Мэри стояла, разглядывая свое отражение в зеркале, а миссис Рэмзи в это время подгоняла по ее фигуре белое атласное платье. Мэри не узнавала себя.

Предыдущие два дня, казалось, пролетели в каком-то лихорадочном бреду. Она пыталась объяснить лорду Стивену, что восприняла его слова как шутку, что не собирается выходить за него замуж, что она уедет в Лондон. Но он ничего не хотел слушать.

Он представил ее гостям и мачехе как свою будущую жену. Все были ошеломлены, а чуть позже в приятном возбуждении вполголоса сплетничали о ней даже в ее присутствии. Стивен, едва сдерживающий ярость, стал еще холоднее и надменнее.

Самой доброй оказалась миссис Рэмзи. Именно она нашла белое бальное платье, принадлежавшее родной матери Стивена, ушила его в поясе и немного укоротила. Теперь оно сидело на девушке как влитое. Миссис Рэмзи также нашла длинный белый шарф из брюссельского кружева, который можно было использовать как фату. Именно миссис Рэмзи успокоила Мэри, велела горничной Бонни помочь ей и нашла еще два платья, дневное и вечернее, которые также подогнала Мэри по фигуре.

Даже сейчас, в день свадьбы, Мэри все еще не верила в то, что произошло, на ее щеках играл румянец, и она глядела вокруг блестящими невидящими глазами. Венчание произойдет в часовне в одиннадцать. Вчера приезжал священник, чтобы подготовить их.

Раздался стук в дверь, и Бонни пошла открыть. Пришел молодой слуга с бархатным футляром в руках.

— От моего господина — его невесте, — церемонно сказал он, но его глаза оживленно и с любопытством оглядывали Мэри в ее белом атласном платье с кружевами. Ее юбки взметнулись, когда она отвернулась от зеркала.

Взволнованная Бонни присела в реверансе, подавая Мэри голубой футляр. Девушка неуверенным движением открыла его и замерла, удивленная его содержимым. На белой обивке из бархата и шелка лежало великолепное ожерелье из розово-белого жемчуга, а также длинные жемчужные серьги и кольцо с большой жемчужиной.

— Жемчуг Хантингдонов, миледи, — сказала миссис Рэмзи.

— Я… пока еще… не миледи, — тихо и хрипло сказала Мэри, у нее болело горло после ночного кашля. Она помассировала горло рукой, все еще не отводя глаз от прекрасного жемчуга. Верно ли говорят, что жемчуг — к слезам?

— Все начнется через два часа, — весело сказала миссис Рэмзи. Она нагнулась и тщательно расправила полоску белого кружева на платье Мэри. — Ну-ка, дайте я на вас посмотрю, миледи.

После того как экономка окинула ее критическим взглядом, Мэри повернулась и посмотрела на себя в зеркало. Сказочная белая материя колыхалась вокруг нее. Низкий лиф платья обрамлял ее шею и плечи молочного цвета и выгодно подчеркивал изгибы ее округлой груди. Ее рыжие волосы были тщательно уложены и доведены до сверкающего великолепия. Распущенные, они ниспадали по плечам, и это шло ей гораздо больше, чем строгая прическа гувернантки.

Миссис Рэмзи одела на Мэри ожерелье и серьги. Затем Мэри примерила кольцо, оно было велико только самую малость.

— Я… не могу… поверить, — сказала она как бы себе.

— Так бывает в волшебной сказке, — нарушила молчание Бонни с сияющими радостью глазами, — как Золушка и ее принц. Вы приезжаете сюда, он сразу же в вас влюбляется и…

— Бонни, довольно, — мягко прервала ее миссис Рэмзи.

— Да, мадам, — кротко ответила Бонни.

Мэри подумала, что все это совсем не похоже на сказку. Она угрожала подать в суд на семью Хантингдонов, и лорд Сент-Джон, когда его честь оказалась под угрозой, сделал то, что, как он полагал, обязан был сделать. Неудивительно, что он ненавидит ее. Она слегка дрожала, думая о том, что будет дальше. Что она наделала? Зачем она согласилась на это странное предложение? В принципе она и не согласилась, ее принудили, подумала она, слегка нахмурив брови.

Миссис Рэмзи принесла длинный шарф из брюссельского кружева и вместе с горничной тщательно закрепила его на голове девушки. Несколько мгновений он вздымался вокруг нее, затем лег на ее сверкающие золотисто-рыжие кудри и обнаженные белые плечи.

Мэри чувствовала себя потерянной за белым кружевом, вглядываясь в окружающий мир как сквозь туман. «Что же я делаю?» — опять подумала она, несчастная и испуганная. Должно быть, она еще не оправилась от простуды и чувствовала себя слишком слабой, чтобы сопротивляться силам, которые неумолимо толкали ее к этому замужеству. Где же ее сильная воля? Ее шотландское мужество? Ее гордость?

Опять стук в дверь. Она нервно вздрогнула. Когда Бонни открыла, вошел один из гостей, мужчина средних лет, который должен был повести Мэри к месту венчания. Он был в голубом бархатном костюме, изысканные сапфировые украшения на воротнике сорочки и перстни на руках мерцали и переливались. Оглядел девушку, доброжелательно улыбнулся и сделал ей несколько комплиментов, искренность которых она сразу же почувствовала. Он говорил это не только ради Стивена Хантингдона.

— А, прекрасная невеста! Моя дорогая, как очаровательно вы выглядите! Можно понять нетерпение Стивена. — Он подставил ей локоть, и она робко за него взялась. Он дружески погладил Мэри по руке, как будто понимая, как она взволнованна.

Он сопровождал ее по лестнице, а Бонни и миссис Рэмзи шли позади. Они спускались ниже и ниже в подземные этажи замка, в часовню.

Возле двери часовни в прохладном воздухе она почувствовала сильный запах цветов. По ее телу пробежала дрожь. До этого момента она двигалась и жила как во сне; теперь это становилось реальностью. Она видела лорда Сент-Джона, стоявшего перед деревянным алтарем, освещенном свечами, видела свечи, сиявшие вдоль стульев, на которых сидели гости. Кроме тех, кто гостил в замке, также были люди из деревни, всего около двадцати пяти человек. Леди Хелен сидела на почетном месте в первом ряду.

Мэри пристально глядела на покрытый ковром проход перед ней и чувствовала, что не может двинуться с места. «Я сошла с ума! — мелькнула у нее дикая мысль, — Что я здесь делаю? Я не могу выйти за него замуж! Я совсем не знаю его!» Орган заиграл другую мелодию. Она вдруг осознала, что он звучал все это время. Теперь исполняли что-то вроде марша, и она чувствовала, как высокий мужчина рядом с ней слегка подталкивает ее вперед. Она машинально пошла по проходу в ногу с ним. Ее ноги невольно дрожали, а руки были холодны как лед.

Она услышала шорох одежды, когда гости повернулись, чтобы посмотреть на нее. Ее появление в сверкающем белом платье и в белой кружевной фате вызвало одобрительный шепот.

Когда она приближалась к алтарю, Стивен Хантингдон повернулся. Он посмотрел на нее сверху вниз, когда она подошла и встала рядом. Мэри показалось, что он вздрогнул, когда она нечаянно задела его. Ее бросало то в жар, то в холод в прохладной часовне. Цветы на алтаре были белые и темно-красные; корзины, в которых они находились, обвивали желто-зеленые гирлянды листьев. На алтаре стояли золотые подсвечники и алтарные сосуды: желто-зеленый, золотой и темно-красный — это были цвета замка Сент-Джон, теперь она это знала. Но она должна слушать, что говорит священник. Он произносил слова медленно, отчетливо, время от времени посматривая на них. Она не могла сосредоточиться на том, что он произносил.

Лэнс Террент, виконт Гревиль, стоял рядом с лордом Сент-Джоном как шафер. Он выглядел очень красивым в голубом бархатном костюме. Мэри опять взглянула на Стивена. На нем был бархатный костюм малинового цвета с золотой отделкой, на шее и на запястьях — огромные рубины, которые он очень любил.

А она… она выдает себя за другую, подумала девушка, словно в лихорадочном бреду. В белых кружевах и атласе, в жемчугах… можно подумать, что она леди, а не гувернантка. Всего две недели назад она ночи напролет просиживала с больным ребенком, уставая до такой степени, что, когда он кашлял, у нее не было сил подняться. А утром, вместо того чтобы отдыхать, ей приходилось заниматься уроками с мальчиком постарше, стоять на холодном ветру, присматривая за играющими малышами, помогать прачке, и уже часам к двум дня она падала с ног от усталости.

Мэри слегка покачнулась. Стивен уверенно взял ее за руку, и она своими ледяными пальцами почувствовала его тепло. Его спокойствие приободрило ее.

Она шепотом отвечала на вопросы, слышала уверенный, глубокий голос Стивена. Но смысл слов почти не доходил до ее сознания. Наконец Стивен повернулся к ней, откинул белую вуаль и приблизил к ее лицу свое. Она посмотрела в его карие глаза и подумала, что он сердит и… нечто другое… но ей не удавалось понять, какие еще чувства он испытывает.

Он нагнулся ниже, она закрыла глаза и покачнулась. Но он крепко держал ее, обвив одной рукой тонкий стан, а другой взяв ее за руку. Его теплые губы медленно прикоснулись к ее губам. Затем он выпрямился.

Они вернулись наверх, в теплую гостиную, где уже был накрыт роскошный ужин. Она сидела рядом со Стивеном, справа от него, ее тонкие как паутинка юбки раскинулись по ногам. Ее бокал с вином наполнялся вновь и вновь, по мере того как произносились тосты. Напротив Мэри сидела леди Хелен, грациозная и приятно возбужденная; она с интересом слушала Лэнса Террента, весело болтавшего и перескакивавшего с одной истории на другую.

— Мне, право же, очень приятно, — сказал он. — Я всегда любил старину Стивена, думал, что он женится на Анжеле. Но мне нравишься и ты, Мэри. Надеюсь, ты будешь счастлива со Стивеном. Он хороший парень, а ты похожа на Анжелу: красивая, хотя не такая красивая, как моя Анжела, — торопливо добавил он и сделал жадный глоток из бокала с шампанским. Его голос изменился. — Она была так прекрасна…

— Гревиль, — мягко перебил его Стивен, — не говори о старом, те дни прошли и забыты. Сегодня такой день, когда надо подумать о нашем будущем — моем и Мэри.

Первый раз Стивен произнес их имена вместе. У Мэри было странное чувство, похожее на внезапно пришедшее счастье. Она была замужем за этим странным человеком, за этим красивым, мужественным человеком с глубоким шрамом на левой щеке. Теперь она знала, что он получил его в морском бою, когда на его корабль напали пираты и он сражался на, саблях и врукопашную со свирепыми полуобнаженными дикарями.

Однако она все еще многого не знала о нем, но ничего, узнает, и причем скоро, подумала она с чувством, похожим на страх.

Лэнс все еще продолжал говорить заплетающимся языком:

— Ты прелестная девушка, Мэри. Красивая и умная. Умная, как моя Анжела. Две девушки одного типа, хотя у тебя рыжие волосы. Ловко же ты, Сент-Джон, ловишь их на удочку, должен заметить. Прелестные девушки. Надеюсь, ты будешь очень счастлив.

Мэри видела, что Стивена это все больше и больше раздражает. Его карие глаза уже смотрели сердито. Она видела, как он рукой судорожно сжал свое колено.

Встал еще один гость и произнес еще один тост. Она слушала, улыбалась и кивала, но ей очень хотелось уйти и лечь. Она очень устала, и у нее кружилась голова; горло перехватил приступ кашля, но она подавила его, глотнув шампанского, отчего ей стало еще хуже.

Наконец ужин закончился и они встали, чтобы перейти в другую гостиную. Она знала, что теперь все по очереди будут поздравлять их, будут пить, смеяться, болтать, с любопытством глядеть на нее и сплетничать.

Она устало отвернулась на мгновение, когда Стивен тихо заговорил о чем-то со своей мачехой. Мэри сделала два неуверенных шага, а затем, подобно сломанному цветку, упала на малиновый французский ковер; ее сознание затуманилось, и она провалилась в небытие.

Ей казалось, что ее поднимает и несет волна; нет, это ветер; нет, это сильные мужские руки. Щекой, прижатой к чему-то теплому, она почувствовала биение сердца. Она зашевелилась, застонала и попыталась открыть глаза.

— Лежи спокойно, Мэри, — произнес чей-то уверенный голос. Она вздохнула и расслабилась. Это было гораздо легче, чем сопротивляться.

Ее несли вверх по лестнице, затем по коридору. Она слышала приглушенные голоса, озабоченные, заинтересованные. Один из них, казалось, был голос миссис Рэмзи.

Ее положили на что-то мягкое. Это было так приятно и спокойно, что она, не открывая глаз, опять потеряла сознание.

Время как будто остановилось. Она лишь смутно чувствовала, как чьи-то сильные руки массируют ее объятое жаром тело; как сквозь сон до нее доносились голоса; кто-то бережно прикасался к ее горячему лбу. Она неясно слышала шум ветра, гул моря, бившегося об утесы. Все это успокаивало ее.

Шло время, но ей не надо было вставать и бежать выполнять чьи-то распоряжения. Она могла неподвижно лежать, давая отдых своему ноющему телу. И ей не хотелось вставать вообще. Ее бросало то в жар, то в холод, она кашляла, и кто-то давал ей мед и лекарства. Чья-то твердая рука погладила ее по лбу, и послышался голос:

— Ну как, ей лучше, миссис Рэмзи?

— О, сэр, пока нет. Она очень больна, сэр. Боюсь, как бы болезнь не затронула легкие. Надо позаботиться о том, чтобы этого не случилось.

Голоса удалялись. Она не могла открыть глаза, она так устала. До нее откуда-то издалека доносился тонкий голосок Бонни, а также успокаивающее бормотание миссис Рэмзи.

Мэри отчетливо услышала, как горничная сказала:

— Будет лучше, если милорд пока не будет приходить.

— Тише! Ты не понимаешь…

Дальше Мэри не слышала. Она была очень удивлена, ей хотелось возразить, но она не могла. Почему, почему будет лучше, если он не придет? Почему Бонни так сказала?

Наконец однажды утром Мэри проснулась и открыла глаза. Она медленно подняла руку, не понимая, где находится. Озадаченная, она огляделась вокруг и увидела, что лежит в какой-то странной комнате — зеленой с темно-красной и золотой отделкой, раза в два больше, чем спальня, которую она занимала раньше. Через открытую дверь ей была видна ванная комната, белая с золотом. Еще одна открытая дверь вела в зелено-красную гостиную с изысканной мебелью. Мэри нахмурилась, недоумевая, затем начала вспоминать.

Она стала женою лорда Сент-Джона, хозяина этого замка. А Бонни сказала, что будет лучше, если он не придет. Мэри лежала, размышляя об этом. Затем она заметила цветы. Возле ее кровати стояла ваза с яркими, прелестными весенними цветами, от которых исходил тонкий аромат. Туалетный столик украшала темно-красная китайская ваза с изображенным на ней золотым драконом, который как бы пытался влезть на нее. В вазе благоухали белые розы. Она увидела корзины с цветами и в гостиной.

Тихо вошла миссис Рэмзи, и в ее живых глазах сразу же зажегся радостный огонек.

— Вы проснулись, миледи! — радостно сказала она. Подойдя к кровати, она пощупала лоб Мэри. — И жар прошел…

Тут появился лорд Стивен с непривычно мягким и озабоченным выражением на лице. Он подошел к кровати и внимательно посмотрел на Мэри.

— Вам лучше, моя дорогая?

— Да. Я… долго… болела?

Она удивилась своему слабому голосу, а также худобе белой руки на зеленом покрывале.

— Почти неделю. Ну и напугали же вы нас! Доктор сказал, что вы простудились еще до свадьбы и организм ваш был истощен. Он порекомендовал успокоительные препараты и постельный режим еще на неделю.

Он вдруг протянул свою большую руку и погладил Мэри по голове, откинув с ее лба золотисто-рыжие волосы. Она пристально посмотрела на него, и ее глаза казались необычно большими и зелеными на бледном лице. Он дружески улыбнулся ей.

— Спасибо… за… цветы, — сказала она, теряясь и не находя слов под его взглядом.

— Не за что. Я рад, что вы их заметили. Вы некоторое время бредили и упоминали цветы, кровь и похороны, насколько я разобрал. — Он улыбнулся, но его карие глаза оставались серьезными.

Мэри покачала головой.

— Не помню, — просто сказала она.

— Оставляю вас, отдыхайте. Доктор зайдет еще раз после обеда. — И он ушел.

Доктор предупредил ее, чтобы она оставалась в постели до тех пор, пока не почувствует в себе достаточно сил, но в голосе его звучало удовлетворение тем, что она начала выздоравливать. Это был добродушный пожилой человек, замученный многочисленными пациентами в деревне, но знающий, здравомыслящий и деликатный.

В тот вечер ее пришла проведать леди Хелен. Она болтала и болтала, пока не вошел Стивен и не увел ее с собой. У Мэри создалось такое впечатление, что леди Хелен чувствовала себя одинокой и ей нравилось разговаривать с людьми.

Той же ночью у Мэри опять был жар. Она пробудилась от беспокойного сна и услышала приглушенные, доносившиеся будто бы издалека голоса и стук колес повозок. «Откуда взяться повозкам возле утесов», — подумала она.

Лежа с открытыми глазами какое-то время, она наконец встала и подошла к высокому окну.

Еще раньше она обнаружила, что ее новые апартаменты примыкают к апартаментам мужа и находятся в том же крыле замка, в котором была комната, отведенная ей в день приезда. Отсюда были видны сад и белые утесы.

Откинув тяжелые портьеры, она вглядывалась в темноту. От луны оставался лишь тоненький серп. Она задумчиво глядела на сад, ни о чем особенно не думая, но вдруг чьи-то голоса снова насторожили ее. Она наклонилась вперед, безуспешно пытаясь увидеть, откуда они исходят. Она определенно слышала мужские голоса и легкий, приглушенный стук колес повозок. Она знала, что вымощенная булыжником дорога ведет к конюшням. Может быть, уже наступило раннее утро и кто-нибудь привез продукты из деревни?

Она отошла от окон, бегло оглядев сад, лишь едва видневшийся в темноте ночи. Подойдя к кровати, она задела маленький столик и вспомнила, что на нем стоят золотые часы, нагнулась и посмотрела на циферблат.

От удивления ее глаза широко открылись. Было двадцать минут четвертого.

Почему вдруг кому-то понадобилось доставлять продукты в такое неподходящее время?

Она стояла, погруженная в глубокие раздумья, до тех пор, пока не почувствовала, что ей холодно. Она скользнула в кровать и тщательно завернулась в одеяла. Ее ночная рубашка была не та практичная, тяжелая, шерстяная, которую она обычно носила, а тонкая, атласная, бледно-кремового цвета и с кружевами. Она продолжала мерзнуть, пока наконец не согрелась и не уснула.

Утром она размышляла о том, что слышала ночью, но так и не смогла понять, что же произошло. Она даже подозревала, что все это могло ей померещиться в рецидиве лихорадки, но в глубине души знала, что это не так.