Лилиан не знала, сколько времени пролежала, придавленная свинцовой тяжестью тела Ника. Она купалась в его тепле и слушала удары его сердца, которое билось теперь в унисон с ее собственным. Казалось, время остановилось. Ее миром стали эта комната, его мускулистые руки, обвившиеся вокруг нее, хмельной запах страсти и темнота, охраняющая их.

Ник соскользнул с нее и привлек ее в кольцо своих рук, как в гнездо, обвился вокруг нее всем своим длинным телом. Она ощущала спиной биение его сердца, оно успокаивало ее.

Ей не хотелось нарушать этот воцарившийся между ними покой, но она все-таки прошептала:

– Тебе хорошо?

– Лучше, чем час назад.

Она поцеловала его в плечо.

– Мне тоже.

После нескольких минут молчания Лилиан снова отважилась заговорить:

– Я думала о том, что скоро получу большое наследство, возможно, через несколько месяцев. Если миссис Берс нуждается в деньгах…

– Я отдал ей деньги, полученные в награду за спасение Ланселота.

Она кивнула: ей следовало знать, что Ник не подведет миссис Берс.

– Но с твоей стороны было благородно предложить, – добавил Ник тихо.

– Ты… ты потерял что-нибудь ценное во время пожара?

Рука, придерживавшая ее за локоть, сжатась и снова разжалась. Он задвигался, будто ему стало неудобно лежать.

– Можно это компенсировать?

– Нет.

– Мне жаль.

– Это не важно.

– Для тебя важно.

Он некоторое время молчат.

– Да, все дело в моей глупой сентиментальности. Это было звеном, связывавшим меня с прошлым, но не думаю, что могло бы иметь отношение к моему будущему.

– Что это было?

Она почувствовала, что он пожал плечами.

– Дамский жакет. Меня нашли завернутым в него.

Сердце Лилиан болезненно сжалось. Она представила себе Ника, красивого темноволосого младенца, которого завернули в дамский жакет и бросили. Она содрогнулась, ощутив боль, которую он, должно быть, испытывал. И она теснее прижалась к нему.

– Это было давным-давно. Я ничего не помню, – постарался успокоить ее Ник.

Лилиан не представляла, какое это страдание – чувствовать себя брошенным ребенком.

– Тебе что-нибудь известно о твоей семье? – спросила она.

– Я пытался разузнать, но нашедший меня фермер почти ничего мне не рассказал.

– Он сохранил жакет?

– Сохранил. На случай, если я когда-нибудь стану разыскивать свою семью. Но мне немного удалось наскрести, изучая красно-коричневый жакет на меху. Владельцы фермы почти ничего не могли мне сказать. – Он приподнял волну ее волос с шеи и прижался губами к затылку. – Возможно, мне понадобится твоя помощь, чтобы разрешить столь сложный вопрос.

Услышав это, Лилиан почувствовала себя польщенной.

– Как ты думаешь, что с нами будет?

– Черт меня возьми, если я знаю.

Она улыбнулась.

– Я тоже не знаю. – Довольная тем, что вокруг нее обвивались его сильные руки, согретая теплом его тела, она смотрела на игру теней на потолке. – Почему ты не думаешь, что этот жакет имеет отношение к твоему будущему? – спросила она.

– Я потратил слишком много времени на поиски своей семьи.

Лилиан закрыла глаза и лежала, удобно устроившись на сгибе его локтя.

– У меня такое чувство, что я никогда не смогу забыть о своем прошлом, не смогу от него избавиться, что вся моя жизнь была определена моей семьей и сделанным ею выбором и для матери, и для меня.

– А как насчет твоего родного отца?

– Думаю, бабушка и дедушка очень хорошо знали, кто он, но эта тема была под запретом. И когда я спрашивала, кто мой отец, бабушка отвечала: «Это не имеет значения. Мы не допустим, чтобы ты страдала из-за этого бесчувственного негодяя, как твоя мать».

– Он хоть имеет представление о твоем существовании? – спросил Ник.

– У моей матери бывали приступы тоски и отчаяния. И однажды она призналась, что рассказала ему обо мне в письме, но ответа не получила. И все-таки она не теряла надежды, что однажды он приедет за ней. Но этого не случилось.

После этой попытки связаться с ним ее мать почти на месяц слегла и проплакала все глаза. Кейн не обращал на нее никакого внимания и жил в другой половине дома, но Лилиан не могла не видеть ее слез, и ей нечем было помочь матери и смягчить ее печаль.

– А ты не пыталась его найти?

– Этот мерзавец прекрасно знал, где мы, и не пошевелил пальцем, чтобы помочь нам. Я видеть его не желаю.

– Красиво звучит, но я ведь из Андерсен-Холла, и ты не обманешь меня, Лилиан. Он тихо вздохнул: – Так или иначе, но сироты всегда стремятся узнать, кто их родители и почему бросили их. Ты не пыталась его разыскать, потому что боялась, что он снова тебя отвергнет.

Она вздрогнула и широко открыла глаза. Сердце забилось медленнее. И Лилиан постепенно осознала свою боль. Эта боль всегда была с ней, как бы Лилиан ни пыталась замаскировать ее бравадой. Отец не любил ее и потому не спас от Кейна. Его не трогало, что весь свет считал ее любовницей Диллона.

Ник крепче прижал ее к себе, и его губы коснулись ее плеча.

– Вполне естественно с твоей стороны опасаться, что тебя не признают, если однажды ты уже была отвергнута.

Эти слова ранили ее сердце: она была нежеланной, внебрачным ребенком. Но мать ее любила. И дедушка с бабушкой тоже. Ее любили близкие друзья. Она не чувствовала себя по-настоящему отверженной. Боль утихла, но не исчезла.

– А как ты живешь с этим? – спросила она со вздохом.

– Я умею мириться со многими вещами. Мальчиком я пытался разгадать эту тайну. Кто знает, не происходил ли я из знатной семьи, такой как Прендергасты или Эдмундсоны? Или из семьи торговцев, таких как Глезьеры, Смиты, Бейкеры или Карпентеры?

– Почему именно из этих семей?

– Со временем это стало для меня навязчивой идеей. Сначала Данн поддерживал меня, но потом решил, что я должен об этом забыть. Слава Богу, подобные мысли больше не приходят мне в голову. Меня нашли снежной зимой на Святки возле брода, где городской люд переправляется через реку. Отсюда имя Николас (святой Николай, покровитель путешествующих по воде) и фамилия Редфорд благодаря изобретательности и фантазии местного мирового судьи. Это имя мне подходит как нельзя лучше. Но я начинаю верить тому, что говорил Данн. Что моим настоящим именем будет то, которое я заслужу.

– Думаю, он был прав, – сказала Лилиан. – Меня всегда беспокоило, что имя Джейнос (Янус) означает двуликий, особенно если учесть мои отношения с Диллоном.

– Но эта двойственность означает лишь, что имя происходит от римского бога Януса, имевшего два разных лица.

– Ты знаешь об этом? – удивилась Лилиан, повернувшись к нему.

– Так ведь я был помешан на именах.

– А что еще ты узнал?

– Янус – бог входов и выходов и всякого начала. Отсюда название месяца января, первого месяца в древнеримском календаре.

– Ты поразил меня.

– Но ведь это не настоящее твое имя.

Лилиан замерла в ожидании.

– А какое настоящее?

– Мне еще предстоит это выяснить. – Склонившись над ней, Ник принялся осыпать ее лицо поцелуями. – Не отчаивайся. Королева назвала меня самым надежным из всех мужчин империи. Скоро я это выясню.

Лилиан почувствовала облегчение, смешанное с разочарованием. Ник прав. Она не хотела знать, почему ее бросили и кто этот негодяй, отвергнувший ее. Она ничем не отличалась от детей из приюта Андерсен-Холл.

– Когда ты жил в Андерсен-Холле, вы были как одна семья, как братья и сестры?

– Не совсем так. Мы были очень разными. Просто жили вместе. Между нами существовало нечто вроде негласной договоренности или союза. Парочка моих друзей вступила в брак.

– А у тебя был кто-нибудь, кого ты особенно ценил? Она подумала, не побывала ли еще одна невинная девушка в его постели.

Ник шумно вздохнул.

– Можешь не рассказывать, если не…

Он сильнее сжал ее в объятиях.

– Разве теперь это имеет какое-нибудь значение?

Она пожала плечами:

– Для меня имеет.

Наступило долгое молчание. Наконец он ответил:

– Она тоже из Андерсен-Холла. На несколько лет старше меня.

– Ты любил ее?

– Да.

– И что же с ней случилось?

Была ли она еще в его жизни? Видятся ли они теперь? Сердце Лилиан забилось бурно и тяжело, когда она осознала, насколько важен для нее его ответ.

– Она умерла.

Лилиан почувствовала одновременно облегчение и печаль.

– Как… Как она умерла?

– Она нанялась служанкой в приличный дом. Во всяком случае, Данн считал его таким.

– Над ней надругались? – воскликнула Лилиан в ужасе.

– Нет. Работа оказалась для нее непосильной.

Он провел рукой по ее волосам, словно пытаясь утешить, но на самом деле, как она догадалась, стараясь справиться с охватившим его волнением.

– Ее уволили, но она была слишком уязвлена, чтобы вернуться в Андерсен-Холл. Ей было стыдно. Она не могла посмотреть в лицо Данну и мне. Поэтому пошла на панель. Но это было все равно что отдать себя на милость стаи волков.

– Что же с ней случилось?

– Я нашел ее в больнице. Там она и умерла от лихорадки.

– Ты попрощался с ней?

– Нет. Не успел. – Он продолжал нежно поглаживать волосы Лилиан. – Это было давным-давно. После того что случилось, я стал совсем другим человеком.

– Как это?

– Перестал быть идеалистом.

– В твоей жизни… было много женщин?

Он наклонился над ней и прикусил мочку уха.

– Ты вступаешь в опасную область, Лилиан, – поддразнил ее Ник. – Тебе действительно хочется это знать?

– Скажи только, больше или меньше пятидесяти?

– Несомненно, меньше. Но сейчас в счет идет только одна.

Он повернул ее к себе и прижался губами к ее губам. Его язык глубоко проник в ее рот. И она приветствовала это вторжение. Вкус его поцелуев был восхитителен, как и его прикосновения. Его слова зажгли слабый огонек надежды в ее сердце, но она знала, что у них нет будущего.

Он чуть отстранился и прикусил ее нижнюю губу.

– Я ответил на твои вопросы. Теперь отвечай на мои.

– Я готова, – сказала Лилиан, переводя дух после долгого поцелуя.

– Скажи, почему ты не вышла замуж?

Она провела пальцем по его носу.

– Ты забыл, что я не намерена никому подчиняться, даже мужу.

– В этом я убедился на собственном опыте.

– Я достаточно натерпелась от Кейна, хватит до конца жизни. – Она помолчала. – А как ты представляешь свое будущее?

– Ты имеешь в виду семью?

Она кивнула.

– Я не склонен ее заводить. По натуре своей я не семьянин.

«Чепуха», – подумала Лилиан, вспомнив Мэйбл, Андерсен-Холл и миссис Берс. Ради других Ник готов забыть о самом себе. Что еще нужно для семьянина?

– К тому же, – добавил он, – жить со мной все равно что с медведем.

– Это уж точно, – поддразнила его Лилиан. – Но мне нравится, когда ты рычишь.

– А мне нравится, когда ты кричишь. – Он пощекотал ее под ребрами.

– Прекрати! – выкрикнула Лилиан, пытаясь оттолкнуть его руки.

Не обращая внимания на протесты, он продолжал ее щекотать. Его пальцы проникали всюду, доводя ее до безумия. Она кричала и смеялась.

– Прекрати! Прошу тебя!

– Только если заплатишь. – Он наклонился и провел пальцем по ее щеке, требуя поцелуя.

Но вместо этого Лилиан сжала его мужское естество.

– И чего ты от меня хочешь?

– Всего, чего пожелаешь, – простонал он.

К рассвету о пощаде просил уже Ник.