– Вот хам! – воскликнула Фанни, обняв подругу за плечи. Они сидели рядышком на месте преступления, окутанные шелковыми простынями и мраком. – Он гнусный пес, мерзкий мужлан, второго такого не сыскать!

– Если мы станем поносить его, это делу не поможет, – возразила Лилиан, сжимая в объятиях подушку, лежавшую у нее на коленях. – Особенно если учесть, что он прав. Мы обманули его, усыпили, связали и хитростью ввергли в соблазн.

– Но ведь не ты все это сотворила с ним, а я.

– Возможно, не я привязывала его руки к кровати, но я позволила тебе совершить все эти злодейства. Более того, я…

– Это никак нельзя назвать злодейством. Черт возьми, большинство мужчин дорого бы заплатили за такое развлечение, тем более с девственницей.

– Но Николас Редфорд не такой, как большинство мужчин.

– Теперь я в этом убедилась. – Фанни нахмурилась: – Ничего ужасного мы с ним не сделали.

– Мы лишили его возможности выбора – спать со мной или нет. Я играла на его чувстве чести, когда просила помочь Диллону. А это отвратительно.

– Не стоит так строго судить себя, Лилиан. Ты лишь пыталась сделать то, что считаешь справедливым.

Лилиан испытывала не только чувство вины, но и стыда.

– А разве я строго себя сужу? – спросила она.

Фанни скептически оглядела ее.

– Ты никогда меня не убедишь в том, что действовала со злым умыслом. Кто угодно, только не ты.

– Так получилось, что человек, в котором я нуждалась для того, чтобы спасти Диллона, оказался как раз тем мужчиной, о котором я мечтала почти год. – Она покачала головой, потрясенная собственным безумием. – Редфорд прав. Я пренебрегла нравственностью под тем предлогом, что совершаю доброе дело.

– Да о чем ты, черт возьми, толкуешь?

Лилиан попыталась облечь в слова терзавшее ее чувство вины:

– Моя невинность была чем-то вроде невидимого шита, ограждавшего меня от всего дурного, что я могла бы почерпнуть от таких, как леди Фергусон или миссис Бьют.

– Они просто наглые особы, у которых нет…

– Они столпы общества, Фанни, и, возможно, судят обо мне правильно. В их глазах я падкая до наслаждений женщина, отринувшая чувство собственного достоинства ради прихоти. Именно такой я теперь и стала.

– Чепуха! Ты не соблазнительница. Нет, черт возьми! Ты была напугана, как кролик, в которого прицелились из лука.

– Но не настолько, чтобы не довести дело до конца.

– Но ведь он тебя заставил. На самом деле все не так просто.

– Прекрати, Фанни. Я просила его о ласках.

Усмешка Фанни стала шире:

– Настолько хорошо было, да? Клянусь, что я бы охотно поменялась с тобой местами сегодня ночью. Я была внизу и играла в пикет с мистером Стенли и проиграла ему золотой.

– Во всяком случае, ты можешь отыграться, – пробормотала Лилиан, у которой немного отлегло от сердца. У Фанни был талант во всем находить светлую сторону.

Фанни похлопала Лилиан по руке:

– Не горюй, что потеряла невинность. Она тебе вовсе ни к чему. Ты ведь дала обет безбрачия.

Лилиан задумчиво пощипывала шелковую простыню.

– И все же…

– Уже изменила свое мнение?

– Разумеется, нет. Ценой неимоверных усилий я освободилась от власти Кейна и не собираюсь попадать в зависимость от другого мужчины.

– Не все мужчины похожи на Кейна.

– Мы ведь говорили об этом прежде, Фанни. Если бы я и вышла замуж, ну, скажем, за Диллона, все равно оказалась бы в клетке, а это не то, что мне нужно, пусть даже клетка золотая.

– В таком случае какая беда, что ты рассталась с невинностью? Теперь по крайней мере ты испытала нечто такое, чего никогда прежде не ожидала, – вкус страсти.

– Но какой ценой? Даже если какой-то этап соития и не был ужасным…

Фанни фыркнула.

– Ладно, мне это понравилось.

– Понравилось?

– Да, это было прекрасно.

– Земля ушла из-под ног?

– Это ты правильно сказала. Именно ушла из-под ног.

– Черт возьми! Если в ближайшее время мне не удастся залучить в свою постель мужчину, я закрываю лавочку и становлюсь монахиней.

Их взгляды встретились, и обе разразились смехом. Лилиан хохотала до слез, а потом вдруг из груди ее вырвалось рыдание.

– Тихо, тихо, дорогая, – шептала Фанни, обнимая ее. – Что сделано, то сделано.

– Почему мне так плохо? – спросила Лилиан сквозь слезы. – Ведь я никогда не рассчитывала на то, что он воспылает ко мне нежными чувствами.

– Думаешь, он просто воспользовался тобой?

– Да. Впрочем, не совсем так. Скорее я им воспользовалась. Однако я в смятении.

– Видишь ли, Лилиан, для женщин секс нечто сложное. Никогда не знаешь заранее, что почувствуешь, когда все будет кончено.

– В таком случае я ни за что больше не соглашусь повторить этот омерзительный опыт.

– Чушь! Секс – это чудесно. Но в первый раз не всегда.

– Правда? У тебя было так же?

– Ну… – Фанни передернула плечами. – У меня была совсем другая ситуация.

– Расскажи! – Лилиан вытерла глаза и уставилась на подругу.

– После моего первого опыта мне хотелось вопить от радости. Я думала, что это веха в моей жизни и что теперь я буду счастлива. Будто секс был широкой дорогой, которую следовало пересечь, чтобы добраться до счастья! Как бы не так! Я представляла свою будущую жизнь в хорошеньком домике с любимым и красивым мужем и кучей детей. – Фанни взмахнула рукой, и губы ее презрительно искривились. – Ну что за нелепые мечты! Дикки Этуотер не имел ни малейшего намерения жениться на мне или на какой-нибудь другой женщине, разве что его притащили бы к алтарю с петлей на шее.

– Ты любила его?

– В то время мне было пятнадцать лет, и я едва ли понимала, какой завтрак мне нравится.

– Какой ужас!

– Вовсе нет, – пожала плечами Фанни. – Отец выгнал меня из дома. Мать украдкой сунула мне в карман семь фартингов. Больше она дать не могла. И я отправилась в путь. Через день у меня осталось всего полтора фартинга. Я набрела на старый амбар и увидела, что туда входят и оттуда выходят люди. Было поздно, уже темнело, и я озябла. Я истратила последнюю монетку, чтобы попасть внутрь, да еще мне пришлось просить, чтобы меня пустили. Там шел спектакль «Тамерлан» по пьесе Кристофера Марло.

– Перст судьбы?

– Божественное провидение, – со вздохом согласилась Фанни. – Оглядываясь назад, могу с полным правом сказать, что представление было посредственным. Как и сама бродячая труппа актеров мистера Лоуэлла. Но тогда я решила, что это рай на земле. Я дождалась конца спектакля и представилась мистеру Лоуэллу. И к утру родилась Фанни Фигботтом.

– Все хорошо, что хорошо кончается.

– Было и хорошее, и плохое.

Лилиан кивнула, ощутив некоторое облегчение.

– Мое единственное утешение в том, что, раз мистер Редфорд отказывается помочь оправданию Диллона, мне незачем больше с ним видеться. Господи, молю тебя, спаси меня от этого гнусного человека.

– И как, по-твоему, это примет Диллон?

– После последнего судебного заседания суда только мысль о том, что нам удастся привлечь Редфорда на свою сторону, не дала ему пасть духом.

– Ты скажешь ему, что предприняла?

– Ни за что! Он бы пришел в ужас. Я объясню ему, что мне не удалось заручиться помощью Редфорда. – Лилиан вытерла слезы. – Он будет просто раздавлен.

– Ну, Лилиан, никто не скажет, что ты не сделала отчаянной попытки и не пожертвовала своим самым большим сокровищем.

– Очень забавно! – Она подняла глаза на Фанни. – Думаю, мне не удастся убедить тебя пойти со мной в Ньюгейтскую тюрьму?

– Я должна подвести черту. Не стану больше брать заложников, Лилиан. Женщина может сделать только то, что ей доступно.

Лилиан вздохнула, другого ответа она и не ожидала.

– Все не так уж и плохо, – сказала Лилиан. – Диллона поселили в доме смотрителя тюрьмы. К счастью, этот мистер Ньюмен готов на все ради денег.

– Это старая практика снимать часть казенной квартиры на территории тюрьмы для некоторых заключенных. И все это вполне законно, – мудро заметила Фанни. – Но у тебя не хватит денег, чтобы заманить меня туда.

– Тогда я отправляюсь одна, – пожала плечами Лилиан. – Слезами горю не поможешь. Надо действовать.

– Принарядись. Ванна, новое платье, немного теплого какао, и будешь в полном порядке.

– Спасибо, Фанни.

– А для чего существуют друзья?

Лилиан казалось, что она не в силах слезть с кровати.

Фанни закусила губу.

– Кстати, к вопросу о том, чтобы продолжать… Знаю, тебе трудно об этом говорить, Лилиан, но иметь план совсем недурно, если что-нибудь случится с Диллоном.

– И чего ты от меня хочешь? Сама мысль о том, что через каких-нибудь две недели Диллона казнят, мне невыносима.

– Но давай пораскинем мозгами вместе. Готова?

Лилиан пожала плечами.

– Только через год ты войдешь в права наследования. А до тех пор можешь путешествовать.

– Да, путешествовать по континенту, раздираемому войной, это очень мило, Фанни, Неужели ты не понимаешь? Мне придется бежать от кавалерии Наполеона в то время, как она будет буквально наступать мне на пятки.

– Ведь ты именно это собиралась сделать, как только получишь свои деньги.

– Но сейчас все изменилось. Разве нет?

– Ты всегда мечтала побывать в Италии.

Образы падающей Пизанской башни, римских руин, венецианских каналов молнией промелькнули в ее воображении.

– Вероятно, в книгах все это преувеличено.

– Не будь пессимисткой. Уверена, все это божественно. Представь, что в Италии тебя пронзит стрела амура. Любовь в Венеции.

– Надеюсь, меня никогда не поразит такой недуг.

Фанни округлила глаза.

– Ты не можешь говорить это серьезно!

– Болезнь, называемая любовью, сразила мою мать, как могла бы сразить любая другая болезнь. Она сохла по этому мерзавцу, моему отцу, до самой смерти. И думаешь, он ею интересовался? Хотел что-нибудь узнать обо мне? Должно быть, его это ничуть не трогало.

– Трогало? Любовь – это плод на пиру жизни. Это начинка в пудинге.

– А твоя великая любовь принесла тебе счастье?

– Говоря по правде, она так и не умерла. Хоть мой любимый Нед ушел из жизни, я все еще лелею память о нем и продолжаю его любить.

– Но если бы он был жив, а ты, не дай Бог, умерла, он испытывал бы то же самое?

– Конечно. Он меня очень любил.

– В твоих чувствах я не сомневаюсь, но разве способны мужчины любить так же сильно? Разве их чувства столь же постоянны? По-моему, они просто теряют к женщине интерес, как жеребцы, готовые переметнуться к другой кобыле.

– Не все мужчины одинаковы. Некоторые хранят верность своим любимым.

– Ради счастья, или от лени, или просто потому, что у них нет выбора?

Фанни приложила руку к сердцу и покачала головой:

– Не могу поверить, что ты так цинично относишься к величайшему счастью, какое может испытать человек.

– Думаешь, для мужчин это тоже величайшее счастье?

– Думаю, да…

– Или мужчин больше интересует очередная юная красотка с большой грудью и пышными бедрами, которая окажется поблизости?

– Мой отец обожал мою мать, даже когда ее бедра стали значительно шире от деторождения. Мой дедушка точно так же относился к бабушке, а она вовсе не была красавицей. Точно так же любили своих жен мои многочисленные дядья. Мужчины в моей семье умели любить.

– А твой отец тоже тебя любил, когда вышвырнул из дома?

Лилиан пожалела об этих случайно вырвавшихся словах. Однако Фанни они не задели, и она спокойно ответила:

– Он сожалел об этом до конца своих дней, Лилиан. Мать рассказывала, что он надеялся найти меня в каменоломне, где я пряталась, когда была маленькой. Но утром меня там не оказалось. И целых две недели он искал меня на дорогах.

– Он думал, ты погибла? – с нескрываемым ужасом спросила Лилиан.

– Он опасался, что я стала жертвой разбойников или какого-нибудь сброда, и его мучило чувство вины.

– Он когда-нибудь узнал, что с тобой случилось на самом деле?

Фанни печально покачала головой:

– Я мечтала вернуться в родную деревню в роскошном платье, увешанная драгоценностями, приехать туда в роскошном экипаже… Я хотела увидеть лицо отца, хотела увидеть его униженным…

– Но?.. – затаив дыхание спросила Лилиан. Для нее приоткрылось оконце в ту часть жизни Фанни, о которой ей ничего не было известно.

– К тому времени, когда я наконец установила контакт с матерью, он уже умер.

– А мать еще жива?

– Нет. Она выносила и родила столько детей, что это оказалось для нее непосильным бременем. – Фанни шумно вздохнула и потянулась: – А ты, Лилиан, не хочешь завести детей?

– Для меня это нереально. Ведь я никогда не выйду замуж.

– Но ты хотела бы иметь детей?

Лилиан сидела молчаливая, не в силах ни лгать, ни сказать правды.

– Лично я не хочу, – объявила Фанни, прижимая руку к объемистой груди. – Думаю, я слишком эгоистична, чтобы взять на себя ответственность за другое живое существо.

– Я решительно опровергаю это! Ты носишься со мной, как наседка с цыплятами. Помогаешь, позволяешь отягощать твой слух признаниями и слушаешь с интересом.

– Опаиваю снотворным и привязываю к кровати твоих партнеров…

Губы Лилиан дрогнули.

– Ты единственный друг, которому я могла доверить столь деликатное дело. Серьезно, Фанни, любой ребенок был бы счастлив иметь такую мать.

– Возможно, я была бы не такой уж плохой матерью, – сказала Фанни. – Но я слишком стара для этого. Зато я охотно навещала бы тебя и твой выводок.

– Кстати, сколько тебе лет?

Этот вопрос не давал Лилиан покоя, но ответа на него не было. Не считая крашеных волос и обилия пудры, можно было бы сказать, что Фанни – женщина без возраста.

– Не твое дело. И не отвлекайся от темы. Мы говорим о тебе и твоих потенциальных детях. Ты хоть когда-нибудь думала об этом?

Лилиан играла с перышком из подушки.

– Я пытаюсь себе представить, как выглядели бы мои дети. Были бы у них аристократические носы их бабушки? Или густые кустистые брови дедушки?

– Это если будет мальчик. Иначе нам придется к кому-то обращаться, чтобы выщипать эти несносные брови. Что еще?

Лилиан пожала плечами:

– Не имеет значения. Просто романтические бредни молодой девушки, Фанни. Но я уже не та глупая девочка, которой была прежде.

– Нет, теперь ты просто глупая женщина. У тебя вся жизнь впереди.

– Это мой выбор, Фанни. Пусть так и будет.

– А если я скажу, что ты совершаешь чудовищную ошибку?

– Тогда я буду пожинать ее плоды.

Фанни вздохнула:

– Тебе не привыкать.

Наступило молчание. Его нарушила Фанни:

– Из всей этой путаницы я извлекла нечто полезное.

– Что же? Говори скорее!

– Тебе никогда больше не придется проходить через это испытание – потерю девственности.

– По-твоему, это хорошо?

– По крайней мере ты больше не будешь испытывать боли, только наслаждение.

– И с кем же я буду его испытывать? С мистером Стенли?

– Он вовсе не так уж плох без ливреи.

– О! – застонала Лилиан, прикрывая глаза подушкой. – Лучше бы мне этого не знать, Фанни.