В День святого Валентина Бет проснулась под шум бушующей за окнами метели, засыпавшей все вокруг толстым слоем снега. Она разбудила Тома, призывая его полюбоваться этой фантастической картиной вместе с ней, а затем, лежа обнаженными, они обменялись подарками к Дню святого Валентина. И пусть Том не вручил ей своего настоящего, как он называл его, подарка, Бет ни на что не променяла бы ни одной минуты этого невероятного утра.

Бет поняла, что не страсть творит чудеса, давая возможность паре вновь обрести утерянную близость, а волшебное осознание того, что тебя любят. И что ты любишь… В отупляющей обыденности повседневной жизни это понимание постепенно теряется, а здесь, в этом благословенном приюте, предусмотрено все, чтобы любящие увидели и почувствовали друг друга, не отвлекаясь на каждодневную суету. Бет наконец догадалась, почему посещение суперклуба оказало столь глубокое воздействие на двух ее пациентов. Она не только сделает запись об этом открытии в своем журнале идей, но и посоветует кое-кому из своих пациентов, а также знакомых нанести сюда визит.

Теперь Бет чувствовала себя любимой. Всю прошедшую ночь. Никто и никогда еще не любил ее так. Близость с Томом открыла Бет глаза и на ее истинные чувства к нему.

К тому времени, когда они направились в фойе для встречи с собиравшимся брать у них интервью Байроном Торном, Бет поняла, что возникшее у нее незнакомое ощущение, усиливающееся при каждом взгляде на Тома, означало, что ее чувства к нему обрели такую глубину, какой она себе не могла и представить.

К ее изумлению, осознание этого не испугало ее. Удивило, да. Она всегда гордилась своей самоуверенностью, тогда как, похоже, она обладала исключительной способностью к самоотречению. И еще она испытывала приятное возбуждение. И если это возбуждение являлось неотъемлемой частью длительных отношений, то она, определенно, долгое время лишала себя чего-то невероятного.

Страха она больше не испытывала. Осознание глубины своих чувств к Тому лишь заставляло ее волноваться, окажется ли она действительно способной связать себя обязательствами. Уверена ли она, что способна связать себя обязательствами с ним, когда она так долго лгала себе самой? Ответа у Бет не было, но она размышляла над этим вопросом, сидя в ресторане за столиком у окна, выходящего в фойе, и наблюдая за беседующим с фотожурналистом Томом.

— Твоя очередь, Бет, — неожиданно раздался голос Тома, и, подняв глаза, она обнаружила его сидящим за столом напротив себя.

Бет была так занята своими мыслями, что, даже не спуская с Тома глаз, совершенно не заметила, как он покинул фотожурналиста.

— Как все прошло? — Она заставила себя произнести это спокойно.

— Он мне понравился. Он не задавал бестактных вопросов, поэтому, думаю, волноваться об умышленных искажениях не следует. И все же я попросил его прислать нам статью, прежде чем она пойдет в печать. На всякий случай.

— Он не возражал?

— Нет, он даже предложил прислать нам копии всех сделанных им фотографий в качестве компенсации за потраченное на него время.

— Прекрасно. — Бет для поддержания сил сделала последний глоток кофе и встала.

— Кстати о прекрасном. — Том схватил ее за руку прежде, чем она успела уйти. — Я сказал много хорошего о тебе.

Его дыхание, словно порыв знойного ветра, обдало ей ладонь, напомнив, что под юбкой и колготками на ней надет пояс целомудрия. И прошлой ночью этот пояс определенно сослужил добрую службу. Пусть они с Томом и не занимались любовью, но они наполнили новым содержанием понятие предварительных любовных игр. Блеск в глазах Тома свидетельствовал, что он по-прежнему находится под впечатлением, и, к своему крайнему смущению, Бет почувствовала, как румянец заливает ее щеки.

— Я тоже скажу о тебе много хорошего.

К сожалению, Бет не нашла желанной безопасности в интервью с Байроном Торном. Хотя она и согласилась с оценкой Тома — Байрон оказался профессионалом, с ним было легко говорить, — их беседа представляла опасность для душевного покоя Бет.

Том, по-видимому, посвятил журналиста во все сложности их отношений, и Байрона Торна весьма интересовало, как суперклуб и провозглашенная его администрацией способность вдохнуть романтику в любые отношения помогла Бет осуществить переход от дружбы к роману с Томом.

Ей не осталось ничего иного, как честно отвечать и надеяться, что в своей статье он подвергнет цензуре кое-какие из допущенных ею вольностей.

— Здесь трудно не думать о романтике. Это невероятное место. Создается впечатление, что действительность перестает существовать, и на первый план выходит желание быть вместе и любить.

— Что именно создает у вас такое впечатление?

Бет усмехнулась.

— Все. Вы внимательно рассмотрели праздничное убранство к Дню святого Валентина?

Байрон покачал головой, и Бет, вскочив на ноги, жестом пригласила его последовать за собой к декоративной композиции из растений.

— Присмотритесь, — предложила она.

Байрон Торн последовал ее совету, и Бет удовлетворенно кивнула, заметив, как его брови поползли вверх.

— Именно об этом я и говорю. Чувственность и романтика здесь повсюду. Думаю, суперклуб и его персонал проделали огромную работу, чтобы влиять на чувства своих постояльцев блюдами в ресторане, обстановкой, романтическими номерами — всем. Даже телевизионными программами. Здесь я не могу не думать о романтике и сексе.

— Отлично сказано. — Байрон улыбнулся. — Итак, Бет Джонсон, не кажется ли вам, что суперклуб помог вам обрести любовь?

Вот это вопрос!

Любовь… А как иначе можно назвать то, что она сейчас испытывает? Том оказался достаточно умен, чтобы своими действиями заставить ее осознать то, чего сама она не смогла увидеть. И он так любит ее, что готов ждать, пока она сама не разберется со своими проблемами.

— Учитывая, с каким восхитительным мужчиной я приехала сюда, я едва ли могла не влюбиться.

Байрон просиял.

— Можно мне будет процитировать вас?

Бет бросила взгляд в сторону ресторана, заметила Тома, листающего газету — несомненно, в поисках раздела новостей бизнеса, — и ощутила, как тело ее наполняется теплом…

— Да.

Байрон сновал по фойе, передвигая мебель в попытке создать обстановку, призванную отразить полную очарования атмосферу этого места. Он усадил Бет и Тома на пол между декоративной композицией из растений и камином, и Бет заинтересовало, попадут ли в кадр эротические статуэтки.

— Отлично, улыбайтесь, — проинструктировал их Байрон. — Давайте, неплохо бы вам выглядеть повеселее для вашей первой фотографии в День святого Валентина в качестве официально провозглашенной пары.

Официально провозглашенной пары? А если их первая фотография в этом качестве окажется и последней? Если даже с помощью Тома ей не удастся усвоить, что значит брать на себя обязательства? Ведь, в конце концов, ее отец так этого и не усвоил?

Но сможет ли она оставаться спокойной, зная, что другая женщина фотографируется с Томом в День святого Валентина, просыпается рядом с ним каждое утро, делит с ним радости и невзгоды, отдает ему свою любовь и даже рожает от него детей? Сможет ли она довольствоваться ролью доброй тетушки Бет, зная, что у нее могло быть все это, если бы только она оказалась более уверенной в себе и доверилась Тому?

Нет, нет, нет!

Она не сделает выбора, сделанного ее отцом. Она справится с этой проблемой с помощью Тома, ибо не хочет будущего без него, не хочет даже думать, каким пустым оно окажется.