Сидя за рулем, Энни размышляла. Зачем Бэнксу понадобилось, чтобы она этим субботним утром прикатила к нему домой в Гретли? Она-то думала, что он останется в Лондоне с Софией, хотя бы на эти выходные. Выходит, ошибалась.

Весь вчерашний вечер она пыталась дозвониться до Бэнкса, но безуспешно — он не отзывался ни по одному из своих мобильных. После работы Энни поехала домой и посмотрела по телевизору репортаж о взрывах на Оксфорд-серкус. Сущий кошмар. Сообщили, что контртеррористические подразделения прочесывают Дьюсбери, Бирмингем и Лестер. Трех подозреваемых уже арестовали. В одной из лондонских мечетей провели обыск.

Мусульманская община негодовала: осквернили их священный дом, но едва ли им хоть кто-нибудь сочувствовал. Особенно после страшных телерепортажей из Лондона: ведь «Аль-Каида» признала, что теракт — это ее деяние. Энни пыталась быть терпимой и уважать чужую веру. Но на протяжении всей истории человечества большая часть распрей, войн и смертей происходила во имя Бога. С каждым годом религиозный экстремизм набирает обороты, и все сложнее верить, что несоответствие чьим-то сакральным постулатам может служить оправданием массовых убийств.

Да ну их! Как приятно прокатиться ясным утром по долине и отвлечься от мрачных новостей! Старушка «астра» покряхтывала на поворотах и подпрыгивала на внезапных кочках. Справа раскинулись луга. Болота окружали медлительную и важную речку Свейн, с берегами, поросшими клевером, лютиками и луговой геранью.

Вдали расстилалась долина, исчерченная невысокими каменными оградами. Чем выше, тем круче становились ее боковые склоны. Скалистые вершины, состоявшие в основном из известняка, покрывала трава, не сочная, как внизу, а вялая и высохшая. Дальше раскинулись вересковые пустоши, огромные, со всех сторон. Энни опустила окно. В магнитоле проигрывался диск лучших хитов Стили Дэна, и как раз сейчас звучала песня «Бодхисаттва». Бэнкс, конечно, не одобрил бы такой выбор, да и черт с ним. Этот мир был прекрасен.

Почти.

Уинсом совершила прорыв в расследовании нападения в Истсайд-Истейте: один из местных громил обмолвился, что в квартале появился новый серьезный наркодилер, «то ли албанец, то ли турок». Он приехал из Лондона, и ребятишки, прежде свободно приторговывавшие наркотой, должны были перейти под его руководство или выйти из игры. А иначе окажутся в больнице с пропоротым брюхом. Пока этого новенького им найти не удалось. Они лишь знали его кличку — Бык. Правда, Энни не сомневалась, что его поимка — не за горами. Ходили слухи, что у Быка много влиятельных знакомых, что он собирается наладить регулярные поставки героина в Иствейл. И суперинтендант Жервез, и помощник начальника полиции Маклафлин, и начальник полиции — все жаждали заарканить Быка. Еще бы, ведь тогда им удастся покрасоваться по телику и в очередной раз заявить, что они успешно борются с наркоманией.

Энни выехала на Хелмторп-Хай-стрит, миновала церковь, пабы и магазин спортивной одежды. У школы она свернула налево и поднялась на холм, в Гретли. Осторожно проехав по узкому каменному мосту, на котором беседовали, попыхивая трубками, несколько стариканов, она свернула к дому Бэнкса. Энни припарковала машину у каменной ограды возле Гретли-Бек, это у самого леса. Автомобиля Бэнкса она нигде не увидела. Странно.

В какое живописное и уединенное место Бэнкс переехал после своего развода. Энни всякий раз замирала в восхищенном изумлении.

Пережив пожар, Бэнкс перестроил заново весь дом, там стало гораздо просторнее, сохранив при этом красивый известняковый фасад. Сейчас дом выглядел практически так же, как и в 1768 году, когда его только возвели, о чем гласила табличка на двери.

Энни постучала, и Бэнкс, впустив ее, прошел сквозь гостиную на кухню.

— Кофе будешь? — спросил он.

— С радостью.

А он, оказывается, знает, какой кофе она любит. Черный, крепкий. Бэнкс и сам пил такой же.

— Пошли на террасу, — предложил Бэнкс.

Вслед за ним Энни прошла сквозь кухню. На террасе сквозь стекла лилось медовое солнце. Но в открытые окна дул ветерок, и внутри было не слишком жарко. Вечная проблема с этими застекленными террасами, подумала Энни. Один жаркий день, и получается настоящая парилка. Зато зимой там очень уютно, особенно если поставить электрический камин с имитацией огня. Впрочем, и этим ранним утром там было очень здорово. Из окон открывался чудесный вид на долину, и выше, до самого известнякового шрама на верхушке холма, напоминавшего Энни ухмылку черепа. На зеленых лугах белели точки — там паслись овцы. Увидев плетеные кресла с подушками, Энни вспомнила, какие они глубокие и удобные, из них совершенно не хочется вылезать. Но она все же села в одно из кресел и поставила на стеклянный столик с нетронутыми утренними газетами свою чашку. Бэнкс еще не читал газет? Что это вдруг? Он редко интересовался новостями, но всегда просматривал рецензии на новые альбомы и фильмы и решал кроссворды. Наверное, он только недавно проснулся, решила Энни. Слышна была приглушенная музыка, довольно странная, похожая на похоронную. Нестройная мелодия, то затихающий, то вновь вступающий хор, трубы, литавры и удары колокола.

— Что это за музыка? — спросила Энни, когда Бэнкс уселся напротив.

— Шостакович. Тринадцатая симфония, называется «Бабий Яр». А что? Тебе не нравится?

— Ну почему же, просто интересно. Очень уж необычная.

«Да уж, это вам не рок-композиция Стили Дэна», — подумала Энни. Но музыка играла совсем тихо, так что не раздражала.

— Когда ты вчера приехал? — спросила она.

— Поздно.

— Я тебе весь вечер звонила.

— Телефон разрядился, а зарядку я с собой не взял.

Бэнкс был очень бледным. Яркие синие глаза смотрели устало, а на левой руке белела повязка.

— Что это? — спросила Энни.

— Это? — поднял он руку. — Обжегся об чугунную сковородку. Мой врач давно говорил, что моя диета меня убьет, — улыбнулся он. — Ничего страшного. Хотел сегодня утром приехать в участок, но передумал. Потому и попросил тебя заглянуть ко мне.

— Потому что обжег руку?

— Что? Нет. Говорю же, это ерунда. Дело не в этом.

— А в чем?

— Потом расскажу.

— Хорошо, — весело ответила Энни. — Напускай туману, если тебе так хочется. Мне-то что. А у нас, между прочим, появилась зацепка в истории с нападением в Истсайд-Истейте. — Энни стала рассказывать про Быка, но вскоре поняла, что Бэнкс почти не слушает. — Так в чем дело, Алан? Зачем ты меня сюда притащил?

— Хотел поговорить с тобой о Ваймене. Мне кажется, пора его звать к нам в участок, с учетом всех последних событий.

— Каких еще событий? По-моему, ничего нового мы не узнали, кроме того, что он нанял детектива для слежки за Сильбертом.

— Но ведь и этого достаточно, разве нет? Имеются и другие факты. Все это начинает уже зашкаливать.

Она слушала его с широко открытым ртом. Про то, как Хардкасл рвал фотографии в ресторане, про то, что случилось с домом Софии в четверг и с офисом Томасины вчера. Когда он умолк, Энни даже не нашлась, что сказать.

— Ты ведь вчера был в Лондоне, да? — промямлила она. — Жуть какая! В момент взрыва ты, наверное, был там совсем рядом…

— Шел по Риджент-стрит, — ответил Бэнкс. — Метро потом на четыре часа закрыли, потому я так поздно и приехал. Пришлось брать такси от станции «Дарлингтон».

— Ты же вроде на машине туда уехал?

— Оставил ее там. Не хотелось садиться за руль. Меня от пробок уже тошнит. Да я еще и выпил за обедом. С чего это ты всполошилась? Что за допрос с пристрастием?

— Почему ты не остался у Софии? Она же, наверное, теперь трясется от страха. После такого разгрома.

— Она ночевала у подруги. — Бэнкс выразительно посмотрел на Энни, это был молчаливый призыв заткнуться и не лезть не в свое дело.

Музыка стала слышнее. Вступил солист, затем к нему присоединился хор. Потом вновь заиграл оркестр: загудели духовые, затем — дробное стаккато ударных, загрохотал гонг.

Очень странная музыка для такого чудного воскресного утра, подумала Энни. Бэнкс внимательно слушал, пока оркестр не заиграл крещендо, и затем постепенно звук сошел на нет, как в григорианских хоралах.

— Честно говоря, София не захотела, чтобы я у нее ночевал. Она обвинила в этом несчастье меня. Считает, что я забыл включить сигнализацию.

— А ты забыл?

— Нет, конечно.

— Ну а ей ты это сказал?

— Она так расстроилась. Она бы мне не поверила.

— А полицию вы вызвали?

— Энни, ты же понимаешь, с кем мы связались. Думаешь, полиция помогла бы? В конце концов, я и сам — полиция, и что с того? Ну и София была категорически против.

— А ты сказал Софии, кого подозреваешь в этом нападении?

— Нет.

— Почему?

— А зачем мне ее пугать?

— Ну, чтобы она была осторожней, например.

— Слушай, а тебе-то что? Она же тебе даже не нравится.

— Это не так, — возразила Энни, сообразив, что сейчас лучше слукавить. — И потом, я за тебя волнуюсь. Это в первую очередь. Как всегда.

— Волноваться за меня не стоит. А Софии они вреда не причинят, и Томасине тоже. Захотели бы, давно бы уж с ними что-нибудь сделали. Как и со мной, кстати. Нет-нет. Они дали понять, что недовольны, и на этом остановились. Пока что. Пока пытаются нас запугать. Именно поэтому нам пора побеседовать с Вайменом в участке.

— Все равно им слабо тебя запугать. Да и меня тоже.

Бэнкс выдавил некое подобие улыбки:

— Тебе удалось что-нибудь узнать?

— Да. — Энни изложила Бэнксу свой разговор с Кэрол Ваймен.

— Интересно, что там на самом деле произошло с Риком Вайменом, — протянул Бэнкс. — Десантник, говоришь… А знаешь, от кого они получают приказы? От МИ-6, не иначе. Вот тебе и связь между Вайменом и Сильбертом. Я с самого начала был уверен, что тут кроется что-то еще, помимо профессиональных разборок. Помимо зависти. Ну и как, удалось тебе еще что-нибудь про него узнать?

— Я поговорила с его… — Энни запнулась, не зная, как назвать Шарлотту Фостер, — с его вдовой, — добавила она, хоть это не вполне соответствовало истине. — Разумеется, она не захотела ничего рассказывать, но хотя бы ясно дала понять, что Рик Ваймен погиб в ходе боевых действий, а не в авиакатастрофе во время учений.

— Занятно, — сказал Бэнкс. — Весьма занятно. Если бы нам удалось нарыть что-нибудь еще! Что за операцию они проводили, кто отдавал приказы и руководил… возможно, Ваймен считает, что именно Сильберт виновен в гибели его брата? А что, если тот и впрямь был причастен? А в МИ-6 решили замять эту историю?

— Тогда они сделают все, чтобы ты эту историю не вытащил обратно. — Энни потянулась за чашкой кофе. Пел солист, звонили колокола. Вновь вступил хор. — Да и как ты вообще собираешься хоть что-то разузнать?

— Перед твоим приездом мне удалось наконец связаться с суперинтендантом Берджессом. Это который Грязный Дик.

— Помню его, — кивнула Энни. — Сексист, расист и гомофоб, считающий себя идеальным образчиком человеческой породы.

— Да-да, он самый. Я два дня пытался до него дозвониться. Оставил ему кучу зашифрованных посланий на автоответчике. Он знает все и про всех. Не помню, где именно он сейчас работает, по-моему, в какой-то контртеррористической организации. Человек самый что ни на есть осведомленный. Прекрасно чувствовал себя во времена правления Тэтчер с Мейджором, да и при Блэре с Брауном не бедствовал.

— Не очень-то они друг от друга отличаются, — заметила Энни.

— Просто ты слишком молода, чтобы помнить эпоху Тэтчер.

— Неправда, — возразила Энни. — Я помню Фолклендскую войну, мне тогда уже пятнадцать было.

— Как бы то ни было, Грязный Дик что-то долго не проявлялся. Видимо, потому, что для его боссов я персона нон грата. Во всяком случае, мне так казалось. Как выяснилось, не напрасно: я и впрямь у них там не в почете. Дик это подтвердил. Но это я так, к слову. Главное, выяснилось, что Дик сейчас не в Лондоне, а в Дьюсбери.

— Дьюсбери? — переспросила Энни. — Это не там…

— Да, там жил один из террористов-смертников, — опередил ее Бэнкс. — Полагаю, потому Дик туда и поехал. А самое главное вот что: он согласился со мной встретиться.

— Когда? И где?

— Сегодня утром, в Халлам-Тарн. Мне кажется, это наш единственный шанс узнать, что связывало Ваймена и Сильберта и каково участие десанта и разведки в этой истории. Возможно, Дик даже расскажет, чем Сильберт занимался после ухода на пенсию, вроде бы ухода, и зачем встречался с тем типом на скамейке в Риджентс-парке, ну и прочее.

— Если связь между Вайменом и Сильбертом вообще существует, — уточнила Энни.

— Точно. — Бэнкс взглянул на нее: — Ты ведь до сих пор уверена, что убить хотели именно Хардкасла? Мотив: профессиональная зависть. Возможно, ты окажешься права. Ваймен и впрямь передавал Хардкаслу фотографии, и тот крайне бурно на них реагировал. И все-таки потерпи мои бредни еще немного. Дай мне шанс. — Бэнкс достал из книжного шкафа блокнот с ручкой. — Что ты узнала о Рике Ваймене?

Энни рассказала ему все, что ей было известно — не так уж и много.

— Думаю, этого хватит, чтобы действовать дальше, — сказал Бэнкс. — Ты уверена в дате его смерти? Пятнадцатое октября две тысячи второго года, да?

— Да, так сказала мне Кэрол Ваймен.

— Ясно.

— А что, если они никак не связаны?

— Давай решать проблемы по мере их поступления.

— Ну а что теперь-то делать? Ты говоришь, они забрали у Том Сэвидж папку с делом Ваймена. Значит, он тоже в опасности?

— Зависит от того, представляет он опасность для них или нет. Но я не буду с тобой спорить — нам надо пошевеливаться. Чем быстрее мы привезем его в участок и докопаемся до сути, тем лучше.

К этому моменту Энни окончательно потеряла нить мелодии. Резкая и громкая партия оркестра контрастировала с тихим пением солиста. Иногда музыка и вовсе замирала.

— Хорошо бы сначала обсудить все это с Жервез, — заметила она.

— Справишься с этим? — спросил Бэнкс.

— Кто, я? Алан, ты чего?

— Ну пожалуйста, выручи. — Бэнкс взглянул на часы: — Мне скоро ехать к Берджессу, а нам ведь никак нельзя терять время. Возможно, вот-вот у меня появятся ответы на некоторые вопросы, но не факт. Надо как минимум добиться от Жервез разрешения на допрос Ваймена в связи с обнаруженными фотографиями.

— Но… я…

— Да ладно тебе, Энни. Она же и так знает, что ты занималась этим делом, верно?

— Делом, которого больше не существует? Да. Знает.

— Вот и расскажи ей про новые улики. Напирай на историю с театром, а про разведку вообще пока забудь. Ее ведь только этот аспект пугает. А раз шпионы вроде бы тут ни с какого боку, мадам брыкаться не станет, напротив.

— Ладно, так и быть, — вставая, сказала Энни. — Я попытаюсь. А ты?

— Я приеду попозже. Вызову водителя, когда освобожусь. Ты пока поговори с Жервез, позови Ваймена, и пусть помаринуется у нас немного, понервничает.

— И на каком основании я его задержу?

— Не надо никаких оснований. Просто попроси его явиться.

— А если он не захочет?

— Тогда арестуй его!

— За что?

— За то, что он лживый ублюдок, например.

— К сожалению, такой статьи у нас нет.

— Энни, приволоки его в участок, слышишь? Это кардинально изменит всю ситуацию.

Энни выходила из дома под звуки неземной, завораживающей музыки, но почему-то утро больше не казалось ей таким уж прекрасным.

Вновь оставшись один, Бэнкс налил себе еще кофе. «Бабий Яр» закончился, а после такой музыки не хотелось слушать что-то еще. Скоро надо было выходить. Бэнкс чувствовал себя жутко измотанным, но пропустить эту встречу было никак нельзя.

Заперев на ключ дверь, Бэнкс усмехнулся собственной наивности: кого остановит замок? Бэнкс поехал в сторону Халлам-Тарн, к холму Тетчли-Фелл.

Ночью он не сомкнул глаз; перед ним и до сих пор мельтешили вчерашние чудовищные картины. Повсюду чудились запахи горелого мяса и тлеющей пластмассы. Что-то ему не забыть никогда, а что-то, увиденное лишь краем глаза, — чье-то безголовое тело, яркий промельк внутренностей в клубах пыли и дыма, — дорисует его неуемное воображение, превратит в ночные кошмары, которые будут преследовать его еще много лет.

Страшные образы мучили, но менее жестоко, чем ощущения. Стоило Бэнксу задремать, как на него навалилось отвратительное чувство. Ему казалось, что он опаздывает, не успевает предотвратить что-то совершенно ужасное; тут же снилось, будто он торопится на важную встречу и вдруг понимает, что напрочь забыл дорогу; совершенно голый, он метался по темным враждебным улицам, все быстрее и быстрее; лестницы покрывала липкая патока, стоило Бэнксу встать на первую ступеньку, камень начинал плавиться под ногами, и он постепенно проваливался в бездну. Когда измученный кошмарами Бэнкс наконец очнулся, ему показалось, будто в его груди — пустота и его несчастное сердце бьется невпопад, непонятно почему и зачем.

Выбравшись вчера из паба Джо Джелдарда, Бэнкс купил одежду в магазине «Маркс и Спенсер» и, пешком пробираясь по задворкам Блумсбери, добрел до вокзала Кингс-Кросс. Дым был виден даже с Юстон-роуд, и иногда до ушей Бэнкса доносился вой сирен. Он точно не знал, во сколько произошел взрыв, но предполагал, что это случилось около половины третьего, в самый разгар пятничного летнего дня, когда многие пораньше уходят с работы. До вокзала Бэнкс добрался уже после пяти. Поезда так и не пустили, хотя здание вокзала уже обыскали (нет ли там взрывчатки) и открыли для пассажиров около часа назад.

Толпы людей топтались вокруг табло с расписанием, готовые в любую секунду сорваться к нужной платформе. Бэнксу пришлось выложить кругленькую сумму за билет до Дарлингтона, без всякой гарантии, что поезд вообще когда-нибудь отправится. Продуктовые киоски распродали все запасы бутербродов и воды. Дожидаясь поезда, Бэнкс позвонил Брайану и Томасине. К счастью, они не пострадали, хотя страху натерпелись, ведь трагедия произошла совсем рядом. Бэнкс набрал и домашний телефон Софии, но никто не ответил. Иного он и не ожидал. Он оставил ей сообщение — попросил отогнать машину и спросил, как она, он надеется, что с ней все в порядке. Про свои приключения в зоне взрыва Бэнкс не собирался никому рассказывать. Ни сейчас, ни позже.

Бэнксу повезло: первый же поезд отбывал в северном направлении. В шесть тридцать пять Бэнкс уже сидел внутри рядом с бангладешским студентом, очень серьезным малым, который жаждал обсудить с ним сегодняшние взрывы. Бэнксу совсем не хотелось говорить на эту тему, на что он и намекнул вполне недвусмысленно. Всю поездку студент сидел надувшись. Наверняка думал, будто Бэнкс просто не захотел общаться с азиатом.

Но Бэнксу было плевать на его домыслы. Ему вообще было на все и всех наплевать. Он тупо смотрел в окно, не включив даже айпод. Бэнкс чувствовал, что ни музыка, ни книга не помогут ему отвлечься. Мозг словно оцепенел, а две маленькие бутылочки виски, которыми торговали вагонные продавцы с тележкой, лишь усилили это ощущение.

Из Дарлингтона до дома он добрался на такси, заплатив шоферу целое состояние. Этот балагур был футбольным фанатом, не умолкая, обсуждал команду «Боро», есть ли у парней шансы в следующем сезоне. Хорошо хоть о взрывах не упоминал ни разу. Иногда Бэнксу казалось, что север Англии — совсем другая страна, со своими проблемами и заботами. Отдавая таксисту деньги, Бэнкс подумал, что денек получился затратный: сначала отель, потом ресторан, новая одежда, билет на поезд и вот еще и такси. Хорошо, что сейчас везде принимают карточки.

Поезд тащился долго, с неожиданными и непонятными остановками в Гренэме и Донкастере, и домой Бэнкс добрался лишь в половине одиннадцатого.

Бэнкс был счастлив, что наконец-то он дома, что можно захлопнуть за собой дверь. Правда, не очень понятно, чем можно отвлечь себя от тяжелых мыслей. Точно нельзя включать теленовости — смотреть на страшные кадры, которые крутят снова и снова, и слышать, как растет число погибших.

Усевшись наконец перед экраном с большим бокалом красного вина и включив старую комедию братьев Маркс, Бэнкс и сам не понимал, что же он сейчас чувствует.

Подумав немного, он решил, что ни грусти, ни злости, ни тоски он не испытывает. Возможно, они нагрянут позднее. Случившееся открыло в душе такие пласты, о которых он даже не подозревал и про которые еще ничего не знал.

Его мир изменился, ось планеты «Бэнкс» сместилась. Есть разница — знать, что такое происходит, смотреть, как это происходит с другими людьми по телевизору, и самому быть в самой гуще, в эпицентре, видеть боль и страдания и понимать, что ты не в состоянии никому помочь. Но он же помогал раненым. Надо держаться за эту мысль. Бэнксу вспомнилась ослепшая азиатка, так сильно вцепившаяся ему в руку, что он до сих пор ощущал ее хватку; и молодая блондинка в окровавленном желтом платье, с дурацкой собачонкой и пакетом, с которым она не хотела расставаться; перепуганный мальчишка; мертвый таксист; все эти люди. Они теперь стали частью Бэнкса и пребудут с ним до конца.

Несмотря на испуг и ужас, Бэнкс испытал тогда и странное чувство глубокого спокойствия, смирения перед неизбежностью, свободы. Это его поразило. Похожие ощущения испытывал он и сейчас, выйдя из дома. Было в этом что-то простое и прекрасное — просто переставлять ноги, медленно поднимаясь к вершине холма.

Он забирался на Тетчли-Фелл, вышагивая по тропинке, пересекавшей несколько полей, и высматривая калитки в бесконечных каменных оградах. В ярко-синем небе сияло солнце, и дул приятный, освежающий ветерок. Бэнкс то и дело оглядывался, опасаясь слежки. Вслед за ним шли двое — девушка с красным свитером, завязанным на талии, и парень в футболке с рюкзаком за плечами. Добравшись до древней римской дороги, по диагонали перерезавшей долину и приводящую прямо в деревушку Фортфорд, видную вдалеке, Бэнкс, потный и мокрый, остановился перевести дух. Он решил подождать, пока парочка пройдет мимо. Поравнявшись с ним, туристы поздоровались и, свернув налево, зашагали по римской дороге. Вполне возможно, потом они свернут на дорогу к Мортсетту, подумал Бэнкс. Или дойдут до Релтона или Фортфорда. Но в любом случае они шли явно не туда, куда сам Бэнкс. К тому же они еще совсем дети. Студенты, выбрались подышать свежим воздухом. Вряд ли МИ-6 вербует столь юных сотрудников. Должны же у них быть ограничения по возрасту, верно?

Выбравшись по перелазу на другую сторону узкой тропинки, Бэнкс продолжил подниматься по полям к вершине холма. Сочная трава сменилась сухими и тонкими былинками, и вскоре Бэнкса окружали лишь камни, пыльные кусты вереска и можжевельника. Скоро тут все расцветет, подумал Бэнкс, и блеклые пустоши покроют фиолетовые и желтые цветы. Овцы попадались все реже.

Несколько раз Бэнкс был уверен, что добрался, но на самом деле до вершины было еще идти и идти. И вот наконец вот она, верхушка. Теперь ему оставалось лишь спуститься по противоположному склону к озеру Халлам. Озеро не представляло собой ничего особенного — небольшое, где-то сто ярдов в ширину и двести в длину, оно расположилось почти у самой макушки холма Тетчли. Местами озеро оградили забором — там часто тонули дети. А однажды оттуда извлекли тело убитого кем-то мальчика, припомнил Бэнкс. Вокруг холма вилась живописная тропинка. Из Хелмторпа к озеру вела дорога, заканчивающаяся прямо у воды небольшой парковкой, на которой Бэнкс приметил несколько машин.

Легенда гласила, что когда-то на месте Халлама была деревня, жители которой поклонялись Сатане и приносили ему в жертву людей. За это Господь покарал их, уничтожив деревню одним ударом божественного кулака, после чего на этом месте и возникло озеро. Поговаривали, что иногда, когда свет падает как-то по-особенному, под водой видны старые дома и улицы, приземистая неказистая церковь с перевернутым крестом, и слышны леденящие кровь вопли халламчан, которые криками вгоняют себя в ритуальный экстаз.

Иногда во все это даже можно поверить, думал Бэнкс, направляясь к парковке. Но точно не сегодня — слишком уж славный денек. Бэнкса обогнала парочка влюбленных. Они держались за руки, и девушка, жующая травинку, застенчиво улыбнулась Бэнксу. Мимо пробежал немолодой мужчина в спортивном костюме и кроссовках, раскрасневшийся, потный. Того и гляди, свалится в сердечном приступе.

Бэнкс дошел до парковки у конца озера. На берегу, у самой воды он приметил знакомую фигуру: суперинтендант Берджесс по прозвищу Грязный Дик бросал камешки, которые не желали подпрыгивать, делая цепочку из кругов, а сразу же тонули. Заметив Бэнкса, он хлопнул в ладоши и довольно потер руки:

— О Бэнкси! Рад, что ты смог выбраться! Ну, рассказывай, что ты там натворил?

«Как это похоже на Бэнкса — сослать меня к Жервез, а самому укатить», — думала Энни, подъезжая утром к дому начальницы. По телефону Жервез показалась ей несколько раздраженной — оказывается, ее муж увез детей на матч по крикету и она собиралась провести свободный денек, ковыряясь в саду. Но все-таки согласилась уделить Энни пять минут.

Пока Энни ехала по тихой проселочной дороге, все думала о странном поведении Бэнкса. Сегодня утром он был какой-то не такой. Наверное, на самом деле они с Софией разругались куда серьезнее, чем это хотел представить Бэнкс. Он говорил, что София очень дорожит своими безделушками и сувенирами. Видимо, она здорово расстроилась, когда с ее драгоценными вещицами так варварски расправились. Впрочем, если ей всякие камушки-ракушки дороже Бэнкса, то жалеть ее как-то неохота. Если дороже, то так ей и надо.

Припарковав машину и постучав в дверь, Энни услышала голос начальницы:

— Я во дворе! Просто обойдите дом!

По узкой дорожке между домом и гаражом Энни попала в сад.

Увидев суперинтенданта в широкополой шляпе, мешковатой мужской рубашке, белых шортах и сандаликах, да еще с секатором в руках, Энни с трудом удержалась от смеха.

— Садитесь, инспектор Кэббот, — сказала разрумянившаяся от работы Жервез. — Ячменного отвара хотите?

— Да, спасибо. — Энни взяла стакан и, присев, сделала глоток. Она уже сто лет не пила ячменного отвара. Такой же готовила ее мама. Напиток у Жервез получился вкусный. На лужайке Энни увидела круглый столик и четыре стула. Зонтика над столом не было, и она тут же пожалела, что не взяла с собой шляпу.

— Вы не хотите высветлить себе несколько прядок? — спросила вдруг Жервез.

— Нет, мэм.

— Так подумайте. Они на солнце очень выигрышно смотрятся.

Что это на всех нашло? Сначала Кэрол Ваймен предложила Энни стать блондинкой, теперь вот Жервез твердит про высветленные прядки.

— Я так понимаю, вы приехали рассказать, как движется дело о поножовщине в Истсайд-Истейте? — спросила Жервез, устроившись на стуле.

— Этим делом занимается Уинсом, мэм, — ответила Энни, — и мы со дня на день ждем завершения расследования.

— Лучше бы с минуты на минуту, — заметила Жервез. — Даже мэр уже начал нервничать. Ну а вы, инспектор Кэббот? Вы каким делом занимаетесь?

— Ну, — Энни заерзала на стуле, — я именно поэтому к вам и приехала, мэм. Странная сложилась ситуация.

— Я тебя слушаю, — сделав глоток, Жервез улыбнулась.

— Помните, о чем мы с вами на днях говорили? Ну, о Дереке Ваймене?

— Вы имеете в виду версию на основании методов Яго, которую придумал Бэнкс?

— Да.

— Помню.

— В общем, а вы не думали, вдруг в этом и впрямь что-то есть? Что это не просто предположения?

Энни отогнала осу, крутившуюся вокруг стакана.

— А что, собственно, в этом есть?

— Я поговорила с женой мистера Ваймена, Кэрол, и она…

— По-моему, я велела вам оставить их в покое.

— Ну, мэм, этого вы мне точно не говорили.

— Инспектор Кэббот, вы издеваетесь? Возможно, это было сказано иными словами, но вы ведь прекрасно поняли, что я имела в виду. Что уже хватит. Оставьте это дело в покое.

Энни сделала глубокий вдох.

— Я хочу вызвать Дерека Ваймена на допрос, — выпалила она.

Выразительное молчание Жервез нервировало Энни. У стакана вновь начала виться оса. Где-то вдалеке шипел садовый шланг. По радио пел про лунную реку Фрэнк Синатра.

— Вы? — подала наконец голос Жервез. — Или инспектор Бэнкс?

— Мы оба. — Самое страшное Энни уже сказала и потому быстро собралась с духом. — Я знаю, что вас просили забыть об этом деле, но у нас появились новые улики. И к разведке они не имеют никакого отношения.

— Да неужели?

— Точно. Старший инспектор Бэнкс нашел частного детектива, которого наняли следить за Сильбертом, когда тот встречался с каким-то мужчиной.

— Частного детектива?

— Да. Они еще существуют.

— Я в курсе. Я просто никак не пойму… ладно, продолжайте.

— Бэнкс поговорил и с официанткой из ресторана «Зиззи». Она вспомнила мужчину, очень похожего на Хардкасла. Запомнила его. Потому что он рвал какие-то фотографии.

— Похожего?

— Слежку заказал Ваймен, и он еще на первом допросе говорил, что они с Хардкаслом ужинали в «Зиззи». Перед тем, как пойти в кино.

— Но зачем ему это?

— Чтобы накрутить Хардкасла.

— Это вы так предполагаете.

— Ну, в этом есть смысл, согласитесь? Зачем еще ему тратиться на детектива? Он, между прочим, совсем не богач.

— Зачем ему вообще понадобилось за ним следить? Он ведь Сильберта толком и не знал. Верно?

— Верно, они встречались пару раз за ужином, вот и все общение. Мне кажется, тут дело в личной неприязни. Целью был Хардкасл, но, запуская такой механизм, никогда не угадаешь, чем все обернется.

— Это точно. Ну и?

— Поговорили мы с Кэрол Ваймен, я узнала, что ее мужу до чертиков надоела работа в школе. Он обожает театр.

— Знаю, — кивнула Жервез. — Он же ставил «Отелло».

— Вот именно, мэм, — заторопилась Энни. — И он не хочет останавливаться на одном спектакле. На самом деле он мечтает стать профессиональным режиссером. На совещании, когда вы решили закрыть дело, я уже говорила, что Хардкасл и Сильберт хотели собрать свою труппу, в которой не было бы места Ваймену. Хардкасл и сам метил в режиссеры, а Ваймену пришлось бы уйти в тень. Это же самое настоящее унижение, крушение всех его надежд! Хардкасл задел его гордость, загнал в угол.

— И что, этого достаточно, чтобы пригробить двоих человек?

— Едва ли он собирался кого-то убивать. Скорее, жестокая и злая шутка обернулась непредсказуемыми последствиями, и неуправляемыми. Ему, конечно, хотелось, чтобы Хардкасл помучился, иначе бы не предпринимал столько усилий. Работа над «Отелло» подсказала ему идею, но ему было достаточно рассорить Хардкасла с Сильбертом. Цель: уязвленный предательством друга, Хардкасл уедет из Иствейла и откажется от своих прожектов относительно театра.

— Не знаю, — протянула Жервез. — Как-то это все притянуто за уши. Похоже на мыльный сериал. И поправьте меня, если я ошибаюсь, но никакого состава преступления тут нет и в помине.

— Мы что-нибудь придумаем. Убийства совершают иногда по довольно обыденным причинам: из-за работы, ревности, профессиональной зависти. Я не утверждаю, что Ваймен хотел их убить. Но то, что он подстроил все именно так, как я говорю, — вполне реально. Он мог заставить Хардкасла пойти на крайность. Возможно, растравливал его, подсовывая фотографии и нашептывая об изменах Сильберта, это тактика Яго, доведшего Отелло до убийства. Ваймен человек искусства, режиссер, и, стало быть, тонкий психолог. В какой-то момент он понял, на какие кнопки нажимать, чтобы получить результат. Это, конечно, предположения. Но по-моему, небезосновательные.

Жервез налила себе из кувшина еще отвара и хотела долить стакан Энни. Та отказалась и спросила:

— И что вы об этом всем думаете?

— Такая вероятность имеется, хоть и слабая, — признала Жервез. — Но даже если вы угадали, мы никогда ничего не докажем.

— Если только Ваймен не признается.

— С чего бы это ему признаваться?

— Из-за чувства вины. Это если он хотел только «пошутить» и не собирался никого убивать. Если он не тайный убийца, который умеет маскироваться, то ему сейчас очень некомфортно. Убийство — это тяжкая ноша. Жена говорит, он в последнее время очень задумчивый и грустный. Могу поспорить, что его мучает совесть.

— Ладно, инспектор Кэббот, — сказала Жервез. — Предположим, что Ваймен и впрямь придумал хитрую комбинацию, чтобы добраться до Хардкасла, и недооценил степень опасности своих интриг. Вы можете мне гарантировать, что это не имеет никакого отношения к разведке и бывшему месту службы Сильберта?

Как точно Бэнкс оценил ситуацию, восхитилась Энни. Как только разведку отмели в сторону, Жервез совсем иначе стала смотреть на это дело.

— Да, — уверенно ответила Энни.

Жервез вздохнула. Сняв шляпу, обмахнулась ею, как веером, потом снова надела.

— Спрашивается, зачем все эти сложности? Почему не сделать так, как было приказано?

— Потому что мы пытаемся установить истину, — ответила Энни.

— С каких это пор? Истина — роскошь, которую мы не можем себе позволить.

— Но ведь из-за Ваймена погибли два человека. Не важно, хотел он этого или нет, сам убил или кого-то натравил. Вот так взять и забыть про это?

— Думаю, основная проблема — доказать, что Ваймен вообще хоть как-то преступил закон. Я, во всяком случае, не могу придумать, за что бы его притянуть.

— Ну, это уж забота уголовной службы.

— Хм. Вы хоть представляете, как на меня давили, чтобы я закрыла это дело? По-моему, единственный, кто не выедал мне на эту тему мозг, — помощник начальника полиции Маклафлин, да и то потому, что он терпеть не может разведчиков. А вот сам начальник непреклонен. Да и зачем мне эти проблемы? Пожалуйста, вызывай Ваймена. Ради бога. Если он вдруг признается в чем-то, отправляй его дело в уголовку. Посмотрим, как они на это отреагируют. Но вы уж с инспектором Бэнксом будьте так добры, проверьте все, чтобы комар носу не подточил, чтобы у нас потом никаких неприятностей.

— Да, мэм, — кивнула Энни, допила отвар и вскочила на ноги. Надо было отсюда линять, пока Жервез не передумала. — Мы все сделаем.

— Кстати, где сейчас инспектор Бэнкс?

— Отдыхает дома, — ответила Энни.

— Что, с Лондоном не сложилось?

— Видимо, нет.

— Что ж, будем надеяться, они помирятся. Мне только несчастного влюбленного в участке не хватает. Ладно, идите занимайтесь своим театральным интриганом. А я снова займусь цветочным бордюром, пока Кит с детьми не вернулись и не потребовали с меня ужин.

— Ох и местечко ты выбрал для встречи. Дыра дырой! — вознегодовал Берджесс, когда они шли по живописной тропинке.

— Зато натуральная красота, не испорченная цивилизацией, — заметил Бэнкс.

— Ты же меня знаешь, я городской парень до мозга костей. Должен признать, Бэнкс, Дьюсбери — это настоящая жопа, я бы даже сказал, чирей в жопе.

— Ну, там симпатичная ратуша. Ее построил тот же архитектор, что работал над Лидсом. Катберт Бродерик. Или Бродерик Катберт, не помню.

— К черту эту ратушу Меня там интересуют исключительно мечети.

— Так вот почему ты там торчишь.

— А почему бы еще? — вздохнул Дик. — С каждым годом все хуже и хуже, да?

— Так в чем дело? — спросил Бэнкс.

— Хороший вопрос. Я в Дьюсбери уже две недели маюсь. Разнюхивал, что там у них с террористами. И вот тебе пожалуйста: там живут двое парней, которые участвовали в подготовке вчерашнего взрыва. Нам теперь импортировать террористов не надо, все свои, отечественного производства.

— Не переживай ты так. Тебя могли и в Лестер сослать.

— Разницы никакой, честно говоря. В общем, рыщем мы теперь в глухих закоулках, ищем гараж или какой-нибудь сарай, подальше от людских глаз. Чтобы нафаршировать машину взрывчаткой и присобачить взрывное устройство к водиле, им требовалось безопасное место, неприметное и тихое. Дьюсбери подходит.

— Зато Лестер ближе к Лондону.

— Вот и я о том же. Но разве меня кто слушает?

— А почему не начали поиски с самого Лондона?

— Не, теперь они ушлые стали. Связь по мобильникам, по соцсетям, нанимают кого-то. Ребята эти предпочитают не кучковаться, слишком рискованно. Кроме того, Лондон у нас и так весь схвачен, не то что все эти жопы с комарьем и прочими мошками.

— А мне кажется, вести машину, полную взрывчатки, из Дьюсбери в Лондон куда рискованнее, — заметил Бэнкс. — Даже из Лестера. «Плату за страх» смотрел?

— Еще бы, отличный фильм. Но теперь они используют куда более надежную взрывчатку. Не нитроглицерин, это уж точно.

— Ну все равно, — задумчиво усомнился Бэнкс, а Берджесс свирепым пинком отправил камень, лежавший на дороге, в кювет.

— Ты только представь! Какой-то ублюдок едет на тачке, полной взрывчатки, почти триста километров и при этом знает, что в конце пути его ждет смерть.

— Ну да, как и те смертники, которые врезались на самолетах в нью-йоркские башни-близнецы. Их на это натаскивают.

— Ох, Бэнкси, да знаю я, знаю даже, какова методика. Но все равно не понимаю. Парень, который вчера себя подорвал. Мальчишка, всего двадцать два года. Умный! Из Бирмингема, в Киле получил степень по исламоведению. И тоже туда же. Нацепил пояс с взрывчаткой, подсоединенный к взрывчатке в машине, проехал триста километров до нужного места и просто нажал кнопку. Ну и что в итоге? Ему — сорок девственниц в раю, а у нас сорок шесть трупов, пятьдесят восемь раненых и семьдесят три сироты. — Берджесс помолчал. — Я сам считал. А когда обыскивали одну из квартир, нашли планы таких же атак на Пикадилли-серкус, Трафальгарскую площадь и площадь перед Букингемским дворцом. Там, где всегда толпа туристов, глазеют на смену караула.

— А почему тогда взорвали именно Оксфорд-серкус?

— Не знаю. Повезло.

Бэнкс промолчал.

— Погоди-ка, — сказал Берджесс, — ты ведь вчера был в Лондоне?

— Да, — кивнул Бэнкс.

— И что, ты там неподалеку был? А? Признавайся, ведь был?

— Был. Прямо там, — сказал Бэнкс. Он не собирался никому об этом рассказывать, но Берджесс все равно как-нибудь бы это выудил.

Остановившись, Берджесс посмотрел вдаль. Гладь озера покрылась морщинками от налетевшего вдруг ветерка.

— Проклятье, — процедил он сквозь зубы. — Ясно, больше никаких вопросов…

— Спасибо. Пока не надо об этом. — У Бэнкса в горле стоял комок, глаза защипало от слез. Но вскоре все прошло, и они продолжили прогулку.

— Ну да ладно, — заговорил Берджесс, — я вот чего хотел сказать. По-моему, я знаю, из-за чего ты захотел со мной повидаться. Из-за этой парочки гомиков, да? Один из которых работал на МИ-6. Боюсь, мне придется тебя разочаровать.

— Ты меня только выслушай, — попросил Бэнкс и рассказал ему все, что знал о Ваймене, Хардкасле и Сильберте, не забыв упомянуть и о том, что произошло в доме Софии и в офисе Томасины.

Берджесс слушал его, энергично шагая и наклонив голову. С годами его волосы заметно поредели, и он начал их сбривать, в отличие от многих неразумных мужчин, зачесывающих остатки прядей на макушку. Он до сих пор в хорошей спортивной форме, и со времени их последней с Бэнксом встречи почти не растолстел. Бэнксу он чем-то напоминал Пита Таунсенда, легендарного основателя рок-группы «Ху».

— Неудивительно, что ты у нас теперь нежеланный гость.

— Ладно бы вязались ко мне одному, это можно было бы пережить. Но они ведь и моих близких достали.

— Положим, террористы тоже между своими жертвами различий не делают. В интересные времена мы с тобой живем. Постоянно вляпываешься в какое-то дерьмо, весьма неоднозначные проблемы приходится разруливать на бегу, с бухты-барахты. Сам понимаешь, Бэнкс, на нас со всех сторон наползает темнота. И это, увы, не фигура речи. Тебе ли это не знать.

— Да. И наша цель в том, чтобы она не подползала все ближе.

— Ну, это для меня уже слишком витиевато. Я просто ловлю всяких подонков, вот и все.

— Значит, ты оправдываешь то, что они сделали с домом Софии и офисом Томасины?

— Бэнкси, они — хорошие ребята. Если я не буду их защищать, на чьей стороне я окажусь, а?

— А с мистером Броуном ты знаком?

— Никогда о нем даже не слышал. Хочешь верь, хочешь нет, но я не большой знаток МИ-5 и МИ-6. Конечно, работаю на них иногда, но вообще-то я из другого подразделения. И кто там у них, понятия не имею.

— Но наверняка знаешь, что там происходит?

— Предпочитаю быть в курсе событий, эта моя слабость тебе известна. Давай присядем на секунду, а то у меня ноги что-то начали болеть.

— Да мы всего два круга сделали, и километра не прошли.

— Наверное, сказывается высота. Давай уже присядем, а?

— Конечно, как тебе угодно.

Они присели на скамейку, купленную на средства местных любителей вересковых пустошей, чьи имена были выгравированы на медной табличке.

— «Джосайя Брэнксом», — прочел Берджесс, старательно имитируя йоркширский акцент. — Похоже, с севера, а?

Бэнкс, упершись локтями в колени, обхватил голову руками:

— Но почему они все-таки это сделали?

— Потому что сдвинулись на своем вереске, пылко его обожают.

— Да я не про местных, я про МИ-5. Зачем они переколотили безделушки Софии и перепугали бедную Томасину?

— А с чего ты взял, что это работа МИ-5?

— Потому что Броун сказал, что он из МИ-5, — взглянул на него Бэнкс. Но вдруг поймал себя на том, что совсем не уверен, что Броун говорил про МИ-5. Бэнкс вообще уже подзабыл, о чем тогда вещал его гость. — А что? Тебе что-то известно?

— Просто хочу напомнить, что Сильберт работал на МИ-6. А это совсем другая команда, и, если честно, они друг друга недолюбливают. Собственно, частенько вообще друг друга в упор не видят.

— То есть ты считаешь, что здесь скорее замешаны люди из МИ-6, чем из МИ-5?

— Скажем так — это возможно.

— Но я думал, они специализируются на внешней разведке.

— Как правило, да. Но вряд ли оставили бы без внимания убийство одного из своих корешей, вне зависимости от времени и места свершившейся трагедии. И уж наверняка не захотели бы передать расследование в руки МИ-5. Мне так кажется. Но это не так уж и важно. Главное, они мастера изобретать всякие грязные трюки. Почерк-то, в сущности, один.

— Так что ты думаешь?

— Если хочешь знать мое мнение, основанное исключительно на личных наблюдениях за их методами работы, я бы выразил его так: они никогда никого не уговаривают. Они действуют. Вряд ли их заинтересовала твоя подружка или частный детектив. Правда, коллега твоя следила за их агентом, и не важно, бывшим он был или нет. Наверное, ее они и впрямь допрашивали всерьез. Но таким манером они хотели донести свои угрозы до тебя. Одного из их людей убили. Почуяв кровь в своих, так сказать, неприкосновенных водах, эти акулы забеспокоились, стали кружить вокруг возможной добычи. Как же иначе?

— Но почему они не занялись непосредственно мной?

— Неправда. К тебе ведь приходил этот самый Броун.

— Приходил, я так и не понял зачем. Приперся, разозлился, когда я отказался с ними сотрудничать, и тут же ушел.

— Ох, Бэнкси, — рассмеялся Берджесс, — ты все-таки уникум. А чего ты ждал? Что он нанесет тебе еще парочку визитов? «Просим вас, мистер Бэнкс, прекратить ваши поиски и происки»? Эти упыри на правила приличия времени не тратят, им некогда заниматься подобной ерундой. И терпеливость не считается у них добродетелью. Ты пойми, эти ребята — новая порода. Они куда страшнее своих предшественников, и у них на руках куча новых игрушечек. И учти — это отнюдь не джентльмены. Скорее торгаши, которые с легкостью уничтожат твое прошлое и сочинят тебе новую жизнь, ты и глазом не успеешь моргнуть. У них такое программное обеспечение, в сравнении с которым ваши жалкие коповские программки выглядят примитивными картотеками. Не зли их, Бэнкси. Я серьезно. Не нужно их дразнить.

— По-моему, поздновато уже.

— Они от тебя отстанут. Со временем. У них все-таки и других забот достаточно. — Берджесс задумчиво почесал нос. — Получив твое сообщение, я кое с кем переговорил. Наудачу: вдруг удастся что-нибудь разнюхать. Мой собеседник неприступен, но кое-что я все-таки выудил. Они не уверены в невиновности Ваймена, и их это очень нервирует.

— Так чего же они его не допросят?

— Думаю, ты и сам обо всем догадался. Ведь визиты мистера Броуна, взлом дома твоей подружки — это попытки припугнуть тебя, чтобы замолчал наконец. Они хотели закрыть дело, и поскорее, потому что скрытность — их вторая натура. Главное, чтобы все было шито-крыто, ты понял? А что вдруг потом стряслось? Да то, что они увидели фотографии, которые сделала Томасина. Увидели и задумались: а вдруг этот Ваймен и впрямь опасен? Что он замышлял, не работал ли на кого-нибудь из их врагов? А вдруг он что-нибудь узнал? А вдруг проговорится? Беспокоятся ребята. Потому и позволяют тебе делать за них: всю работу. Под присмотром, конечно, но все же.

А ты ведь в любой момент можешь плюнуть на это путаное дело и заняться спокойно другой работой. И ни с тобой, ни с твоей девушкой ничего не приключится. Никаких последствий. Просто понимаешь, Бэнкси… в этих кругах люди друг друга не убивают. Они же профессионалы. Если кого и прибьют, так по политическим мотивам, а никак не по личным. Или если надо спасать свою шкуру. В общем, бросай ты это все. Что ты выиграешь, если будешь и дальше их злить?

— Но у меня до сих пор остались невыясненными некоторые моменты.

Берджесс тяжко вздохнул:

— С кирпичной стеной говорить и то больше толку. Ну ладно. Чего тебе надо, чтобы ты от меня отстал?

— Расскажи, чем занимался Сильберт, в каких операциях участвовал или собирался участвовать.

— Зачем?

— Затем, что это мог знать Ваймен. Предположим, Сильберт проболтался, а Хардкасл во время пьяных посиделок с Вайменом передал ему слова своего любовника.

— И что, Ваймен сразу вознамерился его убить?

— Не знаю. Но я вот о чем еще хотел попросить. У Ваймена был брат, Рик. Он служил в десантных войсках и погиб в Афганистане пятнадцатого октября две тысячи второго года. Газеты тогда сообщили об авиакатастрофе с вертолетом, но по моим данным, Рик Ваймен был убит в ходе боевых действий, когда выполнял секретную операцию.

— И что? Преуменьшать военные потери — это же старо как мир. Можно свалить все на аварию или на случайный выстрел своих же.

— Вся эта пропаганда меня не интересует, — сказал Бэнкс. — Я вот о чем: Сильберт мог иметь отношение к этой операции. Ведь в две тысячи втором году он еще служил в разведке. Они с Хардкаслом пару раз ужинали у Вайменов, и он упоминал, что бывал в Афганистане. После событий одиннадцатого сентября тогда еще и года не прошло, так что смею предположить, что десантники шли по следу Бен Ладена или еще какого-нибудь крупного террористического лидера. Видимо, сведения оказались ложными, и они заблудились. Или встретили сопротивление, какого не ожидали. Вполне возможно, что Ваймен считал Сильберта виновным в гибели брата. Вот я и хочу узнать, когда Сильберт ездил в Афганистан и зачем. Кроме того, мне необходимо выяснить, причастен ли Сильберт к той самой операции и связано ли все это с антитеррористическими действиями.

— А не много ли тебе будет? И потом, даже если Сильберт имел какое-то отношение к смерти Рика, как Дерек Ваймен мог узнать о сверхсекретной операции?

— Ну… мало ли… лежа в постельке после одного из таких ужинов, Сильберт в порыве откровенности проболтался Хардкаслу, а тот растрепал все Ваймену.

— Перестань, Бэнкс, это чушь. Таких, как Сильберт, хорошо муштруют. Они умеют держать язык за зубами.

— Все равно нельзя исключать такую возможность.

— По-моему ты хватаешься за соломинку, дружище.

— Короче, ты мне поможешь? Ты ведь и сам воюешь с террористами, должен знать все ходы и выходы.

— Не факт, что у меня что-нибудь получится, — снова вздохнул Берджесс. — А даже если и получится, не факт, что захочу тебе помогать.

— Я ведь не прошу тебя нарушать закон о неразглашении государственной тайны.

— На самом деле именно об этом ты и просишь. Но меня не это волнует. Эти твои вопросы могут навлечь на разведку уйму неприятностей! И на мою собственную голову — а мне забот и так хватает, уж поверь. И тебе самому, и друзьям твоим, и родным все это может принести кучу неприятностей. Что-то мне не хочется нести за все это ответственность.

— Ты и не будешь ее нести. Я беру всю ответственность на себя. Дерек Ваймен затеял игру, в результате которой два человека погибли страшной смертью. Я должен узнать, почему он решил так зло и жестоко подшутить над ними, если это вообще можно назвать шуткой. И если это имеет отношение к смерти его брата или борьбе с террористами — я тоже должен это знать.

— Но почему тебе это так важно? Может, выбьешь из него признание силой, да на этом и успокоишься?

— Разобраться хочу. Что же заставило человека пойти на столь изощренную жестокость. Конечно, он вряд ли ожидал, что все кончится смертью. Но прекрасно понимал, что его действия причинят страдания и боль. Разве ты не понимаешь? Это ты-то? И нечего делать вид, будто ты сам никогда не совал нос туда, куда не следовало. Именно эта настырность и отличает сопляков от настоящих бойцов. Можно сделать отличную карьеру в нашей профессии, вообще не задумываясь, зачем и почему кто-то что-то сделал. Но если хочешь чему-то научиться, узнать, какие у людей возникают мысли, распознавать мотивы совершенных ими поступков, придется копать глубже, гораздо глубже остальных. Сам знаешь.

Берджесс слушал его, засунув руки в карманы.

— Ну, раз ты так ставишь вопрос… как можно ответить отказом на такую проникновенную речь?

— Значит, поможешь?

— Вообще-то, это была шутка, насчет речи. А если серьезно… послушай, о прошлом Сильберта узнать несложно — во всяком случае, в общих чертах, не вдаваясь в лишние подробности. Но вот выудить сведения о том, был ли он задействован в конкретной операции… если он ездил в Афганистан много лет назад, то сейчас на это уже всем наплевать. Но если недавно, это уже хуже. О таком у нас не принято болтать, и доступ у меня далеко не ко всем файлам. Если прознают, что я куда-то залез, с меня шкуру живьем сдерут. И ты уж прости, но со шкурой мне расставаться не хочется. Даже ради тебя.

— А что ты можешь рассказать мне, не опасаясь за свою жизнь? — спросил Бэнкс.

— Ничего. Будь я разумным человеком, прямо сейчас от тебя сбежал бы, даже ручкой не помахал бы на прощание. Но я никогда не отличался здравомыслием. Да и любопытен не в меру, вроде тебя. Наверное, потому и достиг таких высот. Хе-хе.

Итак, тебе известно, что Сильберт бывал в Афганистане. Но это еще ничего не значит. Эти люди постоянно ездят туда-сюда по самым разным оказиям.

— Знаю. Но надо же с чего-то начинать. Может, хотя бы скажешь, чем в последнее время занимался Сильберт? Или с кем он встречался в Лондоне?

— Да ты шутишь! Максимум, что я смогу для тебя узнать, вот это: посещал ли Сильберт в две тысячи втором году Афганистан в качестве разведчика и есть ли вообще вероятность, что он имел отношение к операциям десанта. За это меня если и накажут, то не очень. Ну как, удовлетворишься таким ответом?

— А куда я денусь? Но откуда мне знать, что ты не врешь? Ты же с ними заодно, хоть и не работаешь впрямую ни на МИ-5, ни на МИ-6. Как я смогу понять, врешь ты или говоришь правду?

— Иди ты на фиг, Бэнкси! Никак не сможешь!

— То есть ты запросто можешь нагнать мне полной туфты, а я всему поверю, верно?

— А ребята из разведки могут нагнать полной туфты мне. Таков уж странный и переменчивый мир секретных разведывательных служб. У тебя телефон надежный?

— Ну да, купил новый мобильник без контракта.

— И давно?

— Где-то неделю.

— Как только я с тобой свяжусь, выброси его на фиг. Я серьезно. Ох, я, видно, совсем сошел с ума, — пробормотал Берджесс и направился к машине, оставив Бэнкса в одиночестве греться под солнышком на скамейке.