понимал, что несмотря ни на что Дел была лучше — гораздо лучше — но я видел, что она еще не оправилась от раны. Она танцевала медленно, скованно, неуклюже, от ее изумительного изящества не осталось и следа. Клинок наносил удары открыто и резко, что было непривычным для женщины, чей талант заключался в тонкости. В ее движениях не было уверенной силы, которую так часто не замечали мужчины, привыкшие к грубой физической мощи в противнике. Она не показала Набиру ничего от той Делилы, которую я когда-то знал, но тем не менее я не сомневался, что она легко с ним расправится. Я сразу понял это.

И смог вздохнуть с облегчением.

Аббу наблюдал за танцем.

— А мальчишка дурак.

— Потому что танцует с женщиной?

— Нет. Потому что легко сдается. Видишь, как он уступает ей? Видишь, как он позволяет ей вести танец? — Аббу покачал головой. — Он боится поранить ее и отдает ей круг. Он отдает ей танец. И все из-за того, что она женщина.

— А ты бы не отдал? — спросил я, когда клинки зазвенели. — Ты уверен, что смог бы забыть, кто перед тобой и танцевать как танцор с танцором?

Аббу мрачно посмотрел на меня.

Я кивнул.

— Так я и думал.

— А ты? — не выдержал он. — Что бы ты сделал, Песчаный Тигр? Конечно, ты сам провел полжизни как женщина…

Я сильно сжал его запястье.

— Если не будешь осторожен, — тихо начал я, — наш танец начнется прямо сейчас. И на этот раз я тебе вскрою глотку сталью, а не деревом.

Рев толпы затих. Это не было ответом на наше с Аббу выяснение отношений, просто танец закончился. Значит Дел выиграла. Если бы победа досталась Набиру, толпа бы восторженно ревела. Дел они вознаградили только тишиной, потому что были потрясены.

Аббу, выругавшись, высвободил запястье.

— Ты болен, — прошипел он, — думаешь я этого не заметил? Ты похудел и даже глаза у тебя больные. Ты не тот Песчаный Тигр, чей танец я видел восемнадцать месяцев назад. Ты стар, болен или ранен. Одно из трех, Тигр?

— он помолчал. — А может все вместе?

Я показал ему все свои зубы.

— Если я болен — поправлюсь, если ранен — вылечусь, а если я стар, то ты старше. Посмотрись в зеркало, Аббу. Твоя жизнь на твоем лице.

Я не преувеличивал. На его смуглом лице резко выделялись рот и глаза. В темно-каштановых волосах уже появилась седина, нос был сломан по меньшей мере раз, а может и больше. Через переносицу шла глубокая зарубка, которая в годы моего ученичества была оставлена сделанным в Пендже кинжалом. Я знал, что Аббу было уже далеко за сорок — для нашей профессии он уже старик. И он не выглядел ни на год моложе.

Но я вообще-то тоже. Пустыня добротой не отличается.

Дел в круге сказала что-то Набиру, скорее всего попыталась деликатно его утешить, пообещала победы в будущем — она никогда не старается унизить мужскую гордость, если конечно сам мужчина на это не напрашивается. А Набир не напрашивался. Еще несколько минут назад он был уверен в своей победе, но я знал и другого танцора меча, который чувствовал то же, получая свой меч голубоватой стали, благословенный шодо. И который проиграл первый же танец опытному танцору, не пожелавшему потерять несколько минут и утешить уязвленного самонадеянного парня. Я заслуживал проигрыша. И я проиграл.

Теперь то же самое случилось с Набиром.

Как и я когда-то, он тяжело переживал поражение. Теперь оставалось только подождать и посмотреть, научит ли Набира чему-то этот проигрыш или он разрушит его дух. По мнению зрителей, Набир был опозорен — проиграть танец женщине! — но если он умен, в следующем танце он дважды подумает, прежде чем окончательно оценить соперника. Слишком много изменчивости в танце, так почему не может измениться и пол противника? И если Набир не научится к этой изменчивости приспосабливаться, он будет убит в первом же танце до смерти.

Мальчишка угрюмо отвернулся от Дел и она вышла из круга. Голубая шерстяная туника и штаны пропитались потом — ей нужно было переодеться во что-то Южное. Она вытерла пот со лба и поправила растрепавшиеся волосы. Двигалась она скованно, неуверенно. Она наклонилась, подняла перевязь и ботинки, подождала, пока разойдется толпа. Дел раскраснелась и немного дрожала. Видно было, что она устала. Но насколько устала, Дел сумела скрыть ото всех, кроме меня.

Я был так рад окончанию танца, что больше ни о чем не думал.

— Мальчишка оказался дураком, — объявил Аббу.

— Да.

— А я дурак, что рисковал, поставив на него.

Я улыбнулся.

— Да.

Аббу вытащил кольцо.

— Я плачу долги, Песчаный Тигр. Я не хочу, чтобы обо мне ходили дурные слухи.

— Теперь мне не придется их распространять, Аббу.

Он кисло посмотрел на меня, отдал кольцо и поискал глазами Дел.

— А она может многому научиться, если ею всерьез займется мужчина.

Мужчина ею уже занимался. Даже не один. Северяне, ан-кайдины из Стаал-Уста. И бандит по имени Аджани. Но я ничего не сказал об этом Аббу Бенсиру, потому что он бы не понял.

— Ну, не знаю, Аббу. По-моему она уже многое умеет.

— Она может танцевать лучше. Быстрее, плавнее… — он сделал выразительное движение рукой. — Конечно она женщина с женскими недостатками, но у нее есть талант. Она достаточно высокая и сильная… — он покачал головой. — Хотя конечно глупо учить женщину. Глупо даже пытаться.

— Почему?

Аббу презрительно отмахнулся.

— Шодо на нее прикрикнет, и она разрыдается. Бросит меч при первой же царапине. Или встретит мужчину и потеряет к танцу весь интерес. Она будет готовить еду, следить за хиортом, вынашивать детей. Она забудет о мече.

Я приподнял брови, изображая удивление.

— А разве женщина не для этого? Готовить еду, следить за хиортом, рожать мужу детей…

С тем же хмурым лицом Аббу резко посмотрел на меня.

— Конечно, конечно для этого… Но неужели ты настолько слеп, Тигр? Ты видишь женщину и не видишь ее мастерство? Когда я впервые увидел твой танец — настоящий танец, а не ту тренировку, когда ты чуть не убил меня — я понял, каким ты станешь, хотя тогда ты проиграл. Я уже знал, что теперь в Пендже будет греметь не только мое имя, — он дернул одним плечом. — Я готов был поделиться, я не возражал, потому что я не слепой дурак. Потому что я узнаю талант с первого взгляда, даже если этим талантом одарена женщина.

Со мной говорил не тот Аббу Бенсир, которого я помнил. Тот человек всегда был уверен в своем таланте и технике, тогда он действительно был выдающимся танцором и его технике стоило поучиться. И еще он умел устраивать представление из своего появления, с разбитым носом и дребезжащим голосом. Аббу был хрупким и невысоким, как большинство Южан. Сколько я его помнил, всегда он претендовал на положение повыше и хотел править людьми.

А вот чего Аббу не хватало, так это человечности и ума, и уж конечно недостаток этих качеств проявлялся когда Аббу общался с женщинами. Он был, в конце концов, Южанином, и знал только девочек из кантин или глупых служанок, прислуживавших танзирам и купцам.

Ему еще не приходилось встречать женщину, которая была бы достойна держать меч. Я сомневаюсь, что такое вообще когда-то приходило ему в голову, как и мне до встречи с Дел. Но познакомившись с Дел, я изменился. Могла ли она так же повлиять и на Аббу Бенсира?

Ну, может он и мог исправиться, но я ему в этом помогать не собирался. Пусть лучше остается самодовольным Южным кобелем.

— Я узнаю талант, когда вижу его, — сказал я. — Я чувствую его. Ты забыл, что я поставил на нее?

— Ты сделал это только для того, чтобы позлить меня, — объявил Аббу.

— Мы с тобой как масло и вода, Песчаный Тигр… и наши отношения никогда не изменятся, — он посмотрел как расходится толпа и перевел взгляд на меня. — У тебя теперь есть кольцо, Песчаный Тигр, а я пойду за женщиной.

Он повернулся и прошел рядом ко мне. Легкая черная ткань его хитона заструилась за его спиной. Аббу носил перевязь и ножны. Рукоять Южного меча сверкала в солнечном свете. Это был старый, благородный меч, о котором сложили уже много легенд. Я смотрел как он уходит, как удаляется от меня плавной походкой вполне довольный своей жизнью мужчина. Мужчина, который — я был уверен — не испытывал никаких сомнений на свой счет. И насчет женщины, к которой он шел.

 

6

Пока я шел к кантине, Аббу Бенсир успел припереть Дел к стенке. Ну, не в прямом смысле, конечно. Просто она сидела в углу, а он сел рядом с ней.

Дел устроилась спиной к стене, как обычно садился я. Это позволило ей сразу заметить мое приближение, но сообщать об этом Аббу она не стала, благодаря чему он, сидевший ко мне спиной, ничего не заподозрил. Я воспользовался своим преимуществом и застыл позади него. Изучая ЕГО подход.

— …ты могла бы танцевать гораздо лучше, — доверительно сообщал он,

— с моей помощью, конечно.

Дел ничего не ответила.

— Ты должен признать, — продолжил он, — как это необычно, встретить женщину с твоими способностями и желанием. Здесь, на Юге…

— …с женщины приравниваются к рабам, — Дел не улыбнулась. — Почему я должна идти в рабство?

— Ты будешь не рабыней, а ученицей.

— Я уже была истойя и ан-истойя.

Он растерялся.

— Я — Аббу Бенсир. Любой Южный танцор меча может сказать тебе кто я и как танцую. ЛЮБОЙ Южный танцор меча… Меня знают все.

Впервые с момента моего появления Дел посмотрела на меня.

— Ты его знаешь?

Аббу сел прямо и медленно повернул голову. Увидев меня, он помрачнел и едва заметным знаком предложил мне удалиться, после чего снова повернулся к Дел.

— Спроси любого, но не его.

Я ухмыльнулся.

— Но я же тебя знаю. И знаю, как ты танцуешь.

— Ну и как? — с прохладцей спросила Дел.

Аббу покачал головой.

— Он не даст тебе правдивого ответа. Мы старые соперники в круге. Он хорошо обо мне не отзовется.

— А ты лгун, — любезно сообщил я. — Я скажу ей правду, Аббу: ты выдающийся танцор меча, который может многому научить, — я помолчал. — Но я лучше.

Дел с трудом удалось скрыть улыбку. Аббу только сердито посмотрел на меня.

— Этот стол уже занят, — заметил он.

— Госпожа пришла сюда первой. Может она будет решать?

Дел сделала нетерпеливый жест: такие игры ее всегда раздражали.

Я вытащил табуретку, сел и обезоруживающе улыбнулся Аббу.

— Ты успел выложить ей свой план?

— План? — безучастно повторил он.

Я посмотрел на Дел.

— Он собирается сделать несколько комплиментов относительно твоего мастерства, ведь женщины такие легковерные создания… Он скажет тебе то, что ты, по его мнению, хочешь услышать, даже если сам он будет с этим не согласен… потом он войдет с тобой в круг, просто чтобы у тебя не пропал интерес, — я ухмыльнулся. — А потом отведет тебя прямо в постель.

Бледные глаза Аббу заблестели.

— Это не сработает, — сообщил я ему. — Я уже пытался.

— И попытка сорвалась, — объявила Дел.

Аббу, человек неглупый, нахмурился. Он посмотрел на Дел, на меня и потребовал обратно свое кольцо.

— На каком основании? — удивился я.

— Ты выиграл обманом. Ты знал эту женщину.

Я пожал плечами.

— А я и не говорил, что я с ней не знаком. Не пройдет, Аббу. Я предложил сделать ставки. Ты согласился. Кольцо было выиграно честно, — я улыбнулся. — И оно мне пригодится, у меня уже накопились долги.

Дел внимательно взглянула на меня.

— Ты ставил?

— На тебя.

— На выигрыш.

— Конечно на выигрыш. Ты меня принимаешь за дурака?

Аббу выругался под нос.

— Это я дурак.

— Потому что захотел учить женщину? — в голосе Дел снова появились холодные нотки. — Или потому что поставил не на того?

К столу подошла Кима с кувшином.

— Акиви, — объявила она и грохнула кувшин на стол.

Аббу Бенсир с вызовом посмотрел поверх края кувшина на Дел. Я знал этот прием — Аббу, хотя мне ненавистно это признавать, пользовался успехом у женщин — но я не испугался. Такой тип мужчин никогда не интересовал Дел. Аббу был слишком самонадеянным, слишком резким, слишком уверенным в своем превосходстве, основанном только на его принадлежности к сильному полу.

И самое главное, он был слишком Южным.

— Чему ты можешь научить меня? — спросила Дел.

Я ударил ее под столом ногой.

Аббу задумался.

— Ты высокая, — сказал он, — и сильная. Длина руки у тебя, пожалуй, такая же как у любого мужчины, за исключением Песчаного Тигра конечно. Но ты бы танцевала лучше, если бы наносила не такие широкие удары, они должны быть более изящными, — он потянулся через стол и потрогал левое запястье Дел. — У тебя достаточно сил — я это заметил — чтобы поддерживать короткие удары, но ты этим не пользуешься. Ты танцевала слишком открыто, поэтому на ответы у тебя уходило больше времени и у противника появилась возможность прорвать твою оборону. Сегодня победило не твое мастерство, а неопытность мальчика, — Аббу улыбнулся. — В танце со мной ты бы лишилась единственного преимущества.

А он хорошо разобрался в стиле танца Дел. Его замечание насчет коротких ударов клинком мне совсем не понравилось. Я понял, что он точно оценил ее. Обычно в танце удары Дел действительно более плотные и сдержанные, но сейчас она была не в форме и не могла использовать привычную технику.

Если что и могло произвести впечатление на Дел, так это мужчина, оценивший ее умение, а не красоту.

— Хватит о танце, — резко сказал я. — У нас на столе пропадает хорошее акиви, — я поднял кувшин и начал разливать акиви по чашкам, принесенным Кимой.

Аббу покосился на меня. Когда поворачивался в профиль, его нос был уродливой карикатурой, но это накладывало на него печать богатого жизненного опыта. В отличие от Набира, он не был мальчиком на пороге мужественности, он переступил эту черту много лет назад. Аббу смотрел на мир внимательными, быстрыми глазами борджуни, хотя занимался танцами мечей, а не грабежами.

Что он думал обо мне, я не знал. Я был выше, тяжелее и моложе, но Аббу точно подметил — я не успел обрести былую гибкость и силу, и это было заметно. Хотя конечно заметно только для опытного танцора меча, умевшего соединять воедино наблюдения по мелочам.

Аббу развалился на стуле и глотнул акиви.

— Ну, — лениво сказал он Дел, — а этот большой пустынный кот рассказывал тебе о наших приключениях?

— Приключениях? — тупо отозвался я. Мы с Аббу, насколько я знал, только изредка могли поделить одну кантину.

Дел, разумеется, сказала нет.

Конечно этого он и добивался. Ловким движением пальца Аббу оттянул край хитона и продемонстрировал бледный шрам на горле, оставленный ножом шодо.

— Мой знак чести, — сообщил он, — подаренный мне не кем иным, как Песчаным Тигром.

Брови Дел приподнялись.

— Это было в самом начале его карьеры, — со знанием дела завел рассказ Аббу, — и уже тогда Юг должен был насторожиться и понять, что близок момент рождения новой знаменитости в танцах мечей.

— Эта «близость» растянулась надолго, — кисло заметил я. — На обучение у меня ушло семь лет.

— Да, но этот случай сказал о многом тем из нас, кто может увидеть настоящий талант, — он помолчал. — Тем немногим из нас.

— Неужели? — с прохладцей спросила Дел.

— О да, — сказал Аббу. — Он был неуклюжим семнадцатилетним мальчишкой. Руки и ноги у него были слишком большие — а мозги маленькие — но потенциал у него был. Я понял, каким он станет… если его врожденная покорность и годы, проведенные чулой, не заставят его снова вернуться к рабскому существованию.

Веки Дел не дрогнули.

— Аббу Бенсир, — мягко сказала она, — когда идешь, смотри куда наступаешь.

Аббу не был дураком. Он тут же изменил тактику.

— Но я пришел не для того, чтобы говорить о Песчаном Тигре, которого ты, несомненно, знаешь лучше чем я, — его глаза вспыхнули. — Я пришел предложить свои услуги как шодо, хотя бы ненадолго. Думаю, тебе это пойдет на пользу.

— Может и на пользу… — протянула Дел и резко повернувшись ко мне, посмотрела мне в глаза. — Если ты еще раз ударишь меня…

Я прервал ее, повысив голос:

— Аббу, а ты не собираешься ехать в Искандар как все остальные?

— Рано или поздно поеду. Хотя мне кажется, что все это чушь, эти разговоры о джихади. — Аббу пожал плечами и хлебнул еще акиви. — Сам Искандар, как говорится в легендах, обещал вернуться и принести Югу процветание, превратить песок в траву. Пока я не вижу никаких признаков надвигающегося всеобщего благополучия, — Аббу покачал головой. — Я думаю, что какой-то глупец просто развлекается, строя из себя оракула… или это фанатик, который хочет привлечь к себе внимание. Он конечно поднимет племена — и как я слышал, они уже выступили — но ни один здравомыслящий не обратит на него внимания.

— Кроме танзиров, — я пожал плечами, когда Аббу нахмурился над своей чашкой. — Они не поверят в предсказания Оракула, но если хоть немного поработают мозгами, быстро поймут, что этот Оракул — и предсказанный джихади, если он появится — могут лишить их власти.

— Восстание, — задумчиво сказал Аббу. — За веру.

— Вера толкает людей на невозможное, — отметил я. — Прикрой свои желания святым указом и даже убийство будет свято.

— Я не понимаю, — вмешалась Дел. — Все, что вы говорили о вере правильно, но при чем тут весь Юг?

Я пожал плечами.

— Юг состоит из сотен пустынных домейнов. Домейном может править любой человек достаточно сильный, чтобы удержать власть. Он приходит, утверждает свое господство и называет себя танзиром, чтобы придать хоть немного блеска. И правит.

Дел прищурилась.

— Так легко?

— Так легко, — подтвердил Аббу своим дребезжащим голосом. — Конечно каждому, кто решится на такое, надо иметь много верных людей… или много наемников, готовых поддержать его за золото, — Аббу ухмыльнулся. — Я и сам помогал нескольким таким танзирам.

— Но ты никогда не пытался получить собственный домейн? — вкрадчиво поинтересовалась Дел.

Аббу пожал плечами.

— Легче взять деньги и уехать, а потом вступить в армию следующего пустынного бандита, который мечтает стать танзиром.

Дел взглянула на меня.

— А ты этим занимался?

— Никогда, — отрезал я. — Я нанимался защищать танзира уже правившего в каком-то домейне, но никогда не вмешивался в дворцовые перевороты и не устанавливал ни чью власть.

Дел задумчиво кивнула.

— Значит танзирами не рождаются… Принцем можно стать только при поддержке вооруженных людей.

— Танзиром можно родиться, если семья правит в домейне достаточно долго и некоторые из этих пустынных «царств» существовали по несколько веков и правили ими древние династии. Домейны передавались потомкам…

— …которые должны были быть достаточно сильными, чтобы удержать его, — закончила Дел.

— Конечно, — проскрипел Аббу. — Сколько раз бывало, что власть в таких домейнах переходила к мальчишкам, которые по молодости просто не могли управлять силами, необходимыми для защиты от узурпаторов, — он улыбнулся. — На юге много желающих расширить свой домейн, а это самый легкий способ.

— Украсть, — сказала Дел.

— ВСЕ домейны были когда-то украдены, — отрезал Аббу. — Много лет назад Юг никому не принадлежал, он просто был. А потом люди, достаточно сильные, выбрали себе домейны по вкусу… так и пошло, пока землю не разделили от моря до Северной границы, и с запада до востока.

— Разделили, — повторила Дел. — А свободной земли совсем не осталось?

Аббу пожал плечами.

— Домейны существуют там, где земля хоть чего-то стоит, где есть вода, или поселение, или оазис, или горы, в общем так, где можно жить. То, что никому не нужно — свободно.

— Пенджа, — сказал я. — Никто не правит в Пендже, кроме племен может быть… но они уважают свою землю. Они не делят ее и не цепляются за нее. И они не подчиняются никому, никаким самозваным танзирам. Они бродят по пустыне вслед за ветром.

— Как танцоры мечей, — Дел поставила свою чашку на стол. — Значит Оракул, который может объединить племена, представляет угрозу для танзиров?

— Если он решит поднять племена — да, — согласился Аббу.

— Но Оракул только глашатай, — напомнил я. — Настоящая угроза это джихади. Потому что если окажется, что пророчество правдиво — песок превратится в траву — весь Юг станет стоящей землей. Каждый человек будет сам себе танзиром и эти принцы, правящие сейчас в домейнах, лишатся власти.

— Значит они попытаются убить его, — заключила Дел. — Независимо оттого, кто он и зачем пришел. Даже если все это ложь, танзиры его убьют. Просто на всякий случай.

— Возможно, — согласился я.

Аббу улыбнулся.

— Сначала им нужно найти его.

— Искандар, — напомнила Дел. — Разве не там он должен появиться?

Аббу пожал плечами.

— Так говорит Оракул.

— И ты поедешь туда, — отметила Дел.

Аббу Бенсир засмеялся.

— Не ради Оракула, не ради джихади. Я иду туда ради танцев, ради денег.

Дел нахмурилась.

— Денег?

Аббу кивнул.

— Там, где собираются люди, будут ставки, а где будут танзиры, будет работа. Легче найти и то, и другое в одном месте, чем бродить по всему Югу.

— На Севере это называется кимри, — вспомнил я. — Правда на Юге кимри бывают очень редко… Но Аббу прав. Все, кто поверит Оракулу, пойдут в Искандар. Туда же отправятся танзиры и танцоры мечей.

— И бандиты? — спросила Дел.

— Да, и борджуни, — согласился Аббу. — И даже шлюхи, такие как Кима.

— Я хочу в Искандар, — сказала Дел.

— Какая разница, где собирать слухи об Аджани, — вздохнул я.

Но Дел не смотрела на меня. Она не сводила глаз с Аббу.

— И еще я хочу, чтобы ты учил меня.

Я чуть не захлебнулся акиви.

— Дел…

— Завтра начнем, — отрезала она.

Аббу Бенсир просто улыбнулся.

 

7

— Почему? — спросил я, остановившись в дверном проеме. — Что ты пытаешься доказать?

Дел, в ее крошечной комнате в гостинице, спокойно посмотрела на меня и уселась на край дощатой кровати, чтобы снять ботинки и меховые гетры.

— Ничего, — сказала она, разматывая кожаные завязки.

— Ничего? НИЧЕГО? — я уставился на нее. — Ты знаешь не хуже меня, что Аббу тебя ничему не научит.

— Конечно, — согласилась она, стягивая гетру с ботинка.

— Тогда почему…

— Мне нужно тренироваться.

Я стоял у двери и смотрел как она снимала ботинок. Закончив с правым, она взялась за левый, снова начала с гетр. Ее правая ступня покраснела по бокам, а сверху была совсем белой.

— Значит, — сказал я, — ты хочешь использовать его как партнера для тренировки.

Дел раскрутила завязку.

— Он действительно так хорошо, как говорит?

— Да.

— Он лучше чем ты?

— Нас нельзя сравнивать.

— Ты оставил ему тот шрам на горле?

— Нет.

Она немного приподняла голову.

— Значит он лжец.

— И да, и нет. Этот шрам работа не моих рук, но получил его Аббу из-за меня.

Дел наконец-то взглянула на меня.

— И после этого он вполне по-дружески к тебе относится. Многие на его месте пылали бы жаждой мести, а он нет.

Я пожал плечами.

— Мы никогда не были врагами. Мы просто соперники.

— Я думаю, он уважает тебя. Он понимает, что у тебя есть свое место на Юге — среди всех танцоров мече — а у него свое.

— Он признанный мастер клинка, — сказал я, — имя Аббу Бенсира вошло в поговорку среди танцоров мечей, и ни у кого не хватит глупости заявить ему в лицо, что это не так.

— Даже у тебя?

— Никогда не относил себя к дуракам, — я помолчал. — Ты действительно собираешься тренироваться с ним?

— Да.

— Ты могла бы попросить…

— …тебя? — Дел покачала головой. — Я тебя просила. Несколько раз.

— Но я буду танцевать, — защищаясь, сказал я, — только не с яватмой. Мы найдем деревянные мечи для тренировки…

— Стальные, — отрезала Дел.

— Баска, ты знаешь, почему я не хочу…

— Не хочешь и не надо, — Дел стащила гетр с ботинка. — Поэтому я использую Аббу Бенсира.

— Но он думает, что будет ОБУЧАТЬ тебя…

— Он может думать что угодно, — Дел стянула ботинок. — Когда мужчина отказывается делать то, о чем его просят, на его место всегда можно найти другого. Если Аббу Бенсир будет думать, что обучает легковерную Северную баску и это удовлетворит его самолюбие, пусть его. Я буду тренироваться и снова войду в форму, — Дел посмотрела на меня. — И тебе не мешало бы заняться тем же.

Я помолчал, хотя признавал правоту ее слов.

— И как долго это будет продолжаться?

— Пока я не начну танцевать как раньше.

Раздражение перевалило через край.

— Ему нужно только затащить тебя в постель.

Дел поднялась и начала расстегивать перевязь.

— Я хочу вымыться, и если ты по-прежнему считаешь, что я хочу подразнить тебя, лучше уйди.

Один из сыновей хозяина гостиницы успел выкатить бочку из моей комнаты. Бочка была разумеется пустой, а значит Дел заплатила за чистую воду. Но денег-то у нее не было.

Я уже кипел.

— За это тоже плачу я?

Дел кивнула.

Я мрачно уставился на нее.

— По-моему я постоянно плачу, а тебе все обходится даром.

— Неужели? — бледные брови Дел приподнялись. — А твои вежливость и щедрость зависят от того, сколько ночей я проведу с тобой в постели?

Я отошел в сторону, позволяя мальчику вкатить бочку. Едва дождавшись пока он поставит ее и выйдет из комнаты, я опять повернулся к Дел.

Я стоял перед ней, не зная что делать, когда она отвернулась от кровати и наши взгляды встретились. Без ботинок Дел была ниже чем обычно, но это не принизило ее в моих глазах.

Я постарался выровнять дыхание.

— Это не выход.

Дел сжала зубы.

— А я не ищу выход, — отрезала она. — Мне нужно закончить песню.

Я постарался говорить ровно.

— Сколько человек ты убила за свою жизнь?

Она прищурилась.

— Я не знаю.

— Десять? Двадцать?

— Не знаю.

— Хотя бы примерно, — настаивал я.

Она помолчала и процедила сквозь зубы:

— Наверное около двадцати.

— А сколько в круге?

— В круге? Ни одного. Я убивала только защищаясь, — она подумала и добавила: — Или защищая других. Иногда и тебя.

— А некоторым ты мстила. Бандитам, которые были с Аджани. Ты убила несколько его человек, так? Месяцев шесть назад.

— Да.

— А какая-нибудь из этих смертей требовала от тебя такой собранности и сосредоточенности?

Дел плотно сжала зубы.

— Я понимаю, что ты хочешь сказать. Ты пытаешься меня убедить, что не стоит вести себя так, так концентрироваться на одном убийстве… Ты думаешь, что если мне уже приходилось убивать, то одной смертью больше…

Я покачал головой.

— Дело не в этом. Знаешь, Дел, мне кажется, что ты наказываешь себя. Ты заставляешь себя думать только о мести и подавлять все человеческие чувства, считая себя виновной перед родственниками, ведь ты осталась жива, а они погибли.

Сын хозяина грохнул ведром, полным воды, протаскивая его через дверь. Я почувствовал, что Дел хочет ответить, что ответ готов, но присутствие постороннего заставило ее замолчать. Момент прошел.

— Желаю хорошо отдохнуть, — бросил я, разворачиваясь, — а я пойду оплачивать твои долги.

Дел молча следила как Южанин выливал воду в бочку. Если она и посмотрела мне вслед, было уже слишком поздно. Я был вне комнаты, вне гостиницы и вне себя.

Я нашел его только в третьей кантине. Может он смущался или робел, а может просто хотел выпить в тихом, спокойном месте, где не задыхаешься от запаха хува и не слышишь пьяных криков, как в кантине где работала Кима.

Но я нашел его. И обнаружив его, я застыл в полутьме дверного проема, наблюдая за ним.

Я решил, что Набир был привлекательным парнем. Он еще подрастет, наберется сил, опыта и будет достойным соперником каждому, входящему в круг. Может уже сейчас с ним приятно было провести вечер за кувшином акиви, но я был не в духе проверять это. Настроение у меня было хуже, чем обычно, и все из-за той же женщины, которая доставила неприятности и ему.

Набир сидел за столом в дальнем углу зала, прислонившись спиной к стене. Он запрокинул голову, но в поза не была ленивой и расслабленной. Он хмурился. Черные волосы обрамляли симпатичное, но ничем не выдающееся лицо. Темные брови сходились у переносицы — мысленно он издевался над собой. У Набира был широкий нос с небольшой горбинкой, больше похожий на мой, чем на нос Аббу, который напоминал — когда-то очень давно — клюв хищной птицы. Некоторые пустынные племена считают, что нос с горбинкой указывает на доблесть человека, его талант воина — не спрашивайте меня, с чего они это решили, но для них это естественно, как для Ханджи уродовать себя носовыми кольцами, а для Вашни носить ожерелья из фаланг человеческих пальцев.

На столе перед Набиром лежали перевязь и меч, это их он так свирепо и разглядывал. Рядом стоял кувшин с выпивкой и чашка, но Набир не сделал ни глотка. Он просто сидел, хмурился, дулся и раздумывал, а не бросить ли ему эти танцы.

Я прошел через зал и приостановился, когда он поднял взгляд при моем приближении. Во взгляде мелькнуло узнавание, удивление, темно-карие глаза расширились. Набир подался вперед так торопливо, что чуть не опрокинул стул, что нанесло еще один удар по его гордости.

Я жестом предложил ему сесть, когда он начал подниматься, а сам устроился на свободном стуле.

— Ну, — сказал я, — с танцами покончено?

Он с яростью взглянул на меня и тут же опустил глаза. Он не мог смотреть мне в лицо.

Я продолжил дружеским тоном:

— В начале всем трудно. Ты не знаешь, согласится ли кто-нибудь танцевать с тобой, а поэтому боишься и спрашивать. Однажды ты набираешься мужества попросить известного мастера, танцора меча седьмого ранга — ты не сомневаешься, что проиграешь ему, а значит поражение будет не таким обидным — он отказывается. Ты уходишь, раздумывая, будет ли когда-нибудь кто-нибудь вообще с тобой танцевать, не считая недавних учеников, которые тоже только начинают, и в этот момент к тебе приходит женщина и предлагает тебе танец, — я уселся поудобнее. — Сначала ты оскорблен — танцевать с женщиной! — а потом вспоминаешь, что видел эту женщину с Песчаным Тигром, она носит меч и ходит в перевязи, как и ты. Ты замечаешь, что она высокая, сильная и родилась на Юге, и думаешь, что ей бы следовало сейчас в каком-нибудь хиорте готовить еду и растить ребенка, и ты решаешь поставить ее на место. Во имя твоего с трудом завоеванного меча и колючей Южной гордости ты принимаешь приглашение женщины, — я помолчал. — И ты проигрываешь.

— Я стыжусь, — прошептал он.

— Ты проиграл только по одной причине, Набир. По одной, — я наклонился над столом и налил акиви в его чашку. — Ты проиграл потому что она выиграла.

Его ресницы дрогнули. Он быстро взглянул на меня, потом снова уставился на отложенные в сторону меч и перевязь.

Я выпил акиви.

— Ты проиграл из-за мужской надменности и самоуверенности.

Он нахмурился.

Я решил высказать ему все напрямик.

— Она выиграла потому что танцевала лучше.

Его загорелое пустынное лицо залила краска.

— Как женщина может быть лучше…

— …мужчины? — я пожал плечами. — Может причина в том, что она взяла в руки меч раньше тебя, вернее раньше начала формально обучаться. И она, как и ты, играла деревянным мечом, когда была ребенком.

Он скрипнул зубами.

— Я — танцор меча второго ранга.

Я глотнул еще акиви и кивнул.

— Этим можно гордиться, но вот что я хочу у тебя спросить: почему ты ушел, получив всего второй ранг? Их же семь, ты знаешь.

Темные глаза сверкнули.

— Я готов был покинуть учителя.

— Ты устал от дисциплины, — отметил я, — и все время слышал песню монет, которые переходили в руки других танцоров, хотя могли быть твоими.

Он помрачнел.

— В моем уходе нет бесчестья. Некоторым хватает и года занятий.

Я кивнул.

— И все они быстро умирают.

Он поднял подбородок.

— Потому что принимают приглашение танцевать до смерти.

— Такое случится и с тобой.

Набир покачал головой. Темные волосы упали на откинутый капюшон бурнуса цвета индиго.

— Я не дурак. Я понимаю, что не готов к этому.

— Но только так и можно получить настоящие деньги, — я пожал плечами в ответ на его внимательный взгляд. — Танзиры очень щедро оплачивают убийство.

— За такую работу…

— …ты не возьмешься. Конечно. А что ты будешь делать, когда к тебе придет танцор меча с вызовом на танец до смерти?

Его глаза расширились.

— Ко мне?

— Да, к тебе. Сначала ты будешь служить этому танзиру… — я махнул левой рукой, — потом тому танзиру… — взмах правой рукой, — и наконец кто-то решит, что от тебя пора избавиться навеки. И вот танцор меча, такой как я или Аббу Бенсир, или Дел, получит деньги и пригласит тебя в круг, где танец должен будет закончиться смертью.

— Я могу отказаться, — предложил Набир, сразу растеряв всю свою уверенность.

— Можешь. Даже несколько раз. Но тогда ты прославишься как трус, и больше ни один танзир не наймет тебя, — и пожал плечами. — Убивай или умри.

Набир мрачно посмотрел на меня.

— Зачем ты мне все это говоришь?

— Ну, может быть потому что мне противно видеть как ты бросаешь дело, в котором мог бы стать мастером, — я сделал еще глоток акиви. — Все, что тебе нужно, это немного практики.

Он прищурился.

— С… тобой?

— Со мной.

— Но… я для этого слишком плохо танцую.

Знал бы он, как я танцую из-за этой раны. Но об этом я ему говорить не стал.

— Ты ведь сам просил меня танцевать с тобой. Или я что-то не понял?

— Но я не сомневался, что проиграю. Я просто думал… — он вздохнул.

— Я надеялся, что если меня увидят в круге с Песчаным Тигром, меня запомнят. Я знал конечно, что проиграю, но я проиграл бы Песчаному Тигру. Ты всегда побеждаешь.

— И на тренировке ты тоже проиграешь, — отметил я, — но по крайней мере чему-то научишься, — да и я вспомню, что такое танец. — Ну, значит начнем завтра?

Набир медленно кивнул.

— А как… — он замолчал, подумал и все же решился спросить. — А эта женщина… она настоящий танцор меча?

Я ухмыльнулся.

— Если ты страдаешь оттого, что твоя репутация — и гордость — получила слишком болезненный удар, можешь успокоиться. Дел побеждала и меня.

— ТЕБЯ?

— Только на тренировках, конечно, — я поднялся и поставил на стол его чашку. — Спасибо за акиви. Встретимся рано утром.

Он взлетел с табуретки.

— Песчаный Тигр…

— И кстати… это тебе не понадобится, — я показал на клинок. — Принеси деревянные мечи.

— Деревянные? — недоверчиво переспросил он. — Но я не занимался с деревянными мечами с первого года…

— Я знаю, я тоже, и по сравнению с тобой это было очень давно, — я пожал плечами. — Мне бы не хотелось увлечься и пропороть тебе живот, а деревянным мечом я могу сломать только несколько ребер, — я ухмыльнулся в ответ на его ошарашенное выражение лица. — Теперь иди и найди себе женщину

— хотя бы ту симпатичную маленькую девчонку из кантины через дорогу, которая так тебя разглядывала — и забудь о Северных басках.

— Она прекрасна, — выпалил Набир.

Я не стал выяснять, которую из женщин он имел в виду. Я и раньше видел такое выражение лица.

— Первый урок, — сказал я, — не думай об этом. Когда ты в круге — даже с женщиной, — я помолчал, — даже с такой женщиной как Дел — ты должен думать о танце и только о танце.

— Женщине не место в круге.

— Может быть, — я был не в настроении приводить ему какой-нибудь аргумент из набора, которым располагала Дел, наш разговор затянулся бы. — Но если уж тебе снова придется танцевать с женщиной, ты же не захочешь умереть только потому что у нее груди вместо твоих гехетти?

— Гех… — Набир догадался и задумался. Через минуту он кивнул.

— Я попробую не думать о женщинах и не видеть женщину. Я попробую делать так, как ты.

Аиды, хотел бы я, танцуя с Дел, не думать о ней. Я мог видеть только женщину. Как Аббу Бенсир. Как Набир. Как остальные мужчины, которые видели ее в круге или танцевали с ней.

Потому что тогда я смог бы забыть о крови.

 

8

Мы встретились на пустыре на окраине города. Я не хотел привлекать внимание любопытных ради мальчика и ради самого себя — зачем миру знать, что Песчаный Тигр забыл что такое танец и начинает с азов?

— Рисуй круг, — сказал я.

Темные глаза Набира расширились.

— Я?

Я важно кивнул и объяснил:

— Высокий ранг дает право сваливать на других скучные занятия, такие например, как раскапывание грязи.

Он развел руками.

— Нет… я только хотел сказать… Я думал, что ты сделаешь это сам, чтобы не было ошибки.

— Ну, не так уж трудно нарисовать круг, — заметил я. — Думаю, танцор меча второго ранга сможет с этим справиться.

Я добился чего хотел: Набир вспомнил, что и у него есть ранг, хотя и низкий. Если бы с нами занимался ученик первого ранга, Набир мог бы перепоручить это дело ему.

Но мы были вдвоем, и поэтому Набир взял деревянный меч и спросил меня, какой круг рисовать.

— Для разминки, — ответил я. — Нет смысла начинать танец, если не умеешь правильно двигаться, — мне бы освоиться и в круге для разминки семи шагов в диаметре. — Потом мы перейдем в круг для тренировки, а потом в полный круг для танца… когда я решу, что ты готов.

— Но… — начал было он возражать, но замолчал. Значит из его головы не до конца выветрилось, что такое дисциплина на уроке.

— Я знаю, — кивнул я. — Ты хотел сказать, что вчера танцевал в полном круге. Ну и что? Ты же проиграл, так что будем делать по-моему.

Набир вспыхнул, кивнул и начал аккуратно рисовать в земле круг. Он знал размеры не хуже меня: семь широких шагов в диаметре — круг для разминки, десять — для тренировки, пятнадцать — для танца. У него была твердая рука, благодаря чему линия не сильно виляла. Это несложное дело изучают в первый год обучения: создание ровного круга. Если ученик хочет чего-то добиться, он должен точно знать, где границы круга. Вроде бы нетрудно, но это только на первый взгляд.

Набир закончил и выжидающе посмотрел на меня, не выпуская из рук пыльного клинка.

— Сандалии, — напомнил я, — или ты хочешь дать мне дополнительное преимущество?

Он снова покраснел. Я понимал, как он себя чувствовал — неужели он сам так ничего и не вспомнит? — но нянчиться с ним не собирался. Он должен был забыть, что перед ним великий танцор меча, иначе он просто не сможет заниматься.

Хотя, признаю, такое отношение мальчика мне льстило. Всегда приятно видеть, что на кого-то производит впечатление твое мастерство.

Пусть даже не на Дел.

Набир снял сандалии и бросил их около круга, рядом с его бурнусом, кремовым хитоном и поясом. В одной набедренной повязке, он вдруг оказался тощим Южным пареньком. Темная кожа плотно обтягивала кости, и когда он двигался, видно было как ходят сухожилия. Хотя занятия танцами сделали свое дело: кое-где уже проступали мышцы.

Я задумался и полюбопытствовал:

— А из какого ты племени?

Он напрягся. Щеки Набира медленно краснели, а глаза загорались.

— А это имеет значение? — спросил он и я почувствовал его враждебность. Оставалось только равнодушно пожать плечами.

— В общем-то нет. Я спросил из любопытства. Я знаю много племен, но никак не могу понять, к какому ты принадлежишь. Я не сомневаюсь, что ты родился в пустыне и…

— Да, — оборвал он меня, — но у меня нет племени, Песчаный Тигр… того, которое признало бы меня, — его челюсти напряженно сжались. — Я метис.

— Я часто встречал метисов и среди них было много отличных парней, — я ухмыльнулся. — Да я и сам… может быть. Аиды, ты хотя бы это знаешь.

Набир смотрел на меня через старательно нарисованный круг.

— Ты не знаешь, чистокровный ты или метис?

— И такое бывает, — сухо ответил я. — Может пора заняться делом?

Набир кивнул.

— Что сначала?

— Работа ног.

— Но я занимался этим почти два года назад!

— И ничему не научился, правильно? — ядовито осведомился я и помягче добавил: — Или может ты просто подзабыл.

В своих расчетах я не ошибся. Мои слова заставили мальчика заткнуться.

Такое элементарное занятие как отработка передвижений по кругу пошло на пользу нам обоим. Правильная работа ног лежит в основе танцев мечей, это часть фундамента, который должен быть надежным, если ты собираешься хоть чему-то научиться и заниматься дальше. Неловкость в круге может позволить себе только человек, который не хочет долго жить, и поэтому не стоит жалеть о времени, потраченном на элементарные упражнения, если в будущем эти несколько часов в день, проведенные за отработкой движений в круге, могут спасти тебе жизнь.

Я был уже очень опытным танцором меча, когда перестал включать в ежедневные занятия отработку передвижений в круге. Дел и я, до нашего танца в Стаал-Уста, тренировались вместе каждый день, или почти каждый. Работой ног в отдельности мы не занимались, потому что для нас за много лет она стала привычной, она была естественной частью тренировки, но Набиру было далеко до Дел. Чтобы сделать из него настоящего танцора меча, занятия с ним нужно было начинать с элементарного, с самых основ.

Ну, если можно так сказать. СТОЛЬКО времени я конечно не мог на него потратить. Я танцор меча, а не шодо; лишних лет на учеников у меня не было. Аиды, да и лишних дней не было. Дел наверняка заявит, что мы отправляемся в Искандар как только почувствует, что тренировки с Аббу ей больше не нужны.

А значит из практических занятий с Набиром я должен был вытянуть все, что мог. И из этого, в свою очередь, легко было сделать вывод, что тренироваться я должен был с большими нагрузками чем те, к которым я привык когда был здоров.

Когда в конце концов я решил, что на сегодня хватит, пот с нас обоих тек ручьями. Харкихал — пограничный городок, от него несколько дней пути до пустыни, весна только начиналась, а даже на Юге в начале весны прохладно, но мы взмокли так, что я задыхался от запаха пота. Мне снова нужно было мыться.

Он стоял в центре круга, удовлетворенно кивая и пошатываясь от усталости. Мокрые волосы прилипли к черепу, а у шеи с завитков стекали капли.

— Хорошо, — выдохнул он, — хорошо.

Ну может ему и было хорошо. А у меня все болело.

— Теперь я вспоминаю некоторые замечания шодо, он бросал их вскользь, а я пропускал мимо ушей. Он говорил, что есть большая разница между царапиной на ребрах и разрезом в боку.

Ему легче, подумал я. А я три месяца назад получил и то, и другое. И от одного и того же меча.

Я только кивнул. Я стоял, положив руки на бедра, сжимая в одном кулаке деревянный меч, и пытался выровнять дыхание.

— Что ж, Песчаный Тигр, это новый… истойя?

Дребезжащий мужской голос, это явно не Дел. Я резко повернулся и тут же пожалел об этом. Рядом с кругом стоял Аббу Бенсир. Около него лежала моя одежда и Северная яватма в покрытых рунами ножнах из дерева кадда и кожи.

Значит в промежутке между вчера и сегодня он успел выучить Северное слово. Он-то конечно ожидал, что я пойду в контратаку, и я очень постарался сдержаться.

— Новый меч, новая перевязь, — спокойно закончил я.

— Бедный старина Разящий… — Аббу покачал головой. — Сильный, должно быть, был удар. В конце концов, не часто чуле удается завоевать свободу, и уж совсем чудо, что такой чула получает меч, благословенный шодо… И увидеть этот меч разбитым… — Аббу снова покачал головой.

Краем глаза я заметил, как Набир напрягся, услышав слово чула. Я выразительно приподнял одно плечо.

— Новый меч лучше.

— Правда? — Аббу Бенсир посмотрел на рукоять, поднимавшуюся над устьем ножен. — Сразу видно, что Северный. А я-то думал, что человек, рожденный в пустыне, такой как ты, никогда не прикоснется к чужому мечу.

— Все мы меняемся, — равнодушно заметил я. — Мы становимся старше, немного мудрее… мы учимся не судить о людях и предметах по месту рождения, языку, полу…

— Правда? — ухмыльнулся Аббу. — Должен признать, что ты прав. Да, Песчаный Тигр, женщина гораздо лучше, чем я ожидал, но все же я многому могу обучить ее.

— Подожди пока она разогреется, — я показал ему зубы. — А еще лучше, подожди пока она запоет.

Аббу этого не услышал, он рассматривал мои ребра. Перед тренировкой, как и Набир, я снял хитон и бурнус и остался в одной набедренной повязке, которая не скрывала ни один из шрамов, заработанных за девятнадцать лет занятий танцами и ни один из рубцов, полученных за шестнадцать лет рабства. И ни один из следов когтей песчаного тигра, который своей смертью выкупил мою свободу.

Но все это Аббу видел и раньше — в круге танцор меча носит только набедренную повязку. История моей жизни не была секретом и скрыть я ничего не мог даже если бы захотел, потому что каждый шрам говорил за себя.

Все их он видел и раньше. Аббу рассматривал то, что появилось совсем недавно: уродливый, багровый рубец, оставленный Бореал.

Он быстро взглянул мне в лицо.

— Вижу, — задумчиво заметил он.

— Позволь мне догадаться, — сухо сказал я. — Ты собираешься пригласить меня в круг.

Аббу покачал головой.

— Нет. Когда мы встретимся, ты будешь тем человеком, которого я видел восемнадцать месяцев назад. Я не хочу пользоваться твоей слабостью после… этого, — он нахмурился и черные брови сошлись у переносицы. — Не многие пережили бы такое.

— Очень великодушно с твоей стороны, — сообщил я.

Пришла очередь Аббу показать зубы.

— Да уж, — и он снова нахмурился и посмотрел на зажившую рану. — Ты был на Севере, — сказал он. — Все говорили, что ты ушел на Севере.

— Да, на Севере, — я пожал плечами, — ну и что? Я не знаю ни одного танцора меча, который долго жил бы на одном месте.

Аббу неопределенно махнул рукой.

— Конечно… Но я слышал рассказы о Северной магии… и Северных мечах… — он внимательно и хмуро посмотрел на меня. — Сталь РЕЖЕТ, — тихо добавил он, — она не сжигает. От нее не появляются волдыри. Она не сжигает кожу.

Она не сожгла, она заморозила. И в этом мне повезло. Баньши-укус Бореал вырвал из меня кусок такой величины, что в получившуюся дыру легко вошел бы кулак, но ледяная сталь заморозила кровь и внутренние ткани, спасая меня от невосполнимой потери крови. Яватма не задела жизненно важных органов, хвала валхайлу. Проткни меня Дел обычным Южным клинком, даже не задев жизненных центров, я бы до смерти истек кровью в круге.

— Ну и что? — снова спросил я. — Рана заживет.

— Ты не понимаешь? — упорствовал Аббу. — Если меч мог сделать это в круге…

— Нет, — прямо сказал я, не оставив места сомнению. — Пусть круг останется таким, каким мы его знаем.

— Танцор меча с клинком, способным на такое, получил бы хорошую плату золотом, драгоценностями, шелками… — Аббу пожал плечами. — Да он сам мог бы назначать цену.

— А может и получить собственный домейн? — я ухмыльнулся. — Поверь, Аббу, оно того не стоит.

Он снова посмотрел на мои вещи: на рукоять чужого меча, на чужие руны, обхватывающие ножны от широкого устья до отделанного медью наконечника.

— Яватма, — выдохнул он, старательно выговаривая каждый слог. — Она произнесла это слово. Только один раз, но сказала так, что не забудешь. — Аббу отвернулся от меча и заставил себя посмотреть мне в глаза. — Как один танцор меча другого, как ученик, обучавшийся у того же шодо, я прошу разрешения познакомиться с твоим мечом.

Это было высокопарное формальное обращение; ритуал, выполняемый каждым танцором меча, который хотел коснуться чужого оружия. Может мы и были убийцами, чаще всего против этого нечего было возразить, но настоящий танцор никогда не забывал, что такое этикет. И кое-кто из нас его даже выполнял.

Набир, который из собственного понятия о вежливости остался в круге, чтобы не мешать двум опытным танцорам вести разговор, теперь подошел поближе. Он уже встречался с обнаженным клинком Дел. Думаю, у него было прав не меньше, чем у Аббу расспросить меня о Северном оружии.

— А вы с Дел тренировались со сталью? Своими собственными клинками?

Аббу удивленно посмотрел на меня.

— Конечно.

— Значит ты видел ее яватму.

— Видел, но не трогал, — он криво улыбнулся. — Что-то в ней… не позволило мне это.

Я покосился на Набира. Мальчик не сводил глаз с рукояти, сверкавшей в солнечных лучах. Сам клинок был спрятан в покрытые рунами ножны.

Вздохнув, я вышел из круга, уронил деревянный меч для тренировки на кучку шелка, подобрал перевязь, знаком подозвал Набира и Северная сталь выскользнула под лучи Южного солнца. Я бросил перевязь и ножны, а потом показал клинок во всю длину, уложив его на левую руку, а правой держа рукоять.

Солнечный свет стекал по рунам как вода. Чистое сияние слепило.

Только в одном месте оно меркло.

— А что с ним случилось? — спросил Набир. — Почему кончик обуглился?

Обуглился. Хотел бы я, чтобы он обуглился… Но выражение Набир подобрал точное: клинок выглядел так, будто около пяти дюймов его побывали в пожаре.

Ну, можно сказать, что и побывали. Только огнем был Чоса Деи.

— Такой же как у нее, — уверенно заключил Аббу и, подумав, кивнул. — Значит это правда. В Северных мечах действительно скрыта магия.

— Не во всех. В мече Дел — да, уж можешь мне поверить. А этот… с ним еще не все ясно, в этом тоже можешь поверить мне на слово.

— Можно? — Аббу протянул руку.

Я ухмыльнулся.

— Ему бы это не понравилось.

— Ему это кому? — уточнил Аббу. — Кому бы не понравилось?

— Ему. Мечу.

Аббу уставился на меня.

— Ты хочешь сказать, что этот меч что-то чувствует?

— В некотором роде, — я отодвинул рукоять, заметив, что рука Аббу уже готова ухватиться за нее. — Ну-у… Я не давал тебе разрешения, — я быстро наклонился, подобрал перевязь, убрал в ножны меч, а перевязь повесил на сгиб левой руки. — Поверь мне на слово, Аббу… лучше тебе этого не знать.

Его лицо побагровело, зрачки расширились так, что бледно-карие глаза стали черными.

— Ты оскорбляешь меня этим идиотским…

— Я не собирался наносить тебе оскорбление, — перебил я его. — Поверь, Аббу, тебе действительно лучше не знать.

— Я и так уже знаю слишком много, — рявкнул он. — Я знаю, что ты ездил на Север и отморозил себе мозги, и там же из тебя вытащили кишки, — Аббу одарил меня презрительным взглядом и еще раз посмотрел на шрам от меча Дел. — И у меня есть дела поважнее, чем стоять здесь и слушать, как ты несешь бред.

— Так не слушай, — спокойно предложил я, чем не исправил его настроения.

Аббу пробормотал что-то себе под нос на языке Пустыни, который я понимал — и говорил на нем — не хуже, чем он, потом развернулся на пятках и умаршировал прочь. Черный хитон заструился за его спиной.

Я вздохнул.

— Ну ладно, все остались живы. Наша взаимная любовь не уменьшилась.

Набир со странным выражением лица смотрел как я наклонился, чтобы подобрать деревянный клинок, ботинки, хитон и пояс. Дождавшись, пока я закончу рассортировывать вещи, он спросил:

— Это правда?

— Что правда?

— Это, — он кивнул на мой меч. — Он живой?

Я не засмеялся только потому что понял, какую обиду нанес бы этим Набиру. Я изо всех сил старался не улыбнуться.

— Внутри этого меча волшебник, — серьезно сказал я.

Набир долго молчал, а потом кивнул.

— Я так и думал.

Я уже открыл рот, но не нашел, что сказать. Я пытался не расхохотаться — слишком уж серьезно и по-деловому отнесся Набир к моему заявлению.

В конце концов я выдавил безобидную улыбку, при этом торопливо отворачиваясь от круга. От Набира.

— Верь не всему, что слышишь.

— Дело не в словах, — сказал он. — Я это видел.

Я просто окаменел. А потом медленно обернулся.

— Видел?

Набир кивнул.

— Ты очень хотел убедить Аббу, что врешь. Ты знал, что он тебе не поверит, так и получилось. Он ушел, решив, что ты дурак или у тебя песчаная болезнь, а что еще думать о человеке, который говорит, что его меч живой, — Набир пожал плечами. — Я тоже слышал твои слова, но я заметил, что ты при этом делал, — он улыбнулся. — Или вернее что ты не делал.

Теперь он МЕНЯ заинтриговал.

— И что же я не делал?

— Ты так и не позволил ему коснуться меча, — тихо сказал Набир.

Я равнодушно пожал плечами.

— Мне просто не нравится, когда другие трогают мой меч.

— А можно мне?

— Нет. По той же причине.

Темные глаза Набира смотрели твердо.

— Ученик — шодо, я с уважением прошу…

— Нет, — повторил я, понимая, что он меня поймал. — Мы не настоящие ученик и шодо, поэтому формальное обращение не действует.

Черты его молодого лица можно было назвать даже грубыми. На Юге есть племена, ведущие очень дикий образ жизни, и это отражается на их внешности. Может Набир и был рожден метисом, но в нем чувствовалась присущая Пендже свирепость. И она сильно изменяла его.

— Если формальное обращение не действует, — спокойно сказал он, — я больше не танцую с тобой.

— Не танцуешь?

— Нет. Это ТЕБЕ нужно танцевать со мной, — Набир улыбнулся с обманчивой невинностью. — Ты помогаешь не мне, Песчаный Тигр, ты помогаешь себе. Ты медлительный, скованный и неловкий из-за раны, и ты боишься, что уже никогда не сможешь танцевать с такими, как Аббу Бенсир. И если ты не можешь…

— Хорошо, — перебил я его, — ты прав. Да, я не в форме. Я медлительный, скованный и неловкий, и все мое тело болит как в аидах. Но я ЗАСЛУЖИЛ боль, Набир… заслужил медлительность, скованность, неуклюжесть, а у тебя все это просто от рождения.

Это был не комплимент. Но Набир нанес слишком глубокую рану, избавляясь от своего страха передо мной.

— Значит, — мягко начал он, — ты решил заточить затупившийся клинок и новый точильный камень и снова получить острие.

— А тебе не все равно? — спросил я. — Ты ведь тоже извлекаешь из этого пользу.

Набир кивнул.

— Да, но ты бы мог спросить и меня.

Я слабо вздохнул.

— Мог бы. Но ты поймешь, когда доживешь до моих лет, что гордость может толкнуть человека на странные слова и поступки.

— Ты Песчаный Тигр, — сказал он с выразительной простотой и этим заставил меня застыдиться.

— Я был рабом, — тихо заговорил я. — Ты слышал, что сказал Аббу: чула. И я был чуть младше тебя, когда получил свободу. Поверь мне, Набир, эти годы не прошли бесследно и не забылись, хотя я уже много лет свободен.

— Конечно, — очень мягко согласился он.

Я тяжело вздохнул и потер лоб, скрытый под мокрыми волосами.

— Послушай, — сказал я. — Дело в том, что я не могу назвать тебе имя моего меча, а пока ты не знаешь имя, ты не можешь его коснуться. Мне жаль, Набир… но я повторю тебе то же, что услышал от меня Аббу: лучше тебе всего этого не знать.

— Значит в этом секрет? В его имени?

— Частично — да, — согласился я. — Остальное я не расскажу, — я отвернулся. — Ты идешь? Выпьем акиви?

Он подошел ко мне, хмуро глядя себе под ноги, и с усилием выдавил:

— А я действительно медлительный, скованный и неуклюжий?

Я подумал не соврать ли, но обманывать Набира не хотелось. Он заслуживал правды.

— Да. Но все изменится, — я ухмыльнулся. — Еще несколько кругов со мной, и ты будешь бесспорным наследником Песчаного Тигра.

Улыбка Набира была вялой, но теплой.

— Это не так уж плохо.

— Если не приводит к неприятностям, — я хлопнул его по спине. — А как тебе та девочка из кантины?

Набир воздержался от ответа. Значит либо красавица понравилась ему так, что он слов не находил, либо у него не хватило мужества.

Ну ладно, пусть пройдет время… молодая мужественность бывает и неуклюжей.

 

9

Набир кинул на меня тревожный взгляд поверх наших клинков.

— Она не выйдет за меня замуж.

Произведенный фразой эффект удивил даже Набира. Я выпрямился из низкой стойки и, нахмурившись, опустил меч.

— Кто не… — я моргнул. — Та девчонка из кантины?

Набир кивнул и тоже опустил свой деревянный меч. Глаза его стали свирепыми.

Интересное он выбрал время, подумал я, чтобы поделиться горем. Тренировка была в самом разгаре, уже два дня мы занимались в круге в десять шагов.

— Зачем она тебе? — спросил я.

Набир выпрямился. По его смуглой коже стекали капли пота.

— Я люблю ее.

Я открыл рот, но ничего не сказал. Я раздумывал, как бы потактичнее обсудить ситуацию с мальчиком, чья колючая племенная гордость — метис он или нет — иногда требовала вежливого и осторожного обхождения. Не из-за того, что я опасался его внезапной атаки — если бы дело зашло так далеко — просто я не хотел ранить его чувства.

Я провел предплечьем по лбу, убирая падавшие на глаза волосы.

— Я не хочу обидеть тебя, Набир… она у тебя первая?

Он сразу напрягся и объявил:

— Нет. Конечно нет. Я уже много лет мужчина.

Я терпеливо ждал. Наконец его взгляд изменился.

— Да, — едва выдохнул он.

Вот значит как. Это многое объясняло.

— Перерыв, — предложил я.

Набир вышел вслед за мной из круга, принял из моих рук флягу и сделал несколько глотков, пока я опускался на шелковый бурнус, валявшийся на песке. Я отложил в сторону деревянный клинок и поставил локти на согнутые колени.

— Значит ты с ней переспал, — лениво сказал я, — и тебе это понравилось. Очень понравилось.

Набир так и не сел. Он кивнул, крепко сжимая флягу.

— Ничего особенного в этом нет, — я покосился на него. — Но жениться на ней не обязательно.

— Я хочу.

— Но ты не можешь жениться на каждой женщине, с которой переспишь.

Ему конечно даже в голову не приходило, что и другие могут доставить ему такое же удовольствие. Он обнаружил магию в женском теле — и в своем собственном — и подумал, что теперь так и пройдет — с ЭТОЙ Южанкой — остаток его жизни.

Бедный мальчик.

— А она не хочет, — выдавил он.

А вот это просто благословение божье. Но я спросил, потому что Набир ждал вопроса.

— Почему нет?

Он плотнее сжал челюсти.

— Потому что я метис. Потому что у меня нет племени.

А точнее потому что у него мало денег и еще меньше перспектив. Но вслух я этого не сказал.

— Взгляни на это дело иначе, — предложил я. — Теряет она, а не ты.

— Если бы я мог вернуться в племя… — он не закончил. — Если бы я смог доказать, что достоин их, они бы забыли о моей нечистой крови.

— Кто они?

Набир нахмурился, наклонившись, чтобы подать мне флягу.

— Старейшины.

— Какого племени?

Набир покачал головой.

— Не могу сказать. Ты и без того знаешь слишком много.

А мне не хотелось терять время на разгадывание прошлого Набира или предсказание его возможного будущего. Я почесал шрамы песчаного тигра.

— Ну, — вздохнул я, — значит это их потеря. Между прочим, ты не забыл, что мы не закончили заниматься?

— Если бы я был достоин своего племени, она согласилась бы, что я достоин ее, — упрямился он. — Она так сказала.

Скорее всего она сказала первое, что пришло в голову, лишь бы он отстал. Хотя может она и не врала: девочки из кантин, не потерявшие надежд на лучшую жизнь, обычно мечтают о мужчине с широкими плечами и сильными мышцами, а не о мальчишке с нечистой кровью, которому нечего предложить кроме себя. Для шлюхи, которая продавала себя каждую ночь мужчинам всех родов, внимания Набира — и его присутствия в постели — было недостаточно. Она уже знала, что встречались мужчины и получше.

Просто пока они проходили мимо.

Я глотнул воды и закрыл флягу.

— Вообще-то танцору меча не рекомендуется думать о женитьбе, Набир. Это тупит острие.

— Ни у тебя, ни у меня нет острия, — он ухмыльнулся, поднимая клинок.

— Видишь? Тупое дерево.

Я улыбнулся.

— Все еще надеешься уговорить меня взять настоящие мечи?

— Мой шодо говорил, что настоящий танец не станцуешь с деревянным мечом. Чтобы развить настоящее чувство танца нужен риск. Без риска ничему не научишься.

Ну да… Но шодо Набира и в кошмарном сне не могла привидеться моя яватма.

— Может и так, — согласился я, — но сейчас я предпочитаю дерево.

Набир смотрел мимо меня.

— Это она, — мрачно сказал он.

Южанка из кантины? Я обернулся. Нет. Дел.

Она наконец-то сменила Северную шерсть на Южные шелка. Ярко-синий бурнус струился за спиной, капюшон лежал на плечах. Солнце успело осветлить ее волосы, а кожа чуть порозовела. Еще несколько дней и кожа станет кремово-золотистой, а волосы совсем побелеют.

Дел мягко шла по песку, рукоять яватмы сияла за левым плечом. С начала занятий с Аббу Бенсиром она стала двигаться свободнее, словно этот шаг к достижению цели — к встрече с Аджани — придал ей сил. Я порадовался перемене, хотя причина ее меня беспокоила. Если бы Дел согласилась тренироваться со мной на деревянных клинках, как Набир, я бы так же занимался с ней. Аиды, я бы помог ей лучше, чем Аббу.

Дел остановилась около круга.

— Из всех моих знакомых танцоров Тигр единственный, кто практикует танец сидя на земле.

Глаза Набира расширились: как я мог такое терпеть?

— Неправда, — спокойно сказал я. — Набир может подтвердить, что я ему врезал по макушке больше раз, чем могу сосчитать. Я решил дать ему передышку.

Набир нахмурился: я соврал. Дел заметила, как изменилось ее лицо и криво улыбнулась, сразу сообразив, в чем дело. Но она ничего не сказала, критически разглядывая деревянный клинок в руках Южанина.

— А КОГДА-НИБУДЬ вы собираетесь перейти на сталь?

Набир открыл рот.

— Пока нам итак хорошо, — ответил я за него. — Ты знаешь не хуже меня, что основы лучше изучать с деревянным мечом.

— Ему не нужны основы… По крайней мере сталь тут не при чем. С деревянными мечами нет риска, а не рискуя, ничему не научишься.

Я кисло посмотрел на нее, а Набир повернул голову, чтобы взглянуть на меня.

— Я тебе уже все объяснил, — напомнил я. — А если уж говорить о риске, то как насчет риска, которому подвергнется этот мальчишка если я возьму свой меч?

— Ну и что? — спокойно ответила Дел. — Тебе нужно научиться контролировать его, а Набиру нужны занятия.

Набир прочистил горло.

— Мне бы хотелось заниматься со сталью.

— Тогда давай попробуем, — Дел легко выскользнула из бурнуса и шелковая ткань растеклась по песку. Под бурнусом Дел носила кремовую тунику из мягкой кожи и пояс, туника едва доходила до середины бедер. Когда я увидел Дел впервые, на ней было надето что-то похожее, и хотя в этой тунике не было ничего непристойного — она надежно скрывала все женские прелести — материала на нее ушло гораздо меньше, чем на ночную рубашку любой Южанки.

Набир, видевший Дел только в Северной тунике, штанах и ботинках, тут же уставился на нее. Руки и ноги у Дел длинные, и короткая туника выставляла напоказ Северную плоть. Очень много Северной плоти, покрывавшей изысканные Северные кости.

Я видел Дел в тунике, штанах и ботинках так долго, что и вспоминать не хотелось, и тоже не сводил с нее глаз. Правда при этом я не впал в шоковое состояние, как Набир. Да, впечатление она производила, но что толку.

Набир тяжело сглотнул.

— Я уже танцевал против тебя.

— И проиграл, — сказала она. — Посмотрим, чему Тигр научил тебя?

Она начала расстегивать перевязь, собираясь бросить ее на бурнус как только вынет меч. Я поднялся.

— Я против, Дел.

Она уже не улыбалась.

— Он может решать за себя.

— Да, это мое дело, — тут же влез Набир.

Я не обратил на него внимания. Разговор шел между мною и Дел.

— Ты делаешь это чтобы подтолкнуть меня? Ты пытаешься заставить меня взяться за яватму.

— Ты не можешь прожить всю жизнь в страхе перед своим мечом, — отрезала она. — Я не отрицаю, он опасен, но тебе нужно научиться им управлять. И лучше сделать это сейчас, чем в танце до смерти или в момент опасности, когда малейшее колебание тебя прикончит.

Набир нахмурился.

— Я не понимаю…

— А тебе и не надо, — рявкнул я. — К тебе это не имеет отношения.

— Тогда к чему…

— К этому, — я наклонился, поднял перевязь и вытащил меч. — Все дело в нем, Набир. В кровном клинке, в именном клинке, в яватме. И еще в Чоса Деи. Его душа в этом мече.

— И твоя тоже, — ровно добавила Дел. — Ты думаешь только Чоса Деи вошел в этот меч когда ты повторно напоил его? Ты запел в него и самого себя, Тигр, и Чоса Деи. И эта частичка тебя в мече, в союзе с твоей собственной решимостью и силой, справится со всеми попытками Чоса Деи вырваться из тюрьмы.

— Чоса Деи, — эхом повторил Набир.

Я резко повернулся к нему.

— Ты знаешь Чоса Деи?

— Конечно, — он пожал плечами. — Из рассказов как Юг стал Югом.

Пришла моя очередь нахмуриться.

— Каких рассказов?

Он снова пожал плечами.

— Когда я был маленьким, мне рассказывали, что Юг и Север были едины. Что не было пустыни, была только земля, покрытая травой. Но Чоса Деи завидовал своему брату — я забыл его имя — и попытался обокрасть его.

— Шака Обре, — пробормотал я.

Набир растерянно посмотрел на меня.

— Что?

— Так звали его брата, — я махнул рукой. — Продолжай.

— Чоса Деи завидовал. Он мечтал заполучить то, чем обладал его брат — Шака Обре? — а когда Шака Обре отказался подчиниться, Чоса все украл.

— Да что он украл?

Набир пожал плечами.

— Юг. Чоса принадлежал Север, но он хотел получить и Юг. Ему всегда нужно было то, чем обладал его брат. Он испробовал множество заклинаний, но безрезультатно, а потом он научился отбирать силу у предметов и переделывать их, — Набир нахмурился, вспоминая. — Вот тут Шака Обре забеспокоился и окружил свою землю охраной. Он был уверен, что Чоса Деи не осмелится уничтожить то, чего так желал. Но он ошибся. Чоса готов был рискнуть уничтожением страны. Он решил, что если сам не получит Юг, то пусть и брат его лишится.

— Но у него ничего не получилось, — задумчиво сказала Дел: она тоже что ли знала конец?

Я решил опередить их обоих.

— Дальше все понятно, — вмешался я. — Чоса попытался захватить Юг, в дело вступила охрана Шака Обре, и после этой битвы земля была опустошена и превратилась в бесплодную пустыню… по крайней мере большая его часть, — я не верил ни одному слову из этой сказки. — Но если все это правда, почему Шака Обре не вернул Югу прежний вид?

— Он хотел, — продолжил историю Набир, — но Чоса был так зол, что наложил заклятие на брата и запер его где-то.

— Это Чоса заперли, — объявил я, словно это доказывало лживость всей истории.

— Я не знаю, — раздраженно сказал Набир, — я пересказываю только то, что слышал. Шака Обре заточил брата в горе, похожей на дракона, и поставил охрану. А когда он закончил, сработало заклятие Чоса и Шака Обре тоже был заключен в тюрьму.

Я смотрел то на Дел, то на Набира. Лица у них были одинаковые.

— Ну почему, — не выдержал я, — эти истории знают все, кроме меня? Северяне, Южане, это кажется не имеет значения. Кто вам все это рассказал?

— Все, — пожала плечами Дел. — Отец, дяди, братья… Все об этом знали.

Я посмотрел на Набира.

— А тебе?

— Мать, — быстро ответил он, — до того, как… — он не закончил.

Мне было не до его переживаний.

— А мне никто об этом не рассказывал.

— Никто не рассказывает сказки рабам, — мягко заметила Дел.

Конечно, поэтому они ничего и не знают.

Вот вам последствия отсутствия детства.

Я подтолкнул Набира и сам вошел в круг.

— Хорошо, — сказал я, — ладно. Если ты так хочешь увидеть настоящую сталь, я тебе это устрою. Но ты рискуешь своей жизнью.

Набир колебался только секунду, потом он наклонился, поменял деревянный меч на стальной, снова выпрямился и вошел в круг.

Он безоговорочно мне доверял.

— Ты — Песчаный Тигр.

Я дурак, подумал я. Стареющий дурак с песчаной болезнью.

Который знает только те истории, которые создает сам.

 

10

Меч ударил меня по коленям. Не меч Набира, мой меч.

— Видишь? — закричал я Дел, тихо наблюдавшей за нашей тренировкой.

Набир, отступивший сразу как только мой меч отправился в самостоятельное путешествие, застыл у самой линии внутри круга. Я видел как ему хотелось выйти, но понимал, что он этого не сделает. Законы танца успели войти в его кровь.

— Видела, — кивнула Дел. — Я видела, что ты ПОЗВОЛИЛ ему сделать это.

— Позволил! Позволил? У тебя песчаная болезнь? — я неуклюже поднялся, едва не упал, послал проклятие ноющим коленям и с яростью уставился на нее. — Я не позволял ему это делать, Дел. Я спокойно занимался с Набиром, а через секунду оказался на песке. У меня выбора не было.

— Посмотри на него, — сказала она.

Я посмотрел. Меч как меч. Каким был — таким остался, по крайней мере с тех пор, как я повторно напоил его в горе.

Потом я пригляделся и понял, что кое-что действительно изменилось. Чернота поднялась. Она поглотила почти половину клинка.

А мне не нужен был черный меч.

Я сильнее сжал рукоять.

— Нет, — сказал я и все свои силы до капли послал в меч. Я заставлю его измениться, я сделаю это своей волей.

Вообще-то я чувствовал себя дураком. Что толку ВООБРАЖАТЬ как ты побеждаешь Северного волшебника, заключенного в мече? Разве это сила? Я не умел призывать демонов или создавать руны, не умел собирать магию людей и предметов. Я умел только танцевать.

— Пой, — тихо сказала Дел.

— Пой, — повторил я с издевкой.

— В песне ключ. Она всегда управляла мечом. Так ты и победил Чоса.

Победил я, между прочим, не только песней, я еще вонзил в волшебника клинок. Но теперь все изменилось. Убивать мечом было некого.

Про себя я заворчал, но одновременно начал сочинять песенку, глупую песенку, повторить которую потом не смог бы, она быстро забылась. Просто дурацкая песенка о Песчаном Тигре с Юга, который оказался сильнее волшебника… там было много подобной ерунды, но она сработала. Чернота отступила и застыла на кончике клинка.

— Это уже кое-что, — одобрила Дел, а я пошатнулся. — Пока достаточно.

Я прищурился, потер глаза, попытался рассмотреть расплывавшуюся Дел.

— У меня голова кружится.

— Ты призывал силу, — деловым тоном сообщила Дел. — К силе нельзя обратиться просто так, не заплатив за это. Ты выходишь из круга таким же свежим, каким выходишь?

Не сказал бы. Я задыхался от запаха пота.

— Голова кружится, — повторил я, — и пить хочется… и есть.

Набир так и стоял у самого края круга. Он не сводил глаз с меча.

— А может он что-нибудь сделать? — спросил Южанин. — Что-нибудь необычное?

Я посмотрел вниз, на клинок.

— Вот что он точно может сделать, так это заставить человека чувствовать себя смертельно больным… Аиды, мне нужно выпить.

Дел бросила мне мою перевязь.

— Тебе всегда нужно выпить.

Хмуро посмотрев на нее, я убрал меч в ножны. Новая перевязь тяжело гнулась и поскрипывала. Мне еще предстояло провести много вечеров, втирая масло в ремни.

— Накинь что-нибудь на себя, — хмуро посоветовал я Дел, — и пошли, достанем что-нибудь поесть.

Дел взглянула на Набира.

— Ты идешь?

Он покачал головой.

— Я пойду к Ксенобии.

— Огонь любви, — ответил я на удивленный взгляд Дел.

Она следила как Набир собирал свои вещи, пока я подбирал свои.

— Я не знала, что у него кто-то есть.

— Уже два дня. Девчонка из кантины. Он хочет на ней жениться.

— Жениться!

— Именно это я и сказал, — я прижал к себе локтем шелк, флягу и деревянный меч и повернулся к Харкихалу. — Она у него первая и он развлекает себя любовью, — я ухмыльнулся, увидев, что Набир перешел на рысь. — Почему столько мальчиков и девочек влюбляются в первого, кто затащит их в постель?

— Я — исключение, — холодно сообщила Дел.

Конечно. Стоит только вспомнить Аджани.

— Пошли, баска, — вздохнул я. — Тебе нужно выпить.

В кантине было тесно и шумно. Зеленовато-серый дым хува кружился водоворотами в сгустках лучей, оставляя зловонные следы. К запахам кислого вина, акиви, тушеной баранины примешивался аромат дешевых духов, вонь немытых человеческих тел и острый запах Южного песка. В кантине было столько мужчин, что местные красавицы могли не ссориться. Работы хватало на всех и они охотно использовали оба способа получить с посетителей деньги.

Вокруг каждого стола плечом к плечу сидели одетые в бурнусы мужчины. Мечи лежали рядом с ними, болтались у поясов, свисали с перевязей. Если бы какому-нибудь танзиру понадобилась армия, он легко набрал бы ее не сходя с места.

— Все забито, — пробормотала Дел.

— Не все. Только столы, — я пробился через группу мужчин около двери, направляясь к окну. На меня Южане не обратили внимания, лишь некоторые чуть подвинулись, освобождая дорогу. Но когда к ним подошла Дел, все замолчали. Конечно не все в кантине — она была слишком переполнена, чтобы в одном конце зала видели, что происходит в другом — но группа у двери сразу прекратила разговор.

Я кинул взгляд через плечо. Пять ртов были невоспитанно открыты. Когда первый шок прошел, вся пятерка заулыбалась, а Дел шагнула в их кольцо.

Обычно в таких случаях люди расступаются, давая человеку пройти — хоть зачатки воспитания, но они у Южан есть — только очевидно эта компания составляла исключение. Дел сделала шаг ко мне, и мужчины сомкнулись вокруг нее.

Аиды, баска, да уберись ты куда-нибудь оттуда!

Сомневаюсь, что они собирались причинить ей вред. Может пару раз ущипнуть или пощупать, что же скрывается под одеждой. Не знаю, на какую реакцию они рассчитывали, только Дел застала их врасплох. Она разбиралась с мужчинами по-мужски.

Одновременно раздалось несколько проклятий, кто-то закричал от боли, кто-то яростно зашипел, и Дел вышла из кольца, чтобы присоединиться ко мне у окна.

Я заметил лишь слабый отблеск стали, когда она убирала нож в ножны. Позади нее двое мужчин наклонились, чтобы потереть голени, а один изучал торчавшие из сандалий пальцы — Дел носила ботинки. Все пятеро посмотрели на нее.

— Здесь? — спросила Дел, разглядывая окно.

— Стена толстая, — я засунул в отверстие в стене одежду, флягу и деревянный меч. — Окно можно использовать как стол.

Дел кивнула. В кирпичных стенах кантины шириной почти в фут были пробиты окна. В такой глубокой выемке мог устроиться человек.

Дел осмотрела кантину.

— Нужно было сразу взять еду и выпивку. Теперь снова придется пробиваться.

— Не придется. Местная служанка с радостью нам поможет, — я поймал за локоть симпатичную Южанку, сидевшую на чьем-то колене, и подтащил ее к себе.

— Акиви, — потребовал я, — кеши и тушеную баранину, — я посмотрел на Дел. — И вина для госпожи, у нее благородные вкусы, — прежде чем девчонка успела запротестовать, я шлепнул ее по заднице и затолкнул в толпу.

Выражение лица Дел стало на редкость вежливым.

— Если ты сделаешь такое еще раз, я отправлю тебя стоять с этими.

— С какими этими?

С той компанией у двери.

Я посмотрел, понял, что она имела в виду пятерку у входа, и хмуро покосился на Дел.

— А что я сделал?

— Ты обращался с женщиной как с грязью.

Я чуть рот не открыл.

— Я просто отправил ее выполнять ее работу. Этим она тоже иногда занимается.

Дел сжала губы.

— Ты мог сделать то же самое, не унижая ее.

— Ну Дел, брось…

— Может так ты поймешь лучше: ты обращался с ней как с рабыней.

Я рассердился — в конце концов я сам был рабом.

— Я не сделал ничего…

— Сделал, — отрезала Дел. — И если ты этого не видишь, ты слепой.

— Я всего лишь… — но закончить мне не удалось. Я почувствовал, что позади меня кто-то стоит и тут же этот кто-то хлопнул меня по спине.

— Песчаный Тигр! — закричал он. — Ты когда сюда приехал?

Аиды, а ведь было больно. Я повернулся, чтобы сказать какую-нибудь грубость, но только изумленно прищурился.

— Я думал, ты давно мертв!

— Аиды, нет! Хотя был на грани, — он ухмыльнулся, посмотрел на Дел и пихнул меня локтем под ребра. — Я бы показал тебе шрам, Песчаный Тигр, но боюсь смутить баску.

— Да, могу в обморок упасть, — безупречно вежливым голосом предупредила Дел.

Я запоздало вспомнил, что они не знакомы.

— Дел, это Рашад, мой старый Друг. Рашад, это Дел, мой новый друг.

— Понимаю почему, — он подарил ей свою лучшую улыбку, продемонстрировав большие, очень белые зубы, окаймленные тяжелыми рыжими усами, свисавшими до подбородка. — С Севера, да? Я сам наполовину Северянин.

Это можно было понять с первого взгляда. Рашад жил на Границе, а родился в предгорье, рядом с Искандаром. У него были светло-рыжие волосы и темно-синие глаза. Светлую кожу, обгоревшую до желто-красного цвета, щедро забрызгали веснушки. Он был тяжелее меня и шире в плечах, и почти не уступал мне ростом. Дел была ниже Рашада всего на палец.

— Возвращаешься в родные места? — поинтересовался я. — Насколько я знаю, твой дом недалеко от Искандара. Сделал крюк в надежде подзаработать?

Рашад ухмыльнулся. У него это хорошо получалось и он продолжал очаровывать Дел.

— Это у меня в крови, Тигр. К тому же я не осмелюсь вернуться домой без денег. Моя мать вышвырнет меня из нашей хибары.

Мать Рашада была постоянной темой для шуток среди всех танцоров мечей, знакомых с Рашадом. Судя по его рассказам, она была великаншей, способной выбить из него мозги одним щелчком. Правда ходили слухи, что кто-то однажды видел ее и говорил, что Рашад был не совсем точен — мать была ему едва ли по локоть. Этому никто не удивился, Рашад был известен своей привычкой преувеличивать. Это у него было показное и пока вреда никому не причинило, хотя как-то раз подвело его очень близко к смерти.

Я посмотрел на Дел.

— Его мать — Северянка. Поэтому он так отличается от Южан.

Дел приподняла брови.

— Так вот откуда у него такое обаяние.

Что тут же заставило Рашада зареветь в поисках служанки, чтобы вознаградить тонкое чутье Дел. Я сказал, что служанка уже в пути, и Рашад снова уселся на окно.

— Я приехал из Джулы, — сообщил он. — Там новый танзир, Аладара-то убили. Я там немного поработал, но потом Вашни заволновались и я решил отправиться домой. Нет смысла лишаться жизни только ради того, чтобы их черноглазые женщины сделали себе украшения из моих костей.

О смерти Аладара я знал, я сам присутствовал при этом и видел, как Дел вонзила в него клинок.

— А что случилось у Вашни?

Рашад пожал плечами.

— Появился этот парень, Оракул. Он все обещает, что скоро придет джихади и вернет Юг племенам. Вашни всегда были суеверными, а услышав такое, задумались, не стоит ли помочь исполнению предсказания. Они убили несколько человек, одного там, другого здесь. Ничего серьезного, но все убитые были чужеземцами. Ну знаешь… всякие со светлыми волосами, с голубыми или зелеными глазами… Те, кто по мнению Вашни выглядят не по-Южному. Думаю, они считают, что если племена собираются править Югом, для начала им нужно избавить его от всего чужого, — Рашад пожал плечами и пригладил правую половину усов. — Я решил, что слишком похож на Северянина и поехал домой.

— Джамайл, — безучастно сказала Дел.

Рашад нахмурился.

— Кто?

— Ее брат, — объяснил я. — Он живет с Вашни.

Рашад нахмурился еще сильнее.

— А что Северянин делает у Вашни?

— Неважно, — мрачно сказала Дел. — Ты уверен, что они убивают всех чужеземцев?

— Я знаю, что были такие случаи. Что там творится сейчас, я не знаю. Слышал только, что из-за Оракула все племена поднялись, — синие глаза Рашада смотрели серьезно. — Скажу откровенно, баска… если твой брат у Вашни, шансов у него почти нет. Они серьезно относятся к религии.

— Они убьют его, — горько прошептала Дел. — Они сделают все, что им прикажет этот одержимый локи Оракул.

Рашад небрежно приподнял плечо.

— Ты сама ему скажи, что о нем думаешь. Он направляется в Искандар.

— Оракул? — переспросил я. — Откуда ты знаешь?

— Слухи. Хотя в этом есть смысл. Оракул предсказывал, что джихади объявится в Искандаре, думаешь он сам не захочет при этом присутствовать? Хотя бы для того, чтобы подтвердить свое заявление.

Я не ответил. Наконец-то появилась служанка, принесла миски с мясом и кеши и два кувшина акиви. Стараясь ничего не уронить, она осторожно пробиралась сквозь толпу и сквозь зубы бормотала «извините». Заметив ее, Дел сразу потянулась, чтобы помочь.

— Заплати ей побольше, — приказала она, когда я потянулся к кошельку.

Я нахмурился, обнаружив, как глубоко рука ушла в кошелек.

— Легко ты разбрасываешься моими деньгами.

— Таковы все женщины, — весело заметил Рашад. — Видел бы ты с какой скоростью моя мать тратит деньги, которые я ей посылаю.

Дел поблагодарила служанку и удивленно посмотрела на Рашада.

— Ты посылаешь матери деньги?

— Если бы не посылал, она бы мне давно уши оборвала. Или того хуже: усы, — Рашад оскалился. — Тебе, баска, нужно познакомиться с моей матерью. Она тоже смелая.

— Не нужно, — вмешался я, заметив интерес в глазах Дел. Может он был вызван рассказами о Северянке, но я не хотел рисковать, если это из-за Рашада. — Выпей акиви. Дел предпочитает вино.

Дел предпочитала вообще не пить.

— Ты знаешь человека по имени Аджани? Он Северянин, не житель Границы, но бывает и там, и на Севере.

— Аджани, Аджани, — забормотал Рашад. — Имя знакомое… Говоришь Северянин?

— Во всем, — ровно сказала Дел, — кроме привычек. Он блондин с голубыми глазами, очень высокий… И он с наслаждением убивает людей. Тех, кого не может выгодно продать работорговцам.

Глаза Рашада стали внимательными. Он посмотрел на Дел и наконец-то увидел ее. Ее и меч.

— А ты когда-нибудь была в Джуле? — странным голосом спросил Рашад.

Скажи нет, мысленно предупредил я.

Дел сказала да.

Аиды, сейчас он все сопоставит.

Рашад медленно кивнул. Я видел, что он все понял.

— Восемнадцать месяцев — или около того — назад Аладар правил Джулой. Богатым он был человеком, Аладар. Наживался на золоте и рабах. И так бы и жил по сей день, если бы раб не убил его, — Рашад смотрел на меня. — Никто не знает имен. Говорят только, что в момент убийства с Аладаром были Северянка и Южанин. Мужчина со шрамами на лице, зачем-то привезенный из шахты Аладара.

Я пожал одним плечом.

— У многих есть шрамы.

Рашад развел четыре пальца и провел ими по одной щеке.

— У многих есть шрамы, но не у многих они такие.

— Ну и что из этого следует? — резко спросила Дел.

Рашад опустил руку.

— Для меня — ничего, — ровно сказал он. — Я не предаю друзей. Но другие могут.

Холодок пробежал по моей спине.

— Зачем? Если Аладар мертв, какая разница новому танзиру, чем кончил его предшественник?

— Новый танзир — дочь Аладара.

— ДОЧЬ Аладара? — выдавил я. — Как может ЖЕНЩИНА унаследовать домейн?

— Спасибо, — сухо сказала Дел.

Я отмахнулся.

— Не сейчас. Рашад, объясни.

Рашад кивнул.

— Конечно, но она достаточно богата, чтобы купить людей, и достаточно сильна, чтобы ими управлять, — он слабо улыбнулся. — Такая женщина не для меня.

— Женщина… — протянул я. — Все меняется.

— И к лучшему, — отметила Дел и сделала глоток вина.

— А может и нет, — я нахмурился, тупо глядя на миску остывающего кеши, а потом пожал плечами. — Ну ладно, это ненадолго. Может сейчас они и берут ее деньги, но скоро их терпение иссякнет. Рашад не выдержал, правильно? А ведь он воспитан не в Южных принципах, он боится своей матери.

— Я уважаю мать. И тебе бы тоже следовало ее уважать: она больше похожа на мужчину чем ты.

— Они от нее избавятся, — задумчиво продолжил я. — Они забудут о клятвах верности и продадут ее кому-нибудь, или один из них заберет ее себе, а потом другой попытается ее отобрать, — я покачал головой. — Джута будет залита кровью.

— Понял, почему я уехал? — спросил Рашад. — Сначала Вашни начали убивать, а теперь вот-вот начнется война за власть в Джуле. Я лучше поеду повидаться с матерью.

— И в центре всего этого Джамайл, если он еще жив, — Дел вздохнула и потерла лоб. — Тигр, ну сколько это будет продолжаться? Сначала мучиться из-за Аджани, а теперь еще Джамайл. Что мне делать?

— Ехать в Искандар, — сказал я. — Это единственное решение.

Губы Дел изогнулись.

— В чувствах нет логики, — с горечью сказала она.

А вот в этих словах, подумал я, было больше правды чем во всем, что Дел когда-либо говорила. Особенно по отношению к ней самой.

 

11

Что-то обрушилось на мою голову.

— Вставай, — потребовал знакомый голос. — Мы едем в Искандар.

Я лежал на животе на грозящей развалиться кровати, уткнувшись лицом в комок одежды, который должен был изображать подушку. Моя левая рука скрывалась под этим комком, сверху меня покрывала легкая простыня. Я попытался снова уйти в сон.

Непонятный предмет на моей голове не исчез. Не открывая глаз, я протянул руку, нащупал седельную суму, стащил ее с головы и бросил около кровати.

— Счастливого пути, — пробормотал я.

Дел моего юмора не оценила.

— На это нет времени. Аджани может быть уже в Искандаре.

— Аджани может быть где угодно. Аджани может быть в аидах, — я освободил левую руку. — Я надеюсь, что Аджани в аидах, тогда мы могли бы о нем забыть.

Дел подобрала сумки.

— Прекрасно, — объявила она. — Я еду с Аббу.

Дел никогда не угрожает. Как она сказала, так и сделает. До сих пор исключений не было.

— Подожди… — я приподнялся, щурясь на яркий дневной свет, посмотрел на нее, одновременно пытаясь вспомнить свое имя. Вкус во рту был такой, будто всю ночь я жевал старую набедренную повязку. — Дай мне минуту, чтобы прийти в себя, баска.

Минуту она мне не дала.

— Встретимся на конюшне, — объявила Дел и захлопнула за собой дверь.

Ну аиды.

Аиды.

Почему она всегда так со мной поступает после весело проведенных ночей?

Клянусь, она планирует это. Она планирует это и выжидает. Она знает, как мне тяжело в такие минуты.

С усилием я повернулся и сел. Совершенно точно — дверь по-прежнему была закрыта. Дел ушла.

Я сидел на краю кровати, уткнувшись лицом в ладони и растирая кожу. Мне нужно было поесть и выпить акиви, но я знал, что Дел не даст мне время ни на то, ни на другое. Она не задержится ни на минуту.

— Ты бы мог остаться, а потом ее догнать, — предложил я.

Да. Мог. Я знал, куда она поедет.

И я знал, кто мог поехать с ней.

Аиды, аиды, аиды.

Ненавижу таких, как Аббу.

Я воспользовался ночным горшком, потом нашел кувшин с водой, плеснул себе в лицо, намочил волосы, надеясь, что хотя бы от воды станет легче. Мокрые пряди прилипли к шее, с них падали капли и скатываясь щекотали плечи, грудь, живот.

Лучше я себя не почувствовал, только мокрее.

Я сердито посмотрел на дверь и потянулся к хитону, перевязи и бурнусу.

— А чего ты ожидала? Я просидел с Рашадом всю ночь…

Поскольку Дел отсутствовала, она не ответила. Что ж, оно и к лучшему. Дел бы высказалась, мне тоже пришлось бы ответить, и в итоге мы потеряли бы уйму времени, споря из-за ничего и пытаясь доказать свою правоту.

Более глупого занятия не придумаешь.

Я наклонился, чтобы надеть ботинки, купленные мне Дел.

— Ты действительно глуп, — пробормотал я. — Сейчас ты спокойно мог бы пойти в кантину и посидеть так со страстной Южной красоткой на колене и кувшином акиви на столе. Или мог бы наняться к какому-нибудь танзиру защищать его дочку с влажными глазами — легкая и хорошо оплачиваемая работа. Или сидеть над костями Оракула с Рашадом и вытягивать из него деньги. Или мог бы спать, — один ботинок я надел и взялся за другой. — А чем ты вместо этого занимаешься? Собираешься ехать в Искандар ради мести жестокосердной, язвительной баски…

…которую я я очень хотел заманить к себе в постель.

Я покосился на дверь.

— Предупреждаю, Аджани: если она тебя не убьет, это сделаю я.

Дел я нашел около конюшни. Рядом с ней стоял чалый. Я сразу понял, что происходит.

— Он никуда не денется, — успокоил я Дел. — Он стоит на одном месте уже несколько сотен лет.

Дел нахмурилась.

— Искандар, — подсказал я.

Дел нахмурилась сильнее, но заговорила о другом.

— Я пыталась его оседлать, но к нему и близко не подойдешь.

Его. Понятно, кого она имела в виду.

— Это потому что надо знать тонкости, — я прошел мимо Дел в конюшню, взял упряжь и пошел к стойлу — конечно если это можно было назвать стойлом. От него мало что осталось. — Ну парень, — начал я, — и чем ты здесь занимаешься?

Жеребец, привязанный к толстому бревну, врытому в землю, ответил яростным танцем. Во все стороны полетели куски досок. Стойло было усыпано щепками.

— А-а, — сказал я. — Я понял.

Конюх тоже все понял. Он прибежал на конюшню сразу как только узнал, что хозяин жеребца вернулся. Я выслушивал его обличительную речь пока она мне не надоела. Поскольку мне еще надо было оседлать жеребца и привесить сумки, я решил не терять время, тем более что терпение мое убывало катастрофически быстро.

— Сколько? — спросил я.

Конюх принял мой вопрос за приглашение повторить весь поток жалоб. Я прервал его на середине, потянувшись к ножу.

Конюх побелел и открыл рот. А когда я наклонился у левой передней ноги жеребца, чтобы проверить, не попали ли камни и грязь в подкову и вычистить стрелку кончиком ножа, Южанин побагровел.

— Сколько? — повторил я.

Конюх назвал цену.

— Слишком дорого, — отрезал я. — За эти деньги ты смог бы купить вторую конюшню. Он конечно кое-что разнес, но не на такую сумму.

Конюх снизил цену.

Я позволил жеребцу опустить левое копыто и перебрался к правому.

— А ведь я могу оставить его здесь…

Третья названная цена меня вполне устраивала. Я кивнул и отдал деньги.

Дел терпеливо поджидала меня, сидя на лошади. Увидев нас, чалый фыркнул. В ответ жеребец приподнял верхнюю губу и возвестил о своем господстве, наступая мне на пятки в попытке поднять хвост и затанцевать. Вести в поводу заигравшую лошадь не самое приятное занятие: с одной стороны, рискуешь оглохнуть от рева, с другой лишиться ног, а настроение у меня было не самое лучшее.

К тому времени у Дел тоже.

— Ты знаток тонкостей, — заметила она, когда я врезал жеребцу по носу кулаком.

— Надо же чем-то привлечь его внимание.

— Тебе это удалось, — кивнула Дел. — Сейчас он тебя укусит.

Вовремя она заметила. Ну, и у лошадей бывает плохое настроение.

Я вставил левую ногу в стремя и начал приподниматься. Жеребец повернул голову и не отхватил кусок моей ноги только потому что я успел заметить приближение огромных зубов и шлепнул гнедого по морде. Он попытался повторить этот прием дважды и дважды попадал на удар. На третий раз мне это надоело и я вскочил в седло с земли, без помощи стремян.

— Ну сейчас попробуй, — предложил я.

Он мог и воспользоваться предложением, такое бывало, но не стал — за что я был гнедому очень благодарен. Было у меня предчувствие, что выиграет он.

— Ты закончил? — спросила Дел.

Прежде чем я успел ответить — хотя ответа она не ждала — ко мне подошел конюх.

— Я заметил шрамы… Ты Песчаный Тигр?

Я кивнул, подбирая повод.

Ухмылка конюха продемонстрировала мне, сколько зубов у него не хватало.

— Я продал лошадь твоему сыну.

— Моему СЫНУ… — я мрачно уставился на него. — Какую лошадь, куда он поехал и как он выглядит?

— По одному вопросу, Тигр. Ты смущаешь бедного человека, — заметила Дел.

Конюх начал с того, что было ему ближе — с лошади.

— Он купил старую серую кобылу, белая проточина на морде, три белых чулка. Очень мягкая. Кобыла для женщины, но он сказал, что такая ему и нужна.

— Куда он поехал?

— В Искандар.

Куда же еще?

— Как он выглядит?

Южанин пожал плечами.

— Не высокий, не низкий. Лет восемнадцать или девятнадцать. Каштановые волосы, голубые глаза. Говорит на Южном с акцентом.

— С каким акцентом?

Конюх только пожал плечами.

— Но он сказал тебе, что он мой сын.

— Да, сын Песчаного Тигра, — Южанин ухмыльнулся. — У него нет шрамов, но он носит ожерелье из когтей.

— И меч? — мрачно спросил я.

Конюх нахмурился, задумался и покачал головой.

— Только нож. Меча у него нет.

— Он носит ожерелье, но не носит меч, и ездит на старой серой кобыле,

— я покосился на Дел. — Если он действительно поехал в Искандар, мы хотя бы будем знать, кого искать.

— Ты будешь его искать? — искренне удивилась она.

— Думаю, что найти его будет нетрудно, он не стесняется распространяться о своем родителе — хотя это и ложь.

— А почему ты так уверен, что это ложь? — каким-то странным тоном спросила Дел.

— Он слишком взрослый, — отрезал я. — Если мне тридцать шесть, а ему восемнадцать или даже девятнадцать, значит мне было… — я запнулся.

— Восемнадцать, — закончила Дел. — Или семнадцать.

А не такой уж он взрослый.

— Поехали, — предложил я. — Нечего время терять.

Когда мы наконец-то выехали из Искандара, я немного успокоился. Трудно быть не в духе, когда Южное солнце согревает ласковыми лучами лицо, которое столько месяцев скрывалось под бородой. Странно было чувствовать себя гладко выбритым, странно было снова носить шелка и странно было пребывать в таком хорошем настроении.

И было просто замечательно, что все так странно.

— Знаешь, — начал я, — прошлой ночью ты могла бы меня предупредить, что собираешься уезжать. Я бы попрощался с Рашадом и сказал Набиру, что занятий больше не будет…

— Набир знает. Я ему сказала.

— Да? И когда ты успела?

— Прошлой ночью. Ты и Рашад набрались акиви и пытались выиграть друг у друга последние деньги… Зашел Набир, и я его предупредила, — Дел пожала плечами. — Он сказал, что тоже приедет, если сумеет уговорить Ксенобию бросить работу и поехать с ним.

— Ксенобия, — пробормотал я.

— И Аббу я предупредила, он тоже заходил.

Я резко повернулся к ней.

— Аббу? Я его не видел. Когда он приходил? Прошлой ночью? В нашу кантину?

— Я же сказала, ты ничего не соображал после акиви, — Дел отмахнулась от мухи. — Потом я ушла…

— Ушла, — эхом отозвался я. — Ты уходила? Когда? Зачем? — я нахмурился. — С ним?

— Сегодня у тебя столько вопросов.

— По-моему я имею право их задавать.

— Да? Почему?

— Просто имею, — я нахмурился, ее резкий тон мне совсем не понравился. — Кто знает, в какие неприятности ты могла попасть вот так сбежав с Аббу. Ты не знаешь, что он за человек, баска.

— Он очень похож на тебя, — Дел подняла руку, увидев, что я уже готов был запротестовать. — Нет… он похож на того тебя, которого я когда-то встретила. Должна признать, ты изменился. Ты уже не тот самодовольный дурак.

— Мне сразу стало легче, — сухо сказал я. — А в постели он тоже похож на меня?

— Ты не имеешь права задавать мне такие вопросы.

— Аиды, ты хочешь сказать, что между вами что-то было? — я дернул повод и жеребец остановился. — Ты говорила, что тебе нужно побыть одной, и я просто шутил… Так ты провела эту ночь с Аббу?

В голосе Дел зазвенел лед.

— Я не врала. Мне действительно нужно побыть одной и сосредоточиться. Ты думаешь, я так старалась избавиться от твоего общества чтобы отправиться в постель к Аббу?

Я задумался.

— Не знаю. Больше я ни в чем не уверен.

— Между нами ничего не было.

Мне немного полегчало — мне намного полегчало при мысли, что Аббу ничего не получил. Огорчало меня только одно — Дел все же куда-то ходила с ним.

— Нравится тебе это или нет, но тебе придется признать, что у меня есть право беспокоиться.

— Нет, — отрезала Дел. — Это не твое дело.

— Почему не мое дело? — рассердился я. — Последние — сколько, восемнадцать месяцев? — мы делили и постель, и работу, а теперь ты заявляешь, что твои дела меня не касаются?

— Тебя не касается с кем я сплю, — заявила Дел. — Так же как меня не касается, с кем проводишь ночи ты.

— Ну почему же, можешь спросить, — я пожал плечами. — Последний раз я спал с другой женщиной… Это была… — я нахмурился. — Аиды, видишь, до чего ты меня довела? Даже вспомнить не могу.

— Эламайн, — сухо сказала Дел.

Да, Эламайн…

Дел заметила как изменилось мое лицо.

— Да, — кивнула она. — Эламайн. Та самая Эламайн.

Как я мог ее забыть? Может ли вообще мужчина ее забыть? Ненасытную женщину с умением за гранью возможного, невероятной выносливостью и воображением, равного которому не имел никто.

— Конечно из-за нее тебя чуть не убили, — напомнила Дел.

Видение исчезло.

— Хуже, — сказал я — с чувством.

— Что может быть хуже чем… А-а, помню. Тебя чуть не кастрировали.

Я поерзал в седле.

— Давай не будем вспоминать эту историю. И между прочим, а чего ты ожидала? Ты меня к себе не подпускала, почему я не мог переспать с Эламайн?..

— …учитывая, что она тебя ни о чем не спрашивала, — Дел улыбнулась.

— Тигр, ты можешь думать, что это тайна, но все женщины об этом знают. Я понимаю, к какому типу женщин относится Эламайн… или относилась — Хаши мог ее и убить — и как она опробовала на тебе все свои чары. У таких женщин есть особая сила, ни один мужчина не может противостоять ей, — Дел откинула за плечи растрепавшиеся волосы. — Вас так легко свернуть с пути… вы можете обо всем забыть, увидев женщину, которая…

— …расскажет историю о том, как борджуни на Севере убили ее семью и продали брата в рабство, — я улыбнулся. — Тебе это ничего не напоминает, баска?

— Я не об этом, Тигр.

— Конечно. Ты хотела сказать, что женщины типа Эламайн завлекают бедных дураков в свои постели. Я знаю. Не буду даже отрицать, я тоже этому поддавался, — я пожал плечами. — Ты использовала другой метод, но результат оказался таким же.

Дел ответила не сразу. Она повернула чалого мордой ко мне. Ей пришлось осадить его, чтобы он снова не попытался наладить дружеские отношения с жеребцом. Когда чалый успокоился, Дел твердо встретила мой взгляд и чуть приподняла голову.

— А что бы ты делал? — спросила она. — Что бы ты делал, если бы я не нашла тебя в той кантине?

— Что бы делал?

— Да, что делал, — повторила она. — Ты сказал, что я свернула тебя с пути, как могла это сделать Эламайн. Свернула от чего? Не пустила тебя к чему?

— Ну, если бы я не встретил тебя в той кантине, Ханджи не принесли бы меня в жертву Солнцу, я не провел бы три месяца в рабстве в шахте Аладара, я бы не лишился Разящего и не связался бы с этим Северным мечом, в который к тому же попал Чоса Деи…

— Я спросила не об этом.

— Всего этого НЕ случилось бы.

— Ты уходишь от вопроса.

— Нет. Ничего подобного, — я пожал плечами. — Аиды, я не знаю. Я — танцор меча. Я работаю, мне платят деньги. Наверное этим я бы и занимался. Я ответил на твой вопрос?

— Да, — сказала она, — ответил. — Дел отогнала другую муху. Или ту же самую. — Ты однажды спросил меня, что я буду делать, когда Аджани будет мертв? Когда я закончу песню.

— Да, спрашивал. И насколько я помню, ты так и не ответила.

— Потому что я не рискнула заглядывать так далеко в будущее. Если я задумаюсь о том, что случится после смерти Аджани, я могу потерять собранность, расслабиться, а я не могу позволить себе это… — Дел махнула рукой. — Поэтому я об этом и не думаю. Но ты свободен и я спрашиваю тебя: ты когда-нибудь задумывался, что будет с тобой дальше?

— Ни один танцор меча не потратит ни минуты на фантазии о том, что случится в следующем году, следующем месяце, на следующей неделе. Аиды, да иногда даже нельзя думать о следующем дне. Только о следующем танце. Танцор думает о танце, баска, потому что ради танца он живет.

Дел твердо смотрела мне в глаза.

— А когда закончится твой танец?

— Я не могу ответить на этот вопрос, — раздраженно сказал я. — Я даже не понимаю его смысла.

— Понимаешь. Ты все понимаешь. Ты не тупой, ты только притворяешься, когда хочешь спрятаться от правды.

Я ничего не ответил.

Дел слабо улыбнулась.

— Это нормально, Тигр. Я поступаю так же.

— Не в твоих привычках притворяться тупой. Ты никогда не строила из себя дуру.

— Нет, — ее рот странно скривился. — Я привыкла притворяться холодной и уверенной. Внушать себе, что я жестокая, и так прятаться от правды.

Бывают моменты, когда я ненавижу Дел.

Этот момент к таким не относился.