Un caballo llamado Zorrita

[39]

Зоррита стала моим спутником всего на три дня, но и за это короткое время мы стали очень близки. Хоть судьба и свела нас случайно, почти сразу между нами возникло взаимопонимание. За проведенный вместе короткий срок я успела сильно привязаться к Зоррите. Она стала мне верным другом. Но, когда мы прощались, я понимала, что, вероятно, никогда ее больше не увижу.

В первый день между нами еще держался определенный языковой барьер, но я быстро поняла, как общаться с Зорритой, и она прекрасно понимала все мои желания. Вдвоем мы пересекали долины, переходили реки и поднимались в горы. Всю дорогу она надежно несла меня, следуя указанному мной направлению, но выбирая наиболее безопасную тропу среди колючего кустарника и крутых каменистых горных хребтов.

Встретились мы с Зорритой в конюшне на ранчо Серро-Гидо в долине Лас-Чинас, недалеко от горного хребта Торрес-дель-Пайне на юге Чили. С лошадью меня познакомил гаучо по имени Луис. На нем были свободные черные льняные брюки, высокие кожаные сапоги, красная рубаха и коричневая кожаная куртка. Голову гаучо покрывала черная шляпа с красным шнуром, длинные растрепанные черные волосы спускались на спину. Обросшее щетиной лицо и руки Луиса были загорелыми и обветренными. Я прикинула, что ему должно быть около пятидесяти, а может, и меньше. Несомненно, этот человек проводил большую часть своей жизни на свежем воздухе, занимаясь лошадьми. Луис почти не говорил по-английски – а я совсем не знаю испанского, – но каким-то образом он смог спросить, ездила ли я когда-то верхом, и я ответила: да, немного. Луис объяснил, что Зоррита – необыкновенная лошадь. Она – чемпион. Садясь в седло, я ощущала одновременно приятное волнение и страх.

Я привыкла к английскому стилю верховой езды, когда вы обеими руками держитесь за поводья, ваши ноги надежно закреплены в стременах, а при галопе вы слегка приподнимаетесь в седле. Западный стиль езды совершенно иной: вожжи нужно сжимать одной рукой, упираясь в стремена лишь пальцами ног, и при галопе сидеть плотно в седле. Мне повезло опробовать этот подход раньше, но это было несколько лет тому назад, и я, если честно, все еще не чувствовала себя уверенно, сидя на лошади таким образом. Я довольно быстро пообвыклась, но самое замечательное было то, что Зоррита, кажется, мгновенно почувствовала нового седока. Буквально через пару минут она моментально понимала все мои желания относительно направления и скорости движения. Мы покинули ранчо и отправились в вытянутую долину, за которой вздымались заснеженные горные вершины. Через час прогулки шагом и рысью Луис подъехал поближе.

«Bien?» – поинтересовался он. «Muy bien», – ответила я. «Gall-op?» – продолжил гаучо, и не успела я ответить, как он пришпорил свою лошадь, и мне ничего не оставалось делать, как последовать его примеру. Зоррите не терпелось перейти на галоп с того самого момента, как мы покинули конюшню, – и вот мы уже летели вниз по склону долины, и копыта лошадей гулко ударялись о землю. Это было совершенно потрясающе!

Через три часа езды мы добрались до места назначения и разбили лагерь у реки. Тогда мы с чилийским палеонтологом Марсело Леппе охотились за останками динозавров. Его участок располагался выше в горах над нами – туда мы и направились на следующий день. Первая часть подъема оказалась крутой, однако земля была покрыта травой и мхом. По мере того как мы продвигались все выше, растительность постепенно исчезала, и приходилось идти вверх по все более отвесному, пыльному и каменистому склону. Он уходил вверх под углом почти 45°. Я следила за Луисом, который поднимался передо мной. Его лошадь неустойчиво держалась на голой каменной поверхности. Мы с Зорритой шли следом. Сначала моя лошадь ступала несколько неуверенно, как будто пробуя копытами прочность склона. Она двигалась по выбранной ею самой узкой тропке. Какие-либо проторенные дорожки здесь начисто отсутствовали. Из-под копыт Зорриты сорвались и укатились за обрыв несколько камней. Я заставила себя не смотреть в сторону их падения. Затем мы повернули за угол и оказались на более покатом склоне, вновь покрытым травой. Оказалось, что это ложная вершина, и нам пришлось подниматься еще выше, чтобы добраться до места, где нашли окаменелости, ближе к настоящему пику, но самая опасная и обрывистая часть пути была уже позади. Я вздохнула с облегчением. В тот момент я поняла, что большую часть этого сложного подъема я старалась сдерживать дыхание.

Добравшись до места, мы провели несколько часов за работой, собрав множество поверхностных образцов, оголившихся после схода зимнего снежного покрова, ускоренного ветром, бросавшим нам в лицо горсти песка, пока мы искали древние останки. Я нашла часть позвонка гадрозавра, утконосого динозавра, обитавшего здесь 68 миллионов лет назад, и несколько фрагментов чилийской араукарии, настолько хорошо сохранившиеся, что до сих пор просматривались волокна и кольца древесины.

Настало время возвращаться обратно в лагерь, пока совсем не стемнело. Спуск оказался еще более пугающим, чем путь наверх. На этот раз не смотреть вниз было невозможно. Я привстала в стременах и тут же опустилась обратно в седло. Если бы Зоррита оступилась, то мы бы обе полетели до самого подножия склона. Можно было, конечно, спешиться и спускаться самостоятельно, но я доверилась лошади – и она доставила меня вниз целой и невредимой.

Какое удивительное партнерство с другим живым существом! Оно стало возможным благодаря тому, что в течение многих веков люди и лошади узнавали друг друга ближе, учились сотрудничать и развивали доверительные отношения. По-видимому, важную роль здесь сыграла и естественная предрасположенность лошадей – какое-то глубинное чувство, позволившее им, как и собакам, заключить такой межвидовой союз. Лошади – от природы общительные существа. Каждый раз, когда мы останавливались на привал, Зоррита стремилась расположиться рядом с другими лошадьми. Когда нужно было снова отправляться в путь, она подгоняла других, подталкивая их головой в бока и шею, тыкаясь мордой им в нос. И лошади отвечали взаимностью. Пару лошадей мы оставили на привязи в лагере. По возвращении, едва завидев их у подножия горы, Зоррита издала радостное ржание. Лошади заржали в ответ. Они, несомненно, были очень рады встрече.

Каждый вечер гаучо уводили лошадей обратно в конюшню и возвращали их в лагерь в долине утром. Однажды вечером мы услышали, что им удалось отловить одну из диких лошадей, los baguales по-испански, которые свободно паслись в долине Лас-Чинас. В последний день мы свернули лагерь и отправились верхом к перевалу. В загоне я спешилась и, привязав Зорриту к ограде, прошептала ей на ухо нежное прощание, поглаживая ее по шее. Она стояла и спокойно ждала, пока вернутся все участники экспедиции и все лошади будут привязаны в ряд вдоль забора.

Дикий жеребец стоял в углу, привязанный в стороне от остальных, с простой веревочной уздечкой. У него были невероятно длинные и красивые вороные хвост и грива. Конь выглядел скорее любопытствующим, чем напуганным, но его жизнь на воле подходила к концу. Люди приручат его дикую натуру. Я была уверена, что жеребец станет настоящим украшением конюшни. К тому же здесь ему не грозят пумы, да и сена всегда вдоволь. И все же мне было несколько жаль его.

Когда я ушла и за мной закрылась калитка загона, у Зорриты случился потрясающий приступ гнева. Хочется думать, что он был вызван моим отъездом. Лошадь встала на дыбы с такой силой, что выдернула из земли столбик изгороди. Началась форменная суматоха, лошади ржали и брыкались, но гаучо быстро забежали в загон, поймали и успокоили лошадей. К счастью, Зоррита не поранила себя, и вскоре ее гнев прошел. Она была хорошо прирученной лошадью, но в ее груди по-прежнему билось дикое сердце.

 

Лошади в Новом Свете

Дикие лошади Чили, кажется, неразрывно связаны с дикой местностью и представляют собой такую же неотъемлемую часть этого дикого, естественного ландшафта, как и гуанако, пумы, броненосцы и кондоры. Несмотря на это, предки los baguales, которых гаучо отлавливают в долине Лас-Чинас, вероятно, появились здесь всего несколько сотен лет назад. В течение тысячелетий до прибытия в Новый Свет испанских и португальских завоевателей ни в Северной, ни в Южной Америке не было лошадей. Предками los baguales были домашние лошади, поэтому и сами los baguales – не дикие кони, а одичавшие.

И тем не менее если погрузиться еще глубже в прошлое, то мы обнаружим, что в Западном полушарии обитало большое количество лошадей и более ранних существ, похожих на лошадей. Более того, родиной этой группы животных и многих других ее ответвлений считается именно Северная Америка. Эволюционная история лошадей и им подобных включает период удивительного расцвета и разрастания древнего генеалогического древа, а также последующее исчезновение многих его ветвей до тех пор, пока не остался лишь отблеск былого разнообразия – это современные нам лошади.

Лошади относятся к отряду непарнокопытных. Название не связано с тем, что у этих животных странные пальцы, просто на каждой конечности у них только один палец – нечетное число. В данный отряд (Perissodactyla) входят также носороги и тапиры, но у них – по три пальца. Возраст древнейших ископаемых останков семейства лошадиные (Equidae), к которому принадлежат современные лошади, насчитывает около 55 миллионов лет; первыми представителями семейства были эогиппусы или гиракотерии – существа размером с собаку, обитавшие в Северной Америке. У этих древних представителей лошадиных на ногах все еще было больше пальцев, а именно по три на передних конечностях и по четыре – на задних. Однако со временем все пальцы были утрачены, пока не остался один. Большое количество найденных ископаемых останков позволяет проследить процесс постепенной потери пальцев – это классический пример эволюционного изменения анатомии, увековеченный в учебниках биологии.

Когда уровень океана был низким, древние подобные лошадям животные могли покинуть территорию Северной Америки и перейти по Берингийскому перешейку в Евразию. Так около 52 миллионов лет назад произошло ограниченное расселение мелких, питающихся листьями лошадиных из Америки в Азию – но потомки этих первопроходцев позже вымерли. Бурный расцвет лошадиных начинается в миоцене, геологической эпохе, длившейся в период с 23 до 5 миллионов лет назад. Тогда Северную Америку заполонили похожие на лошадей животные всевозможных форм и размеров; некоторые из них питались листьями деревьев и кустарников, другие – травой, и все они были быстроногими. Согласно палеонтологической летописи, пять миллионов лет назад семейство лошадиных состояло из более чем десятка отдельных родов – групп видов – животных, подобных лошадям, включая трехпалых Merychippus, одну из первых однопалых лошадей Pliohippus, Astrohippus и Dinohippus (предок современной лошади), и многих других. Впоследствии некоторые роды, например Sinohippus и Hipparion, пересекли Берингийский перешеек и обосновались в Азии.

В начале миоцена Северная и Южная Америки были отделены друг от друга частью океана, Центральноамериканским проливом (Центральноамериканский водный путь). В середине миоцена в результате деятельности вулканов на дне этого пролива сформировалась россыпь островов между Северной и Южной Америками. Вокруг новых островов стали накапливаться осадочные породы до тех пора, пока не появился Панамский перешеек. Поднятие данного сухопутного моста позволило растениям и животным из Северной Америки проникнуть в Южную, и наоборот. Наиболее активный период подобных миграций имел место около 3 миллионов лет назад и стал известен как «Великий межамериканский обмен». В рамках этого обмена в Южную Америку попали лошади. Первым на юг перебрался гиппидион – род, не сохранившийся до наших дней. Внешне эти существа представляли собой неуклюжих лошадей с короткими ногами. Миллион лет назад к гиппидиону в Южной Америке присоединились настоящие лошади, Equus caballus, вид, к которому относятся современные домашние лошади.

В истории семейства лошадиных периоды жесткого сокращения разнообразия перемежались с эпохами бурного расцвета. Из всех разнообразных родов, существовавших в миоцене, до наших дней дошел лишь один – Equus; к этому роду принадлежат все живущие сегодня похожие на лошадь животные: от домашних лошадей (представителей вида caballus) до ослов (одомашненных потомков африканского дикого осла) и зебр. Генетикам удалось извлечь и секвенировать ДНК из лошадиной кости, сохранившейся в слое вечной мерзлоты на Юконе, возрастом около 700 000 лет, – до настоящего времени это самый древний геном. На основании существующих различий между этим древним геномом и геномами современных лошадей ученые сделали вывод о том, что род Equus появился приблизительно 4–4,5 миллиона лет назад. Затем, около 3 миллионов лет назад, он разделился на две группы, в первую из которых вошли лошади, а во вторую – ослы и зебры.

Позднее, около 2 миллионов лет назад, предки современных ослов и зебр распространились из Америки в Азию, откуда они добрались до Европы и до Африки. Чуть меньше 700 000 лет назад предки современных домашних лошадей также пересекли Берингийский перешеек и расселились из Северной Америки на северо-восток Азии. Достаточно быстро этот вид распространился по всей Евразии. Останки двух видов семейства лошадиных – осла и древней лошади – возрастом не менее 450 000 лет были обнаружены в Пэйкфилде, памятнике среднего плейстоцена в графстве Суффолк, еще одни останки, возрастом 500 000 лет, нашли в Боксгроув в графстве Суссекс.

Род Equus, появившийся в Северной Америке, а затем распространившийся в Южную Америку и в Старый Свет, постепенно вымер у себя на родине. Около 30 000 лет назад, когда ледник спустился на Северную Америку, эндемичные «быстроногие» лошади исчезли из этих широт. В Южной Америке гиппидионы и настоящие лошади выдержали дольше, до конца последнего ледникового максимума. Если бы я могла отправиться в долину Лас-Чинас примерно 15 000 лет назад, то, вероятно, встретила бы этих поистине диких лошадей, возможно, даже виды из обоих родов – Hippidion и Equus. Однако их дни уже были сочтены. Ведь бороться этим животным приходилось не только с климатом.

Приблизительно в момент пика последнего ледникового периода, когда уровень океана был низким, охотники-люди имели возможность перейти по Берингийскому перешейку на самый север Североамериканского континента. Разрубленные лошадиные кости были найдены на Юконе, в пещерах Блуфиш (Блуфиш-Кейв); их возраст оценивается в 24 000 лет. Но доступ дальше на юг охотникам преграждал ледник. Наконец 17 000 лет назад ледник начал подтаивать с краев, освободив достаточный проход для древних колонизаторов, переселившихся из Берингии и северо-восточной части Северной Америки на другие части континента. По всей Северной Америке и в части Южной находят следы человеческого присутствия 14 000 лет назад. И охотники эти, надо сказать, пришли не с пустыми руками – они были прекрасно вооружены.

Иногда лошадиные останки находят в археологических памятниках Северной Америки, связанных с проживанием или деятельностью человека. Так, в Уоллис-Бич на реке Сент-Мери в юго-западной части канадского штата Альберта в результате ветровой эрозии удачно обнажились древние отложения, датируемые самым концом ледникового периода. В слое вековой грязи сохранились отпечатки и дорожки следов вымерших американских млекопитающих – определенно речь шла о популярной охотничьей тропе. Помимо следов не существующих более животных, были обнаружены и костные останки лошади, овцебыка (мускусного быка), вымершего бизона и оленя карибу, или северного оленя. На некоторых лошадиных и верблюжьих костях имелись четкие признаки разрубов. На стоянке были также найдены предметы, созданные руками человека, например обломки камней, вероятно служившие орудиями для разделывания туш. Всего в памятнике Уоллис-Бич было выделено восемь отдельных участков со следами, указывающими на разделывание добычи.

Археологи предположили, что эти находки относятся, в сущности, к одному и тому же периоду: возможно, туши разделывали на разных участках в течение одного и того же года, одного сезона, вероятно, даже одной охоты. Но действительно ли это свидетельства охоты, или же палеоиндейцы питались остатками туш животных, убитых другими хищниками? Никаких орудий охоты в местах разделки туш обнаружено не было, зато неподалеку были найдены несколько заостренных каменных наконечников для копий. При исследовании ученые смогли установить, что на двух наконечниках присутствовали следы белка лошади.

Эти заостренные камни – красиво, старательно наточенные наконечники для копий – относятся к типу кловис. До настоящего момента самая ранняя подтвержденная датировка культуры кловис в Северной Америке – 13 000 лет назад. Наконечники из Уоллис-Бич датировать точно не представлялось возможным – отсутствовал необходимый контекст. Найдены они были недалеко от места разделки туш, возраст которого был оценен в 13 300 лет. Таким образом, есть два возможных варианта: либо наконечники со следами белка лошади свидетельствуют о том, что здесь в более поздние времена, не ранее чем 13 000 лет назад, люди культуры кловис охотились на лошадей; либо культура кловис появилась на один-два века раньше, чем предполагалось. Вероятно, так и не будет найден ответ на вопрос, представляют ли находки из Уоллис-Бич свидетельства как минимум двух отдельных событий, между которыми прошло несколько столетий, либо только одно событие. Тем не менее найденные наконечники, несомненно, являются неопровержимыми уликами – эквивалент дымящегося в руке убийцы пистолета для детективов каменного века – того, что древние жители Северной Америки охотились на лошадей.

Возраст самых поздних останков представителей рода Hippidion, найденных в Патагонии, оценивается в 11 000 лет. Настоящие лошади могли продержаться дольше как в Северной, так и в Южной Америке, но их судьба была предрешена. Последние свидетельства обитания настоящих лошадей в Северной Америке дошли до нас не в виде костных останков, а в виде ДНК, сохранившейся в отложениях осадочной породы на Аляске, – ее возраст составляет 10 500 лет. До сих пор продолжается спор о том, климат или люди стали причиной гибели последних коренных американских лошадей. Человек поселился в Америке на несколько тысяч лет раньше, чем исчезли последние лошади. Поэтому глупо предполагать, что древние охотники прочесывали весь континент с безумной целью уничтожения всех животных данного вида. Одновременно можно с уверенностью утверждать, что люди охотились на лошадей, пусть даже и нерегулярно, и это, несомненно, ускорило процесс вымирания уже сократившейся популяции. И хотя основную роль, вероятно, все-таки сыграли климат и изменение окружающей среды, люди, в определенной степени, могли способствовать исчезновению американских лошадей.

К началу XIX века память о древних лошадях в Америке полностью стерлась. Повсеместно лошади считались существами, завезенными из Старого Света испанскими завоевателями. Но в один прекрасный день, 10 октября 1833 года, у побережья Санта-Фе появился исследователь-натуралист, прибывший на корабле из Великобритании для изучения и фиксирования особенностей геологии и всевозможных ископаемых останков, найденных им в этих местах. Он как раз рассматривал останки вымершего гигантского броненосца, когда наткнулся в том же самом слое красноватой осадочной породы на нечто, напоминающее лошадиный зуб. Конечно, находка несколько отличалась от зубов современных лошадей, однако, без всякого сомнения, этот зуб принадлежал существу, похожему на лошадь.

Исследователь-натуралист – а это был не кто иной, как Чарлз Дарвин, – в своих записях размышлял о том, мог ли данный зуб быть вымыт водой из более позднего слоя, и пришел к заключению, что это маловероятно. Зуб был очень древним. Ведь Дарвин обнаружил первое свидетельство существования древних коренных американских лошадей.

Вернувшись из путешествия, Дарвин описал находки в «Дневнике изысканий по естественной истории и геологии стран, посещенных во время кругосветного плавания корабля ее величества “Бигль”» – книге, которую позже назвали «Путешествие натуралиста вокруг света на корабле “Бигль”». Позднее ученый также вернулся к найденному лошадиному зубу в «Происхождении видов»: «Когда я нашел… зуб лошади, заключенный в отложениях вместе с остатками мастодонта, мегатерия, токсодона и других вымерших чудовищ… это удивило меня в высшей степени».

Выдающийся анатом XIX века Ричард Оуэн (позже ставший – как мне кажется справедливым отметить – заклятым врагом Дарвина) также описал окаменелости, найденные им во время путешествия на «Бигле». Изучив зуб из Аргентины, он вынужден был признать правоту Дарвина. Он писал, что зуб «…найденный в красной глинистой почве пампасов в Бахада-де-Санта-Фе… весьма сходен по цвету и состоянию с останками мастодонта и токсодона, найденными в том же месте, что у меня не остается сомнений относительно существования в одну эпоху с этими существами лошади, которой этот зуб принадлежал». Далее ученый признает, с некоторой неохотой: «Данное свидетельство прежнего существования рода, который в Южной Америке вымер и был вторично завезен на этот континент, определенно не относится к наименее любопытным плодам палеонтологических трудов господина Дарвина».

И действительно, плод этот был любопытнейшим. Неудивительно, что Дарвин был удивлен им «в высшей степени». Это было настоящее открытие: оказалось, что, когда на заре XVI века испанцы привезли лошадей в Новый Свет, они повторно завезли (реинтродуцировали) род, который уже существовал в Северной и Южной Америках в течение нескольких тысячелетий и родиной которого на самом деле и являются эти континенты. Дарвин также использовал пример найденного лошадиного зуба при объяснении процесса вымирания в «Происхождении видов», в качестве доказательства того, что однажды Южная Америка была населена лошадьми, которые затем исчезли – задолго до того, как Колумб открыл европейцам Новый Свет.

 

Лошади в Старом Свете

Пока в Западном полушарии популяции лошадей редели и постепенно полностью вымирали, их родственники – лошади, ослы и зебры, – поселившиеся в Старом Свете, смогли выжить. И когда над американскими сородичами этих млекопитающих уже нависла угроза исчезновения, по всей Северной Сибири и Европе паслись табуны диких лошадей.

Удивительно, что в плейстоцене в Северной и Южной Америках лошади вымерли, однако выжили в Евразии. В обоих полушариях на них оказывали воздействие одни и те же факторы: изменение климата и древние охотники. Более того, в Евразии острое охотничье копье человека уносило жизнь лошадей значительно более долгое время, чем на Американских континентах. Наш с вами вид, Homo sapiens, появившийся в Африке около 200 000 лет назад, заселил Европу и Сибирь не позднее чем 40 000 лет назад. Но задолго до этого, сотни тысяч лет назад, на лошадей охотились сообщества древних людей. Так, найденная в Боксгроув, графство Суссекс, лошадиная лопатка возрастом 500 000 лет, со следами раны от копья, наглядно доказывает, что древние люди – вероятно, вид Homo heidelbergensis, или гейдельбергский человек, – также охотились на лошадей. В период последнего ледникового максимума популяция лошадей в Европе должна была резко сократиться из-за холода и смертоносных копий охотников палеолита.

Обитатели Западной Европы времен ледникового периода были прекрасно знакомы с лошадьми, и сюжеты с этими животными появляются в наскальных рисунках – древних изображениях, которые откроются изумленному человеческому обществу лишь несколько тысячелетий спустя. В знаменитой пещере Ласко, недалеко от городка Монтиньяк, что расположен в долине реки Везер, на юго-западе Франции, мелкие, дородные лошадки вместе с быками и оленями несутся по стенам пещеры. Предполагается, что эти рисунки были созданы около 17 000 лет назад. Но мое любимое изображение древних лошадей – из пещеры Пеш-Мерль, в 100 км к югу от Ласко. Рисунки внутри этой пещеры, вероятно, еще более древние, их возраст оценивается в 25 000 лет. Мне одной из немногих повезло попасть в Пеш-Мерль в 2008 году, и я описала мои впечатления от увиденного:

Каменная лестница вела вниз, к несколько неуместно покрашенной белой краской двери, через которую я вошла в глубокую, расположенную в склоне известняковую пещеру. Я прошла через великолепные залы с огромными сталагмитами и сталактитами – некоторые из них, встретившись между потолком и полом, сформировали массивные столбы. Пещера открывалась в высокую и широкую полость, затейливо украшенную натечными образованиями. ‹…›

…Слева от меня, на необыкновенно гладком участке стены, были изображены черные силуэты двух пятнистых лошадей. Лошади смотрели в противоположные стороны, задние части их туловищ частично перекрывались, а черные пятна располагались и на лошадях, и вокруг них, создавая фон и словно маскируя животных. Несколько пятен на животе левой лошади и на боку правой были нарисованы красной охрой. Я обратила внимание на странные очертания пласта породы на стене, его левый край выглядел почти как голова лошади. Как будто при создании великолепных животных художник воспользовался предложенной природой формой каменного холста и лишь позволил ей направлять свою руку.

Изображение лошадей было скорее стилизованным, чем реалистичным. У них были длинные изогнутые шеи, маленькие головы, округлые туловища и тонкие ноги. Так автор представлял себе настоящих лошадей или мифических созданий? [43]

Что бы ни изображали эти рисунки – настоящих животных, лошадей-духов или даже богов-лошадей, – можно не сомневаться в том, что охотники-собиратели эпохи неолита не просто имели представление о внешности лошадей, но и были знакомы со вкусом их плоти. На многих стоянках ледникового периода находят разрубленные останки лошадей. На самом деле именно лошади – а также бизоны – встречаются в археологических находках чаще останков других крупных млекопитающих. Лошадиные кости были обнаружены приблизительно в 60 % археологических памятников конца ледникового периода в Европе и Сибири.

После пика ледникового периода климат стал мягче, и территория, где могли обитать лошади, увеличилась, поскольку появились новые пастбища – и тем не менее численность популяции продолжала сокращаться. По всей видимости, постоянное воздействие на евразийских лошадей оказывал именно древний человек. Не стоит забывать, что именно в ту пору у сибирских и европейских охотников появляется верный спутник – собака.

Планета продолжала согреваться, и окружающая среда претерпевала изменения: сократилась площадь лугов, и Европу все больше покрывали леса. Этот процесс резко оборвался в позднем дриасе с наступлением похолодания, моментально превратившего европейские леса в ледяную тундру, но через некоторое время тепло вернулось. Уже 12 000 лет назад лугов ледникового периода, известных как «мамонтова степь», на территории Европы почти не осталось – как, впрочем, и самих мамонтов. Луга сменились лесами, в основном березовыми на севере и сосновыми – на юге. Приблизительно 10 000 лет назад низменности Центральной Европы начали занимать более густые смешанные леса, в которых преобладал дуб. Теплолюбивые лесные обитатели, такие как олень и бурый медведь, внезапно очутились в своей стихии и, покинув свои убежища на юге, переместились на север. Однако лошади столкнулись с резким сокращением ареала, и 8000 лет назад последние особи в Центральной Европе вымерли. Тем не менее до середины голоцена еще существовали обширные зоны с более благоприятными условиями. Это были бескрайние луга Иберийского полуострова и евразийские степи, простирающиеся от Северного Причерноморья (причерноморские и прикаспийские степи), через территорию России и Казахстана до Монголии и Маньчжурии. На лугах были обильные пастбища и одновременно – множество хищников.

Даже в Европе, по всей видимости, сохранились отдельные рефугиумы – участки с благоприятными климатическими условиями, – где могли выжить небольшие популяции лошадей. В более чем 200 археологических памятниках, возрастом от 12 000 до 6000 лет, на территории, протянувшейся от Великобритании и Скандинавии до Польши, сохранились останки диких лошадей. Данный факт позволяет предполагать, что – несмотря на то что новые леса оказались слишком густыми для таких животных, как мамонты и гигантские олени, оказавшихся потом под угрозой вымирания, – в Европе было достаточно рощ, где могли пастись лошади, хотя их популяции были немногочисленны и фрагментированы. В результате лесных пожаров – частого явления в сосновых борах – формировались поляны. Регулярные паводки не давали лесу подступать близко к берегам крупных рек, вдоль течения которых образовывались заливные луга, где могли свободно пастись крупные травоядные.

Помимо прочего, еще один фактор способствовал созданию благоприятных условий для обитания диких лошадей. В археологических памятниках по всей Европе в слоях возрастом приблизительно 7500 лет (5500 год до н.э.) заметно увеличивается количество костных останков лошадей. Такой рост числа непарнокопытных, скорее всего, вызван появлением нового образа жизни в Европе – земледелия, ознаменовавшего наступление неолита. Когда первые земледельцы начали валить лес, освобождая место под посевы и разведение крупного рогатого скота и овец, они, сами того не понимая, создавали новое пространство для обитания диких лошадей.

При этом для видов, которые уже заключили союз с человеком и стали жить бок о бок с ним, положительный эффект изменений мог быть еще более значительным и ощутимым. Конец ледникового периода – это период великих экологических потрясений. Тогда, примерно 15 000-10 000 лет назад, вымерли многие крупные млекопитающие, включая таких легендарных гигантов, как мамонты и мастодонты. Особенно тяжко пришлось хищникам, неожиданно лишившимся добычи. Так, около 14 000 лет назад из Евразии исчез пещерный лев, а 13 000 лет назад вымер американский лев. Саблезубые кошки продержались в Новом Свете чуть дольше, но и они пропали 11 000 лет назад. Популяция волков выжила, но понесла серьезные потери, хотя, конечно, одна из групп добилась невиданного успеха: некоторые волки стали охотиться вместе с людьми и постепенно превратились в собак. По приблизительным оценкам, сегодня во всем мире обитает свыше 500 миллионов собак и около 300 000 волков. Получается, современные домашние собаки по численности более чем в 1500 раз превосходят своих диких собратьев. И, хотя никто пока не пытался оценить, сколько в мире осталось банкивских джунглевых кур, нет сомнения в том, что их число не может сравниться с числом домашних кур – сегодня их на планете не менее 20 миллиардов, то есть примерно по три курицы на человека. Что касается крупного рогатого скота – диких туров, конечно, в природе уже не осталось, но численность крупного рогатого скота оценивается в полтора миллиарда голов.

Дикие лошади тогда тоже оказались в рискованном положении. Сокращение ареала и охота людей сказались на размерах популяции. И пусть расчистка лесов человеком в период неолита и создала новые места для обитания и привела к временному росту популяций – это было не более чем временное облегчение, и численность лошадей неуклонно сокращалась. В ХХ веке популяция Equus ferus – ближайшего дикого родственника домашних лошадей – сократилась до ничтожных размеров. Последняя дикая лошадь Пржевальского, Equus przewalskii, была замечена в Монголии в 1960-х годах. Но затем вид был восстановлен, и сегодня на воле находятся около 300 особей, еще 1800 содержатся в неволе. Какой удивительный поворот судьбы – и очередной неожиданный и красноречивый пример влияния деятельности человека на живую природу: оказалось, что дикие лошади, а также лоси, олени, кабаны, медведи, журавли, лебеди и орлы процветают в зоне отчуждения вокруг Чернобыльской АЭС. Положительный эффект от исчезновения из данного района людей, по-видимому, превосходит негативный эффект радиационного воздействия.

Но, конечно, не все лошади оставались дикими. Смею предположить, что многие из вас никогда не видели дикую лошадь, однако хорошо знакомы с ее одомашненными сородичами. Возможно, вам даже доводилось ездить верхом на лошади. Вспомните, пока вы заносили ногу в стремя и устраивались в седле, лошадь просто покорно стояла и ждала? Скорее всего, так и было.

Я бы не назвала Зорриту кроткой лошадью, и тем не менее она была вполне рада седоку. По крайней мере, не пыталась меня сбросить. А теперь представьте, что я попыталась оседлать того дикого коня? Он бы такое отношение точно не стерпел – точно так же, как и его дикие предки. Как бы нас ни восхищало сближение человека и волка, основанное на уверенности в том, что они не будут применять силу и пускать в ход свои острые зубы, еще более невероятной кажется способность доверить свою жизнь огромному, быстроногому животному, которое легко может встать на дыбы, рвануть вперед или просто сбросить седока, нанеся ему тяжелые повреждения.

 

Объездка

Представьте, что вы поймали дикую лошадь – первый раз в жизни. Еще никому и никогда не удавалось это сделать. Вы приводите кусающееся и брыкающееся животное домой. Привязываете его. Кормите. Ваши родные решили, что вы сошли с ума. Они требуют, чтобы вы забили животное – в конце концов, его мясом можно питаться несколько недель. Но вы хотите сохранить жизнь этому дикому живому существу. Вам нравится лошадь. И тогда у вас появляется новая идея. Остальные смотрят на вас как на сумасшедшего.

Вы ждете, пока дикая лошадь привыкнет к вашему присутствию. С каждым разом вы приближаетесь еще на шаг-другой. Вот она позволяет вам гладить себя по гриве, по шее. И вот однажды вы хватаетесь за ее гриву и вспрыгиваете лошади на спину. Животное недовольно. Оно дергает веревку, которой вы его привязали. Взбрыкивает, пытаясь сбросить вас со спины. Но вы только крепче прижимаетесь к лошади и обнимаете ее за шею. Вы цепляетесь изо всех сил. Когда лошадь немного успокоилась, вы выпрямляетесь, ослабив хватку вокруг шеи животного. Вместо этого вы крепко держитесь за лошадиную гриву.

Проходит несколько мгновений; лошадь сопит, но не пытается вас сбросить, и тогда вы протягиваете руку к веревке на ее шее. И аккуратно ослабляете узел. Веревка падает на землю, и животное понимает, что оно свободно. А вы – не более чем помеха. Лошадь разворачивается, вдавливая копыта во влажную землю и – БЕЖИТ. Она выбрасывает ноги вперед, и слышно, как она дышит в такт галопу. Вы держитесь изо всех сил. Вы летите, и умираете, и рождаетесь одновременно, вы сливаетесь с ветром и дикой природой, с пейзажем и небесами. Вы вцепляетесь в гриву лошади еще крепче. Вы подлетаете вверх и снова опускаетесь на лошадиную спину, от дикого галопа у вас перехватывает дыхание. Животное делает резкие развороты, пытаясь сбросить вас на землю. Но вы не сдаетесь. Лошадь скачет, скачет и скачет. Вы уже очень далеко от дома.

Наконец лошадь выбивается из сил. Фыркает и забрасывает назад голову, забрызгивая вас соплями. Теперь она идет легким галопом, ее бока и шея влажные от пота. Вы по-прежнему вцепились руками в ее гриву. Лошадь переходит на рысь, потом на шаг и останавливается. Вы оба стоите и переводите дыхание. Галоп был изнурительным, ужасающим и… возбуждающим.

Отдохнув, вы выпрямляете спину. Легонько тянете за лошадиную гриву. Вам хочется, чтобы животное развернулось. И лошадь разворачивается. Теперь вы стоите лицом в том направлении, куда вам нужно двигаться. Где-то там лагерь – вниз по долине, налево от того холма. Может быть, лошадь согласится отвезти вас обратно?

Вы слегка переносите вес своего тела вперед. Лошадь делает первый шаг. Вы гладите ее гриву. Затем снова наклоняетесь вперед, сжимая ступнями лошадиные бока. Лошадь переходит на рысцу. Вы стараетесь не слишком сильно сжимать ее шею. Если чуть отклониться назад, то можно тянуть гриву животного направо или налево, направляя его. У вас установилась удивительная связь с этим диким существом. Вы плюхаетесь в реку и переходите верхом вброд на другой берег, затем вверх, вокруг холма – и вот уже виден лагерь, хижины и дымок костров, змейкой поднимающийся ввысь. Что скажут остальные, когда увидят вас на спине этого великолепного животного? Вы покорили его – почувствовали его мощь – так, как невозможно сделать на охоте, когда вы убиваете и едите мясо животных. Вам открылась внутренняя сила лошади. Теперь вы – словно бог среди людей. И вот они бегут вам навстречу: ваши сестры и братья, ваши родители, дяди и тети, двоюродные братья и друзья.

Вот вы уже почти в лагере. Лошадь замедляет ход – обычно она сторонится людей. Вы подбадриваете ее. Теперь животное повинуется вашим желаниям.

Одна из местных собак подбегает к лошади и обнюхивает ее ноги. Лошадь встает на дыбы. Вы стараетесь удержаться верхом. Лошадь пятится, брыкается и мечется из стороны в сторону. Вы слетаете с ее спины и, перевернувшись в воздухе, падаете навзничь. От падения у вас перехватило дыхание. Вы лежите на земле и отчаянно хватаете ртом воздух. Но все вроде в порядке. Ребрам больно, но скоро повреждение заживет и боль исчезнет. Переведя дух, вы подносите к груди левую руку. Ваши пальцы все еще сжимают клок черной, жесткой как проволока конской гривы. У вас получилось прокатиться верхом. Пусть лошадь сбежала, вы всегда будете помнить этот дикий галоп.

После вашего первого успеха всем друзьям тоже не терпится попробовать. Это превращается в своего рода игру. Кто осмелится поймать лошадь и прокатиться на ней? Невероятное дурачество. Занятие для молодежи. Но вскоре вы с группой молодых ребят не просто катаетесь на лошадях, но и ухаживаете за ними. Все вместе вы – новая сила, с которой остальным приходится считаться. Своенравные юнцы – и новая элита.

Много лет спустя, когда лошади уже будут жить бок о бок с людьми, вы, один из старейшин племени, будете рассказывать всем эту историю. Когда-то все они были дикими, эти звери, что сегодня стали нашими союзниками. И вы были первым человеком, решившимся на невозможное – прокатиться на дикой лошади. Вы развеяли ее дикие чары. И пусть первая лошадь вырвалась от вас на свободу, пусть вы сломали ребра при падении, вы доказали людям, что такое возможно. С тех пор так многое изменилось в вашем образе жизни. Лошади приобрели большое значение для человека: они служили источником мяса и молока, но их использовали также в качестве транспорта, для торговли и грабительских набегов, они помогли людям освоить более широкие территории – теперь вы можете поддерживать связь с далекими племенами, о которых раньше слышали только в легендах. Все то, что казалось невероятным еще во времена вашего детства, стало частью ежедневной жизни, как будто так всегда и было. Теперь вы можете легко проехать 50–60 км за день, чтобы повидаться с родственниками. Вы можете легко преодолеть еще большее расстояние до соседнего племени, чтобы украсть их медь и скот.

Ваши дети с малолетства ездят на лошадях, как будто для них это совершенно естественное занятие. Сегодня, спустя каких-то два десятка лет после той первой, возбуждающей поездки верхом, не только ваше племя, но и другие племена разводят лошадей. Идея распространилась со скоростью пламени. Вы преподнесли лошадей в подарок трем вождям, заручившись их дружбой и поддержкой. Девушки из вашего племени, выходя замуж, забирают с собой лошадей в качестве приданого. По всей степи люди познакомились с лошадьми поближе, и связь между ними со временем окрепла. Сначала ловили и объезжали диких животных, а теперь от прирученных кобыл каждый год рождаются новые жеребята.

 

Первые верховые лошади

На самом деле никому не известно, как и зачем человек впервые приручил лошадь, однако археология предоставляет нам ряд подсказок. С точки зрения географии одомашнивание лошадей произошло в степях – именно там эти травоядные животные по-прежнему процветали, когда большую часть Европы уже заполонили густые леса. В степях Евразии люди и лошади жили бок о бок десятки тысяч лет. Примерно пять с половиной тысяч лет назад отношения между двумя видами – долгое время остававшимися отношениями охотника и добычи – начали изменяться, и судьба вида Equus caballus тесно переплелась с того момента с историей развития человечества.

Значительную информацию можно получить из «бытового мусора» в археологических памятниках. Изучив состав этого мусора, можно получить точное представление о том, что именно люди ели. В европейских памятниках мезолита и неолита лошадиные кости составляют лишь небольшой процент всех животных останков. А вот в археологических памятниках в зоне степей лошадиных костей очень много – почти 40 %. В этих регионах сильно зависели от употребления лошадиного мяса – и поэтому были гораздо лучше знакомы с лошадьми – задолго до того, как стали отлавливать и приручать этих животных.

Лошадь была одомашнена значительно позже крупного рогатого скота. Примерно 7000 лет назад (к 5000 г. до н.э.) пастухи со стадами домашнего скота появились в причерноморских и прикаспийских степях. Собиратели, обитавшие по течению Днепра, что несет свои воды к северному побережью Черного моря, устанавливали контакты с земледельцами, которые расселялись на север и восток, вместе со своим домашним хозяйством: крупным рогатым скотом, свиньями, овцами и козами.

Но даже погонщики скота могли продолжать охотиться на лошадей, вместо того чтобы приручать их. Антрополог Дэвид Энтони предположил, что особую роль здесь мог сыграть ледяной климат. Ни коровы, ни овцы не могут успешно добывать себе пропитание под снегом, особенно при образовании корки наста. Они даже не способны разбить лед, чтобы добраться до воды. А вот лошади умело пользуются для этого копытами. Они отлично приспособлены к жизни на холодных лугах. По мнению Энтони, в результате резкого похолодания в период примерно 6200–5800 лет назад крупный рогатый скот мог столкнуться с трудностями в течение суровых зим, возможно, именно это и подтолкнуло погонщиков скота к отлавливанию и приручению лошадей – обитателей степи. Также возможно, что идея одомашнивания лошадей естественным образом возникла у людей, привыкших охотиться на лошадей. Вероятно, именно те, кто веками охотился на диких скакунов – и знал их, как никто другой, – первыми стали отлавливать и объезжать диких лошадей, чтобы охотиться верхом на их диких сородичей. Но и это предположение кажется слишком сложным, слишком продуманным. Несомненно, первыми на спине лошади прокатились подростки, совершавшие на спор невероятные, безумные и отчаянные поступки.

В начале неолита большая часть населения севера современного Казахстана по-прежнему промышляла охотой и собирательством и жила на временных стоянках. Обитатели степи охотились на целый ряд диких животных, от лошадей и короткорогих бизонов до сайгаков и благородных оленей. Однако в 1980-х годах во время раскопок в селе Ботай обнаружилось, что примерно 5700 лет назад древние люди стали охотиться почти исключительно на лошадей. Приблизительно в то же время представители ботайской культуры, названной так в честь села, где велись раскопки, перешли к полуоседлому образу жизни: они определенно были не просто кочевниками, следовавшими за табунами диких лошадей. Ботайцы были гораздо сильнее привязаны к одному месту.

Большая часть костей животных, найденных в Ботае и сходных памятниках, датируемых 4-м тысячелетием до н.э., принадлежит лошадям. Совершенно ясно, что ботайцы очень часто употребляли конское мясо в пищу. На основании имеющихся данных можно также предположить, что охотники не просто отлавливали целые табуны лошадей, но и приносили туши обратно в поселение. Это ключевой элемент мозаики: лошадей не убивали и не разделывали на месте, как это делали обитатели Уоллис-Бич, а приводили домой. Археологи утверждали, что ботайцы отправлялись на охоту верхом, а также использовали лошадей в качестве транспорта. Однако по мере появления новых данных трактовка находок из Ботая и других памятников изменилась. Среди предметов, обнаруженных археологами, всего несколько наконечников для копий, зато много орудий, по-видимому служивших для выделки кожи: костяные предметы с характерными следами микроскопического износа. Эта информация навела ученых на мысль о том, что ботайцы не просто охотились на лошадей, но и содержали их и ездили верхом. Археологи пошли дальше и проанализировали имеющиеся свидетельства, чтобы проверить свою гипотезу.

Несмотря на то что форма костей различных видов лошади, в том числе домашней и дикой, отличается незначительно, считается, что наиболее характерной частью скелета являются пястная и плюсневая кости конечностей. Итак, археологи сравнили форму пястных костей, найденных в Ботае, с подобными останками из других памятников и с другой датировкой. Они заключили, что кости из Ботая более узкие и сходны с костями из более поздних памятников, в которых определенно находились останки домашних лошадей. Более того, своей «стройностью» они напоминали пястные и плюсневые кости современных монгольских скакунов.

Затем ученые изучили и зубы ботайских лошадей и сделали удивительное открытие. Они обнаружили стертую полоску на переднем крае одного из премоляров: эмаль зуба была полностью истерта, до самого дентина. Если вы когда-либо заглядывали коню в рот (главное, чтобы он был не дареный), то наверняка обратили внимание на расстояние между передними и задними зубами животного, называемое диастемой. Единственное, что могло вызвать такой износ зуба у ботайской лошади, – некий предмет, регулярно помещаемый в диастему, на которой тоже имелись следы истирания. На двух других зубах ученые также отметили менее выраженные признаки износа. С помощью радиоуглеродного датирования возраст первого, сильно изношенного зуба был оценен в 4700 лет. Помимо прочего, на поверхности четырех исследованных нижних челюстей были отмечены костные наросты в диастеме, как раз там, где у лошади располагались бы удила.

Наконец, археологи не обошли стороной и фрагменты керамики, найденные в Ботае. Проанализировав наслоения на внутренней поверхности осколков горшков для приготовления пищи, ученые нашли не только следы конского жира, но и жиров из кобыльего молока. Конечно, и охотники на диких коней тоже время от времени пробовали кобылье молоко, например, когда заваливали кормящую кобылу, но остатки молока на черепках глиняной посуды указывают на более регулярное его потребление. Вдали от центра одомашнивания овец, коз и коров и производства молочных продуктов, расположенного на территории Плодородного полумесяца, обитатели евразийских степей изобрели свой вариант молочного животноводства. Это был настоящий образ жизни, и экономика, основанная на производстве конского мяса и кобыльего молока, еще долго преобладала в Казахстане – и существует и по сей день. Алтайские скотоводы унаследовали этот древний жизненный уклад, и ферментированное кобылье молоко, известное как кумыс, и сегодня пользуется популярностью у народов евразийских степей.

Все три отдельные линии доказательств – кости конечностей, выраженные следы истирания зубов и употребление кобыльего молока – указывают на одно обстоятельство. Ботайцы древнего Казахстана отлавливали, доили и разводили лошадей уже в 4-м тысячелетии до н.э. Но это не означает начало какого-либо процесса. Здесь речь идет о том, что археологи называют «terminus ante quem», а именно – к этому моменту времени процесс одомашнивания лошади уже завершился.

Истирание челюсти ботайских лошадей указывает на их знакомство с упряжью – возможно, уздечки использовались для перегона животных, но скорее всего – для езды верхом. Свидетельства существования самой ботайской культуры еще более ранние, чем это конкретное доказательство разведения домашних лошадей, возраст культуры оценивается в 5500 лет. При этом, вероятно, езда верхом появилась еще раньше. В причерноморских и прикаспийских степях в погребениях возрастом 6500 лет находят скелеты лошадей, а также костные останки коров и овец. Между этими животными определенно существует некая символическая связь. Поэтому археологи предположили, что лошади могли использоваться еще в те давние времена для выпаса других животных.

Новые свидетельства были обнаружены в дельте Дуная, на территории современных Румынии и Украины, где были найдены каменные булавы в форме лошадиных голов и курганы – погребения, типичные для степных культур, – возрастом 6200 лет. Это однозначно указывает на то, что наездники степей постепенно переселялись на юг. Внутри курганов вместе с усопшими помещали ожерелья из ракушек и бусы из зубов, а также топоры, крученые гривны и спиральные браслеты, сделанные из нового материала, который получали от торговцев из старых европейских городов на Дунае, – меди. Наступил энеолит, медный век, и этот сияющий металл стал символом престижа. С первыми миграциями степных народов связано не только распространение лошадей, но и появление нового языка – протоиндоевропейского, который дал начало группе анатолийских языков.

Итак, вероятнее всего, лошадей начали приручать и использовать для верховой езды за тысячу лет до появления ботайской культуры – в 5-м тысячелетии до н. э. К 4-му тысячелетию до н.э. – 5500–5000 лет назад, – как свидетельствуют данные археологических раскопок, лошади появляются в районе Кавказа, горной местности, протянувшейся между Черным и Каспийским морями, к югу от степной полосы. То же самое происходит и в дельте Дуная, к западу от Черного моря. Уже в слоях возрастом 5000 лет костные останки лошадей в некоторых памятниках Центральной Германии составляют 20 % всех останков животных. Связь предельно ясна: верховая езда и домашние лошади быстро распространялись. Появились эти два феномена и к югу от Кавказа. Останки лошадей чаще находят в Месопотамии в археологических памятниках, датируемых после 3300 г. до н.э. (5300 лет назад), как раз когда начинался расцвет шумерской цивилизации.

Верховая езда не только способствовала разведению лошадей, но и позволяла более эффективно пасти других животных. Пеший пастух с хорошей собакой в помощниках мог в одиночку пасти 200 овец. А верхом с той же самой собакой можно управлять стадом из 500 голов – причем на значительно большей территории. Расширение владений, несомненно, приводило к конфликтам между пастухами. Тогда важное значение приобрела практика заключения союзов и подношения подарков. Увеличение числа медных и золотых украшений в археологической летописи указывает на то, что люди стремились к получению статуса и демонстрации своего богатства, которых у них раньше просто не было. Однако за это пришлось заплатить определенную цену: именно в тот период появляются каменные булавы, некоторые из них – в форме лошадиных голов. По всей видимости, верховая езда и ведение войны были тесно связаны друг с другом, даже в те древние времена. Хотя настоящая конница появилась только в железном веке, приблизительно 3000 лет назад, набеги на лошадях – для кражи скота у других племен – и связанная с ними междоусобная борьба, вероятно, начались, как только человек впервые оседлал лошадь.

К концу 4-го тысячелетия до н.э. степные пастухи снова перешли к кочевому образу жизни. За улучшением климата в первые века нового тысячелетия последовало резкое его ухудшение. Теперь для получения достаточного количества корма огромным стадам нужны были более обширные пастбища. По всей вероятности, этот фактор способствовал появлению нового образа жизни, новой культуры. Пастухи больше не могли оставаться полуоседлыми, как ботайцы, они должны были следовать за стадами и табунами. Решение было найдено: повозки. Эти дома на колесах впервые появились в степи около 5000 лет назад. Датировка эта очень точная. Как же археологам удалось прийти к такому заключению, если учесть, что данное средство передвижения почти не оставляет следов на земле? Колеи обычно не сохраняются в течение тысячелетий (а там, где удается их найти, отличить след колеса от следа полозьев почти невозможно).

Разгадка зарыта в могилах древнего степного народа. Они возводили курганы и под этими могильными холмами погребали наиболее почитаемых членов племени – в основном мужчин – вместе с повозками. Эти невероятные погребения, представляющие собой ямы, куда помещались тела усопших и разобранные на части повозки, находят на всей территории причерноморских и прикаспийских степей, датируются они 3000–2200 годами до н.э. Данный погребальный обряд дал название самой культуре – ямная, – хотя ее представители никогда об этом не догадывались.

Само колесо, вероятно, было изобретено не в степи. Предположительно идея повозок на колесах пришла туда либо с запада, из Европы, либо с юга, из Месопотамии. Самое раннее изображение транспортного средства на колесах было найдено в Польше и датируется примерно 3500 годом до н.э., а глиняная модель повозки из Турции – 3400 годом до н.э. Используя запряженные быками крытые повозки в качестве дома, пастухи могли свободно перемещаться по просторам степи, следуя за своими бесчисленными стадами и табунами. И конечно, они по-прежнему ездили верхом. Археологи предположили, что, в соответствии со сменой сезонов, весну и лето древние пастухи проводили в открытой степи, а зимовали в речных долинах. Важным было наличие в долинах лесов – источников дерева на дрова и починку повозок. Несмотря на то что культура наездников, использовавших повозки и сооружавших курганы, охватила все причерноморские и прикаспийские степи, в различных регионах разводили разных животных и употребляли в пищу разные растения. На востоке, за Доном, в основном пасли овец и коз, крупного рогатого скота и лошадей было не так много, что позволяло людям быть очень мобильными. Помимо ягнятины и козлятины, они питались собранными в степи клубнями и семенами мари, растения, родственного киноа. В западной степи, напротив, племена вели более оседлый образ жизни; они пасли коров и свиней и выращивали некоторые злаки.

Но, как и более ранние кочевники-наездники в 5-м тысячелетии до н.э., ямники не остались в степи. Приблизительно к 3000 году до н.э. они начали движение на запад, через Нижнедунайскую низменность к Альфёльду. Степные скотоводы распространялись и на восток, где они встретились с древними китайскими земледельцами. Прирученные человеком животные и растения с запада были завезены и на восток. Возможно, так же в Китае узнали о способах обработки меди. После заката ямной культуры последующие обитатели степи также расселялись на запад и на восток. В течение пяти тысяч лет повторялась знакомая схема, а последняя волна миграции в XIII веке вошла в историю и известна как монгольское нашествие.

Доисторические миграции степных кочевников оказывали очень разное влияние на существовавшие на востоке и на западе человеческие общества. Так, в Китае кочевники смешивались с местным оседлым населением, а вот на западе они захватывали земли других кочевников-скотоводов и вызывали эффект домино, заставляя эти племена перемещаться дальше на запад.

Распространение ямной культуры в Европе имело широкие последствия, и отголоски ее влияния чувствуются до сих пор. Генетики и специалисты по сравнительной анатомии используют сходства и различия между современными и, при возможности, между древними организмами для построения филогенетического древа – родословной, отражающей эволюционные изменения. Лингвисты проводят подобную операцию для языков, посредством сравнительной грамматики и лексикологии. Многие древние и современные языки, от английского до урду, от санскрита до древнегреческого, составляют единую группу и принадлежат к индоевропейской языковой семье. Лингвистам удалось проследить эволюцию звуков далеко в прошлое и получить набор звуков, наиболее близкий к индоевропейскому праязыку, состоящий из приблизительно полутора тысяч отдельных звуков. Проверить, действительно ли речь идет о следах древнего языков, непросто, но более поздние археологические находки открыли ученым неизвестные прежде слова хеттского и микенского языков, которые совпадают с предположениями лингвистов, таким образом делая их языковую реконструкцию частично обоснованной.

Фрагменты протоиндоевропейского языка включают слова, обозначающие выдру, волка и благородного оленя, а также пчелу и мед, скот, овцу, свинью, собаку и лошадь. Иными словами, эти языковые корни определенно появились после начала эпохи неолита, поскольку у носителей древнего языка имелись названия для домашних животных. Однако остается неясным, относилось ли слово «лошадь» к домашней лошади. Ответить на этот вопрос позволяют дополнительные факты. В реконструированном протоиндоевропейском языке также есть названия для колеса, оси и повозки. По всей видимости, ямники – степные кочевники, ездившие верхом и передвигавшиеся на повозках, – действительно говорили на языке, который стал основой для всех индоевропейских языков, на которых мы с вами сегодня говорим, как в Европе, так и в Западной и Южной Азии. Как замечательно представлять, что в тех словах, которые мы используем сегодня, до сих пор звучит отголосок древних степных культур.

 

Близкие родственники и варианты истории

Попытки раскрыть историю происхождения домашней лошади оказались – как вам теперь нетрудно догадаться – весьма непростой задачей. Как и в случае с волком и первыми собаками, турами и первым домашним рогатым скотом, трудно установить различия между костными останками диких и домашних лошадей. Ведь пястные и плюсневые кости, найденные в Ботае, почти не отличались от костей диких животных. И действительно, в общем скелеты всех видов, входящих в род Equus, очень похожи друг на друга. Если поставить рядом скелеты зебры и осла, будет трудно определить, какой кому принадлежит. Но и в этом случае на помощь ученым пришла генетика. Прежде чем делать догадки относительно происхождения домашней лошади, нужно убедиться, что мы четко понимаем различия между существующими сегодня видами рода Equus. Не так давно наукой было доказано, что разница между некоторыми из них значительно меньше, чем мы всегда думали.

Приходится признать, что в прошлом специалисты по систематике слишком рьяно взялись за разделение рода Equus на отдельные виды. Генетические исследования позволяют предположить, что отдельные популяции, которые традиционно относились к разным видам, на самом деле состоят в значительно более близком родстве. Например, саванная зебра и вымершая квагга обычно считаются отдельными видами, преимущественно на основании различий по экстерьеру. Однако современные генетики заявляют, что это один и тот же вид. Еще пример: вымершие «быстроногие лошади», обитавшие в Америке, по большей части – настоящие лошади, предки современных домашних лошадей. Но, несмотря на то что родословная лошадей становится менее разветвленной и выявляются более близкие генетические связи, чем предполагалось ранее, одно остается несомненным: домашние лошади, Equus caballus, а также их дикие предки и братья, Equus Ferus, – очень близкие родственники единственного на сегодняшний день по-настоящему дикого вида лошадей, обитающих в степях Средней Азии, а именно – Equus przewalskii, лошади Пржевальского. У этих невысоких, но коренастых лошадок песочная или рыжая шерсть, светлые морды и брюхо, жесткая коричневая грива и полоса, тянущаяся вдоль всей спины.

Благодаря генетическому анализу стало возможным восстановить семейную историю настоящих лошадей и частично датировать ее. Древние предки домашней лошади оформились в отдельный вид приблизительно 45 000 лет назад, отделившись от предков лошади Пржевальского, задолго до одомашнивания. Но, несмотря на это расхождение, между видами по-прежнему случались скрещивания и происходил взаимообмен генами, что четко отражено в современных геномах. Большая часть скрещиваний имела место давно, до пика последнего ледникового максимума 20 000 лет назад. После окончания ледникового периода время от времени гены лошади Пржевальского все еще «попадали» в геном предков домашней лошади, в том числе и после ее одомашнивания. Значительно позже, в начале XII века направление потока генов меняется: от домашней лошади к лошади Пржевальского. Этот последний случай «вливания» генов домашней лошади в геном лошади Пржевальского соответствует началу разведения и содержания в неволе лошадей Пржевальского.

У этих двух популяций лошадей поистине удивительная способность к межвидовому скрещиванию. Они значительно отличаются друг от друга – и морфологически, и генетически – и потому считаются двумя отдельными видами. Более того, у этих животных разное число хромосом, что часто рассматривается как непреодолимое препятствие для скрещивания. У домашних лошадей 64 хромосомы (32 пары), а у лошадей Пржевальского – 66 (33 пары). При формировании яйцеклеток и сперматозоидов у млекопитающих эти клетки получают половину набора хромосом, имеющегося в остальных клетках организма. При оплодотворении генетический материал яйцеклетки и сперматозоида объединяется, и снова создается полный набор хромосом. Каждая хромосома яйцеклетки должна образовать пару с соответствующей хромосомой сперматозоида, прежде чем оплодотворенная яйцеклетка сможет начать делиться и формировать эмбрион. При спаривании домашней лошади с лошадью Пржевальского в оплодотворенном яйце будет один набор из тридцати двух хромосом и один набор – из тридцати трех. Но каким-то образом (даже генетики до конца не понимают как) хромосомы все-таки находят себе пары, поскольку в противном случае рождение жизнеспособного потомства было бы невозможно. А следы скрещивания в геномах современных домашних лошадей и лошадей Пржевальского демонстрируют, что в результате такого спаривания не просто рождались жизнеспособные жеребята, но они были способны к производству потомства.

Несомненно, всем известны межвидовые гибриды лошадиных рода Equus. Например, лошак – гибрид жеребца и ослицы. А мул, наоборот, – кобылы и осла. Несмотря на то что и лошаки, и мулы обычно бесплодны, иногда они могут давать потомство. Это также довольно удивительно, если учесть, что у ослов тридцать одна пара хромосом, а у лошадей – тридцать две. Но в геномах различных видов лошадиных найдены следы и более невероятных случаев скрещивания: между сомалийским диким ослом (тридцать одна пара хромосом) и зеброй Греви (двадцать три пары хромосом). Подобные случаи ставят под сомнение сложившиеся научные взгляды на некоторые биологические процессы. Границы между видами, оказывается, гораздо более проницаемы, чем принято было считать до появления геномики. Получается, что даже различие в числе хромосом не может служить настоящим препятствием к успешному размножению, как полагали ученые.

Помимо поиска ответа на вопросы относительно межвидового скрещивания, генетика позволяет проследить изменение размеров древних популяций животных с течением времени. Популяции предка домашней лошади, Equus Ferus, и предка лошади Пржевальского значительно сократились в конце плейстоцена и начале голоцена, приблизительно 10 000-20 000 лет назад. Численность животных продолжала сокращаться до самого момента одомашнивания, примерно 5000 лет назад. После этого домашней лошади, Equus caballus, было гарантировано счастливое будущее. Однако в то время как популяции домашних лошадей непрерывно росли и распространялись по миру, их дикие собратья оказались под угрозой исчезновения.

Близкий дикий родственник домашней лошади, Equus ferus, также известный как тарпан, – с характерной песочно-серой окраской шерсти, светлым брюхом, черными ногами и короткой гривой – окончательно вымер в 1909 году. Численность лошади Пржевальского также стремительно сокращалась. Эти редкие и очень робкие лошади были впервые замечены русским исследователем Николаем Михайловичем Пржевальским во время путешествия в среднеазиатскую степь в 1879 году. К тому времени популяция этого вида уже сократилась, и лишь немногочисленные стада лошадей Пржевальского паслись в степях Монголии и Внутренней Монголии. Перед отъездом на родину Пржевальский получил в подарок шкуру и череп застреленной лошади этого вида, которые он, как и положено, отвез в Санкт-Петербург. В столице останки исследовал зоолог И. С. Поляков, который в 1881 году опубликовал описание необычной лошади. Поляков определил, что останки монгольского животного достаточно отличаются от домашней лошади, чтобы наука признала его новым видом, и назвал этот вид монгольских диких лошадей в честь открывшего их русского ученого. Лошадьми Пржевальского моментально заинтересовались коллекционеры, в Монголию снаряжались многочисленные экспедиции для отлова особей для зоопарков, что привело к еще большему сокращению популяции. Последней пойманной лошадью Пржевальского была кобыла по кличке Орлица, которая попала в неволю еще жеребенком. В дикой природе этот вид встречался все реже и реже. Иногда признание нового вида сильно вредит этому самому виду. Экспедиции для пополнения коллекций зоопарка неизбежно привели к гибели определенной части животных и рассеиванию популяции.

Последний раз лошадь Пржевальского видели в 1969 году в Джунгарии, на юго-западе Монголии. Вид вымер в дикой природе, но сохранился в зоопарках, причем достаточно долго, чтобы дать потомство. В 1980-1990-х годах была сделана попытка вернуть лошадей Пржевальского в дикую природу, используя потомков всего четырнадцати особей, включая Орлицу. Эксперимент увенчался успехом. В 1960–1996 годах лошадь Пржевальского считалась «вымершей в дикой природе», но к 2008 году она снова вернулась к жизни, пусть это было и небольшое число особей, «находящихся на грани полного исчезновения». С тех пор численность вида несколько увеличилась: в 2011 году он перешел в категорию просто «вымирающих видов», что означает, что на воле живут не менее пятидесяти взрослых особей.

По оценкам, сегодня несколько сотен лошадей Пржевальского обитают на воле. Небольшой размер популяции означает, что вид все еще уязвим для разных неблагоприятных факторов, таких как болезни и суровые зимы, но люди помогают ему выживать. В заповеднике Каламайли в китайском Синьцзяне, где лошадь Пржевальского была выпущена на волю в 2001 году, каждую зиму животных собирают в загон, чтобы давать им дополнительный корм и защищать от конкуренции с домашними лошадьми. К 2014 году только в одной этой группе выпущенных в дикую природу лошадей Пржевальского насчитывалось 124 особи – ее признали самым успешным опытом реинтродукции в Китае.

Популяция лошадей, живущих в неволе, также достаточно велика – 1800 особей в зоопарках мира – и продолжает расти. Реинтродукция в основном проводилась на территории Китая и Монголии, в регионе, где в последний раз видели диких особей вида до вымирания. Помимо этого, лошадей Пржевальского выпускали на волю в заповедниках и национальных парках Узбекистана, Украины, Венгрии и Франции.

История этих диких лошадей – альтернативный вариант развития их одомашненных родственников, Equus caballus. Что бы произошло, если бы и этот вид никогда не был приручен? Несомненно, история человечества приняла бы совершенно другой оборот, но по-иному бы сложилась и судьба самих животных. Для наших предков, охотников-собирателей времен палеолита, лошади служили важным источником мяса, и конечно же, они бы полностью были истреблены древними охотниками, если бы человек не обнаружил, что лошадь может оказаться полезной и в другом: перевозить ездоков через бескрайнюю степь и носить рыцарей в бою, тянуть повозки, кареты и лафеты или демонстрировать статус и престиж определенных слоев общества. Реинтродукция лошадей Пржевальского в дикую природу – настоящая история успеха – победа участников этого проекта, – но мировая популяция этих лошадей, живущих как на воле, так и в неволе, не превышает пары тысяч особей. Для сравнения численность домашних лошадей на планете доходит до 60 миллионов. Есть опасения относительно сокращения генетического разнообразия лошадей, а также исчезновения определенных пород, но судьба вида Equus caballus гораздо легче, чем судьба его диких собратьев.

 

Леопардовые пятна и лошадиные лица

Вероятно, вопрос происхождения домашнего вида, рассматриваемого в данной главе, представляется вам уже решенным. Тем не менее, несмотря на то что ранние археологические свидетельства однозначно указывают на зону причерноморских и прикаспийских степей, это не означает, что все современные лошади происходят из единственного источника. Вполне вероятно, что существовали и более поздние самостоятельные центры доместикации. В конце концов, в Евразии лошади обитали на большой территории, и существовало множество других мест, где лошади и люди тысячи лет были соседями. В рамках мультирегиональной модели предполагается, что отдельные табуны лошадей позднее слились в одну разношерстную популяцию домашних лошадей, по-прежнему отражавшую их региональные различия и разные источники происхождения. Как и в случае с собаками, очевидное многообразие современных пород лошадей может указывать на несколько изолированных центров одомашнивания. В частности, в прошлом эта идея подкреплялась сходством, отмечаемым между некоторыми домашними породами и местными дикими пони. Изучение морфологических характеристик – формы и размера костей – позволяет установить значительное сходство между эксмурским пони, пони потток из Страны Басков и вымершим тарпаном. Некоторые также утверждают, что волшебно красивые полудикие лошади камаргу – прямые потомки древних истинно диких лошадей солютре, увековеченных в наскальных рисунках ледникового периода. Однако гены указывают на другое развитие событий – гораздо более удивительное.

В 2001 году была опубликована часть исследования, основанная на анализе специфического участка митохондриальной ДНК из образцов, полученных от тридцати семи разных лошадей – оказалось, что этот участок ДНК отличался поразительной вариабельностью. Но что отражала эта вариабельность: эти линии отдалились друг от друга до или после одомашнивания? Если до, то можно говорить о нескольких источниках происхождения современной лошади. Если после, то источник происхождения только один. В поисках ответа на этот вопрос ученые проанализировали митохондриальную ДНК осла, отличающуюся от ДНК лошади на 16 %. Они предположили, что разделение ослов и лошадей на два отдельных вида произошло в период от четырех (согласно оценке по данным генетических исследований) до двух миллионов лет назад (на основании данных палеонтологической летописи). Так ученые получили своего рода калибровочную кривую: можно ожидать, что за 1 миллион лет различия в нуклеотидной последовательности составят от 4 % (при условии разделения на виды 4 миллиона лет назад) до 8 % (если эти виды сформировались всего 2 миллиона лет назад). Далее эту скорость изменения применили к митохондриальной ДНК современных лошадей, различия в которой составляют 2,6 %. По подсчетам получалось, что дивергенция линий современных лошадей происходила в период между 630 000 и 320 000 лет назад. Даже если взять нижний порог, то генетическое разнообразие должно было сформироваться задолго до одомашнивания лошади, произошедшего около 6000 лет назад. Генетики предположили, что диких лошадей люди отлавливали на обширной территории и употребляли их мясо в пищу, а также использовали животных в качестве транспорта. Затем, по мере исчезновения диких популяций, домашние лошади приобрели большее значение и их скрещивали, результатом чего и стало генетическое разнообразие современных лошадей. Ученые сравнили истории одомашнивания лошадей, собак, коров, овец и коз. Прежде всего остальные виды были одомашнены человеком значительно раньше (этот факт до сих пор не был опровергнут) и имели ограниченный источник происхождения, из которого впоследствии распространились. А вот одомашнивание лошади, по всей вероятности, происходило множество раз, и во многих случаях речь шла именно о распространении идеи одомашнивания лошадей, а не о расселении самих животных.

Но это все история кобыл. А что насчет жеребцов? Оказывается, что с ними все совершенно иначе. Антрополог Дэвид Энтони в отношении лошадей употребляет термин «генетическая шизофрения». Наследуемая по материнской линии митохондриальная ДНК этих животных дает основания полагать, что в родословной современных домашних лошадей было множество различных диких кобыл. Генетическое разнообразие митохондриальной ДНК лошадей очень высоко – и крайне необычно по сравнению с другими одомашненными видами. При этом наследуемая по мужской линии Y-хромосома хранит информацию о весьма ограниченном числе диких предков-жеребцов.

Несоответствие данных, полученных при анализе митохондриальной ДНК и Y-хромосом, может быть – в определенной степени – объяснено естественными особенностями размножения лошадей. Лошади Пржевальского, как и цимаррон, владеют гаремами самок. По всей видимости, это естественное состояние лошадиного сообщества: оно признает полигинию (многоженство) – один доминантный жеребец стоит во главе табуна, состоящего из кобыл и жеребят. Молодые самцы покидают табун и несколько лет живут холостяцкой группой, пока не соберут свой собственный гарем: либо украв кобыл у других жеребцов, либо отбив у них целый табун. Таким образом, генетика современных лошадей может отражать особенности социального и репродуктивного поведения, естественного для этих животных.

Однако этого недостаточно для объяснения такого резкого контраста между характером изменчивости, наблюдаемой в линиях митохондриальной ДНК и Y-хромосомах. Можно сказать, он однозначно указывает на то, что человек чаще одомашнивал кобыл, чем жеребцов. Мне это предположение кажется более разумным. Жеребцы от природы обладают вздорным характером, они своенравны и даже опасны. Вероятно, было непросто найти самца дикой лошади, который не впадал бы в ярость, не пытался бы вас сбросить или лягнуть копытом в голову. Кобылы по природе более послушны. Если вы пастух и хотите отловить и приручить дикую лошадь, то у вас гораздо больше шансов на успех, если вы поймаете самку. Неудивительно поэтому, что исторически люди отловили и одомашнили большее число кобыл, чем жеребцов. Но, хоть самок приручить было и легче, все-таки для разведения нужен был хотя бы один самец. Такова уж биология.

Однако при изучении ДНК современных лошадей легко понять, что некие части мозаики отсутствуют. Нам неизвестно, где и когда конкретные линии включались в стада одомашненных лошадей, не знаем мы и того, какая доля разнообразия была со временем утрачена. Древняя ДНК, полученная из костных останков, позволяет узнать некоторые подробности истории. К концу ледникового периода на территории, протянувшейся от Аляски до Пиренеев, обитала большая, генетически связанная популяция лошадей. Примерно 10 000 лет назад американские лошади вымерли, а популяция животных в евразийских степях оказалась отрезана от сородичей на Иберийском полуострове. Последние генетические исследования также демонстрируют, что со временем было утрачено генетическое разнообразие Y-хромосомы, поэтому создается ложное впечатление, что за всю историю были одомашнены буквально несколько жеребцов.

Древняя и современная ДНК лошадей подтверждает, что одомашнивание началось на западе евразийской степной зоны в медном веке, но также демонстрирует, что по мере расселения домашних лошадей по Европе и Азии наследуемая по материнской линии митохондриальная ДНК диких лошадей многократно попадает в стада домашних животных. В железном веке, а затем и в Средние века люди отлавливали и одомашнивали больше диких кобыл, «добавляя» их гены в популяции уже одомашненных лошадей.

Так, митохондриальные ДНК, обнаруженные у нескольких линий древних, еще не прирученных иберийских лошадей – отделенных от остальных популяций Европы Пиренеями, – попали в геном домашних животных и до сих пор присутствуют у некоторых иберийских пород, например у марисменьо, лузитанских лошадей и тяжелоупряжных лошадей. И именно испанцы снова привезли этих лошадей в Южную Америку. Неудивительно, что у южноамериканских пород, таких как аргентинская креольская и пуэрто-риканская Пасо Фино, в геноме имеются фрагменты ДНК древних лошадей Иберийского полуострова. Но те же генетические «черты» были обнаружены и у некоторых французских и арабских лошадей, что, возможно, отражает торговые связи Иберии и Франции и близкие отношения Испании с Северной Африкой. А вот в Китае большая часть линий митохондриальных ДНК указывает на то, что домашние лошади попали в Восточную Азию с запада, а потом дополнились линиями из местных диких популяций.

В свете новых данных картина кардинальным образом изменилась: вместо множественных отдельных центров одомашнивания ученые склоняются к тому, что родина домашней лошади – в степях, откуда она распространилась в другие регионы; при этом в стада домашних лошадей в течение всей истории регулярно попадали кобылы из диких табунов. Получается, что дело не только в распространении новой технологии и идеи одомашнивания – расселялись по планете и сами лошади.

Как и в случае с другими одомашненными видами, на этом история лошадей не останавливается. Селективное разведение способствовало развитию определенных признаков и подавлению других. Как и собаки, коровы и куры, лошади последние два столетия подвергаются строгому искусственному отбору со стороны селекционеров, результатом которого и стало разнообразие известных нам сегодня пород. Но селекция происходила и в далеком прошлом. Невысоких лошадей, быстрых и ловких, обычно запрягали в легкие колесницы – изобретение бронзового века, в то время как скифы в железном веке разводили более крупных животных, отбирая некоторых особей за их силу, а других – за быстроту бега. Кони средней массы хорошо подходили для военного дела – тянули повозки, а позже и орудия. К Средневековью тягловые лошади превратились в крупных животных: их вес доходил до 900 кг.

Некоторые признаки, присутствующие у современных пород, когда-то уже существовали у древних лошадей. Взять к примеру животных, скачущих по стенам пещеры Ласко, – возможно, их коричнево-черная масть – естественная. С другой стороны, считается, что пятнистость лошадей из пещеры Пеш-Мерль – выдумка художника, вероятно символической или даже психоделической природы, поскольку абстрактные пятна продолжаются и за пределами контура животного, на фоне. Однако пятнистая окраска лошадей из Пеш-Мерль очень близко напоминает «леопардовый» рисунок некоторых современных пород, таких как Кнабструппер, Аппалуза и Норикер. Генетическая основа таких «леопардовых пятен» хорошо известна – за подобный окрас отвечает особый вариант, или аллель, гена LP (leopard complex, LP), в 1-й хромосоме лошади. Генетики исследовали ДНК тридцати одной разновидности неприрученных древних лошадей из Европы и Азии с целью попробовать проследить этот вариант гена. Аллель гена LP не встречался ни у одной из азиатских лошадей, зато присутствовал у четырех из десяти проанализированных европейских пород. И хотя при изучении лошадей из пещеры Пеш-Мерль, несомненно, стоит сделать поправку на фантазию художника – слишком уж у этих животных маленькие головы и длинные и тонкие ноги, – но пятнистый окрас вполне мог быть срисован с реальных лошадей ледникового периода, что называется, написан с натуры. Помимо прочего, именно такая масть, по всей видимости, была особенно по душе первым селекционерам лошадей: ген LP встречается, например, у шести из десяти лошадей из археологического памятника времен бронзового века на западе Турции.

Ученые предположили, что якутские лошади, обитающие на севере Сибири, могли скрещиваться с местными дикими лошадьми, благодаря чему приобрели важнейшие физиологические и анатомические характеристики, позволяющие этим животным выживать в условиях субарктического климата. Это очень компактные лошадки, с короткими ногами и очень мохнатой шерстью. Однако, как ни любопытно, генетические исследования не выявили связи между современными и древними якутскими лошадьми. Современные разновидности появились в Якутии в XIII веке и удивительно быстро приспособились к суровому климату. Такие быстрые изменения в генах, отвечающих за рост шерстяного покрова, метаболизм и сужение кровеносных сосудов (для уменьшения теплопотери с поверхности тела), были залогом выживания этих лошадей. Если рассматривать домашних лошадей в целом, то другие гены, «сохранившие» свидетельства действия положительного отбора в прошлом, похоже, связаны с изменениями скелета, системы кровообращения, мозга и – поведения.

Есть целый ряд интереснейших особенностей поведения лошадей, о которых владельцы лошадей могли знать или, по крайней мере, догадываться уже давно и природу которых наука только начинает открывать. Имеющиеся данные указывают на то, что кошки и собаки способны понимать человеческие эмоции, выражаемые как вербальным, так и невербальным способом. Собаки, например, имеют представление о том, как выглядит лицо счастливого человека. Известно, что и лошади могут принимать разные выражения «лица», а также распознавать эмоции на «лицах» своих собратьев. В рамках недавнего исследования лошадям показывали фотографии людей со злыми, хмурыми и счастливыми лицами. Частота сердцебиения животных увеличивалась, когда они смотрели на злые лица, по сравнению с улыбающимися. Если это означает, что лошади умеют считывать эмоции человека, то этому есть ряд объяснений. Возможно, благодаря своей способности распознавать эмоции других лошадей по их мордам после одомашнивания лошади начали применять ту же самую тактику по отношению к людям. А может быть, эта способность развивается индивидуально у каждой лошади в течение жизни животного, которое учится понимать настроение человека по другим элементам его поведения, связывая, таким образом, например, злобное лицо с выражением злости. Эта особенность, вероятно, вызвана природной предрасположенностью лошадей к интерпретации эмоций по внешним признакам, которую современные лошади унаследовали от своих диких предков.

Еще одно недавнее, тщательно спланированное исследование продемонстрировало, что лошади не просто интерпретируют поведение человека, но и пытаются влиять на него: некоторые выразительные движения лошадей действительно выглядят как средство осознанной коммуникации. Так, в ходе эксперимента было замечено, что лошади вытягивали шею, указывая головой на ведро с кормом, который они хотели съесть, но не могли до него дотянуться. Тогда животные смотрели на человека – участника эксперимента, – потом «указывали» на ведро и снова переносили взгляд на человека. При этом, как только человек уходил, животные прекращали «жестикулировать». А если человек приближался, то они «жестикулировали» быстрее. Помимо этого, лошади кивали и мотали головой, чтобы привлечь внимание. Это дает основания предполагать, что лошади не просто стремятся к общению, но признают в людях возможных «собеседников». Маловероятно, что эти способности развились у животных за те несколько тысяч лет, что прошли с момента их одомашнивания, но при этом также трудно представить, чтобы они были врожденными. Скорее всего, у лошадей имеется предрасположенность к обучению такому типу поведения в процессе общения с другими представителями своего вида – а с некоторых пор еще и с людьми – в своем социальном кругу. Получается, речь идет не о врожденном поведении, а о врожденной склонности к развитию определенного типа поведения. Будучи от природы общительными, как и собаки, лошади естественным образом объединяются с другими социальными существами. Еще в медном веке в причерноморских и прикаспийских степях лошади стали верными союзниками охотников-собирателей, которые и стали первыми наездниками. Вскоре лошади стали постоянными спутниками людей, но перевозили они не только всадников. История следующего прирученного человеком вида, который мы рассмотрим, началась в седельных сумках путешественников, двигавшихся через степи по будущему Великому шелковому пути. Сумки эти были набиты плодами, призванными утолить голод в долгой дороге, – яблоками.