На полпути к Большой Сторожке я тронула Лоренса за руку и громко заявила:

— Я хочу остановиться!

— У меня нет на это времени! — крикнул он в ответ и прибавил газу.

— Не хочу домой… — заныла я.

— Ты сделаешь так, как тебе велено, — последовал ответ. — Никто не собирается позволять тебе диктовать свои условия только потому, что ты дочь Хью Халбертсона и узнала об этом.

— Зачем так говорить! — возмутилась я. В этот раз он нажал на тормоза, взвизгнули колеса, и машина встала как вкопанная.

Мы вылетели из Восдейла на фантастической скорости и уже преодолели большую часть пути. Слева от нас расстилалось озеро — захватывающий, завораживающий вид, — линия берега походила на американские горки, а позади вздымались огромные мрачные горные хребты, пурпурно-коричневые в хрустальном свете дня. Справа возвышались высокие хмурые деревья и каменная скала, скрывающая из виду владения деда. И ни одной живой души вокруг. Только я и Лоренс. Мы просто сидели и смотрели друг на друга, и его критический беспокойный взгляд поубавил мой пыл. Я немножко помолчала, а потом взорвалась:

— О, как я тебя ненавижу!

— Очень впечатляюще, — рассмеялся он.

Я потянулась к ручке двери:

— Я выхожу. Пройдусь пешком.

— Не будь идиоткой, — припечатал он. — К чему все это?

— Ты всегда нападаешь на меня. Что такого я сделала на этот раз? Просто сказала доктору Вайбурну, что озадачена и боюсь, что происходит что-то не то. И вообще, если я действительно переживаю за деда, что в этом плохого? Может, только у меня и хватило смелости сказать, что я не доверяю этой ужасной женщине, Рейчел Форрестер.

Молчание. Еще один неверный ход. Я украдкой взглянула на Лоренса. Он не смотрел на меня, но я видела, как он сжал зубы и глаза его сузились. Тишина длилась достаточно долго, чтобы я начала сожалеть о своей выходке. И тут он повернулся ко мне:

— Может, тебе будет интересно кое-что узнать. Полагаю, у тебя есть все основания подозревать, что с Рейчел не все в порядке. Но не тебе решать этот вопрос, моя дорогая девочка, вот и все.

— Ну и отлично! — прошептала я и с досадой почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза. Этот человек обладал невероятной способностью не только уязвить мое самолюбие, но и безумно волновал меня, а такого не было в моей жизни никогда. Я не знала, как бороться с Лоренсом Бракнеллом.

Он снова заговорил:

— Я собираюсь отвезти тебя домой и прошу, ради меня, сделай одолжение, не вмешивайся. Оставь это мне, я сам обо всем позабочусь. Я понимаю, что ты привязалась к старику, и это нормально. Но я ведь тоже ему не чужой и знаю его подольше. Я очень люблю его и волнуюсь не меньше твоего, чтобы за ним был надлежащий уход.

Я закусила губу и сжала пальцы.

— Мне очень жаль, — буркнула я.

— И мне жаль, что ты ненавидишь меня, — добавил он.

Я подняла голову и воскликнула:

— Но это не так, правда!

— Хорошо, — улыбнулся Лоренс, и эта улыбка обеспокоила меня даже больше, чем его гнев. Меня начало трясти. Это значит, что он считает меня дурочкой?

— Бедняжка Вера. — Никогда не слышала, чтобы он обращался к кому-то так нежно, и абсолютно растаяла.

Уткнувшись ему в плечо, я зарыдала, а он обнял меня и прижал к себе. Я закрыла глаза и почувствовала, как он целует меня в затылок, а потом все ниже и ниже и губы его коснулись шеи. Я задрожала всем телом и схватила его за руку.

— Какой чувственный ребенок, — шептал он, — девчонка прямо со школьной монастырской скамьи. Не сказать, чтобы гналась за модой. Я должен был помнить это и не ждать от тебя поступков зрелой женщины. Но знаешь ли, тебе все же следует научиться быть потактичней.

— Я не слишком вежлива, — всхлипнула я, — всегда была такой. Это один из моих недостатков.

Я почувствовала, как он гладит мои волосы.

— Хватит реветь, глупышка, расскажи-ка мне лучше о других своих недостатках.

— Их так много, не знаю, с чего и начать.

Лоренсу стало смешно.

— Ты очень хорошая и милая, конечно, но ты как искра. Уверен, ты просто шокировала этого помпезного осла, Питера Вайбурна. — И Лоренс разразился смехом.

— Издеваешься!

— Вовсе нет. Я и правда считаю, что ты милая, а иногда забавная.

Он уже говорил мне это когда-то, но теперь его слова, как и ласки, вскружили голову и опьянили меня. Слезы высохли, и я тоже принялась хохотать. И вдруг он поцеловал меня, но не в затылок и не в шею, а прямо в губы. Это был мой первый страстный поцелуй, никто не целовал меня до сих пор, и я никому не отвечала так исступленно. Поцелуй все длился и длился… Я была потрясена. Не знаю, что он значил для Лоренса, но он не мог от меня оторваться, и я позабыла обо всем на свете: и о дедушке, и о всех тех зловещих тайнах, которые притаились в старом замке. Лоренс держит меня в своих руках — все остальное теряет значение.

— Я люблю тебя! Люблю тебя, Лоренс!

Наверное, именно это заявление и привело его в чувство, потому что он тут же отпустил меня.

— У меня крыша поехала. — Он сказал это настолько грубо, что меня словно током ударило. Сердце гулко бухнуло и перестало судорожно трепыхаться, войдя в более-менее нормальный ритм. Я спустилась с небес на землю.

— Почему ты так сказал?

— Я не имел права целовать тебя, Вера. Да еще так.

— Имеешь в виду, что тебе не следовало этого делать? — прошептала я.

— Точно.

— Из-за того, что мы дальние родственники? — внезапно пришло мне в голову.

Но Лоренс однозначно дал понять, что это совершенно не имеет никакого значения. Да, мы были троюродными, но он Халбертсонам «десятая вода на киселе». Не это волновало его.

Да и почему он должен переживать, удрученно спрашивала я себя. Я слишком поспешно решила, что он может захотеть жениться на мне.

Я не стала больше ничего говорить, просто сидела и молчала, дрожа от холода.

Лоренс взглянул на меня и тяжело вздохнул.

— Да к черту все! — пробормотал он.

Борясь с желанием снова расплакаться у него на плече, я горько поинтересовалась:

— Скажешь мне кое-что?

— Все зависит от вопроса.

— Ты доверяешь Рейчел Форрестер и нравится ли она тебе? — Сердце мое вновь пошло вскачь в ожидании ответа.

Он уставился на кончик своей сигары, которую успел закурить.

— Не хочу отвечать на твой вопрос.

— О, Лоренс, да что все это, в конце концов, означает? Почему ты сказал, что тебе не следовало целовать меня?! — выкрикнула я.

Лоренс ответил с заметным холодком и сарказмом:

— Это никуда не годится, Вера. Я не собирался целовать тебя или говорить о любви. Забудь об этом.

У меня оборвалось сердце, но я постаралась говорить так же холодно, как и он:

— Так тебе просто наплевать на меня, ты это хочешь сказать?

На лице его отразилась внутренняя борьба, затем последовал ответ:

— Повторяю, я не имею права любить тебя, Вера. Дорогая моя, прошу, давай оставим это. Не желаю больше никаких обсуждений.

Я покачала головой:

— Яснее не стало.

— Временами я и сам не понимаю, но одно знаю твердо — не хочу тебя обижать.

— Но ты не сделал ничего такого! Я сама этого хотела. Чтобы ты поцеловал меня, — зло возразила я.

Глаза его потеплели. Он коротко обнял меня и прошептал:

— Проблема в том, что ты такая юная и привлекательная.

Я хотела было снова возразить, но Лоренс уже завел мотор. В гробовом молчании мы доехали до Большой Сторожки.

Я открыла дверцу и выпрыгнула из автомобиля. Слезы готовы были хлынуть из моих глаз. Однако мне стало не до того, когда я, войдя в холл, увидела, как Рейчел Форрестер бежит вниз по лестнице. Она словно обезумела и потеряла контроль над собой.

Она лихорадочно заговорила с Лоренсом, игнорируя мое присутствие:

— Слава богу, ты приехал! Думаю, старик отходит.

Мир перевернулся от этих слов, я и думать забыла о любовной лихорадке, вспомнив про деда.

— О нет! — выдохнула я.

Лоренс помчался наверх, перескакивая через ступеньки. Я хотела последовать за ним, но Рейчел остановила меня, преградив путь, и окинула ироничным взглядом:

— Он не звал тебя, только Лоренса. Пожалуйста, стой, где стоишь.

— Но сэр Джеймс наверняка захочет повидаться со мной… — задохнулась я от возмущения, но в этот момент на сцене появилась моя мать. Она подбежала ко мне и обняла за плечи.

— Пошли, Верунчик. Ты ничем не сможешь помочь, — сказала она. —

— Но я хочу повидать его! — закричала я и опрометчиво добавила: — Он же мой дедушка, — я имею право! Скажи ей!

Но Рейчел совершенно не удивилась, только смертельная ненависть исказила ее красивое лицо.

— Верунчик, он вряд ли узнает тебя, — проговорила мама. — Он умирает.

Я вырвалась из ее объятий:

— Кто это сказал? Кто видел его, кроме мисс Форрестер?

На этот раз ответила Рейчел:

— Не думай, что имеешь право вмешиваться. Я — дипломированная медсестра и его сиделка. — На лице ее играла ледяная улыбка. — И я выполняю предписания доктора Вайбурна. Так что иди на свою половину.

— Почему нет доктора? Ты не хочешь, чтобы он приезжал? — начала я, но тут же зажала рот руками, вспомнив, что Лоренс просил меня быть поосторожнее и держать подозрения при себе.

Но было уже слишком поздно. Рейчел побагровела, потом стала белой как полотно. Глаза ее сверкали.

— Да как ты смеешь?! — задохнулась она. — Как ты смеешь говорить такое? Глупая, вечно влезающая не в свое дело девчонка, ты еще пожалеешь об этом! Знаешь ли, у твоего деда не было времени переписать завещание. Лоренс Бракнелл — все еще его наследник, так что если ты думаешь, что имеешь право диктовать тут свои условия, то глубоко ошибаешься. Это не твое дело, и ты никогда не принадлежала этому дому, и теперь уже никогда не будешь принадлежать!

— Верунчик, умоляю, пойдем отсюда, — прошептала мать, бледная и встревоженная.

Но я потеряла над собой всякий контроль и налетела на Рейчел, как фурия.

— А тебе-то какое дело до всего этого?! — кричала я. — Какое ты имеешь право командовать мной в доме моего деда?!

Ледяная улыбка вновь вернулась на лицо Рейчел.

— А вот имею! Пора бы поставить тебя в известность, что я собираюсь замуж за Лоренса Бракнелла. Так что в скором времени стану хозяйкой Большой Сторожки, и тогда здесь не найдется места ни для тебя, ни для твоей мамаши.

Меня так поразило это заявление, что я потеряла дар речи и стояла на ступеньках, дрожа всем телом. Мама пыталась утащить меня.

— Пошли, Верунчик, пошли, дорогая, — приговаривала она, но тут я стряхнула с себя ее руку и опрометью кинулась вверх по лестнице. Я слышала, как мать звала меня, но ничего не ответила ей и, как бешеное животное, неслась по галерее, мимо портретов покойных Халбертсонов, в комнату сэра Джеймса.

Лоренс стоял на коленях у кровати старика, держа его за изможденную бледную руку. Я слышала, как он шепчет:

— Дядя Джеймс… Дорогой дядюшка…

Лоренс не видел, как я вошла, но, должно быть, почувствовал чье-то присутствие и оглянулся. Лицо его посерело под загаром, он нервно откинул черный локон со лба. Потом снова поглядел на старика. Я тоже перевела на него взгляд, и мне показалось, что я вижу печать смерти на его лице: глаза деда были закрыты, кожа бледная. Ни искры жизни, ни движения.

— О, дедушка… — всхлипнула я.

— Уйди, Вера. Иди вниз. Ты ничем не можешь помочь ему, — сказал Лоренс.

— Так он… он…

— Нет. — Лоренс снова пригвоздил меня взглядом, каким-то очень странным был этот взгляд, подумалось мне. — Он еще не умер, но близко к тому. Я велел Рейчел позвонить Вайбурну.

— Если доктор Вайбурн на вызове, то дедушка умрет, так и не дождавшись его, — снова не сдержалась я. Ответа не последовало, так что я сочла нужным продолжить: — А почему она не послала за ним раньше? Если он и умирает, то только потому, что она убила его.

Лоренс выронил руку деда, поднялся и так посмотрел на меня, что я отшатнулась.

— Я думал, ты поняла мою просьбу не вмешиваться.

— Но кто-то должен вмешаться. Ты на самом-то деле не особо приглядываешь за ним. Никто не… кроме нее… — Тут я все же заткнулась. Но Лоренс твердо схватил меня за руку, вывел из комнаты и закрыл дверь.

— Иди вниз к своей матери и оставь это мне, — приказал он.

И вдруг ко мне пришло осознание того, что она выдала мне на лестнице. Неожиданно я посмотрела на Лоренса совсем другими глазами, не с любовью и обожанием, а с ненавистью.

— Теперь я знаю правду и то, почему ты не хотел, чтобы я вставляла палки в колеса, — прошипела я. — Ты водил меня за нос! Ты заодно с этой дьявольской сиделкой. Вы помолвлены и собираетесь пожениться. Ты завладеешь и домом, и всем остальным, как только дедушка отправится на тот свет. Я все знаю. А ты целовался со мной. Не знаю, почему ты думал, что стоит тратить на это время… — Я прикусила язык, испугавшись своих слов.

Лоренс был поражен услышанным и уставился на меня во все глаза:

— Бога ради, Вера, что ты несешь?

Но я не стала отвечать и со всех ног понеслась прочь — от спальни моего деда, от нее, от Лоренса. Я слетела по лестнице, вбежала в комнату и кинулась в объятия матери.

— Увези меня отсюда, мама, — разрыдалась я. — Давай соберем вещи и уедем прямо сейчас… сейчас.

Она поддерживала мое бьющееся в конвульсиях тело, обеспокоенно глядя на меня, убирала растрепавшиеся волосы с моего горячечного лба.

— Верунчик, милая моя, что на этот раз?

— Не могу сказать тебе… Знаю только, что допустила ужасную ошибку. Лоренс сделал из меня дуру. Он принадлежит только ей. Не буду говорить тебе, чем заняты эти двое…

— Ох, Верунчик, Верунчик! — беспомощно прошептала мать. — Сама не знаешь, что несешь. У тебя на уме страшные вещи.

— Но все так и есть. Умрет мой дед или нет, но я в любом случае хочу уехать отсюда. Над домом висит проклятие. Все так говорят. И теперь я тоже в это верю.

— О боже мой! — слабо воскликнула мама и села на кухонный стол, закрыв лицо руками.

Я была как помешанная, схватила ее за плечо и начала трясти:

— Ну давай, мама, пошли собираться! Поехали отсюда, пока есть возможность! Скажи Унсворту, пусть отвезет нас на станцию. У тебя же есть сбережения. Ты говорила, что делала их для меня. Поедем в Лондон, куда угодно, и чем дальше, тем лучше!

Мама подняла голову и посмотрела на меня своими некогда прекрасными, а теперь выцветшими и грустными голубыми глазами:

— Ты сходишь с ума, Верунчик. Прямо и не знаю, что нашло на тебя, малыш, но мы не можем уехать отсюда вот так, собравшись за одну минуту. Давай хоть подождем доктора Вайбурна и посмотрим, как там сэр Джеймс.

— Зачем? — билась я в истерике. — Ты же хотела увезти меня, так почему не сделать этого сейчас?

— Я увезу тебя отсюда, Верунчик, всему свое время, но только не так, в спешке. Просто сумасшествие какое-то!

Я думала о Лоренсе, который был там, наверху, и о том, что Рейчел Форрестер теперь уже наверняка рядом с ним. Я размышляла о его беспринципности и о том, как он, будучи помолвленным с Рейчел, страстно целовался со мной. Я должна была понять, что он просто дурачит меня. Я ведь все время знала об этом, просто не хотела признаваться сама себе. Уже в первую ночь в этом доме я слышала, как она говорила с ним по телефону, сказала, что очень скучает, и таким елейным голоском называла его Лори, что не было никаких сомнений — они любовники.

— Не хочу оставаться здесь еще на одну ночь, — настаивала я на своем. — Особенно если дедушка умрет. Чем я смогу помочь ему тогда? Если хочешь остаться, оставайся, мама, а я попрошу Унсворта отвезти меня к Хенсонам. Нола говорила, что я могу приехать, когда захочу. Побуду там, пока не найду работу. Ты ведь на самом-то деле мне не мать, просто чужой человек. И всегда была, а я…

Я остановилась. Неужели это я говорю все эти жестокие вещи? Я видела, как исказилось лицо матери. Она сняла очки, две крупные слезинки скатились по щекам, а в глазах ее было столько горя, что любое сердце дрогнуло. Я упала духом, бросилась к ней, обняла, и на этот раз именно я — настоящая — успокаивала ее.

— Мама, мамочка, дорогая, я не хотела вести себя так по-свински, прости меня.

Она прижалась ко мне, вся ее оборона рухнула.

— Верунчик, я не хочу быть чужой для тебя. Знаю, наши отношения не назовешь идеальными, и все эти годы ты была вдали от меня. Я так раскаиваюсь в этом. Не надо было позволять отсылать тебя, тем более так надолго. Но меня заставили сделать это. У меня не было ни гроша в кармане, а мне так хотелось дать тебе хорошее образование — самое лучшее. Твои бабушка и дедушка согласились платить за него, но только на условиях, что ты не вернешься сюда. И лишь в самом конце, перед смертью ее высочества, они наконец сказали мне, что всегда знали — их сын был твоим отцом. А потом ты вернулась сюда, и твой дед увидел и признал тебя, но было уже слишком поздно. О, Верунчик. как бы я хотела иметь возможность все изменить, да сделанного не поправишь. Просто не бросай меня теперь. Я так одинока. Ты нужна мне, дорогая! — Она впервые сказала такие слова.

Как обычно, я тут же отозвалась на это проявление любви:

— Я не брошу тебя. Бедная мамочка, уверена, у тебя была ужасная жизнь. Но чем скорее мы покинем этот проклятый дом, тем лучше.

— Здесь не всегда было так, — всхлипнула она. — Тут было так спокойно, так красиво, это было самое замечательное место в Камберленде. Но теперь все изменилось, и не в лучшую сторону. Леди Грейс в гробу бы перевернулась, имей она возможность увидеть все это…

Я гладила ее седые волосы, а она плакала над судьбой этого дома и над своим прошлым. Без очков и со слезами на глазах, она показалась мне намного моложе и более ранимой, чем я могла себе представить. Все пережитые страдания были как на ладони. Без своей обычной резкости и холодности она была хрупка и безоружна.

Я почти не слушала ее, а она все говорила и говорила… о моем отце, о дедушке и бабушке, о собственных грехах, об ужасной смерти моего отца и так далее и тому подобное, как будто ей приносило это необычайное облегчение. Но я прислушивалась к шагам — не идет ли Лоренс объявить, что уже нет никакой необходимости разыскивать Питера Вайбурна по всему району, потому что дед умер.

Но он так и не пришел. Из холла не доносилось ни звука. Какая-то могильная тишина повисла над опустошенным домом. Через открытое окно я видела, как на верхушку вишни сел дрозд и радостно защебетал. Я еле держалась на ногах от усталости и, закрыв глаза, постаралась выбросить Лоренса из головы. Я должна суметь.

Вот так моя беззаботная юность умерла вместе с дедушкой. Я стала новой Верой — более зрелой, я переродилась, и это доставляло мне боль, а Лоренс сделал мои страдания просто невыносимыми.