Слишком много, но недостаточно. Мэри вцепилась в Алека, дрожа и извиваясь и моля Бога о том, чтобы ее собственные крики наконец затихли. Сохранять достоинство в такой ситуации невозможно, но она могла бы и не кричать так громко, хотя Алека, похоже, это не удивляло. Более того, он улыбался в те мгновения, когда не зажимал ее рот горячими, безрассудными поцелуями. Он так глубоко проник в нее – и языком, и плотью, что Мэри казалось, будто они превратились в одно существо. Их танец был сладким аперитивом, а это соитие не поддавалось описанию. Закрыв глаза, Мэри приподнялась на кровати – к Южной Америке на потолке, или то была сплющенная Австралия? Или один из полюсов? В это мгновение Мэри растеряла все свои знания по географии. Алеку нужно сделать что-то, прежде чем влажное пятно на потолке окончательно намокнет и рухнет им на головы. Но только не сейчас, прошу тебя, Господи!

Ну как она сможет вернуться в Лондон и продолжать свою безбрачную жизнь? Теперь, когда знает, чего была лишена…

Но в Лондоне полно мужчин, напомнила себе Мэри. Правда, возможно, не каждый из них способен доставлять ей такое удовольствие. Алек особый, уникальный экземпляр.

Она его любит.

Боже! Этого не должно было случиться. Заключая с ним грандиозную сделку, Мэри думала об опыте совсем другого рода, о чем-то почти безличном. А это – чем бы оно ни было – было очень даже личным, самым лучшим на свете.

Алек со страдальческим стоном оторвался от нее и изверг свое семя на простыню. Что ж, он не настолько потерял голову, чтобы сделать ей ребенка. Алек поступил правильно, так что Мэри не должна обижаться на это.

И все же она обиделась.

Алек просто порядочный человек, он думает о ее будущем. Настолько положительный, что ей хотелось ударить его по темноволосой голове.

Он мог бы решить свои проблемы, если бы вывел Эдит и Бауэра на чистую воду самым обычным способом. Дал бы, к примеру, судье почитать ее дневник – тот ведь состоял в совете консорциума и в то же время был представителем закона. Этому человеку было достаточно моргнуть, чтобы избавиться от Бауэра.

С другой стороны, если бы Алек раскрыл тайны своей покойной жены, то Мэри он не показался бы таким привлекательным. Он чтил память жены, несмотря на то, что та этого не заслуживала.

Мэри не хотела бы ревновать. Не хотела бы быть вторым шансом. Не хотела бы носить фамилию Ивенсон.

Алек перевернулся на спину, его грудь тяжело вздымалась. Он прикрылся одним углом скомканной простыни, а Мэри – другим.

– Это было… – заговорил он. – Нет, это неописуемо.

– Я тоже об этом подумала, – призналась Мэри.

Он приподнялся на локте. Его влажные волосы завились кудряшками, делая его похожим на шаловливого ангелочка.

– А нам с тобой хорошо вместе, да?

Мэри кивнула.

– Да, – вымолвила она. – В Шотландии…

– Когда тебе надо уезжать?

Никогда…

– Думаю, в среду, – ответила она. – Тогда у нас будет еще несколько дней, чтобы сделать… это снова. – Еще две ночи. Черт, еще два дня. Мэри не станет ждать, когда наступит ночь, чтобы оказаться в объятиях Алека, если ей очень захочется.

Алек улыбнулся ей.

– У меня есть для тебя еще один сюрприз, – сообщил он. – И этот сюрприз будет даже лучше танцев.

Что может быть лучше вальсирования на траве в сумерках?

– Да? И что же это?

– До завтра не скажу. И тебе не удастся заставить меня сделать это, как бы ты ни старалась.

Мэри похлопала рукой по его бицепсу.

– Зато я могу постараться получить пользу от ваших мускулов, милорд.

– Ничуть в этом не сомневаюсь. Ты столько лет работала за своим письменным столом, так что должна знать очень много.

Ну да, она как колокол, который не может не позвонить. Голова Мэри была полна фактов, которые она обрывками собирала из разнообразных сделок, заключаемых от имени агентства. А люди открывали перед ней свои сердца, считая ее мудрой пожилой женщиной.

Но именно сейчас ее мудрость куда-то подевалась.

– Может, мне не стоит возвращаться в офис тети Мим, – проговорила она задумчиво. – Я могла бы заниматься любой другой работой.

Алек нахмурился.

– Ты не вернешься в свои бакалейные лавки, – заявил он.

И произнес это таким тоном, словно их магазины были борделями или склепами. Для барона, разумеется, магазины ничуть не лучше, хотя, учитывая его прошлое, можно предположить, что Алек не испытывает неприязни к борделям.

– Я не знаю, что делать. Тетя Мим зависит от меня, как бы хорошо она себя сейчас ни чувствовала. Я всем ей обязана. Она совсем не сильная, несмотря на то, что у нее сильная воля.

– Ага, вот от кого она тебе передалась, – поддразнил ее Алек.

– Тетя Мим обучила меня, и сделала это хорошо. – Мэри сейчас была честна с ним, а упрямством и независимостью могла похвастаться задолго до того, как Мим привезла ее в Лондон. И это было причиной постоянных размолвок между Мэри, ее братом и невесткой.

– Уверен, что обучать тебя было нетрудно, – заметил Алек. – Ты же очень умна, не так ли? Ты умеешь сопереживать. И все понимаешь.

Мэри слегка смутили похвалы Алека.

– Если я что и понимаю, милорд, так это то, что я просто измоталась, да и вы, должно быть, тоже. Мы уже почти сутки не спим.

Алек заворочался в постели.

– Ну да, согласен. Хочешь, чтобы я лег в другой спальне?

Нет, этого Мэри не хотелось. Ей тепло и уютно. Но что, если он хочет побыть один?

– А чего хочешь ты? – едва слышно спросила она.

– Ты действительно должна об этом спрашивать, Мэри?

– Некоторым людям лучше спится в одиночку, – неуверенно проговорила Мэри.

– И обычно я – один из них, – сказал Алек. – Но прошлой ночью нам было хорошо вдвоем, не так ли? Если только ты больше не испытываешь необходимости в моей защите.

Еще никогда Мэри не чувствовала себя такой защищенной, как в объятиях Алека, – просыпаясь или во сне.

– Мне бы хотелось, чтобы ты остался.

– Тогда решено: я остаюсь. Может, хочешь надеть ночную рубашку? Ночью может быть холодно.

Мэри понятия не имела, где находится ее ночная рубашка, но потом вспомнила, что сложила ее и положила на стул. Она хотела было сесть, но Алек остановил ее.

– Я принесу ее тебе. И воды тоже. Почему-то у меня появилась сильная жажда. И все из-за тяжелой работы. Ты настоящая погонщица рабов. – Он подмигнул Мэри.

Бросив Мэри ночную рубашку, Алек направился к двери, а она смотрела ему вслед, думая, что его ягодицы так же хороши, как и все остальное в нем. Он ничуть не смущался своей наготы – результат многолетнего опыта, напомнила себе Мэри. Ведь именно потому она выбрала его?

Нет, она не будет думать о том, как он занимался любовью с другими женщинами. Достаточно того, что ревновала его к Эдит.

Мэри надела рубашку, подняла с пола несколько подушек и расправила простыни. К аромату лаванды добавился запах мускуса и «Букета Бленхейма». Прошлой ночью он спал рядом с ней… потом – на ней, вспомнила Мэри. И это вовсе не было ей неприятно, хотя она и привыкла спать одна. Уединение перехваливают, решила Мэри.

Вернувшись из кухни, Алек дал кружку воды и ей тоже. Вода была чистой и холодной – лучше любого вина. Алек все еще блистал перед нею своей великолепной наготой, поэтому глоток воды не освежил горло Мэри, вмиг пересохшее, когда она вновь увидела все его развитые мускулы и мощь.

– Хочешь, я провожу тебя в уборную? Звезды будут освещать нам тропинку, или я могу зажечь фонарь.

Возможно, уединение все-таки не перехваливают. Одно дело – делить с Алеком свое тело, и совсем другое – его функции. Мэри почувствовала, как краска заливает ей лицо.

– Я… я и сама могу сходить туда.

– Это невозможно, тут могут быть волки.

– Ерунда! Наверняка охотники всех уничтожили, как и бедных медведей. – Мужчины вечно кого-то убивают.

– Как сказать… И если ты увидишь медведя, то едва ли назовешь его «бедным», поверь мне. Когда я был в Канаде…

Мэри вскинула голову.

– В Канаде? Мне всегда хотелось там побывать. И в Соединенных Штатах тоже. Несколько моих друзей уехали туда. В Нью-Йорк. – Чарлза и Луизу Купер она точно может считать друзьями, ведь если бы не она, они бы не познакомились.

– Тебе надо туда съездить. Огромные открытые пространства и все такое. Некоторые части Новой Шотландии напоминают мне мое Нагорье. Я был мальчиком, когда отец возил меня туда, но я многое помню, особенно медведя. Мои братья позеленели от зависти.

– Медведь напал на тебя?

Алек рассмеялся.

– Нет. Медведя показывали в бродячем цирке. Он потерял почти все зубы и был старше самого Бога. Но в лесу он был бы очень опасен.

Мэри не любила бродячие цирки. Ей приходилось слишком часто водить в них племянников.

– Я уверена, что выйти из дома почти безопасно, во всяком случае, никакого медведя здесь нет, – заявила Мэри, выбираясь из постели.

– Я все равно пойду с тобой, и не спорь.

Вот так. Впрочем, признаться, Мэри была не против того, чтобы держаться за руку Алека, когда они шли по свежескошенной траве, а фонарь плясал в другой его руке перед их глазами. Небо было усыпано звездами, а воздух чист и прохладен, как и вода. Мэри зашла в уборную, потом подождала Алека, зажимая уши, чтобы ничего не слышать и не смутить его и себя. Хотя, возможно, не стоило так уж стесняться человека, с которым она переспала дважды за день.

Вообще-то для этого должно быть другое слово, не так режущее слух. А если она не подберет его, то его нужно придумать.

Вернувшись в сторожку, они легли в постель и погасили свет. Через открытую дверь было видно, как в камине в гостиной приплясывают последние язычки пламени. Мэри постаралась занимать как можно меньше места – кровать была небольшой, а Алек – нет. Он ткнулся губами в ее лоб, и они лежали бок о бок в полной темноте. Мэри не почистила зубы, но в это мгновение такой пустяк не огорчил ее. Алек не поцеловал ее по-настоящему, и это тоже было неплохо. Потому что кто знает, к чему может привести один поцелуй?

Сон не шел к ней, несмотря на события ушедшего дня. По правилам она должна была бы уже лишиться сознания от усталости. Но мозг – странная штука, и ее мозг напоминал ей о событиях всего дня, с раннего утра до этой минуты. Зато Алек, похоже, не мучился раздумьями. Он почти сразу ровно задышал, что весьма раздражало Мэри. Как может он игнорировать ее, когда она чувствует каждый дюйм его тела?

Мэри провела в обществе Алека всего четыре дня. Осталось еще два, а потом она уедет. Ей понадобилось меньше недели, чтобы полюбить.

А сколько дней понадобится, чтобы забыть его? Мэри боялась, что ответ известен ей слишком хорошо.