Мэри чувствовала одиночество Алека, несмотря на то, что он был так близко, жар его поцелуя разгорячил ее щеки и сделал влажными те места, о которых она и думать-то не хотела. Он целовал ее так бережно, словно боялся, что она может рассыпаться на части, его пальцы едва прикасались к ее голове. Мэри предполагала, что люди порой боятся Алека из-за его огромных размеров, но она была сделана не из прессованного сахара, так что ему не стоило так осторожничать с ней. Она крепче сжала его подбородок, и его острый край впился в ее ладонь.

Подбородок у Алека был чудесный, с едва заметной ямочкой. Неудивительно, что он старался прикрыть ее, – из-за этой ямочки он казался таким ранимым. Но из-за того, что находилось между его ресницами и этой ямочкой, Алек был обречен на любовь женщин.

Но только не на любовь его девочки-жены, и в этом прятался корень его проблем.

Мэри никогда так не целовали, но инстинктивно она понимала, что этот поцелуй – еще не предел. Есть что-то более глубокое. Более темное. Что-то, что заставит ее потерять голову и забыть о том, чтобы сказать «нет». Сказать: «Остановись!»

Мэри уже была готова прервать поцелуй, но опасалась того, что у нее может никогда больше не появиться такого же шанса. Он – барон. Бароны обычно не рвутся целовать таких женщин, как она. Да он и не собирался этого делать, пока она не повернулась к нему, когда он хотел наградить ее невинным, легким, дядюшкиным поцелуем в щечку. Но она не была его племянницей, она видела его обнаженные бедра, так почему бы не сделать еще один шажок дальше?

Мэри никогда прежде не видела мужских бедер, не считая бедер ее племянников, но они не были покрыты черной порослью и не смахивали на стволы деревьев. Она чувствовала запах крахмала, исходивший от его рубашки, аромат его одеколона и – да, легкий лимонный аромат, когда втирала мазь в его кожу, покрывшуюся пузырями. Их отношения дошли уже до такой степени неприличия, что один маленький поцелуй не мог ничего испортить.

Приличия, приличия, приличия… Мэри так и слышала голоса своей покойной матери, мисс Эмброуз, своей невестки Филлис, тети Мим. Вся ее жизнь скована предостережениями и обязанностями.

Черт бы побрал предостережения и обязанности! Черт бы побрал нормы поведения и морали!

Глубоко вздохнув, она качнулась вперед и тут же услышала мучительный стон Алека Рейнберна. Похоже, ему нравилось то, что она делает своими губами, и Мэри расстаралась еще больше. Правда, она не была уверена в своих женских умениях, но у Алека наверняка хватает опыта на них обоих. Она позволила ему вести ее, нежно скользить языком по ее языку и с готовностью отражала каждую его атаку, каждый толчок. В награду его рука обвила ее тело и так крепко прижала ее к его груди, что между ними нельзя было бы просунуть и визитную карточку. Ее груди как-то странно заныли, и она никак не могла вдохнуть в легкие достаточное количество воздуха, чтобы не испытывать небольшого головокружения.

Хотя это всего лишь результат тугого шнурования. Нет, это грандиозно! Миры, языки и зубы сталкивались. Теперь-то Мэри понимала, что имели в виду авторы этих глупых романтических книг, которые Харриет давала ей почитать, когда ставили в них многоточия. И Мэри тоже ставила-ставила-ставила точки, положив руки на плечи Алека и закрыв глаза, лишь ее веки чуть трепетали. Ей не нужно было больше смотреть на него, она хотела лишь чувствовать его искусство поцелуев, когда, забыв о своих сомнениях, Алек целовал ее так, словно она – единственная в мире женщина. Даже мысль об этом смешна – Мэри не сомневалась, что он знавал более уверенные, более опытные поцелуи, но кто она такая, чтобы спорить? Она была не в состоянии мыслить ни прямо, ни витиевато.

Жарко. Жестко. Влажно. Скользко. Грубо. Слов больше не осталось. Ее словарного запаса не хватает. Она упала на кровать, и он оказался рядом, одна его большая рука сжала ее грудь, скрытую под шелком, а другая – зарылась в ее волосы. Придется ей снова делать прическу, прежде чем она пойдет к тете Мим…

О, ей не хочется видеть кого-то, идти куда-то… Никогда! Это так…

Ее губы изогнулись. Так… непрофессионально. Неправильно. Чудесно.

Однако, возможно, Алек услышал первые два слова, но не последнее, потому что, откатившись в сторону, пробормотал слово, которое она никогда не решалась не только произнести, но и подумать о нем.

Алек лежал на спине, глядя в потолок. Вид у него был одновременно яростный и смущенный. Мэри заметила, что он прижал подушку к своему естеству. Сев, она разгладила лиф. Вместо этого ей очень хотелось расстегнуть донимавшие ее зудом кружева, но у Алека и без того такой несчастный вид. Не стоит больше искушать его – и себя тоже.

– Ни к чему извиняться, милорд, – быстро проговорила Мэри. – Мне было очень приятно. И в этом только моя вина. Это я заманила вас, видите ли. – Скорее она заманила себя: когда Алек наклонился к ней, она сделала первое, что пришло ей в голову, – приоткрыла рот. Это было так естественно. Так правильно, хотя, конечно, ничего правильного в этом нет.

Егорот приоткрылся, но он не издал ни звука.

– Когда вы хотели поцеловать меня в щеку, я повернулась к вам лицом. И вы не смогли сдержаться. Прошу извинить меня за мою слабую попытку обольщения. Точнее, это не было обольщением. Мне был просто нужен пристойный… – или непристойный – …поцелуй. Только поцелуй и ничего больше. – Мэри едва заметно кивнула на подушку, которую Алек до сих пор сжимал в руке с таким отчаянием, словно она была спасательным кругом, а он – утопающим. – Вы должны понять, что из-за моего прошлого мой опыт в таких делах весьма… ограничен. А после того что произошло сегодня, после всех этих странных совпадений, я подумала: а что в этом плохого? Это же всего лишь поцелуй. – Честно говоря, ей приходило в голову не только это.

– Всего лишь поцелуй… – пробормотал Алек. Вид у него стал еще более свирепый и менее смущенный.

– Мне почти тридцать лет. Можете назвать это моей лебединой песней. В конце концов едва ли что-то из нынешних событий повторится в моей жизни. Я была обнаженной в одной комнате с вами…

– Было темно, я ничего не видел, – перебил ее Алек.

– …когда вы прикасались ко мне так… интимно, а потом я попросила вас снять брюки, чтобы прикоснуться к вам. Скажите мне, что хуже? Поцелуй или прикосновения?

Он издал звук, весьма напоминающий рычание.

– Все это ужасно, – промолвил Алек. – Это не должно повториться, мисс Арден.

Мэри вся сжалась. Неужели она действительно так неуклюжа и непривлекательна?

– Разумеется, лорд Рейнберн. Мое любопытство удовлетворено.

– Любопытство кошку сгубило.

– Вы не сделаете мне ничего плохого, лорд Рейнберн. Я считаюсь неплохим знатоком человеческих характеров, и я готова поставить на кон свою жизнь за это утверждение, – проговорила Мэри абсолютно серьезно. Этот человек и без того немало пострадал из-за подозрений общества. Если бы больше людей целовали его, они бы поняли, что он просто не может быть убийцей. Алек – самый нежный из всех гигантов. И он вел себя так уважительно по отношению к ней во время этой интерлюдии. Черт!

Разумеется, Алек не может целовать всех вокруг, однако, судя по его репутации, он проявил неслыханный героизм, целуя женщин. Господи, что за противоречивые мысли у нее в голове! Она чувствовала себя электрической цепью, которая выключила какой-то провод.

Алек и не подумал встать с кровати.

– И ты все расскажешь тете, не так ли?

– Об этом глупом поцелуе? Вы считаете меня ябедой? Вы не один боитесь тети Мим. – Оливер мог бы оценить этот случай, но Мэри не хотела давать ему повода для вдохновения. А то мальчик может попасть в неприятную историю, если вздумает целовать тут, кого захочется.

Мэри не могла сокрушаться о том, что доставило ей удовольствие. Нет, это был стоящий опыт. Она потерла губы пальцем, чтобы убедиться, что они все еще на месте.

– Мне надо встать, – промолвил Алек, и не пытаясь этого сделать.

– Да. Надо.

– Но, кажется, я еще не в состоянии подняться. – Костяшки пальцев его руки, сжимавшей подушку, совсем побелели.

– Наверное, все дело во мне. – Мэри заставила себя пересечь комнату и сесть за туалетный столик, чтобы Алек мог сдвинуть то, что нужно было сдвинуть. Валик, который она использовала для того, чтобы поднять волосы на невероятную высоту, вывалился из прически и болтался сбоку, как маленький батончик хлеба. Ее губы распухли, как будто их искусал рой пчел. Скрыть то, что сейчас с нею произошло, было невозможно.

Подумать только, она лежала рядом с мужчиной на кровати, и хоть ее корсет был, как обычно, туго зашнурован, все это поражало и шокировало ее.

Она вела себя как глупая школьница.

– Да пропади ты пропадом! – Мэри вытащила шпильки из волос и бросила валик на стол. Волос у нее не больше, чем у живущей по соседству женщины, но иногда Мэри было трудно поднять их на нужную высоту без помощи горничной. Но Гамблен и без того была почти постоянно занята, ухаживая за тетей Мим, поэтому Мэри не всегда могла дозваться ее. Мэри взяла в руки щетку, готовясь расчесывать рыжую копну.

Позади нее послышался стон.

– Вам больно, лорд Рейнберн?

– Да, детка, больно. Лучше бы я был слеп.

– Знаю, что выгляжу не лучшим образом, – сердито проговорила она. – Но это ваших рук дело.

– Ты смерти моей добьешься, – пробормотал Алек. – Господи, дай мне сил!

– Просите у Господа дать вам сил на то, чтобы уйти с моей кровати! Вам нужно выйти отсюда до тех пор, пока гости отеля не начнут расходиться по комнатам после обеда. Вас не должны видеть на этом этаже.

Тут ее щетка наткнулась на спутанный узел волос, и Мэри едва сдержалась, чтобы не произнести в сердцах то самое слово, которое недавно использовал лорд Рейнберн. Он очень плохо на нее влияет. До знакомства с ним Мэри и не думала, что может снимать с мужчины брюки, лежать рядом с ним на кровати и целоваться, а если и думала, то всего лишь во сне. Однако большую часть жизни она ни о чем не грезила, была практичной и целеустремленной.

– А вдруг лифтер узнал вас и рассказал Бауэру, что мы вышли на одном этаже?

– Что случилось, то случилось, моя дорогая. К тому же я мог идти к кому-то в гости. Ты же знаешь, я так популярен.

Неужели ему совсем себя не жаль? Хорошо хоть у него есть два брата.

– Завтра вы должны быть очень осторожны, – сказала Мэри. – Вообще-то было бы лучше, если бы вы не встречались со мной до тех пор, пока Оливер вечером не спасет меня. Ничто не должно нарушить наши планы.

– Наши планы уже нарушены, Ева.

Что он хочет этим сказать? Ее волосы потрескивали под щеткой, пока она методично расчесывала их. Она могла бы представить, что его тут нет, что он не занимает так много места на ее кровати, в ее комнате, в ее се…

«Мэри Арден Ивенсон, – сказала она себе, – не будь такой глупой. Это был всего лишь поцелуй». Поскольку в ее жизни до сих пор не было поцелуев, этот не имел никакого значения, если смотреть на вещи шире. Лорд Рейнберн повеса и развратник, а она – всего лишь смешная старая дева, к тому же слишком любопытная, на свою голову.

Что ж, на один из вопросов она ответ получила – поцелуи куда приятнее на практике, чем в теории. Мэри всегда было интересно, как это двое людей могут получать удовольствие от того, что сталкиваются носами и обмениваются слюной друг друга, но сейчас в этом деле появилась кое-какая ясность. Так что, возможно, заниматься любовью так же приятно, если человек сможет не стесняться и не замечать запаха чужого тела. Впрочем, лорд Рейнберн пахнет восхитительно.

Мэри ударила щеткой по голове, словно пытаясь вбить туда хоть немного разума.

Кровать заскрипела.

– Вы все еще здесь? – раздраженно спросила она.

Алек уже сел, его черные волосы были взъерошены.

– У тебя очень красивые волосы, – заметил он. – Как закат.

Мэри закатила глаза.

– Это всего лишь волосы.

– У моей матери были такие же волосы, как у тебя. Огненные.

– Я напоминаю тебе твою мать? – Мэри неожиданно почувствовала раздражение.

– Да, хотя… нет. Ты совсем на нее не похожа. Она была высокой, такая валькирия. Отчаянная всадница. Мой брат Эван пошел в нее. Ты познакомишься с ним, когда приедешь в Рейнберн-Корт.

Мэри повернулась к нему лицом.

– Вообще-то я не считаю, что это хорошая мысль, милорд. Наверняка ваша экономка и дворецкий отлично знают, какие слуги нужны в вашем доме. Они могут сообщить об этом в письме и направить его в «Ивенсон эдженси», и мы – я хочу сказать, тетя Мим – сделаем все от нас зависящее, чтобы найти вам подходящую прислугу.

– Ха! В этом ты как раз ошибаешься. Их обоих нет.

– Они вас бросили?

Его рука зарылась в волосы, еще больше взлохматив их.

– В некотором роде – да. Старый Элфинстоун в прошлом месяце упал замертво – аккурат в переднем коридоре, где он просидел пятнадцать лет. Миссис Спотвуд вскоре после этого ушла на пенсию, заявив, что мой дом приносит несчастья. Думаю, все дело в том, что дом слишком велик, чтобы присматривать за ним, – слуги-то разбежались, а ей еще и готовить приходилось. А современные девушки скорее предпочтут работать машинистками в Эдинбурге, чем махать швабрами да печь овсяные лепешки. Так что если не считать временных работников, у нас, конечно, в доме царит некоторая неразбериха. Я езжу туда каждый день, чтобы проверить, как идут работы по обновлению дома, но я всегда проводил больше времени в своем лондонском особняке, чем здесь, в горах Шотландии. В этом моя ошибка. У Эвана просто нет времени на то, чтобы следить еще и за домом, и раз уж я решил жить здесь постоянно, то все заботы об имении ложатся на мои плечи. Как и должно быть.

Щетка для волос едва не выпала из руки Мэри.

– Т-ты бросаешь свою лондонскую жизнь?

– Да, думаю, настало время для этого. Ты так не считаешь? Я за свою жизнь глупостей уже понаделал. Чертовски неприятно заходить в клубы и замечать, как вокруг тебя смолкают разговоры. Лучше уж я останусь тут с братьями. Нельзя навсегда убежать от прошлого и от своего наследия.

Но, поселившись здесь, он как раз убежити будет прятаться тут, зализывая раны.

– Понятно, – кивнула Мэри. – Я поговорю с тетей Мим. Хотя, возможно, поездки к тебе она просто не выдержит.

– Но когда я видел ее на Маунт-стрит, она казалась абсолютно здоровой, – заметил лорд Рейнберн.

Господи, какой кошмар жить двойной жизнью!

– Да нет, речь идет всего лишь о небольшом недомогании. Оно ни на йоту не помешает ее бизнесу, – заверила Алека Мэри. – Не хочу, чтобы ты или кто-нибудь еще думал, что нашему агентству не хватает руководителя.

– Да нет, я так и не думаю, именно из-за его репутации я и обратился к вам. У меня есть друг – один из немногих оставшихся, – который ищет себе жену. Он говорит, что твоя тетя в поисках пары помогает.

– Иногда. Но плата за это непомерная.

– Об этом не беспокойся. Сам я такими вещами заниматься не намерен. С меня довольно одного неудачного брака.

Несмотря на заверения лорда Рейнберна в том, что он никогда больше не женится, Мэри невольно задумалась, кто из ее клиенток подошел бы на роль баронессы Рейнберн. Но потом она прогнала из головы эту мысль. Это не ее дело. К несчастью, мысль упрямо возвращалась.