Глаза Виолетты привыкают к темноте гораздо быстрее, чем мои, или, по крайней мере, мне так кажется, потому что она уже несется по коридору, пока я все еще цепляюсь за стены.

— Я собираюсь спрятаться в шкафу, — возбужденно сообщает она и исчезает там, где, видимо, находится вышеупомянутый кабинет.

Воздух насыщен пылью, и я, пытаясь сдержать кашель, берусь за ручку ближайшей ко мне двери. Не считая нескольких разбросанных по углам листов бумаги, первая комната пуста. Во второй обнаруживаются только клочья пыли, а третья заставлена изодранными диванами и креслами, которые, судя по всему, были в последнюю минуту вытащены из мусоровоза. Они расставлены по кругу, как будто вампиры проводят свои вечера за общей беседой. В углу стоит старый телевизор, а под ним лежат стопки DVD-дисков. Не в силах удержаться от искушения, я просматриваю их и обнаруживаю, что Влад собрал коллекцию всех подростковых комедий, которые только можно себе представить, от Джона Хьюза до «Десяти причин моей ненависти». Так вот что он использовал в качестве научных исследований, чтобы проникнуть в нашу школу? Это пугает меня чуть ли не больше, чем что-либо еще.

Мне вдруг приходит в голову, что я еще не видела здесь ни одной кровати. В четвертой и пятой комнатах их тоже не обнаруживается, хотя в шкафах висит одежда: бархатная — для Виолетты, юбки до колена — для Марисабель и ряд белых рубашек — для Невилла. Я понимаю, что никогда не спрашивала Джеймса, спит ли он. Надеюсь, что да; при мысли о том, как он всю ночь одиноко сидит без сна в этой старой спальне, у меня сжимается горло. Неудивительно, что он не хотел возвращаться домой той ночью. Я ощущаю запоздалый укол совести.

Остается только одна комната, и я начинаю сомневаться, что моя гениальная идея с прятками поможет мне добыть полезную информацию. Распахнув последнюю дверь, я вижу одиноко стоящий стул. У меня падает сердце. Я все-таки обхожу комнату по периметру, надеясь, что грохот музыки внизу заглушит скрип половиц. Стул повернут к окну, из которого открывается прекрасный обзор на лежащие внизу окрестности, на покатые крыши и мигающие огоньки домов. Такой величественный вид можно найти разве что за городом.

Я подхожу к дальней стене и пытаюсь открыть дверцу шкафа, нажимая все сильнее, пока она наконец не поддается. Внутри тоже висит одежда, но в отличие от остальных шкафов, где вещи разных стилей и разных владельцев висели вперемешку, здесь она разложена с той степенью педантичности, которая обычно ассоциируется с бывшими военными, серийными убийцами или Марси. Справа помещаются рубашки и куртки, покрытые полиэтиленовыми чехлами и разложенные по цветам. Я узнаю черную куртку Влада, в которой он был в первый школьный день, а внизу нахожу пару ботинок с заостренными носами — я помню, как они блестели тем вечером в лесу. Я чувствую, как по телу пробегают мурашки, и мне не сразу удается вернуть себе душевное равновесие.

Слева располагаются многочисленные джинсы, и хотя они не покрыты чехлами, каждая пара висит на отдельной вешалке задними карманами наружу. Это подтверждает старое поверье о том, что нужно опасаться людей, которые вешают джинсы на вешалку, — пусть даже это поверье я придумала только что.

Я протягиваю руку, чтобы закрыть дверь, разочарованно думая о том, что узнала бы больше, спрячься я в шкафу с Виолеттой, как вдруг мой взгляд падает на выпуклость в кармане ближайших ко мне джинсов. В первую секунду я не верю своим глазам. Но нет — блокнот Влада действительно здесь, засунут в задний карман его джинсов. Он оставил свой план установления господства вампиров в других штанах.

Я так поспешно вытаскиваю блокнот, что роняю джинсы с вешалки. Вернув их на место, я трясущимися руками открываю блокнот, чувствуя, как колотится мое сердце. Все страницы плотно исписаны убористым витиеватым почерком Влада. Строчки залезают, на поля, бегут вдоль переплета и упираются в уголки страниц. Подойдя к окну, я начинаю листать пожелтевшие страницы при слабом свете, льющемся снаружи.

Первые страницы заняты списком имен и дат, начиная с «Антон и Евангелик Мерво (ум. 1815, сожжен)» и заканчивая «Кристиана Джонс (ум. 1999, убита)». Под последней записью поставлено множество восклицательных знаков всевозможных размеров; некоторые из них Влад нарисовал с таким нажимом, что страница под ними прорвалась. Если верно то, что рассказала мне Марисабель, то это должен быть список потомков девушки, который он составлял на протяжении многих лет — но если он знает, на чем заканчивается этот список, то зачем он здесь?

Далее идет ряд дневниковых записей, первая из которых помечена 1966 годом. Здесь есть краткие отчеты о расследованиях, упоминания о пропавших детях, мечты о том, какой была бы его жизнь, если бы он стал данаем и смог отомстить всем тем вампирам, которые его унижали, и жалобы на то, как тяжко быть Безымянным. Промежутки между записями составляют годы — годы! — и какая-то часть меня не может не восхититься упорством Влада; мне никогда не удавалось вести дневник дольше месяца.

Я останавливаюсь на одной особенно длинной записи.

13 марта, 2000

Новый Орлеан

Третий запрос на вступление в Общество Единого Бога отклонен. Не помогли даже поддельные документы. Проник в их архивы.

Последний потомок — женщина (кто бы сомневался!), смерть зарегистрирована в Канаде. Никаких дальнейших расследований проведено не было. Ясно, что это Общество совершенно некомпетентно, так что я не жалею, что меня в него не приняли. После последнего обнаружения Кристианы в Мичигане прошло три года. Предыдущие пропуски были не длиннее нескольких месяцев. Почему три года?

Несколько следующих записей объясняют его теорию. Кристиана осталась в Мичигане, поскольку влюбилась и забеременела. Более того, он думал, что она родила ребенка, следующего потомка этой ветви, которую все считали оборвавшейся. Но вскоре после переезда сюда она взяла другое имя, которое он до сих пор не может выяснить, хотя ее ребенок должен был находиться где-то в этих краях и ему должно было быть от пятнадцати до семнадцати лет.

23 ноября, 2009

Северная часть штата Нью-Йорк, Уайлдернесс

Воистину, все складывается один к одному. Встретил вампира по имени Невилл, у него есть метка данаев, и, кажется, он очень заинтересован в моем исследовании. Это моя связь с ним; это тот знак, которого я так ждал.

Все следующие записи рассказывают о его приготовлениях к переезду всей компании сюда, которые включают размышления о том, как пленять людей с помощью денег и красивых вещей, и планы по похищению крови. Мое сердце подпрыгивает, когда впервые появляется имя Джеймса.

11 апреля, 2010

Северная часть штата Нью-Йорк, Уайлдернесс

Новая жертва Виолетты. Джеймс, действительно оказался полезен не только тем, что остановил ее бесконечное нытье. Он знаком с местностью, где находится девушка, и, возможно, учился с ней в одной школе в свои детские годы. Сначала он, кажется, сопротивлялся возвращению, но затем был убежден еще одним примером необычайной продуманности моей теории. «Жестокость применена хорошо в тех случаях, когда ее проявляют сразу».

Я хмурюсь, размышляя, что конкретно может значить «необычайная продуманность» и эта цитата — ясно, что ничего хорошего. Возможно, стоило бы показать это ему, чтобы в очередной раз попытаться склонить его на мою сторону или хотя бы его предостеречь. Я трясу головой, осознав, что это всего лишь очередной пример действия Отвлекающего Фактора по имени Джеймс. Нет. Девушка. «Даная». Надо бороться дальше.

Я останавливаюсь на первом дне Влада в Томасе Джеффе.

30 августа, 2010

Город Мичиган

Проникновение в школу Томаса Джефферсона прошло успешно. Дитя здесь. Я его чую…

Почему эта женщина все еще говорит? Если она думает, что я перестану носить туфли с заостренными носами, то она жестоко ошибается.

Я громко фыркаю и затем быстро переворачиваю страницу, чувствуя укол совести за то, что меня развеселили бредни Влада. К счастью, следующие страницы заполнены бесконечной демагогией по поводу того, что другие вампиры не помогают ему и он даже не знает, где находится Джеймс. Пролистнув несколько пустых страниц, я перехожу к следующему разделу: списку девушек, кандидатуры которых он отклонил. Кэролайн гордо венчает список из примерно тридцати девушек, которых я в свою очередь тоже вычеркнула из своего списка. Когда я переворачиваю следующую страницу, то, клянусь, я чувствую, как у меня загораются глаза. Вот то, что я искала.

Влад сделал набросок татуировки Невилла — такой крупный, что четыре главных луча звезды достигают краев страницы. Возле каждого кончика луча он написал имена — точнее, судя по всему, фамилии, — если только какая-то бедная душа не скитается по свету с именем «Вандервельд». Прищурившись, я присматриваюсь получше. Вместо буквы «Д» в центре рисунка Влад написал «Мерво» — фамилию великого и ужасного вампира, отца человеческого ребенка. Можно предположить, что другие фамилии тоже принадлежат вампирам.

Взволнованная, я перехожу к хронологии. Даты разделены разными промежутками времени, и все они написаны разными чернилами, как будто он дописывал их в течение долгого времени.

1798: У Мерво родилось человеческое дитя, названное Мерседес (родимое пятно в форме звезды на правом плече). Семьи вампиров разделились на тех, кто считает, что это просто мерзость. К последним примыкают правящие семьи того времени (Десмарэ — ныне их род угас).

1799: Мерво в страхе зовет на помощь. Откликается девять семей — Вандервельды, Дойль, Греко, Роузы, Вольфы, Магнуссоны, Кайя, Квинн, Павловы. Подписан договор данаев.

1806: Владычество Десмарэ пало. К власти приходят девять семей под эгидой «Данаи».

1845: Тирания. Данаи отрекаются от престола в пользу избранных лидеров и в качестве необходимого условия оказываются вынужденными распустить общество. Они публично объявляют об этом, но общество сохраняется, став секретным. Создана метка, чтобы члены общества могли узнавать друг друга.

1847: У Мелизанды рождается дитя (отец, несомненно, вампир), снова человеческое. Названо именем Мишель (на ладони линии в форме звезды).

1869: Мишель исчезает. Причины не известны.

1902: Родился я.

1965: Виктор Петров подпольно распространяет важный труд «Пропавшая дочь», в котором утверждает, что человеческая ветвь рода Мерво не оборвалась. Позже отрекается и заявляет: «Это был просто роман», но затем исчезает.

Я возвращаюсь к началу дневника — к записи, помеченной 1966 годом. «Роман» Виктора явно повлиял на Влада настолько, что всю оставшуюся часть века он потратил на поиски ребенка. Я еще раз перечитываю хронологию, пытаясь составить общую картину, основываясь на череде дат и крупицах исторических сведений. Данаи ищут девушку не только из-за ее предполагаемых чудесных сил; они ищут ее потому, что она и ее ветвь — жемчужина в их короне. Или, по крайней мере, была ею, пока не исчезла.

Перевернув следующую страницу, я вижу убористый текст под заголовком «Собрание легенд и мифов». Однако не успеваю я приняться за чтение, как позади меня раздается скрип двери. Я резко оборачиваюсь и вижу Нила, который стоит в дверях и смотрит на меня с удивлением. И знаете что? Его кислотно-зеленые плавки светятся в темноте.

— Нашел! — восклицает он, и тут же на его лице появляется замешательство. — Почему ты стоишь посреди комнаты? Ты еще хуже, чем Виолетта. — Его взгляд падает на блокнот в моих руках. — Что это?

— Ничего, — отвечаю я, досадуя, что меня прервали. Я не сразу осознаю, как мне повезло, что это всего лишь Нил. Влад, возможно, будет искать блокнот, а значит, мне придется отложить более внимательное чтение на потом. Я пытаюсь запихнуть блокнот в карман, но женские штаны не так хорошо подходят для этого, как мужские. За отсутствием других вариантов я задираю футболку и заталкиваю блокнот между спиной и поясом джинсов. Надеюсь, что, если Влад его найдет, ему, по крайней мере, будет неприятно. Подняв руки, я говорю: «Сдаюсь!» — и в ту же секунду из-за плеча Нила высовывается золотистая головка Виолетты.

— Ты опять слишком долго искал, — укоряет она его, но на лице ее написана улыбка. — Давайте пойдем вниз. Мне надоел этот шкаф.

Я пропускаю их вперед. От избытка новой информации у меня раскалывается голова, пока я не вижу, как Виолетта продевает руку под локоть Нила, а он наклоняется, чтобы шепнуть ей что-то на ушко. В этот момент я понимаю, что эту проблему нельзя отодвинуть на задний план. «Это никуда не годится, — думаю я, слушая, как ее смех разносится по лестнице, — это совершенно никуда не годится».

Когда мы доходим до нижней ступеньки, я беру Виолетту за свободную руку.

— Мне нужно кое-что сказать Виолетте, — говорю я Нилу. — Иди возьми еще пару кусочков сыра. Говорят, он просто объедение.

— Но...

— Мы тебя найдем, — добавляю я и тяну Виолетту в соседнюю комнату: кухню.

Вся бытовая техника покрыта толстым слоем пыли. Нечищеный кран над раковиной отливает зеленым, а единственный источник освещения висит над плитой. Решетчатая дверь кладовки и все углы затянуты паутиной. Это самая запущенная комната в доме, и ее покинули почти все участники вечеринки.

Почти. В кухню вваливаются две подружки — одну из них я помню по футбольной команде. Они оживленно обсуждают то, как некая девушка только что в третий раз бросилась к Владу с таким энтузиазмом, что верхняя часть ее купальника сползла, открыв всему миру ее прелести.

— А он только взглянул на нее мельком, — говорит она, — затем подтянул ее купальник и сказал: «Спасибо, это была неоценимая помощь». Иногда он бывает таким странным!

Ее подруга энергично кивает и затем показывает на свое горло.

— Я хочу пить, — беззвучно шевелит она губами и направляется к холодильнику, который, как я предполагаю, заполнен вещами гораздо более страшными, чем гипотетическая плесень.

— В гостиной есть пунш, — говорю я, преграждая ей путь к дверце. — Невежливо копаться в чужих холодильниках.

Кивком головы указав ей нужное направление, я вдруг чувствую, как у меня по спине пробегают мурашки. У нее на бедре есть маленькое родимое пятно, хотя если это и звезда, то самая шарообразная из всех, что я видела. На всякий случай я спрашиваю, как ее зовут. Надо признаться, выглядит это как допрос.

— Э-э-э... Грейс, — отвечает она, глядя на меня с таким видом, словно я прямо сейчас прикажу ей упасть на землю и сделать двадцать отжиманий. — И мы оставим в покое холодильник, хорошо? Не стоит так волноваться, — говорит она и тащит свою подругу к выходу. «Кто это?», — слышу я, прежде чем они исчезают в коридоре. «Ну, знаешь, та девушка».

Потрясающе.

— Там, кстати, ничего нет, — говорит Виолетта, стоя позади меня. Обернувшись, я вижу, что она забралась на кухонный стол, не обращая внимания на покрывающую его пыль, и болтает ногами, ударяясь пятками о нижний ящик стола. — Правда, не стоит считать нас круглыми дураками, — продолжает она. — Мы, возможно, немного отстали от времени, но мы не настолько наивны, чтобы оставлять кровь у всех на виду.

— Не понимаю, о чем ты, — говорю я, изображая невинность, несмотря на ее недоверчивый взгляд.

— Марисабель рассказала мне о вашем разговоре в туалете. Мне никогда не хватало смелости самой ей об этом сказать, но я согласна, что пора им с этим покончить. Журнал «Севентин» назвал бы это неправильными отношениями.

— Кто еще знает?

— Только мы! — отвечает Виолетта, но я все еще ощущаю легкую дурноту. Виолетта, должно быть, замечает мое беспокойство, потому что добавляет: — На твоем месте я бы не переживала. Ну, если только ты не рядом с Владом. Тогда я, возможно, стала бы волноваться.

Отличная оговорка.

— Почему?

— Последнее время он на нас злится. Вчера Невилл, придя домой, объявил, что получил главную роль в спектакле, и Влад поставил его на место. Я правда хочу, чтобы он уже нашел, наконец, эту девушку. Тогда бы все это безумие прекратилось и мы бы могли подумать о том, что действительно важно. Например, о Ниле! — оживленно хлопает она в ладоши. — Ох, Софи, он потрясающий! Я теперь даже и не вспоминаю о Джеймсе.

— Ты имеешь в виду, ты хочешь остаться здесь? — с явным недоверием спрашиваю я. — Даже если Влад найдет девушку?

Она то ли не замечает моего тона, то ли предпочитает его игнорировать.

— Конечно. Здесь гораздо веселее, чем в старом пыльном деревенском доме! А что? Ты не хочешь, чтобы Джеймс остался?

Если только мне не заплатят за это миллион долларов. Это не то, что я хотела бы обсуждать, так что я пытаюсь сменить тему.

— Виолетта, насчет Нила...

— Да, я знаю, что он немного странный, — перебивает она, — но я твердо уверена, что я смогу заставить его прекратить носить в кармане этого грызуна.

— Я не об этом, — говорю я, осторожно выбирая слова. — В прошлом ты, возможно, была слишком тороплива со своими... поклонниками.

— Что ты имеешь в виду? — недоумевает она, начиная хмуриться. Она перестает болтать ногами и застывает в неподвижности. Зловещей неподвижности.

— Я имею в виду, ну... тебе очень нравится Нил, так? — спрашиваю я, вопреки здравому смыслу бросаясь в омут с головой.

— Безумно.

— Тогда, может быть, на этот раз тебе стоит вести себя как-то по-другому, — продолжаю я.

— И что ты этим хочешь сказать?

Оглядевшись вокруг, я приступаю к теме вампиризма. Убедившись, что горизонт чист и на кухне только мы одни — отчего я, кстати сказать, начинаю испытывать клаустрофобию, — я говорю:

— Я знаю, что в прошлом ты делала своих бойфрендов вампирами, и я подумала, может быть, тебе не стоит поступать так с Нилом.

Она изящно хмыкает:

— Не нужно произносить это слово так, как будто это ругательство.

— Что? Нил?

— Нет, — поправляет она. — Вампир! Очень многие хотели бы стать одним из нас. Например, Эрика, — добавляет она, назвав имя нашей местной девушки-гота. — И, кроме того, я не могу сделать их вампирами без их согласия.

— Правда?

— Ну, это общее правило. Но иногда я немного хитрю и задаю абстрактные вопросы. Например: «Если бы тебя вдруг смертельно ранили в живот, ты бы хотел остаться в живых?» И когда они отвечают «да», я могу с полным основанием полагать, что они хотели бы стать вампирами, потому что мы — единственные, кто может выжить после такого. Понимаешь?

От такой логики я лишаюсь дара речи. Она принимает мое молчание за знак согласия.

— Отлично. Значит, решено. А теперь я пойду искать Нила, — говорит она, спрыгивая со стола, но ее голос звучит угрожающе. Не успеваю я остановить ее, как она внезапно хватает меня за плечо, прижав к холодильнику. Я чувствую, что ситуация выходит из-под контроля.

— Что бы об этом написал «Севентин»? — взываю я к ней, отчаянно пытаясь вернуть себе преимущество.

Она останавливается.

— Что ты имеешь в виду?

— Я однажды читала статью о том, что не стоит пытаться... м-м-м... менять своих мальчиков, — делаю я последнюю попытку. По сути, я просто тяну время, но Виолетта неожиданно воспринимает мои слова всерьез.

— Я, кажется, читала эту статью, — наконец отвечает она. — Там была история про девушку по имени Эмми. Ее мальчик был каким-то спортсменом, но она хотела, чтобы он полюбил джаз.

— И?

— И в конце концов это разрушило их отношения. Это было очень трагично.

— Вот видишь?

— Может быть, ты и права, — уклончиво отвечает Виолетта, но я-то вижу, что до поры до времени мне удалось спасти ситуацию.

— Обещай, что ты не сделаешь Нила вампиром, — прошу я.

— Но что, если...

— Если не пообещаешь, — говорю я, — мне придется предупредить его. И мне правда не хотелось бы начинать этот разговор. С меня и так достаточно.

Она с омраченным лицом кусает губы.

— Я люблю его, Софи.

— Тогда пообещай, — настаиваю я.

Наступает молчание. Боюсь, что я слишком

сильно искушаю судьбу. Но Виолетта вдруг становится рядом со мной, поправляя свою тогу, сползающую с плеч.

— Отлично! — говорит она, снова развеселившись. — Что я должна подписать?

— Не нужно никаких контрактов. Только твое слово, — отвечаю я. Я бы предложила поклясться кровью, если бы не опасалась, что это будет понято как приглашение перекусить.

— Даю тебе слово, — серьезно повторяет она и подпрыгивает ко мне, чтобы меня обнять. — Ах, как я рада, что мы теперь друзья! — восклицает она и затем вдруг отклоняется назад, свирепо глядя мне в глаза. — Будь так любезна, не уводи у меня Нила.

— Тебе не о чем беспокоиться, обещаю.

— Это будет так весело! Ты не хочешь прийти завтра на чай? То есть я, конечно, не могу пить чай, но я заварю его для тебя!

— Да, как-нибу... — начинаю я и замолкаю, потому что Виолетта вдруг хватает меня за плечо.

— Иди в кладовку, — торопливо шепчет она ни с того ни с сего.

— А? Что? Почему?

— Сюда идет Влад, — шипит она, — а он подозревает, что ты знаешь больше, чем тебе полагается знать. — Ее глаза округляются от удивления, когда она вдруг замечает мой наряд. — А еще ты неподходяще одета для этой вечеринки.

Она подталкивает меня к решетчатой двери, свободной рукой открывая ее. Оттуда доносится отвратительный запах.

— Но...

— Внутрь, — приказывает она. — Я приду вытащить тебя, когда увижу, что опасность миновала. Ты мне еще спасибо скажешь, — шепчет она и затем быстрым движением закрывает за мной дверь. Внутри кладовки так мерзко, как только может быть в маленькой, заброшенной и неубранной каморке. По стенам до самого потолка тянутся пустые полки, а через решетчатую дверь пробивается слабый свет, делая ее похожей на скелет. В углу одиноко стоит заплесневевшая швабра, похожая на мстительного призрака из японского триллера. Надеюсь, что пребывание здесь действительно спасет меня от неминуемой смерти; иначе в отместку я засуну Виолетту в духовку.

Я осторожно выглядываю сквозь решетку — как раз вовремя, чтобы увидеть, как на кухню входит Джеймс и трогает Виолетту за плечо. Она вскрикивает. Через пару секунд испуганное выражение ее лица сменяется на кокетливое. Она бросает взгляд на свою простыню в цветочек и осведомляется, как ему нравится ее наряд.

— Чудесный, — отвечает он. — Ты видела Софи?

— Да!

— Отлично. Где?

— А ты видел моего парня? — ни к селу ни к городу спрашивает Виолетта. — Я имею в виду моего нового парня, конечно же. Он, должно быть, около фуршетных столиков. Ест сырную нарезку.

— Я буду очень рад его увидеть, но позже. А сейчас я ищу Софи, — отчеканивает он, громко и раздельно произнося каждый слог. — Где она?

Прижав палец к губам, она показывает на кладовку.

— Почему она в кладовке? — удивляется Джеймс, и на его лице внезапно изображается ужас. — Виолетта, что ты сделала?!

— Ничего! Я пытаюсь ей помочь. Быстро! Влад идет.

Глаза Джеймса расширяются, и он бежит к кладовке. Прежде чем я успеваю знаками показать ему «Мальчикам вход воспрещен», он входит внутрь, закрывает за собой дверь и в следующую секунду уже стоит передо мной. Он заслоняет собой свет, поэтому я не могу рассмотреть выражение его лица, но я чувствую, что он смотрит на меня, хотя он и молчит. Я пытаюсь придумать какую-нибудь шутку, чтобы прервать напряженное молчание, но мне в голову приходят только различные вариации на тему «тук-тук» («Тук-тук». — «Кто там?» — «Кладовка, которая становится все теснее». — «Кто?» — «Выйди, пожалуйста»).

Молчание продолжается; я слышу только собственное дыхание и тропические музыкальные мотивы, проникающие сквозь стены. Сквозь дверь льются тонкие полоски света, которые делают Джеймса похожим на стильного тигра. В конце концов я не выдерживаю.

— Это необыкновенно тесная кладовка. Я напишу об этом в письме подружке, — говорю я, умолчав про то, что у него необыкновенно широкие плечи. Я думаю о том, что об этом я тоже напишу в письме, когда Джеймс внезапно выпаливает, что хочет извиниться.

— Правда? — с изумлением спрашиваю я.

— Да. Я считаю, что ты очень храбро себя ведешь. И я пытался перестать надеяться на то, что могу стать прежним. Я правда пытался. Потому что меня бесит, что это заставляет тебя считать меня каким-то преступником,

— Я так не считаю, — говорю я и правда так думаю. Я открываю рот, чтобы сказать ему об этом, но в этот момент хлопья пыли, поднявшиеся, когда он вошел, залетают мне в нос. Я закрываю рот рукой и чихаю, стараясь сделать это как можно тише. Но звук все равно получается такой, словно его издал бурундук, которому только что сделали операцию по смене пола.

— Это не совсем та форма сочувствия, на которую я надеялся, — говорит Джеймс, — но и на том спасибо.

В темноте его голос звучит ниже, теплее и глубже. Его плечо находится на уровне моего уха. Не знаю, может быть, это игра света, но в данный момент оно кажется очень удобным. Отвлекающий Фактор, напоминаю я себе, но мой мозг это не волнует. Кажется, так просто было бы ненадолго положить голову ему на плечо, чтобы проверить, действительно ли оно такое удобное, каким кажется...

— Ты можешь сделать это, если хочешь, — говорит Джеймс.

Я буду счастлива, когда Джеймс наконец вырастет из подросткового вампирского возраста.

— Ты должен прекратить это.

— Я не могу с собой ничего поделать. Твои мысли очень громкие, — отвечает он, — Это еще одна причина, по которой я хотел бы перестать быть... таким. Читать мысли — очень весело, до тех пор, пока не обнаруживаешь, что твоему учителю по химии прошлой ночью снилось, что он трансвестит.

— Мистеру Джорджу? — спрашиваю я, представляя себе картину одновременно смешную и пугающую.

— Мистеру Джорджу, — подтверждает Джеймс. — Твои мысли, которые я слышу, по крайней мере, забавные.

Наверное, мне не должно это льстить? Потому что мне это льстит. По крайней мере до тех пор, пока мне в голову не приходит очень важный вопрос.

— Забавные ха-ха или забавные хе-хе? — спрашиваю я.

— Не вижу никакой разницы.

Я бросаю на него уничтожающий взгляд, который, к сожалению, теряется в темноте.

— Забавные ха-ха — значит остроумные. Забавные хе-хе подразумевают насмешливое хихиканье. Это же очевидно.

— Понял, — отвечает он и замолкает, заставляя меня с нетерпением ждать ответа. — Забавные ха-ха.

Ладно, я польщена. Это вдохновляет меня на то, чтобы высказать идею, которая мелькала в моей голове в течение нескольких последних недель.

— А что, если, когда я найду ее, мы с ней поговорим? Объясним ей все. Тогда, если она захочет тебе помочь, если она решит тебе помочь... — я замолкаю, но смысл уже ясен. — Мы могли бы сотрудничать.

— Сотрудничать, — произносит Джеймс, подходя ко мне ближе. Вот только то, как он это говорит, заставляет это слово звучать так волнующе...

— Сотрудничать, — повторяю я. Мое сердце колотится так громко, что я опасаюсь за сохранность остальных своих органов. Чтобы скрыть это, я начинаю болтать какой-то вздор:

— Это не так уж сильно отличалось бы от того, чтобы просто попросить кого-то сдать кровь. Ну, то есть я не совсем уверена насчет деталей. Например, ты обязательно должен выпить кровь у нее из шеи? — спрашиваю я. — Или, возможно, нам не нужно ей ничего рассказывать. Мы можем сказать, что это для больных детей, а потом, ну, не знаю, налить ее в термос. Не знаю, как это выглядит с этической точки зрения, но об этом можно подумать. — Я замолкаю, осознав, что он застыл в неподвижности — скорее всего от отвращения. — С термосом я, наверное, хватила через край, да? — По-прежнему молчание. — Джеймс?

Я едва успеваю заметить, как он наклоняется ко мне из темноты. В следующую секунду он меня целует. И хотя это Отвлекающий Фактор, сейчас мне на это наплевать. Я хочу этого. Его губы твердые, но прохладные. Я хватаюсь за боковую полку, чтобы не потерять равновесие. Сперва я слишком потрясена, чтобы нормально отреагировать — например, закрыть глаза, — и я рада, что его глаза закрыты, так что он не может видеть, что я уставилась на него, как пучеглазая амфибия. Я опускаю веки и сосредотачиваюсь на том, чтобы ответить на его поцелуй, вознося к небесам горячие молитвы о том, чтобы мои неоднократные просмотры финальной сцены «Бриолина» в пятом классе принесли, наконец, свои плоды. Потому что его мастерство, несомненно, улучшилось со времен гамака.

Губами я чувствую, как он улыбается, и понимаю, что он, должно быть, это услышал, но на этот раз мне все равно. Его рука скользит к моей талии, и я наклоняюсь вперед, обвив руки вокруг его шеи. Он притягивает меня к своей груди и проводит ладонью по спине. Я становлюсь на цыпочки, чтобы быть еще ближе, когда он внезапно отстраняется. Несмотря на темноту, я понимаю, что он озадачен.

— Ты надела на себя аккумуляторную батарею? — спрашивает он.

Его пальцы наткнулись на твердый угол блокнота Влада. Доказательства моего шпионажа быстро положат конец нашим примирительным поцелуям. А я только вошла во вкус.

— О, ну, это забавная история... — начинаю я, чувствуя, как его пальцы скользят выше. Когда они прикасаются к открытой коже на моей спине, я подпрыгиваю: — У тебя холодные руки!

Не стоило этого говорить. Джеймс отстраняется.

— Не в плохом смысле холодные, — торопливо поправляюсь я. — Прохладные — как сыр! Как сыр, когда его достаешь из холодильника.

Он издает какой-то неопределенный сдавленный смешок.

— А сыр, он... э-э-э... богат протеинами.

«Заткнись, Софи. Заткнись».

Джеймс никак не реагирует на мои диетические соображения. Вместо этого он выглядывает на кухню.

— Мне пора, — говорит он, и я понимаю, что все испортила. — Влада нигде не видно. Тебе тоже нужно идти.

Внезапно я чувствую укол совести за то, что целуюсь, спрятавшись в кладовке, в то время как Влад преследует девушек, которых я вроде как должна защищать.

— Я еще не закончила свои дела на вечеринке, — говорю я и затем слышу знакомый голос, доносящийся с кухни.

— Что это такое, Марисабель? — раздраженно спрашивает Влад. — Еще остались девушки, у которых надо проверить кожу. И ты не видела мой дневник? Я был уверен, что он наверху.

Джеймс смотрит на меня. Его глаза сужаются.

— Софи...

— Все в порядке, — шикаю я на него, бросаясь к двери и выглядывая наружу. Влад прислонился к плите, а Марисабель стоит лицом к нему. Виолетта куда-то исчезла, и, судя по мрачному виду Влада, она поступила очень мудро. Он нетерпеливо сжимает правую руку в кулак. Когда Марисабель не отвечает, он с силой ударяет по горелке.

— Что это такое? — снова рявкает он.

— Подожди минутку, хорошо? — говорит Марисабель, закрывает глаза и начинает массировать виски. — Мне это трудно.

— Думать? Я знаю.

Марисабель открывает глаза:

— Это.

— Что «это»?

— Это высокомерие, этот тон, вот что. Ты не выказываешь мне того уважения, которого я заслуживаю, — с жаром говорит она, и если бы для сохранения жизни мне не нужно было вести себя тихо, я бы зааплодировала.

Однако Влад не аплодирует, он закатывает глаза:

— Ей-богу, Марисабель. Неужели мы должны обсуждать это прямо сейчас?

— Не делай вид, что мы это уже обсуждали. Шестьдесят лет я держала рот на замке. Я делала для тебя все. Я своей рукой написала сотню приглашений на эту дурацкую вечеринку только для того, чтобы ты смог найти свою драгоценную девушку, а в ответ не услышала ни слова благодарности.

Он фыркает, словно не веря своим ушам, но это только заставляет ее говорить еще громче.

— Я охочусь для тебя, когда тебе лень, — продолжает она, — и убираю за тобой, когда тебе противно сделать это самому. Но с этим покончено. Между нами все кончено, Влад.

Ее последние слова звенят в воздухе. Я точно знаю, что теперь Марисабель с замиранием сердца ждет ответа. Думаю, единственная радость плохих отношений — это увидеть, что ты можешь заставить его плакать. Но если это то, чего она хочет, то она этого не получает. Влад выглядит шокированным — после того как он шестьдесят лет отделывался ехидными замечаниями, эта речь, несомненно, является для него неожиданностью. Как бы то ни было, он не становится на колени и не начинает умолять о прощении.

— Думаю, это к лучшему, — спокойно говорит он. Если у него на лице что-то и отражается, то только облегчение.

Уверенность Марисабель тает.

— Не понимаю, — говорит она голосом, дрожащим от волнения. — Тебе все равно?

— В любом случае все это должно было скоро закончиться.

— Что ты имеешь в виду?

— Я думаю, что так будет лучше, — неопределенно отвечает он. — Полностью порвать отношения.

Марисабель отворачивается и пристально смотрит куда-то в дальний угол комнаты, кусая губы и стараясь не расплакаться. Влад же выглядит так, как будто сейчас начнет насвистывать.

— Что-то здесь не так, — шепчет Джеймс, и я подпрыгиваю, вспомнив, как близко он от меня.

— Почему?

— Я никогда не видел, чтобы Влад так просто от чего-то отказывался, — отвечает он.

— Но почему тогда он тащил ее за собой всю дорогу? Я хочу сказать, если ему все равно...

— Я не знаю.

Я открываю рот, чтобы задать еще один вопрос, но вместо этого вдыхаю полные легкие пыли и закашливаюсь. Джеймс встревожено зажимает мне рот, но уже слишком поздно. Влад поворачивает Голову к кладовке, и не успеваю я моргнуть, как дверь распахивается настежь.

Его пальцы мертвой хваткой сжимают мою руку, и он тащит меня в кухню, освещенную тусклым светом. Я все еще плохо осознаю происходящее и продолжаю кашлять.

— Ты! — рявкает Влад. Теперь он злится гораздо сильнее, чем во время выяснения отношений с Марисабель. — Вечно ты! Задаешь вопросы, вмешиваешься... А ведь я мог еще тогда со всем этим покончить, — холодно произносит он и тянет меня вверх до тех пор, пока мне не приходится встать на цыпочки, чтобы удержаться на ногах. — Кто ее пригласил? — рычит он и переводит взгляд на Марисабель, которая нерешительно топчется рядом. — Это ты ее пригласила?

— Может, и я, — с напускной храбростью говорит она, обвивая руками ручку холодильника. — Ну и что? Я больше не обязана тебе подчиняться.

— С тобой я позже разберусь, — бросает Влад, даже не стараясь скрыть угрозу в своем тоне. Вокруг нас уже собирается толпа. В передних рядах стоит Виолетта с круглыми, как блюдца, глазами, а неодобрительно качающий головой Невилл возвышается над моими притихшими одноклассниками. На секунду Владу становится неловко. Я вижу, как он заставляет себя вернуться к роли радушного хозяина. Он ослабляет свою хватку и натянуто улыбается.

— Это личное дело, — говорит он, и большинство зрителей действительно поворачиваются и уходят в гостиную. Влад с явным облегчением весело напоминает им попробовать сырную нарезку. Но когда позади нас раздается голос Джеймса, большая часть зрителей, влекомая любопытством, возвращается обратно.

— Я не понимаю, в чем дело, Влад. Похоже, что-то не так. Почему бы тебе просто не отпустить ее? А потом мы сможем об этом поговорить, — предлагает он, кивая на нашу аудиторию, и затем шагает вперед с протянутой рукой, как будто собирается мягко отстранить от меня разгневанного вампира.

И тут Влад взрывается. Он убирает одну руку с моей шеи и указывает ею на Джеймса.

— А ты не вмешивайся! — шипит он, пока я барахтаюсь, пытаясь хотя бы одной ногой твердо встать на пол. — Ты ничем не лучше ее! Вечно прячешься, вечно хитришь — как будто ты забыл, для чего ты здесь! — Когда Джеймс ничего не отвечает, он поворачивается ко мне. — Говори, что ты делала в кладовке.

— Я... я разговаривала с Джеймсом, — слабым голосом отвечаю я. Чисто технически это правда.

— Неправильный ответ, — холодно произносит Влад. — Попробуй еще раз.

Я не могу придумать никакого достойного объяснения.

— Я разговаривала с Джеймсом, — неубедительно повторяю я.

— Ложь! — рявкает он и отпускает меня так быстро, что я падаю на колени и остаюсь лежать на полу. Я ожидаю пинка в живот или резкого удара по спине. Но я оказываюсь совершенно не готовой к тому, что Влад хватается за мою футболку и начинает стаскивать ее с меня, крича:

— И в приглашении было четко сказано, что обязательная форма одежды — бикини!

Футболка цепляется за мою шею и уши, и на секунду моя голова оказывается окутана тканью. Я выпутываюсь из футболки и снова падаю на пол. Повисшая в комнате тишина напоминает затишье перед бурей. Мне бы надо посмотреть на лицо Влада и подготовить себя к предстоящему насилию, но я чувствую, что мужество меня покинуло. Я жду его удара. «Если я напрягу все мышцы, то мое тело станет твердым, как камень!» — приходит мне в голову дикая мысль. Но, по правде говоря, если мне удастся выбраться из этой переделки без переломов, то это уже будет большая удача. Но, все-таки, не может же он убить меня на глазах всей этой толпы! Он может избить меня за подглядывание, но он не знает, многое ли мне удалось выяснить. Правильно? Правильно. Незачем паниковать.

И тут я вдруг осознаю, что теплый плоский предмет, который давит на мою спину, — это дневник Влада, засунутый за пояс джинсов.

— Влад, — предупреждающе говорит Джеймс звенящим от напряжения голосом, но тот его прерывает:

— Итак, — слышу я доносящийся сверху голос Влада, — воровка и шпионка. Прочитала что-нибудь интересное?

Я чувствую холод его пальцев, когда он вытаскивает дневник из моих джинсов, не заботясь о том, что ногтями он обдирает мне спину. Но болевой шок — как раз то, что мне нужно, чтобы встряхнуться, подняться на ноги и направиться в сторону двери.

— Дайте пройти! — кричу я, упершись в стену из туловищ и локтей, которая загораживает главный коридор. Передние ряды, к их чести, пытаются расступиться. Но толпа слишком плотная, им просто некуда отойти. Пытаясь найти лазейку, я вижу, как Джеймс, раскинув руки, преграждает Владу путь. Но Влад и не пытается выйти. На его лице появляется выражение, которое я никогда прежде у него не видела. Оно не злое, не измученное и не циничное. Вместо всего этого Влад изумленно моргает.

— Повернись, — вдруг приказывает он.

— Что? — в замешательстве переспрашиваю я. Если Влад думает, что я покажу фокус, перед тем как он меня убьет, то он ошибается.

— Повернись! — орет Влад. — Покажи мне спину.

— Нет! — кричу я по привычке и тут же об этом жалею. Наверное, не следует перечить раздраженным вампирам, Я ищу взгляд Джеймса, надеясь хоть на слабую поддержку, но он выглядит ничуть не менее растерянным, чем я. Я перевожу вопросительный взгляд на Виолетту, стоящую впереди толпы.

— Ну, у тебя на спине довольно много веснушек, — говорит Виолетта таким тоном, словно сообщает ужасную новость, — но, мне кажется, Влад преувеличивает. Это смотрится не так уж ужасно.

Влад поворачивается к гостям, все еще толпящимся в дверях.

— Я искренне благодарю вас за участие в вечеринке. А теперь выметайтесь и не стесняйтесь захватить по пути морковку. — Видя, что никто не двигается с места, он сам гонит их к двери. — Я серьезно, если ты не начнешь пошевеливаться, я ударю тебя ногой, — говорит он какому-то несчастному школьнику. — Спасибо.

Он думает, что это я. Он думает, что это я, потому что у меня на спине веснушки. Все это время я считала, что план Влада хоть как-то соотносится с реальностью — в основном потому, что он так педантично ему следовал. Но теперь я вижу, что он безумнее самых безумных безумцев. Осознав это, я пробуждаюсь от смутного состояния шока и растерянности, державшего меня в окоченении. Я бросаюсь в боковой коридор, но не успеваю сделать и пары шагов, как из темноты передо мной вырастают две огромные фигуры.

— А, Девон, вот ты где. Скажи Эшли, чтобы он проверил, все ли гости покинули помещение, и потом встал на стражу у входной двери, — приказывает ему Влад и затем поворачивается ко мне с широкой улыбкой, открывающей все клыки, — А теперь покажи-ка мне спину.

— Это веснушки, — говорю я, поворачиваясь к нему спиной. — Не родимое пятно. А веснушки.

Тыкая пальцем в мою спину, он начинает считать.

— Раз, два, три, — произносит он, с каждым словом все больше волнуясь. — Четыре, пять, шесть, семь, восемь. Надо признать, это не то, чего я ожидал, но это звезда. Говорят, что она каждый раз появляется в разных формах.

Джеймс, встав между нами, тоже принимается тыкать меня пальцем по спине.

— Девять, десять, одиннадцать, двенадцать. Можно представить себе все, что угодно. Я, например, вижу Большую Медведицу.

— Это правда, — торжественно подтверждает Виолетта. — Я вижу сердце. И ананас.

Влад награждает ее мрачным взглядом и затем хватает мою руку. Джеймс отталкивает его.

— Не трогай ее, — приказывает он, снова вставая между нами и уже не заботясь о дипломатии.

— Это становится утомительным, — раздраженно говорит Влад. — Ты что, думаешь, что сможешь сохранить ее для себя? Не могу сказать, что ты сильно мне помог. Но давай заключим сделку — отойди прочь, а я... — Он прерывается, глядя поверх плеча Джеймса туда, где я изо всех сил стараюсь слиться со столом. — Почему она не выглядит растерянной? — спрашивает он с леденящей кровь злостью. — Ты говорил мне, что она все забыла.

— Наверное, я соврал, — отвечает Джеймс, и, несмотря на лаконичный ответ, я чувствую, что все его мышцы напряглись в ожидании следующего действия Влада. Все остальные вампиры выглядят встревожено, и только у Невилла такой вид, словно его вот-вот стошнит. Но даже его выражение лица сменяется на потрясенное, когда Влад начинает хохотать.

— Думаю, это только справедливо, — говорит он, когда его хохот затихает до отрывистого смеха.

— При чем тут справедливость? — рявкает Джеймс.

— Я тебе врал, — отвечает Влад. — Вся эта чушь про то, что ее кровь поможет тебе снова стать человеком. Я выдумал это, чтобы ты поехал со мной и помог ее найти.

— Нет. Я тебе не верю, — говорит Джеймс, но его тон говорит об обратном.

Влад снова издает смешок.

— Спроси Невилла, если не веришь мне. Никто не знает о девушке больше, чем данаи.

Лицо Невилла становится еще бледнее, хотя казалось, что это уже невозможно.

— Я никогда не слышал об этом конкретном мифе, да, — говорит он. — Но я хочу сказать кое- что...

— Видишь? — говорит Влад Джеймсу. — Нет никаких причин ее охранять. Отойди в сторону.

Но Джеймс только подходит ближе ко мне — достаточно близко для того, чтобы я смогла дотянуться до него и обнять за спину. «Мне так жаль», — думаю я, надеясь, что на этот раз он меня услышит. Я не могу увидеть его лицо. Как бы я хотела увидеть его лицо.

Влад вскидывает брови:

— Ты делаешь опасный выбор, — предупреждает он. — Даже если ты выживешь, что очень сомнительно, тебе придется... Виолетта, уйди с дороги, ты же видишь — я пытаюсь его запугать.

Виолетта становится возле локтя Джеймса, высвободив руку из своего просторного одеяния.

— Я не считаю, что это Софи. А если даже это и она, то я передумала тебе помогать.

— И я, — с вызовом говорит Марисабель, отходя от холодильника и становясь по другую руку Джеймса. — Думаю, будет лучше, если ты уйдешь.

Влад кривит губы, не веря своим ушам, а потом издает отрывистый смешок.

— Невилл, помоги мне.

Но Невилл, не двигаясь с места, начинает сбивчиво говорить:

— Думаю, у тебя большой стресс. Я понимаю, я сам был просто убит тем количеством сочинений по немецкому, которые нам задал на дом этот тиран. Может быть, тебе стоит немного отдохнуть, а потом, если ты все еще будешь думать, что она существует, мы...

— Что она существует? — ревет Влад. — Что она существует?! Ты — данай! Она — причина, по которой ты существуешь! Вся ваша организация возникла только для того, чтобы защищать ее!

— Насчет этого... м-м-м... видишь ли, я правда не думал, что до этого дойдет, но я считаю... — Он расправляет плечи, набираясь мужества. — Я хочу кое в чем признаться. Я не данай.

— Не данай? — переспрашивает Влад. — Но ты знаешь о них все. Я десятки лет проводил исследования, но твои знания все равно превосходят мои. — Он пересекает комнату и, схватив руку Невилла, задирает его рукав. — И у тебя есть метка!

— Скажу по-другому, — говорит Невилл, высвобождая руку. — Я был членом «Данай», но меня исключили по причинам, в которые я не хотел бы сейчас вдаваться.

— Я так и знала! — восклицает Марисабель. — Я говорила тебе, что он скользкий тип, я говорила тебе!

— Я действительно скользкий тип, — печально подтверждает Невилл. — Но поймите, исключение из «Данай» — это смертный приговор. Я едва избежал казни. И я подумал, что лучший способ спрятаться — это жить с семьей Безымянных.

Он не успевает договорить: Влад хватает его за горло и швыряет к шкафу.

— Ты отведешь меня к ним, — приказывает он с убийственной мягкостью в голосе, — и скажешь им, что я ее нашел, как мы и планировали. Мне плевать, если они убьют тебя.

— Даже если я отведу тебя к ним, — отрывисто отвечает Невилл, — они не обратят на тебя внимания.

— Что?

— Они не верят, что дитя существует, — говорит он. — Мне жаль. Я не должен был поощрять тебя в твоей погоне за призраками, но я подумал, что в средней школе я буду в большей безопасности. Никто не ожидает найти вампиров в средней школе, — поясняет он, пытаясь улыбнуться виноватой улыбкой.

Влад швыряет его к шкафу с такой силой, что тот дает трещину. Дрожащим пальцем он показывает на меня.

— Она существует, — с яростью шипит он.

Невилл отрицательно качает головой.

— В девятнадцатом веке проводили обширные исследования; род Мерво прервался. Время от времени кто-то действительно начинает утверждать обратное, но мы — то есть они — высмеиваем их как чудаков. И они хотят, чтобы всем это служило напоминанием.

— Чудаков? — эхом повторяет Влад.

— Да. Как того человека, который написал книгу. Как там она называлась? «Пропавшая дочь»? Или как тех людей, которые верят в великанов. — Он нервно хихикает. — Я хочу сказать, тебе придется признать, что все это звучит немного неправдоподобно: все эти давно пропавшие человеческие дети, которые бегают где-то с родимыми пятнами в виде звезды. И кроме того, — продолжает Невилл, — данаи никогда не примут Безымянного. Они выбирают своих членов только из девяти исконных семей.

Повисает гробовая тишина. Затем Влад срывает со стены микроволновку и швыряет ее в Невилла. Тот едва успевает нагнуться, а Влад начинает изрыгать смертельные угрозы о том, как он голыми руками открутит голову Невилла. Джеймс подталкивает меня к боковому выходу из кухни.

— Он отвлекся, — говорит Джеймс, хватая меня за руку и начиная тянуть по темному коридору. Когда мы доходим до конца коридора, он выглядывает за угол. — У главного входа все еще стоят Девон и Эшли, но есть черный выход. Нужно пройти через эту комнату. И постарайся не наткнуться на них, когда будешь идти к машине.

Его лицо повернуто в сторону, и я вижу только, как двигается его челюсть.

— Но...

— Софи, тебе слишком опасно здесь находиться.

— Я не могу просто уехать!

— Нет, ты можешь.

— Но что, если...

Раздается громкий треск: Влад срывает с петель дверь кладовки. Грохнув ее об пол и схватив один из обломков, он гонится за Невиллом в гостиную. За ними бегут Виолетта и Марисабель, крича, чтобы он оставил Невилла в покое. Я, конечно, целых три года занималась карате, но бои вампиров, пожалуй, вне моей компетенции.

— Да, это точно, — говорит Джеймс, глядя на меня с еще большей настойчивостью. — Я прошу тебя уйти. Пожалуйста. Ведь мы с тобой теперь сообщники, верно? Я не могу драться с Владом, когда волнуюсь о тебе.

С упавшим сердцем я понимаю, что другого выбора нет. Я согласно киваю и вижу, что Джеймс испытывает огромное облегчение. Прежде чем я успеваю пожалеть об этом, я обнимаю руками его голову и целую в губы.

— Это адреналин, — торопливо бросаю я и затем ухожу, оставляя его драться в одиночку.