Лишь когда до столицы Неввы оставалось два дня пути, Гейл дал разрешение своим воинам поупражняться в стрельбе из лука. В пустыне переход давался слишком тяжело, и у них не было такой возможности, а на землях Неввы Гейл слишком опасался вражеских соглядатаев. Однако, теперь он мог больше не думать об этом: Гассему все равно не успеть разгадать все замыслы своего молочного брата.

Войско короля Пашара шло следом за всадниками Гейла. Теперь Гассему, несомненно, донесут, что противник намерен осадить Флорию, — Гейлу это будет лишь на пользу. Разумеется, от осады он отказываться не собирался, но отнюдь не намерен был лично принимать в ней участие.

По настоянию Гейла командование невванской армией поручили Хараху. Правда, тот не имел достаточно опыта ведения масштабных боевых действий на суше, но Гейл прежде всего желал иметь рядом с собой преданного человека, а Хараху он доверял, как никому другому. Ему пришлось долго уговаривать Пашара, льстить и даже угрожать ему, но он все же убедил короля остаться в Касине и позволить другому человеку возглавить войско. Основным аргументом послужило то, что если Пашар вновь оставит столицу, то может возникнуть опасность измены среди придворных.

Гейл также уговорил короля отпустить с ним Шаулу. Приличия ради писец попытался сопротивляться, утверждая, что слишком стар для нового похода, однако Гейл прекрасно знал, что в душе его друг жаждет приключений.

Гейл выслал вперед дозорных, которых, несмотря на все возражения, заставил облачиться в невванскую одежду, вооружиться местным оружием и даже для кабо использовать невванскую упряжь: он не желал, чтобы враги раньше времени узнали о его присутствии здесь.

Гейл был уверен в своих силах, но все же сознавал, что грядущая битва станет первым серьезным испытанием для его войска. Ему и прежде доводилось объединять силы племен, дабы очистить равнину от многочисленных разбойничьих шаек, а затем — против воинственных племен, нападавших с юга и юго-востока. Но никогда прежде им не доводилось сражаться против армий цивилизованных государств. Гейл не представлял себе, на что способен его молочный брат. Бесспорно, тот был безумцем, но безумие это отнюдь не лишало его разума в том, что касалось военных дел. Напротив, его хитроумные замыслы словно бы получали благословение самих небес.

Забот у Гейла хватало, и думал он не только о грядущей битве. Повелитель Равнинных Земель хотел привести домой всю свою армию, а не ее жалкие остатки. Если цена победы окажется слишком высока, это будет равносильно поражению.

В этом он отличался от Гассема, который мог позволить себе бездумно тратить людей. Для него жизнь воинов не значила ничего. Люди были лишь средством для удовлетворения честолюбивых устремлений. Судя по донесениям соглядатаев, Гейл понимал, что единственными, кого ценит Гассем, были шессины, а прочими он жертвовал без всякой жалости. Сомнительно также, чтобы он ценил шессинов лишь потому, что они были его соплеменниками: просто это были лучшие воины.

Как мог, Гейл старался гнать прочь мысли о Лериссе, но это ему не удавалось. Некогда он без памяти любил ее, а она предала его ради Гассема. Теперь она повсюду сопровождала своего супруга и правила во Флории как королева. Пашар показывал ему послания от Лериссы к Шаззад. Их писала двоюродная сестра принцессы, ныне ставшая пленницей Гассема, и потому говорить об этом Пашару явно не доставляло удовольствия. Но тщетно силился Гейл в этих письмах отыскать хоть какие-то черты той Лериссы, которую знал прежде. Та девочка отличалась от всех прочих детей так же, как и он сам, — именно поэтому они сдружились с малолетства. Он был сиротой и ощущал интерес к миру духов, отнюдь не свойственный шессинам. Впрочем, уже тогда между ними были важные различия: в отличие от низкорожденного Гейла, Лерисса была дочерью племенного вождя. Повзрослев, девушка превратилась в удивительную красавицу.

Впрочем, Гейл прекрасно осознавал, насколько бесплодны все его мысли и сожаления. Даже если бы шессины не изгнали его из племени, Лерисса никогда не стала бы его женой. А теперь об этом и вовсе нечего говорить. Он порвал с племенем, и теперь у него было королевство, любимая жена и дети.. И все равно, он не мог думать о Лериссе без боли. Боль причиняла любовь, что он прежде питал к ней… И ее предательство. Возможно, Гассем подкупил ее или же изначально зло таилось в ее душе? Впрочем, как мог он рассуждать о добре и зле? Вера Гейла давно уже не была столь наивной и чистой, как в юности, и он не знал ответа на все эти вопросы.

Прежде он полагал, что и Шаззад воплощает в себе зло. Он даже подозревал, что именно она наняла человека, пытавшегося прикончить Гейла, но теперь он понимал, что стать такой ее вынуждало общество, где никто не принимал всерьез любые моральные устои.

Но все изменилось после вторжения Гассема: Шаззад по сути стала править королевством. Действия ее были решительными и беспощадными, так что даже многое повидавшие на своем веку невванцы со страхом вспоминали о людях, распятых на крестах и о пытках, которым подвергались подозреваемые. Однако, жестокость ее была отнюдь не бессмысленной. Гейл видел, что она действовала ради укрепления Неввы и власти отца. При битве в гавани Флории она пожертвовала собственной свободой, а, возможно, и самой жизнью ради спасения короля, — и всей державы. Сейчас Гейл готов был предположить, что в ту пору много лет назад не принцесса, а именно Пашар нанял для него убийцу, но, впрочем, теперь это не имело никакого значения. Сейчас нужно было победить Гассема!

Ибо в одно Гейл по-прежнему верил твердо: Гассем воплощал в себе мировое зло.

Тем временем, разведчики принесли важное донесение.

— Впереди стоит войско Омайи, государь. Их великое множество. Они выстроились в шеренги, но воинским искусством явно уступают невванцам. Вооружены лишь щитами и копьями, и мало у кого есть мечи. Однако, их армия очень велика и почти вдвое превосходит нас числом.

— Одолеть их будет нелегко, — с невозмутимым видом добавил другой разведчик.

— А были ли среди них воины Гассема? У них должны быть волосы того же оттенка, что и у меня, а из вооружения — длинные копья и черные щиты.

— Мы не сумели подобраться достаточно близко, так что трудно сказать наверняка, — отозвался первый разведчик. — Их войска выстроились посреди чистого поля, а в окрестных лесах слишком много людей, чтобы мы могли проскользнуть там беспрепятственно.

— Придется отправиться и взглянуть самому, — решил король.

Своим помощникам он отдал приказ разбивать лагерь. Если бой должен состояться, — то не раньше, чем на завтра.

Взяв с собой разведчиков, Гейл двинулся по направлению к неприятельскому войску. Они по-прежнему находились далеко к югу от Змеиной реки, но король был уверен, что омайцы совершат переправу. Однако, сейчас самым главным было узнать, успела ли армия Омайи объединиться с войсками Гассема. Если это случилось, то бой будет очень нелегким, хотя Гейл и надеялся застать врага врасплох и одним ударом сокрушить обоих неприятелей. В том же случае, если войска еще не успели объединиться, то следует начать с небольших стычек. У его всадников не было большого военного опыта, и сейчас им как никогда нужны были победы, дабы укрепить свой дух.

Час спустя Гейл и его спутники остановилась около поросшего лесом холма. Дорога вела между двумя вершинами к седловине горы.

— Их можно увидеть с вершины, мой король, — сказал разведчик.

Гейл слез с седла и передал поводья одному из своих людей, а затем достал мощную подзорную трубу.

— Спрячьтесь получше и ждите меня здесь. Дальше я пойду один.

Король знал, что эмси, к племени которых принадлежали разведчики, гораздо лучше чувствовали себя верхом, чем пешими.

Гейл ступил под сень деревьев. Свой длинный меч он оставил притороченным к седлу — это оружие сейчас только мешало бы ему. Он сунул сложенную подзорную трубу за пояс и достал из кармана длинный мягкий чехол, который надел на острие копья, чтобы блеск не выдал его. Каждый шессинский воин всегда имел при себе подобный чехол для защиты оружия от непогоды.

Король стал подниматься на холм. Торопиться было ни к чему, и он продвигался медленно, прислушиваясь к своим ощущениям. Пробудившиеся от долгой спячки птицы и животные спаривались, строили гнезда и метили свою территорию. Их совершенно не тревожило близкое соседство людей.

Судя по картам, имевшимся у Гейла, между рекой и грядой холмов лежала широкая затопленная равнина. Во время сезона бурь с гор стекали потоки воды, и уровень воды в реке резко повышался. Дорога, по которой двигалась армия Гейла, упиралась в место, где существовал брод, когда вода стояла низко, и где было удобно переправляться на пароме, когда вода поднималась. Король прикинул, что если омайцы построят плоты, то переправа займет у них не больше пары дней.

С вершины холма Гейл оглядел лагерь омайской армии, который был разбит между холмами и рекой. Гейл оценил численность войска Омайи примерно в пятнадцать тысяч человек. Его разведчики почти не ошиблись, хотя и брали в расчет только всадников. Если бы армии Омайи и Неввы встали друг против друга в открытом поле, они оказались бы почти равны. Небольшое преимущество Омайи ничего не значило. Если все пойдет по намеченному плану, то появление верховых лучников Гейла окажется для противников неприятной неожиданностью.

Гейл ощутил приближение омайских разведчиков и лесорубов задолго до того, как те смогли бы его заметить. Он ощущал тревогу лесных обитателей, которую те испытывали при приближении человека. Король бесшумно прокрался между деревьями и, достигнув зарослей кустарника, уселся, скрестив ноги и положив рядом с собой копье. Потом он достал подзорную трубу.

Это замечательное устройство позволяло рассмотреть все в подробностях, но расстояние между ним и объектом наблюдения все же оставалось слишком большим. Люди казались крошечными фигурками, а их одежду и внешность различить было и вовсе невозможно.

Однако Гейл мог видеть шатры всех цветов, форм и размеров, что явно указывало на большое число племен, принимавших участие в походе.

Воины Омайи не готовились к сражению — казалось, они просто бездельничают, собравшись у костров. Их оружие было свалено без присмотра. В этом лагере не чувствовалось никакого порядка. Дозоры были выставлены только вокруг лагеря, что Гейл счел серьезной ошибкой. Он сам расставил бы часовых вдоль гребней холмов и выслал бы конные дозоры на несколько миль ниже по дороге. Омайцы не узнают о приближении невванской армии до тех пор, пока не окажутся с врагом лицом к лицу. Это было на руку Гейлу, и в то же время он испытывал определенную досаду, что солдаты — пусть они и воевали на стороне противника — вынуждены подчиняться легкомысленным болванам. Да, похоже, этим войском командует отнюдь не Гассем.

Посреди лагеря стоял большой шатер, принадлежавший, должно быть, королю Оланду или его верховному военачальнику. Гейл направил подзорную трубу в ту сторону. По обе стороны от входа стояли двое мужчин, вооруженные длинными копьями, напомнившими ему оружие шессинов. Но на таком расстояния наверняка сказать было нельзя.

Хорошо бы еще взять пленника, но сидеть в засаде и ждать, пока сюда забредет какой-нибудь омайский лесоруб, было невозможно. Гейл сложил подзорную трубу и вновь заткнул ее за пояс. Он и так узнал почти все, что его интересовало.

Вернувшись в лагерь, он двинулся прямиком в штабной шатер, где его ждали Шаула и Харах. Писец с улыбкой взглянул на Гейла:

— Такой же деятельный, как и всегда. Впрочем, в молодости я сам был таким. А сейчас радуюсь, когда не слишком ноет спина. Обычно к этому времени она разламывается от боли. И что тебе удалось разведать?

— Омайцы разбили лагерь у переправы, — сообщил Гейл. Шаула с торжествующим видом взглянул на Хараха:

— Я же говорил, что они там! — Затем он снова повернулся к Гейлу: — Они точно намерены переплыть Змеиную реку?

— Я видел, как омайцы на веревках перетягивали через реку плоты. Похоже, они пока переправляют припасы, а значит, окажутся на нашем берегу завтра утром. Тогда мы нанесем удар. — Гейл повернулся к часовому, который стоял снаружи, облокотившись на копье: — Собери всех командиров.

Часовой окликнул горниста, и тот дал сигнал сбора командного состава. Через пару минут все командиры Гейла уже были в походном штабе.

— Утром мы начнем сражение, — объявил король. Воины радостно загомонили.

— Выступаем за два часа до рассвета, — продолжил Гейл. — Я хочу, чтобы наша армия выстроилась на равнине до того, как враги догадаются о нашем присутствии. — Он описал им местность, где предполагал дать сражение. — Я лично назначу командира каждого подразделения. Сразу после того как воины закончат вечернюю трапезу, погасите костры. Я не хочу, чтобы кто-нибудь наступил на горячие угли, когда мы будем покидать лагерь. Пусть не берут с собой ничего, кроме оружия. Команды отдавать только голосом, причем негромко. Мы не станем использовать факелы, даже в темноте. Последнюю милю предстоит преодолеть в полном молчании. А теперь слушайте особо внимательно. Резерва не будет! К неприятелю мы выйдем в следующем порядке… — И он начал перечислять названия подразделений, а командиры делали пометки на своих вощеных табличках.

Когда все наконец разошлись, король присел под навесом вместе с Шаулой и Харахом. Все было сделано, и он радовался короткой передышке, чтобы слегка расслабиться перед сражением.

— Ты хочешь идти в бой, не оставив резерва? — озабоченно спросил Шаула. — Ты хорошо подумал? Я читал немало военных отчетов, и везде говорится, что мудрый полководец всегда имеет резерв на случай непредвиденных обстоятельств.

— Наш резерв составляют лучники, — пояснил Гейл. — Они в десять раз проворнее пеших бойцов. Кроме того, с невванскими солдатами мне придется придерживаться самой простой тактики ведения боя. Я просто укажу им место, где они должны будут сражаться. Если они выдержат первый натиск, то можно считать, что победа будет за нами.

— Мне бы твою уверенность, — вздохнул Шаула.

Харах промолчал. Все равно, его слова уже ничего бы не изменили.

Луны серебрила дорогу. Толком не проснувшиеся солдаты вяло шагали вперед под приглушенный лязг оружия. Когда очередное подразделение отправлялось в путь, командиры будили людей из следующего. Солдаты сперва сонно спотыкались, но затем взбодрились при мысли, что они наконец-то идут в настоящий бой, о котором так долго мечтали. Все воины, от ветеранов до зеленых юнцов, прекрасно сознавали, что далеко не каждый, кто встретил сегодня рассвет, доживет до заката.

И все же они ничуть не сомневались в победе. Они будут сражаться не с наводящим ужас королем Островов, а лишь с презренными омайцами, известными своей трусостью и глупостью. Разумеется, невванские пехотинцы и не подозревали, что точно так же думают о них самих и омайцы… Более всего веру в победу поддерживало присутствие появившегося из ниоткуда чужеземного короля, так не похожего на настоящего правителя. Его войско также не походило ни на одно войско цивилизованных государств, где в кавалерии всегда служили аристократы. Но это была прекрасно организованная армия дикарей, беззаветно преданная своему владыке. Они казались непобедимыми. А король Гейл ничуть не походил на изнеженных сановников, которые уже едва не привели Невву к гибели. Все это внушало людям уверенность.

Когда последнее подразделение покинуло лагерь, Гейл довольно кивнул и направил своего кабо в начало длинной колонны. Сперва король миновал своих всадников, а затем подразделения невванской пехоты. Всадники злились, что им приходится плестись в хвосте, но именно это было важнейшей частью плана Гейла.

Когда войска перевалили через гребень холма и спустились в долину, горизонт понемногу начал светлеть, и теперь близ реки стали заметны отблески множества догорающих костров. В лагере противника царила сонная тишина.

Внезапно в омайском стане послышались звуки труб, барабанов и флейт: неприятель заметил приближающееся войско. Омайцы покидали лагерь и с воинственным кличем выстраивались в неровные шеренги. Войско Гейла выглядело несомненно достойнее. Первые лучи утреннего солнца играли на бронзовых наконечниках копий. Командиры были вооружены мечами со стальными клинками. Гейл вспомнил об огромных запасах стали, которые обнаружил в пустыне, и представил, как грозно будет выглядеть армия со стальным оружием. С талантливым полководцем такое войско будет непобедимым. Противостоять ему не сможет никто!

Понемногу омайцы оправились от неожиданности. Когда их армия построилась в боевой порядок, они обнаружили, как малочислен их противник, и принялись отпускать в адрес невванцев презрительные шутки. Некоторые затянули военные гимны. Толстый мужчина на породистом кабо с богато украшенной сбруей выехал вперед и начал произносить речь. В паузах между фразами омайцы принимались трясти оружием и восторженно вопить.

Тем временем, невванские воины хранили молчание. Солдат выставили перед собой щиты и придерживали их одной рукой, другой сжимая копья. На воинах в трех первых рядах были доспехи из бамбуковых пластинок, скрепленных между собой жестким кожаным шнуром. Деревянные поножи защищали их голени, а головы — шлемы из толстой кожи, отделанные бронзой. На задних воинах были легкие кожаные шлемы, а на вооружении — копья и легкие щиты. Лучников в этой армии не имелось.

Уверенные в легкой победе, омайцы, презрев все общепризнанные нормы, не стали высылать парламентеров. Под барабанный рокот они двинулись вперед. Возглавлявшие их офицеры время от времени оборачивались и, размахивая мечами, что-то кричали, пытаясь, по всей видимости, удержать боевое построение.

— Щиты вверх! — скомандовали невванские командиры.

Воины подняли их до уровня глаз — и как раз вовремя. Омайцы стали стрелять из луков. Гейл видел, что большинство стрел летит с флангов, где шли не прикрытые доспехами лучники, которые то и дело останавливались, чтобы спустить тетиву. Однако предусмотрительно поднятые щиты невванцев отражали эти залпы, и лишь несколько стрел нашли цель.

Гейл, верхом на кабо, держался поодаль, на небольшом возвышении, и внимательно вглядывался в ряды врага, но пока не видел среди них воинов Гассема. Затем он заметил какое-то движение на другой стороне реки. Достав подзорную трубу, король направил ее на место переправы армия Омайи и увидел сооруженное на берегу шаткое строение, похожее на наблюдательный пункт. В это время омайцы пошли в атаку, и Гейл оторвал взор от другого берега.

С дикими воплями враги устремились к противнику и завязалась рукопашная схватка. В солнечных лучах засверкали клинки мечей и лезвия боевых топоров. Почти никто из омайцев не носил доспехов, но зато их копья были длиннее, и невванцам было нелегко вести ближний бой. Ожесточенная схватка завязалась на правом фланге, где солдаты Омайи оказывали наибольшее давление.

Движением копья Гейл подал условный знак, и первый отряд всадников рванулся к правому флангу. Они выстроились за спиной у пехоты, меньше чем в пятидесяти шагах от ошеломленных омайцев. Тонкие стрелы, пущенные ими, легко проникали между щитов, поражая незащищенных доспехами омайских солдат.

Воины Гейла собрались рядом с королем, и тогда он вложил копье в притороченную к седлу перевязь и расчехлил лук. Наложив стрелу на тетиву, он повел своих людей в обход левого фланга.

Никакие команды всадникам были не нужны: воины точно знали, что делать. Стрелы градом посыпались на ряды омайцев. Всадники, выпустив пару стрел, повернули налево, заходя в тыл омайской пехоте. На другом фланге группа всадников проводила такой же маневр, и вскоре стрелы полетели в омайцев с обеих сторон. Тем временем невванцы стойко удерживали свои позиции в центре.

Омайцы не выдержали такого напора, в их рядах началась паника. Офицеры отчаянно силились вернуть своих солдат в строй, но им это не удавалось. Омайская армия таяла на глазах.

Когда натиск на ряды невванцев уменьшился, те, в свою очередь, пошли в атаку. Медленно, шаг за шагом, они принялись теснить врага. Трупы валялись повсюду, и омайцы, отступая, то и дело спотыкались о тела павших товарищей. Паника охватила омайское войско, и оно, распавшись, обратилось в беспорядочное бегство.

Лучники и пехотинцы гнали отступающего неприятеля, не давая ему передышки. Обращенные в бегство омайцы вынуждены были пересечь свой лагерь, спотыкаясь о растяжки шатров. И повсюду их настигали стрелы, выпущенные с нечеловеческой меткостью.

Впереди оказалась река, и омайцы бросились в воду с отчаянной решимостью, будто там их ожидало спасение, причем некоторые забывали даже о том, что не умеют плавать. Всадники безжалостно преследовали беглецов, поражая их из луков.

— Прекратить стрельбу! — выкрикнул Гейл.

Он проехал среди лучников с копьем в поднятой руке. Командиры, увидев условленный знак, отдали приказ своим воинам.

Было очевидно, что армия Омайи полностью разгромлена и возродиться ей не суждено. Гейл не терпел бессмысленного кровопролития. По всему полю его воины спешивались и вытаскивали из тел погибших свои стрелы. Узкие бронзовые наконечники имели огромную убойную силу, и воины Равнин расходовали свои стрелы очень бережно. И не только потому, что металл стоил очень много. Гейл сам изобрел такие стрелы и не собирался открывать их тайну врагам.

— Взгляните, мой король! — воскликнул вдруг ехавший за Гейлом всадник, указывая на небольшую группу людей на берегу реки. — Они похожи на вас, как братья!

Гейл в изумлении уставился на могучих, словно отлитых из бронзы воинов с высокими черными щитами. Сделав знак своим командирам, король направил к ним кабо. Воины даже не пытались бежать и смотрели на приближавшегося короля дерзко и с вызовом. Их было не больше дюжины, и у некоторых волосы были заплетены в мелкие косички, что выдавало в них младших воинов шессинов. Они не участвовали в битве и, похоже, все это время не покидали лагерь.

Гейл натянул поводья кабо и вгляделся в их лица. Двое из них показались ему знакомыми.

— Люо? Пенду? — воскликнул он, не веря своим глазам. — Это, и впрямь вы?

Лица шессинов остались непроницаемыми, они мало походили на тех мальчишек, которых Гейл когда-то знал. Впрочем, он и сам изменился. Никто не может навеки оставаться ребенком.

— Гейл! — без тени радости проронил наконец Пенду. — Так значит, это правда? Ты стал вожаком трусов, стреляющих из луков со спины кабо?!

Король обнаружил, что отвык от родного наречия: он впервые разговаривал с шессинами за годы изгнания.

— Эти люди прошли полмира, чтобы оказаться здесь сегодня, — заметил Гейл. — Так что будьте повежливее. И вообще, собратья из общины Ночного Кота могли бы приветствовать меня более сердечно!

Люо презрительно поморщился:

— Прежних общин больше нет! Для них не осталось места в этом мире. И ты правильно сделал, что сбежал от нас. Такой глупец недолго прожил бы под властью нашего короля.

— Я никуда не сбегал, — отрезал Гейл. — Если помните, шессины сами изгнали меня из племени. И это было делом рук Гассема и Лериссы. Скажи, а Гассем сумел бы своими руками прикончить длинношея? До меня это не удавалось ни одному человеку, и я уверен, что никто никогда не сделает этого впредь. А Гассем всегда находил тех, кто сделает за него черную работу.

— Ты говоришь как мальчишка, каким был когда-то! — Пенду скривил губы в злой ухмылке. — Гассем — наш повелитель, и он привел нас к величию. А кто ты такой?

— Полагаю, ты знаешь, с кем говоришь! И лучше придержи язык, если не желаешь отведать моего гнева. Где Данут, мой чабес-фастен?

— Его больше нет с нами, — отозвался Люо. — Он погиб в сражении на Островах.

Гейл поник. Данут был ему ближе, чем брат.

— А Ребья?

— Ребья стал вождем на острове Бурь, — сказал Люо. — Как и все мы, он предан своему королю. Довольно вспоминать былое, Гейл. Ты намерен нас убить? Так что же ты медлишь? Ты больше не шессин и, наверняка, давно забыл, как пользоваться копьем, но я уверен, что эти недоноски, которыми ты командуешь, смогут с безопасного расстояния засыпать нас стрелами.

— А что с Тейто Молом? — Гейл словно и не слышал последних слов Люо.

— Казнен по приказу короля, — отозвался Пенду. — Гассем приказал убить всех Говорящих с Духами. Они настраивали людей против него, а значит, должны были умереть.

— Тогда шессинам конец, — с печалью в голосе проронил Гейл. — Мы были народом, свято хранившим свои традиции. Мы внимали словам духов. Но Гассем уничтожил все это. У вас, как я понял, теперь не существует воинских общин? Никаких вождей племен, только Гассем, единоличный правитель. Никаких Говорящих с Духами. Вы стали слепым орудием в руках человека, которого некогда презирали.

— Неправда! — без особой уверенности воскликнул Пенду. — Мы — народ завоевателей! И победы нашего короля докажут это всему миру! Говорящие с Духами держали нас в вечном страхе. Мы не могли сделать ничего, опасаясь нарушить какое-нибудь из их глупых табу. Но мы освободились от их власти и теперь можем одолеть все прочие народы и призвать их к покорности.

— Так где же он, этот избранник судьбы? — полюбопытствовал Гейл. — Здесь я его не заметил.

Пенду широко ухмыльнулся.

— Он был здесь, но вернулся в Город Победы.

— Был здесь? — изумленно переспросил Гейл.

— Да, вон там, — и Люо указал на другой берег реки.

Повсюду в воде виднелись трупы и тела раненых, еще пытавшихся бороться за жизнь. На берегу собрались воины с равнин, которые пытались подтащить ближе убитых, чтобы извлечь свои стрелы. На другом берегу высилось шаткое сооружение, которое Гейл заметил еще до начала боя.

— Оттуда вчера командовал переправой этот толстый глупец, брат омайского короля. Наш повелитель прибыл накануне вечером, и он видел, когда ты вышел на поле боя. Гассем привел с собой пару сотен воинов, дабы показать, что готов к союзу с Омайей, но с самого начала он не собирался помогать этим болванам. Гассем пришел лишь для того, чтобы проследить за тобой.

Гейл шепотом выругался. Гассем никогда не позволял обстоятельствам застать его врасплох! Он явился сюда, чтобы увидеть происходящее своими глазами.

— И чем вы занимались все это время?

— Сперва мы крутились с омайцами, якобы ради того, чтобы держать связь между войсками, но на самом деле докладывали обо всем происходящем Гассему, — пояснил Люо.

Гейл задумался, а затем промолвил:

— Я не стану убивать вас. — Лица шессинов по-прежнему ничего не выражали. — Я хочу, чтобы вы вернулись к своему королю и передали ему мое сообщение. Я напишу его на пергаменте, так что Гассем услышит мои точные слова. Дожидайтесь здесь и не пытайтесь бежать, если жизнь вам дорога.

С этими словами Гейл развернул своего кабо и двинулся в омайский лагерь, где надеялся отыскать письменные принадлежности и пергамент. Встреча с друзьями юности далась ему нелегко, — теперь он видел, что прошлое ушло безвозвратно. Прежде Гейл питал наивные иллюзии, что виной всему один лишь Гассем, и если разделаться с ним, то жизнь сразу станет такой, как прежде. Лишь теперь он осознал, как глубоко заблуждался.

В лагере его отыскал Йокайм.

— Мой господин, нам тут под руку попался какой-то толстяк, который утверждает, что он брат короля Омайи.

В просторном шатре Гейл обнаружил непомерно толстого человека, восседавшего на складном табурете с надменным озлобленным видом. Впрочем, он отнюдь не выглядел испуганным, поскольку был уверен, что родство с королем защитит его от любых посягательств.

— Я — король Гейл. Это ты командовал омайской армией?

— Ты — король?!

Этот человек никак не мог поверить в то, что стоявший перед ним мужчина в простой верховой одежде, покрытой грязью, может быть правителем могущественной державы.

— Да, я король, хоть и не ношу корону. Можешь спросить у моих спутников, если желаешь.

— Мое имя Аймус, я младший брат короля Оланда. Должно быть, ты явился обсудить условия…

— Нам нечего обсуждать, — заявил Гейл. — Я пришел лишь для того, чтобы передать тебе наши требования. У твоего короля будет десять дней на то, чтобы вывести из Неввы свои войска. Если он не сделает этого, мы сотрем его войско с лица земли. Ты видел нашу силу и знаешь теперь, на что мы способны. Король Пашар отправит к твоему брату послов, и они обсудят сумму возмещения ущерба, которую Омайя должна будет выплатить Невве за свое предательское вторжение.

— Хорошо, я передам брату твои слова, — с досадой отозвался Аймус и тут же добавил со злостью: — Напрасно ты вмешался в наши дела, король Гейл. Прежде Омайя по-доброму относилась к Равнинному Королевству. Мы торговали ко всеобщей выгоде, но теперь я даже не знаю, чем все это может закончиться.

— Виноват в этом не я, а твой брат, который вступил в преступный сговор с безумцем и завоевателем Гассемом. А теперь ступай прочь и беги к своему брату. Кстати, надеюсь, ты умеешь плавать?

— Что? — возмутился Аймус.

Гейл ничего не ответил и лишь махнул рукой в сторону выхода из шатра. Двое воинов со смехом заставили подняться протестующего омайца и, не обращая никакого внимания на его вопли, поволокли прочь. Тем временем король занялся поисками пергамента и чернил.