1

Голос Дел прозвучал издалека.

— Тигр… что с тобой?

Смысла фразы я не понял. Какая-то путаница слов. Нет, даже не слов. Звуков.

— Тигр… с тобой все в порядке?

Я чувствовал себя… необычно.

— Тигр!

Аиды, баска… что-то неладно… что-то неладно со мной… что-то неладно с…

Я остановил жеребца, соскочил на землю, вытащил меч из ножен, потом сделал несколько шагов назад, к куче камней мимо которой мы только что проехали, нашел подходящую щель и вставил в нее меч.

Вернее вставил рукоять, а острый кончик поднялся в воздух.

— Тигр… — начала Дел, но не закончила. Она заставила чалого прыгнуть между мной и мечом.

Сильный толчок откинул меня назад. Я упал, а потом медленно сел, пытаясь сообразить, что же произошло.

Дел развернула чалого. Лицо у нее было основательно испуганным.

— Тобой овладели локи? — закричала она.

Ну это вряд ли. Только почему я сижу на земле, а не в седле?

Дел молчала. Ее мерин беспокоился, раскапывая камешки и грязь. Я слышал клацанье камня о камень, стук подков по утрамбованной земле, бряцанье удил.

И увидел меч, торчавший из камней.

— Аиды, — прохрипел я.

Дел ничего не сказала. Она внимательно смотрела как я поднимаюсь, стряхиваю пыль с бурнуса, делаю шаг к мечу… В тот же миг чалый снова оказался между мною и моей яватмой.

Застыв на полшага, я инстинктивно вытянул руку, защищаясь от лошади.

— Что ты пытаешься…

— Удержать тебя от самоубийства, — ровно ответила Дел. — Ты думал я не скажу это вслух?

— Я бы никогда…

— Ты только что пытался. Или тебя заставили.

Я изумленно уставился на нее. Когда первый шок прошел, я взглянул поверх крупа чалого на меч, терпеливо поджидавший жертву.

Я НЕ МОГ. Я не мог. Такого я бы ни за что не сделал. Я выжил в аидах не для того, чтобы проститься с жизнью по доброй воле, а уж тем более отправить себя в другой мир собственной рукой.

— Дай мне пройти, — сказал я.

Дел сдерживала мерина.

— Дай мне пройти, — повторил я. — Я пришел в себя, баска.

Она странно посмотрела на меня и позволила мерину сделать несколько шагов вперед. Я услышал шипение стали, выскользнувшей из ножен, и мне в голову пришла интересная мысль: попробует ли Дел убить меня, чтобы удержать меня от самоубийства?

Но почему-то я не засмеялся. Особенно глядя на меч.

Я осторожно приблизился к нему — ничего не почувствовал. Ни страха, ни мрачного предчувствия, ни желания нанести себе вред. Просто легкое любопытство, чего же хотела эта штука?

Клинок поднимался над камнями.

Я наклонился, обхватил пальцами выступавшую из камней рукоять, стараясь держаться подальше то клинка, вынул меч и взял его как положено, двумя руками.

Чернота снова поднялась по клинку. На этот раз она коснулась рун.

— Он не хочет туда ехать, — выпалил я.

— Что? — удивилась Дел.

— Оно… он… не хочет туда ехать, — я хмуро смотрел на меч, потом поднял глаза и встретил взгляд Дел. — Чоса Деи хочет на Юг.

Дел плотно сжала губы.

— Скажи ему, что мы поедем на Север.

— На северо-восток, — поправил я. — И он точно знает, какой дорогой мы едем… потому что все это он устроил, — я помолчал. — В общем, это одна из причин. И еще он хочет выбраться из меча. Подчинить себе мое тело.

Дел убрала Бореал в ножны и подвела мерина поближе.

— Клинок снова почернел.

— Частично, — я повернул клинок, разглядывая обе его стороны. — А как ты думаешь, что случится, когда он весь станет черным?

— Ты действительно хочешь это выяснить? — нехорошим голосом поинтересовалась Дел.

Я резко посмотрел на нее.

— Ты знаешь?

— Нет. Но я бы не рисковала ради того, чтобы выяснить.

— Да и я тоже, — пробормотал я. — Пора снова показать ему, кто из нас хозяин.

Как и раньше, я сжал обеими руками рукоять. Прошлый раз мне пришлось спеть песенку, чтобы поставить Чоса Деи на место. Я вспомнил ее и она снова наполнила мою голову. Несколько секунд я не думал ни о чем, кроме уверенности в своем превосходстве над Чоса. Это было так же верно, как превосходство гнедого жеребца над чалым мерином.

Когда я открыл глаза, с меня тек пот. Песня в моей голове умерла. Руны очистились.

— Немного отступила, — выдохнул я. — Каждый раз чернота поднимается все выше.

— Будь всегда настороже, — посоветовала Дел.

— Настороже, — пробормотал я. — Это ты будь настороже.

Ее лицо куда-то поплыло.

— С тобой все в порядке? — тревожно спросила она.

Я добрался до жеребца. Гнедой лениво обшаривал губами землю и успел вымазать всю морду.

— Она спрашивает, все ли со мной в порядке. А я и сам не знаю, хорошо ли это, если со мной все в порядке. После каждого выяснения отношений с этим мечом я чувствую себя так, словно постарел лет на десять, — я вдруг застыл, ухватившись за стремя, и резко повернулся к Дел. — Ведь это не так, да?

— Что не так?

— Я не постарел лет на десять или двадцать?

Дел критически осмотрела меня.

— Не сказала бы. Ты выглядишь как обычно… Я бы дала тебе лет шестьдесят.

— Не смешно, — бросил я и запоздало понял, что вложил в эту фразу слишком много чувства. — Ладно, ладно… Только не надо меня по всем винить. Кто знает, на что способен Чоса Деи, даже в этом мече.

— Никто не знает, — признала Дел. — Успокойся, Тигр, ты не постарел. Ты выглядишь даже лучше, чем неделю назад — тренировки тебе на пользу. Тебе бы следовало почаще заниматься.

— Занимался бы, если бы была возможность, — пробормотал я. — Может в Искандаре…

Я повернулся к жеребцу, который поприветствовал меня, ткнувшись мордой мне в лицо и фыркнув. Когда гнедой фыркает, слюна летит во все стороны, на этот раз к ней примешивалась грязь, которую жеребец успел подобрать с земли.

Я выругался, стер грязные потеки с лица и шеи и обозвал жеребца дюжиной нельстивых Южных кличек. Гнедой слышал их и раньше и поэтому даже ухом не повел. Мне оставалось только поймать повод, вставить левую ногу в стремя, с усилием приподняться и шлепнуться в седло. Устроившись, я внимательно посмотрел на Дел.

— Ну хорошо, — сказал я, — сдаюсь. Чем быстрее мы вытащим Чоса Деи из меча, тем счастливее я буду… и если для этого придется разыскать Шака Обре, мы это сделаем.

Дел как-то странно посмотрела на меня.

— На это могут уйти месяцы, — заметила она, — а может и годы.

Я стиснул зубы и кивнул.

— Знаю. А что, в аиды, мне остается? Бороться с этой штукой весь остаток жизни?

— Думаю, тебе следует осознать, какого рода обязательство ты сейчас на себя берешь, — спокойно сказала Дел.

Я уставился на нее.

— Этот меч только что пытался заставить меня вырезать самому себе кишки. Теперь это личное дело.

На лбу Дел появились морщины.

— Шака Обре это только имя, Тигр… Его трудно будет найти.

Я вздохнул.

— Но мы же нашли Чоса Деи, найдем и Шака Обре, чего бы нам это не стоило.

Дел вдруг широко, искренне улыбнулась.

— Ты что? — насторожился я.

— Ты сейчас говоришь совсем как я.

Я задумался, вспомнил сколько лет Дел искала Аджани и каких жертв ей это стоило.

Теперь пришла моя очередь.

Дел подвела чалого ко мне.

— Сколько еще до Искандара?

— Судя по рассказам Рашада, еще день пути. Завтра вечером должны быть уже в Искандаре, — я проследил взглядом за дорогой, извивающейся среди низкорослых деревьев и высокой спутанной травы.

— Знаешь, а было бы совсем неплохо, если бы джихади оказался настоящим. Может он смог бы справиться с моим мечом.

— Ты и сам прекрасно справляешься со своим мечом, — раздраженно заметила Дел. Помолчав, она добавила: — Главное, Тигр, это желание сделать что-то.

Я долго смотрел на нее, потом поерзал в седле и неожиданно для самого себя сказал:

— А знаешь, я буду просто счастлив, когда узнаю, что Аджани мертв.

Мои слова застали Дел врасплох.

— Почему?

— Потому что может быть тогда ты вспомнишь, каково это, быть человеком.

— Я… — она открыла рот, чтобы возмутиться, но замолчала.

— ИНОГДА ты об этом вспоминаешь, — согласился я, — а потом снова становишься жестокосердной и рассудительной сукой.

Я повернул жеребца и поехал по дороге. Через несколько секунд Дел последовала за мной.

Тишина иногда может сказать больше чем слова.

Как я слышал, Искандар был древним городом. Его построили задолго до того, как появился Харкихал. К руинам не ездили уже много лет и дорога была проложена всего несколько месяцев назад, после предсказания Оракула. Со временем она снова исчезнет, ее сотрут ветра и дожди и земля стряхнет с себя следы пилигримов, стекавшихся в Искандар чтобы увидеть джихади, но многим еще предстоит пройти по этой дороге.

Рашад дал четкие указания, но как выяснилось, мы могли обойтись и без них. Дорога была хорошо наезжена, люди постоянно выходили из Харкихала в Искандар, а нам не хотелось искать попутчиков.

В конце концов мы съехали с дороги. Темнело, становилось прохладнее и мой желудок начал жаловаться. Мы с Дел переехали холм и обнаружили уединенное местечко, вполне подходящее для небольшого лагеря. Мы хотели переночевать без случайных спутников — кто знает, чего ожидать от незнакомых людей.

— Обойдемся без костра, — предложил я, слезая с жеребца.

Дел просто кивнула. Она стащила со спины чалого седло, потник, сумы и сверток шкур и одеял, свалила все это в одну кучу и снова вернулась к мерину, устраивать его на ночь.

Много времени на это не потребовалось. Разобравшись с лошадьми, мы расстелили одеяла и выпили воды из фляг. Солнце медленно опускалось за горизонт, все дела были переделаны, оставалось только лечь спать. Но спать нам не хотелось.

В бледном свете полной луны я сидел на шкуре, накрыв колени одеялами, и втирал масло в жесткие ремни перевязи. Со временем кожа разомнется и будет плотно прилегать к телу, но до тех пор каждый вечер мне придется выполнять один и тот же ритуал.

У меня было свое дело, а у Дел свое. Она вынула из ножен Бореал, достала точильный камень, масло и тряпку — для изысканно нежной заботы.

Дел заплела волосы в косу, и наконец-то они не скрывали ее лицо. В лунном свете оно стало совсем белым с черными пятнами теней.

Вниз по клинку и снова наверх: влекущее шипение. Потом шепот шелка по стали.

Дел склонила голову, осматривая всю длину клинка. Светлые ресницы опустились, скрывая от меня глаза. Толстая светлая коса спадала с покрытого шелком плеча и покачивалась в такт движениям. Вниз по клинку, потом снова наверх: соблазн заострившейся стали.

И вдруг я не выдержал и спросил:

— О чем ты думаешь?

Дел слабо вздрогнула. Она была где-то очень далеко.

Я тихо повторил вопрос:

— О чем ты думаешь, баска?

Дел скривила губы.

— О Джамайле, — мягко сказала она. — Я вспоминаю, каким он был.

Я видел Джамайла только раз. Он был уже не тем человеком, каким знала его Дел.

— Он был… малышом, — заговорила она. — Ничем не отличался от остальных детей. Он был самым младшим в семье — на пять лет моложе меня. Он так хотел, чтобы его считали мужчиной, а все обращались с ним как с ребенком.

Я улыбнулся, представив это.

— По-моему, это естественно.

— Он хотел быть взрослым. Он брал пример с моего отца, братьев, потом с меня. Он говорил, что станет таким же смелым… таким же сильным… Он поклялся стать настоящим мужчиной.

У меня не было детства, я не знал, каково это, жить в семье. Я не мог представить, что чувствовал бы Джамайл, окажись он на моем месте, что сказал бы он, желая успокоить сестру.

— Они схватили нас вместе, — продолжила Дел. — Мы прятались под повозкой и старались стать совсем маленькими, незаметными… но борджуни подожгли повозку и мы побежали, и тут же одежда Джамайла загорелась, — голос Дел сорвался, лицо скривилось. — На нем все горело, но он не кричал. Он засунул пальцы в рот и прикусил их так, что потекла кровь. Мне пришлось толкнуть его, чтобы он упал. Он покатился по земле, а я старалась сбить пламя… тогда нас и поймали.

Мои руки застыли на перевязи. Руки Дел продолжали затачивать клинок, но я сомневаюсь, что она это сознавала.

— Он весь был обожжен, — говорила она, — но им было наплевать. Ожоги были тяжелыми, но не смертельными, и они поняли, что смогут на нем заработать. Только об этом они и думали: сколько заплатят за Джамайла Южные работорговцы.

Нет, они думали не только об этом. Была еще Делила — пятнадцатилетняя красавица Северянка — но о себе Дел не рассказывала. Ее волновал только Джамайл. Важна была судьба только ее брата и семьи.

Дел не считала, что сама она стоит такой одержимости.

Ой баска, баска. Если бы ты только знала…

— Но он выжил, — продолжила Дел. — Ему было тяжелее, чем мне: он провел столько лет в рабстве, его сделали евнухом, лишили языка. И пережил он все это чтобы достаться Вашни, — Дел глубоко вздохнула. — А теперь мне остается только сидеть здесь и думать, жив он или давно мертв.

— Ты этого не знаешь.

— Не знаю. Поэтому мне и больно.

Рука Дел ровно водила точильный камень. Бореал тихонько напевала песню обещаний.

— Не мучай себя напрасно, — сказал я. — Может Джамайл сейчас в полной безопасности у Вашни.

— Они убивают чужеземцев, а он настоящий Северянин.

— Северянин? Или был им? — я пожал плечами, а Дел наконец-то отвела взгляд от меча. — Когда мы нашли его, он провел уже пять лет на Юге, из них два года с Вашни. Может его давно считают за своего. К тому же старик любил его, об этом тоже не забудут.

— Старики, — тихо сказала Дел, — быстро теряют силы, а с ними и свою власть.

— Не всегда.

— Но все старики умирают.

Я покачал головой.

— Дел, успокоить тебя я не смогу. Да, возможно он уже мертв, но наверняка ты утверждать не можешь.

— Вот я и думаю: узнаю ли я когда-нибудь что с ним? Или проведу остаток жизни так и не выяснив, остался ли в этом мире еще кто-то моей крови?

— Поверь, — грубовато сказал я, — от таких мыслей не умирают.

Рука Дел сильнее сжала клинок.

— Ты говоришь это потому что я жестокосердная и рассудительная сука?

Растерявшись, я резко посмотрел на нее. Меня удивил не столько вопрос, сколько грубый тон, которым он был задан.

— Нет, — честно ответил я. — Я говорю это исходя из собственного опыта.

— Из собственного? — тупо переспросила она.

Я кивнул.

— Ты забыла кто я? У меня нет ни матери, ни отца… ни братьев, ни сестер. У меня нет ни малейшего представления, жив ли еще кто-нибудь моей крови. Я не знаю даже что это за кровь.

— Твои родители жили на Границе, — сказала Дел. — Или они были чужеземцами.

Я выпрямился.

— Почему ты так решила?

Дел пожала плечами.

— Сложением ты похож на Северянина, а цвет кожи ближе к Южному. Конечно он не такой темный и черты лица не такие грубые. В тебе есть что-то и от Юга, и от Севера. Такие пары живут обычно на Границе, — Дел улыбнулась, оценивающе осматривая меня. — Или твои родители приехали из других земель. Ты никогда об этом не задумывался?

Сколько раз задумывался. Каждый день моего рабства. Каждую ночь, когда спал в навозе. Никому в этом не признаваясь, даже Суле и Дел. Потому что признавшись, я выставил бы напоказ свою слабость, а слабые долго не живут.

— Нет, — громко сказал я, чтобы остаться сильным.

— Тигр, — Дел отложила в сторону меч. — Тебе никогда не приходило в голову, что Салсет могли соврать?

— Соврать? — я нахмурился. — Ты о чем?

Она села, скрестив ноги, и сцепила пальцы на коленях.

— Ты всю жизнь был совершенно уверен, что тебя бросили в пустыне умирать. Что тебя оставили мать, отец… так ты рассказывал.

— Мне так сказали.

— Кто тебе сказал? — спросила Дел.

Я нахмурился.

— Салсет. Ты сама все знаешь. О чем этот разговор?

— О лжи. Об обмане. О боли, которую причиняли специально, чтобы заставить мальчика-чужеземца страдать.

Что-то дернулось у меня в животе.

— Дел…

— КТО тебе это сказал, Тигр? Ведь не Сула, правильно?

— Нет, — быстро ответил я. — Сула никогда не поступала жестоко. Она была моим… — я замолчал.

— Да. Она была твоим спасением.

Я судорожно стиснул перевязь и выдавил:

— И что дальше? При чем здесь Сула?

— Когда ты узнал, что ты не Салсет?

Я этого не помнил.

— Я всегда знал об этом.

— Потому что тебе это сказали.

— Да.

— КТО сказал тебе? Кто сказал это первым? Кто внушил тебе это так, что ты не мог даже сомневаться?

— Дел…

— Взрослые?

— Нет, — я раздраженно мотнул головой. — Взрослые меня не замечали пока я не подрос так, что смог работать. Мне говорили об этом дети, всегда дети… — к горлу подступил комок и я не смог закончить. Слишком хорошо я помнил мучительные дни моего прошлого, ночные кошмары детства.

Я вспомнил и задумался. Могли ли они врать?

Я застыл. Все было так внезапно, странно, четко, как в танце, когда легкое движение выдает все намерения противника. Все мои чувства обострились. Я знал только кто я, где, кем я стал. И еще я знал, что очень больно было дышать.

Дел неподвижно сидела рядом со мной и ждала.

— Дети, — повторил я, чувствуя, что весь мой мир превращается в хаос.

— Дети часто поступают жестоко, — тихо сказала Дел.

— Они говорили… — я замолчал, не осмелившись произнести это вслух.

Дел подождала и закончила за меня:

— Они говорили, что ты не был нужен родителям и тебя оставили умирать в пустыне.

— Все так говорили, — рассеянно пробормотал я. — Начал один, потом подхватили остальные.

— И ты никогда не задавал вопросов.

Я больше не мог сидеть здесь. Я больше вообще не мог сидеть. Как я мог просто оставаться на месте… Я отложил в сторону перевязь, неуклюже поднялся, сделал несколько шагов, остановился и слепо уставился в темноту. И из последних сил обернулся, чтобы возразить.

— НЕКОМУ было задавать вопросы. Кого я мог спросить? Что я мог спросить? Я был чулой… Чулы не задают вопросов… Чулы вообще не разговаривают, потому что за любое слово их бьют.

— Там была Сула, — тихо напомнила Дел.

Что-то рвалось из меня. Гнев. Безумие. Боль, которую я никогда не чувствовал, потому что научился не замечать ее, а теперь воспоминания придали ей сил.

— Мне было пятнадцать, — я не знал, как объяснить, чтобы Дел все поняла, увидела, осознала, — пятнадцать лет, когда я познакомился с Сулой. К тому времени я уже боялся спрашивать. Мне было все равно, кто я…

— Это ложь, — быстро сказала Дел.

Оказывается отчаяние может резать как клинок.

— Аиды… баска, ты просто не понимаешь, — я запустил негнущиеся пальцы в волосы. — Ты просто не можешь понять.

— Не могу, — согласилась она.

Я повернулся к Дел и почувствовал, что мне больно смотреть на нее, больно думать о том, что она сказала. А еще больнее было признать ее возможную правоту.

— Зря ты это сделала, — выдавил я. — Не нужно было, баска. Лучше бы ты оставила эту историю в покое… лучше бы ты оставила МЕНЯ в покое… Ты понимаешь, что натворила?

— Нет.

— РАНЬШЕ я знал, кто я. Я знал всю историю своей жизни. Счастлив я от этого конечно не был — да и кто будет счастлив, понимая, что родители бросили его как ненужную вещь? — но по крайней мере я не мучился неизвестностью. Мне было что ненавидеть. Я не задумывался, правду мне сказали или соврали.

— Тигр…

— А ты все уничтожила, — крикнул я. — И у меня совсем ничего не осталось.

Несколько секунд Дел изумленно рассматривала меня, потом глубоко вздохнула.

— Разве ты не хочешь узнать правду? А если тебя не бросали?

— Ты спрашиваешь, хотел бы я узнать, что моих родителей убили борджуни? Или может быть сами Салсет? А потом забрали меня как трофей?

Дел вздрогнула.

— Я не это…

Я снова повернулся к ней спиной и уставился в темноту, пытаясь разобраться в себе. Дел все сломала, перемешала. Мне нужно было восстановить свой мир, найти новые правила игры.

Пришла моя очередь вздохнуть.

— И что мне теперь делать? Что мне делать, Дел? Дойти до песчаной болезни мучаясь, как же узнать правду?

— Нет, — хрипло ответила она. — Что это за жизнь?

Я повернулся к ней.

— Это твоя жизнь, — сказал я. — Ты наказываешь себя своей жизнью. Мне наказать себя моей?

Дел отпрянула, тяжело дыша.

— Я только хотела дать тебе хоть немного мира.

Весь гнев во мне вдруг пропал. С ним ушла горечь, оставив после себя пустоту.

— Я знаю, — прошептал я, — знаю. Может ты правильно поступила, баска. Я еще не разобрался.

— Тигр, — тихо сказала она, — мне жаль.

Луна осветила ее лицо. Мне было по-прежнему больно смотреть на нее.

— Ложись спать, — посоветовал я. — Я пойду проверю жеребца и тоже лягу.

Жеребец стоял всего в четырех шагах от нас. Он спокойно спал и прекрасно мог обойтись и без моего визита.

Но Дел ничего не сказала.

 

2

Искандар рассыпался как игрушечный городок. Солнце и дожди с легкостью разрушали глиняные постройки, дома медленно превращались в пыль, грязь, глину и горки сланца, из которых и были когда-то построены.

— Вот глупость, — сказал я. — Тысячи людей по одному слову неизвестного фанатика оставляют дома и отправляются в разрушенный город, хотя прекрасно знают, что здесь нет даже воды.

Дел покачала головой.

— Вода есть — смотри, как много зелени. И потом, неужели джихади не обеспечит людей водой, если уж он решил появиться именно здесь?

Говорила Дел сухо и иронично, точно копируя мои интонации когда речь заходила о появлении мессии. Дел, в отличие от меня, человек верующий — по крайней мере она серьезно относится к религии — и до сих пор она не проявляла нетерпимости по отношению к предсказанию Оракула. Мало того, она регулярно укоряла меня за мной цинизм и советовала уважать взгляды других, даже если они расходились с моими собственными.

Но теперь, увидев Искандар, Дел не думала о вере и религии. Все ее мысли были только об Аджани, о предстоящем убийстве.

И о клятвах, данных ее богам, далеким от Искандара.

— А где Граница? — спросил я. — Ты это должна знать.

В таких тонкостях Дел разбиралась лучше меня. В Стаал-Уста ее обучали тому, что она называла география — науке, изучающей где что находится. Я много путешествовал по Югу и хорошо знал его, но Дел могла рассказать даже о тех местах, где она никогда не была.

— Граница? — повторила она.

— Да, Граница. Ну знаешь, такая линия, она разделяет Юг и Север.

Дел подарила мне взгляд, который ничего не говорил. А значит говорил он о многом.

— Граница, — с прохладцей сказала она, — неразличима.

— Что Граница?

— Неразличима. Я не могу сказать, где она проходит. Местность… пересеченная.

Жеребец споткнулся. Я поднял ему голову поводом, поддержал, и он спокойно пошел дальше.

— Что значит пересеченная?

Дел провела рукой.

— А ты осмотрись. Минуту назад мы ехали по пустынному песку, сейчас мы на Северной траве, еще минута и вокруг пограничный кустарник, а потом мы можем оказаться на отшлифованных ветром камнях.

— Правда?

— Правда. Одно дело ехать из Джулы и Стаал-Уста и видеть, как постепенно изменяется земля… и совсем другое, когда все меняется десять раз на одном месте.

Я вообще-то на это не обращал внимания, но после слов Дел начал осматриваться и понял, что мир вокруг нас действительно все время менялся. Даже температура не оставалась постоянной. Почти летняя жара плавно переходила в пограничный морозец, а потом воздух снова согревался.

Петляющая дорога обогнула край плато. Слева от нас поднимались предгорья Севера, справа, за плато, тянулись пограничные земли, поросшие жестким кустарником, далеко за горизонтом они переходили в пустыню. Ниже нас, где-то на северо-востоке, раскинулось другое плато, поменьше. В его центре, на холме, стоял город Искандар.

Он ничем не напоминал привычные пограничные крепости на вершине гор или города пустыни. Искандар не окружала высокая стена. Улицы и аллеи города были завалены обломками рассыпавшихся зданий. Прочно стояли только основания, заросшие травой.

Наверное когда-то эти руины были величественными творениями человеческой гордости. Прошли годы, люди вернулись в город, а от величественности ничего не осталось.

Город был наполнен пустынным сбродом. Всюду глаз натыкался на повозки, фургоны, лошадей, ослов и несчетное количество человеческой скотины, приведенное чтобы тащить вещи. Большинство людей устроились в городе, заполнив все щели, но многие поставили свои хиорты не доезжая до Искандара, создав небольшое поселение жителей пустыни, не желавших мешаться с городской толпой.

Мы остановили лошадей на краю плато. Дорога вела вниз, но на нее мы не смотрели. Мы не сводили глаз с города.

— Племена, — сказал я, кивнув на хиорты.

Дел нахмурилась.

— Откуда ты знаешь? Все люди одинаковые.

— Нет, когда подходишь ближе. Похож я на Ханджи? — я кивнул на Искандар. — Племена не строят городов, они не будут в них жить. Племена путешествуют с фургонами и повозками, ненадолго расставляя хиорты когда хотят отдохнуть. Видишь? Вон их палатки, стоят недалеко от города.

— Но поселившись в одном месте, они по сути создали свой город.

— У них нет выхода, — я пожал плечами в ответ на ее взгляд. — Никогда еще так много племен не собирались вместе. Обычно даже случайная встреча кончается кровопролитием. Но сейчас они пришли по зову Оракула. Они будут терпеть друг друга пока не утрясется вопрос с джихади.

Дел смотрела на древний город.

— Думаешь Салсет там?

Меня как будто ударили в живот.

— Может быть.

— Они бы пошли ради джихади?

Я вспомнил шукара. Магия старика давно ослабла, иначе ОН убил бы кошку, а я бы лишился единственной возможности спастись. Среди Салсет магия считается частью религии. Если заклинания не действовали, значит боги отвернулись от племени. Много лет назад они отвернулись от шукара, иначе как же мог простой чула сделать то, что не удалось приближенному богов?

Я подумал о вопросе Дел. Привел бы шукар племя в Искандар? Только в том случае, если бы мог извлечь из этого выгоду, если бы он решил, что это укрепит его репутацию. Если старик был еще жив.

Год назад я с ним встречался.

— Может быть, — сказал я, — а может и нет. Это от многого зависит.

— Ты мог бы снова увидеть Сулу.

Я подобрал повод.

— Хватит прохлаждаться, поехали. Я уже вдоволь налюбовался окрестностями.

Терять время действительно не стоило, но выразиться я мог и повежливее.

Дел повернула чалого и поехала вниз по тропинке, вьющейся у края плато. Вниз, потом к холму, наверх, и мы в Искандаре.

Где может наконец-то Дел найдет Аджани.

Жеребец одолел последний подъем и вынес меня на плато, где развалины Искандара тянулись к небу. Тропинка превратилась в широкую дорогу со следами повозок и фургонов. Дорога вилась среди деревьев и зарослей кустарников, потом разветвлялась на пять дорог поуже, которые вели к пяти частям города, где они снова разбегались. До самого Искандара шли лишь две или три тропинки, остальные скрывались среди хиортов и фургонов.

Что заставило меня сделать некоторые выводы.

— В чем дело? — спросила Дел и подвела чалого поближе к жеребцу.

Я ошеломленно смотрел на хиорты. Они стояли между краем плато и городом и от этого границы города расплывались.

— Племена, — наконец вспомнил я о ее вопросе. — Их слишком много и они очень разные.

— У каждого есть право приехать сюда.

— Я не об этом. Я думаю, к чему это приведет.

— Если действительно появится джихади…

— …он будет опасен, — я заставил жеребца обойти стоявшую на дороге козу. — Представляешь, какая сила окажется у него в руках?

Дел тоже объехала козу.

— А если он использует ее во благо?

Я насмешливо фыркнул.

— Ты встречала человека, который, получив власть, использовал бы ее во благо? — я покачал головой. — По-моему, такого не бывает.

— Если я и не встречала, то это ничего не доказывает. Может мессия и подаст пример.

— ЕСЛИ он появится.

Хиорты стояли вдоль дороги. Я вдыхал едкий запах ослиной мочи, козьего молока и сыра, легкие забивало зловоние, возникающее там, где слишком много людей — слишком разных обычаев — живут слишком близко друг к другу.

А мы еще не въехали в город.

На нас никто не обращал внимания. Я не знаю, сколько жили здесь племена, но этого времени хватило, чтобы двое незнакомцев их не заинтересовали. В Пендже половина из собравшихся племен убили бы нас на месте или взяли в плен. Здесь наше присутствие никого не волновало. Люди смотрели и отворачивались.

Спокойно отворачивались от Дел.

Я нахмурился.

— Здесь должно быть много Северян.

— Почему… а-а, понятно, — Дел осмотрелась. — Наверное они в самом городе.

— Туда мы и едем, — я кивнул. — Рано или поздно все узнаем, баска. Наверное даже рано — мы почти на месте.

Мы проехали мимо последних хиортов и повозок и оказались в самом Искандаре. Ни стен, ни ворот, ни охраны. Только прямые улицы, ведущие в город.

В город с новыми жителями.

Куда ни кинь взгляд, везде были Южане. Потом я заметил несколько жителей Границы и компанию светловолосых Северян, возвышавшихся над толпой. Козы, овцы, собаки, свиньи беспорядочно сновали по улицам Искандара.

Я не удержался от ухмылки.

— Вот уж не думаю, что такое место привлечет долгожданного джихади.

— Здесь воняет, — заметила Дел.

— Потому что никто не собирается здесь долго жить. Им все равно. Они позаимствовали город… и оставят его вместе с джихади.

— Если джихади отсюда уйдет.

Я повел жеребца по узкой аллее.

— А ему здесь нечего делать. От Искандара остались одни руины. Думаю, джихади предпочтет обитаемый город.

— Он мог бы сделать Искандар обитаемым… Тигр, куда мы едем?

— За информацией, — ответил я. — А добыть ее можно только в одном месте.

— Вряд ли здесь есть кантина, — сухо заметила Дел.

— Скорее всего есть, — не согласился я, — но мы едем не туда. Потерпи немного, сама увидишь.

И вскоре она увидела, потому что мы приехали. Конечно не в кантину. Я нашел сразу и колодец, и базар.

Колодец всегда находится в центре города. К нему приходят все жители, потому что без воды не проживешь. В городе без танзира у колодца бывают и бедные, и богатые, к нему ведут все дороги.

И поэтому вокруг колодца раскинулся базар. Одним нужно было что-то купить, у других было что продать. Даже в Искандаре.

— Как их много, — воскликнула Дел.

Больше, чем я ожидал. Палатки прижимались друг к другу, заполняя всю площадь, и тянулись в прилегающие аллеи. Продавцы зазывали прохожих, жалобный вой флейт наполнял воздух, уличные акробаты жонглировали шариками и били в барабаны. Дети бродили в толпе в надежде отыскать пару монет или отводили покупателей к палаткам торговцев, щедро плативших за каждого клиента.

— Точно, — сказала Дел, — похоже на кимри.

Север далеко, а на Юге кимри не бывает.

Я остановил жеребца и осмотрел переполненную площадь.

— Нет смысла пробиваться на лошадях, — сказал я. — Пойдем пешком… эй! — мой крик остановил мальчика, пытавшегося пробраться мимо жеребца. — Эй, парень, — позвал я тише, — ты здесь давно?

— Шесть дней, — ответил он на пустынном.

Я кивнул.

— Значит успел здесь обжиться.

Мальчик для пробы улыбнулся. Темные волосы, темная кожа, светлые глаза. Полукровка, подумал я. Но определить родителей не смог.

— Где можно устроиться на ночлег? — спросил я.

Глаза мальчика расширились.

— Где угодно, — ответил он. — Здесь много-много домов. Комнат гораздо больше, чем людей. Устраивайтесь где хотите, — он заметил рукоять моего меча. — Ты танцор? — спросил он.

Я кивнул в подтверждение.

— Тогда ты захочешь танцевать, — мальчик махнул рукой. — В том конце города круги и танцоры.

— И много их там?

— Много, — кивнул он. — Они приезжают каждый день и танцуют. Стараются произвести впечатление на танзиров.

— А где танзиры?

Мальчик улыбнулся.

— В домах, где есть крыши.

Ну конечно. Искандар строили так давно, что деревянные перекладины в домах давно должны были сгнить. Крыши могли остаться только у построек этажа в два. Такие дома танзиры и заняли.

Сила на их стороне.

От мальчишек часто можно узнать то, что не узнаешь от взрослых.

— А сколько их? — спросил я. — Сколько приехало танзиров?

Он пожал плечами.

— Пока немного, но за ними пришли танцоры мечей… и многих танзиры нанимают, — глаза мальчика сверкнули. — Ты легко найдешь работу.

Что-то он недоговаривал.

— А ты не знаешь, зачем им так много танцоров?

Мальчик пожал плечами.

— Защищаться от племен.

В том, что он говорил, был смысл. Племена и танзиры друг друга недолюбливали. Если обещанный мессия собирался помочь племенам — а именно такой вывод можно было сделать из слов Оракула — танзиры не могли спокойно наблюдать за происходящим.

Я выкопал монетку в кошельке и бросил мальчику. Он поймал ее, снова ухмыльнулся и посмотрел на Дел. Бросив несколько слов на языке Пустыни, он повернулся и побежал на площадь.

Тоже ухмыляясь, я сжал коленями бока жеребца и мы поехали прямо через базар к окраине города, туда, где по словам мальчика, были круги.

— Что он сказал? — спросила Дел. — Ты знаешь, о чем я.

Я засмеялся и посмотрел на нее через плечо.

— Он сказал, что у меня хороший вкус, потому что я выбрал отличную баску.

— Но этому мальчику не больше двенадцати!

Я пожал плечами.

— На Юге взрослеют рано.

Нелегко было пробиваться через площадь. Прилавки стояли вплотную, проходы между рядами извивались, заканчивались тупиками или заворачивали назад. Дважды я разворачивал жеребца, пока наконец не нашел дорогу. По узким улочкам снова на плато.

Мы выехали из города, как мне показалось точно напротив того места, где расположились племена. С этой стороны Искандара не было ни хиортов, ни повозок, только лошади, постели и круги.

— Больше похоже на войну, — заметил я, — чем на встречу джихади.

Дел остановила мерина рядом с моим жеребцом и окинула взглядом плато.

— На несколько войн одновременно, — согласилась она. — Разве у вас так много танзиров?

Я медленно покачал головой.

— Я не понимаю, что происходит.

— А в чем дело?

— Танзиры действительно нанимают целую армию… армию танцоров мечей. Обычно каждый танзир действует сам по себе — нанимает людей, чтобы воевать с соседом и уничтожить его — они никогда ничего не делают сообща. Изначальный принцип существования пустынного домейна — каждый сам за себя… И просто очень странно, что так много танзиров собрались вместе и вместе нанимают людей.

Дел пожала плечами.

— Это нам чем-то грозит?

— Может быть, — неохотно сказал я. — Может и грозит.

В кантине Харкихала Аббу сказал, что благодаря джихади танцорам мечей не придется бродить по всему Югу в поисках работы и денег, и то, и другое можно получить в одном месте. Хотя это и не по-Южному, но удобно и конечно многие танцоры поняли свою выгоду и пришли в Искандар.

— Мы могли бы разбогатеть, — задумчиво сказал я. — Если с умом выбрать танзира, можно стать очень богатыми.

— Я пришла не ради богатства. Мне нужно убить человека.

— А ЕСЛИ ты найдешь его, — тихо начал я, — что ты будешь делать? Вызовешь его на танец?

— Он недостоин такой чести.

— А, значит ты просто подойдешь и вырежешь ему кишки?

Выражение лица Дел не изменилось.

— Еще не знаю.

— Тогда может подумаешь?

Дел перевела взгляд на меня.

— Я думала шесть лет. Теперь я буду действовать.

— Но ты не сможешь просто подойти и убить его, — я поерзал в седле и перенес вес на руки, упираясь в переднюю луку седла. — Судя по твоим рассказам, не только у тебя должны быть к нему счеты. Думаю, многие мечтают отправить его в другой мир, а значит вряд ли он ходит без охраны. Если все, что ты говорила правда, вряд ли он даже мочится один.

— Я найду способ, — ровно сообщила Дел.

Я снова опустился в седло.

— А может сначала поедим? Или подумаем, где нам остановиться?

Дел вытянула руку, показывая на плато.

— Остановиться можно там.

— А я вот подумывал, не найти ли нам комнату. Может крыши у нее и не будет, но мы же не танзиры. И дождь вроде бы не собирается.

Дел машинально посмотрела на небо. Над нами поднималась чистая, сияющая голубизна. Нигде не было ни облачка. Но я не забывал, что мы приехали в пограничную страну, в странную страну, где все было неправильно, где перемешивались растения, климат, люди.

— Песчаный Тигр! Тигр! Дел!

Я оглянулся, нахмурился, осмотрел круги, но не увидел ни одного знакомого лица.

— Там, — Дел показала рукой в другом направлении. — Это не… Алрик?

Алрик?

— А-а… точно, он, — Северянин, который помогал нам в Русали, ближайшем к Джуле домейне. Я прищурился.

Алрик шел к нам, приветственно махая рукой. С ним была невысокая полная женщина, в впереди бежали две девочки. На одной руке Алрика сидела третья. По крайней мере мне показалась, что и это девочка — с детьми сразу не разберешься.

Дел соскользнула с седла.

— У Лены еще один ребенок.

Я остался на жеребце.

— И глядя на нее, можно догадаться, что скоро снова будет пополнение.

Малышки кинулись к Дел, она наклонилась, чтобы обнять их. Про себя я удивился, что они ее помнили. Им было года по три и четыре — или четыре и пять, кто знает этих детей? — а мы с Дел прожили с ними недолго. Алрик пригласил нас в свой дом когда меня по глупости ранили. Но Дел прекрасно ладит с детьми и даже за такое короткое время девочки успели влюбиться в нее.

Я смотрел, как они наперебой лезли в объятия Дел. Она улыбалась, смеялась, обменивалась с ними Южными приветствиями. Я боялся, что ей будет больно, что она увидит в них Калле, но Дел сияла. В ее глазах была только радость.

Пока Дел обнималась с малышками, подошли Алрик и Лена и я обнаружил, что за прошедшее время Дел не изменилась: она опять была на последних месяцах беременности. А поскольку разница в возрасте старших дочерей составляла всего год, я начал подозревать, что Лена и Алрик с удовольствием и пользой проводили вместе ночи.

Лена была типичной Южанкой, Алрик — Северянином. Дочери выросли похожими на отца и на мать. От матери они получили черные волосы и смуглую кожу, а от отца высокие скулы и ярко-голубые глаза. Я не сомневался, что со временем они станут просто красавицами.

Алрик ухмыльнулся.

— Я так и думал! — сказал он. — Я говорил Лене, что это вы, но она не поверила. Она сказала, что Дел давно должна была взяться за ум и найти себе Северянина вместо Южного осла.

— Она так сказала? — я опустил голову и посмотрел на Лену, а она показала мне белые зубы. — Значит ты думаешь, что Дел была бы богаче с другим Алриком?

Лена похлопала себя по большому животу.

— Сильный крепкий Северянин — вот что нужно женской душе, — черные глаза сверкнули, — и телу тоже.

Алрик расхохотался.

— Хотя до сих пор этому Северянину удавались только девочки, — он положил ладонь на Ленин живот. — Может здесь мальчик.

— А если нет? — спросил я.

Алрик ухмыльнулся шире.

— Будем продолжать, пока не получится.

Я ждал комментария Дел. Ей, конечно, было что сказать, но девочки что-то взахлеб рассказывали ей, и она не стала на нас отвлекаться.

Лена махнула рукой на Искандар.

— Идем… У нас дом в городе, недалеко отсюда. Вы поживете с нами, места хватит на всех. Можем вместе подождать джихади.

Я посмотрел на Алрика.

— Из-за него вы и пришли?

Северянин поудобнее взял ребенка.

— Все шли в Искандар, даже танзиры. Я подумал, что может стоит и мне пойти, посмотреть танцы, — он мотнул головой и направлении кругов. — И как видишь, танцоров мечей здесь в избытке. Можно заработать или найти танзира, которому нужны твои услуги. Сам видишь, сколько ртов мне приходится кормить. Лишних денег у нас не бывает.

Три голодных рта, и скоро появится четвертый. Не удивительно, что Алрик приехал в Искандар. Вот только как решилась на это Лена. Очень скоро ей рожать.

Лена угадала мою мысль.

— Ребенок, рожденный рядом с джихади, будет благословлен на всю его жизнь.

— Или ее, — любезно добавил Алрик. Возможность появления еще одной дочери его кажется не беспокоила.

За время, что мы не виделись, он почти не изменился — остался таким же большим Северянином, танцором мечей. Я смотрел на него — улыбающегося, веселого, открытого, дружелюбного — и сам себе удивлялся, вспоминая, что чувствовал, когда впервые увидел его. Как был уверен, что он охотится за Дел. Я не доверял ему пока мы не начали тренироваться в круге, нарисованном в аллее, недалеко от дома. В танце сразу узнаешь человека.

— Алрик, — вдруг сказал я, — а как ты сейчас танцуешь?

— Неплохо, — Северянин посмотрел на меня с удивлением. — А что?

— Как насчет нескольких занятий? В память о старых временах.

Северянин ухмыльнулся, показав большие зубы. У Алрика все было большое.

— Я всегда проигрывал тебе, — сказал он, — но после вашего ухода я много тренировался. Может мне удастся с тобой справиться.

Я посмотрел на круги.

— Пойдем выясним?

— Не сейчас, — вмешалась Лена. — Сначала вы пойдете к нам, поедите, отдохнете, расскажете свои новости, а мы расскажем свои, — она искоса взглянула на Алрика. — Танцевать и пить будете потом.

Девочки цеплялись за руки Дел. Чалый спокойно стоял за ее спиной.

— Мы вам благодарны, — улыбнулась она, — и с радостью принимаем ваше предложение.

Вообще-то я удивился. Я думал, что Дел сразу отправится выяснять, здесь ли Аджани или собирается ли он сюда приехать. Но очевидно мои слова заставили ее задуматься. Убийство такого человека нужно было тщательно спланировать.

— Идем, — позвала нас Лена и пошла к Дел и девочкам.

Алрик взглянул на Дел поверх покрытой черным пухом головки ребенка, улыбнулся и, покосившись на меня, сказал что-то на Северном. Подбородок Дел приподнялся, она ответила коротко на том же языке и уже на Южном попросила девочек проводить ее к их дому. Потянув Дел за руки, малышки повели ее к городу. Чалый побрел за ними.

— Что это вы обсуждали? — поинтересовался я у Алрика.

— Я спросил ее, по душе ли пришелся свободолюбивой женщине с Севера Южный мужчина, — голубые глаза сверкнули. — Я говорил как старший брат, заботящийся о благополучии сестры.

— Разумеется, — сухо согласился я. — И что сестра ответила старшему брату?

— Дословно на Южный это не переводится. Северное ругательство, — ухмылка Алрика стала шире. — И одновременно совет не лезть не в свои дела.

— Хороший совет. Хотя Дел могла бы ответить и поподробнее.

— Пошли поедим, — кисло сказал я.

Алрик посмотрел на меня с фальшивым простодушием и предложил:

— Хочешь подержать ребенка?

Теперь уже мне предоставилась возможность использовать непереводимую Южную ругань.

Белозубая улыбка стала шире.

— А здесь ходят слухи, что ты тоже отец.

Жеребец наступил мне на пятки. Поскольку я резко остановился, это было неудивительно.

— Отец? А, это… — я раздраженно пихнул жеребца локтем в нос и он сделал шаг назад. — Ты видел его?

Алрик подсадил ребенка повыше на большое плечо и направился к городу.

— Твоего сына? Нет. Просто слышал, что в кантинах появлялся мальчик — вернее парень — который представлялся как сын Песчаного Тигра.

— Врет, — прошипел я, подстраиваясь под широкий шаг Алрика, — насколько мне известно.

— А если не врет?

Я задумался и пожал плечами.

— Не знаю.

— Не знаешь? Ты не знаешь? Странный ответ, — ребенок прихватил прядь светлых волос и изо всех силенок дернул. Алрик мягко высвободил волосы. — Ты не хочешь иметь сына? Ведь в его жилах течет твоя кровь.

Какая кровь? Чья? Может это кровь убийц-борджуни?

— У меня и без него забот хватает.

Алрик сдержанно усмехнулся.

— Мужчина должен оставить сына. У мужчины должна быть семья, родственники, чтобы было кому спеть по нему песни.

— Северянин, — пробормотал я.

— А если ты встретишь его в круге?

Я застыл.

— Он танцор меча? Мой с… этот парень?

Алрик слабо нахмурился и пожал плечами.

— Я услышал о нем около кругов и решил, что он должен танцевать, но может это и не так. Может он танзир.

Мой сын — танзир. Значит он мог меня нанять.

— Нет, — объявил я. — Не может быть.

— Какая разница, ты же все равно ничего уже не изменишь, — Алрик пожал плечами и широкими шагами вошел в город.

 

3

Дом, который Алрик нашел для Лены и девочек, был большим — четыре комнаты — но крыша его давно рухнула, в половина стены в одной из комнат рассыпалась. В этой комнате Алрик поставил лошадей — тяжеловоза и своего гнедого мерина с плешивой мордой. Еще одну комнату занимал сам Алрик с детьми, а две остались свободными. Одну из них он и предложил нам.

Я всегда предпочитал уединение, но бывают ситуации, когда присутствие людей идет на пользу. Кого только в городе не было, и неприятности могли начаться в любую минуту. Воры, конечно, будут охотится за чужим добром, старые враги наверняка сцепятся, а если обещанный джихади так и не появится, разочарование может довести людей до бешенства — начнутся убийства и погромы. Приняв все это во внимание, я решил, что нам лучше держаться вместе, и мы с Дел остались в доме Алрика.

Лена отправила двух девочек — Фенку и Фабиолу, не спрашивайте меня кто из них кто — помочь Дел разобрать наши вещи. Я задумался, не стоит ли им помочь, но потом решил, что Дел приятно было проводить время с малышками, хотя пользы от них было мало, и остался с Алриком у костра распить флягу акиви. Лена готовила еду.

Алрик вытер губы ладонью.

— Так вы нашли брата Дел?

Я принял флягу.

— Нашли. И оставили.

— Мертв?

— Нет. Он с Вашни.

Алрик поморщился.

— Все равно, что мертв значит. Не очень гостеприимное племя.

Я приподнял бровь.

— Тот меч ты отобрал у Вашни, да? Клинок с рукоятью из человеческой бедренной кости?

Алрик кивнул.

— Я с ним больше не танцую. Достал Южный меч. Неприятно брать в руки рукоять из кости человека, которого ты никогда не знал… или знал.

— Значит у тебя новый меч, — я задумчиво кивнул. — Что ж, мечи тоже смертны.

— Я заметил, — Алрик посмотрел на перевязь, лежавшую около моей ноги.

— Разящего больше нет?

Я взял у Лены горячую булку и подул на нее, чтобы остудить.

— Сломался в танце после того, как мы уехали из Джулы, — я еще раз подул, потом откусил. Хлеб был слоистый, вкусный, просто замечательный. От него поднимался пар. — Как и ты, я достал другой.

— Но у тебя яватма.

Слово это Алрик произнес странным тоном. Я посмотрел на него, потом на меч в ножнах, потом снова на Алрика и вспомнил, что именно Северянин первым рассказал мне о яватмах, о кровных клинках и рангах, принятых на Севере.

— Яватма, — согласился я. — Дел водила меня в Стаал-Уста.

Светлые брови поползли вверх, потом вниз.

— И поскольку у тебя кровный клинок, я делаю вывод, что ты кайдин?

— Я Южанин, — сказал я, — танцор меча седьмого ранга. Мне не нужны причудливые названия.

— Но ты носишь яватму.

Во мне поднималось раздражение. Я торопливо проглотил горячий хлеб и запил его акиви.

— Поверь мне, Алрик, я бы отдал ее тебе, если бы это было возможно, но эта трижды проклятая штука мне не позволит.

Алрик улыбнулся.

— Если ты войдешь в круг с кровным клинок в руках, победа тебе обеспечена, — Алрик задумался и добавил: — Только Дел может танцевать с тобой на равных.

— Нет, — выпалил я.

— Но у нее тоже есть яватма…

Я покачал головой.

— Дело не в этом. Мы с Дел однажды танцевали и больше никогда вместе не войдем в круг.

Алрик широко ухмыльнулся.

— Значит ты проиграл.

В другое время замечание Северянина задело бы меня.

— Никто не проиграл и никто не выиграл. Мы оба чуть не погибли, — я выпил и продолжил, прежде чем Алрик успел задать вопрос. — Можешь не сомневаться, я не возьму в круг этот меч. Здесь точно не возьму. Я хочу танцевать только ради танца, и пользоваться при этом яватмой нечестно.

Алрик пожал плечами.

— Тогда не пой. Пока ты не призовешь яватму, она обычный меч.

— Не совсем, — я взял у Лены вторую булку. — Ты не все знаешь. Меч напоили не соблюдая ритуалы и в первый, и во второй раз.

— Во второй! — глаза Алрика расширились. — Ты повторно напоил свой клинок?

— У меня не было выбора, — пробормотал я, надкусывая булку. — Теперь эта штука как заноза в заднице и танцевать с ней я не собираюсь. Пусть полежит здесь, а я достану Южный меч.

— Я тут видел кузнеца, — вспомнил Алрик. — В Искандаре так много танцоров мечей, что нужно быть дураком, чтобы пройти мимо такой возможности. Кузнеца зовут Сарад. Его кузня рядом с кругами.

— Завтра я к нему зайду, — кивнул я. В этот момент в комнату вошла Дел с девочками.

Легкая морщинка пересекала ее лоб, хотя держалась Дел спокойно. Девочки побежали помогать матери, а Дел тоже села к костру.

— Что-то случилось? — встревожился я.

Морщинка не разгладилась.

— Ты ничего не чувствуешь? Погода меняется. Странное ощущение…

Мы с Алриком осмотрелись, оценивая привкус дня, хотя это и странно звучит.

— Стало прохладнее, — заметил Алрик. — Ну, не буду спорить. Я слишком долго жил на Юге, могу и не чувствовать Северную погоду.

— Это Граница, — напомнил я, пожимая плечами. — Здесь все время то жарче, то холоднее.

— Жарко было час назад, — отрезала Дел, — а сейчас похолодало. Значительно похолодало. И мне это не нравится.

Я посмотрел на отсутствующую крышу, от которой остались только несколько длинных деревянных балок, не успевших сгнить и рухнуть. Из их обломков на полу Алрик и разложил костер, на котором Лена готовила еду. Все четыре комнаты были примерно в одинаковом состоянии, в них свободно гуляли все стихии. Над своей комнатой Алрик привесил пару одеял, но защитить от дождя они бы не смогли.

Дел покачала головой.

— И кости ноют.

Я наивно выгнул брови.

— Может стареешь?

— Один из нас точно стареет, — заявила Дел, покосившись на меня.

— Ешьте, — Лена протянула нам глиняные миски с бараниной и ломти хлеба. — Племена пригнали с собой столько скота, что баранины здесь в избытке, и торговцев много. В Искандаре можно прожить несколько месяцев.

Можно, но я сомневался, что эта история затянется на несколько месяцев.

— Я могла бы поставить силки, — предложила Дел. Фелка и Фабиола тут же выразили горячее желание сопровождать ее.

Я насторожился, заметив в происходящем что-то знакомое, но еще непонятное, а потом вспомнил, как несколько месяцев назад Дел тоже решила поставить силки, а светловолосый мальчик с Границы предложил свою помощь — Массоу, сын Адары, в чье тело вселился Северный демон, едва не погубивший нас.

Локи. Одного этого слова было достаточно, чтобы заставить меня поежиться. Хвала богам за Кантеада, которые запели локи в круг-ловушку и освободили жителей Границы.

— Обязательно сделаем это, но не сейчас, — пообещала Дел малышкам. — Я боюсь, что надвигается гроза.

Лена прижала ребенка к груди.

— По крайней мере самой маленькой не нужно беспокоиться, где достать еду.

— Мне вообще-то тоже, — сообщил Алрик с озорным блеском в глазах.

Порыв ветра ворвался в комнату, рассыпая пригоршни пыли. Ветер был холодный, влажный, предупреждавший о перемене погоды. За месяцы, проведенные на Севере, я успел близко познакомиться с ним.

Дел посмотрела на меня.

— Будет дождь.

Что ж, мы на Границе. День езды отсюда к Югу, и при слове «дождь» люди там только растерянно разведут руками.

— Может быть, — я сделал еще глоток амнита.

— Будет дождь, — повторила Дел ни к кому не обращаясь.

Алрик посмотрел наверх, на два одеяла, привязанные к гнилым доскам, и на сгущающиеся тучи.

Лена поежилась. Рожденная и выросшая на Юге, она не верила в дождь или не хотела его признавать.

— Может стоит поискать дом с крышей?

Светлые волосы Алрика мотнулись по плечам, когда он покачал головой, не отрывая взгляда от неба.

— Таким людям, как мы, дома с крышами не положены… В них живут танзиры.

— Во всех? — удивился я. — Здесь не так много людей — и не может быть так много танзиров. Пока еще.

Алрик пожал плечами.

— Я искал. Все подходящие дома уже заняты. Мы заняли лучшее, что смогли найти.

Я отложил в сторону флягу.

— Ладно… Пойду пройдусь, я хочу осмотреться. Заодно выясню, нет ли поблизости дома получше. Если действительно будет гроза, к ней надо подготовиться.

Алрик тоже поднялся.

— А я пойду к торговцам. Куплю еще несколько одеял и какие-нибудь шкуры… Попробуем соорудить что-то вроде крыши.

Дел покачала головой в ответ на мой немой вопрос.

— Я останусь. Помогу Лене.

Я даже не стал скрывать своего удивления. Вот уж не ожидал, что Дел возьмется за женские дела, которыми ей заниматься не суждено, как часто с болью она мне заявляла. Но Дел — человек отзывчивый. У Лены руки — и живот

— были заняты детьми, а Дел никогда не отказывает в помощи, если в силах ее предложить.

Меня ее решение устраивало. Узнай Дел, что я собираюсь купить меч, она сразу начала бы возражать.

В одиночестве я направился к кругам. Пока я шел, ветер усилился. Он прорывался в узкие аллеи, обвивался вокруг углов, пытался стащить с меня бурнус. Очередной порыв забил мне глаза песком и я остановился.

— Песчаный Тигр? Тигр!

Я обернулся и прищурился. Из полуразвалившегося дверного проема выходил Северянин. Светлые косы свисали до пояса, верхнюю губу пересекал шрам.

— Гаррод, — сказал я, еще не до конца поверив.

Он ухмыльнулся и подошел ко мне. Голубые глаза возбужденно блестели.

— Вот уж не думал, что увижу тебя снова. После прощания у Кантеада вы с Дел отправились на Север, — Гаррод посерьезнел, вспомнив причину нашего похода в Стаал-Уста. — Дел утрясла свои неприятности?

— И да, и нет, — ответил я. — А ты что здесь делаешь? Искандар никогда не назывался Кисири.

Гаррод пожал плечами, засунув большие пальцы за широкий пояс. Длинные косы качнулись, цветные бусинки в них зазвенели.

— Да, мы отправились в Кисири. Проехали почти половину дороги, и тут услышали об Искандаре, что все люди идут туда. Тогда я еще ничего не знал ни об Оракуле, ни о мессии, но по дороге я подобрал несколько лошадей. Я живу торговлей и мне захотелось пойти туда, где можно купить или продать. Только дурак закрыл бы глаза на такую возможность, а дураком я никогда не был.

Может он и не дурак, если успел измениться. Во время нашего путешествия я не знал, что о нем думать. Гаррод был Говорящим с лошадьми — человеком, умевшим общаться с животными. Он считал этот дар своеобразной магией. Гаррод утверждал, что понимает животных и общается с ними как с людьми. Я ему не верил, но признавал, что в лошадях он разбирался — когда-то он сделал несколько точных замечаний о моем жеребце.

— Значит ты все-таки оставил Адару и ее детей, — такого я от Гаррода не ожидал. Он поклялся довести жителей Границы до Кисири, но ведь любой человек может и передумать.

Гаррод ухмыльнулся.

— Ну, я пошел с ними… а потом у меня уже не было выбора. Так получилось, — и Гаррод позвал Киприану.

Вскоре она вышла из дома, за ней появилась Адара, и наконец Массоу.

Я прищурился в тупом изумлении, чувствуя, что не в силах пошевелить языком. Жители Границы растерялись не меньше меня, но обрадовались больше. Мне было неловко: я никак не мог забыть, что этими людьми когда-то овладели демоны.

Зеленоглазая Адара с бронзовыми волосами вспыхнула, отчего ее волосы показались мне бледнее, зато глаза засияли. Она держалась необычно скованно, почти смущенно, и, тут же ощутив неудобство, я вспомнил, что когда-то Адара рассчитывала на мою привязанность. Мне нужна была только Дел, и Адара сдалась, но наш разговор не забыла.

Массоу, светловолосый и голубоглазый, как и его сестра, успел подрасти. Ему уже исполнилось десять, Киприане было шестнадцать.

И Киприана ждала ребенка.

Я понял, что имел в виду Гаррод, когда говорил, что у него нет выбора. Женщина может привязать к себе мужчину.

Как и ее мать, Киприана покраснела, но по другой причине. Выяснить почему тоже было нетрудно: она подошла к Гарроду и переплела пальцы на его поясе. Светлые волосы Киприаны были перевязаны сзади, и я заметил, как округлилось ее лицо. Я снова смотрел на Северные черты, которые когда-то напоминали мне Дел — молодую, нежную Дел. Дел до встречи с Аджани.

Гаррод положил руку на ее плечо.

— Теперь мы родня.

— Вижу, — сухо сообщил я.

— А Дел здесь? — сразу приступил к делу Массоу.

— Здесь, — кивнул я. — Через две улицы отсюда.

Глаза мальчика загорелись.

— Вы могли бы жить с нами, — предложил он.

— Конечно, — кивнула Адара. — Места много, видишь? — и она показала на дом.

— Мы с друзьями, — объяснил я.

Гаррод пожал плечами.

— Приводи и их.

— У них три ребенка и скоро будет четвертый.

Говорящий с лошадьми снова ухмыльнулся.

— А у нас скоро будет первый.

Киприана вспыхнула.

— Места хватит на всех, — спокойно сказала Адара. — Просто признайся, что вы хотите жить одни. Мы поймем.

Адарой управляли чувства. Она не забыла как предлагала мне себя, а я отказался, хотя понимал ее: вдову, чей муж уже ничего не мог из-за плохого здоровья. Адаре пришлось набраться мужества, чтобы заговорить со мной на эту тему, а я постарался отказать как можно мягче. Потом локи овладели телами жителей Границы и их поведение резко изменилось.

Адара ничего не забыла, но я нравился ей по-прежнему и от этого она смущалась еще сильнее.

Я посмотрел на дом, раздумывая, не стоит ли привести остальных.

— А крыша есть?

Гаррод покачал головой.

— Все дома с крышами заняли танзиры.

— Я это уже слышал, — я взглянул на сереющее небо. — Похоже приближается гроза.

— Но ведь так тепло, — не поверила Киприана.

— Нет, похолодало, — не согласился с сестрой Массоу.

Гаррод принюхался к ветру и нахмурился.

— Пахнет холодом. Почти снегом.

— Снегом! — изумилась Адара. — А ты не забыл, что мы жили недалеко отсюда? Мы знаем местный климат. На Границе снега не бывает.

— Чем-то пахнет, — поддержал я Гаррода. — Хорошо, что не гончими.

Гаррод все еще хмурился.

— Пойду-ка я посмотрю на лошадей.

Киприана замешкалась и спросила:

— А жеребец еще у тебя?

— Конечно.

— А-а, — выражение ее лица изменилось. Жеребцу Киприана не нравилась. Он вообще враждебно относился к жителям Границы с того момента, как в них вселились локи.

— Он стал спокойнее, — соврал я.

— Он меня укусил, — напомнил Массоу.

— Да, но у него были причины. Меня он тоже кусал, а в меня никогда не вселялись локи.

Адара покраснела сильнее.

— Хотела бы я забыть об этом.

— Ты тут не при чем, — сказал я. — Мы с Дел это понимаем и ни в чем вас не виним.

— Мы могли убить вас.

Если бы только убить. Но вслух я этого не сказал.

— Забудь, — посоветовал я. — Не мучай себя этим.

— Могу я увидеть Дел? — спросил Массоу.

Как всегда, прежде чем ответить я посмотрел на Адару. Я еще не забыл те времена, когда она боялась подпускать к нам детей. Адара, догадавшись о моих сомнениях, торопливо кивнула, словно стараясь рассеять все мои воспоминания о былой враждебности.

— Конечно ты можешь пойти, но только если тебя пригласят.

— Дел не будет возражать, — сказал я. — Думаю, она тебе обрадуется.

— Я хочу пойти сейчас, — объявил мальчик.

— Через две улицы третий дом налево.

— Едва дослушав, Массоу умчался.

Киприана пробормотала что-то насчет неотложного дела к Гарроду и ушла. Адара улыбнулась мне и откинула растрепавшиеся от ветра волосы с глаз.

— Ты выглядишь немного уставшим. Может что-нибудь выпьешь или поешь?

— Только что поел, — так неловко я никогда еще себя не чувствовал. — Сколько вы здесь пробудете?

— Пока Гаррод не решит уехать, — Адара тут же пожала плечами, почувствовав, как зависимо это прозвучало. — Он добрый человек и хорошо обращается с Киприаной. Они заботятся друг о друге. Нам легче вчетвером. А потом я смогу помочь с ребенком.

Я улыбнулся.

— Первый внук.

— Да, — глаза Адары засияли. — В нем кровь Кесара.

Адара похоронила мужа по дороге от Границы к Кисири. Она была сильной женщиной. Такой же сильной как Дел, только по-своему. Другие на Границе не выживали. Ветер поднял в воздух песок и у меня появилось оправдание.

— Лучше войти в дом, — сказал я, прищурившись.

Адара рассеянно кивнула и тревожно посмотрела мне в лицо, словно искала ответ.

Я не знал, что она увидела, не понимал, чего она хотела, я мог только ждать.

Наконец, почувствовав мою растерянность, Адара слабо улыбнулась и осторожно взяла меня за руку. Ладони у нее были мозолистыми, но прикосновение нежным.

— Ты хороший человек, — мягко сказала она. — Мы тебя никогда не забудем.

Она повернулась к дому и пошла, а я стоял и смотрел как мягко покачивались ее бедра, как развевались юбки, блестели бронзовые волосы. И я услышал как женский голос превратился в мягкую песню.

Не спрашивайте меня почему. Я никогда не любил музыку. Но в этот момент что-то во мне пробудилось и, подчинившись этой силе, я пошел за ней.

Я шагнул в дверь и Адара испуганно обернулась. Песня оборвалась. Одну руку Адара прижала к горлу. Она стала вдруг очень уязвимой, и я не выдержал.

— Ты в порядке? — спросил я. — Может я чем-то могу помочь?

Адара тяжело сглотнула.

— Не задавай таких вопросов, — попросила она. — Ты можешь получить не тот ответ, на который рассчитываешь.

Я уставился на трещину в стене.

— Все ушли, — сказала Адара, и я собрал все силы, чтобы взглянуть на нее.

— Нет, я просто хотел… — я замолчал. — Они могут неправильно понять, и тогда всем будет неловко.

Адара слабо улыбнулась.

— Ты прав.

Тени наполняли комнату, смягчая черты ее лица. Не знаю, как насчет снега, а дождь мог начаться в любую минуту. Небо потемнело.

— Я остался, чтобы кое-что сказать тебе, — с усилием начал я.

Адара побледнела.

Это было тяжелее, чем я думал. Я не умел серьезно разговаривать с женщинами, обсуждать их личные проблемы. Исключение составляла только Дел, но и с ней подобные беседы давались мне с трудом. Мы думали по-разному. Но глядя на Адару, я испытывал острое желание помочь.

Я глубоко вздохнул.

— Конечно это не мое дело, но я все равно скажу.

— Да, — выдохнула она.

— Такой женщине как ты нужен муж. Ты слишком долго была одна. Дел может не согласиться… может она скажет, что часто женщине лучше без мужчины. Может бывают и такие женщины, но ты не из них.

— Нет, — она уже едва слышно шептала.

— Тебе нужно изменить свою жизнь. Я знаю, что Гаррод вам помогает, но тебе нужно не это. Тебе нужен твой мужчина, человек, о котором ты могла бы заботиться, который заботился бы о тебе.

Адара молчала.

Я решил идти до конца.

— Я просто хочу, чтобы ты поняла, что и у тебя есть шанс. Здесь, в Искандаре. Здесь много мужчин.

Короткий, выразительный жест был яснее слов.

— Я уже не девочка. У меня двое детей, — добавила она, когда я открыл рот, чтобы возразить.

— Киприана уже устроила свою жизнь. Массоу взрослеет, ему нужен отец. Мальчик он сообразительный и не будет ничего удивительного, если какой-нибудь мужчина возьмет и тебя, и его.

Адара долго смотрела на меня, смотрела задумчиво или оценивающе. Потом она на секунду закрыла глаза, снова взглянула на меня и осторожно облизнула губы.

— Лучше уходи, — выдавила она.

От неожиданности я застыл.

— Что?

Ее губы задрожали.

— Я не это хотела услышать… совет найти другого мужчину… Не от тебя… Только не от тебя…

Вот этого я не хотел. Значит я сделал только хуже. Для нас обоих: Дел так долго не позволяла мне приблизиться к ней, что присутствие Адары я ощущал всем телом. Я не сторонник воздержания, я не хотел Адару… но мне нужна была женщина.

Не любая женщина. Мне нужна была Дел.

Адара натянуто улыбнулась.

— Я не думала, что смогу сказать это, но лучше, чтобы ты знал: я не хочу быть заменой.

Меня как ледяной водой окатило. Ветер метался по комнате, играя шелками одежд, отбрасывая волосы с лица. Я стоял и смотрел на гордую женщину.

Я хотел коснуться ее, но не стал. Я понимал, что этим сделал бы ей только больнее.

— Для кого-то ты обязательно станешь единственной, — сказал я и быстро вышел из дома.

 

4

Сарад-кузнец смотрел на меня одним черным глазом. Второй, слепой, глаз скрывался под складками изуродованного века. Длинные черные волосы были заплетены в косу и перевязаны шнурком. Сарад носил охровый бурнус и кожаный пояс, украшенный покрытыми эмалью медными дисками.

Выслушав меня, кузнец широко улыбнулся. Он сидел, скрестив ноги, на одеяле, перед ним лежали мечи. Сталь угрюмо светилась в угасающих лучах солнца.

— Отличные мечи, — сказал Сарад. — Я, конечно, могу сделать и получше… но на это уйдет время. Тебе не к спеху?

И да, и нет. Я разумеется мог подождать, пока Сарад сделает для меня клинок, но все это время пришлось бы использовать яватму.

Сидя на корточках перед Сарадом, я вспоминал Кема, кузнеца Стаал-Уста. На создание Самиэля при моей помощи у него ушло несколько дней. Хотя Кему пришлось выполнять множество ритуалов и он не торопился. Сарад тоже торопиться не будет — если конечно он хотел выковать хороший меч — но он не потеряет и несколько дней, выполняя магические ритуалы.

Мечи, который разложил передо мной Сарад, мне нравились. Они удобно ложились в ладони и я успел испытать шесть клинков, выполняя простые и сложные удары. У двух был отличный баланс, но их размеры мне не совсем подходили. Я провел больше половины жизни, пользуясь мечом, выкованным специально для меня, и мне не хотелось танцевать с клинком, сделанным для любого, имеющего деньги, чтобы купить его.

Но еще меньше мне хотелось танцевать с Чоса Деи, мечтавшим вырваться из плена моей стали.

Сарад указал на мечи:

— Я с радостью предложу Песчаному Тигру лучшее, что у меня есть по приемлемой цене.

Я покачал головой.

— Лучшего здесь нет, хотя ты можешь его создать.

Черный глаз сверкнул.

— Конечно. Настоящий танцор меча, такой как ты, умеет ценить истинное мастерство. Я могу сделать для тебя совершенный меч, нужно только время.

Я подобрал один из двух мечей, наиболее подходивших мне, и осмотрел его. Сталь была чистой и гладкой, с тонкими, отточенными краями. Вес был подходящий, подходящая гибкость, подходящая рукоять. Оружие удобно устроилось в руках.

— Этот, — наконец решился я.

Сарад назвал цену.

Я покачал головой.

— Слишком дорого.

— Я продаю его вместе с ножнами… видишь? Я известный мастер, Песчаный Тигр…

— Но это не лучшее твое произведение. Там много я не дам.

Сарад помолчал, подумал, насколько популярнее он станет среди танцоров мечей если Песчаный Тигр будет танцевать с его оружием, и снизил цену.

Я отсчитал монеты.

Сарад принял их.

— Тебя уже нанял танзир?

— Пока нет. А что?

Кузнец небрежно махнул рукой.

— Я слышал, танзиры набирают танцоров мечей.

— Я тоже это слышал, — я подумал и хмуро посмотрел на кузнеца. — А ты знаешь, зачем танзирам такая армия?

Сарад пожал плечами.

— Ходят слухи… о племенах и джихади, — кузнец осторожно осмотрелся, а потом снова повернулся ко мне. — Я думаю, дело в том, что танзиры боятся. Они объединяются перед лицом могущественного врага и ищут наемников, чтобы дать ему бой.

Я помрачнел.

— Если эти слухи верны, значит танзиры верят, что джихади пришел — или скоро появится. А я всегда считал, что единственный бог танзиров — их собственная жадность.

Сарад снова пожал плечами.

— Я же говорю, это только слухи, — кузнец помолчал, задумчиво разглядывая меня. — А я был уверен, что такого человека как Песчаный Тигр будут искать многие, и он найдет работу едва доехав до Искандара.

Я убрал в ножны только что купленный меч, раздумывая как бы поудобнее привесить его к перевязи, сделанной для другого меча.

— Я приехал сегодня утром.

— Значит ты задержался, — улыбнулся Сарад. — Твой сын здесь уже неделю.

Я насторожился.

— Где сейчас этот тип?

Сарад пожал плечами.

— Бродит по городу. Он часто приходит к кругам, смотрит танцы, потом идет в кантины.

— В какие кантины?

Сарад махнул рукой:

— В ту, в эту. И в кантину через улицу. Вообще-то здесь кантин много. Танцоры мечей любят выпить.

Я поднялся.

— По-моему мне уже давно пора пообщаться с «моим сыном».

— Он будет рад, — поддержал меня Сарад. — Он очень гордится тобой.

Я ухмыльнулся и ушел.

Судя по рассказам людей, видевших его, «мой сын» ездил на старой серой кобыле с белой проточиной на морде и тремя белыми чулками на ногах. У него были темные волосы и голубые глаза. Ему было не больше девятнадцати. Меча он не носил, но показывал всем ожерелье из когтей. И еще — с его языка не сходило мое имя. Я был уверен, что имея такое подробное описание, найти его будет нетрудно.

Только он как сквозь землю провалился.

А его знали многие. Я зашел в три кантины, о которых говорил Сарад, потом еще в две. Вообще-то это были не привычные мне Южные кантины, а старые полуразвалившиеся здания, куда предприимчивые торговцы привезли бочки с выпивкой, а теперь продавали акиви и амнит по завышенной цене. Но никто вроде бы не возражал. В таком месте — или местах — люди собирались чтобы поговорить или найти работу.

«Моего сына» видели все без исключения, от каждого я слышал уже привычное мне описание, но имени его никто не знал. Всем он представлялся как детеныш Песчаного Тигра.

Меня эта история начинала раздражать. Каждый мог заявить, что он мой сын, поскольку опровергнуть это было невозможно, а потом совершать бесчестные поступки, тем самым нанося непоправимый вред моей репутации, а я приложил немало усилий, чтобы добиться своего положения. На это ушли годы. А теперь какой-то мальчишка, выдающий себя за моего сына, без моего ведома присваивает мои заслуги себе.

Нежных чувств я к нему не испытывал.

Даже если он действительно был моим сыном.

Безрезультатно обегав несколько кантин, я сдался, но предупредил всех, чтобы мне показали его, если его физиономия мелькнет где-то недалеко от меня.

Что дало всем повод посмеяться: взрослый мужчина — Песчаный Тигр — потерял своего собственного сына.

Я пошел домой и всю дорогу посылал проклятья человеку, который претендовал на мою кровь, а следовательно и на мое имя. Меня это раздражало. Мое имя было МОИМ, и заплатил я за него дорого. Я не хотел делить его. Даже с собственным сыном.

Я проснулся из-за жеребца. Было очень поздно и очень темно. Все спали, завернувшись в одеяла, чтобы спастись от ночного холода. Алрик в другой комнате негромко храпел в объятиях Лены.

Дел спала у стены в собственной постели, а я лежал у стены напротив.

Жеребец упорно бил копытами по старым кирпичам и фыркал. Еще несколько минут — и он всех перебудит. А поскольку мне не очень хотелось извиняться за лошадь, которой было все равно, я решил его угомонить.

Я вздохнул, откинул одеяла и медленно поднялся. Импровизированная крыша Алрика провисла на гнилых балках, но пока сдерживала порывы ветра. Не пропускала она и свет, и мне пришлось прищуриться, чтобы хоть что-то разглядеть в темноте.

Выбравшись из-под одеял, я сразу же замерз. Вот стоило мне сказать, как хорошо вернуться домой, где так тепло, как снова пришлось ехать на Север. Но я заставил себя об этом не думать — а заодно порадоваться, что лег спать одетым — и пошел к жеребцу.

Чалый Дел был привязан в одном из углов комнаты, отведенной Алриком под конюшню. Мерина тоже разбудил шум, но он стоял тихо. Жеребец, привязанный так, чтобы не достал чалого, однако не успокаивался и упорно пытался выгнать мерина из комнаты.

Шкур и одеял на крышу для конюшни не хватило, но светлее от этого не было. Небо затянули облака и сквозь влажный мрак я не смог разглядеть ни луну, ни звезды. Ветер бил мне в лицо и забирался за ворот туники. Я положил ладонь на теплый круп жеребца, потом подошел к его морде и пообещал оторвать ему гехетти если он не успокоится, одновременно пытаясь понять, что же встревожило гнедого.

Виной был не чалый. Жеребец его не любил, но относился к нему терпимо

— за время нашего путешествия гнедому пришлось смириться со спутником. И вряд ли дело было во вьючной лошади Алрика — старой спокойной кобыле. Жеребец уже доказал, что ею он не интересуется, а значит причиной было что-то совсем другое. Что-то, чего я не замечал.

Ветер пробирался в комнату через трещины в стенах, разбрасывая грязь и колючие крупинки песка. Жеребец заложил уши.

Я успокаивающе провел рукой по его шее.

— Полегче, старина, это просто ветерок. Из-за него стена потихоньку разваливается. Брось жаловаться на ерунду.

В полутьме слабо сиял один глаз. Уши были по-прежнему прижаты.

Я вспомнил о Гарроде. Он мог узнать, в чем дело, «поговорив» с жеребцом.

Со мной гнедой не разговаривал.

Хотя нет, разговаривал. Он сильно ударил передней ногой и опустил ее в опасной близости от моих пальцев.

— Эй, поосторожнее, старина, или я тебе отрежу…

Легко изогнулась шея, повернулась голова и гнедой сжал зубы на моем пальце.

Я выругался и врезал ему в глаз, чтобы получилось поощутимее. Я боялся, что гнедой прикусит сильнее и я лишусь пальца. Получив в глаз напоминание, кто есть кто, жеребец ослабил хватку и я вытащил руку из его пасти.

И начал всерьез ругаться.

Я благоразумно сделал шаг от жеребца, чтобы он меня не достал, и уставился на палец. Он был ужасен.

Я поругался еще немного, выдавливая слова сквозь стиснутые зубы, потом постарался вытянуть руку — и прокушенный палец тоже — и несколько раз повторить, что мне совсем не больно.

Я чуть сжал ладонь — пальцу это не понравилось.

Я прошелся по кругу, представляя, что сделаю с жеребцом как только боль уймется. На несколько секунд я даже пожалел, что я не женщина, тогда бы не пришлось стыдиться слез. Я конечно не расплакался, но подумал, что слезы принесли бы хоть небольшое, но облегчение. Остановила меня только мысль о том, что я не один — мужчина не должен позволять себе слабость, рискуя быть увиденным друзьями.

— Покажи, — тихо сказала она.

Я резко обернулся, снова выругался и заявил, что со мной все в порядке.

— Хватит врать, — отрезала она. — И хватит строить из себя настоящего мужчину. Признай, что палец болит.

— Да, болит, — выдавил я не раздумывая. — Очень болит. Но от жалоб легче мне не станет.

— Он сломан?

— Не знаю.

— Ты смотрел?

— Да, но не рассматривал.

Дел подошла поближе.

— Покажи.

Рука дрожала, палец не хотел, чтобы его трогали.

— Я осторожно, — пообещала Дел.

— Всегда так говорят.

— Брось, дай посмотрю, — она сжала мое запястье.

— Не трогай, — вырвалось у меня.

— Я только посмотрю, трогать не буду. Конечно если он сломан, нужно будет соединить кости…

— Не думаю, что он сломан. Жеребец прикусил не сильно.

Дел щурилась в полутьме, пытаясь рассмотреть палец.

— Но кровь идет.

— Кровь можно смыть… ой!

— Прости, — сказала она.

Дел склонила голову. Светлые волосы скрывали ее лицо. Они мягко спадали ей на плечи, скользили по груди. Я не мог увидеть выражение ее лица. Я только слышал ее голос, вдыхал знакомый запах, ощущал прикосновение ее рук.

И тут же почувствовал влечение.

Аиды, баска… сколько же это будет продолжаться?

— Дождь начинается, — Дел подняла голову, рассматривая небо через отсутствующую крышу. Ее губы разомкнулись, волосы скользнули на спину, и я увидел безупречное лицо, ставшее таким хрупким за годы одержимости. За месяцы полной собранности.

И я вдруг вспомнил Адару, которая была бы счастлива, приди я к ней, но которая не была заменой. Да и какая женщина могла заменить Дел?

— Начинается, — напряженно повторил я.

Моя ладонь неспокойно лежала на плече Дел, и капли дождя стекали по ее волосам, мешаясь с розовыми каплями моей крови из прокушенного пальца. Руке хотелось коснуться ее губ, погладить щеки, зарыться в светлые волосы…

Дел тяжело сглотнула.

— Лучше перебраться под крышу.

Я даже не моргнул, когда струйки воды побежали по моему лицу.

— Да, наверное лучше.

Дел смотрела на меня. Ни она, ни я не шевелились.

Дождь пошел еще сильнее. Мы стояли.

Голос у меня срывался.

— Есть места поприятнее.

Дел молчала.

— Есть места посуше.

Дел молчала.

Меня переполнило отчаяние и я не выдержал.

— Лучше уходи, — хрипло сказал я. — Я не знаю, сколько еще смогу уважать твою драгоценную собранность.

Дел коснулась моего лица, и я почувствовал как дрожит ее рука.

Делила… не надо…

В темноте ее глаза были совсем черными.

— В аиды мою собранность.

 

5

К рассвету мы снова были в постели, только теперь уже в одной, расстелив одеяла и шкуры в прохладе влажного утра и пытаясь укрыться от ветерка, забиравшегося под мокрые одеяла.

— Сколько же я этого ждал, — пробормотал я. — А мы не можем забывать о твоей собранности почаще?

Дел, вытянув волосы из-под моего плеча, чуть скривила губы.

— Ты уже свернул с пути. Я же говорила, мужчина не может ни на чем сосредоточиться если рядом женщина.

Меня ее замечание не задело, потому что она к этому не стремилась. Я посчитал это приятной отсрочкой.

— Неужели из-за меня ты лишилась своей драгоценной собранности?

— Прошлой ночью — конечно. Но сегодня я все исправлю.

— Исправишь?

— Да, — легко сказала она. — Я попрошу помощи у меча.

Сам не знаю почему, но я заволновался.

— Баска… ты же этого не сделаешь?

— Конечно сделаю.

Я повернулся на бок, чтобы между нами было место и я мог видеть ее лицо.

— Ты хочешь сказать, что собираешься опять содрать с себя всю человечность, которую только недавно вернула?

Брови Дел удивленно выгнулись.

— А ты хочешь сказать, что я должна обо всем забыть из-за единственной ночи с мужчиной?

Я поскреб небритую щеку.

— Ну, я-то полагал, что это будет не единственная ночь. Пусть например, много единственных ночей сольются так, что мы их уже не сможем разделить.

Дел задумалась.

— Возможно, — уступила она.

Я уже приготовился запротестовать, но не стал. Не смог. Я увидел веселый блеск в ее глазах.

Аиды, неужели она оттаяла…

Но веселье быстро угасло.

— Тигр, прошлую ночь я не забыла, но я и не могу забыть то, ради чего сюда приехала.

Я вздохнул, потянулся, почесал лоб.

— Знаю. Мне очень хочется попросить тебя выбросить из головы Аджани, но наверное это было бы нечестно.

— Я бы тебя никогда о таком не попросила.

Ну, может не о таком..

— Но ты же пыталась продать меня Стаал-Уста на год.

Я почувствовал как Дел напряглась.

— И сколько еще лет ты убудешь мне об этом напоминать?

Я лежал, не дыша. Не из-за ее голоса, в котором был и стыд, и страдание, и раздражение. И не из-за ее позы, которая выдавала глубоко скрытую боль. И не из-за самих слов.

— Лет, — тихо повторил я.

— Да, лет, — она действительно была раздражена. — Ты будешь это вспоминать раз в год? Или раз в неделю?

Я тяжело сглотнул.

— Наверное раз в год.

— Почему? — она еще не понимала и поэтому сорвалась на крик. — Разве я не признала, что была неправа?

— Раз в год, — повторил я, — чтобы знать, что этот год мы прожили вместе.

Дел лежала очень тихо. Она тоже не дышала.

— Ой, — все, что сказала она после долгого молчания. Дел поняла смысл моих слов.

Перспектива была пугающей, но она влекла.

Я больше не один.

Вообще-то можно было поспорить и сказать, что я давно уже был не один, с той самой минуты, как мы с Дел впервые сошлись в кантине, не считая пары случаев, когда нас насильно разлучали, но до этого момента мы ни разу не задумывались о нашем будущем. Танцоры мечей никогда этого не делают.

А вот мужчина и женщина должны.

Что навело меня на другие мысли.

— Интересно, он… — я замолчал.

Дел пошевелилась под одеялами.

— Что тебе интересно и кто он?

— Действительно ли он мой сын?

Дел улыбнулась.

— А ты бы обрадовался?

Я задумался.

— Не знаю.

— Тигр! СЫН.

— А ты думаешь очень приятно обнаружить, что у тебя есть взрослый сын, а ты столько лет даже не подозревал о его существовании? И если он действительно есть, то появился он из-за ночи с женщиной, которую ты даже не помнишь.

— У тебя их было так много? — сухо поинтересовалась Дел.

— Да.

Она долго смотрела на меня, потом снова опустила голову и уставилась на светлеющее небо.

— Ну, сын есть сын. И не должно иметь значения, как он появился.

— А для тебя не имело значения как появилась Дел?

Реакция на мои слова могла быть самой разнообразной: Дел могла меня ударить — от души, могла меня обругать — я научил ее многим полезным выражениям, могла даже просто подняться и уйти — верный способ прервать нежелательный разговор. Вообще Дел умела с честью выходить из сложных ситуаций.

Но она лежала тихо и спокойно.

Она только тяжело вздохнула.

— Калле для меня никогда не была Калле, — сказала Дел после долгого молчания. — Она была поводом, извинением, она оправдывала боль, помогала ненавидеть.

— И это помогло тебе отказаться от нее.

— Да. Чтобы выполнить свои клятвы.

— Которые ты дала до того, как узнала, что ждешь ребенка.

Дел нахмурилась.

— Да. Я поклялась сразу после того, как убили моих близких, обгорел Джамайл… после того, как Аджани изнасиловал меня. Да разве имеет значение когда? Клятвы произнесены. Справедливость должна быть восстановлена. Честь достойна борьбы за нее.

Как и Дел, я рассматривал небо.

— Ты отказалась от своего ребенка. Почему я должен принимать моего?

После долгого напряженного молчания Дел отвернулась.

— Мне нечего тебе ответить.

— А ответа и нет, — сказал я и подвинувшись к Дел, обнял ее.

Я приготовился выслушать все, что скажет Дел о мече, когда обнаружит его, но ее слова меня озадачили.

— Меч сломан, Тигр.

Я отвернулся от одеял, разложенных на полу в надежде что солнце высушит их. Только солнца не было. Небо по-прежнему покрывали облака.

— Что?

— Меч сломан, — повторила Дел.

— Быть не может, — я перешагнул через одеяла и застыл около новых ножен. Они лежали там, где я их оставил: на шкуре рядом с Самиэлем.

Дел держала в руках половину клинка.

— Плохая сталь, — предположила она.

Я покачал головой.

— Сталь хорошая, я в этом уверен. Я тщательно проверял.

Дел пожала плечами. Южный клинок, будучи простым, немагическим оружием, ее не интересовал.

— Простая сталь может не выдержать сильный удар. Против кого ты танцевал? Против Алрика?

— Дел, я не танцевал. Я не входил в круг. Я купил этот меч вечером и даже не успел с ним размяться.

— Значит плохая ковка.

— Я бы никогда не купил плохой меч и ты это не знаешь, — я даже не скрывал, что нервничаю. До сих пор беспокойство мне внушали только Северные яватмы, но этому мечу я доверял свою жизнь — или собрался доверить. Я внимательнее осмотрел клинок. — Рукоять и эта половина вполне нормальные… Давай посмотрим остальное.

Я поднял ножны, перевернул их наконечником вверх и вытряхнул остатки клинка. Сталь упала на половину с рукоятью, издав печальный, неприятный звон.

Дел жадно глотнула воздух.

— Черный, — безучастно отметил я.

— Как твоя яватма.

Мы встретились взглядами всего на секунду, а потом я уже хватал перевязь, хватал ножны, сжимал рукоять и вытаскивал яватму.

Самиэль был целым. Самиэль не изменился. Сталь сияла ярко и чисто — только чернота поднялась почти на треть клинка.

— Увеличилась, — сказал я. — Он опять почернел.

Дел угрюмо молчала.

Я посмотрел на сломанный клинок и догадался:

— Чоса переделал его.

Дел опустилась рядом со мной на колени, пристально вглядываясь в яватму.

— Но он пойман в твой меч.

— Он переделывает вещи, — напомнил я. — Ты не понимаешь? Новый меч был для него угрозой. Он хочет, чтобы я оставался с ним. Он боится, что меня убьют.

Дел старалась говорить спокойно, но я чувствовал, что она волнуется.

— Тигр, я думаю, у тебя…

— Песчаная болезнь? Нет, — в этом я почему-то был уверен, только не спрашивайте почему. Я просто знал это, где-то в такой глубине души, до которой никто не мог докопаться. — Я начинаю понимать. Кажется скоро я хорошо буду знать его.

— Тигр…

Она осеклась под моим взглядом.

— Ты сама говорила, что он познакомится со мной. Почему бы мне не познакомиться с ним?

— Хочешь потанцевать? — загремел голос неожиданно вошедшего в комнату Алрика. — У кругов делают ставки… можно неплохо заработать.

Мы с Дел посмотрели на Северянина, потом одновременно взглянули на меч.

Думая о Чоса Деи.

— Когда? — громко спросил я каждого, кто мог знать. — Когда должен появиться этот джихади?

Дел и Алрик не сразу поверили в вопрос. Они обменялись взглядами и посмотрели на меня, пожав плечами.

— Я знаю не больше чем ты, — напомнила Дел.

Я покосился на Алрика, застывшего в проходе между нашими комнатами.

— Ты здесь дольше.

— Скоро приедет Оракул, — ответил он. — Думаю, он должен прибыть первым. Поскольку это он предсказывает приход джихади, он наверняка захочет повторить предсказание в Искандаре, чтобы его слышали не только племена.

Что-то в его словах заставило меня насторожиться.

— Племена, — ухватился я за слово. — Ты говоришь, что все предсказания этого Оракула только для племен?

Алрик пожал плечами.

— Думаю, его предсказания касаются каждого, ведь он говорит о судьбе всего Юга. Но появляется он только среди племен, — Северянин помолчал и добавил: — Или это они идут за ним.

Я вспомнил как совсем недавно в присутствии Дел обсуждал с Аббу Бенсиром племена, танзиров, джихади.

— Я не знаю, что здесь правда, а что просто старания честолюбца прославиться, — медленно сказал я. — Хотя если бы он только стремился к власти, он пошел бы к танзирам. Он правят Югом… или по крайней мере большей его частью.

— Но у них нет совести, — заметил Алрик. — Танзиров все время подкупают и продают. Власть в домейне может смениться за одну ночь.

— А на Юге есть еще люди с совестью, — ровно сказал я. — Их единственная забота — не умереть, жить по-своему. Они ничем не обязаны танзирам, им нет дела до мирных переговоров и войн. Они просто живут, получая силу из родной земли.

— Племена, — согласился Северянин.

— Я давно должен был все понять, — кивнул я. — Я же вырос в таком племени.

Дел покачала головой.

— А я уже ничего не понимаю.

Я нахмурился, думая, как лучше объяснить Северянам, что происходит на Юге.

— Племена — это маленькие кусочки Юга. Разные расы, разные обычаи, разные верования. Поэтому никто и не может править Пенджей… Племена разобщены, их трудно контролировать. Так что танзиры довольствуются кусочками земли, которую могут держать под контролем, и слабыми людьми… А племена предоставлены сами себе.

Дел кивнула.

— Ты говорил что-то вроде этого Аббу.

— А вот теперь я заинтересовался, вдруг танзиры не имеют никакого отношения к этой истории с джихади? А если ставка в игре — племена? — я пожевал нижнюю губу. — Племена, объединившись, численно превзойдут всех остальных Южан. Никто даже приблизительно не знает, сколько их — они живут по всему Югу и нигде не задерживаются надолго. Поэтому с ними и невозможно вести дела, даже если они сами согласятся.

Дел снова кивнула.

— И что из этого следует?

— Представь, что ты стремишься к абсолютной власти. Найди самый верный способ получить ее раз и навсегда, не рассчитывая на помощь танзиров?

Дел не теряла времени.

— Объединить племена.

Я кивнул.

— Вот тебе и объяснение, почему так много танзиров покидают свои домейны и едут в Искандар. Не из-за джихади, и не из-за племен. Они нанимают танцоров мечей, чтобы защитить Юг.

Алрик покачал головой.

— Это невозможно, — сказал он. — Я, конечно, Северянин, но живу на Юге уже много лет. Я не думаю, что найдется сила, способная объединить племена, хотя все твои рассуждения и похожи на правду.

Пришла моя очередь покачать головой.

— Тут главное — найти цель, — возразил я. — Взывая к каждому племени в отдельности, нужно найти для всех племен общую цель.

— В этом поможет религия, — ровно закончила Дел.

— Правильно, — согласился я. — Религия, лишенная веры, это средство заставить многих подчиниться воле единиц. Неужели вы не понимаете? Прикажите человеку что-то сделать, и если ваша идея ему не понравится, он откажется. Но скажите ему, что это веление бога, и он побежит выполнять приказ.

— ЕСЛИ он верит, — предостерег Алрик.

— Не знаю как ты, — продолжил я, — а я — человек не религиозный. Я никогда не понимал, какой смысл поклоняться богу или богам, если мы сами отвечаем за собственные жизни. Рассчитывать на кого-то, кого ты даже не знаешь, просто глупо. Но многие со мной не согласятся. Они живут, подчиняясь воле богов, они говорят с богами, советуются с ними, просят их помочь, — я посмотрел на Дел. — Они произносят клятвы именами этих богов, а потом посвящают свои жизни выполнению таких клятв.

Дел покраснела.

— Мои дела — моя забота, — отрезала она.

— Конечно, — согласился я, — с этим я не спорю. Я просто объясняю, что у племен много предрассудков. Если коза принесла двойню, год должен быть щедрым. А когда примета не сбывается, ЕСЛИ она не сбывается, винить надо что-то еще, — я вздохнул и потер шрамы. — Если найдется человек, который придумает, что нужно всем племенам, и объединит их, он получит власть над всем Югом — вот что вы должны понять.

Алрик нахмурился, размышляя над моими выводами — думая о танзирах, которые в этом случае захотят убить джихади, избавиться от Оракула и нанять танцоров мечей, чтобы выиграть священную войну.

Дел покачала головой.

— Ну и что? А может Югу будет лучше, если к власти придет один человек и сотни домейнов превратятся в единую страну?

— Никто не может предсказать, что взбредет в голову этому человеку, — упрямился я. — К тому же, если на его сторону перейдут племена, больше никому не понадобятся танцоры мечей, и мы останемся без работы, — я заметил, как издевательски скривилась Дел. — Ну хорошо, а если племена решат, что только они достойны жить на Юге? Что остальные оскверняют Юг? А если этот джихади объявит священную войну и скажет, что мы враги, которых нужно уничтожить?

— Он этого не сделает, — уверенно заявила Дел. — Он не прикажет убивать сотни мирных людей.

— Вашни убивают чужеземцев, — тихо напомнил Алрик.

Дел побледнела.

— Если песок превратится в траву, — сказал я, — стоимость Юга заметно возрастет.

Дел нахмурилась, но не сдалась.

— Но если Юг так изменится, изменится и жизнь племен. Захотят ли они этого? Ты сам говорил, что они довольны жизнью.

— Довольны, — согласился я. — Но я знаю, что ради бога — или богов — люди часто совершают очень странные поступки.

Алрик медленно кивнул.

— Кеми, например. Ты знаешь много мужчин, которые по своей воле отказались бы от любых контактов с женщинами?

— Я знаю о кеми, — с отвращением в голосе сказала Дел. — Одно дело не спать с женщинами… а другое, заявлять, что мы недостойны даже мужского взгляда или что наши прикосновения оскверняют. Кеми зашли слишком далеко.

— Они проповедуют учение Хамида слишком дословно, — согласился я. — Насколько мне известно, ни в одном его манускрипте не написано, что женщина это грязь и что мужчина должен вытирать об нее ноги. Если ты поговоришь с настоящим последователем Хамида — а не с фанатиками кеми — тебе расскажут, что все это выдумки.

— И значит их вера истинна? — Дел смотрела на меня удивленно.

— Нет, я просто хотел доказать, что вера рождает фанатиков, а фанатиками легко управлять.

Дел кивнула.

— Если человек становится фанатиком. Но есть много нормальных людей, которые верят в своих богов, и эта вера помогает им, поддерживает, а иногда дает силы выжить.

Я посмотрел на перевязь Дел, лежавшую рядом с моей, на витую рукоять магического меча.

— Ты поклоняешься ЕМУ. Он дает тебе силы выжить?

Дел даже не моргнула.

— Яватма выполняет все свои обещания, — отрезала она.

Алрик вмешался в разговор:

— Если ты не ошибся с выводами, мы должны что-то сделать.

Я хотел ответить, но Дел заговорила прежде чем я успел открыть рот.

— А что если Оракул не самозванец? Ты хочешь пойти против мессии?

— В данную минуту, — сказал я, — я хочу пойти к кузнецу купить новый меч.

Алрик покачал головой.

— У меня есть меч Вашни. С радостью одолжу его тебе, — и пошел в другую комнату за мечом.

Дел дождалась, пока Алрик вышел, и объявила:

— А ты дурак, Тигр. Ты бежишь от своей яватмы, а тебе нужно научиться управлять ею.

— Точно, бегу, — резковато согласился я и наклонился, чтобы поднять кровный клинок. — Вот, бери. Ты выиграла спор, меч теперь твой.

— Тигр, нет…

— Ты выиграла, баска. Ты говорила, что я не выдержу, и оказалась права, — я вложил меч в ее руки. Дел ничего не грозило — она знала имя яватмы.

Дел сжала пальцами острый клинок так, что суставы побелели.

Я нахмурился.

— Поосторожнее, баска. Так можно пальцы порезать.

Но Дел не ответила. Ее глаза стали огромными и черными, а с лица сошли все краски.

— Баска? — я вспомнил о сломанном мече Сарада. — Слушай, дай я…

— Он хочет меня… — прошептали одни губы.

Я вцепился в меч.

— Отпусти, Дел… Отпусти…

— Бореал, — прошептала Дел.

Я застыл. Я просто превратился в камень.

— Он хочет нас обеих…

Одной рукой я быстро сжал рукоять меча, а другой сильно ударил Дел в грудь.

Дел упала, отпустив меч, неуклюже опрокинулась на свою постель и посмотрела на меня с ужасом.

Не из-за того, что я ударил ее — она все поняла — а из-за того, что она узнала. Из-за того, что почувствовала.

— Ты должен убить его, — сказала она.

— Как я могу…

— Убить, — повторила Дел. — Ты должен освободить меч, избавиться от Чоса Деи, ты должен…

— Я знаю, — кивнул я, — знаю. По-моему я сам тебе об этом говорил.

Дел приподнялась, привела себя в порядок, но так и осталась сидеть на влажной земле рядом с одеялами.

— Он хочет меня, — очень тихо сказала она. — Ты понимаешь, о чем я?

Я понял, и мысль эта была так отвратительна, что к горлу подкатил кислый комок.

— Убей его, — повторила Дел, — пока он не сделал мне хуже.

 

6

Дел моя идея не понравилась.

— За ним нужно следить, — сказала она. — Его нельзя оставлять одного ни на минуту.

Я продолжал заворачивать яватму в одеяло, вздрагивая, когда задевал за ткань распухшим пальцем. Осмотрев его утром, мы определили, что обошлось без перелома, но болел мизинец как в аидах. Дел сделала плотную перевязку, но боль от этого не уменьшилась.

Я положил сверток к стене и поднялся.

— Я не возьму его с собой, у меня есть меч Вашни. Пусть полежит здесь.

— Ты видел, на что он способен…

— Но ты касалась его. Не надо его трогать, и ничего не случится.

— Девочки…

— Лена их хорошо воспитала. Они не войдут сюда, потому что им не разрешили входить, а они достаточно умны, чтобы не навязываться.

Но Дел я не убедил.

— С ним нужно обращаться очень осторожно.

Я вздохнул.

— Конечно. А почему, ты думаешь, я спрашивал вас о джихади?

Глаза Дел расширились.

— Но ты же не веришь…

— Сейчас я готов попробовать что угодно. Может этот мессия и обычный самозванец, но почему не предложить ему попробовать? Танзиры потребуют доказательств его божественности… Чтобы убедить их, ему придется совершить несколько чудес. Почему не попросить его вылечить мой меч?

— Потому что, скорее всего, он не сможет это сделать.

— Может и не сможет, а может сможет, — я пожал плечами. — Почему не попробовать?

Дел хмуро покосилась на меня.

— Ты сам на себя не похож, Тигр.

— Почему? Потому что не хочу соглашаться с тобой или из-за своего желания попросить джихади помочь?

— Я и не вспомню, когда ты со мной соглашался, так что я не об этом. Я имела в виду последнее. Ты всегда заявлял, что любая религия это чушь.

— Я привык говорить то же самое о магии и смотри, до чего меня это довело, — я продел руки в перевязь и пристроил в ней позаимствованный у Алрика меч Вашни. — Слушай, баска, я не говорю, что верю в богов — и не думаю, что смогу когда-нибудь поверить — но кто знает, может джихади, если он настоящий, не просто мессия?

— Не просто мессия? Ты о чем?

— Ну знаешь, чтобы превратить песок в траву одного божественного обаяния маловато, — я ухмыльнулся. — Может он волшебник… может он Шака Обре.

— Джихади? — изумленно переспросила Дел.

— Да. Разве Шака Обре когда-то не правил Югом? Кто сделал страну зеленой и цветущей? Если он действительно создал Юг, почему у него не могло возникнуть желание возродить этот мир?

— Чоса Деи наложил на него заклятие.

— А он наложил заклятие на Чоса Деи. Но теперь Чоса свободен — в некотором роде — может и Шака освободился. Он мог бы появиться как джихади. Может он и есть тот человек, о котором рассказывал Оракул.

Дел задумалась.

— Если он…

— …тогда он у меня в долгу, — закончил я.

Дел скептически приподняла бровь.

— И ты думаешь, что из благодарности он проявил бы к тебе особую благосклонность?

— Еще немного и Чоса Деи уничтожил бы охрану. Кто знает, сколько яватм он успел собрать и сколько магии из них вытянул. Появись мы на несколько дней позже, получи он твой меч — и он бы вырвался. Пусть лучше сидит в моей яватме, чем бродит на свободе. На месте Шака Обре я был бы очень мне благодарен.

Дел слабо вздохнула.

— Смысла в этом не больше, чем в остальных предположениях.

— А если этот джихади не Шака Обре, какая разница? Может он все же сумеет освободить мою яватму.

Дел посмотрела на меч, скрытый под складками плотно закрученного одеяла.

— Он должен умереть, — твердо сказала она.

— Я был уверен, что ты согласишься… как только поймешь мою мысль, — я поправил перевязь и повернулся к двери. — Какие у тебя планы на сегодня?

— Выяснить хоть что-нибудь об Аджани.

Меня как в живот ударило.

— Но, надеюсь, не найти его самого?

Дел покачала головой.

— Сначала мне нужно побольше узнать о нем, выяснить, кто он сейчас. Я видела его шесть лет назад и в общем-то так и не узнала, я думала только о том, что он сделал, — Дел пожала плечами. — Я осторожно прослежу за ним, а потом поговорю с ним моим мечом.

— Но ты же не собираешься… снова просить меч вернуть тебе собранность? ТЕПЕРЬ?

Дел широко улыбнулась.

— Ты получил прошлую ночь, разве нет?

— Мы оба получили прошлую ночь, и, должен признаться, я жду продолжения.

Улыбка тут же пропала. Дел снова стала спокойной, сдержанной, серьезной.

— Продолжение будет… если я выиграю.

Я не рискнул испытывать свое терпение, пробиваясь через толпу на лошади, и уж совсем не представлял, что стал бы делать, если бы жеребец решил расчистить себе свободное пространство. Кроме того, когда твоя голова на одном уровне с головами остальных, легче прислушиваться к болтовне, а я хотел узнать последние новости об Оракуле или джихади. Так что я смешался с толпой.

Побродив по аллеям, улицам и базару, я кое-что выяснил. Оракул, по слухам, упрямо продолжал предсказывать скорое появление джихади. Конечно «скорое» понятие относительное — из слов Оракула выходило, что ожидание могло растянуться и на год — но я искренне сомневался, что у кого-то хватит терпения так долго ждать.

Услышал я и о других предсказаниях Оракула. Он рассказывал, каким будет мессия, говорил, что этот человек недавно вернул себе силу. Оракул утверждал, что мессию узнают сразу — он человек многих талантов и твердо решил сделать Юг таким, каким он был в древности.

Не удивительно, что танзиры волновались.

Я подошел к окраине города, где расположились племена, с тяжелым сердцем. Обычно к каждому племени можно найти подход — если они не настроены именно против вас — торговля, обмен, переговоры. Но некоторые племена, такие как Ханджи и Вашни, были настроены враждебно ко всем и их всегда старались избегать, хотя бывали случаи, когда уклониться от такой встречи было невозможно, например в Пендже, где племена, кочевники по природе, бродили где хотели. Я смотрел на хиорты и никак не мог поверить, что так много разных племен уживались вместе. Игра шла по каким-то незнакомым мне правилам.

От этого визита я ничего не ждал. Во-первых, Салсет могли остаться в Пендже, а во-вторых, даже если они пришли сюда, со мной могли общаться как с пустым местом — все взрослые отлично помнили, чем я был, и ни один из них не позволил бы мне забыть об этом.

И уж конечно не позволил бы этого шукар, у которого были свои причины ненавидеть меня. Хотя он мог и умереть. Если бы я знал, что старик умер, мне было бы легче.

Но он был жив.

Я нашел Салсет случайно. Растолкав коз, овец, ослов, детей, собак и цыплят, бродивших между фургонами и хиортами, я уже подошел к городу и остановился на несколько секунд раздумывая, не пойти ли к другому племени, но тут что-то заставило меня развернуться и я увидел знакомый хиорт.

Салсет расположились рядом с сине-зелеными палатками Талариан. Поскольку Талариан были гораздо многочисленнее, не удивительно, что Салсет рядом с ними терялись. Я пошел к хиорту шукара.

Он сидел на одеяле перед открытым пологом. Седые волосы поредели, а зубов у него почти не осталось. Покрытые пленкой глаза старика слепо смотрели на мир. В нем едва теплилась жизнь, но он узнал меня с первого слова.

— Мы дали вам лошадей, — прошипел он. — Мы заботились о твоей больной женщине, мы дали вам воду и еду. Тебе нечего больше требовать от нас.

— Я могу потребовать гостеприимства, его вы обязаны оказать каждому. Это обычай Салсет.

— Не учи МЕНЯ обычаям Салсет! — его голос дрожал от старости и гнева, а не от страха. — Это ты забыл наши обычаи и добился помощи незамужней женщины.

Я тоже разозлился.

— Ты знаешь не хуже меня, что Сула решала сама. Она была свободной, не связанной ни с одним мужчиной. Женщины Салсет живут с кем хотят пока не примут в свой хиорт избранного ими мужа. Ты просто ревнуешь, старик — она предпочла чулу и отказала шукару.

— Ты заставил ее сказать, что это ТЫ убил зверя.

— Я убил его, — ровно сказал я, — ты тоже это знаешь… Но ты никак не хочешь признать, что чула преуспел там, где ты провалился, — взглянув на поношенную одежду и старый хиорт, я понял, что шукара преследуют неудачи. Когда-то он был очень богатым человеком. — Ты уже не владеешь магией? Разве боги отвернулись от тебя?

Я понимал, что старик, сидящий передо мной, скорее всего не проживет и года, и не хотел говорить с такой горечью и надрывом, но я не мог забыть, какой была моя жизнь с Салсет. Я не обязан был с ним любезничать. Я не должен был ему ничего, кроме искренности. Я ненавидел старика.

— Жаль, что ты не умер от яда, — прошептал он. — Еще день, и ты бы сдох.

— И я благодарен Суле, — заметил я и понял, что мое терпение истощилось. — Где ее хиорт, шукар? Скажи где Сула. Обычаи Салсет обязывают тебя помочь гостю.

Он покусал сморщенные губы, показав оставшиеся зубы, коричневые от ореха беза, и плюнул мне под ноги.

— Когда придет джихади, Юг навеки избавится от тебя и таких, как ты.

Шукар подтвердил мои подозрения, но о джихади я с ним разговаривать не стал.

— Где Сула, старик? Мне не до тебя.

— А мне не до ТЕБЯ. Ищи Сулу сам, — покрытые пленкой глаза прищурились. — И надеюсь, тебе доставит удовольствие то, что ты увидишь, потому что случилось это по твоей вине!

Я не стал терять время, задавая ненужные вопросы или пытаясь разобраться в неопределенном заявлении старика. Я сразу пошел искать Сулу.

А когда я нашел ее, я понял, что она умирает. Я чувствую смерть когда она близко.

— Сядь, — пригласила Сула, когда я застыл у входа.

Я сел. Я почти упал. Я не мог произнести ни слова.

Сула улыбнулась хорошо знакомой улыбкой.

— А я думала, позволят ли боги мне снова увидеть тебя.

День был серым и угрюмым. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь плотные облака, рисовали охровую паутину на оранжевых стенках ее хиорта. Свет обмывал все, что скрывал хиорт сиянием желтым как старая кость, и от этого смотреть на Сулу было жутко.

Передо мной лежала моя третья Сула. Первую я узнал когда ей только исполнилось двадцать. Стройная, нежная девушка с типичными для Салсет чертами: широкое подвижное лицо, глубокая переносица, черные волосы такие густые и тронутые солнцем, что днем они отливали красным, а по ночам казались мне черным шелком.

Второй Суле было лет сорок. Она уже начинала стареть и лишилась прежней красоты, но у нее остались щедрость и доброта, в которых я так нуждался. Она спасла Дел и меня, когда у нас уже не осталось надежды. Она вырвала из смертоносных объятий Пенджи. А теперь эта женщина умирала на моих глазах.

Со дня нашей встречи прошло чуть больше года, но третья Сула сильно похудела. От нее осталась только смуглая кожа, натянутая на хрупкие кости. Гладкие волосы потеряли блеск, черные глаза наполнились болью, а глубокие морщины выдавали ее страдания. В хиорте пахло смертью.

Из последних сил я выдавил ее имя.

Не знаю, что она увидела на моем лице, но ее это тронуло и она заплакала.

Я взял ее руку в свою, сверху положил другую. Женщина, сделавшая меня мужчиной, лежала почти мертвая в хиорте Салсет.

Я тяжело сглотнул.

— Что это за болезнь?

Сула снова улыбнулась.

— Старый шукар говорит, что это не болезнь. Он сказал, что в меня вселился демон, и это наказание. Демон живет там, в моей груди, и поедает мое тело, — одной рукой Сула коснулась своей левой груди.

— За что? — спросил я. — Что ты сделала?

Сула подняла палец.

— Много лет назад я приняла молодого чулу, который уже вырос и стал мужчиной. А когда он убил песчаного тигра — когда он завоевал свободу — я добилась, чтобы он получил ее. За это я и наказана. За это в меня вселился демон.

— Ты же в это не веришь…

— Конечно нет. Старый шукар ревнует. Он так и не добился меня… и не простил, — Сула слабо махнула рукой. — Это его наказание: он говорит людям о демоне, и они боятся приходить ко мне…

— Никто…

— Никто, — прошептала она. — Мне приносят еду и воду — не могут же они позволить мне умереть от голода — но никто мне не помогает. Они боятся, что демон переберется в них.

— Старый дурак никак не успокоится. Он лжец…

— Он всю жизнь был шукаром, — Сула вздохнула и пошевелилась на подушках, — а теперь он лишился даже этого.

— Лишился… — повторил я, не поверив ушам. — Как?

— Его магия уже не помогала. После твоего ухода он уже ничего не мог сделать для племени. А когда появился Оракул, пришел другой шукар, моложе, сильнее, — в черных глазах Сулы застыла печаль. — Старик теперь только наблюдает, а молодой говорит о силе.

— Полученной от джихади.

Сула слабо кивнула.

— Оракул обещает, что Юг будет принадлежать племенам, и не нужны уже будут долгие переезды от одного оазиса к другому. Песок превратится в траву, а по земле потечет вода.

Я баюкал ее руку в моей.

— Ты хочешь, чтобы Юг изменился?

Сула очень устала. Я едва слышал ее голос.

— В жизни я не знала ничего, кроме пустыни… жара, песок, солнце. Разве плохо тосковать по траве? Молить богов послать земле много воды?

— Если цена этого война — то плохо, — я помолчал. — Ты хочешь пить?

Сула подняла руку, я осторожно опустил ее на одеяло.

— Ты не все понимаешь, — прошептала Сула. — Только ты, из всех людей…

— О чем ты…

Она улыбнулась, но очень грустно.

— Почему ты остался с нами?

— Остался? — я нахмурился. — Пришлось. У меня не было выбора.

— Почему ты не убежал?

— Из-за воды, — сразу ответил я. — Воды, которую я мог унести, не хватило бы чтобы выбраться из пустыни. Пенджа убила бы меня. С вами по крайней мере я был жив, и у меня оставалась надежда.

Негнущиеся пальцы сжали мою ладонь.

— Если бы Юг был цветущим и прохладным, никто не смог бы удержать рабов. Было бы только легко убежать и скрываться, не опасаясь умереть от жажды.

Однажды я убежал. Меня поймали. В качестве наказания меня привязали к столбу, врытому в песок, и весь день простоял там без глотка воды. Всего в десяти шагах раскинулся лагерь, но люди не обращали на меня внимания. Они хотели заставить меня понять, что я обязан Салсет своим спасением, что только благодаря им я еще жив.

Тогда мне было девять лет.

Глубокий вдох дался мне с трудом.

— Мне нужно кое-что узнать. Ты уже многое рассказала мне… но может быть ты знаешь — что готовят племена?

Сула сжимала мою руку.

— Скоро начнется священная война.

— Но все они поклоняются разным богам!

— Не имеет значения. Мы пойдем за джихади.

— И ЭТОГО он хочет? Уничтожить Юг?

— Возродить его. Превратить песок в плодородную землю, — голова Сулы перекатилась по подушке. — Я простая женщина… меня не пускают на совет, но я слышала, что джихади объединит все племена. Оракул обещал это.

— Значит однажды этот человек появится, просто махнет руками и объявит, что все должны дружить? А потом пошлет племена убивать остальных Южан? — я покачал головой. — Мессии обычно миролюбивы.

— Молодежь не хочет мира, — Сула продолжала говорить с закрытыми глазами. — Они слушали Оракула, но услышали только то, что хотели услышать. Он говорит, что Юг вернется к племенам, а они думают, что для этого нужно убивать. Они не могут представить себе мирную жизнь с танзирами. Но они не задумываются, как изменится земля… Земля будет кормить нас, а вода сама придет к племенам, и уже не придется искать ее, — Сула прерывисто вздохнула. — Оракул ничего не говорит о войне, но они его не понимают.

— Ты слышала его? Оракула?

— Он побывал в нескольких племенах. Его слова разносят по всему Югу.

— И люди принимают его, не задавая вопросов, так легко верят его словам?

Сула покачала головой.

— Они верят тому, во что хотят верить. Оракул рассказывает о джихади, который превратит песок в траву. Человеку достаточно выйти в Пенджу, и он будет рад любой надежде.

Сула была права. Я бывал в Пендже. Аиды, да я там родился.

И тут я вспомнил.

— Сула, — я подсел поближе, — мне нужно кое-что узнать… я хотел спросить… это насчет того, как я попал к Салсет…

Глаза Сулы стекленели.

— …говорят, что Север и Юг были едины… ими владели два брата…

— Чоса Деи, — сказал я, — и Шака Обре.

— …и что когда закончилась последняя битва, одна половина была оставлена на запустение…

— Это все охрана Шака Обре. Чоса Деи уничтожил их.

— …и пройдут сотни лет, и братья вернут себе свободу, чтобы снова оспорить право на страну… снова соединить две половины, чтобы создать единое целое…

— Сула, — резко сказал я, — джихади это Шака Обре?

Ее губы едва шевелились.

— …только немного помощи… совсем немного помощи…

— Сула?

— Позволь мне умереть без боли…

— Сула… — я склонился над ней. — Сула, пожалуйста, скажи мне правду… Салсет нашли меня? Или они меня украли?

Сула нахмурилась. Смуглое лицо исказилось от боли.

— Украли?

— Мне сказали… они всегда говорили… — я замолчал и попробовал снова: — Мне нужно знать, как я попал к Салсет?

Из глаз Сулы покатились слезы.

— Я слышала, что они тебе говорили… дети… как они насмехались над тобой…

— Сула, это правда? Меня оставили в Пендже? Бросили, чтобы я умер?

Ее рука сжимала мою. Губы едва шевелились.

— Тигр… хотела бы я знать…

Это было последнее, что она могла мне дать. У нее больше ничего не осталось, и она умерла.

Я долго сидел, сжимая ее руку.

Мать. Сестра. Любовница. Жена.

Она не была передо мной в долгу, но отдала мне все, что имела.

 

7

Мужчина заступил мне дорогу. Я остановился, потом шагнул в сторону. Он снова встал передо мной.

Не обычный Южанин. Вашни.

— Не сейчас, — четко выговорил я на языке Пустыни.

— Темные глаза сверкнули, но он не пошевелился, не сказал ни слова, не сделал ни знака, что собирается отойти.

Еще трое подошли ко мне со спины — это уже не случайность.

День был серым. Скучный солнечный свет едва пробивался сквозь тяжелые облака. Земля размокла от дождя.

На Вашни были надеты только короткие кожаные килты с поясами. Ни ботинок, ни сандалий, зато много украшений из человеческих костей. Под дождем тела Вашни были гладкими и блестящими, как покрытая маслом бронза. Косы, обернутые мехом и перевязанные ремешками, свисали до пояса. Нагрудные пластинки из костей постукивали в ритме дыхания.

У меня были нож и меч. Я не коснулся ни того, ни другого.

На плечах тяжелым грузом лежала усталость. Я не мог ввязываться в драку сразу после смерти Сулы.

— Если вы решили перебить всех чужеземцев, почему надо начинать с меня? Всего в десяти шагах отсюда город, полный самых разных людей.

Воин, стоявший передо мной, улыбнулся — если Вашни вообще умеют улыбаться. Просто он оскалил зубы, показавшиеся мне слишком белыми на очень темном лице. На языке Пустыни воин говорил легко и быстро.

— Твое время еще придет, Южанин… пока мы оставляем тебе жизнь.

— Очень великодушно, — одобрил я. — Так что вам от меня надо?

— Меч, — коротко ответил он. Позади меня трое одновременно вздохнули.

Аиды, как же они узнали о Самиэле? Я еще никого не убил, никто не видел его магию. Только Дел и я знали о разбитом мече и его почерневшей половине. Вашни, насколько мне было известно, не интересовались никаким оружием, кроме их собственного, с опасным изогнутым клинком и рукоятью из человеческой бедренной кости.

Я медленно покачал головой.

— Меч мой.

Румянец покрыл щеки воина, а черные глаза загорелись.

— Никто, кроме Вашни, не может носить меч Вашни.

Вашни… да, меч Вашни. Тот, что висел в моей перевязи.

Вашни отличаются от остальных племен, они не судят чужаков только по своим законам. Вашни не поедают людей как Ханджи, и не убивают безоружных. Но они умеют провоцировать нападение, считая достойным убить врага в поединке.

Потом они срезают с тела плоть, мускулы, внутренности и раздают части еще влажного скелета своим женщинам на украшения.

Смерть Сулы вывела меня из равновесия настолько, что я готов был выхватить меч и сразиться один против четверых, мне нужно было выместить на ком-то злобу. Я понимал только одно: Вашни не имели права вмешиваться в мою жизнь, хотя бы их толкал на это обычай племени.

После того, как Сула…

Я заставил себя не думать о ней. Я понимал, что протест или даже любое слово Вашни воспримут как оскорбление, а мне не хотелось становиться чьим-то нагрудным украшением.

— Забирай, — ровно сказал я.

Он сделал знак рукой. Я стоял неподвижно. Чьи-то руки прикоснулись к рукояти, зашипел клинок, вес за моей спиной уменьшился — на мне осталась только перевязь.

В черных глазах Вашни промелькнуло презрение.

— Воин Вашни никогда не отдаст свое оружие, — объявил он.

Я скрипнул зубами.

— Мы уже выяснили, что я не воин Вашни. И я не вижу смысла защищать оружие, которое мне одолжили, и тем более умирать за него.

Воин подозрительно нахмурился.

— Одолжили?

— Мой меч сломался. Мне дали этот.

— Вашни никогда не одалживают свое оружие.

— Одалживают, если они мертвы, — бросил я. — Считай, что меч мне одолжили навечно.

Такого ответа воин не ожидал. Вашни привык видеть перед собой трусливых, запуганных людей, готовых сдаться. Я был настроен не так. Воин долго рассматривал меня сквозь сетку дождя, потом взглянул за мою спину на своих соплеменников. Одна его рука задержалась у ножа — было ли оскорбление достаточным, чтобы он мог бросить мне вызов? Или он будет провоцировать меня и дальше?

Глубоко внутри меня рос гнев. Я заставил себя вспомнить, где нахожусь: хиорты племени Вашни стояли рядом, всего в паре шагов; земля размокла от дождя, ноги будут скользить; меча нет; Вашни четверо, я один; город в десяти шагах; вокруг цыплята, собаки, козы…

И вдруг я забыл обо всех оскорблениях.

— Откуда ты приехал?

Воин гордо поднял голову.

— Вашни живут повсюду, — отрезал он. — Весь Юг принадлежит нам.

Я фальшиво улыбнулся.

— Но пока он не совсем вам, может ответишь на вопрос?

Воин задумался.

— Сначала ответишь ты, — объявил он. — Зачем тебе это?

— Вашни, живущие в горах недалеко от Джулы, «приютили» моего знакомого. Мне интересно, может ты знаешь его?

Воин сплюнул в грязь.

— Меня не интересуют чужеземцы.

— Он Северянин, — упрямо продолжал я, — светловолосый, с голубыми глазами… По приказу прежнего танзира Джулы его кастрировали и отрезали ему язык, — я небрежно пожал плечами, чтобы не выдать своего беспокойства

— Вашни умеют пользоваться любым проявлением слабости. — На Севере его звали Джамайл. Сейчас ему шестнадцать.

Черные глаза не моргая оценивающе смотрели на меня.

— Мальчик тебе родственник?

Я мог сказать нет и не соврал бы, но иногда ложь только на пользу, и я ответил:

— У меня кровная связь с его сестрой.

Родня. Такой простой, незамысловатый ключик к секретам Вашни. Он заставит воина действовать вопреки его желанию.

Вашни снова посмотрел поверх моего плеча на остальных. Хотел он того или нет, он должен был сказать мне все, что знал. Вашни свирепое, жестокое племя, но как у всех, и у них есть слабости. Вашни питали глубокое уважение к родственным связям. Они не терпели внебрачных детей или полукровок, но истинные родственные связи или кровные связи брали верх даже над гордостью.

Воин смотрел на меня со злобой.

— Был такой мальчик, — наконец признался он.

— Северянин? Шестнадцать лет?

— Ты верно описал его.

Я заставил себя говорить ровно.

— Ты сказал «был»?

Тактичностью Вашни не обладают, они никогда не пытаются смягчать удары.

— Северянин мертв. Это священная война, Южанин — мы должны очистить Юг от грязной крови, чтобы подготовиться к встрече с джихади.

Лучше не думать о Джамайле или Дел. Меня переполнило презрение к этим людям.

— И это вам приказывает Оракул?

Я ожидал, что он оскорбится и начнется драка, но воин только улыбнулся.

Улыбка была открытой, искренней, по-настоящему искренней. Потом он повернулся и ушел в дождь.

Как я скажу Дел? Как, в аиды, я ей скажу?

Сулы больше нет, чула. Спасения больше нет.

Как я осмелюсь сказать ей об этом?

Как ты отплатил Суле за все, чем она для тебя была и что для тебя сделала?

Я не могу просто войти в нашу комнату и сказать: «Твой брат мертв, баска».

Ты не можешь пойти к богам валхайла и попросить их вернуть Сулу.

Это ее убьет. Или толкнет на самоубийство; она сразу пойдет к Аджани.

Как сказать бездетной женщине, что она все же родила сына?

Ведь она только сейчас начала понимать, что жить можно не только ради мести.

Как сказать мертвой женщине, что это она дала тебе жизнь?

Стоит ли ее свобода такой цены?

Стоит ли моя свобода такой цены?

Что-то было не так. Я почувствовал это как только приблизился к дому, который мы с Дел делили с Алриком и его родней. Возникло ощущение, звук… Толпа гудит по-особому, когда собирается чтобы посмотреть на смерть.

Слишком много смертей, подумал я. Сначала Сула, потом Джамайл. Кто умирал сейчас?

Люди хотели увидеть смерть. Я выбивался из сил, прорываясь сквозь толпу к дому, а потом мне пришлось остановиться.

О боги… аиды…

Волосы у меня встали дыбом, в животе забурлило — улицу наполнял запах магии.

Аиды… нет…

Кто-то взял мою яватму.

Нет… моя яватма взяла кого-то.

Но я же убрал ее. Я завернул ее, спрятал…

И кто-то украл ее. А теперь она крала его.

Его ноги зарылись в грязь. Он лежал на спине и дергал ногами, потому что клинок вошел в его живот и, пробившись через ребра выглядывал из плеча.

Показывая почерневший кончик с каплями крови.

Никто так не убивает. Чистый удар через ребра, через живот, разрезавший внутренности. Но никто не протыкает мечом ребра как женщина ткань иголкой.

Только Чоса Деи.

Он лежал на спине под дождем и ноги его месили грязь. Он пытался вырвать часть себя, чтобы разорвать чудовищный стежок.

Почему он был еще жив?

Потому что Чоса Деи нужно было тело.

Я пробился через толпу и опустился около него на колени. Его глаза увидели меня, узнали. Они умоляли помочь.

Я медленно покачал головой. Я говорил ему, что это за меч. Он сам рассказывал мне о Чоса Деи.

— Зачем? — только и спросил я.

Его голос прерывался от боли.

— Она говорила, что я ей не нужен… Ксенобия говорила…

— Она стоит того, чтобы умереть за нее?

— Они бы не позволили мне… не позволили… они говорили, что я полукровка…

И я все понял.

— Вашни, — мрачно сказал я. — В тебе половина крови Вашни.

Набир не смог даже кивнуть. Расширившиеся черные глаза сосредоточенно смотрели в одну точку.

— Мой брат, — выдавил он. — Мне нужен мой брат, так? Я должен переделать моего брата.

— Набир! — я схватил его за руку. — Оставь его, Чоса!

— Я должен переделать моего брата.

— Но я здесь, Чоса. Ты не сможешь вырваться.

Набир судорожно месил ногами грязь.

— Я знал, какой он, я знал… с этим мечом они могли бы меня… с этим мечом она бы меня… меч Песчаного Тигра…

Крови было совсем мало. Чоса Деи забирал ее.

— Набир…

— Я споткнулся… он заставил меня споткнуться… он сразу забрал мои ноги…

Я тут же обернулся. Набир по-прежнему месил грязь, но не ногами. Грязное месиво покрывало обрубки, в которые превратились ступни.

— …и я упал… и он повернулся… я с ним не справился, он повернулся…

— Набир…

— Чоса Деи. Или ты не знаешь, кто я?

Я положил ладонь на рукоять, почувствовал силу его ярости.

— Ты не знаешь меня?

Я слишком хорошо его знал.

— Прости, — прошептал я, — прости… У меня нет выбора, Набир.

— Я верну ему ноги…

— Нет, Чоса. Слишком поздно.

— Я переделаю тебя!

— Нет, не сможешь, пока я держу меч.

— Тебе не нужен этот меч…

Я сжал рукоять двумя руками.

— Ты не сможешь забрать его…

Тело Набира выгнулось дугой.

— Самиэль! — закричало оно. — Меч зовут Самиэль!

 

8

Он был еще жив, но я знал, что должен убить его.

— Набир, — тихо сказал я, — прости…

И вынул смертоносную иглу.

От Набира почти ничего не осталось. Тем, что осталось овладел Чоса Деи.

— Сам… Сам… Самиэль…

С последним вздохом полилась кровь.

Аиды, как же больно.

Я понимал, хотя очень смутно, что вокруг собралась толпа. Люди видели только полумертвого мужчину на земле и другого мужчину около него, сжимавшего окровавленный меч. Они слышали протяжный, высокий вопль, похожий на стон кошки. Они не знали, что его издала сталь. Они не знали, что это кричал Чоса Деи. Люди просто любовались необычной, эффектной смертью Южанина.

Кругом были лица: Алрик, мелькнула Лена с девочками — она затаскивала их обратно в дом, Гаррод с косами, пробивавшийся ко мне сквозь толпу, Адара, безуспешно уговаривавшая Массоу уйти, и много, много незнакомых людей.

Вот только Дел нет. Где же Дел…

Чоса Деи был зол. Чоса Деи был очень зол и он даже не пытался это скрыть.

Я не удивился, но он рвался из меча.

Я стоял на коленях в кровавой грязи, капли дождя стекали по спине, а я не знал, что делать. Хотел бы я быть сильным. Хотел бы я знать, как переделать мою изуродованную яватму.

Меч раскалился. Под холодным дождем от стали шел пар.

Я дрожал. Я дрожал вместе с ним, пытаясь подавить яростную силу, которая хотела вырваться из меча. Чоса Деи заглядывал во все уголки в надежде найти слабое место и разбить магию, которая удерживала его в стали. Я очень хорошо знал, что случится если я сдамся, позволю ему освободиться. Если он вырвется из меча, он будет только сущностью, лишенной формы. Чтобы добиться своего, ему понадобится тело. Он попытался забрать тело Набира. Он заберет мое, если я позволю ему.

Дождь смывал грязь, очищал клинок… Вот только чернота дошла почти до рукояти.

Если Чоса Деи доберется до нее…

Нет.

Мои кости болели. Они ныли. Кровь билась горячо и жарко, слишком горячо и слишком жарко, и ударяла мне в голову. Я боялся, что череп вот-вот лопнет.

Самиэль визжал. Меч хотел избавиться от Чоса.

Если бы мы могли объединиться…

Свет вспыхнул у меня в голове.

Иди в аиды, Чоса… Тебе со мной не справиться.

От клинка шел пар.

Тебе со мной не справиться…

Дождь прекратился, грязь начала подсыхать, над землей под моими ногами поднялся пар.

Если ты хочешь песню, я спою… я не умею, но спою… я сделаю все, что нужно, Чоса… чего бы это не стоило… ты не получишь мой меч… ты не получишь меня…

Засохшая грязь начала трескаться.

Я поднялся с колен и выпрямился. Крепко сжимая рукоять. Глядя как чернота ползет вверх, подбирается к пальцам.

Я — Южанин, Чоса, и ты сейчас в моей стране.

Поднялся ветер.

Ты действительно думаешь, что можешь победить?

Ветер истошно завывал.

Это моя страна…

Горячий, сухой ветер.

Ты здесь не нужен.

Ветер из Пенджи.

— Я не хочу, чтобы ты вернулся в мою страну…

Ветер проносился по аллеям, трепал шелка бурнусов, срывал самодельные крыши, высушивал глаза и рты.

Уходи, Чоса. Возвращайся в свою тюрьму.

Сухая грязь ломалась и крошилась и ветер уносил ее из города на Север.

Возвращайся ко сну, Чоса… Ты мне не противник…

Чернота стекала вниз по мечу и снова застыла на кончике.

Нет, Чоса… вон…

Чоса Деи не подчинился.

Нет, Чоса… вон…

Чоса еще немного отступил… а потом огненная буря поглотила меня.

Придя в себя, я услышал голоса.

— Накройте его, — сказал кто-то.

— Но он весь горит, — запротестовал другой голос.

— У него солнечный ожог, он сейчас замерзает.

Солнечный ожог? Откуда у меня солнечный ожог? Весь день шел дождь.

Я поежился под одеялом.

— Как бы заставить его выпустить этот меч?

— Ты рискнешь ЕГО коснуться?

— Посте того, что я видел? Нет.

— Я тоже.

Люди говорили о своем.

Меня разговор не заинтересовал и я спокойно вернулся в темноту.

Через какое-то время голоса появились снова и я попытался понять смысл произносимых ими слов.

— …что они говорят об Оракуле… Думаешь это правда?

Ответил Алрик. Я уже начал различать говоривших.

— Многие пришли ради этого… увидеть Оракула и джихади.

— Но говорят, что он уже совсем близко, — это была Адара.

— Совсем? — иронично уточнил Гаррод.

— Он может прийти в любой день. Может даже завтра.

Лена говорила поспокойнее.

— Мне кажется, что он уже здесь, но прячется среди племен.

— А зачем ему прятаться? — удивился Гаррод. — Люди хотят его видеть.

— Танзиры хотят его убить, — резко ответил Алрик, — вернее хотят, чтобы он был убит. И кроме того, зачем святому Оракулу мозолить людям глаза задолго до того, как все готово?

— Что значит «все готово»? — растерянно переспросила Адара.

Гаррод понял.

— Если джихади не выдумка, для красоты действия Оракул должен появиться здесь незадолго до мессии. Если он прибудет слишком рано, всем быстро надоест ждать.

— Всем уже надоело, — заметил Алрик. — Танзиры — которым возможно надоело больше всех и которые почти всем рискуют — уже начинают бросать вызовы друг другу. Они ставят танцора против танцора и делают ставки… Я сегодня был у кругов, пытался найти работу. Там тоже говорят об Оракуле, конечно ставят на него, на то, каким он окажется. Ходят слухи, что он не мужчина и не женщина, — в голосе Алрика появилось беспокойство. — Как только я буду уверен, что с Тигром все в порядке, вернусь туда.

— А как он? — спросила Адара.

Я и сам хотел бы это знать.

А потом возник голос Дел, отвечающий на торопливые сообщения Массоу в соседней комнате.

— Что значит он болен?

Я приоткрыл один глаз, увидел Лену, Гаррода, Адару и Дел, расталкивающую их, чтобы подобраться ко мне. Глаз снова закрылся.

— Это все меч, — сказал ей Алрик. — Он сделал с ним что-то.

Дел опустилась на колени и я почему-то сразу понял, что лежу на шкурах в комнате, которую выделил нам Алрик.

Дел откинула одеяло.

— Сделал с ним что?

Алрик покачал головой.

— Не могу сказать точно, что случилось… Думаю, никто этого не знает, но это был меч. Яватма и Тигр. По-моему они боролись.

Я снова приоткрыл глаз.

— Это Чоса Деи, — тихо сказала Дел, и ее лоб покрыли морщины. Пальцы нежно и ловко ощупали меня. — Тигр, ты меня слышишь?

Я открыл другой глаз.

— Конечно слышу. Я всех вас слышу… теперь.

— Что случилось?

— Я не знаю.

Дел прижала тыльную сторону ладони к моей щеке.

— У тебя ожог, — заметила она. — И погода резко изменилась.

Я моргнул.

— Шел дождь.

Дел подняла руку и показала куда-то наверх.

Я проследил за ее пальцем, понял, что крыша из шкур и одеял свалилась

— или была сорвана, поскольку у балок болтались обрывки — и увидел чистое небо — голубое, яркое небо, залитое лучами Южного солнца. Никакого дождя, никаких облаков, никакого ветра. Было очень тихо, а моя кожа горела от прикосновения солнечных лучей.

Я слабо пошевелился. Правой руке было тяжело, и я понял, что все еще сжимаю рукоять меча.

— Что, в аиды… — начал я, хмуро посмотрев на Дел.

Вместо нее ответил Алрик.

— Ты его не отпустил, а коснуться меча никто не осмелился.

Конечно, это ведь яватма.

И тут я все вспомнил. И заставил себя сесть.

— Аиды! Это был Набир!

— Был, — серьезно подтвердил Гаррод. — Но теперь уже все равно, кем он был. Он мертв.

Я посмотрел на меч. Медленно, очень медленно разжал сведенные пальцы и положил яватму на одеяло.

— Он переделал ноги Набира… — я тяжело сглотнул и понял, что голова у меня кружится, а в желудке все бурлит. — А потом он вошел в мальчика. Сначала вонзил меч, потом вошел сам… Он чуть не получил то, что хотел.

— Я не понимаю, — растерянно произнесла Адара.

Дел едва кинула на нее взгляд через плечо и снова повернулась ко мне.

— Помнишь локи, Адара?

— Да.

— Что-то очень похожее Тигр запер в своем мече.

— Не локи, — сказал я. — Эта штука похуже.

— Хуже не бывает, — поежилась Адара.

Гаррод удивленно приподнял брови.

— Ты тоже видела, что сделал Тигр… и что оно сделало с Тигром.

Я заволновался.

— А ЧТО оно сделало с Тигром?

Гаррод был краток.

— Попыталось тебя сжечь, а ты ему не позволил… Ты его заморозил, если можно так сказать, — Говорящий с лошадьми ухмыльнулся. — В это время тучи и разошлись, грязь высохла, выглянуло солнце.

— Это был самум, — хрипло сказала Лена.

Самум или самиэль.

Я взглянул на Дел. Мы долго смотрели друг на друга и молчали.

Лена взволнованно начала рассказывать:

— Этот парень появился когда Алрик ушел к кругам, и сказал, что ищет Песчаного Тигра. Я объяснила, что тебя нет, что ты ушел ненадолго, а он спросил, какой меч у тебя был, — Лена пожала плечами. — Я ответила: меч Вашни Алрика. И он ушел.

— Чтобы вернуться позже, когда Лена и девочки ушли из дома, — мрачно закончил Алрик. — Разве можно украсть яватму?

— Гордый мальчишка пытался произвести впечатление на свою первую женщину, а изгнанник-полукровка Вашни пытался купить разрешение вернуться домой, — я потер щеку о плечо и чуть не застонал от боли. Дел не ошиблась: у меня был солнечный ожог. — Может это он сказал воинам, что у меня меч Вашни. Он знал, что пока я буду разбираться с ними, он сможет украсть яватму, — я вздохнул. — Мне жаль Набира, но я не виновен в его смерти. Я его предупреждал.

Дел посмотрела на обнаженный клинок.

— Тигр, чернота опять поднялась.

Да, черной была почти половина клинка.

— Опустилась, — поправил я. — Она почти касалась рукояти, — я осмотрелся, увидел перевязь и протянул руку, чтобы достать ее, но Дел предугадала мое желание и сама подала мне ножны. Я убрал меч и положил перевязь на землю.

— Ты думаешь… — начал я, но спросить уже ничего не смог.

— Тигр? Тигр… — испуганно закричала Дел.

— Что случилось? — вскрикнула Адара.

Судороги корчили все мое тело. Пальцы ног, икры, бедра, потом они поднялись к животу, груди, дошли до спины. Мускулы грудной клетки спутались, стянув кожу на плечах. Боль поднялась до шеи и я стиснул зубы.

Аиды, вот это боль.

— Что случилось? — повторила Адара.

— Последствия общения с магией, — быстро объяснила Дел. — Такое случалось и раньше… это пройдет. Лена, у тебя есть трава хува? Если нет, не могла бы ты послать за ней Алрика? Нужно заварить чай, он поможет.

— У меня есть, — сказал Гаррод и ушел вместе с Адарой и Массоу.

Не знаю, найдется ли человек, которому приятно слушать как его обсуждают, словно он где-то далеко. Но поскольку в общем-то я и был далеко

— в комнате лежало только мое дергающееся тело — я не стал возмущаться. Меня всего скрутило в узлы и я только пытался вдыхать и выдыхать, заставляя двигаться сведенную судорогой диафрагму.

Алрик, уловив кивок Дел, вывел Лену и девочек из комнаты.

— Баска… я не могу… дышать…

Дел отложила в сторону мои ножны и подсела поближе.

— Я знаю. Попытайся расслабиться. Попробуй отвлечься.

— САМА бы попробовала.

— Я знаю, — очень мягко повторила она.

Мне стоило больших усилий выдавить целое предложение.

— А с тобой такое случалось?

Дел была занята, пытаясь размять самые сильные спазмы. Обидно было только что сводило у меня все тело, а рук у Дел всего две.

— Не так сильно, — ответила она. — Я неважно себя чувствовала, когда в первый раз призвала яватму, а потом никогда ничего похожего на это… Ничего хуже я еще не видела.

Ну конечно, всегда и во всем я первый.

— Знал бы я, что это за мечи… — я осекся и заскрипел зубами. — Аиды… больно…

— Я знаю, — снова сказала она. — Наверное это из-за Чоса Деи… если бы дело было только в яватме, ты бы так не мучился. Я не знаю, что ты сделал, но с магией такой силы до тебя никто не сталкивался. И теперь ты расплачиваешься за это.

— Я и сам не знаю, что я сделал, — аиды, как же больно. Пот стекал по моему телу, жаля обожженную кожу. — Я просто… я не мог позволить Чоса Деи получить тело Набира… получить мое тело…

Дел разминала мне шею. Боль была острой.

— Ты изменил погоду, Тигр. Ты вызвал бурю, — уверенно сказала она.

— Откуда ты знаешь? — процедил я сквозь стиснутые зубы. — Тебя же здесь не было.

— Моим мечом я вызываю баньши-бурю, которая известна только на Севере. Твоя буря — самиэль… горячий, пустынный ветер, дующий из Пенджи,

— Дел помолчала. — Ты еще ничего не понял? В твоем мече вся сила Юга. Сила, мощь, магия… Твой меч — это сам Юг, так же как мой — Север.

Мне потребовалось время, чтобы понять ее.

— И с каких пор — ой!.. тебе это стало ясно?

— С того момента, как ты призвал меч в горе Чоса Деи.

— Так что же ты до сих пор… ой! Аиды, баска, полегче…. Ты послала Гаррода за хува?

— Да.

— Хува — наркотик.

— Да.

— У меня в голове все перепутается.

— Когда ты напиваешься акиви, у тебя тоже все путается в голове… А вот и Гаррод. Сейчас Лена заварит чай.

Лена заварила чай. Дел добавила в него хува, а я все это время покрывался потом и дергался. К тому времени, когда они наконец-то закончили, я был готов на все, что угодно, лишь бы избавиться от боли.

— Выпей, — Дел принесла чашку. — Будет горько, мы заварили второпях и настоять не было времени, но все равно пей. Он поможет.

Горько это было мягко сказано. Чай был ужасным.

— Когда подействует?

— Он очень крепкий, так что скоро. Попытайся расслабиться, Тигр.

— По-моему, я забыл как это делается.

Дел массировала мои плечи.

— Потерпи еще немного.

— Я потерпел. Я долго терпел. А потом, когда я уже потерял надежду, чай подействовал.

— Баска…

— Я здесь, Тигр.

— Комната вращается…

— Я знаю.

— А ты паришь в воздухе…

— Знаю.

— И я парю в воздухе…

— Знаю.

Боль немного отступила. Облегчение наполнило мое сознание, но я не позволил ему войти. Я боялся позволить ему войти. Если оно войдет и не задержится, я этого не переживу.

Я сонно пробормотал:

— Он переделал ноги Набира.

— И пытался переделать тебя.

— Ему нужно было тело Набира.

Ее руки по-прежнему разминали мои ноющие мышцы.

— Теперь понимаешь, Тигр, почему ты всегда должен быть настороже? Почему ты ни на минуту не можешь оставить его, или продать, или спрятать, или отдать кому-то? Почему ты должен охранять этот меч?

Я не ответил.

— Ты прав, нам нужно искать Шака Обре. Наверное кроме него никто не сможет тебе помочь… Он единственный, кто знает Чоса Деи настолько, чтобы победить его.

Я связал все воедино и пришел к определенным выводам.

— Еще несколько таких стычек, и Чоса хорошо изучит меня… Ему нужно мое тело.

— Ты очень сильный, ты с ним справишься… Он не сможет победить тебя.

Слова давались мне с трудом.

— Ты не знаешь, баска… он чуть не победил сегодня…

— Но не победил. Ты остановил его. Ты боролся и одолел его. Так уже было, так будет и дальше.

Боль уходила и по частям уносила с собой мое сознание.

— Мне нужно избавиться от… него.

— Значит нужно освободить меч, соблюдая все ритуалы.

— Шака Обре, — пробормотал я. — Может джихади… может джихади…

Дел слабо улыбнулась. Сквозь свои ресницы я видел, как смягчились напряженные Северные черты.

— Если у джихади будет на это время.

— Аиды… чай… крепкий…

Судороги прекратились. Я позволил чувству облегчения наполнить мое сознание. Я весь отдался ему, оно могло забрать меня всего… и его дар был сродни блаженству.

— Лучше… лучше… — я вяло скользил в никуда и хува затуманивала мне голову, и поэтому я сказал то, что не хотел говорить. — Я спрашивал Сулу. Я просил ее рассказать правду, — неразборчиво бормотал я.

Пальцы Дел замедлили движение, потом продолжили разминать мои мышцы.

— И что она сказала?

Трудно было оставаться в сознании.

— Она не знала… она сказала, что не знала…

Пальцы Дел нежно погладили мою кожу.

— Мне очень жаль, Тигр.

Язык распух.

— А потом… она умерла. Она умерла.

Пальцы застыли.

Веки были слишком тяжелыми, поднять их я не мог.

— Мне тоже жаль, баска…

— Меня-то что жалеть.

— Нет… это из-за… из-за Джамайла, — мир ускользал.

— Джамайл! Что ты… — она осеклась.

Слова дались еще тяжелее.

— Я не… мне жаль. Я хотел… — мир вокруг меня медленно растекался.

Дел молчала.

Я шел по краю клинка. Еще… один… шаг…

— Я не… я не хотел так… — я облизнул сухие губы. — Я хотел, чтобы все было по-другому…

Дел была неподвижной как скала.

Еще один крошечный шаг…

Я почти потерял связь с миром.

— Мне… жаль… баска…

Скала, наконец, пошевелилась. Дел легла рядом со мной. Я почувствовал, как ее щека прижимается к моему блаженно расслабленному плечу.

Уже… так… близко…

Она положила ладонь на мое сердце, словно хотела чувствовать его биение.

— Дел…

Наши ноги переплелись.

— Мне тоже жаль, — прошептала она. — Нас обоих.

…через край…

…и вниз…

 

9

Лицо Дел совсем побелело.

— Тигр, это серьезно.

Подумав, я кивнул.

— Поэтому я об этом и заговорил.

— Если все узнали его имя…

— Не по моей вине, баска. Его сказал Набир.

— Но… откуда он узнал? — она сама же отмахнулась от вопроса прежде чем успела его закончить. — Это понятно. Он узнал имя от Чоса Деи. Чоса перебрался в него… и у яватмы уже не было секретов.

— Ты хочешь сказать, что если я проткну кого-то своим клинком, этот человек узнает все о силе яватмы?

— В момент смерти — да, — сухо ответила Дел. — Но вряд ли ему это пригодится.

— Я случайно подслушал, — объявил Алрик от двери. — Хотя это неважно, я тоже слышал вчера слова мальчишки, — Северянин пожал плечами. — Если вы волнуетесь из-за того, что всем стало известно имя яватмы, можете успокоиться.

Дел хмуро посмотрела на него.

— Ты Северянин. Ты должен знать…

— Поскольку я Северянин, я знаю, — Алрик покачал головой. — Именные клинки здесь неизвестны. Если о них и слышали, то очень немногие. А люди, которых я видел вчера в толпе, были Южанами по большей части. Для них имя меча — не тайна, они и не подозревают, что зная имя, могут безнаказанно касаться яватмы Тигра, и даже если бы они знали, сомневаюсь, что рискнули бы, — лицо Алрика помрачнело. — Тебя здесь вчера не было, ты не видела, что он устроил.

— Но я видела к чему это привело, — Дел не успокоилась. — Южане может и не угроза, но там были Северяне…

— …и они тоже слышали, — Алрик снова кивнул. — Но даже на Севере мало кто верит в магические мечи. Яватмы скорее легенды. Человек, который всерьез не занимался танцами мечей, вряд ли знает что-то о кровных клинках.

— Аиды, — тихо сказал я, — что бы я не отдал за Южный меч.

— И не мечтай, — непреклонно заявила Дел, — пока Чоса Деи жив.

— Что это значит? — разозлился. — А если я пойду и куплю другой меч?

— Как тот, от Сарада-кузнеца? — я уловил в ее голосе нотки презрения.

— Как тот, что ты позаимствовал у Алрика?

Я ей не ответил.

Дел вздохнула.

— Ты так ничего и не понял? Он не позволит тебе пользоваться другим мечом. Он сломает его, как и первый.

Алрик кивнул и добавил:

— Или позаботится, чтобы его у тебя забрали, как меч Вашни, который я тебе дал.

— Может Чоса тут не при чем, это Набир… наверное это он пошел к Вашни и рассказал о мече, надеясь этим купить их расположение, — я стряхнул шелушащуюся кожу с предплечья. По какой-то непонятной причине ожог пропал очень быстро, а обгоревшая кожа сошла на два дня раньше, чем обычно. — Я не могу рисковать другим Набиром. Я не могу рисковать другим… поединком.

— Другой бурей, ты хотел сказать, — губы Алрика изогнулись в улыбке.

— Я не знаю, Тигр… ты здорово справился. Если бы я мог вызывать самум каждый раз, когда захочу…

— Я не хочу, — отрезал я. — Я хочу только одного: вернуться к тому образу жизни, которую вел раньше. Наниматься к танзирам, делать ставки…

— Не получится, — сказала Дел. — Эта жизнь для тебя закончилась.

Алрик удивленно приподнял брови.

— А может и нет. Я уже говорил тебе, не тебе правда… у кругов делают ставки. Танзиры нанимают танцоров, а танцоры стараются себя показать. Некоторые танзиры ставят своих танцоров в круг и получаются аиды. Некоторые сводят счеты и тогда танцуют всерьез.

Я покачал головой.

— Танцевать я сейчас не в состоянии, у меня все болит.

— Скоро пройдет, — бросил Алрик, равнодушно пожав плечами.

— Уверен? — я мрачно покосился на свои руки. — Я уже не мальчик.

— Ради аид! — закричала Дел. — Тебе же всего тридцать шесть!

Всего. Она сказала «всего».

Очень великодушно с ее стороны.

Алрик прислонился к стене у дверного проема.

— Я бы поставил на тебя немалую сумму, — признался он.

— На меня или на мой меч?

На лице Алрика появилась по-Северному широкая ухмылка.

— На вас обоих.

— Не знаю, Алрик, — в сомнении я покачал головой. — Я не уверен, что теперь кто-нибудь рискнет поставить хотя бы монету на танец с моим участием. Столько людей видели вчерашнее… — я не закончил.

— У тебя песчаная болезнь, — весело сообщил Алрик. — Да ты знаешь, сколько людей отдадут последнее всего лишь за надежду увидеть как ты снова оживишь свой меч?

Я скривился.

— Может ты и прав. Люди по природе кровожадны, наверное такое зрелище им бы понравилось. Но сколько танцором мечей рискнули бы войти в круг, где их ждет одержимый меч? У меня не будет противников.

Алрик торопливо выпрямился и отошел в сторону, когда огромный живот Лены появился между ним и стеной.

— Тигр, — позвала она, — тебя хотят видеть.

— Видеть?

Лена кивнула.

— Он спросил тебя.

Несколько секунд я задумчиво смотрел на Дел, потом собрал ноющие мускулы, подтащил к себе перевязь и заставил себя подняться. Туман от хува в голове рассеялся, но после судорог все тело болело.

— Прислать его сюда? — спросила Лена.

— Нет, я выйду. Надо же выбраться из дома на солнышко, — и я посмотрел на небо — Алрик не успел подвесить сорванные ветром одеяла и шкуры.

Снаружи день был таким же безмятежным, а у дома меня поджидал человек, одетый в яркие шелка. На его пальцах весело сверкали безделушки.

— Господин Песчаный Тигр, — услышал я и тут же увидел счастливую улыбку.

Несколько секунд я не мог прийти в себя от изумления, а потом от души хлопнул по пухлому плечу.

— Сабо! А ты что здесь делаешь?

Евнух искренне улыбался.

— Меня послали за тобой.

Моя ответная ухмылка пропала.

— За мной? за МНОЙ? Ну не знаю, Сабо. Последние раз, когда за мной посылали, я попал в дрожащие руки Хаши… а потом меня чуть не кастрировали.

Сабо опустил глаза.

— Это не повторится, — тихо сказал он. — Мой господин Хаши, да озарит солнце его голову, умер два месяца назад. Можешь не опасаться возмездия.

Хотелось бы надеяться, что так. Хозяин Сабо, танзир Саскаата, оказался человеком очень негостеприимным. Конечно он мог призадуматься о возмездии, потому что прибывшая к нему невеста была уже не невинна, и наверное он имел право… если забыть о том, что никто уже не помнил когда Эламайн была девственницей — если вообще когда-то была — и так называемое возмездие было вызвано просто злобой ревнивого старика. Тем не менее из-за этого я чуть не стал евнухом. Мы с Дел сбежали от Хаши только благодаря Сабо.

Круглое лицо евнуха снова расплылось в улыбке.

— Теперь у меня новый хозяин.

— Да? Кто?

— Сын Хаши. Эснат.

— Эснат?

— Эснат… Господин Эснат.

Я почтительно кивнул.

— А господин Эснат похож на своего отца?

— Господин Эснат дурак.

— Да, значит он в Хаши. Извини: в господина Хаши.

— Мой господин Хаши, да озарит солнце его голову, был старым, ожесточившимся человеком, а господин Эснат просто дурак.

— Тогда почему ты служишь ему? Ты же никогда не был дураком.

— Потому что госпожа меня попросила, — вежливо объяснил Сабо.

У меня сжался желудок.

— Госпожа, — зловеще повторил я, — надеюсь ты говоришь не о…

— …Эламайн, — закончил он, — да озарит солнце ее голову.

— И другие части ее тела, — я пожевал нижнюю губу. — Значит я не ошибусь, если сделаю вывод, что это Эламайн послала за мной?

— Нет. Посылал господин Эснат.

— Зачем?

— Эламайн попросила.

Я решил сразу все прояснить.

— Я по-прежнему с Дел, Сабо.

Евнух улыбнулся.

— Значит ты сохранил здравый смысл… и хороший вкус.

— Но… ты не понимаешь? Я не могу пойти к Эламайн.

— Эламайн это не интересует.

— Дел? Ее-то конечно. Но я не настолько глуп, Сабо.

— Госпожа хочет тебя ВИДЕТЬ.

— А потом она захочет увидеть ВСЕГО меня.

— Раньше тебя это не останавливало, — простодушно удивился Сабо, рассматривая меня бледно-карими глазами.

Я почувствовал себя неуютно.

— Ну да… может и не останавливало…

— Скажи ей об этом сам, — предложил Сабо и вдруг лицо его засияло. — А-а, Северная баска… за озарит солнце твою голову!

Дел, остановившись у двери, посмотрела на небо и объявила:

— Уже озарило.

Я покосился на нее, вспомнил о приглашении Эламайн и понял, что мне нечего ответить.

Дел улыбнулась.

— Не заставляй… госпожу… ждать.

Я облизнул губы и буркнул:

— Тебя бы тоже к ней не тянуло, будь ты на моем месте.

Дел улыбнулась шире.

— Многообещающее начало, Тигр.

Я бы Дел такого не сказал.

Я равнодушно пожал плечами и предложил:

— Слушай, Дел, а ты не хочешь с ней поболтать? В конце концов две женщины…

Дел мрачно покачала головой.

— Я лучше пойду к кругам… по крайней мере ТАМ я знаю правила игры.

Я хотел ответить, но кое-что вспомнил.

— Подожди, ты же ходила выяснять, где Аджани.

— Ходила, — во взгляде Дел тут же появилось безразличие.

— И выяснила?

Дел пожала плечами.

— Это может подождать, — сказала она.

— Может и может, но будет ли? — я покачал головой. — Я знаю тебя, баска… Ты мне ничего не скажешь, а потом одна пойдешь к Аджани.

Дел улыбнулась.

— Иди к Эламайн, — мягко посоветовала она.

— Дел…

— Иди.

— Я скоро вернусь, — неуверенно пообещал я.

— И возможно я еще буду здесь, — вежливо сообщила она.

Аиды, до чего же с ней бывает трудно.

Я посмотрел на Сабо, заметил изумление в его глазах и понял, что больше не могу тянуть, не выдавая себя.

Ты взрослый человек, напомнил я сам себе, а Эламайн обычная женщина.

Аиды, какой же я дурак.

Кажется у Эсната есть компания.

 

10

Эламайн конечно была одна.

— Привет, Тигр, — промурлыкала она.

Аиды, где же Дел.

А потом я удивился своим мыслям. В конце концов, я был взрослым мужчиной, привыкшим принимать решения самостоятельно, без женских подсказок. Я прекрасно обхожусь без чужих советов, предложений и приказов. Я и сам мог выбрать свою дорогу в этом мире и идти по ней с женщиной или без, а поэтому мне вовсе не нужно было думать о Дел чтобы продержаться.

Эламайн сбросила бурнус.

— Помнишь ту ночь? — прошептала она.

Аиды, аиды, аиды… Где же Дел, когда она мне так нужна?

— Какую ночь? — уточнил я. — В фургоне? Или в камере Хаши?

Эламайн надулась. Ради разобиженной Эламайн можно было на себе вывезти весь песок из Пенджи.

Только мне этого не хотелось.

Эламайн устроилась в доме с крышей — Эснат все же был танзиром, а Эламайн вдовой танзира. Комната, в которой она жила, была увешана и устлана коврами и шелками. Эламайн лежала, опираясь локтем о толстые подушки, наваленные на пушистые ковры. Стоя на этом великолепии, очень хотелось прилечь.

Золотые глаза Эламайн смотрели печально.

— И ты винишь в этом меня?

Золотые глаза, черный шелк волос, гладкая, смуглая кожа — женщина, созданная для постели.

Женщина, любившая проводить время в постели.

Я изо всех сил старался не смотреть в глубину хитрого изгиба ее хитона, спадавшего с плеч.

— Эламайн, а разве ты не имела отношение к случившемуся? Разве не ты предложила Дел в качестве подарка Хаши, чтобы он отдал меня тебе?

Веки опустились, длинные черные ресницы прикрыли глаза.

— Я не хотела терять тебя.

— Может и так, но ты выбрала довольно неудачный способ удержать меня или я неправ? Из-за этого меня чуть не кастрировали.

Эламайн резко выпрямилась.

— А вот это уже не моя вина! Откуда я знала, что Хаши будет так раздражен?

Раздражен. Интересное она выбрала словечко: раздражен. Я бы подобрал выражение посильнее, учитывая наказание, которое избрал для меня Хаши за то, что я переспал с женщиной, которая спала с кем хотела — и этим славилась. Хаши знал это не хуже других.

— Теперь ты проводишь ночи в постели Эсната? — полюбопытствовал я.

— Конечно, — по-деловому согласилась Эламайн. — Хаши мертв… Мне же нужно было как-то вернуть себе положение.

— Сыновья не часто женятся на женах отцов.

— А мне не нужно выходить за него замуж, Тигр. Мне достаточно спать с ним. Эснат… — она запнулась.

— Дурак? — подсказал я.

Одной изящной ручкой Эламайн сделала жест небрежного согласия, потом протянула руку ко мне.

— Я надеялась, что найду тебя в Искандаре. Иди ко мне, Тигр. Пусть снова разгорится то, что когда-то вспыхнуло между нами.

Вот вам и уверения Сабо.

— Я не могу, Эламайн.

Шелк соскользнул ниже.

— Почему? Разве я стала старой и толстой?

Ответ она и сама знала. Эламайн была не толще чем полтора года назад, когда я помог спасти ее караван от борджуни. Конечно она стала немного старше, но на внешности это не отразилось. Эламайн по-прежнему была прекрасной и желанной женщиной.

А я сделал не из камня.

Я торопливо прочистил горло.

— Сабо сказал, что ЭСНАТ послал за мной.

Эламайн снова надулась.

— Да, потому что я попросила.

— Об этом Сабо тоже сказал, но я решил прийти. Это у тебя единственное дело ко мне, Эламайн… или есть что-то еще?

Эламайн перестала дуться. Ее взгляд потерял соблазнительность и стал совсем другим. Эламайн думала.

А такая женщина, как Эламайн, решившая призадуматься, может доставить очень много неприятностей.

— У тебя кто-то есть, — тут же объявила она.

— Может быть, — осторожно согласился я. — А может я не в настроении…

Эламайн не дала мне закончить.

— Ни один мужчина еще не был «не в настроении» любить меня, — бросила она. — Со мной такого не бывает.

Ситуация приобрела совсем другой оттенок.

Теперь мне стало любопытно: женщин легко сбить с толку.

— Серьезно? — удивился я. — Никто? Никогда? Независимо от обстоятельств?

— Конечно серьезно, — Эламайн моего веселья не разделяла. — Ни один мужчина — НИ ОДИН — не говорил мне такое.

— И тебе так тяжело пережить мой отказ?

Ее щеки порозовели. Нежные, смуглые щеки.

— А как бы ты себя чувствовал, если бы проиграл танец мечей?

— Мы говорим не о танце мечей, Эламайн… Мы говорим о твоих развлечениях с мужчинами. Это разные вещи.

— Это почти одно и то же, — отрезала она, — и не только в привычном пошлом смысле.

— Эламайн…

Она поднялась, поправила струящиеся шелка и подошла ко мне, мягко ступая по толстым коврам.

— У тебя кто-то есть, — повторила она. — Иначе такой мужчина, как ты, не отказался бы.

Я заинтересовался.

— Такой мужчина как я? И что это за мужчина?

— Ты такой же как все. Мужчины никогда не отказываются.

А Эламайн была права, хотя мне это и не польстило.

— Мы настолько предсказуемы?

— Почти все вы, — согласилась она. — Ни один мужчина из тех, кого я встречала — не считая Сабо и других евнухов — ни разу не отказался развлечься с женщиной. И ты такой же.

Мне нечего было возразить.

— И ни один мужчина, — продолжила Эламайн, — еще не отказал мне. Даже женатые, даже те, кого ждали невесты.

Конечно нет. От такой не откажешься.

Эламайн нахмурилась.

— Кроме тебя.

— Я не слепой, — улыбнулся я ей. — Я даже не глухой. И уж конечно я не евнух.

— Но ты отказываешься?

Я вздохнул.

— Эламайн…

— Потому что есть кто-то еще.

Я решился и отрезал:

— Да. Есть.

Морщинка прорезала ее лоб и тут же исчезла.

— Когда ты спасал мой караван, с тобой была женщина, Северянка… Это ведь не она? Женщина, которая считает себя мужчиной?

Я прочистил горло.

— Во-первых, Дел не считает себя мужчиной. Она и не хочет быть мужчиной, зачем ей это? Она прекрасная женщина… — я помолчал. — Настоящая женщина во всем.

За всю свою жизнь Эламайн так не удивлялась.

— Да она ростом почти с тебя! Она гораздо выше меня!

— Я люблю высоких женщин, — ляпнул я, потом вспомнил, где нахожусь и кого Эламайн могла позвать в любой момент, а именно влиятельного танзира, и торопливо добавил: — Ну, невысокие мне тоже нравятся.

— У нее же белые волосы, она похожа на старуху.

— У нее не белые волосы, она просто блондинка, а здесь, на Юге, волосы выгорают. И уж конечно она не старая: она на несколько лет моложе тебя.

Ой! А вот этого говорить не стоило.

Эламайн с радостью в глазах уставилась на меня.

— Я видела ее, Тигр. Она похожа на мужчину с женской грудью.

К сожалению я расхохотался.

Руки Эламайн уперлись в бедра.

— Это так. Она здоровая. И она носит меч… Ты и сам знаешь, что это значит.

Большого усилия мне стоило подавить смех.

— Нет, Эламайн, не знаю. Может ты мне расскажешь?

— Значит она ненавидит мужчин. Значит она хочет убивать их. И может быть, она хочет убить тебя.

— Иногда, — согласился я. — А один раз ей это почти удалось.

Золотые глаза прищурились.

— Ты дразнишь меня, — возмутилась Эламайн.

Я ухмыльнулся.

— Немного. И ты этого заслуживаешь. Ты еще не поняла, что не всем мужчинам нравится слушать женское мурлыканье.

Эламайн игриво приподняла бровь.

— Я бы предпочла услышать мурлыканье Песчаного Тигра.

Я улыбнулся.

— Не в этот раз.

— Но раньше ты для меня мурлыкал.

— Это была раньше.

Эламайн озадаченно нахмурилась и обиженно спросила:

— Она настолько хороша?

— Мы с тобой говорим о разном, — попробовал я объяснить.

— Неужели?

— Но ты все равно не поймешь.

Эламайн долго думала, потом улыбнулась — как умеет улыбаться только Эламайн — откинула на спину шелковистую, черную как сажа занавесь распущенных волос и сделала легкий шаг вперед, чтобы прижаться всем своим телом к моему. А прижиматься Эламайн умела.

— Значит, — хрипло прошептала она, — мне придется постараться.

Аиды, ну как тут сопротивляться…

Я успел сделать всего четыре шага от двери, когда из аллеи вышел незнакомый мужчина и встал у меня на дороге. Стройный, молодой, волосы цвета пыли выбивались из-под слабо намотанного тюрбана. Бывший когда-то белым бурнус покрывали пятна грязи. Подбородок незнакомца был усыпан прыщами, глаза у него были карие, а движения нерешительные.

— Песчаный Тигр? — спросил он. Когда я кивнул, он оживился. — Я Эснат.

Эснат, Эснат. От чувства вины мне стало жарко. А может просто напомнил о себе ожог.

— Эснат, — ответил я — признаю, ответ из разряда тупых.

Он кажется решил не возражать.

— Эснат, — согласился он. — Я — танзир Саскаата.

Эламайн спит с ЭТИМ?

Ну, Эламайн конечно все равно.

Я прочистил горло.

— Мне говорил Сабо.

— Да, я просил его сказать тебе это.

Не таким представлял я потомка Хаши. Эснат ничем не напоминал своего отца. Он был слишком вежливым и робким для человека, облеченного такой властью. Значит, печально подумал я, управляет домейном Эламайн, а он только думает, что управляет.

Об Эламайн я вспомнил некстати.

— Итак, — сказал я, — чем могу помочь?

Эснат посмотрел мимо меня на дверь, отчего мне стало еще жарче, а потом предложил пойти за ним.

Сначала я хотел отказаться. В конце концов, я только что от Эламайн, и кто знает, что может сделать Эснат — он все же сын Хаши, хотя по его виду этого не скажешь.

Но он держался по-прежнему робко и доброжелательно. Он был очень скромным человеком — или очень умным.

Я остался там, где стоял.

— В чем дело? — потребовал я.

Эснат остановился, вернулся на несколько шагов, снова обеспокоенно посмотрел на дверь и прошептал:

— Ты пойдешь? Я не хочу, чтобы она слышала.

Я не двинулся.

— Почему?

Он сердито уставился на меня карими глазами. Это было первое живое выражение, которое я увидел на его лице.

— Потому что, здоровый дурак, я не могу готовить заговор на глазах у всего Искандара.

Здоровый дурак, вот как? Ну, по крайней мере эта фраза уже напоминала танзира. Или доказывала, что он считал себя танзиром.

Увел он меня недалеко, только за угол, где Эснат забился в дверной проем. Таким образом я остался на улице, но поскольку я еще не имел никакого отношения к заговору, вряд ли мне стоило прятаться.

Эснат быстро осмотрел улицу.

— Хорошо, — наконец решился он. — Я послал за тобой потому что…

— ЭЛАМАЙН послала за мной.

Он только кивнул — Эснат не хотел терять время.

— Да, да, конечно она… Мне ты тоже нужен, но проще позволить ей думать, что это она управляет домейном, — Эснат говорил деловым тоном, точно таким же, каким Эламайн рассказывала о положении Эсната. — И я знаю, что она хотела… А теперь послушай, чего я хочу.

Я насторожился.

Заметив это, Эснат улыбнулся.

— Вот этого я и хочу, — сказал он.

Я застыл.

— Чего ты хочешь?

— Тебя, — спокойно объявил он. — Я хочу тебя нанять.

Я немного расслабился. Сейчас… Аиды, совсем расслабляться рано.

— Зачем я тебе понадобился? — удивился я.

— Из-за твоего меча, — веско сообщил Эснат.

Я родился не вчера.

— Извини, — сказал я, — о каком мече мы говорим?

Эснат тупо уставился на меня, потом понял и изумился.

— Не об ЭТОМ, дурак… Мне нужно нанять человека, который знает все штучки танцоров мечей.

Как же мне хотелось, чтобы он перестал называть меня дураком. Особенно учитывая, что все вокруг называли так его — а я сомневался, что у нас было что-то общее.

— Штучки танцоров мечей, — повторил я. — И что это за штучки?

Эснат посмотрел мне в глаза.

— А ты не знаешь?

Я начал подозревать, что мы говорили загадками и каждый о своем. Пора было высказываться напрямик.

— Так что я должен для тебя сделать?

— Помочь мне завоевать женщину.

— Я думал, что ты уже спишь с Эламайн.

— Не ЭТУ женщину… Женщину, на которой я смогу жениться.

Я ухмыльнулся.

— Тогда отошли Эламайн.

Эснат рассмеялся и покачал головой.

— Нет, еще рано… Эламайн мне нужна. Пока. И кроме того, не каждая женщина вроде Эламайн согласится лечь в постель с таким мужчиной как я.

Ну, не настолько же он плох… а может и настолько. Но все же…

— Ты танзир, Эснат… Ты можешь получить любую женщину, — вспомнив о Дел, я торопливо поправился. — Почти любую.

— Купить могу любую, да… даже Эламайн, — Эснат улыбнулся, но как-то невесело. — Но жениться я хочу не на Эламайн. Мне нужна Сабра.

Я кивнул.

— И значит я могу тебе помочь. Как?

— Танцем конечно.

Я постарался набраться терпения.

— Эснат, мой танец не поможет тебе жениться на этой женщине.

— Конечно поможет, — заверил он меня. — Она узнает, что я настроен серьезно, — Эснат помолчал, разглядывая мое озадаченное лицо. — Не понимаешь? Когда мужчина хочет произвести впечатление на женщину, он сражается с ее поклонниками. Кто выигрывает — получает женщину. Ну а я танзир, мы не берем в руки оружие. Глупо рисковать своей жизнью, если можно выставить вместо себя танцора меча.

Ситуация начала проясняться.

— О танце ты уже говорил.

— И этот танец я доверю тебе. Ты привлечешь внимание Сабры и заставишь ее задуматься обо мне. Она запомнит меня.

Может танзиры так и женятся. В любом случае, причины не должны были меня интересовать. Моим делом был танец.

— Сколько ты заплатишь?

Эснат назвал цену.

— У тебя песчаная болезнь! — воскликнул я.

— Нет. Я серьезно.

Я уставился на него.

— Столько за женщину?

— А разве женщина этого не стоит?

А я думал, что только Дел одержимая.

— Ты много ставишь, — сказал я. — А если я проиграю? Тогда ты потребуешь мои гехетти?

— Твои гех… — он расхохотался. Я его веселья не разделял. — Нет-нет, этим увлекался мой отец. Твои гехетти останутся при тебе, Песчаный Тигр… Мне хватает евнухов.

— А если я проиграю? — повторил я. — Ты предлагаешь мне много, если я выиграю. А если проиграю?

Эснат перестал улыбаться.

— Не проиграешь, — сказал он. — Я видел твой меч.

Я начал понимать.

— А ты не такой уж дурак.

Глаза Эсната сверкнули.

— Пусть они считают меня дураком. Мне так легче. Они ничего не ожидают от меня, а мне не приходится терять время и силы на налаживание мирных отношений. Я могу делать что хочу, а я хочу Сабру, — Эснат пожал плечами. — Таких мужчин как я, женщины не замечают, это ясно с первого взгляда. Я не обольщаюсь.

— Ну, не так уж…

— Ты добр, Песчаный Тигр, — он подал плечами, широкие рукава бурнуса опустились и скрыли руки. — Такая красавица как Сабра, меня не заметит пока я не найду способ заставить ее взглянуть на меня. Деньгами ее не покоришь, она и сама богата, и мне нужна помощь. Мне нужно заставить ее заметить меня, увидеть то, что я могу предложить, — Эснат посмотрел за мое левое плечо. — Меч, — сказал он, — даст мне преимущество. Слухи о нем наполнили весь Искандар, каждый танзир мечтает заполучить его и тебя. И если я найму человека, который носит этот меч… — Эснат радостно улыбнулся, — Сабра обратит на меня внимание.

Мужчины делали и большее ради меньшего.

— А ты все рассчитал, — вдруг понял я. — Ты использовал Эламайн как приманку. Ты был уверен, что я прибегу к ней, и ты купишь мою службу прежде чем кто-то другой успеет сделать мне предложение.

— Я научился наносить удары первым, — кивнул Эснат, — поступать неожиданно. У меня есть чутье… на магические мечи.

— Ты не мог почувствовать этот меч.

— Конечно я не в этом смысле, — рассудительно согласился он. — Я привык быть настороже… Так ты принимаешь мое предложение?

Он предлагал мне привычную работу, хотя вместо меча у меня была одержимая яватма, которую я не хотел брать в руки. Танцую я отлично и часто нарочно затягиваю танец, наслаждаясь каждым движением, хотя мог бы выиграть почти мгновенно. Если я не буду призывать яватму и быстро выбью противника из круга, я получу огромные деньги.

Но мне нравился Эснат и я покачал головой.

— Я все понял, но ты предлагаешь слишком много.

Эснат внимательно посмотрел на меня.

— Ты считаешь, что не стоишь этих денег?

Я пожал плечами.

— Дело не в том, сколько я стою. Просто ты предлагаешь слишком много, а я не хочу разорить тебя. Что тогда останется для Сабры?

Эснат ухмыльнулся.

— Выигрывая в одном, проигрываешь в другом.

Аиды, смешно. Но если он так думал…

— Хорошо, — согласился я. — Я принимаю твои условия. Ты своего добился.

Эснат счастливо улыбнулся.

— Я пошлю вызов. Танец через два дня.

Разговор был окончен. Я повернулся, чтобы уйти.

Голос Эсната остановил меня:

— А как тебе приманка?

Я не потрудился обернуться.

— Спроси у Эламайн, — бросил я через плечо.

 

11

Прогулка по многолюдному базару Искандара вселила в меня чувство тревоги. В аллеях и на улицах по-прежнему толкались люди, но ощущение было другим. Что-то изменилось.

Сначала, пробиваясь сквозь толпу, сборища у лотков и оживленно беседующие группы, я решил, что народу стало еще больше и в этом причина моего беспокойства, но пробившись к центру города понял, что дело было не в количестве, а в настроении. Я почти ощущал переполнявшие людей переживания: предвкушение, нетерпение, усталость от ожидания. Я растерянно осмотрел и понял, что пропустил.

Из города ушли племена. Еще вчера все было не так. Люди пустыни ходили по улицам и занимались тем же, чем и остальные Южане: смотрели, разговаривали, покупали. Но теперь племен не было.

— Что-то мне это не нравится, — пробормотал я, проталкиваясь к дому Алрика.

Рядом кто-то заговорил об Оракуле, сомневаясь в его божественности, собеседник не согласился, разгорелся спор. Я не стал задерживаться, чтобы узнать кто кого убедил.

Кто-то обсуждал джихади и перемены, обещанные Югу, говорили, что мессия сможет объединить Южные племена, а потом превратить песок в траву.

Я шел и качал головой — верят же люди в такую чушь.

Выбравшись наконец с базара, я отправился к Дел, чтобы рассказать ей об Эснате и предстоящем танце. Но в доме Алрика Дел не оказалось.

Увидев меня, Лена оторвалась от котла и мисок.

— Недавно приходили какие-то люди. Искали тебя.

— Кто такие?

— Сказали, что они от танзира Хаджиба. Он хочет нанять тебя.

Я покачал головой.

— Не знаю такого.

Лена внимательно посмотрела на меня и тихо добавила:

— Они сказали, что их хозяин слышал о мече…

Началось. Всем нужна была сила.

— Где Дел?

— Пошла к кругам. У нее там танец.

Предчувствие возникло сразу и полоснуло как нож.

— Она обещала дождаться меня.

— Этого она не говорила, — ухмыльнулась Лена. — Она сказала, что возможно еще будет здесь.

Я хмуро покосился на нее и пожаловался:

— Это нечестно. Женщины всегда друг друга защищают.

— Эламайн тоже? — уточнила Лена с ехидной улыбочкой на губах.

Я прищурился.

— Она тебе рассказала об Эламайн?

— Немного, — улыбка Лены не изменилась. — Но я и сама встречала подобных женщин.

У меня уже не было времени ни на Эламайн, ни на подобных женщин.

— Ладно, это ерунда… — и тут мне пришло на ум такое, что я перешел на крик: — Аиды, она бы этого не сделала! А может сделала? А? — я уставился на жену Алрика. — Она бы не бросила вызов Аджани не предупредив меня?

Лена обернулась и спросила:

— А почему бы тебе не сходить и не проверить?

Но ответа она не услышала, потому что я уже бежал по улице.

Он высокий. У него светлые волосы. Я его никогда не видел.

Аиды, баска… ты сказала, что не будешь… не с ним — он недостоин круга… ты сама говорила, что он недостоин танца… ты обещала этого не делать…

А может у нее танец не с Аджани?

Только бы не с Аджани.

Как всегда, она собрала толпу. Как и следовало ожидать, большинство зрителей были танцорами мечей, среди которых мелькали танзиры и простые люди, Южане и несколько Северян.

Не дразни его, баска… Заканчивай быстрее.

Все внутренности скрутились в узел. Ладони чесались, требуя меча. Глаза хотели закрыться, но я не позволил им этого сделать. Я заставил себя смотреть.

Он не был мастером танца, но двигался неплохо. Хотя в его ударах не было должной собранности — они были широкими и открытыми — руки у него были сильными и он мог причинить ей вред, если бы случайно прорвался сквозь защиту. Правда в этом я сомневался: Дел таких случайностей не допускает.

Поторопись, баска. Я облизнул сухие губы и почувствовал, как пот стекает по рукам и спине. Ну баска, пожалуйста.

Я снова вспомнил Стаал-Уста, круг, танец, который нам пришлось танцевать перед вока, на глазах у дочери Дел. Тогда все желали мне поражения.

Кроме женщины, которая делила со мной круг.

Тогда я не чувствовал себя беспомощным. Использованным — да. Обманутым — конечно. Но не беспомощным. Я был уверен, что Дел никогда не дойдет до убийства. Так же как и я сам. И мы сдержали себя, потому что убить пытались не мы — вырвалась яватма, изнывающая от жажды, требующая крови.

А теперь я был беспомощен. Я стоял в толпе, наблюдая за танцем Дел, и испытывал только страх. Я не думал ни о ее мастерстве, ни о гибких движениях, ни о безупречных ударах. Я боялся.

Неужели теперь я буду так мучиться каждый танец Дел?

Кто-то подошел и сказал мне в ухо:

— А хорошо я обучил баску.

Я не обернулся, мне это было не нужно. Я узнал дребезжащий голос, знакомую надменность.

— Она сама себя обучила, Аббу. С помощью Стаал-Уста.

— И тебя, полагаю, — Аббу заулыбался под моим резким взглядом. — Ну что ж, отрицая твое мастерство, я усомнился бы в своем, мы ведь учились у одного шодо.

Я снова повернулся к кругу. К Дел вернулись быстрота, гибкость, легкость. Ее удары были короткими и уверенными, но она не пыталась убить противника.

Я нахмурился.

— Значит это не Аджани?

Удивленный Аббу посмотрел на человека в круге.

— Аджани? Нет, это не он. Этого я не знаю.

Я резко повернулся к нему.

— Ты знаком с ним?

— С Аджани? Да. Он бывает по обе стороны Границы, — Аббу пожал плечами. — Человек многих талантов.

Я застыл. «Человек многих талантов» — где-то я уже слышал эту фразу. Она была как-то связана с джихади. Оракул говорил, что…

Но это могло и подождать.

— Он здесь? Аджани?

— Может и здесь, — Аббу пожал плечами.

Я совсем забыл о танце.

— Аббу, он здесь? В Искандаре?

Аббу Бенсир посмотрел мне в глаза и понял, что я говорил серьезно.

— Может быть, — повторил он. — Я его еще не видел, но это не значит, что его здесь нет… Но и не значит, что он здесь.

— Но ты бы узнал его, если бы увидел?

Аббу нахмурился.

— Да. Я же сказал тебе, что знаком с ним.

— Как он выглядит?

— Он Северянин. Блондин. Голубые глаза… Он даже выше тебя и мощнее. Думаю, немного старше, хотя моложе меня, — Аббу ухмыльнулся. — Хочешь пригласить его танцевать? Он не танцор меча.

— Я знаю, кто он, — отрезал я, мрачно наблюдая за Дел.

Аббу тоже вспомнил о танце.

— Если я увижу его, я скажу, что ты его ищешь… Все, она выиграла. И никакого позора в этом нет.

Клинки зазвенели в последний раз. Северянин, открывший защиту, был вытеснен из круга, а значит проиграл танец. Он стоял у разорванной линии и в полном изумлении смотрел на Дел…

Которая, как всегда, вела себя сдержанно, не выражая радости от своей победы.

Мое облегчение было почти осязаемо.

— Мне он не нужен, — сказал я, — и ничего ему не говори.

Аббу задумался.

— Старые счеты?

Танец кончился и теперь я мог уделить все внимание Аббу.

— Я же сказал: хватит об этом.

Аббу задумчиво потер перебитую переносицу.

— Я плохо знаю этого Северянина, — сказал он. — Пару раз встречались, вот и все.

Уточнение Аббу меня не интересовало. Даже если он врал, они с Аджани были друзьями и Аббу собирался доложить ему о нашем разговоре, предупреждение не могло спасти Аджани. Мы с Дел все равно найдем его.

Дел спокойно вытирала меч, а меня вдруг прорвало.

— Вот как бы ты назвал человека, — начал я, — который нападает на мирные караваны и убивает беззащитных людей, оставляя в живых только тех, кого с выгодой можно продать в рабство. Похищает Северных детей, потому что они еще не могут сопротивляться и цена на Южных рынках рабов на них выше.

Аббу внимательно посмотрел на Дел. Бездонные темные глаза скрывали все его мысли. Он долго молчал, а потом заговорил безразличным голосом:

— Как бы я назвал ЕГО, не имеет значения. Важно как назвать ее.

— И как, Аббу? — насторожился я.

— Она — танцор меча, — хрипло сказал он и скрылся в толпе.

Я повернулся, собираясь подойти к Дел, но меня остановила рука, опустившаяся мне на плечо.

— Песчаный Тигр! — радостно закричал обладатель руки. — А я и не знал, что у тебя есть сын. Почему ты мне ничего не сказал? И такой прекрасный рассказчик — мальчик просто рожден быть скалдом.

Рыжие волосы, голубые глаза, висячие усы.

— Рашад, — тупо произнес я и тут до меня дошло. — Где он?

Рашад показал большим пальцем.

— В той кантине. Как раз сейчас поглощен рассказом о своем отце, величайшем танцоре меча Юга… Я, конечно, не стал спорить, мальчик так гордится тобой, но он мог бы вспомнить, что ты на Юге не один. Есть еще я и, в конце концов, Аббу Бенсир…

— …и конечно твоя мать, — вмешался я и быстро нашел глазами Дел. Она все еще неторопливо вытирала меч. — В той кантине говоришь? Ну, думаю пора мне встретиться со своим сынком, — я вдохнул побольше воздуха и заорал: — Дел!

Она услышала меня, повернулась и прошла через круг. Дел раскраснелась, а светлые волосы на висках слиплись от пота, но больше ничто не выдавало ее усталости.

— В чем дело? — спросила она очень тихо, чтобы я понял, как надрывался.

У меня не было времени на выяснение отношений.

— Пошли. Рашад говорит, чтобы этот дурак, который шляется и заявляет всем, что он мой сын, в той кантине, — я махнул рукой в соответствующем направлении.

Дел проследила за моим жестом.

— Иди вперед, — предложила она. — Я тебя догоню как только получу выигрыш.

— А это не может подождать?

— Когда выигрываешь ты, почему-то не может.

Рашад подарил Дел сияющую улыбку.

— Выиграла танец, да? Такая хрупкая девочка?

Дел, которая была не очень хрупкой, знала, к чему вел Рашад, но поскольку он ей нравился — не спрашивайте меня что она в нем нашла — она была меньше чем обычно настроена на спор.

— Я выиграла, — согласилась она. — Может и ты со мной потанцуешь?

Синие глаза Рашада расширились.

— Против тебя? Никогда! Не прощу себе, если переломаю эти нежные кости.

Дел показала ему зубы.

— Кости у меня очень крепкие, — сообщила она.

— Кости обсудите в другое время, — вмешался я. — Вы идете со мной?

— Нет, — сказала Дел. — По-моему, мы договорились. Иди вперед. Я догоню.

Рашад сделал величественный жест.

— А я покажу ей дорогу.

Аиды, пусть делают что хотят. Я пошел на встречу с сыном.

Кантина была маленькой. Она находилась на окраине города, а значит владелец ее вряд ли был богатым человеком. К сгнившим балкам были привязаны одеяла, в тени которых посетители могли выпить.

Я остановился у двери, выискивая моего сына.

Темные волосы, голубые глаза, лет девятнадцать или двадцать. Судя по лошади, плохо ездит верхом. Не носит меч, вместо него пользуется языком, да еще так, что до добра это не доведет.

Не так уж много примет, но я думал, что этого должно хватить, учитывая, что в кантине сидело всего несколько человек.

Стульев не было. По комнате были расставлены второпях сбитые табуретки и скамьи. В самом центре кантины, на табуретке, спиной к двери — до добра эта привычка не доведет — сидел мужчина. Новые посетители кантины его не интересовали. Вокруг него собрались благодарные слушатели, и он увлекся собственным рассказом.

Голос был молодой, с акцентом. Парень наслаждался вниманием окружающих.

— …и вот так я тоже убил огромную кошку, совсем как мой отец, Песчаный Тигр — ЕГО, конечно, все вы знаете — и я отметил свою победу, вырвав у кошки когти и сделав из них ожерелье, — рука потянулась к шее и чем-то коротко позвенела. — Это была впечатляющая и очень символичная встреча огромной кошки и детеныша Песчаного Тигра — по крови — и когда я наконец-то увижусь с отцом, я с гордостью покажу ему когти и расскажу о своем подвиге. Он тоже будет горд.

Слушатели закивали как один: конечно Песчаный Тигр будет горд.

Только гордости я не испытывал. А был я… был… Аиды, не знаю, что я переживал. Я сам не мог в себе разобраться.

— Конечно, — добавил парень, — мне не подпортили лицо, как ему.

Люди засмеялись.

И это мой сын? Я задумался. Мог ли я породить этот рот?

Я медленно пошел вперед и, не произнося не слова, остановился за спиной парня. Видел я только темно-каштановые волосы до плеч, ярко-зеленый бурнус и подвижные изящные руки. Он тоже загорел, но солнце отметило его по-другому, кожа была светлее чем моя. И чужой акцент, странно коверкающий Южные слова.

Чего ждать?

Я постарался вдохнуть поглубже.

— Там, откуда я пришел, — спокойно начал я, — человек не объявляет кого-то своим отцом если в этом не уверен.

Он начал поворачиваться на табуретке и я увидел молодое, открытое лицо.

— А я уверен… Я — сын Песчаного Тигра, — темные глаза внезапно расширились — он узнал, хотя и поздно.

— Уверен? — уточнил я.

Парень поднялся простым, гибким движением, начала которого я даже не уловил.

— А ты знаешь, — закричал он, — сколько я этого ждал?

Я большой и сильный, меня трудно сбить с ног, особенно если бьет человек гораздо слабее меня, но за мной стояла табуретка и когда его кулак врезался в мою челюсть, я сделал шаг назад, чтобы удержать равновесие, и наткнулся на табуретку.

Упал я красиво и унизительно.

На глазах у Дел.

Я сел, поправил ножны с перевязью и выругался. Не обращая внимания на оживившуюся публику, я огляделся в поисках парня, но тот уже успел сбежать, а Дел по-прежнему стояла у двери.

Появление Дел дало мне одно преимущество: теперь все пялились на нее, а не на меня.

— Отцовство, — прокомментировала она, — иногда болезненно.

Я поднялся, выпутав ноги из табуретки, и отпихнул шаткое сооружение в сторону.

— Этот врун… он не мой сын… Он просто обманщик! — я хмуро посмотрел на Дел. — ТЫ видела, кто он!

— Да, — согласилась Дел.

— Я его убью, — пообещал я.

— Убьешь собственного сына? — удивился один из присутствующих.

Я свирепо уставился на него.

— Он не мой сын. Он даже не Южанин.

Мужчина пожал плечами.

— Ты тоже не похож на Южанина, — он тут же поправился. — Может только наполовину, или на четверть. Но ты не настоящий Южанин. В тебе много разных кровей намешано.

Не знаю почему, но я обиделся. Обычно моя внешность или мнение окружающих обо мне меня не заботят. На мастерство танцора меча не влияет место рождения или его происхождение. Танцевал я отлично и выигрывал: за выигрыш мне и платили.

Я свирепо уставился на собеседника.

— По крайней мере я здесь вырос. Пенджа — мой дом. А этот мальчишка — чужак. Он врет, наживается на моей славе, использует мое имя, чтобы привлечь к себе внимание.

Южанин пожал плечами.

— Ничего странного в этом нет.

Ничего странного. Ничего странного. Ну я ему устрою «ничего странного».

— Тигр, — спокойно позвала Дел, — стоит ли из-за этого ввязываться в драку?

Нет. Не здесь. И не с этим Южанином. Мне нужен был Кот Беллин.

— Шишка, — с отвращением пробормотал я и вышел из кантины.

 

12

— Ты злишься на него? Или ты разочарован? — спокойно спросила Дел.

Мы сидели в старой комнате рассыпавшегося дома, временно ставшего кантиной. Крыша дома давно обвалилась и комнату освещала полная луна. Нормальных столов в кантине не было и то, на чем мы сидели табуретками я бы тоже не назвал — кто-то в спешке сбил доски и притащил всякий хлам, чтобы было на что сесть и куда поставить акиви. В похожей кантине я нашел Беллина.

Выдававшего себя за моего сына.

А я точно знал, что он врет. Хотя я и мог иметь сына его возраста, вряд ли им был Беллин. Да и не думаю, что хотя бы одна женщина с которой я спал, могла утверждать, что Песчаный Тигр — отец ее ребенка. Если у Песчаного Тигра был детеныш, бродивший по Югу, он и представления не имел, кто зачал его.

Он ничего не знал о своем отце.

Я вздохнул.

— Не знаю.

Дел слабо улыбнулась.

— Тебя это беспокоит, да? Ты уже начал задумываться, каково это, иметь сына… представил, что почувствуешь, увидев собственное бессмертие

— ведь человек продолжает жить в ребенке, — Дел пожала плечом, избегая моего взгляда. — Я пережила все это, увидев Калле, но я была готова к встрече, я знала, что у меня есть дочь. У тебя все по-другому.

По-другому. Можно и так сказать.

Я снова вздохнул, сделал глоток и поставил чашку на стол. Огненного вкуса акиви я не почувствовал — мысли мои были заняты другим.

— Зря он это сделал, баска. Так врать нельзя. Если ему очень хотелось прославиться — стать шишкой — он мог бы найти другой способ, а не пользоваться чьим-то именем.

— Или воспользоваться чьим-то именем, главное чтобы не твоим.

Я начал злиться.

— Я всего в жизни добивался сам… — резко бросил я, — и я не позволю никому пользоваться моим именем. И уж конечно не этому вруну.

— Может у него была причина.

— Этот чужеземный клещ делает все, что ему в голову придет не задумываясь, помнишь? — раздраженно рявкнул я. — Ему нужна слава. И для начала он решил позаимствовать мою.

— У тебя ее более чем достаточно, мог бы и поделиться, — сухо заметила Дел.

— Дело не в этом. Дело в том, что он разъезжает по Югу и в аиды знает сколько уже месяцев рассказывает аиды знают скольким людям что он мой сын,

— я понял, что давно сорвался на крик и постарался успокоиться. — Мне это не нравится.

Дел глотнула вина.

— Если найдешь его, сам ему об этом сообщишь.

— Я его найду, — пообещал я. — Он от меня не спрячется.

Губы Дел слегка изогнулись.

— Кажется за последние несколько недель он сильно облегчил тебе задачу. Но вряд ли ты его снова найдешь, если он сам не захочет встретиться с тобой.

— Я его найду, — упрямо повторил я.

— Ну, Песчаный Тигр, — закричал кто-то от двери, — я слышал, что через день ты танцуешь.

Я посмотрел: к нашему столу шел Рашад.

— Об этом уже знает весь Искандар?

Значит Эснат не терял времени и успел сообщить о своей любви.

Рыжеволосый Рашад ухмыльнулся.

— Конечно весь. Кто же откажется посмотреть на танец Песчаного Тигра,

— Рашад сел на пол и прислонился к осыпавшейся стене. Покрытая веснушками рука жестом потребовала акиви.

— Я думаю поставить.

Я пожал плечами.

— Пока ставить не на что… У меня нет противника.

Рашад широко улыбнулся и в тени рыжих усов блеснули белые зубы.

— А может я соглашусь.

Я даже не моргнул.

— Твоей матери это не понравилось бы.

— Почему?

— Матерям обычно не нравится смотреть как их дети проигрывают.

— Ха! — Рашад и раньше играл в эту игру. — Я бы на твоем месте не был так уверен в выигрыше, Песчаный Тигр… Ходят слухи, что ты уже не тот танцор меча, каким был когда-то.

Я сделал умеренный глоток и спокойно поинтересовался:

— Неужели?

Рашад дождался кувшина акиви, плеснул немного в чашку и только тогда продолжил:

— Конечно. Об этом весь Искандар знает. По слухам Песчаный Тигр не танцевал уже много месяцев. Он потерял скорость, силу… он уже не тот. Из-за раны, я слышал… порез еще не зажил.

Я лицемерно улыбнулся.

— Ты разговаривал с Аббу. И что еще хуже, ты ему поверил.

— Но ты же знаешь Аббу Бенсира, — пожал плечами Рашад. — В общем-то он стал таким из-за танца здесь, — Рашад выразительно постучал по голове.

— Ты знаешь, что он пережил.

— Пусть Аббу говорит, что хочет, — я выпил еще акиви. — Мы с тобой прекрасно знаем, что такое слухи. Сколько раз мы слышали как стар и медлителен кто-то — или как молод и не обучен — и обнаруживали, что ошибались? — я ухмыльнулся, показав такие же белые как у него зубы. — Похоже кто-то — Аббу Бенсир может быть? — хочет, чтобы ставки были для него повыгоднее.

Рашад с готовностью кивнул.

— И может ему это удастся — я бы тоже не назвал тебя здоровым, — он многозначительно ухмыльнулся. — Да, я знаю, что такое слухи… Например столько говорят об Оракуле и джихади…

Я вздохнул.

— Что нового?

— Говорят, что этот Оракул покажется здесь в ближайшие дни. Завтра или послезавтра.

— Это давно обещают.

— Утверждают, что все решится за три дня, — Рашад выпил акиви. — Думаю, все это ерунда, хотя, конечно, на наших кошельках это отразится.

— Почему? — удивилась Дел. — Какое Оракул — или джихади — имеет отношение к деньгам?

— Похоже будет война, — Рашад прислонился к стене и начал расчесывать усы пальцами. — Разве вы не заметили перемен? Все племена здесь, а воинов нет… говорят, что все соплеменники собрались в предгорьях встречать этого Оракула, а потом они собираются привести его в Искандар и здесь он назовет джихади.

Я задумчиво кивнул.

— Да, я заметил как все изменилось. Танзиры нанимают танцоров.

— И убийц, — добавил Рашад и мельком показал зубы. — Я никогда этим не занимался, но и мне предлагали.

— И кто предлагал? — насторожился я.

— Какой-то танзир просил меня помочь прикончить Оракула, — Рашад махнул рукой. — Говорил он, конечно, не напрямик, но смысл разговора был в этом.

Я протер глаза — они слезились от песка.

— Я подозревал, что может дойти до этого. Танзиры не позволят ему жить… особенно если из-за этого так волнуются воины. Его попытаются убить прежде чем он успеет причинить большой вред.

Дел неодобрительно покачала головой.

— Но это приведет к войне.

— Может и будет несколько драк… — Рашад равнодушно пожал плечами, — но если Оракула с ними не будет, племена ни за что не объединятся. Они закончат междоусобицей.

— И победой танзиров, — согласился я. — Значит танзиры нанимают танцоров мечей, чтобы расширить свою охрану на случай нападения племен.

— Похоже на то, — Рашад еще выпил. — Но я не убийца. Я сказал людям танзира, что готов наняться танцевать, а не убивать святого пророка. Это их не заинтересовало, поэтому работы у меня до сих пор нет.

Дел посмотрела на меня.

— А у тебя работа есть, — напомнила она.

— Я нанялся ТАНЦЕВАТЬ, — отрезал я. — Поверь, баска, чего я точно не сделаю, так это не ввяжусь в священную войну или в побоище. Я готов рисковать собою в круге — поскольку в общем-то это не риск, — это я добавил для Рашада. — Но я не наймусь никого убивать. И тем более Оракула.

Синие глаза Рашада блеснули.

— Человек многих талантов.

— Что? — не поняла Дел.

— Ну, это говорят о джихади и еще я слышал, что к нему недавно вернулась какая-то сила. Поскольку никто не знает, каким будет джихади, люди подхватывают каждую новость.

Я посмотрел на Дел.

— А знаешь, этими же словами Аббу описывал Аджани.

— Аббу… — Дел сразу забыла об Оракуле, джихади и племенах. — Значит Аббу знает Аджани. Он был в его банде? Ездил с ним по обе стороны Границы?

— Не думаю, баска.

— Почему ты так уверен? Я танцевала с ним и кое-что узнала о нем. Аббу мог бы быть…

— …кем угодно, только не борджуни, — закончил я. — Он не убийца, он не стал бы торговать детьми. Он сказал, что знает Аджани, но они не дружат. Ты каждого случайного знакомого считаешь другом? Или врагом?

Рашад, не обладавший талантом вести переговоры, не почувствовал опасности.

— Я не враг, баска… Я скорее друг, — весело рассмеялся он.

— Ты знаешь Аджани? — резко оборвала его Дел.

Рашад изумленно уставился на нее. Все его веселье пропало.

— Его я не знаю. Я слышал кое-что о нем. Кем он тебе приходится?

Дел ответила коротко и ясно:

— Человеком, которого я собираюсь убить.

— Но баска… — начал Рашад, изумленно выгнув брови.

— Не надо, — четко сказал я.

Рашад долго соображает, но в конце концов и до него доходит.

— А-а, — наконец протянул он и заговорил о другом. — Ты танцевала с Аббу Бенсиром?

— Тренировалась, — отрезала она.

Я ухмыльнулся.

— ОНА это так называет. Спроси Аббу, и он скажет тебе, что обучал ее.

— Аббу не стал бы обучать женщину, — Рашад задумчиво смотрел на Дел.

— Хотя я бы попробовал. Тебе еще нужен шодо?

— Мне нужен Аджани, — холодно сообщила Дел.

Я поставил на стол кувшин акиви.

— А я думаю, тебе нужно…

Но я не закончил. Что-то помешало.

Сначала я не понял, в чем дело. Мы услышали странный звук, он наполнил кантину. В первый момент я подумал о гончих, но тут же отмел эту мысль. Звук был другой, даже если забыть о том, что все гончие погибли в горе Чоса Деи на Севере.

Рашад беспокойно пошевелился, подался вперед от стены, чтобы сидеть поудобнее и освободить место для меча. Он сделал это не думая: старые привычки живучи.

— Что, в аиды, это такое?

Я покачал головой. Дел не двинулась.

Звук затих и снова возник. Все в кантине молчали. Люди сидели неподвижно и слушали.

Это был высокий, пронзительный вой. Он эхом отражался в предгорьях, потом поднимался на плато и долетал до города.

— Племена, — решительно объявил я, когда звук изменился.

Звук поднялся на такую высоту, что оглушал. Сотни голосов слились в ликующем завывании.

Рашад сосредоточенно смотрел в одну точку.

— Аиды, — потрясенно выдохнул он.

Дел взглянула на меня.

— Ты знаешь нравы племен.

Дел приглашала меня все объяснить, но я сам не понимал, что происходит.

— Могу только догадаться, — наконец сказал я. — Видимо это связано с Оракулом. Это восхваление… или подготовка к атаке.

— Безрассудство, — пробормотал Рашад. — Им придется подниматься по тропе. Плато легко защитить.

Я покосился на него.

— А кто разбил лагерь у начала этой тропы?

— Племена, — пробормотала Дел. — Но их очень мало.

— Мы даже не представляем, сколько их. Некоторые воины приходили сюда каждый день, но жили неизвестно где. Здесь обосновались только их семьи… и несколько мужчин для защиты.

Рашад кивнул.

— Чтобы все выглядело обычно.

Я поднялся и ногой задвинул табуретку.

— Думаю, лучше нам вернуться. Я боюсь, что Алрик еще у кругов и Лена одна с детьми.

Когда мы начали вставать, вой затих. Тишина была жуткой и тревожной. Немного помедлив, все в кантине поднялись и пошли к двери.

— Надо идти домой, баска, — сказал я. — У меня нехорошее предчувствие… Что-то должно случиться.

Дел вышла за мной на улицу.

И оно случилось. Оно терпеливо ожидало, пока мы не дошли до дома, который делили с Алриком, давая нам передышку, а потом ему надоело. Время ожидания кончилось.

Дел и я услышали это прежде чем увидели. Грохот копыт, потом яростные крики. Где-то улицах в четырех от нас.

— Базар, — догадалась Дел, вынимая из ножен Бореал. В лунном свете клинок был белым.

Я вынул свою яватму, с отвращением коснувшись рукояти.

На площади у колодца собрались люди. Они жались друг к другу в тени пустых лотков и ветхих зданий, не понимая, что происходит, и не зная, что им делать. В центре площади собрались несколько жителей пустыни. Их было немного — я насчитал шестерых, все на лошадях. Мы значительно превосходили их числом.

На седьмой лошади тоже был всадник, но необычный. Этот человек был мертв.

— Кто они? — спросила Дел.

— Двое Вашни, один Ханджи, Талариан и даже двое Салсет.

— Ты знаешь их?

— Салсет? Я их не знаю. А они не знали чулу.

Толпа заволновалась. Один Вашни продолжил свою речь, показывая на тело, потом резко начал жестикулировать. Происходившее видимо не доставляло ему удовольствия.

— Что он говорит? — спросила Дел. Говорил Вашни на языке Пустыни, примешивая диалект Пенджи.

— Он нас предупреждает. Нет, не нас, он предупреждает танзиров. Этот человек — мертвый — пробрался к месту их сбора и попытался убить Оракула, как и предсказывал Рашад. Теперь Вашни говорит танзирам, что все они дураки, что Оракул будет жить, чтобы показать нам джихади, как и обещал, — я помолчал, слушая. — Он говорит, что они не хотят войны. Они хотят вернуть то, что их по праву.

— Юг, — мрачно сказала Дел.

— И песок, который должен превратиться в траву.

Вашни перестал кричать. Он сделал жест и его друзья перерезали веревки, удерживающие тело на лошади. Тело упало лицом вниз, его грубо перевернули и сорвали с него то, во что оно было завернуто, чтобы показать, что осталось от человека.

Должно быть я вскрикнул. Дел резко посмотрела на меня.

— Ты знаешь его?

Я кивнул.

— Он танцор меча. Не очень хороший — и не очень умный — но все равно, я знал его, — я глубоко вздохнул. — Он этого не заслужил.

— Он пытался убить Оракула.

— Глупый, глупый Мараб, — прошептал я и взял Дел за руку. — Пошли, баска. Послание доставлено.

— А танзиры послушаются?

— Нет. Просто теперь им придется искать убийцу среди своих людей. Ни один танцор меча уже не возьмется за это. Странно, что Мараб согласился.

— Может ему нужны были деньги.

Я скривился.

— Вряд ли ему теперь удастся их потратить.

Едва мы с Дел шагнули в тень, снова застучали копыта. Я знал что происходит не оборачиваясь: воины уезжали, оставив мертвого Мараба, погибшего из-за жадности и глупости. Кто-то должен был похоронить его, а вокруг тела собрались зеваки.

В провалах дверей темнота была плотной и глубокой. Мы с Дел шли осторожно, тихо, обходя закоулки, где могла притаиться засада. Глупо подставляться ни за что. Мы полагались на осторожность и мечи.

Но меч не очень помог, когда что-то пролетело мимо моего лица и воткнулось в дерево притолоки в двух футах от меня.

— Прости, — произнес знакомый голос. — Я только хотел потренироваться.

Ему бы следовало быть осторожнее. Голос не только выдал имя говорившего, но и место, где он скрывался. И я быстро пошел к нему.

Он ухмыльнулся и шагнул на улицу из темноты. В каждой руке он держал по топору. Третий застрял в дереве.

— Топор, — спокойно сказала Дел, изучая засаженное острие, а я занялся те, кто этот топор кинул.

— Знаю, — легко ответил я и приподнял его подбородок клинком.

— Подожди, — попросил Беллин.

— Это ты подожди, — предложил я. — Что, в аиды, по-твоему ты делаешь?

— Тренируюсь, — с хитрецой в голосе объявил он.

— Тренировка окончена, — два удара клинком по рукам и топоры вывалились. — Нет, — ровно сказал я, когда он сделал движение, собираясь поднять их.

В лунном свете его лицо было совсем молодым. Слишком молодым и слишком симпатичным. Беллин уже не улыбался.

— Я знал, что делал.

— Я хочу знать одно: зачем?

Он спокойно посмотрел на меня, не пытаясь поднять руки, чтобы рассмотреть порезы.

— Потому что я все продумал, — ответил он. — И потому что ты это ты.

Дел вырвала топор из дерева и принесла мне.

— Он мог тебе нос отхватить, — сообщила она.

Кот Беллин улыбнулся.

— Я хотел привлечь ваше внимание.

Я прищурился — его поведение мне совсем не нравилось — потом протянул левую руку, ухватил его за одежду у горла и прижал к стене.

— Ты дурак, — сказал я. — Завравшийся, распустившийся дурак, которому повезет, если он останется жив. Мне бы следовало тебя отшлепать — тремя футами Северной стали.

Чувствуя как мой кулак стискивает под его подбородком одежду, Беллин заметно упал духом, но раскаяния в его голосе я не услышал.

— Я был вынужден ударить тебя в кантине.

— Да? И что тебя вынуждало?

— Если бы я не сделал этого, они начали бы подозревать меня.

— Кто они? — спросил я.

— Моя компания.

— Значит это они заставили тебя ударить меня? Трудно в это поверить.

— Ты их не знаешь, — Беллин попытался сглотнуть. — Если ты уберешь руку от моего горла, я может быть смогу дышать… и тогда я постараюсь объяснить.

Я отпустил его.

— Объясняй, — приказал я, а Беллин постарался удержаться на ногах.

Он осторожно потер горло, потом поправил бурнус.

— Такие истории лучше слушать за кувшином акиви, — сообщил он.

Я приподнял клинок.

— Или свисая с трех футов стали.

Беллин посмотрел поверх моего плеча на Дел, слабо улыбнулся, увидев топор в ее руке, и снова взглянул на меня.

— Это была твоя идея.

— МОЯ идея… — я сделал шаг вперед, заставив Беллина попятиться. Стоял он перед дверным проемом и не встретив спиной сопротивления, чуть не упал. Я последовал за ним, за мной вошла Дел.

— Моя идея, шишка? — переспросил я.

— Да, — Беллин остановился. — Мои топоры… — жалобно протянул он.

Мы с Дел стояли и смотрели на него.

Ничего не дождавшись, Беллин вздохнул, энергично почесал затылок, отчего сразу заболели его порезанные руки и спутались волосы, и снова взглянул на меня.

— Ты говорил, что я смогу поехать с вами если найду Аджани.

— И ты нашел? — тут же шагнула вперед Дел. — Или это очередная шутка?

— Это не шутка, — уверил он нас. — Вы знаете, сколько месяцев я его искал?

— Я искала его дольше, — бросила Дел. — Что с Аджани?

Беллин вздохнул. Да, на вид ему нельзя было дать больше девятнадцати или двадцати. Любой с первого взгляда понимал, что Беллин приехал на Юг издалека. Я знал о нем немного, только то, что он искал славы и у него был хорошо подвешен язык. Я искренне удивился, обнаружив, что он все еще жив, что за год, прошедший после нашей встречи, никто не убил его.

Хотя если вспомнить, как он бросал топоры…

— Мы ждем, — мрачно напомнил я.

Беллин энергично кивнул.

— После встречи с вами я отправился искать Аджани. Вы сами поставили это условие — я решил его выполнить.

Топор в руке Дел сверкнул.

— Не тяни время, шишка, — сказала она.

Взгляд Беллина задержался на топоре. Он подумал каково это, умереть от собственного оружия — по крайней мере я думал, что он об этом думал. Но Беллин тут же продолжил:

— Глупо было просто бродить по городам, которым нет счета, и выспрашивать у всех где Аджани, — объяснил Беллин, хотя Дел с ее прямотой только этим и занималась. — Нужно было придумать что-то похитрее. Ум, хитрость, немного изобретательности, — на лице Беллина расцвела улыбка. — И я понял, что мне нужен человек, умеющий красиво говорить и ко времени сложить историю.

— Сын Песчаного Тигра, — пробормотал я.

Беллин кивнул.

— А кем я был до этого? Чужаком? Чужеземцем, которого все гнали. Разве кто-то раскроет перед таким душу или распустит язык? И я придумал историю, самую лучшую, которую мог придумать. — Беллин коснулся темной линии на его шее — когти зазвенели. — Я заявил, что я твой сын, и люди потянулись ко мне.

— Зачем? — хрипло спросила Дел. — Зачем тебе все это? Мы же тебе объяснили, что ты нам не нужен.

Грубо, но искренне. Но Беллин только пожал плечами.

— Я подумал, что если помогу вам, может вы еще передумаете. О вас знает весь Юг, может и я бы тогда прославился.

— Да, твое имя уже известно, — мрачно согласился я, — только ты украл славу у меня.

— Только так я мог стать своим для Южан, — широко ухмыльнулся Беллин.

— Я им нравлюсь.

Мы с Дел многозначительно молчали.

Беллин прочистил горло.

— Я представлялся твоим сыном и сразу выделялся из толпы. Я привлек внимание к себе. У меня появились козыри и я смог начать игру. Я был уверен, что Аджани увидит меня или ему расскажут обо мне, — Беллин пожал плечами. — И в конце концов я получил что хотел: меня нанял Аджани… И вы получили что хотели… и даже больше, чем вы ожидали.

— В чем дело, шишка? — спросила Дел.

— Аджани — джихади.

 

13

— Что? — выдавил я.

Дел удалось сказать побольше.

— Если ты хоть немного поработаешь мозгами, ты поймешь, что эта чушь…

Беллин просто улыбнулся.

— Не имеет значения, что думает каждый из вас. Важно лишь то, что думает большинство.

Слова Беллина заставили нас замолчать. Тут было над чем призадуматься.

Потом Дел разозлилась.

— Мне все равно, кем он себя считает. Я знаю, кто он… Я знаю, что он сделал.

— Но это важно, — оборвал ее Беллин. — Ты не понимаешь? Аджани объявит себя джихади. Он заставит людей поверить в это, а если они поверят, он действительно будет джихади, потому что люди сделают его мессией.

— Ты же не хочешь сказать… — я помолчал, вспоминая все, что случилось с того момента, как мы впервые узнали о джихади. — Ты хочешь сказать, что всю эту историю придумал Аджани? Он выдумал Оракула и все остальное?

— Это невозможно, — быстро сказала Дел. — Он не смог бы вовлечь в эту авантюру племена. Ему бы не поверили.

Беллин пожал плечами.

— Я ничего не знаю об Оракулах и джихади — я чужеземец, помните? — но я знаю, что Аджани хочет подчинить себе весь Искандар.

— Не получится, — я покачал головой. — Ты знаешь, сколько здесь людей? Племена, танзиры, танцоры мечей… Он не сможет обмануть всех… Глупо на это рассчитывать.

Беллин вздохнул.

— У него есть наемники, чтобы распространять слухи. Я — один из них. Мы ходим по улицам, фраза здесь, намек там, и заставляем людей задуматься. Это Аджани решил сказать, что Оракул прибудет через два дня, чтобы указать джихади…

Дел поняла и кивнула.

— …и он укажет на Аджани.

Я только покачал головой.

— Ну это уж слишком. Поднять весь Юг… Человек не может в один прекрасный день просто решить, что он хочет быть мессией, и заставить всю страну поверить в это. Так не бывает.

— Конечно бывает, — засмеялся Беллин. — Религия — странная штука. Очень странная, и Аджани это знает. Он понял, что если один сильный человек соберет вокруг себя честолюбивых людей, он сможет создать новую религию или стать королем. Ему нужна только группа верных последователей, готовых выполнить любые приказы. Потом он пошлет их распространять слухи,

— Беллин махнул рукой. — Он уже это сделал и сейчас мы обрабатываем толпу.

— Сула, — вспомнил я. — Она говорила… джихади должен превратить песок в траву.

Беллин только пожал плечами.

— А разве настоящий мессия не пообещал бы что-то подобное?

Это было невозможно. Не сам план. Он был гениален, но как же Аджани удалось собрать так много людей, готовых помочь ему стать мессией?

— Он обычный борджуни. Негодяй, рожденный на Севере. Он умеет только убивать, похищать детей и продавать их в рабство. И ты хочешь уверить нас, что люди полюбят такого человека, поверят в него и пойдут за ним?

Беллин внимательно посмотрел на меня.

— Ты видел Аджани? — спросил он.

— Я его видела, — холодно сказала Дел.

Беллин развел руками.

— Тогда тебе должно быть все ясно.

— Ясно что? — выпалила она. — Как приятно ему издеваться над людьми?

Беллин и глазом не моргнул.

— Ты должна знать, что он за человек.

— Расскажи мне, — предложил я. — Я-то ничего не знаю.

Беллин выразительно махнул рукой.

— На жаргоне жителей приморья таких людей называют мусарреа. Это переводится примерно как «человек, который сияет очень ярко», как самая большая звезда на небе. Я плавал по морю, мы называли эту звезду Путеводная и прокладывали по ней курс, — Беллин нахмурился, взглянув на наши лица. — Не понимаете? Он сияет ярче всех. Он пламя, а мы бабочки… Аджани привлекает нас, а неосторожных пламя сожжет до смерти.

Мне нечего было сказать, но Дел Беллин не убедил.

— Аджани убийца, — отрезала она. — Он убил всех моих близких и продал моего брата в рабство. Я была там, я знаю, что говорю.

Беллин внимательно смотрел на нее. Дел говорила спокойно, он от этого не менее убедительно.

— И больше никто об этом не знает. А когда Аджани объявит себя джихади, никто уже в это не поверит.

Я взглянул на Дел и мне стало больно. Я видел как ей хотелось назвать Беллина вруном, опровергать все, сказанное им, потому что окажись это правдой, Аджани становился всемогущим. Дел провела шесть лет своей жизни, готовя для него тюрьму, уверяя себя, что рано или поздно отомстит ему. Тогда он был просто Аджани. Человеком, который разрушил ее жизнь.

Теперь он становился кем-то другим. Тюрьма была разрушена. Играть приходилось по правилам, которых Дел не знала.

Мне было больно смотреть на нее. Она мучительно пыталась осознать услышанное. Дел приходилось начинать бой с Аджани до того, как они встретились.

Я вернул меч в ножны и буркнув:

— Схожу за топорами, — вышел на улицу.

Когда я вернулся, Беллин сидел на земле, прислонившись спиной к потрескавшейся кирпичной стене. Дел молча мерила шагами комнату: светлая, черноглазая кошка, заключенная в клетку.

Я вернул Беллину топоры. Он уже держал топор, который отдала ему Дел.

— Ты уверен? — спокойно спросил я. — Ты в этом совершенно уверен?

В приглушенном лунном свете Беллин казался совсем мальчишкой.

— Я знаю не все, только то, что он нам сказал, — топоры звякнули, когда Беллин легко собрал их в одну руку. В отличие от знакомых мне тяжелых огромных топоров эти имели хороший баланс и были такими же смертельно опасными. — Я пират. Я умею распознать удачу и схватить ее. Меня в жизни выручает быстрый ум и еще более быстрый язык — ты это уже знаешь, — Беллин широко улыбнулся. — Я научился видеть сущность под кожей. А у Аджани кожа очень тонкая.

— Продолжай, — я опустился на землю рядом с ним.

Беллин вздохнул.

— Теперь я скажу то, чего не знаю, но о чем догадываюсь. Я провел на Юге несколько месяцев и, думаю, успел кое-что узнать о Южных порядках, — он кинул быстрый взгляд на Дел, застывшую в тени в четырех шагах от нас. — На Юге властью обладают только танзиры.

— Это естественно, — сказал я. — Все об этом знают.

— А может Северянин претендовать на домейн?

Я подумал и ответил:

— Наверное нет. Даже если бы ему удалось набрать людей, чтобы завоевать домейн, его никогда не признали бы танзиром. Пришел бы другой Южанин, привел с собой наемников и Северянин лишился бы домейна… а может и жизни.

Дел вышла из тени.

— Он борджуни, — холодно объяснила она. — Он много лет убивал и грабил. Что ему еще надо?

Беллин пожал плечами.

— Аджани уже под сорок.

Удар попал в цель. Я задумчиво потер шрам, вздохнул и согласился:

— Да, пора менять образ жизни. Самое время заняться чем-то посерьезнее, — хмурясь, я поднялся и расхаживая по комнате, начал выкладывать свои рассуждения. — Хорошо. Будем считать, что Аджани честолюбив — мы знаем, что так оно и есть; скажем, он еще жаден — это мы тоже знаем; и допустим у него талант воодушевлять людей и управлять ими — в это мы верим с твоих слов. А теперь давайте предположим, что он хочет не просто получить домейн. Ему нужно все. Или по крайней мере большая часть.

— «Давайте предположим», — эхом отозвался Беллин с оттенком согласия.

Я продолжил, не замедляя шага.

— Но как это сделать? Убив врага. В нашем случае врагов, — я помолчал. — Мы знаем, что убийство для Аджани не в новость, он привык убивать — но ему нужно оружие. Особое оружие, которому никто не сможет противостоять. И я говорю не о мече.

— Люди, — догадалась Дел.

— Люди, — согласился я. — Столько людей, чтобы танзиры сразу сдались.

— Ему нужны племена, — продолжила Дел, — но он знает, что объединить их невозможно, они не выступят вместе даже против танзиров — ты не раз об этом говорил.

Я кивнул.

— И поэтому он использует религию. Племена невероятно суеверны… Он объявляет себя мессией, перед которым племена будут благоговеть, потому что услышал от него то, что хотят услышать: обещание превратить песок в траву, — я резко перестал шагать. — И если он так неотразим, как рассказывает Беллин, они подчинятся всем его приказам, даже начнут священную войну.

— Но он простой человек, — отчаянно выкрикнула Дел.

— Он сияет очень ярко, — мягко заметил Беллин.

Все молчали, а потом я сказал то, что и так было ясно:

— Эта новость все меняет.

Дел упрямо покачала головой.

— Я все равно убью его.

— Тогда лучше сделай это быстро и без предупреждения, — сухо предложил я.

— Я не убийца, Тигр, — разозлилась она. — Я делаю все при дневном свете. Мне нечего скрывать.

— Прекрасно, — одобрил я. — Вперед, баска, и ты начнешь священную войну.

— Но ведь нет мессии! — в отчаянии закричала Дел. — Нет джихади! Все это ложь!

— Ты слышала, что сказал Беллин? Или ты просто не поняла? — я ткнул пальцем в будущую шишку. — Не имеет значения, что мы знаем или думаем… Главное — во что верят люди. Если ты убьешь джихади, твоей крови им не хватит. Они начнут резню.

— Тигр…

— Ты этого хочешь?

— А ты хочешь, чтобы я просто уехала из Искандара?

— После всех твоих клятв? — я покачал головой. — Нет. Я хочу, чтобы ты все обдумала.

— Я уже все обдумала, — отрезала Дел и повернулась к Беллину. — Где Аджани?

— Где-то в предгорьях. Точно я не знаю.

— Но ты же работаешь на него, — Дел подозрительно прищурилась.

Беллин пожал плечами.

— Я должен был приехать в Искандар и распространять слухи. Аджани встречался с нами недалеко от Харкихала и объяснил, что делать. Потом он уехал, чтобы подготовить свое божественное появление.

— Ты можешь узнать, где он? — спросил я.

— Он будет здесь через день или два.

— Тигр задал вопрос, — сказала Дел. — На этот раз он говорит дело.

Как мило было с ее стороны признать это.

Беллин выпрямился и засунул топоры под рубашку. За поясом они скрывались в складках ткани.

— Могу попробовать, — задумался он. — Но Аджани прячется, он не хочет, чтобы его нашли. Он будет скрываться, пока не придет время появиться джихади.

Я вспомнил о воинах, собравшихся в предгорьях. Похоже они знали, где он. Может он был с ними.

И я снова увидел мертвого Мараба, с содранной кожей и отрезанными гехетти.

Не хотел бы я так расплатиться за неудавшуюся попытку убить Аджани.

— Что-нибудь придумаем, — пообещал я.

Беллин ухмыльнулся.

— Сын Песчаного Тигра тоже постарается.

 

14

Дел молчала всю дорогу до дома. Я не мог придумать, что бы сказать, как вырвать ее из этой тишины, да и мне самому было не до разговоров. Слишком многое нужно было обдумать.

Аджани джихади? Невозможно.

И все же в словах Беллина был смысл. Если все это было правдой, клятвы Дел могли доставить нам много неприятностей.

И она это знала.

В дом мы не вошли, потому что Дел остановилась около двери и вдруг, судорожно сцепив руки, вжалась в осыпающуюся стену.

— Шесть лет, — простонала она. — Уже шесть лет они мертвы… Шесть лет я мертва, — Дел покатала голову по стене, тщетно пытаясь отогнать страшные воспоминания. — Мессия, мессия… Да как он может?

— Дел…

— Он мой. Только мой. Ради этого я и выжила, только поэтому я жива… поэтому я не сдалась.

— Я знаю, Дел…

Она не слушала.

— Всю дорогу до Стаал-Уста я кормила себя ненавистью, мечтала о мести, обещанной мне Северными богами. Тогда мне нечего было есть, но я не чувствовала голода, потому что у меня была ненависть… когда у меня не было воды, мне не хотелось пить, потому что всегда меня поила ненависть…

— Дел замолчала, словно услышав со стороны свою истерику — Дел всегда боялась давать волю своим чувствам.

Справившись с голосом, она продолжила:

— И когда я узнала, что у меня будет ребенок, я тоже жила ненавистью… она заставила меня выжить. Она не дала мне умереть. Боги не позволили мне умереть, чтобы я могла исполнить свои клятвы. Ребенок был свидетелем этого, хотя я еще не знала о нем.

Я молчал.

Дел посмотрела на меня.

— Ты понимаешь, что такое ненависть. Ты жил ею, как и я… Ты ел и пил ее, ты спал с ней… но ты не позволил ей поглотить тебя. Ты не позволил ей подменить тебя, — Дел спрятала лицо в ладонях. — Я изувечена. Я неправа. Я не женщина, не человек и даже не танцор меча. Я только ненависть… Она сожрала все во мне.

И снова я услышал Чоса Деи: «Одержимость правит, а сострадание вредит».

Дел запустила пальцы в волосы, убирая со лба светлые пряди. Ее лицо кривилось от отчаяния.

— Если Аджани у меня заберут, от «меня» ничего не останется.

Мне было больно, но я заставил себя говорить твердо.

— Значит в итоге ты решила позволить ему выиграть. После шести лет, после всех этих клятв…

— Ты не пони…

— Я очень хорошо понимаю, Делила. Ты сама говорила, я тоже жил ненавистью. Я знаю ее вкус, запах, много лет я не расставался с ней ни на минуту. И я знаю, насколько она соблазнительна, как она старается овладеть тобой… и с каким удовольствием берешь помощником вместо человека.

Лицо Дел совсем побледнело.

— Все, что я делала, я делала ради этой ненависти. Я выносила дочь и бросила ее… Я обучалась в Стаал-Уста… Я убила много людей… — Дел тяжело перевела дыхание. — Я пыталась отнять свободу у дорогого мне человека, а потом чуть не убила его.

Я растерялся и не сразу придумал, что сказать, а потом промямлил:

— Ну не убила же. Я ведь выжил.

Взгляд Дел не изменился.

— А если бы он не выжил, я бы не позволила себе тратить время на переживания. Я бы заставила себя забыть о боли и идти вперед, искать Аджани… одна, как раньше. Женщина, живущая ненавистью, одержимая… — голос сорвался, но Дел нашла в себе силы продолжить. — Почему ты здесь, Тигр? Почему ты не бросишь меня?

Я хотел коснуться ее, но не стал. Я хотел ей все сказать, но не смог. Я не умею объясняться. Такой танец мечей нас с Дел танцевать не научили. Мы умели танцевать только в круге, с оружием в руках.

Мне пришлось пожать плечами и небрежно бросить:

— А я думал, это ты меня никак не бросишь.

Дел не улыбнулась.

— Ты не клялся. Ты не обязан искать Аджани.

Я лениво поддал ногой камень и он укатился в темноту. Проводив его взглядом, я подошел к Дел и прислонился к стене.

— Знаешь, клятвы не всегда нужны. Иногда все просто идет своим чередом.

Дел посмотрела на меня и глубоко вздохнула.

— Из-за тебя мне так тяжело.

Я разглядывал темноту аллеи.

— Ты боишься?

— Аджани? Нет. Я ненавижу его так сильно, что страха не чувствую.

— Нет. Ты боишься того, что будет потом.

Дел закрыла глаза.

— Да, боюсь, — тихо сказала она. — Боюсь, что не почувствую того, что должна почувствовать.

— Что именно баска?

— Радость. Успокоение. Наслаждение. Восторг, — Дел открыла глаза и заговорила с горечью. — То, что чувствует человек, проведя ночь с любимым человеком или убив ненавистного врага.

Я хмуро уставился в землю.

— Когда я был мальчишкой, — начал я, — я поклялся убить одного человека. Я действительно собирался это сделать. В моей душе была только ненависть. Как и ты, я жил ею. Я ею питался. Каждую ночь я ложился с нею спать и повторял звездам: я убью его. Я был совсем мальчишкой. Дети часто произносят клятвы, но редко их выполняют. Я от своих слов отступать не собирался… и эта клятва помогла мне продержаться, пока в лагерь не пришел песчаный тигр и не загрыз детей. Эта клятва заставила меня взять самодельное копье и самому пойти в Пенджу убивать песчаного тигра. Я решился на это потому что знал, если я убью зверя, племя обязано будет выполнить любую мою просьбу. И тогда я бы попросил.

— Свободу, — пробормотала Дел.

Я медленно покачал головой.

— Возможность убить шукара.

Дел резко повернулась ко мне.

— Старика?

— Этот старик больше других старался заставить меня почувствовать, что я живу в аидах. Только он и заставил меня выжить.

— Но ты его не удил.

— Нет. Три дня я был без сознания. За меня говорила Сула. Она сказала, что я хочу получить свободу, — я пожал плечами. — А я хотел убить шукара и этим освободиться — не физически, а морально. Я мог представить только такую свободу.

— А вместо этого Салсет тебя прогнали.

— Я был свободен идти куда пожелаю. Чула умер.

— Что ты говоришь, Тигр?

— Что в конце концов я победил. Больше всего старик хотел, чтобы я умер, а не ушел… А я его обманул.

— Тигр…

Я заставил себя говорить спокойно.

— Иногда мы стремимся не к тому, что нам действительно нужно. А мы этого не понимаем.

Дел не ответила.

Она прислонилась к стене, как и я долго молчала и смотрела в темноту, и наконец заговорила:

— Ты думаешь, я не права?

Я криво улыбнулся.

— Не имеет значения, что я думаю.

— Имеет, — сказала она и повернулась ко мне. — Мне всегда было важно знать, что ты думаешь.

— Всегда?

— Ну, может не сразу… Когда мы встретились, ты был невыносимым, настоящим самоуверенным Южанином, — Дел даже улыбнулась. — Я думала, что тебя обязательно придется ударить по голове, чтобы вбить в нее хоть немного ума… или может кастрировать, чтобы ты начал думать мозгами, а не тем, что у тебя ниже пояса.

— Ты даже не представляешь, что можешь сделать с мужчиной, Делила, когда он впервые видит тебя. Поверь мне, ни один человек — ни один нормальный мужчина — не может думать о чем-то другом.

— Никогда к этому не стремилась, — поморщилась Дел. — Это ноша, а не дар.

— Мило, — лениво сказал я. — А я-то никогда не считал это ношей.

Дел покосилась на меня.

— Тщеславие тебе не к лицу.

— Мне все к лицу.

— Даже Чоса Деи?

Я нахмурился: игра закончилась.

— Он ко мне не имеет никакого отношения, — мрачно сообщил я. — Он не часть меня. Он даже не часть меча. Он просто паразит.

— Но паразит смертельно опасный. Теперь ясно, что мессия не Шака Обре… — Дел помолчала. — Я до сих пор не могу поверить. Аджани — мессия.

Я пожал плечами.

— Он одержим убийством. Может в этой истории с джихади не все подстроено Аджани — ведь первым Оракула и джихади упомянул святой из Ясаа-Ден — а Аджани состряпал план уже потом, услышав о приходе мессии.

Дел покачала головой.

— Не могу поверить, что человек, которого я знала и тот, с кем познакомился Беллин, одно и то же лицо.

Я нерешительно посмотрел на Дел, но все же заговорил:

— А ты уверена, что знаешь, какой он человек? Ты помнишь только жестокость и убийства… ты видела как Аджани и его люди вырезали всю твою семью, ты видела Джамайла в огне, ты страдала от… ухаживаний Аджани. Тебе было всего пятнадцать и в этом кошмаре ты не могла правильно оценить человека, разобраться в нем. Тебя переполняли чувства — а они плохие советчики.

— Зато они помогают забыть обо всем и сосредоточиться только на поиске убийцы, — отрезала Дел.

— И мы вернулись к тому, с чего начали, — я отошел от стены. — А может и нет.

— Может и нет? Тигр, что ты…

— Пошли, — сказал я, направляясь вниз по улице. — Мне надо поговорить с одним человеком.

— Сейчас? Уже поздно…

— Пошли, баска. Дело неотложное.

Эламайн конечно была уверена, что я пришел к ней. Пока не увидела Дел.

— Эснат, — коротко потребовал я.

Сабо, поприветствовавший нас в дверях, сразу отправился за хозяином, а Эламайн осталась стоять в центре комнаты, закутанная в шелк волос, стекавших по ее ночной рубашке из-под которой виднелись изящные ножки. Оторваться от них было трудно, и я подумал, что взгляд Южанина волнует любая часть тела женщины поскольку обычно все эти прелести скрыты под бурнусом.

— Эснат? — повторила она.

— Он нужен мне по делу, — сообщил я. — Ты спокойно можешь идти спать.

Эламайн покосилась на Дел и снова взглянула на меня.

— Я пойду, — прошептала она, — но только с тобой.

— Не теряй время, — предложила Дел. — Он мужчина, Эламайн, а не домашний котик… и я, в отличие от тебя, считаю, что у него больше здравого смысла и чистоты чем ты ему выделяешь. Можешь липнуть к нему и хитрить, на него это не подействует.

Золотые глаза Эламайн расширились.

— А кто липнет? Кто хитрит? Я не скрываю, чего хочу в отличие от тебя с твоими желаниями… Ты носишь мужское оружие…

Закончить Эламайн не успела — в комнату вошел Эснат.

Он видимо спал и Сабо разбудил его. Увидев нас, Эснат привел в порядок одежду и легкое движение бровей выдало его удивление по поводу присутствия в комнате Эламайн. Тонкие волосы цвета пыли не скрывал тюрбан, как при нашей первой встрече, и они свисали до узких плеч. Прыщей на подбородке стало еще больше, и только тут я окончательно понял, что согласился танцевать за этого человека чтобы он мог произвести впечатление на женщину.

Но сейчас Южная вежливость была ни к чему.

— Давай начистоту, — потребовал я. — Зачем ты сюда приехал?

Сабо, Эснат и Эламайн изумленно уставились на меня. Такого вопроса они не ожидали.

— Зачем? — повторил я. — Саскаат далеко отсюда, это маленький домейн. С чего бы вам отправляться в долгий путь к Искандару? Зачем, если уж на то пошло, вообще решили танзиры сюда приехать? В чем дело?

Взгляд Эсната изменился. Я понял, что близок к цели.

— Не заставляй меня терять время, — настаивал я. — Ты настоящий танзир и человек неглупый, хотя тебе удается убеждать в обратном Эламайн и остальных. Маскарад окончен, Эснат. Мне нужна правда. Тогда и я кое-что скажу тебе.

Эснат осмотрелся, показал рукой на подушки и опустился на ближайшую, пока мы с Дел решали, куда бы присесть.

— Из-за Оракула, — спокойно сказал он.

Эламайн, открывшая рот чтобы возмутиться, быстро его закрыла. Ее лоб прорезала тонкая морщинка. Ответ Эсната Эламайн озадачил: она-то верила, что они приехали в Искандар по совсем другой причине.

Эснат раздраженно махнул рукой.

— Эламайн, сядь. Нет смысла отсылать тебя спать, ты все равно подслушаешь у двери. Так что сядь и держи рот закрытым, может чему-то научишься, — Эснат взглянул на Сабо. — Ты тоже останься, Сабо. Ты знаешь этого человека лучше, чем я.

Эламайн села. Сабо сел. Эснат снова повернулся ко мне.

— Вы его боитесь, — сказал я. — Его предсказания о приходе джихади пугают каждого танзира, ведь они могут сбыться.

Эснат кивнул.

— Оракул поднял племена. Когда пошли слухи, что он предсказывает появление джихади здесь, в Искандаре, мы не обратили на это внимания. А племена его поддержали и все вышли из Пенджи. Тут мы заволновались.

— Значит вы пришли сюда, чтобы убить Оракула прежде чем он покажет джихади.

Эснат покачал головой.

— Я не хочу убивать его. Я боюсь, что тогда ситуация выйдет из-под контроля. Есть еще танзиры, которые думают так же. Мы хотим избежать священной войны и не начинать ее убийством Оракула. Мы пришли в Искандар, чтобы убедить остальных.

— А остальным война выгодна?

Эснат пожал плечами.

— Хаджиб и его сторонники уверены, что ее не избежать. Они думают, что только смерть Оракула успокоит племена. Без вождя, объединяющего их, они снова вспомнят о племенной вражде, — Эснат почесал подбородок, оставив на нем красные полосы. — Они уже собрали целую армию и до сих пор продолжают нанимать танцоров. Они считают, что смогут подавить восстание еще до его начала, — Эснат скривился. — Эти люди привыкли к абсолютной власти, они и представления не имеют, что такое вера, как она объединяет людей… даже пустынные племена.

Хаджиб. Хаджиб. Где-то я слышал это имя… Потом я вспомнил. Лена говорила о танзире, который хотел встретиться со мной. Теперь я знал зачем.

— Но ты же понимаешь, — сказал я, — ты и еще несколько человек, чем все это кончится.

— Кровавой бойней, — не задумываясь, ответил Эснат.

— И ты не хочешь доводить до этого.

— Нет, это погубит Юг, — Эснат нахмурился, скользнув взглядом по Сабо, Эламайн, Дел. — Племена не будут представлять для нас угрозы если останутся такими, какими были многие десятилетия: замкнутыми, независимыми. Пусть мирно бродят по Югу. Но если они объединятся с единой целью, пойдут сражаться за веру, они станут самым опасным врагом, какого только можно приобрести. Они с радостью погибнут за своего джихади, уверенные, что это святая смерть… Такая война уничтожит Юг. Для нас — для каждого — лучше оставить все так, как есть.

— Племена могут не согласиться.

Эснат пожал плечами.

— Ты и сам знаешь, что они довольны своей жизнью… не появись Оракул, они бы ни за что не вышли из пустыни.

— Они верят, что джихади превратит песок в траву, — тихо сказал я.

— Глупость, — отмахнулся Эснат. — Мы разумные люди и понимаем, что это невозможно.

— А магия, — напомнила Дел.

Эснат посмотрел на нее, быстро оценил с кем имеет дело и улыбнулся.

— У тебя своя магия, баска, есть она и у Песчаного Тигра. Но ты же должна понимать, какая сила нужна, чтобы изменить весь Юг. Вряд ли сейчас в мире найдется такая магия, если она вообще когда-нибудь была.

— Хватит о магии, — буркнул я. — Сейчас нужно подумать о другом, — я поерзал на подушке, раздумывая, с чего бы начать. — Эснат, что бы ты сказал, ты и твои сторонники, если бы узнал, что джихади не существует?

— Что наши мысли схожи, — усмехнулся танзир. — Но что в этом толку? Хаджибу и его людям все равно, есть джихади или нет.

Я чуть подался вперед.

— А если я скажу тебе, что за священной войной стоит один человек, но он не настоящий джихади? Обычный человек, как ты и я, но очень умный. Он потихоньку заставляет племена поверить, что он джихади, чтобы они завоевали для этого человека Юг.

Глаза Эсната расширились.

— Обычный человек?

— Обычный Северянин, обладающий даром убеждения.

Ошеломленный Эснат не сводил с меня глаз, раздумывая, к чему могло привести мое заявление.

— Но ведь тогда… — Эснат не закончил. — Это невозможно.

— Разве? Подумай. Один человек нанимает другого и предлагает ему объявить себя «Оракулом». Он отправляет наемника к разным племенам, предварительно объяснив, что говорить, и Оракул сообщает, что джихади превратит песок в траву, чтобы племенам легче было жить. Джихади отдаст племенам весь Юг.

Эснат молчал.

— Проходит время, и уже сами племена разносят слух по Пендже и по всему Югу. Так потихоньку Оракул засеивает землю, семена прорастают и в конце концов дадут плоды.

— Один человек, — прошептал Эснат.

— Его зовут Аджани, — сказал я. — Он борджуни с Севера. Говорят выдающаяся личность.

Помрачневший Эснат потер подбородок.

— Хаджиб не станет слушать, — пробормотал он. — Мы пытались с ним поговорить, но его люди нас не слушают. Они злы и могущественны, и не хотят даже думать о компромиссе, если можно решить дело войной, — Эснат тревожно посмотрел на меня. — Они хотят войны, Тигр. И им нужно, чтобы она началась и закончилась в Искандаре, подальше от их домейнов.

— В опасности будут не только домейны, — добавил я. — По Пендже и сейчас тяжело проводить караваны из-за борджуни и враждебно настроенных племен, а если племена поднимут настоящее восстание, они могут перерезать пути караванов. Этим они уничтожат домейны не врываясь в них с оружием, — я покачал головой. — Некоторые, конечно, выживут, но маленькие города, живущие торговлей, погибнут. А Саскаат? Ты кормишь людей тем, что привозят караваны, правильно?

— Конечно. Саскаат живет торговлей.

— Значит что?

— Значит что… — задумчиво повторил он. — А что делать, если остальные танзиры не захотят слушать? Мы же не можем разогнать их по домам, хотя это было бы лучшим выходом.

— Брось им вызов, — вдруг предложила Дел.

Эснат внимательно посмотрел на нее.

— Что значит «брось вызов»?

— Мы на Юге или нет? — спокойно поинтересовалась Дел. — Танзиры здесь часто решают споры танцем мечей. Для этого нанимают двух танцоров. Все решается оружием и все подчиняются танцу.

— Это Южная традиция, — поддержал я. — Она может помочь.

Эснат уставился на нее.

— Мы уже пытались убить Оракула.

— Если Оракул существует, — добавил я. — Может Аджани уже освободил его от обязанностей и отпустил. А если он уже объявил себя джихади — или собирается сделать это в ближайшее время — его наверное окружает охрана, — я покачал головой. — Сегодня мы видели чем кончил человек, поднявший руку на Оракула. Можно представить чем закончится попытка убить джихади. Вряд ли танзиры найдут еще одного желающего рискнуть.

— Но есть и другие способы. Хаджиб не успокоится.

Я покачал головой.

— Успокоится, если решение вынесет танец мечей. Он обязан будет подчиниться и оставить в покое Оракула и джихади. Если твои сторонники и сторонники Хаджиба согласятся доверить решение танцу, война закончится раньше, чем начнется.

— ЕСЛИ мы выиграем, — напомнил он.

— Риск есть всегда, — согласился я. — Если выиграет Хаджиб, мы уже не сможем повлиять на ход событий, тебе не удастся воспротивиться их планам даже если они захотят залить кровью всю Пенджу.

— Но если они проиграют, мы сможем отослать их по домам, — закончил он.

— И возможно предотвратить тысячи смертей, — добавил я.

Эснат нахмурился.

— Но племена… Кто знает, что они сделают.

— Никто не знает. Но если эта история придумана Аджани и все танзиры разойдутся по домам, Аджани лишится преимущества. Если танзиры уйдут, вряд ли Аджани сможет заставить племена пройти вместе по всему Югу, чтобы захватить все домейны. Племена быстро перессорятся. Как я понял, идея завлечь в Искандар как можно больше танзиров принадлежала Аджани. Когда танзиры вместе, их можно контролировать. Танзиры разойдутся по Пендже — и ищи их. Почти как с племенами.

Эснат напряженно изучал нас.

— Он стравливает нас.

— А мы спутаем ему планы. Мы заставим танзиров уйти. Если твоя сторона выиграет танец и все танзиры разойдутся по домам — половина битвы будет выиграна без оружия, не считая нескольких минут в круге, — я пожал плечами. — А может и вся война.

Эснат задумался.

— Если те, кто поддерживает меня, согласятся, нам придется подобрать подходящие слова, найти обращение, которое заставит других танзиров принять вызов.

— Пусть это будет формальный вызов лично Хаджибу, — предложил я. — Если он считает, что способен командовать армией, его гордость не позволит ему отказаться. Я могу продиктовать тебе принятые в таких случаях фразы. Он не сможет не принять вызов.

Эснат продолжил, легко превращая мое предложение в план.

— …потом нанять танцора меча, достойного такого танца и готового рискнуть, потому что риска не было бы только если бы мы нашли танцора, который не мог бы проиграть… — карие глаза насторожились. — Ты согласен, Песчаный Тигр?

Я ухмыльнулся. Я не из тех, кто поворачивается спиной к удаче. Особенно такой золотой как эта.

— Ты уже нанял меня танцевать, чтобы произвести впечатление на женщину и пообещал очень щедрое вознаграждение…

Эснат не потрудился выслушать меня до конца.

— В качестве платы, — объявил он, — ты получишь домейн.

— Ты можешь найти ему домейн? — изумленно выдохнула Эламайн.

Эснат улыбнулся.

— Я многое могу.

— Но… целый домейн?

Он выгнул брови цвета пыли.

— Я думаю, это достойная плата за спасение Юга.

Эламайн посмотрела на меня. Потом на Эсната.

Сабо просто ухмыльнулся.

Да озарит солнце его голову.

Позже — вернее уже очень поздно — я сидел в нашей комнате, размышляя о своем будущем, и лениво почесывал коленную чашечку. Видимо чесал я ее громко, потому что Дел перевернулась на бок и посмотрела на меня.

— Тигр, ты не хочешь поспать?

— Нет. Мне многое нужно обдумать. Интересно, каким танзиром я буду?

— Будешь? — с иронией переспросила она. — А ты самоуверен.

— Почему нет? Я лучший танцор на всем Юге.

— Который не танцевал несколько месяцев.

— Я танцевал с Набиром.

— Ты тренировался с Набиром.

— Кроме того, у меня есть этот меч.

— Который ты поклялся не использовать в танце.

Я решил не отвечать. Кажется на каждую мою фразу у Дел был заготовлен ехидный ответ.

А значит мы вернулись к привычным отношениям.

Я сидел у стены. Дел лежала завернувшись в одеяла рядом со мной, видны были только волосы, бледно сияющие в свете луны. В соседней комнате храпел Алрик. Вернувшись от Эсната, я попытался заснуть, но не смог — я был слишком взволнован.

Я — танзир. Танцор меча, ставший танзиром. Человек с такой судьбой, ребенок, рожденный неизвестно кем и оставленный умирать в пустыне. Раб, гнувший спину на Салсет. И наконец убийца. Человек, живущий мечом.

Я — танзир. От этой мысли я чуть не рассмеялся.

Я вытянул ноги и, помассировав колени, осторожно напряг мышцы. Что-то громко щелкнуло, и я вздохнул с облегчением — колени снова легко сгибались. Они были очень нужны мне для танца. Жаль, что нельзя сделать их помоложе.

Дел, голова которой лежал рядом с моими ногами, откинула одеяло.

— Звук ужасный, — сонно пробормотала она.

— Слышала бы ты как у меня трещат остальные суставы.

— А у меня трещат по-другому.

— У тебя еще ничего трещать не должно, годы не те, — очередное напоминание о моем возрасте, хотя Дел это должно было польстить — обычно женщинам нравится слышать о своей молодости. — И лучше тебе подольше не слышать такие звуки.

— У меня палец щелкает, — Дел продемонстрировала. — Я его сломала в Стаал-Уста.

— Аиды, я ломал пальцы рук и ног столько раз, что все и не вспомнить,

— я посмотрел на забинтованный мизинец, который пытался отгрызть гнедой. — Не считая этого. Это я помню.

— Обошлось без перелома, — напомнила Дел и перекатилась на спину. — Может и хорошо, что ты получишь домейн. Наверное тебе пора осесть. Больше никаких путешествий, никаких танцев, никаких переломов.

Осесть. Такое мне в голову еще не приходило. Я думал только о том, что получу как танзир: деньги, собственный дом, конюшню для жеребца, слуг, чтобы готовить и убирать, акиви в любое время, может даже гарем.

Я покосился на Дел.

Нет, наверное обойдусь без гарема.

Я сполз по стене и улегся, завернувшись в одеяла. Дел лежала совсем рядом, ее волосы запутались в моей щетине. Я убрал их, потом подвинулся поближе к ней и подумал, сколько же лет я прожил один, держа все чувства и желания в себе.

И снова возник вопрос.

— Баска, а что ты собираешься делать когда Аджани будет мертв?

— Спросишь меня об этом когда он будет мертв.

— Дел…

— Утром я иду его искать. Завтра вечером ты сможешь задать мне этот вопрос.

Она говорила решительно и я понял, что больше от нее ничего не добьюсь. Дел закрыла глаза.

— Баска…

— Спи, Тигр. В твоем возрасте нужно много отдыхать.

Я долго лежал в мрачной тишине, придумывая подходящий ответ, но когда придумал, обнаружил, что Дел уже спала.

Мне оставалось только лежать, широко открыв глаза, разглядывая темное небо, а в голову лезли самые неприятные мысли о женщине, отдыхавшей рядом со мной, и о храпящем Алрике, и о спящей Лене и девочках.

Почему люди, которые так легко и быстро засыпают, думают, что это естественно?

Это просто нечестно.

Если бы я был танзиром, я бы никому не позволил спать пока я сам не усну.

Если бы я был танзиром?

Аиды… А ведь это возможно.

Если мне удастся выиграть танец.

 

15

Я пошел посмотреть круг, там он меня и нашел.

Слова, которые он произнес, были ритуальным обращением.

— Меня послали сообщить тебе, что мой господин Хаджиб принимает формальный вызов господина Эсната. Его доверенный танцор меча встретит тебя в круге когда солнце достигнет своей высшей точки.

Времени оставалось совсем немного, солнце давно взошло.

— Хорошо ли господин Хаджиб понял вызов? В случае моей победы он и его последователи должны незамедлительно покинуть Искандар и вернуться в свои домейны.

— Он хорошо понял вызов. Мой господин Хаджиб клянется, что не прольется ни капли крови если ему и идущим за ним танзирам придется покинуть город. Он спрашивает в ответ, понимает ли господин Эснат вызов и свои обязательства в случае твоего проигрыша?

— Господин Эснат хорошо понимает вызов. В случае моего проигрыша он и его последователи присоединятся к сторонникам Хаджиба.

Простые условия, все честно. Танец не до смерти, достаточно предложить противнику сдаться.

Ритуал был завершен. Дальше можно было поговорить без формальностей.

— Что ты думаешь о кувшине акиви? — предложил я.

Он улыбнулся.

— Не стоит.

Я смотрел на Аббу — морщины глубоко прорезались на его смуглом лице — и вспоминал, что чувствовал, когда едва не раздробил ему горло.

— Вот жалость, — спокойно сказал я. — Мы могли бы приятно провести время, рассказывая длинные истории.

Аббу улыбнулся шире.

— Думаю, еще не зайдет солнце, как появится новая, самая интересная история о нас. Ее будут пересказывать по всему Югу.

Я покачал головой.

— Это танец не для тебя. Что они тебе обещали?

— Любой танец для меня, ты же знаешь, Песчаный Тигр, — Аббу ухмыльнулся. — А что касается платы… они дадут мне домейн.

Я прищурился.

— Тебе тоже?

Поседевшие брови Аббу удивленно изогнулись.

— Я вижу, домейны пользуются популярностью, — заметил он. — Интересно, может нам обещали один городок?

— Они бы такого не сделали.

— Почему? Ты доверяешь своему танзиру?

— А ты своему? Сначала он пытался нанять МЕНЯ.

— Не для этого танца.

— Нет. Ему был нужен убийца.

— Понятно, — Аббу потер нос. — Думаю после этого танца убийца уже не понадобится. Ты подал идею?

Я нахмурился.

— С чего ты решил?

— Ты жил с Салсет, ты знаком с племенами. Я готов поспорить, что ты против войны. Ты ведь понимаешь, насколько все это грязно.

— Грязно, — задумчиво повторил я. — Ты точно подметил.

— Мне вообще-то все равно. Для меня племена как паразиты, вытягивающие воду из наших ртов, а поскольку воды и так мало, лучше от них избавиться.

— Значит ты будешь стараться выиграть этот танец, чтобы не лишиться возможности зарезать несколько воинов?

— Я стараюсь выиграть каждый танец, Песчаный Тигр. Но я должен признать, ни одного танца я еще не ждал с таким нетерпением.

— Наконец-то, — сказал я.

— Наконец-то, — согласился он.

Добавить было уже нечего и мы разошлись.

Я сидел на улице в тени, прислонившись к стене. Солнце поднималось все выше. Когда оно достигнет высшей точки, мы пойдем к кругу.

Массоу посмотрел на меня.

— Сегодня ты умрешь? — спокойно спросил он.

Потрясенная Адара уставилась на сына. Я жестом успокоил ее.

— Это честный вопрос, — сказал я, — и я не в обиде на Массоу за него. Мальчик просто любопытен.

Зеленые глаза Адары снова смотрели на мою руку, которой я держал точильный камень.

— Это не его дело…

— В его годы я мог бы задать такой же вопрос, — если бы мне позволили задавать вопросы. — Нет, Массоу, я не умру. Мы будем танцевать не до смерти. Танец закончится когда кто-то признает свое поражение.

Массоу задумался.

— Хорошо. Но лучше бы танцевала Дел.

Сам не знаю, почему меня это задело.

— Дел?

— Да. Она танцует лучше.

Дел, которая стояла прислонившись к стене недалеко от нас, улыбнулась и тут же попыталась скрыть улыбку под маской равнодушия.

Я кинул на нее сердитый взгляд и снова посмотрел на мальчика.

— Когда ты видел мою тренировку, я был не в лучшей форме.

— Сейчас ты тоже не в лучшей форме, — сухо заметила Дел.

— На Аббу меня хватит.

— Уверен? — спросил заглянувший в комнату Алрик. — Аббу Бенсир хороший танцор.

— Я тоже не совсем плохой.

— Раньше ты танцевал лучше, — сообщила Дел.

— Я уже встречался с Аббу в круге, это из-за меня он теперь еле хрипит.

— Вы танцевали с деревянными мечами, — снова вмешалась Дел.

Я перестал затачивать меч.

— Хорошо, в чем дело? Вы хотите, чтобы я проиграл? Почему вы так стараетесь убедить меня, что я самонадеян и только?

Дел улыбнулась.

— Самонадеянностью ты всегда отличался, — заметила она. — Но мне не нравится твое упорное нежелание признать, что ты еще не готов танцевать.

— Дел, я здоров…

— Этого мало для танца, — Дел выпрямилась и отошла от стены. — Я не хочу, чтобы ты шагнул в круг в полной уверенности, что перед тобой никто не выстоит. Он прекрасно танцует, Тигр — я сама с ним тренировалась. Ты тоже отличный танцор, я это знаю, но если ты будешь льстить себе, ты проиграешь еще до того, как начнется танец.

— Я не думаю, что покончу с ним одним ударом, Дел. Я не новичок в танцах.

Дел посмотрела мне в глаза.

— Сколько раз ты получал ранения в круге?

— Больше, чем могу сосчитать.

— Сколько раз ты получал серьезные ранения в круге?

Я пожал плечами.

— Раза два или три. Со всеми это случается.

— А сколько раз после этого ты был близок к смерти?

— Ну ладно, — сказал я, — только один раз. Ты знаешь это не хуже меня.

— И с тех пор ты всерьез не танцевал.

Сам того не замечая, я перешел к обороне.

— Я не боюсь, если ты об этом.

Дел не улыбнулась.

— Боишься, — тихо сказала она.

— Дел…

— Я видела, Тигр. Я была в круге, помнишь? Последний раз, когда ты пытался танцевать, страх заставил тебя выйти из круга.

— Я боялся за тебя! — закричал я, совсем позабыв о Массоу, Адаре и Алрике. — Танцевать мне не страшно! Ты даже не представляешь, каково мне было видеть тебя лежащей на земле с этим мечом, застрявшим в твоих ребрах. Ты не знаешь, что я пережил. Когда я вошел в круг тогда, по дороге к Ясаа-Ден, я снова вернулся в Стаал-Уста. Перед моими глазами стоял наш танец и я боялся, что все повторится.

Дел вынула Бореал.

— Тогда потанцуй со мной сейчас, — предложила она.

— Сейчас? У тебя песчаная болезнь? Кроме того, ты кажется собиралась встретить с Беллином, помнишь? Он должен рассказать тебе об Аджани.

— Нет, — холодно сказала она, — это подождет. Тебе нужно разогреться. Мышцы будут работать легче… и колени перестанут болеть.

— Отлично, — воскликнул Массоу прежде чем Адара успела приказать ему замолчать.

Аиды, аиды, аиды. Я не хочу.

Скажи баске нет.

Не так легко это сделать.

Учитывая, что она права.

Я начисто вытер клинок и посмотрел на солнце. У меня еще оставалось немного времени.

— Алрик?

Он кивнул.

— Я буду судьей.

Адара, что-то сердито бормоча, утащила Массоу к другому концу аллеи. Он конечно протестовал, но она держала сына крепко. Утих Массоу только после обещания матери увести его домой если он не замолчит.

Нам с Дел не нужен был круг и мы не стали тратить время на его создание. Мы стояли молча, оценивая друг друга и думая каждый о своем.

Что было в голове у Дел не знаю, а мои мысли были невеселыми.

— Танцуйте, — сказал Алрик.

Аиды, но я не хочу…

Слишком поздно, Тигр. Делать нечего, остается только танцевать.

Делать нечего, остается только петь.

Нет, не петь…

Удержать Чоса Деи…

Северная сталь зазвенела. Звук наполнил аллею.

Легче, думал я, легче…

Клинок Дел сверкнул, в тени и на свету, разрезая на части солнце, и дневной свет померк перед сиянием магической стали.

Боги, как же она танцует…

Но я тоже могу.

Без моего ведома мои ноги начали двигаться. Я чувствовал благодарность мускулов, которых так долго не пускали в круг. Быстро вернулась собранность — я не замечал ни аллею, ни солнце, ни зрителей. Я видел только Дел. Я слышал только Дел. Шелест ее ног по земле, плач ее стали, громкое дыхание.

Это был настоящий танец, где две идеально подобранные половины наконец-то сошлись и образовали совершенное целое. Это был танец жизни, смерти, непрерывности, особый мир в пределах семи шагов. Все остальное исчезло. Все остальное не имело значения. Нет ничего прекраснее хорошего танца с достойным противником.

Ради танца я и живу.

Да, баска, покажи мне как надо танцевать.

А потом, в какую-то секунду, мой спящий меч проснулся. Чоса Деи пробудился. Я почувствовал как он начал двигаться в клинке, не знаю уж где он там обитал. Он осторожно проверял прочность своей тюрьмы и я понял для чего.

Я растерялся так, что позабыл о танце. Он проснулся, но я же не пел. Я даже не думал о пении.

Но Чоса Деи было все равно. Он уже не спал.

Ой, баска, баска…

Дел почувствовала как изменился меч, как вонь магии наполнила воздух, и отдернула свой клинок, отступив на два шага.

— Контролируй его! — закричала она. — Не выпускай его! У тебя есть сила: используй ее.

Я чувствовал как это… как он пытается покинуть меч, забраться по клинку до рукояти, чтобы коснуться моих рук. Если ему это удастся, я пропал, потому что плоть слишком слаба. Он чуть не забрал Набира — он уже забрал Набира — он переделал Набиру ноги.

— Что же он сделает со мной?

Я стоял в аллее, сжимая кровный клинок, панически не зная, что делать, как сражаться с ним, как победить его, чтобы он не расправился со мной.

— Сдерживай его! — приказала Дел. — У тебя есть сила: используй ее.

Власть, говорила она. Сила.

Клинок чернел.

Используй ее, сказала она. Используй.

А я знаю, как это сделать?

Аиды, конечно знаю. Я — Песчаный Тигр.

Никто не победит меня.

Даже Чоса Деи.

— Да! — закричала Дел. — Получается!

Должно быть я все делал правильно.

Самиэль, прошептал я, но только мысленно. Набир произнес это имя вслух. Из-за Набира оно теперь известно всем.

Или виноват был Чоса Деи?

Самиэль, повторил я, но беззвучно.

И передо мной возникло лицо Дел, блестящее от пота и смеющееся.

— Я говорила, что ты сможешь, а ты не верил!

Я задыхался. Легкие работали как кузнечные мехи. Ребра болели: наверное я опять потянул шрам. Пальцы сжимали рукоять так, что суставы побелели.

— Все кончилось? — тупо спросил я, глядя на свою яватму. — Мне удалось?

Дел кивнула и улыбнулась еще шире.

— Ты загнал его обратно, Тигр. На этот раз обошлось без самума, без жара. Ты все сделал сам, только силой вот отсюда, — Дел протянула руку к моему сердцу, — изнутри. И этой силы у тебя в избытке.

Я мрачно посмотрел на клинок.

— Но он все еще черный. Кончик. Чоса Деи не ушел.

Дел кивнула.

— Конечно. Выгнать его ты не можешь, но ты победил. Потом мы обязательно очистим меч. Это нужно сделать осторожно, точно соблюдая все ритуалы.

А для этого нам нужна была магия. Нам нужен был Шака Обре.

— Тигр, — позвал Алрик, выходя из дома. — Тигр, ты не мог бы подойти? Твой жеребец разволновался. Еще немного, и он весь дом разнесет.

Теперь и я услышал удары копыт о стену и визги.

— Это все магия, — обреченно пробормотал я. — Он ненавидит ее не меньше чем я.

Я убрал в ножны побежденный мною меч и пошел к жеребцу. Гнедой действительно пытался разнести дом. Он выбивал из стены куски кирпичей и давил их в пыль.

— Все кончилось, — попробовал я его успокоить, — можешь расслабиться. Я уже убрал меч, — я перешагнул через порог, входя в «конюшню». — Тебе отсюда не убежать, так что можешь ус…

Мощные задние копыта взлетели в воздух и одно из них врезалось мне в голову.

Голоса.

— Алрик… вытащи его оттуда.

— Не могу, Дел. Жеребец оборвал растяжку… Он не позволит мне приблизиться.

Поток невразумительных слов на языке, который я не знал или просто забыл.

Тот же мужской голос:

— Я знаю, Дел, знаю… Но как я могу вытащить его, если жеребец не дает подойти?

Ответил женский голос: испуганный, злой, нетерпеливый.

— …нужен Говорящий с лошадьми, — потом резко: — Приведите Гаррода!

Детский голос:

— Я сейчас.

— Быстрее, Массоу, быстрее!

Я лежал на спине в грязи.

Почему я лежал?

Я попытался сесть, но не смог. Тело только слабо дернулось.

Снова женский голос:

— Тигр, не шевелись! Не пытайся двигаться.

Глаза не открывались.

Звуки расплывались.

— Тигр, не двигайся, или он снова…

Что он снова?

— Кровь идет?

— Не вижу.

Почему у меня должна идти кровь?

Резко:

— Не смей, Дел! Не хватало тебе лечь рядом с ним.

— Я не могу оставить его там, Алрик. Жеребец его растопчет.

Рядом со мной что-то двигалось. Что-то непонятное. Оно тяжело дышало, тяжело ступало, ходило вокруг меня.

Новый голос:

— Где… а-а. Разойдитесь.

— Тигр, не шевелись.

Не волнуйся, вряд ли я смогу.

— Поговори с ним, Гаррод. Нам нужно подойти к нему, чтобы вытащить Тигра.

Тишина, только рядом кто-то шаркает. Рот был забит пылью. Я чувствовал ее, она покрывала коркой мое лицо. Я попытался поднять руку, чтобы смахнуть эту пыль, но не смог. Рука только дернулась. Шарканье прекратилось. Я почувствовал запах пота и страха. Кто-то боялся.

— Можно, — сказал спокойный голос.

Руки. Они коснулись меня, подняли и потащили.

Аиды, не тащите меня, у меня голова отвалится…

— Сюда, — приказал кто-то и меня отпустили.

— Он жив?

Аиды, да. Почему я должен умереть?

Что-то опустилось на мою грудь.

— Да, — в голосе было облегчение, — да, жив.

Я попытался открыть глаза и попытка увенчалась успехом.

Правда легче мне от этого не стало. Картинка никак не желала останавливаться.

— Баска… — слабо прошептал я. — Дел, что случилось?

— Жеребец пытался проломить тебе череп.

— Он бы не…

— Ему это почти удалось.

Ко мне тут же вернулась память.

— Аиды… — выдохнул я, — танец…

— Тигр… Тигр, и не пытайся…

Мне удалось сесть и отбросить удерживающие меня руки.

— Мне нужно идти… танцевать, — выдавил я и сжал руками голову.

— Ты никуда не пойдешь, — быстро сказала Дел.

Превозмогая боль, я простонал:

— Аббу будет ждать… Все будут ждать…

— Ты даже встать не можешь.

Я не мог даже моргнуть.

— Слишком многое зависит от танца… Они согласились, все танзиры.. если я не приду на танец, Хаджиб и его сторонники победят… будет война… аиды…

Меня окружал только серый туман. Я застыл на острие, не зная, в какую сторону упаду.

— Тигр…

Я заставил себя очнуться.

— …должен встать, — пробормотал я. — Кто-нибудь, помогите встать…

— Отложи танец, — сказала Дел. — Хочешь я договорюсь?

— Они не… уже нельзя… поздно… — аиды, даже думать было больно, еще больнее было говорить. — Я не сдам этот танец.

Дел смотрела на меня с тревогой.

— Когда тебя увидят в таком виде, сразу станет ясно, что танца не будет.

— Неважно… Аббу объявят победителем и мира уже не будет…

Дел убрала свою руку с моей и холодно предложила:

— Ну, если ты должен это сделать, поднимайся и иди. Не трать время на жалобы.

Я наклонился вперед, упал на локоть, попытался подобрать ноги — это у меня получилось со второй попытки — и наконец встал…

Чтобы снова упасть. Сначала на колени, потом на бок, опираясь на локоть. Я закрыл глаза, сжал зубы, попытался собраться. Я беззвучно молил боль и тошноту отступить.

— Я договорюсь, — сказала Дел.

Моя одежда пропиталась потом. Борясь с тошнотой, я выдохнул:

— Ты не сможешь… баска, ты не сможешь… Они объявят, что я проиграл, у них есть право… Аббу победит и Хаджиб победит… мы не можем потерять последний шанс…

— Мы не можем потерять тебя.

— …тошнит, — прошептал я.

— Тебе врезали копытом по голове, — напомнила Дел. — Чего же ты ожидал?

Может немного сочувствия… но нет, не от Дел. Слишком многого я захотел.

А потом появился другой голос, дребезжащий, мужской, он говорил что-то о танце.

В комнату вошел человек. Я растерянно прищурился. В горле застрял кислый комок, мысли путались.

— А-а, — протянул Аббу, — нашел повод вывернуться, — он осмотрел всех собравшихся и снова взглянул на меня. — Я пришел узнать, что тебя задержало, все уже собрались и ждут, — Аббу улыбнулся. — Твой господин Эснат уже готов объявить о сдаче, но я решил сходить и узнать в чем дело. Это, конечно, нарушение правил… но мне очень хочется потанцевать. Я ждал этого танца столько лет.

Всех моих сил хватило только на то, чтобы приподнять голову. В глаза тут же больно ударил солнечный свет, а комната закружилась быстрее.

— Я сейчас приду, — прошептал я. Солнце сияло точно над головой.

Аббу Бенсир засмеялся.

— Ты примешь на его место другого танцора? — с угрозой в голосе спросила Дел.

— Баска…

Дел даже не взглянула на меня.

— Примешь?

— …Юг, — невнятно пробормотал я. — Думаешь Аббу или кто-то другой согласится танцевать с женщиной?

Дел не сводила глаз с Аббу.

Прежде всего он был Южанином: старые привычки живучи. Но каждый человек может измениться, если у него есть на то серьезные причины.

Аббу Бенсир улыбнулся.

— Мне нужен Песчаный Тигр, но наш танец может и подождать. Ты не обесчестишь круг.

Дел коротко кивнула.

Аббу посмотрел на меня.

— В другой раз, Песчаный Тигр, — сказал он. — Сначала я расправлюсь с твоей баской.

— Иди, — холодно предложила Дел.

Аббу Бенсир ушел.

— …не можешь, Дел… Дел, — я тяжело вздохнул. — Тебе нужно найти Аджани, — серый туман густел. — Тебе нужно встретиться с Беллином, узнать где Аджани… Баска, ты должна… ты столько ждала…

Дел опустилась рядом со мной на колени, коснулась моего виска и отняла окровавленные пальцы. Такого взгляда у нее еще никогда не было.

Я прищурился сквозь туман.

— Ты должна найти Аджани.

— В аиды Аджани, — бросила она.

— Дел… подожди… остановись…

Но Дел не стала ждать.

Дел не остановилась.

 

16

Он опустился на колени около меня. Я посмотрел ему в глаза.

— Я умираю? — спросил я. — Вы от меня что-то скрываете?

Алрик улыбнулся.

— Нет. Просто ты плохо себя чувствуешь. Вот, — Северянин протянул мне флягу. — Выпей немного, будет легче.

Я сделал глоток.

— Аиды, это же акиви.

— Быстрее придешь в себя. Я знаю, как-то раз мне врезали над ухом… это несколько лишает равновесия.

— Поэтому я все время куда-то падаю?

— Может поэтому, а может потому что ты от природы неуклюжий.

Я осторожно коснулся больного места. Алрик был прав: мне тоже досталось прямо над ухом. Ухо распухло, кровь на нем запеклась коркой и болело оно как в аидах.

Было очень тихо.

— А где все? — спросил я. — Куда они ушли?

— Смотреть танец. Они хотят поставить на Дел.

— Аиды… это мой танец.

— Сейчас ты не сможешь танцевать.

— Может это поможет, — я выпил еще акиви и попытался остановить вращавшуюся комнату. — Мне нужно идти. Думаешь я буду спокойно сидеть здесь, пока она там танцует?

— Этого я от тебя, конечно, не ожидал, но вряд ли тебе захочется, чтобы я тебя туда нес.

Я сделал еще глоток, заставил себя подняться, постоял пошатываясь и поинтересовался:

— А почему тебя два?

Алрик тоже встал.

— Меня два? — переспросил он.

— Да.

Алрик отобрал у меня флягу.

— По-моему тебе лучше лечь в постель.

— Сначала я должен узнать, как там Дел.

— Тигр…

— Мне нужно узнать, что с Дел.

Алрик вздохнул и подставил мне плечо.

— Мы никогда не доберемся до круга, — сообщил он.

Каждое слово требовало немалых усилий.

— Конечно доберемся, — пообещал я.

— Тогда может покажешь мне дорогу?

— Сначала покажи мне, где дверь.

Алрик повел меня к двери.

К тому времени, когда мы выбрались из города и дошли до кругов, я уже готов был сдаться и лечь, но я заставлял себя двигаться.

— Аиды… — выдавил я, — столько людей…

Они толпились у круга. Позади нас остался город и рассыпающиеся стены домов, на которых сидели желающие посмотреть танец. Люди толкались у окон вторых этажей и собирались на ветхих крышах. Другие стояли вдоль линии, прочерченной в трех шагах от круга для танца, чтобы в азарте толпа не прорвала линию круга и не вошла внутрь.

Я покачнулся, рука Алрика поддержала меня.

— А чего ты ожидал? Это танец двух лучших танцоров мечей Юга — хотя танцуешь и не ты — и от него зависит судьба страны.

Солнечный свет слепил, и я прищурился.

— А где Эснат? Он должен быть здесь. Ни он, ни его друзья, ни Хаджиб не пропустят танец.

— Думаю, они предпочтут смотреть из города.

Кто-то толкнул меня. Потеряв равновесие, я чуть не упал, и только рука Алрика меня удержала.

— Все кружится, — пробормотал я.

Зря я выпил акиви. А может зря позволил ударить себя по голове. Вот так одна неприятность влечет за собой другую. Я видел лица, слышал голоса, чувствовал давление толпы, но все это было где-то очень далеко от меня.

Я болезненно поморщился — что-то билось у меня в голове.

— Где Дел? Ты ее видишь?

— Нет. Перед нами толпа.

— Тогда давай подойдем поближе. Мне нужно увидеть Дел.

— Тигр… подожди.

Но я никого не ждал. Я не мог ждать. Я знал, что где-то впереди была Дел.

Каждый шаг давался с трудом, голова кружилась, а люди стояли стеной. Я спотыкался, почти падал, в спину мне посылали проклятия, но я пробивался к кругу, а Алрик шел за мной. Несколько раз нас пытались остановить, но мы с Алриком большие и сильные, долго удерживать нас не могли.

В конце концов мы прорвались и чуть не упали за линию. Кто-то начал возмущаться моей напористостью, но несколько танцоров мечей узнали меня и люди расступились. Я наконец-то смог нормально дышать.

Ладно, признаю: я собирался выставить Дел из круга, предъявив свои права на танец — в конце концов он и был моим. Но едва я шагнул к линии — чуть не упав лицом вниз — кто-то объявил начало танца.

— Подождите… — вскрикнул я.

Слишком поздно.

Это был настоящий танец. Оба меча лежали в центре круга. Аббу стоял ко мне спиной и загораживал от меня Дел. Дел не могла меня видеть, но даже если бы она меня заметила ничего не изменилось бы. Танец начался. Теперь для Дел был важен только человек в круге.

Они бросились к центру круга, наклонились, выпрямились. Мечи сверкнули, столкнулись, взвизгнули и снова столкнулись.

Толпа загудела.

Аиды, как же болела голова.

— С тобой все в порядке? — спросил Алрик. — Ты совсем побелел.

Я не потрудился оглянуться. Я знал, где стоял Алрик: справа от меня.

— Тигр, ты…

— Все нормально, — отрезал я, — нормально… не отвлекай меня.

Танец я скорее угадывал, чем видел. Аббу был по-прежнему спиной ко мне. Он танцевал, как и принято на Юге, в набедренной повязке.

Толпа гудела. Люди обсуждали мужчину и женщину и спорили, кто выиграет.

На Юге верят в мужчин.

Я прищурился и расставил ноги пошире, чтобы не упасть.

— Следи за его ударами, — пробормотал я. — Баска… следи за его ударами…

— Она хорошо танцует, — попытался успокоить меня Алрик.

— Она позволяет ему вести танец.

— Дел знает, что делает.

Аббу раздвоился. Я провел рукой по глазам.

— Ей нужно атаковать.

Клинки зазвенели и взвизгнули.

— Баска… отгони его. Веди его в мою сторону.

Он сделал шаг и наконец-то я увидел ее. Дел танцевала в короткой светлой туники. Ученица Стаал-Уста смотрела на Аббу холодно и безжалостно. Она не хотела убивать его, но ей нужно было заставить его сдаться, а для этого она должна была доказать, что может его убить, иначе Аббу сдаваться откажется.

Он должен поверить, что Дел без колебаний вонзит в него клинок.

Дел танцевала безупречно, но Аббу не уступал ей.

— Ну же, баска, следи за ним… не позволяй ему приближаться…

Дел провела его через круг. Люди, стоявшие за моей спиной, отступили, опасаясь попасть под удар, но я не испугался. Я знал, что ни один из танцоров не разорвет линию.

— Вот так, баска, хорошо… — танец снова расплылся, я моргнул. — Аиды, не сейчас…

Пора Аббу Бенсиру ответить. Я уже готов был вместе с ним шагнуть вперед.

Рука Алрика легла на мое правое плечо.

— Это не твой танец, — напомнил Северянин.

Кто-то толкнул меня под левый локоть — человек подошел ко мне, двигаясь по краю внешнего круга, и вышел на клочок пространства, выделенного зрителями Алрику и мне. Я пошатнулся и чуть не упал, а кое-как устояв, провел рукой по глазам.

— Все двоится…

— Это акиви, — сказал Алрик. — Лучше бы я дал тебе воды.

Я был пьян. Перед глазами все расплывалось, шум становился то громче, то тише, от него болела голова. Мир растекался. Растекался даже Алрик.

— Стой на одном месте, — попросил я Северянина, когда он подошел ко мне слева. — Давай, баска… танцуй…

Над кругом сгустился туман. От песни стали болеть уши.

— Что происходит? — вдруг спросил Алрик.

Я посмотрел направо, подождал, пока картинка застынет.

— Может ты перестанешь подходить ко мне то слева, то справа, — попросил я.

— Что это за звук? — не слушая меня, спросил Алрик.

Я слышал только песню стали. От нее раскалывалась голова.

Дел пробила защиту Аббу и задела его локоть. Аббу отпрянул, но было уже поздно: первую кровь пролила женщина.

— Уже лучше, баска… лучше…

— Что это за звук? — упрямо повторил Алрик.

Я слышал звон стали, скрип и скрежет клинков. Что его удивляло?

— Давай, баска… расправься с ним…

— Тигр… ты только посмотри.

Я видел только танец. Двое двигались в круге: мужчина и женщина. Оба отличные танцоры, подчинившиеся ритму, известному только им, со страстью, которую никто больше не мог с ними разделить.

Давай, баска…

— Тигр!

Кричал Алрик. Я отвлекся от танца, от Дел, и осмотрелся.

Через круг от нас, за спиной Дел толпа вдруг расступилась.

К кругу шли Вашни.

Вашни. Вашни?

— Тигр, — повторил Алрик.

Танец продолжался. Звон стали наполнял воздух.

Вашни запели.

Сначала тихо, потом громче. Их завывание завораживало, оно поглотило песню мечей, гул толпы, оно заполнило весь мир.

Я потер глаза и пожаловался:

— Слишком громко…

Алрик снова стоял слева от меня. Он опустил голову и улыбнулся мне странной торжествующей улыбкой. Он улыбался мне, глядя на меня сверху вниз, хотя я всегда считал, что мы были одного роста.

— Подожди, — начал я, но мир снова стал серым.

— Тигр, Тигр…

Голос Алрика прозвучал справа.

— Вас двое, — простонал я. — Вы все время меняетесь местами…

Дел танцевала, но в круг никто уже не смотрел.

— Оракула! — закричал кто-то. — Покажите нам Оракула!

Завывание оборвалось. Вашни разделились и разошлись, образовав широкий проход.

— Оракул, — услышал я. Слово понеслось по толпе и превратилось в низкое гудение.

Я прищурился, разглядел волосы, глаза, кожу, и устало выдавил:

— Снова Алрик. Как ты ТАМ оказался?

— Что? — изумленно переспросил Алрик.

— Там, — пытался объяснить я. — Ты то там, то справа, то слева. Тебя же не трое, или я чего-то не понимаю?

Но Алрик меня не слушал.

— Северянин, — выпалил он.

Северянин? Кто Северянин?

О чем он говорит?

Дел и Аббу танцевали. Грозная песня стали пробивалась сквозь гул и крики.

Но людей не интересовал танец. Они ждали джихади.

Так много людей. Там много Алриков.

Я посмотрел направо: Алрик.

Посмотрел налево: Алрик.

Через круг: Алрик.

Аиды, должно быть у меня была песчаная болезнь.

— Акиви, — пробормотал я. — Из-за него у меня в голове все перепуталось.

Голова кружилась.

Я снова посмотрел через круг.

— Алрик, это ты? — я повернулся и посмотрел на стоявшего слева. — Или это ты? Нет, ни тот, ни другой… Тогда кто же это?

Алрик, стоявший слева, взглянул на меня пронзительными яркими голубыми глазами. Нет, это был не Алрик. Алрик улыбался по-другому, у Алрика были другие глаза, он не умел пронзать взглядом.

Эти глаза были холодными, почти ледяными. Они ждали чего-то.

— Оракул, — повторил Алрик — Алрик справа от меня — подражая остальным.

Я уставился через круг. Там стоял светловолосый, голубоглазый Северянин: Алрик не ошибся. Он был похож и на Алрика, и на Дел. Может для меня все жители Севера на одно лицо…

И я открыл рот.

— Аиды, это же Джамайл.

— Кто? — спросил откуда-то Алрик.

— Брат Дел. Но Вашни сказали, что он мертв!

— На мертвого он, по-моему, не похож. Скорее он напоминает Оракула.

Оракула? Это Оракул?

В круге, в танце, мечи визжали, звенели и скрипели.

— Подожди, — сказал я, — подожди… Я не… этого не может… Он не может быть Оракулом… У Джамайла нет языка!

Джамайл открыл рот и заговорил.

Тогда рот открылся у меня.

— Я не сплю? — тупо спросил я. — Или жеребец меня все же убил?

Алрик не ответил.

— Дел! — закричал я. — Дел!

Но Дел танцевала, а ее брат стоял у нее за спиной.

— Аиды, баска, разве ты не слышишь? Это твой брат говорит!

Ее брат… говорит?

Вспыхнул жемчужно-розовый клинок, взвизгнула магическая сталь.

— У него нет языка, — прошептал я.

Аиды, святой Ясаа-Ден не ошибся. Немой, не мужчина, не женщина. Ну баска, посмотри на него.

Песня стали наполняла воздух, подчеркивая слова Оракула. Он поднял руку, чтобы показать.

— Джихади! — закричал кто-то. — Он показывает джихади!

Люди бросились вперед, чтобы увидеть джихади. Меня толкали так, что я едва держался на ногах. Рука слева поддержала меня, вторая рука легла на мою перевязь — Алрик стоял справа от меня.

Алрик был СПРАВА.

— Джихади! — ликующе взвыла толпа, когда Оракул поднял руку.

Человек слева от меня рассмеялся. Это был дикий, торжествующий хохот, полный удивления и радости. Этот хохот пугал.

— Сколько денег я потратил на фальшивого Оракула, а теперь настоящий выбирает меня… — стоящий слева сильнее сжал мою перевязь. — Теперь мне нужно только это…

Я все понял, когда повернулся к нему, но было слишком поздно.

Аджани не терял времени. Одной рукой он обхватил рукоять и, оттолкнув меня, выхватил из ножен мою яватму. Я чуть не упал.

Глаза у Аджани были бледные, льдистые. Он стоял и смотрел, как я шатался, как я боролся, как разгонял туман перед глазами, как открыл рот, чтобы остановить его…

Аджани улыбнулся.

— Самиэль, — прошептал он. И клинок ожил.

Аиды… Аджани.

Аджани с Самиэлем.

Аджани с Чоса Деи.

Он показывал на меня.

Я услышал проклятие Аджани, заглянул в глаза Аджани и удивился, как я мог перепутать его с Алриком?

— Благодарю, — сказал Аджани, — ты мне помог.

Я глубоко вздохнул, чувствуя, что теряю сознание.

— Ты не знаешь, что держишь в руках. Ты не понимаешь, что это за меч.

Говорил Аджани ровно и не к месту мягко.

— Понимаю, Южанин. Я много слышал о нем… Мои люди видели, что ты сделал и запомнили слова мальчишки, — улыбка была короткой, но искренней.

— Я знаю, что такое яватма и какую власть над ней дает знание имени. Яватма очень пригодится человеку, только что объявленному джихади.

Я постарался говорить спокойно.

— Надеюсь, что твои люди ничего не забыли тебе рассказать. Ты должен знать, что она может сделать… что она может сделать с тобой…

Люди расступились и мы оказались в центре человеческого кольца.

Аджани поднял меч и на миг я задумался, что почувствую, когда Чоса Деи наконец-то получит мое тело, что останется от меня, когда он — в моем теле — разорвет Аджани на куски.

Интересно было бы узнать. Но я предпочитал оставаться собой. Позади меня закричал Алрик. Я понял только одно слово: борджуни. Я стоял и смотрел на Аджани, сжимавшего рукоять моей яватмы.

А потом песня Делилы разрушила наш круг.

Ну баска, пришло твое время.

Дел пела громко. Круг наполнился Северным светом, таким ярким, что даже Аджани прищурился.

Я вежливо показал пальцем на приближавшуюся женщину и учтиво сообщил Аджани:

— Тут кое-кто хочет тебя видеть.

Когда Аджани обернулся, Дел уже стояла рядом с ним.

 

17

Я понимал, как она должна была устать после танца с Аббу, но перед Дел стоял Аджани и усталость была забыта. Дел могла лежать на смертном ложе и поднялась бы с него ради Аджани.

Чтобы прикончить его.

Дел погнала его назад, обратно, в толпу. Толпа раздалась, а потом снова сошлась, окружив меня и Алрика. Люди говорили об Аджани и о женщине, которая пыталась убить его.

Аиды, они поверили! Они думали, что он джихади!

А значит, если Дел убьет его, толпа ее разорвет.

— Не убивай его, — прошептал я. — Баска, будь осторожнее. Думай, что делаешь.

Я не ожидал ответа. Дел и не ответила.

Они убьют ее. Они ее разорвут.

Баска, не убивай его.

Если я не доберусь до Джамайла… но я уже знал, что не доберусь. Меня толкали со всех сторон и все мои силы уходили на то, чтобы удержаться на ногах. Но даже если бы я мог идти, Вашни убили бы меня за попытку приблизиться к их Оракулу до того, как я успел бы произнести хотя бы слово. Все перепуталось: Оракул указал мессию, а женщина пыталась его убить.

Родная сестра Оракула.

Джамайл, помнишь меня?

Нет. Он видел меня лишь раз.

Джамайл, помнишь свою сестру?

Джамайла отделяли от сестры сотни Южан: танзиров, танцоров мечей, жителей пустыни. Даже Оракул не смог бы пробиться сквозь толпу теперь, когда джихади был объявлен.

Джамайл никого уже не интересовал. Он выполнил свою миссию.

Толпа сжимала круг. Аиды, Дел, где же ты?

Круг вдруг разомкнулся.

— Тигр, ложись…

Рука Алрика ухватила меня за перевязь и пригнула к земле, потом его меч взлетел и чьи-то внутренности вывалились на землю.

Что?

Что происходит?

Это Алрик прикончил одного из борджуни Аджани, ставшего теперь телохранителем самого джихади.

Аиды… как все не ко времени. Голова у меня болела, глаза почти ничего не видели.

Рядом с моей головой появились чьи-то ноги, я откатился в сторону, выругался, когда кто-то наступил мне на пальцы, и пожалел, что у меня не было меча.

Передо мной шла битва. Алрик сражался один.

Аиды, где же Дел?

И словно в ответ на мой вопрос вспыхнул свет. Я услышал свист бури, в воздух взлетела пыль, я понял, что яватмы замыкали круг. Мечи создавали магическую преграду из света, жара и холода.

— Мне нужен меч, — пробормотал я, с трудом поднимаясь на ноги.

В круге выл ветер. Аджани сражался моим мечом.

— Тигр! Тигр, обернись!

Я обернулся и поймал меч. Старый, хорошо знакомый мне клинок. Я уставился на него в тупом изумлении, а из толпы мне ухмылялся Аббу.

— Ты мой, — закричал он, — они тебя не получат, — и исчез.

Все больше друзей Аджани — борджуни — подбегали к нам. Мы с Алриком давно уже сбились со счета, они намного превосходили нас числом. Но мы умели танцевать, а они привыкли убивать безоружных.

Времени у нас не было. Еще немного и племена доберутся до круга, в котором танцевали Дел и Аджани. В магический круг нельзя было войти пока пели мечи, но рано или поздно танец закончится и тогда они достанут ее. Ее убьют, если она выиграет танец.

Еще немного, и охранники Аджани расправятся с Алриком и со мной. Но мы продолжали бороться, потому что оставалась надежда на чудо.

И удача вспомнила о нас.

— Пригнись, — предложил знакомый голос. Я не стал уточнять детали и пригнулся. Метко брошенный топор расколол череп моему противнику.

Беллин засмеялся.

— Тренировка, — сказал он.

Теперь мы сражались втроем. Дел танцевала в круге.

Давай, Делила, прикончи его.

В круге полыхнуло пламя, люди начали кричать.

Сначала я не увидел в этом ничего страшного — наверное сторонники Аджани попытались проникнуть в круг и получили отпор — но потом понял, что дело было не в магии мечей.

Чоса Деи хотел вырваться на свободу. Расплачиваться за его пребывание в плену пришлось бы многим.

Может даже Дел.

Ну нет, баска, с тебя хватит. Ты уже платила.

Аджани что-то закричал, но я не понял что именно. Словно тяжелый молот пытался проломить мне череп изнутри, перед глазами все плыло, но кричал Аджани страшно.

Он произнес имя Шака Обре.

Аджани никогда не слышал о Шака Обре.

Я убил еще одного борджуни.

— Держи его, баска, держи.

Бореал взвизгнула. Ледяной ветер вырывался из круга, развевая Южные шелка, от него покрывались инеем волосы и брови. Все, кто еще в силах был двигаться, кинулись прочь.

Я глубоко вздохнул и выдернул клинок из тела.

— Вызови бурю, баска…

В безумном стремлении спастись люди падали друг на друга, пар от их дыхания поднимался в воздух плотным облаком.

В круг вошла зима. Лето уничтожило ее. Порыв горячего ветра опалил лица и я прикрыл глаза рукой.

Раскаленно-белый Самиэль взвизгивал. Я уже не мог вдыхать огненный воздух.

Люди, еще минуту назад готовые растерзать нас, застыли, парализованные страхом. Даже борджуни Аджани прекратили атаку.

Аджани в круге.

С Дел.

Аиды, баска, что с тобой?

Крики затихли, свет померк и в круге вспыхнули две радуги, хотя дождя не было, а воздух был таким горячим, что обжигал горло.

Аджани тихо вскрикнул, Дел наступала на него. Шаг назад, еще, еще. Бореал дразнила Самиэля. Жемчужно-розовый клинок скрещивался с черным.

— Ну потанцуй, — пригласила Дел. — Потанцуй со мной, Аджани.

Назад, назад, назад. Он пытался отбиваться, но не мог.

Я видел оскаленные зубы, напряженное лицо, страх в льдистых глазах. Он боялся не Дел, а того, что почувствовал в мече.

Он был человеком огромной силы, и не только физической. У него была сила воли, но он не знал Самиэля. Он не встречал Чоса Деи…

— Вот этого тебе не одолеть, — пробормотал я.

Аджани что-то закричал. На его шее натянулись сухожилия.

Из круга вырвался жар. Неподалеку загорелась крыша из одеял, потом другая, люди закричали и побежали кто куда. Искандар был в огне.

Ветер летел по улицам, разнося лепестки пламени. На людях загорались бурнусы.

— Нет, — отрезала Дел.

Вызванная Бореал баньши-буря с воем вырвалась из круга, разрывая завесу пламени Самиэля. По зову Дел пришла зима. Дождь со снегом сильнее огня.

Все изменилось за несколько секунд. Баньши-буря пронеслась над Искандаром и улетела. Я вымок и замерз, но досталось всем, даже борджуни Аджани.

Едва утихла буря, атака возобновилась. Мы отбивались. Рядом со мной сражался Алрик, за моей спиной Беллин беседовал со сторонниками Аджани, окружившими нас. Он знал каждого из них и весело выкрикивал приветствия в их испуганные лица. Мы с Алриком слушали и запоминали — нам нужно было знать всех своих врагов.

Баска, мысленно позвал я, продержись еще немного, я иду.

Ребра пронзила острая боль. Я отбил меч, вонзил клинок в живот борджуни и снова вырвал оружие, чтобы повернуться к следующему противнику, но ошибся и проскочил мимо него. Я пошатнулся, попытался удержаться на ногах, но меня поглотили жар, холод и свет, и вся палитра мира.

Баска, баска, я иду — хочу я этого или нет.

Я выругался и понял, что луже в круге. Я больно ударился о землю и меч выпал из рук.

Аиды, голова болит… мир снова поглощает серый туман…

В круге свирепствовала буря. Шел горячий дождь, от земли поднимался пар, дыхание вырывалось изо рта со свистом, как зимой, кончик носа и мочки ушей сразу замерзли.

Бореал сияла всеми цветами Севера. Самиэль был черным.

Возникла новая мысль: если Чоса Деи получит тело Аджани, Дел придется загнать Чоса в свой меч.

Но Дел не собиралась ждать, пока Чоса соберется с силами.

Я лежал на земле и смотрел на Дел. Она была сама ненависть, ярость, одержимость. Дел вспоминала все, что сделал Аджани, во что он превратил ее жизнь, вспоминала человека, который довел ее до края, где равновесие так шатко и его очень легко потерять. Все эти шесть лет Дел шаталась на краю, глядя в бездонную пропасть. Слишком дорого заплатила она за случившееся.

Еще одна плата ничего не изменит. И одновременно изменит все.

Долгая песня Делилы тогда закончится.

Ветер визжал. Он застревал на клинках и рвался, надрываясь в яростном порыве. Я рассматривал исцарапанное лицо Аджани: он был типичным Северянином. Выше меня и шире в плечах, с пышной гривой волос, таких же светлых и густых как у Дел, зачесанных назад с высокого лба. По-мужски Аджани был так же великолепен как дел по-женски. Беллин отметил точно: Аджани сиял очень ярко.

Он сиял слишком ярко: Чоса Деи смотрел из его глаз.

Бледные, пронзающие глаза светились порочным огнем в предчувствии свободы.

Пора уничтожить его, баска — пока он не расправился с нами.

Дел перестала петь, опустила меч и застыла, ожидая.

Ожидая… Ожидая чего?

Или ее ослепило его сияние?

Нет, только не Делилу. Этот человек создал ее как я создал свой меч. В крови, страхе и ненависти.

Аджани оскалил зубы.

— Мы снова встретились, — сказал он. — Пора кончать наше знакомство, так?

Дел, как и я, не сводила с него глаз. Северные черты расплывались. Тонкий нос, линия подвижного рта, высокие скулы — их контуры медленно растекались, уродуя лицо. Аджани переделывали.

Аиды, баска, убей его!

Дел выбила клинок из его рук. Кончик ее яватмы уперся в его горло.

— На колени, — едва переводя дыхание, прохрипела Дел. — Ты заставил моего отца встать на колени.

Баска, это не Аджани.

Мой меч лежал на земле. Мой чистый, серебристый меч из Северной стали.

Меч, из которого вышел Чоса Деи.

Баска… подожди…

— Дел… — выдавил я.

Аджани оскалил зубы. Чоса Деи смотрел из его глаз.

— Ты знаешь, кто я?

— Я знаю, кто ты.

Аджани откинул со лба волосы. Черты его лица изменялись. Он стал податливым, мягким, он мог растаять как воск.

— Я сказала: на колени, — снова потребовала Дел.

У круга стояли сотни людей, парализованных страхом. Они ожидали конца боя. Я лежал на земле и тяжело дышал, пытаясь разогнать туман в голове и перед глазами. Я думал: если я смогу добраться до меча…

Но Аджани стоял слишком близко к клинку. Ему достаточно было наклониться. Если он наклонится…

— Дел… — снова прохрипел я и лишился последних сил.

Аджани не вставал на колени. Чоса Деи не позволял ему это.

— Я — сама власть, — объявил он. — Ты думаешь, что можешь победить меня? Ты думаешь, я исполню твое приказание после того, как так долго ждал исполнения моего?

Аиды, ему не нужен меч. Ему хватит своего умения.

Аиды, баска… убей его… не играй с этим человеком… даже ради твоей гордости, не играй…

Аджани развел руки. Он изменился, стал подтянутым, стройным, сильным. Я рядом с ним казался хилым мальчишкой. Его великолепие соперничало с великолепием Дел.

— Ты знаешь, кто я?

Не знаю как Дел, а я не понял, который из мужчин задал этот вопрос.

Дел взяла рукоять по-другому. Меч ударил сверху вниз и перерезал сухожилие.

Аджани упал, этого она и добивалась. Его поза ничем не напоминала позу сломленного человека, но Дел было достаточно им того, что он уже не возвышается над ней — и надо мной, когда я, пошатываясь, умудрился подняться на ноги.

Он сиял очень ярко.

— Давай, — прошептал я.

Дел начала петь.

Чоса Деи вселился в тело, но Аджани не сдался. Он был рожден на Севере и понял, что случилось. Я увидел это в его глазах — в еще человеческих глазах Аджани, хотя лицо его уже растекалось. Он ссутулился перед мечом с кровавым ожерельем на шее. Бореал хотелось пить, она уже попробовала его крови.

Дел пела песню о близких ей людях, которых потеряла: отец, мать, братья, дяди, тети. Так много убитых родственников. Остались только двое: Джамайл и делила. Мужчина, который уже не сможет зачать ребенка, и женщина, которая уже не сможет ребенка выносить.

Дел убьет Аджани. Но она не победит.

Делила закончила песню. Она стояла и смотрела на него. Чувствовала ли она себя обманутой из-за того, что Аджани был не один? Из-за того, что убить ей придется не только врага, за которым она столько лет охотилась?

Чоса Деи был не глуп. Он потянулся, коснулся меча, сжал слабые пальцы на рукояти, поднял меч с земли и чернота натекла на клинок: лучше меч, чем мертвое мясо.

Светлые волосы, мокрые от пота, спутались. Великолепное Северное лицо снова отвердело. Чоса Деи ушел.

Аджани откинул волосы со лба. В одной руке он держал почерневшую яватму, но не пытался воспользоваться ею. Бореал целовала его горло. Аджани просто смотрел на женщину, владевшую Бореал, прародительницей бурь.

— Кто ты? — спросил он.

Дел не потрудилась ответить.

— У тебя есть дочь, — сказала она.

И снесла ему голову.

 

18

Тело упало на землю. Дел, освободившаяся наконец-то от груза мести, покачнулась и ноги у нее подогнулись.

Аиды, баска, не теряй сознание… только не сейчас.

Дел попыталась подняться, но не смогла. Изнеможение и переживания лишили ее сил. Она только тяжело дышала, цепляясь за свой меч.

Аиды, Тигр, а ты что стоишь?

Круг исчез. Он пропал сразу после того, как уснула магия. Теперь любой легко мог до нас добраться.

Дел убила Аджани. Люди считали его джихади.

Я услышал завывания, крики разъяренных танзиров, звон Южной стали.

— Прости, Эснат, — пробормотал я. — Думаю, войну Хаджиб получит.

Только Самиэль мог помочь… Пока борджуни не добрались до Дел.

Первым к нам подбежал Беллин.

— Не трогай его! — закричал я.

Он подхватил клинок и едва я сделал неуверенный шаг — я в тот момент был не лучше Дел — меч полетел ко мне. Я подхватил его в воздухе.

Южане зашевелились, закричали — они увидели обезглавленного джихади, женщину с мечом и Песчаного Тигра со своей яватмой. И еще молодого чужеземца с топорами.

Беллин ухмыльнулся.

— Сделай что-нибудь, — крикнул он. — Ты вроде умел обращаться с этой штукой.

Сделать что-нибудь?

Ну хорошо.

Может спеть?

Толпа надвигалась на нас, но я разрезал воздух клинком и люди отпрянули. За мной стоял Алрик, дразня воздух кончиком меча в предвкушении новой битвы.

Алрик, Беллин и я. И Дел, но она лежала и не пыталась подняться. Нам удалось остановить толпу, но это ненадолго. Нам нужна была чья-то помощь.

Помочь мог Самиэль, достаточно было только запеть.

Запеть. Ненавижу пение. Но как еще вызвать магию?

Беллин жонглировал топорами. Этот номер производил впечатление не только на меня. Люди смотрели с какой легкостью чужеземец обращался с оружием и дружно шагнули назад, когда Беллин обошел меня и Дел, ограждая нас от нападения завесой из стали.

— Просто любопытно, — отметил он, — почему ты решил запеть? Интересное ты выбрал время, не говоря уже о том, что у тебя ни голоса, ни слуха.

Я продолжал петь, хотя мысленно согласился, что ни каждый рискнул бы назвать это пением.

— Яватма, — сказал Алрик, словно это слово давало ответ на все вопросы. Кто-то может и понял бы, но Беллин был чужеземцем.

— Подними Дел, — приказал я и снова вернулся к песне. Самиэлю она вроде бы нравилась.

Позади нас, где-то очень далеко, послышался вой — приближались племена.

Мы пошли к городу. Аиды, если они до нас доберутся, нас прикончат меньше чем за минуту. Конечно мы с Самиэлем будем отбиваться, но рано или поздно скажется численный перевес, и мы проиграем.

Беллин, всегда готовый помочь, стал мне подпевать. Голос у него был получше моего, но он не знал мою песню.

Самиэль, кажется, не возражал.

— Алрик, Дел с тобой?

— Да, Тигр… Пошли, надо торопиться.

— Тигр? — слабо позвала Дел. — Тигр, это был Джамайл…

Вой нарастал. Мы шли слишком медленно, нужно было что-то придумать.

Ладно, сказал я мечу, давай посмотрим, что ты умеешь.

Я поднял Самиэля в воздух над головой, держа его на раскрытых ладонях, как делала это Делила, и запел от всей души — громко и очень фальшиво — и тогда пришла огненная буря. Она выскользнула из клинка, прошла по моему телу, растеклась по земле. Я послал ее во все стороны, она отогнала всех: танзиров, племена, борджуни.

И от магии бывает польза, подумал я.

Я призвал порыв ветра, горячего, сухого, рожденного в самом сердце Пенджи. Он поднял песок, закрутил и бросил колючие крупинки в людей.

Племена — а может и не только племена — должны были понять, что это. На Юге это называли самиэлем и безропотно уступали его силе. Бессмысленно сражаться с самой пустыней, когда она восстает против людей.

— Расходитесь по домам! — закричал я. — Тот, кого убили, не джихади! Он был Северянином — такого джихади вы ждали?

Под ударами песка люди отшатнулись. Племена, борджуни, танзиры — самиэлю все равно, кто перед ним.

— Расходитесь по домам! — закричал я.

Вой бури усилился.

— Пора, — сказал я остальным, когда с отчаянными криками толпа разбежалась.

Я разорвал бурю, создав узкий тоннель, и мы быстро вошли в него.

Гаррод ждал нас с лошадьми: с жеребцом и чалым мерином Дел.

— Уезжайте, — торопливо сказал он. — Здесь вода и провизия. Не теряйте время.

При мысли о том, что сейчас мне придется сесть на лошадь и куда-то ехать, мне стало совсем плохо. Особенно возмутилась моя голова.

— Он меня выкинет или опять попытается пробить мне череп, — простонал я.

— Нет, я с ним поговорил. Он все понимает.

Большей глупости в жизни не слышал, подумал я. Объяснять лошади человеческие проблемы.

А, аиды, какая разница? Если Гаррод пообещал, что гнедой будет вести себя прилично… Я отпихнул влажную морду, ткнувшуюся в меня поисках утешения.

Дел убрала в ножны свой меч.

— Джамайл, — тихо сказала она.

И я принял решение.

— Я снова начинаю думать, что у тебя песчаная болезнь, — бросил я. — Джамайл — Оракул. Кто посмеет причинить ему вред?

— Я думала, что он мертв.

— Радуйся, что ошиблась. Поехали.

Гаррод протянул Дел повод.

— Не теряй времени, — настаивал он. — Я могу задержать других лошадей, но их слишком много, надолго сил у меня не хватит…. Песчаная буря задержит погоню, но не остановит. Как только к людям вернется мужество, они бросятся за вами. Вам нужно их опередить. Быстро уезжайте.

Дел запрыгнула на чалого и, глядя на меня, подобрала повод.

— Так ты едешь? — поинтересовалась она.

Я понял намек, убрал в ножны меч, добрел до жеребца, который фыркал, пританцовывал и рыл копытами землю, и плюхнулся в седло.

— Как отсюда выбраться?

— Туда, — показала Дел, а Алрик шлепнул жеребца по крупу.

— А как же я? — закричал Беллин. — Мне можно поехать? Я нашел для вас Аджани!

Я придержал жеребца.

— Думаю, чтобы стать знаменитым, есть способы получше, чем поездка с женщиной, которая убила джихади. И уж конечно побезопаснее. Мертвому все равно, бедняк он или шишка.

— Верно, — охотно согласился Беллин. — Лучше я останусь твоим сыном ты достаточно стар для этого.

На прощание я довольно грубо обозвал Беллина и послал жеребца догонять чалого.

Копыта наших лошадей прогрохотали по улицам древнего города без всякого уважения к его обитателям. Гаррод был прав: теперь, когда я успокоил песчаную бурю и мы с Дел уехали, ничто не мешало толпе начать охоту. Хотя я и пытался объяснить, что Аджани не был джихади, люди, поверив ходившим по Искандару слухам и неверно истолковав жест Джамайла, не захотели меня слушать. Толпа, жаждущая крови, не поверит никому, даже Оракулу, который попытается им все объяснить.

Через город, мимо цветных хиортов, на край плато и вниз по крутой тропинке. Чем дальше от города мы уезжали, тем тише становились крики. Искандар остался позади.

Мы ехали так долго и быстро, как только могли. Зная, что нам нужно оторваться от погони. Только когда пограничные каньоны сменились предгорьями и хребтами, заросшими низкорослым кустарником, Дел предложила остановиться. Я отказался, но Дел сказала, что судя по моему виду я упаду с жеребца даже если он чихнет.

Я старался держать голову очень прямо.

— Даже если он моргнет.

— Можешь ехать за мной?

— Только не очень быстро.

Дел свернула с тропинки. Осмотревшись, я понял, что мы оставили Искандар далеко позади и были уже рядом с Харкихалом.

Мы спустились с холма, добрались до зарослей невысоких, раскидистых деревьев и укрылись в их тени. Дел слезла с чалого.

— Тебе помочь? — спросила она и, не дожидаясь моего ответа, потянулась, чтобы поймать повод жеребца.

— Помочь в чем? — поинтересовался я, осторожно цепляясь за стремя из боязни упасть.

Дел покачала головой.

— Посиди где-нибудь. Я займусь лошадьми.

И мы разошлись. Потом Дел, нагруженная одеялами, флягами и седельными сумками, подошла ко мне.

Мы поели, попили, расстелили одеяла и улеглись. Мы смотрели на небо и думали о том, что случилось, что мы сделали.

Я долго прислушивался к дыханию Дел.

— Ну вот все и кончилось, — тихо сказал я.

Дел молчала.

— Ты спела песню для своих близких, ту, которую обещала спеть, и получила кровный долг у того, кто убил твою родню.

Дел ничего не сказала.

— Твоя песня окончена, баска. Ты отлично ее спела.

Дел глубоко вздохнула.

— Ты говорила, что я могу спросить тебя когда Аджани будет мертв… — я подождал несколько секунд. — Что ты теперь будешь делать?

Дел печально улыбнулась.

— Спроси меня об этом утром.

— Баска…

— Спроси утром, — мягко повторила она, — а потом спроси меня следующим утром, и следующим… — Дел потерла глаза, такие же уставшие и грязные как мои. — Задавай мне этот вопрос каждый день и может быть однажды я отвечу, потому что буду знать. Но к тому времени это уже не будет иметь значения, потому что пройдут годы и я забуду, почему не могла решить, как же буду жить после смерти Аджани. Все уже будет ясно.

Сложное рассуждение, подумал я. Но с расспросами можно было и подождать.

Я облегченно вздохнул. Как же хорошо было просто лежать.

— Суматошный день, — заметил я.

Дел только хмыкнула.

Солнце медленно опускалось за горы.

— Кто выиграл танец?

Я почувствовал, что Дел пошевелилась.

— Никто не выиграл. Танец не закончился.

Я попытался рассердиться.

— Ты хочешь сказать, что лишила меня шанса получить домейн? Стать танзиром?

Дел равнодушно пожала плечами.

— Из тебя бы получился плохой танзир.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю и все.

Пришла моя очередь хмыкнуть.

— Может ты и права.

— А вот из меня получился бы отличный танзир.

— Ты женщина, баска.

— И что?

— Мы на Юге. Не забыла?

— Дочь Аладара — танзир.

— Надолго ли?

Дел вздохнула.

— Наверное ты прав. Юг слишком отсталый.

Солнце опускалось все ниже.

— Раньше я думал, где бы достать новый меч, а теперь думаю, где бы достать новую лошадь.

Дел ухмыльнулась.

— Старая будет возражать.

— Пусть возражает сколько хочет, мне все равно. Не буду же я дожидаться, пока она растопчет мой череп только потому что ненавидит магию.

— Ты тоже когда-то ненавидел ее.

— И до сих пор ненавижу, но я не пытаюсь проломить голову каждому, кто использует ее.

— Ты не привык думать о последствиях.

— Это было давно, баска, — я хмыкнул.

— Несколько часов назад.

Я вздохнул.

— О чем мы вообще спорим?

— Мы не спорим, мы тянем время.

— Зачем нам тянуть время?

— Чтобы не обсуждать, что делать дальше.

— А что делать дальше?

— Идти на Север?

— Нет.

— На Юг?

— Придется. Нужно найти Шака Обре.

Дел ответила не сразу, а когда заговорила, меня насторожил ее тон.

— Ты уверен, что этого хочешь?

— У меня нет выбора. Как еще я могу освободить меч?

— Ты почти без труда его сдерживаешь, ты научился.

Я нахмурился и перекатил голову по одеялу, чтобы взглянуть на нее.

— Ты хочешь искать Шака Обре?

— Я просто думаю, что будет слишком тяжело его найти, — Дел говорила медленно, осторожно подбирая слова. — Его имя окутано тайной… он — сказочный персонаж.

— Чоса Деи тоже был сказочным персонажем, но от этого он не менее реален. Я могу это подтвердить.

Дел вздохнула и поправила тонкое одеяло, покрывавшее ее ноги.

— Это нелегко, Тигр.

— А жизнь вообще нелегкая… А что ты имеешь в виду?

— Нелегко искать человека. Я искала и очень хотела найти… но от этого было не легче.

— Ты считаешь, что у меня ничего не получится.

— Нет. Просто ты берешься за очень трудное дело.

— А мне выбирать не приходится. Я так устал от Чоса Деи, что мне очень хочется найти его брата.

Дел вздохнула.

— Не знаю, что и делать. Нас будет искать весь Юг, мы убили джихади. Нас будут выслеживать везде. Мы лишили Юг человека, который должен был превратить песок в траву.

— Человека, который, как они думали, был джихади.

Дел помолчала и вдруг рассмеялась.

— А Джамайл здорово придумал. Мне бы такое и в голову не пришло.

— Что придумал Джамайл?

— Показать на Аджани. Он наверное знал, что кто-нибудь обязательно попытается убить его… если не я, тогда танзиры. Джамайл все равно бы отомстил.

Я хмыкнул.

— Он показал не на Аджани. И даже не на Алрика. Я знаю, я там был.

— На кого же еще он показывал? Я все видела, Тигр.

— Я тоже, баска.

— Ну если это не Аджани и не Алрик… — Дел откинула одеяла. — У тебя песчаная болезнь!

— Нет, баска.

Тишина говорила о многом.

— Он бы этого не сделал, — наконец сказала Дел. — Ты и сам знаешь, что он этого не делал. Зачем ему это?

Я решил не отвечать.

Дел не сводила с меня глаз.

— Жеребец ударил тебя сильнее, чем я думала.

Я зевнул.

— Может из меня и получился бы плохой танзир, но думаю, что на джихади я потяну.

Тишина стала еще выразительнее.

— Ты можешь превратить песок в траву? — ехидно осведомилась Дел.

Я снова зевнул.

— Да, только завтра.

— Он показывал не на тебя, — упрямо сказала Дел. — Он показывал на Аджани, а ты стоял рядом с ним. Я все видела, Тигр. Джамайл показывал на Аджани.

Я просто лежал и сонно жмурясь улыбался.

— Поклянись своим мечом, — приказала она.

Я ухмыльнулся.

— Которым?

— Стальным мечом, Тигр. Не будь пошляком.

Я протянул руку и обхватил витую рукоять.

— Клянусь Самиэлем: Джамайл показал на меня.

Я знал, что она собиралась предупредить меня не произносить имя меча вслух, но услышав его, Дел поняла, насколько серьезна клятва.

Дел глубоко задумалась и осторожно заметила:

— Ты бы не стал произносить фальшивую клятву на яватме.

Дел не знала, что и думать. Она никак не могла поверить мне.

После очередного зевка, я выдавил:

— Да, баска. Я знаю, что этого делать не стоит, — я помолчал. — Хочешь, чтобы я поклялся на твоем мече?

— Нет, — отрезала она.

Я поплыл ко сну. Край был очень близко, мне оставалось сделать последний шаг и соскользнуть за горизонт вместе с солнцем…

Дел снова легла и долго молчала.

Я просто плыл, смутно ощущая ее близость, и от этого мне становилось спокойнее. Наши ноги и локти соприкоснулись.

Мой висок коснулся ее плеча.

Почти во сне, я подумал: хорошо так засыпать…

Дел повернулась на бок и, прижавшись ко мне, мягко прошептала мне в ухо:

— А танцоры-мечей-ставшие-джихади проводят ночи в женских объятиях? Или они дают обет безбрачия?

Я приоткрыл один глаз.

— Не сегодня, баска. У меня голова болит.

Солнце перевалило через край и, смеясь, я нырнул вслед за ним.