Почему? Почему она прогнала меня? Ведь я не был ей противен, совершенно точно. Могу поклясться в этом. Она отдалась мне не потому, что изголодалась по сексу. Нет, была в ней та нежность, что появляется, только когда женщина любит. Так отчего же? Что изменилось за те несколько секунд, что она провела в ванной? Засмущалась своей страсти? Возможно, частично… Но дело не только в этом. Тогда в чем?.. Испугалась? Меня? Или… себя? Того, что может полюбить, и… Да! Она испугалась повторения истории с Эндрю Уорреном! О, подонок! Без сомнения, он виноват в том, что Оливия страшится любви. Потому что пережила столько боли, унижений, измен… Поэтому не может поверить мужчине. Не только мне, любому.

Он поплатится за это! Клянусь. Я пойду на все, чтобы рассчитаться с негодяем за изломанный характер, изувеченную, истерзанную душу моей Оливии. Моей?!

Дуэйн прервал внутренний монолог, длившийся уже вторые сутки, с того самого момента, как он вскочил в машину и, почти не разбирая дороги, помчался прочь, подальше от «Ранчо потерянных душ». Какое, кстати, подходящее название. Да, эта очаровательная женщина настоящая потерянная душа. И сделал ее такой мерзавец Эндрю Уоррен.

Мысли его потекли дальше.

Моей? Но если я хочу, чтобы она действительно стала моей, получить право снова и снова обнимать и целовать ее и заниматься с нею любовью, то просто обязан убедить ее в том, что Уоррен не правило, а исключение. И самый верный способ — это не становиться в позу обиженного, не отказываться от ее дела, как хотелось, впервые минуты, а довести его до справедливого завершения, отправив Уоррена за решетку, где ему, кстати, самое место.

Ни одно преступление не должно остаться безнаказанным, а на его счету минимум два. И оба — тяжкие. Он лишил одного человека жизни, другого — уверенности в себе. И если не представляется возможным покарать его за них, то надо найти третье. Уверен, это будет несложно. Стоит только порыться, и обязательно что-нибудь найдется — и третье, и четвертое, и даже, возможно, пятое. Такой уж он тип. Если Макс основательно покопается в его настоящем и прошлом, у меня наверняка появится возможность привлечь его к суду. Да, решено. Не знаю, удастся ли что-то сделать в отношении вдовы, но этому парню несдобровать.

Не долго думая, Дуэйн тут же позвонил Максу Максвеллу и назначил встречу в их обычном месте — в баре «Голубой поросенок» на углу Пятой и Макдауэлл. Только после этого он смог заставить себя сосредоточиться на текущих делах.

Оставшиеся до понедельника дни Оливия Брэдли провела в полу бредовом состоянии, постоянно возвращаясь мыслями к тому дню, когда Дуэйн приехал к ней, а она прогнала его.

Воспоминания об их неожиданной, непредвиденной, но от этого не менее, восхитительной близости преследовали ее и днем, и тем более, ночью, наполняя жаром страсти.

Но потом всегда возвращалось ясное сознание и охлаждало пыл. Она, Оливия Брэдли, повела себя как последняя потаскуха, кинулась на шею совершенно незнакомому мужчине, отдалась самозабвенно и абсолютно бесстыдно. О, какой позор! Что он мог о ней подумать? Кошмар!

Кроме этого, с не меньшей яростью и неотступностью ее терзали еще и мысли о Присцилле и Эндрю, вступивших в сговор и из своекорыстных и мстительных соображений беспощадно убивших ее отца.

Слава богу, хоть миссис Грейнджер не приставала с расспросами. Видно, что-то поняла и оставила несчастную молодую женщину в покое, обращаясь к ней лишь в случае крайней необходимости.

Вечером в воскресенье, бледная, с тенями под красными от бессонных ночей глазами Оливия оделась в строгий брючный костюм невыразительного серого цвета, села в машину и отбыла в аэропорт. Прилетев в Сиэтл, сняла номер в первом попавшемся отеле, провела еще одну ночь, ворочаясь с боку на бок, и утром вызвала такси, чтобы отправиться в юридическую фирму «Тренкс, Миллер и партнеры».

Миссис Сторк, — тот самый «дракон», что охранял покой господ адвокатов, — была на посту. Она приветствовала Оливию и провела прямо к кабинету мистера Картрайта, постучала, открыла дверь и отступила в сторону.

— Прошу вас, мисс Брэдли.

Оливия немного испуганно взглянула на нее, набрала полную грудь воздуха, медленно выпустила его и вошла.

Он поднялся из-за стола и, спокойно улыбаясь, двинулся ей навстречу.

— Доброе утро, Оливия. Рад, что вы приехали. Документы уже ждут. Их прислали из Нью-Йорка позавчера утром. Так что вам остается только поставить подпись, и по поводу ранчо можете больше не волноваться. Присаживайтесь. Не желаете кофе?

Оливия села в предложенное кресло и молча, покачала головой в знак отказа, не в состоянии глаз поднять от раздирающего ее стыда. Не произнося ни единого слова, она взяла протянутую Дуэйном ручку, пробежала глазами шесть листов бумаги и на каждом подставила свою подпись.

— Ну, вот теперь вы законная и полноправная владелица вашего ранчо. Поздравляю. Не могу не заметить, что схема покойного мистера Брэдли просто гениальна. Он сэкономил вам приличную сумму.

— Благодарю вас, мистер Картрайт, — еле слышно пробормотала она, по-прежнему отказываясь смотреть на него.

И не только от смущения и неловкости, а еще и потому, что звук его голоса разбудил живейшие воспоминания о тех кратких мгновениях, когда она была близка с ним. Оливия заново ощущала прикосновение его губ, его рук, почти чувствовала тяжесть его тела, накрывшего ее. Краска выступила на мертвенно-бледных щеках и поползла вниз, по шее, распространилась на грудь и растеклась по всему телу.

Господи, да что это со мной творится? — в ужасе думала она. Неужели я превратилась в сладострастную развратницу, готовую и желающую раздвинуть ноги в любую секунду, когда только меня попросят? Так ведь он даже и не просит, а я… О, Боже, помоги мне справиться с наваждением! — мысленно взмолилась Оливия, стыдясь своего вожделения.

— Это все? — собравшись с силами, спросила она довольно-таки твердым голосом.

— Почти, мисс Брэдли. Вы можете забрать документы, они ваши. И еще… Мне необходимо будет связаться с вами сегодня вечером, если не возражаете. — Картрайт заметил, что она вздрогнула, и добавил: — Если вы сообщите секретарю, где остановились, я пришлю курьера с кое-какими бумагами, которые прибудут позднее. Вам необходимо с ними ознакомиться.

— С какими?

— Касающимися завещания мистера Брэдли, — не вдаваясь в подробности, ответил адвокат. — В семь вечера вас устроит?

Оливия коротко кивнула, сунула в сумочку подписанные документы, пробормотала формальные слова благодарности и покинула кабинет, так ни разу, и не взглянув Дуэйну в глаза. Только оказавшись в коридоре, выдохнула давно сдерживаемый воздух и прислонилась к стене, чтобы не упасть. Прижала ледяные пальцы к пылающим щекам и постояла несколько мгновений, приходя в себя. И лишь после этого прошла к столу миссис Сторк, оставила свой адрес и спустилась вниз.

Город встретил ее невыносимой духотой. Раз уж придется оставаться тут еще на день, то надо чем-то заняться. Гулять не хотелось. Да и сил не было. Поэтому она поймала такси, заехала в книжный магазин, купила парочку триллеров и вернулась в отель.

Весь день Оливия то лежала на кровати, то отправлялась в душ, надеясь хоть немного остудить сжигающее ее пламя. Нечего и говорить о том, что обе книги валялись на покрывале, раскрытые в самом начале. Время от времени она брала одну из них в руки и смотрела на буквы, но не только не понимала, о чем идет речь, но даже не отличала одну от другой.

Он пришлет с бумагами курьера… курьера… Конечно, зачем бы ему самому беспокоиться? Преуспевающему адвокату не пристало бегать по отелям и встречаться с женщинами легкого поведения. Потому что он, безусловно, считает ее именно такой после их предпоследней встречи.

Оливия припомнила его мягкий голос, и по коже побежали мурашки. Он словно гладил ее своим голосом, и все тело откликалось на невесомую, но столь сексуальную ласку.

Все ясно, наконец-то на тридцать третьем году жизни выявилась моя истинная сущность, в отчаянии думала молодая женщина. Я сексуально озабоченная самка, и ничего больше. Стоит не только увидеть интересного мужчину, а даже услышать — и меня уже не остановить. Если бы я не ушла вовремя, то еще неизвестно, чем бы все кончилось. Может, снова кинулась бы ему на шею и начала расстегивать брюки, выпрашивая жаркого секса прямо на его огромном столе посреди деловых бумаг?

Она чувствовала себя, наверное, так же, как привязанная к позорному столбу продажная женщина, в которую гогочущая толпа швыряет камнями, — настолько горькими и болезненными были ее мысли.

Скорее бы уж пришел этот курьер… Ей не терпелось отправиться домой — теперь она могла называть ранчо домом с полным правом — и попытаться хоть на время забыть обо всех неприятностях, а главное, о нем, Дуэйне Картрайте. Потому что здесь, в этом городе, совсем рядом, сделать это невозможно. Ведь стоит только взять такси, и через четверть часа она окажется в центре, рядом с его офисом. Или еще проще, можно открыть телефонную книгу, найти букву К, разыскать фамилию Картрайт, набрать указанный номер и услышать его бархатистый баритон. О, как просто и как в то же время невообразимо сложно…

День медленно клонился к вечеру, и Оливия наконец-то очнулась от своих мучительных раздумий. Скоро, теперь уже скоро ей принесут документы, и она сможет уехать. Последний самолет сегодня отправляется в девять сорок, так что после ухода посыльного она вполне успеет еще раз принять душ, переодеться и приготовиться к отъезду. А сейчас надо заставить себя подняться и натянуть хоть бы брюки и футболку.

Уф… какая ужасная духота! Как это только люди живут в таком месте? — смутно подумала она. Впрочем, чего удивляться? Сама ведь всего два года назад жила так. Даже хуже. Нью-Йорк. — Большой человеческий муравейник. Брр… Люди непрестанно снуют туда-сюда, ни на секунду не замедляя темпа. Им некогда нормально, неторопливо поговорить друг с другом, некогда спокойно почитать длинный и нудный роман, некогда даже отправиться в Центральный парк и просто посидеть на скамейке, кроме как в уик-энд. Бегом, быстрее, еще быстрее, не задерживаться, не отставать! Ух, жутко! Оливия передернулась от отвращения.

Ее уныние сменилось нетерпеливым ожиданием. Ей хотелось поскорее вернуться домой и раствориться в благословенных просторах земли и неба, найти в них исцеление истязающей ее боли…

Негромкий, но уверенный стук в дверь сообщил ей, что ожидание подошло к концу.

Она кинула быстрый взгляд в зеркало, чтобы убедиться, что выглядит благопристойно, и крикнула «Войдите!». И оцепенела…

Потому что первым в дверях появился букет — огромный, но элегантный букет белых и темно-бордовых, почти черных роз. А следом за ним и он — тот самый рыжеволосый красавец со смеющимися зелеными глазами, что безраздельно владел ее мыслями и чувствами на протяжении всей последней недели.

— Что ты… вы здесь делаете? — с трудом переводя дыхание, выдавила Оливия не совсем вежливые слова приветствия.

— У курьера сегодня важное свидание. Он по секрету сообщил мне, что собирается сделать своей девушке предложение, поэтому я разрешил ему уйти пораньше. А второй… гмм… второго куда-то послал Миллер-старший. Поскольку больше отправить было некого, пришлось взять тяжкий труд на себя. «Все ради успеха дела» — девиз нашей фирмы. Интересы клиента в первую очередь. Вот так.

Оливия вспыхнула было от возмущения, но потом поняла, что он шутит, и попыталась улыбнуться. Сначала довольно-таки натянуто и как-то кривовато, но Дуэйн так смотрел на нее, что лицо ее невольно расслабилось, а улыбка потеплела.

— Это мне? — спросила Оливия, подходя ближе.

— Нет, я спешу на свидание к другой женщине и несу это ей. Хотел, чтобы ты оценила мой выбор, — иронически ответил Дуэйн, но увидел, как прелестные карие глаза мгновенно потемнели от обиды и боли, и немедленно поправился: — Конечно, тебе. В знак искреннего восхищения и уважения, — добавил он, прекрасно понимая, почему во время утреннего визита она ни разу не взглянула на него. — Думаю, нам надо поговорить. И к тому же, возможно, сегодняшний вечер у тебя не так занят. Как насчет твоего обещания отобедать со мной «как-нибудь в другой раз»? Я ведь не забыл. А ты?

— Значит… значит, ты обманул меня, когда говорил про курьера, про документы?

— Вот уж нет, — возмутился Дуэйн, показывая ей левую руку с темной папкой. — Бумаги здесь. И нам необходимо обсудить их. Но и не только их. Так что скажешь?

Она покраснела, побледнела, снова залилась краской и, наконец, просто ответила:

— Спасибо, Дуэйн, с удовольствием. Но, как, же насчет документов?

— Полагаю, я могу познакомить тебя с ними позднее, если не возражаешь. Ты что-нибудь ела сегодня? — Оливия молча, покачала головой. — Ну, вот видишь! Поехали? Я на машине.

— Хорошо, только мне надо переодеться, — сказала она и снова покраснела, поймав его взгляд. — Подожди меня, пожалуйста, внизу…

— Конечно, если тебя смущает мое присутствие. — Дуэйн повернулся, подошел к двери и уже взялся за ручку, но тут повернулся и значительно добавил: — Хотя, признаюсь, мне бы доставило несказанное наслаждение присутствовать при этом. И не только сегодня. — С этими словами он исчез, оставив Оливию в состоянии, близком к истерике.

Она не знала, то ли швырнуть ему вслед тяжелой вазой, в которую как раз намеревалась поставить цветы, то ли грязно выругаться, то ли расхохотаться и поторопиться со сменой наряда, пока он не передумал. К своему несказанному изумлению, Оливия выбрала последний вариант и, смеясь, открыла прихваченную с собой сумку.

Увы, собираясь в состоянии полного душевного расстройства, она не положила решительно ничего, что можно было бы надеть в ресторан. Да и зачем бы? Ей полагалось уж если и не быть дома, то хотя бы подлетать к Миссуле. Оливия вытряхнула содержимое сумки на кровать, с отвращением оглядела серый костюм, в котором утром приходила в офис, потом вытащила чистые светло-голубые джинсы и такую же рубашку с коротким рукавом. Это лучшее, что есть в ее распоряжении. Их она и наденет.

Спустившись вниз, она увидела перед подъездом отеля облокотившегося на серебристый капот «линкольна» Дуэйна, подошла и заявила:

— Боюсь, сегодня тоже не получится пообедать.

— Вот как? — Он удивленно вскинул брови. — Почему же?

— Потому что я не рассчитывала на такое. И ничего не взяла с собой. Это мой последний наряд.

— Ну и отлично! По крайней мере, тебе не будет в нем жарко. Что касается обеда, то, раз ресторан отпадает, остается два варианта. Во-первых, я знаю отличное кафе на берегу океана милях в двадцати от города. Во-вторых, у меня дома по счастливой случайности есть две бутылки приличного кьянти, а в холодильнике лежит великолепное мясо. Мы можем зажарить его во дворе на мангале и поужинать, сидя на террасе. Что выбираешь?

Оливия заколебалась. Приглашение домой казалось намного, более заманчивым, но стоит ли принимать его так сразу? Особенно после того, что он сказал, выходя из ее номера. К тому же им предстоит серьезный разговор. Лучше и безопаснее находиться на нейтральной территории.

— Я давно не видела океана, — ответила она, приняв решение.

— Что ж, прошу в машину.

К ее облегчению, Дуэйн и виду не подал, что разочарован. Возможно, он и не был разочарован. Почему она вообще решила, что он лелеял надежду на приятное завершение вечера после обеда? Из-за одной брошенной на ходу фривольно-легкомысленной фразы? Да разве не все мужчины говорят такие вещи?

В машине царила благословенная прохлада — кондиционер работал безупречно, справляясь с гнетущей духотой.

— Так вот, Оливия, что касается завещания твоего отца… Я связался с его адвокатом мистером Стивенсоном и выяснил, что тот вносил в текст самые последние исправления, когда твой отец скончался. У него есть несколько предварительных вариантов, на которых рукой мистера Брэдли сделаны важные поправки. Это дает основания оспаривать настоящее завещание. Если не возражаешь, мы начнем процесс. Я возьму на себя представление твоих интересов.

Оливия заколебалась. С одной стороны, лишить Присциллу наследства было справедливым и нравственным. С другой… Суд, репортеры, копание в личной жизни…

— Н-не уверена, что это правильно. Может, лучше оставить все, как есть?

— Если тебя смущает огласка, то, полагаю, я сумею найти способ избежать ее. Разве тебе не кажется, что твоя мачеха заслуживает хоть какого-то наказания за преступление? Конечно, лишение наследства не может сравниться с пожизненным тюремным заключением, но это лучшее, что на настоящий момент представляется возможным.

— Пожалуй… — протянула Оливия. — К тому же для нее потеря денег будет настоящей катастрофой.

— Значит, ты согласна? Впрочем, не отвечай сейчас. Вот, возьми эту папку и почитай. Как следует, все обдумай. И только тогда реши.

— Но ведь Присцилла не одна… — начала она. Дуэйн кивнул, не давая ей закончить.

— О да. Но не волнуйся, имя Эндрю Уоррена не будет фигурировать в этом конкретном деле. У меня с этим парнем особые, личные счеты. И я найду способ если и не упрятать его за решетку, то…

— Личные счеты? — перебила его Оливия. — Разве ты его знаешь?

— Лично, благодарение Господу, нет.

— Тогда какие же у тебя с ним счеты? — удивилась она. — И какое отношение они имеют к смерти моего отца?

— Самое непосредственное. Потому что мои счеты касаются тебя. Того, что он сделал тебе и с тобой.

Оливия снова, уже в который раз за этот день, залилась краской.

— Откуда ты знаешь, что он сделал со мной?

Дуэйн помолчал, сосредоточившись на управлении машиной, потом сказал:

— Прости, Оливия, если я причиню тебе боль, но, поверь, это не из желания обидеть или тем более унизить тебя. Мы с тобой оба взрослые, ответственные люди и, надеюсь, можем разговаривать как таковые. Признаюсь, я все это время думал о тебе, о том, что произошло между нами во время моего визита к тебе на ранчо, и о том, что случилось после…

— Я хочу извиниться перед тобой, — поспешно перебила она его. — Не знаю, что ты подумал обо мне, но уверяю тебя: у меня нет обыкновения, кидаться на шею каждому встречному и уж тем более вступать с ним в интимную близость… — Последние слова получились едва слышными, но молодой адвокат превосходно разобрал их.

— Именно это я и имею в виду, Оливия. Почему ты считаешь необходимым оправдываться? Почему не чувствуешь себя вправе поступать так, как тебе хочется? Ты взрослая и свободная женщина и можешь делать все, что тебе нравится.

— Да, конечно, — согласилась она, постепенно приходя в себя и начиная справляться со смущением. — Но это не означает, что я могу вести себя как распутница.

— Полно, Оливия, не хочу даже слушать! — Дуэйн с возмущением хлопнул ладонями по рулю. — То, что случилось, произошло не по причине распутства. И я был бы не только негодяем, но и фантастическим дураком, если бы подумал так. Ты подарила мне минуты потрясающей близости, и я имею в виду не только физическую сторону. Или мне только так показалось?.. Подожди, не отвечай. Я должен сказать, что уже в первую нашу встречу, когда ты пришла ко мне в офис, понял: ты необыкновенная, изумительная женщина, достойная уважения и восхищения. Когда я слушал, как ты рассказывала об отце, когда ты ни словом не попрекнула его за возникшие в твоей жизни, мягко говоря, трудности, то постепенно начинал завидовать ему. Да-да, завидовать, несмотря ни на что. Ведь ему повезло быть объектом такой любви, преданности и верности. Безусловной и безграничной.

— Но это ведь только естественно, — попыталась запротестовать Оливия, но он не дал ей договорить.

— Вот уж нет! Ты сама не представляешь, насколько отличаешься от большинства людей. И даже понятия не имеешь, с какой легкостью многие начинают проклинать скончавшихся родственников, когда не получают того, чего ожидали. А уж в такой ситуации даже и говорить нечего. Но ты…

— Все, Дуэйн, достаточно. Перестань, пожалуйста. Твои восхваления совершенно неуместны. Я самая обычная. Ты не можешь судить, потому что ничего не знаешь обо мне. И это к лучшему. Потому что если бы узнал, то стал бы презирать или того хуже…

— Да-да, вот именно за такие слова я и обязан рассчитаться с твоим бывшим мужем! — воскликнул он с искренним пылом. — За то, что он заставил тебя презирать себя, стыдиться себя. Молчи! Оливия, я хочу, чтобы ты знала: я на твоей стороне, что бы ни происходило. Я отношусь к тебе серьезно, очень серьезно и не желаю, чтобы ты исчезла из моей жизни. Понимаешь? Не желаю!

Она была настолько потрясена его страстностью, что даже не пыталась заговорить в ответ. Ее внезапно наполнило необыкновенное ощущение — смесь ликования, упоения и огромного, почти невыносимого счастья. Все, что терзало и мучило ее последние дни, исчезло, словно рисунок на песке, смытый набежавшей волной. Ей стало так легко, что, казалось, нужно только малейшее дуновение — и она взлетит, воспарит к небесам… Он, тот самый Дуэйн, о котором она мечтала, из-за которого так страдала, практически признался ей в любви!

Переполненная чувствами Оливия, все так же молча, нашла его руку и накрыла ее своей ладонью. Они продолжили путь в тишине. Обоюдное молчание было настолько красноречивым, что слова и не требовались.

Выехав за пределы города, Дуэйн свернул на обочину, затормозил и притянул Оливию к себе. Она с готовностью и жадным нетерпением приоткрыла губы…

Боже, великий и всемогущий, сделай так, чтобы это никогда не кончалось! Так, чтобы он всегда был со мной и не обманывал, не уходил к другим женщинам, не говорил им те же слова, что только, что сказал мне. Выполни мою просьбу, заклинаю! — мысленно взмолилась Оливия, когда к ней вернулось сознание.

— Я люблю тебя, Олли, люблю, — прошептал Дуэйн, нежно проводя пальцем по ее припухшим губам, по гладкой коже щеки. — Ты самая удивительная, самая восхитительная на свете. Веришь мне?

Она засмеялась, показав ровные белые зубы.

— Верю, Дуэйн.

— Ты будешь верить мне во всем? Всегда? Я никогда не обману тебя.

— Правда?

— Истинная правда. Клянусь! — торжественно заявил он и попытался разрядить напряженность момента, шутливо добавив: — Чтоб я сдох! — Заметил ее немного удивленный взгляд и, смеясь, пояснил: — Во времена моего благословенного детства это было самой страшной клятвой.

Оливия просияла, удовлетворенно вздохнула и сказала:

— Я так счастлива, Дуэйн. Ты даже не представляешь насколько!

— Не представляю, но уверен, что не так, как я, — откликнулся он. — Потому что быть счастливее меня просто невозможно.

Дуэйн снова прижал ее к себе и поцеловал. Еще более страстно, чем в первый раз. Он упоенно ласкал шелковистые волосы, поглаживал стройную шею и вскоре почувствовал, как в ответ проворные тонкие пальцы заскользили по его груди, разыскивая и расстегивая пуговицы сорочки. Неимоверным усилием воли, заставив себя оторваться от восхитительных губ, он пробормотал:

— Если ты немедленно не прекратишь, то завтра во всех местных газетах появятся крайне скандальные фотографии. Потому что я за себя не ручаюсь.

Оливия нехотя опустила руки и открыла глаза.

— Ты первый начал.

— Верно. И не обещаю, что не начну снова. Но все же, хочу попытаться довести тебя до кафе и накормить. А уж потом решим, что делать дальше.

Она радостно рассмеялась, ясно расслышав обещание.

— Тогда вези. Я просто умираю от голода. Словно два дня ничего не ела.

— Очень похоже, — негромко заметил Дуэйн, запуская мотор и выводя «линкольн» на шоссе. Заметив, что Оливия смущенно молчит, пошутил: — Эх, не ценят люди своего счастья. Я чего бы только ни дал, чтобы снова отведать того пирога, а ты…

— Приезжай и попробуешь, — немедленно отозвалась она. — Думаю, миссис Грейнджер воспользуется случаем, и непременно похвалится своими талантами. Ты, похоже, ей понравился, так что, полагаю, почтенная леди расстарается.

— Ты это серьезно? Приглашаешь меня?

— Почему же нет? Миссис Грейнджер вечно ворчит, что у меня гостей никогда не бывает, — засмеялась Оливия. — Такой кухарке надо угождать, а то можно и лишиться ее.

— Ах, так это только ради благосклонности миссис Грейнджер! — усмехнулся молодой адвокат. — Понятно.

Они доехали до цели путешествия, продолжая перекидываться шуточками в тщетной попытке преодолеть еле сдерживаемое нетерпение.