Конан проснулся от резкого толчка – поводья киммериец намотал на руку, и когда лошадь сильно дернулась, что-то, видимо, почуяв, варвар тут же позабыл про сон. Он вскочил с земли и потянулся к рукоятке меча. Что напугало животное?

Как и предвидел Рустуф, песчаная буря помогла им уйти от погони гирканийцев, но при этом они потеряли друг друга. Когда ветер улегся, Конан не увидел ни воинов кагана, ни своих товарищей. Он провел несколько часов в тревожном сне, готовый при первом появлении гирканийцев подняться и вскочить в седло.

На востоке забрезжило, и в лучах рассвета Конан увидел одинокого всадника. Может, это Рустуф или Фауд, а может, отбившийся от отряда гирканиец? Конан решил дождаться этого человека. Если это враг, все равно от одного воина убегать нет смысла.

Когда всадник приблизился, Конан увидел, что незнакомец облачен в форменную одежду согарийского гонца. В глаза сразу бросились желтые перья и легкое вооружение.

Всадник выглядел удрученным; он печально ехал, опустив глаза, а тем временем его конь неторопливо ступал по высохшей земле.

Интересно, что парню здесь понадобилось?

– Привет! – гаркнул Конан, когда всадник подъехал поближе. Тот – как заметил киммериец, очень молодой человек – посмотрел на варвара с неподдельным изумлением.

– Кто ты? Неужели дикарь? – проговорил юноша.

– Самый лучший из всех, какие только бывают, – усмехнулся киммериец. А что ты делаешь здесь, в чистом поле? Кому тут нужны твои срочные вести?

– Я не гонец. Я Мансур Альяша, поэт и герой. Я собственноручно убил двух гирканийцев – двумя ударами.

Так это тот сумасшедший поэт, о котором говорили вчера солдаты в таверне! Конан улыбнулся: всякий юнец после первой победы считает себя величайшим воином в мире. Вспыльчивый и самолюбивый мальчик, кажется, воспринял усмешку киммерийца как вызов.

– Вижу, ты мне не веришь. Не раздражай Мансура-великого, чужестранец. Меня учили лучшие согарийские фехтовальщики. Ты, конечно, из караванных охранников и считаешь себя воином, но не равняй себя с такими, как я.

Он грозно взглянул на Конана, но впечатление от этого взгляда несколько портил косо сидящий на голове юноши шлем.

– Нет, – ответил киммериец. – Я служил в десятке армий, во всех чинах от копьеносца до капитана. Я командовал боевым флотом в Море Запада и на море Вилайет. Я воевал во всех странах к западу от Кхитая. И я убил, как-никак, побольше двух воинов, и парни эти совсем не плохо управлялись с мечом.

– Что ж тогда великий воитель делает среди степи на одной-единственной кобыле? – саркастически спросил Мансур.

– До сего дня я был командиром в орде Бартатуи, у гирканийцев. Произошло недоразумение, и мне пришлось бежать. В данный момент…

– Бартатуя! – воскликнул Мансур. – Ты служил проклятым кочевникам! Ни один враг Согарии не останется живым там, где появляюсь я, Мансур Альяша! Юноша спешился и выхватил меч.

– Я больше не…

Но киммериец не успел закончить фразы, как юноша напал на него. Проворчав под нос отборное ругательство, Конан нехотя достал свой собственный меч. Чего ему сейчас не хватало – так это драться посреди голой степи с придурочным молокососом. В собственных силах варвар ни на мгновение не усомнился, но он по опыту знал – даже самого опытного и могучего воина может ранить какой-нибудь ретивый юнец, а в таком заброшенном месте и легкая рана нежелательна.

Мансур провел отвлекающий маневр, якобы намереваясь поразить врага в колено: он рассчитывал резко изменить направление и внезапно нанести удар в горло. Киммериец легко распознал этот прием: таким штучкам учат зингарские фехтовальщики, в расчете на кривые восточные мечи. Он шутя отбил атаку и с размаху шлепнул паренька по голове ладонью. Мальчишка упал, шлем у него свалился.

– Первый урок, – назидательно проговорил киммериец, – никогда в открытом бою не стремись делать слишком длинных выпадов. Если промахнешься не успеешь принять защитную стойку. Ты так далеко отставил колено, что я мог бы размозжить его рукоятью меча.

– Я запомню, – буркнул Мансур. Красный как рак, он поднялся с земли. А теперь защищайся! – И юноша обрушил на ухмыляющегося варвара шквал ударов, так что Конану пришлось слегка потрудиться, чтобы отразить яростную атаку парнишки.

Юноша быстр и ловок – киммериец отметил это, однако ему еще очень далеко до могучего, искушенного в ратном деле варвара. Несколько раз за время поединка Конан без труда мог убить юношу, но почему-то ему не хотелось этого делать. Может быть, Конан вспомнил самого себя в ранней молодости… Впрочем, он и сам был отнюдь не стар. Киммериец исчислял свой возраст не количеством прожитых лет, а победами в битвах.

Мансур быстро выдохся. Он вновь попытался ударить Конана в коленную чашечку, сбить с ног и так закончить бой. Но не тут-то было. Конан резко отвел ногу, и меч юного согарийца проткнул лишь пустоту. Подавшись слишком сильно вперед, парнишка потерял равновесие, и киммериец несильным пинком отправил его на землю.

Согариец по-змеиному извернулся. Он был ослеплен болью, кровь текла по его лицу. Когда юноша утихомирился, Конан шагнул к нему и подобрал его меч. Затем он подошел к коню бедолаги-поэта. Животное пощипывало жесткую, сухую траву и не обращало на киммерийца никакого внимания. Конан заметил притороченный к седлу кожаный бурдючок. Там оказалось желтое согарийское вино, разведенное водой. Славное питье для человека, дышавшего всю ночь степной пылью!

– Есть у тебя какая-нибудь еда? – спросил Конан. – Жрать хочется!

– Немного обжаренного зерна и сухих фруктов в седельной сумке, промямлил Мансур. Теперь он сидел на земле, держась за голову. Она больше не кровоточила, но зато на ней вскочила огромная, как раз достойная героя шишка. Коснувшись ее рукой, Мансур вздрогнул от боли. – Где это ты выучился так драться?

Конан с удовольствием бросил в рот горсть зерна, смочил горло вином.

– Лучше, чем ничего, – проговорил он. Подойдя к Мансуру, все еще со страдальческим видом сидящему на земле, Конан протянул ему бурдюк: – Пей, полегчает.

Мансур сделал большой глоток.

– Да, как-то жить стало полегче… Ты куда направляешься, чужестранец?

– Вообще-то на запал, через Туран и дальше. Кочевники взяли меня в плен, и в конце концов я оказался в войске Бартатуи. Сейчас каган скорее всего собирается украсить моим скальпом свой штандарт. Так что самое время продолжить прерванное путешествие.

Мансур отпил еще вина.

– Я покинул мой город, – сказал он, – чтобы отыскать мою возлюбленную, княжну Ишкалу. Много дней назад ее увез из дворца туранский чародей Хондемир. В сопровождении эскорта яз тысячи Краевых Орлов движутся они в северо-западные степи по загадочному приказанию князя. Но я кожей чувствую, что что-то здесь не так. Нельзя верить этому колдуну. Я отыщу Ишкалу и увезу ее обратно в Согарию.

Хондемир… Это имя показалось Конану знакомым. Он помнил письмо, которое он переводил для Бартатуи. Царь Ездигерд настоятельно разыскивает этого колдуна, обвиняемого в измене и других преступлениях. А разве он не слышал это имя вчера ночью в разговорах советников согарийского князя? Конан не любил магов, но этот, видать, человек способный!

– И ты так вот и идешь по их следам?

– Нет, – ответил Мансур. – В бурю я потерял следы. Вообще-то найти след тысячи всадников – это и городскому школяру под силу. Но буря уничтожила большинство знаков, а я не охотник, чтобы отыскивать следы лошадей в густой траве.

– Поедем вместе, – сказал Конан. – Я бывал разведчиком и следопытом, и охотиться мне доводилось. Следы тысячи всадников я отыщу даже после бури.

– Замечательно! – воскликнул Мансур. – И поможешь мне отбить Ишкалу?

Конан немного подумал.

– Может быть… Скажу точно, когда сам во всем разберусь.

– Ее отец щедро наградит тебя! – сказал Мансур, забыв, что как раз отец-то и послал Ишкалу в Голодную Степь с магом.

– Я не собираюсь возвращаться в Согарию, – ответил Конан, – по многим причинам. Во-первых, я совсем недавно возглавлял вражеский рейд на согарийские земли. А я еще не встречал ни одного правителя, которому дочка была бы дороже крепости. Во-вторых, князю не понравится, что кто-то вмешивается в миссию этого мага, какова бы она ни была.

– Тогда зачем же ты берешься помочь мне? – спросил Мансур.

– Я кое-что слыхал об этом парне, Хондемире. Он враг короля Ездигерда. Возглавлял мятеж… Если я привезу его живьем в Туран или хотя бы его отрубленную башку, Ездигерд сменит гнев на милость и мы с ним потолкуем как два старых добрых приятеля.

– Для человека, у которого нет даже бурдюка вика и сумки с провизией, заметил Мансур, – ты вращаешься в высоких сферах. Такие могущественные цари, как Бартатуя и Ездигерд, жаждут твоей крови. Немногие могут похвастаться подобным!

– Если бы только они… – невесело вздохнул Конан. – Ладно, не будем терять время. Ты готов?

– Думаю, да, – ответил Мансур, потирая ушибленную голову. – Но шлем я еще не скоро смогу надеть. Как бы то ни было – в путь. Сердце мое пребудет в печали, пока я не увижусь с Ишкалой.

– Желудок мой пребудет в печали, пока я не увижу в своей руке кусок чего-нибудь съедобного.

– Как же нам отыскать Хондемира и его эскорт? – гнул свое Мансур, проглотив грубую насмешку варвара.

– Прежде всего найдем ручей, – сказал Конан. – Тысяча лошадей выпивает довольно много воды, а ручьев в этой сухой степи немного. Там, где вода, там и всадники.

Когда они двинулись в путь, уже совсем рассвело. Киммериец почти не отрывал взгляда от земли. Любому городскому лежебоке степь показалась бы безжизненной, но Конан знал, что это не так. Степь полна жизни. Здесь, конечно, кет буйного раздолья трав и густых зарослей кустарника, в которых можно укрыться от хищников. Однако степные звери гораздо меньше лесных и двигаются быстрее. Многие выползают из нор, только когда опускается непроглядная ночная темень. Но все они погибли бы без воды… Наметанный глаз варвара читал степную грамоту, как старый рыночный писец – каракули полуграмотного торговца, решившего отправить церемонное письмо далекой родне. Киммериец отлично знал: если на земле много следов диких животных, значит, ручей неподалеку.

Наконец Конан подал Мансуру знак. Оба натянули поводья. Норовистые лошади останавливаться не желали. Раздув ноздри, они рвались вперед, на северо-запад.

– Постой-ка, – пробормотал киммериец и потянулся за луком, висевшим у него справа за спиной.

– Что, враги? – встрепенулся Мансур.

– Лучше, – ухмыльнулся Конан. – Обед.

Юноша посмотрел в указанном направлении, но сначала так и не смог ничего разглядеть. Потом ему показалось, что на дальнем холме вроде бы движется какое-то темное пятнышко. Впечатление такое, будто соринка в глаз попала или мелькнула перец взором качаемая ветром ветка дерева.

– Что это? – спросил Мансур. – Неужели животное? – Рот юноши непроизвольно наполнился слюной.

– Что-то вроде антилопы, – ответствовал Конан. – Наверное, целая семья отправилась на водопой. Потому-то наши лошади и не хотели останавливаться. Они чуяли воду. Я сам ощущал ее близость последнюю пару лиг. – Киммериец выбрал стрелу с широким оголовком – охотничью. – Жди здесь, – приказал он юноше.

И резко пустил лошадь быстрым галопом. Животное, почти обезумевшее от запаха воды, охотно повиновалось. Ближе к протоке трава стала гуще, и конские копыта ступали по ней почти бесшумно.

Выехав на пригорок. Конан увидел у ручья небольшое стадо низкорослых антилоп с ветвистыми рогами. Антилопы несколько мгновений стояли абсолютно неподвижно, словно охваченные столбняком, а потом припустили врассыпную.

Антилопы делали огромные прыжки, и уследить за ними было трудно. Но киммериец успел выбрать мишень в первое мгновение, когда животные еще стояли в замешательстве. Это был маленький жирный самец. Конан натянул лук в то мгновение, когда животное резко метнулось вправо. Когда варвар спустил тетиву, антилопа делала пятый по счету прыжок. Стрела точно угодила в цель, и раненое животное кувыркнулось на землю.

Подстреленный самец пару раз сильно дернулся и наконец затих. Конан опустил оружие и погладил меж ушей своего коня.

– Непростая была задачка, приятель, – с улыбкой проговорил киммериец, точно лошадь была внимательным слушателем. – Гаюк мог бы мной гордиться.

Когда несколько минут спустя появился Мансур, Конан уже свежевал антилопу.

– Здесь у воды кусты растут погуще, – бросил киммериец юноше. – Иди-ка наломай сухих веток для костра.

Час спустя они уже сидели у весело потрескивающего огня. Желудок Мансура громко урчал, когда ноздрей касался аромат готовящейся трапезы. Но в то же время юного поэта терзали угрызения совести.

– Не вижу в наших делах особого героизма, – бормотал Мансур. Прохлаждаемся, вместо того чтобы искать следы Красных Орлов…

– Брось ворчать, парень! – спокойно заметил Конан. – Мы заморили бы коней, да и сами бы загнулись от голода. А здесь вдоволь травы и воды для лошадей. И нам нашлось чем закусить. Теперь-то мы легко отыщем отряд. Они были здесь несколько дней назад. Примет предостаточно. Они, должно быть, шли вдоль этого ручья.

Мансур огляделся. Он-то никаких примет не видел…

– Правда?

Юноша заметно приободрился.

– Скоро все наши мечты сбудутся!

– Не радуйся раньше времени, – одернул Мансура киммериец Конан. Вызволить твою даму сердца, если она окружена тысячью вооруженных людей, нелегкая задача. Не говоря уже о чародее, у которого на девчонку совсем другие виды.

– Все равно, – не унывал Мансур, – ведь мы с тобою герои, разве найдется дело, что нам не по силам?

Конан пожал плечами и принялся снимать с деревянных шампуров готовые куски мяса.

– Не могу пока что разделить твое бодрое настроение, но, может быть, когда наемся…

Мансур засунул руку под одежду и достал свиток пергамента.

– Тебя надо подбодрить, Конан. Можно, я почитаю тебе героические стихи?

– Стихи? – Конан от неожиданности повторил последнее слово. Суровые песни своего племени киммериец впитал с молоком матери, но поэзия цивилизованных народов редко приходилась варвару по вкусу.

Мансур начал:

Тому, кто искусно владеет мечом,

Кому в этой жизни отрада

Сражаться с жестоким врагом-палачом

Во славу родимого града,

Любые невзгоды ему нипочем

И ласки красавиц – награда.

На поясе меч, и колчан за плечом

О будущем думать не надо…

На следующее утро они двинулись по следам Красных Орлов. Когда солнце уже стояло в зените, Конан спешился и, склонившись, стал пристально разглядывать ему одному понятные приметы. На лице киммерийца появилось выражение полнейшего замешательства.

– Что-нибудь случилось? – забеспокоился Мансур.

– Здесь они соединились с другим отрядом, примерно таким же по численности.

– Еще согарийцы? – спросил Мансур. – Или ты думаешь, что на них напали кочевники?

– Ни то ни другое. – Конан нахмурился. – Кони подкованы на туранский манер. У некоторых на поводьях пряжки, как у туранских наездников. И стычки никакой не было. Мирно соединились два отряда.

Он вновь вскочил в седло, и оба всадника проехали еще немного вперед. Потом киммериец опять попридержал коня и что-то тихо зашептал. Внимательный взгляд варвара отыскивал на земле какие-то особые знаки.

Юный же согариец мог различить лишь бессмысленное скопление еле заметных конских следов.

– Смотри-ка, – проговорил громко Конан. – Они не совсем соединились, две колонны продолжают ехать на расстоянии десяти шагов друг от друга. Это может означать, что у них хорошая дисциплина. А может – что они не совсем доверяют друг другу.

– Не понимаю, зачем согарийской кавалерии встречаться в таких диких местах с туранцами, – покачал головой Мансур.

– Здесь много непонятного, – ответил Конан. – Значит, надо действовать осторожно. Это не кавалерия Ездигерда, хотя некоторые лошади подкованы как в регулярных кавалерийских частях. Туранская кавалерия идет двумя колоннами, и высылают вперед по движению и на фланги охрану. А эти шли врассыпную, как придется. Среди них есть кавалеристы, но это, должно быть, дезертиры.

Два всадника продвигались по степи, естественно, быстрее, чем отряд тяжеловооруженных солдат, и вскоре зоркий киммериец наткнулся на свежий след. Дорога пошла понемногу вверх, И путешественники вскоре оказались среди невысоких холмов.

– Не нравится мне здесь что-то, – буркнул Конан.

Мансур огляделся. Все было как прежде, разве что дорога шла то на подъем, то вновь под уклон…

– Почему?

– Трава слишком жухлая… Кусты какие-то уродливые… – ответил киммериец. – И небо вроде бы не того цвета. Колдовством тут попахивает, вот что.

– Тогда у тебя нюх почувствительнее моего, – сказал Мансур. – Может, ваша первобытная впечатлительность способствует этому. И потом, вам чаще приходится воевать со всякими сверхъестественными противниками. И что ты думаешь – здесь впрямь стоящее колдовство?

– Должно быть, – кивнул Конан. – В конце концов, мы преследуем колдуна! Но я чувствую: дело в самом этом месте. Мне уже приходилось испытывать подобное. И это всегда случалось в зачарованных, странных местах. Где-то тут рядом – иные миры…

Мансур примолк, подавленный этой необычной для сурового варвара тирадой. Да, могучему киммерийскому воину довелось повидать такое, что другим и не снилось!

– Мир наш древен, – продолжал Конан, – куда древнее, чем в самых диких фантазиях могут представить себе завзятые мудрецы. Я бывал в непролазных джунглях Юга, и в снежных горах, и в бесплодных пустынях, где сохранилось кое-что от древних времен. В этих местах можно встретить постройки из странного зеленого камня – целые города. Я встречал племена – человеческие и получеловеческие, в других краях исчезнувшие еще до того, как поднялись к небу башни Ахерона и Атлантида блистала золотыми шпилями среди морских волн. Я был на острове, где бронзовые статуи живут подобием человеческой жизни.

До Мансура стало доходить, что Конан – совсем не тот тупой, грубый дикарь, которым он считал его. Теперь юноша слушал, раскрыв от удивления рот.

– Я слыхал от странствующих книгочеев, что мир окутан чародейством, словно гигантской сетью. А в каждой сети есть узлы, где нити пересекаются и сплетаются воедино. Бывают такие места, где соединяются несколько нитей… Ну, как оружейник, когда делает кольчугу, в несколько рядов кладет железные кольца. В таких местах колдовская сила страшно усиливается.

Кроме нашего есть еще и другие миры. Они далеки, как звезды. Но там, где переплетается много линий, они становятся ближе. Я чувствую, что мы приближаемся к такому месту. И оно недалеко.

– Храни нас Митра, – прошептал Мансур, глубоко содрогнувшись. – И храни он мою бедную Ишкалу, где бы она ни была.

Конан и Мансур спешились и ползком добрались до вершины холма. Лошадей они оставили на берегу ручья; береговой склон здесь был чуть выше человеческого роста. Они резко повернули к западу, и сейчас солнце садилось как раз у них за спиной – поэтому их труднее было заметить.

– Хорошо, что здесь холмистая местность, – сказал Конан, – На равнине они увидели бы нас за пол-лиги.

– Я всегда верил, – воскликнул Мансур, – что бога приходят на помощь к героям! – Он пытался ползти в траве так же ловко и бесшумно, как Конан, но в силах был только неуклюже извиваться, сдирая кожу на локтях и коленях.

– Тогда я, наверное, никудышный герой, – проворчал киммериец, поскольку со мной бог всегда обходился круто. Ладно, хватит пустых разговоров. Мы на вершине холма. Не поднимай головы! Зоркий человек разглядит нас здесь даже на фоне заката.

Они осторожно, стараясь не обнаружить себя, взглянули на то, что за холмом. Высокий земляной вал ограждал огромный, неправильной формы участок степи, сплошь покрытый курганами. Одни из них были выше, другие – поменьше, некоторые – воистину невероятных размеров. Внутри огороженного валом пространства располагались два разных военных лагеря. Один состоял из одинаковых, стоящих рядами палаток, посредине – шатер командира. Другой был беспорядочным скоплением палаток самых разных размеров и обличий – от сооружений из накинутых на колья старых плащей до изысканных складных домиков. Многие шатры лепились прямо на вершинах курганов. Над маленькими кострами вились дымки.

У входа в огороженный участок было устроено два загона для лошадей. Еще киммериец и Мансур заметили близ вала группу воинов в туранских одеждах. Солдаты пытались подстрелить диких гусей – птицы с началом лета перелетали на север, гусиный клин как раз появился в небе.

– Что это за место? – спросил Мансур.

– Могильники, – ответил Конан. – Здесь покоятся великие вожди былых времен. Подумай, сколько нужно труда, чтобы соорудить эдакое!

– Какой народ хоронит здесь своих мертвых?

– На многих курганах – гирканийские знаки. Должно быть, здесь лежат степные каганы.

– Но что здесь делает Хондемир? – удивился Мансур. – И зачем эти туранцы? Я погляжу, что между двумя отрядами особой любви не наблюдается. Красные Орлы разбили свой лагерь так далеко от туранцев, как только могли.

– Трудно сказать, – отозвался Конан. – Смотри-ка лучше, где разбил себе палатку этот маг… Вдалеке от всех. Судя по всему, он замышляет какое-то нешуточное колдовство. Ведь это такое – я говорил тебе – колдовское место. А туранцы… Хондемир участвовал в заговоре против Ездигерда. Может быть, туранцы – союзники чародея.

– Откуда ты все это знаешь? – удивился Мансур. – И как мы узнаем, где они прячут Ишкалу?

– Сегодня вечером, попозже, – сказал Конан. – Я проберусь в лагерь и выясню все, что надо.

Мансур посмотрел на варвара, открыв от изумления рот: – Прокрасться в лагерь? Здесь же две тысячи воинов, и все охраняют колдуна и Ишкалу. Да ты и впрямь бесстрашный! Мне придется идти с тобой, а то Ишкала подумает, что я уступаю тебе в храбрости.

– Мансур! – нахмурился Конан. – Две тысячи воинов – это не шутка, не говоря уж о таком могучем колдуне, как Хондемир. Но есть одна мысль, которая внушает мне гораздо больший страх.

– Что может испугать такого героя, как ты? – спросил Мансур.

– Я боюсь, что мне придется еще одну ночь напролет слушать твои стихи.