В Ориел все кипело, когда она вошла в свою спальню. Блэйд оставался все таким же властным и непреклонным. Он обращался с ней так, как будто она его рабыня! Если он беспокоится о ней, то мог бы просто попросить ее не отправляться в путь одной, ночью, а не разыгрывать из себя господина.
Ориел остановилась посреди комнаты и только сейчас заметила новую девушку из деревни, Мэри. Ориел спросила ее:
— Нелл все еще не вернулась?
Мэри сделала короткий реверанс.
— Нет, госпожа.
Вздохнув, Ориел повернулась, чем не замедлила воспользоваться Мэри, переставив несколько шпилек на прическе и убрав со лба волосы.
— Она сама не своя с тех пор, как ее застали в конюшне с этим наследником лорда Монтеню. Ну ладно. Завтра отправлюсь в деревню и разыщу ее там.
Ориел снова почувствовала, как ее переполняет гнев. И почему мужчины считают, что женщинам не дано обладать разумом? И все только потому, что у них другое строение тела? Она всегда убеждалась, что даже привлекательнейшие и красивейшие из мужчин скоро становятся невыносимы, когда принимаются изображать из себя господ. Она провела половину жизни, слушая постоянное шипение и ехидные замечания двух своих тетушек. Теперь у нее, наконец, появилась какая-то свобода, и она не собирается быть предметом чьих-то вельможных устремлений. А вдруг она беременна?
Ориел помогла Мэри натянуть себе на голову чепчик и забралась под одеяло. Она дала Блэйду слишком много власти над собой, с сожалением подумала Ориел, и потому он заставил ее забыть о добродетели. Ей стоит научиться управлять своими чувствами. Но как это сделать, если само его дыхание вызывает в ней невыносимое желание прикоснуться к его мускулистой груди, скользнуть рукой под вырез в его одежде…
Ориел безумно захотелось, чтобы дедушка Томас оказался рядом, и ему можно было бы доверить свои мысли и услышать разумный совет. Но он навсегда покинул ее, оставив свои советы в виде намеков и недомолвок. Дедушка был достаточно мудр, чтобы не раскрывать собственные тайны семье, и только Ориел понимала, что таилось за этими намеками.
Сэра Томаса наверняка беспокоила возможная угроза королеве с Севера, со стороны могущественных семейств: граф Вестморлендский и герцог Норфолкский были католиками. Большая часть Севера была католической, хотя сохраняла пока верность королеве Елизавете. Без сомнения, дедушка Томас подозревал, что затеваются какие-то интриги с целью свержения королевы, и стремился их раскрыть.
Ориел вспомнила, как дедушка Томас говорил ей, что восхищается королевой. Вот почему он прекратил свои ежедневные записи в дневнике. Ориел постаралась оживить в памяти его последние страницы. Эти строки читались очень легко, хотя писались уже дрожащей рукой. А в самом конце дедушка нарисовал лист дуба. Под листом было начертано его любимое изречение: «Fronti nulla fides» — «Не доверяй внешнему виду».
Ориел свернулась калачиком на кровати. Мэри опустила балдахин. До встречи с Блэйдом Ориел могла поговорить по душам лишь с дедушкой Томасом. Но теперь, конечно, все ее помыслы были только о Блэйде, его удивительном уме, о чарующем голосе, о благородных манерах. Ориел стала медленно погружаться в сон, но перед тем как заснуть, она еще успела дать себе слово — завтра вступить в непримиримую борьбу со своим деспотом.
Ориел снилось, что Блэйд лежит рядом. Внезапно в сон ворвались летящие дубовые листья. Они падали на Ориел и заслоняли от нее Блэйда, и, хоть она сбрасывала их, листья немедленно закрывали ее снова и скоро облепили полностью.
Но Блэйд почему-то не обращал на это внимания, он продолжал целовать ее, пока один из листьев не упал на ее лицо. Тогда она внезапно чихнула и проснулась.
Ориел открыла глаза. Затем села на кровати и потерла нос. Было слышно лишь дыхание Мэри, которая спала на лежанке около кровати. Ориел показалось, что она пробудилась от какого-то шума. Она прислушалась. Кроме тихого посапывания Мэри, никто не нарушал тишины. А Ориел, окончательно проснувшись, так и осталась сидеть, думая о том, как все во сне было сказочно прекрасно — и ее любовь, и эти листья…
— Листья дуба! Рисунок в конце дневника! Святые апостолы!
Дедушка Томас оказался вновь удивительно прозорлив!
Ориел, пошарив рукой, нашла пеньюар, набросила его на плечи и соскочила с кровати. Мэри так и продолжала спать, не услышав, как Ориел покинула спальню.
Бесшумно пройдя по темной галерее, Ориел на мгновение остановилась в лучах лунного света, льющегося из высоких окон, и прислушалась. Тишину нарушал только вой ветра. На цыпочках Ориел прошла библиотеку, коридор и наконец достигла дверей комнаты Блэйда. Когда Ориел осторожно отворила дверь, та тихонько скрипнула.
В этой комнате было так же темно, как и в библиотеке. Оконные ставни были наглухо закрыты, и кровать, стоящую в центре комнаты, окружал со всех сторон балдахин. Ориел стало зябко, она закуталась в пеньюар и подошла к кровати, потом приподняла край покрывала. И тут же кто-то схватил ее за руку и резко дернул. Ориел вскрикнула, пытаясь освободиться, и повалилась на кровать. Этот кто-то навалился на нее, и холодное острие кинжала уперлось ей в грудь чуть выше сердца.
— Ориел?
— О-о! — Она вгляделась в черную фигуру, которая говорила таким знакомым волшебным голосом.
За плечами Блэйда выросла черная тень..
— Хозяин?
— Ничего, Рене, все в порядке.
Тень исчезла.
— Мне больно, — сказала Ориел.
Блэйд убрал кинжал.
— Бог мой! Я же мог тебя убить! Мой кинжал был у твоего сердца. Твоя безрассудность могла погубить тебя. Что ты здесь делаешь?
Ориел дотронулась до его плеча — оно было обнажено. Ее рука скользнула по его телу — оно тоже было нагим. Дыхание его дрогнуло.
— Прекрати!
Он отодвинулся и натянул на себя одеяло.
— Что ты делаешь здесь? Когда мы расстались, ты вела себя, как сумасшедшая.
— Я не оцарапала тебе нос?
— Оцарапала.
— Вот и хорошо. Будешь вежливее в выражениях.
— Ориел, ты, похоже, становишься сварливой, как твои тетки.
— Нет. Это ты становишься тираном, и очень грубым. Теперь слушай меня. Я кое-что обнаружила в записках дедушки Томаса.
— И из-за этого ты прокралась в мою кровать?
— Да.
— А-а!..
В его голосе послышалось разочарование, но она это оставила без внимания, целиком захваченная своим потрясающим открытием.
— Оказывается, дедушка Томас оставил нам еще одну головоломку!
И она рассказала о рисунке с дубовым листом и о словах в конце дневника.
— Ты ведь помнишь этот рисунок?
— Да, но писатели часто завершают свои творения подобными изображениями.
— Только не дедушка Томас. И кроме того, эти дубовые листья я видела раньше.
— Их полно в библиотеке.
— Но там они не в прямоугольнике, как в дневнике.
— И…
— И я знаю, где можно найти множество таких листьев. В старом охотничьем домике!
В ответ послышался стон.
— Эта охота за головоломками когда-нибудь кончится?!
— Я думаю, эта — самая последняя, — сказала Ориел. — Больше нет библиотек и домиков с изображением листьев дуба.
— Дай Бог, чтобы ты оказалась права. — Блэйд сжал ее руку. — Хорошо, сокровище мое, завтра мы посетим этот домик. Ты поедешь будто бы на свою утреннюю прогулку, а я незаметно выскользну следом. Эта последняя загадка может быть действительно интересной. Здесь кроется, наверное, что-то важное, если сэр Томас включил это в свой дневник.
— Не знаю, но, Блэйд, в этом что-то есть!..
Он притянул ее, сжал так, что она не могла вздохнуть.
— Дорогая, я за тебя боюсь. Бог мой, я не могу даже подумать о том, что будет, если с тобой что-нибудь случится!
Прижавшись к нему, Ориел положила голову ему на плечо.
— Вот почему ты изображал тирана — страх сделал тебя таким.
— Я поступал разумно.
— Разумный человек должен все объяснять, а не диктовать другим свою волю, как Юлий Цезарь.
Поеживаясь от холода, Ориел забралась к нему под одеяло.
— Что ты делаешь?
— Мне холодно. Если мы и дальше будем продолжать нашу дискуссию, мне надо что-нибудь на себя набросить.
Она прижалась к нему.
Блэйд почти шарахнулся от нее.
— Уходи.
— Почему?
— Я же говорил тебе. Нам этого не следует делать, пока мы не женаты. К тому же ты можешь забеременеть.
— Но дедушка Томас говорил, что это естественно. И кроме того, а как же твои подруги? Во Франции и в других странах? Тогда ты тоже беспокоился о них?!
— Судьба заплатила мне за мое безрассудство.
— О чем ты говоришь?
Ориел потянулась, ища его руку, но ткнулась в бедро. Он перехватил ее руку.
— Боже мой, те женщины знали, на что шли, — большинство из них были замужем. Бог, к счастью, хранил меня, но у меня никогда не было связи с девушкой.
Ориел мало интересовали женщины из прошлого Блэйда. Душа ее отзывалась на его ласку, а низкий голос магнетически действовал на тело. Она прижалась еще теснее, зная, что он не может дальше отодвинуться, потому что уже лежит на краю кровати.
— Дорогая, остановись. Иди в свою комнату.
— Почему?
— Я же сказал тебе.
Она положила руки на его обнаженные плечи.
— Почему же это случилось тогда, в первый раз?
— Потому что я сошел с ума и не пришел в себя до сих пор. Ради Иисуса, не касайся меня, прошу тебя. Я думаю, что предпочел бы дыбу этим мучениям. Ориел, я стараюсь охранить твою честь и не получаю никакой помощи от тебя самой.
Она сняла свои руки и прильнула к его груди.
— Мне не нужна моя честь. Мне нужен ты.
Она сбросила пеньюар и швырнула им в Блэйда.
— Что ты делаешь? Надень сейчас же!
— Если хочешь, чтобы я вернулась к себе в комнату, отнеси меня туда.
— Я не прикоснусь к тебе!
Ориел скользнула ближе, и их тела соприкоснулись.
— Это ошибка, — процедил Блэйд сквозь стиснутые зубы. — Не делай этого.
— Ты уверен?
Ориел обнаружила, что ей принадлежат инициатива и даже некоторая власть, и это ощущение ей понравилось. Положение охотника имеет много преимуществ. Неожиданно обняв Блэйда, она коснулась губами его шеи. Он отдернулся, схватил ее за плечи и сильно встряхнул.
— Черт подери, как ты не понимаешь, что я забочусь о тебе?
Может, она надоела ему своей настойчивостью? Ориел закусила губу и прошептала:
— Я тебе внушаю отвращение?
— Что?
— Я знаю, что не так привлекательна, как твои бывшие подруги, которые… как все твои подруги. Может быть, я одна из тех проклятых ненасытных женщин, которых так часто обличает церковь?
— Нет, ты не такая.
— Но, должно быть, все же именно такая, потому что, когда я дотрагиваюсь до тебя… и даже когда не касаюсь тебя, а только думаю о тебе, я вся начинаю пылать. А теперь, когда я лежу на твоей груди, мое сердце бьется, будто я поднялась на высокую гору. Что-то со мной не так, если я столь нецеломудренна.
Она услышала жалобный стон; внезапно он повернул ее, и она услышала его шепот:
— С тобой все в порядке. Ты чувственна, и это прекрасно. — Его губы покрывали поцелуями ее щеки. — Ты сводишь меня с ума своей страстностью. — Губы продолжали скользить вниз, по шее, к груди. — Ориел, прикажи мне остановиться. Умоляю, прикажи!
Но, околдованная звучанием его голоса, не в силах произнести ни звука, она прижалась к нему еще ближе. Его губы замедлили движение. Ее наградой был тот жар, которого она так страстно жаждала; Его руки нежно гладили ее бедра, раздвинули ноги и заскользили вверх, лаская все ее тело. Ориел отзывалась на каждое движение этих рук, обхватив ладонями бедра Блэйда. Она чувствовала, как его лицо становится все жарче. Вдруг Блэйд огпрянул, резко вдохнул и притянул ее к себе за руки. Ласки его стали новыми, унося в какой-то неведомый ранее мир безумия. Ориел, чуть не задохнувшись от страсти, впилась ногтями ему в спину и слегка куснула шею.
— О черт! — воскликнул Блэйд, отстраняясь от нее.
Дыхание его прервалось, но тут он снова обнял ее, и она ответила ему, плотнее прильнув к его телу. И тогда они вместе достигли вершины наслаждения. Она вскрикнула, затрепетав всем телом. Затем оба, уже без сил, лежали на смятых простынях с переплетенными руками и ногами.
Некоторое время Ориел молчала, стараясь восстановить дыхание и наслаждаясь ощущением тяжести его тела. Благодаря Блэйду, весь мир, казалось ей, был полон счастья. Она поцеловала его горячую щеку, и он шевельнулся, чтобы поцеловать ее в лоб. Ориел нежно прикоснулась к его губам кончиками пальцев.
— В те мгновения, когда я вижу тебя, я теряю дар речи, мой язык немеет, меня охватывает пламя нежности, мои глаза перестают видеть, мои уши глохнут, и холодный пот омывает меня, я чувствую только, как трепет охватывает меня всю…
На мгновение воцарилась тишина, затем Блэйд произнес, опустив голову:
— О дорогая, я проиграл сражение.
В одном из древних замков на реке Луаре, окруженном в эти утренние часы туманом и чуть покрытом изморосью, взмывает вверх высокая башня, вокруг вьется маленькая лестница. На самой вершине башни лестница подводит к двери из красного дерева, за ней — комната, стены которой покрыты персидскими коврами и шелковыми гобеленами. Перед окном — стол на кривых ножках, а на нем серебряная чернильница с подставкой для перьев и золотая чаща для питья, украшенная аметистами и жемчугом.
У стола стоит хозяин замка — кардинал Лоранский. Его золотистые волосы гладко причесаны и покрыты черной шапочкой. Но одет он не в сутану, как обычно, а в дорожное платье. Впрочем, и в таком наряде кардинал выглядит величественно. Сын герцога, наделенный большой властью и волей, не уступающей воле его главного противника — Екатерины Медичи.
И ныне он стремился воспользоваться своей властью. В руках он держал измятый листок, освещенный пламенем стоящей на столе свечи. А тот, кто передал ему это послание, человек в простой дорожной одежде, ждал, нервно постукивая себя по ботфорту кнутовищем и сжимая в руке шляпу. Наконец пронзительные черные глаза оторвались от письма.
— Итак, Ален, — сказал кардинал. — Старик умер, а его тайна осталась нераскрытой.
— Да, монсиньор.
— И мой шпион в Англии только сейчас предупрежден о сире де Расине.
— Да, монсиньор.
— Мне не нравится эта задержка. — Кардинал поднес листок к пламени и держал его, пока тот не вспыхнул. — Я не желаю, чтобы мне мешали какие-то англо-французские менестрели, которые валяют дурака при дворе и разрушают то, что мы с невероятными сложностями создавали целые годы.
Кардинал повернулся и подошел к окну, глядя на крыши и башенки замка, на туман, который стелился по земле.
— Я думаю, Ален, вам нужно заняться этим соловьем. Он слишком опасен, чтобы разрешить ему и дальше порхать на воле.
Кардинал повернулся к посланнику и продолжал, остановившись взглядом на кнуте.
— Вы вернетесь к моему английскому слуге и передадите мою волю. Я поручаю вам взять все в свои руки: англичане не отличаются тонкостью, а именно утонченность нужна в таком деле, как государственный переворот.
Побледнев, как покойник, Ален попытался улыбнуться, но у него получилась гримаса, придавшая его лицу выражение грешника, горящего в аду
— А сир де Расин, Ваше Преосвященство?
— А, сир де Расин…
Кардинал вновь повернулся к окну и распахнул его кончиком кнута, который держал в руках. Затем оперся на оконную раму, и его взгляд остановился на каменной стене замка.
— Тут есть над чем подумать. — Кардинал немного помолчал, похлопывая кнутовищем по ладони. — Французы, — наконец произнес кардинал, — народ Франции, Ален. Ты согласен?
— Да, мой кардинал.
— Даже те, чья кровь разбавлена варварской английской кровью.
— Да, Ваше Преосвященство.
— Тогда я поручаю вам это дело. Надеюсь, вы скоро вернетесь с теми доказательствами, которые мне нужны.
Ален вышел, а кардинал поднял тяжелую чашу к губам. Его тревожили поиски сира де Расина. Он всегда гордился тем, что был в курсе всех важнейших дел и интриг, но этот парень перехитрил его. Но ничего, тот, кто осмелился пересечь дорогу кардиналу Лоранскому, дорого заплатит за это.