Закончив завтракать, они вышли из дома. Беа весело щебетала, подробно рассказывая, чем они занимались, как только приехали в деревню. Взобравшись на холм, Лоретта и Беа расположились на траве под одиноко растущим деревом.

— Значит, ты хорошо ладишь с Джеймсом?

Беатрикс испустила многострадальный вздох.

— Он ничего. Для мальчишки.

— А лорд Коновер говорит, что он совсем не пай-мальчик. Насколько я понимаю, в школе учителя и воспитатели уже хватаются за голову от его проделок.

Личико Беатрикс сделалось серьезным.

— Думаю, он надеется, что если будет очень плохо себя вести, отец приедет и заберет его. Не знаю, кому он хочет больше, насолить — учителям или отцу.

Глаза Лоретты потрясенно округлились.

— Но он же любит школу! Он такой смышленый, и у него всегда хорошие отметки.

Беатрикс пожала плечами:

— Джеймс очень сердит и обижен на своего отца. Он хочет знать, почему он его бросил.

— О Боже! — Обижаться — это одно, но если Джеймс лишит себя возможности получить достойное образование, то навредит в первую очередь себе.

— Ты ведь знаешь, почему он уехал, когда Джеймс родился? Ты знала лорда Коновера, когда он еще сам был мальчишкой. Он рассказывал об этом, когда приезжал навестить меня в школу. И о том, как вы дружили.

Лоретта вглядывалась в серьезное личико дочери. Появилось несколько новых веснушек после недели, проведенной на воздухе с Джеймсом — с ее сводным братом.

О том, что он ее брат, она никогда не должна узнать.

О Боже! А вдруг у Беатрикс возникнет нежная привязанность к Джеймсу, пусть пока только детская? Если они станут часто проводить время вместе, с годами это может вылиться во что-то опасное. В душе Лоретты поднялась паника, и она отвела глаза.

— Это очень сложно.

— Джеймс знает, что лорд Коновер женился по расчету. Так делает большинство аристократов. Но они не бросают своих детей. — Всем своим видом Беа излучала неодобрение, как и следовало ожидать.

Кон действительно сбежал и бросил сына. Но ведь и она бросила дочь. Она считала, что у нее нет иного выхода, потому что хотела дать Беатрикс лучшее будущее. А что, если она ошиблась?

— Порой люди совершают поступки, которые кажутся ужасными, но они думают, что так будет лучше. Когда люди молоды… — Голос Лоретты прервался, и она натужно сглотнула. Эта территория слишком опасна. Она и сама не была уверена, что может оправдать поведение Кона. А ее поведению вообще нет оправдания.

Черт бы побрал Кона за то, что он втянул ее в это и вынуждает бередить свои самые болезненные раны. Она не готова что-либо рассказать Беатрикс. Но Кон прав. Девочка смышленая.

Лоретта откашлялась и попыталась объяснить:

— Лорд Коновер очень любит Джеймса и ужасно сожалеет, что в прошлом не был ему тем родителем, которым должен был быть. Больше чем сожалеет. Его мучает совесть. Он сильно переживает из-за этого, просто сходит с ума. Нет, не в опасном смысле, — поспешно добавила она, заметив испуганный взгляд Беа. — Эти каникулы — начало, которое должно хотя бы частично восполнить упущенные годы. Он понимает, что совершил ошибку. Люди, случается, совершают ошибки.

— Я знаю. Лорд Коновер сказал мне то же самое, когда мы впервые встретились. Он сказал, что не исполнил долг перед своими близкими. И перед соседями. Он беспокоился обо всех, кто остался в Лоуэр-Коновер.

Лоретта постаралась не рассмеяться.

— Обо мне ему незачем беспокоиться! Я всем довольна.

— Да, но ты совсем одна, не считая Сейди. Твои родители умерли, а кузен Чарли — не лучший из братьев. Он влипает в истории похлеще Джеймса, а ведь уже не маленький и должен знать, что хорошо, а что плохо.

— Беатрикс Изабелла Винсент! Кто напичкал тебя этими сплетнями? Мой брат Чарлз не твоя забота и не лорда Коновера! Черт бы побрал этого несносного человека! — Лоретта вскочила с земли и отряхнула юбки. Зачем Кон наговорил все это Беа? И Сейди тоже. Пора обсудить это с обоими.

Но Лоретте пришлось умерить свой гнев. Негоже будет, если она совсем выйдет из себя и в сердцах скажет что-то такое, что Беатрикс запомнит и отложит в памяти.

— Извини, Беа. Ты же знаешь, я терпеть не могу людей, которые вмешиваются в мою жизнь.

— Пожалуйста, не сердись на лорда Коновера. Он просто пытается быть любезным.

— Используя тебя, чтобы рассказывать всякие глупости?

На лице Беатрикс снова отразился испуг.

— Нет, нет, он не рассказывает мне никаких глупостей. Последний раз, когда приезжал навестить меня, он вел себя как истинный джентльмен. Либо мисс Давенпорт, либо мисс Эмили все время были с нами, и ничего приличнее просто и быть не могло.

Приличия имели для Беатрикс значение. Она очень правильная девочка, какой Лоретта никогда не была, к большому своему сожалению.

— Сколько раз он приезжал в Бат навестить тебя?

— Только три раза. И он приезжал не специально для того, чтобы навестить меня. У него были там дела. Но он был очень добр. Когда мы встретились в первый раз, я немного стеснялась, но потом он рассказал мне забавные истории о том, как жили в Гайленд-Гроув и в вашей деревне, когда вы оба были детьми. — Беа потупилась. — Я думаю, ты нравишься ему, кузина Лоретта.

Замечательно. Она придушит Кона за то, что он использует их ребенка.

— Не пытайся играть в сваху, — колко отозвалась Лоретта.

— И Джеймсу ты тоже нравишься. Очень. Сейди говорит, ты могла бы стать маркизой, и тогда у Джеймса снова была бы мама.

Что ж, Сейди, похоже, тоже придется придушить.

— Какая чепуха! Если хочешь знать, — через неделю мы уезжаем отсюда. Нет, через шесть дней. — Она взглянула на часики, приколотые к платью. — Теперь уже пять с половиной. Лорд Коновер перешел все границы. Пусть узнает, что не может иметь все, что, как ему кажется, он хочет.

Беатрикс побледнела.

— Это я виновата. Я рассердила тебя.

Лоретта снова села и сжала детскую ладошку.

— Нет. Мы с лордом Коновером еще вчера договорились, что останемся только на неделю. Оставаться здесь дольше было бы для нас неприлично.

— Н-но я думала, мы приехали сюда на все лето, — жалобно проговорила Беатрикс. — И Сейди здесь как дуэнья. — Девочка выглядела удрученной.

— Сейди, видит Бог, ничем не лучше Кона, — проворчала Лоретта. — Мы не поедем сразу домой в Пензанс. Я знаю, ты любишь деревню. Мы можем пожить несколько дней — или даже недель — в Винсент-Лодж.

— Сейди говорит, что в доме невозможно жить из-за ремонта. И к тому же овцы только что прибыли.

Разрази гром этих овец. Кон как будто знал, что именно нужно, чтобы смягчить сердце Беатрикс. Она обожает животных, а кузены живут в маленьком домике посреди города, и у них нет ни места, ни желания, чтобы завести какого-нибудь домашнего зверька.

— В Лодже есть куры.

— Сейди отправила их всех на ферму Коббов на лето. Сквайр Кобб обещал, что не съест ни одной.

—А сквайр Кобб очень любит жареных кур, — улыбнулась Лоретта.

— И он ужасно толстый, — согласилась Беатрикс. — Как и его дочки. — Она прикрыла рот ладошкой. — Ой, так говорить нехорошо, да?

— Ничего. Сестры Кобб и сами не очень-то хорошие. Поделом им, что они похожи на фаршированных индюшек. — Ни одна из сестер, несмотря на холящих и лелеющих их родителей и солидное приданое, до сих пор не вышла замуж. Лоретта подумала, что их совместный дебют тогда, двенадцать лет назад, в бальном зале «Голубого теленка» не принес ни одной из трех обычного результата. В их части Дорсета изрядное число старых дев, и Кон, черт бы его побрал, не изменит это, если только не женится на одной из сестер Кобб.

— Ну что ж, полагаю, придется нам потерпеть беспорядок, — сказала Беатрикс. Она с несчастным видом закусила губу. — Я пока не хочу ехать домой. Мама с папой не ждут меня так скоро. Возможно, маркиз позволит нам пожить в Гроуве. Ой, я забыла, там же тоже везде ремонт. — Она тихонько вздохнула.

Ну надо же, ее дочь, оказывается, настоящая актриса!

Лоретту так и подмывало спросить, не участвует ли она в школьных спектаклях.

Она решила зайти с другого конца.

— Я думаю, если мы оставим Джеймса наедине с отцом, они быстрее сблизятся. Если за обеденным столом нас не будет и некому будет поддерживать беседу, они волей-неволей вынуждены будут разговаривать друг с другом. — Лоретта подергала Беа за косичку, как это делал Кон сегодня утром. — Я очень гордилась тобой вчера вечером. Ты так старалась вовлечь их в разговор. Ты мой маленький миротворец.

Беатрикс залилась румянцем.

— Просто мне жалко Джеймса. Он хочет любить своего отца, но не может.

— В семьях не всегда все бывает так, как нам бы хотелось. Мои родители не всегда были хорошими, и, я уверена, они тоже не считали меня хорошей дочерью. Но ты ведь ладишь со своими мамой и папой, верно?

— О да. Все так, как и должно быть, полагаю. — Нижняя губа Беа задрожала. Лоретта подумала, уж не очередная ли это игра.

— Но?..

— Понимаешь, они очень строгие. У нас никогда не бывает никаких развлечений, мы никогда не веселимся. Думаю, они рады, что большую часть года я в школе. — Она помолчала. — Они, похоже, совсем не возражали, когда маркиз написал им и попросил разрешения отпустить меня на все лето.

Лоретта закрыла глаза. Ее кузены — люди очень набожные, благочестивые, пусть даже и чуть-чуть скучные. Они уже не молоды и, возможно, находят, что Беатрикс, подрастая, становится более живой и подвижной. Всего одна неделя в Стенбери-Хилл преобразила ее ребенка. Вероятно, кузины смотрят на нее и видят будущую Лоретту.

Безрассудство. Неблагоразумие. Бесстыдство. Все то, что привело Лоретту к глубокой печали и жестокому разочарованию. Она не допустит, чтобы дочь страдала так же, как она.

Но если дочь узнает правду, то возненавидит ее.

Кон, вероятно, пообещал приемным родителям Беа большие деньги, если они позволят ему забрать Беатрикс. А они, должно быть, не устояли перед искушением — деловые прожекты Джонаса неизменно терпели крах, а его жена Мэри вечно ворчала, что надо экономить.

Те месяцы, которые Лоретта провела в Корнуолле в ожидании родов, были несчастными во многих отношениях. Кузены серьезно относились к своему христианскому милосердию, но очень сильно не одобряли то, что она не замужем. Они все безвылазно сидели в темном маленьком домике, и только Джонас по воскресеньям и вечерам среды отлучался в церковь. Когда Беатрикс родилась и была выдана за дочку Мэри, никто ни о чем не догадался. Лоретта осталась «помочь» нянчить малышку, пока у нее не прорезался первый зубик и ее не перевели на твердую пищу и коровье молоко. Она молчала, когда Мэри называли мамой, убеждая себя, что так будет лучше.

И так действительно лучше. Было и есть.

— Обещаю, у тебя будут развлечения, когда мы приедем домой. По крайней мере, кур мы назад заберем.

— Ну ладно, — вздохнула Беа. — Как ты думаешь, лорд Коновер отпустит Нико сопровождать нас?

Об этом Лоретта пока не думала. Но наверняка Кон позаботится об их защите. Арам, Нико и Томас — есть из кого выбирать.

— Я дам знать лорду Коноверу о твоем предпочтении, но, как гости, мы должны дать ему самому решить, как будет удобнее.

Беатрикс встала и отряхнула юбку. Кузина Мэри пришла бы в ужас, что ребенок сидел на траве, что она неделю бегала без шляпы. Из-за этого у Беа появились новые веснушки, не столько, сколько у Лоретты, но достаточно. Лоретта по опыту знала, что никаким количеством лимонного сока или лосьона их не свести.

— Что ж, если мы так скоро уезжаем, я хочу как можно больше времени провести с овечками. Представляешь, там даже есть двойняшки. Мистер Картер так сказал.

Лоретта лично считала, что овцы с их спокойным нравом ужасно скучные, но то, что доставляет радость дочери, доставляет радость и ей.

— Конечно, Беа. Ты иди, а я еще побуду здесь немного, обследую местность.

Беатрикс чмокнула ее в щеку и понеслась вниз по склону. Лоретта прижала ладонь к щеке, чтобы сохранить тепло поцелуя. Их было так мало, и ни одного такого спонтанного, как этот. Когда дочь вырастет, они будут разделены расстоянием и обстоятельствами. Она будет бережно хранить в памяти эту неделю, устроенную Коном, даже если это было основано на обмане.

А сейчас надо наслаждаться моментом. После нескольких дней утомительной езды в карете пора проверить, не разучились ли ее ноги ходить. Лоретта решила, что водопад — прекрасное место, куда можно сходить, к тому же достаточно далеко, чтобы размять мышцы. Звук воды успокоит нервы, а уединение даст возможность поразмышлять, придумать, как сохранить душевное равновесие в течение следующих нескольких дней.

Лоретта подобрала юбки и перелезла через каменную стену, которая тянулась на мили и, похоже, нигде не была повреждена. Панорама сильно отличалась от холмистых равнин Дорсета. Здесь было больше простора и широты. Горные вершины вдалеке все были покрыты снегом, несмотря на то, что было лето. Она не знала точно, где кончается земля Кона и начинается чья-то еще, но нигде не было видно ни домов, ни людей, чтобы сориентироваться. Вдалеке виднелась та самая пресловутая дорога, и она вспомнила, где именно Томас высадил их. Но так далеко ей идти не нужно — узкая лента воды блестела впереди между зелеными холмами. Если она пойдет вдоль нее, то найдет водопад.

Лоретта постояла, прислушиваясь. В сельской местности никогда не бывает абсолютной тишины — это миф, придуманный городскими жителями для оправдания своей легкомысленной натуры. Она услышала голоса птиц и шелест высокой травы на ветру. Сзади было слышно даже слабое блеяние овец.

Ей даже показалось, она слышит смех Беатрикс и Джеймса. Пока они остаются друзьями, с этим все в порядке. Джеймсу нужен друг. А у Беатрикс нежное сердце, совсем как у нее.

Потребовались годы, чтобы оно ожесточилось, и сейчас ей нельзя смягчаться.

День был прекрасный, солнце ярко светило на небе. Лоретта пошла на шум воды и скоро оказалась над небольшим водопадом. Губы ее растянулись в озорной улыбке, когда в голову внезапно пришла одна мысль.

Солнечные лучи превращали в радугу каждую каплю воды, скатывающуюся по камням. Сам воздух был пронизан мерцанием. Лоретта спустилась по травянистому склону, где поток вспенивался. Просвечивающееся сквозь воду каменистое дно сказало ей, что ей не грозит опасность утонуть. Придется встать под шумный водный поток, иначе вымоются только лодыжки.

Она отстегнула часы, вынула шпильки, которыми была подколота коса, и сунула их в карман платья. Расстегнув крючки, сняла платье. Сложила его и отнесла подальше, чтобы брызги не намочили его. Чулок на ней не было, поэтому оставались только дорогой вышитый корсет, рубашка и полуботинки. Она развязала шнуровку корсета спереди, потом наклонилась и сняла ботинки. После секундного размышления сняла рубашку и присоединила ее к общей куче.

Теперь она была такой, как создал ее Господь, со всеми веснушками и изъянами. Изрядно округлившаяся. Этот последний месяц она чувствовала себя насильно откармливаемым гусем.

Однажды за обедом, когда она пожаловалась Кону, что он, похоже, намеревается напичкать ее всеми мыслимыми деликатесами, которые Квалхата в состоянии приготовить, он рассказал об одной странной традиции. Он видел маленьких африканских девочек, руки и ноги которых заключают в деревянные колодки и раскармливают, поскольку их мужчины хотят иметь очень толстых жен. Некоторые женщины становятся такими тучными, что с трудом передвигаются, но за это их еще больше боготворят.

Лоретта пришла в ужас. Она не желала, чтобы ее боготворили, толстую или худую. Когда-то она намеренно использовала свое тело, чтобы завлечь Кона в свою детскую мечту о совместном будущем. И заплатила за это непомерно высокую цену.

Они с Коном обедали, причем плотно обедали вместе почти каждый вечер за время ее вынужденного затворничества. На нем чревоугодие никак не сказывалось — его плоский живот и четко очерченный подбородок оставались такими же, как всегда. Каждый дюйм в нем — само совершенство. Даже татуировка, которой он прикрыл шрам на плече.

Он объяснил, что это было напоминание самому себе, чтобы не превратиться окончательно в аборигена. Истинному мусульманину татуировки не дозволяются. Они считаются увечьем. Повреждением. Кон выбрал иерусалимский крест, дабы гарантировать, что не поддастся соблазну передумать. Время от времени это привлекало к нему нежелательное внимание, что тогда его вполне устраивало. Лоретта была уверена, что он намеренно подвергал себя опасности в течение многих лет, прежде чем наконец пришел к осознанию своего долга.

И сейчас этот глупец хочет взвалить на себя новую ответственность. Овец. Ее дочь.

Она распустила волосы и шагнула в воду, пожалев, что не взяла кусок мыла. Камни были острыми и скользкими под босыми ногами, но она приветствовала это неудобство, точно как Кон приветствовал риск. Лоретте хотелось почувствовать себя живой, изолированной от всего, что навалилось на нее за последние двадцать четыре часа.

Она осторожно приближалась к ниспадающему потоку, пока не оказалась под ним, и струи холодной талой воды заколотили ее по голове и плечам. Она тихонько вскрикнула, когда все тело покрылось «гусиной кожей». Она не ожидала, что будет так холодно. Лоретта попыталась убедить себя, что это ее освежит, но разумность такого поступка не выдерживала никакой критики. Нырнув за нагромождение камней, она заметила большой плоский камень, омытый солнцем. На нем она посидит, пока не обсохнет, прежде чем натягивать одежду.

Камень оказался таким приятно теплым. Немного распутав пальцами волосы, она обхватила руками колени и закрыла глаза. Ритмичный шум водопада заглушал птичье пение и ветер. Не было ничего, кроме плеска воды, тумана мелких брызг и тепла солнца. Будь ее воля, она спала бы не только все утро, но и весь день.

Почувствовав, как из позвоночника уходит напряжение, Лоретта сделала глубокий, успокаивающий вдох.