Его дни были сочтены.
И он это знал.
В июле 1985 г., не сказав никому ни слова, Ямани стал вывозить из министерства свои личные бумаги.
Он вывез весь свой личный архив и открыл три частных офиса.
Один в Джидде: здесь ведутся дела, касающиеся Саудовской Аравии.
Небольшой офис в Женеве, где работают всего двое сотрудников, следящих за счетами Ямани, его расходами, некоторыми инвестициями и жалованьем персонала.
И большой офис в Лондоне. По словам Ямани, здесь занимаются исследовательской работой и реализацией его различных проектов.
В июле 1985 г. он уже готовился к своему уходу.
Королевское семейство никогда не заявляло об этом публично, но все жители Саудовской Аравии и все, кто занимался нефтяным бизнесом или вел финансовые операции на Ближнем Востоке, знали, о чем говорят между собой король Фахд и его братья, когда остаются с глазу на глаз.
Страна была на грани катастрофы.
Они считали, что Ямани ничего не стоит вызволить их из трудного положения. Все, что ему нужно сделать, это сказать другим членам ОПЕК, что Саудовская Аравия требует большей доли пирога. Нужно сказать: Саудовская Аравия сегодня же увеличит добычу и повысит цены, — и, по мановению волшебного жезла, который Ямани держит в руках, тут же вернутся старые добрые времена.
Но Ямани знал, что мир устроен намного сложнее.
Он делал все, чтобы сплотить ОПЕК, но в условиях перенасыщенного рынка среди тринадцати членов картеля все более усиливался разброд. Давно уже трещавшие швы стали лопаться и расходиться.
При закрытых дверях Ямани вновь и вновь повторял, что ОПЕК выживет только в том случае, если будет действовать единым фронтом; что от них как картеля требуется лишь одно: сократить добычу — и после этого твердо вести свою линию, пока не кончится перенасыщение; что любая страна, отклоняющаяся от установленной для нее квоты, действует во вред картелю.
Но слишком многие члены ОПЕК находились в тяжелейшем экономическом положении. Эти страны отчаянно нуждались в деньгах, и единственным источником, откуда они могли их получить, была нефть. Как и раньше, лишь некоторые министры были способны понять правоту Ямани, доказывавшего, что в данном случае «меньше значит больше» и что существует только один надежный способ повысить доходы — уменьшить добычу.
А министры, для которых эта мысль была слишком сложной, обвиняли Саудовскую Аравию в том, что она равнодушна к интересам остальных членов ОПЕК, поскольку, в отличие от них, может позволить себе переждать фазу перенасыщения без особых тревог.
Ямани сохранял хладнокровие.
…Цены продолжали падать. На рынке все явственнее ощущалась неуверенность.
Официальный потолок добычи, установленный ОПЕК, равнялся 16 миллионам баррелей в сутки, и каждый член располагал согласованной квотой. Но соглашения, заключенные между членами ОПЕК, никогда не стоили бумаги, на которой были напечатаны.
Нигерия, испытывавшая крайнюю потребность в деньгах, проявляла видимую готовность продавать свою нефть по официальной цене (в то время — 28 долларов за баррель), но с великой охотой торговала ею из-под полы, предлагая при этом огромные скидки. Алжир и Ливия также сбывали «живой» товар по сниженным ценам. Не стесняли себя ограничениями и такие страны, как Ирак и Иран, нуждавшиеся в средствах для финансирования страшной и кровопролитной войны, в которой каждая сторона надеялась измотать другую.
Кроме того, мир по-прежнему захлебывался нефтью, которую выбрасывали на рынок страны, не входившие в ОПЕК: Англия, Норвегия и Мексика.
Когда цена на нефть опустилась ниже 27 долларов за баррель, Ямани еще раз попытался урезонить своих коллег-министров, посетив некоторых из них лично, а остальным позвонив по телефону.
— Если мы увеличим добычу, доказывал Ямани, — цены начнут снижаться. Но не думайте, что они упадут до 26 или 25 долларов. Снижение не будет плавным. Цены рухнут резко — до 20 долларов и ниже. А дальше пойдет вниз по спирали… Поэтому сейчас самое главное — дисциплина.
Несмотря на его увещевания, никто, кроме Саудовской Аравии, не соблюдал установленные правила игры.
Это был рынок продавцов в чистейшем смысле слова. Нефтяные компании нагребли столько, что могли ни о чем не тревожиться и мирно ожидать дальнейшего снижения цен. И все понимали, что его не избежать. Ямани уже не мог повлиять на рынок своим красноречием, как это бывало раньше, когда одно его слово или движение бровью способно было изменить цены.
Он все же попытался это сделать, заявив нескольким репортерам:
— Положение на мировом рынке сырой нефти просто не может быть хуже. Дальнейшего падения цен мы не допустим.
Но вскоре снизила цены Норвегия, а вслед за ней и Великобритания. Нигерийцы вновь и вновь нарушали установленную для них квоту; точно так же поступали Ливия, Иран и Ирак.
Давление, заставлявшее цены катиться вниз, возрастало.
Тогда Ямани избрал другой курс. По его собственным подсчетам, количество избыточной нефти, ежедневно поступавшее на рынок, составляло два миллиона баррелей. Чтобы поддержать цены на уровне 27—28 долларов за баррель, Ямани нужно было убрать эти два миллиона с рынка. Но пойти на столь резкое сокращение собственной добычи Саудовская Аравия не могла, это означало бы полную утрату позиций на мировом рынке. Поэтому, решил Ямани, если нельзя уменьшить добычу для поддержания цен, нужно уменьшить цены для поддержания добычи. Иначе говоря, если Саудовская Аравия выбросит на рынок дополнительное количество собственной нефти, цены неизбежно продолжат свое падение и это образумит наконец остальных. Ямани знал, что такой шаг не принесет ему популярности среди тех членов ОПЕК, которые спасали свою экономику за счет превышения квот. Но этим странам надо было преподать урок. А некоторые из них нуждались в этом уроке уже очень давно.
Однако недобросовестные коллеги не вняли его предостережениям и продолжали нарушать квоты.
В августе Ямани предупредил участников картеля еще раз.
Они вновь пропустили его угрозу мимо ушей.
Исчерпав свое доверие к партнерам, Ямани прибег к помощи «Арамко» и так называемым нетто-контрактам — сложному способу определения цены на сырую нефть. Вместо определения цены обычным образом — по рыночному спросу и предложению на тот день, когда нефть выкачана из скважины, — при нетто-контрактах цена устанавливалась на основе средневзвешенной суммы, за которую может быть продана корзина готовых нефтепродуктов спустя 40—50 дней после того, как сырая нефть извлечена из земли, минус издержки на транспортировку, переработку и т. п. Такие контракты повышали конкурентоспособность саудовской нефти: саудовцы обеспечивали поставку в течение как минимум шести месяцев, и нефтеперерабатывающие заводы Ямани могли рассчитывать на гарантированную маржу независимо от ситуации на рынке. Компании, входящие в «Арамко», получали возможность покупать нефть со скидкой, достигавшей двух долларов на каждый баррель. А саудовцы увеличивали свою долю на мировом рынке, не угрожая партнерам по ОПЕК увеличением добычи.
Но это не означало, что Ямани забыл о своей угрозе.
Он обещал привести ее в исполнение, если партнеры будут упрямиться и дальше.
Война цен готова была разразиться с минуты на минуту — это сознавали все.
Безусловно, действия Ямани и саудовцев полностью определялись их собственными государственными интересами. В то время Саудовская Аравия располагала большими финансовыми ресурсами, оценивавшимися в 100 миллиардов долларов. Но при уровне добычи 2,3 миллиона баррелей в сутки и цене 27 долларов за баррель этих ресурсов хватило бы только на три года. Простая арифметика показывала, что выгоднее продавать 4,3 миллиона баррелей в сутки по 20 долларов за баррель.
— Теперь, похоже, саудовцы не намерены шутить, — говорили западные бизнесмены и финансисты.
Один американский эксперт выразился еще более откровенно:
— У Ямани просто не осталось пространства для маневра.
На этот раз рынок отнесся к действиям Ямани вполне серьезно, и динамика цен достаточно быстро изменилась. Одной только силой своей личности — правда, помноженной на мощь стоявшей за ним Саудовской Аравии — Ямани удалось добиться повышения цен. На какое-то время до 29 долларов за баррель.
Но Ямани, как никто другой понимал, насколько хрупко это благополучие. Он знал, что в любой момент на нефтяном рынке может произойти катастрофа.
И катастрофа произошла раньше, чем можно было ожидать.
* * *
В ноябре 1986 г. Ямани вмешался в переговоры о бартерной сделке, которую руководство Саудовской Аравии собралось заключить с англичанами.
Принц Султан, саудовский министр обороны, намеревался купить у Великобритании 132 военных самолета — 72 истребителя «Торнадо» и 60 учебно-тренировочных самолетов (36 типа «Хоук» и 24 турбовинтовых), а также запчасти, ангары и тренажеры, оплатив часть контракта, который оценивался в 3—4 миллиарда фунтов стерлингов, нефтью.
Ямани постарался доказать Фахду и Султану, что демпинговый выброс на рынок столь большого количества нефти может отрицательно сказаться на ценах.
По-видимому, ему удалось настоять на своем, потому что несколькими днями позже он заявил репортерам, что нефть, «насколько можно судить», уже не фигурирует в контракте.
Для страны это было несомненным благом.
Но, впутавшись не в свое дело, Ямани наступил на мозоль клану Судаири. Ведь, что ни говори, 15% комиссионных, которые получал посредник, в данном случае составляли 450—600 миллионов фунтов.
Ямани это не слишком волновало.
Но не о всех можно было сказать то же самое.
И это был уже не первый случай, когда Ямани пытался встать на пути братьев Судаири.
В 1984 г., когда нефтяной рынок уже был перенасыщен, принц Султан, на этот раз в качестве министра авиации и председателя компании «Сауди эрлайнз», был вынужден приобрести 10 новых «Боингов‑747» с двигателями «Роллс-Ройс».
«Петролеум интеллидженс уикли» сообщил, что король приказал Ямани увеличить добычу нефти и, превысив установленную квоту Саудовской Аравии, покрыть таким образом расходы на оплату самолетов, составлявшие 1 миллиард фунтов. Отдав распоряжение Фахд добавил:
— А ОПЕК незачем об этом знать.
Фахд явно считал, что самолеты достаются ему даром. Ведь за них предполагалось платить не настоящими деньгами, а всего лишь нефтью, которая в противном случае осталась бы в земных недрах.
Ямани возражал, указывая, что появление на рынке дополнительных 34,5 миллиона баррелей нефти увеличит и без того преобладающее предложение и вновь собьет цены.
Но на сей раз Фахд еще и точно знал, к кому попадет нефть. Для обычной схемы бартерных сделок это было довольно редким исключением: вместо того чтобы предоставить компаниям «Роллс-Ройс» и «Боинг» сбывать полученную нефть по собственному усмотрению, саудовские посредники специально оговорили право назвать покупателей. По их словам, это делалось для того, чтобы защитить «Роллс-Ройс» и «Боинг» от слишком большого риска, связанного с нестабильностью цен на нефть. Но более вероятно, что посредники должны были что-то получить и от другой стороны.
Когда новость достигла Флит-стрит, английский министр энергетики Питер Уокер предупредил своих сотрудников, чтобы они воздерживались от каких-либо комментариев, будь то заявления для печати или неофициальные высказывания.
«Сауди эрлайнз», «Роллс-Ройс», «Боинг» и посредники также были скупы на подробности.
Согласно абсолютно надежному источнику, пользовавшемуся большим влиянием в тогдашнем министерстве Уокера, сделку провернули любимые шурья Фахда — Абдул Азиз бин Ибрахим и Халед бин Ибрахим, чей отец был губернатором Бал-Юраши в Западной провинции, а сестра — старшей женой Фахда.
Согласно тому же источнику, вместе с братьями бин Ибрахим в сделке тайно участвовал весьма необычный партнер.
Если верить его словам — а они в настоящее время подтверждаются документами, хранящимися по меньшей мере в двух американских правительственных учреждениях и полученными мною в соответствии с актом о свободном доступе к информации, — двое братьев лишь играли роль ширмы, действуя в интересах сына Фахда (и их сестры) — подростка Абдул Азиза.
В свои 16 лет этот мальчик был, по-видимому, самым богатым школьником в мире.
Благодаря посредническому искусству своих дядюшек и почти болезненному обожанию, с которым относился к нему отец, он, возможно, мог претендовать в дальнейшем и на роль самого богатого человека в мире.
Как посредники в сделке с «Боингами‑747», братья бин Ибрахим должны были получить законные 10%. Это составляло 100 миллионов долларов.
Все свидетельствует о том, что братья должны были получить вознаграждение и от компаний, которым помогали купить полученную по бартеру нефть и чей секрет обязывались не раскрывать достаточно долгое время, позволяя продвинуть на уже перенасыщенный рынок 34,5 миллиона баррелей, прежде чем кто-нибудь успеет сообразить, что происходит.
Какую часть этих сумм им было разрешено оставить себе, не узнает никто, кроме самых ближайших родственников Фахда. А если и узнает, не расскажет. Но известно, что львиная доля поступила непосредственно на банковский счет сынишки Фахда.
Согласно одной из версий, которой мы обязаны источникам, близким к корпорации «Боинг», в качестве комиссионных юный принц получил 400 миллионов фунтов чистыми. И это не считая 50‑метрового (165‑футового) судна на подводных крыльях марки «Боинг». Тот же источник сообщает, что принц Султан — из чисто коммерческих соображений — пытался возражать против сделки, утверждая, что Саудовской Аравии не нужны эти самолеты, но подросток Абдул Азиз без труда убедил отца не слушать дядюшку.
Всем, кто имел хоть какое-нибудь отношение к сделке, доподлинно известно, что Ямани был ее активным противником.
В кругах, близких к ОПЕК, говорят даже, что Ямани столь яростно сопротивлялся заключению контракта, что братья бин Ибрахим благоразумно дождались пока он отправится в заграничную поездку, и только тогда осуществили свой план.
Следует, однако, заметить, что Ямани возражал против сделки вовсе не потому, что кто-то грел на этом руки. На Ближнем Востоке взяточничество является неотъемлемой частью любого бизнеса, и Ямани отлично знал, как делаются подобные дела. Его беспокоило лишь то, что избыточная нефть должна была поступить на рынок в самое неподходящее время. Кроме того, ему не нравилось, что государственная казна не получит ни единого риала за нефть, стоившую целый миллиард долларов.
Это подтверждает и другой осведомленный источник, на сей раз из Вашингтона:
— Ямани был против покупки «Боингов‑747». Он понимал, что большое количество нефти, отданное за самолеты, хлынет на рынок и это окажет отрицательное воздействие на цены. Но Фахд и его братья были не в состоянии связать эти простые факты между собой. Если исходить из рациональных, западных критериев, саудовцы вообще очень странно ведут дела. Они как бы не видят связи между событиями. Ямани выступал против любых бартерных сделок такого рода. В основе его протестов всегда лежала забота о рыночной конъюнктуре — в этом он понимал толк и мог смело доверять собственному мнению.
Это был не первый и не последний случай, когда Фахд и его семья вводили в заблуждение министерство финансов.
Несколькими годами раньше Фахд сварганил дельце со своим дружком Джоном Лацисом.
По словам компаньона Лациса, король хотел построить новый нефтеочистительный завод и несколько новых портов. Лацис согласился получить оплату нефтью. Однако для грека сделка кончилась неудачно. Контракт был подписан в период высоких цен, а почти сразу посте этого наступил период перепроизводства. Лацису пришлось отправить дорого обошедшуюся ему нефть в хранилища, чтобы со временем хоть как-то возместить свои серьезные убытки.
Сделка с корпорацией «Боинг» была также не первым и не последним случаем, когда удалось нажиться принцу Абдул Азизу.
Абдул Азиз сопровождал короля Фахда во время его визита в Великобританию весной 1987 г. Английская пресса сообщила, что незадолго перед визитом принц получил от отца подарок — 300 миллионов долларов.
Как выяснилось, почти одновременно папа сделал ребенку другой, еще более замечательный подарок. Он подарил принцу больницу в самом центре Мекки, рядом с великой Мечетью.
Но больницы были чересчур мелкой рыбешкой для юного бизнесмена. Лицо, близкое к фирме «Боинг», уверяет, что на сделке с «Бритиш аэроспейс» (когда Саудовская Аравия купила самолеты «Торнадо») принц Абдул Азиз мог заработать ни много ни мало 1,6 миллиарда долларов.
Если это правда, то, вероятно, речь идет об одних из самых больших комиссионных в истории.
Однако под давлением некоторых членов семьи, добавляет то же лицо, принц, видимо, был вынужден отстегнуть четверть этой суммы двум своим кузенам (сыновьям Султана) — принцу Бандару, послу Саудовской Аравии в Соединенных Штатах, и принцу Халеду, главнокомандующему военно-воздушными силами.
И все эти махинации — только верхушка айсберга.
Как свидетельствует известный египетский журналист, в конце 1970‑х гг. профессор Университета нефти и полезных ископаемых Насир ар-Рашид и работавший в Эр-Рияде ливанский бухгалтер Рафик Харири создали компанию «Рашид инжиниринг». Вскоре они объединились с французской строительной компанией «Ожер» и образовали новую фирму: «Сауди-Ожер».
Первой крупной операцией этой фирмы было строительство гостиницы «Аль-Массара» в Таифе. Она оказалась настолько прибыльной, что ар-Рашид и Харири смогли выкупить долю своих французских компаньонов. После этого они занялись строительством правительственных гостиниц, офисных комплексов и дворцов. Но странная деталь: ни один подряд, доставшийся этой фирме, не выставлялся на тендер, что является нормальной правительственной практикой. Египетский журналист утверждает, что все соглашения заключались непосредственно между «Сауди-Ожер» и королем Фахдом.
Осведомленное лицо, ранее работавшее во французской компании (еще до того, как она образовала совместное предприятие с Харири и ар-Рашидом), говорит, что формально, на бумаге, «Сауди-Ожер» на 100% принадлежит Харири и лишь поддерживает рабочие контакты с ар-Рашидом. На деле же прибыли «Сауди-Ожер» распределяются после реализации проектов следующим образом: 20% получает Харири, 20% — ар-Рашид и 60% — принц Абдул Азиз.
Но заметим еще раз: из всех деловых операций юного принца Ямани беспокоили только те, которые имели отношение к бартерным поставкам нефти.
Поскольку эти операции осуществлялись в период перенасыщенности рынка, их, как правило, привязывали к оборонным проектам, чтобы впоследствии иметь возможность списать все на «стратегическую необходимость».
Предоставим слово рассерженному члену королевской семьи, считающему, что пришла пора сказать всю правду.
— В условиях резко сокращенного государственного бюджета все эти операции, никогда не вписывающиеся в официально утвержденные рамки, непременно объясняют стратегическими соображениями. Главное тут быстрота, особенно в том, что касается получения комиссионных. Чрезвычайно удобно использовать в таких делах нефть, поскольку это искажает реальные цифры, включаемые в контракт, и дает властям возможность осуществить оплату проекта в первую очередь, отодвинув в сторону других, менее важных кредиторов.
Выступая в роли главного противника бартерной торговли нефтью в период перенасыщенности рынка, Ямани хорошо понимал, на что идет. Как утверждают некоторые саудовцы, он не уставал повторять королю, что бартерные сделки разрушают экономику, что они выплескивают на рынок дешевую нефть, что из денег, полученных за эту нефть, в казну не попадает ни гроша и что в конце концов эти сделки приведут страну к банкротству.
Это подтверждает и упомянутый выше член королевской семьи — по его словам, Ямани открыто заявил Фахду и Султану, что ни за что не даст себя впутать в подобные дела.
— Король Фахд испытывал все большее недовольство своим министром нефти, поскольку тот неизменно возражал против бартерных сделок. Фахд не нуждался в министре, который вмешивается в дела «высшей стратегической важности». Кроме того, он все менее доверял политике которую Ямани проводил в войне цен, — и, как следствие, все большее количество нефти шло на бартер, чтобы обеспечить достижение тех же целей. Иначе говоря, Ямани становился настоящей обузой.
В середине 1985 г. король решил отправить Ямани в отставку.
Каждому в Саудовской Аравии было известно, что Фахд намерен сделать министром нефти Хишама Назера. И каждому было известно, что Назер всегда мечтал об этой должности — начиная с 1958 г., когда он поступил секретарем к Абдулле Тарики.
Назер на два года моложе Ямани. Это человек приятной наружности, с густыми черными усами, ослепительной улыбкой и дипломом магистра политологии, полученным в лос-анджелесском Калифорнийском университете.
Долгое время он оставался в тени Ямани. Министр планирования никогда не пользуется таким международным престижем, как министр нефти.
Фахд знал, что Назер не станет поднимать шума из-за бартерных сделок и совать нос в дела клана Судаири. Не менее важно было и то, что к кандидатуре Назера благосклонно относились все влиятельные лица королевства.
Согласно чрезвычайно надежному источнику одной из западных разведок (чьи показания подтверждает и уже упомянутый член саудовской королевской семьи), в современной Саудовской Аравии существует нечто вроде масонской организации — так называемая Фатаа Неджд.
По-видимому, Фатаа Неджд мало похожа на итальянскую ложу П‑2 (которая была тесно связана с Ватиканом и оказалась причастной к скандалу с «Банко Амброзиано», в результате чего Роберто Кальви был обнаружен повешенным под лондонским мостом Блэкфрайерс). Во главе этой организации стоят могущественные лица из региона «Неджд — Эр-Рияд», разделяющие консервативные убеждения короля.
Согласно тем же двум источникам, фактическим лидером организации является Аба аль-Хаил, министр финансов.
В течение последних десяти лет аль-Хаил реорганизовал саудовскую финансовую бюрократию, посадив в каждое министерство «финансового контролера». Все эти контролеры члены Фатаа Неджд.
Контролируя денежные средства, без которых не может работать ни одно министерство, эта «ложа» фактически обладает правом вето по отношению к саудовскому правительству.
Единственным учреждением, избежавшим реорганизации, была, по-видимому, компания «Арамко». И произошло это, по мнению члена королевской семьи, единственно потому, что на пути Фатаа Неджд встал Ямани.
— Этим он не только рассердил Фахда, одобрявшего реорганизацию, но и бросил вызов тайной и весьма влиятельной группировке из Неджда, которой едва ли понравилось, что хиджазец противится их стремлению овладеть рычагом власти.
Что же касается Хишама Назера, то он считался в Фатаа Неджд вполне приемлемой фигурой…
Итак, Фахд, Султан и Салман решили избавиться от Ямани.
Разумеется, Фахд мог просто уволить Ямани, и при этом ни один человек не потребовал бы у него объяснений. Но Султан и Салман придумали более привлекательный план.
Незадолго до этого Салман купил несколько арабских периодических изданий, печатавшихся на Западе. Наиболее эффективный способ убрать Ямани, решили братья, это опорочить его в мировой прессе. И выставить его фарисейство на смех перед саудовцами.
Как рассказывает наш информант, три брата Судаири более года пытались добыть сведения, компрометирующие Ямани, разузнать хоть что-нибудь, бросающее на него тень.
Осенью 1986 г. они были вынуждены отказаться от своего замысла. Как ни старались братья, к каким средствам ни прибегали, им не удалось найти ровным счетом ничего.
* * *
Перейдя отметку 27 долларов за баррель, цены на нефть стремительно покатились вниз.
Скорость падения была прямо-таки невероятной.
Самый важный товар, продающийся на мировом рынке, потерял две трети своей цены менее чем за девять месяцев.
Остановить обвал было не под силу никому.
Ямани попытался, но безуспешно.
Перед совещанием ОПЕК в октябре 1986 г. он не питал особо радужных надежд.
Увеличение добычи и 18 долларов за баррель.
Этого не мог сделать даже королевский указ.
Предложения, с которыми Ямани выступал на совещании, не совпали с инструкциями, полученными от Фахда в Эр-Рияде.
Увеличение добычи и 18 долларов за баррель.
Ямани, как и раньше, считал это невозможным.
Фахд полагал, что его министр мог бы отстаивать воззрения своего короля с большим энтузиазмом.
Как рассказал один из саудовских министров своему другу-американцу, на заседании кабинета в сентябре 1986 г. Фахд, известный своей словоохотливостью, проговорился:
— По-моему, это Ямани должен докладывать мне о нефтяной политике, доказывать свою правоту и просить одобрения. В действительности получается наоборот: я вынужден ходить к Ямани и убеждать его в правильности моих взглядов, а он мне перечит.
Спустя месяц с небольшим король признался по меньшей мере одному человеку, не принадлежащему к кругу его ближайших родственников, что во время октябрьского совещания ОПЕК послал Ямани телекс. Он хотел, чтобы Ямани внес на рассмотрение документ, в котором предлагалось зафиксировать цены на уровне 18 долларов за баррель и одновременно разрешить Саудовской Аравии увеличить ее квоту.
Ямани отказался.
Как рассказывает сотрудник государственного департамента США, проработавший в Саудовской Аравии не один год, Ямани сказал, что, если король настаивает, он может внести такой документ на рассмотрение, но за его, короля, подписью, а не от имени министерства нефти.
Позже выяснилось, что политика, проводимая Фахдом, была разработана им совместно с иранским министром нефти Ага-заде.
Ямани упорно твердил, что эта политика обречена на провал.
По свидетельству коллеги Ямани из ОПЕК, каждый день встречавшегося с ним в ходе изнурительного 16‑дневного совещания и видевшего телекс Фахда, Ага-заде подлил масла в огонь сообщив королю, что его министр не исполняет приказаний своего монарха.
Фахда, по-видимому, было совсем нетрудно убедить, что Ямани опять позволил себе лишнее.
Совещание ОПЕК было прервано в среду, 22 октября. Ямани вернулся в Саудовскую Аравию и, как сообщали газеты, в течение следующей недели по меньшей мере дважды встречался с Фахдом.
О чем они говорили во время этих встреч, остается неизвестным. Но 29 октября, тоже в среду, по саудовскому телевидению сообщили, что Ямани отправлен в отставку.
События того памятного вечера, обстоятельства, при которых Ямани услышал сообщение, его реакция — все это сейчас же стало главной темой, обсуждавшейся буквально в каждом доме Эр-Рияда.
Рассказывали следующее.
Ямани играл в карты.
И был в проигрыше.
Казалось, его мысли заняты чем-то посторонним, он то и дело поворачивался к телевизору, как будто чего-то ждал.
Стали передавать вечерние новости.
По словам очевидца, некоторые из находившихся в комнате были просто потрясены услышанным. Но Ямани лишь глубоко вздохнул, словно с его плеч свалилась наконец огромная тяжесть. И вернулся к игре.
С этого момента он начал выигрывать.
В течение нескольких следующих дней сообщения об отставке Ямани занимали первые полосы газет.
Весьма удачно резюмирует происшедшее один из американских знакомых Ямани:
— Заки ясно сознавал, что остальные экспортеры нефти, все до единого, нуждаются в хорошей взбучке. И прежде чем отправиться в отставку, успел преподать им урок, хотя и не до конца. Однако король не был склонен поступаться столь большими доходами ради занятий педагогикой. Он попросту не понимал, зачем это нужно. Король испытывал полную растерянность. Он не способен увидеть связь, существующую между ценой и количеством товара. Он думал, что цены падают и поднимаются по слову Заки.
По мнению этого американца, отношения Ямани с Фахдом омрачал и на редкость независимый характер, которым обладал министр нефти.
— В отличие от большинства саудовцев, он не имел привычки лебезить перед королем. Это качество Заки не могло не сыграть своей роли, хотя на чашу весов легло еще и страстное желание иранцев устранить оппонента. Они дважды приезжали в Эр-Рияд: в июле, когда король впервые заговорил о линии, которую Ямани впоследствии пришлось защищать на совещании ОПЕК, и в октябре. Тогда Фахд послал тот самый телекс, и Ямани отказался его подписать. Как известно теперь, Ага-заде сказал королю: хороший у Саудовской Аравии представитель в ОПЕК — не слушается даже вас. Это был конец. Фактически судьба Ямани была решена на следующий же день.
Называя Ямани «самым независимо мыслящим человеком среди технократов», американец говорит, что относительно его преемника трудно было строить иллюзии.
— Саудовским министрам обычно не предоставляют большой свободы действий. Наверно, Хишам Назер услышал от короля нечто в таком роде: «С низкими ценами покончено: это была ошибка Заки, а я хочу, чтобы нефть продавалась по цене 18 долларов за баррель». Но и не подумал ответить честно: «Мистер Фахд! Мы познакомились еще до того, как вы стали королем, еще в ту пору, когда вы вели веселую жизнь в Париже. Позвольте вам сказать: все эти вещи намного сложнее, чем вы себе представляете». Во-первых, это напомнило бы королю о Ямани. Во-вторых, это требовало немалой личной смелости. Что же сделал Назер? Он сказал: «Вы совершенно правы, я постараюсь установить именно эту цену». После этого он начал действовать. Но, чтобы достигнуть цели, нужно было сократить добычу на миллион баррелей в сутки. А король едва ли согласился бы на это. Куда ни кинь, всюду клин. Король хочет увеличения доходов, хочет повысить цены, но не согласен приносить в жертву уровень добычи. И все говорят ему: «Да-да, будет сделано», — хотя ничем подобным и не пахнет. Ни один человек не скажет: «Ваше величество, забудьте и думать об этом». Ямани пытался поступать именно так, и его прогнали.
Спустя несколько недель посте отставки Ямани стали просачиваться слухи, что он заключен под негласный домашний арест.
Король велел министерству внутренних дел пресекать любые попытки Ямани покинуть страну. Все пограничные посты получили соответствующее уведомление.
На первых порах Ямани столкнулся с неприятностями даже при попытке вылететь из Эр-Рияда в Джидду. Но он позвонил из аэропорта высокопоставленному представителю администрации, и проблема сразу же была решена. Позже Ямани разрешили свободно перемещать в пределах Саудовской Аравии, но Фахд велел ни при каких условиях не выпускать его за границу. Король, по-видимому, не хотел, чтобы Ямани критиковал саудовскую нефтяную политику.
Хотя Ямани вовсе не обязательно стал бы это делать.
Даже сейчас он не говорит о личных отношениях с Фахдом, о последних годах пребывания на посту министра и своей отставке.
Когда на Западе стало известно, что Ямани лишен свободы передвижения, газеты вновь подняли шум.
Фахд не относится к числу людей, спокойно переносящих публичную критику, и саудовцы поспешили выступить с опровержением:
— Слухи не соответствуют действительности. Шейху Ямани предоставлено право ездить, куда ему хочется.
Запрет был мгновенно снят.
Ямани провел часть зимы на лыжном курорте Швейцарии, постепенно свыкаясь с мыслью, что 26‑летний отрезок жизни остался позади.
— У меня есть основания полагать, что Ямани стал жертвой саудовских средств информации, — говорит сэр Джон Уилтон. — Коронованные особы всегда опасаются, как бы кто-нибудь из их подданных не получил слишком много власти. Или не стал думать, что он незаменим. Кто именно из братьев спихнул Ямани? Этого мы никогда не узнаем; такие решения королевская семья принимает без посторонних. Когда Султан или Салман считают, что пора убрать неугодного человека, и приходят с этим предложением к Фахду, третьих лиц с ними не бывает.
Некоторые полагают, что причиной изгнания Ямани стала его прозападная позиция.
Уилтон эту точку зрения не разделяет.
— Вестернизацию использовали лишь как удобный предлог. В таких случаях всегда нужно найти какую-то зацепку. Нет, Ямани прогнали с поста министра нефти вовсе не потому, что кому-то были не по вкусу женщины-юристы, работавшие под его началом. Все определялось его нефтяной политикой, и только ею. Не спорю, в общественном имидже Ямани просматривались черты, которые при удобном случае могли послужить предлогом для его изгнания. Но голову ему снесли не из-за каких-то особенностей характера, а из-за того, что его политика не устраивала верхи.
Другие объясняют изгнание Ямани просто-напросто тем, что он слишком долго занимал свой пост, что четверть века на одном месте — это чересчур много.
В то же время существует мнение, что Фахд, как минимум, дал Ямани шанс подать в отставку самому.
Кто был искренне удивлен изгнанием Ямани, так это его предшественник — Абдулла Тарики.
— Да, меня это поразило. Мне казалось, после 25 лет работы Ямани останется министром нефти до конца своих дней. Но я не думаю, что Ямани был хорошим министром, потому что он относился к типу людей, которые всегда говорят «да». Правительство таких людей любит.
Но правительству Фахда Ямани явно не полюбился…
А по мнению кувейтского министра нефти, шейха Али Халифы ас-Сабаха, о Ямани еще не раз вспомнят.
— Это исключительная личность. Если говорить об ОПЕК, то мы, конечно, очень много потеряли, оставшись без Ямани. Это человек, наделенный редким даром предвидения, мудростью, величайшим дипломатическим тактом, огромным опытом. Без него наша организация не смогла бы столь долго сохранять свое влияние.
С ас-Сабахом согласен один из наиболее известных представителей американского частного нефтяного бизнеса, Оскар Вайэтт («Коустэл корпорейшн»):
— Пока нефтяную политику Саудовской Аравии не начал определять Фахд, Заки был, видимо, самой важной фигурой на Ближнем Востоке. В моих глазах он олицетворял стабильность. Я считаю уход Заки Ямани с мировой нефтяной сцены необычайно серьезным событием.
Вайэтту вторит Джеймс Шлезингер:
— Ямани очень сообразителен. Он смотрит на мир открытыми глазами и учится на ошибках. Почему картель утратил свою силу? Потому что избрал неверную линию, не внимая предупреждениям Заки Ямани. Если бы его послушали, цены никогда не дошли бы до 35 долларов за баррель.
Джеймс Насмит из журнала «Петролеум аргус»:
— Многие арабы убеждены, что они избранники Божии или, наоборот, что по отношению к ним допущена некая космическая несправедливость и Запад перед ними в долгу. Но Ямани всегда был чужд этим взглядам. Он был исключением. Ямани понимал, что такое рынок. И всегда умел четко выразить свое мнение. А другие обычно только кипятились. Но Ямани всегда был исключением.
Иан Сеймур из «Мидл ист экономик сервей»:
— После его ухода остается зияющая пустота.
Это чистая правда. ОПЕК стала совсем другой.
Конечно, театр не закрылся, в нем и теперь дают спектакли.
Но здесь уже не увидишь таких ярких зрелищ, как в былые времена.
Здесь не будут, как раньше, продавать стоячие места.
Ни сегодня, ни завтра…
Никогда.
Лидер труппы покинул сцену.