Время тянулось, как старая жеваная-пережеваная жвачка. Изабелла томилась и тосковала. Патрик звонил лишь один раз, когда прилетел в Париж. Сообщил, что дела призывают его на юг, и опять предупредил, что с телефонной связью могут быть проблемы.

– Я люблю тебя, Белль, красавица моя. Мне ужасно трудно не бросить все и не кинуться к тебе, но…

– Oui, mon amour, – ответила Изабелла с великолепным французским прононсом, которым чрезвычайно гордилась. И немудрено, ведь она потратила почти три часа с электронным тренажером, чтобы добиться правильного произношения.

– О! Ты делаешь успехи, ma belle, я впечатлен. Я послал тебе кое-какие пустячки, чтобы скрасить ожидание. Надеюсь…

– Патрик! Ну зачем ты? – воскликнула она.

– Дорогая, поверь, мне это доставило громадное удовольствие. О, как бы мне хотелось, чтобы ты была рядом. Париж сейчас удивительно хорош… – Он вздохнул, представляя себе прогулку по набережной в ее обществе. – Но ничего, он всегда недурен.

– Мне тоже хочется быть с тобой. Неважно где, лишь бы с тобой! – чуть задыхаясь от переполнявших ее эмоций, ответила Изабелла. – Я люблю тебя, mon amour.

– Я тоже, любимая. До свидания, Белль, до скорого свидания.

– Au revoir, mon amour, – сказала она, вызвав очередной залп похвал со стороны своего возлюбленного.

И с того момента, как она повесила трубку, больше ничего.

На четвертый день невыносимого, нестерпимого, изматывающего ожидания у телефона ей уже хотелось выть в голос.

И она решилась позвонить Натали, надеясь услышать радостный голосок своего маленького любимца.

– Морган? О, привет, Морган, как поживаешь?

– Да так себе, – ответила Изабелла. – Как ты? Что Бобби? Здоров ли? Что он в последнее время натворил забавного?

– Боб у мамы. Здоров. По крайней мере, был вчера, когда я с ними разговаривала. Что-то ты невеселая, Морган.

– Да нет, нормальная, – все тем же тусклым, невыразительным тоном проговорила она.

– Как твой новый друг? – с интересом спросила Натали.

– Спасибо, все в порядке. Он в командировке.

– А-а, ясно. Слушай, мы давно не виделись, почему бы нам не встретиться? Я как раз сегодня собиралась сама тебе звонить. Мне надо поговорить с тобой.

– Давай, если надо.

– Где?

– А где ты хочешь?

– Да мне в общем-то все равно. Давай в какой-нибудь тихий ресторанчик зайдем, без музыки и всяких приставал. Где нам никто не будет мешать.

– В тихом? Тогда «Итальянский дворик» на углу Двадцать пятой и Рузвельт-стрит. Идет?

– Вполне. В семь.

– В семь.

За пять минут до назначенного времени Изабелла вошла в небольшой полутемный зал, в котором стояло не больше десятка столиков, и прошла к тому, что заказала заранее. Впрочем, нужды в том не было – еще четыре были свободны. Да, здесь они вполне смогут поговорить без помех. Хотя о чем говорить?

Впрочем, в теме беседы сомнений не возникало. Наверняка у Натали очередное новое увлечение, и ей необходимо срочно излить душу.

Официант принес большой глиняный кувшин с красным вином и стаканы, наполнил один, положил меню.

Изабелла заставила себя улыбнуться и кивнуть в знак благодарности. Она неторопливо потягивала ароматный напиток и перебирала в памяти драгоценные воспоминания своей короткой, но такой пылкой любовной истории, что даже не заметила, как прошло больше четверти часа.

– Морган, привет! – ворвался в ее мысли энергичный голос Натали Стокер. – О чем мечтаешь?

– Ни о чем, – отозвалась она. – Привет, Нат. Как дела? От Бобби что-нибудь слышала?

– Ой да в порядке твой ненаглядный Бобби. Тебе, видно, уже пора своих заводить. Только о детях и думаешь.

– Может, и пора, – ответила Изабелла, не желая спорить. – Садись. Вина выпьешь? Неплохое. Что будем заказывать?

– Мне что-нибудь легкое и диетическое.

– Натали, мы в итальянском ресторане. Что, по твоему мнению, в итальянской кухне есть легкого или диетического? Ладно. Я возьму пиццу, а ты уж думай сама, – немного раздраженно заметила она.

– Ну ладно-ладно, не ворчи, – тут же отступила «подружка», ощутив ее настрой. – Закажи большую, поделим пополам, идет?

– Идет.

– Слушай, ты какая-то не такая сегодня, – заглядывая ей в лицо, сказала Натали. – У тебя что-то случилось? Или на любовном фронте неприятности?

– Нет, просто устала немного. Работы в последнее время было выше головы. А в остальном у меня все отлично.

– Да? Ты уверена?

Изабелла внимательно посмотрела на нее.

– Не понимаю. Что значит, уверена ли я? Конечно, уверена. Кому же, как не мне, знать…

Натали хмыкнула. Качнула головой, снова хмыкнула.

– Как твой новый друг? Этот француз? Как его там?

– Его зовут Патрик Морро, – ледяным тоном ответила Изабелла. Высокомерные нотки в голосе Натали ей решительно не нравились. – Он прекрасно. Уехал на пару недель во Францию.

– Ага!

– Натали! Изволь объясниться, что означает твое «ага» и почему ты позволяешь себе так странно выражаться?

– Не злись, Морган, не злись. – Натали протянула руку и погладила ее по плечу. – Я же хочу тебе только хорошего. Самого хорошего. Ты веришь мне? Я же твоя лучшая подруга. Уже много лет. Мне нестерпима мысль о том, что тебе могут причинить боль, обмануть…

– Натали! – еще громче вскричала Изабелла, ощущая, как в глубине души зашевелилось что-то холодное и скользкое. – О чем ты говоришь, Натали?

Та отвернулась, вздохнула, снова взглянула на встревоженную собеседницу.

– Ты… я должна сказать тебе одну вещь, Морган. Не очень приятную. Надеюсь, ты не разозлишься на меня? Но я просто обязана…

Изабелле стало совсем нехорошо. Что? Что случилось? Почему она спрашивала про Патрика, про то, какие у них отношения? Нет, я не хочу ничего слышать! – мысленно воскликнула она. Ничего не желаю знать, кроме того, что он меня любит. Но вслух тяжело уронила:

– Говори.

– Я… я тут как-то с Ронни беседовала… – несвойственным ей нерешительным тоном начала Натали, – по поводу этого трастового счета… Ну вот, а потом… Не злись, Морган, я не могла иначе. Ну, в общем потом я подумала, что ты такая неопытная, в мужиках не разбираешься, кинулась в эту связь, позабыв обо всем на свете, да еще с таким сомнительным типом. Французишка какой-то, хм… И я решилась спросить про него у Рона. Тот все же с ним работал какое-то время и должен знать его.

Изабелла не прерывала подругу. Она смотрела на нее, широко раскрыв глаза, и ощущала только жуткий, парализующий страх. Сердце колотилось быстро-быстро, но, несмотря на это, по лицу растекался не румянец, а мертвенная бледность.

– Рон очень удивился, что ты связалась с ним. Не то чтобы этот твой Патрик – или как его там? – какой-то выдающийся негодяй, но Рон сказал… В общем он очень удивился, что ты связалась с женатым мужиком. И он предположил, что, может быть, тот намеренно умолчал о своем брачном статусе. Или забыл просто? – закончила Натали.

– Это Рон так сказал? – после тяжелого молчания наконец спросила Изабелла.

– Угу. – Натали многократно кивнула, подняла кувшин и наполнила оба их стакана. – Выпей, Морган, ты такая бледная. Выпей, не бойся, тебе на пользу пойдет.

– Это Рон так сказал? – машинально сделав несколько глотков, тупо повторила Изабелла. – Что он женат?

– Да, Рон. Прости, милая, может, мне не надо было тебе говорить? Может, ты знала и все равно решила… Ну, сама понимаешь. В конце концов, и правильно. Я тоже считаю, что ни к чему беречь девственность, как какое-то там необыкновенное сокровище. Лови момент, живи настоящим – это мой девиз. К чему отказывать себе в радостях секса? Ради чего? Ради какого-нибудь козла, который сам трахался, сколько его душе и члену было угодно, но искренне считал, что его избранница должна непременно хранить целомудрие? Чушь! Полная чушь и бред! – тарахтела Натали.

– Нет, – вдруг сказала Изабелла.

– Что – нет? – не поняла Натали.

– Нет, в том смысле, ты правильно сделала, что сказала.

– Ты не знала? – участливо спросила та.

Изабелла молча потрясла головой. По щекам ее уже текли слезы.

– О, милая, не надо, не расстраивайся так. Ну что ты? Разве эти мерзавцы стоят наших слез? – Натали подвинулась к ней, обняла, повернула к себе, заставила положить голову ей на плечо и, поглаживая мягкие каштановые волосы, продолжала утешать: – Поверь мне, ни один из них не заслуживает такого отношения. Просто ни один. Уж со сколькими я была знакома, и все подонки, все до единого. Да ты сама вспомни. Ну как Рон обошелся с тобой? И со мной? Тебе еще повезло, у тебя хоть ребенка не осталось, а я вынуждена тянуть одна такое ярмо. А тот, как его… не помню… Эдди, что ли? Да, точно! Говорил ведь слова красивые, завлекал, а потом что? Публично тебя опозорил, ко мне полез. Да нет, это просто порода такая подлая. И, возможно, не подлая, а просто слабая. Идут по жизни, следуя велениям не разума, а члена. Не заботясь о том, кому и какую боль причиняют, лишь бы сиюминутное удовлетворение получить. Поверь мне, Морган, бедняжка моя, не стоят они все ни единой твоей слезинки. А уж особенно эти чертовы лягушатники. Ф-фу… – Она даже передернулась, демонстрируя степень своего отвращения к этой нации.

– Да, ты права, – еле слышно прошептала Изабелла и с трудом высвободилась из ее объятий. – Извини, Нат, я… мне надо домой поехать. Есть еще кое-какие дела, которые надо сегодня закончить. Ты расплатись, я потом с тобой рассчитаюсь, хорошо?

Как она вышла на улицу, как добралась до дому, как поднялась к себе, как разделась – все это было покрыто густым туманом.

Проснулась Изабелла только в половине четвертого утра. Села на кровати, диким взглядом обвела спальню, потом себя – полностью одетую, и тут к ней вернулась память.

«В общем он очень удивился, что ты связалась с женатым мужиком».

«Потому что я не могу задать тебе очень важный вопрос, пока не закончу кое-какие дела дома».

«Идут по жизни, следуя велениям не разума, а члена. Не заботясь о том, кому и какую боль причиняют, лишь бы сиюминутное удовлетворение получить»…

О господи!

Нет!

Не может быть!

Он не такой! Не такой! Он не мог обмануть меня!

Не такой? Не мог? А какие же у него дела, без которых он не может сделать тебе предложения? Какие, если не развод?

Развод?! Да кто тебе, жалкой дуре, вообще сказал, что он намерен получить развод? Кто тебе сказал, что он намерен жениться на тебе? Он? Этот лгун?!

«У меня была одна связь. Ну, то, что можно считать связью. Мы прожили вместе четыре месяца. Разошлись спокойно, без скандалов. Поняли, что совсем не подходим друг другу. А остальное… Я живой мужчина, нормальный»…

– Заткнись! – заорала Изабелла, зажимая руками уши, но слова Патрика продолжали звучать, как бы она ни старалась заглушить их.

И она повалилась на кровать и завыла – громко, некрасиво, неизящно, как старая баба воет на похоронах. Потому что она и ощущала себя старой, даже древней, и присутствовала на похоронах, похоронах своей первой и последней любви. Да-да, последней, потому что больше никогда не сможет отдать свое сердце никакому мужчине. И не потому, что не поверит, нет. А потому, что сердца у нее не осталось. Разлетелось вдребезги, на крошечные осколки.

Вой, стоны, рыдания, вопли и проклятья наполняли маленькую квартирку на четвертом этаже в течение трех часов. А когда от вчерашней счастливой и влюбленной молодой женщины осталась лишь пустая оболочка, она поднялась, прошла в ванную, механически переставляя ноги, и встала под холодный душ. И стояла там, охлаждая воспаленную голову, долго-долго, пока не поняла, что источником странного звука является не что иное, как ее собственные лязгающие зубы.

Завернувшись в банное полотенце, подошла к зеркалу и долго смотрела на свое отражение критическим взглядом. А потом подняла руку и изо всех сил влепила себе пощечину.

– Кретинка! – сцепив зубы, с ненавистью прошептала она. Самонадеянная идиотка! С чего ты решила, что кто-то на тебя позарится? Настолько, что даже решит жениться? Да ты вспомни, двое даже не снизошли до того, чтобы в постель с тобой лечь. И после этого ты еще рассчитывала, что найдется идиот, который захочет жениться на той, с которой не каждый даже переспать готов?! Занимайся лучше своим делом, общайся с железным ящиком, а любовные утехи оставь настоящим женщинам. Занимайся делом, черт тебя подери!

Оставшееся до выхода из дома время она потратила на то, чтобы привести в порядок распухшее лицо, и небезуспешно. Ровно в девять тридцать в кабинет генерального менеджера по продажам вошла не та заплаканная и несчастная Изабелла, что глядела на нее из зеркала три часа назад, а строгая, деловая, безупречно одетая и накрашенная мисс Морган.

– Доброе утро, Линда, – бросила она. – Пожалуйста, кофе и сегодняшнее расписание мне на стол через пять минут. Телефонные звонки от некоего мистера Патрика Морро не принимайте. Меня нет. Никогда.

– Да, мисс Морган, – ответила перепуганная ее непривычным тоном секретарша. – Сделаю.

Усевшись за стол, Изабелла первым делом достала мобильный телефон, сменила сим-карту и разослала своим абонентам сообщение о смене номера. Отлично. Теперь оставалось еще одно дело. Вернее, два.

– Линда, будьте добры, позвоните в телефонную компанию и попросите, чтобы мне сменили номер домашнего телефона. Сегодня же.

– Но, мисс Морган, на это требуется…

– Линда. Сегодня же. Сколько бы это ни стоило. А еще, пожалуйста, позаботьтесь, чтобы у меня дома сменили замок на входной двери. Я доверяю вам. – Она порылась в сумочке и вытащила пятьсот долларов, снятых ею со счета по дороге на работу. – Ясно? Благодарю вас, Линда, это все.

Прошла неделя. Изабелла не работала и не жила, а функционировала. Эффективно и результативно, как хорошо отлаженный и смазанный механизм. Естественно, ведь утратив душу и сердце, она превратилась в машину. Анализирующую, вычисляющую, отдающую команды.

Робкий стук прервал ее сосредоточенное занятие.

– Да! Что там такое?

Миссис Брегг приоткрыла дверь ее кабинета на несколько дюймов и буквально просочилась внутрь.

– Линда? В чем дело?

– Мисс Морган, вы приказали не соединять вас с неким мистером Морро, – прошептала секретарша.

– Да. Не соединяйте. Что бы он ни говорил. Меня нет. Никогда, – подтвердила Изабелла, чуть сдвинув брови.

– Он в приемной. Я сказала, как вы и приказывали, что вас нет, но он… Мисс Морган, он угрожает силой ворваться в кабинет. Говорит, точно знает, что вы на месте. Что мне делать? Может, позвать полиц…

Изабелла стиснула зубы, нахмурилась, немного подумала.

– Нет, не надо полиции, Линда. Нам тут скандалы ни к чему. Пусть войдет.

Линда выскользнула обратно, а на ее месте появился Патрик и тут же плотно закрыл за собой дверь. Изабелла поднялась со своего кресла и окинула его холодным, ничего не выражающим взглядом.