Ник направился в таверну Типтона. Нервы его были на пределе. Он казался себе колючим, словно куст шиповника. С того момента, как не стало Данна, Ника окутала пелена печали. С ней он просыпался, с ней ходил по городу, с ней возвращался ночью в свою одинокую постель.

Данн пришел в Андерсен-Холл и изменил его, превратил из обители отчаяния для найденышей в место, где сироты обретали надежду. И не только надежду, но и достоинство, которого были лишены с рождения. Потребовалось время, чтобы завоевать доверие детей, живших в Андерсен-Холле, но никому он не уделял столько внимания, сколько Нику Редфорду. И эта хрупкая нить позволила соткать полотно заботы, уверенности, безопасности, островок благополучия в холодном и жестоком мире. Ник знал, что всегда будет благодарен за помощь и поддержку. Это давало ему уверенность в том, что он чего-то достигнет в жизни. Данн верил, что его дети достойны успеха и добьются его.

Ник любил Данна больше, чем мог бы полюбить отца, которого не знал. Он горевал о заботливом воспитателе, печалился о нем всем сердцем. Смерть Данна тяжким бременем легла ему на плечи.

Но в один прекрасный день, когда сквозь облака пробился луч солнца, пелена печали исчезла. И Ник почувствовал укол совести, будто предал память Данна. И все же Ник знал, что будь Данн жив, он пожурил бы его за подобные чувства.

Найти пропавшую безделушку, как и убедительные доказательства вины вора, ограбившего делового человека, доказать справедливость претензии по поводу оспариваемого завещания – все это были легко разрешимые задачи. Распутывание собственных чувств было сложнее. Они казались ему лабиринтом без выхода. И потому Ник решил на время отложить это, хотя сознавал, что такое время никогда не наступит.

– Добрый день, Джо, – кивнул он бармену. – Ты не получал для меня никакого послания?

Джо, лысый, сморщенный человечек, вдобавок хромой, но с пронзительными глазами, покачал головой:

– Сегодня для тебя нет ничего, Ник. Слышал, что в городе Маркус, сын Данна. Это так?

Облако печали снова окутало Ника.

– Да, но я с ним не разговаривал.

– Я слышал, что он стал офицером и героем.

– Я тоже это слышал.

Пожав плечами, Ник сел на табуретку, облокотившись о выщербленную деревянную стойку бара.

– Мне пива.

– Ник. – Доктор Уиннер похлопал его по руке.

Нику не хотелось беседовать, но он любил славного доктора, старинного приятеля Данна.

– Здравствуйте, сэр. Прошу меня извинить. Я вас не видел.

Уиннер опустился на соседнюю табуретку.

– Это не важно.

– Джин для моего друга, Джо, – обратился Ник к бармену.

Бармен плюнул в стакан, протер его тряпочкой и налил в него джин.

– Ты стал совсем взрослым мужчиной, да, Ник? – спросил доктор, вскинув бровь.

Ник пожал плечами, продолжая цедить свое пиво. Никто не должен знать о банковском счете в его кармане. К тому же деньги еще долго не будут принадлежать ему. Между ним и деньгами было множество выплат – жалованье Мэйбл, счета, горой громоздящиеся на его письменном столе, и десятина, предназначенная для приюта. Скоро эта история утратит новизну.

После минутной паузы доктор Уиннер откашлялся:

– Я слышал, ты отказался от дела Бомона.

– Черт бы побрал Мэйбл с ее длинным языком!

– Она знает, что я не проболтаюсь.

– И все же…

– Для тебя совесть оказалась важнее банковского счета, – заметил Уиннер. – Данн бы тобой гордился.

Печаль вонзилась в него, как нож. Должно быть, это были те самые слова, о которых он мечтал всю жизнь. Благородство Данна не знало границ. Директор приюта был добр ко всем своим питомцам, но с Ником их связывала дружба. Данн был для него сначала учителем, потом примером для подражания и, наконец, стал поверенным всех его мыслей, и это доверие было взаимным. Сколько Ник себя помнил, он был сиротой, но, если Данн оказывался рядом, он забывал об этом и не чувствовал своего сиротства.

По-видимому, чувства Ника отразились у него на лице, потому что Уиннер крепко сжал его плечо.

– Знаю, как ты убиваешься по Данну. Нам тоже его недостает. Хотел бы исцелить тебя от этой боли. Но нет лучшего лекарства, чем время.

Ника тронуло его сочувствие.

– Вы правы, это потеря для всех нас.

– Но вы с ним были особенно близки, Ник. Он считал тебя сыном. Особенно после того, как их отношения с Маркусом зашли в тупик.

– Никчемный прохвост.

У Маркуса было то, о чем мечтает каждый ребенок в приюте Андерсен-Холл. У него был живой отец из плоти и крови. Но он оттолкнул его, разбив ему сердце. И никто не знал, почему он это сделал.

– Вы с ним никогда не ладили, – вздохнул Уиннер. – Хотя, похоже, он кое-чего добился в жизни. Слышал, он служил вместе с сэром Артуром Уэлсли. Помогал дать Наполеону заслуженного пинка. – Уиннер отпил из стакана. – Надеюсь, он поможет мне в совете директоров.

Ник презрительно фыркнул:

– Маркус готов помогать самому себе и знает, как это делать.

– Но ведь прошло семь лет с тех пор, как он уехал. Он мог измениться.

– Поверю этому, когда увижу собственными глазами. Но я бы не ставил приют под удар, полагаясь на такого, как Маркус Данн.

– Но возможно, именно к этому идет дело.

– Вы не можете говорить это серьезно. – Ник содрогнулся.

– Мы пока еще ничего не решили и готовы рассматривать любое предложение, если только в ближайшее время не поступит на счет приюта солидная сумма. А потом уже будем выбирать нового главу приюта.

– Данна никто не заменит.

– И все же кто-то должен занять его место, иначе Андерсен-Холл прекратит свое существование.

В памяти Ника всплыли лица детей. Мысль об их печальном будущем привела его в ярость.

– Мы не должны этого допустить.

– Необходимо найти нового главу приюта, такого, на которого можно положиться, чтобы многочисленные обязанности были для него не просто работой, а стали любимым делом.

– Гоните эти мысли, сэр. – Ник покачал головой. – Не важно, насколько я привязан к детям, но для такой работы не гожусь.

– Пока не попробуешь, не узнаешь.

– Административные обязанности и сбор средств не для меня. Я не умею пресмыкаться перед светскими леди, чтобы выколотить из них пожертвования.

– Ну…

– Вы знаете, что я на это не способен и мог бы только повредить приюту.

– Да, лавировать ты не умеешь. – Уиннер поморщился.

– Хотите сказать, что я слишком прям и откровенен?

– Для светского общества это одно и то же.

– Значит, вы согласны? Из меня бы вышел ужасный директор.

– Возможно, – кивнул Уиннер. – Но я уверен, что есть и другие способы помочь приюту.

– Я всегда готов помочь. Наступило молчание.

Ник думал о военном опыте и заслугах Маркуса. Маркусу никогда не удавалось ладить с начальством, что было очевидно из его стычек с отцом. И все же Артур Уэлсли его ценил. Пусть Маркус себялюбивый негодяй, но отважен и хорошо владеет оружием. Должно быть, на Пиренеях он употребил эти свои качества во благо.

– Необходимо, чтобы кто-нибудь публично выразил поддержку нашему приюту. Кто-нибудь, имеющий вес в обществе, – сказал Уиннер.

Ник уставился в свой стакан с пивом. Мог ли Уиннер что-нибудь узнать о его новом клиенте? Ведь никто о нем не знал, кроме Данна.

– Как продвигается расследование? – спросил Уиннер, поерзав на стуле.

– Отлично.

Ник отпил из стакана, стараясь тянуть время, не склонный делиться своими новостями. Они были слишком свежими и слишком ошеломляющими, и в этом деле была особая горькая сладость, потому что все организовал Данн, пытавшийся помочь Нику.

Доктор принялся постукивать каблуком о ножку табуретки.

Данн всегда говорил, что Уиннер любопытен, как кошка.

– Не хочешь поделиться новостями со старым другом?

Ник про себя ухмыльнулся, сознавая справедливость его предположения. Какая польза от добрых вестей, если нельзя ими поделиться? И все же он был намерен еще немного помучить доброго доктора. Данн бы настоял на этом.

– Спросите Мэйбл. Кажется, она все знает.

Постукивание стало нетерпеливее и громче.

– Я спрашиваю тебя.

– Да, кое-что есть.

Постукивание прекратилось.

– Я заказал новые карточки для своей конторы. Хотите посмотреть?

– Не мути воду, Ник. Перестань скрытничать. Идет дело или нет?

Ник помучил доктора еще с минуту и кивнул:

– Данну это удалось.

– Черт возьми! – выдохнул Уиннер, хлопнув рукой по стойке. – Сама королева Англии! – Он усмехнулся. – Будь здесь Данн, он угостил бы выпивкой всех присутствующих.

– Да уж, угостил бы. Он бы тоже расспросил меня обо всем, до мельчайших подробностей. Не каждый день безродный сирота встречается с королевой Англии.

– Ты встречался с королевой Англии? – воскликнул Уиннер. – С королевой Шарлоттой?

– Разве у нас есть другая королева?

– Ушам своим не верю!

– Рад, сэр, что наконец-то мне удалось произвести на вас впечатление. – Ник усмехнулся.

– Нет, паренек. – Уиннер хлопнул его по спине. – Ты произвел на меня впечатление в первый же день нашего знакомства, когда был еще сопливым мальчонкой. Просто я никогда об этом не говорил. Так какая она?

– Кто? – поддразнил Ник.

– Черт тебя побери! Королева Шарлотта!

– Ладно, сейчас расскажу. Она совсем не такая, какой я ее себе представлял. Она величественна, как и подобает королеве. Но вовсе не такая, какой ее изображают.

– Более впечатляющая?

– Наоборот.

– Что, коротышка?

– Нет, но не такая высокая, как на портретах. Должно быть, ее ставят на помост, когда пишут ее портреты.

– И что, она такая же простоватая, как о ней говорят?

– Нет, она слишком сильная личность, чтобы казаться простоватой. У нее проницательный взгляд. Кажется, будто она видит тебя насквозь и даже замечает все скелеты в твоем шкафу.

– Клянусь честью! – выдохнул Уиннер. Глаза его округлились от изумления. – Рад, что это ты, а не я стоял перед ней. Мне бы показалось, что я очутился в море среди акул. Так что тебя просили сделать для нее?

– Расследовать кое-что, способное дать нежелательные всходы.

– Хочешь сказать, что ты был ограничен в своих действиях?

– По правде говоря, не был.

– Но тебе заплатили?

– И весьма прилично. – Ник похлопал по нагрудному карману. – После выплаты жалованья Мэйбл останется кругленькая сумма, которую я положу на счет приюта.

Щеки Уиннера раскраснелись, глаза засверкали от возбуждения.

– Это прекрасная возможность, Ник. И неожиданная. Именно в тот момент, когда нам нужно влиятельное лицо…

– Я верю в Андерсен-Холл не меньше вашего, доктор, – перебил его Ник. – Необходимо, чтобы у детей оставалась эта надежная гавань, где они могли бы научиться ремеслу. Но едва ли я смогу просить королеву Англии вмешиваться в наши дела.

– Почему бы и нет? – погрозил ему пальцем Уиннер. – В мире нет ничего невозможного.

– Пожалуйста, сэр, ни слова больше.

– Ты должен раздуться от гордости.

– Конечно, я счастлив. – Ник пожал плечами. – Но чтобы раздуваться от гордости, необходимо приложить максимум усилий. А сейчас я не могу себе этого позволить.

– Данн хотел бы видеть тебя счастливым, Ник.

Ник едва сдержал улыбку.

– Нет, не совсем так. Он хотел, чтобы я был счастлив, трудолюбив, честен, справедлив и обеспечивал свою будущую семью.

– Он был немножко тираном.

– Но любимым тираном.

Уиннер поскреб заросший темной щетиной подбородок.

– Итак, когда же ты остепенишься и заведешь семью, Ник? Ведь тебе почти тридцать. Как и мне.

Ник взболтал пиво, глядя, как оно пенится.

– Не думаю, что я создан для семейной жизни, сэр.

– А почему нет, черт возьми?

Плечи Ника опустились, будто на них легло тяжкое время.

– Хотя бы потому, что у меня никогда не было семьи.

– Возможно, и не было в традиционном смысле. Но ведь Андерсен-Холл – это одна большая семья. Ты посмотри на себя! Теперь ты доверенное лицо королевы. Ради всего святого!

– Пожалуйста, никому не говорите, сэр.

– Твоя тайна умрет вместе со мной.

– Благодарю вас.

Ник допил пиво и встал.

– Куда ты спешишь? Надо отпраздновать твой успех.

– Наслаждайтесь, доктор. – Ник бросил на стойку несколько монет. – У меня встреча с многообещающим клиентом.

– Я его знаю?

– Мисс Фанни Фигботтом.

– Актриса?

– Не думаю, что многие женщины носят это имя.

– Однажды я видел ее на сцене… Не припомню, как называлась пьеса. О том, как кто-то умер, и о великой любви. Единственное, что мне запомнилось, – это ее молочно-белые плечи, которые, казалось, жили сами по себе. И бедра. Это имя вполне соответствует ее особенностям. – Он кашлянул в кулак. – Не то чтобы я обращал особое внимание на такие вещи. Вовсе нет. Но мне небезразлична судьба культуры. – Он поднял глаза на Ника. – Ты ее когда-нибудь видел?

– Да она прославилась еще до моего рождения, – пошутил Ник.

– До твоего рождения много всего случилось, ты, подзаборник, – шутливо заметил Уиннер.

Он продолжал цедить свой напиток маленькими глотками. Потом, облизнув губы, произнес с театральным вздохом:

– Мисс Фигботтом. Хотел бы я встретиться с ней.

– Не могу вас представить, пока сам с ней не познакомился.

– Отлично, но я жду подробного отчета.

– Думаете, будет о чем отчитываться?

– С такой женщиной, как мисс Фигботтом, непременно будет.