1

Он шагал по берегу, не замечая ничего вокруг. Его душили гнев и разочарование. Она отвергла его! Отвергла!!! И не только сегодня, но навсегда, на весь остаток жизни!

Черт! Черт, черт, черт! Да что она о себе возомнила? Неужели полагает, что он не найдет другой? Да все местные девчонки только и мечтают о том, чтобы прыгнуть с ним в постель. Не говоря уж о том, чтобы удрать из этого чертового захолустья. А она…

Тут перед его глазами заново промелькнула вся только что произошедшая сцена. И как он ласкал ее роскошное тело, и как она стонала и извивалась на песке, уже вроде бы готовая уступить, и их пылкие поцелуи, и его страстные мольбы отдаться ему, и ее неожиданный категорический отказ… по всем пунктам…

— Проклятье! — вслух выругался он, когда его плоть предательски отреагировала на воспоминания, и раздраженно пнул ногой камень. Как только ей удается довести его до такого состояния? Даже сейчас, на расстоянии и в состоянии полного бешенства? Что это? Сладострастие? Похоть? Или… любовь?

Он остановился как вкопанный. Любовь? Так что же, значит, он любит эту маленькую коварную кошку?

— Эй, красавчик! Не спеши так, — послышался за его спиной певуче-насмешливый провоцирующий голос.

Лехандро резко обернулся и увидел Магдален. Она двигалась к нему своей характерной развязной походкой, вызывающе облизывая губы.

— Что, натянула тебе нос наша недотрога? — все тем же отвратительным тоном продолжила она.

О Господи, с омерзением подумал Лехандро, и как это только в одной семье могут быть такие разные дети? Насколько удивительно привлекательная и обольстительная девушка его ненаглядная Долорес, и, наверное, настолько же отталкивающая ее старшая сестра Магдален…

— Не смог уговорить ее, да, Лехандро? Не соблазнилась она твоими мужскими достоинствами? — не отставала Магдален. — А зря… Вижу, тебе есть чем похвастаться. Впрочем, Лола никогда ничего не понимала ни в жизни, ни в удовольствиях. — Она подошла к Лехандро вплотную и совершенно бесстыдно уставилась на его едва ли не лопающуюся ширинку. — Но я-то не такая…

Выпятив едва прикрытый бюст, Магдален еще раз лизнула губы и опустила левую руку. Легко провела пальцами по натянутой ткани его брюк. Потом сильнее. Подняла глаза и заглянула ему в лицо, исказившееся мукой неудовлетворенного желания.

Лехандро вдруг ощутил, как его захлестнула волна звериной похоти, лишив и самообладания, и разума. Острое разочарование от встречи с Долорес искало и наконец-то нашло выход. Он грубо одной рукой схватил Магдален за грудь, а другой толкнул на песок и принялся лихорадочно расстегивать молнию. Она извивалась, кусала его губы и стонала как ненормальная.

Все кончилось за две минуты. Он молча поднялся, привел в порядок одежду и, не произнося ни слова, ушел. А она осталась лежать на песке и довольно посмеиваться…

* * *

Мистер Алекс Парагон закончил диктовать письма, потер пальцами гладко выбритый подбородок и задумчиво произнес:

― И вот еще что, Эвелин. Закажите мне билет до Санта-Крус-де-Тенерифе. На послезавтра.

― Санта-Крус-де-Тенерифе? Это ведь на Канарах, да? — Секретарша недоуменно приподняла красиво очерченные брови. — Но у вас там нет отделения…

― Нет, а зря. Райское место и пока не все еще освоено нашей индустрией. Есть несколько небольших островов, куда можно и стоило бы вложить деньги, — подтвердил владелец одной из крупнейших в Калифорнии туристических фирм. — Но я собираюсь туда по личному делу.

― Хорошо, мистер Парагон. Это все?

Он кивнул. Секретарша закрыла блокнот и, чуть заметно покачивая бедрами, покинула кабинет босса. Алекс поглядел ей вслед. Красивая девушка с идеальной фигурой, к тому же умница каких поискать. Такая может сделать счастливым любого мужчину. Она работает в фирме уже почти два года и иногда пытается осторожно дать понять, что неравнодушна к нему. Но только иногда. Что так выгодно отличает ее от других женщин, которые буквально вешаются ему на шею, привлеченные его состоянием и известностью в деловых кругах.

Но… есть только одно «но», мешающее ему проявить к ней внимание, начать ухаживать, может быть даже сделать предложение. И это «но» кроется в прошлом. Там, на острове Пескадеро, куда и лежит его путь… Он должен, просто обязан освободиться от этого прошлого и начать наконец-то жить полноценной жизнью… Не отягощенной мыслями и воспоминаниями…

* * *

Небрежно покачивая дорогим дипломатом крокодиловой кожи, Алекс легко сбежал по ступенькам трапа, глубоко вдохнул горячий воздух и огляделся по сторонам. Неподалеку стоял черный лимузин, готовый доставить его к порту, где уже ожидал заказанный им полностью оснащенный мощный катер. Над головой в почти белом от жары небе сиял огромный раскаленный шар солнца. Вокруг поднимались величественные горы, вдали блестели воды Атлантического океана.

Господи, какая же красота! И подумать только, он не был здесь целых одиннадцать лет! С того самого мгновения, как покинул родной островок и направился на континент в Испанию, откуда очень скоро перебрался в Англию, а лишь потом уже в Штаты. Путь к финансовой независимости и успеху был многотрудным и зачастую даже опасным, но он не сдавался, а шел к цели, сметая все препятствия на своем пути.

Да, он работал как проклятый по четырнадцать, а то и шестнадцать часов в день, добился серьезного положения, сделал несколько десятков миллионов долларов и теперь твердо намерен сбавить обороты, передохнуть и зажить нормальными человеческими радостями. Обзавестись хорошей женой и родить двоих, а то и троих детишек, чтобы, возвращаясь домой после тяжелого дня, слышать звенящие веселые голоса и заливистый смех.

Скоро, теперь уже совсем скоро его мечта сбудется. Для этого ему необходимо лишь увидеть Долорес и убедиться, что сердце его больше не колотится как бешеное при одном взгляде на ее прелестное лицо, на изумительную фигуру…

Впрочем, возможно, она давно уехала с острова и его затея окажется пустой тратой времени. Ну не разыскивать же ее по всему свету?.. Или, наоборот, так и не пожелала двинуться с места, вышла замуж за какого-нибудь из местных парней и счастлива с ним, родила, растолстела и не интересуется ничем, кроме детей и кухни. Что ж, так, пожалуй, было бы лучше. Он удостоверится, что прежней красавицы Долорес, его Долорес больше не существует. И обретет желанную свободу. Потому что ее образ одиннадцатилетней давности до сих пор еще тревожит его ночами.

Если же он встретит толстуху, забывшую о своем музыкальном таланте и посвятившую всю себя созданию домашнего уюта, то успокоится, вернется домой и сможет в конце концов заставить себя пригласить Эвелин на свидание. Алекс подошел к лимузину, из которого немедленно выскочил почтительный шофер в униформе и открыл перед ним дверцу. Кинул внутрь дипломат, сел сам и прикрыл глаза, наслаждаясь минутой покоя. В самолете ему пришлось работать, а через четверть часа предстояла поездка на катере.

Но, несмотря на некоторую усталость, Алекс решил, что откажется от лоцмана. Не может быть, чтобы даже за десяток лет он успел позабыть подходы к острову и коварные подводные камни. Нет, конечно нет. Такие вещи не забываются…

— Мы прибыли, мистер Парагон. — Голос шофера с трудом прорвался сквозь плотную пелену, затянувшую его сознание. Он и не заметил, как задремал.

Тряхнув головой, Алекс вылез из машины и направился к указанному катеру.

— Хорош, черт возьми, очень хорош, — не скрывая искреннего восхищения, пробормотал он.

— Рад, что вам нравится, сеньор, — приветливо отозвался смуглый бородач, вылезший на палубу. — Я — Кортас, хозяин этой красотки. Когда отходим?

― Знаете что, Кортас, я хочу отправиться один, — твердо заявил Алекс. — Заплачу вдвое.

― Ну… — Хозяин заметно поскучнел, снял засаленную кепку, почесал в затылке. — Нет, сеньор, боюсь, на это я пойти не могу. Я вас не знаю, какой из вас моряк, не представляю, а этот катер, можно сказать, мой кормилец. Моя жизнь. Нет, сеньор, так не пойдет.

Алекс хмыкнул. Уж кому-кому, а ему, уроженцу островов, были понятны колебания Кортаса. Остаться тут без лодки — значит обречь себя на полуголодное существование. Но катер уж больно хорош, а в своих навигаторских способностях он уверен. Выход нашелся сам собой.

― Вот что я вам предлагаю, хозяин. Поехали в банк, я оставлю залог. Десять тысяч американских долларов. Если что со мной или вашим катером приключится, вам выплатят деньги. Ну как, идет?

Судя по вспыхнувшим в глазах островитянина ярким уголькам, предложенная Парагоном сумма намного превышала стоимость катера, но он не стал колебаться и мешкать. В конце концов, он не собирается попадать в кораблекрушение или сбегать.

Вся операция заняла двадцать минут, и по истечении этого времени роскошный лимузин снова доставил на причал американского бизнесмена Алекса Парагона. Кортас же остался в городе, в ближайшем к банку баре, где тут же принялся обмывать удачную сделку.

Алекс легко соскочил на палубу, прошел в рубку и повернул ключ зажигания. Мотор незамедлительно отозвался на его просьбу и взревел всеми своими лошадиными силами. Да, следовало признать, что бородатый Кортас содержит его в отличном состоянии.

Он глубоко, с нескрываемым наслаждением вдохнул приятный солоноватый морской воздух и уверенно вывел катер из гавани, направив на северо-восток, к Пескадеро…

Не прошло и часа, как Алекс Парагон ступил на родную землю после одиннадцатилетнего отсутствия. Все вокруг казалось знакомым и в то же время странно чужим, даже немного пугающим. Господи, какое же счастье, что он сумел вырваться за пределы этого хоть и прекрасного, но такого тесного мирка. Не только физически тесного, но и эмоционально. Из среды, где все друг друга знают, где некуда укрыться от любопытного взгляда.

А вот Долорес… Долорес предпочла остаться… Побоялась… Впрочем, что он о ней знает? Может быть, она все-таки тоже уехала? Или упустила и вторую возможность?

Алекс вздохнул, вспомнив, как горько ему было, когда по прошествии трех лет, уже прилично зарабатывая, он собрал несколько тысяч долларов и послал ей, но взамен не получил ничего. Не только «спасибо», но даже простого подтверждения, что она получила деньги. Ничего.

Ну да ладно. Он снова здесь. Он скоро узнает, что же произошло с красавицей Долорес, воспользовалась ли она вторым представившимся ей шансом или осталась влачить свои дни в этой глуши, и тогда станет наконец-то свободным. По-настоящему свободным.

С привычной легкостью взбежав по склону горы к маленькому поселенью — то ли городку, то ли деревне, сразу и не скажешь, — Алекс замедлил шаг и осмотрелся. Да, все по-прежнему. Без малейших перемен. По крайней мере внешне. Тихо. Только от школы, со стороны спортивной площадки, где он провел в юности столько хороших часов, доносятся крики мальчишек и взрывы ребячьего хохота.

Он направился по главной улице вверх и вскоре остановился, заметив сидящую у дверей магазинчика старую его хозяйку.

— Здравствуйте, сеньора Беседос, — поклонившись, произнес Алекс. — Я Алехандро Парагон, помните меня?

Старуха прищурилась, какое-то время молча жевала табачную жвачку, потом смачно сплюнула и ответила:

― Лехандро? Сын Марии и Хосе? Гмм… Ты же уехал лет десять назад, верно?

― Одиннадцать, сеньора Беседос.

― Да-да-да… Помню, конечно, помню тебя, парень. Говорят, ты стал большим человеком. Где-то в Америке, что ли?

— В Соединенных Штатах. Не то чтобы большим, но… — Он усмехнулся.

— Заработал, значит, несколько долларов?

― Некоторым образом. — На сегодняшний день его личное состояние, не считая компании, превышало двадцать миллионов, но упоминать это казалось ему дурным тоном. Весь остров едва ли стоит половины таких денег…

— И что же занесло тебя после стольких лет в родные края? Родители-то твои тоже давно уехали. Знаешь о них что-нибудь? Или и думать забыл?

— Мама умерла несколько лет назад. — Старуха кивнула и перекрестилась, что-то пробормотав себе под нос. — А отец живет сейчас в Испании, в Коста-дель-Соль. Разводит свой любимый виноград, вино давит.

— Не женился второй-то раз?

— Женился.

— Так я и думала, что Хосе Парагон один не останется. — Она хихикнула. — Красавец он был такой, что… Ладно-ладно, сынок, дело прошлое. Не обращай внимания. Хорошо, что ты связи с ним не потерял.

— Ну что вы, конечно нет.

— Приятно, что молодежь и в наши дни иногда еще помнит о родителях.

— Да уж, — усмехнулся Алекс. — Но, честно говоря, отец и не даст забыть себя. Каждое лето заявляет, что уж в этот раз вино у него самое лучшее, и требует приехать пробовать. Я у него часто бываю.

— А про девчонку-то свою ты что-нибудь знаешь? — хитро взглянула на него сеньора Беседос.

— Девчонку?

— Ой, парень, не хитри, — погрозила она пальцем. — Я ведь сразу догадалась, зачем ты вернулся. Не на развалины же родимого дома посмотреть. Долорес стала важной особой. Учит в школе. Математике, говорят, и чему-то там еще. Черт его знает, в наше время таких наук не было. А после занятий музыку детишкам преподает. Молодец, девчонка!

— Вот как… — задумчиво протянул он. Значит, она не воспользовалась его деньгами и не уехала с острова. Или все же уехала? Живет на Тенерифе? И сведения о ней привозят рыбаки, заходящие туда время от времени? — Нет, я ничего не знаю о ней.

— И что с ее семьей случилось, тебе известно? — немного недоверчиво спросила старуха. Алекс молча покачал головой. Она снова сплюнула и продолжила: — Старик Орнеро давно умер. Болел долго и тяжело. Кармен, бедняжка, ухаживала за ним как могла, но только собственное здоровье надорвала. Она ненадолго пережила его. Так что Лоле непросто пришлось. Старшая их девчонка удрала еще до смерти отца, и ей одной пришлось малышей поднимать. — Сеньора Беседос пристально поглядела на него. — Хочешь сказать, что ничего этого не слышал?

— Нет.

— Что ж, когда парень возвращается после длительной отлучки, его ждут неожиданности.

Алекс спросил:

— Считаете, я давно должен был вернуться домой? — И сам поразился тому, с какой легкостью произнес это слово — дом.

Но старуха покачала седой головой.

— Ничего подобного я не говорила. Так что, собираешься повидать ее?

— Повидать?

— Ну да, повидать. Она ведь до сих пор живет все там же. А где школа, ты и сам знаешь.

Алекс с трудом подавил волнение. Хоть встреча с Долорес и была его прямой и, честно говоря, единственной целью, все же он как-то не ожидал, что она состоится. Что стоит ему пройти еще сотни полторы ярдов, и он увидит старый дом Орнеро, а в нем…

― А я думал, она давно уехала.

― Эх, парень, у женщины всегда найдутся дела, которые удержат ее дома. Это вам, мужикам, вечно надо мчаться куда-то и искать чего-то. Словно тут этого не найдется.

― Верно, сеньора Беседос, верно.

― Ну и как, нашел? Хмыкнув, Алекс сказал:

― Непростые вопросы вы задаете. Но… думаю, да, нашел.

― Деньжонок подзаработал?

― Есть такое дело, — честно ответил он.

― Значит, сможешь пожертвовать доллар-другой в помощь школе, — резковато заметила старуха. — Ладно, рада повидать тебя, сынок.

Алекс вежливо произнес:

― Спасибо, сеньора Беседос. Я тоже.

И с этими словами, слегка поклонившись, направился своей дорогой, оставив старуху при ее прежних занятиях — созерцании пустой улицы и жевании табачной жвачки.

Итак, Долорес по-прежнему здесь. Не воспользовалась его деньгами, не вырвалась из удушающей атмосферы крошечного местечка, где все друг друга знают. Почему отвергла предложенную им возможность начать новую жизнь в новом месте?

Да потому что воспитывала осиротевших младших Орнеро — брата Сантоса и сестру Ариэллу.

Он не знал, какая участь постигла ее семью. Понятия не имел о смерти ее отца и матери. И о том, что Магдален, старшая сестра Долорес, сбежала из дому. Впрочем, от нее-то этого как раз и можно было ожидать. Беспутная, развратная девка… Алекс вздохнул. Просто удивительно, насколько они различались по характеру такие внешне похожие Долорес и Магдален…

Его размышления были прерваны усилившимися детскими воплями. Очевидно, на школьном стадионе проходили какие-то соревнования и местная ребятня активно поддерживала участников.

И ему, серьезному, временами даже безжалостному бизнесмену вдруг захотелось повернуться и удрать в гавань, завести мотор мощного катера и уехать, умчаться навсегда с острова Пескадеро и никогда больше не возвращаться и не вспоминать. Иначе… иначе его ждет неминуемая встреча с Долорес, оставшейся здесь, теперь уже понятно, из чувства долга. И ее взгляд — суровый, осуждающий, даже презрительный…

Готов ли он к этому испытанию? Не обманул ли сам себя? Что, если первое чувство так и не умерло за истекшие одиннадцать лет?

Но ты же именно это и приехал выяснить, напомнил голос здравого смысла. Чтобы иметь наконец-то возможность покончить с призраками прошлого и начать нормальную семейную жизнь.

А если… что, если она все еще не безразлична мне?

Тогда и решишь. Пока не увидишь, все равно ничего не узнаешь.

Вдруг она замужем…

Все, хватит, довольно сомнений и колебаний! — раздраженно рявкнул внутренний собеседник. Ты проделал путь через полмира не для того, чтобы развернуться на пороге и позорно сбежать.

Алекс собрался с силами, миновал школу и вскоре уже приблизился к старому дому, где жили Орнеро. Старым он был лишь по названию. Перестроенный, украшенный затейливой резьбой, заново покрашенный — во всем облике двухэтажного строения чувствовался безупречный вкус Долорес. Изнутри доносились неуверенные звуки гитары, перемежающиеся паузами и другими — плавными и благозвучными.

Он еще стоял у крыльца, погруженный в какие-то невнятные воспоминания, разбуженные этим мотивом, как дверь распахнулась и по ступенькам сбежал парнишка лет восьми-девяти с непомерно большим для его роста футляром.

— До свидания, сеньора Орнеро! — весело крикнул он и помчался вниз по улице, очевидно надеясь еще успеть к школе и к происходящим там событиям.

Алекс, усмехаясь, поглядел ему вслед.

— До свидания, Педрито, — прозвучал низкий мелодичный голос. — И не забудь в следующий раз приготовить задание…

Мужчина вздрогнул и повернулся. На крыльце стояла она — красавица Долорес. У него занялся дух: Господи, до чего же хороша! Все те же черные, длинные, ниже плеч, вьющиеся волосы, все та же безупречно гладкая кожа, все та же потрясающая фигура. И все те же глаза — огромные черные глазищи, окаймленные длинными ресницами.

Эти глаза внимательно разглядывали его. Сначала не узнавая, но потом… потом в них промелькнуло какое-то воспоминание — и с прекрасного смуглого лица моментально сбежала краска. Долорес покачнулась, колени ее подкосились.

Алекс рванулся вперед и успел подхватить молодую женщину, когда она уже падала.

— Все в порядке, — сказал он, крепко обнимая ее за тонкую стройную талию. — Я держу тебя.

Ресницы затрепетали и приподнялись. На него смотрели большие, переполненные эмоциями глаза. Он ясно мог прочитать в них и гнев, и презрение, и страх, настоящий ужас…

Потрясенный их выражением Алекс осторожно опустил свой деликатный груз на скамейку и негромко произнес:

— Не волнуйся. Ты просто потеряла сознание. Все уже прошло. Не волнуйся.

Долорес выпрямилась, оттолкнула его руку. Пробежала пальцами по лицу, по волосам, прижала их к вздрагивающим губам.

Он сразу же заметил отсутствие кольца. Даже самого тонкого золотого. Или пусть не золотого, а хотя бы серебряного, но на том пальце, где носят обручальное. Значит, она все же не замужем.

Но постепенно мысли его приняли другое направление. Почему она так отреагировала на его появление? Что вызвало обморок? И отчего такие странные чувства отразились на ее лице, едва она пришла в себя?

Гнев и презрение Алекс мог понять. В конце концов Долорес имела право считать, что он бросил ее на произвол судьбы, хотя все и было несколько иначе. Но ужас? Это, уж не укладывалось ни в какие рамки. Почему она так испугалась? И чего?

— Дыши глубоко. Не спеши, ничего страшного не случилось, — успокаивающим тоном продолжил он, разглядывая такие знакомые и такие прекрасные черты ее лица.

Долорес в первый раз взглянула прямо на него.

— Так это все-таки ты, — сдавленно пробормотала она. — Лехандро. Лехандро Парагон.

— Я не хотел пугать тебя.

Она отодвинулась подальше от него, заправила за ухо длинную выбившуюся прядь.

— Что ты здесь делаешь?

— Был по делам на Тенерифе. Освободился раньше, чем планировал. Вот и решил заглянуть домой, посмотреть, что тут творится, — наигранно-бодро ответил он.

— Домой?! Это после одиннадцати-то лет?

— Я не ожидал, что встречу тебя, — тут же солгал Алекс и отступил на шаг, ощущая, что может задохнуться во внезапно сгустившейся между ними атмосфере. — Думал, ты уехала много лет назад.

— Нам нечего сказать друг другу. Мы — чужие люди, — сурово произнесла она. — И полагаю, всем другим тут ты такой же чужой.

— Я не знал о твоих родных. Мне старуха Беседос рассказала, — неловко вымолвил он. — Я… Мне очень жаль, Долорес. Очень.

— Это было давно. — И снова этот страх в черных как маслины глазах. Почему? — Что еще она тебе наболтала?

— Что ты одна воспитывала младших детей. Что твоя старшая сестра сбежала еще до смерти родителей. Сложись обстоятельства иначе, думаю, ты бы нашла лучшее место для жизни, лучшее занятие.

— Ты ничего не знаешь ни обо мне, ни о моих обстоятельствах! — вспыхнув, воскликнула Долорес.

И опять в глубине черных глаз заплясали те же эмоции — враждебность, гнев и страх, почти животный страх.

Но Алекс быстро произвел в уме кое-какие вычисления. И, получив результат, сказал:

— Сантосу уже идет двадцать первый, может двадцать второй год. Ариэлла на полтора года моложе. Почему же ты все еще здесь, когда они уже выросли?

— Ты ничего не понимаешь, — покачала головой Долорес. — Все обстоит намного сложнее, чем тебе кажется. И средств у меня свободных нет. — Заметив его взгляд, она добавила: — Да, я получила твои деньги. Но они все ушли на детей и дом. Я не могу просто так бросить все и сняться с места, как сделал ты.

— Ты могла. Когда я звал тебя.

— Нет! — Долорес вызывающе вскинула голову. Глаза ее полыхнули яростью. — Не могла. Я поступила так, как считала правильным!

— Что ж, — с плохо скрываемым раздражением ответил Алекс, — рад, что ты не раскаиваешься в своих поступках.

Долорес расправила плечи. Платье ее натянулось, обрисовав высокую грудь. Почти высокомерно оглядела она стоящего перед ней мужчину, в которого превратился мальчишка, юноша, горячо любимый ею тогда, давно, больше десяти лет назад…

― Это место — не твой дом, Алехандро Парагон. Ты стал тут чужаком. Как любой из изредка заезжающих сюда туристов. Но для меня оно остается домом. И я не желаю, чтобы ты тут задерживался.

С этими словами она резко повернулась, вошла в дом и решительно закрыла за собой дверь. И обессиленно прислонилась к стене, закрыв глаза.

 

2

Но передышка была недолгой. Ибо Алекс Парагон был не из тех мужчин, которых можно прогнать одним словом. Даже грубым. Особенно если он проделал путь через половину земного шара специально, чтобы увидеть женщину и убедиться, что не испытывает к ней никаких чувств.

Дверь тихо скрипнула. И вот он уже внутри, стоит рядом и смотрит на нее со странным выражением лица.

— Почему, Долорес? Почему?

— Потому что ты уехал, оставил меня. И ни разу за одиннадцать лет не поинтересовался, что со мной сталось. Или с кем-нибудь еще, — с невыносимой горечью ответила она.

— Но я же…

— Да, не повторяй, я знаю, что ты послал мне денег. Спасибо. Они помогли мне в весьма тяжелый период. Но ведь это были деньги. Только деньги! — выкрикнула она. — При них не было ни единого слова! Ни единого! И я готова вернуть их тебе. Так что у тебя нет ни малейшего права, Лехандро Парагон, задавать мне какие бы то ни было вопросы.

— Алекс… — тихо произнес он. — Меня теперь зовут Алекс.

Она усмехнулась.

— Да, конечно, как это я не подумала. Простое деревенское имя больше не подходит важному воротиле из самих Соединенных Штатов.

— У тебя лицо изменилось, Лола… Стало выразительнее… Тебе… нелегко пришлось, да?

— Это не твое дело, Ле… Алекс Парагон. — Она взглянула на него в упор и напряженно заявила: — Почему бы тебе не уйти прямо сейчас? И больше никогда не возвращаться?

Но ее выпад не достиг цели. Алекса нелегко было сбить С толку, тем более остановить.

— Я только хотел сказать, что ты стала еще красивее, Лола…

— Не смей! Не смей меня так называть. И прибереги свои дешевые комплименты для кого-нибудь другого. Мне они без надобности.

— У меня нет кого-нибудь другого, — спокойно и совершенно искренне ответил он. Потому что и думать забыл об Эвелин и своем намерении начать с ней серьезный роман. — Я не женат и пока не собираюсь жениться. А как у тебя?

Красивое лицо Долорес исказилось в гневной гримасе.

— Ты что, не понимаешь теперь простого испанского языка, Алекс Парагон? Убирайся вон из моего дома! Убирайся из моей жизни! Я не желаю тебя больше видеть. Никогда!

Но Алекс и не думал отступать.

— Ты кое-что позабыла, красавица, — с почти угрожающим спокойствием произнес он. — Я никогда не любил, чтобы мне указывали, что делать и чего не делать.

— О да, конечно. Ты ведь так и остался капризным малышом, который искренне считает, что его нужды и желания — самое главное. Его и ничьи другие! — Черные глаза сверкнули. Низкий голос прозвучал еще ниже, когда Долорес заявила: — Если ты, Алекс Парагон, сейчас не уйдешь, я позову на помощь. Сантосу даже одному вполне хватит сил вышвырнуть тебя из моего дома. Но у него есть и друзья, которые с радостью помогут.

— Да зови кого угодно, — засмеялся ее противник. — Я умею драться самыми разными способами. Даже бесчестными.

— Похоже, это первое правдивое слово, которое ты произнес с момента встречи.

— Почему ты так испугалась, увидев меня? — Он не обратил внимания на ее оскорбительный выпад.

— От неожиданности, только и всего. — И уже с трудом сдерживая нетерпение, Долорес добавила: — Уходи. Почему ты медлишь? Чего дожидаешься?

— Я уйду. Но только потому, что сам так хочу. А не из-за твоих слов.

— Да мне трижды плевать из-за чего, лишь бы убрался!

Но Алекс и сам толком не знал, почему решил оставить ее в покое. Душу разрывали самые противоречивые чувства. Мысли роились в голове, как мухи над вареньем. И внезапно ему захотелось начать эту встречу заново. Переписать, так сказать, начисто. Что с ними произошло? Ведь они с Долорес всегда были друзьями. А теперь встретились как заклятые враги.

— Как бы то ни было, я желаю тебе всего хорошего. Ты великолепно играешь… насколько я слышал. Если у тебя вдруг появится желание продемонстрировать свое мастерство лучшим специалистам, я всегда готов помочь тебе. — И он протянул ей свою визитную карточку.

Даже не взглянув на кусочек глянцевитого картона, она гневно крикнула:

— У меня есть к кому обратиться! Как ты смеешь входить в дверь моего дома после всех этих лет, после всего, что произошло, и думать, будто я позволю тебе устраивать мою личную жизнь?!

Он усмехнулся и положил карточку на подоконник.

— Ты не изменилась, Лола, только в одном. У тебя все тот же бешеный темперамент.

Долорес распахнула дверь и отступила в сторону.

— Прощай, Алекс. Будь счастлив.

Он пристально посмотрел на нее. В прекрасных глазах по-прежнему виделись все те же чувства — ярость, презрение и… да, и страх, граничащий с паникой. Она хотела избавиться от него. Сейчас же. Сию же секунду. И он по-прежнему понятия не имел почему.

— Что ж, прощай и ты, Долорес.

И прежде чем она смогла что-либо предпринять, Алекс шагнул вперед, схватил ее за плечи, привлек к себе и поцеловал. Прямо в губы.

На мгновение она замерла, оцепенела, но потом задрожала, как пойманная, перепуганная птица. Он крепче прижал ее к себе, закрыл глаза и погрузился в блаженство поцелуя, наслаждаясь каждым мигом. Пальцы его ласкали пышные кудри, гладили нежную кожу лица и шеи. Он хотел ее. Боже, как же он хотел ее! Словно и не прошло одиннадцати лет, разделивших то мгновение на пляже и эту встречу.

Алекс притянул ее еще ближе и дал ощутить всю силу своего страстного желания. И только потом почувствовал, что Долорес бьется в его объятиях, изо всех стараясь освободиться.

Пораженный собственной реакцией, ослепленный желанием, он с трудом оторвался от сладостных губ и пробормотал:

— Это не изменилось. Совсем не изменилось.

Она вспыхнула. Глаза метнули молнии.

— Все изменилось, Алекс Парагон! Неужели ты искренне полагаешь, что можешь войти в мою дверь и продолжить с того момента, на котором прервался одиннадцать лет назад? Особенно после всего…

Он изо всех сил боролся с собой, с ошеломившим его предательством собственного тела. Наконец, с трудом обретя дар речи, выдавил:

— Извини. Я… я не собирался целовать тебя.

— Не волнуйся, второго шанса у тебя не будет.

Прежнее разочарование, смешавшись с нынешним, ударило в голову и заставило сказать:

— Ты никогда не хотела меня. Никогда.

Она уставилась на него широко открытыми от изумления глазами. Потом усмехнулась.

— А ты, оказывается, так ничего и не понял, Лехандро.

― Все я понял. Ты поэтому и не пожелала уехать со мной. Я не возбуждал тебя как мужчина…

Долорес грубовато ответила:

― Не будь идиотом. Я… я хотела тебя. Больше всего на свете…

― Правда? — Он смотрел ей прямо в глаза.

Тогда ему было всего восемнадцать, и ее нежелание отдаться ему значило для него так много… Воспоминания о том отказе и причинах его терзали Алекса все эти годы, заставляя порой сомневаться в своей сексуальной притягательности.

― Да, правда, — твердо ответила Долорес, словно точку поставила. — Но теперь это не имеет ни малейшего значения.

— Для меня имеет, — тут же откликнулся Алекс.

― Ты что, серьезно полагаешь, что я поверю? — Она распахнула дверь шире. — Уходи, Алекс. Исчезни из моей жизни. Навсегда!

Пошатываясь от разочарования, он спустился по ступенькам крыльца и побрел не разбирая дороги. Она снова отвергла его! Снова!!!

Он уже не помнил, что приехал, желая убедиться в том, что его чувство к ней давно умерло. Нет, память об этой женщине и ее отказе будет мучить его всю оставшуюся жизнь. Он может, конечно, попытаться начать ухаживать за другой, даже жениться, но толку от этого все равно никакого. Долорес и только она одна всегда будет занимать его сердце. Другой он сможет отдать руку, разделить с ней свое состояние, но сердце… Нет, никогда…

Еще позавчера утром, отдавая Эвелин приказ забронировать билет до Тенерифе, он считал, что преуспел в жизни. Сегодня, спустя всего-навсего двое суток, знал наверняка, что проиграл, остался неудачником…

Потому что по-прежнему желал эту женщину, которая продолжала оставаться недоступной. Для него…

* * *

Долорес стояла, прислонившись лбом к стеклу, и невидящими от слез глазами глядела ему вслед.

Ушел. Наконец-то.

Но уедет ли он с острова? Или останется, пока не узнает ее тайну? И тогда вернется?

Она судорожно вздохнула, скомкала складки платья, с силой прикусила нижнюю губу. И, только ощутив вкус крови, пришла в себя.

Что же теперь будет? Что будет?..

* * *

Алекс сам не заметил, как оказался у школьного стадиона. К его приятному удивлению, он претерпел изменения в лучшую сторону с тех пор, как восемнадцатилетний Парагон покинул остров. Волейбольная площадка была приведена в порядок так же, как трек для велогонщиков и дорожки для бегунов-легкоатлетов. Трибуны весело поблескивали свежей краской.

Что ж, видно, не так и плохо обстоят дела в городке, коль скоро местные власти сумели выделить средства на развитие детского спорта. В его дни, когда он был чемпионом островов по гонкам на треке на трехкилометровой дистанции и по пересеченной местности, и сам трек, и велосипеды оставляли желать много лучшего. Но то, что он видел сейчас, позволяло надеяться, что отцы города не поскупились и на лучшие, современные машины.

Игра, какой бы она ни была, уже закончилась. Трибуны и площадки опустели. Алекс открыл ворота, прошел и опустился на скамью. Глубоко вдохнул чистый и свежий, несмотря на жару, воздух. Какое простое, но давно забытое наслаждение. Он закрыл глаза и погрузился в некое подобие транса, которое, однако, очень скоро было прервано. Новые резкие звуки заставили его взглянуть вниз.

Несколько мальчишек и девчонок старательно накручивали круги по гаревым дорожкам. А пожилой неизвестный мужчина — не тот тренер, который занимался с ребятами в его время, — подбегал то к одному, то к другому с хронометром в руке, не выпуская изо рта свистка и выкрикивая неразборчивые слова то ли одобрения, то ли осуждения…

Алекс несколько минут с удовольствием наблюдал за юными спортсменами. Одна девчушка с черными связанными в конский хвост волосами обращала на себя особое внимание своей техникой. Жаль будет, если такой талант пропадет в этой глуши. Ей необходимо как можно скорее перебраться в места, где из нее сделают настоящую спортсменку. Все задатки налицо, но развить их тут, на крошечном острове посреди Атлантики, не представляется возможным, с сожалением подумал Алекс.

Заезд окончился. Девчушка с конским хвостом пришла первой, настолько опередив остальных, что ему захотелось зааплодировать. Но Алекс сдержал порыв, поднялся со скамьи и покинул трибуну. Какое ему дело до незнакомых детей, до этого Богом забытого места, до всех его обитателей?

Он свой выбор сделал давным-давно и не жалел о нем ни секунды. Алекс решительно двинулся в сторону гавани. Больше ему тут делать нечего. Встреча со старой любовью состоялась и, хоть и не принесла желаемого душевного равновесия, но, так или иначе, закончилась. Он выяснил, что хотел. Знает, что, несмотря на прошедшее время, Долорес по-прежнему властна над его душой и телом. И по-прежнему не желает иметь с ним ничего общего. Оставаться на острове ему незачем. И нечего тратить драгоценное время… Он может еще сегодня вернуться на Тенерифе и успеть на обратный рейс в Штаты. В крайнем случае, в Европу, где сделает пересадку.

Скорее, скорее… Сесть на катер, позволить соленому океанскому ветру развеять тяжкое, удушающее ощущение утраты, возникшее после расставания с Долорес. Потом проложить многие тысячи миль между ним и ею, так и не смягчившейся за долгие годы, и сделать все возможное, чтобы забыть… Только вот возможно ли последнее?

— Лехандро? Лехандро Парагон, это ты?

Алекс резко повернулся и увидел перед собой высокого молодого человека. Черты его лица были смутно знакомыми, а вот выражение — крайне враждебным.

— Сантос! — Алекс наконец-то узнал младшего брата Долорес. В те далекие дни тот был долговязым неуклюжим подростком, на которого он не обращал особенного внимания.

— Он самый. Я уже слыхал, что великий человек соблаговолил посетить нашу глушь… — полупрезрительно растягивая слова, отозвался Сантос Орнеро. — И что же тебе тут надо, Лехандро Парагон?

— Вижу, что ты рад видеть меня не больше, чем Долорес, — усмехнулся Алекс.

— Лола? Где ты ее видел? — рявкнул Сантос.

— Дома.

— Так прямо к ней направился?

— Послушай, Пескадеро не настолько велик, чтобы пытаться избегать встреч со знакомыми, — уклончиво ответил Алекс.

— Случайные и намеренные встречи — вещи несколько разные. Надеюсь, ты понял, что твое присутствие здесь так же желательно, как тайфун или цунами. Полагаю, она сообщила тебе об этом?

— О да. Весьма недвусмысленно, — невесело усмехнулся он.

— Извини, я позабыл выразить тебе признательность за твои соболезнования по поводу смерти моих родителей, — с глубоким сарказмом произнес Сантос.

— Не стоит так говорить, — изо всех сил стараясь держать себя в руках, произнес Алекс. — Я узнал об этом только два часа назад.

— Ничего удивительного. Ведь ты уехал и ни разу даже назад не оглянулся, — с плохо скрываемой горечью заявил молодой Орнеро.

— Я был занят другими делами.

— О да, конечно, мистер Большой босс. Делал деньги, так? Ты преуспел в этом, судя по всему. Так почему бы тебе не вернуться в свою Америку и не забыть окончательно о нашем существовании?

— Послушай, Сантос, ты так говоришь, словно я что-то позорное совершил. Но разве стремиться к успеху и добиться его тяжким трудом — это преступление?

Сантос хмыкнул.

— Мы думали… считали тебя другом… По крайней мере, Лола считала… Похоже, мы все ошиблись.

— Не болтай о том, чего не знаешь и не понимаешь! — рявкнул Алекс.

— Да пошел ты…

Хотя Алекс ясно видел, что Сантосу не терпится подраться с ним, в его планы такое столкновение никак не входило. Поэтому он слегка отодвинул молодого человека в сторону и резко сказал:

— Я направляюсь в гавань, чтобы убраться отсюда. На сей раз окончательно. Так что посторонись-ка, парень!

И заметил, как по лицу Сантоса промелькнуло странное выражение облегчения. Такое же странное и непонятное, как и ужас, отразившийся на лице Долорес при встрече. Да что это с ними со всеми? — смутно подумал он, но не стал углубляться в размышления.

Молодой Орнеро ответил:

— Вот и отлично. А то рискуешь напроситься на крупные неприятности.

— Заткнись, сопляк, и не лезь туда, где далеко не все знаешь, — грубо сказал выведенный из себя Алекс. Потом устыдился и прибавил: — Береги ее, Сантос.

К его крайнему удивлению, тот не среагировал на грубость, а ответил:

— Не волнуйся. Я в состоянии позаботиться о ней. Так что твоя помощь не требуется.

Алекс повернулся и пошел прочь, пылая гневом. Какого черта этот мальчишка возомнил о себе? Какое имеет право так разговаривать с ним? Что он такого ужасного сделал? Ведь он действительно не знал о смерти их родителей…

Впереди показался покачивающийся у пристани катер. Алекс ускорил шаги и вскоре уже запустил двигатель и вывел свое судно в открытый океан. Его душили обида и ярость. Как они смели встретить его таким образом? Почему каждый повел себя с ним так, словно он им что-то должен?

Он ничего не знал о постигших семью Орнеро несчастьях, но все-таки пытался оказать помощь. Если не им всем, то хотя бы Долорес. И что получил взамен? Только отвращение, ненависть и приказание убраться из ее жизни навсегда. Навсегда… Навсегда…

Но постепенно эти чувства утихли, сменившись воспоминаниями об украденном у нее поцелуе, о сладости ее губ, о шелковистости черных кудрей, о гладкости нежной шеи… И в нем с новой силой вспыхнуло не только вожделение, но и прежняя, почти забытая за долгие годы глубокая и искренняя любовь к этой изумительной девушке, отвергшей его и отказавшейся уехать с ним…

Это, и еще кое-что… Желание понять, почему и Долорес, и Сантос встретили его с такой враждебностью. И что вызвало у нее такой ужас? Странно, очень странно…

К тому времени, когда на горизонте показались очертания Тенерифе, Алекс Парагон принял решение. Он не сядет на самолет и не покинет островов. Вместо этого переночует в отеле и утром, когда и Долорес, и ее брат, и все местные жители будут думать, что он навсегда исчез из их жизней, незаметно вернется на Пескадеро и попытается узнать, что же все-таки произошло.

 

3

Следующее утро, однако, встретило его приступом сомнений. Стоит ли подчиняться вчерашнему импульсу, исполнять решение, которое вполне может оказаться ошибочным? Стоит ли нарываться на очередные неприятности? Рисковать быть отвергнутым еще раз, уже третий, все той же девушкой, женщиной, которая не давала и не дает ему покоя на протяжении вот уже тринадцати лет?

Да и так ли уж важно ему знать, почему Лола испугалась? Может, она ожидала прихода любовника и занервничала, что он неправильно истолкует присутствие в ее доме постороннего мужчины? Возможно ведь и такое… А неприязнь Сантоса объяснить еще проще. Он остался единственным мужчиной в семье и считает своим долгом защищать честь сестер. Так что вполне мог расценить его появление как угрозу репутации Долорес… что может помешать ее будущему браку. У нее нет кольца, но разве это означает, что она не может быть помолвлена? Да за такой женщиной, как Долорес, мужчины обычно ходят толпами. Интересно, сколько у нее было любовников? Кто стал первым? Кому подарила она то, в чем отказала ему?

В глазах его внезапно потемнело, потом на черном фоне поплыли разноцветные круги. Алекс вскочил, кинулся в душ, встал под холодные колючие струи и позволил им остудить раскаленную голову. Да что с ним происходит? С ним, серьезным, занятым человеком? Почему эта женщина вызывает в нем такие бурные эмоции? Потому что позволяет себе отвергнуть его уже не в первый раз? Что это, приступ оскорбленного, уязвленного самолюбия? Или… ревность? Неужели он ревнует ее? Но к кому? Он ведь и понятия не имеет, есть ли в ее жизни другой мужчина. Был ли?

Был и есть, сам собой пришел непрошеный, но логичный ответ. Иначе ни ей, ни ее брату не было смысла встречать его столь враждебно.

Черт побери! Ему необходимо узнать правду! И если его догадка верна, он уедет, теперь уже навсегда. Окончательно забудет о ней. Начнет нормальную жизнь. Пригласит Эвелин в ресторан, потом в театр, потом займется с ней любовью. И, если они получат взаимное удовольствие, сделает предложение. Которое она примет. Не пройдет и трех-четырех недель, как он будет женат. А месяцев через десять станет отцом.

И на пути к этому стоит только одно — проклятое сомнение. Значит, необходимо устранить его незамедлительно.

Алекс оделся, вызвал машину и скоро уже ступил на палубу все того же катера. Сегодня он намеревался застать Долорес одну в нейтральной обстановке. На дальнем пляже, где они встречались в те далекие времена чуть ли не каждое утро и вместе плавали. Что-то подсказывало ему, что она не изменила этой здоровой привычки, — наверное, ее осанка, горделивый разворот плеч.

Быстрый взгляд на часы сказал ему, что если поторопиться, то можно успеть.

Причалив и спрятав катер за небольшой скалой, Алекс принялся нетерпеливо ждать. Не прошло и четверти часа, как на тропинке, ведущей к пляжу, показалась стройная фигура Долорес, одетой в легкое платье. Она спускалась легко и грациозно, даже не глядя под ноги, прекрасно зная каждый камешек на протяжении этих нескольких сотен ярдов. Когда до пляжа оставалось не больше полутора десятков шагов, Долорес проворно расстегнула пуговицы платья и бросила его на песок, оставшись в одном купальнике.

У Алекса перехватило дыхание. Как же она хороша! Длинные ноги, тонкая, почти осиная талия, приятно округлые бедра и высокая грудь, так и притягивающая вожделеющий взгляд. Он выступил из-за скрывавшего его куста, и…

Долорес споткнулась, едва не упала, но выпрямилась и посмотрела прямо на него. И он снова заметил промелькнувший в черных глазах страх. Только на сей раз он именно мелькнул, не задержавшись дольше десятой доли секунды, и немедленно сменился гневом.

― Ты вчера сказал Сантосу, что уезжаешь, — тихо, с опасным спокойствием в голосе произнесла она.

― Я и уехал. А потом передумал и вернулся.

― Позволь поинтересоваться, что именно ты делаешь на этом пляже? Откуда узнал, что встретишь меня тут?

― Полно, Лола, неужто ты забыла, что плавала здесь со мной тогда, много лет назад? Я не забыл… — Он оставил фразу висеть в воздухе, наслаждаясь великолепным зрелищем.

― О, полагаю, я должна чувствовать себя польщенной, что ты хоть что-то помнишь, — язвительно возразила она.

― Я никогда не забывал тебя, Лола, — откровенно признался Алекс. — Ни на миг.

Она насмешливо фыркнула.

― Можешь скармливать эту чушь своим американским подружкам. Я не настолько глупа, чтобы попасться на твою удочку.

— Я в жизни не врал тебе и сейчас не собираюсь начинать.

— Как ни странно, но я почти готова поверить тебе. — Долорес снова усмехнулась, теперь уже печально. — Если бы не одно «но».

— Какое же?

— Давай оставим это. — В ее голосе зазвучали предостерегающие нотки.

И он тут же расслышал их.

— Послушай, Лола, неужели нам необходимо вести себя словно врагам? Мы же были друзьями. Разве ты забыла? Хорошими друзьями.

— Да. Но потом ты стал добиваться меня, а я посмела оттолкнуть тебя. Тогда нашей «хорошей» дружбе пришел конец. Той самой дружбе, которой я так дорожила. Помнишь?

— Но, Лола, ты же собиралась уехать со мной. А потом вдруг…

— Да, я передумала. Или ты считаешь, что только мужчина имеет на это право?

— Ты сказала, что не любишь меня. Пом…

Он не договорил, заслышав ужасный грохот, и, несмотря на прошедшие годы, среагировал молниеносно. Оттолкнув Долорес в сторону, подальше от обрыва, швырнул на песок и сам бросился сверху, накрыв ее своим телом. И своевременно — огромный валун в сопровождении нескольких поменьше с шумом пролетел мимо и окончил свой путь в океане, подняв кучу брызг, захлестнувших и молодую пару.

Они лежали молча, задыхаясь и прислушиваясь, но все было тихо. Потом Алекс медленно откатился в сторону — и рассмеялся.

― Ничего смешного тут нет! — огрызнулась Долорес, поднимаясь и стряхивая с купальника песок.

― Нет, конечно нет. ― Извини, это реакция. Я… — Он отвернулся, не в силах терпеть эту утонченную пытку — зрелище ее практически обнаженного тела.

― О, Алекс! — вдруг воскликнула Долорес. — Он задел тебя! У тебя на спине кровь.

― Правда? — Он искренне удивился, потому что ничего не почувствовал. Пощупал рукой и обнаружил дыру на футболке и что-то теплое и влажное. — Черт, это, наверное, один из мелких зацепил. А я и не заметил…

Долорес уже была рядом, на коленях, и снимала с него футболку.

― Осторожно, Алекс. Осторожно… Сейчас я помогу тебе. Подними только руку, — взволнованно бормотала она. — Надо скорее показаться врачу. Господи, надеюсь, у тебя не начнется воспаления. Нужно срочно обработать рану…

Накануне, когда он заходил, она вела себя так, словно жаждала его смерти, а сейчас суетилась и нервничала от крошечной царапины.

Ободренный Алекс повернулся, взял ее за плечи и поцеловал. Она потеряла равновесие, покачнулась и невольно прижалась грудью к его обнаженной груди. Голова у него закружилась, и он упал на песок, увлекая ее за собой. Притянул к себе изо всех сил, не отрываясь от сладостных губ, впитывая их аромат долго и жадно.

Поцелуй длился долго, и Алекс неожиданно осознал, что Долорес не только не отталкивает, но, напротив, прижимается к нему всем телом и отвечает горячо и страстно. Тогда он словно обезумел — стал покрывать ее лицо и шею жаркими ненасытными поцелуями, сжимать упругие груди, ласкать каждый дюйм ее восхитительно гладкой кожи.

А она… она впилась в его волосы всеми пальцами и стонала, упиваясь его ласками.

Если ему действительно нужны были доказательства того, что он небезразличен этой женщине, то Алекс получил их в эти минуты, когда их переплетенные тела стремились к единению. Именно за этим он и вернулся сегодня…

И вот уже нетерпеливо подрагивающими пальцами он начал снимать с нее купальник, шепча бессвязные, но пылкие слова.

Однако тут Долорес пришла в себя и оттолкнула его.

— Господи, да что я такое творю? — воскликнула она, поправляя бретельку и пряча от его сладострастного взгляда обнажившуюся грудь.

Алекс попытался снова обнять ее.

— Ты делаешь только то, чего сама хочешь, — хрипло пробормотал он. — Разве нет? Ведь ты же хочешь…

Но она уже вскочила на ноги и, отступив на безопасное расстояние и уперев руки в бедра, воинственно выкрикнула:

— Я даже не знаю, на кого больше злюсь — на тебя или на себя? Наверное, все же на себя. Подумать только, я позволила себе вести себя как самка в поре — извивалась и стонала, призывая самца взять меня. Позор! Я не лучше кошки, когда она обхаживает кота, мяукая и выставляя себя напоказ. Иди и возьми, я твоя, я жду тебя. Какая гадость! Черт бы тебя побрал, Алекс Парагон! Какого дьявола ты вернулся? Я прекрасно жила без тебя все эти годы. Какое право ты имеешь возвращаться и доводить меня до такого состояния? Ты же сказал вчера, что уезжаешь. Опять наврал? Почему ты молчишь?

И верно, Алекс, не забывший ее огненного темперамента, благоразумно молчал во время сей гневной тирады. Теперь же, с трудом заставляя себя смотреть ей в глаза, а не на ее вздымающуюся грудь, ответил:

― Ждал, когда ты заткнешься.

Она вспыхнула.

― Послушай, ты… тебе нет места в моей жизни. Я не собираюсь ложиться в постель с кем бы то ни было, а уж тем более с тобой.

Алекс, к своему крайнему удивлению, обнаружил, что начинает наслаждаться разыгрывающейся сценой.

― Что-то я этого не заметил, Лола. И знаешь что? Давно я не получал такого удовольствия.

― Прибереги свои глупые шуточки для других! — воскликнула она, краснея от бешенства еще больше.

― Ты самая красивая на свете женщина, Лола, особенно когда бесишься. А я, уж поверь мне, видел немало красавиц.

― Готова поспорить, уж тут-то ты не соврал. И все они вешались тебе на шею. Как и я.

― Нет, дорогая, не волнуйся, не как ты. Ты такая одна-единственная. Всегда была, всегда будешь.

— Каждый человек единственный в своем роде, — отрезала Долорес. — Или ты так этого и не понял до сих пор? Был слишком занят сколачиванием состояния?

— Ну, значит, ты еще более уникальна, чем кто-либо другой… — лениво протянул Алекс. — И, между прочим, что плохого в делании денег?

— О, решительно ничего. Если только в процессе случайно не продаешь душу дьяволу.

Его карие глаза зловеще сверкнули.

— Так вот в чем ты меня обвиняешь?

Ее черные глаза метнули ответные молнии. Болтовня перестала быть болтовней, превратилась в напряженную и неприятную словесную баталию.

— Да что ты обо мне знаешь, чтобы так говорить? — спросил Алекс.

— В любом случае это мое дело. — Долорес вскинула голову. — А твое — уехать отсюда, вернуться к своим обязанностям. Немедленно. И оставить меня в покое. У меня тут хорошая, налаженная жизнь. И я не желаю, чтобы ты или кто-либо еще являлся и ломал ее только потому, что временами мне становится непросто справляться со своими гормонами.

— Значат ли твои слова, что ты не спишь с мужчинами? — напрямую спросил Алекс и замер в ожидании ответа. Потому что неожиданно понял, что для него он имеет колоссальное значение.

— Это тебя не касается, Алекс Парагон. И вообще, все мужики — настоящие болваны.

— Ты не можешь серьезно так считать, — ответил он. — Иначе тебе не удалось бы воспитать Сантоса приличным человеком.

― Сантос является тем исключением, которое только подтверждает правило. — Долорес внезапно успокоилась и посмотрела на него умоляющим взглядом. — Пожалуйста, Лехандро, не смейся надо мной. Ты никогда не был жестоким. Так не начинай же… не начинай сейчас… со мной…

Алекс опустил глаза. Да, она, безусловно, права, упрекая его в жестокости. Он ведь и понятия не имел, как Долорес прожила эти одиннадцать лет, какие тяготы выпали на ее долю. Он оставил ее, поддавшись чувству острой обиды за то, что она отвергла его домогательства, и ни разу, как заметил Сантос, даже не оглянулся. Как же мог рассчитывать, что она бросит все и приедет к нему, получив посланные им доллары? Нет, он свой выбор сделал. И обязан теперь принять его последствия.

Но, глядя на эту красивую черноволосую женщину, залитую лучами утреннего солнца, Алекс Парагон понимал, что заплатил слишком большую цену за свое благополучие. Что без нее в его душе образовалась невосполнимая пустота…

Тем временем Долорес подняла платье, достала из кармана часы, взглянула на них и спокойно заметила:

— Мне пора. Занятия вот-вот начнутся. Береги себя, Лехандро… И ты правильно сделал, что уехал. Здесь у тебя не было будущего.

Она повернулась и побежала по тропе вверх, а он остался стоять словно громом пораженный. Не было сил ни двигаться, ни думать, ни чувствовать. На сердце лежал тяжелый камень.

Почти такой же тяжелый, как тот, что чуть не задел их четверть часа назад. И имя ему было раскаяние…

Алекс Парагон раскаивался в том, что ни разу за истекшие годы не написал Долорес, не предпринял ни единой попытки связаться с ней. Почему? Из-за того, что она отвергла его тогда, на пляже? А если бы не отвергла, а он все равно уехал? Значит, Лола права?..

Но ведь ему было некогда. Мир бизнеса поглотил все его внимание, все силы. И он сумел преуспеть в этом мире жесткой конкурентной борьбы. Он выиграл.

Но какой ценой? Теперь ему это становилось все яснее. Цена была огромной — потеря женщины, которая и по сию пору занимает его сердце. И бессмысленно обманывать себя, говоря, что он вернется, и сделает кому-то там предложение, и заведет двоих, а то и троих детей.

Нет, ему нужна только Долорес. Ему не хватает ее бешеного нрава, веселого, заразительного смеха, страсти, захлестнувшей их обоих всего несколько минут назад…

И он не собирается повторять ошибку, которую совершил давно. Он не уедет не оглянувшись, не попрощавшись. Одного раза довольно. Более чем.

Приняв решение, Алекс ощутил зверский голод, словно все его жизненные силы ушли на эту работу. Он поднялся на катер и отправился завтракать на соседний остров, где его никто не знал. Вернулся только спустя три часа, когда солнце уже стояло в зените. Без определенного плана действий, но с решимостью покорить Долорес — ее сердце, душу и тело, — однажды уже устоявшую перед ним. И так и не уступившую, судя по ее словам, никому другому.

Алекс спрыгнул с катера на причал и неторопливо зашагал вверх по главной улице. Шум у школы снова привлек его внимание. Он поспешил подойти ближе и застал волейбольный матч в полном разгаре. Присев на трибуну, он с интересом стал наблюдать за игрой. Команды были смешанными — и мальчишки, и девчонки подавали и отбивали мяч с разной степенью мастерства, но равным энтузиазмом.

— Давай, давай! Левее! Пепе, не зевай! Мари, следи справа!

Воздух над площадкой так и звенел от ребячьих криков, перемежаемых свистком судьи-тренера, уже знакомого Алексу по вчерашнему дню.

Постепенно он увлекся игрой и вскоре отметил одного из игроков — высокую девчонку с пышными черными волосами, стянутыми на затылке в хвост. Нахмурившись, Алекс наблюдал за ней, пытаясь понять, кого же она ему напоминает. И внезапно его озарило: Долорес! Он пересел на второй ряд и стал всматриваться. Точно! Те же знакомые черты лица, такой же лоб и рот той же формы. Даже цвет лица… Единственное, что отличалось, — это фигура, но пройдет еще пара-тройка лет, и подростковая угловатость исчезнет, сменившись девичьей округлостью. Тогда сходство станет разительным.

Алекса захлестнула волна гнева. Так вот, значит, как она не спит ни с кем! Сколько же этой девчонке? Лет девять-десять? Это значит, что Долорес, гордая, неприступная Долорес, отказавшая ему в своей благосклонности, отдалась другому практически сразу же после его отъезда! Как же здорово она его провела!.. Алекс нахмурился и изо всех сил двинул кулаком по скамье. Какой же он легковерный идиот! Поверил в ее искусную игру, решил, что она до сих пор хранит целомудрие. Кретин, жалкий глупец! О да, Долорес права: все мужики — настоящие болваны. И он — первый среди них!

Постой, Алекс, негромко вмешался голос рассудка, почему ты решил, что эта девчушка — дочь Долорес? Да мало ли на острове женщин с похожими волосами и кожей?

Да, верно, вдруг очнулся он. Почему это я так твердо уверен в этом? Почему осудил Долорес, даже не потрудившись выяснить, верны мои подозрения или нет?

Но судьбе угодно было вмешаться и рассеять его сомнения.

— Мари! Орнеро! Подойди-ка ко мне! — раздался голос судьи, и девочка, за которой он наблюдал, легко подбежала к нему.

Она выслушала его слова внимательно, часто кивая, потом так же легко помчалась на свое место и с силой ввела мяч в игру.

Орнеро! Итак, он не ошибся. На острове нет других Орнеро. И она слишком взрослая для дочери Сантоса или тем более Ариэллы. Старшие Орнеро умерли вскоре после его отъезда, так что девочка не может быть сестрой Долорес. Значит, возможен один-единственный вывод: это ее дочь! Так вот, оказывается, почему Долорес так перепугалась, увидев его. Потому что у нее есть ребенок.

Да почему она должна бояться тебя? — возразил внутренний голос. Кто ты такой, чтобы она что-то скрывала от тебя или боялась тебя? Ты ей не муж, не жених, не любовник. Так что…

Гмм… действительно, странно…

Алекс продолжал наблюдать за девочкой. И чем больше смотрел, тем больше чувствовал, что все не так просто, как ему показалось с первого взгляда. Что-то тут не так… Но что?

Тут Мари Орнеро вскинула высоко вверх правую руку, делая подачу, и Алекс заметил у нее под мышкой родимое пятно в форме груши. И похолодел…

Потому что видел точно такое же не далее как сегодня утром, вытираясь после ледяного душа. Н-нет… Не может быть… Но…

Мысли беспорядочно теснились в голове, налезая одна на другую, но категорически отказываясь связаться во что-то внятное и разумное. Долорес отказала ему… У нее не может быть его ребенка… А эта девочка определенно его дочь. Но…

Алекс всячески пытался найти какое-то объяснение. Да нет, черт побери, это простое совпадение. Мало ли у кого бывают родимые пятна. К тому же передаются ли они по наследству?..

Но он чувствовал, что дело совсем не в случайном сходстве. И тут перед его глазами всплыла ясная картина: пляж, он бежит не разбирая дороги, взбешенный отказом Долорес, и вдруг слышит голос: «Эй, красавчик! Не спеши так…»

Алекс передернулся. Господи, как же он мог забыть? Совершенно, напрочь забыть Магдален и то, как взял ее — неистово и презрительно, отчасти, чтобы отомстить Долорес, отчасти, чтобы утолить собственное разочарование.

И эта девочка… Мари Орнеро — плод той короткой схватки, которую нельзя даже назвать любовной, настолько он был полон гнева и неутолимой горечи, — дочь его и старшей сестры Лолы Магдален?! Возможно ли такое?

О да, более чем просто возможно. Это, пожалуй, единственный вывод, который не только напрашивается сам собой, но и все объясняет. И ужас Долорес, и откровенную враждебность Сантоса, и их нетерпеливое желание избавиться от него, и даже некоторые слова и странноватые взгляды сеньоры Беседос. И как это она сказала?.. «Старшая их девчонка удрала еще до смерти отца, а Лоле одной пришлось малышей поднимать…»

Значит, Магдален сбежала, подбросив свою, его дочь Долорес, и та воспитывала ее наряду с младшими братом и сестрой, оставшись без родителей.

О Господи! Алекс содрогнулся, представив, что Лола пережила, когда узнала, что ее сестра беременна от него, Лехандро, которого она любила, хотя и отвергла…

Итак, все сходится: он, Алекс Парагон, — отец десятилетней девочки, появившейся на свет из-за его безответственного поведения. А Долорес ни разу даже словом не обмолвилась об этом, хотя и имела возможность. Сначала через его родителей, потом — когда он прислал денег… там же был его адрес. Значит, она не желала и не желает, чтобы он знал о ребенке.

Алекс с трудом поднялся со скамьи и, пошатываясь от пережитого потрясения, побрел к выходу. В голове ритмично стучала лишь одна мысль: я обязан найти Долорес. Я обязан найти Долорес. Я обязан найти Долорес… Сейчас же. Незамедлительно… Я и так упустил целых десять лет…

 

4

Немного придя в себя, Алекс вошел в школьное здание, разыскал секретаря и спросил, где он может увидеть Долорес Орнеро.

— Думаю, она дома. В занятиях сейчас перерыв, и Долорес, как правило, проводит его у себя, — ответила, мило улыбаясь, молодая, незнакомая ему девушка.

— Благодарю, — ответил он и направился к двери.

— Вы знаете адрес? — догнал его голос секретаря.

— Да, спасибо, — не поворачиваясь, отозвался Алекс и вышел из кабинета.

Он быстро преодолел небольшое расстояние до дома Орнеро, время от времени отвечая на приветствия, хотя не понимал, кто именно к нему обращается. Он спешил, очень спешил. Упустив десять лет, Алекс Парагон не желал терять большее ни единой минуты.

Взлетев на крыльцо и едва постучав, он распахнул дверь и крикнул:

— Долорес, это я, Алекс! Можно войти?

Ответом ему была тишина.

Он позвал еще раз, громче, но с тем же результатом. Тогда прошел в просторный холл, огляделся по сторонам и заметил висящую на стене большую фотографию в рамке. Если до сего мгновения у него еще могли быть сомнения, то теперь они полностью рассеялись. Ведь с нее на него смотрели, весело улыбаясь, Долорес и маленькая девочка, как две капли воды похожая на ту, что вчера и сегодня привлекла его внимание. Его дочь. Его и Магдален. Магдален, а не Долорес, его возлюбленной, ненаглядной Долорес…

Перед ним быстро мелькнула картина, так живо отпечатавшаяся в памяти, — Лола в апельсиновой рощице срывает с деревьев ароматные цветы к свадьбе какой-то дальней родственницы. Он долго наблюдал за ней, за ее удивительно грациозными движениями, потом подкрался сзади, обнял и шепнул на ухо, не в состоянии больше скрывать своих чувств:

— Я люблю тебя, Лола, люблю!

Она моментально повернулась к нему лицом, обвила его шею пахнущими апельсиновым цветом руками и прижалась жаркими губами к его рту, даря утоление его жажды. А после, заглянув в его карие глаза, ответила:

— И я люблю тебя, Лехандро! Больше всего на свете!

Алекс вздохнул. Да, она любила его. А он… Чем он отплатил за ее чувство?

С трудом оторвав взгляд от снимка, а мысли от грустных воспоминаний, он прошел в кухню. Там явно недавно кто-то был. На плите стоял еще неостывший чайник. В раковине лежали разделочная доска и нож.

Алекс сразу понял, где найдет ее. На том самом месте, где они так часто встречались, когда еще были друзьями, а не влюбленными, там, где вели долгие беседы о жизни, о ее целях и смысле, о своих ожиданиях…

Он покинул дом и бегом поднялся по крутой узкой тропе к тому самому утесу, где ожидал встретить Долорес. Остановившись, окинул взглядом когда-то привычную картину, и замер.

Господи! Какая потрясающая красота! Какие просторы! Ему захотелось упасть на колени и возблагодарить Создателя за его титанический труд, за то, что подарил миру и ему, Алексу, это необыкновенное, величественное творение — группу островов в океане, которые он восемнадцать лет называл домом, но покинул в погоне за лучшей жизнью, за деньгами, за властью, утратив в итоге нечто очень и очень важное…

Алекс тяжело вздохнул… и увидел ее.

Долорес стояла, прислонившись спиной к валуну, и смотрела вдаль. Он не знал еще, что скажет ей, не имел ни малейшего представления, как она ответит. В одном он был убежден на сто, нет на сто пятьдесят процентов: пришел момент истины. И правда должна выйти наружу. Немедленно.

Приняв решение, Алекс Парагон никогда не колебался и не мешкал в его осуществлении. И он шагнул к ней.

Долорес, должно быть, уловила краем глаза его движение и повернулась. Он двигался легко и изящно, не делая ни единого неверного движения, грациозный, как дикая кошка, и не менее опасный.

Ну конечно, так она и знала, что он не уедет. Какой же надо быть дурой, чтобы позволить себе целовать его со всей силой и жадностью неутоленной страсти!

Алекс приблизился, и сердце ее перевернулось. Что-то в его лице сказало ей главное: он знает! Ей не удалось избавиться от него, утаив существование Марибель…

Что же теперь делать? Как вести себя? Мысли метались в ее голове в поисках правильного решения. Долорес набрала полную грудь воздуха и, сжав за спиной кулаки и прикусив нижнюю губу, ждала его.

Алекс безошибочно уловил подаваемый ею сигнал: берегись! Но он не собирался отступать, а готовился принять ее вызов.

Остановившись всего в шаге от нее, он окинул взглядом стройную фигуру все в том же легком платье, что было на ней утром, и заявил:

— Я был на школьном стадионе!

— Что ж, значит, тебе все известно… — внезапно утратив голос, прошептала она.

— У меня есть дочь. Мари Орнеро. Ей десять лет. Верно?

— Верно, — собравшись с силами, уже громче ответила Долорес.

— Вот, выходит, в чем было дело. Вот почему ты потеряла сознание, когда увидела меня. И поэтому-то так хотела избавиться от меня. Боялась, что я узнаю, да? — Алекс схватил ее за плечи руками и встряхнул что было сил, даже не заметив, как она дернулась. — Ты не пожелала сказать мне, что у меня есть ребенок. Почему? Думала, мне это безразлично?

Долорес вспыхнула ярче макового цвета, сбросила его руки и яростно выкрикнула:

— Ты говорил, что любишь меня, а когда я не отдалась тебе, тут же утешился с моей собственной сестрой. Тебе было все равно, с которой из нас заниматься любовью, так почему же я должна была думать, будто тебя могут взволновать последствия? Ответь мне, Алекс Парагон! Ответь, жалкий трус! — И, увидев, что он молчит, продолжила свою атаку: — Что же это за любовь такая, позволь поинтересоваться? Я ни в чем не обязана отчитываться перед тобой, Алекс, потому что, если бы не я, у тебя не было бы сейчас дочери, понял? А ты… ты… Как ты смеешь высказывать какие-то претензии, когда даже не побеспокоился узнать, к чему привело твое безнравственное поведение?

— Ты же не любила меня, — пробормотал Алекс, ошарашенный ее гневной отповедью. Перед ним была не Долорес, а разъяренная тигрица, вступившая в битву не на жизнь, а на смерть за своего детеныша. — Хотя и говорила…

— Зато ты любил меня! — зло выплюнула она. — И прекрасно доказал это! Да известно ли тебе, Алекс Парагон, что Магдален не молчала ни секунды. Она прибежала домой, сияя от радости, и тут же все мне выложила! Не знаю почему, но Магдален ненавидела меня всю свою сознательную жизнь. Она выбрала тебя, чтобы причинить мне боль, и преуспела. Ты предоставил ей прекрасную возможность! Вот как ты любил меня, Лехандро…

Он стиснул зубы и дышал часто-часто. Потом снова схватил ее руками за плечи, с силой тряхнул и выкрикнул:

— Заткнись!

Долорес вздрогнула и подчинилась. Грудь ее высоко вздымалась, глаза метали молнии, но она молчала.

— Прости. — Алекс разжал пальцы и позволил рукам бессильно упасть вдоль тела. — Прости, Лола. Я… я не знаю, что сказать на твои обвинения. Ты права, во всем права… и не права… Я действительно повел себя тогда как последний негодяй. Но ты даже не представляешь, что сотворила со мной своим отказом… Я не любовью занимался с Магдален, а предавался ненависти, мстил… тебе…

Теперь оба стояли молча, избегая смотреть друг другу в лицо.

— Как ее имя? Полное… — тихо спросил Алекс.

— Марибель. Друзья зовут ее Мари, но мы никогда. Только Марибель.

— Марибель Орнеро, — повторил он, мягко прокатив имя по языку. А что, здорово! Красиво! — Почему ты ни разу не написала мне об этом, Лола?

Что ответить на такой простой вопрос? У нее были причины — и простые, и сложные. И она не считала, что он имеет право спрашивать о них.

— Какое это имеет значение? Не написала, и все.

— Для меня — большое. Я наблюдал за ней вчера и сегодня. Она… она великолепна! — с чувством сказал Алекс.

— Ты уехал, Лехандро, — тихо, но непреклонно произнесла Долорес. — Изменил мне, твоей «великой» любви, и тут же удрал как презренный трус. Ни разу не написал ни слова, даже на смерть моих родителей не откликнулся, не говоря уже о том, чтобы как-то объяснить свое поведение.

— Мне было слишком больно, чтобы пытаться связаться с тобой, — искренне объяснил он. — Ты просто убила меня своим отказом…

— Угу. Зато Магдален-то тебя быстро утешила, — насмешливо напомнила Долорес.

— Не надо, Лола, будь милосердна!

— Ах, милосердна? А ты был? Ты хоть знаешь, через что мне пришлось пройти? Что я пережила, когда через месяц Магдален заявила, что беременна от тебя? И что намеревается сделать аборт? Знаешь, что я в ногах у нее валялась, умоляя оставить ребенка, выносить его и отдать мне? Это моя дочь, Лехандро, моя, а не твоя! Я воспитала ее, с помощью Сантоса и Ариэллы. Она выросла прекрасной девочкой, прекрасной!

— Хочешь сказать, что она не нуждается во мне?

— Да, именно это я и хочу сказать!

— Тебе удивительно удается причинять мне боль, — не скрывая горечи, заметил Алекс. — Но если ты ее мать…

— Не если, а я ее мать. По закону. По закону! По документам!

— Но если ты ее мать, — неумолимо продолжал Алекс, — то ответь: неужели она ни разу не спрашивала, кто ее отец?

— Спрашивала, конечно.

— И что ты ей сказала?

— Правду. Что отец уехал задолго до ее рождения. И что он даже не знал о ее предстоящем появлении на свет.

— И этого было достаточно? Она не захотела узнать даже моего имени? — Он снова схватил Долорес за плечи.

— Прекрати. Ты делаешь мне больно! — воскликнула она, пытаясь высвободиться из стального капкана его пальцев.

— Мы закончим этот разговор, хочешь ты этого или нет! — рявкнул, Алекс. — Значит, Марибель не знает, кто я?

— Ты уехал отсюда, Лехандро. Это больше не твой мир. Что толку, если бы я назвала ей имя? Я читала о тебе, и часто. Твое имя непрестанно появляется на страницах иллюстрированных журналов. Мы теперь здесь имеем кое-какое представление о внешнем мире, не так, как раньше. Я сотни раз видела твои фотографии. Удачливый бизнесмен, достигший колоссального успеха. Особняки во многих столицах. Дорогие машины. Дорогие женщины. Ты отличаешься от нас, как день от ночи, Лехандро, пойми это!

— Но это все только поверхностное.

— Нет! Нет, потому что твоя жизнь далеко отсюда, в Соединенных Штатах, на важных заседаниях, на крупных приемах. Ты же не собираешься остаться на нашем Богом забытом островке, куда даже туристы забредают раз в полгода, не чаще. Разве ты удовлетворишься жизнью тут? Что тебе здесь делать, кроме как смотреть на свою дочь, гоняющую на велосипеде или играющую в волейбол?

— Но это моя родина! Здесь мои корни!

— Полно, Лехандро, не болтай ерунды. Ты обрубил их одиннадцать лет назад. Они не могут вырасти заново.

— Могут. И я сделал первый шаг в этом направлении, когда поцеловал тебя сегодня утром.

Долорес наконец высвободилась и гневно выкрикнула:

— Дело не во мне! Оставь меня в покое!

— Полно, Лола, как же я могу? — Алекс снова поднял руку, но на сей раз не схватил грубо, а нежно провел пальцами по покрасневшей коже на ее плече. — Ты похудела, Лола. Много работаешь…

— Оставь меня в покое, — повторила Долорес, правда уже немного спокойнее. — Я не нуждаюсь в твоей жалости.

Она снова напомнила ему загнанную в угол тигрицу — бешеную, готовую драться до последнего и дорого продать свою жизнь.

— Я только сейчас начинаю понимать, что ты должна была чувствовать, — медленно произнес Алекс. — Тебе было тогда шестнадцать, ну, почти семнадцать, когда родилась Марибель. Твои родители умерли вскоре после ее рождения?

— Отец еще до. Мама, когда ей было около года.

— Мне очень жаль, что у тебя все так сложилось. Но почему ты не попыталась разыскать меня? Ведь я же не скрывался. Ты вполне могла бы найти меня.

Да, он был прав. Но так уж получилось, что причиненная им боль сделала любой контакт невозможным. По крайней мере тогда. Потом… потом прошли годы… Она привыкла к своей жизни. Достигла чего-то. А горечь… горечь так и не смягчилась…

— Почему я должна была тебя разыскивать?

— Потому что ты растила моего ребенка. Вот почему, Лола.

— Моего ребенка! — крикнула она. — Мо-е-го!

Алекс прищурился.

— Ты сама скажешь ей? Или предоставишь это мне?

— Что скажу? — Долорес побледнела, хотя это казалось и невозможным из-за загара.

— Что я ее отец, что же еще?

Она отступила на шаг, опасно приблизившись к самому краю, словно хотела броситься в пропасть, лишь бы не продолжать тяжелый разговор.

— Нет. Ни я, ни ты. Мы не скажем ей ничего.

— Предпочтешь, чтобы она узнала от кого-то другого? От постороннего? Как она тогда отнесется к нам обоим? Ты подумала о ее чувствах?

— Ей нет никакой необходимости узнавать об этом!

Это был удар ниже пояса.

— Нет необходимости?!

— Нет. Она не знает, кто ты такой, может, даже не заметила тебя. Пусть все так и остается.

Алекс шагнул к ней, заставив ее отступить еще ближе к краю. Глаза застлало кровавой пеленой ярости. Тяжело дыша, он проскрежетал:

— Что ты себе вообразила, Долорес? Ты что, действительно считаешь, что в силах воспрепятствовать мне? Лишить меня дочери, которую я случайно обрел? Ты украла у меня десять лет ее жизни, и я не позволю, чтобы это продолжалось. Слышишь? Что ты можешь сделать, Долорес? Притвориться, что я не появлялся здесь? Надеяться, что я уеду снова, сделав вид, будто мне ничего не известно?

— А что собираешься делать ты? Нанять стаю адвокатов и отсудить у меня Марибель? Так? — Слова вырвались сами собой.

Она не намеревалась озвучивать свои страхи. Больше всего в жизни Долорес боялась, что в один «прекрасный» день так и произойдет. Это снилось ей по ночам, и она просыпалась, крича от ужаса.

И снова она попала в больное место. Алекс едва верил собственным ушам.

— Ты поистине ненавидишь меня, Долорес, — тихо произнес он.

— Нет. Но взгляни на ситуацию моими глазами. У тебя — миллионы, ты — гражданин Соединенных Штатов. А мы все прекрасно знаем, что это означает. По сравнению с тобой я — ничто. Что же я могу противопоставить тебе, отстаивая наши интересы — мои и Марибель?

— Неужели ты искренне считаешь меня подонком? — недоверчиво качая головой, спросил Алекс.

— О, не прикидывайся святым. Такие не добираются туда, куда добрался ты.

Он вздохнул, заметил вдруг, как опасно к краю они оказались, отступил и потянул ее за собой. Снова вздохнул и сказал:

— Послушай, Лола, давай успокоимся и поговорим как взрослые люди. Я не намерен забирать у тебя Марибель. Не намерен. Никогда и ни за что! Понимаешь? Но я хочу быть ей отцом, настоящим отцом. Хочу познакомиться с ней и принимать участие в ее жизни. Ты понимаешь меня, Лола? Понимаешь? Я хочу попытаться наверстать потерянное время.

— Послушай, ну что ты знаешь об этом? — с болью воскликнула Долорес. — Ей ведь не полгода и не полтора. Она не забавный карапуз. Ей — одиннадцатый год со всеми вытекающими отсюда последствиями. Трудный возраст. Как думаешь, каким образом она среагирует на неизвестно откуда взявшегося отца?

В ее голосе было столько искренней муки, что он невольно задумался: что же это действительно такое — быть отцом? До сих пор ему не приходилось общаться с детьми, ни с маленькими, ни с большими. Как и о чем разговаривать с этой высокой, немного неуклюжей девчонкой, которая появилась на свет вследствие его необузданного темперамента? Не по желанию, не по любви, а от ярости и несдержанности…

— Не знаю, — честно ответил он. — Но я буду стараться что есть сил.

— Пожалуйста, выслушай меня, Лехандро… — взяв себя в руки, начала Долорес. — Марибель отлично обходится без тебя. У нее нет недостатка в родственниках. Сантос прекрасно к ней относится и полностью заменяет необходимого в жизни любого ребенка отца. Она прекрасно учится, занимается спортом, музыкой. Мы даем ей все, что надо. Нет никакой нужды тревожить ее душу появлением свалившегося как снег на голову папочки. — Она тряхнула волосами и взглянула Алексу в лицо, пытаясь определить, как он воспринимает ее слова. — И еще одно не забывай: Пескадеро — ее дом. Не Соединенные Штаты, не Калифорния, а этот остров. Если ты войдешь сейчас в ее жизнь и начнешь проводить с ней выходные и каникулы, то она будет непрестанно разрываться между Америкой, Европой и где там еще у тебя есть особняки? Пройдет немного времени, и Марибель перестанет понимать, где ее дом.

— Послушай, ничего плохого в том, что девочка повидает мир, нет. К тому же люди, человеческие отношения значат много больше, чем разные места.

— Ее люди, родные ей люди, все здесь! — отрезала Долорес. — Уезжай, Лехандро, и забудь о нас. В первый раз у тебя это отлично получилось. Получится и теперь!

— Слишком поздно. Я не могу так просто взять и забыть, что у меня есть дочь.

Она изо всех сил пнула ногой ближайший булыжник.

— Ты такой же, как этот камень! Тебя ничем не проймешь!

К ее удивлению, он не разозлился, а засмеялся.

— Точно.

— Что точно?

— Точно, ты похожа на тигрицу, которая дерется за своего детеныша не на жизнь, а на смерть.

Долорес удивленно посмотрела на него, потом залилась смехом. Они хохотали как ненормальные и никак не могли успокоиться. А когда наконец перестали, Долорес вытерла слезы и неожиданно серьезно сказала:

— Алекс, я хочу попросить тебя об одолжении.

— Пожалуйста, я слушаю.

— Уезжай сегодня. Домой, в Штаты, или куда там тебе надо по делам. И не возвращайся десять дней, а лучше — две недели. Я хочу, чтобы ты как следует обдумал то, что узнал. И чтобы с полной серьезностью решил, действительно ли тебе нужна дочь. Потому что это — колоссальная ответственность. А ты до сих пор, извини, не проявил себя таким уж ответственным…

— Я добрался до самого верха, будучи не только безжалостным, но и ответственным, и обязательным. Более того, гибким и способным меняться. Открытым новым идеям и возможностям.

— Марибель — не предмет сделки! — взвизгнула Долорес.

— Довольно. Ты уже достаточно оскорбляла меня. Не продолжай.

Она моментально раскаялась.

— Пожалуйста, прости меня, Лехандро… Но я еще не закончила. По прошествии двух недель, когда придешь к какому-то выводу, позвони мне, но не домой, а в школу. Чтобы Марибель случайно не узнала… — Голос ее дрогнул. — Пойми, твое решение изменит три человеческие судьбы. Мы сейчас даже представить не можем, каким образом. И Марибель самая уязвимая из нас. Ей всего десять. Не сломай ее жизнь поспешным решением, принятым в гневе. Прошу тебя, Лехандро. Пожалуйста!

Алекс взглянул на нее с уважением. Он знал, насколько Долорес горда, и вот сейчас она отбросила в сторону свою гордость и умоляла ради своего ребенка. Потому что его дочь — и ее дочь тоже. К тому же она права: он сейчас в ярости и не может мыслить здраво.

— Хорошо, Лола. Хорошо. Но скажи, если по зрелом размышлении я решу, что хочу быть ей настоящим отцом, ты согласишься?

Она опустила голову, посмотрела себе под ноги, потом снова подняла и посмотрела ему в глаза.

— Да. Да, Лехандро, конечно… Но ты сделаешь, как я прошу? — почти шепотом закончила она.

Он пальцем приподнял ее подбородок, погладил гладкую кожу щеки, с трудом проглотил вставший в горле ком.

— Ты — удивительная женщина, Долорес. Я восхищаюсь тобой. Я позвоню тебе через две недели.

Уронив руку, он повернулся и сбежал по тропе. А Долорес осталась одна. Она долго смотрела вслед большому катеру, пока тот не превратился в крошечную точку на горизонте, и думала…

О чем? О том, что может лишиться дочери? Или…

 

5

Следующие дни они провели совершенно по-разному.

Долорес с каждой минутой все больше погружалась в уныние, временами переходящее в почти нестерпимое отчаяние. Как так получилось, что она призналась Алексу в том, что Марибель его дочь? Каким образом ему удалось вырвать у нее подтверждение его подозрений? На основании чего он вообще сделал вывод о своем отцовстве?

Но сколько бы ни проигрывала в уме их разговор, уныло признавала: это она, и никто другой, сказала ему об этом прямо. Конечно, он застал ее врасплох… Но почему же она не дала себе труда подготовиться к противостоянию?

И вывод напрашивался единственный: потому что до сих пор любила его, Лехандро Парагона, изменившего дружбе и любви и сбежавшего от нее, бросившего ее на произвол судьбы. Ни разу не поинтересовавшегося, как она справляется с тяготами жизни в одном из самых заброшенных уголков мира…

Нет! Долорес в ужасе отмела эту мысль. Она же не настолько ненормальная, чтобы простить подобное предательство!

В ушах ее звучали его слова: «Я не намерен забирать у тебя Марибель. Не намерен. Никогда и ни за что!».

Вроде бы он был искренен, тогда ей волноваться не о чем. Но… И тут опять вставало все то же «но». Можно ли доверять человеку, однажды уже предавшему ее? Что способно помешать ему сделать это во второй раз? Но ведь есть и еще один вполне вероятный исход, пыталась она утешать себя. Он может и не вернуться. Решить, что не нуждается в такой ответственности, как воспитание ребенка, и сообщить ей об это прямо и откровенно по телефону. Предложить помочь материально…

Да, верно! Так и будет!

По прошествии недели Долорес убедила себя в этом последнем варианте и начала постепенно успокаиваться. В конце концов, если бы Лехандро серьезно заботился об установлении отношений с дочерью, он бы уже давно позвонил.

О да, она уговорила себя, Лехандро больше не появится. Но вместе с облегчением испытывала и странное разочарование…

* * *

Алекс же не терзался подобными вопросами. Уже в тот самый момент, когда выводил катер из гавани и направлял его в сторону Тенерифе, он принял решение — твердое и бесповоротное. Он будет отцом Марибель, настоящим отцом, и сделает все от него зависящее, чтобы его дочь имела не только необходимое, но и намного больше.

Именно поэтому он не собирался спешить и форсировать события. Он дал Долорес слово позвонить через две недели, так и поступит. А пока…

Он позвонил в головной офис, переговорил со своим заместителем, убедился, что дела в полном порядке и его присутствие не требуется. Отлично, значит, он имеет полное право выделить время на встречу с отцом. Тем более что тот звал его приехать на пятую годовщину свадьбы.

Алекс усмехнулся, вспомнив слова старухи Беседос. Даже сейчас, на пороге шестидесятилетия, его отец оставался удивительно красивым мужчиной. И Тереза — его молодая во всех отношениях жена — была от него без ума.

Женитьба отца не вызвала у него горечи, хотя Алекс и обожал мать. Насколько он знал, Хосе Парагон не заводил интрижек на стороне при ее жизни. А если и заводил, то она ни разу не заподозрила.

Кроме того, тридцатисемилетняя Тереза Молина была настолько приятной женщиной, что только полный идиот мог бы не хотеть породниться с ней. Она заботилась о муже, исполняла любой его каприз так, словно тот был законом, и всячески холила и лелеяла своего Хосе.

Что бы такое подарить им? Первый совместный юбилей заслуживает чего-то особенного…

Алекс размышлял над этим, пока вдруг не вспомнил, что Тереза как-то призналась ему, что всегда мечтала посетить Париж.

— Знаешь, Лехандро, мне до сих пор так и не довелось увидеть этот город. А ведь это голубая мечта моего детства. Я очень надеялась, что мы с твоим отцом проведем там медовый месяц, но он тогда был не в состоянии расстаться со своим ненаглядным виноградником. Так что… Впрочем, что это я? — тут же прервала она себя, поняв, что для пасынка ее слова могут прозвучать жалобой на отца. — Хосе, конечно, с удовольствием согласился бы, но у нас с деньгами тогда было неважно.

Тогда Алекс не мог позволить себе сделать ей такой подарок, но теперь все обстояло иначе.

Итак, решено, он подарит Терезе и отцу двухнедельный отпуск в столице Франции. Лучший отель, шикарный автомобиль с шофером, великолепная экскурсионная программа с персональным экскурсоводом. Париж в апреле просто великолепен. Тереза будет счастлива. И отцу понравится. Точно. Уж об этом он позаботится. Да и сам проведет с ними пару дней.

Так он и поступил. И на следующий день, высадившись в аэропорту Малаги, взял напрокат машину и направился к отцовском дому.

— Сынок, как я рад тебя видеть! — приговаривал Хосе, похлопывая Алекса по спине. — А Тереза-то как счастлива будет! Она уж волновалась-волновалась, вдруг ты не успеешь на наш праздник. А ты успел, мальчик мой. Дай-ка я взгляну на тебя как следует! Молодец, парень. Форму держишь. — И он одобрительно стукнул сына кулаком в плечо. С такой силой, что тот едва устоял на ногах.

— Ладно, отец, куда уж мне до тебя, — усмехнулся Алекс. — Смотри, едва не повалил.

— Ну-ну, не придумывай. Ох, порадовал старика, Лехандро, мальчик, ох, порадовал! Спасибо, ублажил. Идем в дом, угощу тебя вином. Даже не знаю, какое первое предложить. Прошлогодний урожай был отличный, но и третьего года не хуже…

— Господи, отец, да погоди ты со своим вином. Слушай, хочу тебе первому сказать: я отправляю вас с Терезой на две недели в Париж. Она как-то проговорилась, что мечтает об этом чуть ли не с детства. Да и ты там не был никогда. Что скажешь? — спросил он и с крайним удивлением обнаружил, что на глаза отца, его сурового отца, навернулись слезы. — Что такое, пап? Ты… не хочешь?

— Ох, Лехандро, малыш, ну что ты такое говоришь? — Хосе качнул головой, пытаясь скрыть непрошеную влагу, потом махнул рукой и шмыгнул носом. — Растрогал ты меня, сынок, до глубины души. Я все нет-нет, да и подумаю изредка, не сердишься ли ты, что я после твоей мамы, моей обожаемой Марии, женился еще раз. А ты вон как о Терезе заботишься… — Он еще раз шмыгнул носом, но не удержался, и одинокая слеза сползла по щеке на подбородок.

Алекс обнял отца и неожиданно для самого себя поцеловал.

— Что ты, папа, — негромко сказал он. — Почему я должен сердиться? Ты же маму никогда не обижал. И я уверен, что она не хотела бы, чтобы ты на старости лет один остался. А Тереза чудесная женщина, просто замечательная. Я ее обожаю. Лучшей мачехи и желать не могу. К тому же мне так легко доставить вам обоим это маленькое удовольствие. Я и сам на несколько дней прокачусь с вами, идет?..

Хосе был счастлив, а уж восторгам Терезы и вовсе не было границ. Вне себя от восхищения, она с утра до ночи говорила только о том, где еще хотела бы побывать. Ее личный гид, один из лучших знатоков Парижа, к вечеру каждого дня еле языком ворочал от усталости, но она не желала даже слушать о том, чтобы дать ему передохнуть. Ее энтузиазм был настолько заразителен, что каждое утро он являлся в холл «Рояль-Паласа» и расплывался в широченной улыбке при виде Терезы. Хосе любовался ее искренней радостью и постоянно — вслух и мысленно — благодарил сына.

Но на четвертый день он вдруг забастовал и предложил жене поехать на послеобеденную экскурсию без него, в сопровождении одного Анри, их гида.

— Дорогая, сжалься, позволь старику хоть немного дух перевести. Я уже не в том возрасте, чтобы так энергично отдыхать. К тому же я хочу с Лехандро провести время. По-моему, мальчик выглядит обеспокоенным, тебе не кажется?

Тереза резко опустила на туалетный столик тюбик помады и повернулась к мужу.

— Правда? О, Хосе, милый, какая же я эгоистка! Так веселюсь, что даже не замечаю, что вокруг творится. Конечно, дорогой, поговори с ним. Может, мальчик нездоров? — Она называла Алекса мальчиком, хотя была старше его всего на тринадцать лет. — Или у него проблемы? Ох! — Тереза на мгновение закусила губу, испугавшись пришедшей в голову мысли. — Господи, как же я не подумала? Может, у него финансовые трудности, а он нам такой праздник устроил?

Хосе подошел к ней, положил руки на плечи и поцеловал в макушку.

— До сих пор поражаюсь, как это мне повезло в жизни, милая. Ведь мы могли бы и не встретиться. Как бы я жил без тебя? А за Лехандро ты не волнуйся. Я сегодня с ним поговорю и постараюсь выяснить, что с ним творится. Но это точно не с деньгами связано. Думаю, дело совсем в другом…

— А в чем, Хосе?

— Давай не будем гадать. Ты собирайся, не заставляй Анри ждать. Вечером увидимся, сходим все вместе куда-нибудь поужинать. Спроси у Анри, что он посоветует, ладно? А теперь поезжай, ненаглядная моя. — Он поцеловал жену в губы долгим поцелуем влюбленного и подтолкнул к выходу. — Развлекайся, дорогая.

Дождавшись, когда за ней закроется дверь, он с блаженным вздохом опустился на кровать и потянулся. Господи, ну наконец-то удастся спокойно посидеть и поболтать с сыном. Да, староват он становится для таких развлечений. Ему бы спокойно побродить по набережным да посидеть в маленьких бистро, неторопливо потягивая кальвадос, наблюдая за голубями и парижанами. Вот это дело! А мотаться по всему городу, даже если и в шикарном лимузине… Он снова вздохнул и взял телефонную трубку.

— Лехандро, сынок, у меня приятная новость. Я отвертелся на сегодняшний вечер от культурной программы. Да, отправил Терезу в сопровождении Анри, а сам остался. Предлагаю тебе пройтись, выпить кофе и по рюмочке коньяку. Что скажешь?

— Отлично. Мне только надо закончить кое-какие дела. Давай через полчасика, идет?

* * *

Старший и младший Парагоны долго и неспешно бродили по улочкам старого города, любуясь архитектурой и прекрасными француженками. Хосе не раз ловил направленные на его сына довольно-таки откровенные взгляды, но, к его крайнему удивлению, тот их либо не замечал, либо намеренно игнорировал.

— Смотри, сынок, смотри, какая хорошенькая, — не выдержал наконец он.

— А? Что? Ты о ком, отец? — удивился Алекс.

— Да вон пошла красотка. Так на тебя посмотрела… Упускаешь ты свои шансы, парень, ох, упускаешь! Эх, будь я лет на двадцать помоложе, да если бы Терезы у меня не было… — Старик Хосе многозначительно замолчал.

Алекс усмехнулся.

— Да уж, наслышан…

Отец взглянул на него округлившимися от изумления глазами.

— Наслышан? Что ты имеешь в виду? О чем и от кого?

Сын выругался про себя. Что его за язык потянуло? Но старик Хосе продолжал настаивать, так что пришлось признаться.

— Давай-ка присядем вот тут. Гарсон, две рюмки коньяку! — крикнул Алекс, устраиваясь за столиком под навесом. — На той неделе я был на Пескадеро… — начал он без предисловий.

Хосе присвистнул.

— Вот это да! Что это вдруг тебя в родимые места потянуло? А дом наш старый видел? Стоит еще?

Алекс уныло покачал головой. Черт, его так потрясли произошедшие события, что он даже и не вспомнил о нем.

— Нет. Не довелось как-то. Зато видел сеньору Беседос. Помнишь, у нее маленькая лавочка на главной улице?

— Конечно, помню.

— Она меня узнала. Про тебя спрашивала, про маму. Она-то кстати и сказала, что ты не мог остаться один. — Алекс подмигнул отцу.

Тот смущенно хихикнул в ответ и судорожно схватился за подоспевший коньяк.

— Был у нас с ней когда-то роман, довольно бурный, — сказал он и тут же добавил: — Но это еще до Марии. А потом что-то у нас не сложилось. Вот она и болтает, что на ум взбредет… Так с чего это вдруг ты на Пескадеро отправился? По работе или…

— Или, отец, или. — Алекс отпил немного ароматного напитка, посмаковал, одобрительно хмыкнул. Только потом продолжил: — Я решил навестить кое-кого. Убедиться в том, что… — Он запнулся, не зная, какими словами объяснить свое странное поведение.

— И? Повидал ее?

— Ее? Кого ты имеешь в виду, отец?

— Ох, парень, не притворяйся, ты прекрасно знаешь, о ком я. О Долорес, конечно.

— Гмм… так ты в курсе был… ну, что мы с ней…

— Скажу тебе честно, сынок, мы с твоей мамой поначалу радовались. Долорес — девушка хорошая. Но потом ты уехал, довольно внезапно… Она вскоре тоже исчезла, только ненадолго. А вернулась с ребенком… Впрочем, мы ее не осуждали. Мало ли что в жизни бывает. Уж очень она убивалась после твоего отъезда. Мария сказала, что это она, видно, от отчаяния согрешила… Ты ведь знаешь об этом, да?

— Она не согрешила, отец, — возразил ему сын.

— Нет? Но замуж она так и не вышла…

Алекс горько ухмыльнулся.

— Знаю.

— Впрочем, что это я лезу не в свое дело? — спохватился вдруг Хосе. — Меня совершенно не касается, как и почему это произошло.

— Вот тут ты не прав, — сообщил ему Алекс с немного смущенной ухмылкой. — Очень даже касается. Марибель Орнеро — моя дочь и твоя внучка. Родная внучка.

Старик ахнул и схватился за сердце.

— Внучка? Дочь Долорес?! И ты… ты бросил ее беременной и сбежал?! Господи!.. — Он схватил рюмку, залпом опрокинул ее, сделал гарсону жест принести еще одну. Только после этого посмотрел на сына широко открытыми глазами. — Сынок, как же ты мог?.. Как мог? И ничего, ни словечка не сказал нам… Мы бы… мы бы с матерью помогли Лоле… обязательно… Ах, бедняжка!..

Алекс тяжело вздохнул и отвел взгляд.

— Все обстоит много хуже, отец. Придется уж мне признаться. Пора быть честным и перед собой, и перед тобой… Хотя раньше я не говорил, потому что и понятия не имел…

— Постой, ты говоришь хуже? Что же может быть хуже?

— Это ребенок не Долорес.

— Что?! — Хосе подавился коньяком и мучительно закашлялся так, что из глаз градом покатились слезы. Когда же приступ утих, он с трудом выдавил: — Я не понял тебя, сынок. Или расслышал не так. Повтори скорее.

— Я сказал, что это не ее ребенок. Тогда, перед самым отъездом, я уговаривал Лолу поехать со мной. И она поначалу соглашалась. А затем, не знаю почему, передумала, отказалась наотрез. Мы с ней встретились на берегу, и я… в общем, я уговаривая ее… Я так хотел ее, отец! Я так любил ее! Но она отвергла меня. Категорически! Я вскочил и ушел не оглядываясь. Я ненавидел ее в ту минуту. А потом… меня окликнули… Это была Магдален, ее старшая сестра. Она так нагло предлагала себя, что я… ну, в общем, переспал с ней. И на следующее утро я уехал… Вот как оно было.

— Значит, ребенок Лолы — это на самом деле дочь Магдален? Правильно?

Алекс кивнул.

— Правильно.

— Итак, Долорес вырастила твою дочь, твою и своей потаскухи сестры? Ты уж прости, сынок, что я так говорю, но слава этой девицы была достаточно громкой, чтобы достичь и наших ушей. Кстати, что с ней сталось?

— Понятия не имею. Долорес не сказала, а я не спросил. Знаю только, что по закону Марибель — ее дочь. Так что, очевидно, Магдален отреклась от нее сразу после рождения. И Лола вернулась с ребенком домой.

— Ясно. И как же ты собираешься со всем этим поступать, сынок? Хочешь забрать дочь к себе в Калифорнию?

— Нет. Я пообещал Долорес, что не сделаю ничего подобного… Она вырастила ее одна, ее и младших брата и сестру. Она не заслуживает такого обращения.

— Безусловно. Значит, ты собираешься жениться на ней?

— Жениться? Н-не знаю.

— Но ты же любишь ее, разве нет?

Алекс усмехнулся.

— Что, так заметно?

— Ну еще бы, — со смешком ответил Хосе. — Уже не одна длинноногая блондинка едва из своей кожи не выскочила, пытаясь обратить на себя твое внимание, а ты даже не заметил. Я прав?

— Тебе виднее. Это же ты, старый разбойник, на парижанок заглядываешься. Теперь я понимаю, почему ты Терезу одну отправил. — И Алекс шутливо погрозил отцу пальцем.

— Ладно-ладно, не придуривайся. Сам отлично знаешь, зачем я ее отпустил. Как чувствовал, что нам надо поговорить наедине. У тебя есть фотография моей внучки?

— Нет. Но она так похожа на Долорес, словно действительно дочь, а не племянница!

— О, у Орнеро все девчонки пошли в мать, а та была красавицей, особенно в молодости, пока не вышла замуж и не родила четверых детей. Расскажи мне про девочку, Лехандро, — попросил старик и с удовольствием отметил, как лицо сына осветилось изнутри.

Он как можно лучше описал Марибель, рассказал, как дважды видел ее на школьном стадионе, и передал все, что узнал от Долорес.

— Она молодец, малышка Лола, — прокомментировал Хосе. — Правильная девчонка. Не убоялась трудностей. Из нее выйдет отличная жена для тебя, Лехандро.

— Ха! — безрадостно откликнулся сын. — Может, и так, только она не намерена выходить за меня. Даже видеть меня больше не желает. И если бы я не настаивал, прогнала бы меня так же, как одиннадцать лет назад.

— Ну, сейчас, полагаю, у нее на то существенно больше оснований, — справедливо заметил Хосе. — Я могу поделиться этим с Терезой?

— Конечно. Спасибо, что выслушал, пап.

— Спасибо, что сказал. Уверен, ты поступишь наилучшим образом. И еще, сынок, — поднимаясь из-за столика, добавил старик Хосе, — привези как-нибудь девочку к нам.

Алекс кивнул. И они неторопливо побрели к отелю.

* * *

Оставшиеся до конца двухнедельного срока дни Алекс Парагон провел в деловых встречах. Он успел побывать с инспекцией в отделениях в Юго-Восточной Азии и Южной Америке.

Но точно в назначенный день он позвонил Долорес и сообщил, что твердо намерен стать для Марибель настоящим отцом.

— Только не говори ей обо мне, пожалуйста, — поспешно добавил Алекс. — Я хотел бы сделать это сам.

— Почему? — резко спросила Долорес. — Не доверяешь мне?

Гмм… хороший вопрос. Но Алекс уклонился от прямого ответа.

— Думаю, стоит сначала выяснить, что она думает обо всем этом. Иначе нет смысла планировать будущее. Ты абсолютна права: ей не год и не два. Уверен, что у нее есть собственное мнение по самым разным вопросам, особенно по таким важным. Мне кажется, лучше всего будет, если я встречусь с ней на стадионе, где у нас может найтись хоть что-то общее.

— Думаю, мне стоит предупредить ее…

— О, Лола! — воскликнул Алекс. — За кого ты меня принимаешь? Я не собираюсь похищать ее!

— Позволь мне самой принимать решения. Я, слава Богу, привыкла к этому давным-давно. И делаю это довольно успешно, между прочим.

— Не сомневаюсь, — холодно ответил Алекс. — Только разреши добавить, Долорес. Я собираюсь кое-что привнести в жизнь Марибель. Привнести, а не отнять. Это ясно? Или ты не доверяешь мне?

На другом конце телефонного провода раздался грустный смешок.

— А ты ждал чего-то иного, Лехандро Парагон?

— Я свяжусь с тобой в ближайшее время, — заявил он и швырнул трубку, не дожидаясь ответа.

 

6

Алекс не хотел, чтобы она раньше времени знала о его возвращении на Канары. Ему было необходимо как можно скорее добраться до Пескадеро и встретиться с дочерью. Он и так слишком долго ждал.

Но было ли это правдой, полной правдой? Марибель ли он хотел застать врасплох или Долорес, ту самую женщину, что одиннадцать лет назад отвергла его, отказавшись даже объяснить причины?

Алекс тяжело вздохнул, вспомнив, как держал ее в объятиях на пляже, как целовал, как страстно она отвечала. Потом на ум пришел откровенный разговор с отцом в Париже и высказанная тем уверенность, что сын поступит наилучшим образом.

Итак, что же все-таки привело его обратно?

Перед глазами снова предстала Долорес, ее сверкающие гневом глаза. И тут же он словно услышал ее утомленный смешок и слова: «Ты ждал чего-то иного?..».

Нет, ничего он не ждал! И сегодня возвращается, чтобы познакомиться с дочерью, больше ни за чем.

С этой мыслью Алекс вывел из порта все тот же катер, хозяин которого встретил его с распростертыми объятиями. Скоро он уже поднимался по берегу. Куда же ему направиться? К дому Долорес? К школе?

Не придя ни к какому определенному решению, Алекс брел по улице, время от времени кивая прохожим, но почти не узнавая их. Внезапно его внимание привлекла одинокая фигурка, движущаяся ему навстречу. Сердце заколотилось в груди с такой силой, что стало трудно дышать.

Марибель! Она полушла-полубежала, иногда подпрыгивая в такт какому-то внутреннему ритму.

Ни о чем не думая, он подошел к ней и произнес:

— Привет! Ты к стадиону? Мне туда же, могу я пойти с тобой?

Она оглядела его огромными карими, как у него, глазищами и ответила:

— Пожалуйста. Только вы идете в другую сторону. — Потом еще раз посмотрела внимательнее и заявила: — Я вас видела как-то на стадионе. Мы тогда в волейбол играли.

— Верно. — Он не знал, как приступить к делу, и брякнул прямо: — Я Алекс Парагон. Жил здесь когда-то давно. Учился в той же школе, что и ты. Участвовал в велогонках.

— Знаю, — коротко ответила девочка.

— Знаешь?!

— Угу. В школьном музее хранятся фотографии со всех соревнований, где участвовали наши ребята. Там и ваша есть. Вы на ней с кубком.

— О!.. — Он не знал, что еще сказать.

— А зачем вы вернулись?

— Я уехал с Пескадеро одиннадцать лет назад, — старательно выбирая слова, произнес он. — Решил, что пришло время повидать родину.

— Нет, — перебила она и остановилась. — Я имею в виду, сегодня.

— У меня… осталось здесь незавершенное дело.

Марибель окинула его подозрительным, почти враждебным взглядом.

— В прошлом году, когда мы ездили на соревнования в Санта-Крус-де-Тенерифе, я пошла в центральную библиотеку и попросила показать мне разные американские журналы.

— Зачем? — спросил Алекс, чувствуя, как внутри все натянулось от напряжения.

Марибель пожала плечами.

— Чтобы прочитать о вас. Я нашла несколько статей. Вы там открывали какую-то выставку, не помню где, в Австралии, кажется. Там еще была ваша фотография с красивой женщиной… И потом еще на концерте…

— Мне было необходимо уехать тогда, — немного несвязно ответил Алекс. — Расширить свои горизонты.

— С горизонтом на Пескадеро все в полном порядке, — заявила Марибель.

— Да. Просто мне здесь было тесно.

— А я с удовольствием вернулась домой после тех соревнований, — вызывающе произнесла она. — Вы сейчас выступаете на треке?

— Нет.

— Почему?

— Нет времени. Дел слишком много. Но когда наблюдал за твоей тренировкой, то начал жалеть об этом.

— Мне говорили, что вы с мамой были друзьями.

— Верно, — ровно ответил Алекс. — Твоя мама — изумительная женщина… Марибель, мне необходимо поговорить с тобой. Что, если я подожду тебя после окончания тренировки?

— А почему не сейчас? — Ее голос внезапно стал напряженным.

Да, сейчас или никогда, решил Алекс, глядя в карие глаза.

— Я вернулся сегодня, потому что мне надо сказать тебе одну вещь. Мы с твоей мамой любили друг друга, потом я уехал. А две недели назад, когда вернулся, узнал, что у нее есть десятилетняя дочь. — Он замолчал, пытаясь проглотить вставший в горле противный ком. — Я — твой отец, Марибель.

Девочка опустила взгляд, поковыряла носком кроссовки землю, потом сказала:

— Я так и думала…

— Так и думала?! — вскричал Алекс. — Но почему?

— Я говорила вам о фотографии в школьном музее. Где вы кубок над головой держите. У вас там точно такое же родимое пятно, как у меня. На том же самом месте.

— Господи, когда ты…

— В прошлом году. Как раз незадолго до тех соревнований. И потом еще как-то нашла у мамы журнал с вашей фотографией.

— Так ты поэтому ходила в библиотеку?

— Наверное. — Марибель пожала плечами и посмотрела куда-то вдаль, погруженная в свои мысли.

Алексу безумно хотелось притянуть ее к себе, обнять, поцеловать пышные волосы. Но он стоял и молча ждал.

Наконец-то его дочь спросила:

— Почему же вы ждали столько лет, прежде чем решили увидеть меня?

— Но я еще месяц назад даже не подозревал о твоем существовании!

— Отчего же, если вы с мамой были такими друзьями?

— Она отказалась уехать вместе со мной. Мои родители перебрались в Испанию вскоре после моего отъезда. Так что меня ничто не привязывало к этому месту.

— О да, конечно, — иронично ответила Марибель. — Вы были слишком заняты. Делали деньги, бегали за красивыми женщинами…

— Что касается денег — это точно. А вот во втором ты ошибаешься.

— Неважно! — вспыхнула девочка. — Мама вырастила меня сама, без вашей помощи.

Алекс не стал говорить о присланных однажды деньгах — понимал, насколько это ничтожно по сравнению с его виной.

— Верно, — сдержанно сказал он. — Я передать не могу, как жалею о том, что ни разу не связался с ней… Что упустил все эти годы, когда не знал о твоем существовании…

— Ничего страшного, Я не нуждалась в вас. У меня было все необходимое и даже больше.

Алекс заставил себя улыбнуться.

— Согласен. И должен признать, что я никогда так классно не играл в волейбол, как ты.

Марибель смущенно потупилась. Видно, комплимент был ей приятен. Какая же она хорошенькая, думал Алекс. Еще года три, и парни будут драться за право сводить ее в кино или рюкзак поднести до дому.

— Марибель, я собираюсь немного побыть здесь. Лучше узнать тебя.

Она подняла опущенные ресницы и окинула его полупрезрительным взглядом.

— Немного побыть здесь? Лучше узнать меня? — насмешливо повторила девочка. — Ну конечно, а потом вернуться к своей настоящей, важной жизни.

— Я хочу, чтобы ты стала частью, неотъемлемой частью моей жизни, Марибель.

— Правда? А как же насчет мамы? Что будет с ней?

— Она злится на меня не меньше, чем ты. Может, даже больше.

— Вы собираетесь жениться на ней?

Снова, хотя и в иной форме, ему задают этот вопрос. Сначала — отец, теперь — дочь. Что ответить? Только правду.

— Она не выйдет за меня. Что бы ни произошло, не выйдет.

— Значит, меня так и будут называть всякими словами? — с хорошо рассчитанной детской жестокостью спросила девочка.

Алекс дернулся, словно ему дали пощечину.

— Правда? Такое случается?

— Раньше случалось. Я по секрету сказала Сантосу, и все прекратилось.

Сантос. Ее дядя. А не отец.

— Мне очень жаль, Марибель. Очень. Поверь мне, пожалуйста.

Но она пожала плечами.

— Да бросьте. У вас есть куда более важные дела, чем думать о таких мелочах. Вы — большой человек. И я не нуждаюсь в вас. Так же, как и мама. — С этими словами Марибель отвернулась от него, намереваясь продолжить путь в одиночку.

Но Алекс удержал ее.

— Я не собираюсь исчезнуть еще раз на одиннадцать лет. Теперь, когда знаю, что у меня есть ты. Так что лучше привыкай к тому, что я буду появляться здесь.

Марибель молча потрясла головой и убежала, даже не оглянувшись.

А Алекс стоял и смотрел ей вслед как потерянный. Если до сего дня он лелеял смелые мечты о том, как его дочь обрадуется их немного запоздавшему знакомству, то теперь они развеялись как утренний туман. Марибель была настроена против него так же, как и Долорес. Впрочем, возможно, у нее даже больше прав ненавидеть его. Кто знает?.. Кто может измерить пережитые каждой из них горести, трудности, разочарования и даже унижения? Пережитые к тому же исключительно по его вине?

Алекс вспомнил в очередной раз последнюю встречу с отцом, их откровенный, очищающий душу разговор, и подумал, что Марибель всю свою короткую жизнь была лишена подобной роскоши. Из-за него…

А Долорес, любимая и оскорбленная им Долорес, отвергшая его тогда, давно… Они встретились снова и мгновенно были охвачены пылом страсти. Но значило ли это, что она опять не отвергнет его?

Что ж, на сей раз он намерен сделать так, чтобы этого не случилось. Хотя Долорес — натура гордая и упрямая и не склонна быстро менять свое мнение. А какое оно на его счет, догадаться нетрудно. Тем более что она и не скрывает этого. И едва ли за истекшие одиннадцать лет стала покладистее.

Зато он обрел столь необходимые бизнесмену гибкость и способность оборачивать даже самые невыигрышные ситуации в свою пользу. И он намерен повидать ее как можно скорее и добиться ответов на вполне определенные вопросы.

Алекс снова взглянул в сторону стадиона, где его дочь уже накручивала круги на велотреке. Что, если Марибель все же не захочет иметь с ним никаких отношений, как и сказала несколько минут назад? К чему тогда ему с таким трудом заработанные миллионы, если он не нужен ни женщине, которую любил и продолжает любить, ни дочери, которую та воспитала вопреки всему?

Не думай сейчас об этом, сказал он себе, направляясь к дому Долорес.

Она открыла дверь со словами:

— Так и знала, что ты обязательно что-нибудь забудешь… — Но, увидев его, запнулась, слегка побледнела, потом произнесла с немалой долей сарказма: — Спасибо, что загодя предупредил о своем приходе.

Он не нашелся, как достойно отразить удар, и тупо заявил:

— Я только что разговаривал с Марибель.

— Что?!

— Она направлялась на стадион, и я подошел к ней.

Долорес почувствовала, что у нее голова пошла кругом от ярости.

— Ты обязан был сначала поговорить со мной, а уже потом с ней, — прошипела она.

— Так уж получилось. — Он пожал плечами, стараясь сохранять хладнокровие. — К тому же это не имеет никакого значения. Она и так была почти уверена, что я ее отец.

— Что?!

— Она не глупа, Лола. Увидела одно из моих фото в школьном музее и обратила внимание на родимое пятно. У нее точно такое же, на том же месте…

— Да, я помню… Но почему же она ничего не сказала мне?

— А в прошлом году, когда ездила на соревнования в Санта-Крус-де-Тенерифе, пошла в городскую библиотеку и разыскала все, что смогла, обо мне. И еще прочитала те журналы, что ты дома хранишь.

— Бог ты мой, — пробормотала совершенно подавленная Долорес, — она уже целый год знает и ни разу даже словом не обмолвилась… Неужели она мне не доверяет?

Алекс поддержал ее под локоть.

— Не думаю, что дело в доверии. Но это непростой вопрос в любом возрасте, а ей всего лишь десять… К тому же, если тебя это утешит, могу сообщить, что она не в восторге от меня и моего появления.

— Она зла на тебя… — то ли спросила, то ли сказала Долорес.

— Возможно, и так. И имеет на это полное право. Совершенно неважно, рассказала она тебе о своем открытии или нет. Она все равно обожает тебя, свою мать. И ненавидит меня за то, что я тебя бросил на произвол судьбы. А сам провел эти годы, заколачивая миллионы и флиртуя со всеми женщинами подряд.

— Разве она не права?..

— О, прекрати, — перебил ее Алекс. — Уж ты-то, казалось бы, должна знать меня лучше.

— Ну еще бы, — с горечью усмехнулась Долорес, потом вдруг снова побледнела. — Но если она догадалась, что ты ее отец, то…

— Нет. Не беспокойся, она не усомнилась в том, кем ей приходишься ты. Впрочем, чего же тут сомневаться. Ты — ее единственная и настоящая мать.

В это мгновение их беседа была прервана коротким стуком. Дверь отворилась, и внутрь заглянула, к полному ужасу Алекса, толстуха Пилар — первая сплетница на всем Пескадеро.

— Лола, милая, я хотела… — Она замерла, заметив постороннего, прищурилась и узнала Алекса. — Так-так-так, черт меня побери, если это не Лехандро Парагон. Слыхала о твоем возвращении. Как поживаешь? Вижу-вижу, что хорошо. Загляни к нам вечерком, мой Пако будет счастлив повидать тебя… — затараторила она так, словно рассталась с ним всего неделю назад.

Но Алекс был отнюдь не настроен терять время на пустую болтовню. Тем более что Пако, насколько он помнил, был человеком замкнутым и, словно в компенсацию за словоохотливость супруги, редко что произносил. Краем глаза он заметил ехидную усмешку, мелькнувшую в глазах Долорес, — ну-ка, посмотрим, как ты справишься с этой ситуацией?

— Извини, но сегодняшний вечер отпадает Долорес еще раньше пригласила меня на ужин.

Та ужаснулась и немедленно пошла пятнами.

— Ну, это еще не…

Алекс даже не обратил внимания на ее попытку опровергнуть его заявление и безжалостно продолжил:

— Я как раз заглянул выяснить, какое вино лучше купить — красное или белое?

Пилар с восторгом поддержала тему:

— А что у тебя на ужин, Лола?

— П-пока не решила… — ответила еще не пришедшая в себя от изумления Долорес.

— Гмм… тогда возьми и то, и другое, Лехандро. Только к старухе Беседос не ходи. Она сроду в винах не разбиралась. Отправляйся к Мендосу, он тебе поможет. Да, а я, пожалуй, загляну часиков в девять, если не возражаете. Тоже выпью стаканчик за возвращение блудного сына. Ты долго собираешься пробыть тут, а, Лехандро?

Алекс прикрыл глаза и заставил себя мысленно сосчитать до десяти. Уж что-что, а перспектива встретиться с этой сплетницей еще раз, да к тому же сегодня же вечером, его решительно не привлекала.

— Спасибо за совет, Пилар. Я сам загляну к вам как-нибудь в другой раз. Я пробуду тут достаточно долго. Тебе, кстати, не пора готовить обед твоему старику, а, Пилар?

Она поняла, что ее выставляют, и в отчаянии посмотрела на Долорес, надеясь найти поддержку.

Та спросила:

— Чего ты хотела, Пилар?

— Э-э-э… не найдется ли у тебя, Лола, чашки две сахару? Неохота в магазин бежать по самой жаре…

Долорес проворно отсыпала требуемое, завязала пакетик и протянула Пилар. Той ничего не оставалось, как отступить. Алекс поглядел ей вслед и подмигнул Долорес. Та не знала, то ли возмутиться, то ли засмеяться. С одной стороны, до сих пор никому еще не удавалось с такой скоростью и эффективностью избавиться от местной сплетницы. Но с другой — какого дьявола он смел пригласить сам себя на ее ужин?

— Ох, извини, если бы не забыла, что ты сегодня ужинаешь у меня, то испекла бы твой любимый пирог.

Значит, ты все-таки помнишь? — радостно подумал Алекс, а вслух заявил:

— Не волнуйся. В следующий раз испечешь.

— Что ж… — Долорес на миг замолчала, — тогда возьми лучше две бутылки вина. Я собираюсь пригласить на ужин и Сантоса с Ариэллой. — И победно улыбнулась: что, получил?

— Отлично, только скажи Сантосу, чтобы ружье дома оставил, — весело рассмеялся Алекс.

— Боюсь, он вышел из возраста безоговорочного послушания.

— Приятно, что загодя оповещаешь об опасности, — шутливо подмигнул ей Алекс и вышел.

Однако вместо того, чтобы спуститься вниз, к магазину, легко побежал по крутой тропе вверх. Давно уже он не чувствовал себя так хорошо, как в этот момент, когда сумел напроситься на ужин, который совершенно очевидно будет… мягко говоря, непростым.

Дочь его ненавидит. Сантос — тоже. Ариэлла… Ее он еще не видел, но у нее нет оснований относиться к нему лучше, чем брат. И наконец Долорес, которая одновременно и желает, и презирает его…

Возможно, ему стоит купить не две бутылки вина, а ящик…

Алекс постоял с полчаса на вершине холма, обдуваемый свежим морским бризом, вдыхая чистейший воздух и пытаясь обрести душевное равновесие. А когда решил, что достиг желаемого, он направился к вдове Транкос, старой подруге его родителей.

— Лехандро, мальчик мой! — воскликнула та, сразу узнав его. — Я уже слышала, что ты вернулся. Заходи, заходи…

Он обнял старушку, расцеловал в обе щеки.

— Матушка Транкос, я к вам сейчас только на минутку. Настоящий визит давайте отложим на пару дней, ладно? Я хотел бы купить у вас чего-нибудь на десерт. Вы все еще занимаетесь этим?

— Конечно, мой мальчик.

— Я сегодня ужинаю у Долорес и хочу…

— У Долорес?! — Старуха кинула на него пронзительный взгляд.

Алекс тяжело вздохнул, правильно истолковав и ее интонацию, и ее взгляд.

— Вы, значит, знаете, что Марибель — моя дочь?

— Давным-давно поняла. Но никому ни словечка не сказала.

— А я ничего не знал еще месяц назад.

— Неудивительно. Ты же удрал отсюда с такой скоростью, словно за тобой гналась стая голодных псов. — И она неодобрительно поцокала языком.

Ему трудно было что-то возразить. Поэтому он с несчастным выражением лица заметил:

— Марибель не желает меня знать…

— Ничего, все образуется, мой мальчик. А как у тебя с Долорес?

— Не намного лучше. Вернее, совсем плохо.

— Не расстраивайся, Лехандро, малыш, раньше времени. Пойду принесу тебе лимонно-финиковый десерт. Сегодня приготовила, удивительно хорош! Такой в состоянии сотворить настоящее чудо.

Например, растопить суровое сердце Долорес? Едва ли…

Старушка исчезла и вернулась только через несколько минут, тяжело дыша и отдуваясь, с покрытым крышкой блюдом в руках, которое тут же принялась проворно упаковывать в коробку.

— Надолго приехал, малыш?

— Не знаю пока, матушка Транкос.

— Ты намерен сделать из Долорес честную женщину?

Кровь бросилась Алексу в лицо.

— Долорес такая же честная женщина, как и вы, матушка Транкос, — с трудом сдерживая гнев, заявил он. — И ее брачный статус не имеет к этому ни малейшего отношения.

— Девочке пора обрести настоящего отца. Дядя — это прекрасно, но отца не заменит.

— Боюсь, что Лола не вышла бы за меня, даже если бы у нее была тройня, — угрюмо-раздраженно сообщил Алекс, а про себя добавил: даже наших общих… Хотя едва ли она захотела бы иметь от него детей, после всего-то, что он натворил…

— Тогда тебе придется пробыть тут до тех пор, пока не переубедишь ее, — сурово заявила сеньора Транкос, но потом просияла, подмигнула и добавила: — Впрочем, у такого красавца, как ты, Лехандро, это не займет много времени.

Алекс усмехнулся незамысловатому комплименту, забрал коробку и, распрощавшись с милой женщиной, продолжил свой путь в поисках вина, вспоминая давно прошедшие времена — дни, когда вся жизнь и любовь красавицы Долорес еще ждали его впереди.

Исполнив миссию, Он вернулся на катер и провел время, предаваясь размышлениям — веселым и не очень — о том, как сложилась его судьба и что надо, чтобы изменить ее к лучшему. И главное, о том, какое же оно — это лучшее?

Что предпринять в отношении Долорес? Какую тактику избрать? Соблазнять ли ее страстным сексом или придерживаться исключительно платонических отношений и завоевывать ее доверие? И то, и другое возможно. Алекс вздрогнул, вспомнив, как пылко Долорес отвечала на его ласки, и еще сильнее — когда вспомнил ее яростную, гневную реакцию, едва она пришла в себя.

И тут же в сознании возникла другая картина — тот самый день на пляже, после которого он уехал. Нет, Долорес не уступит простому зову плоти. Необходимо что-то другое, много большее, чтобы заставить ее забыть о предательстве и изменить отношение к нему. Он обязан сделать все мыслимое и немыслимое, чтобы Долорес начала доверять ему…

 

7

Когда солнце стало медленно клониться к западу, Алекс принялся готовиться к визиту. Побрился, надел чистую футболку, сложил в пакет вино и десерт мамаши Транкос, спустился, на причал и глубоко вдохнул горячий воздух. Вот и пришла пора встретиться лицом к лицу со всеми членами семейства Орнеро.

Когда Долорес открыла дверь, он протянул ей пакет и букет мелких темно-бордовых роз.

— Осторожно, не уколись, — не отрывая восхищенного взгляда от сияющего красотой и каким-то внутренним светом лица любимой женщины, предупредил Алекс. — Я уже пострадал.

— Воровству надлежит быть наказанным, — притворно-строго заявила она, принимая вино и коробку с десертом.

Но он видел, что ей приятно его внимание. В этом месте острова не было ни единого цветочного магазина — за ненадобностью. И то, что Алекс все-таки принес ей букет, было немаловажным. То же относилось и к десерту — ее любимому.

— Спасибо, — растроганным тоном произнесла Долорес, приподнимая крышку и вдыхая неповторимый сладкий фруктовый аромат. — Где же ты сумел достать такое чудо?

— Не скажу! Каждый имеет право на маленькие секреты, — усмехнулся Алекс и показал ей язык.

— Черт бы тебя побрал, Лехандро Парагон! — воскликнула она, краснея. — Зачем ты смешишь меня? Ведь прекрасно знаешь, что я тебя терпеть не могу! Нарочно ведешь себя так, да? Надеешься понравиться мне, да? О, как бы мне хотелось, чтобы ты был противным, как… как… — Долорес смутилась, не найдя подходящего сравнения, и замолчала.

Алекс довольно улыбнулся вырвавшемуся у нее невольному полупризнанию и заметил:

— Ты бы поставила цветы в воду. Я все же пролил за них собственную кровь.

— Ваза в кухне на холодильнике, — суховато бросила она и повернулась к нему спиной.

Но маневр не удался. Он бросил цветы на ближайшую горизонтальную поверхность и поймал Долорес за локоть.

— Ты должна сказать «спасибо».

Перепуганная Долорес оглянулась и пробормотала:

— Помнится, мы оба редко делали то, что должны.

Алекс воспользовался ее движением и второй рукой быстро и крепко обхватил тонкую талию. Потом наклонил голову и поцеловал нежную щеку. Скользнул губами по гладкой коже подбородка, по шее, глубоко вдохнул ее пьянящий аромат.

— О, Лола, ты сводишь меня с ума, — прошептал он. — Жаль, что твои скоро соберутся…

— Ты с ума сошел, Лехандро! — воскликнула она. — Да если бы не они, моя репутация была бы безнадежно испорчена. Впрочем, скорее всего Пилар и так уже вдохновенно работает в этом направлении…

Алекс наслаждался сиянием ее глаз и ощущением податливого тела. Настолько, что даже отбросил привычную осторожность и сказал:

— Вопреки утверждениям вездесущей прессы, Лола, я не увлекаюсь женщинами. Слишком разборчив. За одиннадцать лет ни разу не встретил ни одной, хоть отдаленно напоминающей тебя…

На крыльце послышались быстрые шаги, и Долорес тут же высвободилась из его объятий.

— Забери цветы и поставь в воду, Лехандро, — произнесла она, поправляя выбившуюся прядь, и поспешно направилась в кухню.

Когда там появилась Марибель, оба были заняты самыми прозаичными делами.

Алекс повернул голову, посмотрел на девочку и сказал:

— Привет, Марибель.

Та перевела взгляд на мать и спросила:

— Что он здесь делает?

И Долорес, к величайшему его удовлетворению, ответила:

— Я пригласила Алекса на ужин. Все будет готово через полчаса. Ты вполне успеешь принять душ.

— Но это же… мой отец! — то ли возмущенно, то ли испуганно выкрикнула Марибель.

— Да, — подтвердила Долорес. — Я знаю, малышка, это тяжело. Для нас обеих, поверь мне. Но, так или иначе, а Алекс здесь и он хочет познакомиться с тобой.

— Мы уже познакомились, — фыркнула она.

— Это было поверхностное знакомство, — попыталась успокоить ее Долорес, но та не желала слушать.

— Я иду к себе. У меня полно уроков.

— Марибель! — слегка повысила голос Долорес, но тут же одумалась и спокойно продолжила: — Скоро придут Сантос и Ариэлла, мы ужинаем в столовой. Прими пока душ, пожалуйста. — Она голосом подчеркнула это «пожалуйста» и выразительно посмотрела на дочь.

И Марибель сдалась. Она опустила глаза и выбежала из кухни. Ее быстрые шаги прозвучали на лестнице, ведущей на второй этаж, потом раздался звук захлопнувшейся двери.

Алекс расслабился, повернулся к Долорес и негромко произнес:

— Спасибо, Лола.

— За что? — удивилась она.

— За то, что не выдала меня. — Долорес в ответ снова удивленно приподняла брови. — Я имею в виду, не призналась, что я сам напросился на ужин.

Она махнула рукой.

— Я поступила так не ради тебя, Алекс, а ради нее. Я всегда делала и буду делать то, что считаю лучшим для моей… — Долорес на мгновение запнулась, потом твердо закончила: — Для моей дочери. И, между прочим, пока ты целуешь меня, а она дерзит, ужин сам собой не готовится. Дай мне возможность закончить тут.

Как же она хороша! — подумал он. Одновременно сердитая, уступчивая, страстная и упрямая. Чудо, а не женщина! Но вслух этого не высказал, а только спросил:

— Помочь тебе?

— Накрой на стол и поставь все-таки цветы в воду.

Алекс не стал спорить, и, когда пришли остальные члены семейства Орнеро, он уже помогал Долорес в кухне. Судя по их виду, ни Сантос, ни Ариэлла не испытывали особого восторга от встречи с ним.

Скорее наоборот. Чувствовалось, что, если бы Сантосу представилась возможность, он с наслаждением бы как следует отделал типа, что украл честь его сестры, сделал ей ребенка и малодушно сбежал. Алекс не мог спорить с такой точкой зрения. Младший брат Долорес был не прав только в одном — в том, которая из его сестер родила дочь от Лехандро Парагона.

Понимая все это и признавая свою вину, Алекс поздоровался и с Сантосом, и с Ариэллой с максимальной приветливостью. Оба молча кивнули в ответ и подошли к Долорес. Сантос протянул ей корзину фруктов, Ариэлла обняла сестру и звучно поцеловала в щеку.

— Малышка уже вернулась? — спросила она, косясь на Алекса.

— Угу! Душ принимает.

— И что же она думает по поводу всего этого?

Долорес пожала плечами.

— Не могу сказать, что она в восхищении.

— Что ж, — буркнул Сантос, — таким образом, нас, согласных в этом вопросе, уже трое.

Но старшая сестра категорически отказалась поддержать его.

— Ладно, не заводись! — приказала она. — Давай ради Марибель вести себя как положено цивилизованным людям. И налей мне бокал вина. В холодильнике есть бутылка.

Он повиновался, но, увидев марку, не удержался и прокомментировал:

— Ха! Винцо-то высший сорт. Готов поспорить, я знаю, откуда такое взялось!

Алекс тихо сказал ему на ухо:

— Если хочешь, можем отправиться после ужина за дом и там прояснить все имеющиеся у нас разногласия. А пока, Долорес права, давай обращаться друг с другом вежливо и достойно. Не стоит огорчать девочку больше, чем это уже случилось.

— Он, безусловно, прав, — согласилась и Ариэлла. — Уймись, Сантос, и садись к столу.

Сколько бы Алекс ни прожил на этом свете, он до гробовой доски не забудет подробностей этого нескончаемого ужина. Марибель ела, не поднимая глаз от тарелки, и говорила только тогда, когда к ней обращались с вопросом. Долорес то мрачно молчала, то вдруг начинала лихорадочно болтать о чем ни попадя, что было ей совершенно несвойственно. Сантос и Ариэлла держались чопорно-вежливо.

Что же касается самого Алекса, то он вел себя просто отвратительно — играл роль более чем состоятельного и могущественного дельца. И никак не мог остановиться, хотя и понимал, что сам виноват в этом.

— Прекрасно, просто изумительно! — в полном изумлении слышал он собственный голос. — Лучше, чем в любом ресторане. Признаюсь, так хорошо я не ел даже в первоклассных заведениях Лос-Анджелеса.

— Тебе потребовалось немало времени, чтобы понять это, — сухо заметил Сантос.

Алекс внимательно посмотрел на него, на Ариэллу, на собственную дочь, глядящих с нескрываемым осуждением.

— Знаю, — твердо произнес он. — Я сам уехал, никто меня не вынуждал. Но теперь я вернулся. И не собираюсь исчезнуть во второй раз. Клянусь.

— А нам-то какое дело? — буркнула Марибель.

— Довольно! — С этим резким восклицанием Долорес поднялась со своего места и начала собирать тарелки.

Ариэлла поддержала ее:

— Помолчи, малышка.

Марибель вскочила так стремительно, что опрокинула стул.

— Я не хочу десерта. У меня полно уроков, а потом я обещала заглянуть к Марии и помочь с английским.

Долорес огорченно поглядела ей вслед, но остановила сестру, готовую кинуться вслед за племянницей.

— Пусть идет. Что толку притворяться, будто у нас обычный тихий семейный ужин? Сама же знаешь, все совсем не так.

Алекс проклял себя и свою настойчивость, ставшую причиной столь неприятной ситуации.

Ему больно было видеть Долорес в таком подавленном состоянии, беспомощной и несчастной.

— Мне не стоило приходить, — с искренним раскаянием произнес он.

— Вероятно, — со вздохом отозвалась Долорес. — Но ты здесь, и мы будем заканчивать ужин, будто ничего не произошло. Ариэлла, принеси, пожалуйста, из кухни десерт. Сантос, налей мне еще немного вина.

Брат кивнул, сделал, как она просила, потом повернулся к Алексу.

— Марибель привыкнет к тому, что у нее теперь есть отец, — сказал он. — Но ей потребуется время.

Ободренный неожиданной поддержкой самого, казалось бы, непримиримого противника, Алекс со всей имеющейся у него искренностью ответил:

— Я готов. Даже если на это уйдет весь остаток моей жизни.

Сантос буркнул что-то себе под нос. В этот момент появилась Ариэлла с блюдом того самого «фирменного» десерта матушки Транкос. Долорес разлила чай, и все уже приступили к заключительной части ужина, когда раздался телефонный звонок.

— Слушаю. Да, я… Кто? О, Берти, привет!.. Как же это не узнала? Рада тебя слышать!.. Что? Что?! Не может быть! О, Берти, ты просто фантастический человек! И когда?.. Правда? Даже не знаю, как благодарить тебя… Да… да… Спасибо. Как твоя тетя?.. Отлично. И ей от меня привет, огромный!.. Хорошо, договорились, я позвоню тебе через пару дней.

Сияющая Долорес вернулась в столовую и возбужденно затараторила:

— Вы ни за что не поверите! Берти уговорил довольно известного пианиста выступить на конкурсе в Италии с одним из моих музыкальных сочинений, представляете? А еще договорился записать диск с тем циклом, что я написала в прошлом году! О, этот Берти просто кудесник! Маг и чародей!

Она кинулась наверх, спеша поделиться радостными новостями с дочерью, позабыв о брате, сестре и госте.

Алекс поднялся, собрал со стола посуду и отправился в кухню. Там, сложив все в раковину, начал мыть бокалы, насвистывая и мрачно размышляя по поводу неизвестного ему «кудесника Берти» и знакомства Лолы с его тетей.

Спустя несколько минут Долорес и Марибель спустились вниз. Ариэлла уже готовилась отправляться к себе домой, поняв, что Алекс твердо намерен дождаться их ухода.

— Идем, Марибель, девочка, — спокойно сказала она. — Я прогуляюсь с тобой до дома Марии. Сантос, ты проводишь нас? Лехандро, надеюсь, еще увидимся…

Не прошло и пары минут, как Алекс и Долорес остались одни во всем доме.

Он подставил мыльный фужер под струю воды и заявил:

— Еда была превосходной. Просто исключительной. Но мне случалось бывать на поминках, которые по сравнению с этим ужином казались вечером юмора.

— Что ж, по крайней мере, дело не дошло до открытого столкновения.

— Если бы ни Ариэлла, один Бог знает, чем бы все кончилось… — задумчиво протянул он.

— Да. Она ведь самая младшая из нас. И больше всех тосковала по отцу, а потом и по маме…

— Тебе тяжко пришлось, да, Лола? — Алекс повернулся к ней и заглянул в глубину ее черных глаз.

— Да, очень… — Оба помолчали, потом она продолжила: — Я часто думаю, что, если вся эта история с появлением на свет Марибель подкосила ее? Она столько перенесла, когда болел отец, а тут еще и это…

Не обращая внимания на текущую до локтей мыльную воду, Алекс привлек ее к себе и пробормотал:

— Мне так жаль, Лола, так жаль… Я понимаю, что это для тебя только слова. Но…

— Да нет, Лехандро, я вижу, что ты искренен, только вот…

— Ох, чего бы я только ни дал, чтобы повернуть время вспять! — выдохнул Алекс и притянул ее ближе. — Говорить легко, а как исправить то, что я натворил?

— Знаешь, — негромко произнесла она, уткнувшись головой ему в плечо, — я очень волнуюсь за Марибель.

— Не надо. Думаю, Сантос прав: она привыкнет. Может, не так скоро, как нам бы хотелось, но в конце концов…

Он начал поглаживать пальцами ее плечи и спину. Долорес беспокойно зашевелилась, тут же ощутив смену его настроения, и попыталась оттолкнуть Алекса.

— Надо заканчивать с посудой.

Но он не желал отпускать ее.

— У меня такое чувство, будто я и не жил все те годы, что провел вдали от тебя. И что твое истинное место здесь и только здесь, в моих объятиях.

Долорес изо всех сил уперлась руками ему в грудь.

— Не смей! — со слезами в голосе выкрикнула она. — Не надо! Ты… ты не имеешь права так поступать со мной! Я не могу лечь с тобой в постель. У меня семья, дочь, соседи-сплетники. И тут мой дом! Если тебе это не подходит, можешь уехать в любую секунду. Но я не могу. Не могу!

Алекс осторожно одним пальцем приподнял ее подбородок, заставил взглянуть ему в глаза и нежно-нежно произнес:

— Не плачь. Пожалуйста, не плачь. Я не могу выносить твоих слез. Они разрывают мне душу и сердце.

Она рванулась и высвободилась.

— Я не нарочно. Терпеть не могу слезливых баб. И не намерена становиться такой.

— Ну-ну, успокойся. — Он взял салфетку и промокнул влагу с ее ресниц. — Так-то лучше.

Долорес медленно подняла руку и провела кончиками пальцев по крошечным морщинкам на его лбу.

— А ты ведь тоже изменился, Лехандро. Я знаю, что у тебя теперь куча денег, что ты преуспел в бизнесе… Но тебе ведь тоже нелегко пришлось, верно?

И было нечто такое в ее голосе, что Алекс вдруг смог задать вопрос, так долго и болезненно терзавший его:

— Почему ты отказалась уехать со мной, Лола? Ты действительно не любила меня? Или просто…

Искоса посмотрев на него, Долорес медленно произнесла:

— Это все было так давно… Стоит ли теперь вспоминать о прошлом?

— Стоит, — твердо ответил он. — Потому что это важно для меня. Очень.

— Возможно… — Она пожала плечами.

— Не возможно, а точно. Это важно, Лола. Очень важно.

— О, Лехандро, не надо копаться в старых чувствах. Мне и так нелегко. Сейчас самое главное — Марибель, а не ты и я или наши прошлые эмоции.

— Не понимаю, как можно отделить одно от другого. Мы с тобой, Лола, — ее родители.

— Брось, Лехандро, не стоит заявлять об этом так торжественно. Тебе еще предстоит доказать, что ты можешь быть настоящим отцом.

— Я же сказал, что не сбегу!

— Слова — дешевка! — почти яростно выкрикнула она. — Посмотрим, каковы будут твои дела!

— Господи, — выдохнул он. — Как же ты хороша, Лола, когда бесишься! Просто восхитительна! Аж искры из глаз сыплются.

Долорес фыркнула и успокоилась. Но ничего не ответила. И ему пришлось продолжить:

— Готов поспорить, у тебя нет недостатка мужчин, на которых можно отрабатывать этот фейерверк.

— Кого ты имеешь в виду?

— Ну, хотя бы этого «кудесника» Берти, — неловко усмехнулся Парагон, втайне страшась ее ответа.

— О, Берти очень славный! Он бы страшно расстроился, даже испугался, если бы я хоть раз при нем вышла из себя. Но с ним никогда не возникает такой необходимости.

— Великолепно, — с плохо скрываемым облегчением ответил Алекс. — Значит, он не конкурент. — И, заметив ее удивленно вскинутые брови, пояснил: — Ты никогда не удовлетворишься кем-то просто «очень славным». Заскучаешь и сбежишь…

— Ты переоцениваешь себя, Алекс Парагон! — вспыхнула Долорес. — Для человека, не появлявшегося одиннадцать лет, ты что-то слишком уж много обо мне знаешь!

— Полно, Лола, не надо так говорить со мной…

Алекс притянул ее к себе, обхватил руками тонкую талию и, наклонив голову, отыскал губами ее губы. Он упивался их мягкостью и сладостью, ласкал языком и вскоре ощутил, что ее сопротивление начало таять.

Уступая долго сдерживаемой страсти, Долорес обняла его за шею и ответила на поцелуй — так горячо, что у него дух захватило. Тела их извивались в бесстыдном стремлении соединиться, а сами они задыхались от неутоленной любовной жажды.

Первым пришел в себя Алекс. Он с трудом оторвался от ее рта и пробормотал:

— Марибель может вернуться в любую минуту… Господи, Лола, я с ума схожу рядом с тобой…

Она криво ухмыльнулась.

— Знаешь, я совсем забыла о ней. Черт побери, да что же я за мать после этого?

— Ты женщина, Лола, женщина с собственными желаниями, — мягко заметил он.

— Да какое я имею право на эти желания? — с мукой в голосе произнесла Долорес. — Пожалуйста, Лехандро, уходи. Возвращайся в Штаты или куда там ты должен вернуться…

— Думаю, мне не стоит выходить от тебя в подобном состоянии.

Она покраснела, подошла к раковине и судорожно схватилась за мыльную губку.

— Пока ты не приехал, Алекс Парагон, я вела размеренную, четко упорядоченную жизнь. У меня прекрасная работа, великолепная семья, чудесная дочь. А теперь все словно перевернулось с ног на голову и я ничего не понимаю.

Он недоверчиво взглянул на нее и спросил:

— Неужели ты хотела бы прожить так всю жизнь? Размеренно и упорядоченно? — Приблизился, положил руки ей на бедра и прижался, демонстрируя нескрываемое свидетельство желания.

Она задохнулась.

— Прекрати немедленно! Или я окачу тебя холодной водой, чтобы ты успокоился.

Алекс, прекрасно понимая, что действительно должен успокоиться, прежде чем покинуть дом, побрел в столовую, оттуда в гостиную и дальше. Наткнувшись на комнату, где стояло старенькое фортепьяно, вошел и с интересом огляделся. Так вот где она творит, думал он, перебирая исписанные листы нотной бумаги, с которых, казалось, так и лились волшебные звуки…

— Кто тебе позволил заходить сюда? — послышался раздраженный голос за его спиной.

Он обернулся и с искренним восхищением заявил:

— Лола, это… я даже не знаю, что сказать. Это… изумительно! Я, конечно, не большой знаток музыки. Но ты — потрясающая женщина, Долорес Орнеро. Ты одна вырастила брата, сестру и дочь и сумела достичь еще и таких творческих вершин… — Алекс покачал головой, с трудом отыскивая слова, чтобы передать свои чувства.

С каждым днем, с каждым часом эта женщина потрясала его все больше и больше. Она смогла сделать, пожалуй, не меньше, чем он сам. Только ему-то ничто не мешало, а против нее все будто сговорилось.

Что, если Марибель никогда не простит его? Не признает как отца? Тогда Долорес вынуждена будет принять ее сторону против него.

Ему необходимо подумать… жизненно необходимо. Разобраться в себе, в своих чувствах к этой женщине, к своей собственной дочери…

— Послушай, Лола, я пробуду здесь дней пять, схожу на пару тренировок Марибель, может, и игра какая-нибудь подвернется. Но навязывать ей свое общество не стану. Потом вынужден буду уехать. Дела. Посмотрим, не изменится ли что-нибудь за это время.

— А если не изменится? — Долорес пристально посмотрела ему в глаза. — Тогда не вернешься?

Алекс положил ноты на место, обвел глазами развешанные по стене фотографии дочери и медленно ответил:

— Вернусь. Обязательно. Я и так слишком долго отсутствовал. А теперь я собираюсь попрощаться с тобой. Загляну завтра… — Он помолчал и полусмущенно добавил: — Целовать тебя не буду. Сама знаешь, к чему это ведет…

Долорес грустно усмехнулась.

— Иногда я думаю: зачем я тогда отказалась? И что было бы в таком случае?

— Не было бы Марибель. Что касается другого… полагаю, и сейчас наверстать не поздно. — Долорес почти в ужасе отшатнулась от него, а он продолжил: — Не беспокойся, я не насильник и не собираюсь накидываться на тебя… Ладно, до завтра.

И вышел в теплую, благоухающую ночь.

 

8

Алекс старался держаться как можно неприметнее, но Марибель увидела его в ту самую минуту, как он ступил на трибуну. Она не помахала рукой, не кивнула, никаким другим образом не показала, что заметила отца. Только еще ниже пригнула голову к рулю, но периодически поглядывала на него, словно проверяла, не ушел ли он еще…

Такой дочерью может гордиться любой мужчина, думал Алекс, наблюдая за ее точными движениями, за стремительностью и целеустремленностью, с которой она догоняла и обгоняла товарищей по тренировке. Темные волосы, не заправленные под шлем, развевались на ветру, ноги работали, как поршни мощного мотора. Чувствовалось, что все ее силы и воля отданы в эти мгновения одному — намерению прийти к финишу первой. Во что бы то ни стало.

И так оно и получилось. Тренер махнул флажком и призвал ее к себе, произнес несколько слов, показал что-то руками. Марибель кивнула и снова повела велосипед к стартовой отметке, опустив голову и старательно избегая смотреть в сторону отца.

Алекс нашел это вполне естественным. Ей необходимо привыкать к нему постепенно, не опасаясь, что он будет преследовать ее на каждом шагу. Поэтому посидел еще немного, затем покинул стадион и побрел по улочкам родного городка, поглядывая по сторонам и здороваясь с редкими знакомыми. Проведал старый дом, который почти уже развалился, посидел на крыльце, потом заглянул в единственное открытое в это время кафе, перекусил, спустился на пляж и искупался. Наконец решил, что пришло время навестить Долорес. Как он и обещал.

Будет ли Марибель дома? Хочет ли он встречи с ней, готов ли?.. Или боится… собственной дочери?

От этих мыслей его затошнило. Алекс отмахнулся от них и решительно направился к дому Орнеро. Не успел он взбежать по ступенькам, как Долорес, непривычно бледная, распахнула дверь.

— А, это ты… — разочарованно протянула она.

— Да. Ты ждала кого-то другого?

— Я думала, это Сантос…

— Сантос? — переспросил Алекс. — Он собирался зайти к тебе?

— Ты что, ничего не слышал? Я думала, ты поэтому пришел…

— Лола, прекрати терзать меня недомолвками и расскажи, что произошло.

— Он рано утром отправился на рыбалку. Пообещал Ариэлле, что вернется часам к одиннадцати. Она позвонила мне в два, сказала, что беспокоится о брате. Его уже несколько часов ищут, но… но…

— Подожди, Лола, успокойся! Еще не так поздно. Может, он решил остаться еще и на вечернюю ловлю. Разве так не бывает? Я хочу сказать, еще рано начинать думать о плохом…

— Ты не понимаешь, Лехандро! — выкрикнула Долорес. — Он должен был сегодня вечером поехать на футбольный матч в соседний городок. Никакая рыба не может в его глазах конкурировать с футболом!

— Так, может, он и поехал?

— Нет. — Она затрясла головой. — Они собирались отправиться целой компанией.

— Ясно. Ты знаешь, где он обычно ловит?

Долорес посмотрела на него полными слез глазами.

— Да. Но там его уже искали…

— Подожди-подожди, только не плачь. И выкинь дурные мысли из головы. Лучше попытайся вспомнить, упоминал ли Сантос еще какие-нибудь места.

— О, у меня есть подозрение, что он уехал на «заветное» место. Сантос никогда не говорил, где оно. От всех скрывал. Называл его «своей собственностью». Единственной достойной в этой жизни, — грустно сообщила Долорес и вытерла мокрый след на щеке.

Алекс задумался. Он сам был в детстве неплохим рыбаком — как, впрочем, и все островитяне — и знал несколько таких мест. Их все стоило проверить, хотя сейчас, в наступающей темноте, предприятие представлялось непростым, а в одном случае, пожалуй, даже рискованным… Но искреннее беспокойство Долорес заставило его сказать:

— Мне нужен мощный прожектор. Не уверен, есть ли такой на катере. Можешь одолжить мне?

— Конечно-конечно, — забормотала она, кидаясь в кладовую и чем-то там гремя.

На крыльце раздались быстрые шаги, дверь распахнулась, и на пороге появилась Марибель, нагруженная спортивной сумкой. Она неприязненно покосилась на отца, потом, услышав грохот, позвала:

— Ма, ты где? Что происходит? И почему он тут?

Растрепанная Долорес появилась, держа в руках никому не нужное старое весло.

— Марибель, малышка, наконец-то! Дядя Сантос пропал! Его ищут, но пока безрезультатно! — задыхаясь, воскликнула она.

— Не может быть! — отозвалась девочка и уронила сумку на пол. — Что значит пропал?

Мать пересказала ей то же самое, что и Алексу, и спросила:

— Ты не помнишь, куда мы дели фонарь со старой лодки? Тот, здоровый?

Девочка кинулась в свою комнату и вскоре вернулась, с трудом неся громоздкую штуковину.

— Где дядя Мануэль?

— Возглавляет одну из поисковых групп, — ответила Долорес и, повернувшись к Алексу, пояснила: — Это лучший друг Сантоса.

— Я — к нему! — крикнула Марибель, кидаясь к дверям с такой стремительностью, что мать едва успела перехватить ее.

— Ни в коем случае! Я запрещаю! Ты слишком мала, тебе завтра в школу, и…

— Но, мам, — возмущенно перебила ее девочка, — я тоже хочу помочь искать дядю Сантоса!

— Пусть она поедет со мной, — негромко предложил Алекс, и они обе повернулись к нему. — На моем катере. У меня есть одна мысль, и я собираюсь ее проверить. Не волнуйся, Лола, со мной Марибель будет в полной безопасности.

Долорес вздохнула.

— Ну хорошо. Только поклянись мне, Алекс, что не выпустишь ее из виду ни на минуту. Я буду ждать здесь. Если найдете Сантоса, сразу же дайте мне знать.

— Договорились. Ты слышала, Марибель? — Он повернулся к дочери. — Ты должна пообещать маме, что не удерешь от меня.

Девочка в ответ нахмурилась и что-то буркнула, порываясь бежать за ветровкой.

Но не тут-то было. Алекс взял ее за плечо, заглянул в глаза и строго произнес:

— Ты никуда не пойдешь, пока не дашь маме слово, ясно?

Дочь вскинула голову и посмотрела ему прямо в глаза. Сжала губы. Но Алекс не собирался отступать. Он прекрасно понимал, что в противном случае навсегда утратит даже малейшую надежду завоевать уважение дочери.

— Ладно, — в конце концов неохотно проворчала Марибель. — Мам, я буду с ним. Обещаю.

— Тогда идем. — Алекс с легкостью подхватил тяжеленный прожектор и спросил: — Он работает?

Девочка молча кивнула.

В быстро сгущающихся сумерках они спустились к причалу, где Алекс оставил свой катер. Несколько человек стояли там, сбившись в кучу, и возбужденно переговаривались. Заметив их приближение, один из группы обратился к ним:

— Тоже на поиски собрались? Будьте осторожны, у западного берега есть опасные места.

— Я тут вырос, — отозвался Алекс. — Знаю береговую линию как свои пять пальцев. Мы с Марибель хотим обследовать несколько мест в миле отсюда.

— Удачи, — ответили двое, а третий прибавил: — Как только Сантоса найдут, мы запалим костер на скале. Так что, как увидите, можете сразу возвращаться.

Алекс кивнул в знак того, что все понял, помог Марибель подняться на борт, пристроил прожектор и запустил мотор…

Прошло довольно много времени, прежде чем они достигли того места, о котором Алекс подумал в первую очередь. Обходить в темноте подводные камни оказалось далеко не просто, но удача всегда улыбается тем, кто хочет чего-то очень сильно. Луч прожектора наконец-то выхватил нависший над берегом утес и одинокое дерево на нем.

— Вон там вход в бухту, — показал рукой Алекс.

Марибель кивком дала понять, что слышит его слова. Они подошли ближе и тут же поняли, что катер слишком широк для беспрепятственного прохода в бухту.

— Придется пойти по берегу, — сказал Алекс. — Возьмем с собой воды и кое-каких лекарств. На всякий случай… — добавил он, заметив расширившиеся от страха глаза Марибель.

— Мама положила мне в рюкзак бутерброды.

— Прекрасно. Захватим и их. И еще фонарики.

Алекс подвел катер к берегу, помог дочери спуститься на твердую землю, потом спрыгнул сам. Они включили фонарики и двинулись по обрыву вверх, обходя заросли колючих кустарников, временами спотыкаясь и соскальзывая. Вскоре их усилия были вознаграждены — они заметили внизу крошечный мерцающий огонек.

— Дядя Сантос! Дядя Сантос! — закричала Марибель. — Мы здесь! Здесь! Отзовись!

— Эй-эй, малышка! Рад тебя слышать! Кто это с тобой? Долгонько вы добирались. Я уж подумал, что мне тут до утра придется торчать! — послышался в ответ слабый голос Сантоса.

Когда Алекс с дочерью спустились к воде, то обнаружили, что он сидит у крошечного костерка. Марибель кинулась к дяде. Он приподнялся ей навстречу, покачнулся и едва не упал.

— Что с тобой? — встревоженно спросила девочка, поддержав его.

— Пустяк, не обращай внимания. Слегка ногу повредил.

— Почему ты не вернулся, дядя Сантос? Мы все так волновались! — затрещала Марибель, обнимая его и сажая на песок. — Ты голодный? У меня тут бутерброды, и апельсины, и вода. Покажи ногу, давай забинтую!

Алекс приблизился и протянул ему руку.

— Что случилось, Сантос?

Тот смешался и нехотя признался:

— Да я, как последний дурак, днище пропорол. А пока вытягивал лодку, чтобы не потопла, ногу подвернул. Попробовал подняться наверх и отправиться пешком, да не получилось. Вот и пришлось дожидаться помощи… — Он смущенно хмыкнул.

Алекс осмотрел распухшую лодыжку, прикинул расстояние до городка и сказал:

— Вот что, Марибель. Я предлагаю тебе остаться с дядей. Знаю, ты обещала маме быть со мной, но мы не можем оставить его тут одного. Верно? И до катера мы его не дотащим. Поэтому я отправлюсь за помощью, а вы побудете здесь, идет?

— Идет, — тут же ответила девочка.

А Сантос протянул руку и благодарно произнес:

— Спасибо, приятель. Признаюсь, мне не улыбалось сидеть тут до утра. Кстати, как ты догадался, где искать меня?

— Я знаю это место с детства. Когда услышал, что ты пропал на рыбалке, тут же вспомнил о нем. И, как видишь, не ошибся. Надеюсь, у вас все будет в порядке. Я вернусь через два часа максимум. Ты дотерпишь, Сантос?

— Угу. Если бы еще у тебя нашлось что-нибудь покрепче воды, то я был бы совершенно счастлив.

Алекс хмыкнул, достал из заднего кармана плоскую фляжку с виски и кинул ему.

— Держи… Марибель, я полагаюсь на тебя.

— Угу.

На этом они и расстались.

К двум часам ночи Сантоса доставили в больницу в соседнем городке, сделали рентген и наложили повязку. Потом отпустили домой, где его встретила Долорес, проведшая все это время в волнениях и тревогах.

— Сантос, Сантос, ну какой же ты упрямый балбес! — всхлипывая, произнесла она, крепко обнимая брата. — Как ты мог так напугать меня? Всех нас! Что бы с тобой было, если бы не Лехандро?

— Ну все, женщина, довольно сырости, — похлопывая ее по спине, ответил Сантос. — А то у меня повязка намокнет. Но Лехандро я искренне признателен.

Долорес повернулась и кинулась Алексу на шею.

— Спасибо, спасибо, — зашептала она. — Как мне отблагодарить тебя? Я с ума сходила, пока ты не позвонил и не сказал, что нашел его.

Алекс держал ее в объятиях и прижимал к себе, как бесценную, бесконечно желанную драгоценность, наслаждаясь каждым коротким мгновением. Увы, их оказалось слишком мало.

Марибель кашлянула, и ее мать тут же разжала руки. Алекс прочистил горло и сдавленным голосом произнес:

— Рад, что сумел помочь.

Долорес опустила глаза, потом обернулась к дочери и поинтересовалась:

— А ты, сеньорита, почему еще не в постели?

— Хотела убедиться, что с дядей все хорошо, — возмущенно ответила та. — Я тоже люблю его!

— Ну-ну, успокойся, конечно, любишь. Но ты ведь и так знала, что с ним все в порядке.

— Эй-эй! — деланно-возмущенно перебил ее Сантос. — Что значит в порядке? Я бы попросил учесть мои травмы…

— Довольно, — оборвала его старшая сестра. — Сейчас ты, Марибель, отправляешься спать, и ты, Сантос, тоже. Я приготовила тебе твою старую спальню.

Алекс ждал в кухне, пока все успокоятся на ночь и разойдутся по комнатам. Только после этого Долорес вернулась.

— Ты не представляешь, Лехандро, как я тебе благодарна… — снова начала она, но он остановил ее, подняв руку. Зачем ему ее благодарность, когда он хочет совсем иного? — Я… я могу устроить тебя в старой комнате родителей…

— Нет. — Он решительно отверг ее предложение. Как вынести такую утонченную пытку? Спать с ней под одной крышей и не иметь возможности… Что? Да ничего! Ни войти, ни обнять, ни поцеловать… Невозможно! Ни за что! — Я загляну завтра. Пока.

* * *

Следующие два дня Долорес провела рядом с братом и лишь на третий решилась оставить его и отправиться на работу. За это время она видела Алекса только раз, да и то мельком, когда выходила за покупками.

Он приезжал на Пескадеро всего на несколько часов, чтобы присутствовать на тренировках дочери, и сразу же возвращался на Тенерифе, где пытался заняться основательно заброшенными делами. Благодарение Господу и его собственным многолетним усилиям, фирма функционировала как великолепно отлаженный механизм и не требовала ежедневного внимания…

Долорес уже закончила урок и собиралась сбегать домой до начала дополнительных занятий, как дверь классной комнаты открылась и на пороге появился Алекс. Высокий, загорелый, в футболке и светлых полотняных брюках, он показался ей таким красивым, что у нее дух захватило и болезненно сжалось сердце. Она внезапно осознала, как сильно тосковала по нему в прошедшие дни.

Моментально испугавшись этого неожиданного открытия, Долорес подхватила стопку тетрадей и строго сказала:

— Я занята, Алекс.

Подобный прием, казалось, совершенно не обескуражил его. Он подошел к ней, забрал тетради и положил их обратно на стол. Ослепительно улыбнулся и заявил:

— Но не настолько, чтобы не пойти со мной. Долорес немедленно сдвинула брови.

— Я никуда не собираюсь идти с тобой, Алекс Парагон!

Он взял ее за локти, заглянул в глаза и проникновенно произнес:

— Не стоит обсуждать наши дела при всей школе. Мой катер у причала, загруженный всем необходимым. Так что не спорь.

— Послушай, оставь свои замашки босса для подчиненных. Они вынуждены терпеть такое обращение, я — нет. Здесь тебе не Лос-Анджелес.

— В этом ты совершенно права. Итак, ты идешь или мне придется нести тебя?

— Хватит! Прекрати свои шуточки! — выкрикнула окончательно вышедшая из себя Долорес и тут же почувствовала, как пол ушел из-под ее ног.

Алекс легко подхватил ее на руки и направился к двери. Она яростно прошипела ему на ухо:

— Немедленно поставь меня на пол!

Но он обратил на ее слова не больше внимания, чем на навязчиво тявкающую у ног собачонку, и понес по коридору — к счастью, практически пустому в этот час дня, — к выходу из школы. Им навстречу попались только две молоденькие учительницы, которые во все глаза уставились на необычное зрелище. Алекс приветливо кивнул им и продолжил свой путь.

— Я не могу отлучиться надолго! — в полном отчаянии взмолилась Долорес. — У меня дополнительные занятия, а позднее еще урок музыки!

— Успокойся, я вчера обо всем договорился с Розаритой. Она согласилась подменить тебя. А Марибель со своими приятелями отправилась на волейбольный матч и не вернется до вечера. Так что хватит придумывать отговорки.

Он поставил ее на дорогу, но руки не выпустил. Они быстро спустились к берегу, и Алекс указал на катер.

— Давай поднимайся на борт.

— Ты что, похищаешь меня?

— Именно!

Долорес прищурилась, потом заявила:

— Учти, я не собираюсь ложиться с тобой в постель.

— Тебе и не представится такой возможности. Там, куда мы направляемся, нет ни одной постели, — предельно честно ответил он. — К тому же мне смысла нет прибегать к таким бесчестным уловкам. Когда придет время нам с тобой заняться любовью, мне не понадобится похищать тебя, уж поверь.

Черные глаза полыхнули огнем, но, несмотря на это, Долорес произнесла почти жалобно:

— Ты ведешь себя как пещерный человек, Лехандро. И тем не менее я почему-то не могу злиться на тебя.

Он самодовольно усмехнулся.

— Ты льстишь моему самолюбию.

Долорес вспыхнула.

— Прекрати обращаться со мной как с недоумком! Между прочим, ты отдаешь себе отчет в том, что твоя сегодняшняя «невинная» выходка станет предметом пересудов максимум через час?

— Ну, нам не придется, слава Богу, их слушать, — ответил Алекс, поднимаясь на борт следом за ней. — Можешь заглянуть в каюту, там корзина для пикника и все остальное необходимое. Отправляемся!

Долорес вдруг расслабилась, усмехнулась и заметила:

— А сегодня отличный денек для прогулки.

— Лично заказал, — засмеялся Алекс. — Специально для тебя.

— Льстец и подхалим.

— Точно. Но весьма сексуальный. — Он хитро подмигнул ей, но, заметив ее возмущенный жест, тут же воскликнул: — Сама же так говорила!

— Мне надо вернуться к пяти, — сообщила Долорес, пряча ответную улыбку. — Я не могу надолго оставлять Сантоса одного.

— А вот и нет! С ним побудет Ариэлла.

— Великий Боже! Кого еще, позволь полюбопытствовать, ты вовлек в свой маленький заговор? Весь наш городишко?

— Полно, Лола, ну за кого ты меня принимаешь? — притворно возмутился Алекс. — Разве я могу так поступить с тобой? Ладно, хватит дуться, достань лучше чего-нибудь холодненького попить. И мне тоже принеси, если не трудно.

Долорес не стала спорить — к чему? Ей было очень и очень приятно снова после долгого перерыва оказаться с ним на маленьком суденышке, направляющемся подальше от их островка. Она нырнула в каюту и вскоре появилась снова, уже в купальном костюме и огромной соломенной шляпе, с двумя запотевшими банками кока-колы в руках. Отдав одну Алексу, Долорес опустилась на скамью и откинулась, вытянув перед собой длинные стройные ноги и откровенно наслаждаясь минутами отдыха.

Алекс стоял у штурвала и наблюдал за ней, ощущая, как его душу наполняют покой и блаженство.

Бескрайний морской простор и любимая женщина — чего еще может желать мужчина для счастья?

Кальдер — крошечный островок в часе ходьбы на веслах от Пескадеро — был известен немногим жителям и даже рыбакам. Алекс случайно обнаружил его в далеком детстве, совершая одну из многочисленных вылазок, и потом неоднократно возвращался сюда. А повзрослев, нередко привозил с собой и Долорес. Они провели там немало прекрасных часов.

Алекс не был уверен, как она среагирует, когда поймет, куда он везет ее, но твердо намеревался это выяснить. Ему необходимо было понять, могут ли хорошие воспоминания победить дурные. Скоро, совсем скоро он узнает…

Долорес сняла солнечные очки и всмотрелась в очертания быстро приближающегося острова.

— А знаешь, Лехандро, я ведь ни разу не возвращалась сюда одна. Ни разу…

Он помолчал, подвел катер к знакомому месту, заглушил мотор и только, потом заметил:

— В таком случае я рад, что мы приехали вдвоем. Как в старые добрые времена…

Она внимательно посмотрела на него, пытаясь понять, что он задумал.

— Лола, поверь, я привез тебя не для того, чтобы попытаться обольстить вдали от всех. Мне хотелось, чтобы ты немного отдохнула, отвлекалась и от дома, и от работы, и даже от брата и дочери. Я удочки взял. Давай половим, может, нам повезет. Или просто побродим по берегу.

— Как раньше, да?

— Да, — ответил Алекс, хотя теперь все было много сложнее.

Тем не менее они провели следующий час, бродя по колено в воде и держась за руки, лишь изредка перекидываясь ничего не значащими словами. Наконец Долорес сказала:

— Я проголодалась.

— Отлично, значит, возвращаемся к катеру.

Они уселись на большие согретые солнцем валуны на берегу и вместе открыли корзину для пикника, упакованную этим утром в ресторане лучшего отеля Тенерифе. Долорес ахнула. Разнообразные салаты, сочные свежие фрукты и овощи, сыр, маслины, зажаренный цыпленок, бутылка вина, крошечные воздушные пирожные на десерт и даже посуда — все было предусмотрено до мельчайших подробностей.

— Обожаю еду, которую не надо сначала самой три часа готовить, — почти благоговейно произнесла она, наполняя тарелки аппетитной снедью.

Алекс разлил вино по бокалам, отпил немного, положил в рот кусок сыру и блаженно вздохнул.

— Красота-то какая…

Они помолчали, потом он прибавил:

— Понять не могу, как я до сих пор не собрался приехать… Мне этого, оказывается, очень не хватало.

— А зачем тебе было возвращаться? — с горечью отозвалась Долорес. — Родители твои давно уехали, а меня ты и знать не хотел. Даже письма ни разу не прислал… — Она предостерегающе подняла руку, в которой держала вилку. — Знаю, хочешь напомнить, как послал денег. Но при них не было ни единой строчки — ни о тебе, ни обо мне, ни о нас, ни тем более о Марибель.

— Я же ничего не знал о ней!.. Не понимаю, почему отец ничего мне не рассказал.

— Твоя мама умерла, да? А отец? Как он поживает?

— О, прекрасно. — И Алекс коротко описал свою мачеху.

— Я рада за дядю Хосе, — коротко ответила Долорес и понурилась, погрузилась в свои мысли.

Алекс видел, что она до конца так и не оправилась от его предательства. Он медленно заговорил:

— Знаешь, я за последние дни понял, как многого лишил себя, уехав отсюда. Эти скалы, этот океан, родные запахи… Я тогда, сразу после отъезда, вкалывал как каторжный. Откладывал каждый свободный цент. Отказывал себе во всем. А потом, набрав небольшую сумму, начал понемногу играть на бирже. Мне повезло — удалось собрать сумму, необходимую для того, чтобы начать собственное дело. В моей фирме сначала было всего три человека. Это теперь…

— Ты очень богат? — немного наивно спросила Долорес.

— Да, очень. У меня несколько домов — в Лос-Анджелесе, Мадриде, Лондоне и Сиднее. И летняя резиденция на Гавайях. Ну и, конечно, фирма. Но… — Он задумался, вздохнул. — Последнее время, еще до того, как я решил приехать сюда, мне было как-то неуютно. Словно я что-то потерял… очень важное… Душу?.. Не знаю, звучит слишком серьезно… Не знаю…

Долорес слушала, не сводя внимательного взгляда с его лица. Алекс вдруг очнулся от своих мыслей вслух и натянуто засмеялся.

— Извини, сам не понимаю, что на меня нашло. Я не хотел утомлять тебя скучными разговорами.

— Ты и не утомляешь, — немедленно отозвалась она.

— В моей жизни вдруг образовалась пустота — огромная и зияющая, которую невозможно было заполнить никакими деньгами, — признался он. — Но теперь… теперь я узнал о том, что у меня есть дочь… и встретил тебя…

Он замолчал.

 

9

Миновало несколько минут.

— Я совсем не та, что была одиннадцать лет назад, — тихо произнесла Долорес.

— Я уже спрашивал тебя и хочу снова задать этот вопрос: ты вправду тогда сказала, что не любишь и не любила меня? Видишь ли, это совсем не в твоем характере так менять свое мнение… Ты столько раз раньше говорила, что я небезразличен тебе… больше чем просто небезразличен…

Она смутно улыбнулась.

— Помнишь, мы собирались снять дешевую квартирку неподалеку от Артистического колледжа в Мадриде? Я хотела брать уроки игры на фортепиано и композиции, а ты… Впрочем, к чему теперь вспоминать это?

— О да. К чему? Ведь ты не поехала…

— Пожалуйста, Лехандро, пойми, у меня были серьезные причины. Но тогда я не могла сказать тебе о них. Я пообещала никому ничего не говорить. Однако теперь это уже не имеет никакого значения.

— Я хочу, чтобы ты сказала мне. Мне необходимо знать. — Слова Алекса прозвучали как приказ.

— Ты помнишь наш последний день?

— Безусловно. До мельчайших подробностей, — тут же ответил он.

Долорес едва заметно вздрогнула.

— Ты просил меня, уговаривал, умолял, обещал и клялся, но я… я выстояла, хотя, если честно, отчаянно хотела уступить обеим твоим просьбам. Но не уступила…

— И почему же? Говори! — Алекс настаивал, категорически отказываясь бросать эту тему.

Он желал получить ответ на вопрос, терзавший его все эти долгие годы. Почему она отвергла его? Почему не уехала с ним, как собиралась? Испугалась его домогательств? Поняла, что не любит? Или…

Долорес вздохнула.

— Помнишь сеньору Меленнер, медсестру в нашей больнице? Так вот, незадолго до нашего предполагавшегося отъезда я пошла на прием к врачу. — Она грустно усмехнулась. — Хотела, чтобы он посоветовал мне какое-нибудь противозачаточное средство… чтобы у нас с тобой сразу не возникло осложнений… Итак, пока я ждала своей очереди, вышла сеньора Меленнер и, увидев меня, подошла поздороваться. Мы с ней немного поболтали о том о сем, а потом она вдруг и говорит:

— Мне так жаль твоего папу, Лола. Поверь, очень жаль…

Я уставилась на нее во все глаза, и тут она поняла, что допустила ошибку. Оказывается, за две недели до нашего с ней разговора папа проходил обследование. Тогда-то и выяснилось, что он тяжело болен. Врач пригласил маму и все рассказал ей, но она мне ни словечком не обмолвилась. Понимала, что я, если узнаю, то не уеду… Ну, что я могу добавить? Мама оказалась права. Да и как мне было оставить ее со смертельно больным мужем и двумя младшими детьми?

Она пожала плечами и замолчала.

Алекс сидел не шевелясь. За те тысячи и тысячи раз, что он вспоминал о Долорес и думал о причинах ее категорического отказа, ему ни разу в голову не пришло подобное объяснение.

Наконец он выдавил:

— Черт побери, Лола, и ты не могла тогда мне этого рассказать? Объяснить все как есть? Чтобы я не натворил того, что натворил… Чтобы мы не потеряли целых одиннадцать лет жизни…

— О, Лехандро, — с невыносимой грустью отозвалась Долорес, — неужели ты не понимаешь, почему я так поступила?

Он покачал головой.

— И почему я не отдалась тебе тогда, хотя, признаюсь, так хотела… О, если бы только знал, как я хотела!..

Алекс снова покачал головой.

— Ты — порядочный человек, Лехандро, ты бы ни за что не уехал, если бы знал то, что знала я. Ты почел бы своим долгом помочь мне, всем нам в трудной ситуации. Верно? Поэтому я и не поддалась, только поэтому… А чтобы убедить тебя покинуть Пескадеро, несмотря на мой отказ, мне и пришлось сказать тебе те обидные и горькие слова. Вот так-то, Лехандро… — повесив голову, печально закончила она.

Алекс выслушал ее признание со смешанными чувствами, хотя преобладало, безусловно, облегчение.

Он схватил ее за руку, заставил взглянуть ему в глаза.

— Значит, ты все же любила меня. Любила и солгала, чтобы я уехал!

Она высвободилась и тихо произнесла:

— Мы были так молоды… Мы оба влюбились не друг в друга, а в любовь. Что мы о ней знали? Особенно я… Я была так наивна…

— Говори за себя, Лола! — яростно выкрикнул он. — Для тебя это, может, и было чем-то романтически непонятным, но я… Я любил тебя! Всем сердцем!

— Да-да, — иронически усмехнулась она. — Настолько, что тут же занялся любовью с Магдален. Настолько, что трусливо удрал после этого, не повидавшись со мной, и ни разу не написал.

Он наклонился к ней.

— Господи, Лола, ну как же ты не понимаешь? Говорю же тебе: не любовью я с ней занимался. Не любовью! Скорее изливал свою ненависть! И я не мог встретиться с тобой после того, что ты мне сказала. Я столько лет потом зализывал раны!.. Своими короткими словами ты разбила мое сердце…

— Ты даже не попрощался…

— Черт! Да не мог я, не мог!

Ему отчаянно хотелось, чтобы она посмотрела на него и увидела, что он говорит искренне. Но она смотрела вдаль и думала о чем-то своем, неизвестном ему.

— Я не пытаюсь оправдать свое поведение, — продолжил Алекс, не дождавшись никакой реакции. — Я просто объясняю тебе, почему совершил то, что совершил.

— Знаешь, Лехандро, когда я сказала, что не поеду с тобой, мне и в голову не приходило, что ты вот так исчезнешь из моей жизни, — тихо произнесла Долорес. — Ведь мы столько лет дружили… Ну, до того, как…

Он ответил с горьким смешком:

— Ты разбила мне сердце, Лола, отвергла мою любовь. Неужели ты всерьез полагала, что после этого я буду писать письма, рассказывая о погоде и о достопримечательностях?

Она вскинула голову и упрямо заявила:

— Теперь это уже не имеет никакого значения. Отец и мама все равно скоро умерли, так что, если бы даже я тогда и уехала с тобой, мне пришлось бы вернуться. А ты, Лехандро… — Долорес внимательно посмотрела ему в глаза, словно в душу заглянула. — Ты бы вернулся тогда со мной?

— Безусловно, — не задумываясь ни на мгновение, ответил он.

— Ну, вот видишь… Я так и думала…

— Ты в одиночку принимала серьезные решения, которые касались нас обоих… Тебе не кажется, что ты слишком много взяла на себя?

— Не только нас, но еще и Марибель, — поправила Долорес. — Но нет, мне не кажется. Я сделала так, как считала лучшим для всех.

— Нет! Не для всех! Возможно, для тебя, но не для меня. И тем более не для Марибель. Она меня, родного отца, терпеть не может. И я готов ее понять!

— Успокойся, она примет тебя. Дай ей только немного времени, — заверила его Долорес, надеясь, что она права. — Ты, впрочем, никогда не был образцом терпеливости.

— Так же, как и ты. И не спорь!

— Ну хорошо. Как скажешь. Давай не будем ссориться из-за Марибель.

— Не будем, — успокаиваясь, согласился Алекс. Он не мог понять эту женщину. Не мог, и все тут! Такая страстная, почти яростная и одновременно такая рассудительная…

— Ты был единственным моим настоящим другом, — задумчиво продолжила она. — И мне бы хотелось, чтобы ты продолжал оставаться им и теперь.

— Другом, который мечтает о том, чтобы ты принадлежала ему? Ну нет, эту ошибку я уже совершил однажды.

— Нет, Лехандро, не эту. Ты влюбился в меня. Это-то и было твоей настоящей ошибкой.

Странные слова… Что они значат? Что она хочет сказать ему? Повторить, что не любила его? Что сделать? Как сломать этот чертов барьер?

И Алекс сказал ей правду, истинную правду.

— Я никогда и никого в жизни не любил так, как тебя, Лола…

У нее голова пошла кругом. Она столько раз видела его фотографии в иллюстрированных журналах — красивый, уверенный в себе бизнесмен с такими же красивыми, уверенными в себе, разодетыми и осыпанными драгоценностями женщинами. И он говорит ей, что ни одну из них не любил так, как ее, простую девчонку из крошечного захолустного городка на Богом забытом острове, Долорес Орнеро?!

— Ты не веришь мне, да? — внезапно охрипшим голосом спросил Алекс.

— Не знаю.

Алекс почувствовал, как его сердце мучительно сжалось. Ей удалось снова ударить его в то же самое место. И оно по-прежнему болело. Эта женщина готова второй раз причинить ему ту же невероятную боль. Неужели он ей позволит? Что же он за идиот такой?

Он сглотнул свои чувства, встал и буркнул:

— Давай немного пройдемся.

Долорес коротко кивнула.

Алекс потянулся за пустой корзиной, она сделала то же самое движение в это же мгновение. Их руки соприкоснулись, по пальцам пробежало нечто очень напоминающее разряд электрического тока, и… Со сдавленным стоном он толкнул ее на землю, сам упал сверху и впился в ее рот.

Долорес ответила на его поцелуй — горячо и страстно, без сомнений и малейшей сдержанности. Сладостный ее язык заплясал внутри его рта, возбуждая и зажигая и без того кипящую кровь. Огонь побежал по его жилам, лишая остатков самоконтроля и побуждая к обладанию этой женщиной. Но где-то в самых тайных глубинах души он не хотел делать этого.

Приподнявшись на локте, Алекс вгляделся в прекрасное пылающее лицо, медленно обвел пальцем контур щеки, подбородка, погладил приоткрытые губы.

— Боже, Лола, твоя красота поражает меня каждый раз, как я вижу тебя, — задумчиво произнес он.

Глаза ее немедленно наполнились слезами.

— Когда ты так смотришь на меня, мне трудно дышать, — беспомощно прошептала Долорес в ответ и притянула его к себе.

С гулко бьющимся сердцем Алекс начал целовать и ласкать ее губы, гладить черные рассыпавшиеся волосы. Потом, словно невзначай, повел пальцами по шее, по плечу… Она не оттолкнула его руку, напротив, выгнулась ему навстречу и дрожащими пальцами начала освобождать край футболки из-под пояса брюк.

Он перестал контролировать себя в тот момент, когда ощутил прикосновение ее ладони к своей груди, одним движением сорвал с себя футболку, спустил бретельку купальника с ее плеча и припал губами к восхитительно твердой ягоде соска. Долорес выкрикнула что-то неразборчивое и, скользнув рукой по его телу вниз, нашла то, что искала, и задохнулась, ощутив всю силу вызванного ею желания.

— Я хочу тебя, хочу, Лехандро — лихорадочно прошептала Долорес, пытаясь расстегнуть молнию на его брюках. — Возьми меня… сейчас…

Собрав воедино остатки разума, силы воли и Бог знает чего еще, он откатился в сторону и, с трудом дыша, сказал:

— Нет, Лола, нет. Мы не можем. Мне… нечем предохраняться… Тебе наверняка тоже…

Она ошеломленно взглянула ему в лицо, словно не понимая, о чем идет речь. Потом тряхнула головой.

— Черт, я даже не подумала об этом… Господи, какая глупость! Обычно я проявляю больше здравомыслия.

Переход от неземного блаженства к суровой реальности оказался слишком стремительным. Алекс едко спросил:

— Обычно? Ты имеешь в виду — с другими твоими любовниками?

Долорес заставила себя усмехнуться.

— Побойся Господа! Ты что, видел выстроившихся у моих дверей страстных воздыхателей?

Он резко сел.

— Хочешь сказать, что…

— Я ничего не хочу сказать! — огрызнулась Долорес. — Тебя не касаются подробности моей личной жизни!

Ага, значит, у нее есть секреты, которые она желает сохранить таковыми. Изо всех сил стараясь дышать ровно, Алекс произнес:

— Я специально ничего не взял с собой. Нам с тобой пока еще слишком рано думать о постели. О, конечно, я признаю, что один поцелуй воспламеняет нас обоих в мгновение ока. Но что из этого?

— Я искренне польщена твоим признанием, — иронично заявила она.

— Ну, хватит, Лола, брось. Я пытаюсь вести себя как положено порядочному мужчине.

Она отвернулась и натянула купальник. Потом схватила футболку и кинула ему.

— Одевайся. И не искушай меня больше, Алекс Парагон. Потому что… такая уж я идиотка, что все еще хочу на тебя наброситься…

— Мой черед быть польщенным? — насмешливо поинтересовался он, прилагая нечеловеческие усилия, чтобы вернуться с того самого опасного края, за которым скрывалось неведомое.

Один взгляд на нее — и он пропал. Превратился в податливый воск в ее изящных пальчиках.

— Идем, — решительно сказала Долорес и вскочила с земли. — Пора возвращаться.

Алекс не стал возражать — он был эмоционально вымотан до предела. Он доставил Долорес на Пескадеро, проводил до дому, но зайти наотрез отказался. В его нынешнем состоянии встреча с Сантосом и тем более — с Марибель казалась непосильной задачей. Вернувшись в отель, он провел остаток вечера, безучастно глядя в экран телевизора. Ему было отнюдь не весело. Долорес не любит и никогда не любила его, Марибель с трудом мирится с его присутствием…

Что толку иметь кучу денег, если они не в состоянии купить ему единственное, необходимое для счастья, — любовь этих двух женщин? Весь следующий день Алекс не выходил из номера, занимался скопившимися за это время делами и размышлял, пытаясь выработать план дальнейших действий. И к вечеру его осенила гениальная идея.

— Отец Карраджо, здравствуйте.

— Благослови тебя Бог, сын мой. — Престарелый священник воздел руки, призывая милость Господню на его заблудшее чадо, потом просиял и похлопал Алекса по плечу. — А я уж думал, ты не зайдешь ко мне. Рад тебя видеть, Лехандро, рад. Ты пришел исповедоваться или…

— Нет, святой отец, я хотел бы просто побеседовать с вами, спросить совета.

— Что ж, идем ко мне. Угощу тебя лимонадом. — Они направились по мощеной дорожке к небольшому дому, где жил священник. — Слышал, твоя мама умерла. Царство ей небесное. — Отец Карраджо перекрестился и продолжил расспросы: — А как отец поживает?

Усадив гостя за стол в чистой и прохладной гостиной и подав ему стакан ледяного напитка, священник приготовился слушать.

Слегка запинаясь, Алекс начал:

— Отец Карраджо, вы, конечно, знаете, что Марибель Орнеро — моя дочь? — И, получив подтверждающий кивок, продолжил: — Я совершил тяжкий грех, святой отец, очень тяжкий, но не намеренно. Я больше всего на свете хочу исправить причиненное мною зло, хочу стать ей отцом. Но она… она недвусмысленно заявила, что не нуждается во мне.

Старик вздохнул, отпил глоток лимонада, потом, тщательно взвешивая слова, ответил:

— Я дам тебе совет, сын мой. Не обращай внимания на ее враждебность. Это возрастное. Девочка всю свою сознательную жизнь мечтала об отце, поверь мне.

— Она сама говорила вам?

— Пойми меня правильно, Лехандро, я не могу повторить тебе то, что узнал на исповеди. К тому же Марибель не любит обсуждать эту тему. Но у меня есть глаза и жизненный опыт. И они говорят, что тебе надо немного потерпеть. Она признает тебя, обязательно. Уже бы признала, если бы не была такой же упрямой, как и ее отец. — Он усмехнулся.

— Хотелось бы верить…

— Да уж поверь. Мне очень жаль, что у вас с Долорес так все получилось. Я знаю, почему она осталась. Но даже если бы тогда все сложилось иначе, она все равно бы вернулась домой после смерти матери. И ты, я уверен, последовал бы за ней. — Священник покачал головой. — И ничего бы хорошего из этого не вышло. Через год, максимум через два ты возненавидел бы и Долорес, и Ариэллу с Сантосом. Тебе здесь было бы тесно и душно, сынок, ты по праву принадлежишь большому миру.

— Да вы настоящий психолог, святой отец, — усмехнулся Алекс.

— Священнослужитель обязан разбираться в психологии людей даже лучше, чем психолог. Требования профессии. Если ты действительно хочешь стать настоящим отцом для Марибель, подумай о своих отношениях с Долорес. Именно здесь лежит решение всех ваших проблем.

— Но… — Алекс запнулся, но все же признался: — Она не любит меня, отец Карраджо. И никогда не простит.

— Выслушай меня, мой мальчик, выслушай внимательно, а потом уж поступи, как сочтешь лучшим. Лола только и мечтает о том, чтобы вырваться с острова. Но она человек ответственный и благополучие дочери ставит превыше всего. Она до сих пор остается здесь из-за нее. Из-за того, что здесь ее дом, ее школа, ее семья и друзья. По крайней мере, так она считает. Подумай о том, как убедить их обеих уехать отсюда. Это мой тебе совет. А теперь прости, мне надо готовиться к вечерней службе. До свидания, мальчик мой. Желаю удачи. Иди с Богом.

И Алекс Парагон, одним движением брови приводящий в ужас совет директоров, покорно поднялся со стула и покинул мудрого служителя Господня, размышляя над его словами. Как, черт побери, ему самому не пришло в голову такое простое решение? Пора прекратить терзать себя вопросами «любит — не любит» и перейти к практической стороне дела.

Взглянув на часы и убедившись, что Долорес может быть дома, он направился туда и сразу понял, что не ошибся. Изнутри доносились звуки фортепиано.

 

10

Он не стал стучать, а толкнул дверь и направился по коридору в сторону уже известной ему комнаты с инструментом. Повернул ручку, вошел и остановился, заново пораженный красотой Долорес. Черные волосы тяжелыми блестящими прядями падали на плечи. Изящные руки с длинными тонкими пальцами летали по клавишам, извлекая удивительно чистые звуки.

Алекс приблизился и присел рядом на табурет.

— Продолжай, не обращай на меня внимания, — спокойно сказал он.

— Будь как дома.

— Полно, Лола, сарказм тебе не к лицу. Что ты играешь?

— Так, кое-какие пустяки…

— Пустяки? Ты называешь это пустяком?

Долорес откинула упавшую на глаза прядь и посмотрела на него.

— Сегодня вечером на школьном стадионе волейбольный матч. Приезжают ребята из соседнего города. Марибель играет.

— Мы могли бы пойти вместе. Как Сантос?

— Изводит меня и всех окружающих. Не может сидеть без дела. Все, между прочим, обсуждают возвращение отца Марибель. Меня за вчерашний день раз пять спросили, когда мы поженимся.

Он хмыкнул и с интересом заглянул ей в лицо.

— И что же ты отвечала?

— Правду. Что ты не делал мне предложения.

— Ты выйдешь за меня, Лола? — немедленно отреагировал Алекс.

Она ошиблась клавишей, поморщилась, но продолжила играть как ни в чем не бывало.

— Нет, Лехандро.

— Почему?

Сверкнув глазами, Долорес ответила:

— У меня есть семья, если ты забыл, Лехандро. Мы живем тут, на Пескадеро. Моя дочь учится и занимается спортом здесь. Не в Америке, не в Европе, здесь.

— А ты сама, Лола, ты бы хотела жить в Штатах?

Опустив руки на колени, она повернулась к нему.

— Я скажу тебе, Алекс, скажу раз и навсегда. Запомни это. Я отдала бы все на свете, чтобы жить где угодно, только не здесь. Но это невозможно, пока Марибель не исполнится шестнадцать. Так что не стоит больше возвращаться к этому.

— А что бы ты могла делать в большом городе? Я имею в виду то, чего не можешь здесь…

— О… — Она вздохнула, глаза ее затуманились. — Я могла бы посещать консерваторию. Могла бы ходить на концерты. Встречаться с музыкантами и другими композиторами. Иметь любые специальные журналы, какие только понадобятся. Могла бы совершенствоваться. Даже, наверное, выступать… — Голос Долорес дрожал от еле сдерживаемых эмоций.

— Знаешь, в Лос-Анджелесе живет немало детей.

— Прекрасно. Вот и пусть живут. А Марибель родилась и живет здесь. У нее тут друзья. Я не могу сорвать ее с места, где все родное и знакомое, и потащить ради собственного удобства на другой конец света. — Она уставилась в окно невидящим взглядом. — Я так устала ждать, Лехандро, так устала… Но если ты хоть словом обмолвишься ей об этом, я найду в кухне самый большой нож и вырежу твое сердце, Алекс Парагон. Помни об этом.

Итак, подумала возможная жертва кровавой расправы, отец Карраджо прав: Долорес отчаянно мечтает покинуть Пескадеро, но не может из-за Марибель. Или думает, что не может. Теперь ему предстоит предпринять шаги, чтобы изменить ее мнение…

Звонок в дверь прервал его размышления. Долорес вздрогнула.

— Кто бы это мог быть? — вслух подумала она. — Странно, никто обычно не пользуется звонком. Тут принято стучать…

Она поднялась и пошла открывать. А Алекс остался на месте и вскоре услышал ее радостный крик:

— Берти! Вот радость-то! Проходи скорее. Какими судьбами? Надолго?

Гмм… таинственный «кудесник» Берти… Какого черта ему здесь надо? Алекс прислушался.

— Я был на Тенерифе по делам и решил ненадолго заглянуть к тебе. Лично завезти пробный диск.

— О, Берти, ты просто чудо! — восторженно прощебетала Долорес.

У Алекса же едва челюсти не свело от ярости. «О, Берти, ты просто чудо»… Какая… какая гадость!

— Ты останешься ночевать? Я приготовлю тебе гостевую спальню. Марибель вечером играет, можем вместе пойти на матч, — продолжала она радостно болтать.

Ах вот как! Теперь, значит, она уже с «кудесником и чудом» Берти собирается!

Этого он стерпеть не мог и вышел в гостиную.

— Берти, познакомься, это мой… — Долорес запнулась, чуть покраснела, но справилась с собой и закончила: — Мой знакомый, друг детства Алекс Парагон. Алекс — это Берти Страндо, мой агент. Он привез мой первый диск, представляешь?

— Представляю, — сухо ответил Алекс, окинул внимательным взглядом Страндо, нехотя пожал протянутую им руку и заметил: — Значит, вы агент Лолы. Вам повезло. У нее потрясающий талант, это ясно даже такому далекому от музыки человеку, как я. Вы сделаете на ее имени колоссальные деньги.

Долорес сверкнула глазами, но Берти обезоруживающе улыбнулся и ответил:

— Совершенно верно. Встреча с ней — величайшая удача в моей жизни.

Вот это да! Вот это наглость! Алекс едва сдержался, чтобы не выбить парочку белоснежных зубов агента, но Долорес взяла его под руку и сказала:

— Извини, Берти, мы на минутку покинем тебя.

Выведя его в коридор, она яростно прошипела:

— Как ты смеешь оскорблять его, Алекс Парагон? Кто ты такой, чтобы позволять себе такие хамские высказывания? Берти — мой друг! Запомни это раз и навсегда. И изволь вести себя пристойно.

Но он не мог справиться с неожиданно вспыхнувшей ревностью.

— Извини, Лола, не буду вам мешать. Счастливо оставаться. Скажи Марибель, я очень сожалею, что не смог посмотреть игру. Увидимся.

Небрежно кивнув, Алекс вышел из дома и с силой хлопнул дверью.

* * *

Еще один вечер он провел в своем комфортабельном номере, то терзаясь приступами ревности, то злясь на собственное идиотское поведение, то хватаясь за телефон с намерением позвонить Долорес и извиниться. Вечер перешел в ночь, но спокойствие не наступало. Алекс проклинал себя и свою судьбу — судьбу, вернувшую его на родину к той единственной женщине, которую он любил всю свою сознательную жизнь, но которая не отвечала и продолжает не отвечать ему взаимностью.

Он практически не сомкнул глаз до утра, изводя себя яркими картинами интимной близости Лолы и Берти. Чертов агентишка! Что он о себе возомнил? Кто он такой? Что может предложить ей, кроме записи каких-то жалких дисков? Да он, Алекс, может сделать все то же самое и много больше. По сути дела, все, что Долорес перечислила. Ему ничего не стоит снять для нее концертный зал, дать широкую рекламу, обеспечить студию звукозаписи на любое время… Если бы только она позволила…

Только к пяти часам измученный ревностью и сомнениями Алекс забылся тяжелым сном и увидел ее, красавицу Долорес, такой, какой она была на Кальдере, — с обнаженной грудью, извивающейся от возбуждения и вожделения, взывающей: «Возьми меня, возьми»…

Он вернулся на Пескадеро к вечеру, чтобы уж точно не столкнуться с проклятым улыбающимся и любезным Берти. К тому же ему хотелось застать Марибель. Если она будет дома, он предложит ей погостить у него в Лос-Анджелесе. Но что предпринять в случае, если она откажется, Алекс не знал. Единственное, в чем он был твердо уверен, — так это в том, что именно он обязан сделать и первый, и второй, и третий шаги. Он нуждается в дочери, а не наоборот!

Солнце еще не зашло, жар не начал ослабевать. Все окна первого этажа, включая кухню, были открыты. Приблизившись, Алекс смог различить доносящиеся оттуда голоса.

— Нам все равно придется когда-то поговорить об этом, Марибель, хочешь ты того или нет. Он не уедет только потому, что тебе не нравится его присутствие.

Ответ дочери заставил его замереть на месте.

— Но ты же сказала, что он пробудет всего неделю, максимум десять дней. Они уже заканчиваются.

— Да. Но он вернется. Я почти уверена в этом.

Почти? Значит, она все же не доверяет ему…

Он стоял не шевелясь, не в силах сдвинуться с места, хотя и понимал, что ведет себя непростительно. Он, Алекс Парагон, подслушивает под окнами! Слава Богу, мама не дожила, а то бы умерла со стыда.

— Почти, — насмешливо повторила девочка. — Я бы не стала на это рассчитывать.

— Алекс — твой отец. Рано или поздно тебе придется принять этот факт и смириться с ним. Я знаю, что он слишком долго был вдали от тебя… Но это частично и моя вина.

— Он уехал, бросил тебя!

Алекс поморщился. А Долорес спокойно, сдержанно продолжила:

— Да, уехал. Но он не знал о твоем предстоящем появлении на свет. Я обязана была разыскать его и известить. Дать ему шанс сделать то, что он считал бы честным и необходимым в такой ситуации. Но я… я даже не попыталась. Ни сразу, ни потом, позже, когда он уже стал достаточно известным, когда найти его не составляло большого труда… Да, мне было очень больно и обидно. — Она тяжело вздохнула. — Но это не извиняет моего поведения. Позволив себе роскошь упиваться праведным гневом, я ограбила вас обоих. На целых десять лет, что вы не знали друг друга.

Алекс слегка расслабился. Он не мог не восхищаться смелостью и прямотой, с которыми Долорес призналась в своих прошлых ошибках.

Последовало долгое напряженное молчание. Наконец Долорес прервала его, почти крикнув:

— Пойми, Алекс не знал, что у него есть дочь! Это ведь совсем не то, как если бы он знал и не появлялся!

— Да, мама, я понимаю, — тихо ответила Марибель.

И снова последовало молчание, прерываемое, вернее, заполняемое звуком льющейся воды. Потом Марибель спросила:

— Ты собираешься выйти за Берти?

— Нет. — Ответ Долорес был мгновенным и категоричным. — Абсолютно точно нет.

— Он ничего не понимает в спорте, — прокомментировала немного насмешливым тоном девочка.

— Мне бы не хотелось, чтобы ты отзывалась о нем неуважительно. Он прекрасный человек и знает много чего другого, — твердо сказала Долорес, закрывая обсуждение достоинств и недостатков своего агента.

— Тогда ты собираешься выйти за моего отца, да?

— Бог мой, девочка, ты седьмая или восьмая, кто задает мне этот вопрос.

— Неудивительно. Мальчишки в школе организовали тотализатор и принимают ставки.

— О Господи, Марибель, мне так жаль… — всплеснув руками, пробормотала Долорес. — Мы живем в проклятом месте, где сплетни — главное и зачастую единственное развлечение. Нельзя чихнуть в собственной спальне, чтобы через три минуты знакомые с другого конца острова не пожелали тебе доброго здоровья. Будь он проклят!..

— Ты пятьсот раз говорила мне не употреблять таких слов, мам…

— Извини, — раздраженно бросила Долорес. — Пойми, я не могу выйти замуж за Алекса только потому, что он надумал приехать повидать родину. Прошло одиннадцать лет. Мне было шестнадцать, когда он уехал. Теперь я взрослая двадцатисемилетняя женщина.

— Да, немолодая, — с искренним сочувствием вздохнула Марибель.

— Ой, помолчи уж!.. Но как бы то ни было, твой дом здесь, Алекс мотается по всему свету и мы с ним не любим друг друга. Нет, Марибель, это невозможно. И кстати, о доме. Не пора ли тебе заняться уроками?

— Спасибо, мамочка, за напоминание, — ехидно отозвалась девочка.

Голос Долорес потеплел.

— Я люблю тебя, малышка. Очень люблю. Это не изменилось и никогда не изменится.

— Я тоже, мам, — ответила Марибель и побежала вверх по ступенькам.

«Мы с ним не любим друг друга»… «Мы с ним не любим друг друга»… «Мы с ним не любим друг друга»…

Слова звучали и звучали в воспаленном после бессонной ночи мозгу Алекса. Меньше всего ему сейчас хотелось встретиться с Долорес. Он повернулся и потихоньку вышел на улицу, спустился на причал, завел мотор и вернулся в отель.

На следующий день Алекс подгадал свой приезд к окончанию занятий Марибель.

— Привет, — сказал он, подходя к ней и беря сумку. — Давай понесу. Пройдемся немного, не возражаешь?

— Ладно.

Они не спеша побрели знакомой дорогой. Оба молчали. И только оказавшись рядом с домом, Алекс решился заговорить:

— У тебя скоро каникулы. Я хочу пригласить тебя и твою маму провести какое-то время со мной. Сначала мы можем съездить в Европу, в Испанию, например, посетить Барселону или Мадрид, сходить в консерваторию или в театр. Твоей маме, я уверен, понравится. Потом поваляться немного на пляжах, поплавать, покататься на водных лыжах. А затем отправиться в Лос-Анджелес. Мы сможем посмотреть волейбольный турнир, и я устрою тебе несколько тренировок со студенческой командой Калифорнийского университета. И еще куплю новый велосипед, самый современный.

Если раньше Марибель смотрела на него, приоткрыв рот, то, услышав последнюю фразу, возмущенно воскликнула:

— У меня отличный велик! Мама экономила полтора года, чтобы купить его!

Алекс ударил кулаком по ближайшему дереву.

— Черт, я все не так говорю! Пойми, я не пытаюсь соблазнить тебя ни велосипедом, ни чем-то еще. Не собираюсь хвастаться своим состоянием. Но бессмысленно делать вид, что мы оба не знаем простого факта: у меня денег намного больше, чем у всех жителей этого острова вместе взятых. — Он помолчал, пытаясь успокоиться. Затем продолжил: — Я хочу, чтобы ты увидела, где я живу. Как я живу. Тогда, может быть, позднее тебе захочется приехать ко мне самой и немного пожить.

— Значит, если мама будет с нами, мы сможем сходить на турнир по волейболу? — Она робко взглянула ему в лицо и, увидев подтверждающий кивок, добавила: — Я никогда не каталась на водных лыжах.

— Я тебя научу. У тебя сильные руки, и ты отлично держишь равновесие. У тебя точно получится.

— Здорово. А мама уже согласилась поехать?

— Я ее пока не спрашивал. Решил узнать сначала, захочешь ли ты.

— Она пока в школе. Сказала, что сегодня задержится. У нее дополнительные занятия.

— Так тебе нравится моя идея?

Марибель хитро усмехнулась.

— А в консерваторию идти обязательно?

— Мне хочется, чтобы твоя мама тоже получила удовольствие от каникул.

— Ладно. Если она согласится, я поеду, — решилась Марибель и вдруг потупилась, словно испугалась собственной смелости.

Тронутый ее ответом и этой реакцией, Алекс предложил:

— Почему бы тебе самой не рассказать ей? А я загляну вечером и узнаю, что она решила. — Ему хотелось, чтобы у Долорес было достаточно времени обдумать предложение. Сразу она скорее всего безоговорочно отвергнет его.

 

11

Когда он пришел, как и обещал, ближе к вечеру, то сразу понял, что дал ей слишком короткое время на размышления.

— Заходи и закрой за собой дверь поплотнее, — сурово сказала Долорес. — Чтобы не вся улица слышала, как мы ругаемся.

— А мы собираемся ругаться? — спросил он, следуя за ней в кухню, где она предусмотрительно уже затворила окна. — Где Марибель?

— Ушла к подружкам. У нас есть около часа, чтобы окончательно все прояснить. Мой ответ окончательный и бесповоротный: нет! Я никуда с тобой не поеду. Это ваши каникулы, твои и ее. Время, чтобы получше узнать друг друга. Ко мне все это не имеет никакого отношения.

— Да? А что Марибель думает по этому поводу?

Долорес одарила его раскаленным, как лава, льющаяся из жерла вулкана, взглядом.

— О, должна отдать тебе должное: ты прекрасно поработал с ней. Она хочет, чтобы я поехала. Ты что, серьезно полагаешь, что можешь подкупить меня театрами и концертами?

— Нет. Просто подумал, что тебе было бы приятно послушать живую музыку. — Алекс пожал плечами, стараясь выглядеть как можно более безразличным. — А какие еще у тебя возражения?

— У Мирабель нет паспорта, а у меня — американской визы. Кроме того, она пропустит тренировки.

— Побойся Бога, Лола! Паспорта и визы — не проблема. Их можно оформить за несколько дней, максимум за неделю. Что касается тренировок… У нее хватит физических нагрузок, чтобы компенсировать их.

— Я не собираюсь ложиться с тобой в постель! — в полном отчаянии выкрикнула Долорес.

— Договорились, — небрежно ответил Алекс.

— Хотя ты, похоже, вовсе и не заинтересован в этом… — почти разочарованно протянула она.

Сами слова и тон, каким они были произнесены, придали ему сил.

— Заинтересован, даже очень. — Он шагнул к ней и с удовольствием отметил, как побелели суставы на пальцах — с такой силой Долорес вцепилась в край стола. — Между прочим, должен сообщить, что Марибель категорически отказалась от нового велосипеда. Так что мне не удастся купить ее привязанность. — Алекс помолчал, потом подошел еще ближе и с чувством добавил: — Ты прекрасно воспитала ее, Лола.

— Спасибо. Кстати, эта кухня не так уж и мала. Тебе нет ни малейшей необходимости загонять меня в угол.

— Что тебя смущает, Лола? Боишься меня? — Он нежно провел большим пальцем по ее губам.

— Ох, Лехандро, ты удивительно привлекательный мужчина. Как я смогу провести две недели рядом с тобой, скрывая от Марибель то, что чувствую?

— Ничего, ты женщина умная. Что-нибудь придумаешь.

— Ты должен поклясться, что будешь вести честную игру.

— Так ты согласна?

— Только в том случае, если пообещаешь не прикасаться ко мне ни под каким предлогом!

— О-хо-хо! Похоже, твои гормоны разгулялись вовсю, — насмешливо произнес Алекс, крайне польщенный признанием того, как он на нее действует.

— Зато про твои этого никак не скажешь!

Алекс действовал с такой стремительностью, что она даже глазом моргнуть не успела, как он уже притиснул ее к стене, обхватил руками за талию, потом прижался бедрами и поцеловал. Так сильно, что у нее голова пошла кругом. Но желание вспыхнуло с такой силой, что ему пришлось заставить себя отстраниться. Иначе выработанный план действий мог оказаться под угрозой срыва.

Он принял безмятежный вид, лениво ухмыльнулся.

— Только дай знак — и я буду весь в твоем распоряжении.

— Т-ты… — Она заикалась от стыда и ярости одновременно. — Т-ты смеешься надо м-мной, Алекс Парагон!

Он смягчился.

— Успокойся, Лола. Обещаю, за время поездки не сделаю ничего, что могло бы причинить тебе хоть малейшее неудобство. Честное слово! Мне только хочется, чтобы ты немного развеялась, пришла в себя. Когда ты в последний раз отдыхала?

Долорес грустно улыбнулась.

— Да, пожалуй, в детстве. Болезнь отца, смерть мамы, Марибель, Сантос с Ариэллой — все требовало денег и времени. Продукты, одежда, врачи. Спортивная форма… — Она вздохнула.

Алекс с трудом подавил острый приступ вины. Подумать только, какое тяжкое бремя все эти годы несла на своих хрупких плечах горячо любимая им женщина, а он… Что сделал он, чтобы помочь ей? А ведь имел возможность… Но вслух он сказал совсем другое:

— Думаю, мы не будем излишне шиковать. Не хочу, чтобы ты думала, будто я похваляюсь своими деньгами.

— Тебе все равно придется заплатить за нас обеих. Мне такие поездки не по карману.

— Сочту это за честь, — предельно честно сказал Алекс.

И снова, в который уже раз, Долорес ощутила пробежавший по жилам огонь. Она с трудом пробормотала:

— Ты вынудил меня сделать то, чего я не хочу и не должна делать.

— Отлично, — ответил он. — Тогда скажи Марибель, что наша маленькая поездка состоится довольно скоро. Я позабочусь о ваших документах и билетах. Завтра или послезавтра позвоню тебе и сообщу конкретные даты. Думаю, мы встретимся уже в Испании.

Алекс говорил быстро и деловито, стараясь скрыть от нее полную меру своего удовлетворения. И при этом пытался проанализировать, что же было тому причиной: согласие Марибель провести с ним время или… Нет, не «или», а «и». Он был бесконечно счастлив побыть с дочерью, узнать, что она за человек, каковы ее интересы и пристрастия. Но не меньшую радость испытывал и от того, что может подарить Долорес первую за одиннадцать лет передышку, доставить ей простые удовольствия. Алекс не собирается ни осыпать ее бриллиантами, ни водить по модным парижским бутикам, ни утомлять постоянными переездами из одной европейской столицы в другую. Нет, он стремится к тому, чтобы Долорес могла хотя бы на пару недель отвлечься от каждодневной рутины. Ему было просто необходимо сделать хоть что-то для нее, женщины, посвятившей себя и свою молодость воспитанию его дочери.

Отдав последние инструкции, он легко чмокнул ее в щеку и ушел. А Долорес опустилась на табурет у окна и долго смотрела ему вслед.

Мысль о перемене обстановки, даже на такое небольшое время, вдохновляла и окрыляла. Но в то же время и тревожила. Все эти годы она старалась не оглядываться назад, не вспоминать об Алехандро и строго придерживаться раз и навсегда установленного для себя образа жизни. Сейчас же сама согласилась отказаться и от того, и от другого. Удастся ли ей держать свои эмоции под контролем? Ведь, чего греха таить, Алекс возбуждает ее, бешено возбуждает, доводя до состояния почти полной потери самообладания. Долорес опустила голову на прохладную клеенку стола, приятно остужающую пылающий лоб. Она не любит Лехандро, хотя когда-то и любила. Да, это так, даже если она и не сказала ему об этом. Но слишком уж тяжело пришлось ей поплатиться за то старое чувство, настолько тяжело, что даже сейчас немыслимо было вслух признать его существование.

Нет, дело не в любви, конечно. Но он вызывает в ней такое неистовое желание, что ей хочется не думать, не рассуждать, а уступить порыву страсти и познать близость с ним.

Долорес застонала. Она уже не сомневалась в его привязанности к дочери, не боялась, что он навсегда исчезнет из жизни Марибель. Но в то же время понимала, что после их совместного путешествия они уже не будут нуждаться в ее присутствии. Марибель сможет одна поехать к нему в Калифорнию, или в Англию, или в Австралию. А она… она будет лишней и останется дома…

Лучше бы уж он никогда не возвращался!

О Господи, нет! Как она может даже думать такое? Нет-нет, она не имеет права на подобные мысли. Ради блага Марибель, которое и является ее основной заботой.

О, какая мука! Ей даже представить страшно, как это будет — находиться рядом с Лехандро целых две недели, не имея возможности заняться с ним любовью. Ужас! Кошмар!

Слава Богу, он не видит ее сейчас…

* * *

Единственное, что Алекс утаил и от Долорес, и от Марибель, — так это свое намерение свозить их к своему отцу и мачехе. Впрочем, он был почти уверен, что ни та, ни другая возражать не станут.

Так оно и оказалось. Марибель была в восторге от знакомства со своими единственными дедушкой и бабушкой. Она буквально влюбилась в Терезу, а старика Хосе так стала просто боготворить. Те платили ей равной, а то и большей любовью. Долорес тоже чувствовала себя спокойно и комфортно, почти как дочь, и с удовольствием секретничала с Терезой.

Первоначальные планы претерпели определенные перемены. Отдых в Испании так понравился Марибель, что на визит в Штаты не осталось времени. Она наотрез отказалась участвовать и в коротких вылазках в Барселону и Севилью с Долорес и Алексом, а оставалась с Терезой и Хосе.

Две недели беспечности, безделья и удовольствий промчались как на крыльях…

* * *

Долорес одна в номере с грустью упаковывала чемоданы, пока Алекс с Марибель в последний раз катались на водных лыжах. Она увозила с собой дюжину фотопленок и кучу воспоминаний, приятных, но немного печальных. Потому что Алекс даже в те дни, которые они провели наедине, держал себя истинным джентльменом. Ни разу пальцем ее не коснулся. Словно она и не женщина…

А ведь она никак этого не заслуживала. Долорес неоднократно ловила на себе сладострастные взгляды мужчин, много раз видела, как они с завистью поглядывают на Алекса. А он… он как будто и не замечал ее практически обнаженного тела…

Во время поездки в Барселону она заглянула в магазин дамского белья и выбрала дорогую шелковую ночную рубашку, планируя и надеясь соблазнить его. Но не тут-то было. Он позаботился о том, чтобы они ни разу не оказались в такой ситуации, когда бы ей представилась возможность осуществить коварный план. Все ее тело томилось и горело огнем неутоленной страсти. И теперь ей уже никогда не удастся утолить ее… потому что сегодня они расстаются.

Долорес горестно вздохнула и принялась заворачивать в красочную бумагу свой скромный подарок Алексу — фото, сделанное на пляже неделю назад, в элегантной серебряной рамке. Он и Марибель, обнимающиеся и смеющиеся, счастливые отец и дочь.

Она преподнесла его, когда они вернулись в номер.

Алекс сорвал бумагу — и едва не заплакал. От умиления, от благодарности… Когда последний раз женщина делала ему подарок? Да и было ли такое вообще? Все его знакомые только ждали их от него, но уж никак не наоборот…

В глубокой тоске он отвез двух самых дорогих ему существ в аэропорт, посадил на самолет и отправился в Мадрид, где весь вечер провел дома, печально глядя на фотографию, вспоминая мельчайшие подробности последних четырнадцати дней и уныло размышляя, правильно ли поступил в отношении Долорес, оставив ее в покое и не попытавшись заняться с ней любовью.

* * *

Прошло две недели. Долорес уже пережила визиты многочисленных друзей и знакомых, рассказала не меньше полусотни раз об их с дочерью поездке, показала фотографии — за исключением снимков Алекса, которые сохранила только для себя. Выслушала, не отвечая, пару дюжин вопросов о том, когда они намерены пожениться.

Она ощущала себя все хуже и хуже. Марибель последнее время могла говорить только об отце, постоянно вспоминала какие-то эпизоды совместного отдыха, делилась их планами повидаться в Калифорнии, не замечая, что своей беззаботно-радостной болтовней глубоко ранит мать. Алекс звонил каждый день, но интересовался в основном дочерью.

Долорес каждый вечер открывала шкаф и доставала пакет с ночной сорочкой, разворачивала бумагу и гладила пальцами нежную ткань. Доведется ли ей когда-нибудь надеть ее для него? И что теперь делать? Продолжать жить по-прежнему, словно двухнедельного блаженства никогда и не было? Или встряхнуться, решиться и круто изменить свою жизнь?

* * *

Во вторник, когда Алекс готовился к недельной поездке в Европу, в его лос-анджелесском доме зазвонил телефон.

— Парагон! — рявкнул он, нетерпеливо сорвав трубку.

— Лехандро, это я, Долорес.

— Лола! — Голос его потеплел, но явная радость немедленно сменилась тревогой. — Что-то случилось с Марибель?

— Нет-нет, у нее все прекрасно, — заверила его Долорес с едва заметной ноткой раздражения в голосе. Ну почему он думает только о дочери? Неужели она сама не заслуживает внимания?

Но Алекс тут же опроверг ее домыслы, с не меньшей тревогой продолжив расспросы:

— А ты? С тобой все в порядке?

Ну наконец-то!

— Да, спасибо, у меня все отлично.

— Уверена? — продолжал настаивать он. Долорес улыбнулась.

— Да, Алекс. Школьные занятия закончились, так что остались только немногочисленные уроки музыки. У меня полно свободного времени. И я… — Она запнулась, не зная, как перейти к тому, зачем позвонила. — Я решила провести уикенд в Мадриде. И подумала, что, может, ты захочешь… Ну, если у тебя найдется немного… — невнятно забормотала Долорес и, окончательно смутившись, замолчала.

— Я прилечу в Мадрид в четверг. Сообщи мне номер твоего рейса, я встречу тебя в аэропорту, — едва скрывая охватившее его ликование, поспешно сказал Алекс.

— Я хочу, чтобы мы с тобой занялись любовью, — срывающимся голосом выдавила-таки наконец свое неожиданное признание Долорес.

— Договорились.

— А?.. Что ты сказал? — Ей удалось наконец преодолеть смущение вкупе с ужасом от собственной наглости, и она не поняла, точно ли расслышала его ответ.

Алекс терпеливо повторил:

— Да, я встречу тебя в Мадриде. И да, я тоже хочу заняться с тобой любовью.

Вот уж поистине страстный любовник, ничего не скажешь!

— О, неужто правда?

— Послушай, Лола, я, конечно, вел себя на отдыхе как старший брат, но это совсем не означает, что я испытываю к тебе братские чувства. И, позволь заметить, что этот твой золотистый купальник был изобретен современными инквизиторами. Великолепный инструмент утонченной пытки.

— Брось, Алекс, ты, по-моему, ни разу и не взглянул на меня в нем.

— Это ты так считаешь, — возразил он. — А я единственно стремился оградить нашу дочь от преждевременного знакомства с некоторыми аспектами взрослой жизни… Кто останется с ней на время твоего отсутствия?

— Ариэлла, — ответила Долорес и с панической ноткой в голосе добавила: — Учти, Марибель не должна узнать о нашей встрече. Это касается только тебя и меня, никого больше.

— Согласен. В таком случае я сниму номер в отеле. Я знаю неплохой неподалеку от Симфонического холла. Чудесное маленькое здание, немного старомодное, но сервис на высшем уровне.

— Я не могу себе позволить…

Он не дал ей закончить.

— Я могу.

Долорес фыркнула и насмешливо произнесла:

— Смотри, Алекс, я ведь могу и привыкнуть к роскошной жизни.

— Позволь уж мне беспокоиться об этом. Итак, говори, когда приедешь.

— Пока точно не знаю. В пятницу днем. Я сообщу номер рейса. И мне надо вернуться домой не позже вечера воскресенья.

Алекс быстро провел в уме кое-какие вычисления и заявил:

— Я перезвоню тебе через четверть часа.

С этими словами он быстро положил трубку, чтобы не дать Долорес передумать.

Итак, она хочет заняться с ним любовью. У них будет почти двое суток. И ни дочери, ни родственников, ни сплетников-соседей. Только он, она и огромная кровать.

Алекс быстро сделал несколько звонков, забронировал номер в отеле, заказал лимузин, потом перезвонил ей.

— Алло… — задыхаясь от волнения, ответила Долорес.

— Я все утряс. Машина будет ждать тебя с полудня пятницы. Шофер доставит тебя прямо в отель. Назовешь свое имя в регистратуре и получишь ключи. Номер четыреста двенадцать. Если меня вдруг еще не будет, а ты захочешь перекусить, спустись в ресторан. Все включено в счет.

— Послушай, я ведь не напрашиваюсь на еще одни оплаченные каникулы. Ты не должен… Я… я не хочу использовать тебя. Дело ведь совсем не в деньгах…

— Господи, Лола, что за чушь ты несешь! Уж кому-кому, а тебе следовало бы знать меня лучше! — раздраженно произнес он, недоумевая, в чем же именно дело. Впрочем, терпеть придется совсем недолго. Долорес обязательно расскажет. — Извини, мне пора. Срочно вылетаю в Таиланд. До встречи в пятницу. И еще, Лола…

— Да?

— Спасибо.

Издав невнятный звук, Долорес опустила трубку на рычаг и выдохнула. Итак, она сделала это! И теперь ее ждет удивительный, бурный уикенд. Впрочем, она его заслужила. Ей двадцать семь, скоро будет двадцать восемь, а не шестнадцать. Она имеет полное право.

И к тому же, надо признать, что это все довольно безопасно. Ведь теперь она уже не любит Лехандро. Желает, да, безусловно. Но любить? Нет, конечно нет. И если проведет два дня с ним в постели и утолит сексуальный голод, то сможет наконец успокоиться, забыть о нем и продолжит спокойную, размеренную жизнь.

Да, так оно и будет, решила Долорес и, чувственно потянувшись в предвкушении любовного наслаждения, достала из шкафа ту самую сорочку и потерла пальцами шелковистую ткань.

 

12

Алекс прибыл в отель чуть позже, чем планировал. Он провел больше часа в цветочном салоне, выбирая букет для Долорес. Впервые в жизни задача оказалась для него непосильной. Все букеты выглядели слишком невзрачными, недостойными ее. Только объединенные усилия хозяйки салона и двух ее помощниц привели к удовлетворившему его результату.

Он огляделся, прошел к стойке и спросил:

— Сеньора Орнеро уже прибыла?

— Да, сеньор Парагон. Она просила передать, что будет ожидать вас в баре.

Алекс кивнул, переложил творение цветочниц в другую руку и дал щедрые чаевые.

— Позаботьтесь, чтобы мой багаж доставили наверх немедленно. И проследите, чтобы шампанское охладили.

Он направился в сторону бара и, войдя, сразу же заметил ее, сидящую у стойки на высоком табурете. Длинные распущенные волосы скрывали глубокий вырез на спине. Бирюзового цвета платье обтягивало фигуру и подчеркивало все ее выпуклости и изгибы, заставляя мужчин оборачиваться. В пальцах Долорес держала высокий бокал, однако не пила, а только крутила тонкую ножку.

— Привет, — негромко произнес Алекс, взял ее свободную руку и поднес к губам. — Допивай и давай поднимемся в номер. Ты ведь хочешь этого, правда? Я хочу.

Она сделала глоток, потом другой, решительно поставила бокал на стойку и поднялась.

— Ого, — восхищенно выдохнул он. — Вот это наряд.

Долорес оглянулась по сторонам и, убедившись, что вокруг ни души, смущенно призналась:

— Сама сделала. И фасон придумала, чтобы материи понадобилась самая малость.

Алекс качнул головой.

— Тысяча и один способ сэкономить деньги, да?

Она усмехнулась.

— На самом деле их намного больше. Я могла бы даже книгу написать на эту тему. Как прошла поездка?

— Нормально.

Алекс протянул ей цветы и, освободив наконец-то руки, обнял ее за талию.

— О, Лехандро, какие красивые, — пробормотала Долорес, уткнувшись носом в букет, чтобы скрыть краску удовольствия, выступившую на щеках. — Если бы я еще могла взять их с собой домой…

Они подошли к лифтам и поднялись на четвертый этаж. Отворив дверь номера и пропустив Долорес внутрь, Алекс ногой захлопнул ее за собой, кинул пиджак на ближайшее кресло и многозначительно произнес:

— На сей раз я явился во всеоружии. Иди ко мне, Лола.

Долорес нервно огляделась по сторонам, словно в поисках пути для побега. Хихикнула. Покраснела еще больше, чем в холле. Потом призналась:

— Послушай, Лехандро, я жутко нервничаю. Сама не понимаю почему. В конце концов мне не шестнадцать и даже не восемнадцать… — Она пожала плечами.

— Наверное, потому что это имеет большое значение — то, как мы проведем время вдвоем…

— О, брось! — резко оборвала его Долорес. — Мы же собираемся всего-навсего переспать друг с другом, а не к алтарю идти.

Итак, она бросила ему открытый вызов. Алекс решительно скинул ботинки и двинулся к ней.

— Извини, я на минуту, — пробормотала Долорес, схватила сверток с сорочкой и скрылась в ванной.

Алекс снял носки и в ожидании присел на ближайшее кресло.

Потом дверь ванной отворилась и Долорес в облаке белоснежного шелка поплыла к нему. Он тяжело сглотнул. Заметил выступающие сквозь тонкую ткань соски. Снова сглотнул и выдавил первое пришедшее в голову:

— Не знал, что на Пескадеро есть такие магазины.

— Их там и нет. Я купила ее в Барселоне, когда ты возил меня туда. Тебе нравится?

Вместо ответа Алекс вскочил, подхватил ее на руки и понес в спальню, где осторожно опустил на огромное, поистине королевское ложе. Присев рядом, провел пальцами по обнаженной руке и наклонился поцеловать.

— Подожди, Лехандро, мне надо кое-что сказать тебе, — смущенно шепнула она, отворачивая голову в сторону.

— Да, милая, — продолжая гладить ее, отозвался Алекс.

— Я… — начала Долорес и замолчала.

— Ну-ну, я слушаю тебя, не бойся. Ты можешь сказать мне все, что угодно, — не прерывая нежных ласк, подбодрил он.

— Я еще ни с кем не была… — тяжело дыша, начала она и выгнулась ему навстречу, молча прося не останавливаться.

Однако Алекс замер и отдернул руку, словно обжегся. Долорес разочарованно застонала и посмотрела на него.

— Что? Я что-то не так сделала?

— Ты… что ты хочешь сказать этим? Ни с кем не была… — запинаясь, пробормотал он.

— Только то, что сказала. — Долорес нахмурилась, заметив странное выражение на его лице, горестно охнула и едва не расплакалась. — Ну вот, я все испортила. Конечно, какой тебе интерес ложиться в постель с двадцатисемилетней девственницей, которая ничего не знает о сексе?

— Ты правда девственница? — все таким же недоверчивым тоном спросил он.

Она кивнула, не в силах вымолвить ни слова, и отвернулась. Ей хотелось откусить себе язык, а потом провалиться от стыда под землю. Затем Долорес еле слышно спросила:

— Теперь ты не будешь спать со мной, да? Я… я сейчас уеду. Извини, я не думала, что…

Алекс обхватил ее руками за плечи, развернул к себе, и она увидела блестящие в его глазах слезы.

— О, Лола, дорогая, любимая, ненаглядная моя Лола, какой же я подлец! Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня? За всю боль, что я причинил тебе?

Долорес тут же успокоилась и, лукаво усмехнувшись, ответила:

— Только если ты сделаешь меня женщиной. Сегодня, сейчас…

Его руки задвигались, заскользили по ее телу, познавая и восхваляя его, исследуя каждый дюйм исключительной красоты, ожидавшей целых одиннадцать лет, когда он соблаговолит вернуться и сорвать ее удивительный, восхитительный цветок… Он упивался ею, наслаждался ароматом, гладкостью кожи, сладострастными стонами своей возлюбленной.

— О, Лехандро, я хочу тебя, хочу… — шептала Долорес. — Скорее, прошу, умоляю, возьми… О, не терзай меня… не мучай… Я так хочу…

Но он отказывался спешить. Ему хотелось сделать так, чтобы она навсегда запомнила свой первый раз, хоть частично расплатиться с ней за этот потрясающий дар девственности.

Осторожно сдвинув сорочку с покатых плеч, Алекс принялся покрывать их поцелуями. Она дышала все глубже и стонала все чаще. А когда он начал ласкать языком твердые, как камешки, соски, выкрикнула что-то неразборчивое и выгнулась дугой.

— Не спеши, любимая, не спеши, дай мне насладиться тобой сполна. О, как же ты хороша, Лола, даже не представляешь, какая ты красавица… — бормотал Алекс. — Милая моя, ненаглядная, чудо ты восхитительное.

Если бы она уже не лежала, то наверняка упала бы. Ибо столь волнующими были его слова, полные искреннего восхищения, что у нее закружилась голова.

— О, Лехандро, если бы ты знал, как долго я ждала этой минуты, — шепнула Долорес в ответ и вдруг негромко засмеялась. — Подумать только, а ведь я собиралась соблазнять тебя! Какая самонадеянность!

— Ты и соблазняешь. Уже соблазнила…

Это были его последние внятные слова. Последовавшие ласки лишили обоих дара речи — остались только сладострастные вздохи, стоны, вскрики…

Он взял ее с такой нежностью, что она даже не почувствовала боли.

— О-о-о… — Их стоны слились вместе и вознеслись к потолку в торжествующем гимне любви.

После они долго лежали, не размыкая тесных объятий и часто-часто дыша. Наконец Долорес произнесла:

— Спасибо тебе, милый. Ты… ты удивительный…

Алекс теснее прижался к ней, взволнованный и тронутый ее словами, глубоко вдохнул ее запах и с удивлением обнаружил, что готов ко второму раунду.

— Ого, — радостно засмеялась Долорес, ощутив его снова напрягшуюся плоть. — А я-то наивно полагала, что мужчина восстанавливается после секса несколько часов.

— Думаю, все зависит от того, какая с ним женщина, — шепнул Алекс, дразня губами и языком ягоды сосков. — Ты в состоянии даже мертвого поднять…

И снова последовали поцелуи, сладострастные вздохи и стоны, вскрики и тяжелое дыхание…

Когда они насытились и чуть-чуть отдохнули, то, к величайшему своему удивлению, обнаружили, что солнце уже почти село.

Приподнявшись на локте, Алекс посмотрел Долорес в глаза и признался:

— Ты довела меня до полного изнеможения, плутовка. Если я сейчас не поем, то не смогу больше ничего.

Она радостно расхохоталась в ответ. Ей в жизни еще не доводилось слышать более приятных слов.

— Я бы, пожалуй, не отказалась от холодного шампанского и фруктов.

— Хочешь, спустимся вниз, найдем ресторан на открытом воздухе? — предложил Алекс.

— А ты? Ты хочешь?

— Если честно, то не уверен, смогу ли не то что дойти куда-то, а даже одеться, — признался он. — Давай сейчас закажем ужин в номер, а потом посмотрим. Я мечтаю потанцевать с тобой, что-нибудь пламенное и страстное — вальс, танго, даже фламенко… — Долорес захлопала в ладоши от удовольствия. — А затем, — продолжил Алекс, многозначительно глядя на нее, — вернемся сюда и я снова буду любить тебя…

— Снова? Правда?

— О да, я никак не могу насытиться тобой, — с глубочайшей искренностью признался он.

Долорес вдруг помрачнела, поднялась и направилась в ванную. Остановилась в дверях и бросила:

— Прекрати! В понедельник утром ты уже забудешь об этом…

Алекс вскочил, словно подкинутый пружиной, одним прыжком покрыл разделявшее их расстояние, схватил ее за руку и заставил повернуться к нему.

— Заблуждаешься, Лола, глубоко заблуждаешься. Думаю, это может быть надолго, очень и очень надолго.

Она вскинула голову и упрямо заявила:

— Лехандро, выслушай меня и постарайся запомнить: то, что происходит здесь и сейчас, распространяется только на здесь и сейчас. Я решительно не желаю думать о том, что будет завтра, не то что через неделю.

Алекс не стал спорить. Что толку тратить время и силы на пустое сотрясение воздуха? За много лет он научился тому, что главное не слова, а дела. Поэтому он отпустил ее и спокойно спросил:

— Ты уверена, что не хочешь ничего, кроме фруктов?

Долорес вдруг расслабилась и успокоилась, убедившись, что напряженный момент миновал хотя бы временно. И в этот момент ее желудок издал возмущенный звук.

Алекс засмеялся.

— Приказ понял.

Она шутливо замахнулась сорочкой, влетела в ванную и закрыла дверь. А он подошел к телефону и заказал ужин, которым можно было бы досыта накормить полдюжины пехотинцев после дневного марш-броска по полной выкладке.

Спустя полтора часа они все еще сидели за столом, допивая шампанское и небрежно перекидываясь фразами.

Долорес положила в рот кусочек истекающей соком дыни, лениво пожевала, сказала:

— Все было просто изумительно. В жизни не ела подобной вкуснятины. И если бы не наелась до отвала, то могла бы начать заново. — И облизнула губы.

Алекс, не отрываясь, следил за изящным движением ее языка, наслаждался блеском ее жемчужных зубов, яркостью губ. Господи, как же я люблю ее! — думал он. Ее и только ее. И всегда любил!

Он заподозрил это еще в тот момент, когда она упала в обморок при первой встрече с ним тогда, на пороге своего дома, но окончательно убедился только сейчас.

Да, верно, поэтому-то его и не искушали другие женщины. Поэтому он и думал о женитьбе на длинноногой секретарше — как ее, между прочим, зовут? А черт, теперь и не вспомнить! — как о какой-то необходимости, воспринимая ее не как женщину, не как возлюбленную, а как машину для производства его наследников. О да, все эти годы им правило бессознательное, вернее, подавленное чувство к Долорес, мешая не то что полюбить другую, а даже просто наслаждаться сексом…

— Что такое? У меня подбородок грязный? — кокетливо поинтересовалась она.

Но Алекс продолжал молча разглядывать ее так, словно видел впервые в жизни. Да, он любит ее. И хочет жениться на ней. Жить вместе с ней каждый день, каждый час — просыпаться в одной постели, вместе принимать душ, завтракать за одним столом, в одной машине отвозить дочь в школу и вместе же ложиться в кровать. Более того, он хочет завести с ней ребенка. Нет! Не ребенка, а детей — двоих парней и еще одну девочку…

Слова выплеснулись наружу так стремительно, что Алекс не успел подумать и остановить их:

— Ты никогда не думала о ребенке?

— У меня уже есть ребенок.

— Да, конечно. Я имел в виду еще одного.

Долорес тряхнула головой.

— Будучи матерью-одиночкой? Нет.

— А если мы поженимся?

— Я не собираюсь выходить замуж. Точка. — И ее интонация подтвердила, что эта тема действительно закрыта. — Как думаешь, если я выпью кофе, мне удастся проснуться? Так хочется потанцевать…

Долорес понятия не имела, что творится у него в душе. И Алекс внезапно подумал, что же будет, если Лола так никогда и не полюбит его. Что ему тогда делать? Как жить дальше?

Изо всех сил пытаясь держать себя в руках и не показать ей охватившей его тоски, он предложил:

— Закажи эспрессо на двоих. Обещаю танцевать до утра.

Долорес внимательно посмотрела на него.

— Лехандро, ты в порядке? У тебя какой-то странный вид…

Он совершенно искренне ответил:

— Я так счастлив, что мы здесь вдвоем, Лола!

Могло ли быть иначе? Ведь он влюблен в нее до беспамятства.

* * *

Алекс выжидал подходящего момента с терпением рыбака, выуживающего самую крупную в жизни рыбу. Весь уикенд они танцевали, гуляли, ели и пили, немало времени проводили в постели, но спали очень мало. Потому что занимались любовью.

А потом… потом неожиданно наступил полдень воскресенья. Они вернулись в отель всего несколько часов назад, и Долорес еще спала. Алекс приподнялся на локте и долго смотрел на ее лицо.

Она, видимо, ощутила его взгляд, потому что потянулась, сладко зевнула и открыла глаза.

— Доброе утро.

— Уже день… — с невыносимой грустью заметил Алекс.

По ее лицу пробежали, сменяя друг друга, тени самых разнообразных эмоций, расшифровать которые ему, однако, не удалось. Она схватила его голову, притянула к себе и поцеловала в губы.

Результат не замедлил сказаться…

Некоторое время спустя Долорес откинулась на подушки и отвернула голову.

— Что с тобой? — ровным тоном спросил Алекс.

Она пожала плечами.

— Да ничего. Пора возвращаться к нормальной жизни, только и всего.

— Будешь скучать по мне?

Долорес повернулась и с улыбкой провела пальцами по его груди, по плечам.

— По этому — да.

— Я имел в виду не только тело.

Улыбка немедленно растаяла.

— Не понимаю, о чем это ты, — сдержанно ответила она.

— Эти два дня значат для меня очень много. А для тебя?

Господи, за что ты посылаешь мне это испытание? — мысленно взмолилась Долорес. Как ответить правдиво на его вопрос, когда он лежит рядом совершенно голый?

— Лехандро, мы провели замечательный уикенд. Я наслаждалась сексом с тобой, нам было весело, тебе понравилась моя ночная рубашка. Разве этого недостаточно?

Он уже жалел, что затеял этот разговор, но пути к отступлению не было. Да и мог ли он отступить, когда сорок восемь часов она дарила ему свое роскошное тело, самозабвенно отвечала на его ласки, отдалась ему вся, без остатка.

А теперь этому вдруг пришел конец.

— Лола, я люблю тебя. Безумно. С ума схожу от любви. Поверь, я не переставал любить тебя ни на один день.

Долорес побледнела, нет, побелела как полотно.

— Я не хочу, чтобы ты любил меня.

— Но почему? Одиннадцать лет назад ты была счастлива этим.

— И чем все кончилось? Ты предал меня при первом же возникшем конфликте. Променял на Магдален и предоставил мне расхлебывать последствия, ни разу даже не потрудившись узнать, что же со мною сталось. Ты сделал мне так больно, что не передать словами! А теперь ты вернулся и, как ни в чем не бывало, заявляешь, что снова любишь меня. Нет, Лехандро, я больше никогда не позволю тебе заставить меня страдать. А теперь давай лучше закончим этот разговор. Я иду в душ, а ты, если не трудно, закажи мне, пожалуйста, машину.

Алекс поймал ее за руку, заставил посмотреть ему в глаза и твердо заявил:

— Тебе не удастся, Лола, изгнать меня полностью из своей жизни. Хотя бы из-за Марибель.

Она окинула его холодным взглядом и, не добавив ни слова, удалилась в ванную.

 

13

Знойные летние дни тянулись медленно и уныло. В старом доме Орнеро царила непривычная тишина. Долорес молчала и не подходила к инструменту.

Сантос давно поправился и вернулся к себе. Марибель пропадала то на тренировках, то с подругами и приятелями на пляже. И только когда она возвращалась, старый дом наполнялся звуками жизни.

Алекс звонил каждый день, но всегда в такое время, чтобы застать дочь. Она с каждым днем все больше и больше радовалась разговорам с ним и с нетерпением ожидала июля, когда сможет поехать к нему в гости в Калифорнию, а оттуда и в Австралию, если время и состояние дел позволят.

За ужином Марибель весело болтала, делясь с матерью их планами, не замечая выражения ее лица. Впрочем, правильнее было бы сказать, делала вид, что не замечает. Потому что однажды вдруг задала неожиданный вопрос:

— Мам, ты собираешься выйти за папу замуж?

Долорес вздрогнула, словно ее ударили по лицу.

— Что?!

— Я спросила: ты собираешься выйти за папу замуж? — ровным тоном повторила Марибель, глядя ей в глаза.

— Нет. Ни за что!

— А почему?

— Потому что я не хочу выходить замуж.

— А он делал тебе предложение?

— Да. И я отказалась.

— Но если он предлагал, значит, серьезно к тебе относится.

— В браке участвуют двое, — возразила Долорес. — И вообще, не рано ли тебе в твоем возрасте обсуждать подобные вопросы?

— Нет, потому что они касаются моей семьи. — Дочь посмотрела на мать строго, почти осуждающе. — Я не понимаю, почему ты отказалась. Я наблюдала за вами на отдыхе. Вы прекрасно подходите друг другу. Алекс же тебя любит, это ясно даже ребенку. — Марибель неизвестно когда подхватила американскую манеру называть родителей по именам, хотя употребляла ее только по отношению к отцу. — И Хосе с Терезой тебя обожают.

— Ты действительно хочешь, чтобы я за него вышла?.. — ошеломленно произнесла Долорес.

Марибель залилась краской и ответила:

— У всех родители женаты. Но ты… ты непременно должна выделяться. У тебя обязательно все должно быть не как у других!

— Но я не могу выйти замуж только потому…

Марибель вскочила из-за стола и со слезами в голосе выкрикнула:

— Я не желаю больше разговаривать с тобой на эту тему!

Она взбежала по ступенькам наверх и с шумом захлопнула дверь своей комнаты.

* * *

— Тереза, привет, как у вас дела?

— Лехандро, милый мой мальчик! Какой ты молодец, что позвонил. У нас все просто великолепно. Отец вне себя от восторга. Говорит только об урожае. Клянется, что в этом году у него будет наилучшее вино. С ним стало совершенно невозможно общаться на другие темы. Он практически ничего не слышит… — Тереза трещала без умолку, очевидно наслаждаясь возможностью наконец-то поговорить, Алекс молча слушал. — А ты, Лехандро, как у тебя дела? Что наша дорогая Марибель? И Долорес? Они здоровы?

— Да, здоровы. Тереза, я хотел бы с тобой поговорить. Посоветоваться, как с женщиной. Но не по телефону.

— Конечно, дорогой, рада буду, если смогу тебе помочь. Когда ты приедешь?

— Если честно, то я уже приехал. Я в Малаге, только не хотел сразу заезжать к вам. У меня серьезный разговор, и беседы о винограде сейчас немного неуместны. Что, если я пришлю за тобой машину? Можешь уделить мне несколько часов?

— Конечно, — тут же ответила его мачеха. — Только вот если Хосе узнает, он ужасно расстроится…

— Ну что ты, я и не планировал уехать, не повидавшись с ним. Как ты можешь подозревать меня в таком неуважении к родному отцу? Нет-нет, мы поговорим, после этого я свожу тебя по магазинам, и мы вернемся к ужину.

— Правда? Вот здорово! Я как раз собиралась…

— Значит, договорились. Машина будет у тебя минут через двадцать, подходит?

— Вполне.

Спустя час они сидели в кафе и Алекс рассказывал ей все доселе неизвестные мельчайшие подробности своих отношений с Долорес, включая и их уикенд в Мадриде.

— Я с ума схожу без нее, Тереза. А она… она даже слышать ничего не желает. У меня в голове не укладывается, как это может быть. Мы с ней так подходим друг другу во всех отношениях. — Тереза кинула на него быстрый взгляд, проверяя, правильно ли поняла, и он кивнул. — Да, в сексуальном — тоже. Но не только. Честное слово! Я искренне восхищаюсь ее музыкальным талантом, я готов снять шляпу перед ее смелостью, стойкостью, выносливостью. Она в одиночку подняла свою семью. На такое не каждый способен. Это достойно уважения. Я понимаю, что, когда ей было тяжелее всего, меня не было рядом. Но сейчас-то, когда все узнал, я могу снять с нее бремя всех забот, позволить заняться исключительно музыкой… — Алекс на миг замолчал и покачал головой. — Но она шарахается от меня как от огня. Ты можешь объяснить мне это, Тереза? Ну да, конечно, можно говорить и о предательстве, но ведь все было совсем не так. Я на какое-то мгновение поддался гневу…

Тереза вздохнула.

— Я могу посочувствовать вам обоим, Лехандро, мальчик мой. Долорес, к сожалению, столкнулась с изменой в очень раннем возрасте, когда человек все воспринимает намного острее, чем, скажем, в двадцать пять-тридцать лет. И, знаешь, может, я бы серьезно осуждала тебя, если бы ты был сейчас другим человеком. Но я же вижу, что ты не бегаешь по женщинам, не меняешь их как перчатки, а то и чаще, не завел по всему миру кучу незаконнорожденных детей, как делают многие в твоем положении и с твоими средствами. Это все так. Но и Долорес я прекрасно понимаю… Однако отчаиваться тебе рано. — Она сделала паузу, посмотрела на пасынка, снова помолчала, что-то обдумывая. — Я расскажу тебе кое-что. Но прошу, чтобы ты не говорил Хосе. Не потому, что стыжусь своего прошлого, а потому что мне даже сейчас больно вспоминать об этом.

— Как скажешь, Тереза. Можешь рассчитывать на меня.

— Мне было шестнадцать, почти семнадцать, когда я встретила Рауля. — Она печально улыбнулась. — Господи, до чего он был красив! Все девчонки на него заглядывались, а он почему-то выбрал меня. Я была такая обычная, ничем не выдающаяся, что сама не понимала его интереса. Но он ухаживал за мной весьма настойчиво, и я, естественно, не могла не уступить. Стоит ли говорить, что я буквально боготворила его. Меня возненавидели все подружки. Они изо всех сил пытались отбить его у меня, но Рауль не обращал внимания ни на кого другого. Я была так счастлива… — Тереза вздохнула. — Так продолжалось больше года, пока в соседнем доме не поселились брат и сестра Пансатто. Рауль подружился с Доде и стал проводить с ним много времени. А однажды рассказал мне, как был у него в гостях и познакомился с Эстреллой — его сестрой. Мне почему-то даже в голову не пришло насторожиться, как-то выразить свое недовольство. Я доверяла ему безоговорочно. — Она тяжело сглотнула, по лицу ее пробежала тень страдания. — Ладно, нечего тянуть. История самая тривиальная. Красавица Эстрелла, взрослая женщина — ей тогда уже исполнилось двадцать два — соблазнила моего Рауля и увела. Что со мной было, передать не могу! Но, думаю, примерно то же, что и с Долорес, когда она узнала о твоей… гмм… измене с ее сестрой. До сих пор не понимаю, как я на себя рук не наложила. Но вот к чему я тебе рассказываю все это, Лехандро. То, что Рауль бросил меня, было не самым страшным… Между прочим, позже он несколько раз делал шаги к примирению. Но я, как и положено гордой испанке, отвергла их. Как и Долорес сейчас отвергает тебя. Считала, что не могу простить его. Думала, что переборола проклятую любовь и успокоилась. А потом… — Тереза всхлипнула и приложила к глазам платок. Подавила желание разрыдаться и медленно продолжила: — Примерно через полгода произошел несчастный случай. Рауль погиб… утонул… Вот это-то, дорогой мой мальчик, и есть самое страшное. Когда в отношения двух людей вмешивается смерть. И я поняла, что все мои прежние горести, все обиды просто смешны и глупы. Но как бы горько я ни сожалела, исправить уже было ничего нельзя. Тогда я прочувствовала, что такое настоящая боль. Почти двадцать лет прошло, прежде чем мне захотелось снова взглянуть на другого мужчину. Им оказался твой отец.

— Хочешь сказать, что ни с кем не встречалась после Рауля? — спросил потрясенный Алекс.

— Да. — Дрожащей рукой Тереза порылась в сумке и достала пачку сигарет. Закурила и прикрыла глаза. Закончив, раздавила окурок в пепельнице и сказала: — Так вот я рассказала тебе это, чтобы ты понял: Долорес просто думает, что не может простить тебя. Потому, что никогда на самом деле не теряла тебя. Никогда не переживала горечи настоящей утраты…

— Но я же жив…

— Благодарение Господу. И живи до ста лет. — Тереза перекрестилась. — Будь уверен, Долорес ошибается, полагая, что никогда не сможет преодолеть ту свою обиду. Она сама себя толком не знает. Не понимает всей силы своего чувства. Терзается уязвленной гордостью и частично стыдом от того, что не в состоянии справиться с влечением к тебе. Уж поверь мне, я-то видела, как она на тебя смотрит. И дело не в одном только сексе. А теперь, мой мальчик, закажи мне рюмочку коньяку и давай заканчивать с нашими исповедями. Я рассказала тебе про себя, чтобы ты не отчаивался и не опускал руки, вот и все. Пока вы оба живы, жива и надежда. Обещаю, я подумаю, что ты можешь сделать, чтобы завоевать ее. И забудь мою глупую бабью болтовню, хорошо? Договорились?

Алекс нежно поцеловал ее в щеку.

— Конечно. Не беспокойся. Я — последний человек, который захочет причинить тебе боль. А теперь пора за покупками и возвращаться. А то отец, наверное, скоро вернется, а похвалиться-то и некому.

Он расплатился, и мачеха и пасынок покинули ресторан еще лучшими друзьями, чем прежде.

* * *

Прошло больше недели после их откровенного разговора в кафе. Тереза почти физически страдала, снова и снова вспоминая измученное лицо Алекса, когда тот рассказывал о том, как Долорес холодно и категорично отказалась выйти за него замуж.

Почему она так поступает с ним? Неужели не видит, насколько он искренен в своем раскаянии? Бедный мальчик! Чего только любовь не делает с людьми, до чего не доводит!

И наконец решила поговорить с мужем, пробиться каким-нибудь образом сквозь плотную завесу его энтузиазма винодела-любителя, мнящего себя профессионалом. Пусть Хосе по-отечески побеседует с Лолой, попытается вразумить ее, напомнить о материнском долге, в конце концов. Марибель имеет право жить в настоящей полноценной семье, а не разрываться между двумя родителями.

Но когда она уже морально подготовилась к разговору, раздался телефонный звонок.

— Тереза, добрый день, это Долорес.

— Лола, здравствуй, дорогая! — с энтузиазмом отозвалась сеньора Парагон, мгновенно забыв свое недовольство упрямой молодой женщиной. — Как поживаешь? Как моя драгоценная внучка? Надеюсь, ты не возражаешь, что я ее так называю?

— Ну что вы, Тереза, конечно нет. Марибель прекрасно себя чувствует. Здорова и довольна жизнью. С нетерпением ждет следующей встречи с отцом.

— Когда же она состоится? — полюбопытствовала Тереза, вслушиваясь в голос Долорес и пытаясь понять ее настроение.

— Я как раз поэтому и звоню. Они договаривались, что Марибель прилетит к нему в начале следующего месяца. Но вчера она сказала, что Алекс не звонил ей уже несколько дней. Я немного забеспокоилась — сами понимаете, я все-таки строю какие-то планы… Сегодня утром попыталась сама позвонить ему, но он не отвечает. Вот я и подумала, может, вы, Тереза, знаете, не передумал ли он.

— Нет… — протянула та в ответ. — Вообще-то я сама с ним разговаривала уже неделю назад. Алекс, правда, и не имеет обыкновения звонить нам каждый день. А ты связывалась с его офисом? Там должны знать, где его найти. Возможно, он уехал по делам… Бизнес, как тебе наверняка известно, требует постоянного внимания.

Тереза говорила так, словно пыталась успокоить себя в не меньшей степени, чем собеседницу. Сердце ее вдруг сжалось от дурного предчувствия. Уж не накликала ли она несчастье рассказом о собственной давней трагедии? Не привлекла ли внимание проклятой старухи с косой? Нет, нет-нет-нет, этого не может быть. Алекс — взрослый и ответственный мужчина…

— Н-нет… — прозвучал нетвердый голос Долорес. Она смущенно усмехнулась и призналась: — Мне почему-то неловко туда звонить. Вот я и подумала, может, вы…

Неоконченная фраза повисла в воздухе.

— Конечно. Не беспокойся, Лола, я все узнаю и обязательно сообщу тебе, — заверила ее Тереза.

— Спасибо. Я и не беспокоюсь, просто хотела точно знать, готовить ли Марибель к отъезду, — ответила молодая женщина и сама почувствовала, как фальшиво прозвучали ее заверения.

Тереза простилась с ней и немедленно развернула бурную деятельность. Первым делом позвонила в Лос-Анджелес и поговорила с Эвелин, секретаршей Алекса.

— Мистер Парагон в середине прошлой недели вылетел в Европу, — сообщила она. — Я разговаривала с ним в пятницу. Он звонил из Испании, сказал, что проведет там уикенд. В этот вторник его ждали в Гонконге для предварительных переговоров, но он там не появился, и к ним срочно вылетел заместитель мистера Парагона. Мы немного обеспокоены: мистер Парагон имеет обыкновение точно придерживаться расписания. Пожалуйста, если мистер Парагон свяжется с вами, передайте, что в головном офисе его ждут срочные телеграммы.

Тереза пообещала и обескураженно повесила трубку. В середине прошлой недели — это когда Алекс ездил посоветоваться с ней. Он провел у них вечер, переночевал и утром уехал. В Мадрид? Почему бы и нет? Он обожает этот город и свой дом. Может, он все еще там. Или в Англии…

Она быстро набрала номера его телефонов в Мадриде, Лондоне и Сиднее. Единственным местом, где получила ответ, был особняк Алекса на Гарден-стрит. Приходящая домработница сказала, что ничего не знает и никаких известий о возможном скором приезде мистера Парагона не имеет.

Немного подумав, Тереза связалась с частным аэропортом в Лос-Анджелесе, где Алекс держал свой самолет. Диспетчер заверил ее, что крылатая машина на месте и последние недели никто ею не пользовался.

Некоторое время Тереза сидела, глядя на аппарат, и мысленно молилась, чтобы с ее пасынком ничего не случилось. Странным образом она ощущала свою ответственность за его исчезновение. Ведь именно к ней он приехал посоветоваться по самому важному в жизни человека вопросу, но не получил ничего, кроме слезливой истории и обещании подумать…

Что же произошло? Почему Алекс так неожиданно исчез? Что он задумал? Неужели окончательно отчаялся и решился на непоправимое? Нет! Нет, ни в коем случае! Алекс — не тот человек. Он не достиг бы в жизни того, чего достиг, если бы опускал руки и с легкостью терял веру в себя. Нет, трижды, четырежды нет! Алекс — борец, он не сдастся, не смалодушничает, не отступит…

Но сердце ее сжималось от тревоги и дурных предчувствий. Ей потребовалось не меньше часа, чтобы убедить себя в том, что ничего плохого с ее пасынком не произошло. В конце концов, он слишком известный человек, чтобы любое, а тем более фатальное происшествие с его участием осталось незамеченным.

Наконец, собравшись с духом, Тереза решилась позвонить Долорес. Та схватила трубку на первом же звонке и взволнованно крикнула в нее:

— Слушаю!

— Лола, это я, Тереза.

— О Господи, наконец-то! Вы что-нибудь узнали? — Голос ее слегка вздрагивал, словно она сдерживала слезы.

— Ну-ну, успокойся, девочка… — начала было Тереза, но Долорес вдруг выкрикнула:

— Да я и не волнуюсь, с чего вы взяли?

Тереза про себя усмехнулась. Значит, она все же была права в своей оценке поведения Долорес. Девочка не безразлична к Алексу и злится на себя за это.

— Нет, конечно нет. Алекс — не маленький, чтобы за него волноваться. Я понимаю, что ты просто должна рассчитать свое время, поэтому хочешь заблаговременно узнать, когда твоя дочь уезжает на каникулы.

— Да, именно так, Тереза. И извините, если я была резкой, — покаянным тоном произнесла Долорес.

— О, все в порядке, — успокоила ее Тереза. — Я пока не узнала ничего конкретного, но не думаю, чтобы Алекс ни с того ни с сего вдруг изменил планы. Так что не тревожься и продолжай заниматься необходимыми приготовлениями.

— Вы уверены?

— Абсолютно, — твердо ответила Тереза. — Он так дорожит хорошими отношениями с дочерью, что ни за что на свете не поставит их под угрозу срыва. Поверь мне. — Тут ей в голову пришла гениальная мысль, и она поспешно добавила: — И между прочим, почему бы тебе не приехать к нам погостить, пока Марибель с Алексом будут развлекаться в Штатах? Мы с тобой могли бы неплохо провести время. Что скажешь?

— Спасибо. Я подумаю. Может быть… — неуверенно отозвалась Долорес. — Пока еще рано говорить об этом. Мало ли что может произойти…

Они попрощались и расстались. До следующего утра. До следующего вечера. И снова до следующего вечера…

Никаких известий от Алекса не поступало. И с каждым телефонным разговором голос Долорес звучал все тревожнее и тревожнее.

На четвертый день она не сдержалась и расплакалась в трубку:

— О, Тереза, я с ума схожу от волнения. Вы даже не представляете, как я переживаю! Знаете, мы же встречались в Мадриде, провели вместе два дня. Он… он признался мне в любви… сделал предложение, а я… а я…

— А ты?

— А я сказала, что никогда в жизни больше не позволю ему заставить меня страдать. Господи, какая же я была дура! А теперь он исчез. Наверное, плюнул на все мои капризы и развлекается где-нибудь с такими женщинами, которые смогут по достоинству оценить его внимание, — захлебываясь рыданиями, закончила Долорес.

— Что за глупости ты несешь, Лола? — возмутилась Тереза. — Как тебе не стыдно выставлять его в роли дешевого ловеласа? Алекс — настоящий мужчина и никогда в жизни не вел и не будет вести себя подобным образом!

— О, Тереза, я сама не знаю, что говорю, — продолжала несчастная женщина. — Марибель тоже беспокоится. И на меня злится за то, что я не согласилась выйти за него. Господи, что же это такое, Тереза? Куда же он пропал?

— Не знаю, девочка. Единственное, что могу сказать тебе в утешение, что Хосе твердо уверен, что с ним ничего дурного произойти не может. Он считает, что Алекс в командировке и страшно занят. В конце концов, он не обязан перед кем-то отчитываться…

— Да? Хосе действительно так думает? — В голосе Долорес прозвучала нотка надежды. — О, Тереза, если с Лехандро что-то случится, я не переживу этого, не переживу! Я так люблю его, так люблю…

Выслушав очередные заверения Терезы, что все будет в порядке, и закончив разговор, Долорес бессильно опустилась в кресло-качалку и закрыла глаза. Слезы все еще текли по ее побледневшим за последние дни щекам. В душе, несмотря на все старания Терезы, царило глухое отчаяние. Она потеряла его! Потеряла! Во второй раз и теперь уже навсегда!

— Это правда — то, что ты только что сказала Терезе? — раздался вдруг голос, заставивший ее вздрогнуть и стремительно вскочить, опрокинув качалку.

Перед ней стоял он — высокий, красивый, покрытый темным загаром, в белых джинсах и рубашке — и пристально смотрел на нее.

Долорес попыталась вздохнуть, открыла рот, чтобы что-то сказать, и тут глаза застлало темной пеленой…

Когда она пришла в себя, то обнаружила, что лежит на кровати в спальне. Господи, да что это с ней творится? Галлюцинации, что ли, начались… Повернула голову и встретилась с устремленным на нее взглядом темно-карих глаз.

Алекс протянул ей стакан воды и сказал:

— Не пытайся уклониться от ответа, Долорес Орнеро. Это правда — то, что ты только что сказала Терезе?

— Где ты был, черт бы тебя побрал? — поняв, что он ей не привиделся, требовательно спросила Долорес. — Хосе и Тереза ужасно беспокоились!..

— Обкатывал яхту. Купил специально, чтобы отправиться с Марибель в небольшое путешествие. Обнаружил небольшие неполадки, пришлось на несколько дней задержаться, чтобы довести все до кондиции. Но ты не ответила на мой вопрос. Итак, правда ли то, что ты сказала Терезе?

Долорес отвела глаза в сторону, но потом посмотрела ему в лицо и кивнула.

— Я люблю тебя, Лехандро, люблю больше жизни. Я столько всего передумала и перечувствовала за эти ужасные дни!.. Я пыталась обманывать себя, но… — Она снова заплакала, на сей раз от облегчения. — Господи, какое счастье, что с тобой ничего не случилось! Я…

— Значит, ты согласна выйти за меня? — тут же спросил Алекс. И, получив в ответ еще один кивок, встал, подошел к двери, открыл ее и сказал: — Заходите, святой отец.

Отец Карраджо вошел в комнату и улыбнулся Долорес.

— А он у тебя настойчивый, девочка, — заметил священник, кивая в сторону Алекса. — Позвонил мне и потребовал, чтобы я пришел и немедленно обвенчал вас. Не желал слушать никаких возражений.

Она села на кровати, в изумлении широко распахнула глаза и начала переводить непонимающий взгляд с одного на другого, потом спросила:

— Что? Но почему?.. Как… когда ты успел?

— Как только устроил тебя тут. Я решил действовать, пока ты не передумала и не завела свою старую песню. Действуйте, святой отец, действуйте.

Старый священник, совершенно ошеломленный напористостью Алекса, спросил:

— Согласен ли ты, Алекс Парагон, взять в жены Долорес Орнеро?

— Да! — твердо ответил тот.

— Согласна ли ты, Долорес Орнеро, взять в мужья Алекса Парагона?

Долорес беспомощно огляделась по сторонам, заметила в дверях улыбающиеся лица дочери и брата, собралась с духом и ответила:

— Да. Согласна.

— Ура! — завопила Марибель и бросилась ей на шею, а Алекс сказал священнику:

— Если не возражаете, святой отец, давайте на этом прервемся.

Долорес дернулась, словно ее ударили. Что это значит? Он что, издевается над ней? Хочет выставить на посмешище перед всеми родными и знакомыми?

Но Алекс продолжил:

— Теперь, когда Лола торжественно, при служителе Господа и родных согласилась стать моей женой, полагаю, можно надеяться, что она не передумает до завтра. А то мне бы не хотелось обижать отца и Терезу, устроив свадьбу в их отсутствие. Вы успеете подготовить церковь к завтрашнему дню, отец Карраджо?

Священник кивнул, улыбнулся и сказал:

— Если уж я успел приготовиться за пять минут, то за сутки-то тем более. Жду вас завтра в полдень.

Он откланялся и удалился, прихватив с собой Марибель и Сантоса.

Алекс подошел к Долорес, заглянул ей в глаза и попросил:

— Повтори еще раз. А то мне все кажется, будто я сплю.

— О, Лехандро… — Она обхватила руками его загорелую шею, притянула к себе и сказала: — Да, я люблю тебя. Да, я согласна стать твоей женой. И нет, я не передумаю. Ни до завтра, ни когда-либо в жизни.

Их губы слились в долгом и сладком поцелуе, который был прерван звонким и крайне деловитым голоском их дочери:

— Я уже позвонила бабушке и дедушке. Тереза даже заплакала от радости. Они приедут сегодня вечером… Мама, папа, да хватит вам целоваться! Как маленькие, ей-богу. До свадьбы меньше суток, а вы ни о чем не думаете. Платья, кольца, торжественный обед — кто всем этим будет заниматься? Я, что ли?

Они дружно расхохотались и приняли ее в свои объятия.