Через шесть месяцев Эсмонд покинул приют монахов, решив отправиться домой. Был блекло-серый декабрьский день.

Настоятель проводил его за обитые дубом ворота монастыря. Это был пятидесятилетний человек с важным лицом, который казался, однако, почти ровесником Эсмонда. За последние полгода граф очень изменился. На его лице теперь не осталось и следа от прежнего летнего загара. Пряди мягких каштановых волос стали такими же седыми, как у настоятеля монастыря.

Одет Эсмонд был просто: широкое платье с накидкой и высоким выступающим воротником, закрывавшим подбородок. На лице было строгое выражение. Граф выглядел уставшим и пережившим горе человеком.

— Благодарю вас, отец, за гостеприимство и доброту, — сказал он, прощаясь с настоятелем монастыря.

Тот ответил:

— Ступай с Богом, сын мой, и да наставит тебя Господь наш Иисус Христос на путь истинный, и да позаботится о твоей душе, которая временно заключена в презренную плоть.

Эсмонд запомнил эти слова, а его экипаж тем временем уже выезжал на неровную сельскую дорогу. Он достал из кармана несколько писем, среди которых были два послания с королевской печатью.

В первом письме ее величество выражала свое крайнее недовольство его ссорой с Сентхиллом. Она писала, что понимает мотивы дуэли, но считает, что этим поступком он запятнал славное имя Морнбери.

За этим упреком последовали другие. Анна собственноручно писала это письмо. Почерк у нее из-за болезни был крайне неразборчив, но у Эсмонда была куча времени на то, чтобы не спеша разобрать королевское послание. Чтение письма доставило ему немало горьких минут. В конце королева приписала, что с неодобрением относится к папству и потребовала от Эсмонда, чтобы он покинул римских монахов сразу же как поправится.

Эсмонд написал в ответ, что умоляет понять, что без Доротеи его жизнь потеряла всякий смысл и что он желал бы удалиться от суетного мира и постричься в монахи.

Второе письмо королевы было резче, она категорически запретила ему думать о вступлении в братство под страхом немедленной ссылки. Ее величество выразила настоятельное желание, чтобы Эсмонд вернулся в Морнбери и зажил достойной жизнью подобно своему отцу. Королева писала, что дает ему еще месяц сроку, чтобы оплакать умершую Доротею, но в новом году он должен будет найти себе другую невесту. Ослушание, добавила она, грозит ему тяжелыми последствиями.

Никогда прежде молодой Морнбери не слышал от королевы, которая в прошлом всегда терпимо относилась к своему любимцу, столько упреков и угроз.

Прошлым вечером сильно подморозило. Порой экипаж несколько заносило в сторону, то и дело какая-нибудь из лошадей в упряжке спотыкалась и оступалась. У форейторов было много работы, поэтому они кричали и ругались, не переставая.

С колен графа упала какая-то бумага. Придерживая рукой плед на который была положена грелка, чтобы согреть озябшие ноги, он поднял письмо, на котором женской рукой был выведен его адрес. Аккуратный, косой почерк, с которым он хорошо познакомился за время своего пребывания в монастыре. Письмо было подписано: Магда.

Он получил от нее около десятка писем.

Его удивило то обстоятельство, что у Магды возникло желание переписываться с ним, ведь он не был даже знаком с нею. В конце концов он решил, что девушка пишет из-за женского сострадания и любви, которую она питала к своей покойной кузине. То, что Магда была романтична, было очевидно, ибо все ее письма были написаны в поэтическом ключе. Она цитировала стихи, над которыми Эсмонд откровенно зевал и которые пролистывал, едва натолкнувшись на них. В одном письме она сообщила, что писать ему ей посоветовала мать. Что двигало леди Конгрейл в ее явных попытках подтолкнуть свою дочь к Эсмонду, он не знал. Да его это и не очень занимало. Ему было мало дела до незнакомой девушки.

Однако та манера, в которой были написаны послания Магды, производила на него впечатление. Ее чувства выражались с простым девичьим обаянием и были созвучны чувствам, которые бурлили в его исстрадавшейся душе.

В своих письмах она сообщала ему те новости, которые, с ее точки зрения, могли заинтересовать джентльмена. Он был изумлен ее политическим и общественным кругозором, ведь это несвойственно для девушек его круга. Магда писала о настоящем положении войны с Францией, обсуждала последние победы великого полководца герцога Мальборо. Когда он прочитал о поражении французского флота у берегов Малаги и о высадке англичан на недавно завоеванном Гибралтаре, почувствовал, что юная девушка сама близко к сердцу принимает эти события и они радуют ее. Часто в своих письмах она затрагивала тему, которая очень интересовала Эсмонда, — лошадей. Он разделял вкусы Магды, но в то же время был уверен в том, что женственность в женщине для него более предпочтительна. Его никогда не волновали девчонки-сорвиголовы. Похоже, решил он, Магда значительно уступает Доротее в утонченности и изящности характера.

И все же общая тональность тех посланий, которые регулярно приходили к нему от этой молодой девушки, была очень заботливой и трогала его сердце.

«Я так много страдала, и в полной мере понимаю, сэр, великую степень ваших переживаний. Я осознаю, что ваше сердце осталось лежать в могиле моей милой кузины, которую я уважала и любила больше других своих родственников…»

За эти строки Эсмонд был очень признателен Магде и почувствовал к ей искреннее расположение. Но он не мог понять — да и не задумывался всерьез над этим, — что она имела в виду, когда писала о своих собственных страданиях. Ему казалось невероятным, что столь юная и благородная девушка могла уже испытать в своей жизни хотя бы частично ту муку, которую испытал он.

Ему захотелось узнать, как выглядит Магда и похоже ли ее лицо на лицо ее любимой.

Он написал коротко и сжато в Страуд только однажды — вежливый формальный ответ-отписка на щедрый поток ее сочувствия. Поблагодарил за внимание и заботу.

С конца октября он больше не слышал о Магде и решил, что их переписка закончилась.

Морнбери Холл он достиг уже во второй половине дня. Ему бросилась в глаза краснота плодов падубов — классическое предзнаменование тяжелой зимы. Голые деревья липовой аллеи выглядели мрачно и печально. Поднялся резкий северный ветер, и черные тучи затянули низкое небо, возвещая первый снегопад.

Выйдя из экипажа и взглянув на свой дом, Эсмонд увидел, что в окнах горит свет. Из дома показались бегущие слуги с факелами, которые спешили поприветствовать вернувшегося хозяина. Резкий холодный ветер ожег ему щеки. Итак, он снова дома. Но к чему он вернулся? К кому?

У графа вдруг появилось острое желание увидеть любимого старика, преданного камердинера Уилкинса. Но где же он? Почему не встречает его?

Расстегивая на ходу свое широкое свободное платье, Эсмонд прошел в холл, уютно освещенный огнем в камине. Граф кивнул в ответ на приветствия и радостные возгласы слуг, которые выстроились в шеренгу для приветствия своего господина.

Первой заговорила, выйдя вперед, миссис Фустиан, экономка. Лицо ее, обрамленное домашним чепцом, раскраснелось.

— Добро пожаловать домой, милорд, — задыхаясь от одышки, проговорила она.

— Я рад, что вернулся, — ответил Эсмонд.

— Мы надеемся, что ваша светлость не будет страдать от последствий вашего э-э… нездоровья и…

— Я вполне здоров, спасибо, — оборвал ее Эсмонд.

Затем, пересчитав и оглядев нахмуренным взглядом собравшихся, он спросил:

— А где Уилкинс?

Слуги стали украдкой переглядываться друг с другом. Миссис Фустиан закусила губы, пару раз невпопад нервно присела в реверансе:

— Милорд… Ваша светлость, конечно, вы будете очень расстроены, но несколько дней назад он ушел в мир иной. Врач сказал, что болезнь внутренняя. Долгое время он очень страдал. Я знала, что с ним не все в порядке, но он не хотел, чтобы я расстраивала вашу светлость. Бедняга стал сухой, как щепка. Кожа да кости. О, милорд?.. Бедный Уилкинс…

Она запнулась и стала плакать, закрывшись платком, вынутым из просторного кармана на украшенном оборками переднике.

Эсмонд закрыл глаза и сжал кулаки. Уилкинс умер. Старое верное сердце перестало биться. Еще одна смерть… Еще одна потеря… Эсмонд по-своему любил старого камердинера, который знал его ребенком.

Граф быстро поднялся к себе в комнату.

Той ночью хозяину помогал раздеваться перед сном новый камердинер — молодой парень, которого звали Уильямс. Эсмонд принимал его заботу, но не говорил с ним и даже ни разу не взглянул на него. Тот спустился потом вниз и пожаловался миссис Фустиан.

— Когда я снял с него парик, то увидел, что волосы на его голове седые. Он выглядит старым и хмурым, — говорил с обидой в голосе слуга.

— И тем не менее он молод, и повезло, что у тебя появился такой хороший хозяин, — сердито ответила миссис Фустиан. — Будь предупредителен, услужлив и не забывай про те вещи, о которых я тебе рассказывала. Веди себя так же, как вел себя Уилкинс. Его светлость не требователен. Ему так не хватает тепла и заботы.

Уильямс, который относился к категории избалованных слуг, заныл:

— Мой прежний хозяин был веселее этого! Жаль, что он умер. Я боюсь милорда Морнбери! Он смотрит не на меня, а как бы сквозь стекло! Это очень странно и неприятно.

После ухода Уильямса Эсмонд прошел в кабинет, сел за секретер с пером в руке и стал писать Арчи при свете трех свечей, горевших в серебряном подсвечнике.

«Приезжай ко мне, дорогой друг, как только у тебя появится свободное время, ибо этот дом наполнен трагическими воспоминаниями, тишиной и одиночеством. Я одинок, мне так не хватает дружеского участия, твоей крепкой руки, мой Арчи. Приезжай скорее…»

Он посыпал песком письмо, запечатал своей личной печатью и начал беспокойно ходить по кабинету взад-вперед. Еще полгода назад Эсмонд, не раздумывая послал бы за друзьями и наполнил бы дом хорошенькими женщинами, музыкой и карточной игрой. Но таков был прежний Эсмонд, от которого теперь не осталось, казалось, и следа. Те беззаботные времена безвозвратно ушли. Он остановился перед секретером и взял в руки последнее послание, полученное от королевы. Его взгляд выхватил из текста бросающийся в глаза абзац:

«Я даю тебе время до Рождества, чтобы оплакать леди Доротею, после этого приказываю тебе найти другую невесту и представить ее ко двору…»

Он смял письмо в кулаке и произнес с болью:

— Я не могу так скоро! Не могу!

И вот тут-то он и вспомнил опять о Магде и о тех письмах, которые так забавляли его. Новая мысль пришла ему в голову, пока он неподвижно стоял на середине кабинета, прислушиваясь к дикому вою ветра, который яростно кружил вокруг Морнбери. Терзаясь мрачными предчувствиями, Эсмонд попытался заглянуть в свое безрадостное одинокое будущее — там были холод и пустота.

Новая идея завладела его воображением и принесла с собой слабый отблеск надежды, который осветил перед ним тьму… Только бы Магда была похожа на Доротею! Если она к тому же такая же красивая и добродетельная… почему бы ему тогда и не подумать всерьез о том, чтобы выполнить распоряжение королевы?

Эта фантазия так разволновала его, что на щеках выступил румянец, которого не было вот уже много месяцев. Эсмонд снова сел за секретер и взял в руки перо. Он обращался теперь к отчиму Магды, сэру Адаму Конгрейлу и сгоряча исписал несколько страниц. В конце он попросил:

«Если, сэр, вы сочтете возможным, то я бы хотел, чтобы вы послали мне портрет вашей падчерицы, передав его моему слуге, доставившему вам это послание. С почтением, лорд Эсмонд Уолхарст, граф Морнбери».