– Я убью эту подлую леди Помфри, которая недостойна называться «леди»! – в гневе вскричала Дженел, наклоняясь над распростертой на кровати Эдвиной. – Вырву все ее волосы по одному, выцарапаю глаза, заставлю ее есть землю…

Джинни стояла рядом с Дженел и вытирала глаза кончиком носового платка.

– До сих пор поверить не могу, что леди Помфри чуть не отравила нашу Эдвину. Каким мерзким надо быть человеком, чтобы совершить подобную вещь! И использовать слуг для своих черных деяний!

Дженел закивала:

– Лакея, которого леди Помфри за деньги подговорила отравить Эдвину, следует повесить! Слава Богу, что вы, сэр Ли, были с нами и смогли допросить этого человека, благодаря чему мы узнали правду.

Джинни повернулась к сэру Ли, который стоял у окна:

– Вы верите, что он не знал, что находится в напитке, как он утверждает?

– Какая разница? – резко проговорил Прескотт, вышагивая взад-вперед возле кровати Эдвины. – Он мог ее убить!

Джинни заламывала руки.

– Какое счастье, что Эдвина не выпила полную чашку! А бедная горничная… Леди Кендрик говорит, что ей тоже очень плохо.

– Сама виновата. Не надо было воровать господское какао, – изрекла Дженел.

Опираясь на свою трость с золотым набалдашником, сэр Ли поднял голову:

– Если бы не она, мы бы не получили полную уверенность в том, что в какао был подмешан яд. И что след ведет к леди Помфри.

Прескотт не отходил от постели Эдвины. Внимательно вглядываясь в ее лицо, он с тревогой искал в нем признаки нездоровья. Этот час, когда он наблюдал мучения Эдвины, будучи не в силах ей помочь, показался ему вечностью. Но теперь, уставшая и изможденная, Эдвина затихла. Она лежала на кровати с закрытыми глазами, бледная как смерть.

– Бедняжка наконец заснула, – пробормотала Джинни. – Кажется, худшее позади.

– Я поеду за Дафни вдогонку, – заявил Прескотт. – Она не могла далеко уйти.

– Зачем вам ехать вслед за леди Помфри? – спросил сэр Ли. – Какой сейчас в этом прок?

– А если это не пилюли с солями сурьмы? Если это что-то другое? Может быть, у Дафни есть противоядие?

Сэр Ли прищурился.

– Можно переговорить с вами с глазу на глаз, мистер Дивейн?

– Вы меня не остановите! – Прескотт хотел обойти старика, но тот оказался проворнее, чем казался на первый взгляд.

Сэр Ли опустил руку Прескотту на плечо.

– Все же давайте поговорим наедине!

– Ладно. – Прескотт убрал руку сэра Ли со своего плеча. – Но только минуту, не больше. А затем я поеду вслед за Дафни!

Они вышли в коридор. Остановившись рядом с Прескоттом, сэр Ли посмотрел ему прямо в глаза.

– Вы останетесь здесь, мистер Дивейн. Вы нужны вашей невесте.

– Здесь я ей ничем не могу помочь. Там я по крайней мере принесу ей какую-то пользу!

– Противоядия к этому препарату не существует. Леди Росс может помочь только время.

– Может быть, Дафни что-то известно! Она может подтвердить, что это был за химический препарат! Она может…

– Заплатить за все?

Прескотт был охвачен гневом. Уж лучше чувствовать гнев, чем страдать от бессилия, видя муки его драгоценной Эдвины.

– А почему бы и нет? Она это заслужила. Любой, кто хоть пальцем тронет Эдвину…

– Вы в самом деле полагаете, что сможете что-то сделать с леди Помфри? Так сказать, проучить ее?

– Я действительно очень хочу этого.

– Но вы уверены, что у вас хватит духу это сделать? Вы сможете не моргнув глазом поднять руку на женщину, которой когда-то, очевидно, были увлечены?

Прескотт хотел сказать «да», но не мог выдавить из себя ни слова. Он стиснул зубы и сжал кулаки.

– Я не… знаю. Наверное, нет. Но я знаю, что должен противостоять ей. Я не могу оставить все как есть…

– Пусть ею займутся власти…

– О, она обязательно попадет в руки властей. Я об этом позабочусь. Просто так это не сойдет ей с рук! – Прескотт распрямил плечи, в его глазах вспыхнула решимость. Возможно, он не способен применить к Дафни насилие, однако ей самой об этом ничего не известно. А хороший испуг пойдет на пользу этой мерзавке. По крайней мере он узнает точно, какой яд она применила, пытаясь отравить Эдвину.

– Ваша минута истекла, сэр, и мне надо отправляться в путь.

– Я не могу вас отпустить, мистер Дивейн, Я не могу стоять и молча смотреть, как на моих глазах вы совершаете роковую ошибку. Надеюсь, организм леди Росс вовремя избавился от яда, но ее жизнь все еще остается в опасности. Отравление ядом – опасная штука.

Прескотт почувствовал, как у него больно сдавило грудь. Так сильно, что ему стало тяжело дышать.

– Как вы можете так спокойно говорить об этом?

– Наверное, потому, что я знаю о смерти не понаслышке.

– А яды? Вижу, вы с ними тоже хорошо знакомы?

– Что мне и вправду хорошо известно, так это то, как они действуют, а также, к сожалению, каковы губительные последствия их применения.

– В таком случае вы должны понять, почему я хочу поехать за леди Помфри. Мне необходимо выяснить, есть ли надежда… есть ли противоядие…

– Вот что я вам скажу, мистер Дивейн. Преследованием леди Помфри могут заняться другие люди. Другие люди смогут заставить ее понести расплату за свои злодеяния. Но никто, кроме вас, не сможет утешить и успокоить леди Росс.

– Но…

– Послушайте, мистер Дивейн, мне известно, что вы с леди Росс на самом деле не помолвлены.

– Что?..

– Дженел, леди Бланкетт, доверилась мне и рассказала о вашей фиктивной помолвке и поведала о тех обстоятельствах, которые послужили этому причиной. – Видимо, на лице Прескотта было написано крайнее изумление, потому что сэр Ли поспешил продолжить: – Не вините ни в чем эту женщину: просто я внушаю людям доверие, а ей к тому же нужен был кто-то, кому она могла бы излить свои тревоги. Она почувствовала, что на меня можно положиться. Это так и есть. Не беспокойтесь, я не раскрою ваш секрет. Но, отвлекаясь от всего этого, смею вам заметить, что, хотя вы с леди Росс не помолвлены, я вижу, как вы нежно привязаны друг к другу. Ничье присутствие не сможет так облегчить страдания Эдвины, как ваше. И вы никогда себе не простите, если она умрет, а вы в это время не будете держать ее за руку.

У старика на глаза навернулись слезы. Его потухший взгляд выражал глубокую печаль, а его плечи уныло поникли. Проглотив комок в горле, он сказал:

– Я сполна хлебнул горя, мистер Дивейн, но этого уже не выдержу. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы вам не довелось это пережить.

Прескотт сразу же вспомнил о директоре Данне, и боль перенесенной потери с прежней остротой пронзила его сердце. Ему показалось, что сейчас перед ним стоит не сэр Ли, а его старый директор Данн. Потому что будь директор Данн сейчас жив и будь он сейчас здесь, он испытывал бы те же самые чувства, что и сэр Ли. Вне всяких сомнений, он бы посоветовал Прескотту то же самое, что и сэр Ли, и он смотрел бы сейчас на Прескотта с такой же неподдельной заботой и любовью, тревожась за его будущее.

Боль от недавно пережитой утраты смягчила гнев Прескотта. И только страх за жизнь Эдвины как отвратительный червь разъедал его душу.

– Я не могу потерять ее, – прошептал Прескотт. А его взор затуманили слезы. – Я только-только нашел ее… – Охваченный печалью и тревогой, он закрыл лицо ладонями. – Я не хочу снова быть… Я этого просто не вынесу…

Сэр Ли по-отечески обнял Прескотта за плечи.

– Я знаю, что вы не можете ее потерять. Ведь вы ее любите.

Любит? Он ее любит? Прескотт поднял голову и изумленно посмотрел на старика. Неужели то, что он чувствует к Эдвине, – любовь?

Разумеется, он восхищается Эдвиной. Она обладает поразительной способностью вдохновлять его и пробуждать в нем неведомые ему силы. Благодаря Эдвине ему хочется стать лучше, стать более великодушным, добрым и внимательным. Когда Прескотт был с ней, он не притворялся, он был самим собой. Ему не нужно было скрывать свои чувства, и он понимал, что его не осуждают за них. Неужели это… это в самом деле любовь?

Рядом с Эдвиной у Прескотта появлялось ощущение, что у него есть верный защитник, которому не безразличны ни он сам, ни его судьба. Как будто у него появился товарищ, который, что бы ни случилось, всегда на его стороне. Который знает, кто он и какой он, и это его вполне устраивает. Благодаря Эдвине Прескотт больше не был безнадежно одиноким. Но любовь ли то, что он чувствует к ней?

Да, в самом деле, рядом с Эдвиной ему казалось, что все происходящее с ними истинно. Что так и должно быть. Когда они целовались, ласкали друг друга, он чувствовал себя связанным с ней, ощущал себя с ней единым целым.

Впервые в жизни Прескотт не казался себе потерявшим, управление кораблем, плывущим по реке жизни, который неведомо куда несет течение и которому некуда причалить. У Прескотта появилось ни с чем не сравнимое ощущение, что он кому-то нужен. Словно у него есть причал – дом, где его ждут.

Это открытие так ошеломило Прескотта, что он начал заикаться.

– Я… Я п-правда… ее люблю. – А потом более уверенно добавил: – Я в самом деле люблю Эдвину.

– Так ступайте же к ней. А остальное доверьте мне. Я возьму все на себя: свяжусь с властями и сделаю все, чтобы это злодеяние не осталось безнаказанным.

Прескотт кивнул и вытер рукой глаза.

– Если любовь – это когда твое сердце разрывается на части, в таком случае я не уверен, что способен это выдержать.

– Выдержите, если рядом с вами будет любимая женщина. Рядом с любимой вы почувствуете, что вам все по плечу. С ней любая ноша станет легче. Для вас не будет ничего невозможного.

Прескотт резко выпрямился, словно какая-то ужасная мысль вдруг пришла ему в голову. Не менее страшная, чем опасение, что Эдвина может умереть.

– А что, если она не любит меня? Если мои чувства не являются взаимными? Что я могу предложить такой блестящей леди, как Эдвина? У меня нет ни денег, ни титула… Даже имя у меня чужое!

Сэр Ли стиснул руки в кулаки и потряс ими в воздухе.

– Не сдавайтесь! Боритесь за нее! Дали вам это имя при рождении или нет – вы Дивейн. А Дивейны по природе своей борцы.

– Бороться за нее? Что значит бороться?

– Дайте ей знать о своих намерениях. Расскажите о своих чувствах. Пусть она ценит то, что вы готовы сделать ради нее и ради вашего будущего. Дайте ей понять: то, что раньше было притворством, стало настоящим.

– Вы… говорите о браке?

– Конечно! О чем же я могу еще говорить?

Целый каскад противоречивых чувств и эмоций охватил Прескотта.

– Я… я не знаю… Мне раньше никогда не приходило в голову, что я когда-нибудь женюсь…

– Но почему, черт возьми?

– Мысль о женитьбе меня не воодушевляет, сэр. У меня всегда стоит перед глазами неприятный опыт моих родителей.

– Вам не обязательно повторять их ошибки.

В этом-то и заключалась вся ирония – брак с Эдвиной был бы точным повторением ошибок его родителей. Налицо все атрибуты драматической пьесы, скорее трагедии: изысканная леди из знатной семьи выходит замуж за человека не ее круга и в конце концов начинает об этом сожалеть. Потому что, вне всяких сомнений, ее родственники не одобрят этот брак – а отсюда появится целый сонм проблем. Во втором акте героиня убегает от своего недостойного мужа, а затем умирает от постигшего ее разочарования. Ну, не только разочарования, но и от тифа. В последнем акте ребенок, рожденный в этом несчастливом браке, повторяет те же самые ошибки. Дают занавес – и зрительный зал погружается в темноту.

Прескотт очнулся от мучительных воспоминаний. Перед ним вдруг забрезжил лучик надежды. Может быть, все у них сложится по-другому, если они с Эдвиной не поженятся. Если они останутся любовниками – и ничего больше. В таком случае ее семья не будет так категорически возражать. Люди могут сохранять замечательные, нежные отношения без благословения их союза церковью. Может быть, и им это удастся.

Сэр Ли нахмурился, и уголки его рта опустились. Он смотрел на Прескотта проницательным взглядом.

– Если вы собираетесь заводить детей, вы должны пожениться. Вам нужно будет дать им свое имя.

Дети. От Эдвины. Сердце у Прескотта забилось сильнее. Это была его самая заветная мечта. Чтобы его отношения с Эдвиной имели такое счастливое продолжение. Это такая радость – вместе воспитывать ребенка, дарить ему любовь, заботу и поддержку…

Внезапно мечты Прескотта о счастье с Эдвиной резко оборвались. Словно дверь, которая вела к счастью, захлопнулась у него прямо перед самым носом. Прескотту даже показалось, что он услышал, как эта дверь громко хлопнула. Ему нечего предложить Эдвине. Он не хочет, чтобы его ребенок был обречен на жизнь человека второго сорта. Семья Эдвины его будет отвергать, общество – осуждать. Ребенок неизбежно станет свидетелем болезненного расставания родителей под давлением обстоятельств.

– Нет. – Прескотт покачал головой. – Ни о каких детях не может быть и речи!

– Но из вас вышел бы идеальный отец, мистер Дивейн, – увещевал его сэр Ли. – Я наблюдал, как прекрасно вы умеете ладить с людьми, видел, как вы нежны и заботливы с леди Росс. И леди Росс будет превосходной…

– Конечно же, будет, – перебил его Прескотт. – Разве в этом дело? Вы понимаете, что, черт возьми, у меня нет даже того, что я мог бы назвать своим домом? Я не имею морального права заводить детей. Это было бы крайне безответственно с моей стороны. Я не хочу обречь своего ребенка на жизнь, полную страданий.

– На такую, какой была ваша? – сочувственно спросил сэр Ли.

В дверях показалась голова Джинни.

– О Господи! Какое счастье, что вы не уехали! Она зовет вас, Прескотт! Эдвина хочет вас видеть.

Она хочет его видеть. Он ей нужен. И он сейчас пойдет к ней. Обязательно, Он проведет с ней как можно больше времени. Он будет любить ее столько, сколько она позволит ему.

Он отдаст ей все. Сделает для нее все… В том числе спасет ее от того, чтобы она носила его недостойное имя.

Исполненный решимости, Прескотт повернулся к сэру Ли:

– Благодарю вас за мудрый совет. Я ваш должник.

Сэр Ли, качая головой, произнес:

– Разумеется, поспешите к ней. Вы нужны ей, мой мальчик. Но я ловлю вас на слове, и в один прекрасный день я могу взыскать с вас ваш долг.

– Это ваше право, – бросил через плечо Прескотт, направляясь в комнаты Эдвины.

– Нет, сынок, – проговорил старик, когда Прескотт удалился. – Это не мое право. Это мой долг!

Глава 31

На следующий день Эдвина сидела с Прескоттом в гостиной ее апартаментов.

– Фу, какая гадость! – поморщилась Эдвина, понюхав ужасно пахнущую жидкость в кружке, которую протягивал ей Прескотт. – Ненавижу ячменный отвар.

– Перестаньте капризничать и пейте. – Прескотт вложил в руки Эдвины кружку с целебным напитком и откинулся на спинку мягкого кресла.

Сегодня Прескотт был одет в охотничий костюм зеленого цвета, который придавал его глазам более яркий, изумрудный оттенок. Каждый раз, когда Эдвина смотрела на возлюбленного, у нее перехватывало дыхание от его красоты. Он был исключительно заботлив и внимателен к ней. Задумывая свой план, Эдвина и представить не могла, как дорог станет ей этот человек.

Он был сейчас без головного убора, волосы у него были распущены и не напомажены. Таким Прескотт нравился ей больше всего. Эдвина не могла оторвать от него взгляд, ей хотелось протянуть руку и растрепать копну его темных, с медным отливом волос.

Но изнутри ее начало грызть сомнение, хочет ли ее Прескотт по-прежнему. Отвращение к любовным играм, которое питал покойный сэр Джеффри, продолжало преследовать бедную женщину, а в памяти внезапно всплыли слова кузена Генри. Он сказал однажды, что мужа держат подальше от спальни, где его жена лежит в родовых муках, потому что, если мужчина увидит свою жену в таком ужасном состоянии, он никогда больше не сможет до нее дотронуться. Эдвина опасалась, что то же самое можно отнести и к ее отравлению, которое не могло не внушить Прескотту отвращения к ней.

Эта мысль так расстраивала Эдвину, что она готова была разрыдаться. Как раз в тот момент, когда она впервые познала страсть, так обидно все потерять…

Эдвина решила сосредоточиться на приятных мыслях о том, каким ангелом был Прескотт, когда так заботливо ухаживал за ней. Старался предугадать любое ее желание, читал ей вслух книги, водил ее на прогулки, пока горничная делала уборку ее комнат.

Он настоял, чтобы ее комнаты вычистили до блеска, а постельное белье сменили. Прескотт буквально сдувал с Эдвины пылинки.

Да, Прескотт трогательно ее опекал. Но целовал ее так, как целуют свою сестру, и прикасался к ней, как нежный брат. А Эдвина стосковалась по его пылким мужским ласкам и страстным поцелуям, от которых кружится голова.

Казалось, Прескотт совсем не видел в ней женщину. Она была для него пациентом, нуждающимся в уходе, другом, которому необходима компания, а не женщиной, испытывающей потребность в своем мужчине. Эдвина понимала, что думать подобным образом эгоистично с ее стороны. Но ничего не могла с собой поделать. Ей хотелось, чтобы Прескотт желал ее – с той сумасшедшей, безудержной страстью, которую она испытывала к нему.

Но Эдвина не собиралась допытываться у Прескотта, как именно он сейчас к ней относится. Она считала, что это все равно, что спрашивать мужчину, почему он не присылает цветов. Все, что она могла себе позволить в этой ситуации – быть благодарной Прескотту за его участие. И это выбивало ее из колеи.

– Ну-ну, не упрямьтесь. Выпейте это, – терпеливо упрашивал он Эдвину, прерывая ее размышления. – Иначе я сейчас же позову Дженел. А вам прекрасно известно, что она сторонница жестких мер и строжайшей дисциплины.

– Боже мой! А вы, оказывается, настоящий тиран, – пошутила Эдвина, изо всех сил пытаясь скрыть, что сердце у нее разрывается на части. – Могли бы быть не столь суровым к несчастной жертве злодейского отравления. – А затем совсем другим, более серьезным тоном добавила: – Я правда очень ценю все, что вы сделали для меня, Прескотт. Мне хотелось бы вычеркнуть из памяти тот ужас, который мне пришлось пережить за эти последние несколько часов. Но я никогда не забуду вашу чуткость и доброту.

Прескотт пожал плечами:

– Я уверен, что будь вы на моем месте, вы бы вели себя точно так же.

– Конечно. Но это нисколько не умаляет ваших заслуг. – Эдвина сделала глоток тепловатого отвара – неприятного на вкус, но целительного для ее желудка. – Я надеюсь, вы перестали винить себя в том, что случилось?

– Похоже, вы не хотите, чтобы я это делал, – улыбнулся Прескотт, но грусть у него в глазах заставила сердце Эдвины сжаться.

Не удержавшись, она тихонько пожала его руку.

– Прескотт, дайте мне слово не упрекать себя.

– Договорились. – Он улыбнулся, поднялся с места и так нежно поцеловал ее в губы, что у Эдвины камень с души свалился и все ее тело охватил радостный трепет.

«Так, значит, он все еще хочет меня!»

Нежно гладя распущенные локоны Эдвины, он прошептал:

– Ах, как же я соскучился по вашим сладким губам! – Вздохнув, Прескотт добавил: – Доктор прописал вам полный покой, но мне кажется, несколько поцелуев вам не повредят. Вы согласны?

Любимый мужчина берег ее от перенапряжения! А она, глупенькая, все это время беспокоилась, что он ее больше не хочет как женщину. Эдвину охватило чувство бесконечной нежности к этому потрясающему человеку.

Эдвина погладила щеку Прескотта и прошептала:

– Ну… я чувствую себя намного лучше… К тому же доктор сказал, что мне нужно проводить как можно больше времени в постели…

Потянувшись к губам Эдвины, Прескотт проговорил:

– Боюсь, это не совсем то, что обычно подразумевают под понятием «полный покой»…

– Гм… – Кто-то тихо кашлянул за спиной Прескотта. – Гм… – Кашель повторился.

Прескотт выпрямился. На пороге стояла леди Кендрик, настроенная по-деловому. Эта женщина была похожа на капитана корабля: она чувствовала себя в ответе за все, что происходило, и пребывала в вечных хлопотах, выполняя свои обязанности с неизменным энтузиазмом. Потирая руки, леди Кендрик довольно заметила:

– Как я рада снова видеть румянец у вас на щеках, Эдвина!

Эдвина вспыхнула.

– Благодаря вашему удивительному гостеприимству и добросовестности ваших слуг я ни в чем не знаю нужды. Благодарю вас за все, миледи.

– Да, хорошо. Но было бы лучше, если бы все это безобразие никогда с вами не случалось. И о чем только я думала, включая в список приглашенных эту ужасную леди Помфри!

Прескотт бросил на Эдвину взгляд, полный нежности.

– Давайте лучше поговорим о чем-нибудь более приятном.

– Согласна. – Леди Кендрик поморщилась. – Не пригласи я эту женщину, вечеринка бы удалась на славу. А сейчас, ну…

Прескотт потер подбородок.

– Зато вашу вечеринку уж точно долго не смогут забыть!

Матрона расцвела.

– А что? Вы правы. И как мне это раньше не приходило в голову?

– Всем станет известно не только о несчастье с Эдвиной, но и о вашем необыкновенном радушии.

– А у вас просто талант видеть вещи с хорошей стороны, мистер Дивейн!

В это время вошел слуга в ливрее, поклонился гостям и прошептал что-то на ухо леди Кендрик. Матрона молча кивнула ему, а затем перевела взгляд на Прескотта и Эдвину.

– Извините, мне срочно надо удалиться.

После того как она ушла, Эдвина схватила Прескотта за руку и прошептала:

– Мне неловко, что мы используем эту вечеринку для того, чтобы поймать шантажиста, Прескотт. Я не могу избавиться от ощущения, что мы злоупотребляем гостеприимством леди Кендрик, и при этом бессовестнейшим образом обманываем ее.

– Не забывайте, Эдвина, что не мы с вами заварили всю эту кашу, а шантажист. И мы делаем все, что возможно, чтобы леди Кендрик ни о чем никогда не узнала. – Прескотт покосился на открытую дверь. – И раз Джинни не получала никаких вестей от шантажиста, у нас нет другого выхода, как продолжать наши поиски.

– Непонятно, почему он до сих пор не выставил нам свои требования.

Прескотт пожал плечами:

– Предполагаю, что он хочет, чтобы жертва немного понервничала. Или, может быть, выходка Дафни каким-то образом спутала его планы?

– А может быть, Джинни – не единственная из гостей, прибывших сюда не только для развлечения? Возможно, среди приглашенных есть и другие жертвы шантажа…

– Хотите сказать, что этот человек решил созвать своих жертв вместе, чтобы ему было легче собирать с них деньги? Возможно, вы правы. И наверное, именно поэтому шантажист до сих пор не напомнил о себе. Просто до Джинни пока не дошла очередь.

– Тем более необходимо как можно скорее остановить этого негодяя. Нам нужно обыскивать не одну комнату за ночь, а больше…

Прескотт схватил Эдвину за руку.

– Во всей этой неразберихе я забыл вам кое о чем сказать.

– Что?

– Прежде всего то, что сэру Ли обо всем известно. И он желает нам помочь.

– Замечательно. Я питаю симпатию к этому старику. И к тому же его профессиональный опыт будет для нас исключительно полезен.

– Честно говоря, я тоже чувствую к нему расположение. Но я хотел вам еще кое о чем сообщить. Вы помните, что вчера, перед вашим отравлением, я до самого рассвета не оставлял вашу спальню?

– Как я могу об этом забыть! – выдохнула Эдвина, и от воспоминаний о вчерашней ночи у нее на щеках вспыхнул румянец.

– Так вот… Ночью кто-то обыскал мою комнату.

– Что? У вас что-нибудь пропало?

– Ничего. И это кажется мне самым странным. Словно этот человек просто осматривался. Все вещи на месте.

– Думаете, это могла быть леди Помфри? – спросила Эдвина и непроизвольно схватилась рукой за живот. Одно упоминание об этой женщине вызывало у нее приступ тошноты.

Прескотт покачал головой:

– Окажись в моей комнате Дафни, она бы перевернула все вверх дном, разорвала бы и разбила все, что только можно.

– Вы уверены, что это был именно обыск? Может быть, там просто убиралась горничная?

– Да, я абсолютно точно в этом уверен. Я прекрасно помню, на какой странице оставил закладку в своей Библии. Закладка, которую мне когда-то подарил директор Данн, оказалась совсем на другой странице.

– Вор, читающий Библию?

Прескотт пожал плечами и улыбнулся:

– Чего только не бывает в жизни!

– Так что, по-вашему, хотели найти, устраивая обыск… Ах, леди Кендрик!

Не выпуская руку Эдвины, Прескотт выпрямился. Матрона виновато улыбнулась:

– Прошу меня извинить, но я только что узнала, что к нам прибыл новый гость.

– Кто?

Леди Кендрик просияла.

– Граф Вуттон-Баррет. Ваш дорогой батюшка, Эдвина.

Эдвина снова почувствовала дурноту, но на этот раз соли сурьмы были ни при чем.

– Я должна оставить вас, чтобы сделать кое-какие приготовления. Меня ждет ваш батюшка. Прошу меня извинить. – Она повернулась и с высоко поднятой головой вышла из спальни.

– Что с вами, Эдвина? – забеспокоился Прескотт. – Вы побледнели. Вам нехорошо?

– Да. То есть нет. Это не из-за отравления. – Она покачала головой, охваченная замешательством. – Просто, ну… Я знала, что рано или поздно мне придется предстать перед отцом. Это входило в мой план. Но я не ожидала, что он примчится в такую даль для того только, чтобы встретиться со мной. – Эдвина кусала губы. – Я думала, у меня будет больше времени, чтобы собраться с мыслями…

– Наверное, он взбешен, – пробормотал Прескотт, нервно поправляя галстук. – Вы собираетесь сказать ему, что между нами все кончено?

– Нет. – Эдвина покачала головой и сильнее сжала руку Прескотта. – Нет, я хочу, чтобы мы с вами были вместе. А вы… этого хотите?

– Да, конечно. Но мы планировали разорвать помолвку. В этом случае ваш отец, обрадовавшись, что мы не поженимся, оставил бы нас в покое.

Эдвина отпустила руку Прескотта, поднялась с места и подошла к окну. Она стояла там, скрестив руки на груди, уставившись в одну точку.

– Я считаю, что это… немного по-детски. Если я хочу противостоять отцу, я не должна прятаться за фиктивную помолвку и скрывать от него свое истинное намерение – заявить о своих правах на независимость. Ради Бога, я давно выросла! И должна вести себя как взрослая женщина.

– Если мы не разорвем помолвку, ваш отец будет вне себя от гнева.

– Я не уступлю его угрозам. Воля моего отца не должна больше влиять на мою жизнь. У меня есть мои собственные желания. И я хочу быть с вами.

– Да, но какой ценой?

Эдвина подняла глаза на Прескотта:

– Что вы имеете в виду?

– Ведь он ваш отец. Вы должны жить с ним в мире и согласии.

– Рискуя при этом потерять саму себя? – Эдвина покачала головой. – Дело не в вас, Прескотт. Дело во мне, и моем отце, и в наших с ним отношениях. Вы – всего лишь причина, которая свела меня сейчас с отцом. Но наше противостояние имеет давнюю историю.

– Вы должны его понять. Ваш отец желает вам добра. Он считает, что вам нужно удачно выйти замуж, иметь обеспеченное будущее…

– Именно поэтому я и вышла за сэра Джеффри и была с ним очень несчастна. Мы с отцом слишком разные. Он не понимает ни меня, ни того, что мне нужно в жизни. Иначе бы он никогда не выдал меня замуж за сэра Джеффри. – Эдвина тяжело вздохнула. – Он понятия не имеет, что может сделать меня счастливой. Он всегда считал меня глупой чудачкой, которой необходимо руководство, потому что, по его мнению, мои странности меня до добра не доведут.

– Он так и сказал? – спросил Прескотт, переполняемый негодованием.

– О да. И он еще много чего говорил, не особенно стесняясь в выражениях. Поэтому всякий раз, когда отец заводит одну из своих обличительных речей, я начинаю плакать. В общем, веду себя не слишком разумно.

– На этот раз во время объяснения с вашим отцом вы будете не одна, а вместе со мной.

Эдвина ласково посмотрела на него.

– Благодарю вас, Прескотт. Но когда вы станете меня защищать, я буду не в состоянии постоять за себя.

Прескотт подошел к Эдвине и сжал ее руки в своих ладонях.

– Мне хочется быть вашим рыцарем и защитником, Эдвина. Ради вас я готов сразиться с кем угодно. Хоть с огнедышащим драконом. Хоть со вспыльчивым графом.

Она улыбнулась, растроганная его галантностью, зная, что Прескотт говорит искренне.

– Эту битву я должна выиграть сама. Мне давным-давно надо было встретиться с отцом, но у меня все не хватало духу смело посмотреть ему в лицо. Легче было уходить от конфликта, избегая встреч с ним. Наверное, точно так же я поступала, когда от меня чего-то требовали сэр Джеффри и свекровь. Они не считались со мной. Не давали мне и шагу ступить без их разрешения. А я им молча позволяла это делать. Пора мне начать наконец жить своей жизнью и выбирать свой собственный путь.

Прескотт привлек Эдвину к себе и нежно обнял ее.

– Но вы уже начали жить своей жизнью и выбрали свой собственный путь. Вы организовали Общество образования и развития женщин…

– Это не одно и то же. Организацией общества я занималась тайком. Я ничего не говорила своим родителям, пока вся работа не была завершена. Я делала все втихую, понимаете, Прескотт? Я боялась, что они попытаются меня остановить и у них это получится. – Вдыхая знакомый мускусный запах, Эдвина еще крепче прижалась к Прескотту, ощущая его поддержку.

– Но раз ваша затея с женским обществом вам удалась, значит, вы не дали им одержать над собой верх. Кажется, вы даже имеете собственный бизнес?

– Мои родители об этом даже не подозревают. Мы с Генри ведем наши дела тайком. А теперь настало время, когда я хочу наконец перестать скрываться, Прескотт. Мне надоело жить в постоянном страхе, что родители обо всем узнают. Пора наконец открыто жить той жизнью, которой я хочу жить. Я хочу стать похожей на вас и не извиняться перед людьми за то, какая я.

От этих слов Эдвины Прескотту стало не по себе.

– А если вы не выдержите давления обстоятельств, Эдвина? Если ваш отец упрется? Если он отринет вас? Откажет не только в финансовой поддержке, а в любой поддержке вообще?..

– Как ваш дед поступил с вашей матушкой? – осторожно спросила Эдвина.

– Да. Я недостоин того, чтобы из-за меня вы теряли семью, Эдвина. Семья – это все. – Голос Прескотта задрожал. – Если бы вы потеряли свою семью из-за меня, если бы вас отвергли ваши родственники… я бы себе этого никогда не простил!

Она вздохнула.

– Я не могу строить свою жизнь, руководствуясь словами «если бы» и «а вдруг». Мне надо наконец узнать, чего я стою. И любит ли меня мой отец. Есть только один способ расставить все точки над i – встретиться с ним.

Глава 32

Запустив пальцы в свою шевелюру, Прескотт стоял в тени большого дуба и не отрываясь смотрел на закрытые стеклянные двери гостиной.

Проклятие! Ничего не видно! Солнце отражается от стекла и бьет в глаза. К тому же Эдвина и ее отец прошли в глубину комнаты.

– Подглядываете, да?

Прескотт вздрогнул и повернул голову.

– Ах, это вы, сэр Ли. Вы напугали меня.

Сэр Ли шел по садовой дорожке, опираясь на свою трость. Приблизившись к Прескотту, он спросил, показывая на двери гостиной:

– Полагаю, там леди Росс со своим батюшкой?

Прескотт кивнул:

– Она… ну… Эдвина сказала, что хочет взять огонь на себя.

Старик сунул в рот сигару и закурил, выпуская колечки дыма.

– Тогда ей не позавидуешь. У графа Вуттон-Баррета крутой нрав.

– Мне следовало бы быть сейчас рядом с ней.

– Так что вы здесь делаете, молодой человек? Неужели струсили?

– Так захотела Эдвина. А я уважаю ее желания…

Сэр Ли понимающе улыбнулся.

– Ну, теперь у меня отпали последние сомнения в том, что вы влюблены. – Сэр Ли вынул из кармана тонкую сигару и протянул ее Прескотту. – Закурите?

– Нет, благодарю вас.

«Так что же там у них, черт возьми, происходит?» Уже в который раз Прескотт доставал из нагрудного кармашка пиджака золотые часы и смотрел на стрелки циферблата. «Прошло всего семь минут, а кажется, что их разговор тянется уже целых три часа».

– Как вам угодно. – Старик положил сигару обратно в карман и повернул голову в сторону стеклянных дверей. – Так вы полагаете, граф Вуттон-Баррет несколько разочарован, что вы с леди Росс помолвлены?

– Для чего же еще ему было ехать в такую даль, да еще верхом на лошади?

Сэр Ли выпустил изо рта колечко дыма.

– И в самом деле, для чего еще?

– Готов поспорить, что он даже не останавливался, чтобы напоить лошадь, стремясь как можно скорее отчитать Эдвину за то, что знается с таким, как я. «Нам негоже разбавлять нашу голубую кровь кровью какого-то простолюдина!»

– Леди Росс собирается объявить отцу, что помолвка разорвана?

– Нет. Но лучше бы она сказала сейчас отцу именно это. Потому что рано или поздно Эдвина будет сожалеть, что так не сделала. Она будет раскаиваться… что выбрала меня. – Стремительной походкой Прескотт решительно направился к стеклянным дверям. – Я не позволю ей разрушить свою жизнь…

Сэр Ли схватил Прескотта за руку, желая его остановить.

– А разве это не ее право – решать самой, как поступать?

Прескотт покачал головой:

– Я слишком сильно люблю ее. Я не могу молча смотреть на это. Ведь в конце концов однажды она начнет меня презирать. И я этого не вынесу.

Прескотт убрал руку старого джентльмена и, распахнув стеклянные двери, ворвался в гостиную.

Эдвина стояла спиной к двери и лицом к своему отцу. Она прямо и смело смотрела ему в глаза. Лицо орущего благим матом графа потемнело от гнева. Он метал громы и молнии.

Услышав шаги, Эдвина обернулась. У нее дрожали губы, но было видно, что она держалась молодцом и за все это время не проронила ни слезинки. «Ну покажи ему свой характер, детка! Пусть знает, что ты не робкого десятка!»

Граф повернул голову. Увидев Прескотта, он сначала удивленно расширил глаза, а затем прищурился. Он смотрел на Прескотта пристальным, немигающим взглядом.

– Ах, это вы, дьявольское отродье, о котором я наслышан!

Более чем холодный прием графа не поколебал решимости Прескотта.

Вуттон-Баррет размахивал кулаком.

– Сейчас же убирайтесь отсюда! Наш разговор вас не касается.

– Как раз напротив, ваше сиятельство. Видите ли, я готов развеять ваши опасения. Я заявляю вам, что у меня нет намерений жениться на вашей дочери.

– Да вам не видать ее как своих ушей!

На лице у Эдвины было написано изумление. Она была потрясена.

Прескотт прошел дальше в гостиную.

– Извините, Эдвина. Но у меня нет ни денег, ни титула. Черт возьми, нет даже своего собственного имени! Мне нечего вам предложить, Эдвина.

Вуттон-Баррет нахмурился:

– Что вы этим хотите сказать, Дивейн? Вы намекаете, что вам нужна отступная? Так вот, знайте: вы не получите от меня ни гроша!

– Мне ничего от вас не нужно, ваше сиятельство. И ваша дочь – тоже.

Ошеломленная словами Прескотта, Эдвина, покачнувшись, едва удержалась на ногах. Прескотт мгновенно подбежал к ней.

– Что с вами? Вам нехорошо? Вы заболели?

В ответ она только покачала головой.

– Со мной все в порядке. Просто я неприятно удивлена вашим заявлением. Для меня оно было неожиданным. Знаю, как вы относитесь к браку, но… – На глазах у Эдвины блестели слезы. – Наверное, я не ожидала услышать то, что вы сейчас сказали.

– Я не хотел причинять вам боль, Эдвина. Но у меня нет другого выхода. Цена ошибки слишком высока. Вы сами должны знать, что у нас с вами все равно бы ничего не получилось.

– Ничего я не знаю и знать не хочу!

– Что значит «цена слишком высока»? – громогласно вопрошал Вуттон-Баррет. – Она что, платит вам?

Не обращая внимания на графа, Прескотт прошептал в самое ухо Эдвине:

– Я не допущу, чтобы вы разрушили из-за меня свою жизнь, Эдвина. Я не стою этого.

– Но дело не в вас…

– Во мне. Ваш отец никогда не позволит, чтобы вы остались со мной.

– Но это мне самой решать, а не ему…

Прескотт покачал головой:

– Я недостоин того, чтобы из-за меня вас отвергла ваша семья. Уж мне-то, как никому другому, известно, что семья – самое главное в жизни. Ведь у меня самого нет никакой семьи.

– Это вы точно изволили заметить: вы этого недостойны! – изрек граф.

Вырвавшись от Прескотта, Эдвина расправила плечи и набросилась на своего отца:

– Не смей говорить с ним в подобном тоне! Прескотт Дивейн – добрый, внимательный и порядочный человек. Я никогда не встречала таких достойных людей, как он.

Слыша, с каким пылом Эдвина его защищает, Прескотт ликовал в душе.

– Если я решила никогда не выходить замуж, – продолжала она, – у меня есть на это свои причины. Он здесь ни при чем.

У Прескотта засосало под ложечкой. Она решила никогда не выходить замуж? Никогда? Это не новость для него: Эдвина уже говорила об этом. Но как ни абсурдно было с его стороны обижаться, Прескотт был задет этим ее признанием.

– Нет, ты выйдешь замуж! – заорал граф. – И вовсе не за этого паршивого пса!

Глаза у Эдвины гневно сверкнули.

– Не смей оскорблять Прескотта! – прокричала она хрипло. – Ты можешь сколько угодно критиковать то, что я делаю, но не смей плохо говорить про него!

– Ах ты, неблагодарная! – вопил Вуттон-Баррет. – Защищаешь этого жалкого негодяя, вместо того чтобы поддержать родного отца! Ты должна целовать следы моих ног за все, что я для тебя сделал!

– Я тебе благодарна за все, отец, – с горечью в голосе заметила Эдвина. – Но я давно уже взрослая женщина…

– Вздорная и сумасбродная особа, в голове у которой не осталось ни капли здравого смысла!

– А теперь послушайте меня! – угрожающе проговорил Прескотт и выступил вперед, изо всех сил стараясь держать себя в руках.

Граф погрозил ему мясистым пальцем.

– А вас не спрашивают! – Он повернулся к дочери: – Ты сумасбродка. Ты всегда была со странностями. Но теперь я решил раз и навсегда прекратить потакать твоим глупым фантазиям. Зря ты вообразила, что я позволю тебе поступать, как тебе взбредет в голову. Ты выйдешь за виконта Белвуда – и все тут!

Эдвина не поверила своим ушам.

– Ты что, не понял, что я тебе сказала?

– А ты в состоянии представить, чего мне стоило подогревать интерес Белвуда после всех твоих безумных выходок? – не обращая никакого внимания на слова Эдвины, накинулся на нее отец. – Были сделаны все необходимые приготовления, получено специальное разрешение на брак. Это громадная удача, что мне удалось убедить виконта Белвуда, и он не отказался взять тебя в жены!

– Не отказался взять ее в жены? – Негодованию Прескотта не было предела. – Да этот человек – самый счастливый на свете!

– Я приказал вам держать рот на замке! Эдвина – моя дочь, и я лучше знаю, чего она стоит!

Стиснув кулаки, Прескотт подошел к графу Вуттон-Баррету вплотную.

– Очевидно, вы просто не знаете свою дочь!

– Я точно знаю одно: без такого алчного проходимца, как вы, ей будет лучше! Я и так с ней вдоволь натерпелся. Она мне слишком дорого встала!

– «Слишком дорого встала»? Вы говорите о ней так, будто речь идет о мешке пшеницы. Побойтесь Бога – она же ваша родная кровинка!

– Вот именно! И кому, как не мне, знать, что для нее лучше! Мне – а не вам! В конце недели она выйдет замуж за виконта Белвуда – и точка.

– Черта с два она выйдет за виконта Белвуда!

«Ни за кого она не выйдет! Кроме меня!» Эта мысль пришла в голову Прескотту неожиданно для него самого. Она пришла ему на ум прежде, чем он успел ее осознать, – пьянящая и соблазнительная, манящая обещанием счастья. Он почувствовал легкое головокружение.

– А вас никто не спрашивает! – кричал на Прескотта граф. – У вас нет права голоса во всем, что касается моей дочери, вы… жалкое отребье! Если вы попытаетесь приблизиться к моей дочери, вы пожалеете, что на свет родились!

Эдвина побледнела.

– Перестань, отец! Не смей угрожать ему! Ты заходишь слишком далеко!

Вуттон-Баррет скривил губы.

– Белвуд научит тебя, как должна вести себя настоящая английская леди. Он-то уж сумеет вправить тебе мозги. Даже если для этого придется высечь тебя розгами! Я даю ему на это мое родительское благословение!

После этих слов графа у Прескотта внутри все закипело от возмущения. Сам не сознавая, что делает, он размахнулся и двинул кулаком прямо по высокомерному носу Вуттон-Баррета.

Граф покачнулся и упал прямо на обитый ситцем диван. Лицо ему заливала кровь.

Эдвина вскрикнула и с огромными от ужаса глазами кинулась к распростертому на диване отцу.

– Ну что, убедилась, что он животное? Видишь, что мне приходится терпеть из-за тебя? Он настоящая скотина!

Когда Прескотт увидел, как изменилась в лице Эдвина и с каким беспокойством она склонилась над отцом, внутри у него все похолодело от ужаса. Только сейчас до Прескотта дошло, что он натворил. Он замер, потрясенный тем, что наделал, не в силах сдвинуться с места. Он только что поднял руку на отца Эдвины! Этого она ему никогда не простит. Он совершил непоправимое. Он все испортил! Все его надежды на счастье теперь разбиты. Все пошло прахом.

Эдвина бросила на Прескотта выразительный взгляд и сказала отцу:

– Не надо было Прескотту распускать руки. Зря он не сдержался и ударил тебя.

Прескотт опустил глаза, терзаясь раскаянием. Эдвина перевела взгляд на отца.

– Но ты сам его спровоцировал: оскорблял его, угрожал ему и мне.

Прескотт не поверил своим ушам. Что это? Неужели Эдвина защищает его? Его сердце снова наполнила надежда.

– Попрошайку и альфонса оскорбить невозможно! И про такого человека ты говорила: «Джентльмен не по происхождению, а по своим поступкам». Как будто такое в жизни бывает!

– Но ты угрожал, что меня высекут розгами. Ты оскорблял человека, который не сделал тебе ничего плохого! – Глаза Эдвины гневно сверкнули, она поднялась и гордо расправила плечи. В ее взгляде было торжество. – Или нормы поведения тебя лично не касаются?

– Но это не я устраиваю кулачные бои!

– Нет, зато ты угрожаешь и подстрекаешь!

Лицо Вуттон-Баррета побагровело.

– Да как ты смеешь…

– Перестаньте! – раздался чей-то резкий голос. – Говорю вам, сейчас же прекратите это!

Все повернули головы к открытым стеклянным дверям.

Слегка опираясь на трость с золотым набалдашником, в гостиную входил сэр Ли. С невозмутимым видом глядя на залитое кровью лицо Вуттон-Баррета, как будто в этом зрелище не было ничего из ряда вон выходящего, он кивнул:

– Добрый день, Вуттон-Баррет.

– Прикажите арестовать этого человека, сэр Ли! – Поднимаясь с дивана, граф махнул заляпанным кровью платком в сторону Прескотта. – Он напал на меня! – Повернувшись к Прескотту, Вуттон-Баррет процедил сквозь зубы: – Я добьюсь, чтобы тебя за это вздернули на виселице!

– Вздернули на виселице? – ахнула Эдвина. Подбежав к Прескотту, она схватила его за руку. Лицо у нее стало белее мела.

У Прескотта пересохло во рту. Он знал, что людей приговаривают к смертной казни и за менее тяжкие проступки. Вуттон-Баррет презрительно фыркнул.

– Его точно повесят за то, что он на меня напал!

Качая головой, сэр Ли вышел вперед.

– Как будто вы сами не заслуживаете того же, Вуттон-Баррет!

– Ч-что вы сказали?

– Мне известно, что здесь происходит. – Глаза старика сверкнули, и губы скорбно сжались. – Боюсь, я слишком хорошо это понимаю.

Граф прищурился:

– Что вы хотите сказать, черт возьми?

– Тридцать лет назад я был на вашем месте: делал скоропалительные заявления, ругал мою неразумную и упрямую дочь и бранил на чем свет стоит мужчину, которого она полюбила.

Услышав эти слова, Прескотт замер от неожиданности. Сэр Ли качал головой, в глазах у него стояли слезы.

– Барбара всегда была упрямой девочкой. И гордости у нее было хоть отбавляй. В этом она походила на своего отца.

– Барбара… – прошептал Прескотт. – Мою мать тоже звали Барбара…

Сэр Ли поднял на Прескотта глаза, полные неподдельного страдания.

– Я хотел переломить ее глупое упрямство. – Слезы потекли по его морщинистым щекам. – Но вместо этого разрушил свою семью. И свою душу тоже. Боль разрывала мне сердце на части.

– Какое отношение все это имеет к тому, что он меня ударил? – вопрошал Вуттон-Баррет. – Я желаю, чтобы его немедленно арестовали.

– Тише, – сказала Эдвина отцу.

Вуттон-Баррет рявкнул:

– Не смей так говорить со мной…

– Довольно, отец! Хоть один раз в жизни думай не только о себе, но и о других тоже! – Отвернувшись от графа, Эдвина сильнее сжала руку Прескотта. Он был безмерно признателен ей за поддержку.

Прескотт все еще испытывал замешательство. «Моя… мать… Но это невозможно! Наверное, это просто совпадение…»

В горле у него встал комок. Он протянул руку к сэру Ли.

– О чем вы… о чем вы сейчас говорите?

Сэр Ли смахнул слезу.

– Я хотел сказать, что тридцать лет назад я заявил своей дочери, что, если она выйдет замуж за человека, которого полюбила, я вычеркну ее из своей жизни. Если бы я заранее знал, чем это все обернется, Прескотт…

– Это вы обыскали мои комнаты…

– Да. И я нашел там Библию. Эту Библию я подарил Барбаре, когда она была еще ребенком. Книга подписана – там стоит наша фамилия.

Прескотт почувствовал, как все поплыло у него перед глазами. Он тяжело опустился в кресло и прикрыл глаза ладонью.

– Я не верю… – Прескотт поднял глаза на сэра Ли. – Вы – мой дедушка?

Граф Вуттон-Баррет поднялся.

– А мне наплевать. Будь он хоть единственным наследником принца-регента. Он меня ударил!

– Вы не слышали, что я сказал, Вуттон-Баррет? Это мой внук! И вся его жизнь до этого прошла без меня. Я много выстрадал. Больше, чем вы можете себе представить. Я потерял свою дочь, своего внука – потерял самое дорогое на свете. И все потому, что я был глупым старым ослом.

Сэр Ли указал тростью на грудь графа:

– Граф Вуттон-Баррет, вы можете быть более великодушным и мудрым человеком, чем был в свое время я? Хватит ли вам ума понять, что этих двоих ничто не остановит? Потому что они по-настоящему любят друг друга. Что ваша недальновидность и отсутствие гибкости может обречь вас в будущем на жестокие страдания, которые не каждый в состоянии выдержать?

Эдвина наклонилась над Прескоттом. В ее глазах он увидел тревогу и беспокойство за него.

– Вы хорошо себя чувствуете?

Прескотт медленно покачал головой:

– Все так неожиданно! Это трудно сразу переварить…

Эдвина обняла его и нежно прошептала ему на ухо:

– Я с вами. Что бы ни случилось, я буду с вами. – Ее поддержка, возможно, была тем единственным, что позволяло Прескотту сохранять здравый ум в этот момент. Все, что до сих пор ему было известно о самом себе, оказалось ложью. Все, кроме одного. Его фамилия и в самом деле Дивейн…

– Разве вы не видите, как сильно эти двое любят друг друга? – спросил сэр Ли.

– Мне это абсолютно безразлично. Внук он вам или нет – я не успокоюсь, пока не увижу его на виселице! – С этими словами отец Эдвины повернулся и вышел вон из комнаты.

Эдвина обняла Прескотта еще крепче, желая передать ему всю силу своей любви и нежности, понимая; как сильно он сейчас страдает.

Неуверенной походкой сэр Ли подошел к Прескотту.

– Ты сможешь когда-нибудь простить меня, сынок?

От волнения у Эдвины перехватило дыхание.

Одно долгое мгновение Прескотт молчал, а затем медленно высвободился из ее объятий. Эдвина нехотя отпустила Прескотта и отодвинулась от него, продолжая держать свою руку у него на плече. Всем сердцем она ощущала глубину его мук и безмерно сочувствовала ему.

Прескотт покачал головой:

– Вы все знали… Вы все это время знали обо всем, ведь так?

– Нет. Я ничего не знал, пока не приехал сюда. Пока тебя не увидел. – У сэра Ли на глазах блестели слезы. – Ты же как две капли воды похож на свою покойную мать… – Старик закивал, и горькие слезы ручьем покатились у него по щекам. – Стоило мне увидеть тебя, как я тут же обо всем догадался. Но до этого самого момента, клянусь тебе, я ничего о тебе не знал…

Не в силах больше держаться на ногах, старик как подкошенный рухнул на диван. Он сидел, сокрушенный и убитый горем, низко опустив голову, ссутулившись – словно согнулся под тяжестью мучительных воспоминаний.

– Моя дочь умерла с ненавистью в душе. Она так сильно ненавидела меня, что даже не сообщила, что у меня есть внук. И я не могу ее за это винить. Человек без сердца, который отвергает свою собственную плоть и кровь, не может вызывать доверия и недостоин столь бесценного подарка судьбы… – Старик замолк, пытаясь справиться с нахлынувшими чувствами. Он достал из кармана носовой платок и вытер глаза. – Она так никогда и не узнала, как сильно сожалел я о своей ошибке. Как я раскаивался.

Сердце у Эдвины готово было разорваться от жалости к старику. Из-за трагедии, причиной которой он стал, из-за того, какие муки ада пришлось ему пройти и как до сих пор сильно болит у него эта незаживающая рана.

Сэр Ли поднял полные слез глаза и, всхлипывая и горестно качая головой, проговорил:

– Даже о том, что моя дочь умерла, я узнал лишь спустя несколько недель после ее кончины. – Он горько усмехнулся. – Я, в подчинении у которого находились сотни офицеров разведки, посвященный в сотни и тысячи сокровенных тайн других людей, не знал, что моя собственная дочь умирает. Даже не догадывался, что мой внук – моя родная кровинка – оказался на попечении совершенно посторонних людей. Я был настоящим болваном – упрямым и жестоким…

Уронив голову на грудь, старик заплакал, не стесняясь своих слез. Его костлявые плечи вздрагивали от рыданий.

В комнате воцарилась гробовая тишина.

У Прескотта что-то шевельнулось в душе. Раскаяние старика растрогало его до слез. Движимый сочувствием, он сделал шаг к своему родному деду.

Эдвина отошла в сторонку, стиснув перед собой руки в жесте мольбы, мысленно прося Бога о счастливом исходе тягостной для всех сцены.

– Я много раз мечтал об этом моменте, – проговорил Прескотт бесцветным голосом, – о том моменте, когда я смогу сказать человеку, который разрушил мечты моей матери, который оставил нас умирать в нищете… что я не нуждаюсь в нем, что я прекрасно обошелся без него и без его семьи… Когда я смогу сказать ему, чтобы он убирался к черту со своей проклятой семьей.

Сэр Ли – заплаканный и пристыженный – поднял голову:

– И я не виню тебя за это, сынок…

– Однако сейчас у меня язык не поворачивается это сказать. Вы хитрый сукин сын, скажу я вам. Вы завоевали мое доверие, вкрались ко мне в душу. Мы беседовали о жизни, я прислушивался к вашим мудрым советам, между нами установилось взаимопонимание…

Сэр Ли вытер глаза.

– Теперь, когда мы стали так близки, – неторопливо продолжал Прескотт, – я не могу остаться безучастным к вашему горю, не могу пренебречь вашим раскаянием. Я не сомневаюсь… что вы искренне сожалеете обо всем случившемся.

Сэр Ли поднялся.

– Я бы сейчас отдал все ради того, чтобы можно было повернуть время вспять. Чтобы можно было все изменить… Чтобы оградить тебя от всего, через что тебе пришлось пройти. Я знаю, что теперь слишком поздно и я мало что могу тебе предложить… – Сэр Ли простер к Прескотту дрожащую руку. – Но может быть, когда-нибудь в будущем ты сможешь меня простить?

Прескотт, не говоря ни слова, обнял деда.

Сэр Ли снова разрыдался, крепко прижимая Прескотта к себе, словно не хотел его больше никуда отпускать от себя.

Слезы застилали Эдвине глаза. Она стояла и смотрела затаив дыхание на обнимающихся деда и внука.

– Гордыни в нашей жизни нам обоим хватило с лихвой, – проговорил Прескотт хриплым от чувства голосом. – Нам обоим пришлось хлебнуть немало. Хватит с нас страданий и душевной боли! – А затем, посмотрев через плечо и встретившись глазами с Эдвиной, добавил так проникновенно, что у нее захватило дух: – Мне кажется, я готов к тому, чтобы у меня появилась семья, которую я назову своей.

Глава 33

Спустя несколько часов Эдвина стояла в своей комнате у открытого окна и смотрела на ночное небо, на залитый лунным светом сад. Небо было усеяно мириадами звезд, и, глядя на них, Эдвина мечтала о самом заветном.

Как ярко сияли у Прескотта глаза и как уверенно звучал его голос, когда он произнес слова, от которых сердце радостно всколыхнулось у Эдвины в груди: «Мне кажется, я готов к тому, чтобы у меня появилась семья, которую я назову своей»!

Даже теперь, когда Эдвина вспоминала эту фразу, ее сердце начинало учащенно биться в предвкушении счастья. Неужели Прескотт имел в виду семью, которую он создаст с ней? Смеет ли она мечтать об этом?

Теперь уже Эдвина понимала, что в самой идее замужества не было ничего такого, что бы ей не подходило. Просто ее брак с сэром Джеффри был несчастливым. Как был бы неудачным любой брак, в котором муж пытался бы подавлять ее, навязывать свою волю.

Прескотт был совсем другим человеком. Он понимал ее. Он принимал Эдвину такой, какая она есть. В глубине души Эдвина была уверена, что Прескотт не стал бы помыкать ею, не пытался бы переделать ее и решать все за нее. Напротив, он всей душой поддерживал ее и то, что для нее важно в жизни. Ее драгоценное детище – Общество образования и развития женщин – не вызывало у Прескотта недоверия и презрения, как, например, у ее отца. Напротив, он поддерживал Эдвину морально и даже оказывал ей содействие в решении некоторых практических вопросов.

Эдвина постоянно чувствовала рядом с собой надежное плечо Прескотта, о которое можно было опереться в трудную минуту. С Прескоттом она могла позволить себе быть самой собой. Ей было с ним легко и спокойно. Она ощущала, что ее ценят и любят. Эдвина была на седьмом небе от счастья. Как эти сверкающие звезды, которые смотрят на нее с ночного неба.

Сама мысль о том, что она может быть женой этого человека, что она будет соединена с ним навеки узами брака, вызывала у нее необыкновенный душевный подъем. Брак с Прескоттом казался самым естественным делом на свете. Это предел ее мечтаний. Даже больше, чем то, чего она могла желать.

Тем не менее Прескотт пока не попросил ее ни о чем. И – подумать только – совсем недавно он был даже готов прекратить с ней всякие отношения! Разумеется, он собирался сделать это ради ее же блага – чтобы предотвратить ее разрыв с отцом. Однако не слишком ли легко он пошел на эту жертву?

Эдвина недовольно нахмурилась. Может быть, ее мечты о свадебных колоколах несколько преждевременны? Возможно, у Прескотта даже в мыслях этого нет? Может быть, пригрезившиеся Эдвине обручальные кольца на самом деле не что иное, как колечки дыма от сигар сэра Ли? Эдвина чувствовала: Прескотт в ней души не чает, искренне восхищается ею. Но достаточно ли всего этого для брака?

Кроме того, по-прежнему оставался нерешенным вопрос с ее отцом. При мысли об отце Эдвина совсем пала духом. Обуреваемый жаждой мести, отец требовал, чтобы Прескотт предстал перед судом. Он желал, чтобы его обидчика арестовали, бросили в тюрьму, наказали розгами, а потом повесили.

Эдвина потерла кончиками пальцев пульсирующие болью виски. Ей нужно думать о том, как спасти любимого от виселицы. Куда подевался свойственный Эдвине здравый смысл? План. Ей срочно нужен план действий.

Эдвина подошла к секретеру, достала бумагу и принадлежности для письма.

Так, нужно составить список. Список чего? Список качеств, которые ее привлекают в Прескотте? Которые вызывают у нее восхищение? Что, если она составит этот список, отец прочтет его и изменит свое решение? Ей могло бы помочь только одно – если она кинется отцу в ноги и станет слезно умолять пощадить ее возлюбленного, пообещает порвать с Прескоттом ради того, чтобы спасти его жизнь…

При мысли о том, что она, может быть, никогда больше не увидит Прескотта, не услышит его бархатный низкий голос, его смех, Эдвина похолодела. Она больше не ощутит его волнующий мускусный запах, не сможет гладить его бархатную кожу, не поцелует его нежные губы, не будет заниматься с ним любовью. Не сможет смеяться его веселым шуткам, наслаждаясь его остроумием. Не сможет проводить время в его приятной компании и не испытает то ни с чем не сравнимое чувство уверенности, которое всегда давало его присутствие рядом с ней. Никогда больше не будет этого прекрасного ощущения гармонии и взаимопонимания, когда им на ум одновременно приходили одни и те же мысли или когда они превосходно обходились без слов…

От страха навсегда потерять все это у Эдвины сжалось сердце. Грудь сдавила такая жуткая боль, что она не могла ни вздохнуть, ни охнуть.

Как спасти Прескотта? Спасти его от смерти, от позора?

Она сделает все, чтобы вызволить его. Пусть даже ей придется совершить сделку с самим дьяволом. Она спасет жизнь человека, которого любит.

Нахмурясь, она взяла перо и, обмакнув его в чернила, написала: «Брак». Затем перечеркнула это слово жирной чертой. «Любовные отношения», – медленно нацарапала она пером, но точно так же зачеркнула. Наконец из-под пера появилось новое слово: «Ничего». Написав его, она долго сидела, уставясь на лист бумаги, решая про себя, сможет ли она это вынести. Печаль камнем легла Эдвине на сердце, и глаза наполнились слезами.

В это мгновение в дверь постучали.

Эдвина вскочила с места и, скомкав листок, сунула его в ящик стола.

– Войдите.

– Эдвина! – В комнату ворвалась необычно взволнованная Джинни. Она тяжело дышала, как будто за ней гнались. К груди она прижимала кожаную сумку.

Плотно притворив за собой дверь, Джинни подбежала к Эдвине.

– Ах, Эдвина! Я должна сообщить тебе потрясающие новости! – Розовощекая матрона вся так и светилась от счастья. – Просто поверить в это не могу!

– Значит, ты уже знаешь?

– Что знаю?

– Что сэр Ли оказался дедушкой Прескотта.

Джинни замолчала, и глаза ее сделались круглыми от изумления.

– Вот это новость! Это же просто великолепно!

– Так, значит, ты ничего не слышала? Ты мне хотела сообщить о чем-то другом?

Держа сумку прямо перед собой, Джинни воскликнула:

– Ты не поверишь, что я нашла на своей кровати несколько минут назад!

– Свою сумку?

– Ты что, не понимаешь? – Джинни вынула из сумки пачку писем, перевязанную оранжевой ленточкой. – Это мои письма! Жерару!

– Как это? Как это могло случиться?

Джинни изумленно качала головой:

– Представления не имею! Письма просто лежали на кровати. А рядом с ними я нашла записку, в которой говорилось, что этот проклятый шантажист больше никогда меня не побеспокоит. Я так и не получила от него никаких требований, и пятьсот фунтов, которые он вымогал у меня за письма, остались при мне. Я ума не приложу, кто мог принести мне эти письма! – На глаза Джинни навернулись слезы. – Это похоже на чудо. Моя Джудит спасена!

Эдвина, расчувствовавшись, нежно обняла подругу:

– Я так рада за тебя!

– Все это было как один сплошной кошмарный сон. – Джинни качала головой и вытирала слезы. – Мне до сих пор не верится, что это позади.

– Джинни, тебе надо скорее сжечь письма. Ты сама это прекрасно знаешь.

– Знаю. – Джинни с нежностью смотрела на пачку писем. Ее лицо стало задумчивым. – Но мне бы хотелось перечитать их еще хоть один разочек…

– Понимаю, как они тебе дороги, но нужно избавиться от них как можно скорее, пока их никто не увидел…

Джинни сжала руку Эдвины.

– Дорогая, можно я перечитаю их прямо здесь, у тебя? Останься со мной, пожалуйста. А после этого мы вместе их сожжем. Вечером. И может быть, Дженел и Прескотт к нам присоединятся. Так будет лучше всего.

Эдвина колебалась. Но ведь ее отец не сможет ничего предпринять в эти ближайшие полчаса. Тем более что леди Кендрик обещала повлиять на него. Она уверила Эдвину, что сделает все возможное, чтобы он не наломал дров в порыве гнева. Надежда на то, что леди Кендрик удастся убедить отца и полностью уладить дело, была слабой, но, может быть, она уговорит его не выдвигать обвинений против Прескотта? Тогда Эдвине не придется заключать сделку с дьяволом! Ей не придется идти на эту страшную для нее жертву, отказываясь от Прескотта.

Чтобы леди Кендрик убедила графа Вуттон-Баррета успокоиться и тщательно обдумать свои действия, ей требуется какое-то время. А пока не стоит форсировать события.

Эдвина пожала руку Джинни.

– Разумеется, я сделаю, как ты просишь. Я побуду с тобой, пока ты читаешь письма.

Держа в руках сумку, Джинни подошла к креслу и села. Она развязала оранжевую ленточку, бережно развернула первое письмо и принялась читать. Ее лицо стало мечтательным, а на губах заиграла блаженная улыбка.

Чувствуя себя здесь лишней, Эдвина отвернулась и стала смотреть в окно. Она думала о том, как, наверное, тяжело любить, но, несмотря на это, расстаться с человеком по воле обстоятельств. Но Джинни, похоже, смогла это пережить и смирилась с утратой. Может случиться так, что Эдвине тоже придется через это пройти. Что, если леди Кендрик не сумеет уговорить отца? Они с Прескот-том тоже будут лишь обмениваться нежными посланиями, в которых будут вспоминать мгновения, проведенные вдвоем?..

Эдвина воспрянула духом. Одной из причин, которая побудила Джинни начать переписку с ее любимым Жераром, была необходимость сообщить ему о том, что у нее будет от него ребенок. А если за то время, которое они с Прескоттом были вместе, они успели зачать ребенка?..

Ребенок! Ребенок может изменить все!

Слава Богу, она еще не разговаривала со своим отцом!

Если Эдвина окажется и вправду в интересном положении, она никогда не лишит будущего ребенка такого замечательного отца, как Прескотт. А также не сможет скрыть эту удивительную новость от Прескотта, прекрасно понимая, что он не допустит, чтобы его будущий ребенок рос без отца, как он сам.

«О Боже мой… Что же мне делать?»

В этот момент снова раздался стук в дверь, и Эдвина с Джинни переглянулись. Джинни поспешно спрятала письма и кивнула подруге. После этого Эдвина громко сказала:

– Да-да. Входите.

Дверь открылась, и в комнату торопливым шагом вошел Прескотт. Он был спокоен и даже весел и довольно улыбался. Эдвине показалось, что она никогда не видела его таким счастливым. Он весь просто сиял от счастья.

У Эдвины учащенно забилось сердце. Ее охватила та ни с чем не сравнимая радость, которую, она всегда испытывала, когда рядом был Прескотт.

Эдвина бросилась к нему:

– С вами все в порядке?

Прескотт привлек Эдвину к себе и нежно обнял ее.

– Лучше, чем можно себе представить. Учитывая все, что на меня внезапно обрушилось.

– Вы держитесь молодцом. Вы с таким мужеством все это восприняли! Если бы со мной приключилось то же самое, я бы падала в обморок каждые пять минут.

– Чепуха! – Прескотт поцеловал ее в висок. – Вы гораздо сильнее, чем кажетесь. Я помню, как вы великолепно держались, когда противостояли самому графу Вуттон-Баррету. – Он сильнее прижал Эдвину к себе. – Вы были просто великолепны, когда защищали меня… Это произвело на меня неизгладимое впечатление.

Уткнувшись Прескотту в плечо, Эдвина пробормотала:

– Я дрожала как осиновый лист.

– Однако все равно не отступили.

Слегка отстранившись от Прескотта, она заглянула ему в глаза:

– Я очень сожалею, что отец вел себя так отвратительно по отношению к вам.

– Но я все равно зря его ударил.

– Вы ударили графа Вуттон-Баррета? – воскликнула Джинни, вскакивая с места.

– Джинни! Извините. Я не заметил, что вы здесь.

– Я перечитывала письма. – Глядя на Прескотта сияющими глазами, она показала ему пачку писем, перевязанную оранжевой ленточкой. – Вот моя переписка с Жераром. Вся – от первого до последнего письма. Какой-то доброжелатель, пожелавший остаться неизвестным, оставил их на моей кровати вместе с запиской, сообщавшей, что больше меня никто не побеспокоит.

– Гм… – Прескотт задумчиво поскреб подбородок. Странная мысль внезапно пришла ему в голову. До этой вечеринки за городом сэр Ли ничего не знал о Прескотте. По его словам, он не любил покидать Лондон, потому что самые важные события происходят не где-нибудь, а именно там. Так почему же, несмотря на это, он все же решил отправиться на этот светский раут в сельскую глушь?

Прескотт заметил, что, устроив обыск в его комнате, сэр Ли действовал мастерски. Он сработал как настоящий профессионал. Если бы не закладка в Библии, Прескотт никогда бы не догадался, что его апартаменты тщательно обыскали. Сэр Ли не был таким уж безобидным старичком, каким хотел казаться.

Прескотт поджал губы и задумался. После столкновения с графом Вуттон-Барретом в гостиной они с сэром Ли долго сидели в саду и задушевно беседовали, словно старались наверстать упущенное за тридцать лет. Потом, примерно около часа назад, старик вежливо откланялся, сказав, что хочет отдохнуть после треволнений этого дня. А Прескотт остался сидеть в саду, пытаясь собраться с мыслями.

– Когда вы увидели письма на своей кровати, Джинни? – спросил Прескотт.

Джинни наморщила лоб, вспоминая точное время.

– Минут тридцать назад. Горничную вызвали вниз, а затем велели ей найти меня. Поэтому на несколько минут моя комната была в распоряжении человека, который принес туда эти письма.

Не слишком ли много совпадений? Непохоже, чтобы сэр Ли был сколько-нибудь изумлен и потрясен, впервые услышав от них про шантаж. Более того, он сказал, что хочет внести свой вклад в дело поисков злоумышленника. И это в его-то возрасте! Эдвина как-то выразила догадку, не присутствуют ли на вечеринке, кроме них, и другие жертвы того же самого шантажиста. До сих пор никому не приходило в голову, что, возможно, они не единственные, кто его выслеживал.

Эдвина с тревогой взглянула на Прескотта:

– Вас что-то беспокоит?

– Ах вот вы где! – С озабоченным видом в комнату влетела запыхавшаяся Дженел. Не успев отдышаться, она воскликнула: – Вы слыхали последние новости? Я видела, как два полицейских вели под руки мистера Тодда. Но они почему-то называли его мистером Куинсом!

– Мистера Тодда? – ахнула изумленная Джинни. – А я думала, он родом из Ноттингема…

Дженел все еще тяжело дышала и обмахивалась веером.

– Он недавно приехал в Лондон, и никто не наводил справки о его жизни в Ноттингеме. Никто не знал наверняка, откуда он родом.

– Он вращался как раз в тех самых кругах, где мы сосредоточили наш поиск, – согласилась Эдвина. – Он входил в наш список.

Дженел жестом попросила Эдвину дать ей договорить.

– Офицеры полиции настойчиво называли его «мистер Куинс»! Они сказали, что Тодд – вымышленное имя, которое присвоил себе Куинс! Он скрывал свою личность! Но самым непостижимым во всей этой истории мне кажется то, что эти офицеры оказались совсем другими, а не теми, которых наняли мы в лондонской полиции!

Джинни кусала губы.

– Так, значит, ты думаешь, что это они вернули мне мои письма? Как же они узнали о шантаже?

– Значит, тебе вернули письма? – радостно воскликнула Дженел. – Тем лучше! Я очень рада за тебя.

– Может быть, мы попали в самую точку, думая, что существуют и другие жертвы шантажа. Наверное, это они наняли тех полицейских, которые провернули эту операцию, – предположила Эдвина. Но потом ей на лицо легла тень сомнения, и, качая головой, она проговорила: – Но в таком случае почему они вернули письма Джинни? Ведь это вещественные доказательства, которые могут быть использованы в суде!

Прескотт почувствовал необходимость переговорить со своим дедушкой. Обняв Эдвину за талию, он кивнул:

– Уверен, скоро мы обо всем узнаем. – «Как только я побеседую с сэром Ли». – А теперь давайте отпразднуем эти радостные события: то, что Джинни вернула свои письма, а мерзкого шантажиста арестовали.

– Нам нужно отметить много приятных событий! – добавила Дженел, и ее глаза радостно заблестели. – Я так счастлива, что нашелся ваш родной дедушка. Мне сэр Ли с первого взгляда понравился. Он очень милый и обходительный.

Прескотт вскинул голову:

– Да, но не всегда.

– Прескотт, вы простили его? – с надеждой спросила Эдвина, глядя ему прямо в глаза.

– Наверное. Хотя печаль по-прежнему гложет мое сердце. Не все можно забыть, однако… Я не таю на него зла. Ему пришлось много выстрадать… – Прескотт пожал плечами. – Мне еще о многом надо поразмыслить. Но я не сомневаюсь: постепенно жизнь расставит все на свои места. Все будет хорошо… со временем. Мне только хотелось бы… – В горле у Прескотта встал комок, мешая ему говорить. – Жаль, что этого не сможет увидеть директор Данн… Он бы порадовался за меня…

Дженел неожиданно схватилась за голову:

– Боже мой! Из-за всех этих волнений я чуть не забыла самое главное. Я пришла предупредить вас, Прескотт!

– О чем?

– Сюда направляется граф Вуттон-Баррет! И он вне себя от гнева!