Весь остаток дня у Кэтрин было плохое настроение, и она все старалась убедить себя, что так на нее действует погода: со времени отъезда Маркуса дождь лил не переставая. Но на самом деле Кэтрин очень страшила и расстраивала та масштабная операция, которую намеревался осуществить Маркус, и она ощущала себя бессильной и жалкой.

– Два джентльмена желают видеть директора, – доложил юный Элайас, появившийся на пороге ее кабинета.

Кэтрин стряхнула оцепенение и встала.

– Как они представились?

– Сэр Джон Уинстон и его сын, мистер Томас Уинстон.

Кэтрин почувствовала резь в желудке.

– Прекрасно, Элайас. – Ее ум заметался в поисках решения. Что бы на ее месте сделал директор Данн?

Прежде всего она должна их выслушать, а потом уже изложить свои соображения. Конечно же, неплохо было бы их очаровать, но роль чаровницы никогда ей не удавалась. О, если бы небеса даровали ей острый ум директора Данна и обаяние Маркуса! Похоже, в этой игре ей придется нелегко, а ведь на кону – судьба Джареда.

Нервными движениями она убрала пряди волос под чепчик, надеясь произвести хорошее впечатление.

– Ты предложил им прохладительные напитки?

– Да, мисс Миллер, я сделал все так, как вы меня и учили, но они сказали, что хотят поговорить с кем-нибудь из руководства. Поэтому я усадил их в кабинете директора Данна и пришел к вам.

– Все правильно, Элайас. Спасибо.

Собрав все свое мужество, Кэтрин направилась знакомиться с визитерами.

– Итак, теперь вам должно быть понятно, сэр Джон, – выпалила Кэтрин на одном дыхании, – что история с часами была всего лишь игрой. Часы, конечно же, предполагалось вернуть. – Сложив губы в вымученную улыбку, которая должна была сойти за обворожительную, она прибавила: – Как отец, вы не можете не понимать, какими опрометчивыми бывают поступки четырнадцатилетних мальчишек.

– Гм-м-м, – сэр Джон Уинстон потер подбородок. Он кивнул и светлые завитки волос, окружавшие его розовое, сияющее лицо, задрожали. Судя по легкой седине, почти незаметной в его вьющихся волосах, сэру Джону было уже за сорок. В отличие от своего сына, в чьих блекло-голубых глазах ясно читалось злобное удовлетворение, он выглядел на редкость добрым и немного смущенным.

Сэр Джон посмотрел на сына, застывшего у окна с безмерно скучающим видом:

– А ты что скажешь, Томас?

Томас Уинстон был так же светловолос, кудряв и розовощек, как и его отец, но, в отличие от дородного сэра Джона, он еще не достиг отцовских габаритов. И кроме того, если сэр Джон проявлял доброжелательность, то семнадцатилетний мистер Уинстон неизменно демонстрировал презрение ко всем окружающим.

– Если он вернет часы и заплатит долг, тогда, быть может, я его и прощу, – лениво произнес младший Уинстон.

С трудом подавив возмущение, Кэтрин обратилась к сэру Джону:

– Я уже объяснила, что часы остались в Рэйгейте, среди вещей, принадлежащих камердинеру вашего сына…

– Когда я в последний раз видел эти часы, – возразил Томас, презрительно вздернув губу, – они находились в руках вашего брата. То же самое я готов повторить любому полицейскому…

Сэр Джон предостерегающе поднял руку.

– Мы, конечно же, должны действовать в соответствии с законами, Томас, но давай не будем забывать, в какие передряги ты вовлекал меня, когда был в возрасте этого парня. – Он обвел глазами кабинет директора Данна. – Этому парнишке и без того нелегко, и это необходимо принять во внимание.

Впервые за минувшие полчаса Кэтрин выдохнула с облегчением.

Томас скривился, будто капризное дитя:

– Ты всегда учил меня, что долги надо отдавать.

Сэр Джон улыбнулся, обнажив неровные желтоватые зубы. «Последствия неумеренного курения», – предположила Кэтрин, поскольку сэр Джон, словно букет, благоухал запахами цветочной парфюмерии и крепкого табака.

– Да, это так, это так.

Он развел руками в белых перчатках и обратился к Кэтрин:

– Вы справедливо заметили, что ваш брат слишком молод и не знает многих принятых в обществе правил. Но все же есть общепринятые нормы, доступные пониманию самого неискушенного человека. Мальчик должен уплатить долг и вернуть часы. Кэтрин охватила паника.

– Но сумма проигрыша для нас непосильна.

Сэр Джон потер ладонью о штаны, словно низменный разговор о деньгах мог его запачкать, и повернулся к сыну:

– Сколько он задолжал, Томас?

– Пятьдесят фунтов.

Кэтрин непроизвольно открыла рот. Томас торжествовал, определенно напрашиваясь на то, чтобы его обозвали лжецом.

– Вы уверены, что правильно назвали сумму? – еле сдерживаясь, уточнила Кэтрин. – Она кажется мне… несколько неточной.

– Совершенно уверен, мисс Миллер, – заявил Томас. Обшарив глазами ее грудь, он перевел взгляд на талию и ниже, и Кэтрин почувствовала себя оскверненной.

– Да, и часы, – добавил сэр Джон. – Нельзя забывать о моих часах. Они никогда не показывали точного времени, но это – дело принципа. Оценим их, допустим, в двадцать фунтов. Я считаю, что это более чем справедливо, мисс Миллер.

С таким же успехом он мог запросить и тысячу.

– Сэр, – начала было Кэтрин, но во рту у нее пересохло. Она прокашлялась. – У меня нет таких денег.

Покачав головой, сэр Джон вздохнул.

– Что ж, я сделал все от меня зависящее. – Он обернулся к сыну. – Пойдем, Томас. Наша миссия завершена.

Томас надулся:

– Но они же не заплатили.

– Ты должен понимать, что у людей их круга не найдется сразу же необходимая сумма денег. Им нужно будет время, чтобы ее собрать. – Он одарил Кэтрин желтозубой улыбкой. – В вашем распоряжении семь дней, мисс Миллер. Затем я обращусь к правосудию.

Когда они удалились, Кэтрин уткнулась лицом в ладони и застонала. «О, если бы здесь был Маркус!» Она удивиласьтому, как быстро привыкла на него полагаться.

«Когда ты в последний раз просила кого-нибудь о помощи, Кэт?» – вспомнила девушка слова Маркуса. Взяла бы она деньги, если бы он предложил? Как это ни странно, пожалуй, да. Однако Маркус уехал. Можно было бы взять в долг и у Прескотта, но Кэтрин знала, что денег у него нет. Недавно Прескотт истратил все свои сбережения на очередную приятельницу. Других кредиторов ей не найти, а ничего ценного на продажу у нее нет. Что же делать?

Внезапно Кэтрин вспомнила о дневнике в кожаном переплете, который она обнаружила в кладовке. Возможно, он ничего и не стоит, но почему бы не попытать счастья? Но кто поможет ей выяснить, насколько он ценен?

– Спасибо, что вы согласились принять меня, мистер Гиллис, – сказала Кэтрин, усаживаясь на свободное местечко в захламленном кабинете юриста.

Все вокруг – от большого, коричневого рабочего стола и потрепанного полосатого дивана до столика и стула перед горящим камином – было завалено бумагами. Кэтрин снова припомнились слова директора Данна: «Мистер Гиллис слишком занят серьезными размышлениями, чтобы заботиться о таких пустяках, как опрятность и мода». Долгие годы мистер Гиллис трудился на благо Андерсен-холла, неужели он не сможет дать ей какие-нибудь рекомендации по поводу дневника? Или, по крайней мере, подскажет, кто способен определить его стоимость. А может быть, он даже посоветует ей, как вести себя с Уинстонами.

– Я всегда рад видеть вас, мисс Миллер, – ласково поприветствовал ее мистер Гиллис, поплотнее устраивая на своей переносице очки в золотой оправе. – Извините меня за беспорядок, но недавно мой кабинет подвергся ограблению.

– Ограблению? – Кэтрин широко раскрыла глаза.

– Да. – Он нахмурился. – К счастью, ничего ценного не похитили. Но все мои документы перевернули вверх дном.

– Мне очень жаль. Я ничего не знала. Иначе я не стала бы вас отвлекать.

– О, не берите в голову, мисс Миллер. Материалы расследования, слава богу, находились у меня дома, и они в полном порядке.

«Материалы расследования?» – Кэтрин изумленно приоткрыла рот.

– Вы, конечно же, в курсе происходящего, поскольку являлись секретарем директора Данна, однако теперь в деле возникли некоторые сложности. Вы по-прежнему хотите продолжать борьбу за титул барона Коулриджа? – спросил ее Гиллис. – И пришли посвятить меня в какие-нибудь подробности?

Кэтрин почувствовала, как кровь отхлынула от ее щек.

– Что-что?

– Для кого вы добиваетесь этого титула? – он вопрошающе устремил на нее свои проницательные карие глаза.

Кэтрин облизала пересохшие губы.

– Директор Данн не счел возможным сообщить об этом, – прибавил Гиллис, – но мне очень хотелось бы знать. Не возьмете ли вы на себя труд просветить меня?

Кэтрин медленно покачала головой.

Гиллис кивнул:

– Что ж, это ваше право. Но вы ведь намерены продолжить начатое им дело?

– Мне пока трудно сказать что-либо определенное, – Кэтрин казалось, что она погружается в какой-то кошмарный сон.

– Тогда вам лучше взять у меня материалы расследования и просмотреть их в спокойной обстановке, чтобы решить, какой линии поведения нам лучше придерживаться. За этими субъектами числится список неблаговидных поступков длиной в целую милю, и если вы решите не останавливать процесс, то я не думаю, что у нас возникнут какие-либо трудности. – Обойдя стол, он взял свой коричневый саквояж и начал перебирать бумаги, которые в нем находились. – Единственная проблема – налаживание необходимых контактов. Но, если вы желаете, я вам помогу.

– Благодарю вас, мистер Гиллис. – Кэтрин смогла выдавить из себя только эту фразу.

– А, вот они.

Словно во сне Кэтрин взяла протянутые Гиллисом бумаги. На верхнем листе размашистыми черными буквами было начертано «Кавдихорны».

Кэтрин стало плохо. Если бы девушка не сидела на стуле, то она упала бы прямо на пол.

– Директор Данн занимался этим делом лично, но он захотел, чтобы бумаги хранились у меня. На тот случай… – Гиллис почесал затылок, еще больше взлохматив и без того взъерошенные волосы, – если с ним что-нибудь случится. – В его глазах появилось странное выражение. – Неужели он предполагал, что Каддихорны опустятся до того, чтобы мстить ему?

Он перевел взгляд на девушку:

– Как вы себя чувствуете, мисс Миллер? Вы так побледнели.

– Со мной все в порядке, – пробормотала она, глядя в пол и пытаясь скрыть свое потрясение.

– Мистер Гиллис! – окликнул юриста с порога розовощекий клерк. – Поверенный мистера Латтимера пришел на встречу с вами, в три часа дня, как и было назначено.

Мистер Гиллис вздрогнул.

– Да, да, конечно. – Все еще поглощенный разговором, он махнул рукой. – Простите, мисс Миллер, но у меня деловое свидание. Если вы соблаговолите обождать в приемной, я освобожусь минут через сорок. Пожалуйста, останьтесь, и мы продолжим беседу.

Глядя перед собой невидящими глазами, Кэтрин поднялась, удивляясь тому, что ноги еще не перестали ее держать, и медленно покинула кабинет. Но вместо того чтобы остаться в приемной Гиллиса, девушка двинулась к выходу.

– Мисс Миллер! – закричал ей вслед мистер Гиллис. Однако потрясение почти лишило ее рассудка.

Трость. «Трость из слоновой кости с черной отделкой и ручкой в форме орлиной головы» – так сказал Маркус. Трость принадлежала человеку, который нанял убийцу директора Данна.

Слишком много совпадений. В глубине души Кэтрин уже знала правду. Если Каддихорнам стало известно о том, что директор Данн намеревается оспорить их прошение, они, не раздумывая, решили устранить его. «Интересно, почему этим убийством не занялся их поверенный, сплошь состоящий из пороков, мистер Крюгер», – мелькнуло в голове Кэтрин. По словам Маркуса, убийцу зовут Конрад Феркс. Может быть, Крюгера уже нет в живых. Нет, небеса вряд ли были столь милосердны.

Кэтрин никогда не забудет тот ужас, с которым она и Джаред совершили отчаянный прыжок из окна второго этажа ночью, накануне того дня, когда их должны были отправить в Вифлеемскую психиатрическую лечебницу, больше известную как Бедлам. Девушка случайно услышала, что Крюгер собирается запереть их там и объявить сумасшедшими. Ведь в случае признания их невменяемыми титул перейдет к Каддихорнам. Что же до денег, то Дики Каддихорн, их опекун, давно ими уже распоряжался исключительно в своих интересах.

После их прыжка Джаред уцелел только благодаря зарослям кустарника, в которые он угодил, а вот самой Кэтрин не повезло. Она упала на каменный выступ, неловко подвернув и сломав ногу.

До сих пор перед ее глазами стоит томительно яркий свет звезд, озарявших каждый ее шаг, который давался с таким трудом. Она никогда не сможет забыть ту боль, которая пронзала ее искалеченную ногу тысячами ножей. Разве сотрется в памяти мучительный путь сквозь снежную вьюгу с маленьким братом на руках? И то, с какими усилиями они карабкались по лестнице на чердак соседского амбара, только для того, чтобы, скоротав там остаток ночи, утром бежать дальше.

Кэтрин едва не потеряла надежду на спасение, когда поверенный Каддихорнов стал расспрашивать у хозяина амбара, не видал ли он поблизости детей. Крюгер, еще более беспринципный, чем его хозяева, был опытной ищейкой. Пытаясь хоть как-то сбить его с толку, Кэтрин положила на берег реки свою любимую брошку и кольцо Джареда (и то и другое – фамильные драгоценности Коулриджей), и оставила в песке ведущие в воду следы. Потом она сняла свою сиреневую накидку и, намочив в замерзающей реке, онемевшими от холода пальцами пристроила ее под полузатопленной скалой.

В тот день она сменила имя: отныне она была не Кэтрин Коулридж, а Кэтрин Миллер. Из дочери благородного барона она превратилась в бесприютную сироту, чьи родители умерли в долговой тюрьме. Во всяком случае, именно это она сказала директору Данну, когда они с братом наконец добрались до приюта.

Она вспомнила, как Урия Данн позаботился о них и дал им кров, еду, лечение, и слезы заструились по ее щекам. За все минувшие годы он ни разу не подверг сомнению историю о том, кто они, и каким образом попали в столь бедственное положение.

«Значит, он все-таки узнал правду», – поняла Кэтрин. А она-то гадала, почему он переселил ее в другую комнату и стал предлагать новые наряды. Ведь это произошло… как раз после того вечера, когда она отчитывала мальчишек, пойманных со спиртным мистера Грейвза! Правильно, а после этого они долго разговаривали с Джаредом. Скорее всего, директор Данн в тот момент находился в часовне. Он слышал их и все узнал, но решил сохранить в тайне от всех, даже от собственного поверенного.

Однако он начал процесс против Каддихорнов, претендовавших на титул Джареда и Кэтрин. Он боролся за детей, которые были слишком напуганы, чтобы отстаивать собственные права. И заплатил за это жизнью.

Кэтрин прижала к груди сверток с бумагами. Каддихорны убили ее дорогого учителя. И это – ее вина. Если бы не они с Джаредом, директор Данн был бы жив. Горе, гнев, сознание вины нещадно терзали сердце девушки.

Отмщение. Она жаждала отмщения, жаждала насладиться им. Каддихорны слишком долго оставались безнаказанными.

О, если бы, подобно Маркусу, она могла действовать решительно и отстоять справедливость. Если бы она нашла способ…

Боже всемогущий! У нее осталось меньше семи дней, чтобы достать деньги для Уинстонов, иначе Джареда арестуют. И тогда их претензии на титул вообще перестанут иметь смысл, ведь Джаред не сможет заявить о своих правах из тюрьмы или, страшнее того, от подножия виселицы.

«Если бы Каддихорны не забрали себе наше наследство, деньги не были бы такой проблемой», – с горечью подумала Кэтрин. «На нашу долю выпало слишком много испытаний. При каждом удобном случае Каддихорны пытались нас убить, обокрасть, обмануть, так пусть они испытают то же, что испытывали мы! Пусть они сами станут жертвами!»

Однако перспектива привлечь Каддихорнов к суду была столь сомнительна, что Кэтрин обреченно опустила голову. Ее подбородок уперся во что-то твердое. «Дневник Вора с плошади Робинсон!»

Эта мысль осенила девушку настолько своевременно, что, казалось, ее подсказало само провидение. Дневник словно прислали с небес, чтобы спасти Кэтрин.

Однако удостовериться в подлинности дневника можно было одним-единственным способом, только так можно было быстро достать деньги, чтобы спасти брата.

Но посмеет ли она? И вообще, возможно ли такое?

«Наши сомнения гибельны для нас, ибо, опасаясь действовать, мы не достигаем многих блестящих целей», – вслух процитировала она слова кого-то из великих.

Кроме того, в самом дневнике говорилось, что главное в жизни – это ум и сообразительность.

Дом, где обитали Каддихорны, был когда-то резиденцией семьи Кэтрин, и она в деталях помнила его изнутри. Она помнила, в какой комнате спал каждый из домочадцев, так же хорошо, как и о событиях того страшного дня, когда Каддихорны вторглись в их семейное гнездо.

Кэтрин никогда не забудет, с каким бессильным гневом она следила за леди Фредерикой, которая примеряла бесценные материнские украшения, которые были завещаны самой Кэтрин.

– Эти украшения предназначены для женщины, а не для ребенка, – презрительно фыркала леди. Именно в тот момент Кэтрин поняла: леди Фредерика никогда не допустит, чтобы мамины жемчужные ожерелья коснулись шеи дочери.

Когда леди Каддихорн ложилась спать, она всегда клала драгоценности под подушку. И Кэтрин могла поклясться, что Фредерика до сих пор не изменила своей привычке. Поэтому отыскать сокровища не составит труда.

Итак, Кэтрин обладает достаточной сообразительностью, остается только проверить ее на практике, и дневник поможет ей в этом. Только бы он не обманул ее ожиданий!

От этого зависят их жизни – ее и Джареда.