На 1941 год Гитлер планировал следующую молниеносную кампанию в России. Её размах и цели очень отличались от тех, что стояли перед операцией Барбаросса. Несмотря на великие победы в 1941 году вермахт имел несколько поражений от Красной Армии и не был способен на длительное ведение войны с нанесением ударов на различных направлениях в ходе стратегического наступления на восточном фронте. К марту 1942 года Германия потеряла 1,1 миллиона человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести, или попавшими в плен – 35% от их сил на восточном фронте. Только 8 из 162 дивизий имели полный комплект личного состава. Для пополнения требовалось 625.000 человек. Мобильность немцев была сильно ослаблена потерей 40.000 грузовиков, 40.000 мотоциклов, около 30.000 легковых автомобилей и тысяч танков. Остальные транспортные перевозки вермахта осуществлялись на животных (главным образом на лошадях), и их потери в результате действий противника составили 180.000 голов, на замену поступило только 20000.

Реалистичным выбором для Гитлера было наступление на одном фронте, и его внимание сосредоточилось на юге, и на вопросах нефти. На юге Кавказских гор были нефтяные поля Баку, дающие около 90% советского горючего. Гитлер расчитывал, что захват этих полей отрежет Советам их нефть, увеличив снабжение Германии и её союзников по Оси, и уменьшит зависимость вермахта от «беззащитных» скважин Плоешти в Румынии. Даже до советско-немецкой войны Гитлер тревожился о своём снабжении нефтью: «Сейчас, в эру воздушных сил», сказал он в январе 1941 года: «Россия может превратить нефтяные поля Румынии в пространство дымящихся обломков… и жизнь стран Оси очень сильно зависит от этих полей».

Гитлер также тревожился о вступлении США в войну. Американская экономика и военная мощь стали решающим толчком в балансе сил против Германии в ходе 1-й мировой войны, и Гитлер понимал опасность, грозящую крепости «Европа»(Festung Europa) от англо-американского вторжения во Францию. Это вторжение не произошло до июня 1944 года, но ранее, в 1942 году, казалось, что оно произойдёт через месяцы, а не через годы. Это означало войну на два фронта в Европе, и Гитлер отчаянно нуждался усесться за стол переговоров со Сталиным до возврата Британии и Америки «в дело» на западе. В течении длительного времени Гитлеру пришлось вести войну на истощение с союзной коалицией на многих фронтах – в Атлантике, Средиземном море, северной Африке, и Среднем Востоке также, как и в западной, и восточной Европе.

Цели немецкой летней кампании 1942 года были даны в директиве фюрера N'41 от 5 апреля 1942 года:

«Всем наличным силам сконцентрироваться на главных операциях в южном секторе с целью обюезопасить наступление на кавказские нефтяные поля и, таким образом, перейти через Кавказские горы».

В противоположность тому, что было в 1941 году, Гитлер в 1942 году вовсе не расчитывал выиграть войну на Востоке. Его целью было нанести Красной Армии сокрушительный удар, уничтожить её силы в районе Донецка (Донбасс) и захватить контроль над нефтью, и другими экономическими ресурсами на Украине, в южной России, и на Кавказе. Он понимал, что сила может привести к победе в короткий срок, но более важно было приобрести средства и безопасное положение для ведения глобальной войны на длительное время.

Гитлеровские генералы разделяли его стратегический взгляд на прорыв к ресурсам, но их оперативным приоритетом был разгром Красной Армии. Планом кампании предусматривалось оккупировать Донбасс и все территории западнее Дона. Советские силы на этих территориях должны быть окружены и уничтожены, и линия обороны должна быть установлена вдоль берега реки Дон. Загнав Красную Армию в мешок, немцы смогут переправиться через Дон южнее Ростова и направиться на Кубань, Кавказ, и Баку.

Это был план, который привёл осенью 1942 года к наиболее важной точке во всей второй мировой войне – сражению под Сталинградом, расположенным в излучине Волги, которая отстоит в пределах 50 миль от наиболее восточной точки большой излучины Дона. С точки зрения захвата, ключевой точкой на западном берегу Волги является точка, лежащая посередине между двумя реками. Сталинград был также большим промышленным центром и защищал поток перевозоу нефти по Волге от Астрахани на север России. Согласно директиве Гитлера N'41: «Все усилия должны быть направлены на взятие Сталинграда, или продвижения к городу для ведения огня тяжёлой артиллерией таким образом, чтобы прекратить любое использование города, как индустриального, или коммуникационного центра». Но выполнить чёткий приказ не удалось.

Планируемая кампания получила кодовое наименование «Операция Синева» (Operation Blau) и должна была выполняться группой армий Юг в составе 6-й и 17-й армий, и 1-й, и 4-й танковых армий, также, как и 11-й армией, базировавшейся в Крыму. Поддержку немецким армиям оказывали много дивизий стран Оси, включая 8-ю венгерскую, 3-ю и 4-ю румынские армии. Всего было задействовано 89 дивизий, включая 9 бронетанковых – около 2-х миллионов солдат.

До начала главной кампании немцы добились полной победы в Крыму. Они захватили Крым в 1941 году, но только в начале 1942 года добились полного контроля над Керченским полуостровом из-за серии контрнаступлений Красной Армии, планировавшей освобождение обороняющегося Севастополя. Немецкая 11-я армия начала эту кампанию, вернув Керченский полуостров 8 мая, и за две недели уничтожила 3 советских армии, имевших 21 дивизию, и взяла 170.000 пленных.

После этой катастрофы Сталин и Ставка подвергли критике исполнение обязаннностей командованием Крымского фронта. В документе от 14 июня 1942 года, предназначенном для старшего командования Красной Армии, командование Крымским фронтом было раскритиковано, первое – за то, что оно не понимает сущности современной войны; второе – за то, что оно потеряло контроль над своими войсками; третье – за то, что оно продемонстрировало недисциплинированность, не выполнив инструкций Ставки. Документ также объявляет о смещении и понижении в должностях фактически всего командования фронтом. Среди пониженных в должности были командующий фронтом генерал Козлов и Лев Мехлис, глава ГПУ (главного полит. управления Красной Армии), который был представителем Ставки в Крыму. Мехлис потерял свой пост заместителя комиссара обороны вместе с работой в ГПУ и был понижен в звании на одну ступень с армейского комиссара 1-го ранга до корпусного комиссара. Сталинский гнев по отношению к Мехлису стал очевиден с первых дней наступления вермахта на Керчь, когда комиссар телеграфировал в Москву жалобы на действия генерала Козлова по отражению немецких атак. В ответ Сталин послал ядовитый выговор:

«Вы заняли странную позицию, как сторонний наблюдатель, который не имеет отношения к делам Крымского фронта. Эта позиция может быть удобной, но это абсолютно недостойно. Вы не сторонний наблюдатель… но ответственный представитель Верховного Командования, отвечающий за все фронтовые успехи и поражения, и обязанный корректировать ошибки командования на месте».

В другом случае Сталин телеграфировал Козлову: «Вы являетесь командующим фронтом, не Мехлис. Мехлис должен помогать вам. Если он не поможет, вы должны доложить об этом». Генерал занялся делом: прислал в Ставку документ от 4 июня, где написал, что все командиры «являются мастерами современного боя», понимающими важность «скоординированных действий всех видов оружия» и отвергают вредные методы бюрократического руководства… они должны не ограничиваться отдачей приказов, но посещать войска, армии и дивизии, чаще «помогать своим подчинённым выполнять приказы. Задачей для наших командиров, комиссаров и политработников является искоренение элементов недисциплинированности среди командиров всех рангов».

Эвакуация Красной Армии из Керчи открыла дорогу последнему штурму Севастополя, который начался 2 июня с массированной авиа и артиллерийской бомбардировки. В ходе многомесячной осады (siege) люфтваффе сделали более 23 000 самолётовылетов и сбросили 20 000 тонн бомб на город. Немцы даже перебросили с ленинградского фронта свою тяжёлую артиллерию, включая орудия, стреляющие снарядами весо 1т, 1,5т и даже 7т. Штурм Севастополя с суши и моря начался в начале июня. Советские потери достигли десятков тысч, и немцы захватили ещё 95 000 пленных. Немцы потеряли 75 000 человек, включая 25 000 убитых. Немцы восторжествовали, но оборона Севастополя внушила им страх и породила легенды о героической Красной Армии, защищавшей сначала Брест в июне 1941 года, затем Одессу, Смоленск, Ленинград, Тулу и Москву.

 

Катастрофа под Харьковом.

Тем временем главное событие происходило тоже на Украине: его не планировали начинать ни немцы, ни Советы. 12 мая Красная Армия начала главное наступление с целью возвратить Харьков, второй по значению украинский город. К несчастью советское наступление совпало с концентрацией немецких сил для операции «Синева»(Blau), и 6-я армия, и 1-я танковая армия смогли эффективно обороняться, и провести уничтожающую контратаку. Русские не только не смогли вернуть Харьков, но три советские армии, участвовавшие в операциии, были окружены немцами и полностью уничтожены. Сражение произошло 28 мая. Советские потери составили около 280.000 человек, включая 170.000 убитых, раненых и пропавших без вести. Около 650 танков и 5000 орудий также были потеряны Красной Армией.

Харьков стал очередной военной катастрофой, постигшей Сталина. Выдающееся обвинение однажды сделал Хрущёв, который в то время был полит. комиссаром Юго-Западного направления, проводившего операцию. В 1956 году Хрущёв заявил, что он спрашивал у Сталина разрешения отменить операцию до того, как советские войска были окружены немцами. Версия Хрущёва была в своё время внесена в официальную историю Великой Отечественной войны, опубликованную в начале 60-х годов, когда он был вождём Советского Союза. Но Жуков категорически опровергает историю Хрущёва в своих мемуарах и возлагает вину на командование Юго-Западного направления, которое, как он заявил, проталкивало эту операцию и затем вводило Сталина в заблуждение о ходе сражения.

Эта критика «местного» руководства была поддержана маршалом Москаленко, командовавшим одной из армий в этой операции. На его взгляд Юго-Западное направление недооценило противника и преувеличило возможности своих собственных сил. Эта новая версия событий, произошедших по официальной советской истории, опубликованной в 1970 году, не подтверждается Василевским в его мемуарах. Он частично согласен с версией Жукова-Москаленко, но подтверждает историю Хрущёва о его усилиях переубедить Сталина. Василевский также подтверждает, что Ставка могла больше помочь Юго-Западному направлению. Эта последняя точка зрения подтверждается в мемуарах маршала Баграмяна, начальника штаба Юго-Западного направления, который считает главной проблемой недостаточную подготовку операции Ставкой.

Собственный вердикт Сталина о харьковском поражении был сделан в приказе Юго-Западному направлению от 26 июня, в котором было объявлено, что Баграмян отстранён от должности начальника штаба, так как его неудача по обеспечению ясной и чёткой информацией Ставки «не только привела к провалу наполовину достигшей успеха операции, но и привела к сдаче 18-20 дивизий врагу». Сталин сравнил эту катастрофу с поражением одной из царских армий в ходе первой мировой войны и указал, что не только Баграмян наделал ошибок, но и Хрущёв, и Тимошенко, командующий Юго-Западным направлением. «Если мы объясним стране всё о катастрофе…, то я опасаюсь, что с вами будет поступлено весьма строго».

Сталин, однако, обошёлся с виновными в катастрофе очень мягко. Хотя Баграмян был понижен с уровня направления до армейского начальника штаба, он позднее занял место среди самых главных командующих всей войны, один из двоих не-славян (он был армянином, другой – еврей), командующих фронтами. Он был не единственным козлом отпущения. Действительно, многие из тех, кто участвовал в операции, позднее занимали высокое положение в советском высшем командовании, например, генерал Антонов, который стал сталинским начальником Генерального штаба в декабре 1942 года. В июле 1942 года Тимошенко был переведен в Ленинград командующим Северо-Западного фронта. Это было наказанием, или понижением, но одновременно это было возвращением Тимошенко на место триумфа в советско-финской войне.

Сталинское мягкое обращение с командованием Юго-Западного направления контрастировало с наказанием виновников крымского поражения. Возможно это косвенное признание того, что за харьковскую катастрофу были ответственны отчасти и Ставка, и Верховный Командующий. Уважительное отношение к донесениям от Юго-Западного направления в Ставку, посланным в марте-мае 1942 года, и внимание к ситуации, сложившейся там, весьма показательны. Из документов следует, что предлагая операцию, командование нацеливалось не только на возвращение Харькова, но и на выход к Днепру. Даже когда в ходе сражения стало ясно, что немцы намного сильнее, чем предполагалось, и что ожидаемых целей достичь невозможно, командование направления продолжало посылать оптимистические донесения в Москву.

Разработка подобных планов и поддержка наступательных устремлений направления – не единственный признак оптимистического взгляда Сталина и Ставки на перспективы Красной Армии на восточном фронте весной 1942 года. В конечном итоге именно наступательные действия привели к изгнанию немецких сил из СССР. Харьков был только одной из многих амбициозных наступательных операций, разработанных Сталиным и Ставкой весной 1942 года. В Крыму дополнительные наступательные действия Красной Армии были предупреждены началом немецкого наступления от 8 мая. В начале мая Северо-Западный фронт начал операцию против немецких превосходящих сил в районе Демьянска. В середине мая Ленинградский фронт начал операцию по освобождению частей советской армии из окружения. В центральном секторе Красная Армия готовилась начать наступление в направлении на Ржев, Вязьму и Орёл.

Причины харьковского поражения лежат в наступательной доктрине более, чем в прочих ошибках Сталина, или командования Юго-Западного направления. Эта истинная причина харьковского поражения не разъясняется в военных мемуарах и описаниях дискуссии в Совете Верховного командования весной 1942 года, широко распространённых Жуковым, и одобренных Василевским. Согласно им, основной плана Ставки на на летний период 1942 года оставался оборонительным. В этом контексте харьковская операция представлена, как неудачное отклонение от главного плана, и как результат сталинской склонности к наступлениям, и лоббирования Тимошенко большого наступления в районе Харькова.

«Мы предполагаем находиться в обороне, бездействовать всё время, и ждать немецкой атаки?» – спрашивал Сталин, по словам Жукова. Несомненно Сталин, как обычно, поддерживал наступательные действия, но картина, нарисованная Жуковым и Василевским об основных планах Ставки на стратегическое наступление, не убедительна. Согласно Жукову, например, он предпочитал оборонительное положение, но сам перед тем, проталкивал генеральное наступление против группы армий Центр в районе Вязьма-Ржев, предлагая отменить харьковскую операцию. Получается, что дискуссия, проводимая Ставкой о том, где развёртывать силы для наступления, была ранее, чем обсуждение того, переходить, или не переходить к обороне.

Эта интерпретация подкрепляется Жуковым последующей порцией притязаний, что Вяземско-Ржевская операция, которая действительно имела место в другой форме в июле-августе 1942 года, должна была изменить стратегическую ситуацию в центральном секторе у Москвы, для чего понадобилось сосредоточить много сил. В изложении Василевского, обсуждение, проводившееся в Ставке, выглядит противоречиво. Он утверждал, что были приняты решения: «одновременно со стратегической обороной предпринять и местные наступательные операции в некоторых секторах, в которых, с точки зрения Сталина, можно было использовать успех в зимней кампании, улучшивший операционную ситуацию наших войск, что должно было помочь нам перехватить стратегическую инициативу и разрушить нацистские планы на новое наступление летом 1942 года. Можно предположить, что это создаст все условия Красной Армии, чтобы начать главные наступательные операции на всём фронте от Балтики до Чёрного моря».

Эти «словеса» о гибкой программе наступательных действий вернее отражают реальность, чем упоминание о стратегической обороне. В таком случае становится понятнее задача, поставленная в разработанном документе Генерального штаба весной 1942 года. Упоминаемые Василевским локальные действия на самом деле являлись весьма амбициозными планами и предусматривали в ходе наступления продвижение до западных границ СССР к концу 1942 года. Красная Армия предполагала после этого обороняться. Эта перспектива стратегического наступления была изложена Сталиным Черчиллю в послании от 14 марта 1942 года:

«Я совершенно уверенно чувствую, что совместные усилия наших войск, хоть и редкие, всё-таки достигнут цели сокрушения общего врага, и что 1942 год увидит решающий поворот на антигитлеровском фронте». Опубликованный сталинский пиказ к празднику 1 Мая 1942 года определял текущую фазу войны, как период освобождения советских земель от гитлеровских подонков и призывал Красную армию «сделать 1942 год годом окончательного разгрома немецко-фашистских войск и освобождения советской земли от гитлеровских негодяев!»

Другой важный аспект планирования Ставкой весной 1942 года состоял в определении главного направления немецкого наступления, будет ли оно на юге и будет ли иметь целью установить контроль над советскими экономическими ресурсами. Для этого не хватало информации. Факт – что группа армий Центр в составе 70 дивизий, находящаяся менее, чем в 100 милях от Москвы, являлась весомой частью расчётов Сталина и Ставки. Хотя Сталин не считал юг главным направлением наступления Германии, он рассматривал такое продвижение, как цель главным образом флангового наступления на Москву. Обороне этого сектора фронта, как жизненно важного для безопасности Москвы, был отдан главный приоритет, и резервы Ставки размещались исходя из этого.

Идея, что Гитлер нацелится прежде всего на захват Москвы превалировала во всей кампании 1942 года и была усилена проводимой Германией дезинформационной «операцией Кремль», состоявшей в искусно сделанной фальшивой подготовке к наступлению на советскую столицу. В ноябрьской 1942 года речи, посвящённой 25-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, когда немецкое наступление было в самом разгаре, Сталин отрицал, что немецкая летняя кампания направлена главным образом за нефтью и настаивал, что главная цель – охватить Москву с востока, и затем ударить по советской столице с тыла. «Короче, главной задачей немецкого летнего наступления было окружение Москвы и окончание войны в этом году».

Не только первое время планы и расчёты Сталина, и Ставки делались исходя из этого посыла. Наступательные действия Красной Армии у Харькова и в других местах потерпели поражение не только в результате больших потерь, и израсходования резервов Ставки, но и потому, что немецкое наступление было направлено не на Москву, а на Сталинград, и Баку. Решающая схватка между Красной Армией и вермахтом в 1942 году имела место не на фронте у Москвы, но под Сталинградом.

 

Дорога на Сталингшрад.

Операция «Синева» началась 28 июня и быстро развивалась. В конце июля немцы оккупировали весь Донбасс, бОльшую часть территории вдоль Дона и направились на Сталинград, и Кавказ. Как и летом 1941 года, немецкое верховное командование достигло вскоре головокружительных успехов. 6 июля Гальдер записал: «Мы переоценили силы противника, и наступление разбило его в пух, и прах». 20 июля Гитлер сказал Гальдеру: «В августе немцы будут на Волге, и Сталинрад будет осаждён. На юге немецкие силы достигнут предгорий Кавказа, оккупируют майкопские нефтяные поля и будут угрожать другим нефтяным полям у Грозного в Чечне». 21 августа 1942 года немецкий флаг был водружен на вершине Эльбруса, высочайшего пика на Кавказе.

В течении июля и августа немцы взяли 625 000 пленных, и уничтожили, или захватили 7000 танков, 6000 орудий, и более 400 самолётов. Немецкие потери были также велики – более 200 000 человек только в августе. Потери Красной Армии были значительнее, но не по меркам лета 1941 года. После этого Советы учились отступать и начали более умело избегать окружения. Хотя в главном твёрдо следуя политике «не отступать», Сталин и Ставка стали более склонны, чем ранее, санкционировать отход. Столкнувшись с ростом потерь и истощением своих человеческих резервов, Совет высшего командования был озабочен сохранностью своих сил. В этот период все послания Сталина фронтовым командирам запрашивали о судьбе окружённых частей и требовали информацию, что делается, чтобы помочь им выйти из окружения. Немцам, однако, казалось, что относительно малое количество пленных солдат противника указывает на советскую слабость и полномасштабный отход скорее, чем на изменение тактики. Это ошибочное впечатление оказало сокрушительное влияние на стратегическую переориентацию операции Синева, прооизошедшую в июле 1942 года.

В своей оригинальной концепции операция Синева была объединённой и скоординированной операцией, цели которой были достигнуты в основной фазе. Сначала были взяты под контроль Дон и Волга, затем началось главное продвижение на Кавказ. 9 июля, однако, группа армий Юг была разделена на отдельные командования групп армий А и Б. Фон Бок, командующий группы армий Юг, стал командующим группы армий Б, включающей 6-ю армию, 4-ю танковую армию и различные армии стран Оси. Их задачей было нанесение удара на восток от Курска и Харькова в направлении Воронежа, и затем на юго-восток к большой излучине Дона.

Группу армий А возглавил фельдмаршал Вильгельм Лист. В неё входили 17-я армия и 1-я танковая армия, с задачей захватить Ростов-на-Дону, и совершить марш на Баку. 13 июля фон Бок был смещён Гитлером из-за оперативных разногласий и заменён бароном фон Вейхсом. В этот же день 4-я танковая армия была передана из группы армий Б в группу армий А, на юг. Десятью днями позже, 23 июля, Гитлер издал директиву N'45. Она гласила, что «в кампании, которая продлиться немногим более трёх недель, поставленные мной широкие цели для южного фланга Восточного фронта долны быть в значительной степени достигнуты». Поддержанная 11-й армией из Крыма, группа армий А теперь имеет задачу уничтожить противника южнее Ростова и затем «полностью оккупировать восточное побережье Чёрного моря», и захватить Баку.

Слева, группа армий Б «наносит удар в направлении Сталинграда, уничтожая силы врага, сосредоточенные здесь, захватывает город и блокирует коммуникации между Доном, и Волгой. Гитлеровское решение разделить южное наступление, преследовавшее две стратегические цели одновременно, оккупацию Баку и захват Сталинграда, выглядит ошибкой. В то ремя, как вермахт был в состоянии достичь одну, или другую из этих двух целей, концентрируя свои силы и ресурсы на Сталинграде, или Баку, он не был достаточно сильным для достижения обеих амбициозных целей. Но этого не видел Гитлер в то время, и захват Ростова 23-24 марта только поддержал его оптимизм.

Немецкие силы были готовы начать кампанию на Кавказе, но, как отметил парадоксальную вещь генерал Альфред Йодль, начальник оперативного отдела немецких вооружённых сил, – «Судьба Кавказа решается в Сталинграде». Причиной этого было то, что Сталинград являлся точкой опоры оборонительного блока на Дону и Волге, в котором немцы нуждались для защиты своего продвижения на Баку от флангового советского контрнаступления. Но Гитлер был уверен, что это будет достигнуто, и когда немецкая 6-я армия дошла до окраин Сталинграда в конце августа, фюрер расчитывал, что город будет взят штурмом наверняка.

Сталинская реакция на эту операцию показывает, что он ожидал, что главной задачей немцев в 1942 году будет Москва. Он считал, что начавшееся наступление на юге с направлением на Воронеж имеет скорее целью Москву, чем Сталинград. Немецкий прорыв в этой точке мог перерезать главные коммуникации между центром страны и югом. Город был взят немцами 7 июля, но через четыре недели Красная Армия предприняла контратаку в районе Воронежа. Значение, придаваемое Ставкой этой операции, показывает решение образовать Воронежский фронт и назначить командующим генерала Николая Ватутина, одного из талантливейших офицеров Генерального штаба.

Другим регионом, где Красная Армия упорно продолжала попытки наступления летом 1942 года, был Ржевско-Вяземский район. Эти операции проводил жуковский Западный фронт, поддержанный Калининским и Брянским фронтами. В своих мемуарах Жуков мало говорит об этих операциях, так как успехи были достигнуты ничтожные в сравнении с огромными силами, для этого использованными. Он упоминает этот эпизод только, как пример недооценки его роли, так как он спорил со Сталиным о приоритете харьковской операции. Фактически ржевско-вяземская операция была более приоритетна для Ставки, и Жуков сконцентрировал дополнительные силы в то время, когда советское положение на юге было катастрофическим, и нуждалось в срочной поддержке.

В то время, как воронежское сражение полностью замалчивалось советской прессой, а о ржевско-вяземском сражении писалось очень мало, информация о Сталинграде широко распространялась. Но обе эти операции в ежедневных сводках Ген. штаба занимали главное место, что иллюстрирует наступательную направленность деятельности Ставки даже в моменты наибольшей опасности и тяжёлых окружений.

Вдобавок юг для наступательных действий был вынужденно ослаблен вследствие харьковской катастрофы. Когда немцы нанесли удар в начале июля, оборона Тимошенко рухнула, и Ставка была вынуждена прекратить наступление на Дону. Направление немецкого наступления на Сталинград скоро стало очевидным, и 12 июля Ставка приказала создать Сталинградский фронт. Это разгрузило Юго-Западный фронт Тимошенко. Три резервных армии, 62-я, 63-я и 64-я, должны были быть развёрнуты для обороны Сталинграда. В сумме Тимошенко имел 38 дивизий в своём распоряжении, численностью более, чем полмиллиона человек, 1000 танков и около 750 самолётов.

Однако для Тимошенко пребывание в должности на Сталинградском фронте продолжалось не долго. Фронт был передан генералу Гордову 22 июля. На следующий день Василевский, который был назначен начальником Генерального штаба 26 июня, отправился в Сталинград, в первую из многих поездок в зону сражений. Василевский был одной из высокопоставленных военных и политических фигур, побывавших в Сталинграде в ходе сражений, и оставивших сообщения, и доклады о положении на фронте. Сталинская практика посылки представителей Ставки на участки фронтов была давно установлена, но наиболее часто и интенсивно применялась в ходе сражения под Сталинградом.

В российской и советской историографии 17 июля 1942 года является официальной датой для начала так называемых «200 огненных дней» битвы за Сталинград. В этот день передовые части немецкой 6-й армии начали сражение с 62-й и 64-й армиями на реке Чир. Советские силы отступили к главной оборонительной линии вдоль южного Дона на противоположном берегу реки. Сталинская тревога об этой опасности была высказана в директиве Южному, Северо-Кавказскому и Сталинградскому фронтам от 23 июля:

«Если немцы наведут понтонные мосты через Дон и смогут переправить танки, и артиллерию на южный берег Дона, то это будет смертельной угрозой для (ваших) фронтов. Если немцы не смогут навести понтонные мосты на южный берег, то они смогут переправлять только пехоту, и это не представляет большой опасности для нас… Исходя из этого, главной задачей наших сил на южном берегу Дона и для нашей авиации является не позволить немцам построить понтонные мосты через Дон, и если они установят их, то уничтожить их всей мощью нашей артиллерии, и воздушных сил».

Спустя несколько дней немцы переправились на южный берег Дона во многих местах и начали быстрое наступление на Кавказ, и Сталинград. Наиболее тяжёлой стала потеря в конце июля Ростова, имеющего важное стратегическое значение. Город прикрывал главную дорогу на Кавказ, закрывая путь немцам для оккупации Кубани, богатейшей сельскохозяйственной зоны между Доном и Кавказскими горами. Огромное значение потеря Ростова имела, как моральный фактор. Город в первый раз был занят немцами в ноябре 1941 года и был освобождён Красной Армией несколькими днями позже, что было отпраздновано, как как великий поворотный момент в войне, как часть развивающегося советского контрнаступления, кульминацией которого был триумф под Москвой. Сейчас Ростов был взят врагом снова, и лёгкость, с которой немцы захватили город, плохо сочеталась с эпической обороной Севастополя Красной Армией и флотом.

28 июля 1942 года Сталин издал «приказ N'227», известный, как «ни шагу назад!». Приказ не публиковался в газетах, но текст был распространён в советских вооружённых силах. Копии приказа были пересланы в войска, и офицеры прочитали их своим солдатам. «Ни шагу назад!» – быстро стало лозунгом советской прессы летом 1942 года, и множество статей, и передовиц распространяли эту главную тему в широких массах.

Приказ начинался откровенной обрисовкой ситуации, в которой находилась страна:

«Враг бросил на фронт новые силы и… вторгся глубоко на территорию Советского Союза, захватил новые регионы, уничтожил и разрушил наши города, и сёла, насилует, грабит, и убивает советских людей. Яростная битва идёт в районе Воронежа, на Дону, на юге у ворот северного Кавказа. Немецкие оккупанты прорываются к Сталинграду, прорываются к Волге и хотят любой ценой захватить Кубань, и северный Кавказ с их нефтяными, и хлебными ресурсами».

Но Красная Армия, сказал Сталин, обязательно исполнит свой долг перед страной:

«Части Южного фронта поддались панике, оставили Ростов и Новочеркасск без серьёзного сопротивления, и без приказа из Москвы, покрыв свои знамёна позором. Народ нашей страны… потерял доверие в Красную Армию… проклинает Красную Армию за оставление наших людей под ярмом немецких угнетателей, в то время, как сама она бежит на восток».

Размеры потерь так велики, подчёркивал Сталин, что «отступление дальше будет означать уничтожение нашей страны и нас самих. Каждый новый кусочек территории, теряемый нами, будет значительно усиливать врага и, следовательно, ослаблять нашу оборону, наше отечество». Сталинским решением было – остановить отступление:

«Ни шагу назад!» Это должен сейчас быть наш главный лозунг. Необходимо оборонять до последней капли крови каждую позицию, каждый метр советской территории, цепляться за каждый клочок советской земли и оборонять его до предела возможного».

Орудием этой политики было требование железной дисциплины, особенно от части офицеров и комиссаров, которые отступают, по словам Сталина, как предатели, если они отступают без приказа. Этот специфический приказ предписывал сформировать штрафные батальоны для тех, кто признаны виновными в нарушении дисциплины и задержаны заградотрядами, расположенными позади дрогнувших дивизий. Штрафные батальоны должны использоваться на наиболее опасных участках фронта, и их бойцам даётся шанс искупить проступки, и нарушения дисциплины, в то время, как заградотряды расстреливают паникёров, и предателей, убегающих в тыл.

Ничего нового в приказе N'227 не было, несмотря на его решительный тон, кроме того, что Сталин был обеспокоен надвигающимся поражением и потерями тем летом. Железная дисциплина, суровое наказание и запрет отступления без приказа – это были сталинские методы с начала войны. Введение штрафных батальонов было представлено Сталиным, как идея, позаимствованная у немцев, но фактически это было возрождение и переоформление более ранней советской практики отправлять в штрафные части признанных виновными в дисциплинарных нарушениях. Между 1942 и 1945 годами было сформировано около 600 таких штрафных частей. Через них прошли 430 000 человек. Как приказал Сталин, эти части выполняли трудные и опасные приказы, такие, как фронтальный штурм позиций противника, и следовательно несли до 50% потерь. Заградительные отряды существовали на многих фронтах, но после приказа N'227 они были созданы и активно использовались везде. Между 1 августа и 15 октября эти отряды задержали 140 000 человек. Из этих задержанных 3980 были арестованы, 1189 расстреляны, 2961 отправлен в штрафные роты или батальоны и 131 094 возвращены в свои части.

Приказ 227 поддержал порядок на фронте и укрепил моральный дух. Главной целью нового дисциплинарного режима было не наказание преступников, а сдерживание испуганных и поддержка тех, кто решительно выполняет свой долг, какой бы ни была цена. Те, кто нарушает дисциплину и оставляет позиции должны быть выловлены, и сурово наказаны. Сталину были необходимы герои намного больше, чем НКВД, подсчитывающий предателей. Его главной опорой были те, кто мог приносить в жертву собственную жизнь при необходимости.

Близость наказания стимулировала патриотизм. Призывы к патриотизму и исполнению долга были основой советской политической мобилизации с начала войны. Но это особенно проявилось при новой катастрофе, которую Александр Верс назвал «чёрным летом 1942 года». Атмосфера кризиса этого времени разрушила распрострнившиеся было расчёты на то, что окружения 1941 года не повторятся. Официальная пропаганда усиливала оптимизм. 21 июня «Красная Звезда», главная газета Красной Армии, в передовой статье писала, что «немецкая армия в 1942 году упорна в обороне, но понимает, что наступление всегда преодолеет её… Немецкого наступления, подобного прошлому, не будет». На следующий день Совинформбюро озвучило официальный обзор первого года войны. Оно успокаивало читателей, что «немецкая армия 1942 года не та, что была год назад… Немецкая армия не может проводить наступательные операции подобно прошлому году».

В «Правде» передовица в этот день утверждала: «1942 год будет годом окончательного немецкого поражения и нашей окончательной победы». Поэтому быстрое немецкое продвижение на юг для большинства народа стало неожиданностью, и этот рабивающий иллюзии эффект был усилен атмосферой лозунга того лета:«Отчество в опасности!» Однако, советская пропаганда быстро сменила задачу и начала подчёркивать опасность данной ситуации. 19 июля на первой странице «Красная Звезда» сравнивала ситуацию на юге с битвами под Москвой и Ленинградом в 1941 году. Пропаганда ненависти к немцам заполнила прессу, призывающую советских солдат убивать столько немцев, сколько возможно – искоренить семьи, друзей, страну. После прказа N'227 главными лозунгами стали «Ни шагу назад!» и «Победа или смерть!».

Ключевой групповой целью призывов к патриотической жертвенности был советский офицерский корпус. Не было более беззаветной, или более важной группы для ведения советских военных действий. В ходе войны около миллиона офицеров были убиты и около миллиона стали инвалидами. 30 июля 1942 года Сталин ввёл новые награды только для офицеров – ордена Кутузова, Александра Невского и Суворова. Передовица в «Красной Звезде» на следующий день призывала читателей «защищать отечество, как Суворов, Кутузов и Александр Невский». Страницы советской прессы также начали наполняться статьями о роли офицеров в поддержании дисциплины и о важности для достижения победы их технических навыков, и профессионализма. Позже в этом году для офицеров ввели новую форму с эполетами и золотым галуном (который был специально завезён из Британии). Затем в январе 1943 года термин «офицер» был восстановлен при обращении к генералам.

9 октября 1942 года в разгар сражения под Сталинградом был упразднён институт комиссаров, и (ликвидирована) система двойного командования офицеров, и политработников. Основной причиной этих радикальных изменений было то, что офицеры доказали свою политическую лояльность в ходе войны, и то, что двойное командование препятствовало дальнейшему развитию их политического, и военного лидерства. Институт комиссаров был заменён новой организацией пропагандистской работы в вооружённых силах и позволил наиболее опытным комиссарам занять положение воинских командиров. Это указ не стал панацеей для вооружённых сил. Многие почувствовали, что упразднение несвоевременно и разрушает дисциплину на фронтах; другие чувствовали, что комиссар делал хорошее дело, и что недостаток умения среди военных командиров был главной проблемой, а вовсе не политическое вмешательство в командирские решения.

В то время, как всё больше и больше страниц советской прессы посвящалось славным патриотическим подвигам в предреволюционную эру, историей после 1917 года также не пренебрегали. Тема гражданской войны стала особенно актуальна и уместна, когда немцы приблизились к Сталинграду. Нарисовались параллели между успехами сталинской обороны Царицына в 1918 году и началом сражения по спасению Сталинграда. Защитники города обещали соревноваться в достижениях со своими прославленными предшественниками времён гражданской войны. Как отметил Александр Верс, корреспондент «Санди Таймс» в Москве, в то время, как патриотизм преобладал в советской пропаганде, «советская идея никогда полностью не затмевалась… совмещение «советского» и «русского» постоянно присутствовало в опасном 1942 году в той, или иной степени».

По сталинскому мнению, сложившемуся летом 1942 года, решающее сражение приближалось. В начале августа Ставка приняла решение разделить Сталинградский фронт на два – Сталинградский и Юго-Восточный фронты. Собственно Сталинград оказался в расположении Юго-Восточного фронта, тогда как Сталнградский фронт был развёрнут севернее и западнее города вдоль Дона. Ерёменко был назначен командующим Юго-Восточного фронта, а новый Сталинградский принял под командование генерал Гордов. Это способствовало лучшей координации обороны Сталинграда. 9 августа Ерёменко стал командовать обоими фронтами. В директиве об этой новой командной структуре Сталин побуждал Ерёменко и Гордова объединить их умы. Он писал, что «оборона Сталинграда и поражение противника… имеют решающее значение для всего советского фронта. Верховное командование приказывет вам не жалеть усилий и идти на любые жертвы для защиты Сталинграда и уничтожения врага».

 

Черчилль в Москве.

В то время, как немцы приблизились к Сталинграду, Уинстон Черчилль прибыл в Москву в августе с плохими новостями: второй фронт не будет открыт в Европе в 1942 году. Ранее Черчилль заявил, что, так как Британия несёт большие потери, то арктические конвои в Россию временно прекращаются. Это был жестокий удар для Сталина. Это означало, что в ближайшей перспективе никакой помощи восточному фронту, находящемуся под немецким ударом, не будет.

Сталин оказывал давление на Черчилля по поводу второго фронта с тех пор, как началась война. В Британии, США и других союзных странах Коминтерн проводил массированную кампанию за открытие второго фронта во Франции. В мае-июне 1942 года Молотов посетил Лондон и Вашингтон с главной целью обеспечить англо-американское обязательство открыть второй фронт, как только это станет возможным. Результатом было англо-советское коммюнике от 12 июня, заявившее, что «достигнуто полное понимание по неотложным задачам открытия второго фронта в Европе в 1942 году». Эта декларация была повторена в советско-американском коммюнике, опубликованном в тот же день.

Cообщение, содержавшееся в обоих коммюнике по сталинскому настоянию, породило ожидание, что второй фронт во Франции действительно будет открыт в 1942 году. Газета «Правда» в передовице от 13 июня превозносила декларацию, как значительное усиление антигитлеровской коалиции, и объявляла 1942 год годом «окончательного поражения гитлеровских полчищ». 18 июня Молотов доложил Верховному Совету о результатах своей поездки в Британию и США. Молотов сказал, что декларация «имеет большое значение для народа Советского Союза, так как открытие второго фронта создаст непреодолимые трудности для гитлеровских армий на нашем фронте. Мы надеемся, что наш общий враг почувствует полную тяжесть возросшего военного сотрудничества трёх великих держав». Согласно официальному сообщению это заявление было приветствовано бурными аплодисментами.

В приватной обстановке, однако, Молотов был более пессимистичен о перспективе второго фронта. В соответствии с декларацией Британия вынесла предостережение, что в то время, как ведётся подготовка к высадке на континент в августе-сентябре 1942 года… «мы в действительности не можем ничего обещать, но после подготовки, как только появится возможность… мы не колеблясь приведём наши планы в действие». В беседе с Молотовым, Черчилль пояснил, что это означает в лучшем случае высадку шести дивизий на континент, за которой последует более широкое вторжение в 1943 году. Заключением Молотова в докладе Сталину было, что «британское правительство не даёт никаких обязательств открытия второго фронта в этом году, но делает оговорку, что идёт подготовка пробной десантной операции».

После доклада Молотова Сталин принял решение на проведение сильного наступления в 1942 году, несмотря на поражения под Харьковом и в Крыму. В этом контексте подходило любое обязательство по второму фронту. Лучший вариант, чтобы высадка произошла и привела к откату вермахта на запад. В худшем варианте угроза высадки хотя бы удержит Гитлера от передислокации войск из Западной Европы на восточный фронт. При любом раскладе Сталин полагал, что публичное обязательство по второму фронту окажет политическое давление на западные правительства по продвижению вперёд такой операции. В середине июля, однако, ситуация на восточном фронте стала решительно ухудшаться, и Сталин снова стал смотреть на второй фронт, как на критический фактор в исправлении военного положения.

Новое немецкое наступление на юге сделало более срочными советские дипломатические усилия для убеждения западных союзников выполнить обещания по открытию второго фронта. 23 июля Сталин лично написал Черчиллю, что обеспокоен «открытием второго фронта в Европе. Я опасаюсь, что дело приняло неподходящий оборот. Рассмотрев положение на советско-немецком фронте, я заявляю, что советское правительство не может допустить, что второй фронт будет отложен до 1943 года». Черчилль ответил предложением провести совещание, на котором он может рассказать Сталину об англо-американских планах военных действий в 1942 году. Сталин согласился встретиться с Черчиллем, но просил премьер-министра прибыть в Москву, так как он сам не может покинуть Москву в такое критическое время, так как заменить его некем.

Перспективы совещания были туманны. Перед прибытием Черчилля в Москву советские разведчики в Британии и США докладывали, что англо-американцы не откроют второго фронта в Европе в 1942 году и взамен планируют большую военную операцию в северной Африке. Сходная пессимистическая картина была очевидна из докладов сталинского посла в США Максима Литвинова, который писал, что в то время, как Рузвельт предпочитает открыть второй фронт во Франции, Черчилль не согласен с этой идеей и убеждает президента вместо этого начать действовать в северной Африке.

7 августа Иван майский, советский посол в Лондоне, направил Сталину послание о намерении Черчилля отправиться в Москву. Весьма вероятно, писал Майский, это будет сделано с целью: первое, для успокоения развёрнутой в Британии агитации за открытие второго фронта. Второе и наиболее позитивное, обсудить единую стратегию союзников для победы над Германией. Третье, убедить Сталина, что второй фронт в Европе в 1942 году невозможен и нежелателен. Черчилль, согласно Майскому, не уверен в перспективности для британских военных добиться последовательности побед где-либо, кроме северной Африки и Ближнего Востока, отсутствие которых нанесёт чувствительный удар по его положению.

Майский также упоминает в послании вопрос, который продолжал волновать Сталина: Британия надеется ослабить обоих, Германию и Советский Союз. Да, говорит Майский, но буржуазная Британия, особенно Черчилль, боятся победы нацистов и высматривают пути помощи Советскому Союзу не открывая второго фронта. В заключение Майский сделал замечание, что поскольку неправдоподобно, что позиция Черчилля по втрому фронту изменится, советская сторона должна сосредоточиться на «второй линии» требований, таких, как увеличение поставок, и использовать визит, чтобы начать «ковать единую стратегию, без которой победа невозможна».

Черчилль прилетел в Москву 12 августа в сопровождении Аверелла Гарримана, рузвельтовского координатора по ленд-лизу в Лондоне, который пожелал присутствовать. Эта пара прибыла на встречу со Сталиным в тот же вечер. Беседа началась с обмена мнениями о военном положении. Черчилль говорил о ситации в Египте, в то время, как Сталин сказал, что новости нехорошие, и что немцы прикладывают огромные усилия, чтобы захватить Баку и Сталинград. Он не знает,куда конкретно они направят удар такого большого количества войск и танков вместе с венгерскими, итальянскими и румынскими дивизиями. Он был уверен, что они собрали войска со всей Европы. В Москве положение хорошее, но он не может гарантировать, что русские будут в состоянии выдержать немецкое наступление.

Черчилль спросил, начнут ли немцы новое наступление в районе Воронежа, или на севере? Сталин ответил, что «исходя из протяжённости фронта, существует реальная возможность для Гитлера перебросить 20 дивизий и создать сильный атакующий кулак». Дискуссия после этого вернулась к открытию второго фронта. Черчилль объяснил, что невозможно захватить Францию в 1942 году через Па-де-Кале, так как нет достаточной подготовки для проведения десантной операции на укреплённом побережье. Согласно американскому докладу о разговоре, Сталин «сделался урюмым» и предлагал различные альтернативы, такие, как захват островов в проливе. Черчилль ответил, что такие действия наделают больше зла, чем добра и повлекут расход ресурсов, которые лучше использовать в 1943 году.

Сталин оспаривал оценку Черчиллем немецких сил во Франции, но британский премьер настаивал, что «война есть война, не место для глупостей, и будет безрассудно предлагать катастрофу, которая никому не поможет». В этот момент Сталин выказал беспокойство и заявил, что «его взгляд на войну прямо противоположен. Человек, который не рискует, не может победить в войне». Сталин добавил, что британцы и американцы «не должны бояться немцев, и что они склонны преувеличивать немецкие силы». Сталин сказал: «Опыт показывает, что войска должны нести потери в битве. Если нет крови, то невозможно оценить войска». После обмена мнениями о возможности десанта во Франции, беседа повернула к союзническим бомбардировкам Германии. здесь они нашли общий язык. Сталин высказал надежду, что население будет бомбардироваться так же, как и промышленность, что подорвёт моральный дух Германии. Черчилль искренне заверил:

«Мы рассматриваем население, как военную цель для подавления морального духа. Мы будем стараться быть беспощадными, и мы это продемонстрируем… Если будет необходимо для победы, мы разнесём вдребезги жилища во всех немецких городах».

Согласно американскому донесению о совещании, черчиллевские «слова имели большой стимулирующий эффект в ходе беседы, и с этого момента атмосфера начала становиться более сердечной».

Черчилль затем рассказал Сталину об операции «Троч»(Факел), англо-американском вторжении во французскую Северную Африку, которая была запланирована на октябрь-ноябрь 1942 года. Целью операции «Торч» было обеспечение позиций, с которых можно атаковать немцев и итальянцев в Тунисе, и Ливии. Операция будет скоординирована с наступлением британской 8-й армии из Египта. Для иллюстрации важности операции Черчилль нарисовал Сталину крокодила и сказал, что прежде, чем атаковать бронированную модру в северной Франции, англо-американцы намерены атаковать его мягкое брюхо на Средиземном море.

Сталин предположил, что бронированная морда крокодила находится на восточном фронте, и что Красная Армия уже ведёт сражение с ней. Что касается операции Торч, Сталину уже было многое известно из собственных источников, но он притворился, что информация его заинтересовала и поддержал идею операции. Он высказал обеспокоенность тем, что это приведёт к конфликту с Францией, но указал на четыре выдающихся достоинства: (1)это будет удар по противнику с тыла; (2)это заставит французов и немцев сражаться друг с другом; (3)это устрашит Италию; и (4)это обеспечит нейтралитет Испании.

На следующий день сталинский энтузиазм по поводу операции «Торч» несколько поубавился. Он сказал Черчиллю и Гарриману, что в то время, как операция Торч была корректна в военном смысле, она не оказывала немедленной помощи Советскому Союзу. Что касается второго фронта, то проблемой было то, что для Британии и Америки русский фронт имел вторичное значение, тогда как он имел первостепенное значение для советского правительства. Сталин далее пожаловался на неисполнение Британией и Америкой обещаний по снабжению Советского Союза, и посоветовал им не бояться потерь, так как на российском фронте погибает ежедневно до 10 000 человек. Черчилль ответил, что его огорчает, что русские не думают, что западные союзники делают достаточно для помощи в общем деле. Сталин ответил:

«Это не означает недоверия, но только расхождение во взглядах. Его взгляд таков, что вполне возможно для Англии и Америки высадить шесть, или восемь дивизий на Шербурском полуострове, так как они имеют превосходство в воздухе. Он чувствует, что если британская армия будет сражаться с немцами так же, как русская армия, это не будет так устрашать её. Русские показывают, что немцев бить можно. Британская пехота после подготовки, может действовать так же, как и русская».

Сталин также передал Черчиллю и Гарриману меморандум, в котором потребовал открытия второго фронта в 1942 году, с учётом чего и должны были расчитываться советские военные планы на летние, и осенние операции. 15 августа Черчилль встретился со Сталиным снова, на этот раз без Гарримана. Эта встреча оказалась более интимной и дружеской, чем первые две. Она плавно перетекла в обед в сталинской кремлёвской квартире. Сталин затронул вопрос о втором фронте, заявив, что если Торч будет успешен, то союзники смогут оккупировать юг Франции, что легко исполнимо даже с точки зрения Черчилля. Но беседа сфокусировалась главным образом на другом вопросе. Особенно интересен был большой оптимизм Сталина при рассказе о ситуации на восточном фронте. Немцы, сказал Сталин, продвигаются по двум направлениям, одно – на Кавказ и другое – на Воронеж, и Сталинград:

«Фронт прорван, враг добился успеха, но он не имеет достаточно сил для развития этого… Они расчитывают прорваться к Сталинграду, но они не смогут достичь Волги. Они не достигнут в этом успеха. От Воронежа они хотят через Елец и Рязань повернуть на Москву. Здесь они тоже проиграют… У Ржева русские приведут линию в порядок, и Ржев будет взят весьма скоро. Затем русские продвинутся в южном направлении, чтобы отрезать Смоленск. У Воронежа немцы переправились через Дон. Но русские имеют большие резервы севернее Сталинграда, и он надеется скоро перейти в наступление в двух направлениях: (а) на Ростов, и (б) южнее… Ставится задача отрезать силы противника на северном Кавказе…». В заключение он заметил, что Гитлер не имеет сил предпринять наступление более, чем в одном секторе фронта одновременно.

Во время обеда Сталин и Черчилль обсудили возможность совместной операции против северной Норвегии для защиты британских конвоев, идущих в Мурманск, а также обменялись взглядами на будущее Германии. Черчилль размышлял о том, что после войны прусский милитаризм и нацизм должны быть уничтожены, и Германия разоружена, на что Сталин заявил, что немецкие военные кадры будут ликвидированы и страна должна быть ослаблена отделением Рура. Сталин спросил о слухах об англо-немецком соглашении не бомбить Берлин и Лондон, которые Черчилль опроверг, сказав, что бомбить будут, когда ночи станут длиннее.

Черчилль отметил, что Майский хороший посол, но Сталин заметил, что он мог бы быть и получше: «Он (Майский) говорит «конечно» и «невозможно», зажав язык между зубами». Черчилль высказался о своём плане на послевоеное время по созданию «лиги трёх великих демократий: Великобритании, США и СССР, которые будут руководить миром». Сталин согласился и добавил, что это хорошая идея, но для правительства Чемберлена. В конце обеда был согласован текст совместного коммюнике и подписаны фотографии, которыми обменялись оба лидера. Как отметил британский комментатор в конце доклада: «Атмосфера была максимально сердечная и дружественная».

После того, как Черчилль покинул Москву, Молотов написал Майскому, сообщив ему об окончании визита. «Переговоры с Черчиллем не были ровными», писал Молотов Майскому, но очень «обширными, в личной резиденции товарища Сталина, оборудованной для персональных контактов с гостями… Даже Черчилль хорошо реагировал на главный вопрос (о втором фронте), результаты можно рассматривать, как удовлетворительные». Отметив позитивный итог встречи, Молотов проинформировал Майского, что «ваша идея о выработке общей стратегии не обсуждалась. Мне кажется, что на этой стадии, когда мы участвуем в партии войны, эта идея нам не подходит. Вам не нужно продвигать эту идею в Британии. Вы не получали и не получите таких директив от нас».

Во всех отношениях беседа с Черчиллем и Гарриманом была для Сталина Стрессом. То, что спор по второму фронту внёс разногласия между союзниками, не повод для ухудшения доверия, всё-таки продолжались переговоры о снабжении и других вещах. Личная беседа, диалог Сталина с Черчиллем имел большое значение. Сталин также планировал аналогичную беседу с Гарриманом о том, что хотел бы встретиться с Рузвельтом, как только появится такая возможность. Положение Сталина вскоре ухудшилось, так как, когда разразился кризис, выросла необходимость второго фронта во Франции. Возросло раздражение Сталина союзниками, что публично выразилось 3 октября, когда он давал ответы на письменные вопросы Генри Кессиди, корреспондента «Асошиэйтед Пресс» в Москве:

Ворос: «Какое место занимает открытие второго фронта в советской оценке текущей ситуации?»

Ответ: «В сравнении с помощью, которую Советский Союз оказывает союзникам, оттягивая на себя главные силы немецко-фашистских армий, помощь союзников Советскому Союзу малоэффективна. В смысле расширения и улучшения этой помощи требуется только одна вещь: чтобы союзники полностью выполнили свои обязательства и вОвремя».

Сталинская публичная критика стала сенсацией в британской и американской прессе и сигналом, что он хочет открытия второго фронта именно в данный момент, и что это более приоритетно, чем снабжение. Это соответствовало его личным посланиям британцам и американцам, в которых делался акцент на то, что он кроме того срочно нуждается в авиации. Сталин вернулся к вопросу о втром фронте в речи от 6 ноября 1942 года, посвящённой 25-летию большевистской революции.

Он говорил аудитории в Москве, что отсутствие второго фронта в Европе объяснет поток немецких военных успехов в России стех пор, как они оказались способны сосредоточить все свои резервы на восточном фронте. Если бы второй фронт был открыт, Красная Армия была бы сейчас около Пскова, Минска, Житомира и Одессы, и «немецко-фашистские армии уже были бы на краю катастрофы». Сталинская критика западной политики по второму фронту была повторена во множестве газетных статей и передовиц, и казалось большей частью советского народа, если верить докладам НКВД об общественном мнении.

Напряжённость в Великом Альянсе по второму фронту уступала межсоюзническим спорам о суде и наказании военных преступлений. В начале октября Советы пригласили британцев и американцев участвовать в комиссии по военным преступлениям. но прежде, чем Москва повторила предложение, британская общественность объявила о плане послевоенного наказания военных преступников. В ответе Молотова содержалось заявление об «ответственности гитлеровских захватчиков и их сообщников за преступления, совершённые ими в оккупированных странах Европы».

Суть заявления, опубликованного 14 октября, что нацистские лидеры, задержанные в ходе войны, должны быть привлечены к суду международного трибунала, не чситая Рудольфа Гесса, заместителя Гитлера, который был взят в плен во время драматического полёта в Британию в мае 1941 года. 19 октября «Правда» опубликовала передовицу, в которой говорилось, что Гесс квалифицирован, как военный преступник, и комментировала, что «определить, что Гесс не будет предан суду до конца войны, что он будет передан суду международного трибунала за весь период войны, означает сокрытие преступлений одного из гитлеровских кровавых преступников, и перевод Гесса из разряда преступников в представители иностранного государства, в посланца Гитлера».

Полемика о военных преступлениях предшествовала отправке экстраординарной телеграммы Сталина Майскому в тот же день:

«Все мы в Москве находимся под впечатлением, что Черчилль добивался поражения СССР при условии, что договорится с Гитлером за наш счёт. Без такого предположения трудно объяснить черчиллевское поведение по вопросу о втором фронте в Европе, по вопросу военных поставок в СССР, которые последовательно сокращались, несмотря на рост производства в англии, по вопросу о Гессе, которого черчилль держит в резерве, по вопросу о систематических бомбардировок Берлина в сентябре, которые Черчилль провозгласил, когда был в Москве и которые он не выполнил ни на йоту, не смотря на то, что несомненно мог сделать это».

Майский ответил Сталину 23 октября, указав, что немецкая победа над СССР будет тяжела для Черчилля потому, что с этого момента Гитлер достигнет доминирования не только в Европе, но и в Африке, и в бОльшей части Азии тоже. Зашита Британии от обвинений в желании поражения СССР и сговоре с Гитлером, в тот момент не достигла успеха. Ошибку Черчилля Майский приписывал тому факту, что Черчилль хочет «тихой» войны. Снабжение уменьшилось потому, что оно требовалось для операции Торч. Черчилль не бомбил Берлин потому, что боялся ответных действий против Лондона. гесс не был наказан потому, что Германия может ответить репрессиями против британских военнопленных. Черчилль думает, что война продлиться долгое время, и Гесс может быть наказан позже. Сталин ответил Майскому 28 октября:

«Я стал думать, что, как поборник «тихой войны», Черчилль тихо добивается поражения Советского Союза, так как поражение нашей страны и компромисс с Германией за счёт Советского Союза есть тихая форма войны между Англией, и Германией.

Конечно англичане позднее поймут, что без русского фронта и с Францией, вышедшей из дела, они будут уничтожены. Но когда они поймут это? «Мы будем посмотреть».

Черчилль говорил в Москве, что весной 1943 года около миллиона англо-американских солдат откроют второй фронт в Европе. Но Черчилль принадлежит к тем лидерам, кто легко даёт обещания, но забывает, или отказывается от них. Он также обещал в Москве бомбить Берлин интенсивно в сентябре-октябре. Однако, он полностью не выполнил это обещание и не нашёл нужным даже информировать Москву о причине неисполнения. Хорошо, сейчас мы будем знать с какого рода союзником мы имеем дело.

Я мало верю в операцию Торч. Если, тем не менее, операция будет успешна, можно будет смириться с тем, что авиация была забрана от нас ради этой операции».

Сталин потратил много громких слов о неоткрытии второго фронта, уменьшении снабжения, о деле Гесса, о подозрениях, что многие его союзники хотят видеть Германию победительницей. Прежде всего Сталин чувствовал напряжение битвы под Сталинградом. В этот момент Красная Армия готовила большое контр-наступление по разгрому противника под Сталинградом. Это действие не зависило от собственно территории Сталинграда. Стратегически важной вещью было положение немцев на флангах города. Но потеря города оказала бы разрушительное воздействие на моральный дух Советов и Сталина лично. Эмоционально и политически значение обороны «города Сталина» весьма усилилось, как и для Гитлера его захват.

 

Осада Сталинграда.

Осада Сталинграда началась с массированного воздушного налёта 23 августа 1942 года. Два дня люфтваффе бомбило город, совершив 2000 самолёто-вылетов и уничтожив 25 тысяч жителей. Генерал Вольфрам фон Рихтгофен, командир 8-го воздушного корпуса люфтваффе, летавший над разбомбленным городом, записал в дневнике, что Сталинград был «разрушен настолько, что больше не осталось достойных целей». На следующий день после бомбардировки началось наступление войск 6-й армии генерала Фридриха Паулюса, вышедших к Волге в районе рынка и Спартановки, на северной окраине города. Однако, основная часть сил Паулюса не смогла прорваться в центр Сталинграда до начала сентября. К югу от города 4-я танковая армия Германа Гота, переброшенная с Кавказа к Сталинграду, не достигла Волги у селения Купоросное до 10 сентября, когда она должна была прорвать советскую оборону по всем направлениям, но не переправляться через Волгу.

Обороняли город 62-я армия в центре и на севере Сталинграда, и 64-я армия в южной части, и пригородах. Но они были отделены друг от друга немецким прорывом к Волге. Согласно советским данным, вдоль 40-мильного фронта в Сталинграде и его окрестностях немцы развернули 13 дивизий, то есть более 170 000 человек, 500 танков, 3000 артиллерийских орудий, и 1000 самолётов. Противостояли им с советской стороны 90 000 солдат с 2000 орудий, 120 танков и 400 самолётов.

Сначала Сталин был уверен, что защитит Сталинград. Город был подготовлен к осаде в начале июля, и резервы Ставки были подтянуты к городу. Между серединой июля и концом сентября Ставка перебросила 50 дивизий и 33 отдельные бригады к району Сталинграда. Среди подкреплений были несколько дивизий, ранее разбитых на западе, и 100 000 моряков. 23 августа Сталин издал директиву, в которой указал Ерёменко, что вражеские силы на его фронте не слишком велики, и что нужно ему сделать в этой ситуации. Он должен атаковать противника с воздуха и артиллерийским огнём изматывать врага днём и ночью.

«Главная вещь», сказал Сталин: «не впадать в панику, не бояться наглого противника и поддерживать уверенность в нашем успехе». На следующий день Сталин издал дополнительную директиву, приказав Ерёменко ликвидировать прорыв в советской обороне и отогнать немцев от Сталинграда. Но Сталин также подстраховался, направив 25 августа распоряжение Василевскому и Маленкову отправиться в Сталинград представителями Ставки, добавив затем, чтобы 62-я, и 64-я армии не шли далее восточного берега Дона. 26 августа Жуков был вызван в Москву и назначен заместителем Верховного Главнокомандующего. Он также был отправлен в Сталинград наблюдать за ситуацией. В начале сентября уверенность Сталина начала уменьшатся, и 3 сентября он инструктировал Жукова:

«Ситуация ухудшается. Враг в двух милях от Сталинграда. Он может взять Сталинград сегодня, или завтра… Дайте команду войскам на севере и северо-западе Сталинграда атаковать врага без промедления… Промедление нетерпимо. Промедление в этот момент преступно. Бросить всю авиацию на помощь Сталинграду. В Сталинграде очень мало авиации».

9 сентября Ставка назначила генерала Василия Чуйкова командующим 62-й армии. Когда Чуйков принял командование, он имел около 54 000 солдат, 900 орудий и 110 танков, в то время, как Паулюс имел в городе вдвое больше сил. Несмотря на недостаток артиллерии и солдат, именно войска Чуйкова спасли Сталинград от полного захвата немцами, хотя и операции 62-й,63-й, и 66-й армий на флангах города также внесли незаменимый вклад в оборонительное сражение.

Сталинград был длинным, но узким городом, протянувшимся на 30-40 миль вдоль западного берега Волги, и делился на три главные части. На юге располагался старый город, который граничил с трамвайным депо и речным портом. В центре города был современный район с бульварами, магазинами, жилыми домами и общественными зданиями. Северную часть города занимали три громадных завода: тракторный имени Дзержинского (в ходе войны выпускавший танки), артиллерийский завод «Баррикады» и металургический завод «Красный Октябрь». Южная часть города делилась на две части рекой Царицей (по имени которой был прежде назван город – Царицын, переименованный в Сталинград в 1924 году в честь сталинской обороны города в ходе русской гражданской войны). Над центром города возвышался 300-футовый холм, Мамаев курган.

В смысле тактики, берег реки обеспечивал контроль над городом. Пока Красная Армия обороняла берег, её силы в Сталинграде могли пополняться с восточного берега через Волгу. Если немцы окажутся в состоянии установить контроль над берегом, они смогут ликвидировать советскую переправу в город.

Сражение внутри города развёртывалось в четыре главных фазы. В первой фазе, которая началась 13 сентября, сражение сконцентрировалось на юге и в центре города. Целью немцев было установить контроль над городом южнее реки Царица, оккупировать центральную часть и расколоть 62-ю армию пополам. Севернее реки Царица целью немецкой армии была оккупация центра города и захват Мамаева кургана. 26 сентября Паулюс заявил, что юг и центр города захвачены. Однако, центральная часть, хотя и находилась под огнём немцев, не была захвачена полностью. Снова немцы достигли значительного прогресса, но захватить заводы, или занять берег на западной стороне Волги не смогли.

Растущая сталинская тревога за положение в городе отразилась в сердитой директиве Ерёменко от 5 октября:

«Я думаю, что вы не видите опасности, угрожающей силам Сталинградского фронта. Захватив центр города и выйдя к Волге севернее Сталинграда враг хочет… окружить 64-ю армию на юге и взять её в плен. Враг может достичь этой цели, если пересечёт Волгу на севере, в центре и на юге Сталинграда. Чтобы предотвратить эту опасность, необходимо отбросить противника назад от Волги и очистить от него улицы и дома, занятые им. Если вы потерпите в этом неудачу, то необходимо создавать для врага преграду за преградой. Это речь о вашей плохой работе. Сил у вас в Сталинграде больше, чем у противника, продолжающего давить вас. Я не доволен вашей работой на Сталинградском фронте и требую, чтобы вы приняли все меры для обороны Сталинграда. Сталинград не должен быть сдан врагу, и каждая часть Сталинграда, захваченная противником, должна быть освобождена».

Несмотря на Сталинские призывы, Красная Армия уступила большую территорию в третьей фазе сражения, которая началась 14 октября с возобновления штурма заводского района. В конце месяца немцы захватили тракторный завод, завод «Баррикады», и бОльшую часть завода «Красный Октябрь». Силы Чуйкова были зажаты на длинной полоске на западной стороне Волги, до которой оставались только сотни метров.

11 ноября Паулюс предпринял свою последнюю атаку в Сталинграде. Снова целью был район заводов, и немцы достигли некоторых успехов в прорыве к Волге, захватив несколько участков западного берега реки, и разделив 62-ю армию на три части. К середине ноября немцы оккупировали более 90% Сталинграда, но основные войска Чуйкова окопались на 16-мильной полосе западного берега Волги. Пока войска Красной Армии держались на этом участке, немцы не могли притязать на полную победу в Сталинграде, и оставалась опасность советской контратаки. Паулюс истощил свои силы, и 6-я армия была не в состоянии вести наступательные действия. Запертый в Сталинграде, избегший полного поражения Чуйков выиграл стратегическое сражение за конторль над городом.

Успех Чуйкова основывался на трёх главных факторах. Первый, применение им эффективной тактики уличного боя, которая предусматривала не только свирепую оборону укреплённых позиций в каменном городе, но и сражения с противником в сотнях маленьких боёв в руинах фабрик и заводов Сталинграда. Наступательный дух Красной Армии доказал, что он жив и здоров. Второй, постоянное снабжение через Волгу. В частности, подвоз подкреплений. Среди частей, переправлявшихся через реку, была несчастная 13-я гвардейская дивизия под командованием А.М. Родимцева. «Гвардейские» дивизии были элитными формированиями, опытными и проверенными в сражениях, хорошо оплаченными(?), и главное, хорошо вооружёнными.

13-я гвардейская дивизия пересекла Волгу в ночь с 14 на 15 сентября и вступила в действие в центре города. В первый день действий десятитысячная дивизия понесла тридцатипроцентные потери по той причине, что многие солдаты переправились через реку без амуниции. В конце сражения за Сталинград дивизия насчитывала только 320 уцелевших. В своих мемуарах Чуйков писал, что «если бы не дивизия Родимцева, город был бы полностью захвачен врагом приблизительно в середине сентября». Третье, воздушная и артиллерийская поддержка обороняющегося Сталинграда. Образ сражения просматривается, как доминирующий в картине улиц и заводов. Но что важно, так это ливень огня, обрушивающийся на немцев от батарей советской артиллерии с восточного берега Волги, при превосходстве в воздухе советской авиации над Сталинградом.

Однако, существовыала и другая причина советского успеха в Сталинграде, и эта причина, по мнению большинства наблюдателей того времени – героическая оборона города Красной Армией. В ходе сражения войска Чуйкова понесли 75% потери, но сопротивление 62-й армии не было сломлено. Общественность, советская и союзников, удивлялась гибкости Красной Армии, но не была особенно поражена этим: Сталинград был последним в длинной череде героических оборонительных сражений Красной Армии. Что отличало это сражение, так это итог и публичный характер в период между августом, и декабрём 1942 года (как это делается сегодня на страницах западных газет). Естественно, советские пропагандисты вели продолжительные разговоры о подвигах Красной Армии в Сталинграде и раздували имидж героизма до конца сражения в городе. Легенда о героическом Сталинграде имеет корни в реальном героизме, но они преувеличены медийными средствами. Не удивительно, что десятилетия спустя Сталинград стал символом обороны в стиле «стой, или умри».

Конечно, это не был полностью героический акт. В Сталинграде, как и везде, неумолимый и безжалостный дисциплинарный режим сыграл свою роль в устойчивости линии обороны. Везде, во время сражений, НКВД делал доклады о своей активности в Сталинграде. Один рапорт о следующем инциденте, имевшем место 21 сентября:

«Сегодня в ходе атаки противника два подразделения 3-й гвардейской дивизии заколебались и начали отходить. Командир одного из этих подразделений лейтенант Миролюбов, также запаниковал и бежал с поля боя, бросив своё подразделение. Заград отряд 62-й армии задержал отступление подразделений и удержал позицию. Лейтенант Миролюбов расстрелян перед строем».

В ходе сражения части НКВД в городе и окресностях проверили документы 750 000 человек, в результате чего они задержали 2500 дезертиров и 255 вражеских шпионов, диверсантов и парашютистов. Согласно другому итоговому докладу НКВД, его части, действовавшие на Дону и Сталинградском фронте задержали в период с 1 августа по 15 октября более 40 000 человек: 900 были арестованы, 700 расстреляны, 1300 отправлены в штрафные батальоны, остальные возвращены в свои части. Однако, в Сталинграде даже НКВД был героическим. Как следует из их секретной и куонтрразведывательной деятельности, НКВД был в самом пекле сражений и понёс большие потери. Его задачей было также проникновение во вражеские линии и предотвращение актов саботажа.

 

Марс, Сатурн, Юпитер и Уран.

В ходе битвы в Сталинграде Ставка планировала и готовила ответный удар. 19 ноября началось совместное контрнаступление Сталинградского, Донского и Юго-Восточного фронтов. Сталинградский и Донской фронты образовались 28 сентября, когда ерёменковский Юго-Восточный фронт был переименован в Сталинградский фронт и Рокоссовский принял командование старым Сталинградским фронтом, который переименовали в Донской фронт. Юго-Западный фронт, соседний с Донским фронтом, принял под командование 31 октября генерал Ватутин. Основной идеей операции «Уран» было окружение врагов в Сталинграде армиями всех трёх фронтов, наступающих навстречу друг другу и соединяющихся в городе Калаче.

Контрнаступление готовилось в обстановке секретности и маскировки (обман и дезинформация). Принятые меры дали результат. Прифронтовая зона была очищена от гражданских лиц, и главные штурмовые силы не развёртывались до последнего момента. Кроме того, как указал историк В.В. Вощанов «в это время Сталин не торопил своих командиров, операция готовилась тщательно и деловито». Для уверенности необходимы атакующие силы и резервы. другие фронты и армии должны находиться в обороне, или делать то, что делали раньше. В середине ноября Ставка сосредоточила для наступления 3/4 миллиона солдат.

Операция «Уран» стала поразительным успехом. 23 ноября окруждение войск Паулюса было выполнено. Ставка расчитывала поймать в капкан 100 000, или около того, вражеских солдат. Уран был первым успехом Красной армии в осуществлении манёвра большого окружения. Среди вражеских сил, сокрушённых в ходе операции окружения, были армии стран-членов Оси, задачей которых была защита флангов Паулюса. После событий немцы пытались переложить ответственность за катастрофу на слабость этих союзников. Но румын, венгров и итальянцев держал на голодном пайке сам вермахт, и ставил при этом невыполнимые задачи по охране громадных пространств открытой местности без резервов для отражения любых прорывов противника.

Начало Урана было удачным. Как гласит русская пословица, поражение всегда сирота, у успеха много отцов. Наиболее признано «отцовство» Жукова, который писал в своих мемуарах, что он и Василевский выступили с идеей и предложили её Сталину 13 сентября 1942 года. василевский впоследствии поддержал рассказ Жукова в своих мемуарах, хотя он не уточняет дату, или повторяет Жуковское драматическое представление, как Сталина убеждали принять радикальный новый план. Однако, согласно сталинскому дневнику, он не встречался с Жуковым между 31 августа и 26 сентября.

Сталин встречался с Василевским в этот период, но не между 9 и 21 сентября. Так как Жуков сделал в мемуарах много других сомнительных притязаний, то вероятно, что его история выдумана. Нельзя сказать, что Жуков не является одним из авторов операции Уран. Он был, кроме всего, заместителем Сталина и тесно работал с Василевским, который, как начальник штаба, был ответственен за составление оперативных планов. Оба, Жуков и Василевский потратили массу времени в районе Сталинграда в ходе битвы и знали всю обстановку из первых рук.

Детальная история возникновения идеи операции Уран остаётся неясной, но понятно, что она развивалась из различных планов и идей, появившихся под воздействием обороны Сталинграда, атакованного немцами на флангах. Так контрнаступление замышлялось и планировалось, как стандартная процедура для Красной Армии в то время. Во всяком случае, в начале октября решение о проведении генерального контрнаступления в районе Сталинграда было принято, и фронтам были переданы детальные планы действий.

Другая версия об операции Уран относится к наступлению под кодовым названием «Марс». Это было наступление против группы армий Центр в районе Калинина и Западного фронта, имевшее целью окружить 9-ю немецкую армию в Ржевском выступе. Марс должен был начаться до Урана, но погода и другие факторы вынудили отложить его до 25 ноября. Так как силы, собранные для операции Марс были эквивалентны приготовленным для Урана, то это не могло иметь большого успеха. В конце декабря операция провалилась, принеся Советам потери в 350 000 человек, включая 100 000 убитых.

В своих мемуарах Жуков представляет операцию Марс, как широкомасштабную успешную операцию поддержки Урана, не позволившую перебросить войска из группы армий Центр на юг. Несмотря на то, что этого взгляда придерживаются большинство русских военных историков, в своей книге «Жуковское великое поражение» американский историк Давид Гланц поясняет, что Марс был предпочтительной операцией для заместителя Верховного Главнокомандующего, и что существовало намерение продолжит другие операции «Юпитер» и «Нептун», запланированные, как крупное окружение и уничтожение группы армий Центр.

«Юпитер», с точки зрения Гланца, планировался совместно с операцией Сатурн на юге, следом за Ураном, имея целью освобождение Ростова и отсечение армейской группы «А» на Кавказе. Стивен Велш подтверждает то, что Ставка готовила план «космических масштабов». Взглянув на опреативную карту названия планет Марс–Сатурн–Уран–Юпитер могут выглядеть, как метафора для рассматриваемых операций: относительно небольшие Марс и Уран, гигантское окружение в случае Сатурна и Юпитера.

Более прозаические Гланц и его соавтор Джонатан Хауз писали, что советские стратегические цели простирались очень далеко, вплоть до уничтожения немецких сил на юге России: Ставка стремилась к коллапсу вражеской обороны на всём проотяжении восточного фронта. Другими словами, Марс, Сатурн, Уран, Юпитер, были другой редакцией сталинского большого плана разгрома вермахта в ходе одного удара. Несомненно, это были амбиции, присущие Сталину. Действительно, даже когда Марс обманул ожидания, Сталин не оставил идею отбросить немецкие армии в секторе Западного фронта.

Операция Марс была не таким большим поражением Жукова, как ржевско-вяземская. Марс был операцией, в которой не удалось совершить прорыв фронта группы армий Центр, как и во многих других предыдущих попытках в этом районе. Отличием было то, что Марс немного лучше, чем предыдущие операции обеспечивался ресурсами и концептуально был связан с Ураном, составляя с ним двойное наступление. Эти две операции были освещены в прессе только тогда, когда Марс провалился и перестал считаться главным ударом. Марс не достиг успеха потому, что группа армий Центр была сильна и окопалась на позициях значительно лучше, чем немецкие армии на юге, и не так, как в летней кампании.

Несмотря на поражение, Марс был необходимым дополнением к Урану. Ставка едва ли могла игнорировать большие немецкие силы в этом районе, так как Сталин, и вероятно Жуков тоже, продолжали считать советскую столицу главной целью Гитлера. По мнению Михаила Мягкова, стратегическое изменение обстановки на юге должно было помочь достижению успеха, если бы центральный сектор немцев не был бы защищён так хорошо. Раньше или позже Красная армия должна была справиться с группой армий Центр.

Ответ Гитлера на окружение сил Паулюса в Сталинграде был двойным. Первое, была предпринята попытка поддержать 6-ю армию снабжением по воздуху. Проблемой стало то, что люфтваффе должны были перебрасывать 300 тонн грузов в день, а самолётов для этого не имелось (половина транспортной авиации была задействована для помощи отступающим немецким армиям в северной Африке, находящимся под ударом операции Торч). Погода также была помехой воздушным перевозкам, а в небе над Сталинградом красные ВВС были весьма сильны. Второе, операция «Зимний шторм», попытка прорыва к Сталинграду группы армий Дон, специально выделенных для этой цели сил.

Под командованием фельдмаршала Эриха фон Манштейна немцы осуществили прорыв, но были остановлены в 25-30 милях от цели, а войска Паулюса не смогли в тех условиях пробить дорогу навстречу к ним. В любом случае Гитлер принял решение, что 6-я армия должна сражаться и скорее умереть, чем вести рискованное и бесславное отступление. Подобно Сталину, Гитлер видел ценность тактической обороны, особенно если выбор был не велик. Важным последствием операции «Зимний шторм» было то, что она принудила Советы пересмотреть планы операции Сатурн. Вместо него Ставка начала операцию «Малый Сатурн», чтобы остановить манёвр Манштейна. Манштейн был остановлен, но Ростов не удалось освободить до февраля 1943 года. Задержка позволила группе армий А отойти с Кавказа.

Когда Советы осуществили полную изоляцию периметра, они приступили к охоте в Сталинграде, подготовив главную операцию по сужению кольца окружения. Семь советских армий под командованием Рокоссовского начали наступление 10 января 1943 года. В конце месяца сражение было выиграно, и 90 000 немцев капитулировали. Среди них был и Паулюс, один из 24 немецких генералов в Сталинграде, которые попали в советский плен.

В то время Красная Армия проводила генеральное наступление в южном секторе: 26 января был освобождён Воронеж и 14 февраля Ростов. На следующий день немцы оставили Харьков (но в середине марта, в ходе контрнаступления, он был захвачен снова). В начале февраля началось главное наступление в направлении Орла, Брянска и Смоленска. Несколькими днями позже началась операция «Полярная звезда» – попытка снять блокаду Ленинграда.

В приказе к празднику 23 февраля Сталин оплакивал тот факт, что в отсутствии второго фронта в Европе «Красная Армия единственная несёт всё бремя войны», но утверждал, что инициатива надёжно находится в советских руках: «Сегодня, в тяжёлых зимних условиях, Красная Армия продвигается на фронте 1500 километров и добивается успехов практически везде». Это была правда, но советское продвижение скоро было остановлено «распутицей». Однако, снова способности Красной Армии не позволили осуществиться амбициям Ставки, а немцы оказались удивительно гибкими (на «поминках») после сокрушительного поражения под Сталинградом.

 

Победы под Сталинградом и Харьковом.

Хотя Ставка и обманулась в ожидании достигнуть более амбициозных целей, победа под Сталинградом была достаточно яркой. Немцы и их союзники по Оси в ходе кампании 1942 года потеряли миллион человек, из них половина – безвозвратные потери, но ничего не добились. На исходе года, прошедшего после операции «Синева», немцы вернулись на линию, с которой начали. Пятьдесят дивизий было потеряно, включая целую элитную 6-ю армю.

В Сталинграде около 150 000 немцев попали в плен. Армии немецких европейских союзников по Оси, за исключением Финляндии, были разбиты окончательно. Это было начало конца для европейской «Оси», которая полностью распалась в 1943-1944 годах. Движение сопротивления во всей ранее оккупированной Европе воспрянуло после поражения Гитлера под Сталинградом. Моральный дух союзников и авторитет Советов выросли неизмеримо. Немцы потерпели первое великое поражение в войне, и победа союзников теперь стала несомненной.

В ретроспективе Сталинград часто называют поворотной точкой войны на восточном фронте. Под Сталинградом вопросы «как» и «когда» немцы проиграют войну навсегда пришли на смену вопросам «если», и «когда». Предприняв последнее усилие под Курском летом 1943 года, вермахт начал отступление «по дороге на Берлин».

Наблюдатели того времени из стана союзников очень быстро ухватили смысл и значение Сталинграда. В Британии советская победа была превознесена прессой, как спасение европейской цивилизации. 2 февраля в газете «Вашингтон Пост» Барнет Новер сравнил Сталинград с великими битвами 1-й мировой войны, которые спасли мир и принесли победу западным союзникам: «Роль Сталинграда в этой войне сравнима с битвами на Марне, под Верденом и второй Марной вместе взятыми».

Согласно передовице «Нью-Йорк таймс» от 4 февраля 1943 года:

«Сталинград, это место дорогостоящей и наиболее упорной борьбы в этой войне. Это отчаянное сражение можно поставить среди решающих сражений в длинной истории воин. Уровень его интенсивности, его разрушительности и его ужасности не имеют аналогов. В нём были задействованы все силы двух величайших армий Европы. Это был, по меньшей мере, конфликт не на жизнь, а на смерть, величайший из тех, что происходили на Земле».

В то время Советы имели более сдержанный взгляд на значение Сталинграда. Естественно, сражение назвали великой победой, но не было триумфальных утверждений, что война выиграна. Советское высшее командование знало, что надежды на разгром немецких армий на восточном фронте пока нет, и до полной победы ещё очень далеко. Эта победа была для Советов очень тяжёлой, потерь оказалось значительно больше, чем объявлялось. Советские безвозвратные потери в ходе южной кампании составили порядка 2,5 миллионов человек.

Эти потери приближались к колоссальным потерям 1941 года, не говоря уже о сотнях тысяч погибших в других местах фронта в 1942 году. Кроме того Сталин и Ставка также понимали, что решающее сражение против группы армий Центр ещё только предстоит. Дорога на Берлин лежит вдоль относительно узкой центральной линии, проходящей через Смоленск, Минск, Варшаву. В то время, как разгром под Сталинградом оставлся ограниченным, крепкие немецкие силы не располагали к самодовольству всвязи с победой.

Зимнее наступление остановилось в начале весны 1943 года. Ставка обдумывала выгодные варианты операций, возможных в будущем. В марте и апреле были проведены различные совещания, и консультации. Сложилось общее мнение, что Красная Армия должна в ближайшем будущем оставаться в обороне. Готовность Сталина поддержать оборонительную стратегию опиралась на три фактора. Первый, разочарование, что после Сталинграда операции не достигли больших успехов. Враг был отброшен на некоторых участках фронта, но и только.

Второй, Ставке не хватило резервов, немедленно необхолимых для наступательных операций. К 1 марта Ставка по диспозици имела только 4 резервных армии, хотя в конце месяца их было уже до десяти. Третий, следующей немецкой целью ясно обозначился внешний выступ в советской оборонительной линии около города Курска, у стыка центрального и южного операционных театров. Это давало возможность подготовиться и остановить немецкую атаку, и затем начать контрнаступление. Ранее поборником такой стратегии выступил Жуков, который написал Сталину 8 апреля:

«Враг понеся тяжёлые потери, имевшие место в зимней кампании 1942-43 годов, будет, очевидно, не способен весной создать резервы, достаточно большие для новых наступательных целей, таких, как захват Кавказа и прорыв к Волге для широкого овата Москвы. Так как резервы его ограничены, враг непременно предпримет наступательные операции на узком фронте и нанесёт сильные удары для своей главной цели – взятия Москвы.

Я полагаю, что в настоящее время враг, противостоящий нашим Центральному, Воронежскому и Юго-Западному фронтам, будет наносить удар главным образом против этих фронтов с целью разгромить нас, обеспечив тем самым себе свободу манёвра для обхода и окружения Москвы. В начальной стадии враг нанесёт два удара клиньями для охвата Курска… Я думаю, что нецелесообразно для наших сил начинать превентивное наступление в следующие несколько дней, выгоднее будет измотать противника оборонительными действиями и выбить его танки. Затем, введя свежие резервы, мы сможем в контрнаступлении разгромить главную вражескую группировку».

Наличием молниеносной угрозы Москве, а так же перспективой генерального наступления на заключительной стадии Жуков убедил Сталина. Как писал начальник оперативного отдела Генерального штаба генерал Штеменко, Сталин принял предложение Жукова, отбросив свой старый принцип «не делать предсказаний действий противника». Он провёл опрос мнений командующих фронтов, и когда они высказались в том же направлении, что и Жуков, он убедился, что нужно готовиться к оборонительному сражению в районе Курска. В соответствии с этим взглядом, главной темой сталинского приказа ко дню 1 мая 1943 года стала необходимость закрепления успехов зимнего сражения.

Предсказание, что Курск будет следующей целью для вермахта, было подтверждено докладами разведки о немецких намерениях и приготовлениях. Но в течении мая поступило много преждевременных донесений о приближающемся немецком наступлении. Это побудило Ставку объявлять серию тревог на фронтах. Предшествовавшие провалы наступлений, осуществлявшихся под руководством некоторых высших командиров, привели к заключению, что поступать таким образом не следует. Но Красной Армии нужно было перехватить инициативу.

Сторонник наступательной стратегии Ватутин был снова назначен командующим Воронежским фронтом. «Мы упускаем момент, можем проспать его», – докладывал он Василевскому. «Враг не двигается, скоро наступит осень, и все наши планы рухнут. Надо прекратить выжидать и начать первыми. У нас достатаочно сил для этого». Жуков и Василевский старались убедить Сталина не уступать и ожидать немецкого наступления, но Верховный командующий был встревожен оборонительной подготовкой, особенно способностью Красной армии выдержать массированную танковую атаку. Усилили напряжённость июньские новости от Черчилля и Рузвельта о том, что вследствие продолжения операции на Средиземном море второй фронт во Франции в 1943 году открыт не будет.

Немецкое наступление на Курск планировалось на 4-5 июля. Предполагалось охватить курский выступ в клещи, составленные с одной стороны из группы армий Центр и с другой стороны из группы армий Юг. Советские силы, попавшие в капкан внутри кольца окружения, должны были быть уничтожены, и немецкая оборонительная линия укоротилась бы, и укрепилась. В результате чего, с точки зрения немцев, стратегическое оборонительное сражение нанесёт ущерб Красной Армии, вернёт инициативу в центральном секторе, что даст возможность вермахту выжить в войне на восточном фронте по меньшей мере на некоторое время.

Гитлер собрал для сражения 18 пехотных дивизий, три моторизованные дивизии и 17 танковых дивизий, имевших большое количество новых танков «Тигр» и «Пантера», которые превосходили все имевшиеся в советском арсенале. Немецкая атака была отложена на неделю, и кульминация танкового сражения произошла 11-12 июля. Это было величайшее событие второй мировой войны, в результате которого были потеряны сотни танков с обоих сторон. Красная Армия выдержала немецкую атаку, что означало выигрыш оборонительного сражения, и Ставка вернулась к атакующему стилю ведения войны.

Немцы были изгнаны из района Курска и затем атакованы в нескольких других местах восточного фронта. 24-го июля Сталин публично заявил, что «немецкий план летнего наступления полностью провалился… Легенда, что летнее наступление немцев всегда успешно, и что советские войска будут вынуждены отступать, опровергнута». Скоро советская контратака превратилась в генеральное наступление. Через несколько недель вермахт был выбит за реку Днепр на широком фронте. В самом начале наступления, в начале августа, были освобождены города Орёл и Белгород. Их освобождение было ознаменовано салютом в Москве из 120 орудий.

Это был превый из 300 таких салютов в ходе оставшихся лет войны. Как сказал Александр Верс, эра победных салютов началась. Это был период, когда Сталин стал часто издавать приказы в дни празднования советских побед и награждать орденами успешных командиров. В августе был освобождён Харьков, за ним последовал Смоленск в сентябре и Киев в ноябре. В конце 1943 года Красная Армия освободила половину территории, оккупированной Германией в 1941-42 годах. В своей ноябрьской 1943 года речи Сталин подвёл итог кампании, как «радикальный поворотный пункт в ходе войны», означавший, что нацистская Германия стоит перед лицом военной и политическоц катастрофы.

 

Сталин и его генералы.

Два главных архитектора победы под Курском, Жуков и Василевский, вместе с Антоновым, заместителем начальника Ген. штаба, убедили Сталина в необходимости стратегической паузы весной 1943 года. В ходе Курского сражения Василевский был назначен координатором Воронежского и Юго-Западного фронтов, тогда как Жуков присматривал за Центральным, Брянским и Западным фронтами. В то же время Сталин стал более склонен, чем ранее, позволять командующим фронтами обсуждать и критиковать оперативные решения, и спрашивать их совета о лучших вариантах до принятия собственного решения о начале активных действий. Штеменко приводит в качестве примера сталинскую мысль, что решение о времени перехода от оборонительных к наступательным действиям в ходе Курской операции лучше передать командующим фронтами.

Сталинское руководство своими генералами в ходе сражения под Курском стало иллюстрацией изменений, произошедших внутри верховного командования в 1942-1943 годах. Часто говорят, что Сталин стал больше прислушиваться к советам профессиональных военных и учитывать мнение своих генералов. «Мораль сей басни такова», когда Сталин начал прислушиваться к советам своих генералов, Красная Армия стала выигрывать. Эта картина верна лишь отчасти. Фактически Сталин всегда прислушивался и часто использовал советы высшего командования. Что и произошло во время Сталинградского наступления.

Чем больше прислушивался Сталин к лучшим советам, тем лучших результатов достигал. Советские генералы, как и Сталин, учились, шаг за шагом, с первых дней войны, и только с накапливанием опыта побед лучших командиров, и он сам становился лучшим Верховным Командуюющим. Кроме того, совершённые ошибки, приводившие к поражениям, затушёвывали имевшиеся победы. После Сталинграда и Курска советское высшее командование делало ошибки, изучая и накапливая опыт, но угрозы катастроф и поражений исторического масштаба уже не было. Доказано, что это были победы, бОльшие, чем любые одержанные ранее, что изменило отношения между Сталиным и его генералами.

Установились более сбалансированные отношения между его властью и их прфессиональной компетентностью. В то же время Сталин оставался командующим, непрерывно отстаивающим своё военное, так же, как и политическое лидерство. Не зависимо от того, поступал ли Сталин мудро, или как дурак, его генералы в этом смысле имели более важное значаение. Как показал Саймон С. Монтефиоре в своих портретах сталинской политической верхушки, одной из опор сталинской диктаторской власти была лояльность и стабильность его ближайшего окружения.

С конца 1920-х годов до начала 1950-х удивительной была несменяемость сталинской политической группировки, управлявшей партией и Страной. Сталинское закрытое сообщество – Молотов, Каганович, Ворошилов, Маленков, Берия, Жданов, Микоян и Хрущёв, опасались его. Он внушал им благоговейный страх. он манипулировал и управлял ими. Но они были также очарованы им и польщены его вниманием к их личным нуждам, и также к их семьям. В результате сложилась правящая клика, которая чванилась коллективной тупостью. И тот, кто был нелоялен к Сталину, не мог быть спокоен в этом ужасном окружении.

В ходе войны Сталин собрал аналогичную преданную ему военную ассоциацию, используя те же методы. Маршал Рокоссовский, например, в ярких красках описал в мемуарах качества сталинского руководства, особенно, когда сравнивал их со ждановским, с которым Рокоссовский часто конфликтовал. Он писал, что «общее представление о Верховном командующем было неоценимым. Доброта, отеческие интонации ободряли и вселяли уверенность в своих силах». Аналогично, в своих мемуарах Василевский рассказывал об имевшем место случае в ходе сражения за Москву, когда Сталин хотел его повысить в звании. Василевский отказался, но попросил повысить в звании его заместителей. Сталин согласился и присвоил следующие звания им всем, вместе с Василевским.

«Это внимание глубоко тронуло нас», писал Василевский. «Я уже упоминал, каким Сталин был вспыльчивым и колдючим; но даже более поразительно было его беспокойство о подчинённых в такое тяжёлое время». В своих мемуарах начальник сталинского оперативного отдела генерал Штеменко рассказал историю, которая показывает Сталина потрясающе злобным так же, как и обаятельным. Штеменко нечаянно забыл очень важные карты после совещания в сталинском кабинете. Когда он хотел взять карты обратно, Сталин заявил, что у него их нет и, возможно, они потеряны. Штеменко настаивал, что он должен вернуть карты, после чего Сталин принёс их, сказав, что «они здесь. И не теряйте их снова… Это хорошо, что вы сказали правду».

Обычно, однако, Сталин обходился со своим высшим командованием вполне корректно и уважительно. В то время, например, были резкости во многих сталинских посланиях командующим фронтов. Но чаще в этих посланиях он был деловым и корректным по форме, включая ситуации военных поражений. Очевидно также, что Сталин обычно не впадал в панику и не искал «козлов отпущения» среди своих командиров при неудачах. После чистки павловского Западного фронта и Красных ВВС в 1941 году советское высшее командование успокоилось удивительно быстро, несмотря на неудачи и поражения 1941-1942 годов.

За исключением тех, кто попал в плен и погиб в ходе сражений, сталинските генералы почти все сохранили и улучшили своё положение в ходе войны. Согласно Дэвиду Гланцу: -«Команда управленцев в Красной Армии почти не менялась и понесла значительно меньший ущерб, чем принято считать, не только после ноября 1942 года, но и в течении первых 18 месяцев войны. Кроме того, командный состав остался неизменным не только в высшем эшелоне, но и во фронтовых частях Красной Армии, особенно в ключевых армиях, танковых и механизированных войсках, артиллерии, авиации, ПВО…

Сталин не спешил менять комндиров, предпочитая дать им возможность профессионального роста. Короче, большинство маршалов и генералов, приведших Красную Армию к победе в мае 1945 года, были уже генералами и полковниками на ответственных командных постах, когда война началась 22 июня 1941 года. Что удивляет, так это относительно высокий процент офицеров, которые выжили, проходя школу сражений с вермахтом в 1941-1942 годах, и появили себя успешными командирами в победившей Красной Армии 1945 года».

Сталин использовал своих генералов пока они были лояльны, дисциплинированы и приемлемо компетентны. Первые два качества были обязательны для офицеров Красной Армии высокого ранга. Те, кто был нелоялен по отношению к Сталину, никогда не достигали высоких званий, так как партия защищала советскую систему до последней возможности. Сомневающиеся были подавлены предвоенными чистками и примерным наказанием Павлова, и других в 1941 году. Сталин слегка расслабился, когда набрался опыта, и решил дать наиболее лояльным дополнительные шансы доказать свою ценность. Но это был предел его терпения, и если они показывали свою некомпетентность, то даже повышенная лояльность друзей не спасала их от неизбежного изгнания.

Наиболее интересно то, как в таких тесных рамках лояльности и дисциплины Сталин оказался способен воспитать значительное количество талантливых, и творческих высших командиров Красной Армии. В основном это объясняется индивидуальным подходом, постоянным экспериментированием и изучением опыта, перестановками в своём окружении. В ходе Великой Отечественной войны Красная армия всё время напряжённо училась. Опыт и уроки сражений внимательно, и систематически собирались командованием, изучались, и распространялись в войсках.

Командные и организационные структуры Красной Армии постоянно пересматривались, и реформировались. Например, большие механизированные корпуса, упразднённые летом 1941 года, были реконструированы в 1942 году, как танковые корпуса и армии. Как авангард для наступления были созданы ударные армии. Наименования «гвардейский» присваивались проверенным в боях как армиям, так и дивизиям, и более мелким частям. Наименования и разграничительные линии фронтов изменялись таким образом, как это требовалось в конкретной военной ситуации, и в конце войны сложные скоординированные наступательные операции многих фронтов стали нормой.

По ходу войны произошли прогрессивные изменения, офицеров Красной Армии стали поощрять брать риск на себя и принимать собственные решения, особенно во время атак. Военная доктрина посточянно пересматривалась. Атака оставалась приотритетом, но концептуализация, подготовка и осуществление наступательных операций стали навсегда изощрёнными. Усилия по улучшению эффективности пропагандистской работы среди личного состава вооружённых сил были очень интенсивны и непрерывны.

Конечно Сталин едва ли мог доверять всем этим новациям и изменениям. Но он был главным с «системе и культуре», и делал их возможными, и ничто не было возможным без его согласия. Сталин также внёс один очень специфичный вклад в преобразование Красной Армии в ходе войны: он придал приоритетное значение снабжению и резервам, которые он числил среди «постоянно действующих факторов», которые определят исход борьбы с Германией в «долгой гонке». Нет никого среди западных и советских авторов мемуаров, кто не отметил бы роль Сталина, как военного лидера, в организации материального обеспечения победы Красной Армии над вермахтом.

Изменение сталинского военного авторитета и репутации после победы под Сталинградом было отмечено званием «Маршал Советского Союза», которое было присвоено ему в марте 1943 года. С предотвращения поражения и одержания победы начался процесс роста его культа личности в области военных дел, и с начала 1943 года миф о сталинском стратегическом гении начал усиленно формироваться советской прессой.

Но новое звание означало большее, чем пропаганда и политический культ. Это было прекрасное свидетельство развития его военных способностей и позитивных отношений, которые он установил со своими генералами после июня 1941 года. Прежде всего новое звание отражало реальное сталинское положение, как верховного командующего, его доминирование в военных решениях и действиях, и его центральное незаменимое положение в советской военной машине.

 

Экономическая база победы.

Советские победы под Сталинградом и Курском стали результатом воздействия ряда факторов: сталинского руководства, хорошего генералитета, немецких ошибок, патриотической мобилизации, героических дел, жестокой дисциплины и немалой удачи. Но над результирующим эффектом всех этих факторов преобладали громадные экономические и организационные достижения.

Ко времени начала битвы под Сталинградом немцы оккупировали половину европейской России – более, чем миллион квадратных миль территориии, на которой проживало 80 миллионов человек, или 40% населения СССР. На оккупированной территории находилось около 50% обрабатываемых земель СССР и добывалось 70% железной руды, 60% угля, производилось 60% стали, и 40% электроэнергии. К концу 1942 года советский ежегодный выпуск стрелкового оружия учетверился (до 6 миллионов) по сравнению с 1941 годом, в то время, как танковая и артиллерийская продукция увеличилась впятеро, до 24.500 и 28.000 соответственно. Количество выпускаемых самолётов выросло с 8.200 до 21.700.

Эти достижения показывают мобилизационную силу советской экономики, но также удивительное массовое перемещение индустриальных предприятий на восток сССР в 1941-1942 годах. Один из первых сталинских декретов военного времени образовывал эвакуационный комитет для организации перевозки на восток более чем 1500 больших предприятий летом 1941 года. Вместе с заводами и техникой отправлялись сотни и тысячи рабочих. В ходе эвакуации были использованы десятки тысяч машин, и перевезено полтора миллиона вагонов груза. Этот успех был повторён, но в меньшей степени, летом 1942 года, когда 150 больших заводов были эвакуированы из регионов Дона и Волги. Кроме переброски индустрии, Советы создали в ходе войны 3500 новых заводов. Большинство из них выпускало военную продукцию.

Что касается живой силы для фронта, то к концу 1941 года первоначальная пятимиллионная Красная Армия была практически уничтожена немцами. Однако, Советы готовились к войне за десятилетие до того, или более, и 14 миллионов гражданского населения прошло базовую военную подготовку. Советская власть оказалась способной призвать пять миллионов резервистов в начале войны и в конце 1941 года.

Красная Армия насчитывала 8 миллионов человек. В 1942 году численность выросла до 11 миллионов человек, несмотря на большие потери этого года. Во время сталинградского контрнаступления Красная Армия была в состоянии выставить атакующие силы численностью в 90 полностью укомплектованных свежих дивизий только для операции Уран. Живая сила Красной Армии, как это было отмечено, включала миллион советских женщин, около половины которых находились на фронте и участвовали в сражениях.

Достигнуты ли большие успехи советской мобилизации человеческих и материальных ресурсов благодаря Сталину, или вопреки ему? Сделали ли централизация и директивы сталинского государства возможными экономическое возрождение военного времени, или это позволила осуществить децентрализация и введение элементов рыночной экономики? Обеспечило ли планирование работу в военное время, или это достигнуто импровизацией и индивидуальной инициативой? Какая система лучше, и какая модель управления обеспечивает наилучшие преобразования?

Дебаты ведуться, но одна вещь ясна: это сталинская власть подорвала естественное развитие производства и разрушила экономически важные преобразования, подменив их плохими решениями. Его экономические эксперты вмешивались в производство, когда он считал это необходимым для достижения своих целей. Но обычно его роль ограничивалась поддержкой приоритета снабжения военных, даже ценой значительного снижения жизненного уровня населения.

Ведётся полемика о значении западной помощи для Советов в военное время. Между 1941-1945 годами западные союзники отправили в СССР около 10% ресурсов, необходимых для экономики военного времени. Например, США по программе ленд-лиза поставили 360.000 грузовиков, 43.000 джипов, 2000 локомотивов и 11.000 железнодорожных вагонов, сделав Красную Армию более мобильной, чем немецкая, и значительно менее зависимой от гужевого транспорта. Канадская и американская еда позволила прокормить треть советского населения в ходе войны.

Австралия посылала тысячи овечьих шкур для одежды Красной Армии во время зимних кампаний. Советы постоянно жаловались на срыв западом исполнения обязательств по поставкам, и в ходе первых лет войны эти жалобы «публично разливались по всей арене». Но в целом Советы были весьма чрезмерны («тошнотворны»?) в своих благодарностях за западную поддержку. Различные договоры по поставкам были опубликованы в прессе, как и многие факты индивидуальной западной помощи. Ближе к концу войны советская власть стала сообщать своим гражданам размеры поддержки, которую она получала.

БОльшая часть этой помощи стала поступать после Сталинграда. Таким образом главная роль помощи состояла в том, чтобы способствовать победе скорее таким образом, чтобы государство не потерпело поражнеия. С другой стороны, как указал Марк Харрисон, территориальные и экономические потери середины 1942 года означали, что советская экономика находится «на острие ножа» и ей грозит крах. По поставкам существовали решительные разногласия, включая проблему ограничения западной помощи в 1941-1942 годах.

Важно было повысить моральный дух Советов, подготавливая политический альянс с западом, чтобы показать, что СССР не останется одинок в борьбе против Оси. Антигитлеровская коалиция, как называли этот союз Советы, также давала надежду на мирное будущее. В своих речах военного времени Сталин талантливо играл на народных надеждах и в сторону свои страхи и разочарования относительно англо-американских союзников, и был охвачен идеями, что после войны, когда наступит мирное время, Великий Альянс буде охранять послевоенный мир, новый безопасный порядок, где Советский Союз будет играть ведущую роль в его поддержании и контроле.