ГЛАВА 1

Сомерсет, Англия, 1857 год

Темпл Стерлинг стоял у одного из многочисленных фонтанов своего сада, положив руку на голову статуи римского речного бога. За его спиной виднелся симметричный фасад Стерлинг-Холла — воплощения богатства и могущества его предков. Темпл оглянулся и посмотрел мимо увитой плющом балюстрады на ряды окон, которые сверкали среди яркой зелени деревьев. В каком-то окне он поймал мелькание юбки, потом еще одной. Опять его мать принимает соседок с дочерьми. Он услышал звук открывающейся застекленной створчатой двери.

Спрятавшись за статую, Темпл ждал, пока тот, кто открыл дверь, не вернется обратно и не закроет ее. Тогда он сможет покинуть укрытие и возвратиться в свой кабинет по лестнице для слуг. На его столе лежало почти законченное письмо. Он отправился на прогулку, чтобы немного успокоить нервы, взбудораженные его написанием.

Он никогда не думал, что сможет написать нечто подобное, — предложить брак женщине, которую ни разу не видел. Нет, не совсем так. Он видел ее фотопортрет, слышал о ее спокойном характере, отличных манерах и неприхотливых привычках. После шести месяцев непрерывного увиливания от навязчивых мамаш и попыток матери свести его с «подходящей» девушкой Темпл нашел выход. Он женится на дочери человека, который спас ему жизнь в Крыму.

Когда он заканчивал письмо, в дверь постучали. Занятый сочинением последних строк, Темпл не ответил. Но дверь тут же открылась и в образовавшейся щели замаячило широкое лицо с грубыми чертами и сизым носом. Седые волосы были зачесаны с макушки на лоб в вышедшем из моды наполеоновском стиле. Раздался хриплый низкий голос:

— Через пару минут вдовствующая герцогиня придет вас искать, милорд майор. — Кадровый военный, кавалерист, сержант Мунго Фидкин все еще не мог привыкнуть к гражданской жизни. — Вы ведь писали то письмо, верно?

— Убирайся, Фидкин.

— Как нехорошо. — Сержант скользнул в комнату, привалился спиной к двери и вытянул руку, тыча пальцем в хозяина. — Я не для того все эти месяцы выхаживал вас от ран, когда вы были слабы, как ягненок, чтобы вы женились на дочери какого-то врача. Вашу матушку, графиню, хватит удар. Вы должны думать о своем положении в обществе. Вы больше не молодой задиристый кавалерист.

Темпл, занятый тем, что промокал свою подпись в письме, даже не поднял головы.

— Не моя вина, что Роберт упал с лошади и сломал шею, — сказал он наконец. — Я был счастлив в роли никчемного младшего брата, от которого все стремились избавиться.

— Никчемным людям не дают крест Виктории из рук самой королевы, — парировал Фидкин.

— Может быть, тебе пора заняться моими сюртуками? — поинтересовался Темпл.

— Неужели после того, как вас чуть было не разорвало на куски в этом проклятом Крыму, вы действительно хотите жениться на дочери врача? Это нереспектабельно.

— Фидкин, ты сноб.

Темпл провел рукой по непослушным каштановым волосам в безрезультатной попытке убрать прядь со лба. Когда он начал складывать письмо, в коридоре за дверью раздался громкий звон разбивающегося стекла. Его тело дернулось, и письмо упало на стол. Темпл с силой зажмурился, пытаясь прогнать образы людей и лошадей, которые после взрыва превратились в кровавое месиво. Затем в его видения ворвался грубый голос Фидкина:

— Милорд майор.

Темпл моргнул и сфокусировал внимание на сизом носе сержанта. Опустив глаза, он увидел, что Фидкин держит его за руку, а в руке зажат средневековый кинжал, которым он пользовался для разрезания бумаг.

— Слуга уронил лампу. Разожмите кулак, милорд, только медленно.

Фидкин вытащил из его руки кинжал. Ладонь Темпла пересекали две тонкие линии пореза. Сержант вынул из кармана платок и обернул им руку хозяина.

— На этот раз не так плохо, милорд майор. Вам становится лучше.

— Это ты так думаешь.

— Еще недавно вы могли погрузиться в свои видения и без всякого шума.

— Согласен, — сказал Темпл. — Но если я женюсь на одной из этих светских красоток, я никогда не обрету спокойствия. Моя жизнь будет переполнена балами, бесконечными гостями и… — Темпл пожал плечами. — Сезон. Ты когда-нибудь выезжал в свет, Фидкин?

— Никак нет, милорд майор.

— Тебе повезло. Это пытка похуже любой русской дивизии в Крыму. А если я женюсь на одной из тех девиц, что предлагает мне мать, обе семьи захотят, чтобы я занялся политикой. Политикой, Фидкин! Этого нельзя допустить. Я должен жениться, или наследником будет мой дорогой братец Хол, который пропьет все семейное имущество. Но я собираюсь жениться на девушке спокойной, рассудительной и нетребовательной. — Темпл сурово посмотрел на слугу. — И не собираюсь выслушивать ни слова против. С твоей стороны непростительное нахальство затевать разговор на эту тему. Не понимаю, почему я дал себя уговорить и сделал тебя слугой.

— Я нужен вам, милорд майор. Мы вместе с тех пор, как вы были щенком-корнетом. — Фидкин приложил руку к сердцу и поднял глаза к потолку. — Я никогда не забуду ночь, когда вы пришли в ту таверну, выволокли меня, а потом оттащили в барак, прежде чем меня хватились. А еще, когда под Севастополем я подхватил дизентерию. И умер бы, если б вы не позаботились обо мне. — Глаза Фидкина с красными прожилками обратились на Темпла. В них стоял вопрос.

Темпл засунул письмо в конверт и запечатал его.

— И за все свои благодеяния я теперь должен терпеть тебя до конца своих дней?

— Да, милорд.

— Тогда иди и отправь письмо, — Темпл передал Фидкину конверт. — А по пути загляни в Байвелл-Парк и спроси леди Альберту, не могу ли я сегодня вечером навестить ее?

— Вы же не собираетесь снова встречаться с той вдовой? Это неприлично, к тому же вы на десять лет моложе ее.

— Я никогда не был приличным человеком.

— Именно это я и имел в виду.

Темпл встал и обошел стол.

— Я хочу покататься верхом.

— Что я должен сказать графине, когда она спросит, почему вы не зашли познакомиться с ее гостями?

— Скажи, я забыл.

— Я не могу лгать вашей матушке, милорд майор.

— Мне плевать, что ты ей скажешь. Она все равно никогда не одобряла меня, поэтому еще один грех ничего не изменит.

— Так вы собираетесь встречаться с той женщиной!

Темпл остановился у порога и обернулся. Таким же взглядом римский император дарил жизнь гладиатору на арене или отбирал ее.

— О ком ты, Фидкин?

— Ни о ком, милорд майор.

— Я так и думал, — сказал Темпл. — Отправь письмо.

— Вы как петух у курятника. Темпл со вздохом открыл дверь.

— Знаешь, Фидкин, с тех пор, как я вступил в права наследства, ты стал таким ревнителем морали, будто гувернантка королевских дочерей.

— Но кто-то же должен заставить вас вести себя как граф и жениться на подходящей по положению женщине. Вы же не слушаете мать.

Темпл с шумом захлопнул дверь и круто развернулся к слуге.

— Мои родители были равны по положению и отчаянно скандалили до самой смерти отца. Кричали, оскорбляли друг друга, намеренно делая это как можно больнее. Я этого не потерплю. Если я и должен жениться, то выберу девушку, которая не станет спорить, шуметь со своими светскими друзьями — я женюсь на той, кто позволит мне жить как нравится. И я позволю ей то же, в разумных пределах, конечно.

Фидкин немного помолчал. Затем пересек комнату и встал перед хозяином, уперев руки в бока.

— Вижу, вы все уже распланировали. Очень предусмотрительно. Просто удивительно. Удивительно, что мужчина, столь хорошо знакомый с женщинами, может допустить такую ошибку. Те леди, которых вам предлагает графиня, той же крови, что и вы. Они знают, что ожидать. А дочь какого-то врача не знает, что прилично, а что нет, и, поверьте мне, ей-то уж точно не понравится, если вы вернетесь к своим привычками. Она не поймет, если вы увлечетесь женой герцога, и ей будет противно, когда какая-нибудь милая леди решит завлечь вас в свою постель на весь сезон, пока ее муж кувыркается со своей любовницей.

Лицо Темпла залила краска. Было крайне неприятно услышать о своих личных делах от слуги, даже если им был Фидкин.

— Откуда ты знаешь так много о… светском обществе?

— Слухами земля полнится, милорд майор. Солдаты сплетничают о своих офицерах, то же самое и среди слуг.

— Так вот, больше так не делай, — рявкнул Темпл. Он вернулся к столу, сел и положил на него ноги. — Немедленно отправь письмо, Фидкин.

Сержант ушел. Темпл немного посидел, затем достал из кармана ключ и открыл один из ящиков стола. Покопавшись в нем, он вытащил черный бархатный конверт, перевязанный резинкой. Внутри лежал дагерротип трех девушек, а внизу у каждой рамки были написаны их имена.

Почти год назад в это же время в Крыму он отправился в разведку, чтобы узнать, не приближаются ли русские. Был такой туман, что он не видел ничего, кроме морды лошади. И вдруг взрыв. Очнулся он в переполненном полевом госпитале. Над ним склонился доктор Пибоди. Его очки могли в любой момент свалиться с носа, руки были в крови. Он взглянул на Темпла и тут же позвал медсестру.

После этого Темпл ничего не помнил, пока снова не проснулся, весь в жару и страдая от такой боли, что закричал. Но у врачей не осталось лекарств, и ему ничем не могли облегчить мучения. До тех пор пока к нему не пришел доктор Пибоди и не принес фотографии своих дочерей. Он отвлекал Темпла и лежащих рядом раненых историями о своих девочках. Затем прибыли новые эшелоны, и доктор ушел, забыв о фотографиях. Следующие девять дней жизни Темпла прошли в бреду и нечеловеческой боли, но хуже всего было слышать, как кричат другие мужчины. Он выжил, заставив себя думать о фотопортретах трех мисс Пибоди и вспоминая рассказы доктора. Самая младшая любила кататься верхом и чуть было не сломала шею, когда упала с лошади. Другая отличалась острым умом и хотела спасти всех бездомных и больных животных в королевстве.

И, наконец, была еще одна, чье присутствие приносило мир, спокойствие и нежность всем, кому посчастливилось оказаться в ее компании. Когда боль становилась невыносимой, Темпл сжимал ее фотопортрет в руках и заглядывал ей в глаза, воображая, что она рядом и ее присутствие похоже на прохладный синий шелк. В бреду он плыл в пространстве, а она сидела за пианино, играя для него волшебную музыку. Как только он погружался в эти видения, они превращались в сны, и, если ему везло, он засыпал.

Темпл поставил рамку с фотопортретами на стол перед собой и внимательно посмотрел на девушек. У двоих были темные волосы. Из них одна, еще совсем юная, звалась Мэри-Клер. Другая — Меделин была старше, но значительно ниже — настолько, что в своей юбке колоколом выглядела почти квадратной. Темпл послал этому изображению мимолетную улыбку и перевел глаза на третий портрет — девушки по имени Мелисанда. Это был ангел. Он вспомнил, как доктор Пибоди описывал ее золотистые волосы, розово-белую кожу, о которой доктор говорил, что подобное можно найти только на портретах Гейнсборо.

Темпл вернулся домой все еще слабым и страдающим скорее от воспоминаний о войне, нежели от ран. Его близкие никогда не любили его сильную натуру, и, без сомнения, обрадовались, когда он поступил в кавалерию. После смерти их отца все надежды матери возлагались на старшего сына, Роберта. У нее почти не оставалось времени на необузданного младшего сына, который вел скандальную жизнь в обществе высокородных аристократов. Затем — Роберт позволил себе погибнуть, черт его побери.

И вот Темпл здесь, загнанный в ловушку необходимостью жениться, зная, каким адом может обернуться семья и не желая связывать себя путами светского брака. Вот почему он вспомнил о Мелисанде. Она казалась решением всех его проблем. С Мелисандой, которую в ее семье называли не иначе как Мэй, он избежит лишенной любви пустыни, что была у его родителей. Он проведет жизнь со спокойным ангелом вдали от войн, крови и боли. Фидкин не прав. Он не станет волочиться за леди Альбертой, когда женится. По крайней мере первое время. Оставалась еще надежда, что слишком много спокойствия покажется ему скучным. Если так, что ж, он посмотрит, как можно выйти из положения. Мужчина быстро учится осмотрительности. Без сомнения, его ангелоподобная Мелисанда поймет это.

Шелли и Вордсворту понравилась бы деревня Эксбридж к востоку от Лондона. Ее окружали покрытые лесом холмы и ручьи, пробивающие себе путь в тенистые долины. Помимо оживленного рынка и центральной улицы с магазинами, в Эксбридже был врач — на тот случай, когда кому-нибудь становилось плохо от купленных на рынке продуктов или кто-то ломал ногу, лазая по деревьям.

Овдовевший доктор жил на краю деревни в скромном домике, называемом Иви-Парк, со своими тремя дочерьми, кухаркой, кучером и служанкой. Он был в Крыму и выжил — замечательный факт даже для врача. А сейчас он выдавал замуж последнюю из дочерей — так по крайней мере говорили местные жители. Разумеется, они не брали в расчет старшую, мисс Мэй, которую деревенские сплетницы, да и сам доктор, уже давным-давно записали в безнадежные старые девы.

Ее отец потерял всякую надежду, когда Мэй в возрасте восемнадцати лет не смогла привлечь внимание ни одного приличного мужчины среди его многочисленных знакомых в медицинских кругах или среди бесконечных родственников ее покойной матери. Эксбриджские сплетницы могли бы заранее предсказать подобный провал, если бы их спросили.

Невысокая женщина в старомодном домашнем платье заплатила пару шиллингов эксбриджскому старьевщику на Хай-стриг и, игнорируя его уговоры купить что-нибудь еще, поднесла к свету небольшую бутылочку. Ее привлек необычный цвет, который, казалось, появлялся и исчезал в глубинах стекла. В глубоком мягком свете закатного солнца ей почудились темная зелень леса и яркая синева неба. Эти цвета всегда привлекали ее.

Мэй коснулась серебряных полосок. Она так увлеклась своей покупкой, что не ответила на приветствия нескольких знакомых. Мэй откупорила бутылочку и уже хотела снова закрыть ее, когда увидела что-то внутри. С помощью шпильки она вытащила свернутый лоскуток кожи. Развернув его, Мэй прочитала послание в старинном стиле:

«Будь собой, и твое желание исполнится. Не лети мотыльком на огонь».

— Странно, — прошептала Мэй. Она еще раз внимательно осмотрела лоскуток и pешилa, что в бутылочку его засунул какой-нибудь ребенок. «…мотыльком на огонь». — Мэй вздернула брови. «Что за совет? Возможно, предупреждение против глупых поступков. Отец определенно не хочет, чтобы я отправлялась с ним в Индию. Интересное совпадение». — Она секунду обдумывала предстоящее путешествие отца, затем снова посмотрела на бутылочку.

Если бы Мэй могла пожелать все чего угодно, то попросила бы денег, чтобы заботиться, кормить и лечить всех своих питомцев. Для этого потребуется довольно приличная сумма.

Вздохнув, Мэй положила бутылочку в карман платья.

— Глупо желать то, чего провидение решило тебе не давать.

Она собралась было продолжить свой путь, когда к ней подскочил один из деревенских ребятишек и что-то возбужденно закричал. Мэй подхватила низ юбки и кинулась за мальчишкой, который бежал вприпрыжку впереди нее, дико размахивая руками и умоляя ее поторопиться.

Вот здесь и крылась причина того, почему мисс Мэй еще не была замужем. Как не раз говорили местные сплетницы, привычка к неприличной поспешности, полное равнодушие к внешности и никаких понятий о приличиях у девушки, которая могла себе позволить бежать по улицам без сопровождающего.

На подобные замечания Мэй Пибоди отвечала обычно: «Глупость и чепуха!»

Это она сказала бы и сейчас, если бы дала себе труд остановиться. Но она торопилась и задержалась лишь у кузницы, чтобы вызвать Малыша Тома. Тот вышел на улицу, вытер руки о передник и заторопился вслед за Мэй.

Мэй была уже в конце Хай-стриг. Здесь она резко свернула и вошла в старый трактир, откуда доносился визг собаки. Пробежав мимо мальчика, она проскочила через кухню на задний двор. Здесь Мэй увидела трактирщика, мистера Бланта, лупцевавшего хлыстом далматского дога. Увидев, что Бланг снова поднял хлыст, Мэй кинулась к нему. Она схватила за конец кнутовища и с силой дернула. Хлыст вылетел из рук Бланта, а он сам покачнулся. Блант был невысок, но крепко сложен, поэтому удержался на ногах и повернулся к Мэй.

— Ты! Я же сказал тебе держаться подальше от моего трактира, мисс. Клянусь, я вызову полицию.

Блант попытался выхватить у нее хлыст, но Мэй, наступив одной ногой на кнутовище, переломила его пополам. Вопли Бланта по громкости не уступали скулежу бедной собаки. Мэй не обратила на него внимания и наклонилась над животным. Блант протянул руку к Мэй, но подоспевший Малыш Том схватил трактирщика за шею и поднял над землей. Так и висел Блант в воздухе, отчаянно болтая ногами.

Мэй не обращала на него внимания. Белая шерсть собаки была покрыта темными пятнами крови. Это был молодой кобелек, и он мог вырасти очень сильным, если его кормить как следует. Она осторожно ощупала худое тельце, а он лежал неподвижно и скулил. За ее спиной Блант хрюкал, как больная свинья.

Мэй сняла накидку, расстелила на земле и уложила на нее собаку. Обернув пса материей, она подняла его на руки. Животное так ослабло, что у него не осталось сил, чтобы сопротивляться. Баюкая его на руках, Мэй повернулась к трактирщику. Его лицо стало багровым, но Малыш Том равнодушно смотрел на свою жертву.

Мэй оглядела Бланта. Она выглядела спокойной, однако легкая дрожь в голосе выдавала бурлившие в ней чувства.

— Всего лишь два дня назад я предупреждала тебя не быть жестоким с животными, Блант, а ты ничуть не изменился. Поставь его, Том, чтобы он мог говорить.

Ногам Бланта разрешили коснуться земли. Трактирщик всхлипнул, закашлялся и разразился потоком ругательств. Рука Малыша Тома снова обхватила его шею, и он опять взмыл в воздух, где и повисел несколько секунд. Затем был опущен на землю. На этот раз Блант приземлился на колени, но уже не ругался.

— Ты ничтожный человек, Блант, — сказала Мэй. — Омерзительно бить и морить голодом живое существо. Ты больше так не будешь делать. Понял?

— Я позову полицию! — прохрипел Блант.

— Нет, ты этого не сделаешь.

— Сделаю, ты, проклятая… ой!

Малыш Том отвесил трактирщику оплеуху, и тот замолчал.

— Вижу, тебе не на пользу советы добрых людей.

Мэй кивнула Малышу Тому, который почему-то очень заинтересовался облаками. Отойдя в сторону, он заложил руки за спину и, посвистывая, уставился на небо. Когда он оказался в нескольких метрах от них, Мэй наклонилась к Бланту.

— Негодяй, — прошипела она. — Если ты еще раз осмелишься бить собаку, я позабочусь, чтобы ты сполна заплатил за свою жестокость.

— Ты не посмеешь коснуться меня.

— А мне и не надо этого делать, — свистящим шепотом произнесла Мэй. — Я дочь врача и знаю лекарства, от которых у тебя расплавятся кишки, а желудок поднимется к горлу. — Крепко прижав к себе собаку, Мэй прошептала прямо в багровое ухо Бланта: — Тронешь еще одно животное, будешь плавать в собственной желчи.

— Я позову поли…

— Да заткнись, Блант, — цыкнула Мэй. Она мгновенно изобразила невинную улыбку, при виде которой трактирщик недоуменно моргнул. Затем сладким голоском обратилась к воображаемому собеседнику: — Клянусь Богом, констебль, я не имею ни малейшего понятия, о чем говорит мистер Блант. — Улыбка Мэй исчезла. — Так кому поверит констебль?

— Черт тебя побери!

— Помни, мистер Блант, — в собственной желчи. — Мэй круто повернулась. — Пошли, Малыш Том. Время пить чай.

Мэй передала собаку Малышу Тому, который принял ее еще нежнее, чем она. Приподняв юбки, она прошла через трактир, словно через загон для свиней, и промаршировала обратно вниз по Хай-стриг. Мальчишка, который вызвал ее, шествовал впереди, и их группа немедленно привлекла внимание всех сплетниц Эксбриджа.

Старая матушка Снид тут же решила протереть витрину шляпной лавки своей дочери. Достопочтимая миссис Хорас Петтид-жон и ее подруга мисс Пруденс Таджет подошли к окну кондитерской. Старый пастух Тадеуш Твиг подтолкнул локтем в бок одного из своих приятелей, когда Мэй поравнялась с дубом, где старики обычно собирались, чтобы попить пивка. Недавно вышедшая замуж Джейн Паттл и ее сестра Флоренс зашептались, прикрыв рты ладошками. Мэй вежливо кивнула им и, не останавливаясь, прошла мимо. Она не замечала перешептывания у себя за спиной еще с ученических времен.

Придя домой, Мэй провела Малыша Тома к старому каменному амбару. Она попросила его положить далматина на длинный стол, который поставила там, когда много лет назад превратила это место в свою штаб-квартиру. В амбаре их встретили лай и мяуканье многочисленных пациентов и постоянных обитателей амбара. Здесь было по меньшей мере семь собак разных размеров и пород, столько же кошек, почти слепой пони, несколько хорьков, семейство ежей и старая корова.

Используя инструменты и лекарства из запасов отца, Мэй занялась ранами пса. К тому моменту, когда она закончила, время пить чай давным-давно прошло. Оставив собаку спящей на подстилке, Мэй вернулась в дом, где у дверей ее встретила младшая сестра.

— Кухарка говорит, ты принесла домой еще одного, — сказала Мэри-Клер, когда Мэй направилась к лестнице на второй этаж.

Мэй откинула со лба локон вьющихся рыжевато-каштановых волос.

— Да, далматина Бланта. — Подобрав низ юбки, она начала подниматься по лестнице. — Я пойду помоюсь и оденусь к ужину.

— Мне приглядеть, чтобы этот бедняга поел?

Мэй остановилась и улыбнулась. Мэри-Клер была готова накормить любое встречаемое ею существо — животное это или человек.

— Сейчас ему лучше. Можешь дать попробовать бульон. Если все пойдет хорошо, утром принесем ему немного мяса.

Дверь в библиотеку скрипнула. На пороге появился доктор Пибоди, в сюртуке, с повязанным, как всегда криво, галстуком. В одной руке он держал трубку, в другой — письмо. Мужчина, который гордился своей способностью рассказчика и умением успокоить и развеселить больных, выглядел хмурым и насупленным. Мэй и Мэри-Клер переглянулись.

— Мэй, на пару слов, если можно.

— Надеюсь, это не из-за Меделин? — встревожилась Мэри-Клер. — Она не передумала заехать за мной? Доктор Пибоди махнул рукой.

— Нет-нет. Твоя сестра и ее муж, как условлено, будут сопровождать тебя в американскую глушь, чтобы ты могла выйти замуж за своего драгоценного Тимоти. Мэй, я бы хотел поговорить с тобой наедине.

Мэй спустилась вниз и прошла в библиотеку. Повинуясь жесту отца, она опустилась в кресло. Доктор Пибоди закрыл дверь и устроился напротив в своем большом кожаном кресле. Он подался вперед и несколько минут в молчании попыхивал трубкой. Затем посмотрел прямо в глаза дочери.

— После возвращения из Крыма моей единственной заботой было желание устроить будущее твое и твоих сестер.

— Я знаю, папа.

— Но я не представляю, как мне поступить с тобой.

— Ты не должен волноваться. Когда ты уедешь в Индию, я прекрасно справлюсь одна.

— После того как я выделю приданое твоим сестрам, останется очень мало денег — недостаточно, чтобы жить, как раньше.

— Я справлюсь. Мне не нужны личная горничная и повариха. Можно держать одну служанку и отказаться от кареты.

— А кто тебя будет защищать?

— Папа, мы это уже обсуждали. Я могу поехать с тобой.

— Предстоит слишком опасное и тяжелое путешествие, — возразил доктор Пибоди. — Нет, я на это не пойду. — Он вытряс пепел из трубки в пепельницу на столе. — Нет, я прослежу, чтобы ты была хорошо устроена.

Мэй чуть не рассмеялась. Она была старой девой двадцати пяти лет. Слишком старой, оставившей позади те годы, когда могла заполучить мужа, если эти годы вообще были в ее жизни. Но улыбка Мэй исчезла, когда она услышала слова отца.

— Я получил крайне необычное письмо, дочь, и если можно так выразиться, от самого провидения. Один мой знакомый джентльмен просит разрешения жениться на тебе, и я уже решил, что так оно и будет.

 

ГЛАВА 2

Сверкающая черная карета с могущественными гербами Стерлингов на дверцах отъехала от железнодорожной станции. Кучер и лакей на запятках гордо смотрели вперед. В карете сидели Мэй Пибоди, ее двоюродная тетя Вайолет, сиамская кошка Изис, шелти Эхо и английский спаниель Пак.

Изис лежала на коленях Мэй, Пак устроился у нее в ногах. Оба спали, но вот Эхо сидела у окошка, провожая своим вытянутым носом мелькающие пейзажи и отчаянно облаивая их. Любимым развлечением Эхо был лай. Она лаяла на Мэй. Она гавкала на

все семейство Пибоди. Эхо могла лаять на странные шумы и на те, что слышала каждый день. Она могла лаять на проезжающие мимо экипажи, скрипучую дверь и шуршащие на ветру листья. Замолкала она лишь тогда, кргда Мэй устраивала ей взбучку.

Мэй поглаживала кремовую шерстку Изис и слушала болтовню тети Вайолет. Тетя ее была доброй женщиной, но раздражающе глупой. Она, наверное, считала, что Мэй будет интересно услышать о разветвленном генеалогическом древе Стерлингов и делилась всем, .что узнала от живущих в этих краях друзей.

— Что я наделала! — Мэй с силой сжала пальцами ткань своего дорожного платья. — Что я наделала! Мне не надо было слушать отца.

Тетя Вайолет покачала головой, отчего собранные в пучок короткие кудри упали на виски.

— Моя дорогая, не стоит опять расстраиваться. Твой отец уверял, что граф — превосходный человек.

— Не было причины для такой спешки.

— Ерунда. Твой отец едва ли мог оставить тебя в доме. А так он уедет через пару дней. И только подумай, моя дорогая, ты выходишь замуж в знатное семейство. Не просто баронет, а настоящий пэр с титулом, который восходит к норманнам.

— Не нужны мне титулы, тетя Вайолет.

— Разумеется, нет, моя дорогая. Но это так приятно. Я вот помню, как моя подруга Амелия де Фробишер-Фробишер вышла замуж за сэра Освелла Чизрайта…

Мэй позволила тетке болтать, а сама откинулась на кожаные сиденья и уставилась в окошко на мягкие склоны холмов. Карета переехала через каменный мост и нырнула под сень берез. Путешествие от Эксбриджа заняло всего пару часов, и роса все еще покрывала листья.

Шел сентябрь — ее любимое время года, но Мэй была слишком напугана, чтобы наслаждаться им. Она жалела, что три недели назад позволила отцу принять приглашение Темпла Стерлинга. Еще больше она жалела, что была настолько глупа, чтобы сесть на поезд до Лонг-Ридинга, а сейчас она загнана в ловушку в этой карете с ее милой, но глупой тетей на пути к человеку, которого она не знает и с кем уже помолвлена.

Каким образом ей выпала такая странная судьба? Мэй была вполне довольна жизнью, привыкнув думать о себе как о старой деве. Статус незамужней стал для нее чем-то близким, знакомым, удобным, как потертые, но хорошего качества туфли. И она принимала себя такой, какая она есть.

С самого детства ее характер был слишком независимым, суждения резкими, а способность скрывать их почти отсутствовала. К тому времени, когда она появилась в свете, все приличные семьи в округе уже сформировали свое мнение — Мелисанда Пибоди стала для них пугалом. Они не забыли, как она спасала от их сыновей лягушек, ежей и выдр хотя бы потому, что мальчишки часто оставались с разбитыми носами и надранными ушами.

Подпирая стену, пока ее подруги и сестры танцевали с кавалерами, Мэй чувствовала, как от обиды сжимается сердце. Но она также знала, что никогда не изменит своего поведения. Каждый раз, когда она пыталась это сделать, она вспоминала страдающих животных, которым без нее никто не поможет.

К двадцати годам Мэй и все окружающие уже смирились с тем, что она останется старой девой. Сначала она стыдилась, зная, что причиной тому — отсутствие у нее мягкости, послушания и хороших манер. Но затем постепенно осознала: теперь ей никто не смеет указывать, что делать. Великолепно.

Так шли годы. Ее сестра Меделин вышла замуж, но мнение Мэй не изменилось. Меделин полностью подчинилась мужу. К счастью, он оказался хорошим человеком. Однако Мэй знала, что если бы она оказалась на месте сестры, то муж никогда не согласился бы на ее постоянные битвы с теми, чью жестокость она не желала терпеть. Нет, любой мужчина мечтает о жене, которая растворится в его жизни, его интересах и его удобствах. Но старая дева не должна нигде растворяться. Конечно, ей приходилось терпеть людскую жалость и едва скрываемое злорадство, но вознаграждением стало то, что она, незамужняя женщина, имела те же права, что и мужчина. Мэй могла поступать так, как ей заблагорассудится. Разумеется, не имея состояния, она не могла на самом деле делать то, чего ей хотелось, — например, взять еще больше потерявшихся и голодающих животных и обеспечить им постоянный кров. Для этого требовалось особое здание. И хотя у нее есть небольшая сумма на жизнь, осуществить свою мечту не представляется возможным.

Мечты. Мечты были похожи на желания. Мэй выпрямилась и принялась шарить в складках накидки, пока не обнаружила выпуклость в кармане. Она сунула туда руку и вытащила зеленую стеклянную бутылочку.

Поднеся ее к окошку кареты, Мэй смотрела на радужное переливание зеленого и голубого. Образы темного леса, луговой травы и лишайника сливались с цветами неба перед закатом и таинственными аметистовыми, гиацинтовыми и фиалковыми оттенками. Когда она смотрела в стекло, то вспомнила свои мечты и желания.

— Какая милая вещица, Мэй.

— Что? О да, тетя. Я купила ее у старьевщика в тот день, когда прибыло письмо от графа.

— Это бутылочка с солями? — Тетя Вайолет часто падала в обмороки и имела огромную коллекцию нюхательных солей.

— Нет. Внутри что-то есть, но это не соли. — Мэй вытащила пробку и вытряхнула туго свернутый кожаный лоскуток. Тетя Вайолет взяла его и развернула.

— Это просто бессмысленные царапины.

— Посмотрите на обороте.

— «… Не лети мотыльком на огонь». Забавно, но что это значит?

— Не знаю, — призналась Мэй. — Возможно, дети играли и положили в бутылочку послание.

— Кожа выглядит ужасно старой, моя дорогая. Где это взял старьевщик?

— Не знаю. Я как раз разглядывала послание, когда прибежал кузен Малыша Тома и мы помчались к трактиру, а к тому времени, как я сообразила навести справки, старьевщик ушел из Эксбриджа. Боюсь, я была слишком расстроена… Я думала о том письме от графа.

— Понимаю.

Мэй едва ли слышала тетю Вайолет. Она мучилась чувством вины. Настроилась отказать графу и не слушала никаких возражений отца. Потом как-то вечером она поднялась к себе в комнату и прошла мимо стола, где рядом со шкатулкой для рукоделия стояла эта бутылочка. От отблеска свечи цвета переливались и привлекли ее внимание.

Повинуясь интуиции, Мэй открыла бутылочку, прочитала послание и вспомнила свои мечты и желания. Темпл Стерлинг обещал, что она будет счастлива. Для этого он предоставит в ее распоряжение некоторую денежную сумму. Названная в письме сумма была огромной — более чем достаточной, чтобы построить приют для животных.

Послание из бутылочки натолкнуло Мэй на одну мысль, но она тут же отказалась от нее. Как она может выйти замуж, чтобы завладеть деньгами мужа, даже с благородной целью — спасти невинных животных? Как может она так поступить, когда граф делал предложение, исходя из более возвышенных чувств? Он помнил рассказы отца о ней и, основываясь на том, что знал, хотел, чтобы она стала его женой. То, что мужчина станет восхищаться молодой леди исключительно на основе рассказов ее отца, было весьма необычно. И не совсем так. Ведь у Темпла Стерлинга, графа Дарента, был ее фотопортрет. И он все равно хотел жениться на ней.

Возможно, именно поэтому она приняла его предложение. Он же видел ее на фотографии — низкорослую, с некрасивыми каштановыми волосами и карими глазами, наводящими на мысль о полевой мыши. И потом, была еще другая причина, которую она даже себе не позволяла обсуждать. У нее появятся дом, семья, дети. Есть много причин оставаться старой девой, но тогда у нее не будет детей. И каждый раз, когда она думала об этом, в груди все сжималось от тупой боли.

— Ты выглядишь усталой, моя дорогая. Не стоит волноваться о замужестве. Все образуется само собой. — Тетя Вайолет была замужем почти тридцать лет и думала, что каждая женщина боготворит своего мужа.

— Да, тетя.

— Только подумай, ты станешь графиней.

— Да, тетя.

— Я думаю, титул придает характеру человека так много хорошего.

Мэй моргнула, пытаясь постичь логику этого утверждения.

— Ты отправишься в Лондон на сезон. — Тетя Вайолет взволнованно всплеснула руками. Затем склонилась к Мэй, коснулась ее руки и заговорщицки подмигнула. — И что лучше всего, ты будешь представлена.

— Что?

— Представлена ее величеству королеве!

— Тетя, вы думаете, это достаточная причина, чтобы принять предложение джентльмена? Я… я приняла его, потому что отец так волновался обо мне и потому что граф кажется хорошим человеком.

— Я не сомневаюсь в этом, дорогая.

— Так оно и есть!

— Не спорю.

— Ох!

Карета резко свернула с дороги и проехала через ограду из высоких кирпичных столбов, соединенных коваными железными решетками.

— Мы уже почти на месте, — вскричала тетя Вайолет, уставясь в окошко. Внезапно она откинулась на подушки, обмахиваясь носовым платком. — Боже мой. Боже мой.

— Вы не заболели, тетя?

— Боже мой. — Тетя Вайолет указала рукой на окошко.

Мэй высунула голову из кареты и увидела, что они движутся по длинной аллее, по обеим сторонам которой тянулись старые дубы, сверкала цепь прудов и в последнем бил фонтан со скульптурой мчащихся лошадей, которыми управлял морской бог. Дальше расстилалась широкая лужайка, а за ней поднимались белые стены Стерлинг-Холла — настоящего замка. Мэй сглотнула комок в горле, увидев массивный центральный портал с коринфскими колоннами. Ее взгляд метнулся к длинному ряду высоких окон.

— Боже мой, — произнесла она.

Мэй опустилась на сиденье. Потревоженная ее движением Изис встала, перепрыгнула к тете Вайолет и начала потягиваться. Пак поднял голову, взметнув длинные уши. Эхо встала на сиденье рядом с Мэй и завиляла хвостом. Она умильно смотрела на хозяйку, пытаясь решить, стоит ли рисковать, залаяв.

— О Боже мой. — Мэй начала приглаживать волосы, подкалывать шпильки и поправлять вуаль. — Я не должна была приезжать. Я не должна была приезжать. Я такая уродина.

Тетя Вайолет поднесла к лицу нюхательную соль, восстанавливая душевное равновесие.

— Ерунда, Мелисанда Пибоди. Ты из хорошей семьи, твоя мать была Сеймур, как ты знаешь. А отчим твоего деда был адмирал и принадлежал к семье Перси.

— Какое это имеет значение, тетя? Я не знаю графа, но ты только посмотри на этот дом! Самый настоящий дворец!

В волнении Мэй схватила Иэис и принялась ее гладить. Внезапное внимание хозяйки не понравилось кошке, и она гневно взмахнула хвостом. Карета приближалась к дому. Она свернула к полукруглой подъездной дорожке, которая вела к портику. У подножия лестницы выстроились слуги.

Взгляд Мэй упал на высокого мужчину. За несколько секунд ей удалось разглядеть его лицо. Она увидела гладкую кожу, блестящие глаза — такие, что обычно видятся в прорезях маски, и волосы, черные, как вороново крыло. У нее пересохло во рту. Неужели это Темпл Стерлинг?

Карета подпрыгнула. Время, казалось, замедлило свой бег, цвета стали ярче, солнце теплее, а контраст между тьмой и светом отчетливее. Изис пыталась вырваться, а Мэй не отрывала глаз от мужчины. Это не может быть Темпл. Сейчас она осознала, что в ее представлении граф Дарент был намного старше и походил на представительного дядюшку. Графы должны быть напыщенными, важными, с круглыми животиками и густыми бакенбардами.

У этого человека не было бакенбардов, и ничто не скрывало чистых линий его щек. Он выглядел серьезным, но не напыщенным. Мэй увидела изысканный костюм и золотую цепочку для часов.

Карета резко остановилась, и Эхо по инерции соскочила с сиденья. Изис потеряла остатки терпения и с отчаянным мяуканьем вырвалась из рук Мэй. Она вскочила на сиденье, потом перепрыгнула на окошко, а Эхо сопровождала ее действия громким лаем. Стоило лакею открыть дверцу, как Изис стремительно выпрыгнула из кареты.

— Изис! — Мэй дернулась за кошкой, но не успела.

К ее огромному ужасу, Изис приземлилась прямо на руки темноволосого мужчины, стоящего перед дверцей кареты. Он вскрикнул, отбиваясь от палево-коричневого клубка с когтями, и в эту же секунду вылетевшая из кареты Эхо бросилась на него. Мэй попыталась схватить ее за ошейник, но тут Пак протиснулся у нее между ног и, подскочив, прыгнул на Эхо. Под этим дополнительным весом молодой человек попятился, споткнулся и упал на нижнюю ступень крыльца особняка.

Несколько секунд прошли в оцепенении. Затем все одновременно пришло в движение. Мэй подобрала юбки и выпрыгнула на кареты, а лакей бросился к джентльмену. Слуга подскочил первым и попытался согнать Изис. Кошка зашипела и ударила его лапой. Слуга вскрикнул и схватился за руку. Вокруг лежащего мужчины столпились другие слуги, а в это время Пак, положив лапы на широкое плечо, принялся обнюхивать каждый дюйм его лица и шеи. Эхо устроилась рядом с головой мужчины и, помахивая хвостом, пронзительно лаяла.

Лакеи кричал. Слуга вопил. Горничные визжали. Кто-то прятал улыбку. Мэй сумела пробиться к мужчине, растянувшемуся на дорожке. Схватив Пака аа ошейник, она оттащила его в сторону.

— Пак, сидеть! — Спаниель немедленно сел.

— Эхо, не лай! — Эхо довольно тявкнула. Мэй перегнулась через лежащего молодого человека и легонько дотронулась указательным пальцем до носа собаки.

— Эхо, не лай!

Эхо, казалось, пришла в себя. Тяжело дыша, она встала над своей жертвой и принялась победно вилять хвостом. Отогнав собак, Мэй могла теперь уделить внимание человеку у ее ног.

И только тогда она увидела его взгляд. Это был взгляд, от которого слабели колени у закаленных в боях кавалеристов. Это был такой взгляд, который напоминал его жертвам о нападении варваров на Рим или об изгнании сатаны из рая. Его владелец приподнялся на локте и произнес:

— Снимите с меня эту чертову кошку, моя девочка, или я сверну ей шею.

— Не смейте! — вскрикнула Мэй.

Челюсти молодого человека сжались, и он процедил сквозь зубы:

— Тогда снимите эту проклятую штуку с меня, черт побери!

Всегда готовая кинуться на того, кто угрожает ее любимцам, Мэй презрительно посмотрела на незнакомца. Он никак не отреагировал на ее осуждающий взгляд, и тогда она, встав на колени рядом с ним, прошептала Изис:

— Котеночек мой. Хорошенькая кошечка. Моя Изис, любовь моя. — И несколько секунд гладила кошку.

— Вы что, собираетесь так провести весь день? — рявкнул молодой человек.

— Ш-ш-ш, — прошипела Мэй.

Он удивленно посмотрел на нее, но замолчал. Мэй очень медленно оторвала лапки кошки от груди молодого человека. Внезапно кошка выпустила когти, и под ними выступила капелька крови.

Прикусив губу, Мэй взяла Изис на руки и встала.

— Извините.

Слуга помог молодому человеку подняться на ноги.

— Вам больно? — спросила Мэй.

— Вам больно, милорд? — эхом отозвался слуга. Темпл Стерлинг одернул сюртук, стряхнул с рукава пыль и коротко сказал:

— Я в порядке.

Мэй почувствовала, как к лицу приливает кровь.

— Извините, милорд. Кошка сильно испугалась. Темные брови сошлись на переносице. — Кто вы такая и где Мелисанда?

Он стоял перед странной молодой женщиной. Но это была только одна часть его. Другая находилась в ловушке видения, вызванного внезапным нападением и шумом. Уставившись на свою неожиданную гостью, Темпл боролся с волнами памяти.

Та, другая его часть падала с лошади и, ударяясь, летела в грязь, смешанную с кровью его друзей. Он рывком сел, зная, что у него несколько секунд, чтобы найти коня, а артиллерийские снаряды свистели мимо и сотни людей участвовали в губительной схватке рядом с ним. Темпл вытер лицо и почувствовал на губах тошнотворный вкус крови, перемешанной с грязью.

На него надвигался русский кавалерист. Темпл подождал до самого последнего момента, отпрыгнул, повернулся и выстрелил в него из пистолета. Затем что-то ударило его сзади, и он снова упал на землю. Борясь изо всех сил, он стряхнул тяжесть со спины. А потом высвободил револьвер и выстрелил — ив это мгновение узнал юного капрала Генри Беддоуза. Потребовалось несколько драгоценных секунд, чтобы осознать, что у Гарри оторваны обе ноги и он уже мертв.

Нет! Все закончилось. Темпл с трудом вернулся в реальность, молясь, чтобы никто не заметил его слабости. Молодая женщина так и. не ответила ему. Он был уверен в этом, поэтому повторил вопрос:

— Где Мелисанда?

И тут он заметил, что вокруг них образовалось пустое пространство. Из кареты пожилая женщина махала платком лакею, чтобы тот помог ей спуститься.

— Ну? — потребовал он. — Где же Мелисанда? Мэй проглотила подступивший к горлу комок.

— Я Мелисанда Пибоди.

Темпл согнул ушибленную при падении руку. Он посмотрел наверх, моргнул и впервые по-настоящему разглядел девушку.

— Вы не Мэй. Вы — горошина, маленькая некрасивая Меделин.

— Я не Меделин.

Ее щеки покрылись румянцем, но Темпла это не волновало. Она была причиной того кошмара с ревущими лошадьми, людьми и снарядами. Она и ее проклятые животные, их шум и беспорядок. Он возненавидел ее, потому что из-за нее он снова поддался слабости.

— Я Мэй, — сказала она.

Он с такой силой сжал зубы, что у него заныла челюсть.

— Этого не может быть.

— Уверяю вас, это так.

— В чем дело? — вспылил Темпл, едва контролируя желание уйти. — Я бы никогда не подумал, что доктор Пибоди попробует обмануть меня, просто потому что я богат. Но, возможно, я ошибся в нем. Может быть, вы сами затеяли эту игру, пытаясь выдать себя за сестру?

— О-ох!

Он промолчал. Пожилая женщина, вероятнее всего, тетя Вайолет, о которой ему писал доктор Пибоди, вылезла наконец из кареты и присоединилась к ним. Ее носовой платок взмыл в воздух, пухлые щеки затряслись, и эта самозваная Мэй кинулась к ней. Держа тетю за руку, она быстро вытащила бутылочку с нюхательной солью и провела ею перед носом тети. Подскочивший слуга принялся обмахивать леди газетой. Молодая женщина передала свою тетку на руки одного из лакеев и развернулась к графу.

— Вы напыщенный, раздувшийся от важности, невоспитанный индюк!

Мгновение все молчали. Темпл на секунду лишился дара речи, но затем угрожающе выпрямился. Он сжал руки в кулаки.

— Я не затеваю ссоры с самозванцами на пороге своего дома. — Темпл окинул молодую женщину презрительным взглядом, словно она была торговкой, которая имела наглость подойти к парадной двери. Он махнул рукой камердинеру. — Бридлбейн, отведите этих… женщин в голубую гостиную.

На щеки его гостьи вернулся румянец.

— Я не войду в ваш дом…

— Молчать!

Рев потряс его самого, а девушка от неожиданности замолчала. Темпл глазел на нее, ожидая дальнейших препирательств. Их не последовало, и он продолжил:

— Вы подождете в гостиной. Я позже зайду к вам. Слуги накормят ваших животных. Этим займется Бридлбейн.

Не дожидаясь ее согласия, он повернулся к ней спиной и ушел. Надо добраться до кабинета, прежде чем начнется новый приступ. Он не может себе позволить гневаться, даже если она виновата в его разочаровании и несчастье.

Мэй смотрела вслед графу, жалея, что у нее под рукой нет одного из тех грязевых «пирожков», которые она с сестрами так любили лепить в детстве. Он бы отлично смотрелся на лице графа. Этот человек сумасшедший, и он назвал ее маленькой и некрасивой. Неужели он думал, что она не знает о своих недостатках? Ох! Он не хочет ее присутствия и не хочет видеть. Она была слишком тщеславна, когда рассуждала по-другому. Он жестокий, иначе никогда бы так не отнесся к Изис, Эхо и Паку.

Мэй стояла, уставившись на дверь, и гладила Изис, когда появился слуга. Он протянул затянутые в перчатки руки, чтобы взять кошку. Мэй отшатнулась. Пак тут же прыгнул между ней и слугой и зарычал. Пес был всего-навсего спаниелем, но зубы его могли поспорить с крокодильими. Слуга замер.

Ехидно улыбаясь, Мэй обратилась к камердинеру:

— Бридлбейн?

— Да, мисс.

— Я уезжаю.

В это мгновение кучер дернул за поводья и экипаж отъехал от входа. Мэй чертыхнулась про себя, а тетя Вайолет разразилась бесконечными «Боже мой!».

— Бридлбейн?

— Да, мисс.

— Веди нас в голубую гостиную.

— Слушаюсь, мисс. А слуга пока отведет животных на конюшню.

Лакей потянулся к ошейнику Пака. Собака зарычала и оскалила зубы.

— Нет, он этого не сделает, Бридлбейн. Мои животные пойдут со мной.

— Но, мисс, его светлость сказал…

— Разве граф будет искусанным?

— Нет, мисс.

— На твоем месте я бы сама принимала решения… Бридлбейн поглядел на Пака. Затем взглянул на Эхо, которая была маленькой, но очень быстрой, и на шипящую Изис.

— Следуйте за мной, мисс.

Они вошли в огромный холл. Он поражал великолепием: пол выложен серо-белым итальянским мрамором, справа и слева холл огибали лестницы, ведущие на второй этаж, белая балюстрада. Позади холла простирался зал, видимый сквозь раздвижные двери. Мэй быстро окинула взглядом белую лепнину с ионическими мотивами, украшенную арабесками и гирляндами.

Пройдя между двумя лестницами, Бридлбейн провел их в большую гостиную.

В гостиной Мэй тут же пожалела, что взяла своих любимцев. Комната была обставлена мебелью времен Людовика XIV. Потолок, стены и двери были витиевато украшены белым алебастром с серебряной отделкой, на стенах висели портреты кисти Рафаэля, Гольбейна, Ван Дейка и Рейнолдса.

— Настоящий дворец, — пробормотала она.

Найдя место на полу, где не было бесценного ковра, она отвела туда Пака и Эхо. Тетя Вайолет опустилась на софу и принялась возиться с платком и бутылочками с нюхательной солью.

Мэй села в кресло, которое выглядело достаточно прочным, чтобы выдержать ее с Изис на коленях. Кошка свернулась в клубок и задремала, совершенно равнодушная к несчастью, которое навлекла на хозяйку. Мэй не стала снимать накидку, зная, что долго здесь не задержится. Это и к лучшему, потому что в комнате сквозило.

Прикусив губу, она сказала себе твердо и решительно: «Плакать не буду. Не позволю ему увидеть, как я обижена. Он пожалеет меня, а я не хочу видеть презрение в его дьявольских глазах».

Мэй зажмурилась и заставила боль уйти вглубь, намного дальше, чем та маска, которую она показывала миру. Она загнала обиду так глубоко, что, если повезет, никогда больше ее не почувствует. И никогда не признается, что появилась на пороге дома мужчины, ожидая, что ее встретят как желанную невесту, и была отвергнута.

Мало-помалу краска на лице спала. Теперь Мэй надеялась только на быстрое возвращение графа. Она попросит его помочь ей вернуться домой. Внезапно глаэа Мэй чуть не выкатились из орбит.

— О нет!

Тетя Вайолет перестала обмахиваться платком.

— В чем дело?

— Ведь наш дом арендован.

— Да?

— Тетя Вайолет, мы сдали наш дом в аренду. — Мэй глубоко вздохнула. — Нам некуда идти.

— Боже мой, Боже мой, Боже мой! Мэй гладила Изис и напряженно думала.

— Надо найти маленький домик в Эксбридже.

— В деревне нет подходящих домов. Боже мой!

— Нет, есть. Дом старой миссис Сибторп.

— Мелисанда Пибоди, там нельзя жить. Нет, мисс, мы ни за что не станем снимать дом миссис Сибторп.

— Подумайте, тетя Вайолет. Я возвращаюсь в Эксбридж, и нам надо где-то жить.

Их спор был прерван появлением графа Дарента. Он молча подошел к Мэй, сунул ей под нос фотографии в рамке и указал на портрет, подписанный именем Мелисанда.

— Вот, — холодно сказал он. — Это Мелисанда. — Он перевел взгляд на портрет Мэй. — Вы, мисс, Меделин, Горошина.

Мэй встала, скинув Изис на пол. Она выхватила фотографии, перевернула их и, сдвинув подкладку, вытащила два фотопортрета. Затем ткнула пальцем в подписи на задней стороне и снова перевернула их.

— Как видите, милорд, кто-то перепутал местами фотопортреты, и портрет Меделин оказался вставленным в рамку с моим именем.

Ее слова были встречены молчанием. Она сунула фотографии в руки графа и, подобрав Изис, направилась к двери.

— Пожалуйста, пошлите за каретой. Я не имею ни малейшего желания оставаться в вашем доме. Естественно, я освобождаю вас от обещания жениться, так

как оно было дано по ошибке. До свидания.

 

ГЛАВА 3

Темпл стоял посередине голубой гостиной, сжимая в руках фотопортреты дочерей доктора Пибоди. Путаница, вероятно, произошла в Крыму, когда он лежал в горячке. Без сомнения, Фидкин или медсестра чистили рамки и случайно переставили фотографии. А он обвинил мисс Пибоди.

Но он не был бы таким грубым, если бы не ее проклятые животные. Их лай, резкий, внезапный шум — и будь проклята та пушистая, но брехливая и сумасшедшая полукровка. Боль вызвала гнев, который он вылил на бедную мисс Пибоди.

Проклятие! Мисс Пибоди! Она ушла. Темпл бросил фотографии на стол и выбежал в холл. Мисс Пибоди и ее тетя стояли возле бюста бога Меркурия.

— Мисс Пибоди, пожалуйста, подождите.

Подняв вуаль, она повернулась к нему, и он чуть было не сбился с шага. У нее глаза были цвета бурбона, а взгляд вызывал воспоминания о войне. Она, может, и была размером с горошину, но входила в комнату, будто адмирал ступал на палубу. Помоги, Боже, человеку, который станет ее мужем, — он никогда не будет знать спокойствия.

— Мисс Пибоди, сегодня нет поезда на Лондон, и, в любом случае, я отвечаю за вас, пока не смогу связаться с вашим отцом. До тех пор вы останетесь моими гостями.

Взгляд, которым его одарили, был холоднее, чем мрамор.

— Мой отец уезжает в Индию, как вы знаете, сэр. Он отказался от дома в Лондоне, так как моя сестра Мэри-Клер вышла замуж.

— А Меделин?

— Замужем.

— Понимаю. — Последняя надежда погасла, но он продолжал: — Я должен извиниться за свою ошибку и за грубость.

— Я, милорд, уже извинилась за своих питомцев. Темпл впервые за это время заметил животных.

— Они остались в доме?

— Это домашние животные, милорд, и они так воспитаны, чтобы жить в доме.

Напряженную тишину прервала тетя Вайолет.

— Боже мой! Боже мой! Мы исключительно благодарны за ваше гостеприимство, милорд. Понимаете, наш дом теперь арендован, а доктор Пибоди отплывает послезавтра. Я даже не знаю, куда бы мы поехали.

— Мы арендуем коттедж, тетя.

Темпл отметил решительные нотки в голосе Мэй и то, как животные, сидя у ее ног, смотрят на нее. Их маленькие головы поворачивались от тети Вайолет к Мэй и обратно. Он чуть было не улыбнулся, но вспомнил, что потерял свою Мелисанду, и опять рассердился. Он так устал. Внезапно обессилев, Темпл с трудом выпрямился.

— Естественно, вы останетесь здесь, — сказал он.

Предложив руку тете Вайолет, он повел пожилую женщину обратно в голубую гостиную, не обращая внимания, следует ли за ним мисс Пибоди. Он чуть было снова не улыбнулся, когда услышал за собой стук каблучков.

Мисс Пибоди промаршировала в гостиную и села в кресло.

— Ну?

Он привык к уважению со стороны младших офицеров и подчиненных. Он привык к уважению, оказываемому ему как графу, и никогда еще не встречал девушку размером с горошину, которая была бы с ним столь бесцеремонна.

— Я напишу вашему отцу.

— Вам лучше поторопиться.

— Я сделаю это немедленно, а вы, мисс, отведете своих животных в конюшню.

— Если они будут жить в конюшне, то и я тоже.

— Я не потерплю этого, мисс Пибоди. Вы самое вздорное существо, но я не стану ссориться с вами. Леди живут в доме. Для животных место в стойле.

Мэй Пибоди встала. Ее тетка забормотала призывы к Богу, а Мэй, подойдя к Темплу, резко остановилась и уперла руки в бока.

— Это вы послушайте. Я не какая-то там маленькая глупышка, которой можно приказать вернуться в детскую. Мне двадцать пять лет, и если я хочу жить в конюшне со своими животными, так оно и будет. Дома я частенько бывала в хлеву, и ничего, нормально… для животных.

— Прошу прощения?

Мисс Пибоди, казалось, смотрела сквозь него.

— Что? О, ничего. Я просто кое-что вспомнила. Скажите мне, какого размера у вас конюшни?

— Конюшни? Не знаю. Они были построены одним из моих предков, который страдал гигантоманией. Мы не используем большую их часть. Предполагаю, что их двадцать или около того.

— М-м-м.

— Мисс Пибоди! Там достаточно места для животных.

— И для меня.

— Черт побери!

— О, милорд. — Тетя Вайолет прижала руки к щекам.

— Прошу прощения, мадам. — Темпл выпрямился во весь рост и уставился вниз на мисс Пибоди. — В моих стойлах не будет спать леди.

Он задержал дыхание, так как Мэй Пибоди вдруг улыбнулась лукавой улыбкой, которая напомнила ему конфету, украденную из вазочки в детстве, и качели, которые поднимают до верхушек деревьев. Впервые в жизни он был поражен женской улыбкой.

— Спасибо, милорд.

Он нахмурился, соображая, за что его благодарят. Вошедший в этот момент Бридлбейн сообщил, что вещи леди уже перенесены к ним в комнаты.

— Отлично, — сказала мисс Пибоди. — Мы с тетей хотели бы отдохнуть, если вы покажете, куда идти, Бридлбейн.

Слуга вопросительно глянул на хозяина. Темпл кивнул. Однако это не имело никакого значения, потому что Мэй вместе с животными уже быстро шла к двери. Она выбежала в холл, оставив Темпла с тетей Ваиолет. К тому времени, как он вывел пожилую даму из гостиной, мисс Пибоди уже одолела пол-лестницы. И только тогда он осознал, что животные идут за ней.

— Эй!

— Да, милорд? — откликнулась тетя Ваиолет.

Почувствовав, как она напряжена, Темпл проглотил свое раздражение. Подозвав лакея, он отправил ее с ним наверх. Он стоял, задумчиво глядя на лестницу, когда на площадке появился меховой клубок. Это была та громогласная собака, Эхо. Он мог поклясться, что она смеется над ним. Внезапно собака разразилась пронзительным лаем, который отозвался эхом от стен. Сердце Темпла пустилось в дикий пляс.

— Проклятие!

Эхо радостно махнула хвостом и поковыляла по своим делам. Темпл еще раз выругался и взбежал по лестнице, но вместо того чтобы последовать за Эхо, свернул налево и промчался через бело-золотую гостиную, комнату с коврами, малую столовую и музыкальный салон. Он пересек две длиннющие картинные галереи. Черт, он ненавидел все это великолепие. Живешь, как в соборе Святого Павла.

Наконец Темпл достиг своих апартаментов, которые назывались королевскими, так как там однажды останавливался король Карл Второй.

— Фидкин! Фидкин! Ты где, черт побери? — Темпл быстро прошел через гостиную в спальню.

— Здесь, милорд майор.

— Где, черт побери, вдовствующая графиня? Прибыли мисс Пибоди и ее тетя. — Темпл стянул сюртук и принялся снимать рубашку.

— Она у себя. По-прежнему отказывается говорить с мисс Пибоди.

— Черт. — Темпл швырнул рубашку на кресло.

— Да, милорд?

— Я думаю, ты уже все знаешь.

— Да, милорд майор. — Фидкин подхватил его рубашку и достал из шкафа свежую. — Никогда еще не слышал о такой путанице.

— Это катастрофа, Фидкин.

— По крайней мере вы обнаружили ошибку до свадьбы. Что, если бы вы уже дали обещание?

— Она как буря, Фидкин, и притащила с собой проклятущего пса. Нет, даже двух и злобную кошку с когтями как бритва. Черт.

Темпл прошел к умывальнику и налил воды в таз. Зачерпнув воды, он плеснул ею на лицо. Сейчас, когда кошмары ушли в дальний угол памяти, он чувствовал себя лучше. Внезапно он заметил царапину на груди.

— Черт!

С ней и животными в доме никогда не настанет покой, и это будет постоянно провоцировать его слабость. Проклятие, он не вынесет ее присутствия.

— Я немедленно напишу доктору Пибоди и объясню недоразумение, — сказал он себе. В зеркале он заметил, что Фидкин наблюдает за ним. — На что ты уставился?

— О, ничего, милорд.

— Говори.

Сержант сцепил руки за спиной и принялся покачиваться на каблуках.

— Ну, вы сами спросили, милорд майор. Мне кажется, вы немного оживились.

— О чем ты бормочешь? — Темпл плеснул воды на грудь.

— Последние месяцы вы ходили по дому как привидение. Я думал, вам требуется побольше отдыха и покоя, но сейчас мне уже так не кажется.

— Мне не нужен отдых, — рявкнул Темпл, — но я хочу покоя, а эта мисс Пибоди — возмутитель спокойствия.

— У вас порозовело лицо.

— От ярости.

— И походка стала более упругой.

— Оттого что меня чуть не загрызла ее собака. Фидкин подошел к хозяину, держа в руках рубашку.

— И в ваши глаза вернулась жизнь, а раньше там было что-то близкое к смерти, будто вы постоянно смотрели в прошлое, на своих погибших друзей.

Темпл продел руку в рукав, воспользовавшись этим движением, чтобы повернуться спиной к слуге. Фидкин был слишком близок к правде. Последнее, о чем он хотел говорить, это о мертвых. Он все еще чувствовал их кровь на своем лице. Темпл зажмурился. Фидкин ошибся. В прошлое заставила его вернуться мисс Пибоди.

Нет, все, что ему нужно, это тихое существование, посвященное заботам о поместье. Ему нужна размеренная жизнь, а не такое сумасшествие, наполненное лающими собаками, шипящими кошками и маленькой строптивицей с глазами цвета бурбона и необыкновенной улыбкой. Темпл знал, что кошмары притаились в глубинах его сознания, они только и ждут случая вырваться наружу. Это все ее вина, штормовой мисс с ее веселым и мятежным характером и улыбкой, освещающей все вокруг.

Глаза Темпла распахнулись. Воспоминание об упрямстве и солнечной улыбке мисс Пибоди каким-то образом прогнало кошмары, даже дыхание стало ровнее. Удивительно, как его размышления сконцентрировались на этой девушке. Ему нравилась ее уверенная походка. К тому же мисс, казалось, совершенно не думала о том, как покачиваются при ходьбе ее бедра. Хоть он и был раздражен, но подсознательно все же обратил внимание на ее фигурку.

И вдруг Темпл понял, каким образом мысли о мисс Пибоди повлияли на его тело.

— Черт!

Он не может хотеть ее. Она раздражала его и была угрозой его спокойствию, она ему не нравилась. Но нравиться и хотеть — не одно и то же. Он давным-давно это понял.

— Черт!

Мэй выскользнула из комнаты сразу после того, как рассвело, и прошла через кабинет, апартаменты Георга IV и римскую комнату. Она прожила в Стерлинг-Холле три дня, и большую их часть провела, пытаясь поговорить с графом Дарентом. Она и не подозревала, как легко избежать нежеланного разговора в доме размером с парламент.

К счастью, вчера она набрела на библиотеку — огромное помещение над одной из галерей. Там она встретилась с библиотекарем Стерлинг-Холла — Катбертом Финчем, который сообщил ей, что граф обычно рано утром катается верхом и всегда останавливается у развалин Дарентской крепости. Мэй тут же приказала, чтобы ей назавтра подготовили лошадь. Она собиралась загнать Темпла Стерлинга в угол. У нее к нему была маленькая просьба.

В конце концов она не виновата, что он перепутал ее с Ме-делин. Она не отвечает за его плохую память. Это Меделин была спокойной, и все соглашались, что она самая красивая из сестер Пибоди.

Мэй пересекла золотистую столовую и прошла к лестнице. Здесь она столкнулась с вдовствующей графиней и управляющим поместьем, которые шли в противоположном направлении.

Мэй, помедлив, остановилась, так как увидела, что они решительным шагом направляются к ней. Она была представлена хозяйке за ужином в первый же вечер и успела составить свое мнение о матери графа. Леди Шарлотта провела много лет под пятой предыдущей владелицы особняка, прежде чем сама стала хозяйкой в доме. Сейчас ей была ненавистна мысль передать свои полномочия и власть более молодой женщине, тем более особе без титула и подходящего воспитания.

Мэй присела в реверансе, но графиня прошла мимо, словно та была предметом обстановки. Управляющий, мистер Рэдвинтер, бросил на Мэй презрительный взгляд сквозь толстые стекла очков. Мэй сморщила носик. Мистер Рэдвинтер раздражал ее намного больше, чем графиня, потому что его мнения, привычки и пристрастия были полностью срисованы с хозяйки. Графине не нравились семьи, где много детей, — также думал и мистер Рэдвинтер. Графиня терпеть не могла горох с луком — мистер Рэдвинтер был совершенно с ней согласен. Если бы графиня не одобрила Бога, мистер Рэдвинтер последовал бы ее примеру. Тихонько фыркнув, Мэй готова была последовать своей дорогой, когда навстречу ей вышел слуга графа — Фидкин.

— О, мисс Пибоди, простите меня.

Мэй кивнула и пошла бы дальше, но тут Фидкин громко прокашлялся. Она вопросительно посмотрела на него. Фидкин подошел ближе и оглянулся по сторонам, словно боялся, что их могут подслушать старые портреты.

— Простите мою смелость, мисс, но я должен объяснить вам о милорде майоре.

— О графе?

— Да, мисс. Понимаете, мы вместе с ним были в Крыму. Смельчак наш милорд майор. Чуть было не погиб, пытаясь спасти своих. Ел только то, что ели они. «Дело чести», — говорил он. Остальные офицеры сидели в палатках за роскошными столами, а он оставался с нами.

Фидкин, казалось, настроился на долгий разговор.

— Спас мне жизнь, да. Вытащил прямо из-под сабли русского казака. Но сам попал под удар. Был сильно ранен и послан домой. Сейчас ему лучше, если не считать приступов, которые начинаются из-за любого внезапного шума или суеты.

Хлопанье двери вернуло Фидкина к реальности. Он поправил воротник куртки и снова прокашлялся.

— Прошу прощения, мисс. Не стоило рассказывать вам об этом, только вы видели милорда майора не в самом лучшем состоянии.

Мэй была очень смущена — никогда еще не встречала она слугу, который позволял себе обсуждать личные дела хозяина с посторонними. И в то же время поведение графа казалось ей теперь более понятным.

— Спасибо, Фидкин. Вы можете рассчитывать на мое молчание.

Мэй поспешила в конюшню и, убедившись, что правильно поняла указания конюха, выехала в утренний туман. Пак и Эхо отправились за ней, но Изис осталась с тетей Вайолет. Изис вообще не одобряла прогулки. Ее любимым времяпрепровождением была охота.

Мэй потребовался почти час, чтобы найти дорогу в долину, где находилась Дарентская крепость. Солнце уже взошло, когда Мэй выехала из-за деревьев, и крепость появилась перед ней словно плывущая в серебристом озере тумана. Катберт Финч сказал, что развалины окружены крепостным рвом, который заполняется водой из близлежащей речки.

Напоив лошадь, Мэй пересекла каменный мост и проехала в ворота. Когда-то в крепости, помимо четырех огромных угловых башен, соединенных стеной, стояли высоченная сторожевая башня и мощные каменные постройки. Теперь в зданиях кое-где были разрушены потолки и стены, но башни устояли. Эхо и Пак тотчас умчались изучать окрестности. В башне Уэлл Мэй взобралась по крутым ступеням наверх. Там в небольшой каморке она обнаружила покрытый пыльной тряпкой телескоп, ящик с запасами ветчины и вина и коробку с книгами — обычный набор: Аристотель, Платон, Вергилий и Овидий: Она с удивлением нашла там Мольера, Александра Попа и «Холодный дом» Диккенса. Катберт Финч не говорил ей, что граф превратил это место в свое убежище. Мэй поспешно закрыла коробку чувствуя себя сующей нос не в свои дела, и поднялась по лестнице на крышу. Солнце уже поглотило туман. Спрятавшись за зубцами башни, Мэй взглянула вниз и увидела въезжающего в крепость графа.

После рассказа Фидкина Мэй была склонна отнестись к графу более снисходительно. Сейчас она с любопытством разглядывала его. После долгой скачки он был без куртки, и его промокшая от пота рубашка липла к телу.

Там, где рубашка была расстегнута, на груди блестела под солнечными лучами кожа. Должно быть, он часто снимал куртку и уже успел загореть.

Ее взгляд скользнул вверх к прядям волос, падающим на высокий лоб, затем вниз к руке. В этот момент граф въехал в ворота, и Мэй очнулась, обнаружив, что пребывает в очень странном состоянии. Она не могла сконцентрировать внимание, и ей было почему-то жарко.

— Держи себя в руках, Мэй Пибоди, — пробормотала она себе под нос.

Мэй услышала шорох шагов по ступеням. Она отодвинулась от выхода на крышу как можно дальше, чтобы граф, когда поднимется, не сразу увидел ее. Через минуту граф уже был на крыше. Он подошел к зубцам и, оперевшись на них, принялся смотреть на окрестный пейзаж.

Мэй хотелось, чтобы он не был таким большим. Она смотрела на длинные ноги, сверкающие черные сапоги и узкие брюки. Ей надо что-то сказать. Становилось слишком жарко, и ей хотелось уйти с крыши.

— Горошина, что, черт побери, вы здесь делаете?

Мэй вздрогнула, вскрикнув от неожиданности. Граф медленно повернулся к ней. Его взгляд мог испепелить любого. Военные ли страдания были тому причиной или что-то другое, но он ужасно невоспитан.

— Будьте добры, не называйте меня горошиной, милорд.

— Хорошо, мисс Пи-боди . Однако вы должны признать, что название очень удачное.

Почему солнце кажется таким горячим? Мэй быстро сорвала с головы шляпку.

— Возможно, мой внешний вид и вызывает у вас желание пошутить, но так как я не называю вас дылдой или маяком, то…

— Дылдой? — Граф разразился хохотом.

— Не понимаю причины вашего веселья, — нахмурилась Мэй.

— Оно и видно, — ухмыльнулся Темпл. Мэй поежилась, заметив, что граф направился в ее сторону. Он остановился на расстоянии вытянутой руки, но, по мнению Мэй, это было слишком близко.

— Я хочу кое-что обсудить с вами, милорд.

Он, казалось, ее не слушает. Его взгляд остановился на чем-то ниже ее подбородка. Мэй присела так, чтобы на том месте оказалось ее лицо.

— Пожалуйста, будьте добры слушать, когда я с вами говорю.

Сейчас он казался каким-то мечтательным. Он одарил ее медленной, поддразнивающей улыбкой и тихо произнес:

— Не видеть что-то не означает выкинуть это из головы.

— Прошу прощения? — Мэй выпрямилась. Граф склонился к ней и прошептал ей почти в ухо:

— И мне нравится горох.

Мэй отшатнулась от его губ, которые показались ей слишком теплыми.

— Вздор. Я хочу поговорить с вами.

— Правда? — пробормотал он. — Вы допустили ошибку, когда пришли сюда, мисс Пи-боди. Большую ошибку.

Мэй внезапно осознала, что опасается этого человека. Перед ней стоял не тот элегантный и гордый джентльмен, с которым она недавно встретилась, или раненый солдат, пытающийся сохранить спокойствие, которого она увидела позже. Перед ней был человек, остановившийся на самой границе цивилизации. Она догадалась, что он приходит сюда, чтобы быть кем-то другим, нежели графом Дарентом, которого знают окружающие. А она пришла незваная и ворвалась в то, что он хранил и прятал. Ее предположение подтвердилось, когда граф, развернувшись, отошел к каменному ограждению.

— Уходите отсюда, Мелисанда.

— Милорд, я так и не сказала вам…

Он бросил на нее злобный взгляд.

— Проклятие, женщина. Разве вы не поняли, что случилось? Убирайтесь отсюда, — Он повысил голос: — Немедленно!

Мэй вскрикнула и побежала, к люку. Она не останавливалась, пока не оказалась на мосту. Здесь она немного перевела дыхание и уже более спокойным шагом направилась к своей кобыле. Этот граф напугал ее.

— Негодяй, — громко сказала она. — Грубый тиран.

Взяв кобылу под уздцы, Мэй оглянулась в поисках Пака и Эхо, но их не было. Бросив застенчивый взгляд на башню, она сунула в рот два пальца и пронзительно свистнула. Ответом ей послужил громкий лай. Из-за кучи камней появились острые ушки Эхо. Пак бежал молча, но шелти дала себе волю. Мэй приветствовала их обоих, опустившись на колени, отчего Эхо залаяла еще громче. И пока они игрались друг с другом, на вершине башни показалась темноволосая голова графа.

— Тише вы там, внизу! — крикнул он.

Мэй не обратила на него внимания, продолжая возиться со своими любимцами. Она была так увлечена тем, чтобы производить как можно больше шума, что не заметила, как из башни Уэлл появилась высокая фигура и направилась к ней. Когда же Мэй подняла глаза, граф был слишком близко. Он бросился вперед и схватил ее за руку.

В это же мгновение доселе молчавший Пак издал глухое рычание, которое пристало бы собаке вдвое больше его. Один прыжок — и Пак опустился между Мэй и графом. Спаниель оскалился, шерсть на загривке поднялась, и он прижал уши к голове.

Мэй попыталась высвободиться.

— Пустите меня, милорд. — Она улыбнулась, когда рычание Пака стало громче. Ему вторил истеричный лай Эхо.

Граф посмотрел на пса. Вздернув бровь, он ткнул в него пальцем и крикнул:

— Лежать!

К изумлению Мэй, эта громовая команда напугала Пака. Пес забежал ей за спину и спрятался в складках юбки, но Эхо не унималась. Граф наклонился к ней и прокричал изо всех сил:

— Не лаять!

У Эхо от удивления даже щелкнули челюсти. Она тут же ретировалась и встала рядом с Паком. К этому моменту у Мэй уже онемело запястье, но когда граф потянул ее к себе, она уперлась изо всех сил.

— Если вы ударите меня, они кинутся на вас, — в отчаянии предупредила она.

Он приостановился и удивленно посмотрел на нее.

— Ударить вас? Я собираюсь сделать нечто иное. Он несильно дернул ее на себя, и Мэй очутилась прямо в его объятиях. С открытым от удивления ртом она уставилась на него.

Очевидно, сила рывка поразила и самого графа, потому что он замер. Вид его озадаченного лица несколько подбодрил Мэй. Внезапно она заметила, что ее руки лежат на его груди у открытого ворота рубашки. Граф последовал за ее взглядом и тоже уставился на ее руки.

Резкий лай заставил их вздрогнуть. Граф инстинктивно зажмурился и тихо ругнулся. Краска сбежала с его лица. Мэй отпрянула, встревоженная его очевидной мукой, и споткнулась об Эхо. Ее вскрик заставил графа открыть глаза, и он увидел, как она падает на землю. Эхо взвыла, отпрыгнула в сторону, а потом, метнувшись назад, встала над своей хозяйкой, разразившись частыми пронзительными взвизгиваниями. Мэй поморщилась, но тут же отвлеклась, заслышав тихий смех графа.

— Сладкая моя Мелисанда, что вы со мной делаете?

К удивлению Мэй, он взял ее руку и прижался к ней губами. В это мгновение на ее плечи легли две когтистые лапы. Мэй схватилась за руку графа, а он притянул ее к себе и чертыхнулся. На мгновение они застыли, а Пак пританцовывал рядом на задних лапах. Внезапно он подпрыгнул, лизнул графа в щеку и, приземлившись, начал обнюхивать его сапоги. Эхо тут же ревниво втиснулась между ними. Граф рассмеялся и, выпустив Мэй, подхватил Пака под передние лапы и приподнял его.

— Я так понимаю, что вы теперь одобрили меня, сэр.

Пак обнюхал его лицо, и граф отпустил пса. Мэй тупо смотрела на их игру, желая понять, что же здесь происходит. В этот момент граф снова взял ее за руку.

— Пошли со мной.

Он потянул ее за собой к входу в башню Уэлл. Но прежде чем он вошел внутрь, Мэй остановилась и попыталась высвободиться.

— Что вы делаете, милорд?

— Заканчиваю то, что вы начали, мисс Пи-боди.

— На что вы намекаете?

— Не делайте вид, что вы не хотели привлечь мое внимание этим назойливым шумом.

Все приятные чувства, которые волной накатились на Мэй, исчезли, сметенные вихрем гнева. Мэй вырвала руку и повернулась, чтобы уйти. Граф поймал ее за рукав и, прежде чем она успела запротестовать, прижал к стене. Близость графа вызвала внутри Мэй какое-то звенящее напряжение. Она тихо вскрикнула и дернулась.

Разумеется, он даже не пошевелился. Она сомневалась, что он заметил ее попытку убежать — настолько мал был ее вес по сравнению с его комплекцией. В этот момент она потеряла голову. Мэй сползла вниз, нырнула в сторону и высвободилась. Не рискуя оглянуться, она подбежала к кобыле, вспрыгнула в седло и дала ей пятками по бокам.

Эхо и Пак припустились за ней. Направляясь к мосту, она мельком увидела графа, стоящего с дьявольской улыбкой на лице.

— Мисс Пи-боди, вернитесь, и я разрешу вам называть меня

дылдой.

К ее большой досаде, топот копыт так и не заглушил его веселого смеха.

 

ГЛАВА 4

Темпл видел сон. Будто он стоял возле сарая для лодок в парке в Стерлинг-Холле и смотрел на озеро. По воде плыла маленькая лодочка, а в ней сидела Мелисанда. На ней было свободного покроя платье из какой-то туманной полупрозрачной ткани, и он видел ее через каскад разноцветных огней — темно-зеленых, фиолетовых и пурпурных. Лодка подплыла к берегу, и Мелисанда протянула к Темплу руки. Ее платье упало с плеч…

Мир сотрясался как в лихорадке. Темпл застонал и зарылся поглубже в подушку в поисках Мелисанды, но подушка слетела с его головы. Солнце ударило прямо ему в глаза. Тряска началась снова.

— Вставай, мой хорошенький.

Он открыл один глаз. Леди Альберта, его бывшая любовница, стояла над ним полностью одетая. Она была из тех женщин, чье внимание вызывало ссоры среди офицеров в полку, а на балах ее всегда окружала толпа поклонников на зависть всем присутствующим дамам. Не имело значения, что кое-где в ее светлых волосах виднелись седые прядки. Ее поклонников не смущали и морщинки возле глаз. Их привлекали ее глубокий голос, прямой взгляд и вызывающее поведение.

Темпл протянул к ней руку. Альберта взяла ее, но вместо того чтобы присоединиться к нему, заставила встать. Он, вздохнув, подчинился. Альберта присела на край постели. Держа его руку в своих ладонях, она оглядела его обнаженное тело. Затем поцеловала в щеку.

— Тебе пора уходить, мой хорошенький.

— Зачем спешить, — пробормотал Темпл. Ему хотелось остаться.

— Нет. Я имею в виду, нам пора прощаться, мой дорогой Темпл. Когда ко мне приходит мужчина, жаждущий близости, и останавливается, прежде чем добьется желаемого, я знаю, что настало время расстаться.

Темпл опустил глаза.

— Не понимаю, о чем ты. Я просто немного волновался, только и всего.

— Согласна. Ты был взволнован, но, к моему большому сожалению, не поделился со мной своими бедами. Я знала, что рано или поздно ты уйдешь от меня, но не подозревала, что это случится так рано.

Темпл поправил одеяло.

— Черт.

— Она взволновала тебя. — Леди Альберта грустно улыбнулась. — Жаль, что не я прогнала твоих демонов, но рада, что это случилось.

— Альберта, я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Понимаешь, иначе не прибежал бы сюда в панике. Я предпочитаю не иметь дела с мужчинами, которые любят других женщин, и не стану изменять своим правилам даже ради такого красавчика, как ты. Прощай, мой дорогой.

Меньше чем через час Темпл уже скакал домой. Вчера вечером Мэй оставила его в очень болезненном состоянии. Уже несколько дней он пытался освободить себя от этой неожиданной страсти, стараясь держаться подальше от мисс Пибоди.

Но его домашние портили все дело, ежедневно докладывая о ее прегрешениях. От экономки он услышал, как она вернулась с прогулки с бродячей собакой и потребовала накормить ее на кухне. Грум пожаловался Бридлбейну, что его заставили кормить ежика. Но раздражение Темпла исчезло, и даже больше того — стало смешно, когда в библиотеку ворвался Фидкин. Его грудь вздымалась от ярости, одна рука была забинтована.

— Посмотрите сюда, милорд майор. Только посмотрите сюда.

— Что случилось?

— Она не стала слушать. Никогда не видел леди с таким темпераментом.

Темпл приподнял брови и улыбнулся.

— Да неужели?

— Эта мисс Пибоди.

Улыбка исчезла.

— Поосторожнее с выражениями, Фидкин.

Фидкин почесал сизый нос и забубнил:

— «Не можешь ли ты покормить моего спаниеля!» — сказала она. — «Дорогой мистер Фидкин, — сказала она, — я должна посадить птенца малиновки обратно в гнездо и не хочу, чтобы Пак пропустил обед». — Фидкин застонал и дотронулся до больной руки словно это была боевая рана. — Откуда я мог знать, что он не любит, когда его гладят во время еды?

— Ты решил приласкать пса, когда он ел? Фидкин, ты сошел с ума. Давай поглядим твою руку.

Темпл принялся разматывать толстый слой бинта, ожидая увидеть кровь. Слой за слоем снимались без малейших ее следов. В конце концов Темпл добрался до «раны». Фидкин зажмурился и отвернулся.

— Неужели я лишусь руки, милорд?

С улыбкой оглядывая небольшие царапины, Темпл отпустил руку слуги.

— Ты трус, он всего лишь слегка сжал зубы.

— У меня лилась кровь! Мисс Пибоди сама занималась раной. Она дала мне рецепт мази и…

— Черт тебя побери! Она заботится обо всех беспомощных существах, а ты воспользовался ее слабостью. Ты не имеешь права эксплуатировать ее доброе сердце. Слышишь?

Покачивая головой, Темпл пришпорил коня, торопясь вернуться в Стерлинг-Холл. Утро выдалось отличным. Предстоял как раз такой день, чтобы мисс Пибоди могла посвятить его заботе обо всех больных и потерявшихся животных.

В день ее приезда он сразу же направил письмо доктору Пибоди, но тот уже покинул Эксбридж. Затем он послал сообщение в отель в Лондоне, где должен был остановиться доктор, но получил ответ, что письмо на несколько часов разминулось с адресатом. Темпл отправил в Лондон слугу, в надежде, что доктор Пибоди всего лишь поменял отель, и теперь ждал результата.

Как его могла привлечь эта… эта возмутительница спокойствия? Встреча в башне Уэлл принесла ему неожиданное удовольствие. И не потому, что он внезапно обнаружил Мэй желанной, а потому что понял: в ее обществе его кошмары теряют силу. Действительно, маленькая ведьма Эхо была ужасным раздражителем, но возня с ней позволяла забыть о прошлом. И он обязан этим мисс Пибоди. В его мир спокойствия и размеренности постоянно врывался маленький ураган с ее шумными проказливыми любимцами, и он привязался к ним.

Мисс Пибоди несла гибель его спокойствию, но он все равно желал ее. Почему? Все эти месяцы с момента возвращения с войны казались ему кошмаром, из которого его вытащила Мэй.

Темпл погладил шею жеребца, вспоминая, как мисс Пибоди вела себя вчера в развалинах крепости. Сейчас он был напуган не меньше ее. Он никогда не чувствовал ничего похожего, никогда еще женщина не проникала в его сны и никогда не брала власть над его мыслями.

Она ответила ему. «Ее влекло ко мне», — говорил он себе. Он вел себя так со многими женщинами и рано или поздно бросал их, но Мэй ему не хотелось отпускать. Темпл пустил жеребца галопом. Необходимо найти Мелисанду и попытаться смягчить ее гнев.

Вернувшись домой, он спросил Бридлбейна, где мисс Пибоди, и получил ответ, что она пошла к Катберту Финчу в библиотеку. Однако Катберт Финч оказался в одиночестве. Темпл решил продолжить свой поиск, но Катберт задержал его.

— Посмотрите, милорд. Это было между страницами одной книги. — Катберт указал на пожелтевший листок бумаги. — Это рисунок того места, где построена Дарентская крепость.

— Очень мило. Мисс Пибоди сказала, куда идет?

— Мисс Пибоди, похоже, так же интересуется замком, как и вы, милорд. Она подробно расспрашивала о башне Уэлл. Весьма начитанная леди, мисс Пибоди. Вы знаете, что она училась у своего отца? Она читает классиков.

Это на мгновение отвлекло Темпла от его мыслей.

— Неужели? Ну, я и не сомневался в ее уме.

Катберт вернулся к изучению своей находки.

— Финч, черт тебя побери! Куда пошла мисс Пибоди?

— Она сказала, что присоединится к своей тете в голубой гостиной.

Темпл выбежал из библиотеки. Перегнувшись через перила лестницы, он увидел внизу Мелисанду и тетю Вайолет. Они надевали накидки, готовясь выйти на улицу. Одна ужасная собака с сумасшедшим лаем носилась вокруг, другая, спаниель, молча лежала у входа. Темпл ухмыльнулся.

— Мисс Пи-боди, — позвал он.

Мелисанда подняла голову. Несколько мгновений он смотрел ей в глаза, затем, опершись о перила, начал спускаться по лестнице. Он так увлекся тем, чтобы не отпускать ее взгляда, что совершенно забыл о кошке.

Изис бродила по лестнице в поисках развлечений. Когда Темпл поравнялся с ней, она быстро выпустила когти и цапнула его лапой по ноге. Темпл споткнулся и упал. Ему удалось немного смягчить силу удара, но, приземлившись у подножия лестницы, он услышал пронзительный визг тети Вайолет.

— Черт!

Внезапно над ним склонилась Мелисанда. Ее руки быстро ощупывали его тело.

— С вами все в порядке?

Темпл воспрянул духом — она боялась за него. Ему захотелось поцеловать ее, но тут его тело напомнило, что он несколько раз ударился обо что-то твердое.

— Проклятие! Нет, со мной не все в порядке, женщина. — Он сел. — Где же эта чертова кошка?

Мелисанда отпустила его плечи, повернулась и подхватила Изис. Увидев, что Темпл встал на ноги, она кинулась к лестнице. Он, прихрамывая, бросился вдогонку.

— Дайте мне эту кошку!

— Нет!

— Тогда я…

Он замолчал, так как Мелисанда неожиданно передала Изис тете Вайолет и повернулась к нему. Казалось, она стала выше ростом. Ее глаза блестели. Она резко шагнула к нему и замахнулась сжатой в кулачок рукой. По холлу пронесся громкий крик.

— Не сметь!

Казалось, лепнина на стенах может потрескаться. У Темпла сам собой приоткрылся рот.

— Только троньте мою кошку, и я вырву у вас сердце и заставлю его съесть. — Она уперлась руками в бока. — Она животное и не понимает последствий своих поступков.

Это было уж слишком. Ведь пострадал он.

— Не понимает? Эта проклятая животина прекрасно знает, что делать. Вчера она таким же образом «уронила» Бридлбейна. Ей доставляет удовольствие путаться у людей под ногами. Позавчера я видел, как она носилась по салону, будто скаковая лошадь. Она разбила три старинные вазы и статуэтку. Я должен был тогда спустить с нее шкуру!

Темпл осознал свою ошибку в тот самый миг, как произнес эти слова. Мелисанда побледнела. Ее брови сошлись на переносице, и она посмотрела на него так, словно он инквизитор.

— Милорд, я больше не могу пользоваться вашим гостеприимством. Я слишком презираю вас.

— Презираете, мисс Великое Сердце? Хотел бы я услышать, что вы скажете, если бы я сломал себе шею. Я устал оттого, что ко мне относятся как к современному Калигуле, и у меня есть для вас несколько новостей. — Он взмахнул рукой над ее головой. — Здесь нет никакого нимба, поэтому прекратите вести себя так, будто вы непорочная дева.

Он отступил, немного успокоившись теперь, когда поставил Мелисанду на место. И тут увидел ее глаза — глаза цвета бурбона. В них стояли непролитые слезы. На ее щеках пламенел румянец. Она молча взяла у тети Вайолет Изис, обошла его стороной и поднялась по лестнице.

Эхо бросилась за хозяйкой, Пак последовал за ней. Тетя Вайолет, однако, на минуту остановилась рядом с ним.

Она обмахнулась платком.

— Боюсь, ты ошибся, мой мальчик. Не знаю, Что теперь можно сделать. Плохо. Она была увлечена тобой. Я никогда еще не видела ее такой. У нее щедрое сердце, и единственный раз, когда она доверила его мужчине… Боже мой.

Темпл так и остался стоять в холле, глядя на лестницу. Он потер ноющую руку и поморщился. «Великое щедрое сердце, которое доверили ему».

— Проклятие.

Появление Бридлбейна и Фидкина помешало ему броситься за Мелисандой.

— Милорд, можно вас побеспокоить?

— Не сейчас.

— Прошу прощения, милорд майор, но вы должны кое-что увидеть.

— Я сказал, не сейчас. — Он шагнул к лестнице.

— Это касается мисс Пибоди, — сказал Фидкин.

Они привели его к конюшне, где он обнаружил караван из шести фургонов и телег. На каждой повозке находились визжащие, рычащие и пищащие животные. Из первого фургона вылез огромный парень. Он стянул с головы шляпу и представился как Малыш Том.

— Я привез имущество мисс Пибоди.

— Ты привез?.. Это все животные мисс Пибоди? — В голосе Темпла послышалось отчаяние.

— Да, милорд.

Темпл увидел корову с выпирающими ребрами, осла, который, видимо, был слеп, и множество клеток. Клеток, забитых ежами, белками, кошками и собаками. В большой корзине на одеяле лежал далматин. Это явно привилегированное существо положило морду на край корзины и помахивало хвостом. В отдельной повозке стояли клетки с попугаями, ласточками, воробьями и снегирями. И все эти существа на повозках лаяли, пронзительно кричали, гоготали, выли, мяукали и свистели или скакали и устраивали погоню в клетках.

— Боже мой, — прошептал Темпл. Взгляд его упал на одну из клеток, в которой сидело животное, немного похожее на собаку, но с ушами такой величины, что могло их использовать, как зонтики.

— Что это такое?

— Фенек, милорд, — сказал Малыш Том. — Мисс Мэй спасла его от одного старого негодяя, который купил этого зверька у человека, побывавшего в Аравии. Это лиса, как она говорит. Мэй хочет отправить его на родину.

Внезапно старая корова лягнула осла. Осел ответил тем же, и собаки возобновили лай. Фенек быстро зарылся в солому, которой была выстлана его клетка. Темпл залез в фургон и взял клетку с фенеком. Но когда он выносил ее, громадный попугай из клетки рядом клюнул его в голову.

Темпл вскрикнул и тут же мысленно оказался в самом пекле боя. Вокруг разрывались снаряды. Его друзья падали, сраженные осколками, а он скакал по их телам, потому что не мог остановиться. Затем его щеки коснулось что-то мягкое и холодное, и сквозь окружающую пелену, словно солнечный луч, прорезался чей-то голос. Открыв глаза, он увидел перед собой Мелисанду. Он стоял на коленях перед фургоном, держась руками за клетку с фенеком.

Мелисанда осторожно подняла клетку и передала ее Фидкину. Затем взяла руки Темпла в свои. Он был все еще наполовину в своем кошмаре, но она притянула его к себе и впервые назвала по имени.

— Темпл, с вами все в порядке. Вы дома. Опасности позади.

Идя на ее голос как на маяк, он вытащил себя из кошмара. Он обнаружил, что она тоже стоит на коленях возле него и держит его за руки. Он чуть было не прошептал что-то жалкое, но вовремя остановил себя, осознавая, каким слабым выглядит в ее глазах. И кто-то ведь рассказал ей о его состоянии.

Мелисанда, должно быть, заметила его смущение, потому что отпустила его руки и спросила, в чем дело.

— Ничего. — Он огляделся и увидел, что неподалеку стоят Бридлбейн, Фидкин и Малыш Том. Нахмурившись, он встал и помог подняться Мелисанде. — Со мной все в порядке. Черт тебя побери, Фидкин. Помоги грумам разобраться с этими животными. — Он повернулся к девушке. — Малыш Том сказал, что это все ваши животные. Я хочу поговорить с вами наедине.

У Мэй расширились глаза.

— Я пыталась рассказать вам о них.

— Да неужели, мисс Пи-боди? — Он приблизился к ней. Она отступила.

— Правда! Несколько раз, но вы были таким грубым.

Она быстро направилась к дому. Он пошел за ней.

— Вернитесь, мисс Пи-боди!

Она покачала головой.

— Не прикасайтесь ко мне! Это все ваша вина. Я пыталась рассказать о моих сиротах тогда в крепости, но вы вели себя как… как…

— Любовник?

Мэй вскрикнула и покраснела.

— Как сумасшедший! — Она повернулась и побежала.

Темпл кинулся за ней. Она была маленькой, но быстрой и мгновенно исчезла за деревьями. К счастью, он слышал звук ее шагов и шел на них. Он резко сократил расстояние между ними, когда Мэй выбежала на склон к озеру. Тут она допустила ошибку: оглянулась. И споткнулась.

Мэй упала, и он упал на нее. Через мгновение маленькая ручка пребольно ткнула его под ребра. Он сел. Мэй глубоко вздохнула.

— Вы чуть было не смяли меня, — обвиняюще сказала она.

— Не кидайтесь на меня, маленькая ведьма. Вы могли бы пострадать больше.

— Я ухожу. — Мэй встала, но Темпл в ответ дернул ее за подол юбки. Мелисанда опустилась на колени, бормоча что-то и пытаясь вырваться. Он дернул сильнее, и она упала на спину. Прежде чем она успела подняться, он сверху лег на нее.

— Мисс Пи-боди, — сказал он, когда их губы почти соприкоснулись. — Я бы хотел поговорить с вами. Наедине.

Мэй не могла решить, поцеловать его или плюнуть в лицо. Этот человек пробудил в ней самые замечательные чувства только для того, чтобы потом накричать на нее. Почему он приказал ей убираться? Этот вопрос занимал ее со дня той встречи в крепости. Но больше всего мучило Мэй то, что она знала ответ. Он хотел поцеловать ее, но остановил себя, опасаясь последствий. Темпл Стерлинг был не прочь поразвлечься с ней, но не хотел никаких серьезных отношений. Разве он не дал ей это понять? Почему она оказалась так глупа, что забыла об этом?

«Потому что он первый мужчина, который таким образом обратил на тебя внимание. Потому что он превратил твое тело в пылающий факел. Потому что ты влюбилась в него. Ты, глупая старая дева».

Темпл перевидал так много крови и страданий, что его семья и Фидкин боялись — он никогда не поправится. Совсем недавно он опять вернулся к своим страшным воспоминаниям. Ей хотелось облегчить эту боль.

А сейчас он действовал как соблазнитель, искушая ее, хотя она знала, что он никогда не рискнет привязать ее к себе. Мэй отвернулась, чтобы он не мог ее поцеловать. Она положила руки ему на плечи и с силой толкнула. Он даже не пошевелился. Ей никогда не ускользнуть, используя силу, поэтому придется говорить откровенно.

Она заговорила, стараясь, чтобы его изумрудные глаза не сбивали ее с мысли.

— Вы можете смело отпустить меня, милорд. Я знаю, что вы не станете рисковать и вынужденно женитесь, что неизбежно последует за соблазнением.

— Что? — Он застыл, удивленно глядя на нее.

— Темпл! Немедленно слезь с девушки!

Подняв глаза, Мэй увидела стоящих над ними графиню и мистера Рэдвинтера. Темпл вздохнул, скатился с Мелисанды и, поднялся.

— Привет, мам.

— Хм. Я поговорю с тобой позже. Мисс Пибоди, весь дом перевернут с ног на голову. Ваша тетя вне себя и не успокаивается. Она плачет о ком-то со странным именем Изис. Она говорит, что Изис потерялась. Пожалуйста, вернитесь и наведите порядок.

Тетя Вайолет сидела в голубой гостиной на софе, стонала и нюхала свои соли. С помощью Темпла, графини и мистера Рэдвинтера Мэй удалось немного привести ее в чувство.

— Я нигде не могу найти Изис. Слуги с ног сбились. Боже мой! Мы не можем уехать без Изис. Боже мой!

— Тетя, вы же знаете, какая она. Бродит сама по себе, но всегда возвращается.

Мэй почувствовала на плече чью-то теплую руку и, подняв голову, обнаружила, что ей улыбается Темпл.

— Прямо как ее хозяйка, вам так не кажется? Она встретила его взгляд и чуть было не забыла, как дышать. Но тут же, выгнув бровь, обвиняюще сказала:

— Вы не сердитесь.

Наклонившись, он прижался губами к ее уху.

— Я не говорил, что сержусь.

Мэй подпрыгнула, когда сзади вдруг раздался громкий окрик.

— Темпл, я думала, мисс Пибоди уезжает.

— Что за странный звук? — спросил мистер Рэдвинтер.

— Какой звук? — поинтересовалась графиня. — Я ничего не слышу.

Раздался грохот, за которым последовал лай, мяуканье и стук когтей по полу. Звуки приближались.

— О нет! — Мэй, за которой следовал Темпл, выбежала в холл.

Через арку между салоном и холлом катился бело-кремовый меховой клубок. За ним следовали Пак, Эхо и дюжина других собак. Фенек кинулся в сторону Мэй и Темпла, увидел их в последний момент и свернул к голубой гостиной. Собаки резко повернули и побежали за ним. Мэй и Темпл обменялись испуганными взглядами.

— Боже мой! — воскликнул Темпл.

— Бедняга.

— Побежали. — Темпл схватил Мэй за руку. Они вернулись в гостиную вовремя, чтобы увидеть, как фе-нек запрыгнул на каминную полку, сбивая на ходу драгоценные статуэтки и серебро. Графиня завизжала, тетя Вайолет завопила, мистер Рэдвинтер закричал. Собаки пытались допрыгнуть до фенека, но он перескочил на высокий шкаф и притаился, тяжело дыша. Пак встал на задние лапы, опершись передними о шкаф, и принялся облаивать нахала. Его друзья по охоте прыгали, пританцовывали и гавкали одновременно.

— Прекратите это, — закричала графиня. — Немедленно!

Мэй пыталась схватить собак за ошейники.

— Тише. Ваш крик только возбуждает их.

Бридлбейн, Фидкин и Малыш Том кинулись ей на помощь. Мэй с Темплом хватали собак, а те трое уводили их. Как только фенек был посажен в клетку, мистера Рэдвинтера попросили проводить тетю Вайолет в ее комнату, чтобы она могла прилечь.

Темпл поставил клетку с фенеком на стол рядом с камином. Мэй сняла шаль и накрыла ею клетку. Затем они с Темплом оглядели разгромленную комнату. Вдовствующая графиня, негодующе выпрямившись, стояла у камина в окружении осколков фарфора. Мэй покраснела, встретив ее презрительный взгляд. Она со стыдом посмотрела на Темпла, но он лишь улыбнулся и, похоже, не обратил внимания на взгляд матери.

— Знаешь, я никогда еще не видел более смешного зрелища, чем эта твоя псина, танцующая на задних лапах перед шкафом, как чертик на пружинке. — Он ласково дотронулся пальцем до кончика ее носа. — Разве что когда ты пыталась убежать от меня и споткнулась.

Мэй почувствовала, как у нее что-то сжимается внутри. Ей было жарко и холодно одновременно, и ее губы сами собой раздвинулись в улыбку.

— Темпл!

Мэй вздрогнула, услышав резкий окрик графини. Темпл поднял глаза к потолку, прежде чем ответить матери.

— Да, мама?

— Я не потерплю это существо в моем доме.

— Но это всего лишь лиса, мама.

Графиня на мгновение закрыла глаза.

— Не животное. Это существо. — Она кивнула на Мэй. — Никогда еще я не видела такую неделикатную, невоспитанную особу. Мисс Пибоди, я вовсе не удивлена, что вы остались и, без сомнения, останетесь старой девой.

В голубой гостиной воцарилась тишина. Мэй стояла сама не своя от стыда и не осмеливалась посмотреть на Темпла. Старая дева. Ее назвали тем, кто она есть — непривлекательной, некрасивой, лишенной нежности в обращении, в которой так отчаянно нуждается граф. Она боялась поднять глаза на Темпла, опасаясь увидеть неприязнь на его лице.

— Мисс Пибоди, вы немедленно покинете мой дом, — сказала графиня.

— Мама, замолчи.

Мэй оторопела. Графиня вскрикнула.

— Ты забываешься, Темпл. Это все от расстройства. Тебе нужен покой и тишина.

— Мама, думаю это тебе нужен покой. Я прослежу, чтобы ты провела зиму в Испании. Там намного теплее.

Графиня замерла и стала похожа на одну из греческих статуй.

— А мисс Пибоди?

— Она остается. А ты уезжаешь, мама.

— Темпл!

— Пора переодеваться к обеду, мама.

Не говоря ни слова, графиня с высоко поднятой головой вышла из комнаты. Удивление и смущение лишили Мэй дара речи. Она сцепила руки и уставилась на

кончики туфель.

— Мисс Пи-боди.

— Да, — прошептала она.

— Могу ли я поговорить с вами наедине?

Мэй резко подняла голову и обнаружила, что Темпл стоит прямо перед ней, скрестив руки на груди.

— Прошу прощения за собак и лису. Я заплачу за ремонт, хотя и не сразу. Я действительно пыталась сказать, что приедут мои питомцы. Когда мы впервые встретились, я забыла об этом и…

— Мелисанда, помолчите.

Он шагнул к ней и выглядел так, будто задумал что-то очень опасное. Возможно, он все-таки сердился. Мэй отступила и стукнулась о шкаф. Темпл тут же уперся в шкаф руками по обе стороны от нее, поймав, как в ловушку. Она попыталась нырнуть под его руки, но он схватил ее за запястья. Он навалился на нее, и она почувствовала на щеке его дыхание. Затем услышала его хриплый низкий шепот:

— Наедине… поговорить.

Мир перевернулся, когда он прижался губами к ее губам. И она утонула в этом горячем тумане, в который ввергли его поцелуи.

— Мелисанда, вы не против, если я возьму свои слова обратно?

— Что?

Он отодвинулся, чтобы она могла видеть его лицо.

— Я прошу вас выйти за меня замуж, моя маленькая горошина.

— Я соглашусь, если вы пообещаете никогда не называть меня горошиной.

— Обещаю.

Она высвободила руки и обвила его шею. Темпл приподнял ее и поцеловал, но тут его губы сложились в молчаливое «о» и Мэй услышала треск. Посмотрев вниз, она увидела, что Изис вонзила когти в ногу Темпла. Черная ткань брюк затрещала по швам, Изис вытащила лапу и выгнула спину. На этот раз Темпл выругался и схватил кошку за шкирку. Встревоженная Мэй запротестовала, но Темпл подхватил кошку и положил ее на сгиб локтя. Он принялся гладить ее маленькую головку, пока она не заурчала от удовольствия.

Некоторое время Мэй смотрела на них, но потом у нее иссякло терпение. Она схватила Изис и вынесла за дверь.

— Довольно. Он мой.

Когда Мэй закрывала дверь, она вспомнила о маленькой зеленой бутылочке и о своей мечте. Мэй следовала ей, и она осуществилась, хотя и самым неожиданным образом. Повернувшись, Мэй заметила, что опасный блеск вновь вернулся в глаза Темпла.

— Так вот, милорд. Вы хотели поговорить со мной наедине?