Вскоре после этого приехала полиция и опросила меня. Это было странное чувство, потому что раньше я никогда настолько не обнажала свою душу. Конечно, Кристиан и Мэнди знали, на что моя мать была способна, но даже у них не было полной картины. Они не видели ту внутреннюю боль, что была во мне. Хантер видел. Он знал, что нечто грызло меня изнутри, и именно поэтому я всегда буду называть его своим лучшим другом. Понятия не имею, могут ли существовать между нами какие-либо отношения, кроме дружеских, но я просто счастлива, что он снова появился в моей жизни.

Что касается моей заботливой матери, то она была поймана полицией при попытке покинуть страну на следующий день. И это вызвало еще больший шквал новостей, разлетевшихся по всей стране. Я чувствовала себя оскорбленной. Я не хотела этого. Не просила этого. Хантер пытался успокоить меня, объясняя, что мир заслуживает знать, каким человеком была моя мать. Что она заслужила это — испытать на себе тот уровень насилия, который она, без сомнений, получит сразу же после того, как все узнают, кем она является.

Да, я вздрогнула от этой фразы. Она была ужасной, и к этому, без сомнений, придется привыкнуть. С детства, начиная с шести лет, я не знала ничего лучшего. Я привыкла к ее оскорблениям, ударам, гневу и следам, оставшимся на моем теле. Это стало моей второй натурой, потому что я не знала ничего другого. В какой-то момент я даже подумала, что это нормальное отношение к ребенку. Затем осознала, что это не так, но пока взрослела, я не знала ничего лучшего.

Покидая больницу, я обнаружила, что меня поджидает огромное количество прессы, чтобы задать вопросы. Хантер, Кристиан и Мэнди сказали им проваливать. Мэнди даже крикнула: «Отвалите, гребаные стервятники». Я смеялась над этим всю дорогу до машины. Конечно же, ко мне относились, как к королевской особе. Наняли автомобиль с черными тонированными стеклами; цветы, открытки и сочувствие людей лились на меня рекой. Весь мир был на моей стороне... кроме одного человека, которого я больше всего хотела. Да, он был рядом, но в то же время был замкнут… скорее отрешен. Он был рядом, когда я нуждалась в нем, но в то же время и не был. Отчего у меня все болело внутри. Еще через несколько дней я пришла к выводу, что мы с Хантером никогда не сможем вернуться к тому, что было раньше.

Это сломало меня.

Спустя неделю после того, как покинула больницу, я все еще жила у Кристиана. Я могла бы снова вернуться домой, но не хотела возвращаться в дом, который мог бы стать моим последним пристанищем. Я знала, что в какой-то момент мне придется это сделать, но была счастлива быть рядом с друзьями, с новыми и хорошими воспоминаниями... и рядом с Хантером.

Он приходил каждый день, чтобы убедиться, что все мои потребности были удовлетворены. Он даже отвечал на телефон, когда Кристиана не было. Никто не мог понять, как пресса умудрилась достать номер Кристиана, но они были безжалостны. У меня были миллионы предложений рассказать свою историю. Позвонил даже литературный агент и предложил контракт, чтобы рассказать мою историю для книги. Думаю, этому поспособствовал тот факт, что мой отец был публиковавшимся автором. Только одно это, вероятно, могло сделать книгу успешной. Но в этот момент я не была готова. Я все еще нуждалась в одиночестве.

Кристиан был дома, и я не знала, появится ли Хантер в ближайшее время или нет. Он не позвонил и не написал, а я не хотела навязываться. Не хотела быть надоедливой девушкой, которая постоянно интересуется, где он и собирается ли прийти.

Когда раздался звонок в дверь, я вскочила, выбежала из гостиной и направилась прямиком к входной двери. С нетерпением открыла ее, но это был не Хантер; это был Мейсон. Он был одет в костюм и держал в руке букет цветов. Мужчина выглядел великолепно, но могу сказать, что у него были не лучшие времена. Его глаза были изможденными, а фиолетовые круги под ними были очень заметны.

— Привет, — прошептал он. Это был едва различимый звук.

— Привет, — ответила я.

Он почесал голову, будто ему было неудобно.

— Надеюсь, ты не возражаешь против моего визита. Я просто хотел увидеть тебя.

Именно тогда я кое-что поняла. Мейсон был на пороге квартиры Кристиана, но еще же была и подъездная дверь.

— Как ты вошел?

— Сосед снизу впустил меня.

Я вздохнула. Это хреново, особенно когда пресса ошивается за пределами квартиры. Мейсон мог быть кем угодно.

— Хочешь войти? — я жестом велела ему пройти, что он и сделал.

— Это было бы очень любезно, спасибо, — он вручил мне цветы. — Это тебе. Я не знал, какие ты любишь, поэтому взял на себя смелость купить лилии.

Я забрала их у него и понюхала.

— Они прекрасны, Мейсон. Спасибо, — я закрыла дверь, и мы прошли в гостиную. Кристиан был занят на кухне, и я знала, что он хотел дать мне немного личного времени.

Я поставила цветы на журнальный столик и предложила ему присесть.

— Хочешь чаю или кофе?

Мейсон покачал головой.

— Нет, все нормально. Я ненадолго. Просто хотел увидеть тебя и узнать как ты. Я волновался за тебя... из-за того, что ты, должно быть, переживаешь...

Я улыбнулась из-за его сентиментальности. Мейсон всегда был хорошим человеком. Я знала это и чувствовала себя паршиво из-за того, что не уберегла его от своей матери.

— Прости, что никогда не говорила тебе. Я просто думала о том, что ее отношение к тебе было гораздо лучше, чем ко мне. Я знаю, это не имеет значения, но…

Мейсон повернулся ко мне лицом и перебил:

— Это имеет значение. Со мной она всегда вела себя как идеальная мать, идеальная женщина и идеальная жена. Должен признать, бывали времена, когда она была немного замкнутой и тихой. Она казалась раздраженной, но я просто списывал это на предсвадебный мандраж. Я бы никогда не женился на ней, если бы знал. Но я, конечно же, не виню тебя за то, что ты не рассказала мне, — на мгновение он замолчал. — Пресса говорит, ты столкнулась с этим, когда была ребенком?

Я кивнула.

— Да. К сожалению, это происходило с тех пор, как умер мой отец. Это не продолжалось всегда. Наверное, я должна была понять, что что-то случилось. Она не была заботливой, стала гораздо менее прощающей. Ее поведение на протяжении многих лет было каким угодно, только не... — я вздохнула. — Она всегда винила меня в аварии, поэтому я все время просто отмахивалась от этого. Если бы не мой день рождения, мы бы не вышли из дома в тот день и не попали в бурю.

Глаза Мейсона округлились.

— Тебе было шесть.

Я усмехнулась, зная, что он имел в виду.

— Да.

Он покачал головой.

— В ту ночь на вечеринке...

— Да. Она подумала, что я специально порчу ее. Я просто пыталась держать дистанцию, но потом появился мой дядя... потом Роберт. Одна катастрофа за другой. Я не просила всего этого, но моя мать видела все по-другому.

Ноздри Мейсона раздувались.

— Ты не просила ничего, — он провел руками по волосам, и этот жест сразу же напомнил мне Хантера. — Мне очень жаль. Я должен был быть более внимательным.

Я ахнула.

— Как ты мог знать, что происходит? Моя мать была осторожна, и, откровенно говоря, я тоже. Я привыкла к ее выходкам, и стала мастером в сокрытии всего ото всех. У меня были годы практики, — Мейсон заметно поморщился. — Мне очень жаль. Я не хотела заставлять тебя почувствовать себя некомфортно.

Мейсон покачал головой.

— Ты не должна чувствовать себя виноватой. И должна знать, что я подаю на развод, — я кивнула, и он умолк на мгновение. Я знала, он о чем-то думал. — Ты и Хантер... — он увидел мою реакцию и запнулся на секунду. Когда я расслабилась и кивнула, он продолжил. — Вы теперь вместе? Я не знаю, потому что он до сих пор со мной не разговаривает.

Из-за этого я почувствовала себя плохо. Мейсон был так же невиновен во всем этом, как и я.

— Откровенно говоря, я не знаю, что происходит между нами.

Мейсон кивнул.

— Ты действительно любишь его?

Это привлекло мое внимание. Я смотрела на него секунду, но уже знала, что отвечу.

— Да.

Он отвел взгляд и снова кивнул, как будто этот ответ был на какой-то его вопрос.

— Хорошо.

Этот ответ меня несколько удивил.

— Хорошо?

Мейсон снова посмотрел на меня.

— Хантеру нужен кто-то в его жизни. Кто-то, кто любит его.

Я выпрямилась.

— И ты не возражаешь, что это я… после всего того, что произошло между нами?

Мейсон слегка усмехнулся.

— Должен признаться, это странно для меня, но я не стану отрицать те очевидные чувства, что вы испытываете друг к другу. Если вы хотите продолжать это, то кто я такой, чтобы стоять на вашем пути? — он повернулся и взял меня за руку. — Да, ситуация непростая. И, да, она и будет таковой некоторое время, пока каждый из нас не привыкнет к этому, но за то короткое время, что мы жили вместе, я узнал тебя, Айден. Я знаю, у тебя доброе сердце... которое будет заботиться о моем сыне.

Я почувствовала наворачивающиеся слезы.

— Я очень сильно забочусь о нем. Даже если забрать всю мою любовь к нему, он все равно останется моим лучшим другом. А если добавить сюда любовь, то он тот, без кого я не могу жить.

Мейсон выдохнул с улыбкой.

— Ему повезло, что у него есть ты.

Я усмехнулась.

— Это мне повезло, — если он все еще хочет меня.

Увидев в моих глазах то, что ему было нужно, Мейсон похлопал меня по руке и встал.

— Я должен идти.

Я кивнула и встала вместе с ним.

— Спасибо за визит, — я указала на цветы. — И за цветы. Они прекрасны.

Мейсон улыбнулся.

— Пожалуйста, — он сделал шаг вперед и протянул ко мне руки. Я шагнула, обняла его и вдохнула его запах. — Береги себя, Айден. Надеюсь, что скоро мы увидимся.

Я вздохнула, закрыв глаза.

— Я тоже.

Мы разомкнули наши объятия и улыбались, но затем я заметила кое-что краем глаза. Хантер стоял в дверях — с шокированным и злым выражением на лице.

— Мне следовало знать, — он повернулся, чтобы выйти за дверь, и в мгновение ока мы с Мейсоном догнали его.

— Подожди, сын. Это не то, что ты думаешь.

Он сердито повернулся. Кристиан был позади него, и губами произнес только «Прости». Очевидно, это он впустил Хантера.

— Я оставлю вас, — Кристиан ушел, оставив нас всех в коридоре.

— Тогда что это было, папа? Нет, ну в самом деле, вперед. Насколько охеренно выглядит то, что я пришел к Айден, а она обжимается с моим отцом? При других обстоятельствах, это не было бы так дерьмово, но после вашей истории, — он выдохнул, и я поняла, что опять потеряла Хантера. Неважно, что все это было совершенно невинно.

— Хантер, Айден только недавно пережила травму. Это не имеет никакого отношения к нашей истории. Я забочусь об Айден, и, конечно же, я хотел навестить ее, чтобы удостовериться, что она в порядке. Ты не хочешь разговаривать со мной. Что еще я должен был сделать?

— Пожалуйста, остановись, — пробормотала я.

— Ну, не знаю... может быть предупредить меня, что ты придешь, чтобы меня точно не было рядом, когда ты появишься.

Ноздри Мейсона раздувались.

— Как я мог это сделать, когда ты не отвечаешь на звонки?

— Пожалуйста, остановись, — снова прошептала я.

— Хм, не знаю... пробовал писать мне?!

Мейсон собирался возразить, когда я вытянула свою руку.

— Стоп! — я выдохнула, и из меня вырвался всхлип. — Просто послушайте себя! — я вздохнула и покачала головой. Я сделала это. Я отдалила их друг от друга. — Вы — отец и сын. Вы единственные друг у друга, и после этого ругаетесь вот так? И из-за чего? Меня? Ничто не должно разделять отца и сына. И никто.

На некоторое время воцарилось гробовое молчание, и мы просто смотрели друг на друга. Когда никто ничего не произнес, я заговорила снова, обращаясь к Хантеру:

— Ты должен попытаться простить своего отца, Хантер. Он не сделал ничего плохого, только скрыл кое-что от тебя. То, что было бы и лучше умалчивать дальше, тогда бы мы смогли избежать всей этой боли и страданий. Да, я знаю, плохо скрывать что-то от тех, кого ты любишь, но иногда приходится это делать, чтобы избежать эмоционального потрясения. Твой отец любил мою мать. Разве ты не сделал бы то же самое, если бы ситуация была обратной?

Хантер стиснул зубы и прислонился головой к стене. Он страдал. Я знала это, но еще он понимал, что в моих словах была доля правды… неважно, насколько зол он был.

— Я собираюсь уйти и позволить вам поговорить, — мы оба посмотрели на Мейсона, который смотрел в свою очередь на Хантера. — Сын, пожалуйста, выйди на связь, когда успокоишься, — затем он повернулся ко мне. — Береги себя, Айден, — он улыбнулся, и я поблагодарила его. Мы наблюдали, как он прошел к входной двери.

Когда он открыл ее, камеры начали мигать и женский голос прокричал:

— Мистер Дэвенпорт, это правда, что у вас был роман с вашей падчерицей? — дверь захлопнулась, а Хантер и я остались стоять с широко раскрытыми глазами и лишившимися дара речи.

Я закрыла глаза. Я не могла поверить в это. Сначала моя мать, а сейчас и в прессе промелькнула информация о нашей семейной ситуации. Как теперь мне проходить через все это? Моей матери было недостаточно?

Я услышала, как Хантер вздохнул.

— Ничего не выйдет, так ведь?

На мгновение я зажмурилась еще сильнее и почувствовала, что наворачиваются слезы. Когда я заставила себя снова открыть глаза, Хантер стоял и смотрел на меня. Он выглядел таким же потерянным, как и я.

В конце концов, я покачала головой.

— Нет, не выйдет.

Я пыталась сохранить лицо. Я отчаянно хотела Хантера, но знала, что пока в его голове были мысли об отце и мне, он никогда не сможет пережить это. Я спасала его и себя от душевной боли в будущем. Несмотря на тот факт, что его потеря убивала меня, я знала, что он хотел, чтобы я отпустила его. Я должна была дать ему это хотя бы потому, что так поступают лучшие друзья.

Поэтому, несмотря на то, что мое сердце болело так, как никогда в жизни, я взяла Хантера за руку и сказала ему, что он свободен. Я пожелала ему обрести счастье и все то, что он когда-либо желал себе сам. Потому что я заботилась о нем, потому что он был моим другом, и потому что я любила его больше всего на свете.

Как только Хантер услышал мое принятие, он ушел. Но, сколько бы я ни делала счастливое лицо, это не уняло той несравнимой боли, которая появилась, когда я потеряла единственного мужчину, которого когда-либо действительно любила.

Закрыв дверь, я прислонилась к ней... не в состоянии осознать, как моя жизнь оказалась такой. Все, что я когда-либо хотела — это счастливая, любящая семья. Хантер был ею.

И я потеряла его.