Кейт, тяжело ступая, шла по холлу и бормотала себе под нос:

— Я не могу поверить, что я сказала это. Я назвала аристократа твердозадым. Мама будет в ужасе, если узнает об этом, но мне все равно. Он действительно твердозадый.

Дверь слева от нее открылась. Из-за черных атласных юбок, показавшихся в двери, выбежала золотистая обезьянка. Кейт остановилась, ее внимание было привлечено движениями крохотного животного.

— Мисс Грей! — Леди Джулиана помахала ей рукой, появившись в дверях гостиной. — Кейт!

Обезьянка уже взбиралась вверх по платью Кейт. Кейт оторвала от себя обезьянку, когда та добралась до ее талии, и на руках внесла ее в комнату. Леди Джулиана улыбалась ей. Джулиана редко улыбалась, и Кейт никогда не видела, чтобы она смеялась.

Джулиана взяла у нее из рук свою обезьянку.

— Моя дорогая, я слышала вас злосчастный разговор с моим сыном.

— Прошу прощения, мэм.

— Не надо. — Джулиана поглаживала длинный мех своей обезьянки. На диване у нее за спиной спали три персидских кошки. — Я наблюдала за вами и уверена, что мой сын заслуживает презрения. Он— полная противоположность своему отцу, который был самим совершенством, он был лучшим из всех мужчин. Видите ли, мисс Грей, Алексис охотится за женщинами точно так же, как тигр за антилопами. Вы первая девушка из всех, что я видела, которая поставила его на место, и единственная, кто оценил его по достоинству.

У Кейт возникло то же ощущение, которое появилось у нее, когда она впервые попробовала читать на иностранном языке.

— Я не совсем понимаю, мэм. Ваш сын и я не очень ладим между собой, это правда.

— А! Но вы не знаете, что Алексис всегда ладит» со всеми. Он ладит с любой женщиной, которую он дает себе труд поманить. — Джулиана опустила обезьянку на пол и положила свою ладонь на руку Кейт. — Я восхищена вами. Тридцать лет назад девушки обладали той храбростью и умом, которые есть у вас. Сейчас они ведут себя так, как будто это преступление — иметь то либо другое.

— Благодарю вас, мэм.

— Я должна взять вас под свое покровительство.

Кейт нахмурилась:

— Под покровительство?

— Ввести в общество. — Джулиана взяла с кушетки толстого кремового кота и принялась поглаживать его. — Откровенно говоря, Кейт, я с трудом выношу вашу мать. Она— бесхребетное существо, и она жеманно улыбается. Я ненавижу приторные улыбки.

— Не надо говорить о моей матери, как…

— Тихо, детка. Вы точно так же относитесь к приторным улыбкам. Я понимаю это по выражению вашего лица всякий раз, как только София достает свои нюхательные соли. Лучше всего быть честной.

— И все же…— сказала Кейт.

— Она — ваша мать. Больше не будем касаться этой темы. Я возьму вас по свое покровительство. Мы не поехали на эту зиму в Лондон из-за ранений Алексиса и Вэла, но я могу организовать здесь несколько небольших приемов. В любом случае для вас это гораздо лучше. Я могу пригласить молодых людей с прекрасной репутацией.

Описав нескольких из возможных поклонников , Кейт, Джулиана выпроводила ее из комнаты.

— Ну, беги, моя дорогая. Мне нужно все распланировать.

Кейт почувствовала, что ее мягко выталкивают из комнаты. Она повернулась, чтобы возразить, но дверь перед самым ее носом захлопнулась. Кейт потеряла самообладание и, сглотнув, заторопилась по коридору к своей комнате. Каким бы коротким ни было ее знакомство с леди Джулианой, она знала, что спорить с этой женщиной бесполезно. Приняв какое-либо решение, Джулиана, очевидно, была так же упряма, как и сама королева Виктория.

— Взять меня под покровительство, — бормотала Кейт себе под нос. — Это именно то, чего мне так не хватает: чтобы меня взяли под покровительство и выставили напоказ перед толпой проклятых снобов.

Кто-то стучал в стену или в дверь. Шум был довольно слабым и сопровождался глухими криками. Кейт пошла на звук. В замке были спальни на нескольких этажах. Она определила, что источник шума находится в крыле, где жили маркиз и члены его семьи. По мере того как она шла дальше по коридору, стук становился все громче. Она нашла дверь, из-за которой он раздавался, и остановилась перед ней.

— Алексис! — послышался мужской крик. — Алексис! Проклятье! Выпусти меня!

— Мистер Бофорт? — сказала Кейт. Вэл окликнул ее:

— Пожалуйста, выпустите меня.

Кейт осмотрела замок в двери. Ключа в нем не было. Она отошла назад и окинула взглядом пол. Неподалеку лежал латунный ключ. Она подняла его и открыла замок, дверь тут же распахнулась, ударившись ручкой о стену. Перед ней стоял Вэл, опираясь на свою трость. Он раскраснелся, его грудь тяжело поднималась и опускалась. Резко поблагодарив ее, он бросил на нее свирепый взгляд.

— Где он? — спросил он.

— Вы имеете в виду графа? Его проводили в его комнаты. И не пытайтесь, пожалуйста, отыскать его. Вы же знаете, что вы слишком слабы, чтобы что-нибудь предпринимать. — Кейт взяла Вэла за руку и потянула его по коридору. — Мистер Бофорт, вам нужно научиться сдерживать ваш бешеный темперамент. У нас в Сан-Франциско множество всяких головорезов, ребят Сидни Дака, портовых бичей и тому подобных подонков, от которых обществу необходимо избавиться. Вы думаете, что граф — это ваш личный Сидни Дак, и у вас руки чешутся его вздернуть точно так же, как у наших «бдительных» чешутся руки вздернуть Синди Дака и его ребят. Проблема только в том, что «бдительные» не являются судьями и вы — тоже не судья.

— Нет, я — судья.

Она дернула его за руку:

— Не спорьте с дамой. И не надо говорить мне, что я не веду себя как леди. Я уже достаточно наслушалась об этом от лорда Алексиса.

Вэл улыбнулся:

— Не обращайте внимания на него. Алексис всегда ищет Совершенную Леди. И когда он найдет эту жемчужину, он собирается жениться на ней. Предполагается, что она придаст респектабельности его запятнанному имени, понимаете?

— Запятнанному? Я не знала, что он запятнан. Я как-то не замечала до сих пор, чтобы кто-нибудь при виде его делал знаки, оберегающие от дурного глаза.

— И не заметите. Богатых, благородных аристократов, родственников королевы, не оскорбляют. Люди просто стараются предупредить своих дочек на выданье. К сожалению, это предупреждение лишь заставляет дочек падать к ногам вышеупомянутого аристократа.

— Вы совсем сбили меня с толку.

— Я, мисс Грей, сказал достаточно, чтобы лорд Алексис приказал меня застрелить, если узнает об этом.

— Тогда зачем вообще вы это говорили?

— Месть, мисс Грей. Обычное злобное, но удовлетворяющее душу чувство мести. Вы когда-нибудь читали «Сон в летнюю ночь»? У меня такое чувство, что вы скоро превратите Алексиса из благородного, величественного Тезея в околдованного и сбитого с толку Лизандра.

Она остановилась, так как они подошли к лестнице, которая вела в ее комнаты.

— Вы ошиблись, — сказала Кейт. — Его милость уже превратился в другого человека. — Но только, к сожалению, не в Лизандра. Он превратился в Боттома. А если вы помните, тот провел очень много времени в шкуре осла.

Близился вечер, когда Алексис снова отправился на розыски Кейт. Все это время он провел, пытаясь не думать о ней. До этого ему никогда не приходилось пытаться не думать о женщине. Ему это просто было не нужно. Но это не сработало, и поэтому он совершил ошибку, позволив себе вспомнить, что она улыбалась этому Кардигану, у которого вместо мозгов был фарш.

Как только он вспомнил об этом, он почувствовал себя так, как будто в его жилах забегали сотни муравьев. Ему нужно было сражение, но не просто какое-нибудь сражение, а сражение с Кэйти Энн. Разговорчивой, дерзкой, сочной Кэйти Энн. Он нашел ее в огороде, где она рыхлила землю садовой лопаткой.

— Почему вы роетесь в грязи, мисс Грей? Лопатка ударила по камню. Грязь полетела прямо в лицо Кейт, и она воскликнула:

— Проклятье! Неужели это действительно так необходимо — подкрадываться к людям и кричать у них за спиной?

Алексис какое-то время пристально разглядывал одну из своих безупречно белых манжет, прежде чем перевести свой взгляд на грязь на носу у Кейт. Он улыбнулся, когда она, отбросив лопатку, начала вытирать лицо передником, который она надела, чтобы предохранить свое платье.

— Я спросил, почему вы ковыряетесь в огороде моей кухарки?

— Я ухаживала за огородом дома, и я скучаю без этого.

— Вы закончили? — Он протянул ей руку, не дав ей возможности сказать ни «да», ни «нет». Опершись на руку Алексиса, она поднялась.

— Думаю, что да. — Она уперлась руками в поясницу и со стоном прогнулась. — О Господи! Долго же я не работала в огороде. Почему вы смеетесь?

— Не думаю, что я хоть раз в своей жизни видел, чтобы леди упиралась руками в поясницу и выпячивала грудь. — Он снова рассмеялся, увидев озадаченное выражение ее лица, и выразительно посмотрел на ее грудь. — Ваша поза, Кэйти Энн. Похоже, что воспитанности и скромности за океаном явно не хватает.

Она схватила лопатку и ткнула его черенком.

— Я не нуждаюсь в ваших наставлениях о том, чего девушки должны или не должны делать или говорить, Алексис де Гранвиль. И прекратите улыбаться. И не называйте меня Кэйти Энн. Мой отец был единственным человеком, который называл меня так.

— Должно быть, он был храбрым человеком, — он поймал руку, которая держала лопатку, — если он вырастил такую дочь, как вы, Кэйти Энн.

Он позволил ей выдернуть руку из его ладони. Она обошла его вокруг, и он видел, как в ней закипает гнев. Она была достаточно разъярена для того, чтобы застрелить его, если бы у нее под рукой случайно оказался пистолет. Ее щеки раскраснелись, а глаза сверкали от совсем неизысканной, неистовой ярости. А он чувствовал себя гораздо более живым, чем на протяжении нескольких последних лет. Алексис ничего не мог поделать с собой и снова рассмеялся.

— Та задница, — сказала она.

— Пожалуйста, — он поднял руки вверх в шутливом протесте, — пожалей мою чувствительность, Кэйти Энн. Я содрогаюсь от мысли о том, какую из частей тела ты упомянешь следующей.

— Можешь забрать все части своего тела и провалиться вместе с ними в ад, — сказала она, а затем повернулась к нему спиной и направилась через огород к дверям кухни.

— Вернись, Кейт! — крикнул он ей вслед. — Ты еще не упомянула о самых интересных частях тела.

После ее разговора с леди Джулианой прошло несколько дней, в течение которых Кейт чувствовала себя так, как если бы она была осужденным на смертную казнь, ожидающим приезда палача в город. Даже похороны Офелии, состоявшиеся в ясный, солнечный день, не отвлекли Джулиану от ее планов организации приема. Кейт должна была стать ее почетной гостьей. Кейт было тяжело заниматься делами, зная, что вскоре она будет окружена блестящими молодыми людьми и девушками, которые непременно сочтут, что она обладает грацией и манерами суслика.

София была вне себя от восторга. Хотя ее глубоко опечалила смерть Офелии, особенно после того, как она только что узнала поближе эту молодую женщину, пребывание ее в Англии среди близких людей придавало ей сил, чтобы скорее прийти в себя поле этого несчастья. Кроме того, ее очень утешали визиты, которые она наносила друзьям своего детства, с которыми она теперь возобновляла дружбу. Общество этих людей оказывало на нее целительное воздействие.

Но с Кейт этого не происходило. Когда она проводила время с мамиными друзьями, она начинала нервничать еще сильнее. Кейт боялась. Она абсолютно ничего не знала о домашних приемах, а один из этих приемов стремительно надвигался на нее, неотвратимый, как буря короля Лира. Больше всего ее пугала необходимость вести разговоры. Она так и не овладела искусством ведения легких, ничего не значащих бесед. Легкомысленная болтовня представляла для нее большую тайну, нежели принцип работы паровой машины. Другие девушки могли хлопать глазами, глядя на мужчин, и щебетать какие-то глупые льстивые фразы. Когда Кейт попыталась сделать то же самое, она почувствовала себя настолько нелепой, что ее лицо тут же покраснело, а губы просто отказались двигаться.

Джентльмены не хотели разговаривать о вещах, которые она считала интересными. Они не хотели разговаривать о мытье золота или импорте с Гавайских островов или из Китая. Им были определенно безразличны произведения Готорна или Лонгфелло. Когда она попыталась обсудить беспорядки в Канзасе из-за рабства или проблемы штатов, где существовало рабство, и свободных штатов, то она получила в ответ только бессмысленные, ничего не понимающие взгляды— за исключением взгляда маркиза Ричфилда.

Он не отказался бы побеседовать с ней обо всех этих вещах. Подобные темы не казались ему скучными, и это было действительно так. Ему, казалось, доставляло удовольствие заводить разговоры на темы, которые ей были близки, так чтобы самому принять противоположную сторону в споре и попытаться выставить ее дурочкой. Змей.

И он продолжал делать это. Кейт прилагала все силы, чтобы избежать его общества, так чтобы ей не приходилось спорить с ним, особенно после той сцены в огороде. Она проводила целые часы в деловых совещаниях с мистером Поггсом, и все же, когда она выходила из комнаты, Алексис оказывался тут как тут— он либо проходил в этот момент мимо ее дверей, либо гулял во дворе с собакой. Она брала с собой книгу в самые уединенные уголки сада — он проходил мимо, делая вид что проверяет, как растут его цветы и деревья. Этот человек был необыкновенно надоедлив.

И кроме того, он поступал нечестно. Он провоцировал ее на спор, а затем обвинял ее в невоспитанности, когда она в пылу ссоры пыталась отстоять свое мнение. После четырех дней такого обращения Кейт была готова послать в Калифорнию за отрядом полицейских и веревкой.

На четвертый день она оставила всякую надежду понять Алексиса де Гранвиля. Она тщательно выбрала укромное местечко, в котором можно было бы спокойно почитать. Он нашел ее в Красной гостиной, в Кедровой гостиной и в оружейной. На этот раз она попыталась скрыться в Часовой башне.

Башня была построена в XIV веке, и в ней было более пятидесяти комнат. Она стояла вблизи внешней стены укреплений прямо перед подъемным мостом. Кейт выбрала заброшенную комнату, забитую средневековой мебелью. В комнате был также камин, достаточно большой для того, чтобы в нем мог поместиться человек, стоящий в полный рост. Эта комната привлекла ее своим высоким окном, в которое лился утренний свет. Яркие солнечные лучи врывались в комнату и отражались от побеленных стен башни.

Она подтащила тяжелое ореховое кресло к открытому окну, а затем устроилась в нем поудобнее и открыла принесенную с собой книгу. В окно ей было видно бирюзово-голубое небо и единственная тонкая прядь облака, которая была похожа на фату невесты, развеваемую ветром. Единственным звуком, который доносился до нее, был шорох страниц книги, когда в комнату залетал легкий ветерок. Она постепенно погрузилась в мир яркого света и прекрасных слов.

— Рр-р…

Кейт подпрыгнула. Ее колено ударилось о ручку кресла, и она вскрикнула. Раздался скребущий звук, а затем дверь в комнату приоткрылась под напором плеча Яго. Спаниель тут же проскользнул внутрь. Он подпрыгнул, стал на задние лапы, опершись передними на ноги Кейт, и снова залаял.

— Яго! —у слышала она голос Алексиса, который звучал слишком невинно.

— Проклятье, — сказала она и оттолкнула Яго от своих колен. — Иди прочь, песик.

Яго зарылся головой в ее юбки. Она поднялась и начала тянуть пса за ошейник.

— Давай, Яго. Если ты не выйдешь из комнаты, он найдет меня.

Она как раз принялась подталкивать пса сзади, когда маркиз вошел в комнату.

— А вот и ты, старина, — сказал он. — Кейт, какой сюрприз!

— Я не вижу никакого сюрприза. Если считать и этот раз, то он выследил меня уже трижды.

— Я знаю. Странно, не правда ли? Мы выходим с ним на прогулку, и он тут же бросается отыскивать вас.

Яго залаял, потерся об Алексиса и выбежал из комнаты.

— А сейчас он куда направился? — спросила Кейт. Она попыталась, чтобы в ее голосе не было слышно раздражения.

Маркиз с притворным отвращением вскинул руки вверх.

— Понятия не имею. Иногда мне кажется, что он общается с эльфами и поэтому может исчезать и появляться, когда ему вздумается. А что вы читаете?

Прежде чем она смогла остановить его, он схватил книгу с кресла, на котором она ее оставила.

— «Le morte d’Arthur», — сказал он. — Я не думал, что вы читаете такую романтическую ерунду о рыцарях и дамах. Вы любите рыцарские романы, мисс Грей? — Он не стал ждать, пока она ответит. — Мне почитать вам?

И вновь он не стал ждать ее согласия. Он начал читать, еще ведя ее к креслу. Кейт нахмурилась, когда он опустился на пол у ее ног. Он был так близко, что почти касался ее колен. Никогда раньше мужчина не читал ей. Она была так удивлена его желанием почитать ей, что позволила ему сделать это. Поначалу она чувствовала себя неловко, но звук его голоса заставил ее забыть обо всем. Это был низкий, чувственный, слегка вибрирующий голос, от звука которого у нее начало странно покалывать внутри.

Это покалывание заставило ее забыть о словах. Она вслушивалась теперь лишь в звук этого голоса. Когда он положил руку на сиденье, она подвинулась в кресле, чтобы освободить больше места для его руки.

Он посмотрел на нее снизу вверх и улыбнулся. Не глядя в книгу, он продекламировал:

— «Затем сэр Мордред стал пытаться снискать расположение королевы Джиневры всеми честными и бесчетными способами, побуждая ее покинуть Лондонскую Башню. Однако все оказалось тщетным: королева ответила ему прямо и честно, что скорее убьет себя, нежели согласится стать его супругой».

Кейт опустила взгляд на него. Внутри она ощутила легкую волнующую дрожь. Его голос плел чары. Она чувствовала, как его волшебные звуки, соединяясь с ясным холодным воздухом, запахом старого дерева и теплом его тела, околдовывают ее. Она остановилась, балансируя на магической нити сказочной паутины, протянутой между его чарами и ее осторожностью. Он все еще смотрел на нее снизу вверх, но выражение его глаз изменилось. Они стали похожи на озера жидкого металла. Она вздрогнула, когда он взял ее руку и поднес к своим губам.

— Если бы я был Мэлори, — сказал он, — я бы дал Джиневре огненные волосы и кожу цвета глазури на старинном фарфоре. У нее были бы карие глаза и маленькие руки, которые исчезают, когда я накрываю их одной своей рукой.

Его рука опустилась на ее руку. Она посмотрела на нее, чтобы заметить, что она действительно исчезла, но в этот момент его губы устремились навстречу ее губам, и она приоткрыла рот, как будто бы ей больше ничего не оставалось делать.

А поделать действительно ничего было нельзя. Она хотела поцеловать его, и поэтому она сделала это. Неуверенно, как бы колеблясь, она положила руки ему на грудь. И он сразу же, как будто бы это было приглашением, обнял ее и устремился еще глубже в ее рот. Она почувствовала, как его рука скользнула вниз по ее руке, чтобы затем подняться вверх по грудной клетке и остановиться на груди. Это простое прикосновение вызвало в ее теле такую боль, что заставило ее тесно прижаться к нему.

Внезапно он поднял ее и положил на ковер, лежавший на полу. Он поднялся над ней, его лицо и тело закрывали ей свет, и она открыла рот, чтобы что-то возразить.

— Ш-ш. — Он куснул ее нижнюю губу, прежде чем снова впиться в ее рот.

Это было слишком прекрасное ощущение, когда его тело покрывало ее. Все доводы, все мысли о приличиях ничего не значили рядом с силой теплых напряженных мышц и гладко-шероховатой мужской щекой, прижатой к ее щеке. Когда рука Алексиса подтолкнула ее ногу, она позволила ему отвести ее в сторону. Последовавшее за этим соприкосновение их ног и бедер лишь усилило ту жгучую боль, которая доводила ее до безумия. Чем больше он делал, тем больше ей было нужно. Именно поэтому она вынуждена была позволить его губам прикоснуться к ее шее. Именно поэтому она позволила ему расстегнуть платье и ласкать ее грудь. Именно поэтому она не вскрикнула, когда он слегка прикусил зубами ее сосок, а затем стал его посасывать.

Кейт слышала свое дыхание. Оно было громким и хриплым. Оно соответствовало ее горящей коже. В разгаре своего первого сексуального возбуждения она прикоснулась к его лицу и обнаружила, что его кожа пылает. Поняв, что он охвачен тем же неистовством, что и она, она возбудилась еще больше. Покалывающая боль в пояснице усилилась, и она, выгнувшись, подняла бедра вверх. Когда она сделала это, Алексис выругался и рванул вверх ее юбки. Он чуть было не разорвал их своими резкими движениями, торопясь обнажить ее ноги. Она почувствовала прикосновение прохладного воздуха к своей икре и бедру, а затем что-то теплое накрыло ее колено. Это была его рука. Она слегка вздрогнула, когда эта рука, поглаживая бедро, поднималась по нему все выше и выше, пока не достигла того места, где соединялись ее ноги.

И это легчайшее прикосновение тут же разрушило все чары. Это было слишком. Ощущения были слишком сильны. Кейт издала тихий звук протеста.

Алексис проигнорировал ее. Она заерзала на полу, но он придавил ее своим весом, прижавшись бедрами к ее бедрам. Она попыталась высвободить свой рот, и он тут же уступил ей, принявшись целовать ее грудь. Она прерывисто вздохнула, когда он принялся расстегивать свои брюки, и произнесла «нет» сухим, хриплым шепотом, который был тут же заглушен его поцелуем. Ее внутренняя дрожь тут же исчезла из-за охватившей ее паники, когда его жаркая плоть прикоснулась к ней. Ощущение его половых органов стало именно тем толчком, который был ей необходим.

Кейт резким движением высвободила свой рот:

— Нет!

Он посмотрел на нее сверху вниз. Его лицо было усеяно каплями пота, а во взгляде сверкало бешенство. Он закрыл глаза и выгнул спину. Она почувствовала, как его горячий, набухший член раздвигает складки ее плоти. Он собирался войти в нее.

— Алексис, остановись, — прошептала она.

— Нет, я не могу. Господи, я не могу.

Она схватила его за волосы и потянула их назад с такой силой, что его голова рывком дернулась вверх.

— Нет, ты можешь. Ты должен.

Он застонал. Затем, сжав ее запястья, он заставил ее выпустить из рук его волосы и приподнялся над ней, став на колени. Ненависть в его лице заставила подпрыгнуть ее сердце.

— Проклятье, — сказал он, — за эти твои кастрирующие штучки я должен…— Он замолчал и пристально всмотрелся в ее лицо. Его руки перестали сжимать с силой ее запястья. — Ты ведь не понимаешь, о чем я говорю, правда?

Лихорадочное биение ее сердца успокоилось.

— Нет, нет.

Через секунду Алексис уже стоял над ней. Он отвернулся и принялся поправлять свою одежду. Все еще стоя к ней спиной и ухватившись руками за ручки средневекового кресла, он приказал Кейт привести себя в порядок. Охваченная смущением, чувствуя себя так, как будто бы она была каким-то образом повинна в его мучениях, она подчинилась. Закончив одеваться, она уселась на пол, поджав ноги, и в ожидании устремила взгляд на спину Алексиса. Он долго стоял, отвернувшись от нее, и единственным звуком в комнате было его неровное дыхание. Наконец он заговорил:

— Ты закончила?

— Да.

Он повернулся к ней лицом, ухватившись руками за спинку кресла.

— Впервые с тех пор, как мне исполнилось пятнадцать лет, я чувствую себя полностью лишенным присутствия духа. Ты полностью выпотрошила меня.

— Прости меня, — сказала Кейт. Набравшись смелости, она спросила: — С тобой все в порядке?

— Я приду в себя.

Облизнув губы и стараясь не краснеть, она попыталась объяснить ему:

— Это было такое прекрасное ощущение. Я не знала, что я испугаюсь, и я не знала, что причиню тебе боль.

Тихий мужской смех заполнил комнату, но она не обиделась. Он поднял глаза к потолку и покачал головой.

— Я слишком поздно осознал твое неведение. Это была моя ошибка. Я принял ум и самообладание за сексуальный опыт.

— И все же мне следовало бы знать это. Он уперся локтями в спинку кресла и недоверчиво улыбнулся ей.

— Как ты могла это знать?

— Пейшенс говорила мне. Это было довольно давно, но мне следовало бы помнить об этом. Она говорила, что мужчины становятся такими… такими, ну, я не помню, как это называется, но она говорила, что, когда с ними это происходит, они испытывают ужасную боль. Я забыла об этом, и я прошу прощения. Ты плачешь?

Она подпрыгнула, подбежала к Алексису и обняла его за плечи. Он обхватил голову руками, и все его тело тряслось.

Затем он поднял голову, и она увидела, что он снова смеется. Она улыбнулась ему в ответ.

— Слово чести, — сказал он, — к концу месяца я по твоей милости окажусь в бедламе. У меня такое ощущение, как будто мою душу вырвали из тела и превратили в фарш для пирожков.

— Это звучит просто ужасно.

Он коснулся пальцем кончика ее носа.

— Нет, я не думаю, что это так. По правде говоря, я уже не помню, когда я чувствовал себя таким живым, как сейчас.

— Значит, ты не сердишься на меня? Он поцеловал ее в щеку:

— Нет, моя мудрая глупышка.

Она улыбнулась ему, но не смогла ничего придумать в ответ. Он выиграл за счет ее слабости, за счет ее неведения в вопросах сексуальности и половой любви. Она не собиралась давать ему понять это. Но она не понимала, что сейчас произошло, и у нее было такое чувство, что он это понял. Сейчас ей нужно было как-то отвлечь его.

— Алексис, ты так и не дал мне сообщить тебе, что я изменила свое мнение.

— О чем? — спросил он, разыскивая под ковром забытую ими книгу.

— О твоих раненых солдатах. Я решила предоставить им свой дом. Тебе не кажется, что нам лучше найти архитектора и начать готовить его для размещения там людей?

Одним прыжком он очутился рядом с ней, и выражение триумфа и удовлетворения на его лице привело ее в замешательство.

— Спасибо, маленькая дикарка.

Он взял ее руку, разжал пальцы и поцеловал в ладонь.

При его прикосновении Кейт забыла о его странной реакции на ее новость и позволила ему проводить ее в замок. Когда она вышли во внутренний двор, ей внезапно пришло в голову, что Алексис де Гранвиль, в конце концов, не был таким уж змеем. Хотя, если подумать, то у него действительно была чудесная твердая задница.