В 1991 году я находился в Берлине по приглашению Томаса Вольфхарта и Юргена Шнайдера из «Литературверкштатт». Название (полагаю, это переводилось как «Литературная мастерская», с акцентом на «ВЕРК», то бишь РАБОЧАЯ мастерская) было слегка туманным и уводило в сторону, но мои опасения полностью рассеялись, после того как Юрген и Томас посетили Белфаст, чтобы посмотреть, как обстоят дела с литературой у нас. Бледные, сухопарые, одетые во все черное, они держались с холодной невозмутимостью, воплощая собой городской литературный шик. Выяснилось, что в Белфасте они знакомы с людьми, которых не знал я. Это произвело на меня впечатление.

В Берлин я приехал с огромным удовольствием. «Литературверкштатт» располагалась в Панкове, пригороде Восточного Берлина, в особняке, прежде служившем цитаделью коммунистов. Берлинской стены не существовало уже два года, но восточная часть города до сих пор представлялась таинственно-загадочной, а в воздухе все еще пахло революцией. В барах царил приятный полумрак и тишина. Там подавали два сорта пива и два — шнапса. Дни были заполнены выпивкой, табачным дымом и бесконечными разговорами о надежде на лучшее, поэзии и политике. Литературе придавали огромное значение. Поскольку я был из Белфаста, ко мне относились с особым уважением. Я олицетворял жесткую, бескомпромиссно-урбанистическую поэзию. Бродя по темным, засыпанным песком, полузаброшенным районам вблизи центра, я кожей впитывал мудрость улиц наших разделенных городов. В Берлине мне виделся Белфаст, в Белфасте — Берлин.

На третий день, гуляя в одиночку, я вышел через Бранденбургские ворота и отправился в западную часть города. И вскоре очутился на оживленной улице, где толпа зрителей наблюдала за уличным представлением. Подойдя ближе, я разглядел разновидность старого фокуса с тремя картами — игры «найди даму»: сделав ставку, нужно определить, какая из трех перевернутых карт — дама, а очевидный вариант всегда оказывается неправильным. Короче, та же самая игра в «наперстки», когда под одним из трех наперстков находится шарик. В данном случае роль наперстков выполняли спичечные коробки. Но я-то приехал из Белфаста и знал, что к чему. Я смотрел на представление с иронией опытного человека, в душе жалея простаков, попавшихся на старую уловку.

Плутовскую игру вели двое турок. Я следил за ловкими движениями рук «наперсточника», в то время как его подельник выискивал глазами в толпе потенциальных жертв обмана. Зрелище было весьма увлекательным. Некоторые угадывали правильно и уходили, со счастливой улыбкой сжимая выигранные деньги. Конечно, эти люди были подставными. Тем не менее, постояв подольше и присмотревшись внимательнее, я заметил, что среди везунчиков то и дело попадались такие, которые никак не походили на сомнительных типов, составлявших основную массу «удачливых» игроков. Это были почтенного вида немцы, отцы семейств, а порой даже элегантно одетые женщины. Судя по всему, мошенники разработали действительно хитроумную схему, чтобы время от времени, pour encourager les autres, кто-то выигрывал по-настоящему.

Я продолжал наблюдать до тех пор, пока не убедился, что понял последовательность движений, предшествующих выигрышу, когда шарик лежит под тем коробком, где все и думают. Мой час пробил.

Быстро, чтобы меня не опередили, я уверенно шагнул из толпы и протянул несколько банкнот.

— Этого мало, — сказал турок на хорошем английском. Более того, я еще и рта не раскрыл, а он уже определил, что английский — мой родной язык. — Ты знаешь, где шарик. Давай еще денег. Делай хорошую ставку.

Уговаривать меня не пришлось, я дал еще. На наши деньги что-то около восьмидесяти фунтов. В конце концов я ведь не сомневался. Я, уроженец Белфаста, достаточно хорошо знал жизнь улиц и был готов ко всему, что мог подкинуть Берлин. Вытягивание лишних денежек служило лишь способом отвлечь мое внимание, поэтому я не сводил глаз с коробка, под которым находился шарик. Я отдал деньги и указал на коробок.

Второй турок перевернул его. Пусто. Он поднял другой коробок: шарик был там. Несколько секунд я бессмысленно таращился на коробок, не веря своим глазам. Затем до меня дошло, что турок заприметил меня с самой первой минуты и обвел вокруг пальца, как мальчишку. С пунцовыми от стыда щеками я побрел прочь.

Позже я утешал себя тем, что стал свидетелем актерской игры высочайшего класса. В сущности, если посмотреть на случившееся под другим углом, я всего лишь вознаградил за мастерство двоих коллег из мира искусства. В конце концов мое пребывание в Берлине полностью оплачивалось. Вот вам истинно творческая мастерская, настоящий уличный театр, где мой скептицизм с успехом (и вынужден признать — вышло это довольно забавно) использовали против меня самого. Разве не справедливо, что я должен был заплатить малую долю этим людям, которые с блеском зарабатывали на хлеб собственным умом? В этом заключался подлинный триумф турок.