Воскресенье, 30 августа, 2009 года.

День 2:

Вскрытая наживую.Это единственные слова, которые пришли мне на ум, чтобы описать то, как я себя чувствую – вскрытая наживую. Как-будто кто-то разрезает меня скальпелем и до тех пор, пока плоть не начинает отделяться, а из открытой раны не польется кровь... боль не проходит.

Я слышу треск, и звук того, как с моих ребер сдирают кожу. Из меня медленно, один за другим, извлекают окровавленные, вязкие органы, до тех пор, пока во мне не остается ничего, кроме пустоты. Пустоты и мучительной боли, но я все еще жива. Все еще. Жива.

Надо мной висят стерильные, флуоресцентные лампы. Одна из них моргает и гудит, угрожая выйти из строя, и пытаясь изо всех сил остаться в живых.

В течение последнего часа, я с замиранием сердца слушаю издаваемую ею азбуку Морзе. Зажглась - потухла - жжж - жжж - зажглась - потухла.Моим глазам больно. Но я продолжаю смотреть на нее, повторяя свою собственную азбуку Морзе: Не думать о нем. Не думать о нем. Калеб. Не думать о нем.

За мной откуда-то наблюдают. Здесь всегда кто-то есть. Кто-то, кто дергает мои многочисленные трубки. Одна следит за моим сердцем, другая за дыханием, а третья поддерживает мое онемение.

Не думать о нем.

Трубки. Одна протянута от моей руки, куда мне вливают лекарства и жидкую пищу. Трубку от моей груди они присоединили к монитору, чтобы наблюдать за биением моего сердца. Иногда я задерживаю дыхание, только для того, чтобы посмотреть, остановится ли эта пищалка. Но вместо этого, сердце в моей груди начинает биться быстрее и сильнее, и я задыхаюсь. Жжж - зажглась - потухла.

Кто-то пытается меня накормить. Она называет мне свое имя, но мне все равно. Она не имеет значения. На самом деле, никто, и ничто не имеет значения.

Она спрашивает мое имя, как будто ее нежность и доброта заставят меня говорить. Я никогда не отвечаю. И никогда не ем.

Меня зовут Котенок, и мой Хозяин ушел. Что может быть важнее?

В уголке своего сознания, я вижу, как он наблюдает за мной, стоя в тени.

- Неужели ты действительно думаешь, что твои мольбы к чему-нибудь приведут?- спрашивает Призрак Калеба.

Он улыбается. Я плачу.

Из моей груди вырываются настолько громкие и ужасные завывания, что своей силой они сотрясают все мое тело. Я не могу это остановить. Я хочу к Калебу. Но вместо этого я получаю успокоительное.

Пока я сплю, через трубку в мой организм вводится еда. За мной всегда кто-то наблюдает. Всегда.

Я хочу выбраться отсюда. Со мной все в порядке.

Если бы Калеб был здесь, я бы покинула это место счастливая, улыбающаяся и целостная. Но он ушел. И они не дают мне горевать о нем в одиночестве.

***

День 3:

Я медленно закрываю и открываю свои глаза. Надо мной стоит Калеб.

Мое сердце начинает неистово биться, а глаза застилают слезы чистой радости. Наконец-то, он здесь. Он пришел за мной.

Выражение его лица теплое, а улыбка широкая. Его губы изгибаются в знакомой ухмылке, и я знаю, что он думает о чем-то порочном.

В животе просыпаются знакомые покалывания, спускающиеся вниз, к моей киске, заставляя ее набухать и пульсировать. Я не испытывала оргазм несколько дней, а ведь я уже так к ним привыкла.

- Разве мне следует тебя отпустить? Ты выглядишь такой сексуальной, когда пристегнута, - произносит он с улыбкой. - Я скучаю по тебе, - пытаюсь сказать я в ответ.

Но во рту пересохло, а мой язык ощущается тяжелым и онемевшим. С моими губами дела обстоят не лучше. Они потрескались, и когда я провожу языком по нижней губе, мне тут же на ум приходит сравнение с наждачной бумагой.

Трубка, через которую меня кормят, проходит через мою левую ноздрю и спускается вниз по всей длине глотки. Она вызывает зуд, но я не могу почесаться или смахнуть ее. Мне больно. Я чувствую эту чертову трубку каждый раз, когда глотаю, и на вкус она, как антисептик.

- Мне очень жаль,- говорит Калеб.

- За что? - шепчу я в ответ.

Я хочу услышать от него слова сожаления о том, что он не признался мне раньше в том... что любит меня.

- За наручники,- говорит он.

Я хмурюсь. Он обожает наручники.

- Как только мы будем уверены в адекватности твоего психического состояния, мы сможем их снять.

Все это неправильно. Совершенно, неправильно.

Это все лекарства.

- Ты знаешь, почему ты здесь, Оливия? - мягко спрашивает женщина.

Я не Оливия. Я больше не та девочка.

- Я - доктор Джэнис Слоан. Я социолог-криминалист Федерального Бюро Расследований, - говорит она, - полиция опознала тебя по отчетам о пропавших. Твоя подруга Николь сообщила о твоем похищении. Мы искали тебя. Твоя мама очень волновалась.

Я хочу заговорить, только для того, чтобы сказать ей, чтобы она закрыла, на хрен, свой рот. Я практически чувствую, как все волосы на моем теле встали дыбом.

Прекрати! Прекрати говорить со мной! Но она не прекращает.

Вскоре последует больше вопросов, тех же самых вопросов, и тогда я должна буду на них ответить. Я знаю, что это единственный способ отвязаться от них.

Они оставляют меня пристегнутой и накачивают успокоительными; они говорят, что я пыталась поранить ухаживающую за мной медсестру.

Мысленно я отвечаю им, что они первые пытались сделать мне больно. Что я не просила отвозить меня в больницу, и что кровь была не моя, а ее законному обладателю она больше не понадобится. Я была абсолютно уверена, что тот был мертв. Точнее, я была единственным человеком, кто знал это наверняка - ведь именно я его убила.

- Я знаю, что для тебя это нелегко. То, через что ты прошла..., - я слышу, как она сглатывает.

- Я не могу себе это даже представить, - продолжает она.

Это попахивает жалостью, а мне она не нужна. Не от нее.

Она протягивает свою руку, чтобы прикоснуться к моей, но я мгновенно одергиваю ее. Звонкий лязг моих наручников, ударяющихся об изголовье кровати, звучит, словно угроза применения насилия. И я более чем готова совершить это самое насилие, если она попытается прикоснуться ко мне еще раз.

Подняв обе руки, она делает шаг назад.

Мое дыхание начинает успокаиваться, а черный круг, ограничивающий мой обзор, рассеиваться, показывая мир в четком и цветном изображении. Теперь, когда она привлекла мое внимание, я замечаю, что она не одна. С ней мужчина.

Наклонив голову набок, он смотрит на меня так, словно я головоломка, которую он хочет разгадать. Его взгляд мне до боли знаком.

Я поворачиваю свою голову к окну, смотря на дневной свет, пробивающийся сквозь горизонтальные жалюзи.

Мой желудок скручивает в узел. Калеб.Его имя шепотом отдается в моем сознании. Он так же смотрел на меня. Мне интересно, почему, ведь казалось, он и без зрительного контакта мог читать мои мысли.

Все мое тело изнывает. Я скучаю по нему. Я так сильно скучаю по нему. Я снова ощущаю слезы, вытекающие из уголков моих глаз.

Доктор Слоан не унимается, - Как ты себя чувствуешь? Я получила краткую информацию от другого социолога-криминалиста, присутствовавшего при твоем первичном осмотре, а также детали событий, произошедшие в Полицейском Департаменте Ларедо.

Я с трудом сглатываю.

На меня обрушиваются воспоминания, но я им сопротивляюсь. Они мне не нужны.

- Я знаю, все кажется иначе, но я здесь, чтобы помочь тебе. Тебя задержали по обвинению в нападении на сотрудников поста федеральной границы, в хранении оружия, за сопротивление при аресте и подозрении в совершении тяжкого преступления, а именно в убийстве. Я здесь, чтобы определить твою правоспособность, но также, чтобы помочь тебе. Я уверена, что для произошедшего у тебя были свои причины, но я не смогу ничего для тебя сделать, если ты не будешь со мной разговаривать. Пожалуйста, Оливия. Позволь мне помочь тебе, - говорит доктор Слоан.

Моя паника возрастает. Грудная клетка тяжелеет, и мир снова заполняется черными красками. Слезы сдавливают глотку вокруг трубки.

Гребаная боль в мире без Калеба, кажется неиссякаемой. Я знала, что так будет.

- Твоя мама пытается найти кого-нибудь, кто присмотрит за твоими братьями и сестрами, чтобы приехать к тебе, - говорит она.

НЕТ! Держись от меня подальше.

- Она должна быть здесь через день или два. Если хочешь, ты можешь поговорить с ней по телефону.

Я всхлипываю. Я хочу, чтобы она замолчала. Я хочу, чтобы они все исчезли - эта женщина, мужчина в углу, моя мать, мои братья и сестры, и даже Николь. Я не хочу их ни слышать, ни видеть. Прочь, прочь, прочь.

Я кричу во все горло. Я не вернусь назад!

- Калеб! - надрываюсь я.

- Помоги мне!

Мое тело хочет свернуться калачиком, но оно не может. Я скована, как животное, заключенное в клетку и выставленное на всеобщее обозрение. Они хотят знать, что со мной, но они не смогут понять и никогда не поймут. Я никогда им не расскажу. Эта боль только моя и она останется только со мной.

Я кричу, и кричу, и кричу, до тех пор, пока кто-то не врывается и не нажимает на все мои магические кнопки. Меня накрывает сила успокоительных лекарств.

Калеб.

***

День 5:

Теперь я полностью осознаю, что нахожусь в психиатрическом отделении больницы. Мне часто это повторяют.

Я могу лишь посмеяться про себя над иронией. Они отпустят меня тогда, когда я сама буду в состоянии попросить их об этом. Но я не разговариваю и в буквальном смысле, сама держу себя в заложниках. Может, я, на самом деле, сошла с ума. Может, мое пребывание здесь как нельзя кстати.

Синяки на моих запястьях и лодыжках приобрели ярко-фиолетовый оттенок. Думаю, я слишком отчаянно пыталась освободиться. Мне не хватает наручников. В некотором роде, они дарят мне возможность извиваться и дергаться. Они дают мне что-то и кого-то для противостояния. Без них... я чувствую себя предательницей. Без них, я, вроде, как позволяю им себя здесь держать.

Когда они приносят мне еду, я ем, но только лишь для того, чтобы мне снова не сунули эту чертову трубку в нос. Когда мне говорят, я принимаю душ и возвращаюсь в свою кровать, как хорошая маленькая девочка. Приняв лекарство, я уплываю. Ох, как же я люблю успокоительные.

Но они никогда не оставляют меня одну. Здесь всегда кто-нибудь находится, наблюдая за мной, словно я какой-то лабораторный подопытный кролик.

Всякий раз, когда туман от лекарств начинает рассеиваться, они снова приходят сюда: доктор Слоан и ее 'коллега', агент Рид.

Он любит смотреть на меня, а я пристально смотрю на него в ответ. Первый, кто отведет взгляд в сторону, считается проигравшим. Чаще всего, это я. Его взгляд нервирует. В глазах Рида я вижу знакомую решительность и хитрость, с которой я никогда не могла тягаться.

- Ты голодна? - спросил он мягким, низким голосом.

Я чувствую, как будто он говорит мне о том, что у меня нет выбора, кроме как капитулировать. В конечном итоге, он получит от меня то, что хочет. Своим молчанием я его только больше раздразниваю.

Иногда, он ухмыляется мне, после чего кажется, что Призрак Калеба проявляется гораздо отчетливее.

Когда я не ответила, пальцы его правой руки стали пробираться к моей правой груди.

В этот особенный день, он первым отводит от меня взгляд, возвращая свое внимание к стоящему перед ним ноутбуку. Он что-то печатает на нем, а затем прокручивает информацию, которую я не вижу.

Сделав резкий вздох, я отпрянула от его прикосновения, и крепко закрыв глаза, заставила себя сосредоточиться на своих поднятых руках.

Он медленно тянется к своему портфелю, стоящему на полу, рядом с его стулом, и вытаскивает из него несколько коричневых папок. Открыв одну из них, и сделав какие-то пометки, он хмурит брови.

Его губы ласкали раковину моего уха.

Я знаю.

Я знаю, Калеба здесь нет. Я свожу себя с ума.

Смотря на агента Рида, я не могу не отметить, что он весьма привлекательный мужчина. Но он не так красив, как Калеб.И, тем не менее, он кажется мне таким же темным.

Его черные, как смоль волосы, кажутся слишком длинными для его профессии, но они всегда безупречно уложены. На нем типичная первоклассная одежда, которую в кино носят агенты ФБР: черный костюм, белая рубашка и темный галстук. Эта одежда настолько ему подходит, что кажется, будто он ходит в ней, даже если в этом нет никакой необходимости.

Интересно, как бы он выглядел без нее - Калеб превратил меня в это. Он сам мне признался. Я стала такой, какой он хотел, чтобы я была. И, в конце концов, что я получила взамен?

Я знала, что он улыбнулся, хоть и не могла видеть этого. Дрожь, была настолько сильной, что мое тело почти дернулось к нему.

- Ваша мать должна быть сегодня здесь, - говорит агент Рид.

Его тон беспристрастный, но он продолжает искоса на меня поглядывать. Ему не терпится увидеть мою реакцию. Мое сердце останавливается, но эта заминка быстро проходит, и в очередной раз, я чувствую всего лишь... пустоту.

Она - моя мать, а я - ее дочь. Это неизбежно. Рано или поздно, мне придется с ней увидеться. И я знаю, что скажу ей в этот момент.

Я должна буду сказать ей, что я не хочу возвращаться домой, и чтобы она забыла обо всем, что касается меня. Я была рада отсрочке, но неужели, чтобы добраться сюда, ей понадобилось целых пять дней? Пожалуй, сказать ей о том, чтобы она оставила меня в покое будет проще, чем я думала.

Мои чувства по этому поводу пока неоднозначны.

- Расскажите мне, где вы находились в течение почти четырех месяцев. Откуда у вас оружие и деньги, и я прослежу за тем, чтобы вы сегодня же покинули это место со своей матерью, - говорит Рид настолько приторным тоном, словно верит в то, что я на это куплюсь.

Нет уж, спасибо.

Они знают о деньгах - это не заняло у них много времени. Смущенно наклонив голову, я смотрю на него недоумевающим взглядом. Деньги?

Около секунды он смотрит на меня, после чего переводит взгляд вниз на свои папки и начинает что-то писать. Агент Рид не купился на мою блажь. Он не впечатлен. По крайней мере, он не полный дурак.

Его губы ласкали раковину моего уха, - Ты собираешься отвечать? Или мне снова тебя заставить?

Тик-так, тик-так, я не могу вечно прятаться за своим молчанием. Против меня выдвинуто несколько достаточно серьезных обвинений, и думается, меня не просто так перенаправили из Мексики в США.

Я знаю, что должна сотрудничать, рассказать ему свою историю и перетянуть его на свою сторону, но я просто не могу этого сделать. Если я нарушу молчание, я никогда не смогу оставить случившееся в прошлом. И тогда, последние четыре месяца навсегда лягут тенью на всю мою оставшуюся жизнь.

Более того, я не знаю о чем, мать его, я должна говорить! Что я могу сказать? В сотый раз за день, что я скучаю по Калебу?

Что-то капает на мою шею, и я понимаю, что я плачу.

Интересно, как долго агент Рид будет смотреть на меня, ожидая, что я сломаюсь и сдамся. Я чувствую себя потерянной, и, несмотря на это, маленькая искорка его внимания ощущается как спасательный круг.

Мне сложно не видеть Калеба в его поведении.

- Да, - произнесла я, заикаясь, - я голодна.

Проходит несколько долгих, напряженных секунд, после чего он нарушает эту непрекращающуюся тишину.

- Вы можете не верить мне, но я забочусь о ваших интересах. Если вы не попытаетесь помочь нам, помочь себе, все выйдет из-под вашего контроля. Причем, быстро.

Он делает паузу.

- Мне нужна информация. Если вы боитесь, мы сможем защитить вас, но вы должны показать нам, что настроены серьезно. Изо дня в день вы молчите, упуская свои возможности.

Агент Рид пронзает меня взглядом, и я чувствую, как своими темными глазами, он желает побудить меня к ответу на интересующие его вопросы. На мгновение, я хочу поверить в то, что он, на самом деле, пытается мне помочь. Можно ли довериться незнакомцу?

Что ему нужно от меня такого, чего он еще пока не мог взять?

Мой рот открывается, слова вертятся на кончике моего языка. Если ты расскажешь, он причинит ему вред.Мой рот со звуком закрывается.

Агент Рид выглядит расстроенным. И я полагаю, что именно таким он и должен выглядеть. Он делает еще один глубокий вдох и бросает на меня взгляд, в котором читается, 'Ладно, ты сама напросилась'.

Наклоняясь, он достает одну из коричневых папок, содержимое которой изучал раннее. Он открывает ее, смотрит внутрь, а потом на меня.

Подавшись вперед, он поднес это восхитительно пахнущее лакомство к моим губам.

На мгновение, он выглядит неуверенным, но потом решительным. Он достает из папки листок, и, небрежно сжимая его в руке, направляется ко мне. Я почти не хочу знать, что это, но не могу с собой ничего поделать. Я должна это увидеть. И тут мое сердце ёкает!

Внезапно, каждая клеточка моего существа начинает петь. Мои глаза обжигают слезы, и, не сдержавшись, с моих губ срываются звуки, отражающие как печаль, так и радость. Это фотография Калеба! Это фотография его прекрасного, хмурящегося лица. Я так сильно хочу получить ее, что тянусь к ней, протягивая пальцы ближе к его изображению.

С нескрываемым облегчением я открыла свой рот, но он быстро убрал от меня еду.

- Вы знаете этого человека? - спрашивает агент Рид, и, судя по тону, ему уже очевидно, что я знаю.

Это его игра. Хорошая игра.

Задыхаясь в своих рыданиях, я снова тянусь за фотографией. Но агент Рид держит ее вне зоны моей досягаемости.

- Ты, сукин сын, - шепчу я хриплым голосом, не отрывая глаз от клочка бумаги.

Если я моргну, фотография исчезнет?

Он снова протягивает ее мне. И у меня снова не получается дотянуться до снимка, но я не могу оторвать от него глаз.

На нем Калеб выглядит моложе, но не намного. Он все еще мой Калеб. Его светлые волосы зачесаны назад, а его чудесные глаза цвета Карибского моря хмурятся, смотря в объектив. Его губы, полные и созданные для поцелуев, сложены в раздраженную линию на его красивом лице. На нем белая рубашка на пуговицах, колышущаяся от ветра, и открывающая соблазнительный кусочек его загорелой шеи. Это мой Калеб. Я хочу моего Калеба. Я смотрю на агента Рида.

Пропитывая каждое слово гневом, я нарушаю свой обет молчания.

- Отдай. Ее. Мне.

На секунду, глаза агента Рида расширяются, после чего появляется, а затем исчезает удовлетворенная ухмылка. Один - ноль в пользу агента Рида.

- Значит, вы его знаете? - поддразнивает он.

Я прожигаю его взглядом.

Он становится ближе, и протягивает фотографию.

И еще ближе.

Когда я тянусь к ней, он одергивает ее назад.

И каждый раз, я подползала все ближе и ближе, пока мое тело не оказалось зажатым между его ногами, а мои руки не легли по обеим сторонам от его туловища.

Калеб научил меня некоторым приемам ведения противостояний, в которых я не смогу победить. Он хотел, чтобы я шевелила мозгами и использовала все, что могу предложить, дабы получить желаемое.

Я заставляю себя изобразить спокойствие и грусть. Печаль мне дается легко.

- Я... я его знала.

Я намеренно опускаю взгляд на свои коленки, и позволяю слезам катиться из глаз.

- Знали? - с любопытством спрашивает агент Рид.

Я киваю, заполняя пространство комнаты своими рыданиями.

- Что с ним случилось? - снова спрашивает он.

Мне на руку его заинтересованность.

- Дай мне фотографию, - шепчу я.

- Скажите мне то, что я хочу узнать, - возражает он.

Я знаю, что он у меня на крючке.

- Он..., - меня охватывает печаль.

Мне не нужно фабриковать свою боль... я и есть боль.

- Он умер на моих гребаных руках.

Мой разум тут же заполняют воспоминания о Калебе, с пустым выражением лица, измазанного грязью и кровью. Это был тот самый момент, когда я его потеряла. Всего несколько часов назад он держал меня в своих объятиях, и я думала, что наконец-то, все будет хорошо. Но один стук в дверь... и все изменилось.

Агент Рид неуверенно делает шаг вперед, - Я вижу, что для вас это непросто, но мне нужно знать, как это произошло, мисс Руис.

- Дай мне фотографию, - рыдаю я.

Он делает еще один шаг.

- Скажите мне, как, - шепчет он.

Он играл в эту игру и раньше.

Я бросаю на него сердитый взгляд из-под своих пропитанных слезами ресниц, - Защищая меня.

- От кого?

Он подходит еще ближе, так близко и так нетерпеливо.

- От Рафика.

Не говоря ни слова, агент Рид поворачивается, чтобы достать еще один снимок из папки и показывает его мне, - От этого человека?

Я зашипела. Блять, по-настоящему, зашипела. Мы оба шокированы моей реакцией. Я никогда не думала, что могу быть настолько дикой. Мне это даже нравится. Я чувствую, что способна на все.

Внезапно, схватив обеими руками его руку, я быстро сунула ее себе в рот, чтобы забрать кусочек мяса из его пальцев. О, Боже, как же это было вкусно.

Агент Рид стоит близко и он явно не ожидает того, что я, схватив его за лацкан пиджака, вопьюсь в его губы поцелуем.

Он роняет папку.

Мое!

Несмотря на свой шок, агенту Риду удается прижать меня к кровати. Он надевает свои наручники на мои запястья и пристегивает их к изголовью. И прежде, чем я успеваю дотянуться до папки, он выхватывает ее.

Дальше, все произошло довольно быстро: одной рукой он сжал мой язык, а второй впился в мою шею, сдавливая ее.

На его лице отражаются замешательство и злость.

- Какого хрена вы творите? - шепчет он и медленно вытирает свои губы, смотря на свои пальцы, так, будто, неведомым образом, ответ окажется на них.

Еда выпала у меня изо рта на пол, и я, буквально взвыла от чувства потери.

Пытаясь заговорить, я выкрикиваю от досады, а мои глаза наполняются слезами злости.

Ты очень гордая и избалованная, поэтому я собираюсь выбить это из тебя.

Когда, приложив руку к груди, к нам протискивается недоуменная медсестра, агент Рид вежливо просит ее исчезнуть.

- Лучше? - спрашивает он меня, подняв бровь.

Я смотрю на свои прикованные руки.

- Даже и близко нет...

Вскрытая наживую. Зажглась - потухла - жжж - жжж - зажглась - потухла. Калеб, я скучаю по тебе.

- Помогите мне поймать его, Оливия.

Он умолкает; выражение его лица расчетливое - ему тоже что-то нужно.

- Я знаю, что я не самый приятный парень, но, возможно, в союзники вам нужен именно такой, как я.

Калеб.

Прочь. Прочь. Прочь.

Мое сердце ноет.

- Пожалуйста, дай мне фотографию, - умоляю я.

Агент Рид делает шаг, появляясь в зоне моей видимости, но я смотрю только на его галстук.

- Если я дам вам фотографию, вы расскажете мне о том, что произошло? Ответите на мои вопросы?

Я засасываю свою нижнюю губу, и, зажав ее между зубами, провожу по ней языком. Сейчас или никогда, а никогда, в сущности, не является достойным выбором. Меня настигает неизбежность.

- Сними с меня наручники.

Я вижу, как блестят глаза агента, и знаю, что в его мозгу, должно быть, роятся идеи о том, как меня разговорить.

Доверие - это улица с двусторонним движением. Покажи мне свое, и я отвечу тебе тем же.

Сделав шаг ко мне, он медленно и осторожно снимает наручники с моего запястья.

- Ну, - подгоняет он.

- Я расскажу тебе. Только тебе. В обмен, ты отдаешь мне все имеющиеся у тебя его фотографии, и вытаскиваешь меня отсюда.

Мое сердце в груди отбивает барабанную дробь, но я храбрюсь. Я - живучая.

Я протягиваю свою руку.

- Дай мне фотографию.

Осознав, что в этом вопросе он не сможет меня обойти, губы агента Рида изгибаются в разочаровании. Нехотя, он берет свою папку и отдает мне фото Калеба.

- Для начала, вы должны рассказать мне обо всем, что знаете, после чего я смогу поговорить со своими начальниками и заключить сделку. Я обещаю, что сделаю все, чтобы защитить вас, но вы должны начать говорить. Вы должны сказать мне, почему все выглядит так, что вы увлечены им больше, чем имеет право увлечься любая восемнадцатилетняя девушка.

Когда я смотрю на лицо Калеба, никого больше не существует. Я рыдаю и провожу по знакомым чертам его лица. Я люблю тебя, Калеб.

- Я собираюсь пойти выпить кофе, - говорит агент Рид смиренным, но все еще решительным тоном, - и когда вернусь обратно, я ожидаю получить ответы.

Я не замечаю, как он уходит, и не придаю этому значения. Но знаю, что тем самым, он дает мне время погоревать в одиночестве.

Выйдя из комнаты, он закрыл за собой дверь. На этот раз, я услышала щелчок закрывающегося замка.

Впервые за пять дней, меня оставляют одну, но я подозреваю, что это будет последний раз, что мы проведем с Калебом вместе.

Я целую его дрожащими губами.