2

Рай, штат Нъю-Гэмпшир.

2008 год

Океан велик и многообразен. Именно в нем зародилась некогда жизнь. Океан управляет погодой и вызывает стихийные бедствия. Пищевая цепочка, поддерживающая существование всего живого на планете, начинается в его глубинах и там же заканчивается. Аттикусу же Янгу в последние два года открылось, что даже океан, великий и могучий, не в силах исцелить сломленного горем человека.

Аттикус стоял босиком на камне, усеянном морскими желудями.

Вдоль берега были во множестве разбросаны камни, отделяющие песчаный пляж от океана. Дальше, за пляжем, поросшая травой насыпь защищала шоссе 1А и выстроившиеся в ряд дома от штормовых волн. Не раз Аттикус задумывался: что появилось раньше — дома или этот уродливый песчаный горб? Лишь с верхних этажей открывался вид на океан, обитателям же нижних оставалось любоваться кучей песка. Впрочем, все это были сущие мелочи в сравнении с его горем.

Он уже давно не обращал внимания на острые осколки ракушек под ногами. Даже стая чаек, с громкими криками пирующих на теле мертвого ската, не могла отвлечь Аттикуса от тяжелых дум. Даже величественный океан, в лучах солнца подобный искусно обработанному сапфиру, бессилен был вернуть его мысли в настоящее.

— Умерла, — констатировал доктор. — Мне очень жаль, но медицина, увы, оказалась тут бессильна. Болезнь зашла слишком далеко… Ну да вы сами понимаете.

Аттикус кивнул и выглянул из окна портсмутской больницы на залитый солнечным светом океан.

— Должен я где-нибудь расписаться? — спросил он безжизненным голосом.

— Нет… нет же, конечно нет.

— То есть могу идти?

— Да, но… да-да, конечно.

Аттикус кивнул и отошел от койки, на которой лежала его Мария. Пока он шагал по коридору к лестнице и спускался в приемный покой, одна мысль крутилась в голове: «Моя жена умерла… Моя Мария…»

Аттикус забежал в туалет, заперся в кабинке и опустился на колени. Его рыдания слышны были в приемном покое и в расположенном чуть дальше кафе. Даже до второго этажа доносились полные боли стоны. И не многие из находившихся в тот час в больнице и слышавших его плач смогли сдержать слезы.

Наконец поток рыданий утих, уступив место жуткой головной боли. Аттикус осознал, где находится. Сверкающий белизной линолеум приятно холодил ладони. Сильный яблочный аромат исходил из висящего на стене освежителя воздуха. Люминесцентные лампы над головой жужжали, заливая все вокруг мертвенным светом. Чистота и порядок, окружавшие Аттикуса, помогли ему прийти в себя.

Он медленно встал, высморкался и ополоснул лицо. Конечно, краснота глаз и припухлость вокруг них никуда не исчезли, но хоть в голове прояснилось. Аттикус вышел из туалета, стараясь избегать сочувствующих взглядов. Нужно сохранять трезвость ума, чтобы спокойно доехать до дома. Нельзя позволить чувствам снова взять верх. Самое тяжелое еще впереди, и ему предстоит многое вынести.

С тех пор прошло два года, и каждое утро, просыпаясь один в постели, Аттикус ощущал отчаяние и безысходность, как и в тот день в больничной уборной.

Он отвлекся от горестных воспоминаний, почувствовав, как его ноги с шумом окатила холодная волна. Начинался прилив, и вода щекотала лодыжки. Шагая по камням, Аттикус задержался возле лужицы глубиной в десяток дюймов, оставшейся от предыдущего прилива. Тень человека упала на воду, и множество мелкой живности, копошившейся в луже, — крабы, креветки, улитки — поспешило укрыться на берегу. На поверхности осталось только отражение Аттикуса.

Взору его предстало лицо с морщинками вокруг глаз. Первые морщины появились еще лет десять назад, но за последние два года их стало особенно много. Коротко постриженные редеющие волосы тронула седина. В сорок один год он уже выглядел едва ли не старше своего отца. Кожа была темно-коричневой от загара, почти такого же цвета глаза. На лице выделялась длинная нечесаная борода, благодаря которой он скорее походил на старого морского волка, чем на океанографа.

Аттикус вытряхнул из бороды несколько оставшихся от завтрака крошек. Маленький коричневатый краб выполз из укрытия, набросился на нежданное угощение и, схватив, пополз обратно на берег.

— Хм, — произнес Аттикус. — Hemigrapsus sanguineus. Ну и что мы тут делаем?

Он нагнулся, осторожно подхватил членистоногое и поднес к глазам, желая удостовериться, что это действительно представитель вида Hemigrapsus sanguineus, завезенного в Америку в 1988 году. Спустя почти двадцать лет он заселил все Атлантическое побережье от Мэна до Каролины и стал настоящим бедствием, вытесняя местные виды крабов и угрожая знаменитому североамериканскому лобстеру. Так-то и происходит нарушение экосистемы океана, о чем большинство людей не имеют понятия. Со временем азиатский краб может заместить лобстера в пищевой цепочке, вот только… только никто же не станет есть азиатского краба.

Рассматривая крабика, Аттикус подумал, что надо бы его раздавить, пока тот не обзавелся потомством и не продолжил завоевание побережья. Но он не в силах был совершить убийство, хотя бы и представителя низшего вида. Да, местную экосистему необходимо очистить от пришельцев, но пусть этим займутся другие. Он сообщит о своей находке, и специальная команда выедет на побережье, чтобы найти и уничтожить всех азиатских крабов. Побуждение благородное, но — тщетное, скорее всего.

«Вроде бы не моя работа», — подумал Аттикус.

Он занимался изучением и охраной редких видов животных, в основном крупных млекопитающих, обитающих у берегов Новой Англии: горбатый кит, малый полосатик, финвал, североатлантический гладкий кит, а также дельфины, тюлени и акулы. Аттикус работал по контрактам с Бостонским океанариумом, Центром по изучению китов Новой Англии и другими частными организациями. Но наибольший доход приносила работа с крупными заказчиками, в первую очередь ВМС США, с которыми он сотрудничал весьма тесно. Шесть месяцев в году и, бывало, по несколько недель кряду он проводил в море: отслеживал пути миграции животных, идентифицировал их, прикреплял радиомаячки. Работая на военных, Аттикус довольно часто подписывал документы о неразглашении. Это его беспокоило мало: платили исправно, так что с какой бы стати ему напарываться на конфликт?

Но теперь и это уже не имело значения. Через неделю и Рай, и работа превратятся в воспоминания. Аттикус посадил крабика в лужу и, перепрыгивая с камня на камень, направился к дороге. Набирающий силу прилив преследовал по пятам. Увязая в песке, он преодолел полосу пляжа, затем защитную насыпь, с вершины которой бросил взгляд на дома, и спустился к шоссе.

Сев в старый красный «форд эксплорер», Аттикус включил зажигание. Синие цифры часов на приборной доске напомнили, что он опаздывает. Вздохнув, Аттикус отпустил сцепление и выехал на трассу. Воспоминания о прошлом уступили место беспокойству за будущее. Остаток дня обещал быть непростым. Надо как-то сообщить Джионе, что через несколько дней они уезжают в Энн-Арбор. Да, так оно будет лучше для них обоих — однако меньше всего он хотел бы причинить дочери очередную боль.

 

3

Залив Пенобскот

Океан был спокоен. Редкий случай для залива Мэн, омывающего берега штатов Массачусетс, Нью-Гэмпшир и собственно Мэн. Джек Майклз стоял на палубе траулера «Рагнарёк», облокотившись на поручень и подперев подбородок ладонями. Сезон ловли сельди находился в самом разгаре, но для Джека он складывался хуже некуда. Нельзя сказать, чтобы рыбы было мало: команды других судов могли похвалиться уловами просто рекордными. Но не «Рагнарёк». Бог ли на небесах, морской ли царь ополчились против него — так или иначе, сельдь не шла в сети Джека.

Он перевел взгляд со спокойной глади океана на «Рагнарёк». Построенный десять лет назад, он считался достаточно новым судном. Выкрашенный недавно в черный цвет, он был похож на корабль-призрак. Впечатление усиливали многочисленные черные тросы, протянутые к лебедкам, способным поднять до нескольких тонн рыбы. Прочный трал, опущенный в воду, постоянно поддерживал тросы в натянутом состоянии.

Однако лебедки бездействовали. Несмотря на суперсовременное снаряжение судна, включая GPS-навигацию и сонар для обнаружения косяков рыбы, сельдь удачно избегала трала «Рагнарёка». Если дела в ближайшее время не пойдут на лад, придется брать ссуду, чтобы заплатить за дом и не лишиться траулера. А после — надеяться на удачный сезон или же объявлять о своем банкротстве. А это значит — устраиваться на работу в чужую рыболовецкую фирму. Возможно, в Эссексе — в Массачусетсе, где он вырос.

Джек еще раз окинул взглядом корабль. Может быть, рыбу отпугивает его мрачный облик? Вряд ли, конечно. Но если вспомнить, что раньше-то рыба здесь просто кишмя кишела… Джек вздохнул и вынул из кармана сигару. Обычно он приберегал ее к удачному окончанию лова, но в этом году, похоже, ему это не грозит. Почему бы не потравить организм прямо сейчас? Джек глубоко затянулся, предвкушая привычное удовольствие, но… Ощущение было такое, словно он курит не отборный табак, а дрянной гранулированный чай. Джек вынул сигару изо рта, гадая: неужели вкус так-таки напрямую зависит от улова? Его даже затошнило, и он был готов уже бросить едва прикуренную сигару за борт…

— Капитан!

Крик был настолько пронзителен, что Джек едва сам не полетел за борт. Юный Джимми, новичок в команде, и так-то уже известный повышенной впечатлительностью, но сейчас… Глаза как плошки. Он остановился, хлопнул ладонями по коленкам и, задыхаясь после быстрого бега, прокричал:

— Идет!

Джек сморщил нос и раздраженно осведомился:

— Кто идет?

— Се… селедка! Она показалась на сонаре!

Капитан Джек Майклз почувствовал, как возвращается надежда. Он приосанился и произнес суровым тоном:

— И много ее?

— Понятия не имею…

Джек вздохнул: научили же парня читать показания прибора! Косяки сельди обычно появляются на экране скоплениями красных, зеленых и синих пятен. По такой картинке натренированный глаз может определить численность косяка с точностью до сотни-другой рыб. Но сейчас было не до нравоучений. Джек взглянул на небо и увидел верный знак того, что рыба близко. Целая стая чаек летела над океаном. Обычно в таких случаях чайки — одна за другой — ныряют и вытаскивают добычу. Но эти, похоже, едва поспевали за косяком. Сельдь от кого-то спасалась. От кого — Джека не особо заботило. Косяк шел прямиком на «Рагнарёк».

Влетев в рубку, он посмотрел на сонар. Внизу экрана шли две линии: красная и зеленая. Дно океана. А выше… У Джека перехватило дыхание при виде множества разноцветных пятен. Косяк сельди занимал весь экран, и конца ему не предвиделось.

— Боже! — выдохнул Джек и принялся отдавать команды: — Спустить второй трал! Быстрей!

Не на каждом рыболовецком судне есть вспомогательный трал, но Джек в свое время не пожалел средств, чтобы как следует оснастить «Рагнарёк». Второй трал предназначался для той рыбы, которая минует первый. Подобной предусмотрительностью могли похвастать не многие капитаны, и им оставалось только завидовать успехам «Рагнарёка». Джек ухмыльнулся. Сегодня его команда за несколько минут наверстает упущенное за прошедшие дни. Конечно, еще немало часов предстоит вытаскивать добычу из сетей, но дело того стоит.

Снизу доносились радостные крики членов команды, которые дружно спускали второй трал. Они успели вовремя. Передовая часть косяка — отборные экземпляры, как отметил Джек, — затрепыхалась в сетях. Буквально за несколько секунд оба трала заполнились тоннами рыбы. «Рагнарёк» шел на самом малом ходу. Джек чуть прибавил скорость. Нельзя было терять ни секунды, чтобы не упустить этакую добычу. Двигатели протестующе зарычали, но мало-помалу отягощенный весом пойманной рыбы корабль стал-таки набирать скорость. На экране сонара разноцветные пятна постепенно редели: большая часть косяка билась в сетях «Рагнарёка».

Джек уже готовился испустить радостный вопль и от избытка чувств хлопнуть по спине юного Джимми, как вдруг на экране появился новый объект, явно преследующий косяк.

Его размеры были огромны. По мере его скольжения по экрану Джек прикидывал, кто бы это мог быть.

Пятьдесят футов… Не черный дельфин, не малый полосатик и не скат.

Шестьдесят футов… Для горбатого кита великоват.

Семьдесят футов… И не кашалот, как Майклз предположил было поначалу.

Конечно же, это синий кит. Самое крупное животное, когда-либо обитавшее на нашей планете. Джек знал, что отдельные экземпляры достигают в длину ста десяти футов.

Сто десять футов, сто двадцать… Нет, это невозможно…

Сто сорок, сто пятьдесят… Синий кит просто отдыхает по сравнению с… кем?

Джек вдруг понял, что неведомое существо следует точно за косяком и не намерено останавливаться. Значит… значит, оно идет на «Рагнарёк»!

Какое-то мгновение Джек колебался: не дать ли приказ перерубить тросы. Но было уже поздно. Чудовище добралось до сетей и… В последнее мгновение оно с непостижимым для своих гигантских размеров проворством ушло на глубину и исчезло с экрана так же внезапно, как появилось, будто и не было его никогда.

Джек посмотрел на Джимми, стоящего рядом с выпученными глазами и отвисшей челюстью.

— Вот дьявольщина-то, малыш!

Джимми кивнул:

— Мы… мы же должны об этом всем рассказать, верно?

— А кто нам поверит?

Снизу донеслись ликующие крики. Бросив взгляд на палубу, Джек увидел поднимающийся из воды трал, полный рыбы. Лебедки скрипели под тяжестью груза. Такого улова Джек не припоминал. А ведь это только первая сеть! Он впихнул в рот сигару, которую все это время сжимал в кулаке, и затянулся. Изумительный вкус!

Джек повернулся к Джимми.

— Море дает — и оно же, море, берет. Возблагодарим его за сегодняшние дары и поспешим домой. А об этом, — он указал на сонар, — никому ни-ни. Нам ни к чему лишние проблемы. Усек?

Джимми кивнул.

— Вот и добро. Считай, что ты повышен в должности.

Выйдя из рубки навстречу свежему соленому ветру, Джек поприветствовал команду. В ответ донеслись радостные возгласы и гиканье. И никто из рыбаков, за исключением юного Джимми, никогда не узнает, как близки они были к тому, чтобы попасть на первые страницы газет под заголовком: «Еще одна трагедия на море».

— Отлично, ребята! — крикнул Джек. — Живей сгружайте добычу! Мы идем домой!

Команда ответила восторженными воплями. За недели, проведенные в море, все успели соскучиться по своим семьям. Но не только удачное завершение лова было причиной спешки. Впервые в жизни Джеку хотелось как можно быстрей почувствовать под ногами твердую почву.

 

4

Портсмут, штат Нью-Гэмпшир

Эти двое преследовали ее вот уже несколько кварталов. Джиона чувствовала запах сигаретного дыма, когда они закуривали — трижды за последнее десять минут. Похоже, нервничали. От старинных кирпичных мостовых явственно отдавалось эхо их чуть пришаркивающих шагов.

Портсмут — один из старейших портов на Восточном побережье Соединенных Штатов. Известен военно-морской верфью, гулкими мостовыми, а также — Джионе подумалось — не шибко порядочными обитателями.

Она не определила бы точно, как долго ее преследуют. Занятая беседой со своим внутренним голосом, Джиона почти не обращала внимания на окружающее. В последнее время она, когда не с кем было поговорить, частенько коротала досуг, общаясь с выдуманным адвокатом дьявола. Кто-то мог бы назвать это совестью, но девушке вроде было не в чем себя упрекнуть. Общение с внутренним голосом не раз помогало ей в трудных жизненных ситуациях. Да и не могла она похвастать большим числом собеседников внешних.

После смерти мамы Джиона мало с кем разговаривала, даже с отцом. Конечно, он был хорошим человеком: добрым, любящим, умным. Она восхищалась им и его работой. Не каждая девушка может похвалиться тем, что ее отец — известный океанограф, в прошлом же — «морской котик».

Но в тот день, когда он вернулся из больницы с опухшими, заплаканными глазами и с грустью посмотрел на нее, Джиона поняла две вещи: мама умерла, а она уже никогда не будет ни с кем так близка, как была с нею. Даже с отцом. И чтобы никто не покушался на ее одиночество, Джиона кардинально сменила имидж.

Нарядные платья уступили место мешковатой, мрачных оттенков одежде из благотворительных магазинов Армии спасения. Но словно этого было мало, Джиона взяла манеру красить волосы в самые невероятные цвета. Довершали причудливый облик многочисленные браслеты на руках, носки в черно-белую полоску, проколотые брови, нос и уши. На ней словно светилась надпись: «Отстаньте все от меня!» Своей цели она добилась: общались с ней, и то изредка, такие же, как она, неудачники.

Со временем выносить одиночество становилось все трудней, хотя Джиона никогда бы в этом не призналась. Не могла она изменить раз и навсегда принятому решению. А несколько месяцев назад объявился внутренний голос. Она понимала, что это отдает легким безумием, от которого лишь пара шагов до комнаты без окон и с мягкими стенами, но ей было наплевать. Голос ничего не приказывал. Он просто говорил с ней. Спорил, если называть вещи своими именами, и — странное дело — от этого девушке становилось легче, она уже не ощущала себя одинокой. В такие минуты Джиона совершенно отстранялась от окружающего, поэтому неудивительно, что она не сразу обратила внимание на двух следующих позади парней. Они бы и дольше оставались незамеченными, если бы не исходящий от них резкий запах.

Джиона не спешила оглядываться, чтобы не выдать себя раньше времени. Она лихорадочно соображала, кто это может быть и что им от нее нужно. За год общения с бездельниками всех мастей ей довелось встречать множество неприятных типов. Большинство составляли, в общем-то, безобидные дети богатых родителей, нарочито неряшливо одетые, все как один с айподами и охочие до дури. Но попадались и настоящие мерзавцы, с которыми, как ни старалась Джиона их избегать, сталкиваться приходилось.

В любой неформальной компании девушка выглядела как своя: разноцветные волосы, готский прикид, пирсинг во всех возможных и невозможных местах. Выделяли ее из общей массы милая улыбка и остроумие плюс к тому — умственные способности, достаточные для того, чтобы с честью выходить из достаточных, в свою очередь, передряг. И — резкое неприятие наркотиков. Еще в старших классах Джиона посещала собрания борцов с наркоманией. И в то время как ее друзья писали петиции местным властям с просьбами легализовать травку, она на заседании специального подкомитета сената штата выступала за запрет не только марихуаны, но и алкоголя. Это не было связано с религиозными или иными убеждениями — слишком уж много она видела людей, чей мозг был разрушен наркотиками. Людей, деградировавших буквально на глазах. Еще вчера остроумные и эрудированные собеседники сегодня способны были говорить только о пирожных «Твинкис», зажигалках «Зиппо» и боулинге, затягиваясь очередным косячком.

Друзья-наркоманы спокойно относились к убеждениям Джионы и даже уважали ее как человека, способного на большее, нежели просто валяться на диване. Один из них как-то проронил, будучи под кайфом:

— Не смей даже думать, чтобы попробовать дурь… смотри у меня!

Но так считали не все, и к Джионе, совершенно незаслуженно, приклеилось прозвище Стукачка. Все отлично знали, что она никогда никого не сдаст полиции, но пару дней назад случилась нехорошая история. Джиона оказалась вечером на одной из портсмутских аллей. В отличие от большинства городов улицы Портсмута хорошо ухожены, на них расположены популярные магазины. Но даже на самых благопристойных улицах в поздние часы нетрудно нарваться на неприятности.

Джиона сидела на скамейке и записывала подробности вчерашнего странного сна, когда услышала неподалеку приглушенные голоса. Оторвавшись от блокнота, она успела увидеть, как неизвестный передает завернутый в полиэтиленовую пленку пакет местному наркодилеру по прозвищу Базука Джо — одному из тех парней, общения с которыми она избегала. Прозвали его так отчасти из-за любви к жвачке, отчасти из-за татуировки на руке, изображающей шварценеггероподобного громилу, стреляющего из базуки.

Джиона легко догадалась, что в этом пакете. Марихуана. Опять ее угораздило оказаться в неподходящее время в неподходящем месте. Она вскочила со скамейки и, споткнувшись, упала. Встав на ноги, девушка встретилась взглядом с мрачным наркодельцом. Тот в растерянности потирал свой бритый череп, соображая, что делать. Незнакомец бросил Джо несколько слов. На мгновение Джо отвлекся, когда же опять посмотрел в сторону скамейки, там уже никого не было. Но он видел ее, знал, кто она такая и каково ее отношение к наркоте.

Шаги за спиной становились все громче. Похоже, преследователи догоняли ее — и Джиона догадывалась почему. Она приближалась к паркингу. Наверняка на лестнице, ведущей внутрь, никого не будет. Девушка посмотрела по сторонам, но по воскресеньям магазины закрываются рано, так что укрыться ей было негде. Оставалось бежать.

Не успела Джиона сойти вниз на десяток ступенек, как две руки, словно тисками, сдавили ее поперек туловища. Неизвестный оторвал ее от земли и швырнул на бетонную лестницу с такой силой, что едва не проломился череп. Глянув на нападавших, Джиона подумала: лучше бы ей потерять сознание, чтобы не видеть ничего и не чувствовать.

На нее, широко ухмыляясь, глазели Базука Джо и еще один, незнакомый мужчина. В темноте желтые неровные зубы Джо походили на волчьи клыки. Когда Джо наклонился к ней, Джиона поняла, что зубы у него и впрямь необычные: подпиленные и заостренные. Казалось, что она глядит в пасть акулы.

Джо просек направление ее взгляда и процедил:

— Будешь себя хорошо вести, я не укушу.

Джиона промолчала, чтобы не заводить его лишний раз.

Джо повернулся к приятелю, которого, судя по одежде и испускаемым «ароматам», рекрутировал на помойке.

— Следи за входом. Чтобы никто сюда не прошел, ясно?

Мужчина нервно кивнул и поднялся по лестнице. Джо повернулся к Джионе, потирая бритую голову:

— Ты ведь уже все поняла, умница?

Джиона кивнула.

— Ну-ка, проясни что.

— Я видела, как тебе передавали наркоту пару дней назад.

Джо хрюкнул:

— Ерунда. Всякому известно, что ты не стукачка. Но ты кое-что обронила, убегая.

Он полез в карман и вытащил бумажный прямоугольник размерами четыре на шесть дюймов. Это была фотография, на которой она запечатлена была на пару с отцом. Снимок был сделан месяц назад, когда они вместе занимались сноркелингом — единственная совместная вылазка за целый год. Вряд ли хоть один из друзей-неформалов, увидев фото, поверил бы своим глазам. Под ее всегдашней мешкообразной одеждой, оказывается, скрывалась ладная загорелая фигура, которой позавидовали бы иные голливудские звезды. Роскошное тело и широкая улыбка плохо сочетались со взлохмаченными фиолетовыми волосами, но сомневаться не приходилось: она была прекрасна!

— Ну прямо неотшлифованный алмаз! — сплюнув, произнес Джо. Он исходил слюною от нетерпения.

Когда он расстегнул ремень, Джиона поняла, что ее ждет. Она судорожно соображала, как лучше ей поступить в такой ситуации. Джо снял ремень и крепко привязал одним концом к дверной ручке, другим — к трубе. Единственное, что оставалось, — попробовать взбежать по лестнице и застать сообщника врасплох. Девушка потихоньку двинулась к ближайшей ступеньке, но Джо, заметив движение, набросился на нее.

Сил сопротивляться у Джионы хватило ненадолго. Джо грубо повалил ее на пол, татуированная рука крепко сжала горло.

— Только пикни мне — придушу враз! А будешь сопротивляться — кишки выпущу!

Чтобы доказать, что слова его не пустая угроза, Джо продемонстрировал нож-выкидуху.

Тело Джионы словно свело судорогой. Она не могла одолеть насильника, но сопротивляться готова была до последнего. Так вот запросто она ему не дастся. Девушка надеялась, что он устанет и ослабит хватку, но рука продолжала и продолжала сжимать горло.

Джо отложил нож и задрал на ней юбку. Руки жадно ощупывали обнажившееся тело. Затем он снова взял нож, собираясь разрезать на Джионе одежду, но не успел выщелкнуть лезвие, как сверху донесся звук глухого удара. Джо помедлил.

— Зак, что у тебя там?

Не получив ответа, Джо нажал кнопку на рукоятке ножа, второй рукой продолжая удерживать Джиону.

— Зак, что там у тебя, черт возьми?

Сверху послышалось шарканье ног. Кто-то, тяжело дыша, неверной походкой спускался по лестнице. В тусклом свете Джиона разглядела мужчину в потрепанной одежде, с изможденным лицом и самой нечесаной бородой, какую ей когда-либо приходилось видеть. Девушка с трудом сдержала улыбку.

— Ты кто такой, черт возьми? — взревел Джо. — Зак! Даю тебе пять секунд, чтобы ты…

— Зак решил малость передохнуть. Я за него.

Джо разъярился. Ну, он покажет этому кретину Заку! Но выбирать сейчас было не из кого.

— Откуда ты знаешь Зака?

— Рыбачили вместе, — глухо ответил незнакомец.

Джо, казалось, удовлетворился ответом. Стало быть, Зак раньше был рыбаком. Он тряхнул головой и ткнул ножом в направлении пьянчуги.

— Следи, чтоб никто здесь не появился, а то прирежу! Понял?

Мужчина кивнул, затем неожиданно шагнул вперед, одним прыжком преодолел несколько ступенек и оказался рядом с Джо, чуть было не наступив Джионе на голову.

— Не спеши этак!

Джо попытался что-то сказать, но вдруг почувствовал, как пьянчуга крепко схватил его за запястье и с силой его выкрутил. Послышался хруст. Джо заорал дурным голосом:

— Ты, б!..

Джо не успел высказать все, что думает о нападавшем, потому что тот резко выбросил вперед руку и сжал его кадык. И наглый, самоуверенный насильник тут же превратился в ничтожного червяка, извивающегося в поисках глотка свежего воздуха. Стоило Джо очутиться на полу, практически недееспособным, как пьянчужка выпрямился, спустился по ступенькам и достал мобильник. Набрав 911, он коротко переговорил с оператором, убрал телефон и подошел к девушке.

— Ты как, в порядке? — спросил Аттикус.

Джиона и хотела бы броситься в крепкие и надежные объятия отца, но надлежало следовать выбранному два года назад имиджу. Она не должна демонстрировать слабость, особенно ему.

— В полном, — ответила она, поправляя прическу и одергивая блузку.

Отец, конечно, тоже хотел обнять дочь, но, смущенный холодным ответом, лишь легонько похлопал ее по плечу и сказал:

— Хорошо, что я проходил мимо.

— Ты несколько опоздал.

— Извини.

— Ты звонил в полицию?

— Да.

Джиона вздохнула — теперь на нее уж точно будут смотреть как на стукачку.

— Тебе уже незачем его бояться.

Облегчение, которое испытала Джиона в первый момент при виде отца, уступило место привычной в последние годы холодности.

— Я могла бы сама о себе позаботиться.

— Не сомневаюсь, — сказал Аттикус с легким сарказмом: не шибко приятно сталкиваться с подобной неблагодарностью.

Он быстро отвязал ремень от дверной ручки и тоном, не вызывающим возражений — даже со стороны сердитой семнадцатилетней девушки, — приказал:

— Жди снаружи!

Джиона направилась к выходу, но в нерешительности остановилась:

— Ты же не собираешься…

— Как-нибудь в другой раз. Не сегодня.

Джиона вышла на улицу, захлопнув дверь. Прошло несколько секунд — и она услышала хриплые крики Джо. Что там происходило, девушка не представляла. Она не знала, на что способен отец, — хотя и догадывалась. Очевидно одно: Джо не скоро забудет этот урок. «Отлично, — подумала Джиона, — подонок заслужил свое». Но немедленно пожалела о том, что невольно выпустила на свободу демонов, столько времени таившихся в отце. Она скрестила на груди руки и прислонилась к почтовому ящику, дожидаясь, когда крики стихнут.

 

5

Портленд, штат Мэн

Вода под брюхом вертолета НН-60 «Джейхок» Береговой охраны США закручивалась бешеными водоворотами. На прочном тросе почти над поверхностью океана висел старшина Райан Рейли. Спасательная операция проходила пока успешно. Правда, PIW пребывал без сознания. Два дня без еды и питья посреди океана дали о себе знать. Часом раньше, когда с военного транспортника С-130 «Геркулес» заметили болтающийся на волнах оранжевый спасательный жилет, женщина еще могла двигаться.

Она успела надуть спасательный плот, но сил забраться на него уже не хватило. Голова, покрытая спутанными прядями светлых волос, и часть туловища находились на плоту; левые рука и нога болтались в воде. Она даже не пошевелилась, когда подлетел вертолет, так что спасатели действовали очень быстро — женщина на глазах теряла последние силы.

Что в точности произошло, никто не знал. Радисты поймали мэйдэй от истошно кричавшего по-французски мужчины. К счастью, он не совсем потерял голову и догадался сообщить координаты на английском. Береговая охрана немедленно приступила к поискам, продлившимся двое суток. Обнаружить пока удалось только женщину. Два «Геркулеса» продолжали искать мужчину — предположительно ее мужа, — но безуспешно.

Капитан Андреа Винсент выглянула из открытой дверцы «Джейхока» и немного ослабила трос, опустив Рейли поближе к спасаемой. Андреа служила в Береговой охране шесть лет и участвовала в сотнях спасательных операций. Внешность не должна вводить в заблуждение — несмотря на изящную фигурку и волнистые черные волосы, именно капитан Винсент обычно находилась внизу, вытаскивала пострадавших из воды. Но Рейли необходимо набираться опыта, и пока что он вполне справлялся.

План действий был прост. Рейли медленно опускается к пострадавшей. Спешка исключена — не хватало еще, чтобы женщина, придя в себя, от неожиданности свалилась с плота. Андреа посмотрела вниз: Рейли находился в воде. В наушниках раздался его голос:

— Я на месте. Направляюсь к спасаемой.

— Поняла. Забирай ее.

Старшина боком подплыл к женщине. Накинуть на руку страховочный ремень, прицепить к своему, потом осторожно спустить ее на воду — что может быть проще? И потом их обоих поднимут на борт.

Винсент увидела, как второй пилот машет ей рукой. Он показал на ее наушники и поднял два пальца — переключиться на канал два. Она, Рейли и первый пилот переговаривались на канале один, в то время как второй пилот держал связь с поисковыми самолетами на канале два. Переключиться на другой канал в самый разгар спасательной операции? Если Рейли понадобится помощь, Андреа об этом не узнать. Однако второй пилот недвусмысленно давал понять, что случилось нечто серьезное.

— Рейли, должна на минуту перейти на второй. Как у тебя, все в порядке?

— Понял, кэп. Она в полной отключке. Готовность — сорок пять.

Сорок пять секунд. Ровно столько у нее времени, чтобы узнать, в чем дело. Андреа переключилась на канал два и вздрогнула от какофонии звуков. Обычно спокойные летчики орали в эфире как ненормальные. Не разобрав ни слова, она, словно заправский боцман, гаркнула в микрофон:

— А ну заткнулись, черт вас всех задери! Кто-нибудь один, объясните, что происходит?

Секундная тишина. Потом послышался голос Чарли Маккейба. Винсент знала его около пяти лет. Они были друзьями, но на операции отношения всегда сугубо рабочие. Едва Маккейб заговорил, она мигом поняла: что-то стряслось.

— Андреа, это Чак. Слушай… — Голос его дрожал. — Мы… мы тут обнаружили кое-что, и оно направляется в вашу сторону.

— Далеко?

— Примерно в миле.

— Подлодка? — Винсент помнила: подводные лодки подчас внезапно всплывают в самый разгар спасательной операции и путают все карты, но сейчас, похоже, был не тот случай.

— Мы тоже сперва так подумали. Это что-то большое… но оно движется… слушай… убирайтесь оттуда.

— На какой глубине?

— Ты меня слышишь? Валите, к чертям, оттуда!..

Маккейб давал ей совет дружеский, но чтобы вот этак срываться на истерику в разгар операции… Чертовски непрофессионально. Она никуда не свалит, пока пострадавшая не окажется на борту вертолета. Время Маккейба истекло. Андреа переключилась на канал один.

— Рейли, что у тебя?

— Десять сек.

— Приготовься быстро…

Винсент не договорила. Примерно в четверти мили возле поверхности что-то двигалось — неотчетливая тень. Она направлялась прямо к плоту. Очень быстро. Андреа надела антибликовые очки и увидела непонятный объект отчетливее. Неясная темная масса, скрытая под водой, плыла с невероятной скоростью.

Только что женщина слышала панические голоса коллег в эфире, а теперь паника охватила ее саму.

— Рейли! Цепляй ее! Аварийный подъем! Две!

У Рейли было две секунды, после чего Андреа включила подъемник на максимальную скорость. Пилот также слышал команду и без лишних вопросов направил машину вверх. Винсент выглянула в открытую дверь — Рейли с женщиной поднимались из воды. Прямо под ними промелькнула черная тень, оставляя за собой огромнейшие воронки — не меньшие, чем после гигантских китов.

Спустя несколько секунд Рейли уже был на борту. Передавая женщину с рук на руки капитану Винсент, он спросил:

— Что, к чертям, за дела?

Андреа бегло осмотрела спасенную и закрепила ремнями в кресле. Повернувшись к Рейли, увидела, как он вытаращился на нее. «Похоже, видочек у меня еще тот». Взгляд старшины был красноречивее любых слов.

— Кэп, вы в порядке?

Она кивнула.

— Уотсон, ты видел эту… ну… эту?

— Угу, — ответил пилот. — Иду над ней.

Уотсон был первоклассным летчиком. Даже встреча с неведомым морским животным не могла лишить его самообладания. Вертолет заложил крутой вираж и понесся на юг.

— Мы почти над ней!

Натужно ревели двигатели.

«Делаем, должно быть, миль восемьдесят в час, — подумала Андреа, — итого семьдесят узлов».

Ни одно живое существо не способно плыть с такой скоростью! Через иллюминатор она видела, как у самой поверхности воды несется, подобно реактивному снаряду, загадочная тварь. Над ухом задышал Рейли:

— О боже… Спасибо, что вытащила нас оттуда.

Лицо его было белей мела.

«Похоже, у нас обоих знатный видочек», — решила Андреа.

Оба вдруг дружно подпрыгнули от неожиданности — к ним присоединился еще один наблюдатель.

Француженка (или кто она там), не мигая, уставилась в иллюминатор. Она еще не совсем пришла в себя, но явно понимала, что происходит.

— Mon Dieu! Qu'est-ce que c'est? A-t-il mange mon mari?

Спасатели даже не заметили, что женщина освободилась от страховочного ремня, — оба, не отрываясь, смотрели вниз. Черная тень внезапно ушла на глубину, оставив за собой воронку диаметром сорок футов. Наконец Винсент перевела внимание на француженку:

— Я не пойму, о чем вы… Но вы пришли в себя.

Женщина держала в руках водонепроницаемую цифровую камеру. Снимала ли она — Андреа не заметила; впрочем, следить ей было некогда. Она кивнула на камеру:

— Можно?

Женщина поняла:

— Oui, oui, naturellement.

Винсент включила камеру в режим просмотра и начала прокручивать снимки. Вот француженка с мужем, счастливые и довольные, плывут на катамаране. Что же с ними случилось? Она просматривала кадры и дошла наконец до размытого изображения океана. Следом еще три нечетких снимка. Черт! Кровь снова отлила от лица. Камера запечатлела ЭТО. Черная тень у самой поверхности, похожая на… Да ни на что не похожая! Ни на что из того, что Андреа видела прежде. Не будь этого снимка, она еще колебалась бы, сообщать ли о происшествии. Все это настолько невероятно… Еще одно фото — воронка гигантских, неимоверных размеров. Да, это бесспорное доказательство! Ей не могут не поверить.

 

6

Портсмут, штат Нью-Гэмпшир

Каждый взмах ножа сопровождался тоненьким подвыванием негодяя, осмелившегося напасть на его дочь. Закончив, Аттикус взглянул на дело своих рук — несостоявшийся насильник и его дружок валялись на лестнице, всхлипывая и причитая.

«Так-то», — с удовлетворением подумал он.

Если им даже повезет ускользнуть от правосудия, этот урок надолго останется в памяти. Не говоря уж об унижении, ожидающем их.

Вой сирен раздавался совсем близко. Аттикус сложил нож и вышел на улицу. К паркингу подходили четверо полицейских. Джиона застыла рядом с отцом. Трудно сказать, что произвело на нее большее впечатление — попытка изнасилования или последующая расправа над нападавшими. Аттикус подмигнул дочери, улыбнулся и подошел к копам, протягивая нож. Рассказ о произошедшем занял не много времени. Полицейские, мельком взглянув на Джиону, прошли внутрь. Через мгновение грянул их хохот.

— Твоя работа? — спросил один из копов.

Аттикус кивнул, записывая свои координаты на обратной стороне визитки. Полицейский еле сдержал улыбку.

— Знаешь, это была не лучшая идея.

В ответ Аттикус снова кивнул и протянул визитку.

— Просто воздал им должное.

Теперь уже кивнул коп.

— Придется их так растелешенными и вести до машины.

Он улыбнулся, затем добавил серьезно:

— Надо записать ваши показания. В участке.

— Без проблем, — сказал Аттикус, потом кивнул на Джиону. — Можно, я сначала позабочусь о ней?

— Как вам будет удобнее. Попозже заедете или завтра.

С лица дочери не сходило выражение ужаса.

— Что ты с ними сделал? — спросила она.

— Свершил акт возмездия. Смотри.

Из здания паркинга выходили копы, конвоируя арестованных со скованными наручниками руками. Но не это привлекло внимание местных зевак: вся одежда на парочке хулиганов была разрезана на узкие полоски. Заржала компания подростков. Некоторые защелкали кнопками фотокамер на мобильниках. Местные кумушки в сторонке стыдливо прикрывали руками рты и неодобрительно покачивали головами, не отрывая тем не менее глаз от действа. Спереди вид был еще более-менее благопристоен, но сзади взгляду любопытных открывалось все, что обычно находится под одеждой и не предназначено для всеобщего обозрения.

— Вряд ли они теперь осмелятся появиться в Портсмуте, — сказал Аттикус. — Если не захотят, чтобы над ними смеялись на каждом углу.

Он посмотрел на Джиону. Лицо ее озарила радостная улыбка — такая редкость за последние годы. Неужели ради этого необходимо было оголить задницы местному хулиганью? Кем же стала дочь? Удастся ли им снова подружиться?

А ведь еще предстоит сообщить ей о переезде.

В «эксплорере» воцарилась неловкая тишина. Джиона сидела, скрестив руки на груди, к которой меньше часа назад насильник приставил нож. На шее Аттикус разглядел несколько свежих синяков.

— Ты уверена, что в порядке?

— Спокуха.

— У тебя синяки на шее. Сильно он тебя, а?

Джиона посмотрела на себя в зеркальце. Критически исследовав шею — медленно сползла по сиденью. Не в силах держаться долее, разрыдалась.

Аттикус свернул на обочину и остановил машину. Нет, он не может спокойно смотреть на слезы единственного ребенка. Отстегнуть ремень и прижать ее к себе — но Джиона сама уже придвинулась к отцу и положила голову на его колени. Аттикус крепко обнял ее и пробормотал:

— Я люблю тебя, доченька. Люблю.

Рыдания становились громче. «И дело не столько в случившемся», — понял Аттикус. Сдерживаемое на протяжении двух лет горе наконец-то обрело выход. Ни слезинки не пролила Джиона, узнав о маминой смерти, но спустя месяц волосы ее приобрели ярко-красный цвет, а между ней и отцом воздвиглась стена. И вот, похоже, стена теперь рухнула. Аттикусу очень хотелось бы в это верить.

Десять минут прошли в молчании, нарушаемом только всхлипываниями Джионы. Наконец она успокоилась, вытерла слезы и откинулась на сиденье. Аттикус испугался, как бы между ними вновь не выросла стена, но тут девушка заговорила:

— Я тоже люблю тебя, папочка.

Аттикус почувствовал, как часто забилось его сердце, и вынужден был сделать паузу, прежде чем ответить:

— Хм… «папочка»?

Этой улыбки он ждал от дочери два долгих года.

— Спасибо, что выручил меня.

С деланым безразличием он пожал плечами.

— Просто оказался поблизости.

Она похлопала отца по руке.

— Я так и поняла.

Вновь повисла тишина. Аттикус отчаянно хотел сказать что-нибудь такое, что окончательно бы разрушило стену отчуждения, — но что он мог сказать дочери, которую чуть было не изнасиловали, с которой он за два года едва обмолвился парой слов… чьи глаза напоминали о Марии, а нос… нос-то был его.

«Правду», — решил Аттикус.

Не успел он открыть рот, как Джиона нарушила молчание:

— Я знаю про Энн-Арбор. Мы переезжаем.

С открытым от удивления ртом Аттикус воззрился на дочь.

— Я ведь из поколения Игрек, — ответила на незаданный вопрос Джиона. — Твое поколение… устарело. Я выросла с компьютером, а вот ты не умеешь подчищать за собой следы. Никогда не слышал, что можно удалить из браузера адреса посещенных сайтов? Очистить список недавних документов? А я-то считала, что в спецназе учат осторожности.

— Ну, знаешь ли, между М-16 и «Виндоус» — разница еще та.

Аттикус включил передачу и выехал на дорогу.

«Ну и девчонка, раскрыла все мои карты, — не без гордости подумал он. — И ведь она права».

Он становился стар, медлителен, сентиментален. Нет, с физической формой пока еще все в порядке, но цепкость ума не та. Ему не хватало риска, острых ощущений, как прежде, когда он с другими «котиками», защищая страну, выполнял опасные задания, уничтожал врагов. Все переменилось с появлением Марии — Аттикус обнаружил, что есть в жизни и другие ценности: жена, дочь.

Да, он остепенился, одомашнился. Ни на мгновение не сожалея о переменах, он все же скучал по былым боевым операциям, по тем непередаваемым ощущениям, когда пули свистят вокруг в поисках цели (и эта цель — он), но не находят. Так прошли десять лет его жизни.

— Дядя Коннер так разволновался из-за нашего переезда. Он…

— Ты говорила об этом с моим братом, а не со мной?

Джиона покраснела.

— Но ведь и ты не хотел обсуждать со мной эту тему. Мог хотя бы спросить мое мнение. Вдвоем и подумали бы.

— Да что мы делали-то с тобой вдвоем? — повысил голос Аттикус.

Переведя дыхание, заговорил уже более спокойно:

— Пойми, так будет лучше для нас обоих. Мне предложили работу в Детройтском зоопарке — смотреть за тюленями. Я теперь не буду месяцами отсутствовать дома. Мы сможем больше времени проводить вместе, наладим отношения. О'кей?

Джиона коротко кивнула.

— О'кей… Когда уезжаем?

— А ты не знаешь?

Улыбка в ответ.

— Я могу прочитать то, что хранится на винчестере, но не мысли.

— Через три дня.

— Круто…

— Ну да…

— Спасибо, что сообщил не в последнюю минуту.

— Не знал просто, как тебе сказать…

Аттикуса как холодной волной окатило — вдруг он сейчас разрушил ту хрупкую связь, что возникла между ними? Джиона развеяла его страхи:

— Ты будешь скучать по океану.

Аттикус кивнул — и с облегчением, и в то же время удивленный, что дочь беспокоится о нем.

— Угу.

Джиона посмотрела вперед. Они подъезжали к Райской гавани.

— Попрощаемся с океаном, — сказал Аттикус. — Посмотри сзади.

Пока они парковались на пыльной стоянке, пока отец здоровался с охранником по имени Пит, девушка заглянула в багажник. Там лежали два комплекта для дайвинга: гидрокостюмы, кислородные баллоны и прочее подводное снаряжение.

— Будем нырять?

— Не просто нырять. Поплаваем с китами.

У Джионы глаза засверкали от возбуждения. Как давно она мечтала об этом! Это было бы сродни прикосновению к чему-то чудесному и непознанному. И вот спустя несколько лет мечта исполнялась. Ее лицо засияло от предвкушения.

— Сейчас здесь много горбатых китов. Мигрируют на север.

Джиона поцеловала отца в щеку.

— Папочка, я люблю тебя.

— Вот так и становятся лучшими друзьями, — с ухмылкой заметил Аттикус.

Как ему нравилось доставлять дочери удовольствие! Только бы в Энн-Арборе все сложилось удачно. Они воссоединятся с семьей, и больше им не придется надолго расставаться друг с другом. Конечно, он будет скучать по океану, но… что ни делается — все к лучшему.

— Ты опытный дайвер, я знаю, — сказал Аттикус, — но тебе еще не приходилось плавать с китами. Бояться их не надо, но все же это дикие животные. Бывает, ведут себя неадекватно. Океан вообще штука непредсказуемая. У нас будут маски с микрофонами и наушниками, так что мы сможем переговариваться. Только делай все, как я тебе скажу, хорошо?

— Слушаюсь, командир.

— Отлично, — улыбнулся Аттикус. Он был взволнован не меньше дочери. Неоднократно уже он плавал с китами, но всегда волновался, как в первый раз. Верно сказала Джиона: это как чудо.

— Ну что, поищем китов?

 

7

Отмель Джеффри, залив Мэн

Аттикус заглушил двигатели яхты. Волны бились о фибергласовый корпус, и судно слегка покачивалось на волнах. Аттикус вдохнул полной грудью соленый морской воздух — он был дома… еще один день. Разлука с океаном обещает быть болезненной, но сейчас важнее восстановить отношения с дочерью — а как это сделать, когда отсутствуешь по полгода?

Яхта — ее Аттикус одолжил у приятеля, которому в свое время оказал кое-какую услугу, — производила впечатление размерами и роскошью. Джионе потребовалось время, чтобы осознать: эта красавица семидесяти футов в длину и восемнадцати в ширину находится в полном их распоряжении. Изначально предназначенная для спортивной рыбной ловли, «Бугабу» могла использоваться и как прогулочное судно, а в их случае — как стартовая площадка для ныряния. Выкрашенная в белый цвет яхта сверкала в солнечных лучах на фоне синего океана.

Мысли Аттикуса обратились к цели вылазки. По пути к отмели они несколько раз видели струйки пара — это проплывали киты. Хоть и велико было искушение направиться следом и нырнуть, Аттикус не поддался ему — на глубине за китами не угнаться. Отмель Джеффри, представляющая собой древние ледниковые отложения, — другое дело. Здесь вода кишит планктоном, сельдью, треской, и сюда приплывают пообедать морские гиганты — киты, в основном горбатые.

Аттикус встал с удобного кресла и покинул прохладу рубки, окунувшись в восьмидесятипятиградусную жару. По пути на корму он увидел дочь, уже полностью облачившуюся в костюм для дайвинга и горящую нетерпением нырнуть в воду. Джиона выбросила за борт сигнальный буй и обратилась к отцу:

— Чего мы ждем? Поехали! — Лицо ее сияло.

Аттикус без лишних слов надел гидрокостюм, грузовой пояс, компенсирующий жилет и кислородные баллоны. Перед тем как натянуть маску, он дважды проверил экипировку Джионы, затем свою. «Морским котикам» приходилось выполнять задания в самых опасных уголках планеты, и тщательнейшая проверка снаряжения — один из азов подготовки. Поэтому потери среди «котиков» всегда были минимальными. Удостоверившись, что все в порядке, Аттикус показал дочери большой палец. Она засияла.

— И последнее, — сказал он, доставая две камеры в водонепроницаемых чехлах. — На случай, если будет что-нибудь интересненькое. Тебе — фотокамера. Вспышка работает до глубины в пятьдесят футов. Под водой она чертовски яркая, так что не пробуй сфотографировать себя. Я беру видео. Запечатлею все для истории. — Он улыбнулся. — Потом, случись что, покажешь детям.

Джиона, расплывшись в улыбке, взяла камеру. Спустя две минуты они вошли в воду. Аттикус был опытнейшим дайвером, но и Джиону нельзя было назвать новичком. Они выровняли давление и медленно пошли на глубину. Со всех сторон их окружала темно-синяя вода. Казалось, они парят, невесомые, вдали от мирских забот, подобно ангелам небесным.

«Точно, — подумал Аттикус, — как в небесах».

Внезапно послышался звук. Странный звук, призрачный. Протяжная печальная нота разнеслась на многие мили вокруг. С другой стороны прозвучал ответ.

— Где они? — благоговейным шепотом спросила Джиона.

— Приближаются.

— Где же?

Честно говоря, Аттикус не очень-то знал ответ на этот вопрос. Если судить по напевным звукам, они принадлежали горбатым китам, наиболее игривым и, на его взгляд, прекраснейшим из китов. Но они где-то неподалеку — сомнений нет.

Аттикус нарушил молчание:

— А ты в курсе, что «пение» китов соответствует музыкальному строю? — Он говорил будто сам с собой, не ожидая ответа. — Они учатся этому у своих родителей и передают из поколения в поколение… дополняя и улучшая. — Он прислушался. — Я бы хотел, чтобы у нас было так же, Джи… Я хотел бы научить тебя чему-то, что ты сможешь передать детям, а они, в свою очередь… Поэтому…

Тишину океана прорезал громкий рев, настолько громкий, что Аттикус был уверен: животное совсем рядом. Он начал кружиться, озираясь. Вода внизу посветлела. Он глянул вниз — и увидел брюхо всплывающего огромного кита.

— Bay! — Джиона тоже увидела его.

И, один за другим, целое стадо китов медленно всплывало из глубины, лениво огибая дайверов. Казалось, животные находятся в легком недоумении: что это за букашки вторглись в их мир? Точно ощущая повышенный интерес к себе, киты начали ходить кругами, нырять и подниматься, вспенивая воду, к поверхности, чтобы глотнуть воздуха. Любопытный китенок приблизился к Джионе — и она протянула руку погладить его.

Аттикус забеспокоился. Если мамаша заподозрит опасность, людей ждут серьезные неприятности. К счастью, страхи оказались беспочвенны. Мать легонько подтолкнула дитя к поверхности — чтобы оно не забыло набрать воздуха. Джиона тоже немного испугалась — Аттикус слышал в наушниках ее учащенное дыхание.

— Дыши ровно, — скомандовал он. — Расслабься.

— Нет, ты видел? — Джиона совершенно игнорировала беспокойство отца. — Он был совсем рядом. Я почти дотронулась до него.

Под маской он видел ее сияющее лицо. Ну что тут ей скажешь?

— Плыви за мной. Держись ближе и не торопись.

Огромный сорокапятифутовый самец медленно кружил вокруг, рассматривая пришельцев и чувствуя себя в полной безопасности. Когда отец с дочерью подобрались поближе, кит только глянул на них и продолжил лениво выписывать круги. Хороший знак. Аттикус переместился так, чтобы оказаться точно над спиной животного. Он чуть опустился и коснулся гладкой кожи гиганта сразу за спинным плавником. Джиона поплыла следом. Кит издал басовитый возглас, явно довольный оказанным ему вниманием.

— Папа!

— Да, дочуня?

— Спасибо тебе.

Не успел Аттикус ответить, как откуда-то раздался громкий, пронзительный крик. Он явно исходил от другого стада китов, находящегося неподалеку. Среагировал Аттикус мгновенно, отплывая прочь от животного.

— Джиона! Быстрее уходи от него!

Он знал, что сейчас произойдет.

Вода вокруг заходила бурунами. Мощные водовороты закрутили людей, как пушинки. Один за другим киты обратились в бегство. Крик предвещал опасность. Что-то напугало животных.

Когда до ушей Аттикуса донесся повторный вопль, он понял: они серьезно влипли. Киты мчались прямо на них, чем-то чертовски напуганные. Аттикус сглотнул. Через несколько секунд они с дочерью окажутся на пути несущегося на полных парах товарняка.

 

8

Отмель Джеффри, Атлантический океан

Что же так напугало китов? Чем бы оно ни было, Аттикус изо всех сил боролся с искушением побыстрее добраться до поверхности. Они погрузились слишком глубоко, и быстрый подъем будет чреват декомпрессионной (иначе — кессонной) болезнью. Чтобы уберечься от нее, надо подниматься со скоростью семнадцать футов в минуту с остановкой на глубине пятнадцати футов от… Вызывает кессонную болезнь избыток азота, накапливающегося в теле ныряльщика из-за того, что он дышит воздухом под большим давлением, нежели обычно. Это не страшно, пока находишься на глубине, но по мере приближения к поверхности давление уменьшается и азот начинает высвобождаться из организма через легкие. Если подниматься быстро, азот не успевает выйти и проникает в кровь, которая наполняется пузырьками, как только что открытая бутылка газировки. Отсюда — головные боли, слабость, головокружение; в некоторых случаях — потеря сознания, изредка — летальный исход.

Страдают от кессонной болезни прежде всего неопытные ныряльщики, а также дайверы, поддавшиеся панике на глубине. Аттикус на подводном плавании съел уже не одну собаку, поэтому принял единственно верное в сложившихся обстоятельствах решение: оставаться на месте. Все равно им не успеть подняться, поэтому лучше не рисковать лишний раз здоровьем, спокойно дожидаясь развития событий.

События не заставили себя ждать: с десяток китов несло прямо на них; да и не просто несло — они мчались. Аттикус и не думал, что этим гигантам доступна такая скорость.

— Папа… — Голос Джионы предательски дрожал.

— Приготовься открыть октопус и продуть баллон.

— Сейчас?

— Нет, они еще далековато. Мы должны подпустить их поближе, иначе пропадет весь эффект.

Киты находились всего в пятидесяти ярдах и приближались с огромной скоростью. Впереди плыл вожак, самец огромных размеров.

Тридцать ярдов… двадцать…

— Пора!

Пузырьки газа, выпущенного из баллонов, полностью перекрыли обзор. Аттикус не видел, что происходит вокруг, но его план, похоже, сработал — они были живы. Дезориентированный вожак свернул в сторону, чтобы обогнуть непонятное препятствие, остальные последовали за ним. Спустя несколько секунд Аттикус смог разглядеть удаляющиеся фонтанчики — вроде все обошлось.

— Папа! — Джиона сжала его руку с такой силой, что он поморщился от боли.

Взглянув назад, Аттикус на мгновение ослеп от сверкающей серебристой массы, надвигающейся на них. Он сразу признал в этой новой напасти самую обычную сельдь; но с ней тот же трюк, что с китами, ни за что не сработает. Рыба в панике спасалась от кого-то или чего-то.

Мгновение спустя они оказались в самой середине косяка — рыбы проносились сверху и снизу, с боков, с силой бились о гидрокостюмы. «Давненько меня этак не лупили», — невесело усмехнулся Аттикус. Он почем зря отмахивался направо-налево, с ужасом думая, каково же приходится его бедной девочке. Джиона совсем рядом кричала от боли и отчаяния, а он… он ничем не мог ей помочь, сражаясь с бесконечным потоком обезумевшей сельди.

— Джиона! — прохрипел он, содрогаясь от ударов. — Свернись клубочком! Напряги мышцы!

И сам последовал собственному совету: подтянул колени к груди и обхватил их руками, по-прежнему крепко сжимая камеру. Все уязвимые места были защищены, и теперь оставалось только терпеливо дожидаться, когда лавина сельди иссякнет.

Прошло пятнадцать долгих секунд (он считал про себя) — и вроде бы все утихло. Аттикус выждал для верности еще малость и развернулся, словно гигантский колорадский жук. Все тело ныло, синяки долго еще не сойдут, но он был жив — это главное. Это ли?..

В ста футах он увидел Джиону, по-прежнему свернувшуюся в позе эмбриона. Послушная девочка.

— Милая, все хорошо! Конец!

Он вздохнул с облегчением, когда дочь приняла более естественную позу, и подивился тому, как легко удалось ей выдержать эту атаку.

— Па, ты когда-нибудь раньше видел такое?

— Сельдь находится в постоянном движении, нам просто не повезло оказаться на пути косяка.

— Это да. Но чтобы сельдь преследовала китов?

Тут-то до Аттикуса дошло, что радоваться рано. Нечто здорово напугало китов и рыбу. Ладно бы это нечто оказалось подводной лодкой или чем-нибудь иным объяснимым, привычным — чутье подсказывало: все куда, куда хуже.

«Убирайся отсюда! — кричало ему подсознание. — Быстрей!»

— Джиона, детка, начинаем подъем. Быстро, но не чересчур.

— Ты тоже?

В ее голосе прозвучало беспокойство. Вероятно, дочь чувствовала то же, что и он. Что-то приближалось.

— Следом за тобой, дорогая.

Аттикус понаблюдал, как дочь по спирали движется к поверхности — пожалуй, чуть быстровато, но не настолько, чтобы это грозило последствиями. Джиона находилась футах в пятидесяти, когда судорога скрутила ему живот. Он почувствовал, как волосы на голове буквально встали дыбом.

Аттикус Янг однажды в жизни уже испытал подобное — когда в забытой богом стране снайпер держал его на мушке. Тогда предчувствие спасло ему жизнь. Теперь же оно попросту вопило об опасности.

Аттикус развернулся на триста шестьдесят градусов, но ничего подозрительного не увидел. Вновь обернулся к дочери и обмер при виде кошмарного, невозможного зрелища. Гигантская тень приближалась с невероятной скоростью. Больше всего ЭТО напоминало поезд из аттракциона «американские горки», но «поезд» из плоти и крови, стремительно рассекающий воду. Неведомое существо плыло прямо к Джионе…

Следующие несколько секунд прошли как в тумане. Аттикус пытался что-то кричать, но тут… Раскрылась огромная пасть, сверкнули зубы — и мгновение спустя чудовищная тварь проглотила его дочь целиком… Проглотила так же легко, как мы глотаем таблетку аспирина. Была Джиона — и нет ее.

Еще секунда — и кошмарное видение скрылось в глубине. Океан успокоился.

Джиону… его дочь… его любимое дитя сожрал какой то несусветный монстр.

Оставшись один на один с равнодушным океаном, Аттикус завыл в голос.

Потом как одержимый устремился к поверхности.

 

9

Отмель Джеффри, Атлантический океан

Аттикус вылетел из воды, как чертик из табакерки. Секунда — и он уже был на палубе «Бугабу». Океан, столько лет бывший для него родным домом, внезапно стал враждебным и будто бы отверг его. Маска, акваланг, грузовой пояс были отброшены на палубу.

Тело Аттикуса сотрясали конвульсии, вокруг него все кружилось. Голова раскалывалась от немыслимой боли. Он с трудом поднялся и, спотыкаясь, побрел к рубке.

У коммингса его вырвало. Аттикус ввалился в сверкающее чистотой помещение, не обращая внимания на то, что блевотина стекает по гидрокостюму на надраенный пол и новейшие кожаные кресла. Он включил рацию. Мир вокруг вращался как на карусели — никогда еще он не чувствовал себя так ужасно.

Поднеся микрофон к губам, Аттикус с трудом произнес:

— Господи! Кто-нибудь, помогите, пожалуйста, прошу. Оно забрало мою девочку! Оно забрало ее! Огромное… Я никогда такого не видел… не слышал о таком… Господи, прошу, помогите… Помогите…

Стены рубки кружились в безумном танце — казалось, они хотят сжать человека в кольцо и поглотить. Из последних сил Аттикус произнес:

— Отмель Джеффри, — и повалился на пол.

Его снова вырвало, но он уже этого не почувствовал. Ему было на все… Словом, ничто уже не имело значения — ни жизнь, ни смерть…

В то мгновение, когда чудовищных размеров пасть раскрылась и поглотила Джиону, жизненные силы покинули Аттикуса. Внутри осталась черная пустота, холодная, как глубь океана.

Придя в себя, Аттикус почувствовал запах свежих яблок. Голубоватый свет струился с потолка. Мария умерла…

Нет же! Джиона…

Аттикус огляделся и понял, что находится в палате. До боли знакомый вид из окна — портсмутская окружная больница. Далее серебрился океан… Забравший его дочь. Аттикус не помнил, как он сюда попал — сам ли, или кто-то его привез. Последнее, что осталось в памяти: спешный подъем на поверхность.

Он закрыл глаза, чтобы не видеть водной глади, но перед мысленным взором тут же предстала разинутая пасть и зубы размерами с кегли; кеглями он обозначал ворота, когда маленькая Джиона играла в футбол.

— Наконец ты очнулся.

Аттикус с криком подскочил на кровати, сбрасывая одеяло. Со сжатыми кулаками он обернулся — и оказался лицом к лицу с симпатичной брюнеткой лет тридцати пяти, с темно-карими глазами. Она спокойно стояла и смотрела на него, ничуть не напуганная столь резкой реакцией.

Не отводя глаз от женщины, Аттикус сделал три глубоких вдоха. Отутюженная форма. Нет, не сиделка. Великолепная осанка. Решительное, волевое лицо. При каждом движении под одеждой просматриваются натренированные мышцы. Что-то очень знакомое во всем облике. Глаза…

Озарение пришло внезапно. Андреа Винсент, гостья из далекого прошлого, еще до того, как он стал «морским котиком». Каждый год Аттикус проводил лето с родителями на севере Нью-Гэмпшира в небольшом коттедже. Там и состоялось знакомство с Андреа, чье семейство также отдыхало неподалеку. В тот год им обоим исполнилось двенадцать.

На протяжении пяти лет подростки были неразлучны. В шестнадцать возникли романтические чувства, и оказалось, что они живут всего в получасе езды друг от друга. Получив права, Аттикус каждую неделю приезжал к подруге на машине. По окончании школы они поступили в колледжи в разных городах, но расстояние не стало помехой серьезным отношениям. Напротив: во время долгих ночных бесед молодые люди уже поговаривали о возможной свадьбе. Все переменилось, когда Аттикус решил сделать военную карьеру. В отношениях наметился холодок, от которого не властны были спасти одни лишь телефонные разговоры. Все закончилось буднично, без драматического прощания и других благоглупостей типа: «Я думаю, нам лучше остаться друзьями». Просто они перестали общаться, и первая любовь отошла для обоих в зону воспоминаний.

И вот она стоит рядом. Стала чуть выше, спортивнее. Волосы длиннее, а лицо слегка заострилось. Несомненно, куда привлекательнее, чем прежде. Но всего больше приковывала его взгляд форма. В свое время Андреа была категорически против его службы на флоте. «Там ты потеряешь себя», — неоднократно повторяла она.

— Подалась в армию? — спросил наконец Аттикус. Немалых усилий стоило держать себя в руках и сохранять хладнокровный вид. А как бы хотелось более сердечно поприветствовать старого друга!

— В Береговую охрану.

На ее лице промелькнуло разочарование. Предполагала более теплую встречу после стольких-то лет разлуки? Или знает о том, что случилось с его дочерью?

— Тебе вроде получше?

Аттикус при всем желании не мог ответить на этот вопрос. Да, он был без сознания, но насколько долго? Закружилась голова — и ему пришлось присесть на кровати. Вошла медсестра и произнесла с участием:

— Мистер Янг, вы проснулись… Что-нибудь…

— Я в порядке, — резко ответил Аттикус.

Обиженная медсестра покинула палату, и он почувствовал укол стыда за неоправданную грубость. Впрочем, сейчас важнее было то, что Андреа служит в Береговой охране. Она может ответить на ряд вопросов.

Андреа села на стул возле кровати и посмотрела в окно.

— Что за чудесный вид.

Аттикус последовал ее примеру. Деревья с ярко-зеленой листвой; кучевые облачка, неспешно ползущие по небу. И вдали — океан.

— Не для меня.

Андреа повернулась к нему. На миг ее лицо омрачилось печалью, но причиной тому была не его грубость. Что бы ни связывало их в прошлом, в настоящую минуту Аттикус не склонен был вести светские беседы. Зачем она здесь, вот что хотелось бы знать.

— Мы продолжаем поиски твоей дочери.

Аттикус уткнулся взглядом в пол.

— Вы не найдете ее.

— Но почему?

— Она мертва.

— Оно забрало ее?

Аттикус подозрительно уставился на Андреа.

— Ты произнес эти слова в эфире: «Оно забрало ее». — Андреа сделала паузу. — Что ее забрало?

— Пожалуйста, пообещай, что это не обернется расследованием по делу об убийстве.

— Ни в коем случае, — твердо ответила она. — В полиции сообщили, что ты единолично спас свою дочь от насильников. Нагнал на них страха Божия.

Аттикус кивнул.

— Никто ни в чем тебя не подозревает. Особенно я.

— Потому что давно меня знаешь?

— Прошло почти двадцать лет… Нынешнего тебя я не знаю. — Андреа глубоко вздохнула и вновь посмотрела на океан. — Так что же ее забрало?

Аттикус, слегка покачивая головой, вновь мысленно прокручивал в ней образы, очевидно навеки запечатленные теперь в памяти.

— Не знаю.

— На той неделе недалеко от Беверли-Харбор видели большую белую акулу. Восемнадцать футов длиной. Может…

— Не может! Тут была не акула.

— Ну, тогда кит? Касатка? Кашалот? А может, ее схватила синяя акула, охотящаяся за крилем?

Лицо Аттикуса побагровело.

— Ты вообще-то в курсе, чем я занимаюсь? Перед приходом не потрудилась выяснить?

— Аттикус… Ты океанограф. Работаешь на частные компании, иногда — на военных. Служил в подразделении «морских котиков», имеешь много наград. Написал книгу «Океан в опасности». Замечательная, кстати сказать, книга. Я прекрасно знала, кто ты и чем занимаешься, когда нашла тебя лежащим в луже блевотины.

Аттикус некоторое время сидел молча. Снова и снова вспоминал он в мельчайших подробностях случившуюся трагедию.

— Это не акула. Это не кит. Я никогда не видел подобного животного. Да и никто не видел.

Андреа присела рядом, положила руку ему на плечо извечный жест: женщина утешает мужчину в горе.

— Я видела, — просто сказала она.

Аттикус медленно повернул голову. Брови поползли кверху.

— Вчера… мы спасали одну француженку…

Он кивнул. В новостях по телевизору промелькнул тридцатисекундный сюжет об этом. Мужа также обнаружили — он утонул, когда перевернулся катамаран.

— И мы там видели кое-что… Огромное. В буквальном смысле — огромное. Плыло прямо под нами. Француженка сделала несколько кадров.

— Где они? — Аттикус подался вперед.

— Их забрали бравые ребята из ВМС. Все — и камеру, и флэшку.

Плечи Аттикуса поникли.

— Но я их успела перекинуть на свою флэшку, — добавила Андреа, слегка усмехнувшись. Она покопалась в кармане и выудила небольшой USB-драйв. — Два снимка. Оба сделаны сверху. На одном просто тень под поверхностью воды, на другом — воронка, после того как оно нырнуло.

— Чертовски большая должна быть воронка, — заметил Аттикус.

— Таких огромных я еще не видала.

Дрогнувшим голосом он произнес:

— У меня была камера… И у Джионы. Когда оно… В общем, камера оставалась у нее. У нее фото, у меня — видео. Наверное, обронил, когда поднимался.

И он вполголоса чертыхнулся. Как же не сохранить было камеру? Ведь он все записывал; возможно, что и чудовище попало на пленку. Это могло бы помочь.

— Кстати, о подъеме на поверхность: у тебя легкая кессонка. Но не думаю, что ты вырубился из-за этого. По мнению врачей, причиной стал шок. Отсюда и рвота. У тебя закружилась голова, начало тошнить…

— Знаю я симптомы, — сказал Аттикус. — Нас этому учили.

— Прошло столько лет…

— «Котики» — это навсегда.

В первый раз за время их разговора Андреа с подозрением посмотрела на него. Знать бы ей, что уже в тот момент он начал разрабатывать план действий.

— Прошу тебя по-дружески: останься здесь на ночь. За дверью дежурит полицейский.

— Хм, а я только-то поверил, что меня не подозревают.

— Он тут не для того, чтобы ты не сбежал, — сказала Андреа и указала на окно. — Чтобы не впустить их.

Аттикус встал и выглянул на улицу: за оградой больницы толпились репортеры, там и сям приткнулись машины новостных программ, было даже несколько вертолетов, также с логотипами телеканалов.

— Твой сигнал бедствия услышали все. Благодаря утреннему происшествию ты уже попал на первые полосы газет. Кстати, лихо работают! Ну а когда стало известно, с кем стряслась беда, этим репортерам словно горчицей одно место намазали. Некоторые даже прибыли в больницу раньше нас и запечатлели, как тебя выносят из вертолета.

Аттикус вздохнул. Еще репортеров ему не хватало! Они же теперь будут следить за каждым его шагом, притом что никто не должен бы знать, что он намеревается сделать. Никто… особенно Андреа. Сама, быть может, не желая того, она может все испортить.

— Так ты остаешься здесь?

— Будто бы у меня есть выбор… — ответил Аттикус.

Она сжала его плечо, глаза слегка увлажнились.

— Аттикус, правда, я очень сожалею о том, что произошло. Если потребуется моя помощь — звони в любое время.

Андреа протянула карточку, на которой были указаны адрес, номера домашнего и мобильного телефонов. Аттикус несколько смутился, почувствовав искренность тона и дружескую руку на плече. Бывает же, что старая дружба, однажды прервавшись, возобновляется вновь.

— Почему? — спросил он.

— У нас много общего, Аттикус.

— Наше прошлое.

— Нет. Моя дочь, Абигейл… Она погибла в прошлом году. Сбил пьяный водитель. Ей было девять.

— Извини… А муж?

— Приятель. Бросил меня, едва узнал о беременности. — Андреа посмотрела Аттикусу в глаза, пытаясь проникнуть в сокровенные мысли. — Я вполне понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Я знаю, что ты задумал. Пожалуйста, не спеши.

Да, она все чувствовала. Возможно, потому, что сама пережила смерть дочери. Но и это не имело значения. Аттикуса бесполезно переубеждать. Он сейчас как заряженное ружье, готовое в любой момент выстрелить. Готовое убивать.

Андреа на мгновение вновь сжала его плечо и направилась к двери. Остановилась, взявшись за ручку.

— Не торопись, Атти.

С этими словами она удалилась.

На мгновение Аттикус замер. Только Мария называла его этим уменьшительным именем — Атти. Он еле сдержал нахлынувшие воспоминания. Зачем они — лишний раз?

Он сжал кулаки с такой силой, что ногти вонзились в кожу. Подонки, напавшие на Джиону, легко отделались. Лишь чувство ответственности по отношению к дочери удержало его от того, чтобы прикончить их на месте. Мария и Джиона укротили в нем буйный нрав и склонность к насилию, превратили его в пацифиста. В прошлом же никто не уходил от возмездия. Снайперу, пуля которого просвистела в миллиметрах от головы Аттикуса, он выпустил кишки. Сержанта по строевой подготовке, издевавшегося над новобранцем Янгом, спустя пять лет нашли на улице возле бара жестоко избитым: сломанный нос, вывернутое плечо и несколько выбитых зубов. Мужчине, который однажды схватил Марию за задницу и пытался поцеловать, Аттикус без разговоров сломал четыре пальца на шаловливой ручонке. Но теперь женщина, которую он любил, и дочь — плоть от плоти его, — благодаря которым он из убийцы превратился в любящего мужа и отца, не способного даже раздавить краба-захватчика, мертвы обе.

Он снова ощущал в себе холодность и бездушие, которые, казалось, навсегда канули в прошлом. По спине пробежал знакомый холодок. Впереди большая работа. Не так-то легко убить существо размером с гигантский аэробус. Но Аттикус чувствовал, нет — был уверен, что у морского монстра нет ни единого шанса. Против него — нет.

 

10

Где-то в Атлантическом океане

Нож вонзился в сочное красное мясо, скользнул по кости и выпрыгнул из руки.

— Ч-черт! — раздраженно произнес Тревор Манфред.

Ослепительной белизны — как у Энди Уорхола — волосы, долговязая фигура, кожаные штаны и темно-серый свитер с высоким горлом — он вовсе не походил на человека, любые капризы которого немедленно исполняются. Но когда серебряный нож перестал наконец крутиться по палубе, Манфред не пошевелился, чтобы его поднять. Просто вздохнул, в то время как слуга в белом костюме от Армани с золотыми запонками подобрал упавший прибор и аккуратно протер палубу фиолетовой шелковой салфеткой. Мгновение спустя на сверкающих дубовых досках не осталось ни пятнышка. Одновременно другой слуга, одетый точь-в-точь как первый, почтительно протянул хозяину другой нож.

Тревор посмотрел на недоеденный ти-боун-стейк, приготовленный с кровью и толстыми полосками жира.

Контрастом окружающей роскоши смотрелись простой гарнир — сильно зажаренные кольца лука — и бутылка темного пива.

— Унесите все, кроме пива. В следующий раз чтобы в стейке не было никаких костей. Единственное место, где я желаю созерцать кости, — это моя коллекция. Ясно?

С легким поклоном молчаливый слуга удалился, унося столик, еду и посуду. Второй вышел следом; его ручная кладь состояла из запачканной салфетки и ножа. Когда они покинули палубу, Тревор встал со своего роскошного шезлонга и перешел на нос яхты. Держась одной рукой за поручень, он опорожнил бутылку большими глотками, как пили в свое время его приятели-регбисты из команды колледжа. Прикончив пиво, катнул бутылку по поручню. Коричневый снаряд, вращаясь, полетел в воду и мгновенно исчез под днищем плавучего Треворова дома.

Его яхта «Титан» считалась самой большой в мире: пятьсот футов в длину и семьдесят пять в ширину. От борта до борта тянется крытая галерея, соединяющая полностью оборудованный салон и роскошную столовую. На корме устроена круглая комната, из которой открывается великолепный вид на три стороны света. В трюме в специальном доке подвешена мини-субмарина. Черный VH-3D «Си Кинг» (на вертолете этой марки летают американские президенты) застыл наверху на вертолетной площадке рядом с бассейном.

Все на яхте, вплоть до мельчайших деталей обстановки, было куплено (или приобретено иным путем) и устроено в соответствии с замыслом Тревора. Балюстрады украшены золотыми горгульями и фигурками обнаженных женщин… или одновременно и теми и другими. Плавательный бассейн выполнен в форме китайского дракона. На носу, по образцу старинных кораблей, фигура прекрасной женщины, полуобнаженной, с мечом в одной руке, щитом в другой и с головой, увенчанной рогатым шлемом. Старинные статуи самых разных культур украшают все помещения — от ванных комнат до огромной библиотеки, содержащей тридцать тысяч томов. Но главное украшение яхты, конечно, коллекция. Предмет гордости и радости Тревора. Коротко говоря, это собрание предметов искусства, артефактов и природных диковин из всех уголков земного шара, перед которым бледнеют экспонаты Американского музея естествознания. Весь, от носа до кормы, «Титан» отражал страсть хозяина к мифологии и древней истории. Но Тревору недостаточно было только удовлетворять стремление исследовать неизвестное и становиться обладателем все новых чудес.

Бутылка вынырнула и закружилась на волнах. Забавно, подумал Манфред. Пятый среди богатейших людей планеты, имея в своем полном распоряжении все моря и океаны, он развлекается тем, что наблюдает за плывущей пивной бутылкой.

— Скучаете, сэр? — раздался за спиной голос, твердый и одновременно слегка раболепный. Подобным образом питбуль тявкает на хозяина.

Миллиардер не обернулся. Он продолжал любоваться бесконечной синевой, раскинувшейся перед ним. На короткий момент Тревор понял, отчего в древности люди верили в плоскую Землю. С того места, где он стоял, и впрямь казалось: стоит дойти до края мира — и упадешь. Он пожал плечами и обернулся к Римусу, главе своей службы безопасности. Тот был одет как типичный отдыхающий: шорты цвета хаки и рубашка-гавайка.

— Скучаю? Скука теперь неизбежно сопутствует тому нуднейшему времяпрепровождению, в которое превратилась моя жизнь… Как и ты — со своим полным отсутствием воображения в выборе одежды. Дорогой мой, ну можно ли так одеваться?

Римус улыбнулся, не обращая внимания на подначку.

— Что нам мешает отправиться в Шанхай?

Тревор тоже не сдержал улыбку при упоминании о Шанхае. Город насыщен уймой всевозможных соблазнов, но сейчас почему-то не тянуло ни на вино, ни на женщин.

— Я жажду приключений, Римус.

— Скажем, охота на кита?

Тревор взглянул на нижнюю палубу, где в специальном отсеке размерами три фута на шесть хранилось мощное гарпунное ружье, стреляющее острыми как бритва гарпунами из прочной стали с титановыми наконечниками.

— Исход легко предсказуем. Ни одно живое существо в океане не может состязаться в скорости с «Титаном».

— Возможно, насилие не лучший способ для утоления суетных желаний? — раздался меланхолический голос.

На палубу, улыбаясь во весь рот, вышел молодой человек. Одет он был как священник, хотя самоуверенная развязная походка больше подошла бы звезде Голливуда. Не по годам умудренный взгляд серых глаз свидетельствовал о склонности к порокам, не особо приличествующей слуге церкви. Морщины на лбу свидетельствовали о тернистом жизненном пути.

— А-а, отец О'Ши! Чему мы обязаны удовольствию видеть вас? Месса только в субботу, а нынче, увы, только понедельник. Вы отпустили мне прошлые грехи всего пару дней назад, — сказал Тревор.

Римус фыркнул:

— С раннего утра корпите над Библией, О'Ши?

— Вовсе нет.

— Ищете ответы на все вопросы?

— Тебе-то бы точно пришлось с этим помучиться, — ответил священник, не обращая внимания на свирепый Римусов взгляд. Подошел к Манфреду и протянул пару распечатанных на принтере листов с таким видом, будто это долгожданный предмет исканий. — Возможно, это заинтересует вас, Тревор.

Отец О'Ши единственный на «Титане» осмеливался называть миллиардера по имени. Никто не знал почему, но ему это дозволялось.

— Неужели Папа умер? — с саркастической усмешкой спросил гаваец.

— Римус… — укоризненно произнес Тревор, и тот мгновенно спрятал ухмылку. — Относись к святому отцу с уважением. Он может очистить душу от скверны, а это то, что очень даже может нам обоим понадобиться.

— Да, сэр, — покорно отозвался Римус.

Тревор взял листки из рук священника. Водрузив на кончик носа очки в черной оправе, он погрузился в изучение статьи из интернет-версии газеты «Портсмут геральд». Уже после прочтения заголовка глаза Тревора расширились, и он жадно пробежал текст статьи.

«ДОЧЬ ЖИТЕЛЯ РАЯ СЪЕЛО МОРСКОЕ ЧУДОВИЩЕ

Трагическое происшествие случилось вчера с Аттикусом Янгом и его дочерью Джионой Янг, жителями городка Рай, на отмели Джеффри, куда они отправились поплавать с аквалангами и понаблюдать за китами. Дочь Янга пропала после, как утверждается, „нападения неизвестного животного“ и считается погибшей.

Утром того же дня 41-летний Янг, бывший „морской котик“, выдающийся океанолог, автор книги „Океан в опасности“, уже попал в поле внимания прессы, своеобразно проучив двух хулиганов, напавших на его дочь: разрезал всю их одежду на узкие полоски и выставил на всеобщее посмешище. Но против ужаса, поджидавшего в морских глубинах, он оказался бессилен.

В 15.45 был подан сигнал бедствия с яхты, стоящей на якоре у отмели Джеффри (отмель в заливе Мэн, в богатые планктоном воды которой часто заходят киты, где и занимались дайвингом Янг и его дочь). Вот содержание этого сигнала: „Господи… Кто-нибудь, помогите, пожалуйста, прошу. Оно забрало мою девочку! Оно забрало ее! Огромное… Я никогда такого не видел… не читал о таком… Господи, прошу, помогите… Помогите…“

Сигнал бедствия, услышанный сотнями людей, в том числе сотрудниками Береговой охраны (они же впоследствии и забрали потерявшего сознание Янга с яхты), породил слухи о гигантском морском животном, обитающем в водах залива Мэн. Местные рыбаки…»

Статья перешла на следующую страницу, но Тревор не сомневался: там будут слухи и домыслы. Он поднял голову, глядя поверх очков, и сказал:

— Римус, дай капитану приказ взять курс на Нью-Гэмпшир. Мы должны оказаться там до рассвета.

Римус кивнул.

— И разыщи мне всю возможную информацию об Аттикусе Янге из Рая, штат Нью-Гэмпшир. Я хочу знать о нем все, вплоть до мельчайших деталей, в том числе и о службе в армии.

Уголок рта секьюрити дернулся, затем он твердо проронил:

— Считайте, уже сделано, — и быстрым шагом направился на мостик.

Тревор повернулся к О'Ши и протянул руку. Тот пожал ее.

— Может, для тебя, как слуги Господа, деньги и не играют особой роли, но за этот год твое жалованье удвоено. Даже если история окажется обычной газетной уткой, ты уже избавил меня от грустных мыслей хотя бы на несколько дней. А моя развеселая команда может сделать это лишь за мои деньги. Как, спрашивается, такое возможно?

О'Ши улыбнулся и ответил на риторический вопрос:

— Неисповедимы пути Господни.

Тревор громко рассмеялся и хлопнул священника по спине.

— Воистину!

 

11

Портсмутская больница

Наступила ночь, с ней пришла тишина — и Аттикус уже не мог игнорировать окружающее. Царящий в воздухе яблочный аромат будил воспоминания. Вот Мария лежит на кровати. Делает последний вдох. Внутри у него все сжалось, когда ее тело в последний раз содрогнулось и застыло… Палата, в которой умерла жена, находится где-то неподалеку… возможно, этажом выше. Аттикус не знал точно, но это и не имело значения. Она здесь умерла, и эта больница — последнее место, где бы он хотел находиться. Собственно, единственное место, где он мечтал сейчас быть, — океан, в погоне за чудовищем, проглотившим дочь.

Аттикус выглянул в окно и осмотрел кирпичную стену больницы. В целом ровная, она имела желобки вокруг окон, на которые вполне можно поставить ноги и за которые можно зацепиться руками. Также он приметил кирпичные подоконники, небольшие, всего около пяти дюймов шириной, но на них вполне можно встать. В пятнадцати футах слева имеется выступ в стене шириной примерно пять футов, и за ним она продолжалась уже вне поля зрения. Аттикус внимательно осмотрел угол выступа, где затейливая конструкция наподобие лестницы из расшатавшихся кирпичей, выдававшихся на пару дюймов каждый, — излишний архитектурный изыск, удобный, однако, для того, кто захочет полазать по стене, — опускалась к земле, заканчиваясь в пяти футах над кустами, обрамляющими парковку. Вероятно, так и было задумано, чтобы какой-нибудь мальчишка после просмотра фильма «Человек-паук» не вздумал вскарабкаться наверх по больничной стене. Но архитектору, конечно, не могло прийти в голову, что кто-то решит спуститься.

Выбравшись на подоконник, Аттикус присел и прикинул расстояние до следующего. От кирпичной лестницы его отделяло одно окно. Придется прыгать. Часто забилось сердце — надпочечники выбрасывали в кровь адреналин. Аттикус посмотрел вниз — пять этажей до земли, — затем снова перевел взгляд на ближайший подоконник. До него было всего ничего — не больше двух футов, но если он промахнется… то воссоединится с семьей. Каково это — умереть, — он никогда не задумывался. Даже после смерти Марии. Но теперь… где они все? Аттикус стиснул зубы, отгоняя прочь подобные мысли. Сейчас он должен думать об одном: как прикончить тварь.

И он прыгнул, легко преодолев два фута и встав обеими ногами на подоконник. Выпрямился, задержал дыхание, затем увидел свое отражение в оконном стекле и улыбнулся. Ну как есть Человек-паук.

Неожиданно в комнате за окном вспыхнул свет и промелькнула чья-то тень. Аттикус быстро прикинул расстояние до угла — не так и далеко — и приготовился к прыжку.

Раздвинулись шторы — и Аттикус оказался лицом к лицу с Андреа Винсент. Вот сюрприз так сюрприз! Глаза Андреа поначалу расширились от ужаса, затем, осознав, кто за окном перед нею, она прошептала:

— Аттикус?

«Попался», — подумал Аттикус и, на мгновение отвлекшись, не заметил, как под ногой захрустела штукатурка.

Кирпич, на котором он стоял, выпал из кладки, правая нога потеряла опору, и спустя мгновение Аттикус полетел вниз.

Каким-то чудом ему удалось зацепиться руками за подоконник. Превозмогая боль, Аттикус висел в пяти этажах над землей, каждую секунду рискуя упасть. Окно над головой распахнулось, и послышался звук, как если бы металлом скребли о металл. Напрягая мышцы брюшного пресса, Аттикус подтянул ноги и уперся ступнями в стену. Пальцы изо всех сил цеплялись за выщербины в подоконнике в поисках опоры.

— Аттикус? — Голос дрожал от страха. — Какого ты черта здесь делаешь?

Он поднял голову: Андреа буравила его взглядом, на лице читалась тревога. Аттикус молча смотрел на нее.

Андреа, должно быть, почувствовала, в каком напряжении его ноги.

— Не делай этого!

Аттикус посмотрел на угол здания — до него не больше шести футов, но преодолеть их из такого-то положения да еще с его ста восьмьюдесятью пятью сантиметрами роста…

— Я тебе помогу, — произнесла Андреа с отчаянием в голосе.

— Лучшее, что ты можешь сделать, — ответил Аттикус, — это не мешать.

Андреа поджала губы.

— Что ж…

В этот момент Аттикус прыгнул и бесстрашно, словно гигантская белка-летяга, пролетел расстояние до угла здания, где, как на ветке, расположился на кирпичной лестнице. Левая рука и нога нащупали опору; раскачавшись, он перебросил тело за угол и устроился более надежно. Андреа по-прежнему стояла возле окна: растрепанные ветром черные волосы, беспокойство в глазах.

Внезапно до Аттикуса дошло.

— Как ты здесь очутилась? — спросил он, забыв на время, что находится на приличной высоте и на ненадежной лестнице.

— В палате никого не было.

— Что?

Андреа помедлила, лицо ее чуть зарделось. Она хотела выложить всю правду: что она всегда сожалела о расставании и никогда не переставала думать о том, как он живет, и что было бы, если бы они снова встретились. Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Потом Аттикус улыбнулся: Андреа никогда за словом в карман не лезла, а тут — будто бы воды полон рот. Поначалу он решил, что она изменилась с годами, стала осторожней, но увидел покрасневшие от смущения щеки — и все стало ясно без слов. Вот Андреа свешивается из окна, вся встревоженная — встревоженная из-за него. Почти двадцать лет они не виделись, а она беспокоится, как бы с ним чего не случилось. Или все проще? Может быть, Береговая охрана присматривает за ним?

Андреа не отрывала от него взгляда, который был красноречивее любых слов: нет, это не по ведомству Береговой охраны.

Сильный порыв ветра заставил Аттикуса крепче ухватиться за выступающие кирпичи. На секунду он отвернулся — его сковал страх перед падением. Затем снова посмотрел в глаза Андреа и, сдвинув брови, передал молчаливое послание: «Прости».

Руки и ноги пришли в движение, и Аттикус начал быстро спускаться. Бросив последний взгляд вверх, он обнаружил, что Андреа исчезла, и удвоил скорость.

Андреа же, не задерживаясь у лифта, сразу пустилась вниз по лестнице, перескакивая через две ступеньки. «Что он еще надумал? Неужели покончить с собой?»

Спуск занял сорок секунд. «Намного меньше, — подумала она, — чем понадобится Аттикусу, чтобы живым и невредимым добраться до земли». Конечно, он мог по пути сорваться и опередить ее… неживым.

Андреа пулей промчалась мимо застывшей с открытым ртом девушки за стойкой и выскочила из прохладной больницы в жаркую летнюю ночь, пахнущую морем и розами. Повернула налево и, не теряя ни секунды, побежала к углу здания. Увидела наверху два открытых окна и направилась к ним.

Проследив взглядом вдоль стены от своего окна, она увидела лестницу, по которой шел Аттикус. Но… на ней никого не было. От того места, где лестница спускалась к земле, Андреа отделяли кусты сирени, закрывающие обзор. Она пробежала вдоль кустов, пытаясь что-нибудь сквозь них разглядеть.

На короткий миг Андреа показалось, что она видит неотчетливую фигуру, цепляющуюся за выступ у самой земли, но спустя миг фигура исчезла. Окрикнуть беглеца по имени — значило бы привлечь внимание по-прежнему дежурящих у больницы репортеров, поэтому она сдержалась и только побежала быстрее.

Наконец, задыхаясь, Андреа добралась до угла здания. Там никого не оказалось.

В пяти футах от нее стоял черный микроавтобус с потушенными фарами и выключенным двигателем, скорее всего принадлежащий какому-нибудь телеканалу. Больше спрятаться было негде. Вряд ли машина специально поджидала тут Аттикуса — иначе ее бы уже и след простыл. Но чего не бывает…

Осторожно приблизившись к микроавтобусу, Андреа протянула руку к задней двери. Нажала кнопку и дернула за ручку — заперто. Обошла кругом и опробовала все двери — также заперты. Положила руку на капот. Ночной воздух был гораздо теплее — значит, машина стоит здесь довольно давно.

Андреа осмотрелась по сторонам. Никого. Аттикус исчез, как привидение.

«Нет, — сообразила она, — как „котик“».

 

12

Портсмутская больница

Аттикус наблюдал, как Андреа подходит к микроавтобусу. Несколькими секундами раньше он пролетел оставшийся до земли десяток футов, перекатился и, замерев, услышал ее шаги и прерывистое дыхание. Он вовсе не желал сейчас дискутировать, но и деваться ему было некуда. Вдруг чья-то рука обхватила его поперек туловища, а вторая закрыла рот. Обладатель недюжинной хватки затащил Аттикуса внутрь машины. Хорошо смазанная дверь бесшумно скользнула на место.

Он слышал, как Андреа дергает заднюю дверь, а затем обходит вокруг микроавтобуса, проверяя другие. Если б не Андреа, он бы давно уже сломал руку неизвестному похитителю, но не хотел впутывать женщину во что бы то ни было. Она явно не интересовала людей в микроавтобусе, иначе бы ее тоже схватили. Когда Андреа, потеряв надежду, пошла прочь, не сводя глаз с парковки, неизвестный убрал руку со рта Аттикуса.

— Если вы репортеры, мало вам не покажется, — угрожающим тоном произнес Аттикус.

Не успел он что-либо предпринять, как в машине вспыхнул свет.

— Ну-ну, доктор Янг, ведь вы не ударите священника? — спросил улыбающийся субъект, и вправду одетый как католический священник. На вид ему было не больше тридцати, и выглядел он, насколько позволяла обстановка, вполне приветливым.

Рядом с ним высился гигант в рубашке-гавайке, такой же уродливой, как и лицо ее хозяина. Уши все покарябанные — вероятно, в результате многочисленных уличных разборок, да еще и нос свернут на сторону. Впрочем, на Аттикуса устрашающий вид здоровяка не произвел особого впечатления. Ему часто доводилось драться с людьми, хотевшими его убить, но его лицо изуродовать не удалось никому. Даже приблизиться на расстояние удара. В тесном кузове микроавтобуса более крупный противник имел преимущество, однако в большинстве случаев Аттикусу достаточно было нанести лишь один удар. Надо постараться, чтобы этого хватило и теперь.

Он уже приготовился к бою, но… Священник придвинулся ближе и, не прекращая улыбаться, протянул руку.

Аттикус не принял ее:

— Даю вам тридцать секунд.

Ему не нужно было уточнять, что произойдет потом: выражение глаз говорило внушительнее любых слов. Мужчина в дурацкой рубахе усмехнулся. Аттикус наградил его убийственным взглядом, так что тот мигом убрал улыбку.

— Доктор Янг, — сказал священник. — Я отец О'Ши. — Он кивнул на своего спутника. — Это мой товарищ Римус. Нам было поручено разыскать вас.

Аттикус молчал с таким видом, будто он вообще ничего не слышит.

— Наш работодатель жаждет с вами встретиться. — Священник заметно нервничал. — Он хочет вам помочь.

— Чем помочь? — прорычал Аттикус. — Похоронить мою дочь? Провести сеанс психоанализа? Пригласить на «Тудэй шоу», чтобы во всеуслышание поведать мою душераздирающую историю?

О'Ши чуть подался назад.

— Нет, ничего такого. Он хочет помочь вам его убить. Он хочет найти чудовище и… хочет, чтобы вы его убили.

Аттикус присмотрелся к мужчинам — определенно не военные. Римус, похоже, имел некоторое отношение к армии, но давно. Аттикус склонялся к тому, чтобы поверить им, но терялся в догадках: как человек, кто бы он ни был, способен помочь ему убить монстра?

— Кто вас послал?

— Он желает сохранить инкогнито.

— Имя, или я ухожу. — Аттикус повернулся к двери.

— Тревор Манфред.

Имя показалось знакомым. Но где он слышал его?

— Он пятый в списке богатейших людей планеты, — с гордостью присовокупил Римус.

Теперь Аттикус вспомнил: несколько лет назад он читал о нем статью в «Таймс». Манфред вел жизнь отшельника, плавая по морям-океанам на огромной яхте. Известный тем, что организовал немало научных экспедиций, он, впрочем, не мог похвалиться сколь-нибудь значимыми успехами ни по числу находок, ни по научным открытиям. Полагали, что львиную долю найденного Манфред оставляет себе, и, как следствие, он не являлся желанным гостем в большинстве государств. Но если он сможет помочь…

— Вы в курсе, где я живу?

Мужчины кивнули. Аттикус в этом и не сомневался.

— Отвезите меня домой.

 

13

Рай, штат Нью-Гэмпшир

Аттикус вышел из микроавтобуса и, словно зомби, поплелся к дому. Каждый шаг давался ему с трудом: к старым душевным ранам добавились новые, и все-то они, похоже, раскрылись и враз закровоточили, причиняя жуткую боль. Он не дошел еще до выстланной сланцем подъездной дорожки, как почувствовал, что не в состоянии сделать и шага. Один лишь вид белого викторианского особняка с синими ставнями лишил его силы духа. А что его ждет внутри? Фотографии. Запахи. Воспоминания. Они атакуют и причинят большую боль, чем любое изобретенное человечеством оружие. Внутри его ждет пытка, какой не увидишь в самом кошмарном сне.

Аттикус вошел в дом. Все-таки учили же его проникать в самое пекло ада и возвращаться невредимым. Под ногами, как всегда, заскрипели ступеньки. Вот нам и первое воспоминание: Джиона научилась читать на этой лестнице в возрасте трех лет, задолго до своих сверстников. Как она удивила родителей, когда вдруг, стоя на ступеньках, начала читать вслух «Луна, спокойной ночи». К пяти годам она уже прочла «Джеймс и гигантский персик», а дальше ее было не остановить.

Всего лишь сутки прошли с тех пор, как Аттикус последний раз был дома, но, когда он открыл дверь и зашел, показалось, будто он попал в чужой мир. Все здесь было не так: выстроившиеся в два ряда в холле ботинки и кроссовки, грязные кастрюли на кухне, разбросанные на кофейном столике карточки судоку. В последние два года отношения отца с дочерью были далеки от идеальных, тем не менее они порою вели заочную борьбу в судоку — молчаливое соревнование, которое хоть как-то их объединяло.

И фотографии.

Аттикус привык к тому, что по всему дому развешаны и расставлены фотографии Марии. Он не хотел их убирать, считая попытку забыть ее предательством. Любовь есть любовь, ее нельзя просто взять и стереть, спрятать, забыть… Нечего и пытаться.

«Ты можешь, — думал Аттикус, — ты можешь отомстить за утраченную, украденную любовь».

Он задерживался возле фотографий, и каждая вызывала в нем бурю эмоций — до ощущения физической боли. В голове мелькали воспоминания обо всех событиях их совместной жизни: вот они поженились, вот родилась Джиона… Последней висела фотография, на которой была запечатлена вся семья, включая его родителей и брата.

И именно этот снимок причинил Аттикусу боль наибольшую. Ведь он до сих пор не позвонил родным! Он вдруг подумал: они же знать не знают о том, что Джионы больше нет, и до сих пор надеются увидеть его с дочерью через два дня.

Аттикус медленно набирал номер, руки его дрожали.

— Алло! — тихо ответили на том конце провода.

— Ма-ама? — Голос Аттикуса дрогнул, но больше ничего говорить было и не нужно.

— О детка, о, как мне жаль. — Она заплакала. — Мы видели в новостях. Не могу в это поверить. О дорогой…

Аттикус глянул на автоответчик. Шестнадцать звонков. Они пытались до него дозвониться.

— Извини, что не позвонил раньше.

— Дорогой, не беспокойся из-за этого. — Мать перестала плакать и теперь только шмыгала носом. — Коннер уже едет. Жди его с минуты на минуту.

Аттикус тяжело вздохнул. Как бы ему хотелось увидеть брата! Очень не многие люди понимали его, думали так же, как он. Брат был одним из таких людей, но сейчас Аттикус не мог терять ни минуты. Те двое, что ждут на улице, меньше всего склонны привлекать к себе (и к своему боссу) внимание.

— Меня здесь не будет, — сказал он.

— По… почему?

— Я… я должен сделать дела.

Ну как еще объяснить, что он задумал? Нельзя же сказать, что он будет рисковать жизнью, что в случае неудачи ей придется перенести еще одну потерю вдобавок к уже пережитому.

— Дверь будет не заперта. Он может оборонять форт в мое отсутствие. — Аттикус решил сменить тему. — Папа рядом?

— Когда сюжет показали в новостях… и мы услышали твое имя… и увидели тебя на носилках… с папой едва не случилась истерика, он что-то кричал, кого-то звал. Его положили в больницу на обследование. Подозревают, что сердце. Но он чувствует себя хорошо. Заставил меня поехать домой на случай, если ты позвонишь, и, как видишь, был прав.

Аттикуса захлестнули противоречивые чувства. Жалость к отцу и матери и желание увидеть их боролись в нем с жаждой мести. В конце концов решающую роль сыграло кошмарное воспоминание о том, как морское чудище проглатывает Джиону.

— Мне пора, мамочка.

Она вздохнула:

— Хорошо… и, детка…

— Да, мам?

— Когда ты найдешь его, всади в него еще одну пулю. За меня.

Аттикус не смог сдержать улыбку. Его мать — настоящий боец и всегда такой была. Многие близкие друзья семьи не сомневались: если бы женщины могли служить в спецназе ВМС, она была бы среди них первой.

— Ты видишь меня насквозь.

— Только не говори отцу о моей просьбе.

— Сделай мне одолжение и позвони ему сама. Я опаздываю.

— Конечно же. Я люблю тебя.

— Я тебя тоже.

Повесив трубку, Аттикус почувствовал себя уже лучше. Теперь, когда его намерения одобрил человек, чье мнение очень многое для него значило, исчезла вся нерешительность, до того одолевавшая-таки его. Вернулись уверенность и готовность к действиям.

Он поднялся по лестнице и направился прямиком в свою спальню. Вошел — и ничего не почувствовал. Это была единственная комната в доме, которая изменилась после смерти жены. Здесь по-прежнему оставались ее фотографии, но обстановка стала более холостяцкой; исчезло все, что напоминало о Марии: ее духи, одежда, ее украшения. Пока они тут оставались, он не мог спать.

Аттикус быстро надел синие джинсы и облегающую темно-синюю футболку. Положил в карман зеркальные солнцезащитные очки и ключи, затем сунул ноги в кроссовки.

Одевшись, он подошел к гардеробу, целиком заполненному мужской одеждой. Ни единого намека на то, что еще два года назад здесь хранились и ее вещи. Аттикус достал с верхней полки спортивную сумку, открыл и дважды проверил содержимое, хотя и без того отлично знал, что в ней лежит. Черный костюм для спецопераций, крюк-кошка с веревкой, прибор ночного видения, сигнальные ракеты, специальный подводный нож, черный грим и суперсовременный костюм для подводного плавания, по сравнению с которым его обычный дайверский выглядел как холщовая рубаха перед смокингом. Что может понадобиться в предстоящем деле, Аттикус не представлял, поэтому прихватил сумку со всем содержимым.

Затем раздвинул висящую на плечиках одежду и, встав на колени, постучал кулаком по задней стенке гардероба и отвел ее в сторону. Внутри открывшейся ниши находились два запертых на замки ящичка. Аттикус вытащил оба, поставил на пол и отпер ключом, который постоянно носил с собой. Открыл ящичек поменьше и достал «смит-вессон» 60-й модели, сконструированный под патрон «357 магнум».

Водонепроницаемый корпус из нержавеющей стали делал это оружие незаменимым для подводных операций. Известный также под названием «карманное орудие», шестизарядный револьвер гарантированно выводил из строя противника с одного попадания в любую часть тела. Многие начинающие «котики» предпочитали более компактный пятнадцатизарядный «ЗИГ-Зауэр 9226», но закаленные в боях ветераны знали, что с триста пятьдесят седьмым «магнумом» не сравнится никакое оружие.

Аттикус зарядил револьвер, прикрепил к ремню кобуру и сунул его туда. Тяжесть «магнума» на бедре всегда придавала ему уверенности. Коробку с патронами он кинул в сумку, потом открыл второй ящичек, в котором обнаружился устрашающего вида «Хеклер-и-Кох МР5». Девятимиллиметровый автомат мог стрелять одиночными выстрелами, короткими очередями по три, а также заливать все вокруг свинцовым дождем, выпуская до сотни пуль в минуту. Легкий, удобный для скрытого ношения, он идеально подходил для ближнего боя. Аттикус проверил оружие, убедился, что все шесть магазинов заряжены полностью, и, заперев ящик, уложил автомат в сумку.

Взять еще несколько смен белья — и можно пускаться в путь. Аттикус понятия не имел, будет ли весь его арсенал хоть сколько-нибудь действенным против морского чудовища. Девятимиллиметровые пули могут оказаться для монстра не опаснее булавочных уколов. Также не стоило забывать: он отправляется в опасное приключение с людьми, которых совершенно не знает и которым не доверяет. А с оружием будет хоть чуть спокойнее. Повесив сумку на плечо, Аттикус вышел из комнаты — он был готов к бою.

Но к чему Аттикус оказался не готов, так это к виду комнаты дочери. Он лишь на секунду заглянул туда. Стены от пола до потолка были увешаны плакатами с портретами музыкантов, и среди них — огромная периодическая таблица Менделеева. Джиона ухитрялась совмещать в себе два совершенно разных мира, и противоположности очень гармонично уживались в ней.

Как же ему не хватало ее фиолетовых волос… или голубых?.. Или — какого еще цвета они могли оказаться в любой момент? Аттикус уронил сумку на пол и вошел в комнату. Его встретили ароматы апельсина и пачули… ее любимые. На кровати и комоде разбросана в беспорядке одежда, на столе — учебники и научные журналы.

Сверху он увидел знакомую обложку и прочитал название книги: «Океан в опасности» доктора Аттикуса Янга. Он не помнил, чтобы давал ей эту книгу. Она была издана пять лет назад, задолго до того, как у дочери пробудился интерес к наукам. Аттикус раскрыл томик и удивился, увидев, что отдельные фразы подчеркнуты, а на полях стоит множество пометок, среди которых встретилась и такая: «Папочка просто умница!»

Аттикус из последних сил пытался справиться с нахлынувшими эмоциями. Если сейчас он не сдержится и поддастся им, то он проиграл. Еще чуть-чуть — и он неминуемо сломается. Пригодился опыт, приобретенный за годы службы в спецназе: перед боем глубоко вдохнуть, задержать дыхание и медленно выдохнуть. Это всегда помогало успокоиться — помогло и сейчас.

Тем временем в спальню проникли первые лучи восходящего солнца, но не они отвлекли его от раздумий: по рассветному небу быстро двигалась черная точка. Рассекая воздух лопастями, к дому приближался огромный черный вертолет. О'Ши и Римус ничего не говорили насчет вертолета, но Аттикус знал наверняка: это за ним. Только очень богатый человек может позволить себе этакую машинку.

Две минуты спустя Аттикус уже сидел в вертолете, глядя на исчезающий внизу дом и гадая, увидит ли он его когда-нибудь. А потом на подъездной дорожке увидел ее. Андреа стояла, уперев руки в бедра, и провожала взглядом вертолет. Она опять упустила его. Аттикус подумал: с чего бы женщине беспокоиться о нем после стольких лет, и почувствовал, что ему это приятно.

Андреа ругалась так громко, что ее крики, безусловно, подняли бы на ноги всех соседей, если бы их уже не разбудил вертолет. Она опоздала буквально на несколько секунд: парковала свой синий «вольво», когда этот огромный, черный, без опознавательных знаков вертолет поднялся в воздух из-за Аттикусова дома.

Если бы не пришлось пять раз останавливаться, чтобы уточнить дорогу (адрес она узнала из телефонной книги), Андреа успела бы вовремя. Она попыталась бы остановить Аттикуса, а если бы не удалось — отправилась бы с ним.

Не могла Андреа забыть те восемь лет, что они провели вместе. Как часто она думала: а как бы сложилось, не расстанься они тогда? Наверное, поженились бы, завели детей. Теперь в жизни появились другие цели, иные ценности, но она по-прежнему любила Аттикуса. Что он, что она — оба были упорны в достижении цели и не готовы все бросить ради другого. Когда в больничной палате Андреа посмотрела в его глаза, внутри у нее все перевернулось и ожили давно похороненные чувства. Возможно ли, чтобы они оказались столь же сильны после стольких лет? Ответа на этот вопрос у нее не было. Она знала одно: Аттикус некогда был ее другом. Одним из ближайших. И то, что их связывало в юные годы, оказалось сильнее времени.

Случайность, судьба ли опять свела их вместе? Больше она Аттикуса не бросит, тем более сейчас, когда ему так необходима помощь. Андреа готова была, чтобы ему помочь, поступиться даже собственными целями в жизни. Она поняла — какая жалость, что это произошло так поздно! — что один из них должен был сделать это еще давным-давно.

Провожая взглядом летящий над океаном вертолет, Андреа не сомневалась: она найдет его. Как-никак, она служит в Береговой охране и может использовать ее возможности для поиска. Для начала следует поискать поблизости достаточно большое судно, чтобы принять на борт такую махину, — что не представлялось такой уж трудной задачей.

Когда махина скрылась из виду, Андреа направилась к входной двери и обнаружила, что та не заперта. Если она хочет понять Аттикуса — кем он стал, что у него может быть на уме, — надо провести кое-какие изыскания. В свое время они свободно приходили друг к другу, даже обменивались ключами, но сейчас… Интересно, что подумают, если застукают ее. Проникновение в чужой дом — вряд ли это положительно скажется на карьере капитана Береговой охраны. Но в сложившихся обстоятельствах следовало рискнуть.

Андреа вошла в дом и прикрыла за собой дверь, слабо представляя, что ей предстоит сделать.

 

14

Залив Мэн

Аттикус рассматривал океан, проносящийся в семидесяти пяти футах внизу. Тень «Си Кинга» скользила по воде, в которой скрывалось неведомое чудовище, и оно — Аттикус не сомневался — могло при желании запросто заглотить и вертолет. В годы службы Аттикусу довелось принять участие в нескольких воздушных операциях, но ни одна не могла сравниться по опасности с тем приключением, которое он готовился предпринять. И конечно же, ни одна не была так важна для него лично.

Те двое сидели напротив. Священник О'Ши и бандит Римус не пытались развеять его тревогу. Они замечательно дополняли друг друга. О'Ши определенно неглуп, но вряд ли может похвастать особой физической силой. Впрочем, священнику этого и не требуется, но… не всякий священник замешан в темных делишках. А есть еще Римус. Неприветливый малый. Улыбка больше напоминает хищный оскал. На лице его будто бы погулял бульдозер, оставив шрамы и вмятины. Казалось, он специально носит яркую рубашку-гавайку, чтобы хоть немного отвлечь внимание от своего жуткого лица. Впрочем, его непрекращающаяся за все время полета болтовня об интеграции гавайской культуры в общеамериканскую выдавала искренние переживания по поводу ситуации на архипелаге.

— Ну что у тебя за навязчивая такая идея — Гавайи? — спросил О'Ши, прерывая разглагольствования Римуса о том, как стекающая по склонам гор лава уничтожает дома, дороги и посевы. — Разве они перестали быть приманкой для туристов? Я читал, что жизнь на островах становится все дороже, высокооплачиваемую работу получают выходцы с континента, а коренные гавайцы и их культура вытесняются на материк. Гавайи перестают быть раем.

Римус свирепо посмотрел на священника. «А они отнюдь не друзья», — подумал Аттикус. Он взял себе это на заметку и стал ждать Римусова ответа.

— Ua mau ke еа о ka aina i ka pono.

О'Ши с Аттикусом недоуменно уставились на гавайца. Тот тяжело вздохнул, словно давая понять этим двоим, какие они тупицы.

— Праведная земля да пребудет вечно, — с пафосом произнес Римус. — Если земля праведна, то ее сущность уничтожить нельзя.

«Парень наверняка никогда не бывал в Иерусалиме», — подумал Аттикус.

Сам город, безусловно, производил впечатление на туристов, но вот его святые места являлись жалким подобием самих себя в древние времена. Еще до рождения Джионы они с Марией посетили Иерусалим. Это была идея жены, и поездка получилась восхитительной, но во время нее Аттикус с горечью осознал, что история неумолимо сбирает свою дань. Он понял также, что глубокая вера живущих в Палестине — как иудеев, так и мусульман — берет начало в самой тамошней земле. Воспоминания о ночи, проведенной в святом городе, стали одолевать его. Там и тогда была зачата Джиона.

— Звучит прямо как девиз штата, — с ухмылкой заметил О'Ши.

Римус не заметил сарказма и с гордостью произнес:

— Так оно и есть!

Аттикус присоединился к беседе, чтобы прогнать ненужные воспоминания. В данных обстоятельствах они могли только помешать.

— Когда-то я работал на Гавайях, — сказал он. Это были первые слова, произнесенные Аттикусом после взлета. — Изучал там китов. Следил за их численностью и путями миграции.

Римус с улыбкой кивнул:

— Кит — символ штата.

Аттикус подумал: возможно, Римус просто выучил статью о Гавайях из энциклопедического словаря, чтобы производить на людей впечатление эрудированного.

— Ну и что вы думаете о Гавайях? — спросил Римус.

Аттикус понимал, что должен поддерживать с гавайцем более-менее сносные отношения. Римус был опасным и ненадежным субъектом. От ответа на заданный вопрос многое зависело в их дальнейших отношениях, и Аттикус сам удивился тому, что так быстро сказал:

— Их переоценили.

Это был честный ответ, но Римус отреагировал неоднозначно: нахмурился и скосил глаза, словно смущенная семиклассница, которую пытается соблазнить взрослый дядя.

Зато священник расплылся в улыбке:

— Однако! Так сильно сказать, и всего в двух словах.

Что же, по крайней мере одного друга Аттикус приобрел, хоть и сомневался, что священник может оказаться полезен. Разве лишь затем, чтобы вытащить его из преисподней, потому что путь, избранный Аттикусом, вел прямиком туда, где ему предстояло сразиться с самим дьяволом. Не знакомый по рассказам и картинкам ад с кипящей смолой и раскаленными сковородками, а холодный, безжалостный, скрытый в глубинах океана.

В салоне вертолета воцарилось молчание, снаружи раздавался шум крутящихся лопастей. После десяти минут благословенной тишины Римус напряженным голосом произнес:

— Прибыли.

Аттикус выглянул в окно и увидел судно, подобных которому не встречал за все время службы в армии. Оно было огромно — с миноносец ВМС США — и блестело в лучах утреннего солнца. На верхней палубе — открытый бассейн, очертаниями напоминающий китайского дракона. Нос украшает с большим искусством вырезанная из дерева фигура валькирии, прекрасной, но и, несомненно, опасной. Палубы овальной формы расположены ступенями одна над другой и окаймлены тонированным стеклом. Над рубкой высится лес антенн и множество спутниковых тарелок разных размеров. Судно явно предназначалось для длительного автономного плавания… если не для постоянного пребывания в океане.

Вертолет мягко приземлился на специальной площадке.

— Идите за мной, — велел Римус, открывая дверь и спрыгивая вниз.

К удивлению Аттикуса, никто не попросил его отдать пистолет, висящий в кобуре у бедра, хотя двое подошедших расфранченных слуг предложили отнести сумку в каюту. Он отказался: пусть все необходимое, особенно оружие, будет под рукой. О'Ши, едва ступив на палубу, тотчас исчез, и Аттикус один шествовал за Римусом по бесконечным коридорам. Направлялись они не на верхнюю палубу, где — как полагал Аттикус — должны бы располагаться апартаменты миллиардера, а вниз. Они миновали три лестничных пролета, устланных коврами темно-бордового цвета, с балясинами из слоновой кости и золочеными перилами. Воздух был внутри чист и свеж. На третьем от верха уровне коридоры были украшены великолепной работы статуями из мрамора, неотшлифованного камня и дерева, собранными в разных уголках мира. Спустились еще на этаж — этот пролет оказался длиннее предыдущих, — и Аттикус застыл в восхищении: над ним высился настоящий церковный купол! На яхте!.. Аттикус не переставал поражаться окружающей красоте и гению инженерной мысли, но был далек от спокойствия, ни на секунду не забывая, зачем он здесь.

На самом нижнем уровне, где ступеньки плавно переходили в мраморный пол, Аттикуса поджидало еще одно фантастическое зрелище. В центре громадного атриума стояла статуя с острова Пасхи, в натуральную величину. Аттикусу не доводилось бывать на знаменитом острове, но вряд ли сыщется в мире человек, который не узнал бы характерное творение древних обитателей Рапануи.

— Восхитительная копия, — произнес Аттикус вполголоса.

Римус, услышав реплику, ухмыльнулся:

— Она настоящая.

Аттикус дотронулся до холодной поверхности статуи, напоминающей об открытых всем ветрам — а некогда цветущих — просторах затерянного в Тихом океане острова. Заполучить в свое распоряжение подлинную статую с острова Пасхи мог только человек дошлый или же обладающий очень большими связями. В самом скором времени Аттикусу предстояло узнать, к какой из двух категорий относится Тревор Манфред.

Римус открыл дверь с выгравированной надписью «Гостиная». Название было совершенно обыденным, но, войдя внутрь, Аттикус почувствовал себя так, будто оказался в другом мире.

— Босс сейчас будет, — сказал Римус. — Постарайтесь не говорить глупостей. Алоха.

И вышел, затворив за собой дверь. Аттикус остался один. Он перевел для себя это прощальное словцо Римуса как предостережение. Алоха. Не насмехайся над Тревором Манфредом, как ты насмехался надо мной.

Аттикус обвел взглядом круглое помещение площадью в пятьдесят квадратных футов. Сводчатый потолок украшало удивительно реалистичное изображение подводного мира. Подобная тематика присутствовала и в росписи стен: киты, акулы, тюлени и множество других морских жителей. Написанные с поразительным мастерством, они казались живыми. Аттикус почувствовал себя в родной стихии, хоть и непривычно было ощущать под ногами твердый пол, а не плыть. Впрочем, и пол создавал иллюзию: выкрашенный в темно-синий цвет, он производил впечатление бездонной морской глуби. О том, что это все же помещение на корабле, напоминали два изящных стула — два настоящих трона — с золотой отделкой и красными бархатными сиденьями, а также стеклянный кофейный столик на золотых ножках.

— Прошу вас, — послышался громкий радостный голос. — Вы поспели как раз к чаю.

Повинуясь приглашающему жесту, Аттикус поставил сумку на пол и направился к столику. Сидевший за ним человек оказался совсем не таким, каким его представлял Аттикус. Глаза, блестевшие от возбуждения, белые волосы, торчащие в разные стороны… Джионе бы это наверняка понравилось. Одет он был во все черное, а кожа была такой же ослепительной белизны, как и волосы. «Хотя он определенно не альбинос», — подумал Аттикус. Ярко-зеленые глаза живо рассматривали гостя.

— Добро пожаловать на «Титан», доктор Янг.

Аттикус неожиданно понял, что ему нравится этот эксцентричный человек, сидящий в иллюзорном подводном мире и окруженный загадочными старинными артефактами со всех концов света. «Загадка, обернутая в тайну, внутри еще одной загадки», — подумал Аттикус, вспомнив Черчиллеву характеристику России времен Второй мировой. Он сейчас так же заинтересовался своим хозяином, как Черчилль в свое время — ролью России в войне. Однако Аттикус не сомневался: этот миниатюрный человечек представляет куда меньшую угрозу, чем сталинские ГУЛАГи, и, несомненно, меньшую, чем пытался убедить Римус.

Не успел Аттикус раскрыть рот, чтобы ответить, как уголком глаза заметил движение. Рисунок на стене слева от него… вовсе не был рисунком. Нечто огромных размеров приблизилось к стеклу и заглянуло внутрь.

 

15

Рай, штат Нъю-Гэмпшир

Фотографии хранили воспоминание о счастливых временах разрушенной ныне семьи. Вот Аттикус сидит на пляже и строит вместе с девочкой лет семи — Андреа догадалась, что это его дочь, — замок. Дружно льют они мокрый песок на крепостные стены. Падая, он создает причудливые фигуры, напоминающие каменные шпили в пустыне Мохаве. Но не только искусно возводимый замок привлек внимание Андреа.

Рядом с мужем и дочерью сидит женщина. Развевающиеся на ветру волосы частично закрывают лица, ее и Аттикуса. Ясные глаза полны жизни. Полными чувственными губами она целует Аттикуса в щеку. Именно такой, в представлении Андреа, и должна быть счастливая семейная жизнь. Запечатленная на этом снимке картина достойна была кисти самого Норманна Рокуэлла. Одно отличало творения Рокуэлла от фотографии — она отображала реальность. Счастливая крепкая семья, увы, разрушенная и перемолотая безжалостным временем.

Андреа никогда не встречала ни жены Аттикуса, ни дочери, но, глядя на запечатленную идиллию, почувствовала, как защемило сердце. Любить так сильно и потерять сначала жену, затем дочь — такой удар судьбы перенесет не каждый. Андреа знала это по личному опыту.

Едва ли отдавая себе отчет в своих действиях, она сняла висящую на стене фотографию в рамке и прошла с нею на кухню. Достала из-под стекла карточку стандартных размеров четыре на шесть дюймов. Перевернула и прочитала надпись:

2001 год, Олд-Очард-Бич.

Атти, Мария и Джи Джи.

Написано красивым почерком, явно женским — напоминание о женщине, чье прекрасное лицо украшает снимок на обороте. Андреа снова взглянула на фотографию и почувствовала — нет, не зависть и не ревность к женщине, которая целовала Аттикуса, ее первую настоящую любовь, — а какое-то родство и ответственность.

Ей почудился голос Марии: «Позаботься о нем». Но не станет ли он возражать? Интересно, рассказывал ли когда-нибудь он жене о своей юношеской любви? О том, как Андреа разбила его сердце… если, конечно, это именно так. Трудно сказать. Но Андреа не сомневалась, что женщина с фотографии была бы признательна ей за заботу о муже.

— Я о нем позабочусь.

— Занятно, — прозвучал за спиной дружелюбный мужской голос. — Я-то полагал, что сам займусь этим.

Андреа резко обернулась. В дверях стоял человек с глазами Аттикуса, но обладающий, в отличие от бывшего «морского котика», пухловатым телом, выдающим склонность к сидячему образу жизни. Его брат, постаревший и располневший, но она сразу же узнала его.

— Давно не виделись, Андреа, — сказал он.

— Привет, Коннер.

Он улыбнулся, прошел на кухню и пожал ей руку.

— Значит, Береговая охрана? Вроде бы это не подпадает под вашу юрисдикцию, а? — Он указал на пустую рамку на столе и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Знаешь, ведь он никогда тебя не забывал.

Коннер сел рядом и указал на снимок, который Андреа все еще держала в руке.

— По крайней мере, пока не встретил ее. Это было уже после того, как он уволился из армии. Мне всегда было интересно, попытается ли он искать тебя. После смерти Марии, я имею в виду. Похоже, нашел. Ну и давно он прячет тебя от нас?

Виноватый взгляд Андреа все сказал за нее.

Брови Коннера поползли вверх.

— Так вы не вместе?

— Нет, — ответила она. — У него… есть кто-нибудь?

— Нет-нет. Я, по крайней мере, не знаю. Я думал: может быть, он скрывает. Но если ты не его девушка, стало быть, он говорил правду. Но это не значит, что ему никто не нужен… так что имей в виду: можешь попробовать, если хочешь.

Андреа улыбнулась.

Коннер опять посмотрел на снимок. Внезапно лицо его помрачнело, голос посерьезнел:

— Это я их тогда фотографировал. Скажу честно: это лучший снимок, что я сделал за свою жизнь. Точно такой же висит у меня дома. В нем что-то есть, да? Ведь у него в жизни было все! — Коннер вздохнул. — У меня есть семья. Жена, которую я люблю. Замечательные дети. Но этого… — он кивнул на снимок, — этого у меня не было никогда.

Андреа ощутила угрызения совести. Она протянула фотографию Коннеру.

— Я хотела отдать ему, когда разыщу.

Коннер тотчас забыл про снимок:

— Так его здесь нет?

— Нет.

— Тогда где он?

Андреа задумалась, как бы получше ответить. Она только-только вновь вошла в жизнь Аттикуса и не была уверена, примут ли ее там. Она не знала, как отнесется Коннер к тому, что ей известно, к тому, что она подозревает. В прошлом Коннер частенько над ней подтрунивал, спорил с ней. Но ведь он был братом Аттикуса и приехал сейчас, чтобы ему помочь.

Пока Андреа решала дилемму, Коннер заговорил сам:

— Он отправился за ним. Ох же, черт!

Это прозвучало не как вопрос. Он просто знал, знал это так же, как и она.

— Откуда ты знаешь?

Он покачал головой:

— У Аттикуса всегда была эта приятная особенность. Близкие люди могут его читать, как открытую книгу.

Андреа вспомнила больницу. Там она испытала такое же чувство. Она точно знала, что он собирается найти и убить чудовище.

— Я пока не знаю подробностей, — объяснила она, — но я все выясню. Сегодня рано утром его забрал отсюда вертолет. Направился в сторону океана.

— Что ж, он не теряет времени. Это были военные?

Андреа покачала головой.

— Нет, но я узнаю кто.

— Ты привезешь его обратно?

— Если смогу.

Коннер протянул снимок.

— Отдай-ка ему, когда разыщешь.

— Обязательно, — ответила она, почувствовав вдруг непоколебимую решительность найти Аттикуса. — Ты будешь здесь?

Коннер улыбнулся, демонстрируя доброе расположение духа.

— Больше мне некуда деться.

Андреа улыбнулась в ответ и пошла к двери. Коннер остановил ее.

— Знаешь… редкая женщина так-то вот бросит все и отправится неизвестно куда на поиски старого друга. Даже если это ее работа.

Андреа почувствовала, как краска заливает лицо.

— Тебя показывали в новостях, и было фото в газете, — понимающе улыбнулся он. — Спасибо за то, что спасла его. И за все, что собираешься сделать.

Удивленная теплотой в голосе Коннера, она лишь кивнула. Он знал, кто она такая: старый друг брата, ну, или чуток больше. Но вообще-то она лишь по счастливой случайности оказалась неподалеку, когда Аттикус нуждался в помощи. Ее могли опередить десятки людей. Она могла простудиться и не выйти в тот день на службу, и тогда кто-нибудь другой, найдя его лежащим без сознания, делал бы ему искусственное дыхание рот в рот. Аттикус и понятия не имел, что несколько секунд он был мертв, что Андреа фактически вытащила его с того света. Возможно, он и не прочь был бы остаться там… Коннер тоже ни о чем таком не догадывался, но держал себя так, будто она…

— Андреа, — прервал он ее размышления, — с возвращением тебя в семью.

После этих слов мысли ее прояснились. Восемь лет Андреа провела с Аттикусом и часто общалась с его родными. Они вместе ели, играли, смеялись и путешествовали. Она стала для них родной. Членом семьи. И память о тех днях придавала ей сейчас сил. Невзирая на давнишний разрыв и ее сожаления о том, что у них не сложилось. Они были семьей. Этого довольно.

 

16

Залив Мэн. На борту «Титана»

Пилообразные зубы вонзаются в плоть, раздирают сухожилия и кровеносные сосуды, ломают кости. Эти зубы предназначены для одной цели — убивать, и они с этим превосходно справляются.

Аттикус с изумлением наблюдал, как перепонки наползают на холодные черные глаза гигантской белой акулы, пожирающей тунца. Ему приходилось видеть кормящихся белых акул, да и акул других видов, но никогда не встречался экземпляр таких размеров, тем более в заливе Мэн.

— Да в ней же не меньше тридцати футов! — воскликнул Аттикус, глядя на подводный мир через, как он теперь знал, стеклянную перегородку, расположенную ниже ватерлинии.

— Тридцать восемь, если быть точным, — гордо заметил Тревор, стоящий рядом и тоже наблюдающий за акулой.

— Вы прикармливаете ее? — спросил Аттикус.

Он видел, как медлительные, полуживые рыбины падают в воду. У них не было ни единого шанса против крупнейшего морского хищника. «Не крупнейшего: второго по величине», — напомнил себе Аттикус.

— Да. Она у меня вроде домашнего животного. — Тревор приставил руку к стеклу, за которым «домашнее животное» разрывало на части и жадно заглатывало рыбу. — Лорел. Хорошая девочка.

— Лорел?

Тревор улыбнулся:

— Собственно, я назвал ее в честь цветка. Кальмия узколистная, по-английски «sheep laurel». Маленькие такие цветочки, однако чертовски ядовитые. Сколько овец погибло, отведав их! Если же человек возьмет да и съест вдруг цветок или — того хуже — мед, из этих цветов приготовленный, смерть ему обеспечена. Когда дело касается Лорел, все мы — как овечки на бойне, — прибавил он с ухмылкой.

Аттикус следил за тем, как огромная акула играючи расправляется с тунцом. Кивнул:

— Подходящее имя. Но как такое возможно и… и зачем?

— Мы наткнулись на Лорел пять лет назад посреди Тихого океана. Она уже тогда была довольно крупной. Потехи ради мы решили ее покормить. Как видите, с аппетитом у девочки порядок, так что она последовала за яхтой. С той-то поры и кормим.

— Но вам-то она зачем?..

— А для охраны, милейший доктор. Богатствам, собранным на этом судне, может позавидовать не одно государство. И конечно, найдется немало людей, которые хотели бы что-нибудь стащить. Так что на случай, если ко мне вдруг пожалуют непрошеные подводные гости, их есть кому встретить.

— Представляю себе, — сказал Аттикус, вообразив свои ощущения при встрече под водой с такой красавицей. — И помогает?

Тревор широко улыбнулся:

— Случалось несколько раз, что Лорел отказывалась от завтрака. Можно предположить, что она хорошо покушала ночью. Не знаю, съела она кого-нибудь в действительности или нет, но девочка привыкла к медленно двигающейся пище. Она никогда не станет преследовать здоровую рыбу. Если та движется достаточно скоро — ей ничто не грозит.

Аттикус взял себе на заметку: постараться не падать за борт — и обернулся к Тревору:

— Ну а какой интерес питает один из главных богачей планеты к скромному морскому биологу?

— Я думал, это-то вполне очевидно, доктор.

— Просто Аттикус.

— Договорились. — Тревор прошел к столу. — Прошу вас.

Они уселись на стулья, оказавшиеся чрезвычайно удобными. Сев, Аттикус почувствовал себя очень комфортно и впервые за несколько дней смог расслабиться. Было нечто чудесное в этой подводной комнате, позволяющее забыть о тревогах и… да: и умерить бдительность.

Аттикус не сдержал улыбку, заметив на кофейном столике две бутылки пива «Сэмюэль Адамс» в серебряном ведерке, обложенные кусочками льда. После приглашения к чаю и принимая во внимание британский акцент хозяина, а также его почти женские манеры, можно было скорее ожидать китайский фарфоровый сервиз с чаем «Эрл Грей» и булочки.

Тревор прочитал его мысли.

— Я, может быть, и британец, но получаю удовольствие от американской еды. Прошу, угощайтесь.

Аттикус вытащил из ведерка бутылку и зубами открыл ее.

— Хо-хо! — зааплодировал Тревор. — Настоящий мужчина! — Затем извлек из кармана открывашку. — Так намного цивильнее, не находите? — Он взял бутылку, нетерпеливо вскрыл и начал жадно пить.

Про себя Аттикус подивился, как такой субтильный человек может пить пиво на манер заправского забулдыги. Тревор был как бы двухцветным: черное — белое; день и ночь. Впрочем, дальнейшее изучение этого необычного человека подождет, сейчас налицо более важные вопросы.

— Вы вроде хотели мне объяснить, ради чего я здесь?

Тревор со вздохом поставил пустую бутылку на столик.

— Ну, да, да. — Он скрестил ноги и положил сцепленные руки на колено. — Скажу вам правду. Мне скучно.

Аттикус недоуменно посмотрел на него.

— Нет-нет, не сию минуту. Я хотел сказать: мне было скучно до тех пор, пока я не услышал о том, что с вами приключилось. Не думайте, что меня так уж тронула ваша трагическая потеря, но… услышав про это чудовище, я испытал такое же возбуждение, как некогда в детстве, когда я впервые увидел океан. Я хочу найти его, доктор Янг. Найти и убить.

— Почему убить?

— У вас наверняка есть на это свои причины, что же касается меня… боюсь, они более эгоистичны. Прошу вас, пойдемте. — Тревор встал и ухмыльнулся. — Чтобы лучше меня понять, вам необходимо увидеть мою коллекцию.

Аттикус прикончил пиво, взял с пола свою сумку и пошел вслед за Тревором. Они миновали истукана с острова Пасхи и — дальше, по длинному коридору, изгибающемуся широкой дугой. По правую руку тянулся ряд дверей, по левую дверей не было. Тревор шагал впереди, весело что-то мурлыча себе под нос. Наконец коридор закончился огромным залом. С находящейся выше палубы спускались две лестницы, у подножия которых стояли три фигуры демонически красивых женщин. Они были действительно прекрасны, одетые лишь в почти ничего не прикрывающие накидки. Верхняя, открытая часть туловищ являла взору груди идеальных форм. Чуть приоткрытые рты, чувственные полные губы, высокие скулы. Но на голове… вместо волос у них были свившиеся кольцами змеи. А ниже талии, где должны бы красоваться длинные ноги, опускались к полу змеиные тела.

— Медуза, — прошептал Аттикус.

— Только одна из них, — уточнил Тревор, отпирая двойные двери отмычкой.

«Еще одна странность», — подумал Аттикус.

До сего момента он наблюдал на яхте лишь самые современные способы открывания дверей: голосом, сличением отпечатка пальца и сетчатки глаза. А помещение, в котором хранятся самые большие ценности, открывается простой отмычкой.

— Две другие носят имена Стено и Евриала. Они действительно привлекательны. Охраняют мою коллекцию.

Тревор резко распахнул двери, за которыми обнаружилось громадное помещение. Оно тянулось на добрую сотню футов в обоих направлениях, а в высоту было с четырехэтажный дом. Но не размеры зала приковывали внимание — взгляд не мог оторваться от находящегося внутри.

Аттикус вошел и застыл с широко раскрытыми глазами. На стенах висели картины, в которых он признал работы Моне, Ван Гога, Рембрандта, Да Винчи и Пикассо — известнейшие полотна, выставленные в Лувре; и тем не менее они здесь и выглядят как настоящие. Тревор, казалось, снова прочитал его мысли, хотя Аттикус не сомневался: всякий, кто видел картины, задавался тем же вопросом.

— Уверяю вас, это все подлинники, — сказал Тревор.

Аттикус подошел к «Тайной вечере» Леонардо, великолепной во всех отношениях, даже еще более впечатляющей, чем та, которой восхищается мир. Стоя перед картиной размерами двадцать девять на пятнадцать футов, Аттикус почувствовал себя карликом.

— Та, другая — подделка?

— Нет-нет, — ответил Тревор, явно обрадованный возможностью объяснить. — Они обе настоящие. Но та, что находится в монастыре Санта-Мария делле Грацие в Милане, своего рода набросок. Конечно, очень хорошо проработанный набросок, но не окончательная работа. Великий да Винчи знал, что фреска, выполненная темперой по гипсу, не будет долговечной. Окончательный вариант, который вы сейчас видите, — это масло по холсту, значительно более долговечный, и картина… как будто живая. Вам не кажется?

Аттикус кивнул, не в силах справиться с потрясением. Ему доводилось видеть репродукции «Тайной вечери», но это… это был истинный шедевр. Оторвавшись наконец от созерцания картины, Аттикус перевел внимание на другие предметы коллекции. Вот статуи римских и греческих богов. Уменьшенная копия знаменитого сфинкса, кажущаяся более завершенной, нежели оригинал на плато Гиза. Стоящий с гордо выставленной напоказ львиной головой рядом с витиевато расписанным обелиском. В длинных ящиках со стеклянными крышками выставлено на обозрение множество артефактов со всех концов света, величайшие сокровища человечества. Вот мрачно высится целиком вырезанная из пещеры каменная стена, исписанная пиктограммами. Аттикус остановился перед ней, пытаясь разобрать смысл надписей, но безуспешно: значки беспорядочно прыгали перед глазами, не позволяя проникнуть в их тайну.

— Очень возможно, что это одни из древнейших известных пиктограмм, — заметил Тревор.

— И что они означают?

— Сие загадка, — улыбнулся Тревор. — Кто только их не пытался расшифровать, но все, независимо от образования или опыта, оказывались в тупике. О'Ши считает, что это было написано во время строительства Вавилонской башни. Бог тогда смешал все языки и, очевидно, смешал также и искусства. Можете себе представить: все, к кому только вы ни обращаетесь, сбиты с толку и ничего не понимают, так же как и люди, смотрящие на эти надписи.

«В этой комнате хранится такое количество редкостей и диковин, какое человеку не увидеть за всю жизнь, и все же, по Треворову уверению, ему скучно, — не переставал удивляться Аттикус. — Видимо, процесс достижения цели куда интереснее ее самой».

Он прошел в центр помещения, где возвышался древнейший экспонат всей коллекции: скелеты тираннозавра и трицератопса застыли в битве. Сцена напоминала картинку из детской книжки про динозавров, за исключением того, что ящеры были как настоящие.

— Есть два серьезных различия между тем, что находится здесь, и тем, что можно увидеть в музее, — объявил Тревор. — Во-первых, они настоящие. Оба представлены полными скелетами. Полными, заметьте.

Мысли Аттикуса пришли в смятение. Он знал, что в мире найдено всего несколько скелетов Tyrannosaurus Rex, но никогда не слышал о существовании абсолютно цельного экземпляра, хотя не сомневался, что таковые существуют.

— Большинство скелетов, представленных в музеях, собрано по частям из нескольких. Они хранятся в помещениях, где поддерживается особый микроклимат. А во-вторых… — Тревор подошел ближе и положил руку на большую берцовую кость тираннозавра. — Можете дотронуться, Аттикус!

Аттикус прошел мимо сияющего Тревора и дотронулся до холодной малой берцовой кости самого страшного хищника, когда-либо обитавшего на Земле. По телу океанографа пробежали мурашки. Давным-давно этот ящер ходил, дышал, охотился и в конце концов умер. И, глядя в разверстую пасть, на огромные заостренные зубы, Аттикус сильнее и сильнее убеждался: то чудовище, которое он видел под водой, чудовище, сожравшее его дочь, было реально. Он отнял руку от тираннозавра и пристально посмотрел на Тревора.

— Вы хотите пополнить свою коллекцию?

— Совершенно верно.

— Мертвым?

Тревор кивнул.

— А почему вы думаете, что это вам удастся?

Хозяин яхты улыбнулся:

— Мой корабль. Да, с виду он кажется обычной прогулочной яхтой, но уверяю вас: «Титан» обладает достаточной огневой мощью, чтобы потопить целую эскадру. Не говоря об еще одном существе из плоти и крови. Вы получите в свое распоряжение значительно больше, чем тот арсенал, что прихватили с собой.

Теперь и Аттикусу пришел черед улыбнуться. Ему нравился Тревор Манфред, что бы там ни вещали о нем масс-медиа. Это был наилучший шанс осуществить месть. Оставалось прояснить только один вопрос.

— Зачем вам я? Если у вас есть все необходимое, чтобы выследить и убить тварь, зачем я?

— Вот тут-то вы ошибаетесь, Аттикус. В каждой морской охоте должен быть свой Ахав.

— То есть вы пригласили меня, чтобы я вас развлек?

— «Развлек» звучит слишком грубо. — Тревор поджал губы. — С вами это будет уже не просто охота. У вас имеется личный интерес. Вы проявляете настоящие эмоции. — Он вздохнул. — Боюсь, сам я слишком отдалился от всего мирского. Крайне редко испытываю такие чувства, как боль, отчаяние, ярость. Можете считать это моральным уроком для меня. В общении со столь чувствительным человеком, как вы, я надеюсь обрести бесценные знания. Кроме того, вы опытнейший океанограф, вы лично повстречались с этим животным и выжили. И потом, ваше прошлое… Сами знаете, насколько вы опасный человек. Скажу откровенно: я не уверен, что нам удалось бы исполнить задуманное без вас, даже имея в распоряжении все новейшие технологии. Человек, одержимый идеей мести, как был одержим Ахав, способен сделать большее, чем крылатая ракета. И могу вас заверить: мы сделаем все возможное, чтобы вы не повторили печальной участи Ахава.

 

17

Над заливом Мэн

— Пока ничего, — крикнула Андреа в микрофон.

— У меня тоже, — отозвался Рейли.

— Впереди все чисто, — раздался спокойный голос Уотсона.

Утром Андреа подошла к своему командиру Гордону Шрумцену. Хоть тот и считался ярым приверженцем устава, но все же был как родной отец для многих в Береговой охране, и Андреа надеялась на понимание с его стороны. Однако он твердо заявил, что не намерен организовывать поиски ее друга. Даже если, по мнению капитана Винсент, он находится в опасности, для поисковой операции нет никаких оснований: ни сигнала бедствия, ничего. В конце концов, Береговая охрана не полиция, и нет повода считать, что имело место похищение или еще что-либо противозаконное.

Когда Андреа сообщила, что речь идет о докторе Аттикусе Янге, чья дочь погибла при столкновении с неведомым существом, которое незадолго до того видела ее команда, Гордон опустил глаза долу. Он объяснил, что люди из ВМС конфисковали все снимки, запретили общение с прессой, и вообще официальная версия гласит, что «ничего в действительности не произошло». Затем улыбнулся и сказал, что давно они не проводили учебных вылетов, и поручил Андреа заняться этим.

Когда она сообщила членам команды, куда и зачем они направляются, все проявили стремление стартовать немедленно. Они не только готовы попытаться отыскать чудовище, но и помочь своему капитану найти человека, который задался целью уничтожить монстра, лишившего его дочери. Испытывали они чувства смешанные, как и Андреа, но никто не хотел остаться в стороне от «учебного вылета».

— Я кое-что засек, — раздался голос в наушниках. Старина Чак Маккейб и его С-130 также находились в воздухе. — Большое… действительно большое. Примерно в десяти милях к северу от вас.

— Вас понял, — отозвался Уотсон. — Кэп, хотите проверить?

— Безусловно, — сказала Андреа, — но близко не подходи. Следуй параллельным курсом, чтобы не спугнуть раньше времени.

— Будет сделано.

В течение последующих десяти минут Андреа внимательно вглядывалась в океан. Она не представляла, что может увидеть и чего ожидать. Остальные члены экипажа также не сводили с океана глаз в надежде обнаружить монстра, но взгляд Андреа был также направлен вовнутрь себя. Она искала человека, друга… а может быть, и больше чем друга.

Внезапно «Джейхок» резко заложил вправо, выводя Андреа из ее раздумий.

— Прошу прощения, — раздался голос Уотсона, — но мы слишком быстро подобрались к ним. Похоже, они стоят на месте.

Андреа выглянула в боковой иллюминатор и примерно в миле увидела белый корабль. Достав бинокль, она всмотрелась в судно.

— Что за черт…

— Согласен, — сказал Рейли, не отрываясь от своего бинокля. — Это самая большая и самая удивительная яхта, какую я когда-либо видел.

— Да уж, — присоединил свой голос Уотсон. — Крупнейшая яхта в мире; принадлежит Тревору Манфреду.

Андреа знала это имя, как, она не сомневалась, знают его большинство жителей планеты. Оно было так же на слуху, как имена Билла Гейтса, Стива Джобса или Уолта Диснея.

Человек-легенда. Эксцентричный богач, чья страсть к коллекционированию редкостей не раз привлекала к его персоне внимание Береговой охраны США. Хотя конкретных улик против Тревора Манфреда не было, имелись указания на то, что именно к нему попала некоторая часть бесценнейших артефактов, вывезенных из Штатов за последние двадцать лет, в том числе, по слухам, и полный скелет Tyrannosaurus Rex. Винсент и ее команда с Манфредом пока не сталкивались, но, разумеется, знали, что все его передвижения отслеживаются.

Разглядывая в бинокль верхнюю палубу, Андреа увидела застывший на вертолетной площадке огромный черный «Си Кинг». Сердце учащенно забилось. Последний раз, когда она видела этот вертолет, из его иллюминатора на нее смотрел Аттикус.

— Мне нужен катер, и как можно быстрее.

— Это по-прежнему «учебный вылет», кэп? — невозмутимо спросил Уотсон. — Катер в планах учения не предусматривался.

— Учения закончены, ребята, — объявила Андреа. — Тревор Манфред вошел в воды залива Мэн, и наша задача — выяснить, с какой целью. А теперь, черт же возьми, вызывайте катер.

Она слышала, как Уотсон хмыкнул. Пилот знал: для наблюдения за Манфредом Андреа может вызвать и целый корабль — и теперь не без удовольствия наблюдал своего босса в действии. Все члены команды хотели бы видеть это, зная, что капитан обладает пылким темпераментом.

«А ведь они еще ничего не видели», — подумала Андреа.

Услышав хихиканье Рейли, она резко спросила:

— И что здесь смешного?

— Сначала морское чудовище — не гигантский кальмар или там кашалот, а действительно монстр, — глаза Рейли сияли от возбуждения, — а теперь еще Тревор Манфред собственной персоной в наших водах. Боюсь, что не справлюсь с обилием впечатлений.

Он, конечно, шутил, но Андреа отнеслась к его словам серьезно.

— Я тоже, малыш. Я тоже.

Солнце уже село — лишь пламенело небо на западе, — когда с базы в Киттери подошел 270-футовый катер Береговой охраны. Они тотчас направились к «Титану», плавучей крепости Тревора Манфреда, собираясь противостоять одному из влиятельнейших людей на планете. У Андреа свело живот от волнения. Но не из-за предстоящей встречи с Манфредом — с развращенным-то богачом она как-нибудь справится. А вот Аттикус Янг… она совершенно не представляла, что скажет ему. «Правду», — подсказал внутренний голос. Она здесь только ради него. Все просто.

Стоя на носу, Андреа смотрела, как катер разрезает волны, близясь к неизвестной судьбе. Она крепче стиснула зубы, полная решимости довести задуманное до конца. Она должна защитить Аттикуса Янга — не от Тревора Манфреда: от самого себя.

 

18

На борту «Титана»

На океан быстро опустилась ночь, подул холодный ветерок. Аттикус пытался бороться с холодом, но тело все же дрожало. Он стоял, крепко держась за поручни и напрягши мышцы, на носу «Титана». Поверхности океана он не видел, но слышал, как волны бьются о корпус гигантского судна.

Не в силах уснуть, Аттикус покинул свои апартаменты, роскошнее и экстравагантнее которых не сыскать и в дорогущих отелях. На яхте о нем заботились, первоклассно обслуживали, но повышенное внимание всей команды не могло исцелить его сердечную рану. Он чувствовал себя раздавленным, даже когда думал об осуществлении задуманной мести. Хотелось побыть одному, поэтому вместо того, чтобы присоединиться к команде во время ужина, Аттикус пораньше отправился в постель, надеясь, что во сне душевная боль утихнет.

Но сомкнуть глаза так и не удалось. Электронные часы на столике у кровати показывали три, когда Аттикус вскочил с мягкой постели, натянул на себя, что подвернулось под руку, и выскользнул на палубу поглядеть на звезды.

Небесные маяки сверкали на ночном небе, как и в бесчисленные предыдущие ночи. Звезды всегда успокаивали его в минуты горести и печали, наполняя душу ожиданием чуда. Но в эту ночь все было не так. Он стоял недвижно, как статуя, и равнодушно взирал на небесную красу. Прошло не менее получаса, пока ночную тишину не нарушил тихий, сердечный голос:

— Я даже близко не могу представить себе те страдания, что вы должны сейчас испытывать. Сам я никогда не был ни к кому так привязан, как вы к жене, дочери… Наверное, я на это даже и не способен. Не знаю. Но что я знаю точно: когда другу или просто хорошему человеку тяжело, глоток коньяка и теплое одеяло помогают унять боль. Пусть даже и ненадолго.

Тревор.

Аттикус на мгновение ощутил смущение, оттого что его застали в минуту слабости. Даже не слабости, нет: отчаяния. Но в голосе Тревора прозвучали нотки искреннейших участия и понимания — Аттикус и не подозревал за ним таких чувств. Тревор действительно хотел помочь — единственным известным ему способом. Да и собственно, слово «коньяк» звучало отнюдь не дурно.

Аттикус обернулся и увидел в темноте неясный силуэт Тревора Манфреда.

— Ловлю вас на слове в том, что касается коньяка. Одеял же в моей каюте достаточно.

— Это да, — произнес Тревор все тем же сердечным тоном. — Пойдемте же, я угощу вас.

Спустя десять минут Аттикус сидел и наслаждался третьей порцией коньяка. Настроение поднималось по мере того, как алкоголь разливался по сосудам, приглушая боль.

— Пожалуй, это лучший коньяк, что я пил в своей жизни, — произнес он.

Тревор поднял стакан и одним глотком осушил его.

— Это французский «Курвуазье», любимый напиток Наполеона. — Он поднялся со стула и налил себе еще. — «Кларет — напиток для юношей, портвейн — для мужчин; но кто стремится в герои, должен пить коньяк». Это Сэмюэль Джонсон, и я не могу с ним не согласиться.

Аттикус прикончил свою порцию и поставил стакан на стойку из красного дерева, которая занимала центральное место в прекрасно оборудованном баре, словно пришедшем сюда из фильмов о Диком Западе. Странное впечатление вызывал этот бар. С одной стороны, не могло быть сомнений, что они в море: легкое покачивание яхты на волнах ни на секунду не давало забыть об этом. Но обстановка и самый дух места не позволяли отделаться от мысли, что стоит выйти отсюда, как окажешься под горячим солнцем техасской прерии. Где триста пятьдесят седьмой «магнум» был бы весьма уместен.

— Я не герой, — обронил Аттикус.

— Вы служили стране. Вера, справедливость, общечеловеческие ценности и все такое.

— Это была моя работа.

— А сейчас? Вы по-прежнему сражаетесь. По-прежнему смело идете вперед и не знаете непреодолимых препятствий, словно современный Геракл.

— Это моя работа.

Тревор открыл рот, чтобы задать вопрос, но передумал. Дальнейший ход мыслей был уже и так очевиден.

— Я еще и отец, — прибавил Аттикус.

Тревор задумчиво кивнул, словно пытаясь перевести услышанное на некий доступный ему язык.

— Понимаю.

Несмотря на коньяк, голова Аттикуса была легкой, и он украдкой изучал хозяина яхты. Одетый в черную шелковую пижаму, со взъерошенными волосами, он смаковал очередную порцию и казался карикатурой на самого себя. Аттикус всегда думал, что миллиардеры — существа из другого мира, настоящие пришельцы, с которыми обычному человеку общаться невозможно. Однако Тревор Манфред предложил ему именно то, в чем Аттикус сейчас нуждался более всего, чтобы взять себя в руки. За это он был благодарен Манфреду. Возможно, они даже станут друзьями.

— Вы верите, что мы сможем убить это существо? — спросил Тревор, облокотившись на стойку.

— Сможем и убьем, — не оставляющим сомнений тоном ответил Аттикус.

— Это-то мне в вас и нравится, Аттикус. У вас сильная воля. Что до меня, то я и не сомневался в вашей решимости. — Тревор улыбнулся. — Но если вы не будете спать, то будете ли способны на подвиги?

Он зашел за стойку, открыл ящик и достал небольшую бутылочку. Вытряхнул оттуда синюю таблетку и протянул Аттикусу.

— Это вам поможет уснуть. Проснетесь отдохнувшим и посвежевшим. И уверяю вас: никаких побочных эффектов.

Аттикус молча взял таблетку и проглотил, не запивая.

— Спасибо.

Тревор пожал плечами.

— Их производит принадлежащая мне компания, так что они для меня ничего не стоят.

Аттикус улыбнулся: конечно, он благодарил не за потраченные на него деньги. Оно было бы и нелепо.

— Не за таблетку, — сказал он. — За вашу заботу.

Его слова вызвали ответную улыбку.

— Пожалуй, вы первый человек, который благодарит меня за это. Но, признаюсь, я поступаю так больше из эгоизма. Не дело, если мой Ахав окажется вне игры еще до того, как начнется охота.

Тревор явно пребывал не в своей тарелке из-за того, что его назвали заботливым; неужели это настолько для него необычно? Впрочем, независимо от причин, Тревор проявил к нему участие. Аттикус, на которого подействовал наконец коньяк — да и снотворное заработало, — дал себе слово не забывать об этом.

Он сгорбился.

— Эта таблетка действует чертовски быстро.

— Значит, пора в постельку, — отозвался Тревор.

Он помог нетвердо держащемуся на ногах гостю добраться до каюты и уложил на кровать. Аттикус лежал, полностью расслабившись; вся боль и отчаяние растаяли в наркотической дымке. Он посмотрел вдогонку Тревору и пробормотал:

— Знаете, вы хороший друг.

— Посмотрим, посмотрим.

Глаза Аттикуса закрылись, и через несколько секунд он погрузился в блаженный сон, не ведая, что его новый «друг» так и не вышел из каюты.

 

19

Залив Мэн, на борту катера Береговой охраны США

Луч восходящего солнца пробился сквозь паутину сознания Андреа. Она плохо провела ночь, спала урывками, и вовсе не из-за волнения на море и качки. Причина была в одолевавших ее кошмарах. В них, порожденная темной стороной подсознания, вставала картина случившегося в тот роковой день, когда Аттикус потерял дочь. Она просыпалась, снова проваливалась в сон, и постепенно картина менялась, пока Андреа не обернулась Аттикусом, а он — Джионой.

А затем… гигантское темное существо, ни на что не похожее, поднимается из глубины; зубы невероятно длинные, острые. Оно распахивает массивные челюсти и заглатывает Аттикуса целиком. И Андреа видит, как он продвигается, размахивая руками и ногами, по глотке чудовища.

Со слезами и криком она вырвалась из жуткого сна. Было пять утра. Больше она не ложилась, надеясь, что с восходом придет успокоение. И действительно: когда взошло солнце и коснулось лучами ее лица, Андреа почувствовала, что ночные кошмары ее покидают, сама же она возвращается в более-менее нормальное состояние. Впереди противостояние с Манфредом и непростой разговор с Аттикусом. Кошмары прошедшей ночи заронили в душу сомнения. Станет ли он ее слушать, а если нет, то что еще можно предпринять?

Солнце быстро вставало над горизонтом, так что вскоре на него уже больно было смотреть. Обернувшись, Андреа поняла, что долгожданная встреча не за горами: громада «Титана», освещенная лучами восходящего светила, покачивалась на волнах менее чем в миле от катера. «Титан» казался сказочным обиталищем морского бога или призрачным судном из другого времени, внушительным и загадочным.

— Надо же: они знают, что мы здесь, и не пытаются уйти, — заметил Рейли, спускаясь с трапа, ведущего на нижнюю палубу. — Вроде бы недурной знак?

— Не с таким человеком, как Тревор Манфред, — покачала головой Андреа, радуясь в душе, что ее оторвали от невеселых дум. — Он настолько уверен в своем могуществе, что не сдвинулся бы с места, будь даже его яхта битком набита кокаином.

Рейли был озадачен этим:

— Вы так считаете?

Андреа усмехнулась и несколько расслабилась.

— Нет же. Конечно нет. Тревор Манфред может быть кем угодно, но вот наркотиками он точно не занимается. Богачи, подобные ему, имеют массу других возможностей заработать.

— То есть он перед законом чист? — Рейли вконец запутался.

— Вопрос сейчас не о состоянии Манфреда и не о том, какими путями он его нажил, а в том, как он им распоряжается. Его хобби, его страсть к коллекционированию — вот что вызывает вопросы. Большая часть информации о нем либо получена из вторых рук, либо попросту досужие домыслы, но и этого достаточно, чтобы он и его судно не были желанными гостями в большинстве портов.

— Хм, — пробурчал Рейли, растирая лицо руками, чтобы окончательно проснуться. На него явно не произвел впечатления рассказ о Манфреде и его репутации. — Капитан готов стартовать, когда прикажете. Ждет только вашей команды.

Андреа посмотрела в глаза старшины:

— Передай ему, пусть подходит поближе, но медленно и как бы невзначай. Мы не должны их спугнуть. Эта посудина, конечно же, здоровущая, но я подозреваю, что, если мы затеем игру в догонялки, они нас сделают.

Рейли кивнул, подавив зевок:

— Будет сделано, кэп.

Он отправился на мостик, оставив Андреа наедине с восходящим солнцем и вернувшимися сомнениями. Ей ни в коем случае нельзя ошибиться, чтобы снова не потерять Аттикуса. Только на сей раз он может сгинуть навсегда… в глотке морского чудовища.

— Они спятили, — сказал Римус, глядя в бинокль на катер Береговой охраны, держащий курс прямо на «Титан». Катер двигался недостаточно быстро, чтобы ждать от него решительных действий, но было очевидно, что появился он здесь не случайно. — У них нет никаких оснований…

Тревор кайфовал в плавающем шезлонге в центре бассейна. Пар, поднимающийся от подогретой воды в прохладный утренний воздух, скрывал черты лица босса и не позволял Римусу увидеть, обеспокоен ли он этим визитом.

— Береговая охрана США решила нас навестить?

— Они будут здесь примерно через десять минут.

— Как наш гость?

— Еще не очнулся.

— Это хорошо. Без него будет проще. Пусть он целиком сосредоточится на своей задаче. Его привязанность к дочери не подлежит ни малейшему сомнению. Но он все же бывший военный, и кто знает, не проснутся ли в нем былые инстинкты, когда к нам пожалуют представители американского правительства. Ты молодец, что засек их ночью.

— Благодарю вас, сэр.

— Нам повезло, что он как раз мучился бессонницей. Пытаться насильно вколоть снотворное хорошо обученному спецназовцу было бы не самым мудрым решением.

— Я бы смог это сделать, — самоуверенно сказал Римус.

— Ну конечно смог бы, — произнес Тревор тоном, каким хозяин разговаривает со своей собакой. — Но не забывай: он наш гость и наш уникальный шанс выследить и убить эту тварь. Так что обращаться с ним надлежит с уважением.

Римус кивнул:

— Понятно.

— Ну и отлично. А теперь дай мне полотенце и приготовь микрофон. Намекну им, чтобы держались от нас подальше.

Тревор выбрался из бассейна и принял из рук Римуса протянутое полотенце. Закутался в него поплотнее и начал дрожать:

— Боже! Оно холодное!

Римус чуть улыбнулся. Один из влиятельнейших людей был в то же время одним из самых слабых физически. Тревор вошел в теплый коридор в сопровождении Римуса, закрывшего за собой дверь.

— Вы нашли что-нибудь в его сумке? — спросил телохранитель.

Тревор остановился и посмотрел на него.

— Ничего подозрительного. Похоже, он действительно просто собрался отомстить за гибель дочери. Он прихватил внушительный арсенал, хотя я не очень понимаю, как это оружие можно использовать против морского змея; впрочем, не думаю, чтобы Янг особо задумывался о том, что ему взять в эту увеселительную прогулку.

Серьезный тон, каким говорил Тревор, заставил Римуса внимательнее прислушаться к его словам.

— Могу с уверенностью сказать: он сломлен. Знаешь, я никогда еще не встречал человека в таком жалком состоянии. Сомневаюсь, что он когда-нибудь придет в норму. Не удивлюсь, если после того, как мы убьем этого зверя и месть восторжествует, парень покончит с собой. Ему просто незачем будет жить.

— Значит, вы не думаете, что он создаст нам проблемы?

— Ничуть. Я начинаю думать, что он может оказаться нам здесь, на яхте, даже полезен. — Тревор улыбнулся, увидев, как Римус наморщил лоб. — Вся королевская конница, вся королевская рать не смогут Тревору Манфреду стать друзьями.

— Здорово…

— Опасаться нечего, мой дорогой Римус. На всем белом свете нет человека, которому бы я доверял больше, чем тебе. Так что твои позиции незыблемы. — Тревор ободряюще похлопал его по плечу. — Но если нам удастся сделать из доктора Янга настоящего охотника на чудовищ, готового идти до победного конца… в любом, кстати, деле… тогда нам, конечно, придется держать с ним ухо востро.

Римус заметно приободрился.

— А теперь вперед! Береговая охрана ждет нас. В ружье! В ружье!

Тревор искренне веселился. Он жил ради таких моментов. Стычка, интрига, противостояние. Пока приключение проходило именно так, как он ожидал. А возможная игра с Береговой охраной в догонялки только привнесла бы свежую струю в общее веселье.

Впрочем, не следует терять время. Когда дела с Береговой охраной будут улажены, надо будить Аттикуса и готовить его к первой встрече с монстром, которого «Титан» выслеживал вот уже три часа.

Только когда катер приблизился к кораблю Манфреда, Андреа в полной мере ощутила, сколь устрашающе он огромен. Катер Береговой охраны на его фоне казался карликом. Когда они подошли еще ближе, солнце скрылось за корпусом громады. Когда в детстве Андреа побывала в Нью-Йорке, она была ошеломлена нависающими над головой небоскребами. Подобное чувство испытывала она и сейчас, с разинутым ртом глядя на чудо современного инженерного искусства.

— Ну и махина, — заметил Рейли, увидев ее отвисшую челюсть. — Сомневаюсь, что мы смогли бы взять их на абордаж, возникни такая необходимость.

Хотя его присутствие на палубе и не требовалось, старшина все же присоединился к Андреа. Он объяснил это тем, что хочет морально поддержать капитана, на самом же деле сгорал от любопытства: как она поведет себя со знаменитым богачом? Рейли не понимал, что для Андреа привычнее было вытаскивать людей из воды, находясь в салоне вертолета, нежели на палубе катера. Приняв решение довести начатое до конца и вызвав на подмогу патрульный катер для преследования Манфреда (так что «учения» оборачивались настоящей операцией), она предполагала в дальнейшем оставаться в тени, исподволь наблюдая за происходящим. Но нет: коли уж выступила инициатором «учебного вылета», ей и карты в руки.

Капитан катера, приятный симпатичный мужчина, логично рассудил: раз капитан Винсент вызвала его сюда и так горит желанием поближе познакомиться с Тревором Манфредом, он не станет оспаривать ее право первой испытать на себе действие чар чудаковатого миллиардера.

Очевидно, капитану и его команде уже приходилось иметь дело с Манфредом, так что они отнюдь не горели желанием вновь помериться силами с «маленьким белым дьяволом». Андреа ничего не оставалось, как согласиться. А там — будь что будет.

Сейчас она стояла на носу — рядом один лишь Рейли в качестве «группы поддержки» — и, сжимая в руке мегафон, готова была начать переговоры. На «Титан» заблаговременно было передано сообщение о визите, так что Береговую охрану там уже ждали. На главной палубе, глядя на катер с высоты трехэтажного дома, стояли несколько членов команды и беловолосый мужчина в черной одежде, который не мог быть никем иным, кроме как Манфредом собственной персоной. Андреа даже углядела самодовольную улыбку на его лице. Не успела она произнести и слова, как над головой раздался громоподобный голос — будто реактивный самолет преодолевал звуковой барьер:

— Какой восхитительный сегодня рассвет, не правда ли?

Голос по тембру казался принадлежащим шестнадцатилетнему подростку, уже не мальчику, но еще не мужу. В произнесенных им словах содержался скрытый язвительный подтекст, отчего Андреа мгновенно взъярилась.

— Вы не могли бы убавить звук? — прокричала она. Голос, даже усиленный мегафоном, казался не громче комариного писка в сравнении с львиным рыком.

— Что-что, дорогуша? — Слова, будто гвозди, проникали в черепную коробку. — Я не могу разобрать.

Андреа стиснула зубы и поставила мегафон на максимальную громкость:

— Вы не могли бы сделать потише?

Она выдержала короткую паузу и, не дождавшись ответа, прибавила:

— Сейчас.

— Разумеется, дорогуша! — Последовала пауза. — Так лучше?

Голос по-прежнему звучал намного громче нужного для нормального общения, но теперь он, по крайней мере, не разрывал барабанные перепонки слушавших. Две вещи удалось узнать Андреа о Манфреде в ходе их краткого обмена любезностями. Во-первых, он обожает играть с людьми. Безусловно, запредельную громкость включили по его распоряжению. Во-вторых, он не питает симпатии к женщинам, облеченным властью. Неспроста дважды он назвал ее «дорогушей», подчеркивая тем ее половую принадлежность.

Однако это не больно-то беспокоило капитана Винсент. Чего-то в таком роде она и ждала. Большие деньги — она всегда это предполагала — не только превращают их обладателей в затворников, но и лишают зрелости. Деньги означают свободу, и большинство очень богатых людей, встав над законом и обществом, начинают регрессировать. Яркий пример — Тревор Манфред, ведущий себя как подросток.

— Что вы делаете в заливе Мэн? — спросила Андреа.

— Сразу переходите к делу? А вы точно не хотите заскочить к нам на чашечку чая?

Она видела обращенное к ней лицо Тревора с глумливой улыбкой — и промолчала.

— Ну, тогда в другой раз? В общем же, дорогуша, мы здесь развлекаемся.

— Разъясните, пожалуйста.

— Рыбачим, дорогуша. Что-нибудь еще?

Андреа знала, что это чистейший блеф, но у нее не было аргументов для спора. Равно она не имела ничего, что могла бы предъявить этому шутнику. Он загнал ее в угол. Но под рукавом Андреа оставался еще один козырь, о котором не знал даже Рейли.

— Тогда могу я поговорить с доктором Аттикусом Янгом? — Она сделала паузу и увидела, как улыбка сползает с лица Манфреда. Аттикус находится на яхте, теперь она в этом не сомневалась. — Мы знаем, что он у вас на борту, и хотели бы с ним проконсультироваться кое о чем.

Уже через мгновение Тревор вновь улыбался.

— Мне очень жаль, дорогуша, но, боюсь, я не понимаю, о ком вы говорите. В команде нет никого с таким именем.

— Он не член вашей команды. Он гость.

— Дорогуша, пожалуйста, не морочьте мне голову, я прекрасно знаю, кто есть на моем судне и кого нет. — Тревор казался не на шутку рассерженным.

«Ну что ж», — подумала Андреа. Пусть Тревор не позволяет поговорить с Аттикусом, зато она взяла верх в психологическом поединке. Она точно знала, что Манфред «свистит», и, не давая ему возможности опомниться, кивнула в сторону мостика. Время было прощаться.

— Все ваши передвижения, пока вы находитесь у берегов Соединенных Штатов, будут фиксироваться. — Она попыталась придать голосу как можно большую уверенность, чтобы не оставалось сомнений: говорит человек, наделенный серьезными полномочиями. — Пожалуйста, дайте знать доктору Янгу, что Береговая охрана следит за ним.

Взревели двигатели катера, заглушая Манфредов ответ. «Вот тебе», — подумала Андреа и улыбнулась, празднуя маленькую победу.

Рейли повернулся к ней:

— Это было круто! Но кто такой Аттикус Янг?

Перед мысленным взором Андреа предстал образ Аттикуса, и она улыбнулась:

— Друг.

— Мы из-за него здесь. — В устах Рейли это прозвучало как утверждение.

Смущенная интуицией молодого человека, Андреа пыталась найти слова для подходящего ответа, но в итоге просто сказала:

— Да.

— Не бойтесь, дорогуша, — широко улыбнулся Рейли, — ваш секрет умрет вместе со мной.

Она знала, что старшина никому не скажет ни слова, но придется смириться с тем, что он теперь порой будет ее подначивать. Единственным утешением было то, что Рейли не знает и половины правды.

 

20

На борту «Титана», залив Мэн

Аттикус очнулся и мгновенно вскочил с кровати. Что бы ни дал ему Тревор ночью, сработало оно, точь-в-точь как он обещал. Уже много лет Аттикус так хорошо не высыпался и не чувствовал себя по пробуждении настолько бодрым. Он обвел взглядом гостевую VIP-каюту и вздохнул. Марии бы здесь понравилось. В его полном распоряжении находились две комнаты и ванная, оформленная под инков. Ничего подобного прежде ему видеть не доводилось. В спальне, на стене напротив кровати, висел телевизор с плоским сорокадюймовым экраном, в углу оборудован мини-бар, а из иллюминатора открывался вид на океан. В гостиной, также на стене, находился второй телевизор, мебель была не только невероятно удобной, но и сделана, насколько можно судить, из цельного массива красного дерева. Плюс к этому — сорокагаллоновый аквариум с экзотическими рыбками.

Если бы не отчаяние и одиночество, терзавшие Аттикуса, он бы мог в полной мере насладиться окружающей роскошью. Он зашел в ванную комнату и покачал головой, пораженный ее обстановкой. Зеркало на стене обрамлено множеством черепов — обезьяньих, решил Аттикус.

Раковина под зеркалом вырезана в огромном куске камня, создавая иллюзию натурального водного бассейна — результата тысячелетней эрозии. Но центральное место в ванной принадлежало душевой кабине. Стены ее были сложены из плотно пригнанных друг к другу камней. И на них — на них росли настоящий мох и виноградные лозы. Сам душ представлял собой водопад, низвергающийся из раскрытого рта огромной статуи Кетцалькоатля, змеиного божества инков. Аттикус провел рукой по ее поверхности. Прохладная и ощутимо тяжелая, она, как и все на «Титане», была, несомненно, подлинной.

Аттикус включил душ, скинул одежду и встал под теплую воду, каскадом льющуюся сверху. Мгновение — и он словно переместился в другой мир. Растения на каменных стенах наполняли воздух запахом сырой земли. Аккомпанементом к шуму падающей воды из искусно замаскированных колонок стереосистемы, включившейся в тот момент, когда закрылись двери кабины, раздавалось щебетание птиц, а якобы издали неслись крики обезьян. Аттикус расслабился — и посторонние мысли ушли. Да, чувство было такое, словно он попал в другой мир. До чего же он удивительный человек, этот Тревор Манфред! Возможно, потом, когда все будет кончено, удастся остаться на яхте… увидим.

Выйдя из душа, Аттикус оделся, предпочтя черному спецкостюму более уместные шорты цвета хаки и серую футболку с синей полосой спереди. Он ни на мгновение не забывал о своих намерениях убить монстра, но глупо было бы таскать с собой всю экипировку, которая в предстоящей охоте не пригодится. Закрыв за собой дверь, Аттикус пошел по длинному коридору.

С каждой стороны было по три двери. Он заглянул во все: они вели в такие же, как у него, VIP-апартаменты. Аттикус шел по коридору, в точности не представляя себе, куда именно; но он не ощущал никакого беспокойства из-за того, что один бродит по кораблю. Из-за одной двери раздавались громкие ритмичные звуки, складывающиеся в знакомую мелодию.

Он приложил ухо к двери и моментально перенесся в юношеские годы. Им с Андреа было тогда по восемнадцать, и они пошли на концерт «Роллинг стоунз». Одна песня тогда поразила воображение Аттикуса, и все годы службы в спецназе это была его любимая тема — он представлял себе, что враги слышат ее, эту песню… перед своей смертью. Как символично, что он услышал «Сострадание к дьяволу» именно сейчас, спустя столько лет. Он помнил каждую строчку песни и представлял, что это поется о нем. И сам был дьяволом. Но он-то не нуждался сейчас в сострадании. Месть, и только месть.

Он постучал в дверь. Сам не понимая почему, Аттикус чувствовал, что просто должен узнать: кто же это слушает роллингов? Музыка тотчас оборвалась, и, когда дверь приоткрылась, он с удивлением увидел выглядывающего в коридор О'Ши. Аттикус не смог сдержать улыбку.

— Вот, никогда не думал, что встречу священника — поклонника «Роллинг стоунз».

О'Ши улыбнулся ему в ответ:

— У всех свои недостатки. — Он открыл дверь пошире, приглашая Аттикуса войти. — Вас-то я и хотел видеть.

Он провел гостя в апартаменты, представляющие собой нечто среднее между кельей священнослужителя и обиталищем хакера. С одной стороны, скромно обставленная спальня: маленький стол, на котором лежит Библия и несколько листков с записями, распятие на стене, такое огромное, что Аттикус подумал, не из церкви ли оно позаимствовано. С другой — три ноутбука, стоящие в центре гостиной на U-образном столе и свидетельствующие о том, что хозяин искушен не только в общении с Богом, но и в современных технологиях.

О'Ши заметил интерес своего гостя к компьютерам.

— Знание — сила, мой друг, а для того, чтобы спасти на этом корабле тех, кто желает слушать, нужны немалые знания. Пальцев одной руки не хватит, дабы перечислить всех, кто жаждет здесь услышать благую весть.

Аттикус улыбнулся:

— Только не добавляйте меня в число ваших слушателей.

— Да? А я полагал, что вы человек богобоязненный.

Аттикус почувствовал вдруг себя не в своей тарелке.

Обсуждение темы Бога со священником может привести только к спору, а в данный момент он — после всего, что пережил, и в преддверии того, через что ему еще предстоит пройти, — вовсе не склонен был хорошо отзываться о Боге, скорее наоборот. Поэтому лучше будет оставить беседу на эту скользкую тему до иных времен.

— Вы сказали, что хотели меня видеть?

О'Ши понял намек и не стал развивать тему:

— Да. Я тут раскопал кое-какую информацию про вашего маленького монстра.

— Во-первых, он совсем не маленький. Во-вторых, как вы могли что-то раскопать про то, чего никто раньше не видел?

— Вот тут вы не правы. Собственно, начиная с тысяча шестисотых, когда в Штатах появились первые поселенцы, имеется более двухсот свидетельств о его появлении.

О'Ши сел на черный кожаный стул на колесиках и катнул второй такой же Аттикусу. Затем дотронулся до тачпэдов всех трех ноутбуков, выводя их из спящего режима.

На всех мониторах были открыты окна интернет-браузера с газетными статьями.

Аттикус прочитал один заголовок, судя по всему из старой газеты.

ЧУДОВИЩНЫЙ МОРСКОЙ ЗМЕЙ,

КАКИХ ЕЩЕ НЕ ВИДЫВАЛИ В АМЕРИКЕ,

ОБЪЯВИЛСЯ 14 АВГУСТА 1817 ГОДА

НА ПОЛУОСТРОВЕ КЕЙП-ЭНН

В ГЛОЧЕСТЕРСКОЙ ГАВАНИ.

ЕГО ПОЯВЛЕНИЕ ЗАСВИДЕТЕЛЬСТВОВАНО

СОТНЯМИ УВАЖАЕМЫХ ГРАЖДАН

Следующий заголовок был схожего содержания:

НАСТОЯЩИЙ МОРСКОЙ ЗМЕЙ

БЫЛ ЗАМЕЧЕН У БЕРЕГОВ ОЛД-ОЧАРДА,

ШТАТ МЭН, В ИЮНЕ 1905 ГОДА.

САМОЕ НЕВЕРОЯТНОЕ

ИЗ ВСЕХ МЛЕКОПИТАЮЩИХ!

Все статьи были похожи — в каждой содержалось упоминание об огромном животном, которое видели в водах залива Мэн. Аттикус сидел, ошеломленный таким для себя открытием. Неведомое существо видели в этих краях на протяжении нескольких веков, в том числе люди, заслуживающие полного доверия. Однако наука не подтверждала его существование, так же как не было о нем ничего известно коллегам Аттикуса по профессии. Сам он провел большую часть жизни в море, в основном именно в заливе Мэн, и тем не менее даже и не слышал об этом животном.

На столе рядом с ноутбуком лежала книга; на обложке — морской змей, каким его изображали на старинных гравюрах. Что-то казалось в нем до боли знакомым, что-то — ничуть. Аттикус взял книгу и прочитал название: «Огромный морской змей Новой Англии». Автором значился некто Дж. П. О'Нэйл.

Похоже, что Аттикус временно отключился от реальности, потому что услышал, как О'Ши снова и снова настойчиво повторяет его имя:

— Аттикус! Аттикус, вы меня слышите?

— Да. Извините. Просто это несколько неожиданно.

— Да уж, действительно. — О'Ши взял у него книгу и перелистнул несколько страниц. — Вот, взгляните. — Он протянул книгу Аттикусу. Страницы были заполнены датами, географическими названиями и именами очевидцев. — Это, несомненно, то самое существо, с которым повстречались вы лично и которое сотни раз видели прежде в заливе. И это лишь те случаи, которые были зафиксированы документально.

Аттикус нашел много знакомых географических названий: Глочестср, Линн, Пенобскот, Нахант, Сейлем, Портленд, Кеннебанк, Бостонская гавань, Рокпорт, Портсмут. Все эти места локализуются в прибрежной части штатов Массачусетс, Нью-Гэмпшир и Мэн, омываемых водами залива Мэн. Второе, что его поразило: число и разнообразие профессий, в которых подвизались свидетели появления змея. Бывало, его видели одновременно более двухсот человек. Попадались там среди прочих и рыбаки, и ловцы лобстеров, просто моряки и даже сотрудники Береговой охраны. Они-то уж хорошо знали океан и его обитателей — как и сам Аттикус. И если все они в один голос утверждают, что видели не акулу или кита, а нечто другое, то можно ли сомневаться в том, что в здешних водах действительно обитает неизвестное существо?

— Но почему никто об этом не знает? К примеру, я никогда ничего такого не слышал, — чуть ли не шепотом сказал Аттикус.

О'Ши пожал плечами.

— Лохнесское чудище превратили в бренд, на нем местные жители зарабатывают огромные деньги. Здесь этого не произошло. Видимо, даже морского змея недостаточно, чтобы всколыхнуть консервативную атмосферу Новой Англии. Всем ведь известно, какими упертыми и твердолобыми можете быть вы, здешние.

Аттикус улыбнулся: О'Ши явно пытался поднять ему настроение. Он снова принялся листать книгу, задерживая взгляд на изображениях змея и описаниях очевидцев. И вновь ему в глаза бросился тот факт, что иные детали описаны были подробно и точно, другие же — весьма скупо. Общая картина складывалась так: существо было в длину не менее ста пятидесяти футов и имело темную окраску сверху и светлую снизу. Голова размером с двухэтажный автобус напоминала лошадиную. Передвигалось оно точь-в-точь как описанный в мифах и легендах морской змей: волнообразными движениями, но, в отличие от последнего, имело большие, как у кита, плавники — два спереди и два сзади. Глаза, по свидетельствам очевидцев, были лимонного цвета, с темными, как у змеи, зрачками. Аттикус содрогнулся, вспомнив о собственной встрече с монстром. На мгновение он испытал дикий, панический ужас перед океаном и подумал: действительно ли он хочет снова встретиться с этой тварью?

Внезапно дверь распахнулась.

— Научишься ты хоть когда-нибудь стучать? — крикнул О'Ши Римусу, выряженному в неизменную пеструю гавайку.

— Тревор послал за вами, — обратился Римус к Аттикусу, полностью игнорируя священника. — Чудовище выслежено, в течение часа мы настигнем его.

Едва гаваец закончил, как «Титан» содрогнулся — это заработали двигатели. Аттикус почувствовал, как желудок сжался в комок, предательски задрожали пальцы; но он взял-таки себя в руки, выпрямился и пошел за Римусом. Теперь он всецело сосредоточился на предстоящей задаче. Пришло время встретиться со своими страхами лицом к лицу.

Время убить чудовище.

 

21

На борту «Титана», залив Мэн

— Как вы выслеживаете его? — недоуменно спросил Аттикус, войдя в рулевую рубку «Титана» в сопровождении Римуса и О'Ши.

Тревор, сияя улыбкой, повернулся к вошедшим.

— Доброе утро, Аттикус. Надеюсь, вы хорошо выспались?

Не обращая внимания на приветствие, Аттикус осматривал рубку. Та являла собой прямо-таки чудо техники: экранов и кнопок здесь было больше, чем в космическом шаттле. Словно ее перенесло сюда с экрана научно-фантастического фильма. Команда из пяти человек, включая угрюмоватого капитана, — все в наушниках, и у всех микрофоны — сидела вдоль стен и работала на компьютерах. В центре помещения овальной формы, из окон которого открывался круговой обзор, располагался овальной же формы стол, по сути — большой экран, на котором отображались карты океана.

Тревор снова заговорил — и на сей раз его слова привлекли Аттикусово внимание:

— Оно не далеко уплыло от места вашей с ним встречи.

— А где мы?

— Там же, где вы выкарабкивались на борт своей яхты. Возле отмели Джеффри.

Аттикус посмотрел ему в глаза.

— Как все-таки вы выслеживаете? — повторил он вновь.

— Ах да, — отозвался Тревор. — Пока вы спали, мы разбросали по акватории залива самораскрывающиеся буи с укрепленными на них сонарами.

Аттикус чуть прищурился: ответ Тревора звучал по меньшей мере абсурдно. Залив Мэн слишком велик, чтобы его было возможно полностью накрыть сетью буев.

Тревор уловил недоверие к своим словам и добавил:

— Конечно, не по всему заливу, а в тех местах, где оно, как мы смогли выяснить, появлялось наиболее часто. Из вашего рассказа мы узнали, что чудовище преследовало косяк сельди, поэтому мы разместили буи в местах сосредоточения косяков. Ну а это, как вы понимаете, было не такой уж трудной задачей. И похоже, оно не торопится уходить отсюда. Просто медленно следует за косяком, не упуская его из вида.

Аттикус покачал головой. Такое поведение вовсе не характерно для морских хищников, но это существо вообще не было похоже ни на одно, известное Аттикусу. Предсказать его охотничьи повадки будет нелегко. Одно можно утверждать с уверенностью: коль скоро оно преследует косяк, то рано или поздно захочет им отобедать.

— Когда оно станет питаться — всплывет к поверхности.

— Вы читаете мои мысли! — воскликнул в легком возбуждении Тревор. — Нам остается спокойно ждать этого момента. А пока я попрошу вас об одном одолжении.

Аттикус выжидательно молчал.

— Мне необходимо, чтобы вы рассказали все, что знаете, об этой твари. Любая мельчайшая деталь, которую сможете припомнить, будет для нас очень ценной. Чтобы убить чудовище, мы должны как можно больше о нем узнать.

Аттикус попытался собрать воедино разрозненные воспоминания. Попробовать нарисовать? Но он был плохим художником и боялся, что не сумеете передать очертания чудовища, а также дать представление о повадках, о способе передвижения.

— Сомневаюсь, что смогу в чем-либо помочь… Я не помню…

— Не помните или не хотите вспоминать? — спросил Тревор таким же вкрадчивым, успокаивающим голосом, как предыдущей ночью, и в довершение слов крепко сжал Аттикусово плечо.

О'Ши с Римусом переглянулись. Казалось, они были удивлены, слыша подобные нотки в устах босса.

— И то и другое, — ответил Аттикус. — Все, что я могу вспомнить, будет весьма сомнительно.

Тревор вздохнул, после чего вновь смягчился.

— Я вас прекрасно понимаю. Но нам все же необходимо…

— Постойте! — Глаза Аттикуса расширились от возбуждения. — Где мы?

— Вам уже было сказано, — вступил в разговор Римус, — возле отмели Джеффри.

Аттикус бросил на него раздраженный взгляд.

— Отмель Джеффри не такая уж маленькая. Где конкретно?

Тревор на мгновение задумался.

— Надеюсь, это вас не сильно встревожит, мой друг. Мы сейчас находимся точно на том месте, откуда вы послали сигнал бедствия. Собственно, мы находимся здесь с тех пор, как отсюда ушла ваша яхта.

Аттикус улыбнулся:

— Отлично.

Тревор заметно расслабился, замешательство исчезло с его лица.

— И что же в этом отличного? Поделитесь.

— У нас с Джионой… это моя дочь… в общем, у нас в тот день были камеры, — взволнованно заговорил Аттикус. Казалось, что все произошло много лет назад, хотя на самом деле прошло всего два дня. Столько всяких событий за это время! Поняла бы его Джиона? Одобрила бы его действия Мария? Нет, прочь подобные мысли! Он должен твердо следовать принятому решению. — У меня была видеокамера. Я обронил ее, когда поднимался на поверхность. Возможно, мне удалось что-то записать.

Глаза Тревора засверкали.

— Где сейчас чудовище?

Капитан, чье присутствие в рубке было практически необязательным, поскольку судно сейчас управлялось автопилотом, взглянул на круглый экран, на котором видны были зеленые пятна разных размеров. Аттикус приблизился к экрану и сразу же понял, что они означают: косяки рыбы, китов и прочих обитателей океана. И среди них выделялся крупный зловещий объект, медленно движущийся следом за небольшим размытым пятном.

— Оно сейчас в трех милях от нас, по-прежнему следует за косяком, — сказал капитан. — И не слишком торопится.

Тревор посмотрел на Аттикуса.

— Я иду, — сказал тот.

Тревор что-то решал, покусывая нижнюю губу.

— Идемте вместе. — Он улыбнулся, кажется, даже стал выше ростом и, переполняясь энергией, прокричал: — Снаряжайте подлодку! Готовьте гарпун! Поднять паруса! Задраить люки! Вперед! Вперед!

Когда Тревор закончил отдавать приказы, капитан и трое членов команды поспешили выполнять приказания.

Римус шагнул вперед и с беспокойством спросил:

— Вы же не собираетесь сами опускаться в подлодке, когда рядом торчит это чудище?

— Не беспокойся так, Римус! Мы будем надежно защищены. И все, больше на эту тему я говорить не желаю, — произнес Тревор тоном, начисто отметающим возможные контраргументы.

— По крайней мере, позвольте мне ею управлять, — попросил Римус.

— Лучше возьми на себя гарпунное ружье. Если у нас возникнут проблемы, мы всплывем на поверхность, и тогда ты сможешь исполнить свою благородную миссию по нашей защите.

— А кто будет пилотировать субмарину?

— Как кто? Аттикус, разумеется.

Аттикуса это заявление застало врасплох. Он не ожидал, что ему будет доверено управление. За годы службы в спецназе он приобрел кое-какие навыки в обращении с мини-субмаринами, но полагал, что это известно лишь очень узкому кругу лиц. Он уже хотел было кое-что уточнить, но сам же Тревор все разъяснил:

— Аттикус принимал участие в совершенно секретной программе по тестированию одноместных мини-субмарин, предназначенных для атаки на вражеские корабли, подводные лодки, нефтяные платформы и прочие цели. Программа ПМСН — персональные мини-субмарины-невидимки. Это было воистину гениальное изобретение. Малышки передвигаются быстро и бесшумно, выглядят же точь-в-точь как обитатели морских глубин: манты, акулы, даже черепахи. Поскольку предполагалось, что пилотировать субмарины будут рядовые «морские котики», а не специально обученные пилоты, то и для тестирования отбирали самых обычных бойцов. И наш друг Аттикус оказался одним из лучших среди участников программы.

Аттикус в изумлении уставился на миллиардера: тот проявил глубокую осведомленность в мельчайших деталях сверхсекретного проекта, о котором даже внутри ВМС знали очень немногие. Тревор тем временем повернулся к нему и сказал:

— Уверен, что наша субмарина не сильно отличается от тех, какие вам довелось пилотировать по программе ПМСН, за исключением, конечно, размера.

Аттикус улыбнулся. Ему было абсолютно все равно, откуда Тревор раздобыл информацию, и он знал, что Тревора это тоже не беспокоит. Сейчас их двоих объединяло общее дело. Правила и моральные нормы подождут до окончания миссии. Быть может, у Тревора есть информатор или же О'Ши залез в базу данных ВМС. Плевать. Что в данную минуту занимало Аттикуса, так это как достать со дна океана пленку, на которой может быть записано хоть что-то полезное для охоты. Прочее не имело значения.

Ничто больше не имело значения.

Андреа мерила шагами палубу катера Береговой охраны и не отрывала глаз от сверкающего на солнце корпуса «Титана», который по-прежнему неподвижно высился неподалеку. В голове роились мысли:

«Что они там задумали?»

«Где Аттикус?»

«Почему они стоят на месте?»

Она раз за разом прокручивала в голове эти вопросы и не находила ответов. Количество неизвестных в этой задаче намного превышало те немногие сведения, какими располагала Андреа. Более того: она не могла сообщить командованию о своих тревогах в отношении Аттикуса. Для всех тогда станет очевидно, что она находится здесь вовсе не для того, чтобы наблюдать за Манфредом, а с иной — значительно менее официальной — целью.

И как объяснить использование катера Береговой охраны для преследования яхты Тревора Манфреда, если та не двигается? Главное же — Тревор поступил именно так, как она и предвидела: вскоре после утреннего обмена любезностями несколько человек вышли на корму «Титана» и закинули удочки в воду. С катера за ними внимательно следили, но все их действия только подтверждали слова Манфреда о рыбной ловле. Мужчины периодически вытаскивали из воды рыбу, а одного из них чуть было не утянуло за борт — спасла оборвавшаяся леска.

Андреа видела, что они вытягивают здоровенных рыбин — некоторые явно весили до сотни фунтов, а то и больше. Лески должны быть очень прочными. Что же могло порвать леску незадачливого рыбака? «Что-то действительно огромное», — подумала Андреа.

Что-то действительно огромное. Мысли, беспорядочно крутившиеся в голове, замедлили бег. Она поняла, что здесь делает Аттикус. Поняла, что у него может быть общего с Манфредом. Они объединились с целью выследить и убить морское чудовище. Каким образом Аттикус так скоро нашел общий язык с одним из богатейших людей планеты, она не представляла, но факты были налицо. Аттикус и Манфред действовали сообща.

«Атти, ты даже не представляешь, во что впутался», — подумала Андреа.

В этот момент она приняла решение во что бы то ни стало связаться с Аттикусом, чего бы ей это ни стоило. Пусть даже придется добираться до «Титана» вплавь.

 

22

На борту «Титана», залив Мэн

Если бы не стоящая перед ним жуткая цель, Аттикус, наверное, испытывал бы восторг от происходящего. Но мысли о пленке, за которой они сейчас направлялись на отмель Джеффри, наполняли его ужасом. Сейчас он сохраняет обрывочные и бессвязные воспоминания о гибели дочери, но когда они поднимут камеру и просмотрят запись, ему придется увидеть и пережить чудовищную трагедию снова… и еще снова и снова.

Аттикус шел следом за Тревором в самые недра «Титана» — так далеко он еще не забирался. Воздух сделался прохладным, потянуло сыростью. В коридорах уже не встречалось никаких украшений — только металлические стены и потолок и пол с прорезиненным рубчатым покрытием. Тревор рассказал, что такое покрытие сделано специально, чтобы не чувствовать себя коровой на льду, когда идешь с мокрыми ногами.

Наконец они подошли к большому люку с надписью: «Отсек „Манты“».

— Отсек «Манты»? — недоуменно спросил Аттикус.

— «Манта» — это наша подлодка, — с гордостью произнес Тревор. — Понимаю, название не шибко внушительное. Тем не менее я уверен: вы убедитесь, что она ему вполне соответствует.

Тревор потянул за рычаг, и люк с негромким щелчком открылся. Они прошли внутрь большого помещения, в центре которого находился еще один, пока закрытый, люк, через который субмарина выходила наружу. Сама же лодка висела над полом на четырех толстых металлических тросах, являя собой удивительное зрелище. Черная как смоль, она очертаниями напоминала истребитель «Стелс».

«Нет, — подумал Аттикус, — не истребитель. А именно ската, манту».

Он обошел вокруг подвешенной субмарины, внимательно осматривая ее. Пятнадцать футов в длину и двадцать в ширину. Провел пальцем по слегка покатой корме — ощущение было, как если дотронулся бы до живого существа. В задней части корпуса выступали выходные отверстия водометных движителей — зрелище впечатлило. Аттикус прошел к передней части. Там, где у настоящей манты расположены глаза, из ровной поверхности лодки приподнимались два прозрачных пузыря — для первого и второго пилотов, — предоставляя сидящим внутри круговой обзор. Вдоль обоих бортов имелось по три небольших иллюминатора. Субмарина имела настолько обтекаемые, аэродинамические очертания, что казалось, она может летать.

— Манипуляторы у нее есть? — спросил Аттикус.

Тревор подошел к нему. Теперь они стояли под днищем лодки, которое, как у настоящей манты, было белого цвета.

— Они находятся внутри корпуса и выдвигаются по мере необходимости, — объяснил Тревор, указывая на четыре маленьких лючка, по два с каждой стороны. — В тех, что расположены посередине корпуса, скрыты манипуляторы. А там, на оконечностях, — мини-торпеды.

Аттикус не мог скрыть удивление.

Тревор ответил на его невысказанный вопрос:

— Никогда ведь не знаешь, с чем можно столкнуться, когда исследуешь морские глубины, согласны? Хотя, думаю, для нашего монстра эти торпеды будут что слону дробинка.

Увиденное поразило Аттикуса. Те субмарины, что находились на вооружении ВМС США, были в два раза меньше, а их дизайн и снаряжение не шли ни в какое сравнение с «Мантой». То, что еще только находилось в стадии разработки и тестирования у военных, уже висело в ангаре «Титана», готовое к использованию в любую минуту.

— Какова максимальная глубина погружения?

— Три тысячи футов, — ответил Тревор, покачиваясь на носках со скрещенными за спиной руками.

Аттикусу он напоминал сейчас маленького мальчика, хвастающего перед товарищами новой игрушкой. Но у него и впрямь-таки был повод для бахвальства. Три тысячи футов — это много для мини-субмарины. Учитывая, что глубина над отмелью составляет от ста до ста двадцати футов, погружение не представлялось трудной задачей.

К Тревору подошел капитан.

— Все системы подключены. «Манта» готова к старту.

Манфред махнул капитану рукой:

— Заполнить помещение водой и открыть люк.

— Слушаюсь, сэр.

Коротко кивнув, капитан направился к выходу, едва не столкнувшись с О'Ши, который скользнул мимо него в отсек.

У Тревора глаза полезли на лоб.

— Что вам здесь угодно, святой отец?

— Да вот, питаю надежду отправиться вместе с вами, — объяснил О'Ши спокойным тоном, резко контрастирующим с возбужденными голосами остальных присутствующих. — Я еще никогда не бывал на глубине, ну и подумал, что подвернулась счастливая возможность.

— Никогда не полагал, что вы интересуетесь подводным миром, — удивился Тревор.

— Этого творения Господа я еще не зрел собственными глазами.

— М-да, — произнес с улыбкой Тревор, затем, жестикулируя, как если бы декламировал Шекспира, прибавил: — И сказал Бог: да произведет вода пресмыкающихся, душу живую; и птицы да полетят над землею, по тверди небесной. И сотворил Бог рыб больших и всякую душу животных пресмыкающихся, которых произвела вода, по роду их, и всякую птицу пернатую по роду ее. — И, воздев обе руки кверху, закончил: — И увидел Бог, что это хорошо.

Он поклонился, как бы ожидая оваций за беглое цитирование Библии. Когда он опять выпрямился, его белые волосы торчали космами во все стороны, глаза же отсвечивали сумасшедшим блеском. Никогда прежде Аттикусу не приходилось встречать человека, который бы так умел развлекать сам себя.

— И уверяю вас, отче, что это воистину хорошо. Однако, боюсь, наша вылазка не совсем заурядна. — Тревор прищурился и потер нос. — Хотя я, кажется, кое-что забыл. Есть и еще причина, вследствие коей вам взошло на ум отправиться с нами?

О'Ши улыбнулся и кивнул.

— Не хотелось напоминать, но вы пропустили утреннюю исповедь. И если что-нибудь вдруг случится… пойдет не так… Я понадоблюсь.

— Да-да. Отлично.

Послышалось громкое клацанье. Распоряжения Тревора всегда исполнялись неукоснительно и без промедлений. Скрежет механизмов и негромкий шум моторов возвестили о том, что отсек сейчас начнет заполняться водой и вскоре откроется выходной люк.

— Так, друзья мои, поспешим! — крикнул Тревор и нажал несколько кнопок на панели под брюхом субмарины.

Код, как заметил Аттикус, был очень простой, всего четыре цифры: 2009. Поначалу он решил, что они обозначают год, но затем подумал: просто совпадение. Хотя такой код, конечно, проще запомнить. В боку подлодки открылся люк, из него выдвинулся трап. Все трое быстро по нему поднялись и вошли внутрь субмарины точно в тот момент, когда в отсек начала поступать забортная вода.

Интерьер «Манты» напоминал рубку «Энтерпрайза», звездолета из сериала «Звездный путь»: роскошный, комфортабельный и суперсовременный. Как и на «Титане», здесь наверняка имелся автопилот. Приборная панель казалась на удивление простой. На ней имелся джойстик управления, как в истребителях, несколько кнопок и самый минимум датчиков. Перед креслами пилотов располагались мониторы, и Аттикус предположил, что все системы управления контролируются и регулируются посредством компьютера. В кабине пахло кожей и нагретыми электроприборами. Воздух был в меру прохладен и свеж. Несмотря на небольшие размеры субмарины, находившиеся в ней не ощущали клаустрофобии. Тревор указал Аттикусу на правое кресло, стоявшее перед одним из панорамных окон, или одним из «глаз», сам же уселся в левое. О'Ши досталось одно из двух боковых сидений возле иллюминатора.

Усевшись в кресле поудобнее, Аттикус хотел было посмотреть в панорамное окно, но обнаружил, что оно находится выше его головы на добрый фут.

— Оно что, предназначено для великанов? — спросил он.

Тревор улыбнулся и протянул руку к своему сиденью. Как и в машине, у каждого сиденья имелась небольшая панель с кнопками. Тревор нажал одну из них, и его сиденье стало подниматься, так что голова с растрепанными волосами оказалась внутри стеклянного пузыря. Аттикус последовал его примеру и с удовлетворением обнаружил, что джойстик управления поднимается вместе с ним.

— Я хотел, чтобы внутри можно было стоять, — просто сказал Тревор. — Если надоест смотреть на океан через «глаз манты», можно вывести картинку на монитор.

Аттикус осмотрелся. Ему доводилось пилотировать различные типы мини-субмарин, но ни из одной не было такого прекрасного обзора.

— Нет… Это великолепно.

Тем временем вода достигла нижнего края панорамного окна и быстро покрыла его целиком. Аттикус даже и не засек, насколько быстро.

— Когда лодка освободится от креплений, — сказал Тревор, — не беритесь сразу за управление. Дождитесь, когда мы окажемся вне яхты. Отсюда нас выведет компьютер.

Мгновение спустя легкий толчок возвестил о том, что тросы, на которых покоилась лодка, отсоединились. Как и обещал Тревор, компьютер принял управление на себя и начал медленно выводить «Манту» через люк в открытый океан.

Немедленно их встретила пара огромных челюстей с рядами острых как бритвы зубов. В первый момент Аттикус подумал, не галлюцинация ли это, вызванная подсознательным страхом перед океанскими глубинами. Но когда пузырьки и пена рассеялись, он различил характерные треугольные акульи зубы — то была гигантская белая акула, красавица Лорел во всей красе.

— Она не опасна для подлодки? — спросил Аттикус.

— Ничуть, — отозвался Тревор с ухмылкой. — Всякий раз, когда мы выходим в океан на «Манте», она подплывает поздороваться. Уверяю вас, она не пропустит ни одного гостя.

Лорел совершила два круга почета вокруг лодки, после чего лениво удалилась.

— Вот видите, — заметил Тревор, — она вполне дружелюбная девочка… когда захочет.

Аттикус посмотрел на Тревора — лицо его, искаженное за счет причудливого преломления света в стеклах двух пузырей, делало его похожим скорее на скандинавского тролля, чем на миллиардера. Когда Тревор еще и широко ему улыбнулся, Аттикус едва подавил смех.

Слова, произнесенные Тревором, вмиг заставили его забыть о веселье:

— Ведите нас вниз, дорогой Ахав! Вниз, вниз, на глубину за пленкой с записью зверя, чтобы мы смогли узнать его слабые места и прижать гадину!

Шутливый тон и театральность, с которой это было произнесено, не произвели на Аттикуса впечатления. Он вовсе не жаждал поскорее поднять со дна запись и вновь повстречаться на ней с чудовищем. Но, несмотря ни на что, он пойдет до конца. Подобный метеориту, несущемуся через космические просторы, он, ведомый неподконтрольными ему силами, не остановится, пока не вступит в единоборство с неизвестной силой. Аттикус сжал джойстик и двинул его вперед. «Манта» начала быстро опускаться в лазоревую глубину.

 

23

На борту «Манты», залив Мэн

Как ни грустно было у Аттикуса на душе, он все же не мог сдержать радостную улыбку. Управляя джойстиком, он заложил для начала крутой вираж, резко сменив направление, сделал большую петлю («Манта» едва не выскочила на поверхность) — и снова увел ее на глубину.

Все эти маневры проделывал он не развлечения ради, а чтобы как следует почувствовать субмарину, определить, на что она способна, какую скорость может развить. Необходимо было освоиться с управлением. В целом Аттикус ощущал себя как за штурвалом истребителя: удивительного подводного истребителя.

Тревор что-то радостно промычал: он также получал удовольствие от всего этого. Только когда сидевший сзади О'Ши громко застонал, Аттикус угомонился и сбавил скорость, пустив лодку по прямой.

Он высунулся из своего пузыря и посмотрел на священника:

— Вы как, в порядке?

— Все превосходно… — пробормотал позеленевший О'Ши. — Только давайте поедем чуть медленнее, хорошо? Я никогда особо не фанател от русских горок.

Тревор присоединился к разговору.

— Святой отец, только не говорите мне, что вы сейчас не почувствовали, что такое жизнь!

— Это прерогатива Господа, — протянул О'Ши с вымученной улыбкой.

— Тьфу на вас, — махнув рукой, сказал Тревор. Посмотрел на Аттикуса и добавил: — Браво! Когда покончим с этим делом, я возьму вас в команду, коли того пожелаете.

Для Аттикуса предложение это свалилось как снег на голову. Это было искушение, сулящее большие деньги и приключения, но… все это выглядело таким незначительным в свете того, что произошло с ним и что могло еще произойти. Правда, он и сам уже об этом подумывал и, в принципе, склонен был принять предложение. Тревор был ему симпатичен. Если он выживет в противостоянии с монстром, надо будет решать, что делать дальше, пусть даже сейчас жизнь представляется ему пустой и никчемной. Пока же он просто кивнул и вернулся внутрь своего пузыря.

Остаток пути прошел в молчании и без разгона до безумных скоростей. Когда они добрались до дна на глубину примерно под двести футов, вода вокруг стала насыщенного синего цвета, так что видимость упала буквально до нескольких футов.

— Тревор, — сказал Аттикус, — у этой штуковины ведь наверняка есть фары. И когда мы обнаружим камеру, сможете вы управлять манипуляторами?

Тревор внимательно смотрел на него, на его физиономии тролля отображался нелегкий мыслительный процесс. Вроде как если бы он что-то всерьез обдумывал. Наконец он улыбнулся и отдал честь:

— Есть, мой капитан!

Океан превратился в шар ярко-синего цвета, когда включились две внешние металлгаллидные лампы по пятьсот ватт каждая, заливая все вокруг почти дневным светом. Песчаное дно в ярком свете казалось коричнево-золотым. Оно просто кишело оранжевыми трубчатыми актиниями и роющимися в песке анемонами, чьи прозрачные усики медленно колыхались в воде. Несколько мелких крабов обратились в бегство при приближении «Манты» с ее включенными фарами. Облачка зоопланктона кружились вокруг субмарины — форма жизни, даже не подозревающая о вторжении инородного тела.

Аттикус не обращал внимания на обитателей морского дна, которые в другое время непременно привлекли бы его внимание. Он полностью был сосредоточен на предстоящей задаче.

— Я собираюсь обследовать здесь каждый квадратный сантиметр. Процесс будет долгим и нудным, но мы должны найти камеру.

Тревор одобрительно склонил голову, и Аттикус медленно двинул лодку вперед.

Три четверти часа спустя их усилия были вознаграждены. Свет прожекторов отразился от какого-то предмета, лежащего на песчаном дне. Аттикусу не требовалось даже приближаться к находке. Внутри все замерло: он сразу узнал свою камеру, упакованную в защитный чехол.

Когда они подошли совсем близко, Тревор произнес:

— Мы находимся у самого края отмели, Аттикус. Следите за восходящими течениями.

Аттикус кивнул. Он уже заметил подъем глубинных вод и теперь старался удержать субмарину на месте.

— Главное, поднять камеру.

Аттикус не мог видеть, чем занят Тревор, но слышал тихий шум двигателей, управляющих манипуляторами. Две механические руки начали выдвигаться из чрева «Манты», протягиваясь к лежащей на дне камере. Тревор уже ухватил манипуляторами ручки чехла, когда, взбаламучивая воду, из песка выскочила камбала и поплыла прочь, держась возле самого дна. Другое внезапное движение заставило Тревора оторваться от своего занятия.

Он вскрикнул.

Гигантская тень поднималась из глубины за краем отмели. Существо невероятных размеров медленно всплывало, широко разинув огромную пасть.

— Уходим отсюда! — взвизгнул от ужаса Тревор. — Оно идет на нас!

Аттикус через силу рассмеялся. Он рад был избавиться от комка в горле и отвлечься от тяжелых дум, не замедливших явиться в тот момент, когда он увидел камеру.

— Это всего лишь гигантская акула, — сказал он.

Когда наконец сорокафутовая акула, пропуская через широко открытую пасть воду и поглощая из нее мириады беспомощных веслоногих рачков, явилась во всей красе, Тревор успокоился и принялся рассматривать гигантскую рыбину.

— Акула. Вот чертова же акула! Да она просто огромна.

— Гигантская акула — вторая по величине из рыб, водящихся в океане. Крупнее ее только китовая, — пояснил Аттикус.

— Но такая большая…

— Можете мне поверить, — мрачно сказал Аттикус, — что, когда вы увидите тварь, за которой мы охотимся, эта беззубая громадина в сравнении с ней покажется вам мелкой рыбешкой. Лорел же на ее фоне будет выглядеть не более чем детским пупсом.

Эхом в маленькой кабине прозвучало радиосообщение с «Титана»:

— Мистер Манфред! Мы только что засекли нечто огромных размеров на…

Тревор нацепил наушники, включил микрофон и прервал паникера:

— Это акула, олухи. И если в следующий раз вы не предупредите меня вовремя о приближении чего-нибудь этакого, пеняйте на себя. Все ясно?

— Да. Да-да, сэр. Простите, сэр.

— Где оно сейчас?

— Ммм… акула уплывает.

— Да не акула! — заорал Тревор. — Это существо. Морской змей!

— А… оно… по-прежнему движется за косяком. Оно примерно в трех милях от вас в направлении на север.

Тревор сорвал с головы наушники и отшвырнул их в сторону, крикнув в сердцах:

— Имбецилы!

Аттикус бросил последний взгляд на гигантскую акулу, величественно уплывающую прочь и жадно заглатывающую рачков. «Не все огромные морские существа являются чудовищами», — подумал Аттикус, став на несколько секунд прежним собой, крупным ученым-океанографом. Он двинул джойстик и, вместо того чтобы начать подъем к яхте, направил субмарину следом за лениво удаляющейся акулой. Подведя «Манту» почти вплотную к ее голове и осветив ее мощными прожекторами, Аттикус отчетливо увидел коричневатую окраску, конической формы морду и огромные жаберные щели. Хотя гигантскую акулу красавицей не назовешь, благодаря грациозным движениям при ее размерах она являлась настоящим чудом природы.

Внезапно громадная пасть захлопнулась. Акула на мгновение замерла, а затем развернулась и ринулась вглубь со скоростью, которой Аттикус от представительницы ее вида не ожидал.

Аттикус почувствовал, как напряглись его мышцы, и прошептал:

— Вот же, черт!

— Что там такое? — обеспокоенно спросил Тревор.

Вместо ответа Аттикус резко развернул субмарину и погнал с максимальной скоростью, на которую та была способна. Из динамика послышался голос, срывающийся на крик:

— Оно сменило курс и движется в вашем направлении! О боже… Как быстро оно…

Тревор отключил связь и крикнул Аттикусу:

— Жмите на желтую кнопку! Лодка направится прямо в свой отсек на «Титане». Когда будем от него в двадцати футах, отпустите джойстик, и компьютер заведет нас внутрь.

Аттикус, не задавая лишних вопросов, откинул защитную крышку и большим пальцем нажал на желтую. Еще он успел подумать, для чего предназначены три другие кнопки: зеленая, красная и синяя… Потом все мысли исчезли. Впечатление было такое, что они мчатся на чудовищных русских горках. Аттикус почувствовал, как его пригвоздило к креслу, когда субмарина за несколько секунд разогналась до скорости в пятьдесят узлов. Он услышал, как позади застонал О'Ши, но не из-за того, что его укачало.

— Господи Всемогущий, вот оно, — пробормотал священник.

О'Ши сидел у левого борта, и Аттикус посмотрел сквозь «глаз», в котором находился Тревор, в том направлении. Он увидел, как в воде передвигается огромная неясная тень. С такого расстояния виден был лишь едва очерченный силуэт, но характерные волнообразные движения не оставляли сомнений. Если бы существо не проплыло в сторону от них, гонясь за гигантской акулой, Аттикус, возможно, не оторвал бы от него взгляда и не посмотрел вперед. Но он это сделал и моментально понял, что в следующую секунду они врежутся в корпус «Титана».

Он выпустил из руки джойстик, и компьютер немедленно принял управление на себя. С крыши субмарины сорвались гигантские струи пузырьков. Это включились движки, предназначенные для того, чтобы скорректировать курс «Манты» и замедлить ее ход. Еще несколько секунд назад субмарина неслась с неимоверной скоростью, угрожая своим пассажирам мгновенной смертью при столкновении с яхтой, — и вот она уже медленно поднимается и плавно заходит внутрь отсека.

Когда лодка наконец-то оказалась в безопасности, Тревор опустил свое кресло. Аттикус последовал его примеру, и глаза их встретились. У Тревора на щеках блестели слезы, а кожа, казалось, стала еще белее обычного.

— Оно прекрасно, — произнес он, вытирая рукавом испарину со лба. — Я просто должен это заполучить.

Сзади прозвучал голос священника. В отличие от Тревора он не испытывал ни малейшего возбуждения, скорее ужас:

— Вы уверены, что это будет разумно? Это… это существо даже вам может оказаться не по зубам.

— Если я пойду долиною смертной тени… — начал Тревор.

— …не убоюсь я зла, — закончил Аттикус.

О'Ши нервно засмеялся:

— Не считая той твари.

 

24

На борту катера Береговой охраны, залив Мэн

Андреа стояла на верхней палубе катера Береговой охраны, чувствуя себя такой одинокой, как никогда в жизни. Большинство членов команды катера давно потеряли интерес к «Титану» и людям, по-прежнему удящим рыбу с борта гигантской яхты. Одна она не могла заставить себя уйти с палубы. Она знала: члены команды подозревают, что за ее интересом к «Титану» и Тревору Манфреду скрывается нечто большее, чем она сочла нужным объяснить. И Андреа не удалось бы рассеять эти подозрения, так как они соответствовали действительности.

Уже в который раз она поднесла к глазам бинокль и осмотрела яхту от носа до кормы. Если не считать рыбаков, на «Титане» не наблюдалось никаких признаков жизни. Абсолютно никаких. Андреа внимательно рассматривала мужчин, расположившихся на корме, — на то, как они закидывают удочки и вытаскивают рыбу. Она искала человека с растрепанной копной белых волос, но не находила. Тревор Манфред упорно не появлялся.

Он утверждал, что рыбаки — это его гости. «Тогда почему он сейчас не с ними?» — подумала Андреа.

В этот момент один из мужчин резко потянул на себя удочку, так что удилище выгнулось в виде перевернутой буквы U. Видимо, на крючок попалась крупная рыбина. Но когда рыбак уселся и начал наматывать леску на катушку, вытягивая добычу, Андреа увидела, что похвастать-то ему нечем. Это оказался всего лишь еще один тунец не самых крупных размеров. Пару таких они уже выудили.

Она следила за тем, как мужчина сражается с рыбиной, — лицо его на таком расстоянии было не больше миллиметра в диаметре, но она видела его зубы, когда он ухмылялся. Товарищи приветствовали его успех шумными возгласами, махали руками и вообще веселились, как могли. Быть может, они действительно гости на яхте? А Тревор Манфред нехорошо себя чувствует или же он просто негостеприимный хозяин?

Внезапно мужчины замерли. Казалось, они прислушиваются к чему-то. Удачливый рыбак выпустил удочку из рук, и она полетела за борт. Через несколько секунд на корме не осталось ни единой живой души.

Что же у них там произошло?

Металлический лязг открывающейся за спиной двери заставил Андреа оторваться от наблюдений. Она обернулась и увидела капитана, выходящего из рубки. Он с хмурым видом направлялся к ней. «Застукали, — пронеслось в голове. — Может быть, Рейли проболтался?» Она выпрямилась, готовая услышать о себе нелицеприятные высказывания, уверенная в то же время в своих решениях и поступках.

Она дождалась, пока капитан подойдет вплотную, и выпалила:

— Сэр, я могу вам все объяснить.

— Весьма в этом сомневаюсь, — произнес капитан, встав рядом и глядя на «Титан».

Андреа смутилась. Похоже, капитан нисколько не сердит на нее. Его куда больше интересовала яхта Тревора Манфреда, чем Андреа Винсент. Она решила повременить с объяснениями и послушать, что скажет он.

Капитан вздохнул, сдвинул фуражку на затылок и потер виски.

— Послушайте, все мы знаем о том, что видели вы и ваша команда. Все мы слышали о спасательной операции, о морском чудовище. Слухи распространяются быстро, как вам наверняка известно. По правде говоря, мало кто воспринял вашу историю всерьез. Мы посчитали, что она — истинная причина того, почему вы здесь; и она же — причина нахождения здесь Манфреда. Но никто у нас по-настоящему в это не верит. Мы намеревались сегодня идти обратно. Не все из моей команды одобряют эту сумасбродную затею.

Интересно, куда он клонит? Она уже собиралась задать вопрос вслух, но решила, что пока лучше хранить молчание.

— Короче, сейчас мы перехватили сообщение.

Андреа наморщила лоб.

— С «Титана»?

— Да, но ответ пришел, — капитан указал пальцем куда-то за борт, прямо в океан, — оттуда.

Андреа посмотрела на волны, словно пытаясь проникнуть взглядом до самого дна, гадая, что же там может происходить.

— Похоже на то, что они наткнулись на это ваше чудовище. Похоже, кто-то из них находится сейчас под водой в мини-субмарине, спущенной с «Титана». Клянусь Богом, я и сам вам не верил, но ужас в голосах этих людей… — Капитан задумался и посмотрел на яхту. — Куда подевались рыбаки?

Андреа обернулась к «Титану», вспомнив, как неожиданно мужчины побросали свои удочки и скрылись. Если прибавить к этому информацию, полученную от капитана, можно представить, как экипаж яхты сейчас носится взад-вперед, готовясь к отплытию, поднимая на борт мини-субмарину. О рыбной ловле давно забыто.

Что же все это означает?

Андреа едва не задохнулась от неожиданно пришедшей в голову мысли: «Они собираются его преследовать!»

Тревор бурей ворвался в рубку «Титана» и начал отдавать приказы. Аттикус и О'Ши стояли позади. Все в рубке пришло в движение, капитан и прочие члены команды забегали, готовясь немедленно начать преследование. Римус приветствовал вошедших. Его по-всегдашнему яркая рубашка контрастировала с виноватым выражением лица.

— Мне следовало быть с вами, — произнес он голосом, полным искреннего сожаления.

— Не беспокойся, Римус. Аттикус управлял лодкой, как настоящий профи, — сказал Тревор, похлопав гавайца по плечу, и отошел к окну.

Римус мрачно посмотрел на Аттикуса и встал возле босса, ожидая дальнейших указаний.

О'Ши тихонько подошел к Аттикусу и прошептал:

— Будьте поосторожнее с этим парнем. — Он кивнул на Римуса. — Он не любит, когда кто-нибудь другой сближается с Тревором.

— Ему не о чем беспокоиться. Я и знаком-то ведь с Тревором всего пару дней.

— Вы называли его по имени.

Аттикус пожал плечами:

— И что тут такого?

— По имени его называют либо те, кто шельмует его в газетах и на телевидении, либо — кто пользуется его особым расположением. На «Титане» только я имею такую привилегию — единственно потому, что он опасается той силы, которую я представляю.

— Что-то не верится, чтобы Тревор боялся Бога, — сказал Аттикус.

— Не Бога: вечности. Он верит — невесть по каким причинам, — что во власти священников отпускать грехи и спасать душу. Я для него — пропуск в вечную жизнь.

— А на самом деле все обстоит не совсем так?

О'Ши улыбнулся:

— Совсем не так. Но он верит в то, во что хочет верить.

— Тогда — что вы-то здесь делаете? Я сомневаюсь, что это нормально для священника — получать деньги за то, что он выслушивает исповедь.

— Об этом, — сказал О'Ши, — как-нибудь в другой раз.

Они замолчали и услышали голос Тревора:

— Где сейчас эта тварь?

— Идет, как и прежде, за косяком, — откликнулся капитан, склонившись над экраном сонара, куда по-прежнему поступали сигналы с разбросанных по заливу буев.

— Видимо, сочло гигантскую акулу конкурентом и прогнало со своей территории, — сказал Аттикус. Он не мог удержаться от того, чтобы не проанализировать поведение животного с позиции океанографа.

— Оно… оно поднимается, — произнес капитан напрягшимся голосом. — Следом за косяком.

Аттикус ощутил прилив адреналина. Он знал, что произойдет дальше.

— Полный вперед! — крикнул Тревор. — Мы должны настичь его через десять минут, иначе полетят головы! — Он повернулся к Римусу и добавил уже мягче: — Не займешься ли гарпунным ружьем?

— Да, сэр, — кивнул Римус и бегом бросился из рубки.

Тревор обратил к Аттикусу сияющее лицо.

— Вы готовы, Аттикус? Игра началась. Насколько мне помнится, у Мелвилла эта часть называлась «Погоня».

— Это было уже в конце книги, — подсказал О'Ши.

Тревор в ответ с улыбкою произнес:

— Я очень нетерпеливый.

За кормой «Титана» вспенилась вода. Яхта тронулась с места и начала быстро набирать ход.

— Они поплыли туда! — крикнула Андреа.

Кричать не было нужды, так как с того момента, когда стало ясно, что происходит на «Титане», команда катера была наготове, чтобы стартовать в любую минуту. Андреа стояла рядом с капитаном на мостике.

— Следуем за ними, — приказал капитан. — Подойти ближе, но сохранять безопасную дистанцию.

Судно слегка дернулось, когда ожили двигатели. Опустились в воду гребные винты, и катер, вспенивая воду, отправился в погоню за яхтой Тревора Манфреда.

Капитан и все члены экипажа думали сейчас о преследовании яхты, но также начали склоняться и к тому, что морское чудовище, над рассказами о котором они только и делали, что потешались, может существовать реально. Мысли же Андреа были сосредоточены на человеке, за которым она неотступно следовала с той минуты, как вернула его к жизни. Она знала наверняка: он на «Титане». Но когда она следила взглядом за огромной яхтой, рассекающей волны, на ее носу что-то вдруг металлически блеснуло — ей подумалось, что, быть может, уже слишком поздно спасать Аттикуса.

Если на борту «Титана» ничто его жизни, возможно, не грозит, то в схватке с чудовищем он может потерять себя. Андреа опасалась, что он может сам превратиться в такого же монстра, как то существо, на которое он охотится.

Кто-то положил руку ей на плечо. Андреа обернулась и увидела капитана: тот разглядывал фотографию.

— Мы ведь на самом деле здесь из-за него? Это же тот парень, которого вы спасли и который потерял дочь?

Она кивнула.

— И он на «Титане»?

Снова кивок.

Он крепко сжал ее плечо.

— Мы вернем его.

— А вы давно поняли?

— Я уже достаточно давно хожу в море и могу легко опознать женщину, которая ждет возвращения своего любимого. — Капитан улыбнулся. — Когда вы давеча стояли на палубе и смотрели на то судно, в глазах у вас было такое же выражение, что и у моей жены всякий раз, когда она встречала меня на берегу.

Андреа тоже улыбнулась. В конце концов ее тайну все же раскрыли, но, странное дело, ее это совершенно не беспокоило. Капитан был хорошим человеком. Вдруг она поняла, что так до сих пор и не знает его имени.

— А как ваше имя, капитан?

— Джон Кнехт, к вашим услугам.

— Спасибо вам, капитан Кнехт, — сказала она.

 

25

На борту «Титана», залив Мэн

«Титан» начал преследование морского чудовища. Разогнавшись до предельной скорости, судно, раскачиваясь на восьмифутовой высоты волнах, уверенно шло вперед. Стоя на палубе и ощущая, как она слегка ходит под ногами вверх-вниз, Аттикус получал удовлетворение от того, что вновь оказался в родной стихии. Все-таки именно в море, а не на суше он чувствовал себя дома.

Следуя вместе со священником за Тревором на носовую палубу, Аттикус увидел, как что-то растет впереди из палубы — именно там, где он прошлой ночью оплакивал потерю дочери. Металлическая поверхность засверкала на солнце. Он сразу понял: это гарпунное ружье.

На палубе их встретил Римус.

— Практически готово, сэр.

Тревор кивнул и посмотрел на Аттикуса.

— Ну, как оно, впечатляет?

Аттикус испытывал отвращение от одной мысли об убийстве китов. Его просто выводил из себя тот факт, что, например, в Японии продолжают уничтожать этих прекрасных животных. «Для научных исследований» — так это называется у них. Только последний глупец поверит в подобное объяснение, когда китовое мясо, жир и плавники попадают в японские магазины. И Аттикус понимал, что гарпунное ружье на носу судна может служить только одной цели — охоте на китов. Он хотел спросить, использовалось ли ружье для убийства животных, но ответ был и так очевиден. Аттикус почувствовал, как внутри все перевернулось.

«В кого же я превращаюсь, если такой человек, как Тревор Манфред, столь быстро стал мне близким другом? Неужели мы действительно так похожи? Неужели я смог бы присоединиться к его команде и наблюдать, как из этого гарпунного ружья убивают беззащитных китов? Разве же к этому я стремился?»

Аттикус отмел одолевавшие его вопросы. Речь ведь идет не о развлечении. Никакого удовольствия от предстоящей охоты Аттикус не испытывал. Если где-нибудь во Флориде аллигатор съест ребенка, хищника выследят и убьют. Если медведь задерет целую семью, на него начнут жесточайшую облаву.

«И здесь то же самое, — убеждал себя Аттикус, — таковы законы природы».

«Нет, — возразил он себе. — Когда лев отбивает теленка от стада буйволов, те не ищут мести, не начинают охотиться на льва. Помычат немного над потерей — и дальше живут. Вот он, закон природы!»

«Ну что ж, — согласился с собой Аттикус, — тут закон не природы, а человеческого общества». С этим еще можно жить. В прошлом ему приходилось убивать ради своей страны. А сейчас он сможет убить ради своей дочери. Приняв окончательное решение, Аттикус сосредоточил внимание на гарпунном ружье. Римус аккуратно уложил на палубу толстый трос, который был прикреплен к устрашающего вида гарпуну с четырьмя зубцами, торчащему из жерла орудия. Очертаниями оно напоминало футуристическую лазерную пушку.

— Ну не красавец ли? — спросил Тревор. — Все детали сделаны из титана. Знаю, что это выходит за рамки дозволенного, но зато он меня никогда не подведет и никогда не наскучит. Стоил целого состояния, но и служит мне верно. Четыре зубца, острые как бритва, внутри снабжены колючками, так что гарпун накрепко застревает в теле жертвы. При попадании зубцы выдвигаются, а вот этот заряд — Тревор показал на отверстия между зубцами гарпуна, внутри которых виднелись небольшие цилиндры, — довершает дело. Мало кто знает, что гарпуны несут в себе неслабый заряд, который взрывается после того, как поражена цель. Ранение, причиняемое взрывом, медленно добивает животное.

— Да, крутая штуковина, — поддакнул Римус.

— Я знаю, — процедил Аттикус, скрежеща зубами.

— Разумеется, знаете, — сказал Тревор, — и, хоть вы испытываете предубеждение против использования подобного оружия, думаю, в нашем случае вы согласитесь, что эта тварь заслуживает медленной смерти, которую несет ей наш Экскалибур.

Аттикус коротко кивнул, стараясь сосредоточиться на предстоящей задаче и не думать о китах, убитых из ружья, которое вот-вот окажется в его руках.

— Я не уверен, что этого будет достаточно. Эта тварь крупней любого кита.

— Верно, — согласился Тревор, — но мы установили двойной заряд. Конечно, оно не сразу истечет кровью, но никакое количество белых кровяных телец не сможет закупорить проделанную взрывом дыру.

— Слева по курсу! — раздался крик с мостика.

Аттикус проследил за направлением указательного пальца капитана и увидел у самой поверхности колышущееся серебряное облако — косяк сельди, — а под ним зловещую тень, поднимающуюся из глубины.

Он повернулся к Тревору и спросил:

— Ружье готово?

— К вашим услугам!

Аттикус подошел к грозному оружию и взялся за него обеими руками. Быстро поводил влево-вправо и вверх-вниз, чтобы оценить, насколько легко можно с ним управляться. Остался вполне доволен.

— Мы должны подойти как можно ближе! — Голос Аттикуса звенел от ярости, его жажда мести достигла пика. — Я не промахнусь!

— Слышал, что он сказал? — обратился Тревор к Римусу. — Встань за руль и покажи этим губошлепам, как надо управлять кораблем!

— Слушаюсь, сэр! — ответил Римус, весь сияя от гордости: ему доверили место самого капитана. Бросился в рубку, выкрикивая на бегу распоряжения.

Тем временем Аттикус крепко сжал в руках ружье и направил его в сторону косяка сельди, в паническом ужасе спасающейся от жуткого хищника… точь-в-точь как в тот день. Яхта повернула левее, приближаясь к косяку. Аттикус, сотрясаясь от возбуждения, взревел подобно берсерку. Он чувствовал, что момент отмщения наступил.

Рядом стоял Тревор. Глаза его были широко открыты, губы сложились в подобие усмешки. От нетерпения он подпрыгивал на месте. Чуть позади Тревора — О'Ши, также весь поглощенный происходящим и не скрывающий волнения: кулаки плотно сжаты, взгляд то и дело перемещается с поверхности океана на Аттикуса и обратно в ожидании развязки.

Косяк теперь находился прямо по курсу. То одна, то другая рыбина выпрыгивала из воды, словно пытаясь взлететь. Следом показалось ОНО. Чудовище быстро поднималось из глубины; его добыча тщилась удрать.

«Тебе нужно было бы кончить и меня, гадина», — подумал Аттикус, готовясь нажать на спусковой крючок.

Вода под косяком вспучилась и разлетелась брызгами в разные стороны. Часть рыбин взлетела в воздух, часть — в разверстую огромную пасть. У всех троих, стоявших на палубе, перехватило дыхание. Монстр выныривал из воды и погружался вновь, подобно китам, поднимающимся к поверхности, чтобы набрать воздуха. Но не успел первый горб скрыться под водой, как чудовищная голова снова поднялась в воздух, заглатывая рыбу. Голова поднималась и опускалась, но горб оставался над поверхностью. Следом за ним, по мере продвижения монстра, под водой просматривалась целая цепочка горбов.

— Господи, — выдохнул Тревор, — да это же морской змей. Самый настоящий морской змей.

Целых десять горбов промелькнуло перед глазами изумленных зрителей, пока не появился похожий на обрубок хвост существа. Оно плыло, зачерпывая пастью сельдь и глотая ее десятками зараз. Аттикус отметил, что под водой существо двигалось иначе — куда более плавно, но тем не менее…

— Стреляй же, черт тебя побери! — заорал Тревор. — Оно погружается!..

Аттикус сосредоточился на твари, которая, опустив голову под воду, больше не поднимала. Один за другим и горбы начали исчезать. Наведя прицел на самый крупный из них, Аттикус задержал дыхание и приготовился выстрелить. Он не был уверен, поможет ли задержка дыхания при стрельбе из гарпунного ружья, но привычка намертво въелась после многодневных упражнений со снайперской винтовкой.

Гарпун вылетел из дула и понесся к цели, волоча за собой длинный трос. Улыбка осветила лицо Аттикуса, следящего за полетом гарпуна. Промахнуться он не мог!

— Давай! — крикнул Тревор, перегнувшись через борт и глядя на приближающееся к цели смертельное оружие.

Все тело Аттикуса напряглось в ожидании. Когда гарпун наконец приблизился к существу, мир вокруг словно замер. Все вдруг обрело поразительную четкость. Кошмару вот-вот конец… Гарпун звонко ударился в горб монстра и… отскочил. Перелетел вперед, ударился о другой горб и вновь, со звуком, который издает металл при соударении с металлом, отскочил, взвился в воздух и там, на безопасной высоте, взорвался.

Аттикус схватил О'Ши и Тревора в охапку, и все трое повалились ничком на палубу. Сказалась больше привычка, чем опасение, что их действительно накроет осколками.

Дымок от взрыва быстро рассеялся в воздухе над палубой «Титана». За спиной Аттикуса расхохотался Тревор:

— Отличная работа! Отличная!

Аттикус отодвинулся от миллиардера; тот сел и захлопал в ладоши:

— Браво! Браво!

— Вы довольны? — прорычал Аттикус, вставая на ноги; осмотрелся кругом, но ничего не увидел, кроме безбрежной синевы. — Он ушел!

— А мы продолжим охоту, — усмехнулся Тревор. — Все оказалось куда интереснее, чем я ожидал. А эта тварь даже покрупней, чем я думал. Нет, но каково приключение! Хотя должен признать: я не люблю, когда у меня что-то отнимают.

О'Ши помог Тревору подняться. Перед тем как удалиться, он проронил:

— Не печальтесь, отважный Аттикус. Месть ваша осуществится. Обещаю вам.

Когда они оба ушли, Аттикусу несколько полегчало. Он остался один на палубе яхты, один во всем мире. В тот же момент он понял, до чего пуст и никчемен окружающий мир. Океан утратил в его глазах былую магию. Семья разрушена. Сам он изменил своим моральным принципам.

От горестных раздумий его оторвал посторонний звук — шум движущегося судна, но не «Титана». Значит, за яхтой следует какое-то еще. Перегнувшись через левый борт, он увидел невдалеке бегущий по волнам белый с красной полосой катер Береговой охраны. Он выглядел сущим карликом по сравнению с огромным плавучим дворцом Тревора Манфреда, и Аттикус подивился смелости, даже наглости капитана катера, осмелившегося так близко к ним подойти.

Внимание Аттикуса привлекло какое-то движение на носу. Преследующее их суденышко сильно раскачивало, но Аттикус все же разглядел женскую фигуру с черными волосами, разметавшимися по ветру так, что они скрыли лицо. Сердце вдруг екнуло от узнавания.

Мария.

Но ветер переменился, лицо открылось его взгляду, и Аттикус увидел перед собой женщину столь же красивую, как и его жена, но ее мрачный вид был красноречивее любых слов.

Андреа.

Она стояла со скрещенными на груди руками, спина выпрямлена, и вся фигура выражала внутреннее напряжение. Она, очевидно, наблюдала за его неудачным выстрелом, и он не произвел на нее впечатления. Как не произвел бы и на Марию.

 

26

На борту «Титана», залив Мэн

Аттикуса совершенно не интересовал вопрос, с чего бы это катер Береговой охраны США взялся преследовать «Титан». Он был так близок к тому, чтобы прикончить монстра, но тот таки избежал уготованной ему участи. Только это сейчас занимало мысли Аттикуса, прочее не имело значения. Что до Андреа, то он пришел к выводу, что его старая знакомая с самого начала преследовала личные интересы.

«Забудь прошлое, — думал он. — Она не может быть тем же человеком, которого ты знал раньше. Она вообще, возможно, рассматривает мое несчастье как возможность по-быстрому срубить бабок. Что еще интересует сейчас большинство людей? Если же и самой в этом поучаствовать — то-то сценарий для фильма!»

«Но если все действительно так, то почему я не перестаю о ней думать?»

Придав лицу мрачное выражение, которым мог бы гордиться любой футболист, желающий устрашить противника, Аттикус закинул ноги на кресло в переднем ряду, скрестил руки на груди и стал ждать начала. Он свое дело сделал, и сейчас ему предстояло просмотреть самую ужасную и безжалостную запись, какую только можно представить. Фильм о смерти дочери.

— Не расстраивайтесь вы так, — не преминул утешить его Тревор, откинувшись в кресле и глядя на Аттикуса через проход своего персонального кинотеатра. На стене перед ними висел пятнадцатифутовый экран, на наклонном полу стояли восемь удобных кожаных кресел, разделенных проходом. Комната была чуть освещена висящими на стенах бра, а также маленькими лампочками, горевшими по обеим сторонам прохода, что создавало атмосферу самого настоящего кинотеатра. — Это ведь была только первая попытка одолеть самого могучего зверя на планете. Мы не остановимся, пока не исполним нашу благородную миссию.

Хотя Тревор, несомненно, говорил с наилучшими намерениями, его слова мало успокоили Аттикуса — ему как-никак предстояло увидеть смерть своей дочери, во второй раз за несколько дней. Повисшую в комнате неловкую тишину нарушило явление Римуса — в одной руке пульт и бутылка кока-колы, в другой ведерко промасленного попкорна. Аттикус моментально взбесился.

— Ты, поганый урод, — рявкнул он, вскочив на ноги. Подошел вплотную к Римусу и, набрав пригоршню попкорна, раскрошил его в труху. — Развлекаться, что ли, сюда пришел? Повеселиться вздумал?

Внезапная вспышка ярости заставила гавайца на мгновение опешить, но почти сразу же растерянность уступила место злости. Он вперил в Аттикуса гневный взгляд, но, когда глаза их встретились, моментально понял: дойди дело до драки — она закончится смертью одного из них. И кто будет убит — еще вопрос.

— Ну же! — крикнул Аттикус.

Римус хрюкнул что-то неразборчивое, что могло сойти за извинения, и поставил ведро с попкорном и бутылку на пол. Затем молча уселся в кресло.

Аттикус посмотрел на Тревора и увидел, что глаза у того широко раскрыты от удивления. Он в недоумении поднял брови, давая тем самым понять, что отступление Римуса явилось для него полной неожиданностью. Дверь в задней части «кинотеатра» открылась, и вошел О'Ши — олицетворенное спокойствие. Он был одет в голубые джинсы и футболку и в такой одежде больше напоминал студента старших курсов университета, нежели священника. Пройдя мимо Аттикуса, О'Ши сел в соседнее кресло. Никто не задал ему вопроса о том, что он здесь делает и почему так одет.

— Включай, — скомандовал Тревор.

Римус направил пульт через плечо в конец комнаты и нажал кнопку. Видео с камеры переписали на DVD для удобства просмотра. Аттикус поначалу воспротивился идее смотреть запись на таком большом экране, но Тревор настоял, что так можно будет разглядеть важные для дальнейшей охоты детали, и Аттикус уступил. Он, впрочем, не сомневался: если у этой твари и имеются слабые места, обнаружить их будет очень непросто.

Огромный экран ожил, стал синим, затем цвет сменился на черный, и пошла запись. Аттикус весь напрягся, услышав голос дочери, усиленный мощной системой «долби-серраунд»: «Чего мы ждем? Поехали!»

Увидев на экране Джиону в облегающем дайверском костюме с развевающимися на ветру фиолетовыми волосами, он почувствовал, что сейчас его стошнит.

— Красивая девочка, — заметил Римус.

— Мне нравятся волосы, — прибавил Тревор.

— Прокрутите вперед, — попросил Аттикус почти шепотом.

Римус позволил записи идти еще несколько секунд. Ясно было, что он либо желал причинить Аттикусу дополнительную боль, либо увлекся созерцанием соблазнительных форм его уже мертвой шестнадцатилетней дочери.

Тревор похлопал Римуса по затылку и сказал:

— Промотай.

Запись на несколько секунд потеряла четкость: перед камерой проплыла Джиона. Аттикус будто заново переживал события того трагического дня. Вот на экране появилось стадо мирно плывущих китов.

Фильм продолжался, и зрители, не произнося ни звука, смотрели, как отец с дочерью проводят последние минуты вместе: вот они плавают с китами, вот Аттикус гладит по спине огромного самца. Из колонок раздался громкий крик: первый предупредительный сигнал. Аттикуса бросило в пот.

Оно приближалось…

Картинка на экране закружилась, когда киты вспенили вокруг воду. Затем из глубины показалось второе стадо. Аттикус слышал собственный голос: он инструктировал дочь относительно того, что следует делать. Сейчас, на видео, он отчетливо видел, что буквально считаные метры отделяли их от мчащегося в панике гигантского самца, когда тот свернул в сторону.

Аттикус заметил, что Римус судорожно встряхивает головой. Похоже, даже этот мерзавец находился под впечатлением от увиденного.

Колышущееся серебряное облако заполнило экран. С глухими звуками рыбины ударялись о тело Аттикуса. На какой-то момент одна сельдь оказалась между ним и камерой.

Наконец картинка снова обрела четкость; океан успокоился и засверкал яркими красками. Но то, чего Аттикус не увидел в тот день, ясно запечатлела бесстрастная камера. Вдалеке отчетливо просматривался темный силуэт монстра. Поначалу он был бездвижен. Но затем чудовище медленно повернуло голову в их сторону, будто почуяв присутствие людей. Внезапно оно сорвалось с места и, совершая мощные волнообразные движения, помчалось прямиком к Джионе, словно именно ее и искало.

Монстр поднимался из глубины, раскрыв челюсти, в которых сверкали гигантские зубы. Затем он замер. Перед зрителями предстало удивительно четкое изображение головы зверя с широко распахнутой огромной пастью, в которую затягивало Джиону. Несчастная девочка в беззвучной мольбе протянула руки к отцу.

— О господи… — прошептал О'Ши.

Тревор вскочил на ноги и проговорил:

— Кронос.

Ошеломленный Римус молча жевал свой попкорн.

А Аттикус… Аттикус смеялся.

Началось все с негромкого похихикивания, переросшего в гомерический хохот, и завершилось утробным ревом, перемежавшимся слезами и сопровождавшимся дикими взглядами. Раскачивая головою взад и вперед, он твердил:

— Я убью его. Убью его. Я его убью.

Аттикус подался к Тревору, и тот отпрянул назад. Трое мужчин молча смотрели на Аттикуса, и недоумение в их взглядах смешалось с опасением, не оказалось ли потрясение чересчур сильным и не спятил ли он. Наконец Аттикус слегка успокоился, но в голосе все же проскальзывали истеричные нотки:

— Какое еще оружие есть на субмарине?

Тревор на секунду задумался.

— Говорите правду, — сказал Аттикус, недвусмысленно давая понять, что ждет только искреннего ответа.

— Электрошоковые кабели, несколько высокоточных торпед и торпеда с небольшим ядерным зарядом, способная пустить ко дну авианосец…

— Она мне понадобится.

Тревор кивнул:

— Утром. Когда мы окончательно поймем, с чем вам придется столкнуться, вы сможете встретиться с монстром лицом к лицу, так сказать. И тогда сможете убить Кроноса.

Аттикус понимал, что Тревор прав, но клокочущая внутри ярость нуждалась в выходе. Он сможет сдержать ее на время, необходимое, чтобы как можно больше узнать о твари, но надолго его не хватит. В любой момент ярость может перехлестнуть через край, и до утра будет дотерпеть непросто.

— Но почему? Почему Кронос? — дрожащим голосом вопросил О'Ши. — Так ведь, помнится, звали верховное божество древних греков?

— Точно, — ответил Тревор. — Это имя вполне подходит: самое сильное и могущественное животное названо в честь самого могущественного из богов. Но я скорее назвал его так из-за внешнего вида.

— Кронозавр, — сказал Аттикус.

— Именно.

— Но это не кронозавр.

— Ну разумеется. Кронозавр считался крупнейшей морской рептилией, но его длина не превышала сорока пяти футов. Наш же монстр мог бы спокойно им пообедать. Но форма головы и нижние плавники — точь-в-точь как у кронозавра. Быть может, они родственники. Или же мы имеем дело с эволюционировавшим представителем вида, который сумел пережить массовую гибель и протянул до наших дней в глубинах океана.

— Послушайте, — Аттикус прервал разглагольствования Тревора, — вам, наверное, очень интересно рассуждать тут о его происхождении, но это никак не поможет нам его убить. Нам надо узнать, где у него находятся жизненно важные органы, как он дышит. Вот что нам сейчас нужно. Чтобы умертвить его, мы должны понять, как он живет.

 

27

На борту катера Береговой охраны, залив Мэн

На палубе катера Андреа наслаждалась последними лучами заходящего солнца. Оно висело над самым горизонтом, на востоке уже потемнело. Небо с разбросанными по нему редкими облачками окрасилось в оранжевый, розовый и желтый цвета. Такое небо заставляет замирать сердца влюбленных, фотографов — хвататься за фотоаппарат, а верующих наводит на размышления о Боге. Но ни яркие краски закатного неба, ни приятный теплый ветерок не могли отвлечь Андреа от нелегких раздумий и притупить страхи.

Разработанный ею план был рискованным. Она собиралась, когда окончательно стемнеет, отправиться вплавь к «Титану» и под покровом ночи проникнуть на яхту. В распоряжении Андреа имелись суперсовременные ласты, которые позволяли повысить плавучесть и снизить сопротивление воды. Но это было весьма слабым утешением, поскольку два судна разделяло около полумили. Если «Титан» вдруг снимется с якоря, ей придется вплавь возвращаться на катер, лишь затем можно будет возобновить преследование.

Андреа содрогнулась, подумав: «И как только люди — тот же Аттикус, например, — могут постоянно торчать под водой?» Мысль о том, чтобы тайком пробраться на корабль и найти там человека, не будучи самой обнаруженной кем-либо, повергала Андреа в трепет. Она даже не была уверена, не оттолкнет ли ее Аттикус, если все же удастся его найти. Да, Коннер сердечно приветствовал ее возвращение, но Аттикус… Андреа не сомневалась, что, несмотря на годы, проведенные в спецназе среди крови и убийств, он за прошедшее после отставки время стал другим человеком, искренне любящим. И тем не менее приходилось признать: она не знает его теперешнего.

— Вы уверены, что хотите это сделать? — раздался голос капитана Кнехта.

С удивлением Андреа обнаружила, что уже совсем стемнело. Она была настолько погружена в собственные думы, что и не заметила, как исчезли последние краски дня. Она прямо посмотрела в глаза капитана и кивнула:

— Я должна.

— Вы понимаете, что, если что-то пойдет не так, если вас обнаружат, мы вынуждены будем отрицать нашу причастность к происходящему? — Кнехт вздохнул. — Как только вы покинете катер, вы будете предоставлены сама себе.

Андреа судорожно сглотнула:

— Я знаю.

— Мы отойдем чуть далее, чтобы дать им расслабиться. Но если они уйдут в нейтральные воды…

— …то, значит, обратно мне придется плыть дольше.

Кнехт улыбнулся:

— Намного дольше.

Направляясь на мостик, он сказал:

— Одевайтесь и ныряйте. Мы отойдем в два ноль-ноль. Пусть они думают, что мы возвращаемся в порт. — Он сделал паузу, оглянулся и серьезно произнес: — Надеюсь, что парень стоит того.

Сказав это, капитан удалился, оставив Андреа наедине с вновь нахлынувшими сомнениями.

— Я тоже надеюсь.

Ощущение абсолютной пустоты, которое испытываешь во время ночного погружения, всегда вызывало у Андреа мысли, что именно так должны чувствовать себя космонавты в открытом космосе. Разница только в том, что под водой наличествует внешнее давление. Холод и пустота, лишенная каких-либо признаков света, заставляют глаза напрягаться до появления разноцветных точек. Ночью морские глубины кажутся более зловещими, но то, что она ясно видела сегодня при свете дня, пугало много сильнее, чем ночные воды. Велико было искушение при виде раскинувшейся вокруг пустынной бездны передумать, уступить своим страхам, вернуться назад. Но Андреа отмела подобные мысли. Она представляла себя торпедой, неуклонно несущейся к цели, и упрямо плыла вперед и вперед, потеряв всякий счет времени. Страхи и сомнения исчезли. Напротив, она ощущала в себе прилив сил и непоколебимую уверенность. Она была уверена, что смогла бы, возникни такая необходимость, плыть всю ночь напролет. И лишь когда отчетливо послышались удары волн о борт судна, Андреа сообразила, что достигла цели.

Она сделала это.

Нащупав борт и отталкиваясь одной рукой от его гладкой поверхности, она стала пробираться к корме. Андреа намеревалась проникнуть на яхту там, где накануне проходила «показательная» рыбная ловля. Ни на секунду она не переставала вслушиваться в окружающую тишину: не раздастся ли шум двигателей.

Внезапно борт яхты рядом с ней засиял ярким светом, напоминая телепортирующий луч НЛО из фильмов про пришельцев. Андреа, совсем как напуганный таракан, отпрянула от света, опасаясь, что ее обнаружили. Сделав несколько глубоких вдохов, она достаточно успокоилась, чтобы сообразить: свет исходит из смотрового иллюминатора, расположенного ниже ватерлинии. Соблюдая максимум осторожности, Андреа отплыла на несколько футов от борта, чтобы на нее падало меньше света, и заглянула внутрь.

Такой огромной каюты, чем та, что предстала ее глазам по ту сторону иллюминатора, ей еще видеть не доводилось. Можно было подумать, что это аквариум, с таким искусством неведомый художник изобразил на стенах разнообразных морских животных. Среди всего этого великолепия стоял маленький столик и два вычурных стула возле него; на столике красовались бутылка коньяка и две рюмки. Андреа едва не выпустила загубник, увидев, что к столику подходят рука об руку Аттикус и Тревор Манфред.

Мужчины уселись на стулья и повели о чем-то беседу. Андреа попыталась прочесть что-нибудь по губам, но смогла разобрать лишь несколько слов — завтра… торпеда… и — ядерный заряд? Нет, очевидно, она неправильно интерпретировала последние слова. Они было совершенно неуместны в данных обстоятельствах, да к тому же в устах Аттикуса. Стараясь держаться в тени, Андреа подобралась ближе к иллюминатору, чтобы попытаться все же понять, о чем идет разговор. Любая подсказка поможет сэкономить время на поиски Аттикуса во чреве этого левиафана-«Титана». Увидев свое отражение на стекле, она поняла, что подобралась слишком близко. Осторожно, не торопясь, Андреа стала отодвигаться в тень — и тут-то в иллюминаторе возникло еще чье-то отражение.

Увидев его, Андреа не смогла сдержать крик, выплюнула загубник и в припадке безумия замолотила по воде руками.

Коньяк приятно обжег горло, согрел внутренности и успокоил нервы. Аттикус улыбнулся, когда Тревор налил ему вторую порцию.

— Вы добьетесь того, что я пристращусь к этому напитку.

И опрокинул в себя вторую рюмку. Алкоголь и приятная атмосфера подводной гостиной оказывали успокаивающее действие и смиряли ярость, бушующую в душе Аттикуса, который только что вновь увидел, как неизвестная тварь заживо съедает его единственную дочь. Они просматривали запись снова и снова, но добились единственно того, что к концу просмотра Аттикус едва себя сдерживал; ничего ценного, что могло бы помочь в дальнейшей охоте, обнаружить не удалось.

— У всех людей есть свои маленькие недостатки, — с улыбкой произнес Тревор, также опрокидывая вторую рюмку. — Скажите лучше, что мой отважный герой планирует делать завтра? А?

— Мне понадобится субмарина.

Тревор скрестил ноги и аккуратно сложил руки на коленях.

— Да, вы уже говорили это.

— Я пойду один.

Тревор изумленно приподнял бровь.

— Поскольку я не меньше, чем вы, мечтаю увидеть Кроноса мертвым, я бы очень хотел лично присутствовать при его убийстве.

— Я в субмарине выгоню его на поверхность, а там вы уже сможете прикончить его изо всех стволов, какие есть на яхте.

Тревор усмехнулся:

— А что, если вам не удастся, даже со всем арсеналом, заставить монстра всплыть?

— Тогда он погонится за мной к поверхности.

— По-моему, это бесплодная затея.

— Это сработает.

— А если нет?

— Вы имеете в виду, если он меня сожрет?

Тревор слегка кивнул.

— Тогда я активирую ядерный заряд и вместе с ним отправлюсь прямиком в ад.

— Ну что ж… Хотя вообще-то заряд предназначен для поражения цели на расстоянии… но, полагаю, сойдет и для самоубийства. — Тревор грустно вздохнул. — Надеюсь, вы не откажете нам в любезности — заранее предупредить? Обещаете? Нам потребуется время, чтобы отойти подальше. Заряд хоть и небольшой, но брызг от него будет предостаточно.

— Обещаю, что буду тянуть до последнего.

Пожевав некоторое время нижнюю губу, Тревор усмехнулся и хлопнул себя по колену.

— Клянусь вам: вы знаете, как пощекотать нервишки! Ну что же, тогда…

Мощный удар сотряс стены каюты, подняв Аттикуса и Тревора на ноги.

— На нас напали? — спросил, тараща глаза, Тревор.

Но Аттикус уже все увидел и понял, что бояться нечего. Он показал на иллюминатор, из которого открывался вид на подводное царство. Там что-то увлеченно поедала красавица Лорел, двадцативосьмифутовая белая акула.

— А-а… — проговорил Тревор, расправляя воротник свитера. — Лорел, гадкая ты девчонка. Я из-за тебя чуть не обделался.

Аттикус придвинулся к иллюминатору, наблюдая, как Лорел жадно доедает свою добычу.

— Что она ест?

— Свой поздний ужин, надо полагать. Точней уже не скажет никто.

 

28

Под водой у «Титана», залив Мэн

Тело Андреа ныло от напряжения, а внутри все горело. Она так отчаянно пыталась уплыть прочь от гигантской белой акулы, что надорвала мышцы ног, и рук, и груди. Но всего больнее пришлось, когда взбешенная «блондинка» сомкнула свои железные челюсти на ласте и сдернула его, чуть не оторвав при этом и саму ногу. Мышцы правой ноги Андреа в момент рывка напряглись, как струны перетянутой арфы.

Спасло ее на тот момент то, что акула была самозабвенно увлечена поеданием резинового ласта, иначе бы ей несдобровать. Но в любом случае шансы на спасение были весьма призрачны. Андреа с трудом передвигалась — одна нога в ласте, вторая без — к корме «Титана» (какой же далекой она казалась теперь) с отчаянной надеждой опередить страшнейшего хищника из тех, что водятся в океане.

В ее груди полыхало — дыхание приходилось сдерживать. Более того: нужно было еще ухитриться вернуть на место загубник регулятора, который она непроизвольно выплюнула, увидев хищника. Андреа потянулась за спину, и тотчас протестующе взвыли мышцы. Но, превозмогая боль, она все тянулась, тянулась, и наконец ее усилия увенчались успехом. Схватив регулятор и сунув загубник в рот, Андреа сделала глубокий вдох и сразу почувствовала, как возвращаются силы. Но до кормы было все еще далеко. Если акула сейчас бросится вдогонку, добраться туда ей не суждено.

Андреа поднырнула под яхту, надеясь обмануть акулу, чтобы та потеряла ее из виду. Вряд ли эта попытка имела хоть какой-то шанс на успех, но Андреа не собиралась сдаваться без борьбы. Акулы обычно находят жертву не за счет зрения, а за счет других каких-то органов чувств. На расстоянии в четверть мили они могут учуять запах даже капельки крови. Кроме того, так называемые ампулы Лоренцини (расположенные в голове подкожные каналы, заполненные желеобразной массой) улавливают электрические поля даже невысокой напряженности, испускаемые всеми живыми существами. Особенно теми, которые в паническом страхе пытаются ускользнуть от преследующего их хищника.

Поэтому Андреа сомневалась, что акула хоть на мгновение потеряла ее след, но другого выхода у нее просто не было.

Добравшись до самой нижней части судна, Андреа обнаружила нечто, пробудившее в ней некоторую надежду. Что-то ярко светилось невдалеке: то ли еще один смотровой иллюминатор, то ли открытый отсек. В первом случае ее съедят хоть у кого-нибудь на виду, во втором же…

Андреа из последних сил рванулась вперед. Манящий свет — как теперь стало ясно, из открытого люка — становился все ближе и ярче; и тут-то она ощутила и увидела волны, создаваемые белой акулой.

Огромный темный силуэт кружился в световом пятне, в то время как Андреа продолжала упорно продвигаться вперед. Акула не особенно торопилась, видимо полагая, что жертве деваться некуда.

Всего несколько футов отделяли Андреа от широко раскрытого спасительного люка, когда она почувствовала позади себя резкий рывок. Акула ринулась наконец в атаку.

Превозмогая страх и инстинкт самосохранения, Андреа выпрямилась и, широко расставив руки, развернулась в воде, чтобы встретить хищника глаза в глаза. Совсем рядом клацнули челюсти. Промедли она еще малость — осталась бы без обеих ног. Но времени перевести дух не было: прямо перед ней раскрылась полная чудовищных зубов пасть двадцативосьмифутовой безжалостной убийцы. Андреа устремилась вперед и вверх, крепко обхватила голову акулы и оседлала хищницу. Рывок отнял у нее почти все силы, загубник снова вылетел изо рта.

Теперь, когда она распласталась на акульей спине, ноги и руки оказались на безопасном расстоянии от острых как бритва зубов. Но такая уловка только еще больше разъярила акулу: она открывала и закрывала пасть, пытаясь дотянуться до ног Андреа, которая каждое мгновение рисковала свалиться со своего ненадежного «скакуна».

Андреа крикнула, выпуская из легких последние остатки воздуха — целая туча пузырьков взвилась вокруг нее, — и с силой воткнула большой палец руки в акулий глаз.

От резкого толчка Андреа сбросило с головы хищника, который моментально исчез во тьме. Но недалеко. Она видела, как взбешенная акула все быстрее ходит кругами, сужая их. Она возобновит атаку… и уже скоро. Андреа подняла голову и обнаружила, что находится под самым люком. Но до него еще предстояло добраться. Андреа приготовилась к подъему. Сделала отчаянный глоток воздуха, быстро скинула с себя кислородный баллон, грузовой пояс и регулятор и с трудом поплыла к манящему отверстию.

Она интуитивно чувствовала, что акула снова преследует ее, но сил, чтобы обернуться и убедиться в этом, уже не осталось. Кроме того, малейшая задержка сейчас будет стоить ей жизни, а Андреа не так уж хотелось снова посмотреть смерти в глаза.

Она даже вздрогнула от неожиданности, когда рука наткнулась на металлическую поверхность. Доплыла! Андреа перекинула руку через край отверстия и нащупала внутри пол, мокрый и скользкий. Нырнула вперед головой, оставляя на холодном полу царапины от ногтей. Кряхтя от напряжения, начала втягивать себя внутрь. Тут же запротестовали измученные адским напряжением мышцы, горящие от недостатка кислорода легкие и ушибленные ребра, так и норовя вернуть ее во враждебные воды. Андреа крепко уцепилась руками за край люка и оглянулась. Гигантская белая акула стремительно сокращала расстояние, с широко распахнутой пастью приближаясь к ней. Прозрачная мигательная пленка прикрывала ее черные глаза, защищая их от повторного нападения жертвы.

Окончательно пав духом, Андреа уже отпустила руки и приготовилась к встрече с Творцом, кем бы Он ни оказался. Но в последний момент, когда челюсти разъяренного хищника уже были в считаных сантиметрах, кто-то словно тисками охватил ее запястье и рывком втащил внутрь. Андреа почувствовала, как ее подняли, а затем бросили на металлический пол.

Она так вымоталась, что почти ничего не ощущала, находясь в полузабытьи. Поле зрения сузилось до размеров дверного глазка, а тело безвольно распласталось на полу. Андреа с трудом приподняла голову, пытаясь разглядеть неожиданного спасителя. Взгляду ее предстал высокий крепкий мужчина, одетый так, что она, как ни была слаба, не сдержала улыбку.

В глазах потемнело. Андреа услышала глухой звук его шагов — мужчина подошел вплотную. Когда он заговорил, Андреа почувствовала горячее дыхание у самого своего лица: от спасителя несло попкорном.

— Так-так, поглядим, что же за рыбка нам тут попалась.

Если бы Андреа не находилась в полубессознательном состоянии, она бы заметила горящие похотью глаза мужчины, извращенную ухмылку, волосатые мускулистые руки, тянущиеся к ее бедрам, и поняла бы, как ошиблась в первоначальной его оценке. Если бы могла знать о его склонности к насилию над женщинами, она бы возблагодарила Бога за то, что практически ничего не может чувствовать.

Римус легко, как пушинку, забросил Андреа на плечо и, насвистывая веселую гавайскую песенку, покинул «Отсек „Манты“». До тех пор пока Тревор не допросит ее, с женщиной ничего делать нельзя, но вот после… после-то он сможет дать волю своей фантазии. Женщина вышла живой из противостояния с Лорел? Что же, тем лучше: значит, она боец. А Римусу нравились женщины, которые умеют сопротивляться. Они напоминали ему о жене.

Мир ее праху.

 

29

На борту «Титана», залив Мэн

Аттикус проснулся, когда острый как кинжал зуб, не меньше фута длиной, проткнул ему живот и разрезал тело пополам. Вот уже трижды за эту ночь ему снился один и тот же кошмарный сон. Первые два раза он просыпался только после того, как отчетливо видел вывалившиеся в воду собственные внутренности. К счастью, на этот раз сон прервался в тот момент, когда тело только лишь начало разваливаться на две половинки.

Кошмар ушел, Аттикус же так и лежал, весь разбитый, в холодном поту. Наконец он сел в кровати, восстановил ритм дыхания, пытаясь избавиться от мыслей о повторяющемся сне, о Кроносе, о предстоящей схватке. Услужливый мозг тотчас подкинул воспоминания о Джионе, но боль утраты была еще слишком велика, и Аттикуса захлестнули эмоции. Затем мысли перенеслись к Марии, и он почувствовал себя глубоко виноватым перед ней. А до чего горько было осознавать, что он видел, как погибла его девочка… и ничего не мог сделать. Аттикус пребывал в абсолютно подавленном состоянии. Ему казалось, что его лишили всего хорошего, что только было в жизни. И вдруг он вспомнил сердитое лицо, обращенное на него с палубы катера Береговой охраны. Андреа…

Вспомнился их первый поцелуй в возрасте шестнадцати лет. Вот они стоят под балконом, укрывшись от проливного дождя, барабанящего над головами и создающего редкую атмосферу уединения. Некоторое время просто стоят, чувствуя себя неловко. Немного осваиваются. Целуются. Поцелуй обоюдно нежный. Длится он до тех пор, пока дождь не начинает стихать. После, в течение нескольких недель, ни один из них не вспоминал о случившемся. С того поцелуя и завязался их юношеский роман.

Он улыбнулся, вспомнив, как сердито Андреа смотрела на него с палубы катера. Что, кстати, здесь вообще делает катер Береговой охраны? Не было ничего удивительного в интересе властей Соединенных Штатов к персоне Тревора, но так откровенно следить за ним? Накануне утром, перед самым пробуждением, Аттикусу почудилось, что он слышит ее голос. Андреа звала его.

«Нет, — убеждал он себя, — это простое совпадение. Она служит в Береговой охране. Это ее работа». Тем не менее ему бы хотелось услышать объяснения из уст самой Андреа. Утром надо будет попробовать с ней связаться.

После резкого пробуждения от кошмара Аттикуса начало снова клонить в сон, глаза слипались, и он лег обратно в постель. Сквозь прикрытые веки он почувствовал, как чья-то тень на мгновение заслонила льющийся через окно лунный свет. Аттикус напряг слух и услышал шарканье ног.

Кто-то находился в комнате.

Он слышал частое и затрудненное дыхание. «Нервничает», — понял Аттикус.

Он быстро прокрутил в голове возможные варианты. Это не Римус. Парень, конечно, мог бы возжелать прикончить его, но Римус-то был профессионалом. Он бы не стал действовать так небрежно. Тревор без всяких церемоний включил бы свет и заявил о своем присутствии. Кроме того, у тени, движущейся по стене, не было характерной копны волос. Аттикус улыбнулся, вычислив ночного посетителя, хотя причины его столь позднего и неординарного визита оставались неясными.

— Аттикус, — позвал голос, — Аттикус, вы здесь?

Аттикус бесшумно вскочил с кровати и громким шепотом выдавил:

— Бу!..

Отец О'Ши дернулся от неожиданности и ударился о стену.

— Господи!

Аттикус включил настольную лампу, с улыбкой глядя на перепуганного гостя.

— А я думал, священники не упоминают имя Господне всуе, — сказал он и, не давая О'Ши ответить, прибавил: — Еще один порок?

На О'Ши из одежды были только свободные штаны спортивного покроя. Аттикус с неприкрытым изумлением смотрел на атлетически сложенную фигуру святого отца. Что же это за священник, который богохульствует, слушает роллингов и сложен как Брюс Ли? Хотел было спросить, но решил оставить это при себе. «Титан» был полон различных тайн, и отец О'Ши был лишь одной из них.

— Прошу простить меня за вторжение, — сказал О'Ши, — хоть мне и не удалось застать вас врасплох.

Аттикус ждал продолжения. Священник потирал руки, глаза его бегали по сторонам, и он нервничал явно не из-за того, что проник ночью без спросу в чужие апартаменты.

— Так что вам нужно? — спросил Аттикус.

— Вы должны поклясться, что никому не расскажете, откуда это узнали.

Аттикус кивнул и скрестил руки на также обнаженном, но все же более рельефном торсе.

— Сегодня я видел женщину. Римус схватил ее при попытке тайком проникнуть на корабль. — О'Ши вздохнул. — Я просто подумал, что вы захотите это узнать. — Он сделал глубокий вдох и хрустнул пальцами. Ясно было, что он делится секретом, которым делиться отнюдь не должен.

Аттикус выпрямился и спросил:

— Что? Кого вы видели?

— Я не знаю, кто она, но это женщина с катера. Вчера утром, пока вы спали, она долго препиралась с Тревором, а потом хотела поговорить с вами лично.

Так что, он слышал ЕЕ голос? Ему не показалось?

Аттикус прищурился.

— Почему Тревор мне ничего не сказал?

— Для меня все его поступки — сплошная загадка.

— И все же вы здесь.

— Мы все здесь.

Аттикус стоял и молча что-то обдумывал.

О'Ши продолжил:

— Я вышел немного освежить голову. Знаете, от этой вашей треклятой твари меня мучают кошмары.

«Не только вас», — молча добавил Аттикус.

— Я случайно услышал, как Римус говорил кому-то из команды, что он-де поймал женщину. Ее описание в точности подходило той, которую я видел на палубе катера. Наша Лорел чуть не съела ее, но ей каким-то образом удалось спастись.

В мозгу Аттикуса промелькнули воспоминания о гигантской белой акуле, бьющейся об иллюминатор в подводной гостиной. И — о перемалывающих что-то огромных челюстях. Теперь он догадался, что это было: ласт подводного пловца. Почему же он не увидел этого в тот момент? Или он настолько увлечен жаждой мести, что все чувства его притупились?

— Где Тревор?

О'Ши придвинулся ближе.

— Зачем вам Тревор?

— Он благоразумный человек. Если он узнает, что Римус силой удерживает офицера Береговой охраны — и моего друга, — он велит отпустить ее.

О'Ши направился к двери, явно опасаясь, как бы его не обнаружили в комнате Аттикуса.

— Сразу видно, что вы плохо знаете Тревора. Хотя не исключено, что он еще ничего об этом не знает. Но послушайте, что я вам скажу. Если это действительно ваша знакомая, в ее интересах покинуть корабль сегодня же. Учитывая все обстоятельства, я думаю, что именно вы сможете ей помочь.

— Но почему вы решили мне рассказать? Вы ведь здорово рискнули, придя ко мне.

О'Ши улыбнулся:

— Священник из меня, возможно, и никудышный, но я все же не самый плохой из людей.

С этими словами он вышел в коридор и аккуратно затворил за собой дверь.

Аттикус посмотрел на до сих пор не распакованную сумку с экипировкой и оружием. Расстегнул молнию и улыбнулся, подумав: «Давненько же я этим не пользовался».

Спустя десять минут он стоял полностью одетый и вооруженный. Если захваченная Римусом женщина действительно окажется Андреа, он прислушается к предупреждению О'Ши и постарается сделать так, чтобы она покинула «Титан», пока не нарвалась на неприятности. Если же ею окажется женщина совершенно посторонняя, которой нечего делать на судне, он обязательно проследит, чтобы сукин сын Римус не причинил ей зла. После недавнего столкновения с мерзавцами, пытавшимися изнасиловать Джиону, его отношение к сексуальным маньякам было однозначным.

Аттикус тихонько выскользнул в темный коридор, почти невидимый в своем черном облегающем костюме. Единственное, что выдавало его присутствие в темноте, — тусклый блеск висящего на бедре «магнума». Возможно, это была излишняя предосторожность, но Аттикус не сомневался: Римусу ничего не стоит убить человека, поэтому лучше перестраховаться, чем потом жалеть.

 

30

На борту «Титана», залив Мэн

Прошел уже месяц с того дня, когда «Титан» в последний раз заходил в порт; соответственно, целый месяц Римус не испытывал наслаждения в женских объятиях. Сейчас он танцующей походкой шел по нижним коридорам яхты в предвкушении предстоящих ему плотских утех.

Тревор не особенно удивился появлению женщины, и хотя он подозревал, что может существовать какая-то связь между ней и Аттикусом, ее нельзя было оставлять на судне. Кроме того, поскольку она представляла Береговую охрану США, обращаться с ней следовало крайне аккуратно. Почему она пыталась проникнуть на борт «Титана» и что знала, было неясно, но Тревор не мог рисковать, бросая вызов властям Соединенных Штатов.

Хотя на пребывание яхты Тревора в территориальных водах США и смотрели косо, все же его терпели из-за отсутствия против него улик. Если же появятся доказательства того, что на «Титане» хранятся бесценные предметы материальной культуры, даже Тревор Манфред со всем его влиянием не сможет ускользнуть от американских органов правосудия. Что попросту уничтожит его.

— Ты все обыскал на яхте?

Римус кивнул.

— На мониторах я ничего не видел. Матросы обыскали трюм, все каюты, каждый закуток. Она была одна.

Тревор проворчал что-то себе под нос и скривил рот.

— Не спускай с нее глаз. Проследи, чтобы она ничего здесь не увидела и ни с кем не контактировала.

— А если она попытается?

— Займи ее. Ты ведь, надеюсь, справишься с этим — я прав?

Римус кивнул.

На этом разговор завершился, и Римус направился в медицинский отсек. Там он нашел шприц, заправил его эпинефрином (или жидким адреналином) и двинулся в карцер, где содержалась пленница. Сейчас она лежала без чувств, вымотанная и израненная в схватке с Лорел, но после того, как он сделает инъекцию адреналина… о, она сразу придет в себя и будет бороться как чемпион — именно так, как он любит.

«Займи ее»… Черт побери, он может занимать ее хоть всю ночь!

Когда Римус спустился на нижнюю палубу и ступил на покрытый черными резиновыми матами пол, ему послышался за спиной какой-то шум. Он резко обернулся и приготовился схватить противника за горло своими могучими пальцами. Но никого поблизости не было. Он постоял с минуту, глядя на темную лестницу, и продолжил путь.

Идя по мрачному, пахнущему сыростью коридору, он решил, что должен во что бы то ни стало сломать эту дерзкую девку. Римус подошел к карцеру и заглянул внутрь через небольшое круглое окошко. Она по-прежнему лежала без сознания в своем туго облегающем фигуру гидрокостюме и выглядела до жути привлекательно.

«Это будет неслабо», — решил гаваец.

Он приставил большой палец к маленькому жидкокристаллическому экрану, соединенному с механизмом открывания замка. Через мгновение замок щелкнул и дверь открылась. Римус зашел внутрь, оставив ее открытой. Карцер представлял собой квадратное помещение площадью пятнадцать футов — вполне достаточно, чтобы вместить небольшую компанию арестантов; по трем стенам тянулись простые деревянные нары. Восемь галогеновых ламп, расположенных в углублениях потолка, заливали каюту ярким светом. Бедолагам, которым посчастливилось бы сюда угодить, предстояло страдать и от этого слепящего света, и от исходящего от ламп жара.

Утирая лоб, Римус улыбнулся и подумал: «Да, нам еще предстоит попотеть».

Он наклонился над Андреа, неподвижно лежащей на нарах. Медленно провел пальцем по ее ноге, задержался на изгибе бедра, где оно переходило в плоский живот. Похотливый взгляд Римуса блуждал по ее телу, пока не остановился на груди. Он подумал, что та окажется значительно больше, если освободить ее из обтягивающего тело гидрокостюма. Трепеща в предвкушении предстоящего развлечения, Римус вытащил из кармана гавайки шприц с адреналином и не раздумывая всадил иглу в ягодицу Андреа, которую лишь сейчас ощупывал.

Он мог бы снять с нее одежду, пока она находится без сознания. Забавно было бы наблюдать смущение женщины, когда она очнется и обнаружит, что раздета донага. Но Римуса больше возбуждала мысль о том, как он будет сам сдирать одежду с ее сопротивляющегося тела. Пока же действие адреналина не начало сказываться, руки насильника шарили по груди Андреа.

Он ласкал ее, все сильнее возбуждаясь, как вдруг перед глазами промелькнуло что-то черное и метнулось к его руке. Не успел Римус отреагировать на внезапное движение, как послышался противный хрустящий звук и мизинец обожгло страшной болью. Он все же был профессионалом, этот мерзавец, и, невзирая на боль в пальце, выпрямился, чтобы встретить противника. Но тот оказался проворнее: горло Римуса сжала стальная хватка.

Затем он почувствовал толчок под зад, не удержался на ногах и полетел головой вперед, врезавшись в белую металлическую стену. В глазах ослепительно вспыхнуло — после чего стало черно.

Андреа, задыхаясь, пришла в себя и села с широко раскрытыми глазами. Грудь высоко вздымалась при каждом вдохе — действовал адреналин. Яркий свет поначалу ее ослепил. Следом появилось ощущение крайнего неудобства от облепившего тело влажного костюма. Она часто моргала, пытаясь понять, где находится и откуда такой яркий свет. Мозг лихорадочно искал ответ, но мысли появлялись и сразу же исчезали, не позволяя сосредоточиться.

Затем Андреа уловила движение поблизости. Черное на белом. Колеблющаяся фигура. Склонилась над ней. На лице — выражение беспокойства.

— Ты как, в порядке? — спросил Аттикус.

Наконец зрение прояснилось, и Андреа увидела человека, ради которого и оказалась здесь. Озабоченное лицо его усыпали капли пота. Ощущения от удушающей жары были похожи на те, что испытываешь, лежа под электрическим одеялом.

— Жарко, — произнесла она, сев поудобнее. Внезапная острая боль в ребрах заставила ее поморщиться. — Похоже, я лихо отбила себе бока.

Когда Аттикус взял ее за руку и помог встать на ноги, мысли Андреа наконец пришли в порядок, и она все вспомнила. Прежде чем пойти с ним куда бы то ни было, она должна получить ответы на ряд вопросов.

Андреа выдернула руку и спросила:

— Почему ты меня избегал?

— Слушай, сейчас не время.

— Время. Или я никуда не пойду, а останусь здесь, чтобы помериться силами с этим здоровяком.

Аттикус вздохнул.

— Ну… я думал, что ты можешь попытаться отговорить меня от этой затеи.

Не такой ответ ожидала она услышать. Ну как могла бы она отговорить человека, одержимого желанием отомстить за смерть дочери, от совершения того, что он считал единственно важным и справедливым? Черты лица ее смягчились, когда она поняла, что Аттикус говорил чистую правду.

— Разве бы это было возможно?

— А ты помнишь коробочки?

Воспоминания, поначалу отрывочные, стали складываться во все более ясную картину. В самое первое лето, которое они провели вместе, еще детьми, Аттикус украл из подвала церкви целую кучу маленьких пластиковых коробочек. Это были крайне уродливые предметы коричневого и синего цвета с нарисованными на крышках цветочками — явно творения выжившей из ума девяностолетней старухи. Аттикус ходил с ними от дома к дому, продавая по доллару за штуку — намного дороже, чем они могли стоить реально. Однако он оказался удачливым торговцем и к концу дня заработал четырнадцать баксов.

Кульминацией его плана должна была стать покупка на неправедно заработанные деньги игрушек, однако Андреа обрушила на него поток упреков и обвинений, взывая к его чувству справедливости. В конце концов ей удалось уговорить приятеля вернуть деньги церкви, но так, чтобы не вызвать подозрений. В тот же день они посетили вечернюю службу и стоически продержались до самого конца. Когда начался сбор пожертвований, Аттикус положил на блюдо все четырнадцать заработанных долларов. Украденных коробочек никто не хватился — и церковь в итоге заработала на них много больше, чем если бы их выставили на продажу в церковной лавке.

Андреа улыбнулась:

— У меня до сих пор хранится одна.

— У меня тоже, — сказал Аттикус. На самом деле где-то в родительском коттедже валялось еще несколько штук. — Ты всегда могла заставить меня посмотреть на вещи с иной точки зрения. И я боялся, что до сих пор можешь.

— И на сей раз не я одна. У меня тут есть для тебя кое-что.

Андреа расстегнула карман на гидрокостюме, засунула туда руку и вытащила маленькую сумочку на молнии. В ней оказалась одна-единственная фотография. С пляжа. Аттикус взял снимок, руки у него задрожали.

— Спасибо… у-уф!

Мимо Андреа промелькнула пестрая молния — и Аттикус исчез из ее поля зрения.

— Я убью тебя!

Андреа перевела взгляд вниз и увидела, как ее «спаситель» мутузит Аттикуса, сидя на нем верхом. Два первых удара тот пропустил: в голову и в плечо, но быстро сориентировался и сумел блокировать последующие. Замерев на месте от столь внезапного проявления насилия, она наблюдала, как на ее глазах доброе и чуть печальное лицо человека, потерявшего семью, превращается в маску безжалостного убийцы.

А потом свершилось неизбежное. Аттикус захватил обе руки Римуса в свои, приподнял гавайца, проскользнул по полу между его расставленными ногами, поднял ноги и крепко обхватил ими шею противника. Римус резко дернулся, хрюкнул и опрокинулся навзничь.

Когда оба они вскочили, Римус сверкнул дьявольской улыбкой и продемонстрировал нож с пятидюймовым лезвием. Аттикус протянул руку к поясу, где должен был находиться «магнум», и обнаружил, что кобура пуста.

— Не это ищешь? — осклабился гаваец, указывая себе за спину. Там, на полу, валялся револьвер. Никакой возможности добраться до него без того, чтобы не напороться на нож, у Аттикуса не было.

Римус приближался, совершая угрожающие взмахи ножом взад-вперед и в стороны — так, чтобы Аттикус не мог предугадать, куда будет нанесен следующий удар, и блокировать его. Аттикус медленно отступал, лезвие же со свистом рассекало воздух у него перед носом. Наконец ноги уткнулись в прикрепленные к стене нары, и он от неожиданности сел на них, в то время как нож просвистел всего в паре дюймов от лица.

— Стоять! — отчаянно крикнула Андреа, но ни один из мужчин ее не услышал. — Стоять, или я стреляю! — И чтобы придать убедительности своим словам, взвела курок «ЗИГ-Зауэра P229R-DAK» сорокового калибра, штатного пистолета офицера Береговой охраны.

Римус застыл на месте.

Аттикус же, напротив, воспользовавшись замешательством противника, с невероятной скоростью рванулся вперед, выкрутил ему запястье, заставив выпустить нож. Римус не успел еще почувствовать боль, как Аттикус уже схватил нож с пола и приставил к горлу гавайца.

— Еще раз попытаешься убить меня — тебе не жить!

Дрожа от бешенства, Римус смотрел на Аттикуса глазами, полными ненависти, и судорожно пытался найти выход из безвыходного, казалось бы, положения. В этот момент он напоминал дикого зверя, по нелепой случайности надевшего на себя человеческую личину.

— Боже мой, боже мой! Я думаю, что на этом пора и остановиться. — В каюту с улыбкой на лице протиснулся Тревор Манфред. — Теперь, когда вы все вдоволь повеселились, может быть, расскажете мне, что здесь, черт возьми, происходит?

Римус подал голос:

— Он пытался…

— Я бы предпочел услышать ответ от кого-нибудь, у кого больше мозгов, — прервал его Тревор. — Я вижу, ты снова обидел нашего гостя.

— Да с ним не было особых хлопот. Отмахнулся бы, как от мухи.

Аттикус убрал лезвие от горла Римуса и оттолкнул его. Тот прижался спиной к стене, пылая от ярости, готовый продолжить схватку.

Сильный удар по уху сразу остудил его пыл.

— А ну завянь, кретин! — заорал Тревор. — Ты будешь держаться как можно дальше от Аттикуса и его гостьи. Лишаю тебя жалованья на месяц. И больше меня не подводи.

Затем кивком указал на дверь.

— И — проваливай!

С опущенной головой, не решаясь посмотреть боссу в глаза, Римус покинул каюту.

Внимание Тревора перенеслось на Андреа. Взгляд его воспламенился гневом.

— Вам нечего делать на этом судне. Если бы я не был уверен, что ваше правительство все равно ляжет на крыло, я бы подал на вас в суд за незаконное вторжение. Пока же я оставляю вас в распоряжение Аттикуса. Однако прежде всего вы должны будете подписать обязательство о неразглашении.

Тревор извлек из кармана сложенный лист бумаги и ручку.

— На счастье, у меня как раз оказалась с собой его форма.

Андреа недоверчиво переспросила:

— Что?

— Пожалуйста, не забывайте: вы незаконно проникли на борт моей яхты. Если вы не подпишете соглашение и не подтвердите, что сохраните в тайне все, что увидите, услышите или унюхаете на судне, вас вышвырнут за борт.

— Что за несусветная чушь!

— «Титан» оснащен по самому последнему слову техники, и многие в этом мире желали бы завладеть его секретами. Я не могу допустить утечки информации.

— Оснащен сокровищами многих народов, сказала бы я.

Тревор только улыбнулся:

— Ну, кому что… А теперь подписывайте.

Андреа взглянула на Аттикуса. С кислой миной он кивнул ей в знак согласия:

— Если учесть тот способ, каким ты проникла сюда, вряд ли кто-нибудь станет прислушиваться к твоим словам.

— Вот это здравое рассуждение! — воскликнул Тревор и игриво похлопал Аттикуса по спине. — С каждым днем я все больше и больше люблю этого человека.

Андреа взяла ручку и бумагу и быстро поставила подпись под соглашением. Сложив лист, Тревор убрал его в карман.

— Ну же, ведь это было совсем не трудно, правда же, дорогуша? — спросил он и, не успела Андреа возмутиться из-за того, что ее снова назвали дорогушей, направился к двери, добавив: — Добро пожаловать на «Титан». Постарайтесь сегодня как следует выспаться, потому что утром у нас охота.

— Постойте, — сказала Андреа. — А мне дадут каюту?

Тревор широко улыбнулся:

— Вы остановитесь там, где, несомненно, хотели бы остановиться, — у Аттикуса. В конце концов, должен же герой накануне решающей битвы переспать с прекрасной женщиной.

Напевая что-то себе под нос, Тревор удалился.

Наклонившись, Аттикус поднял с пола семейную фотографию и «магнум».

— Давай-ка, — сказал он, засовывая пистолет в кобуру, — пойдем отсюда. Жарища здесь, как в аду.

Он обернулся и протянул ей руку, отчего по телу Андреа пробежала нервная дрожь. Провести ночь с Аттикусом! Но… но это неправильно. Все слишком быстро. Но когда Аттикус заговорил, Андреа поняла, что ей не о чем беспокоиться — как и нечего ожидать.

— Завтра будет тяжелый день, и мне надо хорошо выспаться.

Вместе они вышли в коридор. Андреа была рада наконец-то уйти из этой жаркой, сияющей преисподней, но она чувствовала страх при мысли о том, что готовит всем им день грядущий. Дважды она видела в глазах Аттикуса холодный взгляд убийцы: первый раз, когда он целился из гарпунного ружья в морское чудовище, и только что, когда дрался с Римусом. В такие моменты, когда он превращался в киллера, когда его душу переполняла ненависть, она боялась его. Но сейчас, когда Аттикус мирно вел ее в свою каюту, Андреа ощущала себя в полной безопасности и покое. Она не знала, сможет ли совладать с собой, когда снова увидит его темную сторону, но понимала: она увидит ее неизбежно.

 

31

На борту «Титана», залив Мэн

Тяжелые двойные двери открылись автоматически, пропуская Римуса в роскошную спальню. Он тихо прокрался через комнату, сторонясь шикарной кровати воистину титанических размеров, стоящей на основании из слоновых бивней. Света он не зажигал: он и так превосходно ориентировался в неизменной вот уже много лет обстановке. Из спальни перешел в маленькую библиотеку, заполненную сплошь первыми изданиями, затем в гостиную, обставленную самой современной мебелью, что составляло резкий контраст с многочисленными предметами старины, украшавшими яхту.

Самой примечательной деталью в сияющей роскошью комнате, помимо огромного пятидесятидюймового телевизора с плоским экраном, искусно вписанной в интерьер системы «долби-сурраунд», стола темного дерева и роскошных кожаных кресел, были многочисленные мониторы слежения, сплошь покрывающие одну из стен. На них поступало цветное изображение из всех до единого помещений «Титана». Стена сверкала всеми цветами радуги, демонстрируя происходящее в данный момент в каждой гостиной, спальне и даже в ванной.

Когда Римус вошел, Тревор дал понять, что заметил его, ткнув в один из мониторов ножом для вскрытия конвертов, выполненным в виде турецкого ятагана. Экран заполнял сейчас уже пустой, но тем не менее озаренный лампами карцер.

— Твое счастье, что я за ним наблюдал, — сказал Тревор. — Уверен, что ты бы встретил там свою смерть, не поспей я вовремя. А ты знаешь, как трудно этакому хрупкому тельцу нестись по лестницам? Из меня во время этого забега вышла, наверное, дневная доза пота.

Римус обиженно надулся:

— Я бы справился с ним.

Тревор развернулся в своем кожаном кресле на колесиках. Его, как обычно, черное одеяние почти сливалось с обивкой кресла, так что лицо и будто кукольная шапка белых волос казались причудливой планетой, парящей в космической бездне. Скрюченная поза, в которой он сидел, добавляла странности общей картине.

— Это, боюсь, пока еще вопрос спорный. Ведь тебя в итоге-то одолела женщина!

— Глупая сука! Я ее…

Тревор помахал пальцем перед лицом Римуса.

— Ты будешь относиться к этой женщине со всем уважением до тех пор, пока она и Аттикус находятся на борту «Титана». Когда она сойдет на берег, я дам тебе увольнительную и ты сможешь завершить то, чего не успел в карцере. — Тревор вздохнул и посмотрел на стену с экранами. — Однако какая жалость! Я-то так надеялся поразвлечься.

Он встал и прошел к единственному в комнате окну. На черном небе сияли многочисленные звезды и тянулся белой полосой Млечный Путь.

— Скажи мне, Римус, какие сегодня допущены тобой ошибки?

Римус сразу же выпрямился. От ответа на этот незамысловатый вопрос зависело, что его ожидает: вознаграждение или наказание. Он прокрутил в голове все события прошедшего вечера, пытаясь понять, что он сделал не так.

— Мне следовало закрыть за собою дверь карцера.

— Правильно. Пока Аттикус находится на яхте, свои внеклассные занятия проводи в более скрытой обстановке. Он, может быть, и киллер, но имеет такие моральные устои, что твой святоша. Если он пожелает остаться с нами, — сузив глаза, Тревор посмотрел на Римуса, — я думаю, кое-что поменяется.

— Да, сэр.

— Хорошо. Что еще?

— Я должен был заметить, что за мной следят.

— Снова верно. Не забывай, когда развлекаешься, внимательнее смотреть по сторонам. Уверен, Аттикус умеет передвигаться незамеченным, но ты, в отличие от него, прекрасно ориентируешься на судне. С этого момента избегай проторенных путей. Что еще?

— Я… Черт! Я не обыскал ее на предмет оружия.

— Именно. Сегодня твоя дурацкая оплошность едва не стоила тебе жизни, а в следующий раз это может оказаться моя жизнь. Не вздумай еще раз допустить такую ошибку, иначе она будет стоить тебе подороже месячного жалованья. Понятно?

Под рубашкой Римус весь покрылся противным липким потом. Мирный вид Тревора, улыбка на лице не могли ввести в заблуждение: босс сильно на него гневался.

— А теперь последний вопрос, — сказал Тревор, заложив руки за спину и подойдя к Римусу вплотную, так что лица их почти соприкоснулись. — Какие два важных факта мы узнали этим вечером?

Ответ по первому факту пришел в голову Римуса моментально. Он крепко сжал кулаки.

— Кто-то ему настучал о женщине.

Тревор кивнул:

— Нам, конечно же, необходимо выяснить, кто это был, но я подозреваю, что у любого на судне могла вдруг проснуться эта чертова штука, которая зовется совестью.

Но с этим придется повременить до тех пор, пока мы не завершим охоту. И второе?

Римусу ничего не приходило на ум, и он занервничал. Не в состоянии сконцентрироваться, он отвел взгляд, не выдержав пристального взора голубых глаз босса. Посмотрев на один из мониторов, он вдруг улыбнулся и снова взглянул на Тревора.

— У Аттикуса есть слабое место. Он любит эту женщину.

Тревор улыбнулся в ответ:

— Ты только что вернул потерянное было месячное жалованье, а также сохранил свои яйца.

Римус побледнел и, глянув вниз, увидел направленное на его мошонку дуло пистолета. Когда Тревор отошел и положил оружие на стол, из груди Римуса вырвался непроизвольный стон. Он повернулся к мониторам и сказал:

— Давайте глянем, за чем вы там у себя наблюдали.

Экран заполнило изображение Андреа. Она стояла в ванной комнате Аттикуса и снимала с себя гидрокостюм, за ним последовала обтягивающая синяя футболка, открывая взорам большую грудь, прикрытую лишь спортивным бюстгальтером. Мгновением спустя в ванную вошел Аттикус и присел перед женщиной.

— Хо-хо-хо! А наш приятель не теряет, однако, времени, — с удовлетворением отметил Тревор, откинувшись в кресле и закинув ноги на кофейный столик, покрытый окаменевшим деревом. — Кажется, я все же смогу сегодня развлечься.

Римус подтянул к себе стул и уселся перед экраном. Он впился глазами в женщину и прорычал:

— Она должна быть моей!

— Будет, — сказал Тревор, похлопав Римуса по могучему бицепсу. — Мужская сила по-прежнему при тебе. За это пока не волнуйся. Теперь же — помалкивай и смотри.

Римус послушно скрестил руки на груди и уставился в экран. Положив руки на живот женщины, Аттикус продвигал их вверх. Мысленно Римус дал себе клятву: как бы Тревор ни любил этого сукина сына, он, Римус, заставит его заплатить за нанесенное оскорбление. Едва Аттикус покинет «Титан», он выследит его и убьет. Если же останется на яхте, что ж — Римус выждет удобный момент и подстроит несчастный случай. А когда Аттикуса не станет, эта киска из Береговой охраны будет принадлежать ему, Римусу. Она останется на борту до тех пор, пока ему не наскучит. А потом с нею может поиграть Лорел.

 

32

На борту «Титана», залив Мэн

Стон вырвался из груди Андреа, когда Аттикус начал обследовать пальцами ее тело. Мышцы непроизвольно сжались, и с каждой секундой она все больше и больше нервничала. Очень немногим мужчинам доводилось видеть ее в одном лишь бюстгальтере. И почти никто не дотрагивался до нее так нежно и ласково.

— Ох! — воскликнула Андреа, когда Аттикус надавил пальцами на ее ребра. — Больно же, черт!

Аттикус улыбнулся и выпрямился:

— Будь они сломаны, было б еще больнее. Хотя есть несколько весьма серьезных повреждений. Тебе повезло, что ты вообще осталась в живых.

— Расскажи все.

— Еще где-нибудь болит?

Андреа хотела сказать, что у нее болит каждая клеточка тела, просто чтобы посмотреть, уделит он им столько же нежного внимания, как и ребрам, но потом решила этого не делать. Хоть они и были когда-то очень близки, все же он еще многого о ней не знает, и Андреа не хотела, чтобы у него создалось превратное представление о ней. Но какое представление не превратно? С каждой минутой, проведенной вместе, она теряла уверенность в себе.

— Нет, просто я жутко вымоталась. А болят только ребра.

Она потянулась рукой за своей футболкой, но Аттикус не позволил этого сделать, мягко перехватив запястье.

— Не так быстро. Подожди.

Он вернулся в спальню. Что он там делал, Андреа не представляла и старалась не думать об этом.

Вскоре он вернулся, неся в руке три кубика льда. Открыл шкафчик в ванной, достал оттуда тонкую махровую мочалку и завернул в нее лед.

— Приложи к тому месту, где болит, и подержи так минут пятнадцать. Это поможет…

— Я знаю, что это даст, — прервала Андреа. Она наблюдала, как Аттикус снял с кровати покрывало и пошел с ним к тахте, стоящей в гостиной.

«Что ж, вроде бы вопрос прояснился», — подумала Андреа.

Она вздохнула и вернулась к осмотру потрясшей ее воображение ванной комнаты. Ее убранство определенно принадлежало иному миру, иному народу, который не мог и ведать уже о том, кто теперь пользуется этой роскошью. Снова посмотрев через дверь в гостиную, Андреа увидела, что Аттикус лежит с закрытыми глазами.

«Уже заснул», — решила она.

Не закрывая дверь, Андреа сняла остальную одежду и включила «индейский» душ. Подобно горному водопаду, вода обрушилась на каменный пол. К шуму падающей воды добавились звуки джунглей, наполняющие комнату из скрытых в потолке колонок. Андреа почувствовала, как все ее тело расслабляется, а напряжение, сковывавшее ее на протяжении последних нескольких дней, начинает постепенно исчезать. Она встала под струи теплой воды и снова посмотрела в гостиную. Оставив дверь открытой, она как бы давала понять Аттикусу, что не будет возражать против его визита. Андреа знала, что наутро станет корить себя за этот поступок, но ничего не могла с собою поделать. Она хотела, чтобы Аттикус присоединился к ней, пусть даже просто затем, чтобы обнять ее и поддержать.

Комната наполнилась паром, и Андреа отвернулась от двери, позволяя воде свободно падать ей на лицо. И ни на мгновение не могла она заподозрить, что укрытый в потолке «глаз» фиксирует каждое ее движение.

Мягкая и удобная тахта едва ли могла привести в порядок смешанные чувства Аттикуса. После прилива адреналина, вызванного схваткой с Римусом, тело стало тяжелым и неуклюжим. Нахлынули воспоминания, пробужденные к жизни фотографией, которую привезла Андреа, и от них некуда было деться. В мозгу настойчиво скреблись и напоминали о себе планы по уничтожению существа, названного Кроносом. По-прежнему, всякий раз вспоминая о Джионе, он будто дотрагивался до кровоточащей раны. И в довершение прочего — за стеной находилась женщина, которую он когда-то любил.

Неким образом ее присутствие затмевало все прочие чувства и переживания. Лежа на тахте и прикидываясь спящим, Аттикус весь сосредоточился на мыслях о своей давешней подруге, превратившейся в очаровательную женщину. В памяти сохранились четкие воспоминания о том, как он гладил ее нежную кожу, ощупывая ребра в поисках признаков переломов, затем живот и бока — нет ли там следов гематом. Не найдя ничего, он еще несколько мгновений не отводил рук, чувствуя прилив энергии и надежды от соприкосновения с ее теплым телом.

Почувствовав какое-то движение, Аттикус открыл глаза и взглянул на ее кровать. Андреа еще не вернулась. Дверь ванной комнаты оставалась открытой, и доносился шум воды, падающей на каменный пол. Она была в душе. Она не закрыла дверь.

Аттикус знал, что Андреа сейчас моется, обнаженная, но не мог увидеть ее. Все эти годы в нем сохранялись чувства по отношению к ней, и с тех пор, как она вновь вошла в его жизнь, чувства эти стали сильнее. Несомненно, Андреа появилась не просто так. Но что об этом теперь говорить — теперь, когда она была здесь? Но что может означать незакрытая дверь ванной? Простую забывчивость, естественную после треволнений минувшего вечера? Или же это действительно приглашение?

Не в силах дольше лежать, Аттикус сел на тахте и изо всех сил потер глаза руками. Встал и прошелся по комнате. Двинулся в направлении ванной, но задержался у мини-холодильника. Открыл его, кинул в рот кубик льда и — вернулся на тахту.

Положив голову на роскошную подушку, он заметил оставленную на кофейном столике фотографию: он, Мария и Джиона на пляже. Аттикус взял карточку в руки и стал рассматривать милые сердцу черты покинувших его девочек.

«Боже, как же мне их не хватает!»

Андреа рисковала жизнью, чтобы доставить ему этот снимок, каким-то чутьем угадав, что он хотя бы частично излечит его от безумия… Не она ли сама и есть — сумасшедшая?..

Тревор застонал, когда пар, заполнивший ванную в апартаментах Аттикуса, скрыл восхитительное тело Андреа. Посмотрел на Римуса и увидел, что улыбка его превратилась в гримасу.

— Знаешь, нам надо немедленно чуть уменьшить температуру воды.

Скривив рот, Тревор сел поудобнее и наклонился вперед, не отрывая глаз от изображения на экране.

— Я думаю, что, возможно, мы переоценили привязанность Аттикуса к женщине.

— Держу пари, что он педик, — фыркнул Римус.

— Хм, может быть, в нем просто взыграла совесть и он вздумал вступиться за нее. Так или иначе, но высокие моральные качества в людях меня всегда несколько пугали.

Римус взглянул на него:

— Но вы же верите в Бога.

— Верю, конечно. Просто случается, что я не согласен с Ним. И кроме того, для очищения души у меня есть О'Ши. Знаешь, и тебе стоит всерьез подумать о том, чтобы исповедаться.

Римус рассмеялся:

— Нет уж, спасибо. Я рассчитываю на ад.

— Принц среди чертей? Что ж, значит, пора баиньки. Завтра решающий день. Толку сидеть тут полночи и пытаться что-то разглядеть в этом паре?

Он повернул выключатель на столе, и настенные мониторы разом погасли. Римус с мрачным видом стоял и вглядывался в пустой экран, на котором всего минуту назад была обнаженная фигура Андреа.

— Небось, теперь-то тебе ее еще больше захотелось? — спросил, улыбаясь, Тревор, легко угадав бесхитростные мысли Римуса.

Гаваец молча кивнул.

Тревор отеческим жестом похлопал его по спине.

— Всему свое время, дорогой Римус. Всему свое время.

Едва Андреа успела промыть волосы после шампуня с экзотическим ароматом, как дуновение холодного воздуха вернуло ее из джунглей Южной Америки в ванную комнату на яхте Тревора Манфреда. Она обернулась и увидела скрытую паром фигуру человека, стоящего у входа в душевую кабину.

— Кто здесь?

Андреа тотчас же облегченно вздохнула: это был Аттикус.

Аттикус!

Не зная, прикрывать ей наготу или нет, она дрожащим голосом произнесла:

— Я… я не…

— Ты здесь по заданию начальства? Из-за этого монстра? Чтобы остановить меня? Отвечай!

— Нет, Атти. Я здесь из-за тебя.

— Зачем ты принесла этот снимок?

— Я обещала твоей жене… Марии… на фотографии. Это звучит глупо, но я обещала ей, что о тебе позабочусь.

— Ты проникла ко мне в дом?

— Ты же не запер дверь. Твой брат…

— Ты видела Коннера? Что… что он сказал?

— Он знает, что ты отправился на поиски монстра. — Сердце Андреа билось, словно двойная бочка в хеви-металлической песне. Она сама удивилась последующим своим словам:

— Он сказал, что редкая женщина вот так бросит все и отправится неизвестно куда на поиски старого друга.

Андреа почувствовала, как тело ее словно охватило пламенем, когда тень надвинулась на нее сквозь клубы пара. Из груди вырвался вздох облегчения и одновременно легкого разочарования, когда она увидела всего лишь руку Аттикуса, протягивающую ей полотенце. Она взяла полотенце и, выйдя из-под душа, завернулась в него.

— Это все? — спросил Аттикус.

— Нет. — Чувства Андреа разгорелись с новой силой, когда он оказался рядом. — Он сказал: «С возвращением в семью».

Аттикус подошел ближе, на нем были только трусы-боксерки и футболка. Странно, что она чувствовала себя столь комфортно в его присутствии.

— Прошло столько лет, — сказал он.

— Знаю.

— Тогда как такое возможно?

— Может быть, я — это не я?

Руки Аттикуса скользнули к ее талии и сомкнулись на ней. Андреа подтянула его к себе, и оба они оказались под падающей водой — ее полотенце и его одежда мигом намокли. Ручьи воды каскадами низвергались вниз, в долину, где сплелись их тела. Губы соприкоснулись — верхняя губа Аттикуса на нижней Андреа — в долгом поцелуе. Потом он подался чуть назад и взглянул в ее глаза.

— Я должен довести начатое до конца.

— Знаю.

— И ты не будешь пытаться меня остановить?

— Нет. Я лишь помогу.

Аттикус сжал Андреа в объятиях, и она, позабыв обо всем, отдалась на волю чувств, впервые за долгое-долгое время ощутив себя любимой и живой. «Да, ради этого стоило рискнуть», — подумала она. В этот момент Андреа осознала, какой же пустой была ее жизнь после смерти Абигейл. Но благодаря счастливому случаю — или волею Божией — они нашли друг друга, точнее, она нашла его, еле живого, и вернула к жизни. И вот теперь он отдает долг — возвращая к жизни ее.

 

33

На борту «Титана», залив Мэн

Аттикуса разбудили звуки ударов. Он быстро сел в постели и обнаружил, что рядом никого нет. Андреа исчезла. Удары продолжались, и в мозгу его возникла картинка: Римус бьет Андреа. Одним движением Аттикус выпрыгнул из кровати и бросился в гостиную. Андреа как раз шла к двери в прихожую, откуда и доносился стук.

— Остынь, — сказала она, открывая дверь.

Аттикус послушался и встал позади нее; дверь отворилась, и в апартаменты вошел О'Ши, обряженный в черную сутану. Глаза его округлились при виде Андреа, на которой из одежды была лишь армейская футболка Аттикуса. Хоть она и сидела на ней достаточно свободно, очевидно было, что под футболкой нет ничего, кроме трусиков.

— Боже… — только и успел прошептать О'Ши, после чего Андреа бесцеремонно прервала его отнюдь не приличествующие сану фантазии.

— Ну и что же вы теперь за священник? — проворчала она, собираясь захлопнуть дверь перед его носом.

— Постой, — сказал Аттикус, выходя в одних трусах из-за спины Андреа, — он не совсем обычный священник, Да и ты одета не как монахиня. Кроме того, это ведь он спас тебе жизнь.

Андреа недоуменно взглянула на Аттикуса.

— Он дал мне знать, что Римус тебя схватил, — пояснил Аттикус.

Андреа чуть сконфуженно улыбнулась священнику.

— Значит, я вам обязана жизнью?

— Не думайте об этом, — сказал О'Ши. — Лучше сделайте мне одолжение и оденьтесь. Хоть я и священник, но мужское достоинство пока еще при мне.

Улыбнувшись, Андреа прошла в спальню.

Едва она скрылась за дверью, О'Ши слегка пристукнул Аттикуса по плечу:

— Черт бы вас побрал! Настоящий герой кинобоевика: спасая мир, завоевывает хорошеньких девушек.

— Ничего не было.

— Ну разумеется, — сказал О'Ши с кривоватой ухмылкой.

Аттикус понял, что священник ни за что не поверит, что они с Андреа не занимались всю ночь напролет греховным сексом.

Только теперь Аттикус заметил, что О'Ши слегка запыхался и что на лбу его выступили капельки пота.

— Сдается, вы пришли что-то мне сообщить?

— А! Верно! — воскликнул священник. — Похоже на то, что мы снова засекли Кроноса. Как и вчера, он идет за косяком. Тревор полагает, что все пойдет по вчерашнему сценарию и монстр приблизительно в то же время вынырнет на поверхность.

Аттикус прищурился в раздумье.

— Это возможно. Многие животные придерживаются определенного распорядка дня, но морские хищники, как правило, к их числу не относятся. Они не могут быть уверены, что найдут пищу в следующий раз. С другой стороны, я сомневаюсь, чтобы эта тварь имела проблемы с поиском пропитания, поэтому предположение о своеобразном распорядке дня допустимо.

Когда Аттикус закончил, О'Ши сделал удивленное лицо.

— Что с вами? — осведомился Аттикус.

— Я-то ожидал, что вы, сметая все и вся на своем пути, броситесь в рубку, затем прыгнете в «Манту» и понесетесь убивать зверя. А вместо этого услышал лекцию океанографа о питании животных. Похоже, что красота действительно способна убить чудовище.

К мужчинам присоединилась Андреа, одетая в шорты и синюю футболку. Ноги ее были босыми, поскольку из обуви она располагала лишь единственным ластом.

— Если ты действительно собираешься сделать это, то сначала оденься, а потом уже покончим-ка со всем этим.

Она сунула Аттикусу в руки его одежду и прошествовала мимо О'Ши в коридор.

О'Ши улыбнулся:

— Или как?

— Как пройти на мостик? — высунулась из коридора Андреа.

— Я не уверен, что Тревор…

Андреа проигнорировала его слова.

О'Ши вопросительно посмотрел на Аттикуса. Тот только пожал плечами:

— Она подписала бумагу о неразглашении.

Андреа, не обращая на них внимания, опять шла по коридору.

Аттикус, путаясь в штанах, сказал священнику:

— Вам лучше пойти с ней. Проследите, чтобы у нее не было проблем.

О'Ши двинулся было за женщиной, однако остановился.

— А вы куда?

Аттикус посуровел и произнес:

— Убить его.

— Сейчас вот прямиком в «Манту»?

Аттикус кивнул, прислушиваясь к раздающемуся по коридору эху шагов Андреа:

— Присмотрите за ней в мое отсутствие.

О'Ши кивнул и быстро пустился по коридору.

— Бог в помощь, Аттикус! — крикнул он, не оборачиваясь, от самой лестницы.

Через минуту Аттикус, облаченный в джинсы, футболку и кроссовки, выскочил вслед за О'Ши, но побежал по коридору в противоположном направлении. Он сомневался, что даже Бог сможет помочь ему. Он сам превратится в дьявола, он станет воплощением смерти и разрушения. С каждым шагом по коридору к лестнице, ведущей на нижние палубы «Титана», пульс учащался, а ярость клокотала все сильней. Еще чуть-чуть, и он станет безжалостной неудержимой машиной и холодная ненависть наполнит его силой для противостояния с монстром, который отмахнулся от титанового гарпуна так, словно это была зубочистка. Если бы кто-нибудь повстречался с Аттикусом теперь, когда он мчался по лестнице, то мог бы принять его за ревущего от голода зверя, вышедшего на охоту.

Что было бы недалеко от истины.

Влетев в рубку, О'Ши увидел, что Тревор и Андреа мирно попивают кофе и над чем-то смеются. Тревор заметил тревогу на лице священника.

— Пришли проконтролировать меня, святой отец?

— Да я просто…

— Бояться нечего, добрый человек. В моих ли силах противостоять чарам прекрасной женщины, пока она является гостем на борту «Титана»? Сейчас, когда она не представляет правительство Штатов, она — само очарование, — сказал Тревор и, чокнувшись чашкой с собеседницей, сделал глоток.

Андреа встретилась взглядом с О'Ши и коротким кивком головы дала понять, что она вовсе не разделяет восторгов Манфреда по поводу их общения. О'Ши и без того из собственного опыта знал, что подобное доброжелательное обхождение Тревора является только хитростью, призванной расположить к себе противника, чтобы затем его уничтожить… иногда — в буквальном смысле этого слова. Он слышал достаточно исповедей, чтобы не питать никаких иллюзий на сей счет.

— Сэр! — раздался крик капитана. — Мы следим за монстром, но на экране появилось что-то еще, меньших размеров, и…

— Да-да, — покивал Тревор. — Наш герой откликнулся на призыв, как мы и предполагали.

Андреа вскочила на ноги.

— Что? — Она посмотрела на О'Ши и спросила: — Где Аттикус?

Священник показал на зеленый экран, над которым склонился капитан. На экране были видны несколько маленьких пятен: косяки рыбы и небольшая морская живность. В стороне — большая клякса неясных очертаний, за которой двигался очень крупный объект. К последнему по экрану скользил маленький овал. Тревор встал возле Андреа и ткнул пальцем в овал.

— Видите? Аттикус решил: сегодня — иль никогда.

Тревор проследил траекторию движения мини-субмарины: она должна была неминуемо встретиться с монстром.

Постучав по экрану, Тревор произнес:

— Тот, кто сражается с чудовищами, должен остерегаться, чтобы самому не стать таким же чудовищем. Когда вы чересчур долго заглядываете в бездну, бездна заглядывает в вас. — Он широко улыбнулся и посмотрел на Андреа безумными голубыми глазами. — Остерегайтесь Кроноса! Ибо чудовище охотится теперь за вами.

Андреа промолчала, но чувство безопасности вдруг исчезло.

— Вам будет любопытно узнать, — обратился к ней Тревор, — что мы заранее планировали одиночную вылазку Аттикуса.

Он повернул выключатель, и на стене рубки ожили пять мониторов. На четыре передавалось изображение с камер, расположенных по четырем бортам мини-субмарины, обеспечивая зрителям круговой обзор. На пятом можно было увидеть кабину «Манты» и злобно ухмыляющегося Аттикуса, сидящего за джойстиком управления.

— Мы можем переговорить с ним? — спросила Андреа, пытаясь выглядеть не слишком взволнованной.

— Конечно же можем, но мы не будем. Ведь не захотим же мы остановить разогнавшийся локомотив, — ответил Тревор. — Аттикус встретит свою судьбу так, как сам того и желал, — в одиночку.

В рубку с палубы вошел Римус в ярко-оранжевой рубашке-гавайке и с ухмылкой на лице. На мгновение он задержал сердитый взгляд на Андреа, затем молча занял место капитана за штурвалом.

— Как и мы все, — неожиданно серьезно посмотрев на Андреа, добавил Тревор. — Римус, начинаем преследование.

О'Ши с трудом сдерживал отвращение. Он достаточно хорошо знал Тревора, чтобы понимать: если с Аттикусом что-то случится, Андреа не проживет и дня. Если Аттикус не вернется с охоты, ему, О'Ши, необходимо будет помочь Андреа бежать с «Титана». Пока он не представлял, как это можно осуществить. И поэтому — в первый раз за всю свою жизнь — О'Ши молился. Это была не одна из тех молитв, которые с такой легкостью он сочинял на протяжении стольких лет для ублажения Тревора, а подлинное обращение к Богу, единому и всемогущему, кем бы Он ни был.

 

34

На борту «Титана», залив Мэн

«Манта» стремительно мчалась на глубине двадцати футов от поверхности. Аттикус сидел прямо и неотрывно смотрел вперед. Чем-то он сейчас напоминал первобытного человека, который выходил на охоту и убивал жертву голыми руками, что требовало подобной же сверхконцентрации. Но для большинства ныне живущих те времена, когда люди с дикой жестокостью убивали животных, чтобы прокормиться, давно прошли. Аттикус знал, что это отнюдь не так. Ему не раз приходилось сталкиваться с проявлениями дикости со стороны людей, а порой он и сам оказывался ее воплощением.

Как сейчас.

Душевные раны, о которых Аттикус так отчаянно пытался забыть эти последние дни, теперь вновь раскрылись и кровоточили. Ненависть нарастала и клокотала в нем, вырываясь наружу, подобно облаку от взрыва, напрочь уничтожая все прочие чувства и затмевая сомнения. Им руководил праведный гнев, который превратил его в острие сияющего копья, пронзающего глубины океана.

Чем ближе Аттикус подбирался к цели, тем сильнее играл в крови адреналин в предвкушении схватки не на жизнь, а на смерть. Еще крепче стиснув зубы, он до боли в глазах всматривался в расстилающуюся впереди синюю бесконечность. Наконец он увидел ЕГО.

Неясная тень двигалась на глубине. Он находился прямо над монстром!

Не отдавая себе отчета в возможных последствиях, Аттикус резко развернул «Манту» носом вниз и, подобно пикирующему истребителю, помчался на глубину. Большой палец, дрожа, замер над кнопкой запуска торпед. От одной торпеды толку, конечно, не будет, но «Манта» оснащена десятью, а этого должно хватить, чтобы уничтожить чудовище.

Сейчас оно находилось в двухстах футах иод ним и всего в пятнадцати футах над дном океана. У Аттикуса при виде твари перехватило дыхание, и он едва не лишился всего своего мужества. То, что он видел вместе с Тревором и О'Ши с палубы яхты, не шло ни в какое сравнение со зрелищем, представшим его взгляду сейчас. Он напомнил сам себе краба, атакующего гигантскую белую акулу, и как акула не обратила бы на краба никакого внимания, так и Кронос игнорировал приближающуюся мини-субмарину.

Аттикус продолжал нестись вниз, рассчитывая, что все торпеды попадут в цель. Он приблизился к громадной лошадиной голове монстра и был поражен абсолютным его спокойствием. Ленивыми волнообразными движениями тварь продвигалась вперед, помогая себе длинными грудными плавниками и очень маленькими боковыми. Аттикус убедился, что предложенное Тревором сравнение с кронозавром не так-то уж далеко от истины. Вот если бы еще туловище уменьшить футов на сто… Пасть была слегка приоткрыта, обнажая ужасные зубы. И глаза… Аттикус не отрываясь смотрел в них, одолеваемый под их гипнотизирующим взглядом воспоминаниями.

С полным ярости криком Аттикус вдавил в панель желтую кнопку, разгоняя «Манту» до скорости, при которой столкновение было неминуемо. Затем легкими касаниями пальца выпустил подряд все десять торпед, целя точно в голову Кроноса. Покончив с ними, Аттикус заметил, что субмарина по-прежнему набирает скорость и догоняет торпеды, готовые вот-вот взорваться. Он резко бросил «Манту» вниз, под летящие снаряды, и в последний миг перед тем, как первый из них взорвался, оказался между брюхом монстра и дном океана.

В следующую секунду все вокруг содрогнулось: взорвались одна за другой все торпеды, и из эпицентров пошли огромные волны. «Манту» развернуло на триста шестьдесят градусов. Аттикус вырубил двигатели, и субмарина начала боком опускаться на дно, словно монетка, брошенная в колодец желаний. Наконец «Манта» с легким толчком достигла дна, вспучив клубы песка.

Когда песок начал оседать, покрывая в числе прочего верхнюю часть подлодки, Аттикус услышал низкий вибрирующий рев. Что это — предсмертный вопль? Неужели у него получилось?

Рев постепенно перерастал в оглушительное, полное ярости рычание. Это было невероятно: Аттикус выпустил в Кроноса десять торпед с близкого расстояния! И единственное, чего он добился — разъярил его. Несколько утешало то, что сейчас он, как настоящая манта, лежит на дне, зарывшись в песок. Но сражению еще не конец. Аттикус поднес руку к выключателю электрошоковых кабелей. Они проникали в цель либо присасывались к ней, а затем действовали как электрошокер: по ним проходил мощный заряд. Изоляция не позволяла заряду рассеяться в воде. Только в отличие от обычного шокера, заряд, пропускаемый через кабели, был достаточен для того, чтобы поразить насмерть десяток китов… или команду катера Береговой охраны.

Когда муть осела и стало возможным осмотреться, Аттикус с ужасом понял, что угодил в серьезный переплет.

Кронос, оставив привычные волнообразные движения, медленно кружил всей своей огромной массой вокруг «Манты», работая всеми четырьмя плавниками. Он мгновенно вычислил противника и теперь, очевидно, размышлял, как поудобнее с ним разделаться. Аттикус ошеломленно наблюдал, как мимо проплывает хвост чудовища и, почти тотчас же за ним, голова, так что все тело образовывало гигантское кольцо. Один глаз уставился на Аттикуса. Он не сомневался, что Кронос видит его внутри субмарины.

«Вероятно, поэтому он до сих пор не нападает», — подумал Аттикус. Если эта тварь хоть сколько-нибудь разумна, как кит или дельфин, она не может не призадуматься: как это одно существо может находиться живым в утробе другого? Совершая очередной круг, Кронос при каждом движении задевал дно передними длинными плавниками, вздымая тучи песка, которые окутывали его лоснящееся, черное вверху и белое внизу, туловище.

На какое-то мгновение Аттикус увидел это существо таким, какое оно есть на самом деле, — не урод и не машина для убийства, а удивительное, уникальное во всех смыслах создание.

А затем он положил палец на выключатель электрошокового устройства, ожидая, когда вновь покажется голова. Если дать разряд точно в глаз, это может оказаться эффективным. Справа появилась чудовищная пасть, следом показался глаз, по-прежнему уставившийся на Аттикуса. Он ждал, когда голова монстра окажется в зоне убойного действия электрошокера, готовясь поднять «Манту» со дна в облаке песка и огня. Сидя как в первом ряду зрительного зала, он ожидал увидеть, как тварь поджарится в собственной шкуре.

Аттикус задержал дыхание. Он прямо-таки видел, как его сердце бьется в груди.

И с каждым ударом перед глазами проходили образы людей, живущих и умерших.

Джиона…

Мария…

Андреа…

Он сморгнул и понял: момент настал. С ревом двигателей «Манта» вырвалась из песка, разметав вокруг облако мути. Большинство морских обитателей бросились бы наутек при виде взметнувшейся со дна субмарины. Кронос же повернул к «Манте» пасть, раскрыл ее и приготовился проглотить жертву.

Аттикус активизировал электрошокеры и направил лодку вперед. Цель была выбрана точно: глаза монстра. Атака должна оказаться смертельной. Даже существо таких гигантских размеров не сможет выжить, если ему поджарить мозги.

Но буквально в последнюю секунду Кронос изогнул голову и сомкнул челюсти на кабелях, моментально перекусив их. Заряд, предназначенный для определенной цели, ушел в воду, поразив и «Манту», и Кроноса.

Удар, потрясший лодку, вышиб Аттикуса из кресла, так что он едва не лишился сознания. Но шок тотчас же прошел. Электроника субмарины отказала, и она снова стала опускаться на дно.

Когда Аттикус несколько пришел в себя и сообразил, что произошло, он не удержался от крика. То, что видела Джиона в последние секунды жизни, теперь предстало перед ним. Кронос широко раскрыл темную зияющую пасть и засасывал в нее «Манту». Размеры субмарины не позволяли проглотить ее целиком, но Аттикус нисколько не сомневался, что мощные челюсти с легкостью ее перекусят. С пронзительным скрипом, разрывающим барабанные перепонки, Кронос пытался прокусить стеклянную кабину. Ожили системы «Манты», замигали лампочки внутри субмарины, осветив челюсти монстра. Аттикус не мог оторвать взгляд от копьеподобных зубов и гадал, почему им до сих пор не удалось сокрушить стекло и покончить с ним.

Как бы то ни было, он не собирался упускать свой последний шанс. Стараясь не смотреть вверх, Аттикус привел в боеготовность ядерный заряд. Любая задержка сейчас грозила потерей времени, необходимого для введения переданного ему Тревором кода активации. На утопленной в подлокотнике кресла клавиатуре он выстукивал пятнадцатизначный код. Завершив набор цифр, Аттикус замер с занесенным над кнопкой запуска указательным пальцем.

Поднял наконец голову и посмотрел наверх.

Он не заметил никакого движения, не почувствовал удара, когда субмарина мягко опустилась на песчаное дно. Теперь же, когда жуткие челюсти выпустили «Манту» и в кабину просочился сквозь толщу воды слабый солнечный свет, Аттикус понял, что сделал Кронос.

— Какого черта? — произнес Аттикус, убрав руку от кнопки запуска, и пристально посмотрел в глаза отступающему чудовищу.

Кронос, удалившись на двадцать футов, возобновил круговые движения. Чего-то он явно ждал, но чего?

Подобное поведение — Аттикус хорошо это знал — абсолютно невероятно в животном мире. Кем бы ни было это существо, его жизнь подверглась угрозе. На него напали, но оно не попыталось бежать. Безусловно, оно защищалось, но в пределах разумного, а затем… затем проявило милосердие.

Аттикус покачал головой, решив, что в своих размышлениях зашел слишком далеко. Он вспомнил Джиону и то, как Кронос с нею расправился. Если предположить, что существо разумно, значит, оно нарочно съело Джиону, с ним же сейчас попросту играет. Он снова потянулся к кнопке активации, но замер, не донеся руки. Внимание вдруг привлекло туловище Кроноса. Или же это было что-то внутри его?

Аттикус сосредоточился на этой аномалии.

Внутри Кроноса вспыхнуло. Возможно, он, как электрический угорь, накапливает в себе заряд? В таком случае у сельди не было бы ни единого шанса на спасение, а он сам и Джиона получили бы ощутимый удар током. Так что же это, черт побери, такое?

Будто отвечая на заданный вслух вопрос, Кронос приблизился к «Манте» на расстояние не более десяти футов и заполнил собой весь обзор. Повинуясь больше инстинкту, чем голосу разума, Аттикус выключил внутреннее освещение, погрузив субмарину во тьму.

Он снова увидел это — вспышка внутри чудовища, исходящая из некоего источника. Затем, неожиданно ярко, вспышка повторилась несколько раз, словно в стробоскопе, и в самом центре пятна света обозначилась фигура.

Силуэт в источнике вспышек.

Очертания чего-то.

Тела.

Очертания тела, которые Аттикус моментально узнал.

— О господи, нет… — прошептал он, так резко наклонившись вперед, что ударился головой о поликарбонатное стекло кабины, отделявшее его от океана и его обитателей. Но Аттикус даже не ощутил удара.

Он узнал очертания человека внутри Кроноса, как бы невероятно это ни было. Его охватила сначала печаль, затем ярость, так что все тело его затряслось в конвульсиях. Тварь решила помучить его!

Не успел Аттикус привести в действие ядерный заряд, который уничтожил бы и его, и Кроноса, как произошло невозможное. Среди продолжающихся вспышек силуэт чуть шевельнулся. Аттикус разглядел ее руки. Он видел ноги, прижатые к груди.

Жива до сих пор!

Джиона была жива… внутри Кроноса.

Из глаз Аттикуса потоком хлынули горячие слезы. Он прижался лицом к стеклу, отчаянно желая вырваться через него наружу, вскрыть чрево твари и вытащить оттуда свою до сих пор живую девочку.

— О детка! Я здесь! — Аттикус набрал полные легкие воздуха и закричал: — Джиона! Я здесь! Я спасу тебя! Я тебя не брошу, слышишь? Джиона!

Он в исступлении бил кулаками по стеклу и во второй раз за несколько дней почувствовал, что сердце его разрывается от горя. Внезапно вспышки прекратились, и силуэт исчез под темной шкурой Кроноса. Монстр стал медленно удаляться и, будто прощаясь, повернул свою морду к «Манте». И снова, на этот раз еще более отчетливо, Аттикус почувствовал, что в его огромных черных глазах светится разум. Кронос посредством глаз передавал какое-то сообщение — в них отражались угроза и как бы неодобрение… укор.

Аттикус ссутулился в кресле. Как такое возможно? Да нет же! Голос рассудка кричал ему: «Она мертва! Джиона мертва!»

Нет, черт же возьми, — она жива!

Аттикус понял смысл послания, переданного существом. Глаза, грозящие поначалу, потом спокойные. Оно не желало ему зла. Потом оно издало еще и звук, крик. Такой мирный, что Аттикус, несмотря на весь ужас ситуации, ощутил покой. В этот миг он понял, что существо вовсе не собиралось съесть в буквальном смысле Джиону. Его девочка находилась внутри Кроноса, живая даже и по прошествии стольких дней. Целехонькая.

В мозгу Аттикуса колотился настойчивый вопрос: «Что ж это за существо?»