Растянувшись на софе, Гарри потягивал сигарету. Андреа поблизости не было. Джек не стал спрашивать, где она.

– Так ты, значит, видел этого ее ребеночка с черепом вместо лица? До чего ж я рад, что сам построил себя – и выкинул программку черепа. Мне не понравилось бы таскаться по улицам с таким вместо башки. Шляпа бы соскальзывала. А дым от этой штуки, – Гарри махнул сигаретой в сторону Джека, – лез бы через глазницы. Не слишком пристойно на вид. Радуйся, что благодаря твоему засранцу этих проблем у тебя не будет.

Он ткнул пальцем в сторону Фиста. Тот подчеркнуто проигнорировал грубость.

– Кстати, а что нам делать с Яматой? Нельзя ей спускать с рук, но, черт, выследить не получается. А вот если бы мы могли проломиться сквозь клетку Фиста, чтобы я смог воспользоваться его возможностями, я мог бы копнуть и поглубже. Если я не смогу найти ее, у нас полный ноль.

– Мы получили всю необходимую информацию от Ахматова, – сообщил Джек. – Так ведь, Фист?

– О да, я знаю точно, где она, – ответил паяц.

– Ну давай тогда выкладывай, – лениво процедил Гарри.

– Я скажу тебе, только если получу, э-э… кое-какие гарантии от Джека.

– Что? – изумился Форстер. – Фист, да бога ради!

Хотя он не слишком удивился. После встречи с Зарей общаться с паяцем стало гораздо легче. Впрочем, прежнее упрямство рано или поздно вернется.

– Что за херню несет этот мелкий кусок дерьма?! – взревел Гарри и двинул паяца большим пухлым кулаком.

Но кулак прошел сквозь висок паяца, будто сквозь туман. Лицо Фиста на мгновение зарябило помехами. Он хихикнул.

– Старикан, а ты по-прежнему всего лишь призрак! И меня не тронешь, разве что Джек разрешит, а он-то не разрешит!

Он повернулся к хозяину и объявил:

– Я хочу, чтобы ты ни в коем случае не позволял Гарри лезть в мои системы. Если пообещаешь, я расскажу, как найти Ямату.

– Ну ты и говнюк! – покачал головой Гарри.

– Послушай, насколько я знаю, чтобы выследить Ямату, тебе не нужны мои программы. Никакие. Чего ж ты разнервничался так, а? – осведомился Фист.

– Потому что тебе следует делать то, что прикажет Джек. А ты мне нужен.

– Чушь! Тебе просто охота вертеть мной, как ты вертишь Андреа. Охота заполучить еще одного раба.

– Она не рабыня, а чертов фетч. А с фетчами оно именно так. Я, как режиссер, вытаскиваю наружу и показываю лучшее в актерах. И твое лучшее вытащу наружу, использую тебя, чтобы находить, вламываться в найденное и разносить его вдребезги. Для того ты и сделан, – процедил Девлин.

– Гарри ничего подобного не сделает с тобой, – заверил Джек, старающийся обуздать злость.

– Что?! – изумился бывший инспектор.

– Ты обещаешь? – пропищал Фист, подпрыгивая от радости.

– Обещаю.

– Мамой клянешься и зуб даешь?

– Ради бога, я же сказал – нет. Значит, нет, – проворчал Джек. – Гарри никогда не получит доступа ни к одной твоей системе.

– Ура! – заголосил паяц. – Гарри, ты мне не босс!

– Ты, дерьмо мелкое, дай мне только добраться до тебя…

– Уже не доберешься!

– Вы двое, прекратите! – рявкнул Джек. – Мы хотим разнести в клочья Ямату, а не друг друга.

И паяц, и бывший полицейский посмотрели на Форстера удивленно – словно расшалившиеся дети, застигнутые врасплох взрослым, – и послушно замолчали.

– А теперь говори, где она, – приказал Джек паяцу.

– Помнишь, Ахматов сказал нам, что Ямата работает в охранной фирме в Шелти? Думаю, я нашел эту фирму. Гарри, тебе нужно проверить. Вот данные.

Девлин принялся читать, водя глазами вдоль невидимых строчек.

– Ясно, – удовлетворенно заметил он. – Я их просмотрю, проверю защиту. Как только мы найдем способ сунуть тебя и мелкого засранца в их сервера, решим все наши проблемы.

– Ты так уверен в себе. А если тебя поймают? – спросил Джек.

– Я прячусь в сети уже два года. Перемещаюсь по трубам, стою за дверями, прячусь в тени. Не стоит беспокоиться обо мне. Вопрос в том, как тебя незаметно провести в Дом под носом у Внуба.

– Не важно, увидят они меня или нет.

– Что-то ты обнаглел, Джек Форстер, – заметил Гарри.

– Дело не в наглости, а в поддержке. И теперь она у меня есть. Тотальность поможет мне.

– Бесполезные ничтожества! – фыркнул Девлин. – Хорошо, если хоть на что-то сгодятся.

– Еще как сгодятся, – заверил Джек. – Когда выступаем?

– Тут нужна осторожность. Потребуется день-два.

– У меня б заняло полчаса, – пискнул Фист.

– Тогда, мать твою, помоги мне! – рявкнул Гарри и, обращаясь к Джеку, добавил: – Сможешь попасть в Дом послезавтра?

– Не сомневайся, смогу.

– Отлично. Я буду на связи, – заключил Гарри и пропал, оставив после себя клуб дыма от последней затяжки.

Дым завис посреди комнаты, расползаясь от виртуального сквозняка, и вскоре пропал тоже. А Джек наконец вздохнул с облегчением.

– С чего ты разозлился? – спросил он у паяца.

– Не хочу, чтобы Гарри использовал меня. Чтобы внутрь залез. Я не люблю, когда мной управляют.

– Да он всего-то хотел подключиться к части твоих систем.

– Он бы этим не ограничился, уж поверь.

– И что? Как он тебе повредит? Он блефует.

– Джек, ну черт подери, ты и впрямь совсем не сечешь, каково оно – быть программой? Помнишь, как Сумрак меня пользовал? Как только кто-то забирается в меня, сразу начинает безобразничать.

– Я не разрешу Девлину безобразничать.

– Думаешь, это его остановит? Если б Заря захотела, она бы меня изжарила вконец. А не изжарила она потому, что не хотела нарушать лицензию, связывающую меня с тобой. Лицензия – закон. Суть Пантеона. А Гарри наплевать на законы. Как только ты впустишь его, он сотворит, что ему заблагорассудится.

– Он же фетч. Фетчи такого не могут.

– А вот и нет! Он перестроил себя. Когда я секретничал с Исси, то увидел, как работают фетчи. Она поделилась со мной секретом. У Гарри другая структура. И время запаздывания реакции совсем другое. Он базируется не на Гробовых Драйвах.

– Девлин сбежал оттуда и провел несколько лет в бегах. Конечно, он работает не так, как подобия Исси.

– Если б дело было только в этом, – хмыкнул Фист.

– Ты пытался отследить его? Выяснить, где хранятся его данные?

– Я не могу его зондировать. Он сразу поймет, что я делаю. А нам этого не надо.

– Боишься его?

– Мать его, конечно боюсь! Если дать Девлину волю, он меня выпотрошит и зажарит, как рыбку-фистушку, – может, и покруче нашего приятеля из Пантеона. Если тот, конечно, таки наложит на меня лапы.

Форстер рассмеялся.

– Да как ты смеешь потешаться? – взвился Фист. – Я думал, сучка Заря меня и вправду прикончит! Я хочу достать гаденыша, устроившего нам всем бучу, до того, как она или он достанут меня!

– Они хотят сохранить тебя.

– Ты сам сказал, что это полная чушь!

– И что это за чушь? – раздался вдруг знакомый голос.

Андреа была без макияжа. У Джека защемило сердце. Он вспомнил, как в последний раз видел ее такой. Сейчас на ней было темно-красное, цвета свернувшейся крови, платье, а кожа казалась очень бледной и свежей. Эта Андреа была совсем юной.

Джек не ответил ей.

– А, не важно, – сказала она. – Я только что обнаружила послание, которое оставила самой себе. Там говорилось просмотреть его вместе с вами. Думаю, это слайд-шоу.

– Подожди! – попросил Джек.

Но она взмахнула рукой, и полилась музыка. Вначале барабанных перепонок коснулся ритм – навязчивый, завораживающий, но такой тихий, пришлось напрячься, вслушиваясь. Ритм вбирал в себя посторонние шумы, наливался силой, делался богаче, громче.

– Что это? – спросил Джек.

– Ш-ш-ш, слушай внимательно! – прошептала Андреа.

Зашумело, затрещало. Прерывистые гитарные аккорды накладывались на барабанную дробь, взвиваясь и опадая, словно птица на испорченной кинопленке снова и снова пыталась коснуться воды.

«Она хочет проекцию видео!» – прошипел Фист.

«Позволь ей».

На пустой стене комнаты появились изображения. Большинство – черно-белые. Среди них – несколько цветных, сразу притягивающих взгляд. В мелодию вплетались звуки новых инструментов, затем – человеческая речь. Джек услышал голос Гарри. Цветное фото заняло всю стену. На нем – смятые простыни, плечо, его гладит женская рука. Прошла пара секунд, и появилось фото окна, видимого снизу. От света ламп Хребта дождевые капли на стекле сверкали, как бриллианты. Следующее фото: письмо, написанное от руки. Но оно исчезло слишком быстро, Джек не успел ничего прочитать. На стене кошка прыгнула на носок. Мгновение – и снова перемена. Музыка зазвучала вразнобой со сменой кадров. Мелодии искажались, вторгалась речь, бессмысленные, вырванные из контекста клочки. Гарри все еще говорил, и в его голосе слышалась беззаботная радость, какой Джек не замечал никогда. Ласковые, нежные слова шепотом, полуночный говорок влюбленных, такой звучный посреди спящей Станции. Затем в смесь ворвался голос самого Джека – такой молодой и свежий.

Замелькали новые фото: закипающий чайник, сад, болтающаяся на дереве игрушка, руки, вытаскивающие рубашку из сушилки. Джек узнал свои руки – и душу затопило воспоминаниями. Музыка и запечатленные мгновения тянули за собой из памяти все больше, и перед Джеком встала картина прошлого, каким его видела Андреа. Блестело стекло часов на прикроватной тумбочке. Они каждый день будили Джека и гнали на работу. Вот из-за неловкого движения опрокинулся стакан виски с эмблемой «Виста-клаба» на нем. Виски пролилось на Андреа. Тогда оба вернулись домой на такси, и она поспешно, путаясь в пуговицах, сбросила промокшую одежду. Потом они занялись любовью. Гарри не было дома, и Джек с Андреа впервые провели целую ночь вместе.

Вздохи, тихий шепот, смех. Звуки и образы сплелись в безошибочные заклинания, команды, записываемые прямо в память Джека, заставляя пережитое воплощаться в явь перед глазами. Вспыхнул калейдоскоп вчерашнего, ушедшего, затмил настоящее, сделал богаче, глубже и гораздо живее. На мгновение Джек ощутил себя в том времени, когда был с Андреа. Радость захлестнула его, и он позабыл, зачем пришел сюда. Но интонация фильма переменилась. Осколки прошлого по-прежнему гипнотически пульсировали на стене-экране, но уже не трогали душу. Джек вернулся в настоящее.

«Это поразительно!» – воскликнул Фист.

«Да, затягивает по-настоящему».

«Я про Андреа. Посмотри на нее».

Андреа сидела неподвижно, завороженная мелькающими картинами прошлого, а ее одежда и прическа изменились, стали современнее. И на лицо легла печать лет.

«Она возвращается к себе прежней, – ахнул Джек. – Но как?»

«Это музыка и образы, – объяснил паяц. – Они заставляют включаться каналы памяти и реконструируют ее самое позднее „я“. Удивительное дело!»

Джек подумал о том, когда еще слышал подобную рваную музыку. Наверное, в клубе Андреа восстанавливала себя после выступления. А Джек подумал, что она репетирует в комнате наверху. Возможно, Андреа в своем роде именно сочиняла, вплетая несколько новых часов жизни в музыку, эффективно и безошибочно отменяющую любую попытку вернуть фетч в юность.

«Ты посмотри только! Про Луну!» – охнул Фист.

Зрелище снова захватило Джека, хотя не как раньше. Теперь переживание было не таким личным. Ожило общее людское горе. Боль рвала сердце. Музыка будила память не только о погибших детях – вереница кадров завершилась гибелью самой Андреа. В разуме Джека полыхнула смерть Корасон. Он отвернулся от экрана, не в силах терпеть.

Когда Джек снова посмотрел на стену, вернулись кадры событий за два года до убийства. Стена показывала медленное угасание чувства к Гарри и одновременно становление Андреа как самостоятельной певицы и композитора. В конце концов на стене замелькали кадры посмертия, зазвучала музыка, восстанавливающая испытанное фетчем Андреа.

Настала тишина. Джек посмотрел на Андреа, ставшую собой. Она сидела, опустив голову и закрыв глаза.

– С тобой все в порядке? – спросил он.

Она открыла глаза, посмотрела на него взглядом настоящей, нынешней Андреа.

– Ненавижу заниматься этим! Гребаные клубы! Чертов Гарри!

– Тогда почему позволяешь ему оставаться здесь?

– Ох, Джек… – Андреа обессиленно опустилась на диван. – Когда-то он был моим мужем. Да, Гарри – дерьмо, но куда ему податься? И по-своему он очень помог мне в последние пару лет.

Андреа смахнула прядь с лица:

– И поговорить мне почти не с кем. Ты же видел, как оно в клубах. Друзей вижу редко, их больше заботят живые. А моя семья предпочитает видеть меня молодой. Гораздо младше меня нынешней. Повзрослев, я отдалилась от них.

– У тебя есть я.

– Но ты ведь не считаешь меня настоящей Андреа. Я обманула тебя. Ты мне сразу вывалил это. Ты еще в это веришь?

– Я не доверял тебе. Ты не сказала мне всей правды.

– Надеюсь, ты уже понял, почему нельзя было сказать тебе. А может быть, уже есть те, кому и ты не рассказал всей правды? – спросила она.

– Может, и есть. – Джек криво усмехнулся. – Ты так похожа на нее.

– Похожа? Всего лишь?

Джек промолчал.

– Потому я и хотела, чтобы ты услышал мое послание самой себе. Я знала, что ты именно это и скажешь. Ты только что увидел мои воспоминания, превращенные в программу, возвращающую мое «я». Джек, мое существо основано на памяти. Как и твое.

– Но я не умирал.

– Задумайся: каждые семь лет клетки твоего тела полностью обновляются. Тебя не было здесь семь лет. Сколько осталось тебя прежнего?

– Андреа, я – по-прежнему я.

– Ты – набор структур памяти, работающих на постоянно возобновляющейся платформе. Эти структуры – единственное устойчивое в тебе. То, что позволяет тебе оглянуться и узнать себя. Именно память делает тебя тобой, а не изменчивая оболочка плоти. Память делает мной меня. Да, мои структуры работают на другой платформе, но они – те же. И я изо всех сил пытаюсь сохранить их. Джек, я Андреа. Я та самая, что и годы назад, как и ты – тот самый Джек, который любил меня тогда.

«Ох, эта мутотень философская! Аж голова загудела. Кончай пускать сопли и просто трахни ее».

«Фист, заткнись!»

«Ах, сейчас бокальчик шампанского, потом активируем кожные рецепторы… И вот она может дотронуться до тебя! Давай, действуй, герой-любовник!»

Андреа заметила внезапную отстраненность Джека.

– Фист? – спросила она.

– Да. У него чересчур простые и сильные желания.

– Он реален?

– Свое «я» у него точно есть, – улыбнулся Джек. – Он останется в этом теле после меня. Так что да – он реален.

«Конечно!» – пискнул Фист.

– Ты его изрядно взволновала, – заметил Джек.

Андреа придвинулась к нему. Симуляторы прикосновений создали ощущение тепла, идущего от ее кожи. Виртуальное дыхание коснулось его щеки. Андреа тронула его лицо.

– А тебя? – спросила она.