В раннее и ясное утро понедельника Энни сидела в своем кабинете на Спринг-Хилл, в приземистом здании из кирпича и стекла. Сейчас она чувствовала себя намного лучше, чем в минувшее воскресенье. Даже погода, казалось, старалась поднять ей настроение. Дождь кончился, за окном сияло ярко-голубое небо, его глубину подчеркивали пушистые белые облачка. На обычно серую поверхность Северного моря лег голубоватый отсвет. В воздухе чувствовалась прохлада, однако все указывало на то, что после полудня люди, сидящие на набережных, волноломах и за вынесенными на улицы столиками пабов, начнут снимать с себя куртки. Март — это все-таки весна.

Заголовки типа «Убийство в инвалидном кресле» замелькали на первых полосах местных газет, сообщение об этом прозвучало в утренних телевизионных новостях, и это подвигло суперинтенданта Брафа ближе к полудню назначить пресс-конференцию. К счастью, Энни не должна была присутствовать на ней, но Браф надеялся получить от нее сведения, которыми удастся утолить информационный голод публики.

А Энни, внезапно вспомнив о субботней ночи, вновь почувствовала горечь вины и отвращение к себе. В ее-то годы вести себя как сексуально озабоченный подросток — просто отвратительно! Но что случилось, то случилось. Теперь остается лишь одно — усердно следовать древним урокам дзен-буддизма: жизнь — это страдание, причиной страдания является желание… Подавить желания, воспоминания, мысли и чувства человек не в силах, толкует учение буддистов, но он не должен цепляться за них, подвергая себя пытке, он может просто позволить им уйти, дать им возможность улететь как воздушным шарикам или мыльным пузырям. Именно это Энни и делала сейчас во время медитации: концентрировала внимание на дыхании или на повторяющемся звуке и смотрела, как воздушные шарики, наполненные ее мыслями и мечтами, улетают прочь в пространство. Надо возобновить регулярные медитации. Однако у нее невпроворот и других дел, поразмыслить над которыми надо бы нынешним утром.

И прежде всего надо познакомиться с жизнью Карен Дрю.

Раскрыв папку с ее личным делом, привезенную Томми Нейлором из Мэпстон-Холла, Энни была потрясена: оказывается, Карен Дрю ушла из жизни, когда ей было всего двадцать восемь лет, а ведь даже Нейлор, который считал, что она не так стара, как кажется, предположил, что ей сорок. Конечно, они видели обескровленное тело, накрытую одеялом бесформенную массу в кресле-каталке, сухие, растрепанные ветром седеющие волосы… Пусть так, думала Энни, но двадцать восемь лет… Убитая женщина была такой молодой! Как безжалостно и жестоко тело может предавать своего хозяина!

Энни перевернула страницу: шесть лет назад машина Карен столкнулась на перекрестке с другой машиной, водитель которой не справился с управлением. Некоторое время девушка пробыла в коме, потом перенесла несколько операций, чередовавшихся с продолжительными реабилитационными процедурами. Лечение продолжалось до тех пор, пока медикам не стало ясно, что она не поправится и на протяжении дальнейшей жизни ей понадобится постоянный уход. Карен, как сказала Грейс Чаплин, пробыла в Мэпстон-Холле три месяца. Не очень долго, подумала Энни, а если Карен была не способна общаться, то вряд ли за такое короткое время у нее могли появиться враги. Если не принимать в расчет вероятность того, что убийство могло быть делом рук психопата, логичнее всего было бы искать причину смерти в ее прошлом.

В личном деле говорилось, что с медицинской точки зрения в ее физическом состоянии не произошло и никогда не произойдет никаких изменений. Когда у человека, возможности самовыражения которого так же ограничены, как у Карен Дрю, замечается какое бы то ни было изменение к лучшему, оно воспринимается как чудо. С Карен чуда не произошло, и никто не знал, о чем она думает и что чувствует. Никто не знал, хочет ли она вообще жить или нет. А кто-то лишил ее даже предполагаемого выбора, и Энни должна выяснить, по какой причине. Было ли это убийством из милосердия, на что намекнул Нейлор, или кому-то смерть Карен была по неизвестным пока причинам выгодна? И если мотивом убийства было все-таки милосердие, то кто ее осчастливил? На эти вопросы Энни в первую очередь и следовало найти ответы.

Одно обстоятельство показалось ей весьма странным: в личном деле Карен почти ничего не говорилось о ее жизни до той страшной аварии. Карен Дрю жила в Мэнсфилде, в графстве Ноттингемшир, но ее точный адрес указан не был, и не было сказано, жила ли она в Мэнсфилде с самого рождения или переехала туда из другого места. Родители умерли, но как и когда — об этом тоже не нашлось никаких сведений. Не имелось данных о сестрах, братьях или близких людях, таких как муж, жених или сожитель. По документам выходило, что Карен Дрю вроде и не жила на этом свете до того рокового дня в ноябре 2001 года.

Озадаченная столь скудной информацией, Энни, задумчиво нахмурив брови, машинально покусывала кончик карандаша. Было чуть больше девяти часов утра, когда вдруг зазвонил ее мобильник. Номер был незнакомый, однако она ответила — при проведении расследований она многим давала свои визитки.

— Энни?

— Слушаю.

— Это я, Эрик.

— Какой Эрик?

— Только не говори, что ты меня уже забыла. Услышать такое было бы обидно.

Энни, мгновенно прокрутив в мозгу все возможные варианты ответа, остановилась на нейтральном:

— Не помню, чтобы я давала тебе номер моего мобильного телефона.

— Может, ты вообще ничего не помнишь, даже как меня зовут?

Неужто она так напилась?!

— Ну все, — решительно объявила она после паузы. — Это мой рабочий телефон. Пожалуйста, больше на него не звони.

— Так дай мне номер домашнего телефона.

— Не думаю, что это необходимо.

— А как же мне с тобой общаться? Я даже не знаю твоей фамилии!

— И это очень хорошо, — закончила разговор Энни, почувствовав тяжесть в груди.

Телефон снова зазвонил. Она машинально нажала на клавишу ответа.

— Послушай, — опять прозвучал голос Эрика, — я понимаю, мы не совсем правильно начали.

— Мы ничего не начали. И ничего не будем начинать, — отрезала Энни.

— Господи, я ведь не предложение руки и сердца тебе делаю, позволь хотя бы пригласить тебя пообедать…

— Я занята.

— Все время?

— Практически да.

— А завтра?

— Буду мыть голову.

— В среду?

— Собрание в ассоциации съемщиков жилья.

— В четверг?

— Встреча с одноклассниками.

— В пятницу?

Энни, помолчав недолго, ответила:

— Поездка к родителям.

— Ага! Но ты задумалась, прежде чем ответить. Я точно это слышал.

— Послушай, Эрик, — произнесла Энни таким тоном, в котором, как ей казалось, собеседник должен был услышать и рассудительность, и решительность. — Прости, но я больше не желаю продолжать эту игру. Не хочу быть ни грубой, ни резкой, но мне не нужны сейчас никакие отношения. Так что извини.

— Но я ведь только пригласил тебя на обед. И все.

По опыту Энни знала, что после обеда как раз и бывает «все».

— Прости, но мне твое предложение неинтересно.

— В чем я провинился? Когда я проснулся, тебя уже не было.

— Ты ни в чем не провинился. Если кто и виноват, так это я. Прости. Больше не звони мне.

— Только не выключай телефон!

И снова Энни поступила вопреки здравому смыслу: она не отключилась.

— Ты слушаешь? — спросил он после недолгой паузы.

— Да.

— Отлично… Поужинай со мной. Давай встретимся в четверг в «Черной лошади»?

Паб «Черная лошадь» находился в Уитби, в старом городе, на мощенной булыжником улице под разрушенным аббатством. Это было достаточно приличное заведение, в которое частенько заглядывали сослуживцы Энни. А с какой стати она вообще думает об этом? Уходя — уходи.

— Извини… — начала она.

— Я буду ждать тебя в полдень, — заторопился Эрик. — Ты помнишь, как я выгляжу?

Энни представила молодое лицо, растрепанные волосы, темную щетину, сильные плечи, поразительно нежные руки.

— Я помню, — ответила она. — Но не приду. — И нажала на кнопку отбоя.

Она еще минуту держала телефон в дрожащей руке, сердце колотилось так, словно вместо него в груди бухало тяжелое орудие… но телефон больше не звонил. И тут из глубин памяти всплыло очередное очень неприятное воспоминание.

Энни купила новый мобильный телефон всего неделю назад. Это была навороченная модель, с помощью которой можно было звонить, писать эсэмэс-сообщения и получать электронную почту. Она все еще никак не могла разобраться с сигналами и свистками, которые подавал мобильник, не говоря уже о встроенной камере. Она вспомнила, что у Эрика был телефон такой же модели, и он продемонстрировал ей, как использовать некоторые его функции.

Дрожащей рукой она вывела на дисплей недавно сделанные фотографии. Вот они: их склоненные друг к другу головы, их весело гримасничающие лица заполнили почти весь экран, а над головами сверкают огни клуба. Он нащелкал эти фотографии и прямо там переслал их ей. Вот как он узнал ее номер! Ну разве можно быть такой дурой?

Она положила телефон в сумочку. Чем она, черт побери, занимается? Пора бы понять, что нельзя давать себе волю в подобных ситуациях. К тому же Эрик почти ребенок. Надо выбираться из этого дерьма. Как она вообще могла дойти до такого? Она взяла со стола листок бумаги. Пора идти на встречу с социальным работником, устраивавшим Карен Дрю в Мэпстон-Холл, и постараться узнать, как жила эта несчастная женщина до роковой аварии.

Ближе к полудню в понедельник Бэнкс приехал в иствейлский городской морг. Он сразу же отметил, что доктор Элизабет Уоллес в прозекторской выглядит более собранной и сосредоточенной, нежели ее предшественник Гленденинг. Уоллес и ее ассистентка Уэнди Гейдж готовились к работе, и, когда доктор кивком головы ответила на приветствие Бэнкса, ему показалось, что лицо ее сделалось несколько смущенным и даже настороженным. До начала работы им надо было убедиться в том, что все нужные инструменты находятся на своих местах, а висящий над операционным столом микрофон, в который патологоанатом станет надиктовывать комментарии по ходу вскрытия, работает нормально. Доктор полностью сосредоточилась: губы твердо сжаты, лицо застыло. Бэнкс не мог представить ее с сигаретой, перекуривающей вместе с ним, как они, бывало, перекуривали с Гленденингом, нередко отпуская при этом весьма скверные шуточки насчет трупа.

Для начала доктор Уоллес произвела внешний осмотр тела, делая все последовательно, тщательно, без волнения и спешки. Тело уже подверглось осмотру на предмет обнаружения следов постороннего воздействия, выделений и секретов внутренних желез. Все, обнаруженное на одежде и на теле Хейли Дэниэлс доктором, констатировавшим смерть, экспертами СОКО и при внешнем осмотре в морге, в том числе и лоскуты кожи, втиснутые в рот, чтобы не дать ей закричать, было отправлено в лабораторию на анализ. Бэнкс посмотрел на обнаженное бледное тело Хейли, лежавшее на столе. Его взгляд то и дело непроизвольно останавливался на обритом лобке. О том, что лобок девушки обрит, ему говорил доктор на месте обнаружения тела, но сейчас, увидев тело собственными глазами, он воспринимал это совсем иначе. Чуть выше лобкового холмика виднелась татуировка: две маленькие голубые рыбки, плывущие в разные стороны. Рыбы. Ее знак зодиака.

Доктор Уоллес заметила, куда направлен его пристальный взгляд.

— В такой татуировке нет ничего необычного, — пожала плечами она. — Это не значит, что она была проституткой или вела разгульный образ жизни. Она стала бриться, вероятно, несколько месяцев назад, свежих следов бритвы нет, так что убийца сделать этого не мог. Татуировки на таком месте сейчас популярны, и многие девушки либо сбривают волосы, либо делают эпиляцию воском. Это называется «Бикини бразилиан».

— Зачем? — в недоумении спросил Бэнкс. — Ведь это, наверно, больно?

— Зато модно, стильно. Говорят, при половом сношении получаешь больше удовольствия.

— Это действительно так?

Ее лицо стало каменным.

— Откуда мне знать? — Уоллес снова принялась осматривать тело, то и дело останавливаясь для более внимательного изучения отдельных участков кожного покрова и повреждений на нем и бормоча при этом что-то в микрофон.

— А что это за коричневое пятно у нее под левой грудью? — спросил Бэнкс.

— Родинка.

— А на руках и между грудей?

— Кровоподтеки. Образовались еще до наступления смерти. Он придавил ее коленями. — Доктор повернулась к ассистентке. — Раздвинь-ка ей ноги.

— Вам пока нечего мне сказать? — поинтересовался Бэнкс.

Доктор Уоллес прервала осмотр и, опираясь ладонями о металлический край стола, чуть наклонилась вперед. Две пряди светло-каштановых волос выбились из-под головного убора.

— Можно с уверенностью сказать, что она была задушена руками. Не шнурком. Причем душили ее спереди, вот так.

Вытянув вперед руки, она сложила ладони и пошевелила пальцами, как бы сжимая чью-то шею.

— Отпечатков пальцев или субстанции для анализа ДНК на коже нет?

— Всегда есть шанс, что частицы кожи убийцы или даже каплю его крови можно обнаружить на теле жертвы. Но здесь он, по-моему, закончив свои дела, стер все следы. Будем надеяться, что хоть что-то пропустил.

— На ее бедре было блестящее пятно, похожее на сперму, — напомнил Бэнкс.

Доктор Уоллес кивнула:

— Я видела. Не беспокойтесь, все уже в лаборатории, но на анализ нужно время. Вам ли этого не знать! Отпечатки пальцев? Не думаю, что их удастся идентифицировать. На всякий случай отпечатки сняли, но они размытые. Так бывает, например, когда открываешь дверь, поворачивая круглую ручку. Пальцы скользят по поверхности, и отпечатки получаются смазанными.

— Она сопротивлялась?

Доктор Уоллес отвела взгляд в сторону:

— Конечно же она сопротивлялась.

— Царапалась?

Доктор Уоллес глубоко вздохнула:

— Похоже на то. Если найдем что-нибудь под ногтями, проведем анализ ДНК. У убийцы, которого вы ищете, могут быть царапины на лбу и на лице. — Она помолчала. — Честно говоря, я не очень на это надеюсь. Как вы сами видите, ногти у нее обкусаны почти до мяса.

— Да, я тоже обратил внимание, — подтвердил Бэнкс. — А что по поводу кровоподтеков?

— Убийца придавил коленями ее руки, а потом и грудь, очевидно, для того, чтобы обездвижить ее, освободить свои руки и добраться до ее горла. Шансов остаться в живых у нее не было.

— И вы уверены, что убийцей был мужчина?

Доктор Уоллес подняла на него печальные глаза:

— Можете мне поверить, это именно мужская работа. Ну разве что ее убивали двое: сначала парень изнасиловал в особо извращенной форме, а его девчонка потом придушила.

Бэнкс знал: и такое случалось. Супружеские пары порой превращаются в настоящих сексуальных хищников и убийц. Фред и Розмари Уэст,[9]Уэст Фред и Розмари — британские серийные убийцы, которые за 20 лет (с 1967 по 1987 г.) убили 12 женщин, заманив их к себе домой.
Майра Хиндли и Йэн Брэди,[10]Хиндли Майра и Брэди Йэн — британская чета, названная прессой «Мавританские убийцы», предававшаяся сексуальным извращениям рядом с трупами убитых ими детей под звуки бравурных нацистских маршей.
Теренс и Люси Пэйн.[11]Пэйн Теренс и Люси — история убийцы и психопата Теренса Пэйна и его жены Люси описана Питером Робинсоном в первом романе о детективе Алане Бэнксе «Последствия» («Aftermath»).

Но доктор Уоллес поступает совершенно верно, не соотнося их случай с преступлениями такого рода.

— Телесные повреждения были нанесены, пока она еще была жива?

— Я не нахожу признаков того, что они были нанесены после смерти, если я правильно поняла ваш вопрос. Кровоподтеки, а также разрывы влагалища и анального отверстия свидетельствуют о том, что она была жива, когда он ее насиловал. Посмотрите на пятна на ее запястьях в тех местах, где он держал ее. Взгляните на предплечья, шею и грудную клетку, на кровоподтеки на бедрах. Это свидетельства грубого, жестокого и извращенного изнасилования, после которого он ее задушил.

— А как же он удерживал ее, когда насиловал? — задумчиво, словно размышляя вслух, произнес Бэнкс. — Тогда он не мог прижимать ее руки коленями.

— Не исключено, что у него было какое-то оружие. Ну, скажем, нож.

— Тогда почему он не зарезал ее, а задушил?

— Вот этого я не знаю. Он мог просто угрожать, что зарежет ее, если она будет сопротивляться. Насильники нередко угрожают убить свои жертвы и, совершив акт насилия, продолжают иногда преследовать не только их, но даже их близких, разве не так?

— Да, это так, — подтвердил Бэнкс.

Он понимал, что его следующий вопрос прозвучит грубо и бесчувственно, но не задать его не имел права. Да, нелегко работать с патологоанатомом-женщиной!

— А зачем ему вообще понадобилось ее убивать? — спросил он.

Доктор Уоллес одарила Бэнкса таким взглядом, словно он был лежащим на ее столе объектом, подготовленным к исследованию.

— Не знаю, — бесстрастно откликнулась она. — Может, чтобы заставить замолчать. А может быть, она узнала его. Или он боялся, что опознает впоследствии. В конце концов, это ведь ваша работа — отвечать на подобные вопросы, верно?

— Простите меня. Я просто размышлял вслух. Дурная привычка… А нет ли свидетельств, что он задушил ее в состоянии возбуждения или оттого, что не получил удовлетворения?

Доктор Уоллес покачала головой:

— Это вряд ли. Хотя он вел себя с ней очень грубо. Как я уже говорила, все говорит о том, что когда он душил ее, то одним коленом уперся ей в грудь. Но совершить акт сексуального насилия в таком положении весьма затруднительно, если вообще возможно. Я полагаю, что задушил он ее после того, как совершил над ней все, что задумал.

— Доктор Бернс сказал, что смерть наступила в интервале времени от полуночи до двух часов ночи в воскресенье. Вы с этим согласны?

— У меня нет оснований не соглашаться с ним, — ответила доктор Уоллес. — Но это предположительная оценка. Время смерти…

— Я знаю, знаю, — перебил ее Бэнкс. — Всем известно, что определить точное время смерти крайне затруднительно. А нам бы это так помогло!

Доктор Уоллес промолчала.

— Вы не заметили чего-нибудь странного или необычного?

— Нет, все абсолютно нормально, если слово «нормально» применимо к данной ситуации, — ответила Уоллес.

Голос ее звучал устало, словно она в одно мгновение стала на много лет старше и уже вдоволь насмотрелась на подобные ужасы. Бэнкс отошел назад и притих, чтобы дать доктору возможность заняться своей работой, а она, взяв скальпель, принялась быстрыми и точно рассчитанными движениями делать Y-образный надрез. У Бэнкса похолодела спина.

В Ноттингем на встречу с Гейл Торранс, социальным работником, занимавшимся Карен Дрю, Энни поехала вдвоем с Рыжей, поручив Томми Нейлору дела в Уитби. В обществе Рыжей Энни чувствовала себя легко и комфортно. Та была немного развязна и в то же время забавна: постоянно жевала резинку, болтала как заведенная, ругая других водителей, и всегда выглядела веселой. Из-за ее мужеподобной внешности многие мужчины в управлении поначалу считали ее лесбиянкой, но потом выяснилось, что у нее, кроме мужа-домоседа, есть еще и двое маленьких детей. Слушая веселый рассказ своей спутницы о том, как малыши весь уик-энд забавлялись надувным замком, Энни решила даже, что может поделиться с Рыжей историей своего знакомства с Эриком — теперь она хотя бы знала, как его зовут. Но, поразмыслив, поняла, что лучше этого не делать: они с Рыжей не так давно работают вместе, а подобные вещи лучше всего хранить при себе. Да и чего она могла ожидать от Рыжей? Совета? В советах Энни не нуждалась. И уж если рассказывать кому-то о своем приключении, так только Уинсом. Жаль, что в последнее время они практически не видятся.

Энни сама вела машину, потому что опасалась доверять руль Рыжей, и Рыжая это знала. Хотя она каким-то неведомым образом получила водительские права, но водителем пока считалась чисто номинально и в течение ближайшего месяца намеревалась пройти дополнительный курс вождения. Однако когда они, сбившись с дороги, начали колесить среди заброшенных промышленных строений, Энни пожалела, что не посадила Рыжую за руль: штурман из той получился и вовсе никакой.

В конце концов они все же добрались до здания Социальной службы в Уэст-Бриджфорде. Подошло время обеда, и Гейл несказанно обрадовалась представившейся возможности отправиться вместе с ними в ближайший паб. В обеденный зал битком набились люди из расположенных вокруг офисов, но женщины сумели занять столик, который их предшественники оставили в ужасающем виде: столешница была усеяна рассыпанными чипсами, объедками салата и запеченных в мясном фарше яиц по-шотландски, не говоря уж о нескольких полупинтовых стаканах с остатками подогретого светлого пива. Пепельница была до краев наполнена сигаретными окурками со следами губной помады, один из окурков еще дымился.

Рыжая направилась к барной стойке, а когда она со стаканами в руках вернулась к столику, хмурая девушка-подросток в одежде официантки успела очистить стол и принести завернутые в салфетки ножи и вилки. Энни и Рыжая пили газировку, а Гейл, заказавшая кампари с содовой, сделав несколько глотков, прикурила сигарету.

— Так-то лучше, — сказала она, окутываясь клубами дыма.

Энни, наморщив нос, попыталась улыбнуться.

— Мы приехали, — начала она, — чтобы поговорить с вами о Карен Дрю.

Рыжая неуловимым движением вытащила блокнот и ручку. Несмотря на внушительные размеры и ярко-красные волосы, она обладала способностью при желании делаться незаметной, будто отходя на задний план.

— По-моему, вы зря потратили время, — вздохнула Гейл. — Я имею в виду, что мне почти нечего о ней рассказать.

— Почему?

— Да потому, что я ничего не знаю.

— Но это вы оформляли ее перевод из больницы, где она лежала, в Мэпстон-Холл?

— Да, но это ничего не меняет. Видите ли, я занимаюсь устройством недееспособных больных в интернаты и пансионаты по всей стране.

— Расскажите хотя бы то, что знаете.

Гейл провела руками по волосам, откидывая их за плечи.

— Месяца четыре назад ко мне обратились из администрации больницы в Грей-Оукс, что неудивительно, поскольку мне и раньше приходилось с ними работать. Написали о женщине, которая провела у них почти три года и чье положение, увы, безнадежно, и она нуждается в особом уходе. Вот это уже моя область деятельности. Я приехала к ним, там я и встретилась с Карен — могу добавить, в первый и единственный раз — и поговорила с ее лечащими врачами. Они описали мне ее состояние, и я, осмотрев больную, согласилась с ними — хотя, как вы понимаете, моего мнения никто и не спрашивал. — Гейл постучала сигаретой о край пепельницы, стряхивая пепел. — Поблизости не было учреждения, подходящего для этой пациентки, а поскольку я раньше сотрудничала с Мэпстон-Холлом, то сразу поняла, что там Карен получит необходимый уход. Надо было только дождаться, пока освободится место, подготовить все необходимые документы и собрать подписи. Что я и проделала.

— А каково ваше собственное впечатление от Карен? — поинтересовалась Энни.

— Весьма забавный вопрос.

— Это почему?

— А какое впечатление можно получить от человека, который не может даже пальцем пошевелить и не произносит ни слова?

— Но ведь была же у нее какая-то жизнь до этой аварии?!

— Как не быть, но меня это не касается.

— А что, у вас не было никаких контактов с ее семьей?

— У нее никого нет. Вы, должно быть, прочли ее личное дело.

— Да, но там и читать-то нечего.

— Я ничего не могу добавить.

Гейл притушила сигарету, потому что официантка принесла еду. Гамбургеры и картофель фри для Рыжей и Гейл, а для Энни неизменный сэндвич с сыром и помидором. Не начать ли снова есть мясо? — подумала она, но сразу же решила, что диета — это единственная часть ее жизни, которую она может эффективно контролировать. Гул голосов вокруг них то затихал, то вновь усиливался. Сидевшие за одним из столов женщины громко смеялись над скабрезной шуткой. В пропитанном табачным дымом воздухе чувствовался слабый запах травки.

— До аварии Карен жила в Мэнсфилде, по крайней мере, так написано в ее личном деле, — сказала Энни. — Вы не знаете ее тамошнего адреса?

— К сожалению, не знаю, — покачала головой Гейл. — Но его можно узнать в агентстве недвижимости Мортона. Они занимались продажей ее жилья. Мне это известно, поскольку вырученные деньги пошли в уплату за содержание Карен в Мэпстон-Холле.

— Ну что ж, спасибо, — поблагодарила ее Энни. — А как вы узнали об этом агентстве недвижимости?

— Ее адвокат сообщил мне о нем. Вернее сказать, сообщила.

— У Карен Дрю был адвокат?

— Конечно. Ведь кто-то же должен был вести ее дела и представлять ее интересы. Сама-то она не могла, вы же понимаете? И эта дама-адвокат оказалась до ужаса назойливой и нудной. Она постоянно звонила мне, спрашивая о том, другом и о третьем. А голос у нее такой… ну прямо как гвоздем по стеклу царапают. «Гейл, а как вы думаете?», «Гейл, вы не могли бы…» Бррр!

— А вы, случайно, не помните, как ее звали?

— Да я век ее не забуду! Конни Уэллс ее имя. Она настаивала, чтобы ее называли Констанс — и никак иначе. Высокомерная елейная сука, скажу я вам…

— А нет ли у вас ее телефона или адреса?

— Посмотрю в своих записях. Она работает в адвокатской фирме в Лидсе, где-то на Парк-сквер.

Уже кое-что, подумала Энни. Лидс. Это интересно. Если Карен Дрю жила в Мэнсфилде, почему ее делами занимался адвокат из фирмы, находящейся в Лидсе? Хотя расстояние между ними небольшое и дорога прямая, но ведь есть великое множество адвокатов и в Мэнсфилде, и в Ноттингеме. «Ладно, вот вернемся в Уитби, покопаюсь в Гугле. Он с ходу выведет меня на Констанс Уэллс. Возможно, дама-адвокат сможет рассказать о таинственном прошлом Карен Дрю».

— Смотрите, куда она идет! — взволнованно произнес сержант Кевин Темплтон, тыкая пальцем в экран монитора. — Смотрите сюда.

Они сидели в просмотровой комнате на первом этаже полицейского управления Западного округа и прокручивали записи систем видеонаблюдения. Хорошо бы изображение было более четким, подумал Бэнкс. Может, парни из технической службы посодействуют… Правда, и сейчас при внимательном взгляде на экран, усеянный темными пятнами и пробегающими вспышками, испещренный размытыми тенями и бликами, не оставалось никаких сомнений, что эта высокая, длинноногая девушка, не совсем уверенно бредущая на высоких каблуках в сторону аллеи между ателье Джозефа Рэнделла и пабом «Фонтан», и есть Хейли Дэниэлс. Ну конечно, это она — идет, покачиваясь из стороны в сторону и опираясь вытянутой рукой о стены.

До этого они видели, как в двенадцать часов семнадцать минут она вышла из паба вместе с группой людей. Хейли сказала им что-то, из-за чего возникла озлобленная перепалка, затем, помахав рукой, она пошла в ту самую аллею, и было это в двенадцать часов двадцать минут. Определить, сколько людей вышло вместе с ней из паба, было затруднительно, хотя Бэнкс посчитал — по меньшей мере семеро. Он внимательно смотрел на спины двух ее спутников, которые после той самой перепалки еще некоторое время стояли на месте и, покачивая головами, смотрели ей вслед. А потом и они, пожав плечами, пошли за всей компанией по направлению к клубу «Бар Нан». Бэнкс наблюдал, как фигура Хейли растворилась в темноте Лабиринта.

— Это она, верно, сэр?

— Да, это точно она, — подтвердил Бэнкс. — Вопрос в том, поджидал он ее там или последовал за ней?

— Сэр, я просмотрел все записи, сделанные до половины третьего ночи, то есть до того момента, когда, по мнению врача, наступила смерть, — ответил Темплтон. — Никто не проходил по Тейлор-ярду раньше, никто не последовал за ней в Лабиринт. И никто оттуда не выходил. У нас есть еще записи камер, установленных на Касл-роуд, но она ведь выходит на рыночную площадь.

— Значит, тот, кого мы ищем, прошел каким-то другим путем, который не просматривается камерами видеонаблюдения, — заключил Бэнкс.

— Послушайте, сэр, ведь о том, что она направится в Лабиринт, никто не мог знать наверняка. И если за ней никто не пошел…

— …значит, кто-то уже находился там, ожидая встречи с какой-нибудь пташкой, — подхватил Бэнкс.

— Серийный убийца?

Бэнкс посмотрел на Темплтона долгим сочувственным взглядом:

— Кев, у нас всего лишь одна жертва. Ну какой серийный убийца?

— Это пока у нас только одна жертва, — возразил Темплтон. — Однако это не означает, что он на этом остановится. Ведь даже серийный убийца должен с чего-то начать.

Он широко улыбнулся собственной нелепой шутке, на которую Бэнкс никак не отреагировал, хотя понял, что имеет в виду его помощник: сексуальный маньяк обычно не обходится одной жертвой. Но убийцей Хейли может оказаться человек, лично с ней знакомый. Это еще предстоит выяснить.

— А что, если она не первая его жертва? — спросил он, словно обращаясь к самому себе.

— Сэр?

— Загляни-ка в Национальную базу данных, — продолжал Бэнкс, — и посмотри, не зафиксирован ли там аналогичный случай, имевший место где-нибудь на территории страны за последние восемнадцать месяцев. Попроси Джима Хэтчли помочь тебе. Он не сильно разбирается в компьютерах, но имеет знакомых почти в каждом полицейском управлении.

— Есть, сэр.

Еще несколько лет назад к такой информация не было доступа, но после дела Йоркширского потрошителя[12]Йоркширский потрошитель — британский серийный маньяк Питер Сатклифф, с помощью молотка, отвертки и ножа убивавший одиноко гуляющих женщин и проституток. На протяжении пяти лет терроризировал города Брэдфорд и Лидс; в 1981 году был приговорен к пожизненному заключению за убийство тринадцати женщин и покушение на жизнь еще семи.
и других провалов в оперативно-разыскных операциях министерства внутренних дел многое изменилось. Теперь, хотя и с большим опозданием, английская полиция, подгоняемая пинками и стенаниями, переползла, наконец, в двадцать первый век; тут-то и выяснилось, что криминалу абсолютно наплевать на границы между городами и даже между странами.

— И все-таки я не могу понять: почему она пошла в Лабиринт одна? — риторически вопросил Темплтон. — Ведь никто не пошел туда с нею и не ждал, когда она вернется оттуда.

— Она здорово поднабралась, — заметил Бэнкс. — Да и остальные тоже. Ты же сам видел. А люди, когда напиваются, перестают соображать. Их ничто не сдерживает, и они не чувствуют страха, а ведь нередко именно чувство страха позволяет остаться в живых. Я пошлю детектива Уилсона в ее колледж. По виду его не отличить от студента. Нам нужно найти людей, которые были с ней, и вполне вероятно, что они студенты этого колледжа. Она говорила с ними. Похоже, они пытались отговорить ее от прогулки в Лабиринт. Наверняка кто-то что-то знает.

— А если она еще раньше условилась с кем-то о встрече? Я имею в виду там, в Лабиринте.

— Все может быть, — согласился Бэнкс. — Значит, мы тем более должны поговорить с ее друзьями. Нужно опросить всех, с кем она встречалась той ночью с момента, когда они начали свой веселый поход, до того, как она потащилась в ту проклятую аллею. А мы вместо этого тратили время на Джозефа Рэнделла.

— А я пока не уверен, что он чист, — заметил Темплтон.

— Да и я тоже, — согласился с ним Бэнкс. — Но нам необходимо расширить область поиска. Знаешь что, до того как заняться базой данных, поговори-ка еще раз с барменом из «Фонтана», который работал вечером в субботу. Он есть на наших видеопленках?

— Как ни странно, сэр, есть, — подтвердил Темплтон.

— А что в этом странного?

— Он выкатывал свой велосипед из входной двери, а потом закрывал ее. Причем около половины третьего ночи.

— Может, пил где-то по-тихому. Что он сам-то говорит об этом?

— Вчера, когда наши ребята обходили пабы, он не работал. У него был выходной, так что с ним пока еще не беседовали.

— Интересно! Если его и сегодня нет на работе, выясни, где он живет, и побывай у него. Спроси, чем он был занят до такого позднего времени, может, он что-нибудь припомнит. Мы знаем, что Хейли и ее приятели, выйдя из «Фонтана», заспорили о чем-то. И через три минуты она отправилась на Тейлор-ярд. А вдруг в пабе что-то произошло?

— Есть, сэр, — с этими словами Темплтон вышел из просмотровой комнаты.

Взяв пульт, Бэнкс перемотал назад пленку, которую они только что смотрели, затем снова нажал на клавишу воспроизведения и стал внимательно всматриваться, как Хейли Дэниэлс спорит с приятелями, а потом идет в сторону Тейлор-ярда. Прочитать по губам, что она говорила, он не мог: слишком плохая была запись, а кроме того, на экране надоедливо, как при просмотре старых заезженных лент, мелькали какие-то сполохи света, их источник находился где-то за спинами спорящих, рядом с Тейлор-ярдом. На серебряных блестках пластмассового пояса, обнимающего ее талию, отразился свет фар проехавшего мимо автомобиля.

Возможно, удастся выделить и увеличить номерной знак этого автомобиля, решил Бэнкс. А что, если водитель, увидев симпатичную девушку, одну направляющуюся в Лабиринт, быстро развернулся, доехал до парковки, а с нее по дороге, не просматриваемой камерами видеонаблюдения, вошел в Лабиринт, где и воспользовался удачным случаем, посланным ему судьбой? Вероятность такой версии была исчезающе мала, но — при отсутствии других — почему бы ее не отработать? Бэнкс, позвонив дежурному, попросил прислать к нему детектива Уилсона.

Энни внезапно осенило, что совершенно не обязательно тащиться в Лидс через Уитби, а лучше ехать туда прямо по шоссе M1. До этого она успела позвонить в Миллгарт инспектору Кену Блэкстоуну.

— Энни! — ласково промурлыкал Блэкстоун. — Ужасно рад тебя слышать! Как идут дела?

— Отлично, Кен.

— А как Алан?

Временами Блэкстоун говорил об Энни и Бэнксе так, словно они все еще были вместе. Вероятно, ему бы очень этого хотелось. Впрочем, Энни это не трогало.

— Не помню, когда его и видела, — ответила она. — Ведь я откомандирована в Восточный округ. Слушай, Кен, не поможешь мне?

— Конечно, если смогу.

— Дело простое. Я разыскиваю некую Констанс Уэллс, трудящуюся на Парк-сквер на ниве юриспруденции. Тебе это что-нибудь говорит?

— Боюсь, что нет. Дай мне несколько минут. Я тебе перезвоню.

Приближаясь к Шеффилду, они проехали мимо больших градирен, а за поворотом дороги справа Энни увидела протяженную цепь зданий — популярный торговый комплекс «Мидоухолл», а слева по ходу машины тянулась огромная автостоянка, сплошь заставленная машинами.

Мобильный телефон Энни зазвонил.

— Кен? — сразу же ответила она.

— Кен? — спросил голос из трубки. — А кто это? У меня что, появился соперник? Прости, но вынужден тебя расстроить: это я, Эрик.

— Что тебе надо?

— Просто хотел убедиться в том, что ты не передумала отобедать со мной в четверг.

— Послушай, я жду звонка по важному делу. Я не могу сейчас говорить, — сказала Энни.

— Ну, тогда до четверга, до встречи в «Черной лошади».

Энни, нажав клавишу окончания разговора, почувствовала, как горит ее лицо.

— Неприятности с бойфрендом? — искоса глянув на нее, спросила Рыжая.

— У меня нет бойфренда.

— Ну извини! — Рыжая шутливо подняла руки.

Энни посмотрела на нее и рассмеялась:

— Некоторые мужики бесятся, услышав в ответ «нет».

— Расскажи поподробнее.

Рыжая спрашивала без настойчивости, однако Энни и самой хотелось пойти на откровенность. Ее спас мобильник. На этот раз звонил Кен Блэкстоун.

— Да, — прижав трубку к уху, выпалила Энни.

— Констанс Уэллс действительно работает на Парк-сквер, — сообщил Кен. — Она занимается составлением нотариальных актов о передаче имущества.

— Понятно.

— Работает в компании «Форд, Ривс и Митчелл». — Блэкстоун продиктовал адрес. — Ну как, помощь оказалась действенной?

— Более чем, — ответила Энни. — И название вроде бы даже мне о чем-то говорит… Джулия Форд входит в число учредителей компании?

— Да, так и есть, — подтвердил Блэкстоун.

Джулия Форд была знающим и умелым адвокатом, берущимся за ведение особо запутанных уголовных дел. Время от времени Энни встречала ее имя и фотографии в газетах, однако знакомы они не были.

— Спасибо, Кен, — поблагодарила она Блэкстоуна.

— Рад был помочь. Если что надо, звони, не стесняйся.

— Ловлю на слове.

— Привет от меня Алану, попроси, пусть позвонит, когда найдется время.

— Обязательно передам, — пообещала Энни, а про себя подумала: «Вот только вряд мне представится такая возможность». — Ну пока.

Закончив разговор, она стала внимательно следить за дорогой, поскольку они подъезжали к восточной окраине Лидса, где сплетение дорог, автомагистралей и транспортных развязок являло собою вызов человеческому уму. Энни старалась следовать дорожным знакам, указывающим направление к центру города, однако дело кончилось тем, что с помощью Рыжей она окончательно сбилась с пути, неожиданно выехав к автостоянке позади городского вокзала. Приблизительно определив свое местоположение, они оставили на стоянке «астру» и оставшуюся часть пути прошли пешком. Искать дорогу им больше не пришлось, потому что вскоре они добрались до городской площади, на которой стояло здание старого почтамта, теперь, правда, перестроенного в ресторан. В центре высилась статуя Черного принца с нимфами-факельщицами. Площадь обегала пешеходная зона, где в хорошую погоду люди, сидя за столами, ублажали себя едой и питьем. Но даже и в этот день пара смельчаков отважилась отобедать под открытым небом.

С Веллингтон-стрит они свернули на Кинг-стрит, откуда было рукой подать до Парк-сквер. Большинство домов в этой части города были выстроены в георгианском стиле; здание, в котором располагались офисы адвокатов, хотя и подверглось небольшой модернизации, но не выбивалось из общего правила. Энни и Рыжая вошли в вестибюль с высоким потолком. Сидевшая перед компьютером секретарша спросила, что им угодно.

— Мы бы хотели повидаться с Констанс Уэллс. — Энни предъявила удостоверение.

— Вы договаривались о встрече?

— К сожалению, нет.

Секретарша потянулась к телефону:

— Сейчас выясню, здесь ли мисс Уэллс. Вы пока присядьте. — Она жестом указала на угловой диван, перед которым стоял заваленный журналами столик.

Энни и Рыжая переглянулись и пошли к дивану. Энни взяла журнал «Хелло!», а Рыжая потянулась за «Домашним мастером». Они едва начали перелистывать журналы, как секретарша объявила:

— Мисс Уэллс сможет принять вас через десять минут, если вам будет угодно подождать.

— Конечно, мы подождем, — заверила ее Энни. — Спасибо.

— Наверняка сидит и ковыряет пальцем в носу, заставляя нас ждать, — недовольно пробурчала Рыжая.

— Или ковыряет им в другом месте, — добавила Энни.

Рыжая громко расхохоталась. Секретарша посмотрела в ее сторону и опять склонилась к компьютеру. Энни так и не удалось до конца дочитать историю развода суперпопулярной особы, потому что зазвонил телефон на столе секретарши и она указала им на первый кабинет сразу над лестничным пролетом.

Констанс Уэллс не так просто было рассмотреть за огромным письменным столом — это была миниатюрная женщина с пышными темными кудрями. Энни решила, что ей не больше тридцати пяти. Вдоль стен кабинета выстроились шкафы с папками документов и книгами, окно выходило на площадь. На стене висела вставленная в раму акварельная иллюстрация к сказке «Гензель и Гретель». Глядя на Нее, Энни не могла не восхититься нежностью оттенков и плавностью линий. Художник — настоящий мастер своего дела. Перед столом стояли два стула с высокими спинками.

— Прошу вас, — жестом указав на них, произнесла Констанс Уэллс. — Чем могу быть вам полезна?

— Карен Дрю, помните ее? — спросила Энни.

— Да, — ответила Уэллс и растерянно моргнула.

— Она умерла.

— О, я…

— Прошу прощения за то, что я вас так огорошила, — начала Энни, — но именно по этой причине мы здесь. Карен Дрю умерла. Вернее, убита. В связи с этим у нас есть несколько вопросов.

— Это я должна перед вами извиниться. — Констанс скрестила руки на груди. — То, что вы сказали, настолько неожиданно! Никак не могу поверить… Вы сказали, она убита?

— Да. Карен Дрю была убита вчера утром на утесе недалеко от Мэпстон-Холла. Кто-то увез ее на прогулку и не привез обратно.

— Но… кто?

— Вот это мы и пытаемся выяснить. Но пока что не сильно в этом преуспели.

— Да… но я не вижу, как и чем я могу вам помочь.

Энни повернулась к Рыжей:

— Все говорят нам именно эти слова, верно?

— Да, мэм, — подтвердила Рыжая. — Честно говоря, лично мне это уже начинает надоедать.

— Но я действительно ничем не могу помочь, — отрезала Констанс Уэллс.

— Насколько нам известно, вы занимались ее делами, и среди прочего — продажей дома.

— Да.

— Для начала назовите его адрес.

Констанс с трудом изобразила на лице улыбку:

— Ну это не трудно. — Встав с кресла, она направилась к шкафу с папками.

На ней была светло-зеленая юбка и такого же цвета жакет, надетый поверх белой блузки, присборенной на груди. Отперев шкаф, она вытащила папку, раскрыла ее и продиктовала адрес.

— Не знаю, какой вам прок от этой информации, — сказала Констанс, снова садясь на место.

— Можете рассказать что-либо об убитой?

— Поскольку я была адвокатом мисс Дрю, — объявила Констанс, — все, что было сказано между нами, считается строго конфиденциальным.

— Мисс Уэллс, вы, кажется, не поняли, что произошло. Карен Дрю убита. Кто-то перерезал ей горло от уха до уха.

Лицо Констанс стало смертельно бледным.

— О… вы…

— Простите, если я вас шокировала, — прервала ее Энни, — но, поверьте, меня это поразило настолько, что весь мой завтрак едва не вылетел наружу.

Она вообще-то вчера не завтракала, сбежав из квартиры Эрика, однако мисс Уэллс знать об этом необязательно.

— Да… ну… я… понимаете, я и вправду не могу ничем помочь. Я связана… ведь я только представляла Карен во всех ее делах, в продаже дома, но я… думаю, вы сможете… Вы позволите мне на минуту отлучиться? — Она стремглав выскочила из офиса.

Энни и Рыжая переглянулись.

— Да что это с ней? — недоуменно спросила Рыжая. — Рвет ее, что ли, от такого неожиданного известия?

— Без понятия, — ответила Энни. — Хотя ее реакция… заставляет задуматься.

— Да, причем серьезно. Что будем делать?

— Подождем.

Констанс Уэллс отсутствовала почти пять минут, и когда она снова появилась в офисе, то выглядела уже менее взволнованной. Рыжая сидела на стуле, а Энни, подойдя к окну, смотрела вниз на заполненную людьми Парк-сквер. Услышав, как открылась дверь, она обернулась.

— Извините, — пролепетала Констанс. — Невежливо с моей стороны бросать вас одних, но… все это так необычно.

— Что именно? — осведомилась Энни.

— То, что произошло с Карен. Вы знаете, Джулия… то есть мисс Форд — она одна из наших старших партнеров — хотела бы повидаться с вами. Вы могли бы уделить ей несколько минут?

Энни и Рыжая снова переглянулись.

— Несколько минут?.. — задумчиво протянула Энни. — Думаю, что сможем, а вы как считаете, детектив Бейкер?

И они пошли по коридору следом за Констанс Уэллс.