Чтобы сделать одно одеяло от Dream of Switzerland, нужно собрать пух из 60 гнезд

Эрудит разбудила меня среди ночи.

— Где вы? — кричала она в трубку.

— Дома, — ответила я спросонья, соображая, где я, собственно, должна быть.

— Дома? — настаивала Эрудит.

— В чем дело? — Мне хотелось спать, а не отвечать на дурацкие вопросы.

Тем более что не так часто мне удается поспать. Сегодня я, как рядовой обыватель, легла в постель в двенадцать ночи. Как ни странно, сразу заснула.

Преимущество отключенного телефона Рембо.

— Похитили! — выдохнула в трубку Эрудит.

Очень темно в моей спальне.

— Кого?

— Не знаем.

— Вы что там, с ума сошли?

— Мы сначала за вас испугались.

Может, растолкать Гору в ее комнате? Пусть охраняет, а не спит?

— А свекровь на месте? — забеспокоилась я.

— На месте.

— А свекор?

— Тоже. Слава богу.

— Так кого похитили?! — закричала я, подозревая, что уже не усну.

— Не знаем. — Эрудит явно чувствовала себя виноватой.

— Надеюсь, мне это снится.

— Да вы не волнуйтесь. За домом мы следим, а утром созвонимся и будем решать, что делать.

Я повесила трубку.

Спать уже не хотелось. Хорошо, что Артем в Англии.

Я позвонила Стасу. Он ответил так, как будто дежурил у телефона.

— Привет, — промурлыкала я.

— Привет. А я ждал твоего звонка.

— Вот я и позвонила. Ты всегда жди, ладно?

— Ладно. А ты всегда звони.

— А что бы ты сделал, если бы меня похитили?

— Отбил бы тебя. Освободил. И увез домой.

— Точно?

— Точно.

Мне стало тепло и спокойно.

— Ну, я тебе еще позвоню. Ты жди.

— Я буду.

— Я тебя целую.

— Как?

Я засмеялась.

— Пока, мальчишка.

***

С утра снова была Вероника.

Хочется ей ездить ко мне в такую даль? С Рублевки?

Она поссорилась с Игорем. Я кивнула.

Я ожидала слез, но она смеялась.

Оказывается, история не грустная.

Вероника, зная наверняка, что Игорь за ней следит, устроила ему театр одного актера.

Она зашла в «Soho» и вышла из него вся в новом. Продемонстрировав ему, какая она настоящая женщина. Деньги тратит со вкусом и без сожаления.

Потом она села в машину и поехала в Петровский парк.

Там она долго собирала с земли осенние листья. Потом села на первую попавшуюся скамейку и просидела на ней целых два часа.

— Я чуть с ума не сошла со скуки, — смеялась Вероника.

Потом она театрально всплакнула и не менее театрально выбросила сухие листья. Продемонстрировав, какая она романтическая натура. Но способная на поступки.

Через несколько часов они помирились.

Через несколько часов они поссорились опять.

— Я уйду от тебя! — закричала Вероника.

— Уходи, — улыбнулся ее муж, — я знаю, где тебя искать.

— Где? — очень естественно удивилась Вероника.

— На твоей любимой скамейке. В парке, — ответил Игорь, потупив взгляд.

Вероника хохотала.

— Представляешь, какой идиот!

Я кивнула и налила нам кофе. Davidoff. Банка стильная.

***

Мне позвонила свекровь. Она рыдала.

Я доехала до нее за полчаса, пристроившись на Кутузовском за черным БМВ, мчавшимся с мигалкой по разделительной полосе. Гаишники удивленно смотрели вслед моему «фольксвагену», а я делала вид, что я машина сопровождения: ехала не четко сзади, а чуть-чуть сбоку, словно прикрывая БМВ.

Свекровь оказалась в котельной дома. Я искала ее довольно долго. Среди красных блестящих агрегатов фирмы Buderus, на фоне красных крашеных стен моя свекровь смотрелась очень органично. Она была в золотистом шелковом халате. Уверена, надевая его, она четко знала, где пройдет эта мизансцена.

— Реснички, говоришь? Подружка? — рыдала моя свекровь.

Через какое-то время я поняла, что у моего свекра есть любовник.

Не собачка, не девица — любовник.

— Ты представляешь! — возмущалась она сквозь слезы.

Как будто это могло быть новостью. Как будто ее муж улетел в космос. Или починил утюг.

Мне очень льстило то, что своим зрителем она выбрала именно меня. И немного пугало.

— Я с ним про косметику, про наряды, и все вроде хорошо! Вот, думаю, молодец Никита. Мы правда прям подружки стали, и вдруг это!

— Он сам вам сказал? — осторожно спросила я, не до конца уверенная в границах ее откровения и не зная толком, могу ли я вообще к этим границам подходить.

— Да влетел ко мне в спальню, как сумасшедший! Орал так, что ты бы не поверила!

— Из-за чего?

Котлы периодически вспыхивали и хлюпали.

— Да его кто-то похитил, кому он, на хер, нужен, а он орет, что это я организовала! Ты представляешь?

Я представляла. Что я беспомощная, самоуверенная, глупая и напыщенная. Что я вообразила себе, что на что-то способна. Что из-за меня, возможно, пострадал человек. Что этим человеком могла оказаться я сама. Или мой ребенок. Стало страшно. Захотелось остаться в этой красной котельной навсегда. Просить прощения. У свекрови, у всех остальных.

Просто умереть. И пусть никто никогда не произносит моего имени. Чтобы не было стыдно.

Раствориться в пространстве. Стать невидимой.

Свекровь что-то говорила мне. Ее губы двигались как в замедленной съемке. Потом поплыли куда-то в сторону, словно были маской для Хэллоуина, которую сняли с лица.

Я потеряла сознание.

Когда я открыла глаза, я показалась себе вареной морковкой в красной эмалированной кастрюле. Кружилась голова.

Я попила воды. Интересно, обмороки — это признак возраста? Или просто давление?

— Мы все знаем, — сообщила Мадам, — не представляю, как это произошло. Мы следили за домом, но похищение не коснулось его обитателей.

Я вдруг поняла, что если бы хотели похитить меня, то обязательно похитили бы. Это уже не шутки.

Любовник позвонил свекру на мобильный два часа назад.

— Тебе нужно отдать им миллион, — сказал он хриплым испуганным голосом. И добавил: — А то они меня убьют.

— Где ты? — закричал свекор. — Что произошло?

— Меня все время бьют, они… — Телефон разъединился, в трубке раздались гудки.

Они перезвонили снова минут через двадцать.

— Собирайте деньги. Мы сообщим, когда совершим обмен. — Голос был торопливым и наглым.

— Дайте мне поговорить с ним! Дайте ему трубку! — закричал свекор.

— Нет.

Снова раздались гудки.

— Любимый мой! Маленький мой! Где ты? — шептал свекор, не обращая внимания на свою жену.

Она стояла в дверях, и ее разрывали на части жалость и ненависть. Части были равными.

— Ты знала! — закричал свекор. — Ты знала! И ничего не сделала! Никита, ты же сказала ей?

Я кивнула. Они смотрели на меня. На какое-то время я почувствовала себя персоной VIP в этом доме.

Телефон зазвонил в руках свекра, и он чуть не выронил его от волнения.

— Алле, — прошептал он в трубку, — скажи мне, они в масках? Они в масках?… Мальчик…

По его лицу было ясно, что разговор оборван на том конце телефона.

— У него на глазах повязка, — сообщил он жене, — это хороший знак.

— Значит, они не собираются его убивать, — подтвердила моя свекровь.

— Замолчи! — Свекор вскочил с кресла и забегал по периметру гостиной. — Это я убью тебя! Если это твоих рук дело! Я убью тебя! Ты поняла, старая стерва?!

Они стояли друг перед другом, и он был похож на взбешенного мальчишку, только что пережившего уличную драку, а она… Она тонко улыбнулась одной половинкой рта и, красиво взмахнув рукой, ударила мужа по щеке с таким видом, словно она гранд-дама, которая отхлестала веером зарвавшегося кавалера. Кавалер удивился, но виду не подал.

Мы втроем сидели в гостиной, и каждый думал о своем.

Я — о том, что я во всем виновата.

Свекор — о том, как плохо «его мальчику».

Свекровь — о чем думала свекровь? Интересно, хватило у нее душевных сил на то, чтобы не желать зла любовнику своего мужа в такой ситуации?

— Заявлять нельзя, — сказала свекровь.

— Будем давать деньги, — кивнул свекор. — Только бы с ним ничего не сделали…

Он выглядел таким несчастным. Ничего удивительного не было в том, что жена подошла к нему и прижала к себе его голову. И провела рукой по волосам. Искренне.

«Есть женщины в русских селеньях».

Я вышла на улицу.

Началось настоящее бабье лето. Солнце палило, как на Лазурном Берегу в июле на Монако-Бич.

Я сняла свитер и осталась в одной летней майке.

Захотелось еще снять кроссовки и надеть мои любимые махровые Jimmy Choo на высокой танкетке. Розовые. За $300. Недорого. И поехать в SPA. И чтобы вся эта история была не моей проблемой.

Мои девушки, обученные и подготовленные телохранительницы модного агентства «Никита», выглядели растерянными.

— Мы слишком поздно перевели их разговор, — оправдывалась Мадам, — опоздали буквально на час. Они захватили его, когда он выходил из дома.

— Мы даже не сразу поняли, о ком речь, — сказала Эрудит, глядя на носки своих туфель.

— Вы знаете, где он? — спросила я. — Это сейчас самое главное. Надо его спасти.

— Может, привлечь органы? — предложила Гора. — Ведь у нас ничего нет.

— У нас есть Сайд, а милицию свекор не хочет. Не сводите глаз с Сайда. Если потеряем его — все, — сказала я. — Пока они не получили деньги, ему ничто не угрожает. Надеюсь.

Рома был в командировке. Наверное, он мне звонил, чтобы сказать, что улетает. Когда я не взяла трубку.

Я обняла и поцеловала Роминых родителей.

Они стояли рядом на крыльце, но, наверное, никогда еще не были так далеки друг от друга. «А ведь они мои родственники, — подумала я, — и мы семья». Странная семья, где каждый живет сам по себе. Но я поняла сегодня, что они мне нужны так же, как и я — им. В первый раз я покидала их дом без чувства тайного облегчения.

***

Позвонила Анжела. Как будто бы из другого мира.

В это время я принимала ванну с ароматической солью и курила кальян. Запах вишневого табака перемешивался с благовониями моих любимых индийских палочек, и дым из легких мягко оседал на белой мыльной пене.

Я не смогла зажечь свечи, потому что не нашла спичек. Но все остальное, для того чтобы успокоиться, я сделала.

— Ты нашла изумруды? — тревожно спросила Анжела в трубку.

— Какие изумруды? — Я не сразу сообразила, о чем речь.

Изумруды нужны были для того, чтобы надеть их на «Изумрудную вечеринку» нашей приятельницы Снежанны. Ей исполнялось 32 года.

Снежанна решила стать оригинальной. После того как одна девушка отметила свой день рождения вечеринкой под названием «Розовая пантера», куда все должны были прийти только в розовом, причем мужчины могли ограничиться розовыми носками, но почти все пришли в розовых рубашках, праздновать дни рождения в определенных цветах стало модно. А потом обыденно. Некоторые именинницы стали фантазировать и объявлять свои дни рождения «Вечеринкой в коротких юбках» или «Вечеринкой в стиле Чикаго, 30-е годы», но Снежанна превзошла их всех. К ней на день рождения можно было прийти только в изумрудах.

— Во-первых, все лишние сразу отсеиваются, — объяснила нам Снежанна свое решение, — а во-вторых, моему Пузику не надо будет думать, что мне дарить. Я видела отличные изумруды у Bvlgari. И месяц назад заказала под них платье. В «Soho». Сумасшедшее. За $4000. Бежевое, с открытыми плечами! Все переливается, Маге Jacobs!

— Это не то, что было на Дженнифер Лопес на «Оскаре»? — подозрительно спросила Анжела.

— То. — Снежанна гордо кивнула. — Как вы думаете, хорошо будет с изумрудами? Там вокруг горла черные бисерины. — Снежанну не особенно интересовал ответ. Скорее, произведенное впечатление. — Они обещали успеть ко дню рождения. Если не успеют, я вскроюсь! Кстати, — она обвела нас высокомерным взглядом, — я это рассказала для того, чтобы никому из вас не пришло в голову надеть бежевое платье. Девочки, пожалуйста!

Мы безразлично пожали плечами.

Анжела сощурила глаза. Дурной знак.

У меня был старинный изумрудный браслет, который мне недавно подарила свекровь. С некоторых пор она разлюбила цветные камни.

Предпочитала бриллианты. И избавлялась от остальных, даря их мне по одному изделию на каждый праздник. Я была не против.

— Мне придется ехать к матери, — проговорила Анжела в трубку. — У меня есть изумрудные сережки, но пойти в таких к Снежанне — позор.

— А у Катьки есть? — поинтересовалась я.

— У нее какая-то бижутерия — бусы, по-моему. Она говорит, что ни один ювелир не отличит. Она в Швейцарии покупала: там бабка какая-то заказывала копию своих бус, а вторую копию Катька купила, уж не знаю как.

В моем кальяне закончился уголь.

Я подлила в ванну теплой воды.

Рассказать Анжеле про похищение?

Вот Машке можно было бы рассказать.

— Ты на машине поедешь? — спросила Анжела.

— Нет, такси вызову. Будем выпивать.

— Ну, отлично. Денис принесет «первый».

— А что будем дарить?

— Да у нее все есть! — возмутилась Анжела. — А чего нет, ей Пузик купит.

— Поехали в «Галерею», — предложила я.

— Когда, Никит? Мы ж на день рождения идем! — удивилась Анжела.

— Да в «Галерею», к Данилиной! На Кутузовский!

— Одеял, что ль, ей купим?

— А что? Каждый человек проводит в постели треть своей жизни…

— Где-то я это уже слышала.

Катя тоже подъехала в «Галерею».

На меня произвел впечатление рассказ продавщицы о том, что для того, чтобы сделать одно одеяло от Dream of Switzerland, нужно собрать пух из 60 гнезд. Я ясно это себе представила.

В связи с ограниченным количеством гнезд одеял они делали только 500 штук. В год.

Снежанна могла стать счастливым обладателем двух из них. Плюс подушки.

Подарок на $2500.

Пока я звонила Данилиной, выясняла вопрос по скидкам, Анжела предложила другой вариант. Одеяло с серебряными нитями. Нити защищают от радиоволн.

— А почему ты думаешь, что Снежанну надо защищать от радиоволн? — поинтересовалась Катя.

— Не знаю. — Анжела легкомысленно улыбнулась. — Но мне было бы приятно спать, зная, что меня от чего-то защищают. Хотя бы от радиоволн.

— А это не влияет на потенцию? — забеспокоилась Катя.

— Антона? Может, и влияет, — сказала Анжела, — а вообще нет.

Улыбающаяся продавщица уверила нас в том, что если и влияет, то положительно.

Мы единогласно остановились на этом варианте.

— Кстати, шикарный подарок. — Анжела любовалась нарядно упакованной коробкой. — Я бы не отказалась от такого на день рождения.

— Учтем, — пообещала я.

— А к тебе в чем надо будет приходить? — спросила Катя. — В рубинах? Или в сапфирах?

— Ко мне надо будет прилетать только на личных самолетах, — объявила Анжела, и собственная идея ей очень понравилась. — Кстати, клево!

— Да, только будет очень ограниченный контингент, — вздохнула я.

— А я и сама ограниченный контингент, — отрезала Анжела.

Продавщица мило улыбалась нам вслед.

Сразу после «Галереи» Данилиной Анжела попросила высадить ее в «Soho».

— У меня тут отложено кое-что. Я быстро, — объяснила она.

— Ждем тебя в «Славянке». — Я поцеловала ее в щеку.

Она распахнула стеклянные двери.

— Менеджера! — бросила она от входа так, как только она и умела.

Молоденький юноша застыл с приветливой улыбкой. Такой улыбкой встречают самолеты и принимают ненужные подарки. Продавец.

Профессиональным чутьем угадывая скандал, он стоял молча, пока из глубины зала не подошел директор. Известный всей Москве Саша Бичин. Саша составил гардероб не одному десятку модниц. И разрешил не один десяток конфликтов.

— Моя подруга у вас платье заказала, — Анжела изящно присела на краешек кресла. — Маге Jacobs.

— Да. — Улыбка Саши располагала к разговору.

— Так вот, оно ей не нужно! — Анжела сдула невидимую пылинку с наманикюренного ногтя.

— Как? — Видимо, в подобную ситуацию директор поверить не мог.

— Так. Она купила себе другое. — Анжела лучезарно улыбнулась, — Я приехала, чтобы забрать аванс.

— Вряд ли это возможно!… — задумчиво произнес Саша.

Анжела не обратила внимания на его слова.

— Но по дороге сюда я подумала: а не взять ли это платье себе? — Она взглянула на продавца. Тот снова мысленно представил самолет. — Но только вы мне дадите хорошую скидку!

— Дадим, — послушно кивнул продавец.

— Сколько? — Анжела подозрительно сощурилась.

Продавец отвел взгляд:

— Десять процентов.

— Смешно. — Анжела встала. — Продавайте его сами.

— Пропадет аванс вашей подруги. А мы его и так продадим.

— Ей на аванс наплевать.

— Извините. Больше мы ничего не можем вам предложить.

— Сорок — и я его беру.

Еще минут десять, и Анжела взяла платье с десятипроцентной скидкой.

— Я ведь ваша постоянная клиентка! — сказала Анжела обиженно.

— Поэтому мы вас и любим.

Она вышла из «Soho», разминувшись со Снежанной всего на минуту.

Когда Анжела приехала, мы уже причесались в «Aldo Coppola» и заказывали суши в японском.

Мне позвонила Снежанна.

Она ругалась матом, как пьяный прораб.

В «Soho» ей рассказали, кто забрал ее платье.

Анжела сидела напротив меня и довольно улыбалась.

— Зачем? — спросила я подругу одними губами.

— А ты помнишь, как она во «Фреско» на Дениса вешалась? Пусть думает в следующий раз! — возмутилась Анжела громко. Так громко, чтобы это услышала Снежанна на другом конце провода.

— Я могу дать тебе одну наводку в качестве утешения, — сказала я Снежанне. Та жалостно всхлипнула. — Езжай в Столешников. Там есть Jimmy Choo с нефритами. Зеленовато-голубые. К изумрудам — то, что надо. $2000. У тебя есть скидка?

Мы опоздали часа на полтора. Денис с Антоном уже были там. Как и остальные приглашенные мужчины. А девушки подъезжали до самой ночи. Все собрались только часам к одиннадцати.

Выступал известный певец. Суперзвезда.

40 минут — $8000. Через 40 минут именинница попросила его спеть еще. За дополнительную плату. Певец отказался. Сказал что-то вроде: «Не буду таким доступным. Пусть меня хотят». Его захотели очень. Увеличили цену почти вдвое. Он отказался уже просто из вредности.

Потом пели еще несколько групп, названий которых я не знала, но их песни были шлягерами.

Мы танцевали. И пили виски.

Девушки ревниво разглядывали изумруды друг на друге. Когда кто-то видел что-нибудь особо роскошное, тут же слышался комментарий: «Подделка».

Вспоминали тех, кто не приехал.

— Конечно, Катрин нет. Откуда у нее изумруды?

— Да нет, она просто не в Москве.

— Конечно, улетела, чтобы не опозориться.

Я ела фуа-гра и запивала шампанским Crystal Rose за $600 бутылка. В закупке — $230. Но вряд ли его здесь приобретали оптом.

Мужчины сидели в черных и синих костюмах, разговаривали о делах и медленно напивались.

— Мне надо обойти гостей, — сказала Снежанна после второй бутылки Crystal.

— Уже, мне кажется, и не надо.

Я критически оглядела ее. Кивнула Данилиной. Та расцеловывалась с Юлией Бордовских.

Гостей было человек двести. Всех Снежанна уже обойти не могла. А если бы она выказала свое внимание только половине, то вторая половина обиделась бы.

Но на самом деле я и не была уверена в том, что хотя бы большая часть гостей знала, как зовут именинницу. Потому что девушки у Пузика менялись с обнадеживающей частотой.

По всему пути в туалет выстроилась охрана гостей. Когда я возвращалась, вытирая на всякий случай нос, мне хотелось закричать им: «Пли!» — и чтобы они повыхватывали свои пистолеты и устроили праздничный салют. В Снежаннину честь.

И в мою.

Пузик танцевал на сцене рок-н-ролл. Как ему удается быть таким жизнерадостным, с его-то количеством денег? Думаю, это даже не миллионы.

Я пожалела, что здесь нет Стаса. Как мы целовались в ночном клубе!

— Я влюбилась, — сообщила я Снежанне.

Я снова перешла на виски.

— Здорово. Кто он? — спросила Снежанна, не сводя глаз с Антона.

— Никто. — Я рассмеялась. — Но у него потрясающие губы.

Я люблю класть лед в бокал руками. Пальцам так приятно ощутить прохладу!

— И все? — Снежанна посмотрела на меня с пониманием.

— И еще он совсем мальчишка. Если бы ты видела, как он на меня смотрит!

Снежанна кивнула. Они с Антоном смотрели друг другу прямо в глаза. Антон улыбался своей нахальной улыбкой сытого кота.

— Я влюбилась. — Официант подлил мне виски, и я подошла к Анжеле. В Marc Jacobs она выглядела бесподобно.

— Я тоже, — кивнула моя подруга.

Дениса окружили мужчины, и он лениво рассказывал им что-то про футбол. Удивительно, но глаза его собеседников почти горели. Это любовь к футболу или алкоголь? Наверное, и то и другое вместе.

Денису было привычно находиться в центре внимания, и нельзя сказать, что ему это не нравилось.

Катя оживленно разговаривала с Данилиной.

Я хотела сообщить им, что влюбилась.

Они не давали мне вставить слово.

— Прямо заказывать сны? — восхитилась Катя.

— Да. — Ира просто кивнула. — Над этим мы сейчас и работаем.

— Все-все-все, что хочешь? — не могла поверить Катя.

— Ну, пока то, что Schlossberg предлагает.

— А что они предлагают?

— Объясните мне, — попросила я. Я забыла про Стаса. — Тоже хочу сны заказывать.

— Ирка будет продавать наволочки с рисунком. И то, что нарисовано на них, будет тебе сниться, — объяснила Катя.

— Здорово. — Я удивилась.

— Есть очень красивая коллекция «Сны в Японии», — рассказывала Ира так, как будто речь шла о совершенно обыкновенных вещах, — или «Негреско».

— Это отель в Каннах? — уточнила я.

— Вот! — обрадовалась Катя. — Я бы купила! Пусть мне снится Лазурный Берег! Там всегда так весело! Но я останавливаюсь в «Du Cap».

— Я принесу шампанское, — решила я.

Идти не пришлось.

Официант вырос из-под земли как снеговик-боровик в сказке. Или кто там в сказке из-под земли вырастал?

— Ира, за твой талант! — провозгласила Катя. — И за то, чтобы наволочки со снами достались всем желающим!

— Но у нас приоритет! — уточнила я. — Мы же друзья!

— Спасибо, — сказала Ира. И нам с Катей одновременно захотелось ее поцеловать.

Я закажу себе наволочку с тортом «Наполеон». И как я его ем.

В какой-то момент я поняла, что сижу совсем одна.

Все танцевали, подходили друг к другу, смеялись. Я думала про Стаса.

Я думала про него каждой клеточкой своего тела, каждым завитком своего мозга.

Он сразу ответил на мой звонок.

Он говорил, что не может работать, что все время думает обо мне.

Я хохотала.

Он говорил, что в его жизни это в первый раз.

Я подливала себе виски.

Он говорил, что бешено ревнует меня.

Я строила глазки плечистому охраннику.

Он сказал, что соскучился.

Я уже готова была поехать к нему прямо сейчас.

Сработала давнишняя привычка. Не принимать решений после приема алкоголя. Особенно решений на сексуальную тему. Надо быть леди — лучше лишний раз не дать, чем дать лишний раз.

Мы договорились, что он завтра будет звонить.

Снежаннин день рождения приобрел особый смысл.

Я пошла танцевать. С Пузиком. Мы познакомились, когда одновременно начали отнимать микрофон у «Иванушек Интернешнл».

Снежанна танцевала с Антоном.

***

Головная боль наутро была страшной. А еще говорят, что изумруды обладают лечебными свойствами.

Пенталгин помог, как всегда.

Я позвонила свекрови. Новостей не было. Они не перезванивали.

Поговорила с Мадам. Сайд заболел. Высокая температура, кашель.

— Наверное, что-то готовится, — сказала Мадам. — Он не выходит из своей каморки.

— Не спускайте глаз, — попросила я. — Пожалуйста.

Я лежала, накрывшись одеялом с головой.

Простым одеялом. Которое не могло защитить меня от радиоволн.

Оно показалось мне бесполезным и не мягким.

Старым.

И я сама показалась себе старой тоже.

Рембо не отвечал.

Я не жила. Я просто пережидала время.

Мне должен был звонить Стас.

Главное — не думать о таджиках. И о любовнике свекра. Главное — вообще не думать. Все утрясется само собой.

Как всегда.

И еще все — позавидуют.

И у меня будет молодой любовник. Для этого не обязательно быть гомосексуалистом.

Вот о чем думать приятно.

Нельзя даром растрачивать космическую энергию, как говорил жених моей приятельницы Валентины, когда она начинала фантазировать на тему свадьбы. Надо думать только о хорошем.

Я буду думать о Стасе.

Я закрыла глаза. Теплое солнце бабьего лета грело мои веки.

Я загадала: если он позвонит сейчас, значит, все будет хорошо. Если буду счастлива я — значит, будут счастливы все. И любовник, и свекор — все. Если он позвонит сейчас, значит, кто-то там наверху любит меня и заботится обо мне. А значит, и обо всех, кого я люблю. А может быть, так предначертано свыше и свекор снова влюбится в свою жену? И они будут трогательно носить друг другу пледы и грелки?

А потом умрут в один день?

Я бы сама хотела так провести старость. Я попыталась представить Стаса состарившимся. Ничего не получилось. Перед глазами была только его улыбка. И его губы.

Я думала о нем, и мне хотелось петь. Громко.

И даже не притворяться, что у меня есть слух.

Хотя это не была любовь.

Я помню, как это бывало, когда я влюблялась.

Мне хотелось, чтобы объект моей любви сходил по мне с ума. Чтобы он думал обо мне каждую секунду, и чтобы не было для него ничего важнее, чем мои капризы. Чтобы он замирал, глядя на меня. Чтобы он скупал весь цветочный рынок и весь цветочный рынок, как прессованная ветчина, умещался в моей машине. Чтобы я просыпалась оттого, что слышала его голос в телефоне, и засыпала, слыша его голос в своем сердце.

Ничего этого мне не нужно было от Стаса.

Удивительно, но я просто хотела оказаться с ним в одной постели. И чтобы мы никуда не спешили. И чтобы занавески были такими плотными, что ночь могла длиться бесконечно. Когда я думала об этом, мое тело покрывалось мурашками и кружилась голова. Я была десять, нет, уже одиннадцать лет замужем и родила ребенка. Ничего подобного со мной раньше не происходило. Как же я жила?

Я хотела заниматься с ним любовью, и желание было таким огромным, что сердце в бешеном ритме стучалось прямо об кожу. Я хотела быть с ним, и мне было абсолютно все равно, что будет потом.

Наверное, так влюбляются мужчины. Своим телом. И если бы кто-то сказал мне, что в этом меньше романтики, чем в сентиментальных мечтаниях о свадебном платье, я бы сочувственно рассмеялась в лицо.

Наверное, это называется «страсть».

Я думала о нем, и мне хотелось выть.

Уверена, именно так чувствуют себя животные в брачный период.

Я вспомнила пса, который у меня был, вспомнила, как он сломя голову бегал за течными суками, и мне стало его жалко. Потому что не каждый раз ему удавалось догнать какую-нибудь из них.

Наверное, существует между людьми связь на уровне какого-нибудь астрала.

Стас позвонил тогда, когда за этот звонок я готова была отдать всю оставшуюся жизнь. Всю, кроме наступающей ночи.

— Что делаешь? — спросил он, словно мы прожили вместе сто лет и он мог предвидеть любой вариант ответа.

Поэтому я не сказала то, о чем думала: «Схожу с ума, потому что хочу тебя».

— Так, ничего. Телевизор смотрю.

— Какие планы?

«Обычные. Хочу переспать с тобой. Даже если потом ты меня бросишь».

— Не знаю. В принципе, есть хочу.

— Так, может, поужинаем?

«А вдруг он импотент? Или эгоист? Или…»

— Давай.

— На «Веранде»?

«Надену чулки. Нет, тепло. Пошло. Не надену ничего».

— Давай.

— Через час?

Я повесила трубку. Забыла попрощаться. Он понял, что я согласна? Может, перезвонить?

Я сняла с вешалки свое любимое платье. Сиреневые и желтые цветы на белом фоне. Luca Luca.

Он онемеет, когда увидит меня в нем. Он перезвонил сам.

— Так я не понял, через час?

— Ну, давай через час.

***

Я позвонила Рембо из машины. Отключен. Ну и ладно. У меня другой наркотик — гормональный. Любовь.

Я зашла на «Веранду», улыбаясь еще от входа.

Стас уже ждал меня.

Официанты с интересом разглядывали его.

С кем это я? И кто он такой?

Мы долго выбирали вино. Потому что все время начинали говорить о чем-то другом.

Наконец заказали первое попавшееся.

По-моему, Willa Antinori.

Интересно, у него хватит денег, чтобы оплатить счет?

Я заказала кальян. Какую-то еду.

С моего лица не сходила дурацкая улыбка.

С его щек не пропадали ямочки.

Мне казалось, что все на нас смотрят и все все понимают.

Мы трогали друг друга глазами.

Я ощущала его почти физически.

Он болтал какую-то ерунду. Рассуждал про сигары. Мне было смешно.

Мы оба не притронулись к еде.

Выпили бутылку Willa Antinori.

На следующий день я не смогла вспомнить, о чем мы говорили.

Но мы все время о чем-то говорили.

Иногда я останавливала себя, чтобы дать возможность говорить ему.

Кальян закончился.

Еду унесли.

Расстаться было невозможно.

— Что будем делать? — несмело спросил он.

Я пожала плечами. Посмотрела на него из-под ресниц. Ответ на свой вопрос он должен был прочитать у меня в глазах.

— Может, заедем ко мне? — спросил он. Ямочки исчезли.

Я кивнула. Хорошо, что не пришлось предлагать самой.

Он жил на Кутузовском. Это близко.

Я давно не была в таких грязных подъездах.

Он взял меня за руку. Как в школе. Как маленькую.

Я и сама жила когда-то в таком же подъезде.

***

В лифте мы не отрываясь смотрели друг на друга. Мои губы хотели его губ, и каждый кусочек кожи моего тела хотел его тела. Мы смотрели друг на друга и тонули в глазах друг друга. Он был так близок, что кружилась голова.

Мы были как несчастные, замученные жаждой люди, которым дали кипяток. И они дули на него. Они не пили, обжигаясь. Они держали его в руках, и от этого их жажда становилась еще мучительней. Но они медленно дули на кипяток, предчувствуя наслаждение и наслаждаясь этим предчувствием. Какой бы вода ни оказалась на вкус, это будет вкус удовлетворения.

Лифт открылся. Я смеялась, пока Стас открывал дверь. Он долго не мог попасть ключом в замочную скважину. Он приложил палец к моим губам. Дверь открылась. Свет был или нет? Я не помню.

Одежда — это не то, что нужно в такую ночь.

Жадные губы, нежные пальцы. И совсем иногда — слова, их не понимаешь, потому что они вообще ничего не значат. Но в то же время они значат так много!

У каждой ночи есть имя.

Эту ночь звали Страсть.

Капельки пота на висках и бездна, в которую погружаешься вместе. Держась за руки так, что ногти впиваются в кожу. И нежность. Всепоглощающая, бездонная, в которой растворяешься настолько, что не чувствуешь своего тела. Но что может быть важнее своего тела в такую ночь?

Только его тело.

Мы лежали не просто обнявшись. Мы лежали так, как живут сиамские близнецы — просто не представляя себе, что может быть по-другому.

Вкус его тела был на моих губах.

Его запах впитала моя кожа.

Секс — это как объяснение в любви: всегда приятно. Почти всегда — по-разному. Зависит от темперамента. Можно ограничиться тремя словами, можно сложить поэму. Причем три слова от любимого человека заменяют поэму.

— Выходи за меня замуж, — сказал Стас.

— Конечно, — кивнула я.

Мы как будто следовали сценарию. Идеальному сценарию идеальной ночи.

— Я люблю тебя, — сказал Стас.

Или мне это приснилось? Потому что, когда он сказал это, я уже спала.

У него был большой коричневый холодильник. Абсолютно пустой. Только квашеная капуста.

Стас спал. Я хотела есть.

Я села на пол, обхватив банку ногами. Я с удовольствием доставала пальцами капустные листья.

Сколько лет прошло с тех пор, как мы устраивали такие пикники с Ромой?

Мы провели с ним тогда вдвоем трое суток.

Не выходя из дома.

Мы съели все, что хранилось в его шкафах.

Я варила макароны, и мы кормили ими друг друга, прямо из кастрюльки, руками. Мы облизывали друг другу пальцы и губы. Мы жадно разрывали одну макаронинку зубами с двух сторон.

Мы не одевались три дня.

Не проходило десяти минут, чтобы мы не целовались.

Мы обнимались каждую минуту.

Мы смеялись над какой-то ерундой и еще несколько лет находили эту ерунду смешной.

Мы придумывали друг другу прозвища.

Мы объяснялись друг другу в любви своим телом. Как давно это было!

Я смотрела на спящего Стаса. Он улыбался во сне.

Я хотела домой.

Я собрала свои вещи с пола и оделась в ванной.

Убрала капусту на место.

Вышла из квартиры, тихонько хлопнув дверью. Я чувствовала себя героиней французского романа.

Романа, который закончился, не успев начаться.

Без чулок было холодно. Бабье лето длилось два дня.