– Николас Редфорд – достойный человек, – заявила Кэтрин, закрывая дверь за детективом, – и вы должны постараться с ним поладить. Неважно, как вы лично к нему относитесь, но ваш отец его очень любил.

– Слишком любил, – пробормотал Маркус, – даже больше, чем собственного сына.

– Не говорите глупостей. Это все равно что сравнивать воду и воздух.

– Вы, наверное, имели в виду воду и молоко?

– Нет, – ответила Кэт, стараясь сохранять спокойствие. – Мы не в состоянии жить ни без воды, ни без воздуха, хотя при этом они совершенно несхожи.

– Сегодня вы прямо-таки кладезь мудрости, – бросил Маркус с издевкой и, отставив костыли, опустился в кресло.

Видимо, он пытался скрыть под этой бравадой свое горе. Но, искренне ему сочувствуя, Кэтрин предпочла бы, чтобы он выражал свои чувства иначе.

– Простите, – произнес он и взъерошил свои волосы рукой. – Кажется, сегодня я с собой не в ладах.

Кэтрин смягчилась.

– Вам сейчас нелегко…

– Полагаю, как и всем остальным. И именно потому я не должен быть таким законченным… грубияном. – Он отвел взгляд в сторону. – Просто меня… переполняет злоба.

– Это вполне естественно. Убили вашего отца, Маркус. И хотя он не был моим кровным родственником, я тоже с трудом держу себя в руках.

Он устремил на нее свои проницательные голубые глаза.

– Правда? Но вы кажетесь такой спокойной.

Кэтрин покачала головой.

– Если мое признание вам поможет, то я готова убить негодяя. Но все, что я могу в данный момент, – это быть полезной приюту. – Она призадумалась. – Я не такая, как вы и Редфорд. Я не в состоянии ничего исправить. Взять расследование в свои руки – выше моих сил. Если бы я могла… Тогда все пошло бы иначе. – Может быть, и Каддихорны исчезли бы из ее жизни. И натыкаясь в очередной раз на упоминание о проклятых родственниках в газете, она перестала бы ощущать жгучую боль. Ведь все эти деньги, драгоценности, лошади на самом деле – достояние Джареда.

– В любом случае я хочу вас поблагодарить, – пробормотал Маркус.

– За что?

– Вы защитили меня от Редфорда.

– Не забывайте, я осуждаю вас обоих, – мягко ответила ему Кэтрин.

– И все-таки, – он устремил на Кэтрин свой искренний страдающий взгляд, – вы поддержали меня. Спасибо, – он сказал это так, будто она сделала что-то действительно потрясающее.

Сердце Кэтрин сжалось от нежности: неужели он на самом деле считает подобную мелочь столь существенной? Или его никогда не защищали? Что заставило его погрузиться в это беспросветное одиночество? Или он всегда был таким, просто она этого никогда не замечала?

Кэтрин прекрасно помнила, что Маркус всегда находился в окружении шумной веселой компании. Парни хотели погреться в лучах его славы, девочки жаждали его внимания. Там же, где пребывала Кэтрин, располагалось, казалось, самое изолированное в мире место. Неужели и окруженный приятелями Маркус мог чувствовать себя одиноким? Кэтрин всегда полагала, что тот, кто принят в компанию, полностью вовлечен в общение. Однако теперь она начинала в этом сомневаться.

– Последнее время мой отец был очень сильно занят, – внезапно прервал ее размышления Маркус. – Какое-то личное дело. Вам неизвестно, какое именно?

– Я считала, что он занимается вашими делами и делами Совета.

Маркус покачал головой:

– Нет. Это он предоставил мне. И так, вы ничего не знаете?

– Абсолютно ничего.

Взгляд Маркуса потемнел.

– Я не считаю, что нападение на отца было случайным.

Кэтрин недоуменно подняла брови.

– Мне кажется, того мерзавца наняли специально, – Маркус понизил голос, – и вопрос заключается в следующем: кто это сделал?

Когда до Кэтрин дошел смысл его слов, она ощутила приступ тошноты. Она не могла решить, что было бы ужаснее – гибель Данна в случайной стычке или заказное убийство.

– Вам нехорошо? – Маркус подскочил к ней и взял за руку.

Вместе с его твердым и уверенным пожатием к девушке вернулись силы. Сандаловый аромат крема Маркуса даже перебил все еще витавший в кабинете металлический запах крови.

– Я не могу в это поверить, – прошептала она. – Это безумие.

Лицо Маркуса сохраняло мрачное выражение.

– Таков мой мир, Кэт. Вот потому-то я и не хочу, чтобы вы к нему приближались.

– И вы думаете, что… – она запнулась. «Ренфру!» – это преднамеренное убийство?

– Утверждать подобное пока рано. Но одно я знаю точно: мне следует поторопиться с расследованием, пока не появились новые жертвы.

– Поторопиться?

– Мне не хочется показаться бесчувственным, но я считаю, что смерть отца заставит попечителей относиться ко мне более доброжелательно, и я должен этим воспользоваться. – Он покачал головой. – Похоже, у нас с отцом действительно было много общего.

Кэтрин печально улыбнулась:

– Ну конечно. Но почему вы поняли это только сейчас?

– Когда отец ставил перед собой определенную цель, то он использовал все возможные средства для ее достижения. И я, похоже, намерен заняться тем же самым.

– Он гордился бы вашей решимостью, Маркус. И хотел бы, чтобы вы без колебаний шли к цели…

– Я должен это сделать, Кэт, Я обязан выяснить, какой подонок организовал убийство моего отца.

– Но если вы узнаете, что это именно он… Неужели вы сможете, как ни в чем не бывало выносить его присутствие?

– Если вы хотите кого-то разоблачить, то вам необходимо подобраться к нему как можно ближе. – Маркус скрипнул зубами, и его лицо застыло. – Чтобы отомстить за отца, я готов чаевничать с самим Наполеоном.

На глаза Кэтрин навернулись непрошеные слезы. Горе, которое обуревало Маркуса, было огромно. И никакого просвета в конце пути, только новые смерти и предательства…

Ее губы дрогнули.

– Не знаю, как вы можете выносить все это, Маркус… Мир, в котором вы живете… ужасен.

Склонившись, он притянул ее к себе.

– Действительность не так ужасна. Я тружусь на благо Его Величества.

Кэтрин уткнулась ему в плечо лбом, и грубоватая ткань сюртука оцарапала ее кожу. Девушке захотелось спрятать свое лицо на груди Маркуса и выплакаться. Но подумав о том, что ему и без того тяжело, она сдержалась.

– Но какова цена? – всхлипнула она. – Человек просто не в силах вынести все это!

– Я уже привык жить с этим. – Он погладил ее по волосам. – Но когда о вас кто-то хоть немного беспокоится, вместо того чтобы изрыгать проклятия, это приятно.

– Все слишком серьезно, Маркус, – она все пыталась что-то объяснить ему. – Бесконечные смерти и предательства… Как вы можете жить с этим?!

Маркус вздохнул, его грудь приподнялась и опустилась.

– Каждый из нас должен нести свой крест, Кэт. Кроме того, ведь вы сами ни разу не пожаловались на приют, на детей, на работу, а ведь все это очень непросто. Благодарение Богу, вы очень сильная.

– И вовсе я не сильная, – жалобно пробормотала она, уткнувшись в его грудь.

– Вы – надежный якорь, благодаря которому приют сможет выстоять в любой буре. Судьба Андерсен-холла зависит от вас. Дети на вас надеются.

Слова Маркуса заставили ее взять себя в руки. Скорбеть над усопшим – роскошь не для нее. И Кэтрин начала с этим потихоньку смиряться, хотя какая-то ее часть по-прежнему жаждала предаться своему горю.

Начиная с двенадцати лет она отвечала и за себя, и за брата и уже привыкла действовать в соответствии со своими обязанностями, независимо от того, чего хотелось ей самой. Кэтрин сжала губы. Если бы она могла поступать, как ей вздумается… Ведь тогда бы у нее могла быть обычная жизнь юной девушки: уроки танцев, покупки, сладости, первый выезд в свет. Она подавила жалость к себе. Да, ей приходится несладко, но ведь она избежала куда худшей участи.

Нужно следовать примеру Маркуса. Его скорбь была так велика, что сердце Кэтрин разрывалось от сострадания, и все же он находил в себе силы держаться, идти вперед и ни на минуту не забывать о поставленной цели. Она почти благоговела перед его мужеством.

– И что будет дальше? – спросила она.

– Я не в состоянии вернуть к жизни отца, – ответил Маркус, – но я сделаю все, чтобы справедливость восторжествовала.

Борьба за справедливость была и первоочередной заботой директора Данна. Кэтрин подняла голову и произнесла умоляющим голосом:

– Я хочу помочь вам, Маркус. Хочу исполнить свой долг.

Взгляд Маркуса смягчился.

– Я отдаю должное вашей смелости, Кэт. Но вы не хуже меня знаете, что это невозможно.

– Но я способна на многое… И хочу помогать вам…

– Я уверен, что у вас и без того будет много забот, – задумчиво произнес Маркус, глядя в окно.

Всюду царила тишина, только шелестела листва на деревьях. «Видимо, дети ушли на обед», – поняла Кэт. Бедные дети… Андерсен-холл уже никогда не будет прежним. Эта страшная трагедия все переменила.

– Но мне хотелось бы сделать больше, – настаивала она. – Ведь хоть что-то должно быть мне по силам. Я спасла вам жизнь, не забывайте, – прибавила она, заметив на его лице сомнение.

– И едва не пожертвовали своей, – он покачал головой. – Нет, Кэт. Такие дела не для вас.

– Но…

– Ну же, Кэт. Вспомните, о чем мы говорили. Это опасная работа. И вы не предназначены для подобных испытаний. – Он посмотрел на нее сверху вниз, и в эту секунду она вспомнила о том, как много лет назад Маркус пытался согнать ее с крыши. Боль пронзила Кэтрин. Он продолжает считать ее неполноценной, калекой. Но почему эта догадка так мучительна?

Маркус вздохнул.

– Не обижайтесь, Кэт, – утешил он ее. – Просто подобные дела куда лучше подходят… ну, например, для меня. И я ими займусь. Но не смогу спокойно выполнять свою работу, если буду постоянно тревожиться о вас.

Вырвавшись из его рук, она отступила назад и, скрывая под гневом обиду, подчеркнуто резко заявила:

– Вы должны извинить меня, Маркус, но у меня тоже есть работа. – Она указала на запятнанный кровью пол. – И как раз по моим способностям.

– Но помилуйте, Кэт, это просто глупо…

– Оставьте меня одну, Маркус, – ярость, прозвучавшая в ее голосе, испугала даже саму Кэтрин. – Я хочу остаться одна.

Маркус долго смотрел на нее, а потом покачал головой:

– Я понимаю, что у вас большое горе, Кэт, но я не могу поверить в то, что ваш ум настолько затуманен. Вы умная девушка, Кэт, и хорошенько подумав, признаете мою правоту.

Он ждал ответа, однако Кэтрин плотно сомкнула губы, решив не поддаваться ни на какие уговоры.

Нахмурившись, Маркус пристроил костыли под мышки и направился к двери.

– Я вернусь позже.

Кэтрин с силой захлопнула за ним дверь. Она с трудом удержалась, чтобы не пнуть ее ногой. Однако вместо этого девушка прислонилась к ее жесткой деревянной поверхности и обхватила себя руками: боль, злость, горе и отчаяние клокотали в ее груди.

Для Маркуса она так и осталась калекой. Слабой, беспомощной, нуждающейся в защите. Но Кэтрин хотелось, чтобы Маркус видел в ней прежде всего женщину. И мысль о том, что он всегда будет видеть в ней только маленькую хромоножку, которая свалилась с крыши, лишь усиливала ее унижение.

И зачем она только позволила этим глупым, сводящим с ума девичьим мечтам завладеть ее разумом? Почему она не примирилась со своей участью и не начала жить так, как советовал Джаред?

Она не имеет никакого права сердиться на Маркуса. У него достаточно хлопот и помимо ее плохого самочувствия. Однако он тревожится о ее благополучии, и она должна быть признательна за то, что он не дает ей ввязаться в опасную историю.

«Такая забота приятна», – неохотно признала Кэтрин. Рядом с Маркусом она ощущала себя в безопасности. Но кто защитит ее, когда он уедет?

Подступившие рыдания сжимали ее горло. Нагнувшись пониже, Кэтрин придвинула к себе ведро и взялась за тряпку. Но силы оставили ее, и она не смогла сдвинуться с места. Стоя на коленях, она разрыдалась, оплакивая то, чему никогда не суждено было случиться, и ту женщину, которой ей никогда не суждено было стать.