Писатель находится на пути в четвертый из семи городов, включенных в маршрут презентационного тура. За плечами Нью-Йорк, Вашингтон и Бостон; писатель уже собирается лететь в Кливленд, штат Огайо, и тут до него доходят дурные вести. Его последний блестящий смелый роман получил многословную и весьма снобистскую рецензию в воскресном приложении к газете «Нью-Йорк таймс». Даже по телефону писатель чувствует, что моральный дух его американских издателей резко упал: уныние почти физически ощутимо, горькое разочарование чуть лине сочится из трубки. Для иностранного писателя в Америке настоящее значение имеет только одна рецензия — та, что опубликована в воскресном приложении к «Нью-Йорк таймс». Попросту говоря, если там напечатают отрицательный отзыв, то все остальное, включая уйму положительных рецензий в других газетах и журналах, — сплошная потеря времени; редактор, находящийся на грани самоубийства, практически так и сказал. Писатель задумывается — поднимаясь по трапу самолета, который летит в Кливленд, — если все действительно так плохо, то какого черта он мотается по Штатам, рекламируя свою книгу? К чему летать за тысячи миль в Кливленд и Сиэтл, Сан-Франциско и Лос-Анджелес? Почему бы ему просто не вернуться домой? Этим писателем был я, дело происходило в 1988 году, а книгой, с которой я ездил в презентационный тур, был мой роман «Новые признания» — почти пятисотстраничный труд, вымышленная автобиография шотландского кинорежиссера, который всю жизнь мечтает снять «Исповедь» Жан-Жака Руссо.

В аэропорту Кливленда меня ожидает «эскорт», назовем ее Филлис. Филлис — жена адвоката, дантиста или практикующего врача. Она любит читать и водит большую дорогую машину. Писатель ездит по стране, и в каждом городе его встречает точная копия такой вот благодушной матроны, которая сопроводит его из отеля на встречу с читателями, потом на радиостанцию, потом на ленч с репортером. Все эти женщины любезны, доброжелательны и относятся к тебе, как тетушки, опекающие любимого талантливого племянника (племянницу). Филлис привозит меня в безымянный отель в центре Кливленда. Я говорю, что закажу ужин в номер. Она пробегает пальцем по моему расписанию: ранний подъем, интервью на радио, участие в утреннем ток-шоу на телевидении, раздача автографов в книжных магазинах, а в полдень — самолет на Сан-Франциско. Или я лечу в Сиэтл? Увидимся завтра в шесть, говорит Филлис и прибавляет, что начала читать мой роман и он ей жутко нравится.

Я заказываю в номер «клубный» сандвич и пялюсь в телевизор, постепенно опустошая запасы спиртного в минибаре. Я подумываю о том, чтобы спуститься вниз, посидеть в ресторане, прогуляться по городу, но в итоге решаю остаться в номере — здесь вполне сносно. Литература? Я стал писателем только ради романтики.

В лучах раннего утреннего солнца Филлис везет меня через предместья Кливленда. Перед моим взором мелькает огромное закрытое море — озеро Эри. Складывается впечатление, что у каждого дома, мимо которого мы проезжаем, стоит по три машины и обязательно есть какое-нибудь плавсредство. Радиостанция, похоже, расположена у черта на куличках.

Наконец мы находим обшитое досками бунгало с тридцатифутовой антенной на коньке крыши. Радиожурналист — приветливый бородач. В перерывах между легкой музыкой он расспрашивает меня о королевской семье и знаменитых лондонских туманах. Он постоянно обыгрывает тот факт, что я — полный тезка актера, исполнявшего роль ковбоя Хопалонга Кэссиди. Еще он привлекает меня к участию в рекламных вставках.

— Уильям, вы любите чипсы?

— Да, — сознаюсь я, — но у нас в Англии это называется «хрустящий картофель».

Бородач несколько раз повторяет это словосочетание, перекатывая на языке звук «р».

— Думаю, американские чипсы понравятся вам не меньше.

В ходе интервью я также одобряю средство для чистки ковров («Уильям, скажите, в вашем доме грязнятся ковры?») и какую-то марку моторного масла.

Это было великолепно, бурно восторгается Филлис по дороге в телестудию. В артистической уборной мне предлагают кофе с булочками и знакомят с другими утренними гостями: вместе со мной в программе участвует молодой человек огромного роста (его спина размером с кухонный стол, а шея — шире головы) и маленькая девочка в розовом платьице, которую сопровождают преисполненные благоговейного страха родители. Первой идет девочка, потом я, потом великан.

К этому времени я уже нахожусь на автопилоте и со странным спокойствием воспринимаю информацию, которую мне сообщает ассистент продюсера: малышка в розовом победила на школьном конкурсе правописания, а здоровенный детина — суперзвезда университетской команды по футболу, которая называется не то «Спартанцы», не то «Бродяги» — я особо не вникаю.

— Уильям, расскажите, пожалуйста, о вашей книге, — обращается ко мне продюсер, и его ручка застывает в воздухе. Пожалуй, Руссо лучше не упоминать.

Я приветствую ведущих в студии; мы дожидаемся, пока объявят прогноз погоды и выведут маленькую девочку.

— Прелесть, а не ребенок, верно?

— Прелесть, — не спорю я.

Оба ведущих, мужчина и женщина, выглядят невероятно здоровыми и холеными — нигде ни складочки, ни морщиночки.

— Вы знаете, что носите одно имя с исполнителем роли Хопалонга Кэссиди? — спрашивает мужчина. — А лошадь вы, наверное, привязали к ограде?

Я смеюсь вместе с ведущими. Мы в прямом эфире.

— Наш следующий гость сегодня — английский писатель Уильям Бойд. Он представит свой последний роман «Правдивые признания». Доброе утро, Уильям.

Я здороваюсь.

— Ну что ж, Уильям, расскажите нам о вашей принцессе Диане, — обращается ко мне ведущая.

Это было замечательно, восхищается Филлис по пути в первый из трех книжных магазинов, где я должен подписывать книги. Я, как положено, здороваюсь с серьезными, дружелюбными продавцами, которые сочувствуют мне по поводу рецензии в «Нью-Йорк таймс» («Таймс» просто осрамилась) и поздравляют с утренним появлением на телевидении. Это уже мировая известность, единодушно соглашаются все. Мировая известность британской королевской семьи, думаю я, подписывая дюжину книг в каждом магазине. Филлис сообщает, что мы опаздываем и надо спешить в аэропорт.

Я убеждаю Филлис, что ей не следует сопровождать меня на регистрацию в аэропорту, что я справлюсь с этим один, без ее пригляда. Мы прощаемся в машине перед зданием аэровокзала.

— Господи Боже, чуть не забыла! — восклицает она и вытаскивает из бардачка экземпляр моего романа.

Я думаю о городах, которые мне еще предстоит посетить, и мне страшно хочется домой. «Филлис от автора, — пишу я, понимая, что она нив чем не виновата. — С благодарностью».