Алексис нашел Кейт и Ханну во дворе. Их фигурки казались крохотными по сравнению с высокими крепостными стенами и сторожевыми башнями. Дамы укрылись от своего вечного врага — солнца под древним дубом, который рос рядом с Главной башней. Направляясь к ним по лужайке двора, он увидел, как Ханна машет руками на Кейт. Кейт начала ходить туда и обратно перед ней. Она делала короткие неуверенные шажки, и ее руки от запястий безвольно висели вниз.

Алексис едва не подавился от сдерживаемого смеха. Ханне наверняка не понравилось, как ходит Кейт.

Его юная леди двигалась решительно и уверенно, делая быстрые шаги. Когда она шла, то было понятно, что она знает, куда направляется, и она не позволит мелким неприятностям, вроде луж или камней, стать у нее на пути. Если большинство женщин культивировало впечатление, что у них вообще не было ног, и плыло, вместо того чтобы ходить, Кейт двигалась вперед, не пытаясь скрыть звук своих шагов. Нет, Ханне наверняка не понравилось, как ходила Кейт.

Алексису снова пришлось подавить готовый было вырваться смех, когда Кейт сделала поворот и посеменила назад к Ханне, а затем остановилась перед своей наставницей.

— Добрый день, милые дамы, — он включил обеих в свое приветствие, но смотрел только на Кейт. Она резко обернулась. По выражению ее лица можно было подумать, что ее только что заставляли есть головастиков.

— Черт!

Ханна вздохнула, и Кейт приложила ладонь к губам. Алексис сделал вид, что не заметил ее оплошности.

— Как ваши дела?

Ханна подплыла к нему и одарила его одним из своих прозрачных, беспомощных взглядов.

— Мы практиковались в манерах. А до этого мы говорили о вежливых беседах. Боюсь, что мисс Грей знает так мало об обществе, что это была скорее не беседа, а мой монолог.

— Я не знаю никого из этих людей, — сказала Кейт. Она извивалась внутри своего корсета, но Ханна, нахмурившись, посмотрела на нее, и Кейт замерла. — И не только это. Я не могу ни рисовать, ни петь, ни играть на фортепьяно.

Алексис подошел к Кейт и взял ее за руку:

— Не надо так огорчаться. Ты можешь научиться петь.

— Только если тебе нравится страдать.

Стараясь не улыбаться, он поблагодарил Ханну и предложил закончить занятия на этот день. Ханна согласилась: она всегда соглашалась с ним. Предлагая свою мягкую, безвольную руку ему для поцелуя, она улыбнулась ему какой-то липкой, слащавой улыбкой. Он знал, что ему предлагается оценить отличие ее томности и деликатности от дерзкой жизненной силы Кейт.

— Благодарю, — сказала она. — Я чувствую себя довольно усталой и знаю, что мне придется провести весь день на диване, чтобы собраться с силами и прийти в себя к обеду.

Когда они остались одни, Алексис предложил Кейт показать ей Главную башню. Она с радостью согласилась, и они пересекли двор и вошли в старую башню. Внутри было сумрачно и прохладно из-за стен толщиной в пятнадцать футов, а также из-за того, что свет проникал в башню только через узкие бойницы, расположенные высоко над землей.

Они вошли в большую комнату со сводчатым потолком. Окна здесь были расположены за галереей второго этажа, и глубокие конусообразные оконные проемы придавали всему помещению вид святилища. Главная башня была старейшим строением Ричфилда; весь остальной замок вырос вокруг нее.

Пробираясь между ящиками с инструментами и строительными козлами, Алексис проводил Кейт к центру башни. Рядом с ними на полу был выложен круглый очаг. Он показал на деревянную галерею, которую едва можно было различить вверху в слабом свете, проникавшем в башню сквозь небольшие окошки. Под галереей лежала куча оружия и доспехов, которая доходила почти до их ног. Из кучи под самыми разнообразными углами торчали боевые топоры, копья и пики.

— Я приказал заменить столбы, поддерживающие галерею, — сказал Алексис. — Там стало небезопасно ходить. Именно поэтому оттуда сняли все оружие, — он показал жестом на место на галерее, освещенное светом, падавшим из окна. — Перед битвой лорд этого замка стоял наверху и обращался к своим людям, которые собирались там, где мы сейчас с тобой стоим. Мои предки вешали воров и убийц на стропилах крыши.

— Мне кажется, я предпочла бы болтаться на стропиле крыши, как боевой вымпел, возможности оказаться в той потайной тюремной камере, где есть место для того, чтобы лежать, — она вздрогнула, и Алексис проводил ее наружу. Они задержались на пороге на несколько мгновений, чтобы дать глазам снова привыкнуть к солнечному свету.

Алексис наклонился и прошептал Кейт на ухо:

— Ты единственная женщина из всех, кого я знаю, которая может носить траур и не выглядеть при этом бесцветной. От черного цвета твои волосы сверкают еще сильнее, а кожа приобретает белизну снега.

Она повернулась к нему, и его сердце подпрыгнуло, когда он увидел улыбку у нее на губах.

— Я думаю, что ты тоже красивый.

— Красивый! Она кивнула:

— Если бы ты отправился в Сан-Франциско, то все женщины города стали бы мечтать о тебе, а это значит очень много, так как там на каждую женщину приходится сотня мужчин. Я думаю, это потому, что ты выглядишь так, как будто ты только что сошел с одной из твоих картин.

— С какой?

— С той, что висит в большом зале. Где изображен принц, который был убит. Он с мечом в руках скачет на гигантском черном коне. Когда ты входишь в комнату, у всех тут же становится такой вид, как будто бы они собираются упасть на колени или как минимум поклониться.

— Я думаю, тебе все это кажется. Она покачала головой:

— Ты принимаешь все это как должное, но я думаю, что ты должен был впитать это достоинство и властность из камней замка.

— Если послушать тебя, то я похож на какого-то слабоумного архиепископа. Она снова покачала головой:

— Ты не понимаешь. Я приехала из города, который до золотой лихорадки был деревней, где жило не больше двухсот человек. Самому старому зданию в Сан-Франциско не может быть больше десяти лет. Но это место…

Они пошли дальше, и Кейт внимательно разглядывала башни и зубчатые стены. Алексис смотрел туда же, куда и она. Ее волнение было очень заразительным.

— В этом месте я чувствую время, — сказала она. — Иногда, когда я поднимаюсь по одной из каменных лестниц, из тех, где ступеньки протерты посредине, я думаю обо всех тех ногах, которые, должно быть, поднимались по этим самым ступенькам в течение многих веков, чтобы протереть их до такой степени. И я думаю: действительно ли мы настолько отличаемся от них, как нам хотелось бы думать?

Он повернулся к ней и схватил ее за руку:

— Я тоже чувствую это. Сейчас больше никого не волнует, что более старые части замка разваливаются на куски, что в Главной башне нужны новые стропила, что в библиотеке разрушаются древние саксонские и норманнские манускрипты.

— Это должно волновать, — она ткнула его пальцем в грудь. — Люди не просто очутились на земле в наше время такими, какими они являются сейчас. Все, что мы имеем, построено на опыте и знаниях предшествующих веков.

— Именно это я и сказал Вэлу позавчера. Знаешь, что он мне ответил?

— Нет.

— Он сказал, что нам бы жилось лучше, если бы мы жили племенами, как американские индейцы.

— Не знаю, — сказала Кейт, посмотрев на покрытую мхом Главную башню. — Мне здесь нравится.

— Это замечательно. Наконец у меня есть кто-то, кому я могу рассказать все ужасные истории, связанные с моей семьей. Хочешь посмотреть нашу Башню духов?

Она тут же принялась тянуть его за руку:

— Конечно, хочу. Пойдем, покажешь мне ее прямо сейчас.

Он взял ее под руку, и они направились к круглой башне в восточной части стены. Он толкнул дверь, за которой была узкая каменная лестница. Кейт заколебалась и посмотрела вниз на свой кринолин.

— Тебе придется помочь мне протиснуть все это сквозь дверь, чтобы я могла войти.

Это было нелегко сделать, но вдвоем им удалось сжать обручи кринолина так, чтобы Кейт смогла подняться по лестнице на вершину башни. К тому времени, когда они достигли комнат, расположенных на самом верху, они оба едва дышали от усталости.

Алексис открыл дверь, распложенную в конце последнего лестничного пролета, и Кейт протиснулась сквозь нее. Ему пришлось наклониться, чтобы попасть внутрь. Кейт направилась к длинной сводчатой арке, которая заканчивалась небольшим окошком. Она попыталась подойти поближе так, чтобы иметь возможность выглянуть наружу, но ее огромный кринолин делал это абсолютно невозможным. Она отступила назад.

— Проклятье! Ох, какая досада. Алексис хмыкнул:

— Я думаю, что на какое-то время мы можем отбросить условности в сторону. Мне отвернуться?

Она закивала головой с таким энтузиазмом, что он улыбнулся и повернулся лицом к темным панелям. Услышав шорох ткани, он не смог удержаться от того, чтобы не бросить взгляд через плечо. Кейт раскраснелась от усилий, пытаясь подобрать ярды и ярды ее юбок до талии, а затем, заглядывая через горы ткани, развязать ленты кринолина. Он резко отвернулся, когда она подняла глаза.

— Алексис.

— Да.

— Будет ли это ужасно неприлично, если я попрошу тебя помочь?

Бог оказался милостив к нему.

— Я никому не скажу.

— Тогда не мог бы ты расстегнуть это дьявольское, то есть я хочу сказать ужасное приспособление?

— Думаю, что могу это сделать.

Он старался не прикасаться к ее телу, но после того, как он развязал узлы, стянул это неловкое приспособление с ее бедер и помог ей переступить через его обручи, его руки дрожали. То, что его руки от ее кожи отделяли чулки, белье и нижние юбки, не играло никакой роли. Он мог чувствовать очертания ее фигуры, контуры ног и ягодицы. Именно в этот момент он решил, что он не остановится на том, что снимет с нее кринолин.

Нарочито небрежно поднявшись, он позволил ее юбкам упасть на место, а затем положил руку ей на талию. Она удивленно посмотрела на него, но он подвел ее к скамье, стоявшей у окна. Он помог ей встать на нее на колени, а потом открыл одну из рам. Они высунули головы наружу. Внизу был обрыв, который казался еще круче из-за того, что башня была построена на скале. Мох почти полностью покрыл скалу и уже подбирался к стенам башни. От свежего ветра волосы Кейт слегка растрепались, и одна прядь упала ей прямо на лицо. Он обмотал этот локон вокруг пальца и прижал шелковистую прядь к своей ладони. Она отвернулась от окна, и он отпустил ее волосы.

— Это был один из моих первых проектов, — сказал Алексис. Он помог Кейт устроиться поудобнее на скамье. — В комнате нужно было поставить новые перекрытия и заново все оштукатурить. И за мебелью никто не следил со времени смерти Джеймса I.

— Она выглядит очень неудобной.

Он улыбнулся, когда увидел, как она рассматривает кресла, сделанные из тяжелого темного дерева. Нигде не было видно ни единой подушки.

— Я должен признаться, — продолжал он, — что кровать все же была починена. Это та самая кровать, в которой погибли любовники. В ней прогнили веревки.

Кейт тут же вскочила и направилась к кровати.

— Что ты имеешь в виду, говоря, что в ней погибли любовники?

Он подошел и стал рядом с ней.

— Эту башню иногда называют Башней Летиции. — Опершись на один из столбов, поддерживавших полог над кроватью, он внимательно рассматривал буйные кудри, рассыпавшиеся по плечам Кейт. — Петиция была единственной дочерью сэра Ричарда Хопуэлта, который получил замок, когда моя семья была лишена своих владений за то, что сражалась на стороне йоркистов против Генриха Тюдора. Она была избалована, но ее надолго оставляли одну, пока сэр Ричард находился при дворе.

Кейт попробовала матрац.

— А так как ей было скучно?

— Она развлекалась с молодым и богато одаренным природой слугой своего отца. Там, над камином висит портрет Летиции. Как видишь, ей было бы несложно соблазнить мужчину. Как бы то ни было, бедняга встречался с ней в этой комнате поздно ночью. Он знал, что рискует жизнью, но был настолько влюблен, что ему было все равно.

Кейт забралась на кровать и села на край, болтая ногами. Она посмотрела на пол у своих ног, а затем наклонилась, чтобы внимательно рассмотреть что-то увиденное ею на полу.

— Алексис, здесь пятно.

—Да.

Ее глаза расширились и стали похожи на темные сливы. Алексис тут же уселся рядом с ней и обнял ее за плечи. Он шепотом продолжил свой рассказ.

— Однажды ночью сэр Ричард вернулся домой и застал их спящими в этой постели. Он разъярился и тут же пронзил слугу своим мечом. Пришпилил его к матрацу. Потом он вытащил Летицию из кровати и швырнул ее на пол. Прямо сюда. И уже здесь заколол ее.

Кейт сжала губы. Она наклонилась, чтобы еще раз внимательно посмотреть на уже потускневшее кровавое пятно. Он наклонился вместе с ней, а затем они одновременно выпрямились. Она посмотрела ему прямо в лицо, которое находилось в нескольких сантиметрах от ее лица.

— Интересно, считала ли она, что любовь стоит такого риска, — сказала Кейт.

Проведя кончиками пальцев по ее щеке, Алексис поцеловал ее в уголок рта.

— Когда ты желаешь кого-то, то невозможность обладания доставляет такую боль, что это становится навязчивой идеей.

Ее брови удивленно взметнулись вверх.

— Правда?

— Правда, моя дорогая.

В то время как она думала о только что произнесенных им словах, он был полностью поглощен созерцанием ее алых губ. Он уже собрался поцеловать ее еще раз, когда она снова заговорила:

— Это действительно похоже на безумие? Ему не нужно было спрашивать у нее, что такое «это».

— Немного. Наслаждение переполняет чувства, так что не остается места ни для чего другого. Опершись рукой на матрац у нее за спиной, он перенес на нее вес своего тела, и она отклонилась назад, когда он приблизился к ней. Он поймал ее другой рукой так, чтобы она не упала, и когда ее спина коснулась матраца, он склонился над ней и принялся целовать ее.

Ее щеки горели, и она не протестовала. Боясь произнести хоть слово, он продолжал свою атаку до тех пор, пока она не стала дышать так же быстро и прерывисто, как и он. Не потерять голову было просто невозможно. Даже сквозь проклятый корсет и плотный лифчик он ощущал податливость ее грудей. Его пальцы жгло, как огнем, когда он принялся расстегивать пуговички на спинке ее платья. Он не хотел дать ей время на раздумья, и поэтому он быстро высвободил из лифчика одну грудь и приник своим ртом к соску. К его изумлению, она обняла его и плотнее прижала свое тело к его губам.

Он ожидал сопротивления, и его отсутствие привело его в замешательство. От удивления он выпустил узду, сдерживавшую его страсть. Он лежал рядом с ней и, положив на нее свою ногу, поднимал ее все выше и выше, пока она не легла ей на бедра. Этого было недостаточно. Уступая сводившему его с ума желанию, он отбросил ее юбки вверх и, раздвинув ее ноги, устроился между ними.

— О, черт!

Он поднял голову:

— Я сделал тебе больно?

Она, казалось, не слышала его. Она подняла глаза наверх и внимательно рассматривала полог над кроватью. Затем он увидел, как ее глаза закрылись и она прижала свои бедра к нему. Алексис издал свистящий вдох и увидел в ее лице то, от чего у него появилось желание закричать. Он приложил щеку к ее груди. Она снова думала.

— Я не могу вынести этого, — сказала она дрожащим голосом. — Я решила Алексис. Пусть лучше будет безумие, чем эта боль.

Не веря своим ушам, он вскинул голову и внимательно всмотрелся в ее раскрасневшееся лицо. Она решила отдаться ему. После всех его ловких ходов, маневров и попыток чувственно разоружить ее она лишила его права выбора и сделала выбор сама. У него не было времени на раздумья, так как Кейт притянула к себе его лицо и стала осыпать поцелуями его щеки и губы.

— Бог мой, — простонал он между поцелуями, — я тоже не могу этого выносить.

Он раздел ее. Чтобы не дать ей времени смутиться, он лег на нее сразу же, как только она оказалась обнаженной. Он покусывал ее соски, сжимал пальцами ее мягкую грудь и прижимался к ней бедрами. Одного такого движения оказалось достаточно, чтобы он понял, что он должен либо сейчас же снять брюки, либо смириться с тем, что они могут в любой момент лопнуть.

Маленькая ручка пробралась под его жакет, забралась под рубашку и принялась поглаживать —грудь. Затем к ней присоединилась еще одна. Они нетерпеливо тянули его за рубашку.

— Разве я не должна видеть тебя ? — В ее голосе были слышны неуверенность и разочарование, и он не смог удержаться от улыбки.

— Я не хотел испугать тебя.

Целуя ее лицо и грудь, он стянул с себя жакет и рубашку. Ботинки и носки тоже были быстро сброшены, и он освободился от стесняющих его брюк. И снова он не дал Кейт времени запаниковать. Он тут же вернулся к ней, раздвинул ей ноги и снова опустил на нее свое тело. Его набухший член горел. Когда он дотронулся им до нее, она подпрыгнула, но тут же успокоилась.

Он спланировал обольщение Кейт Грей вплоть до последнего поцелуя, но все эти планы исчезли в тот момент, когда он шевельнул бедрами. Когда его негнущаяся плоть прижалась к влажному треугольнику, он почувствовал, как ее маленькие руки гладят его по спине, а затем — невероятно! — они отыскали его ягодицы и сжали их.

Она хочет его! Она наслаждается им так же, как и он ею. Неистовое ликование и гордость охватили его. Здание его души зашаталось, грозя рухнуть, и, испуганный, он стал искать убежища от этих чувств в сексуальном возбуждении.

Он подвинулся выше, чтобы провести языком от ее груди к ее пупку. Руки Кейт затрепетали, и она попыталась удержать его. Он поймал обе ее ладони в свою и не отпускал их. Она издала протестующий звук, но он продолжал целовать ее живот, пока не достиг кудряшек у нее между ногами. Он поцеловал их, и она онемела от изумления. Она попыталась вырвать у него свои руки и сжать ноги.

— Тихо, — сказал он. — Это путь к безумию, и я собираюсь провести тебя по нему.

Он заставил ее раздвинуть ноги и прижал к ней свой рот. Она со свистом вдохнула воздух, но позволила ему продолжить. Он пробегал по ней языком, разыскивая кончиком языка маленький бутон плоти. Найдя его, он медленно и мягко пососал его. Все тело Кейт расслабилось, она приподняла вврех бедра, и он обнял их руками.

Он неустанно и ритмично ласкал и поглаживал ее, увеличивая частоту движений по мере того, как Кейт начала тяжело дышать. Ее тело было покрыто мельчайшими каплями испарины, и его руки скользили по ее коже. Ощутив влагу, он решил рискнуть еще раз. Он медленно подобрался рукой к отверстию, которое находилось ниже того места, где он работал языком. Он обвел вход пальцем, а затем ввел его внутрь. Ее мышцы судорожно дернулись и сжались вокруг его пальца. Кейт закричала в неистовстве оргазма. Он почувствовал, как ее тело конвульсивно вздрогнуло, окаменело, а затем снова расслабилось.

Ощущение гордости вернулось к нему на какое-то время прежде, чем он поддался собственному желанию. Прижимая к себе ее маленькое тело, он коленями раздвинул ее ноги.

Затем он осыпал поцелуями ее лицо и шею. Ее щеки были влажными от слез, но она улыбалась, глядя на него.

— Чудесно, — сказал он. — Как женщина-коньяк. Дикарочка, подари мне безумие наслаждения. Она обняла его и поцеловала.

— Лежи тихо, — сказал он, — и расслабься.

Он положил руку ей на бедро, а потом постепенно опускал ее, так что она оказалась у нее между ногами. Когда он разделил ее плоть, она склонила голову и зарылась лицом в его шею. Для него же вся остальная вселенная сжималась и уменьшалась до тех пор, пока она не сосредоточилась на кончике его фаллоса, который расположился у входа в нее. Он подался вперед, трепещущая плоть сомкнулась вокруг его мышцы, и он потерял контроль над собой. Почувствовав, как воля покидает его, он сделал резкий толчок бедрами. Он прошел через какую-то тонкую преграду, и Кейт вскрикнула.

Он никогда раньше не делал женщинам больно. Он никогда не овладевал девственницей, не чувствовал в этом необходимости.

— О нет, — сказал он.

Он скрипнул зубами и приготовился отступить. Он приподнял бедра, но Кейт ухватилась за его ягодицы и снова притянула его к себе. Потеряв равновесие, он снова оказался у нее внутри. Он смог только простонать и снова начать свое болезненное отступление. В тот момент, когда кончик его пениса достиг выхода, эти ручки-мучители снова втолкнули его внутрь.

— Нет, — сказал он, — я делаю тебе больно. Кейт тяжело дышала. Ее лицо было напряжено, но она не отпускала его тело.

— Я хочу почувствовать твое безумие, — сказала она. — Мне не так больно, и кроме того, это приятно.

Она приподняла свои бедра и поглотила его, и Алексис сдался. Он начал все глубже проникать в нее. Прикосновения ее рук к его спине и ягодицам только усиливали его страсть. Его вселенная снова сжалась и осталась в этом состоянии. Поначалу его толчки были мягкими, но по мере того как ощущения переполняли его стебель, поднимались по нему к его чреслам и возвращались обратно, толчки становились все резче. Снова и снова он наступал и отступал, пока не почувствовал пульсацию внутри. Когда он начал свой взрыв, благословенное кольцо мышц, поддерживавшее его внутри, сжалось. Впервые в жизни Алексис издал тихий рык в тот момент, когда он. достиг вершины своего оргазма. Он ввел свой пенис еще глубже и, выгнув спину, замер, ощущая спазмы болезненного наслаждения.

Наконец он рухнул прямо на Кейт и прерывисто задышал. Она обняла его, и он улыбнулся:

— Был ли я достаточно безумен для тебя? Она прижала его к себе.

— Да. Твое подчинение было очень приятным.

Он поднял голову и выругался. Она улыбнулась ему. Заметив ее раскрасневшееся лицо и разметавшиеся волосы, он тоже улыбнулся.

— И твое подчинение доставило мне огромную радость, — он лег рядом с ней и обнял ее.

Поглаживая его левую руку, Кейт прошептала:

— Спасибо.

— За что?

— За то, что ты не потребовал одностороннего подчинения. Ты отдался мне точно так же, как просил меня отдаться тебе.

— Я даже не думал, что я был настолько… настолько…— он отказался от попыток найти слова, которые могли бы выразить то, что он думал. — Кейт, так бывает не всегда.

— Ты хочешь сказать, что мне не всегда будет это нравиться?

— Я хочу сказать, что с другими у меня не было такого ощущения отдачи. Черт!

— Я знаю.

В ее голосе было слышно сочувствие, и он понял, что она ошеломлена точно так же, как и он.

— Я должен обдумать все это, — сказал он.

— И я тоже.

Она положила руку ему на ногу и сжала пальцами его мышцы.

— Но не сейчас, — добавил он.

— Нет, не сейчас.

Он заставил себя лежать неподвижно, заинтригованный любопытством, написанным на ее лице. Ее рука скользнула к внутренней части его бедра и сжала его. Он почувствовал, что снова увеличивается и набухает, но остался неподвижным и затаил дыхание, в то время как ее рука продолжала его исследовать. Она прикоснулась к его пенису, и его бедра дернулись.

— Любовь моя, — сказал он, — не надо этого делать.

— Но я хочу прикоснуться к тебе. Я ведь не должна ждать, чтобы сделать это, не так ли? Он рассмеялся:

— Мне не следовало ожидать, что ты станешь изображать истеричную девственницу. — Ее отважная рука оставила его. — Нет! Ты меня неправильно поняла. Я просто счастлив.

Взяв ее руку, он положил ее туда, где он хотел, чтобы она находилась.