Самый благородный дар богов человечеству – то, что оно не научилось возвращать свое прошлое. Иначе люди не доживали бы и до 7 лет.

Забрала Антона из садика.

– Пойдем в кино? – предложил он.

– Давай. – Он сидел на заднем сиденье, и я смотрела на него в зеркало.

Позвонил мой бывший муж.

– Привет, – сказала я.

– Привет. Как дела?

– Ничего. Едем с Антоном в кино.

– Да? Может, я потом подъеду? Поужинаем?

– Не знаю… – Я растерялась. – У меня потом встреча.

– А… Понял. А после встречи?

– Боюсь, она надолго затянется, и еще столько всего…

– А что это было: вчера?

– А что?

– Ладно, пока.

– Папа? – спросил Антон.

Дети все чувствуют и все понимают. Наверное, лучше нас.

– Я, кажется, влюбилась, – сказала я сыну.

– В папу?

– Нет.

– А…

В кинотеатре, в соседнем зале, проходила премьера какого-то фильма.

К нам подбежала журналистка с фотоаппаратом.

– Не снимайте ребенка! – закричала я грубо, потащила Антона за руку.

Правило № 3. Пресса не должна знать про вашего маньяка, а маньяк – про ваших детей.

Кино было скучное. Американское. Мальчик с девочкой дружили, а потом девочка умерла.

На этом моменте я сказала сыну, что у меня разболелся живот, и увела его из зала.

– Она умерла? – спросил он в машине, доедая попкорн.

– Нет. Они сначала подумали, что она умерла, а потом оказалось, что нет.

– А почему мы ушли?

– Я же тебе сказала: у меня живот! Так болит!

– Но ты могла меня в зале оставить.

– А как бы ты поехал домой?

– С охранниками.

– А вот если бы у тебя заболел живот, я бы не бросила тебя. И не уехала бы одна.

Молчание.

– Мы пойдем еще раз на этот фильм? Я хочу досмотреть! Как он назывался?

– Мост через что-то там. Конечно, пойдем.

– Но ты уверена, что она не умерла?

– Уверена.

– Люди ведь не умирают? Они становятся ангелами.

– Кто тебе это сказал?

– Няня.

– Все правильна

– А бабушка говорит, что ты ее в гроб загонишь. Это значит, она умрет?

– Не знаю. Это только бабушка знает.

Я остановилась на светофоре.

– Значит, бабушка не хочет становиться ангелом?

– Сто процентов, не хочет.

Я валялась в гостиной и смотрела телевизор То есть я просто смотрела вперед, и с периодичностью одна картинка в секунду передо мной менялось изображение. С первого по двадцать шестой и обратно по кругу.

Регина отменила все мои встречи.

Делать было совершенно нечего. Я лежала и бездумно щелкала пультом телевизора. Как овощ.

Кто-то позвонил и молчал.

– Алло? Сан Саныч, запиши телефон… Да, определился… Ничего не сказал… Я не грустная, я нормальная… Думаешь, это он?

Беру лист бумаги, ручку.

Колонка. «Как пережить развод и остаться друзьями?»

Написать про вчерашний секс? Вряд ли это называется дружбой.

По-честному сижу час перед белым листом Снова телефон. Какой-то унылый напев.

Юристка.

Не спрашиваю про собак. Что будет? Если не делать то, чего не хочется?

– Договор в понедельник? Устроит? – Ее голос удивленный и немного обиженный. – Подписываем? Они вызывают бронированную машину для денег и спрашивают, в какой банк везти.

– Подожди, – говорю я.

Пять книжек ведь еще надо написать.

Почему-то эта мысль первый раз приходит мне в голову.

А если я не смогу?

Может, я написала книжку, и все. Больше не напишу.

Стану снова домохозяйкой. Вернусь к мужу.

Не вернусь.

Поняла сегодня ночью – не вернусь.

– Подожди подписывать, – устало вздыхаю я.

– Я бы на твоем месте долго не тянула… – предупреждает юристка.

– А как там твой? – спрашиваю. Совсем нетрудно сделать человеку приятное. Даже если не хочется.

– Боря? Подрался. Ухо зашивали.

Я бродила по дому.

Антон ушел с няней гулять.

По телевизору лидер какой-то фракции говорил о том, что он как садовник, который знает, когда удобрять, а когда собирать урожай. Всему свое время, вещал он, я не призываю к терпению, я взываю к разуму.

Позвонила Сан Санычу. Рассказала про садовника из телевизора.

– Ты, наверное, с ума сошла, – посочувствовал он, – но мы проверим. Кстати, вчера тебе звонили из центра. Странно, район поменялся. Но мы проследили звонок. У нас будет точный адрес.

Заставила себя встать и поехать к Кате. Она плакала. Водитель машины, в которую она врезалась, – в реанимации.

– Отлично выглядишь, – сказала я. – Похудела.

Я привезла деньги. Надо было сделать так, чтобы в милицейских протоколах не значилось, что Катя была пьяна во время аварии.

«Говорили же тебе: не пей, раз ты за рулем», – мысленно произносила я, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не сказать это вслух. Глупо.

– Все будет хорошо. – Я держала подругу за руку, стараясь не глядеть на ее загипсованную ногу.

За другую руку Катю держал стриптизер. На работу ему нужно было только ночью.

Мой маньяк позвонил еще раз, когда показывали «Что хуже?». Причем перед передачей я впервые в жизни обзвонила знакомых и предупредила, чтобы смотрели.

– Соскучилась? – сказал мужской голос в трубку, и я сразу узнала его.

Я швырнула телефон в угол. Сан Саныч сказал: пусть говорит.

Я мысленно закричала.

Я кричала так громко, что пришлось руками закрыть себе уши.

Утром я проснулась и позвонила юристке.

– Как он? – И, не дожидаясь ответа: – У тебя есть перед глазами мой договор с телевидением?

– Сейчас включу компьютер. Включила.

– Что мне будет, если я сорву съемки?

– Так… так… так… В размере 50 минимальных… моральный ущерб… Кто тебя просил без меня подписывать?

– Ну, что?

– Тыщ пятьдесят могут по суду потребовать.

– Ладно.

Когда он меня видит по телевизору, у него обострение.

Я не хочу никаких его обострений. Тем более что впереди еще 5 отснятых эфиров.

Гуля сидела в гримерке. Красилась. Я мыла голову.

– Давай сегодня желтое платье наденем? – предложила Наташа.

Я кивнула.

– А Гуля – зеленое.

Что хуже: желтое платье или зеленое? Наташа вытянула мне волосы утюгом.

– Была вчера на показе «Mercury»? – спросила Гуля, стараясь не шевелить губами: их красили.

– Нет.

– Зря. Вся Москва была. Журналистов – полным-полно.

Что хуже: когда вся Москва была или когда журналистов полным-полно?

– Реснички приклеем? – спрашивает Наташа.

Телефон. Номер не определен.

– Алло. – Машу рукой, что не нужны мне эти ресницы.

Маньяк.

– Что, ребенок до садика дошел? Падает стул, я выбегаю в коридор, я ору.

– Алло! Алло!

Я набираю домашний номер, не переставая кричать: «Алло!», «Алло!». Антон берет трубку.

– Ты дома? – ору я. – Все нормально?

– Я заболел.

– Что?

– Я заболел.

– Ты не пошел в садик?

– Нет, няня сказала не ходить. Мы как раз собирались тебе звонить.

Сан Саныч говорит, чтобы я успокоилась.

Они усилят охрану.

Пусть ребенок не ходит в сад.

Я никому ничего не должна говорить.

– Он ошибется. Он обязательно ошибется. И тогда мы его возьмем.

Возвращаюсь в гримерку.

– Слушай, отработай без меня, – прошу Гулю.

Конечно, она должна обрадоваться: одно дело – две ведущие, и совсем другое – один.

– Почему это? – Гуля подозрительно разглядывает меня.

– Голова болит. Очень.

– Ты с ума сошла? – подлетела администратор. – Я тебе таблетку куплю! Я тебе целую аптеку куплю! Даже не думай!

– Я ухожу. Извини. Правда, очень плохо себя чувствую.

– Ты не можешь так со мной поступить! – слышу крик вслед. И совсем тихо: – Вот сука!

Попросила маму срочно приехать. Она вошла в дом раздраженная, потому что пришлось отменить гостей.

– Я как прислуга, – возмутилась мама, – по вызову!

Я пожалела, что позвонила ей. Приехал Сан Саныч. Мы встретились у Черновых.

– Звонок был из метро. Из будки. По телефонной карточке.

– Метро?

– Да. «Красные ворота». И даже камеры там есть. Только запись хранится 36 часов. Мы опоздали.

Из кухни, которая отделялась от гостиной открытой аркой, донеслось громыхание падающих кастрюль.

– Мой сынуля проснулся, – сказала Чернова и выразительно посмотрела на свои часы. Золото отлично смотрелось на ее смуглой руке.

Во дворе зажгли фонари.

– Где твои подружки были в это время? – Сан Саныч положил в кофе четвертую ложку сахара.

– Ты не размешиваешь? – поинтересовалась Чернова.

– А при чем тут мои подружки?

– Не знаю, может быть, и при чем. – Он демонстративно позвякивал ложечкой в чашке. – Мне надо перед шефом отчитаться, что дело твое закрыто.

– Да, да, – кивнула Чернова. – Сергей Александрович не очень доволен тем, как развиваются события.

В разговоре с сотрудниками своего мужа Чернова всегда называла его по имени-отчеству.

– Катька пила где-то… – вспоминала я.

– Пила! – подхватил Сан Саныч. – А в каком районе?

– Не знаю.

– Я думаю, надо искать среди девиц. И не обязательно, что они должны быть какими-то неуспешными… Вообще не важно. Она может казаться королевой и при этом так тебе завидовать! А в глаза улыбаться.

– Катя не кажется королевой, – вздохнула я, – а после развода и успешной тоже.

– Вот! – обрадовался Сан Саныч. – Кто был никем, тот станет кем угодно!

– Только не Катя, – вступилась за подругу Чернова.

– Ну, это уже не просто подозрительность, а панофобия – боязнь всего на свете, – мрачно констатировала я.

– И не Марина Сми. Конфеты будете?

– Не ем сладкого, – отказался Сан Саныч.

– Не, не Марина, – согласилась я.

– Девушки, ну вот откуда вы знаете?! Кстати, у нее ребенок есть? Там ведь должен быть ребенок.

– Ты что, думаешь, Катя заставляла свою дочку звонить мне с угрозами? Да я бы ее узнала!

– А Регина? – интересуется Сан Саныч.

– Ну, она, конечно, сумасшедшая, но… – вздыхаю я.

– Но не шизофреничка! – резюмирует Чернова.

Я снова лежала дома перед телевизором и делила своих знакомых на овощи и фрукты.

Вот, например, Регина – чистый фрукт. Да еще экзотический какой-то.

Марина Сми… Тоже фрукт. Какой-нибудь такой, про который думаешь: наверное, овощ. А оказывается, фрукт.

Катя. Овощ.

Я вспомнила Катю и улыбнулась. Нет, какой овощ! Катя – тот еще фрукт!

Меня окружают одни фрукты. О чем это говорит? Никакой я не овощ.

Протяжной испанской песней зазвонил мой телефон.

Алик.

– Я в Канкуне! – кричал Алик. – Потрясающе! Я задержусь тут на пару дней!

– Тебя яхта не дождется!

– Всего пару дней!

– Алик! У тебя ностомания, – вздохнула я.

– Что? – не понял Алик.

– Ностомания. Навязчивое желание возвращения на родину. А еще аэрофобия. Боязнь самолетов.

– Ты никуда не летишь в ближайшее время? – обиделся мой лучший друг.

Людям нужно объяснять, чем они больны?

– Регина?

– Да, моя дорогая. Как ты?

– А как я? – Наверное, в моем голосе было раздражение.

– Мне кажется, ты переработала. В последнее время ты какая-то нервная.

– Нормальная. Какие у нас дела? К Антону приехал доктор.

– Ты имеешь в виду журналистов?

– Ну, да! – раздражаюсь я еще больше.

– Так… Да ты знаешь, какое-то затишье…

– Назначь мне съемку. Я могу завтра.

– Завтра? А у меня ничего нет… Радио вот только. Они уже давно добиваются…

– Я посмотрел Антона, – сказал доктор.

Я встала с дивана, приветливо улыбаясь доктору и договаривая с Региной.

– Интервью нет?

Доктор нетерпеливо улыбается мне.

– Нет, – радуется Регина, – можешь отдыхать!

– Что, совсем ничего нет? – не верю я.

– Ну да… – в трубке шуршание тетрадки, – колонку напиши. Помнишь тему. «Как пережить развод и…

– Помню. Пока.

– Абсолютно здоровый ребенок, – говорит доктор. – А по утрам у детей бывает кашель. Я уже говорил это вашей няне. А она все паникует.

Доктор уехал, столкнувшись в дверях с Ирой. Я помахала рукой маме и Антону. Мама – фрукт.

Еду на Пречистенку, в «Персонал-Бутик» – агентство, которое всегда подбирает мне нянь.

– Что? – пугается хозяйка агентства. У нее улыбка как у кошки. Кошки улыбаются глазами.

– Хочу поменять.

– А что случилось?

– Да она какая-то ни рыба ни мясо, знаешь… овощ прям!

Точно – овощ.

– Подождешь немного? – улыбается хозяйка. Глазами. – А то у меня сейчас фрукт один приедет. Такой фрукт!..

Зашел полный кудрявый мужчина с выражением лица то ли лукавым, то ли детским. Он держал за руку маленького мальчика. Кудрявого, с большими и очень серьезными глазами.

Мы поздоровались. Вежливо.

По одной стали заходить потенциальные няни.

Мужчина листал «Hello!». С моей фотографией на обложке.

Няни рассказывали о себе.

Ребенок задавал им вопросы.

– А вы что на обед готовите? – спрашивал он у очередной соискательницы.

– Да что хочешь… – терялась няня.

– А если я ничего не хочу?

– Ну… – няня смущенно улыбалась, ребенок отрицательно качал головой.

Заходила следующая. Позвонил мой муж.

– Что случилось с Антоном? – спросил он. – Почему он не пошел в садик?

– А ты откуда знаешь? – Я уселась, поджав ноги, в уютное кресло в коридоре. Напротив, почти живой очередью, трепетали няни.

Я приметила одну. В черных туфлях на каблуке. Остальные были в сапогах. Она принесла с собой на собеседование сменную обувь.

– Доктор позвонил! – ответил мой муж.

– Вот знаешь, что у тебя? – спросила я. – У тебя пениафобия. Вот ты всю жизнь боялся потерять деньги и поэтому теперь потерял их!

Надо же, сколько названий я запомнила!

– С чего ты взяла, что я их всю жизнь потерять боялся? – ледяным голосом поинтересовался мой бывший муж.

– Так я же с тобой сколько лет прожила!.. А тебе надо было бояться потерять меня! Ты приоритеты неправильно расставлял!

– А тебе чего надо было бояться? – мрачно поинтересовался он.

– Мне?.. – Я запнулась. – Ничего! Я – в порядке! В абсолютном! Ты понял?

– Я понял. Пока.

Подошла очередь няни на каблуках. Вместе с ней захожу в кабинет.

Отец кудрявого мальчика увлечен статьей в журнале. Видимо, это была идея матери – отправить в агентство ребенка.

– Что вы мне приготовите на ужин? – допрашивает ребенок.

– На ужин? – улыбнулась няня и хитро сощурила глаза. – А это секрет!

– Как секрет? Я хочу знать! – Он даже топнул ногой.

– Вот так, – улыбнулась она заговорщицки. – Секрет! И получишь ты его на ужин только тогда, когда помоешь руки, – она начала загибать пальцы,– три раза обернешься вокруг оси, два раза прокукарекаешь…

Отец поднял глаза от журнала.

– Я не умею кукарекать, – сказал ребенок.

– А ты попробуй!

– Ку-кареку, – тихо произнес он.

– Неплохо.

Я кивнула хозяйке. Она сделала знак, что поняла меня. Я вышла.

Катина нога была все так же подвешена, стриптизер все так же сидел рядом.

– Отлично выглядишь! – воскликнула я.

Стриптизер посмотрел на меня с благодарностью.

Зря я никогда в эти клубы не ходила.

– А ты как? – спросила Катя. Медленно. В больницах останавливается время.

– Так… дома… – в тон ей ответила я.

– Помнишь, как в «Тристане» у Бунюэля? – оживилась Катя. – «Девушка остается порядочной только тогда, когда она сидит дома. Или если у нее сломана нога».

Я улыбнулась. У Кати – дисмарфофобия. Это когда малейший недостаток внешности становится трагедией.

– Да… – Я вздохнула.

– Как твой роман? – спросила моя подруга.

– Какой? – преувеличенно удивилась я.

Катя кивнула и промолчала.

– Чернова утром была. С апельсинами. У нее сынуля влюбился.

– В который раз!

У Черновой – клептомания. Она пепельницы ворует. Хотя вполне может себе позволить их купить.

Я отправила маму домой.

С моим охранником.

До этого они дома посмотрели кино «Мост через что-то там». Антон попросил маму привезти диск, и она привезла.

– А девочка умерла, – сказал мне мой сын с упреком.

– Да? – растерялась я. И посмотрела на маму.

– Потому что не надо одним шастать по лесу! – прокомментировала она.

– Это просто первая серия, – сказала я. – А есть еще и вторая. И там она жива. У них такие приключения! Мы с тобой обязательно посмотрим!

– Такое впечатление, что это я снимаю фильмы, – пробурчала мама под нос и уехала, не попрощавшись.

Из агентства «Персонал-Бутик» позвонили, сказали, что ребенок выбрал мою няню. Со сменной обувью.

– Но вы не волнуйтесь. Как показывает практика, больше месяца она там не продержится.

– Ты умеешь кукарекать? – спросила я у Антона.

– Ку-ка-ре-ку! – завопил мой сын.

– А если бы ты сам себе няню выбирал, ты бы ее о чем спросил?

Он задумался.

– Чем она будет меня кормить. Просто я ем одни макароны, – объяснил Антон.

И закатил истерику из-за того, что не пойдет завтра в сад.

Утром повезла его в сад. С машиной охраны. И еще одной, которая останется там.

Терпеливо ждала, пока мой сын снимал одежду и складывал ее в шкафчик.

– А почему у тебя тут картофелина нарисована?

– Потому что это мой шкаф, – гордо сказал Антон.

– А вот этот, с вишенкой, он пустой?

– Он моего друга Пети Платочкина.

– А другого нет? – спрашиваю я воспитательницу.

– А что вам не нравится? – улыбается она.

– Мне не нравится эта картошка! – почти кричу я.

Мама большеглазой девочки в колготках удивленно оглядывается на меня.

– Давайте посмотрим, какой есть свободный шкафчик, – пугается воспитательница.

– А я хочу с картошкой! – заявляет Антон.

– Вот этот, с ананасом? – Я резко открываю дверцу. Шкаф пуст.

– Пожалуйста! – соглашается воспитательница.

– А я хочу с картошкой! – упрямо повторяет Антон.

Когда он был совсем крохотный, я учила его нянечек: если мальчик очень сильно на чем-то настаивает, нужно ему уступить. У него должна быть нормальная самооценка.

– Перекладывай вещи! – командую я. – Быстро! Ты слышишь, что я тебе сказала? Быстро!

Он почти плачет. Ставит сапоги в пустой ящик.

Я лучезарно всем улыбаюсь. Давно меня не фотографировали.

Звонок. Незнакомый номер. Молчание. Испуганно вешаю трубку.

– Сан Саныч? Опять. Сейчас пошлю тебе номер… Нет, просто молчали.

Он рассказывает о том, что они внедрили в московскую тусовку своих людей. Чтобы послушать, чего говорят. Мало ли…

– Ну, так вот. Хотел предупредить тебя: твоя подружка Гуля на каждом шагу рассказывает, что ты приезжаешь на съемку обдолбанная кокаином настолько, что даже на площадку не можешь выйти.

– У меня же аллергия.

– Шоу-бизнес. Ничего личного.

– Вот сука. Чистый овощ.

Соглашаюсь дать интервью для радио.

– Как вы собираетесь праздновать Новый год?

Мы сидим на Рублевке, в ресторане «Mario». Журналистка держит в руках микрофон. «Love Radio».

– О! – Я довольно улыбаюсь. – Молодой человек, который сейчас за мной ухаживает, пригласил меня на романтический ужин.

– И что это за ужин? – радуется журналистка. – Вы будете вдвоем? Или в компании?

– Мы будем вдвоем! – фантазирую на ходу. Официант заинтересованно слушает. – Подробностей я не знаю. Но он даст мне знак. Я должна увидеть что-то такое, что будет его посланием

– Надо же, как романтично! – ахает журналистка. Ей лет двадцать.

Мне самой понравилось.

– А вы давно встречаетесь? Отвечаю загадочно:

– Не так давно…

– Он – олигарх?

– Что вы спросили? Олигофрен?

– Нет! – она машет руками. – Олигарх?

– Он самый лучший мужчина на свете! Самый красивый, самый сильный и самый умный. И еще, знаете что?

– Что? – Она не сводит с меня зачарованного взгляда.

– Мне никогда с ним не скучно. Вчера он притащил домой крокодила.

– Как? – журналистка ахает вместе с официантом.

– Так… – я небрежно махнула рукой. Сама себе я напоминала попугая Кешу из мультфильма: «Вы не были на Таити?». – Зеленый такой… во-о-от с такими выпученными глазами.

– И что же?

– Да так, ничего… Поиграли с ним и в зоопарк отдали.

– Надо же… – умиляется журналистка.

Официант смотрит с недоверием.

Регина уезжает на Новый год. Со своим. В Юрмалу.

– Юрмала – потрясающее место! – возбужденно говорит она. – Можно я оставлю адрес твоей мамы, чтобы было куда слать пригласилки? А то они за город не доставляют!

– И не надо, чтобы у всех был мой адрес! Пусть маме шлют.

– А телефон… Сейчас уже почти никто не звонит!

Я молчу.

– Но, если что, я тебе дам знать.

– Оставь телефон мне.

– Сама будешь отвечать? Ладно.

Радостный Сан Саныч.

– Засекли номер! Из ресторана звонил. Из «Аиста»! Мы быстро туда, получим словесный портрет! Будь на связи!

Даже не сразу поняла, почему мне так хорошо дома.

Поняла.

Иры нет.

Перерываю огромное количество разнообразных записных книжек в поисках ее телефона.

Не нахожу ни ее телефона, ни телефона моей бывшей домработницы, которая мне ее порекомендовала.

Сан Саныч был озадачен.

– Плохие новости, – сказал он в трубку, – мы получили словесный портрет мужчины, который в «Аисте» просил телефон – позвонить. В общем, это было нетрудно сделать.

– И что? – Даже мои мысли затаились.

– Это довольно известный человек.

– Кто? – прошептала я.

– Ты только не пугайся… но это был твой телеведущий.

– Да ладно! – Я обрадовалась.

– А что веселого-то? – не понял Сан Саныч.

– Да он, наверное, так просто звонил… – я улыбнулась и трубке, и Сан Санычу, – голос мой послушать… Мы же в ссоре.

Сан Саныч молчал. Я ликовала.

– Не думаю, – наконец сказал он.

– А ты думай! Не одни только маньяки крутом!

– Не одни… – вздохнул Сан Саныч грустно, – есть еще шизофреники. В данном случае психологический портрет довольно прост: амбициозный рейтинговый телеведущий вдруг оказывается за бортом, а тут откуда ни возьмись богатая избалованная девица не слезает с первых полос газет.

Приятно.

Может, мне только кажется, что они перестали названивать, эти журналисты?

– Мы присмотрим за ним, – решает Сан Саныч.

Давай. Я представила себе Александра, который тихо обедает в «Аисте», а со всех сторон (из-под стола тоже) на него направлены видеокамеры.

Можно потом продать на «Муз-ТВ» в качестве реалити-шоу.

А если он будет себя хорошо вести, то я ему шепну: «Вас снимает скрытая камера», – и тогда он прикинется сумасшедшим маньяком. Аналогом американского психопата. С бензопилой.

Рейтинг обеспечен! Он же наверняка с тоской вспоминает о былой славе?

Или об этом можно легко забыть?

Смешно, если он будет гоняться с бензопилой за Сан Санычем.

И случайно разрежет пополам девушку с химией.

Что хуже: разрезать ее пополам или на три части?

Я вспоминаю, как сказала «алло», когда он позвонил. И молчал. И слушал мой голос. А я сказала «алло» так… равнодушно, у меня было плохое настроение.

– Алло, – говорю я в трубку эротично, с придыханием.

Это Ира. Она заболела.

– Выздоравливай, – советую я разочарованно.

Даю себе слово: не выйду из дома, пока не напишу колонку.

Или пока мне опять не начнут каждую секунду звонить из журналов.

Пересмотрела все фильмы братьев Коэн, какие только были у меня дома.

Журналисты не звонили.

Вдохновение не посещало.

На третий день начала плакать. Лежала перед телевизором и плакала.

– Пусть бабушка приедет, – попросил Антон, – а то ты со мной не играешь.

– Я работаю, – сказала я. И поуютнее завернулась в плед.

Антон сочувственно кивнул. Я предложила ему самому позвонить бабушке.

– Бабушка сказала, что она не может, – удивился мой сын. – Ей какое-то приглашение пришло, и она собирается.

Звоню маме.

– Такое красивое приглашение! – она радостно возбуждена. – Вечеринка «Playboy»! С фуршетом!

– Ты собираешься на вечеринку «Playboy»? – уточнила я.

Регина же меня предупреждала, что мои пригласилки будут слать маме.

– Да, собираюсь! У меня тут еще полно пригласительных!

– Но ты понимаешь, что там все будут в розовых купальниках, с заячьими хвостиками и ушками? – тактично пытаюсь объяснить маме, что такое «Playboy».

Мама озадачена:

– Так что же мне лучше надеть?

– Не важно, – говорю я и вешаю трубку.

– Я не буду мешать тебе работать, если посмотрю «Лови волну»? – интересуется мой сын, устраиваясь на диване рядом.

– Не знаю. Если будешь – я тебе скажу.

Мама разбудила меня в 12 ночи. Она была счастлива.

– Я хочу сказать тебе спасибо! Мне никогда не было так весело!

И она никогда не говорила мне «спасибо».

– Пожалуйста.

Мне приятно. Я представила свою маму на тусовке.

На всякий случай советую:

– Ты меня спрашивай, а я буду говорить тебе, какие вечеринки хорошие, а какие нет. И ты обязательно ходи на премьеры!

– Да, да! Я уже говорила с папой, он всюду готов меня сопровождать! Так что, моя дорогая, я сегодня абсолютно блистала!

– Ну, клево. – Я действительно рада.

– Ты не обиделась, что я не приехала? Я приеду завтра.

– Ладно. Целую тебя. Спасибо.

– И тебе спасибо.

– Спокойной ночи.

Чтобы почувствовать себя звездой, надо прийти на какой-нибудь не самый главный канал и на не самую рейтинговую передачу.