14

Бараны. Вот бараны.

И я сам баран.

Не хотел же я этой операции! Нормальный у меня был нос…

– Ну и что ты сделал? – я кивнул Паше на свое отражение в зеркале.

Он невозмутимо рассматривал мой профиль. Таких профилей из его операционной в день по десятку выходит.

– Нормальный нос тебе сделал. По крайней мере, теперь дышать будешь ноздрями. Да и эстетически…

– Эстетически?! Да я на Майка Тайсона стал похож!

– Ну ты же не говорил мне, что не хочешь быть на него похожим!

Через какое-то время я, наверное, привык к своему новому носу. Уезжая, я даже пожал Паше руку.

– Еще спасибо скажешь, – пообещал Паша. – У меня ваших знаешь сколько побывало? Перед каждыми выборами то носы себе обрезают, то уши прилепляют.

– Грудь силиконовую не делают?

– Нет. А вот липосакцию частенько. Но тебе не надо, ты у нас и так…

На заднем сиденье своего новенького BMW-750 я рассматривал свой нос в зеркало.

В общем, ничего. Избирателям понравится. Особенно избирательницам.

И дышу нормально. И может, храпеть перестану.

Позвонил секретарше.

– Найди мне кого-нибудь, кто сценической речью занимается. Лучшего. Срочно. Чтоб завтра уже у меня был.

Заехал в офис.

Брежнев размахивал газетой и истерично орал, что мы его не уважаем.

Желтая пресса.

Написали, что нам от Брежнева только имя нужно. Что он заводной болванчик, а не лидер партии. Что он повторяет все, что я ему скажу.

Вызвал начальника пресс-службы.

– Ты что себе позволяешь? Ты какое имя позоришь? А?

– Ну это ведь желтая пресса…

Он лысый, и в тридцать с небольшим у него уже огромный живот.

– Недопустимо! Перед выборами! С желтой прессой надо дружить! Можно сливать им информацию о наших конкурентах! Или еще о ком-нибудь! Чья это работа, в конце концов?

– Мы им будем информацию сливать, они нами попользуются пару месяцев, а потом нас на первой полосе разместят – как неофициальный источник.

Я заметил: все лысые – упрямые.

– Через пару месяцев уже не посмеют!

Я орал на него, наблюдая, как на лысине выступают капельки пота.

– Ладно. Я все сделаю.

Никто не замечает мой новый нос. Или делают вид.

Вызвал Лену.

Ей девятнадцать. Отличная фигура. И папа тоже ничего себе.

Лена – руководитель нашего предвыборного штаба.

– Я отвезла директору школы две тысячи долларов, то есть уже в понедельник учителя получат дотации. Трех человек мы отправляем на учебу. Там очень позитивное отношение, они гарантируют дополнительные голоса.

Лена многообещающе улыбается. У меня правило – на работе романов не заводить.

– Отлично. А компьютеры?

– Купили.

Агитатор получает триста долларов плюс десятку за каждую подпись. Ощутимая прибавка к зарплате учителей. Мы оказываем им финансовую поддержку, они из благодарности становятся агитаторами, и мы еще за это платим.

Как и всем.

– Лен, ты помнишь про послезавтра? Что будем делать?

Послезавтра День разгрома советскими войсками немецко-фашистских войск в Сталинградской битве.

– Я подумаю.

Я тоже подумаю. Бывают ведь в правилах исключения. К тому же про роман никто не говорит. Так, короткая интрижка… Повышение по службе… Все довольны.

Вернулся Брежнев. Он успокоился.

Я ему полчаса рассказывал про то, как мы его ценим. Или даже час.

Ярослав Брежнев – внук того самого Брежнева. Его бабушка была фронтовой женой будущего генсека. Неофициальной женой, по неофициальным источникам.

Ярослав учился в обычной школе, потом в художественном вузе. Писал ностальгические картины в духе соцреализма и не помышлял о политике. Пока мы случайно не встретились на одной государственной даче, куда небезызвестный Петя привез восемнадцать стриптизерш из небезызвестного клуба.

Когда закончилось виски, родилась новая партия. Прокоммунистическая. Которая должна была объединить всех, кто помнил золотые годы социализма.

Предполагалось к тому же отделить церковь от государства, что автоматически привлекало к нам мусульман и – если повезет – даже евреев.

Идеологом и лидером был единогласно выбран свободный художник Ярослав Брежнев.

В моем банке мы собрались хранить «золото партии». В том, что оно появится, я не сомневался.

Я дал семьдесят тысяч на организационные расходы. Ярослав снял офис в ЦМТ, завел секретаршу и купил факс.

Стены офиса, естественно, украшали самые патриотичные полотна Ярослава.

Первый съезд партии было решено провести в Тунисе.

Я занялся организацией. Заказали чартер на триста человек. Мои друзья, девушки в большом количестве, артисты, певцы, бизнесмены из тех, кто не пропустит хорошую тусовку, и Вип Випычи, человек пять, ради которых и было все организовано. Они должны были взять на себя финансирование партии.

Программа была обширной. Включала даже конкурс красоты «Корона России».

Всех сразу предупредили: «Будет хлопотно, но денег заработаете. Главное – никого не арестовывать и ни на что не обращать внимания. Просто выставлять счета».

Тунисская полиция, по предварительному согласованию, была заменена на российских секьюрити.

На дискотеках запретили иностранные песни. Только русские. Иногда – русские народные.

Немцы, которых в гостинице оказалось очень много, первые два дня возмущались. Охрана сочувственно разводила руками.

На третий день немцы уже радостно плавали в бассейне с нашими стриптизершами и шотландским виски.

И горланили русские песни.

На четвертый день, если бы им предложили вступить в партию, они бы сделали это не задумываясь. И считали бы это лучшим, что было в их серенькой жизни.

Членами партии стали все триста человек с нашего борта.

Воздержавшихся не оказалось.

Все бизнесмены внесли в дело партии свои денежные вклады. Справедливо рассудив, что те же деньги они бы отдали за унылый отдых с семьей на Лазурном берегу. Ну, или почти те же. Плюс перспективы политического лоббирования.

Все пять випов по приезде в Москву перевели деньги на счета моего банка. Именно столько, на сколько я и рассчитывал.

Никто не замечает мой новый нос. Или делают вид? Позвонила Лада.

– Дорогой, ты когда будешь дома?

– Дорогая, я неделю в больнице торчал. У меня дел – куча.

– Я тогда с девочками поужинаю пойду. Ты не поздно?

– Не знаю.

– Можно нормально домой прийти? Тебя и так неделю не было!

– Дорогая, ты могла приехать ко мне в больницу.

– Но если я только вчера из Рима прилетела, какой смысл был ехать к тебе в больницу?

– Никакого.

– Дорогой, так ты не поздно?

– Поздно, дорогая.

Швырнула трубку.

Я представил, как она кусает нижнюю губу. Это у нее первый признак бешенства. Второй признак – громкий хохот. Через тридцать минут – футбол. Надо успеть домой к началу. Снова звонит Лада.

– Дорогой, ты помнишь, что у нас скоро пятнадцатилетие совместной жизни?

Решила поднять себе настроение.

– Конечно, дорогая.

– Я волнуюсь, почему ты не спрашиваешь меня, что я хочу в подарок?

– Что ты хочешь, дорогая?

– Сережки. Забыл?

– Помню.

– И норковые чехлы в машину.

– У меня вторая линия. Перезвоню.

Кто придумал эти идиотские праздники! Ночью будут показывать теннис. Прямая трансляция из Америки.

Лада пришла домой в четыре утра. Только что закончился теннис.

– Дорогой, ты уже дома?

Выпила она прилично.

– У меня тако-о-ой диск! Из «Зимы».

Вставила диск в CD-ченджер. Начала танцевать. Сексуально.

И стриптиз у нее неплохо получается. Вообще, даже спустя пятнадцать лет совместной жизни у нее все получается неплохо.

Главное, чтобы она на ногах удержалась. А то рухнет на пол…

Я отнес ее в спальню на руках, потому что сама бы она не дошла.

 

15

Специалист по сценической речи оказалась молоденькой девушкой. Аспиранткой.

Очень трогательная. Смущалась и краснела.

Чем-то напомнила Ладу пятнадцать лет назад. 

Даша. 

Так забавно умничает. Хочет казаться взрослой. Еще боится кокетничать.

– Какие у нас сроки? – спросила она строго.

– Сроки?

У меня никогда не было девушки-гинеколога. А также вагоновожатой и космонавтки.

Даша смотрела на меня блестящими глазами.

– Вообще, месяц. Но я бы предпочел две недели.

Сказать, что с Дашей я бы управился и за пару дней, было бы слишком большим цинизмом.

Позвонила мама. Узнать, стоит ли добавлять карри в спагетти с морепродуктами.

– В сливочном соусе? – уточнил я.

– Ну конечно.

– Добавь немного. И паприки.

Одно время я увлекался кулинарией. Тогда все пытались быть рестораторами.

– Спасибо, дорогой. Как твой нос?

– Отлично.

Кто ей сказал? Лада? Или выведала у секретарши?

– Зачем тебе нужна была эта операция?

– Мам, я сейчас занят.

– Ты бы хоть позвонил сначала, посоветовался. Вон у Тани со второго этажа подруга нос переделала – и знаешь что теперь?

– Что? – Лучше все быстрее выслушать и закрыть эту тему.

– Идет на повторную операцию. Так ей сделали плохо, а она все равно к тому же доктору идет. А тебе кто доктора посоветовал?

– Лада.

– Так это была ее идея? Ей что, нос твой разонравился?

– Мам, у меня совещание. Я опаздываю. Перезвоню.

– Ладно, я сейчас Ладу наберу.

– Она еще спит, мам. Целую. Ты себя хорошо чувствуешь?

– Ну, так… нормально. Как я себя должна чувствовать в моем возрасте?

Долго подбирал галстук под новый костюм. Три раза поменял рубашку. Третью рубашку швырнул на пол. Неужели трудно развесить костюмы сразу с рубашками и галстуками?

Проснулась Лада. По пути за минеральной водой стянула с вешалки галстук. Дала мне. Я его даже не мерил до этого.

Неплохо смотрится.

В гостиной обнаружил Дашу. Совсем забыл!

– Доброе утро.

Придется взять ее в офис.

– Доброе утро, – говорит она отчетливо и с выражением. Как будто сейчас в эфире про погоду начнет рассказывать. – Язык должен быть более упругим…

Я посмотрел на нее внимательней. Хорошая грудь.

– …Звук «д» образуется под напором воздуха. Доброе утро.

– Доброе утро, – повторил я. Почему она носит такие широкие свитера?

– Хорошо. Добыл бобов бобыль.

– Добыл кто? Чего?

Бедная девочка, от растерянности она даже покраснела.

Сколько лет прошло с тех пор, как перестала краснеть Лада?

– Бобов бобыль.

– Я понял.

Одета бедненько, но явно старательно готовилась к встрече. Может, дать ей аванс?

Я повторял за ней дурацкие слова и звуки. Неизвестно, кто из нас старался больше. Столько времени уходит на этот бред!

Когда звонил мой телефон, она смешно отворачивалась. Как будто не слушала.

– Пентхаус сколько метров? – Сколько ей лет? Двадцать? Двадцать три? – Да он мне больше должен! Ну, не знаю. Ты считаешь, что другого варианта вернуть деньги нет?

Пентхаус на Остоженке. Ладно, разберемся.

– Окей. Соглашайся.

Ей понравилась моя акула. Моя ленивая сытая тварь. Если ее не кормить два дня, то на третий она сожрет рыбок. Так мой помощник сказал.

Я кормлю ее на убой. Я хочу, чтобы она сожрала их не от голода, а по зову природы. Я подал Даше пальто. Она смутилась. Похоже, в ней нет ни грамма силикона.

Приехал на радио. В прямом эфире давал предвыборные обещания.

Ведущая – симпатичная девушка в черных наушниках.

Сексуально улыбалась мне из-за огромного микрофона. Когда она открывала рот, я боялся, что она его проглотит.

– Поздравляю! Слушатели были очень активны. Это говорит о вашей растущей популярности.

Она проводила меня до двери, а мне все мерещился микрофон у ее лица.

Я достал визитную карточку. Из специального кармана пиджака. Удобный все-таки дизайн – Paul Smith.

Дописал мобильный.

– Всегда буду рад вашему приглашению. Звоните мне просто так, по-товарищески.

– Спасибо. Обязательно позвоню.

Микрофон можешь не брать.

Позвонил секретарше.

– Выясни значение слова «бобыль». Это который всю жизнь одиноким ходит? Или что?

Надо было Дашу взять с собой на радио. Чтобы она прокомментировала мои ошибки. Но вроде я нормально говорил.

Я заехал в офис, и мы отправились к Мишане. Купил у него отличный набор клюшек для гольфа с дарственной надписью.

В ресторане уже все собрались. Силиконовая долина.

Лады нет. Она ненавидит Олега. У них это взаимно.

Однажды он напился и наговорил ей лишнего. Хотя начала она.

Наутро позвонил, извинился.

Лада не разговаривала со мной неделю, потому что считала, что я должен был дать ему по морде.

Я мог не брать Дашу. Она сразу села к девушкам.

Я улыбался, чтобы скрыть раздражение. Конечно, я не планировал провести полноценное занятие, но хоть что-то успеть все-таки можно было.

Я бы даже доплачивал. За работу «в нестандартных условиях».

Плохая была идея.

Хотя после бутылки виски я бы вряд ли выговорил хоть одно слово из ее репертуара.

Димка, как всегда, жаловался на любовницу. Она хочет в высшую лигу. Говорит, что ей уже тридцать и пора определиться. Но жене Димки – сорок, и она уже давно определилась.

– Она семью бросила из-за меня. Можно понять, – вздыхал Димка уже третий год. Не без некоторого тщеславия.

Мы решили, что ей надо купить квартиру. Она займется ремонтом, потом мебелью и на какое-то время успокоится.

Недвижимость в центре Москвы очень способствует определенности в отношениях.

Саня рассказал, как познакомился с какой-то мисс мира. В «Метрополе». Клюнула на его собачку. Эта мисс мира будет в Москве пять дней и все пять дней обещала провести с ним. Саня уверял, что упирался губами миссмире прямо в декольтированную грудь.

Мы не верили.

В Сане росту 168 сантиметров.

Может, эта девушка была мисс мира году в шестьдесят восьмом?

Позвонил Ладе. Она сказала, что спит, и бросила трубку.

Лег в кабинете. Перед этим выпил энтерос-гель. Чтобы не мучиться похмельем.

Разбудила меня Лада.

– У тебя педикюр. Ты вставать собираешься?

– Собираюсь.

Энтерос-гель не помог. Буду болеть весь день. Еще один потерянный день.

– Она тебя ждать не будет. Я заканчиваю через пять минут. Мне уже ногти красят, давай вставай.

Нашу домработницу зовут Зита. Она меня боится. Потому что Лада ее мной пугает. Когда она делает что-нибудь не так, Лада хватается за голову и говорит: «Боже мой, что скажет Влад?!» И в ужасе закатывает глаза. Домработницу начинает трясти, и она обещает, что к моему приходу все будет отлично.

Как только я зашел на кухню, от Зиты осталось только колебание воздуха. И то незначительное.

Овсяная каша, кофе, сыр. Все, как обычно, сервировано на столе.

Я выпил большой стакан колы, засыпав его льдом доверху.

Педикюрша молчала.

Говоря обо мне с педикюршей, Лада называла меня Владимир Викторович.

Это приводило педикюршу в трепет.

Я растопыривал на ногах пальцы.

Я надел серый костюм с розовой рубашкой и сиреневым галстуком.

Посмотрел, нет ли в холодильнике пива. Нет.

– Ты что, собрался в этом галстуке идти? С этой рубашкой? – Лада стояла в дверях и смотрела на меня так, словно я нарядился в ее любимое платье.

– Иди поспи, дорогая, – посоветовал я жене.

– Поменяй галстук, дорогой.

– Мне нравится так, дорогая.

– Ты похож на гомосексуалиста.

– Можно оставить меня в покое?

– А можно поздравить меня с тем, что я уже пятнадцать лет выбираю тебе галстуки?

Точно. Сегодня – юбилей.

– Дорогая, я собираюсь поздравить тебя вечером.

– Поздравь себя.

Она направилась в спальню.

– Между прочим, это и мой праздник тоже! – Каждое громкое слово болезненно отдавалось в моей голове.

– Это только твой праздник! – крикнула Лада из спальни.

Через минуту она снова появилась на кухне. Разъяренно бросила в меня небольшую, красиво упакованную коробку.

Идиот, почему я женился именно в этот день? Не мог подождать еще недельку.

– Дорогая!… – Я разорвал бумагу и обнаружил внутри скелетоны. Отличные. Omega Speedmaster. Тахометр, хронограф, платиновый корпус, сапфировое стекло. У моей жены хороший вкус.

Она закрылась в спальне.

Я сделал несколько попыток помириться, но они не увенчались успехом.

Снял галстук, потому что с этой рубашкой и без галстука хорошо.

Отругал секретаршу за то, что она не напомнила мне утром, что у нас – юбилей.

Надо ее менять. Она и кофе делает отвратительный.

Приехала Даша и стала заставлять меня говорить: «ТАДИТА-ТАДИТЯ». Такое и в нормальном состоянии не выговоришь.

Без пива сегодня не обойтись.

Позвонил в салон. Сказали, что мой новый «мерседес» еще не пришел. Я его месяц назад заказал! Бардак!

Потом позвонил мой помощник, сказал, что подарок жене готов. По два карата в каждое ухо и норковые чехлы. Она, правда, еще диски просила. С камнями. Обойдется.

– Упакуй и отправь. И цветы не забудь.

Подарю ей диски на Восьмое марта. Рыжая прислала sms. Соскучилась.

– ТАДИТА-ТАДИТЯ.

Отменю совещание. В таком состоянии это самое правильное решение.

Послал Рыжей sms, назначил встречу в «Паласе».

Даша расстроилась, что мало позанимались. Пообещал ей дозаниматься по дороге. В машине.

По-моему, она меня хочет.

Предложил ей поесть в ресторане, пока сам буду в номере с Рыжей.

Зря отказалась. Наверняка какую-нибудь ерунду ест целыми днями.

Худенькая такая. Пусть бы поела.

Лада тоже такой была. Хотя за один день съедала столько, сколько среднестатистическая индийская семья из семнадцати человек за две недели.

С Рыжей столкнулись у входа. Набросилась на меня уже в лифте.

Лада рассказывала про нее, что она не может ходить на массаж. Возбуждается, и каждый массаж заканчивается сексом. Я спрашивал Рыжую, не пробовала ли она ходить к женщинам-массажисткам. Не пробовала.

Я достал из мини-бара пиво.

– Тебе понравилось? – шепнула она мне в ухо.

– Очень, – ответил я, делая животворный глоток.

– Поужинаем? – Она умудрялась разговаривать, не прерывая поцелуя.

– Не могу. Вызвали в Белый дом.

Водитель забрал Дашу, и мы поехали ко мне домой на вечеринку.

Подарок уже наверняка доставили, и Лада ходит счастливая и довольная.

И человек тридцать наших друзей собрались похвалить нас за то, что мы прожили вместе пятнадцать лет.

Сами бы они ни за что так не смогли.

Непонятно, зачем я тащу с собой Дашу.

Мы пили виски и курили сигары в кабинете.

Саня рассказывал про мисс мира. Он сегодня с ней обедал. Мисс мира не успела закончить десерт, как ей позвонили на мобильный, и она тут же попрощалась. Поцеловала его в щечку. Для этого ей пришлось наклониться.

Саня был зол. Обзывал ее дурой. Грозился, что она сама приползет на коленях. Наверное, для того, чтобы стать одного с ним роста.

Потом он позвонил ей и пригласил в клуб. Она сказала, что занята.

Он позвонил какой-то другой девушке и уехал в «Зиму».

Костя, мой бывший партнер, рассказал, что вчера так напился, что снял в ресторане какую-то девку, привез домой. А когда проснулся и увидел ее, то притворялся спящим еще часа полтора, надеясь к ней привыкнуть.

Или что она уйдет.

– Брюнетка, с пробегом. Лет сорок. Такая уродина, мне аж перед охраной стыдно стало.

Обсудили вчерашний футбольный матч.

– А кому там играть? – возмущался Димка. – Они только деньги получать умеют.

– А комментатор? – я открыл новую коробку сигар. Мне их присылали вместе с вином. Chateau Muton Rothshild 1997 года по цене лимонада. Диппочтой. Без этикеток.

– Комментатор – баран, – согласился Димка.

– И с таким позорным счетом… – вздохнул Олег.

– Может, на выходных в футбол поиграем? – предложил Костя.

Договорились на субботу.

Вспоминали съезд в Тунисе. Как мы там проводили конкурс красоты «Корона России».

Я, естественно, был в жюри. Саня со своей собачкой – тоже.

Надо было выбрать победительницу.

Длинноногие красавицы со всей России ходили по сцене и мечтали о главном призе. Это была длинная норковая шуба. Сначала хотели соболиную, но потом решили, что норковой достаточно.

Конкурс снимало телевидение, и никто не задумывался, почему «Корона России» вручается в Тунисе. И что общего у Туниса с норковой шубой.

Я ткнул пальцем в маленькую несимпатичную номинантку.

– Она будет «Короной».

– Влад, ты что? – возмутился Саня. – Она же уродина!

– Ну и что, что уродина?

– Влад, нас замучают журналисты! – резонно возразил Димка. – Будут спрашивать, почему она?

– Ну и хорошо. Пусть спрашивают. Нам ведь что нужно? Чтобы об этом говорили. Так?

Решение было принято. На следующий день должен был состояться финал.

Ночью в дискотеке, когда все зажигательно танцевали под песни Гриши Лепса, ко мне подошел один из адептов нашей партии. Он размахивал стаканом с коктейлем и лез целоваться. И что-то пытался рассказать мне на ухо.

Выяснилось, что он самостоятельно, ни с кем не советуясь, договорился с мэром одного городка, что в конкурсе победит его любовница. Рассудив, что девушка она красивая и нам, конечно, не будет никакого дела до того, кто этот конкурс выиграет.

У Димки тут же оказались интересы в этом городке. Какие-то проблемы с заводом.

Мы позвонили мэру. Было четыре часа утра. Финал был назначен на двенадцать. В двенадцать двадцать его любовница получила «Корону России». Плюс норковую шубу в пол.

А мы приобрели приятеля в лице мэра одного небольшого города.

– Сильно мы тогда погуляли, – вздохнул Димка.

– Может, еще один съезд? – Олег отрезал каттером кончик Cohiba. – В Куршевеле? А то чего-то скучно.

В дверях кабинета появилась Даша, улыбнулась и убежала.

– Нет. Вот получим десять процентов на выборах, я вам такую тусовку организую!

Разошлись часа в три.

Лада сидела у меня на коленях и восхищалась сережками.

Денег за Ладины бриллианты мне жалко только в тот момент, когда я достаю купюры из портмоне и протягиваю их продавцу.

Покупать украшения для жены – все равно что ходить к стоматологу: не хочется, но надо. А потом даже приятно: знакомые хвалят и восторгаются.

– Ларчик сказала, что она только у Анечки такие видела.

Я кивнул.

– Ты в Mercury покупал? Тебе скидку дали?

Не идиот же я покупать Graff без скидки. Мне их вообще из Нью-Йорка привезли.

– Пойдем спать? – Лада была на редкость трезвой.

– Ты имеешь в виду спать? – уточнил я.

– Я имею в виду «пойдем», дорогой.

Мы объяснились друг другу в любви.

– Представляешь, пятнадцать лет! Какая я была, ты помнишь?

– Помню. Такая же, как сейчас.

Мы валялись в постели и допивали бутылку Chateau Muton.

– А ты ходил каждый день в одном и том же пиджаке!

– Не придумывай. Я тогда очень модно одевался.

– Ну конечно! Спроси у Ларчика, мы с ней это обсуждали! И еще твою прическу!

– Не болтай, пожалуйста.

– Ну да. Теперь тебе кажется, что ты всегда был таким великим!

– Нет, наверное, я был полный лох!

– Конечно! Ты чаевые официантам не оставлял!

– Именно поэтому ты вышла за меня замуж. Ты любишь лохов, да?

– Нет.

– Ты меня любишь?

– Да.

– То-то же! Кто тебе еще такие сережки подарит?

– Наверное, уже никто…

Семейная жизнь – это фокус, секрет которого неизвестен. Но почему-то каждый считает, что может его показать.

 

16

Когда я проснулся, Лада уже завтракала.

Я надел шелковый халат поверх пижамы и вышел на кухню.

До того как познакомился с Ладой, я спал голый.

Домработница жарила яичницу. Ее глаза чуть не выпали на сковородку, когда она меня увидела.

Я великодушно подождал, пока она переложит яичницу на тарелку.

– Доброе утро, дорогой.

Лада пила кофе. Она была причесана и наверняка уже умылась.

– Доброе утро, дорогая. Мне один пентхаус за долги отдают, поехали, посмотрим? Я уже договорился с архитектором.

– Не могу, дорогой. У меня дела.

– Какие?

Лада налила мне кофе. Я хотел чай.

– Маникюр.

Я вылил кофе и налил чай.

– А после маникюра?

– Ну, после я не знаю.

– Значит, после маникюра. Ко мне сейчас Даша приедет, это займет часа два.

– Как твои занятия?

– Отлично.

– Прямо «отлично»?

– А ты думаешь, что отлично можешь делать что-то только ты?

– Надо бы мне остаться, послушать.

– Ни к чему. Она, кстати, очень хорошая преподавательница.

– Да? – Лада посмотрела на меня подозрительно.

Не надо было хвалить Дашу.

Даша в который раз разглядывала фотографии. Вся наша гостиная была обильно ими уставлена.

Ладу разглядывает.

Мы занимались часа два. Надеюсь, в этих занятиях есть толк.

Мы перешли на «ты». Но она сначала смущалась и пыталась обходиться без местоимений.

Очень хочется дать ей денег.

Интересно, она не девственница?

Пентхаус оказался не так плох. Метров пятьсот.

Лада рассказывала архитектору, что надо делать. Когда архитектор был не согласен, Лада улыбалась и говорила:

– Давайте сделаем, а там посмотрим.

Она чертила на плане стены и перегородки так уверенно, словно думала об этом проекте последние две недели.

Хотя, может, так оно и было. От моей жены не знаешь чего ожидать.

Во время кризиса у меня несколько дней были очень серьезные проблемы. Как и у всех остальных. Цена вопроса на тот момент была двести тысяч долларов. Их принесла мне Лада. Как выяснилось, она копила на черный день.

После кризиса я ей, конечно, все вернул.

Я прикидывал, во что обойдется строительство.

– Мне нужно все такое, знаете… буржуазное. И чтоб этого было много. Всего too much, понимаете? Стены бордовые, золото, лепнина, а окна – как картины. Но картины-то современные. Поэтому надо подумать, как их вписать!

– Может, золотые рамы?

У архитектора загорелись глаза. Он уже понял, что здесь можно поживиться.

– И золотой унитаз, – предложил я.

Лада сделала вид, что не услышала. Я особо и не рассчитывал.

– Может быть, золотые рамы. И тогда на всех стенах в таких же рамах фотографии города. Мне нужны хорошие фотографии.

– Дорогая, на «Сотби» сейчас две работы Пола Ньютона, не знаю какие. – Лада была собакой, а моя фраза – сахарной косточкой.

– Вот. – Она, не поворачивая головы, ткнула в мою сторону указательным пальцем и поручила архитектору: – Узнайте, пожалуйста.

В машине Лада увлеченно рисовала поэтажный план.

Я не вмешивался. Все это изменится еще двадцать раз. Бедолага архитектор. Он, конечно, заработает, но деньги ему достанутся нелегко.

Зато он, возможно, поймет, что деньги – отнюдь не главное в жизни.

Зазвонил Ладин телефон. Она разговаривала, продолжая чертить.

– Привет, мам… Нормально. Я с Владом. По делам ездили. У тебя все окей?… Ну, ладно, может, заеду на неделе. Целую. Хорошо, привезу.

Ненавижу, когда она выключает звук CD, чтобы разговаривать по телефону. Как будто она одна в машине.

На светофоре передо мной BMW 645CI с восьмицилиндровым двигателем рванул с места так, как будто ее в космос запустили.

Рабочий объем – четыре литра. Наверняка ручная коробка. Только зачем на кабриолете зимой ездить?

На следующей неделе придет мой «мерседес».

Снова Ладин телефон.

– Алло… Привет. Нормально… Я с Владом. Хорошо, давай. Пока.

– Кто звонил? – Я был сам за рулем. Охрана ехала сзади. Я включил подогрев руля и снял перчатки.

– Мама.

– Второй раз кто звонил?

– Мама. Привет тебе передавала.

Круги и полукруги, которые она рисовала в плане, наверное, обозначали столы и кресла.

По НТВ-спорт закончился футбол. Красивая игра, ЦСКА выиграл. Хоть и не в полном составе играли. Один мяч пропустили в свои ворота.

Я достал из кармана мини-диск, вставил его в Restek. Налил виски. Позвонил Димка.

– Вась, я тебе перезвоню. Ничего срочного?

– Нет.

Включил.

Запись Ладиных телефонных разговоров.

– Аллоу.

Это Ларчик. Если натянуть на ее попу парашют, он треснет по швам.

– Привет. Как дела?

– Ужасно. Я в шоке. Не знаю, что делать.

– Что случилось? Твой возвращается раньше и мы не пойдем в клуб?

– Ты что, конечно пойдем! Одноклассник моей Аньки покончил жизнь самоубийством.

– Да ты что?

– Да. И написал в записке, что из-за Аньки.

– Ничего себе. А она как?

– Да она в ужасе! Плачет! Ее в милицию вызывают.

– А у них что, роман был?

– Да нет, в том-то и дело. Она на него и внимания не обращала. Больной, наверное, какой-то…

– Да… ну и что ты будешь делать?

– Не знаю. В четверг похороны, идти ей или нет? Там родители, представляешь?

– Ужас. Но я думаю, надо пойти. Пусть переживет это. Все-таки не просто так он про нее в записке написал. Пусть к родителям подойдет, представляешь, каково им?

– Они же будут ее винить…

– Но это же жизнь. А что, ей надо сделать вид, что ничего не произошло? Умер и бог с ним? Не ее проблема?

– Лад, она еще совсем девочка. Вдруг у нее нервный срыв случится? Или комплексы начнутся, что все мальчики, которые в нее влюбляются, потом будут суицидом заканчивать?

– Не знаю, Ларчик. А она что говорит?

– Плачет только.

– Но ты еще подумай. Ей же потом с этим жить.

– Ладно. Давай попозже созвонимся.

– Давай. Ты не расстраивайся.

– Легко сказать. Не хочется, конечно, ничего плохого про него говорить, но… блин!

– Ужас! Ты звони мне, ладно?

– Давай.

Мы договорились насчет интервью на телевидении для Брежнева.

Мы с Димкой смотрели его по телевизору как шоу Бенни Хилла.

Брежневу подвели глаза и нарумянили впалые щеки. Он стал похож на своего любимого Сальвадора Дали. И еще немного на Бегбедера.

Он обращался к электорату:

– Если кто-нибудь когда-нибудь узнает о том, что я присвоил хоть копейку, – придите и убейте меня! Я клянусь вот здесь и сейчас, что никогда в жизни не дам повода заподозрить меня во взяточничестве, в коррупции. В лицемерии. Я вырос на других идеалах. В нашей семье были другие боги. Искусство! Чистота! Вот перед чем мы преклонялись! Я – художник. Я смогу прожить на то, что зарабатываю. Мне много не надо. Были бы холст и кисти!

– Вот, вот! – хохотал Димка. – Слушай, сейчас будет ключевая фраза!

– …Хотя картины мои – не дешевые! Они признаны на высшем уровне. Они – прямо сказать – дорогие. Но я не вижу в этом ничего плохого. Это – плата за мою работу. Тяжелейшую работу. Которой я отдаю всего себя. Ей и вам. Так учили меня родители. И я их не подведу.

– Кто его выпустил? И чего ты ржешь?

– Представляешь, как его картинки после выборов раскупаться будут? Каждый чиновник своим долгом сочтет. Он не только Дали, он Моны Лизы подороже будет!

Мы с Брежневым поехали на открытие льготной аптеки для пенсионеров.

Брежнев театрально перерезал ленточку.

Я сказал короткую речь. Обещал, что лекарства в нашей аптеке по пенсионным удостоверениям будут дешевле на двадцать процентов. Кстати, действительно будут.

Основная часть наших реальных избирателей – бабушки. Им нужно уделять максимум внимания.

Остальное население ходит только на президентские выборы.

Я вернулся в банк.

Даша сказала, что я делаю успехи. Я повторял:

– Винтить – ввинтить, как оса – как коса, безделки – без сделки, шил – сшил. Кстати, ты знаешь, кто такой бобыль?

– Бобыль?

– Бобыль, бобыль!

Она начала листать учебник с сосредоточенным видом.

– Даш! – Все-таки мне с ней весело.

– Что?

– Бобыль – это человек, у которого ничего нет. И никого.

– Да?

У нее хватило ума не делать вид, что она это знала.

– Да. Я – в некотором роде бобыль.

Еще девушкам очень нравится, когда им говорят: «Если бы ты знала, как давно я ни с кем не целовался!»

– Ты имеешь в виду, в мужском роде?

– Ну да.

– А в женском? Кто тогда я?

– Ты, Даш, – бобылиха. Типичная такая бобылиха. Но очень симпатичная.

Она здорово улыбается. Ей хочется улыбаться в ответ.

Мои рыбки все плавали. Интересно, они спят спокойно? Или оставляют на ночь дежурного на случай нападения акулы? Вряд ли. Они слишком красивые для того, чтобы быть умными. А чего ждет акула – вопрос. Наверное, наслаждается своей властью.

Секретарша пришла в короткой юбке. У нее красивые ноги. Почему она все время в брюках ходит?

Мы сидели втроем: я, Даша и Саша. У него, как всегда, на коленях собака. Девушки проходят мимо и млеют от восторга.

Ресторан битком.

Полно девиц. Второй состав. Скамейка запасных.

Саня берет у кого-то телефон.

Даша тоже в восторге от собаки. Им всем как будто чип один и тот же в голову вставили.

Может, Пете позвонить?

Объявилась радиоведущая. Я думал, она еще раньше позвонит. Интриговала. Я и забыл про нее.

Хотя она ничего. Любительница заглатывать микрофоны.

Договорились на завтра в Третьяковке. В ресторане.

Саня рассказывал, как заполучил мисс мира.

– Я ее в ресторан приглашаю, она – нет. В клуб – нет. Думаю, что делать? Говорю, пошли в кино? Она посмеялась и согласилась. На шесть часов. Говорю, фильм тебе точно понравится. Какой, не скажу – сюрприз. В общем, запутал. Звоню в «Романов», снимаю весь зал…

– Да ладно? Прикольно.

– Стоит трешку. Заказываю официанта, все дела. Мы приходим, она спрашивает: «Чего это народу нет?» А я говорю: «Кинотеатр дорогой, никто не ходит». Но потом она въехала. Когда официанты с «Кристаллом» появились.

– Ну ты красавец, Вась. И чего?

– Того. Без проблем. Такой романтик – кто устоит?

– А какой фильм-то?

– «Двойной удар».

– Понял.

 

17

Утром позвонила Даша. Мы еще спали.

Она заболела.

Лада открыла один глаз и пыталась понять, с кем я говорю.

Я быстро повесил трубку.

Уже не заснул.

Решил сегодня не бриться.

Позвонил водителю, велел ему заехать в Fauchon, купить еды. И лекарства в аптеке. Если больной Ладе не привести шоколада из Fauchon, она не выздоровеет и две недели.

Он позвонил Даше, узнал ее адрес.

Я представлял себе, как она растеряется. И будет смущаться.

Зачем я к ней еду? Айболит нашелся.

Если она живет с родителями – не так поймут.

Я уже хотел развернуть машину. Передумал. Поеду. Пусть хоть поест нормально.

Она так старается. Она такая смешная.

Ей будет приятно.

За дверью туалета надрывалась собака. Даша и ее подруга делали вид, что ничего не слышат. Ладно. Я тоже как будто глухой.

Я жил в такой же квартире. Телевизор только в одной комнате. Вторая комната – тоже спальня. Значит, они живут вместе. Прямо Голливуд. Холодильника нет. Вообще, все достаточно прозаично.

– Ну что, девушки? Не буду вам мешать. Выздоравливай, ты нам нужна.

Даша смотрела куда-то мимо меня и улыбалась. Взгляд без планов на будущее и сожалений о прошлом. Я почувствовал себя моложе лет на пятнадцать.

Штаб прислал мне мониторинг по прессе. В основном позитив. Наш рейтинг растет, как проценты по закладной.

Поехал в область.

Встретился с мэром. Потом с главой района. Нормальные мужики.

За поддержку голосами пообещал им присоединение к Москве.

Ударили по рукам.

Все идет по плану.

Вернулся в столицу в отличном настроении.

Зашел Димка. Кивнул на аквариум.

– Живы?

– Мне надо уже тотализатор устроить. Хорошая идея. Все, что я делаю, – гениально!

Я пританцовывал посередине кабинета, напевая на мотив «Буратино»:

– Что это ты такой веселый?

– Зови меня просто «гений». Кстати, знаешь, в Англии подсчитали, что в мире настоящих гениев – пять процентов. Это значит, где-то триста миллионов. И неужели ты думаешь, что мы не входим в это такое огромное число? Вася, кто же, если не мы?

Я нажал кнопку громкой связи:

– Тань, организуй мне покупку холодильника какого-нибудь… ну, нормального, среднего, и отправь по адресу… Адрес у водителя возьми. Он там сегодня был со мной.

– Это ты кому холодильник отправляешь?

– Ты не знаешь.

– Новая девка?

– Да нет. Это так…

– О, Вась! Ну-ка, посмотри на меня!

Запищал мой телефон. Sms.

Все малолетки любят посылать сообщения. С обещаниями – на что я могу рассчитывать, если приеду прямо сейчас. Откровенно и подробно.

– Надо Ярослава отправить на губернские выборы, – сказал Димка. – Они деньги занесли. Пусть выступит в поддержку.

– Пусть. Только скажи ему, чтоб про картины молчал. Если наш пройдет, он у него и так всю коллекцию купит.

– Всю не купит. Он каждую ночь по полотну создает.

– Может, ему девку?

– Ну, начнет девок рисовать. Какая разница?

– Хорошую. Пусть отвлечется.

– Ну, не знаю. Я, кстати, своей квартиру купил. У Валерки, в новом доме. Вообще не ссоримся. Даже про жену не вспоминает.

– Так, может, она тебя разводит?

– Нет. Она меня любит.

– Я понял.

Я пил кофе с радиоведущей. Она раздвигала под столом коленки и говорила мне «вы».

– Очень интересный эфир получился. Большая заинтересованность у слушателей.

Значит, будем умничать. Подошел официант. Я сделал заказ:

– Мне «Пламенеющий кракиян» с сабайоном «пинья-колада» и шоколадным ганашем.

Она смотрела на меня во все глаза и стеснялась спросить, что это такое. Горячее? Алкоголь? Десерт?

Официант записал, понимающе кивая.

– Я очень люблю здесь десерты. А вы?

Она улыбнулась.

– Пожалуй.

– Могу я вам что-то рекомендовать?

– С удовольствием.

– Тогда для дамы: мильфей «Мусковадо» с муссом пралине и лесными ягодами. Вы не против?

– Нет-нет. Спасибо.

Я заказал чай. И все время смотрел на часы. Через сорок минут положил на стол салфетку.

– К сожалению, у меня важная встреча. Вынужден вас покинуть. Вы больше ничего не хотите?

Она смотрела растерянно. У нее явно были на сегодня другие планы.

Я проводил ее до машины. Она пыталась взять себя в руки. Невпопад хохотала.

Я поехал к Сане. Он пил со стриптизершами.

Лада ела шоколад. Она могла за день съесть килограмм шоколада. И больше ничего. Только полплитки еще на ночь.

Я валялся перед телевизором и читал книгу. «Кио Ку Мицу! (Совершенно секретно – при опасности сжечь)».

Через двадцать минут на НТВ-спорт – теннис. Наши девчонки. Хочу посмотреть.

– А знаешь, что Ленке Макс на день рождения подарил? – спросила Лада.

Опыт подсказывал, что это вопрос с продолжением.

Но я все-таки попытался отмолчаться.

– Влад?

– М-м-м?

– В Бельгии есть такая шоколадная фабрика, они только для випов работают.

К чему она клонит? Может, собирается заказать свое скульптурное изображение из шоколада? Иногда хочется, чтобы кресло, как в японских мультфильмах, провалилось под землю и улетело в космическое пространство. Со скоростью света. А в кресле сидела бы Лада.

– Ленка туда ездила, на дегустацию. Говорит, такого вкусного шоколада в жизни не ела.

– Дорогая, а что у нас там с ремонтом? Ты довольна архитектором?

Лада проигнорировала мою слабую попытку завести разговор на тему, интересующую обоих.

– И ей дали выбрать четыре начинки. Которые ей больше всего понравились. И сделали специально для нее четыре конфеты с ее инициалами! Круто?

Четыре конфеты? Не Ладин размах. Значит, просто так рассказывает.

– Круто! – Я даже книгу отложил, чтобы беседу поддержать.

– Так Макс подарил ей пожизненную ежемесячную доставку конфет из Бельгии. Прямо домой в упаковке, разработанной специально для Ленки! Представляешь? Конфеты с инициалами, каждый месяц, специально для тебя?! Стоит единицу. Мне кажется, нам тоже надо. Дорогой, давай купим.

Миллион долларов за то, чтобы нам конфеты домой приносили?!

– А мне кажется, нам не надо, дорогая.

– А летом они бесплатно присылают шоколадные ракушки с мороженым.

– Я не люблю мороженое. И ты тоже.

– Влад! Мне очень хочется! Я так редко тебя прошу о чем-то!

– Лад, ну ты нормальный человек? Ты представляешь себе, что такое миллион?

– То же самое, что и для всех остальных! Тебе просто жалко! Ты ничего не можешь для меня сделать!

Начался теннис. Я сделал звук погромче.

– Тебе лишь бы эту фигню смотреть! – разозлилась Лада. – Сам ничего не можешь! Только смотришь, как другие что-то умеют!

– Ты много умеешь! На маникюр записаться и на массаж не опоздать.

– Ах, вот как! Только это? А ты никогда не задумывался, есть ли моя заслуга в том, что ты стал тем, кем стал?

Какой идиот Макс! Не мог подарить какое-нибудь кольцо! Или два! Или десять!

– Да и кем ты стал? Ты только пьешь целыми днями и шляешься! Ты думаешь, у тебя друзья есть? Да они смеются над тобой!

Я выключил телевизор.

Надо врезать замок в кабинете.

Взорвать шоколадную фабрику в Бельгии.

Хлопнула дверь. Лада уехала.

– Аллоу.

Снова Ларчик. Это ее тупое «аллоу».

– Привет, моя дорогая. Как ты?

– Ничего. Ты как? Гуляли вчера?

– Да, поужинали тихо-спокойно. Я в два уже дома была. Как твоя Анька?

– Не пустила я ее на похороны.

– Ну, может, и правильно.

– Отправляю в лагерь. В Новую Зеландию. Там такой лагерь специальный, для девчонок. Именно шестнадцатилетних. Всего сорок человек.

– Среди учебного года? Ой, подожди, у меня домашний звонит… Але, Ларчик?

– А что делать? Ты хочешь, чтобы она ходила в школу и все в нее пальцем тыкали? Она и так знаешь как переживает? И на кладбище хотела поехать…

– Ужас. А что в лагере? Она хочет?

– Лагерь для экстремалок. Прыжки на лыжах с вертолета и все такое.

– Ну, здорово. Развеется. Она же это все любит.

– Ага. Что сегодня делать будешь?

– У Сереги какая-то бриллиантовая вечеринка. Не хочешь пойти?

– Давай, только я пить не буду.

– Я тоже не буду. Что ты ржешь?

– И такая картина часов в шесть утра; мы с тобой – в муку!

– Ха-ха-ха.

– Ну, созвонимся ближе к вечеру. Я сейчас на спорт иду.

– Давай. Я еще Вальке позвоню. И Настьке.

– Целую.

– Слушай, а туда в чем идти? Блин!

– Что?

– Ноготь сломала! Только вчера маникюр сделала.

– А у меня прямо все супер.

– Ты что наденешь?

– В пригласилке написано, что в вечернем. Не знаю. Платье, наверное.

– Ну ладно.

– Целую.

– Пока.

Изучаю список Алана Флассера в «Dressing the Man». Там написано, что мужчина должен иметь в своем гардеробе десять костюмов, десять спортивных пиджаков, тридцать шесть рубашек, десять пар брюк, три смокинга, три пальто, пятьдесят галстуков, шесть пижам, три кожаных пиджака, два халата, один плащ, запонки и носовые платки.

У меня нет носовых платков. У меня всего один смокинг. Вечно пыльный. Вешалка почему-то с логотипом «Невский Палас». У меня только три пижамы. Их покупает Лада. Как и халаты. Их действительно два.

Зато у меня два плаща и пять кожаных пиджаков. Причем я тут же решил, что один из них уже никогда не буду носить. Я его сам купил. В аэропорту в Мюнхене. Рейс задерживался, и делать было абсолютно нечего.

Галстуков у меня штук пятьдесят, но ношу я только десять. Или двенадцать.

Я не уверен, что у меня есть тридцать шесть рубашек.

У меня наверняка есть десять спортивных пиджаков, но не все этого сезона.

У меня больше чем десять пар брюк.

Вообще, какой идиот решил, что у меня должно быть всего десять костюмов?

Позвонил секретарше.

– Тань, позвони в Dolce&Gabbana. Пусть привезут галстуков. И в Brioni – мне надо штук двадцать рубашек. Пусть пришлют. И свитера от Zegna. Все – завтра в десять утра.

Раньше моим гардеробом занималась Лада. Как-то очень незаметно это перестало быть ее проблемой.

Но есть Алан Флассер и его «Dressing the Man». Странно, что в списке нет свитеров и водолазок. Где же мне их взять?

Надо купить новый смокинг. Armani или… Ладно, посоветуюсь с Ладой.

BMW передо мной моргнул своим двухступенчатым стоп-сигналом. Я притормозил. Зазвонил телефон. Даша выздоровела. Она приедет в офис.

– Живы? – Даша разглядывала разноцветных рыбешек.

У меня складывается такое впечатление, что они еще нас переживут.

– Живы. Хотя как они могли прожить столько времени без тебя – непонятно.

– А я сегодня последний день.

Только бы она не расплакалась.

Интересно, если ее взять с собой на стадион… Наверняка будет кричать громче всех. Еще и свистеть научится.

– Сегодня День Аэрофлота.

– Да ты что, Даш, серьезно?

Я так удивлялся, как будто не был два часа назад в Управлении авиации и не пожал пару десятков рук в связи с этим замечательным праздником.

Оказывается, кроме управления его отмечают еще некоторые штатские. Даша и ее подруга.

Кстати, в Управлении авиации мне подарили настоящую военную винтовку. Их так Министерство обороны поздравило.

Мне давно не было так весело в два часа дня. С чашкой кофе на столе.

– Даш, неужели мы с тобой расстанемся в такой день? А? Нет, прошу тебя!

– Давай работать.

Маленькая такая, а с характером.

День Аэрофлота. Может, она о летчике мечтает?

– Повторяй за мной: ПРА-ПРЯ, ПРО-ПРЕ...

Я повторял. Мне даже казалось, что в этом бреде есть особый смысл, который мне предстоит понять. А она уже поняла.

– ПРА-ПРЯ, ПРО-ПРЕ.

Она так смешно благодарила меня по телефону за холодильник. Не ахала и не охала. И не визжала. И не льстила. Обычно все делают именно так. Даже Лада.

Она спросила, сколько она должна.

Первый раз в моей жизни.

Обычно девушки подарки и помощь воспринимают как должное.

Захотелось отправить ей всю бытовую технику, которая есть в каталоге магазина «Партия». Или какого-нибудь другого. Но в тот день Лада устроила очередную истерику, и я про свои планы забыл. Жалко. Представляю, как бы она радовалась.

По-хорошему, ей бы квартиру поменять. Еще эта ее подруга.

Велел секретарше решить вопрос по поводу Макаровны. Зачем мне Макаровна?

Радиоведущая шлет sms. Подожду еще денька два, и можно будет сразу в «Палас» везти. Нет, подожду четыре. Чтоб наверняка.

Ужинал с Олегом.

Он сбежал из дома, от всех этих пеленок, детских криков, тупой няньки. Его жена считает, что для того, чтобы в Олеге проснулись отцовские чувства, он должен испытать все трудности, связанные с рождением ребенка. Она постоянно сует ему в руки орущий кулек, который обильно срыгивает ему на новый пиджак.

При этом секс его жену перестал интересовать как некий атавизм.

– Она меня постоянно контролирует, – жаловался Олег, заказывая себе четвертый виски и отправляя бутылку Moet девушкам за соседний стол. – Она звонит мне десять раз в день. Если я на совещании, она думает, что я с девкой.

Натюнингованные девицы в коротких юбках, получив шампанское, улыбались и выставляли из-под стола ноги. Я думаю, в чулках.

– Вась, я приду домой, и мне придется жрать ее ужин. Хотя я и поел здесь с тобой. Но ей это невозможно объяснить. Она устроит скандал и выкинет тарелку в окно.

Силиконовые груди девиц были похожи на футбольные мячи со шнуровкой.

Олег вернулся домой в семь утра. Надеюсь, что к этому времени он проголодался.

 

18

– Алло.

– Валь, спишь?

– Лад, а сколько времени?

– Девять утра.

– Ты с ума сошла? Я сплю.

– Валь, давай сделаем себе сиськи!

– Сиськи?

– Ну да.

– Давай часа через три созвонимся.

– Нет, давай сначала решим. Будем или не будем?

– У всех сиськи.

– В том-то и дело – у всех сиськи! Скоро лето – купальники!

– Мой муж говорит, что чем меньше у женщины грудь, тем ближе к сердцу она воспринимает действительность.

– Хм…

– А что говорит Влад?

– Да при чем здесь Влад?

– А что тогда?

– Не знаю. Старею, наверное.

– Давай поспим.

– Ну ладно. Некомпанейская ты какая-то.

– Целую.

– Целую.

Приехали криминальные авторитеты. Из провинции. Золотые цепи, пальцы козой. Карикатура на Москву конца 1980-х.

Имеют виды на Димкин завод.

Мы рассказали им про то, что они нормальные ребята. И мы – нормальные ребята. И это – наш завод. Но если они хотят, мы можем замутить что-нибудь совместное. Пусть дают идею. Согласны на любое предложение. Они рады. Завтра они уедут думать. Конечно, ничего не придумают. Извилин не хватит. Не они первые, не они последние.

Через несколько месяцев их поубивают. Или посадят. Приедут следующие. С тем же текстом. И так же уедут думать. Но сначала всех их, по очереди, Димка поведет в театр. У бандюков к театру историческая любовь. Еще со времен коза ностры. Впервые Италия узнала о существовании мафии благодаря опере «Мафиози из тюрьмы „Викария“».

И с тех пор на сцене – прообразы этих героев, а герои старательно подражают своему сценическому воплощению. Сейчас все они хотят быть похожими на Сашу Белого. И, как Саша Белый, ходят в Большой театр. Вот что значит просветительская деятельность кинематографа.

Лада с утра поздравила с Днем влюбленных. Очередной идиотский праздник. Я не купил подарок. Лада не закатила скандал. Она грустно улыбалась, демонстрируя мне намерение стоически перенести все несчастья, которые ей уготовила судьба. Главное ее несчастье – это я.

– Дорогая, давай встретимся вечером и поедем вместе выберем тебе подарок. А потом поужинаем.

– Мне было бы приятно просто увидеть цветы сегодня утром.

– Я негодяй. Но ты же знаешь, как я буду переживать.

Ее грустный взгляд в окно.

Я уже знаю все, что будет дальше.

– Дорогая, что насчет вечера?

– Ничего.

– Ты будешь дома?

– Нет.

– Точно?

– Точно.

Ну и черт с тобой.

Рыбы в аквариуме были мало похожи на жертв.

– Таня, если ты еще раз с вечера не предупредишь меня о каком-нибудь очередном празднике, я предупрежу тебя об увольнении. За пятнадцать минут.

Вызвал Лену. Как всегда, улыбается.

У нее наверняка большое будущее. Работать одновременно на всех кандидатов в нашем штабе – это скорее ее идея, чем моя. За дополнительные деньги она рассказывает мне об избирательных технологиях моих соратников.

– Брежнев создал собственный штаб, – сообщила мне Лена, разглядывая акулу.

– А деньги где взял?

Она пожала плечами.

Наверняка продал свою картину какому-нибудь губернатору. Задорого. Я бы с удовольствием взял кисть и воткнул ее ему в ухо. Никакой благодарности у этих художников.

– Он плакаты готовит для избирательного пункта. Вы ведь сами ему поручили?

– Ну и что? Кому ж еще поручать, как не ему?

– Ну так вот, от лозунга «Все на выборы!» стрелка будет идти не на всех кандидатов…

– Вот баран!

– Правильно. Стрелка будет направлена на его портрет!

– Убью! – Я вскочил с кресла. И денег даешь людям, и помогаешь, а они?!

– Не можете, – улыбнулась Лена.

– А что будем делать?

– Мы же характеристики кандидатов печатаем?

Я кивнул.

Она снова улыбнулась:

– Набьем все тексты черным по красному фону: вообще не читается. А вашу – белым по черному.

– Неплохо.

– Я гарантирую, что девяносто пять процентов пришедших на избирательный пункт людей прочитают только вашу характеристику.

– Ладно. Сделаем.

Она – молодец. И симпатичная. Уверен, что это не последние ее выборы.

Я поручил ей передать винтовку из Управления авиации в школу, в их Музей боевой славы.

Приехала Даша.

Как всегда, разложила на столе карточки со своими идиотскими слогами. И звуками.

Вот кто всегда в курсе всех праздников. Вот кому приятно было бы сделать подарок. Но не деньги же ей дарить.

Я нарисовал волка. Такой волк года три висел на трюмо в Ладиной ванной.

– Спасибо. Я тебя тоже поздравляю.

Теперь такой волк будет висеть в Дашиной спальне. Или она его будет хранить под подушкой?

– А где подарок?

– Дай мне чистый листок.

– Нет! Обезьянничать не надо! Давай свое что-нибудь.

Она послала мне воздушный поцелуй. Без всякого кокетства. Она не дала мне себя поцеловать. А ведь хотела, сто процентов. Хотела еще как!

Молодец Даша. Странно, что еще встречаются девушки, которые думают головой, а не всем остальным. Конечно, я могу ее поцеловать, если захочу. И не только.

– Приглашаю тебя сегодня на ужин. Согласна?

Идиот, ну зачем это?

– Согласна.

Мы неплохо поужинали. С ней смешно болтать. У нее острый язык. И она, конечно, не дура.

С ней я чувствую себя мальчишкой, которому хочется прыгнуть с обрыва, чтобы произвести впечатление.

Позвонила Лада и попросила срочно привезти таблетки от головы. Она дома, одна и несчастна.

Наверное, сорвалась ее тусовка.

Отправил Дашу домой и повез жене таблетки. Можно было, конечно, с охраной отправить, но не в день же этих долбаных влюбленных.

– Да?

– Насть, привет. Как долетела?

– Нормально. Немного трясло, но я сразу начала пить вино. У меня был такой симпатичный сосед! Профессиональный гонщик.

– Профессиональный гонщик – это альфонс?

– Нет. Это даже не тот, кто гонит.

– А что в Милане?

– Встретила Кису. Идет по улице, рыдает в голос. Я говорю: «Киса, боже мой, что случилось?» Думала, с ее мужиком что-то…

– И что она?

– Ей просто сапоги не достались. Атласные от Roger Vivier за пятнадцать тысяч евриков. Видела их?

– Видела. Расшитые. От Лезара. И что, она прямо рыдала?

– Ага.

– Во дает!

– А ты как?

– Мой позавчера тоже шопинг делал. Нам сюда пол-Третьяковки привезли. Ты бы видела, что он выбрал! Блин! Я никогда к этому не привыкну.

– Ужас?

– Ужас. Надо было мне, конечно, дома быть.

– Ну конечно! Ты же его всю жизнь одеваешь!

– И не только.

– А мужики этого не ценят.

– Ага. Тебе твой что-нибудь на День влюбленных подарил?

– Не-а. Цветы.

– А ты ему?

– Аромат Presence Cool от Mont Blank. А что ему еще дарить?

– Хороший?

– Ничего, он любит такие.

– А. Ну что делать будешь?

– Через час эпиляция, а потом пообедать можно.

– Давай.

– Ну, созвонимся.

– Ага. Пока.

– Целую.

 

19

Петька открыл ресторан. Триста человек гостей, восемьдесят человек прессы.

Нельзя не пойти. Обидится.

А потом, нам сейчас любая реклама, кроме некролога, – то, что надо.

Я заехал за Дашей.

Все девушки утверждают, что они очень разные.

Даша опаздывала уже минут на двадцать. Как и все остальные. Всегда.

Даша вышла в джинсах. И в ужасном пальто. Скажут, что я девок уже на улице подбираю. Зачем я ее взял? Идиот!

Она села в машину надутая и злая. Отвернулась к окну.

Мне захотелось к Сане, в Doll's. Ладно.

В конце концов, давно бы уже мог купить ей одежду.

– Забыл тебя предупредить: это официальное мероприятие. Так что мы сейчас заедем в магазин и попросим поменять твои джинсы на что-нибудь более подходящее.

Я думал, она не выйдет, пока я не открою ей дверцу. Вот, думаю, нахваталась.

Оказывается, она не хочет выходить вообще. Ей не нужна одежда. Не нужно ничего.

Может, разводит? Цену набивает?

Нет, упиралась изо всех сил. Ей, наверное, мама запрещала брать подарки у малознакомых мужчин.

Охрана еле сдерживается, чтобы не хохотать. Такого они еще не видели.

Она испуганно озиралась по сторонам. С надеждой смотрела на меня.

Костюм на манекене вроде ничего. Я представил, что бы выбрала Лада.

Пусть померяет костюм, а там посмотрим. Она вышла из примерочной. Босиком. У нее отличная фигура. Да она просто красотка!

Интересно, она в чулках или в колготках?

Понятно, при каких обстоятельствах сочиняются сказки про гадких утят. И про их чудесные превращения.

Велел дать ей каблуки.

Она кинулась мне на шею.

Если бы до сих пор я не знал, зачем нужны деньги, то сейчас я бы понял.

Журналисты набросились на нас с фотокамерами.

Чего не сделаешь ради бесплатного пиара? Даже будешь идиотски улыбаться в объективы.

Даша держалась отлично. Она хорошо смотрелась рядом со мной.

Светских хроникеров интересовало, кто она такая.

Я отвечал:

– Не завидуйте.

Мне были приятны взгляды, которые на нее бросали все без исключения мужики.

Конечно, без вопросов о жене вечер не обошелся.

Они сами вынуждают нас врать. Даже лучшие из них.

Им обязательно надо расширять завоеванное пространство. Параллельно поучая нас и воспитывая. И они сами не замечают, как из воспитательниц превращаются в дрессировщиц.

Я отвез Дашу домой.

Она не сразу вышла из машины.

Я решал: поцеловать ее или нет?

Лучше не начинать. А то еще на чай напрошусь!

Оставь аспирантку в покое.

Охранник открыл ей дверцу, я передал ее сумку.

Сумка была доверху набита скотчем и обрывками веревок. И еще чем-то. Не понял. Это нужно, чтобы сумка форму держала?

Надеюсь, это не из ее лифчика?

Утром пришлось лететь в командировку.

В один из двухсот штабов партии.

Городок на севере России. Двести пятьдесят человек населения.

Встретился со штабом. Приехал туда прямо с самолета, чтобы не терять время.

Торжественно раздали партбилеты.

Пафосно, с речами и аплодисментами, приняли в партию мэра города. Недорого. За три миллиона.

Сразу же вступили в партию все его замы. А потом замы замов, конечно, тоже.

Все проходило очень бодро, на высоком идеологическом уровне.

Поехали на глиняный завод. Стратегическое место. Хотя, конечно, об этом давно уже никто не вспоминал.

Теперь он был стратегическим только для нас. Основная часть жителей – рабочие этого завода.

С оптимистичными лозунгами и красной скатертью мы вручали значки и удостоверения.

Я снова выступил с речью.

Только броневика не хватало.

Хорошо поработали агитаторы: заявлений о приеме в партию было больше, чем заготовленных партбилетов. Торжественная часть закончилась.

Дальше полетели на вертолете. На охоту. Решили завернуть в какой-то мелкий населенный пункт для агитации.

Всем выдали тулупы. Со мной были начальник штаба, мэр и два его помощника.

С вертолета пересели на вездеход.

Ветер усиливался.

Мэр сказал, что может начаться пурга.

Я решил не возвращаться.

Раз уж прилетел – время терять не хотелось.

А надо было вернуться. И спокойно переждать пургу на заимке.

Упрямый баран.

Почему-то каждый раз, когда я прилетаю на Север, обязательно начинается пурга.

Возможно, она просто никогда не заканчивается.

Навигатор не работал, села батарея. Как назло.

Снег забился в нос, глаза и уши. Вокруг ничего не было видно, а скрипучий вой ветра заглушал голоса.

Мы двигались наобум.

Было такое ощущение, что это никогда не кончится. Отличное средство забыть обо всех проблемах – промерзнуть до костей.

Мы заблудились.

Пурга могла продолжаться несколько суток.

Нам оставалось минут тридцать пути.

В разгар агитации пурга утихла.

Вездеход остановился на берегу озера.

Следующая часть нашей программы – охота.

Пятистенка, в которой накрыт отличный стол.

Нигде не бывает такого аппетита, как здесь.

Традиционно стол оплачивали местные коммерсанты, которым обещали знакомство с заезжим московским гостем. И обрисовали возможные перспективы этого знакомства.

Все они пришли на поклон, и я долго выслушивал их предложения. По очереди. И пил водку.

Это длилось почти до утра.

Привезли девок. Крепких, коренастых, хохочущих.

На охоту отправились только через день. Потому что запах перегара распугал бы всех зверей.

Сели на снегоходы, потом встали на лыжи. Потом долго шли пешком, чтобы не спугнуть медведя. Медведя-шатуна.

Это была моя вторая охота. Мороз не чувствовался, воздух был наполнен предвкушением. И мы все дышали этим воздухом.

Медведя гнали ягдтерьеры, потому что температура была около минус сорока. После тридцати у лаек промерзают соски, и тогда работают злющие ягдтерьеры.

Я стоял по пояс в снегу, когда начался загон.

Медведь вышел прямо на меня. Впервые в жизни я понял правильно смысл выражения «один на один». Ничто вокруг не существовало.

Я дергал предохранитель на своем карабине, а медведь приближался ко мне, глядя куда-то в землю.

Очень четко я осознал, что от мороза на предохранителе замерзла смазка.

Медведю до меня оставалось метров восемьдесят.

Я нащупал в кармане нож, достал, дрожащими руками сбил льдинку с предохранителя.

Когда до медведя оставалось тридцать метров, я выстрелил в него разрывной пулей. Попал в глаз.

Медведи как люди – падают вперед. Затылка не было. Черно-красные мозги медленно впитывались в снег.

Пот оседал инеем на моей трехдневной щетине.

Тридцать километров на лыжах я пробежал молча, даже ни о чем не думая.

Мне протянули стакан водки, и я выпил его залпом, жадно, как рассол с похмелья.

– Я убил медведя, – сказал я.

Меня отвели спать.

Я проспал сутки.

Пахло едой.

Из лап застреленного мной медведя приготовили пельмени. Они ароматно дымились в огромной деревянной плошке посередине стола.

Я попросил баранины.

Вертолет доставил меня в аэропорт.

Лады нет дома. А я думал, она ждет меня на завтрак.

Она уехала. Домработница сказала:

– Учительница ваша с ней. Вместе они.

Позвонил Ладе.

Лада хорошо водит. По-мужски. И ей нравится. Говорит, что это ее успокаивает. А то бы давно водителя взяла.

Она опять где-то бросила свою машину. Около какого-то очередного ночного клуба.

У меня было только одно условие – больше чем бокал вина за рулем не выпивать.

Видимо, выпила больше.

Они у толстого Ларчика. С Дашей.

Я сам за ней заехал. Лада не спустилась.

Повторял все эти идиотские звуки и учил тупые скороговорки.

Смеялся и дразнил ее.

Она краснела и иногда дерзила.

В понедельник Лада объявила, что у нее начинается пост. Она подарила домработнице книгу о вегетарианской диете.

Ее пост продлится до 22 апреля.

Это будет строгий пост. В нем не будет ни мучного, ни жареного, ни мясного, ни секса.

– Дорогая, ты с ума сошла? Полтора месяца без секса?

Да она сама столько не выдержит.

– Я бы на твоем месте тоже придерживалась бы поста.

– Мне кажется, я пока не готов.

– А зря.

– Лад, я понимаю – мясо. Что там еще? Мучное. Но при чем тут секс?

– Ну это же не я придумала.

– А мне-то что делать?

– Я тебе сказала.

– У тебя крыша поехала от пьянства.

– После этих слов я бы рекомендовала тебе бежать в церковь и ставить свечки. И знаешь что?

– Что?

– Будь добр относиться с уважением к тому, что я делаю.

Во вторник Лада продемонстрировала мне билет бизнес-класса Москва-Цюрих. На завтра.

– Я улетаю с Валькой в горы. На десять дней.

– Это потому, что на беременных и странствующих пост не распространяется?

У Лады было отличное настроение. Она хихикала, рассматривая свой сноубордический костюм.

– Это, кстати, тоже серьезный плюс. А поскольку забеременеть я не могу, то приходится путешествовать.

У меня никогда не будет детей. Диагноз – аспермия. Не лечится.

Соответственно у Лады никогда не будет детей.

И она никогда не сможет сослаться на беременность во время поста.

Я предупредил ее об этом до того, как сделал ей предложение.

– Это точно не лечится? – Она смотрела на меня с ужасом.

– Точно.

Она сказала, что ей надо подумать. Я согласился.

Она не звонила четыре дня.

Я решил, что никогда уже не увижу ее. Я не выпускал из рук телефон ни на минуту.

Она позвонила ночью, когда я уже спал. Телефон лежал рядом с подушкой.

– Я не поняла, ты вообще сделал мне предложение?

– Пока нет.

– Ах вот как! – И она повесила трубку.

Через полчаса я был у нее. И в моей машине было столько цветов, сколько могло в ней уместиться.

Лада сказала, что мы возьмем несколько букетов, а за остальными спустимся утром.

Утром Ладин сосед, сочувственно наблюдая, как мы таскаем цветы из машины, сочувствующе поинтересовался:

– Что, цветочная палатка прогорела?

Лада собирала вещи.

– Но через неделю – Восьмое марта! Ты хочешь уехать на Восьмое марта?

– А смысл мне оставаться? Ты все равно меня не поздравишь и весь день проведешь в банке.

– А если я обещаю тебя поздравить и вообще не ходить в банк?

– Поздно. На самом деле я думаю, что в душе ты мне благодарен. Я избавлю тебя от огромной головной боли под названием Восьмое марта.

– Спасибо, дорогая.

– Не за что, дорогой.

Сразу же после выборов займусь своей семейной жизнью.

 

20

– Да?

– Насть?

– О, привет! Как дела?

– Ничего. Сейчас ругалась с домработницей.

– А чего она?

– Да раздражает меня, носки один в другой засовывает! Я ей тысячу раз это говорила! Ужас!

– Во-во. А моя и чулки так складывает.

– Да эта тоже, блин!

– Ты чего сегодня будешь делать?

– Не знаю. У меня машина в сервисе. Надо забирать ехать.

– Лад, а чего ты водителя не заведешь? Я не представляю, как самой по сервисам ездить!

– Ну, я у Влада беру, когда надо.

– А выпивать? Ты же вечно ее бросаешь где-нибудь!

– Зато никто не знает, где я и с кем.

– Тоже правильно. Все-таки они все стучат.

– Ага.

– Тебе массажист не нужен? Клевый!

– Нужен.

– Он делает аюрведический массаж.

– Это как?

– Скраб сначала, потом массаж и растяжка.

– Как тайский?

– Ну, такое – все вместе.

– Мне надо стол купить.

– Ольга купила. За тринадцать тысяч. Он там с подогревом, весь электрический, какие-то валики, еще чего-то.

– Клево.

– Ага. Я возьму у нее адрес.

– Возьми.

– Ну, ладно, заберешь машину, звони, окей?

– Окей.

Я взял Дашу, и мы поехали к Толику на шашлык.

Зима наконец-то закончилась. От нее остались только грязные разводы на когда-то белоснежном фасаде Толикова дома. И утренние морозы.

Пили виски. Пить на улице хорошо тем, что можно выпить много.

И свежий воздух – полезно.

Пели караоке. Я спел всего одну песню – «Орел». Но с душой.

Даша не пела.

Она пила вино и болтала с девушками. Надеюсь, мне не придется нести ее на себе.

В машине начали целоваться. Наверняка утром буду жалеть.

Поднялись к Даше домой.

Она сварила отвратительные пельмени.

Я все их съел.

После длительного препирательства я лег спать в комнате ее подруги.

Когда я проснулся и открыл глаза, то сначала испугался.

Рядом с моей тяжелой гудящей головой лежало несколько розовых подушек-сердечек. На окне стояла нарядная кукла в золотой короне. Одеяло было с кружевами.

Гнетущая тишина давила на уши.

Я подумал, что я в раю. Может, я умер? И это ад? Хотя все указывало на то, что это скорее рай. Для девочек.

Тогда где они?

Открылась дверь, и появилась Даша.

Слава богу, я не умер.

Я искренне обрадовался Даше, и она это оценила.

Утренний секс – обычно лучшее, что случается за весь день. Если, конечно, это – хороший секс.

Но самый главный его плюс в том, что ты думаешь: если уж утро началось так прекрасно, то каков будет день! Обманчивое ожидание.

И сердце прыгает в груди, как мячик во время игры в пинг-понг.

Не вовремя приехала Дашина подруга. И сразу уехала.

На какое-то мгновение мне захотелось остаться в этой комнате навсегда.

Но я не мог. Этот рай был для девочек.

– Да?

– Привет, Валь.

– Привет, моя дорогая. А я как раз собиралась тебе звонить.

– Да?

– Помнишь, тот мужик, который тебе понравился в ресторане?

– Конечно, помню. Разве его можно забыть?

– Это Сашкин знакомый. Если хочешь, он может организовать совместный ужин. И ты как бы случайно появишься.

– Неплохо.

– Правда, Сашка сказал, что он – альфонс.

– Да? Ну тогда я ему точно понравлюсь.

– Ха-ха. Значит, договариваюсь?

– Давай. Только прямо на ближайшие дни, а то я потом в горы улечу.

– Может, вместе и улетите?

– Ха-ха.

– Ну ладно. Позвоню.

– Целую. Слушай, а ты его помнишь? Он ведь и вправду симпатичный?

– Да он офигительный!

– Ну, клево. А то я думаю, может, я просто много выпила?

– Нет-нет-нет. Он – супер!

– Ну ладно.

– И у него, кстати, все друзья клевые.

– Окей!

Если бы моя акула была просто ленивая, она бы не носилась по аквариуму как атомная подводная лодка. Значит, это не лень. Никакого другого объяснения тому, что эти несчастные разноцветные рыбешки еще живы, я найти не мог.

Зашел Димка.

– Слушай, у Зюганова в кабинете портрет Пушкина висит. А ты кого собираешься повесить?

– Мы – за развитой социализм. Мы…

– Брежнева, что ли?

– Брежневым у Ярослава все стены обвешаны и еще на потолке портрет.

– Да, я видел. С нимбом.

– Поэтому у меня будет Ленин.

– Патриотично. И без всякого намека на левый радикализм.

– Энди Уорхолла. У него есть два: один с голубой бородой, другой с красной. Как думаешь, какой лучше?

– С голубой как-то… Тоже, конечно, позиция. И электорат дополнительный подтянется…

– Да, но братву потеряем. Поэтому пусть Ленин будет с красной бородой.

– Аминь.

– Узнай, можно его купить?

– На последнем «Сотби» Уорхолл ушел за десять с половиной. Не помню, чей портрет.

– На правое дело денег не жалко.

– А может, Мэрилин Монро? Мне нравится.

– Вась, мы же не студия звукозаписи! Посерьезней, пожалуйста, с идеологией.

Димка подошел к аквариуму.

– Все филонит?

– Ну да.

– Может, это не акула?

– Акула. Я уже сам проверил. Танька какого-то профессора вызывала.

– Может, болеет?

– Нет, здорова.

– Тогда, наверное, просто дура.

– Посмотрим.

Мы собрали заседание штаба и утвердили характеристики в Центризбирком. В них на каждого кандидата от нашей партии было четко выверенное и со всеми согласованное количество хвалебных слов. И каждый из кандидатов ревниво следил за тем, чтобы другого не похвалили больше.

Утверждение бюллетеня заняло часа два. Причем большую часть совещания Брежнев провел в истерике.

Это был День работников уголовно-исполнительной системы. Я позвонил Мишане и сказал, что заеду за подарком для министра юстиции. Интересно, что он ему подберет? Платиновые наручники? Или ограничится запонками?

Заседание закончилось, и в моем кабинете остались только Лена и Димка.

– Завтра бюллетень будет в Центризбиркоме, – объявила Лена. Она сидела на моем диване и покачивала ногой.

Почему она не берет деньги у отца? Хочет в европейских традициях сама сделать себе карьеру? А может, доказать папаше, что она не хуже его? Вот это у нее вряд ли получится. До папаши ей, конечно же, далеко.

– Какие предложения? – поинтересовался Димка.

– Занести деньги председателю. – Других предложений у меня не было. – Написать заявление и сдать новый бюллетень.

– С развернутой характеристикой Владимира Викторовича, – подхватила Лена.

– Так и сделаем, – согласился Димка.

– Что у нас во вражеских штабах? – спросил я.

– Во вражеских все под контролем, – ответила Лена. – Проблема в школе.

– Мальчики перестали обращать внимание на девочек? – Димка изобразил на лице ужас.

– Ага, – подхватила Лена, – поэтому они раздобыли патроны и начали стрелять в музее из нашей винтовки.

Только этого мне не хватало.

– Боевыми?

– Боевыми. – Лена кивнула. – Но, слава богу, только в потолок.

– Езжай в школу. Хотя это больше вопрос к администрации. Пусть получше следят за боевым оружием. А если бы у них пулемет был? Чапаевский?

– Или танк? – предположил Димка.

– Тьфу-тьфу-тьфу. – Лена постучала по столу.

Потом я поехал в Министерство юстиции, а Лена – в школу.

Приехала Даша.

У нее в телефоне я записан как «вредина». И у нее правда есть отрывной календарь. И она действительно отмечает все эти праздники.

Надо сделать ей подарок на какой-нибудь День народонаселения. Купить квартиру.

Или машину на День работников ГАИ.

Даже поручил секретарше узнать, когда он будет. Оказывается, в июле. Не скоро.

Мы оставались на ночь в «Паласе».

Днем ходили обедать.

Я выучил штук пятьдесят скороговорок.

Она слушала нашу попсу.

Она ела все подряд, вне зависимости от калорий.

В Швейцарии случился снежный обвал. Я посоветовал Ладе не кататься. Она обещала, что не будет, но наверняка катается.

Лада должна была вот-вот прилететь. Домработница накрыла завтрак для нас двоих.

Я стоял перед зеркалом и разглядывал новую морщину под левым глазом. Лада предлагала втирать в нее крем. Думаю, это бесполезно. Хотя почему бы не попробовать.

Она же предложила сбрить бакенбарды. Потому что бакенбарды у меня стали с проседью.

Лада позвонила из аэропорта.

– Дорогой, ты во сколько выходишь из дома?

– Дождусь тебя и сразу поеду, дорогая.

– Ну ты езжай тогда и меня не жди. Я к Ларчику хочу заехать прямо сейчас. А мы с тобой увидимся вечером.

Я повесил трубку. Втер под глаз еще одну порцию крема. Улыбнулся своему отражению, отчего морщины стали похожи на кратеры, если их фотографировать из космоса. Велел домработнице убирать завтрак. Набрал Ладин мобильный.

– Лада, а ты считаешь нормальным общаться с Ларчиком, если я тебя просил этого не делать?

– Дорогой, не начинай. Я считаю, что есть твои отношения с ее мужем и есть мои с ней.

– Но ее муж должен не мне, а нашей семье. К которой ты имеешь непосредственное отношение.

– А она-то тут при чем? Не она же брала у тебя эти паршивые деньги?

Лада орала в трубку, перекрикивая объявления о прилетах самолетов.

– На эти паршивые деньги он покупает ей цацки и шубы! А ты приходишь домой и мне про них рассказываешь! И эти паршивые деньги я, между прочим, зарабатываю! А если бы мне захотелось куда-нибудь деть пятьсот восемьдесят тысяч, я бы придумал что-нибудь получше, чем бриллианты для толстозадого Ларчика!

– Ты все сказал?

– Я буду занят вечером!

– Не сомневалась!

– Давай!

Я вытер остатки крема с лица. Главное – продержаться еще лет десять. А там уже что-нибудь изобретут. Для вечной молодости.

 

21

Сдохла моя акула.

Этого я меньше всего от нее ожидал.

Валялась на дне аквариума, запутавшись в водорослях, как пустая бутылка в кустах.

Даша сказала – от одиночества. Что знает Даша про одиночество?

Женский ум – это интуиция. На уровне подсознания.

Потому что в сознании женщины бывают редко.

В кабинет ворвалась Лада. Устроила сцену ревности. При Даше.

Видимо, отметили у Ларчика ее приезд. Нет, абсолютно трезвая. Ах да, пост.

Выглядела она отлично. Отдохнула и загорела.

Вообще Лада мало изменилась с тех пор, когда мы с ней познакомились.

Это была единственная женщина, чья внешность производила на меня сильное впечатление всегда.

Хорошо, что она не наговорила гадостей Даше. Почти не наговорила.

Даша вовремя выскочила из кабинета.

Вечером Даша не перезвонила. Она поехала с подругой по магазинам и, видимо, увлеклась…

Мы ужинали с Димкой и Саней.

В «Базаре», в Жуковке.

Между столов бегала Санина собака. Как всегда, собирая для нас девиц.

Почему все девушки так любят этих маленьких глупых собачек?

Вообще-то надо же им чувствовать свое превосходство. Хоть над кем-то.

Я взял ризотто с грибами и белое вино.

– Как ризотто? – поинтересовался Димка.

– То, что надо. Кстати, рис абсорбирует алкоголь.

– Да? Важная информация.

– Запиши.

– А я вообще отказался от хлеба, – сообщил Саня и кинул собаке кусок хлеба размером с ее голову. Она набросилась на него, словно не ела три дня.

Подошла Таня Мелконова, хозяйка ресторана. Возмутилась, почему не покормили собаку. Пришлось заказать собаке мясо в специальной миске.

– И перед едой обязательно съедаю яблоко, – продолжал Саня.

– Зачем? – поинтересовался Димка.

– Расщепляет жиры.

– А я на белковой диете сижу. Только белки. В любых количествах. Уже на три килограмма похудел!

– За сколько? – Я покосился на Димкин живот.

– За восемь дней.

Сомелье принес вторую бутылку.

– А у меня Ладка пост соблюдает. В жесткую.

– Я в прошлом году сладкое не ел. Весь пост. Тоже, кстати, прилично похудел, – Димка задумался, – килограммов на шесть, по-моему.

Собаку поймала девушка за соседним столом. Взяла ее на руки и целовала в мокрый нос.

Саня смотрел на нее с таким выражением, будто сейчас расплачется от умиления. Если бы этот взгляд он не оттачивал при мне еще лет пять назад, я бы в него поверил.

– Как у тебя-то? – спросил я Димку.

– Да… Теперь ремонт надоел, и у нас новая тема.

– Замуж?

– Ребенка. Ей уже столько лет, и все такое, и надо определяться, и я ей обещал…

– Да… Может, сигары возьмем?

Нам принесли хумидор. Я взял Davidoff Grand Cm.

– Сейчас еще с женой на лыжах уедем кататься, вообще такое начнется! – Димка выбрал Cohiba Robustos.

– Так ты ее с подружкой отправь куда-нибудь. На шопинг, в Милан. Или лучше в Лондон, – посоветовал Саня.

– Не хочет. Говорит, что без меня больше никуда не поедет.

– А ты ей сроки определи. Скажи: дай мне год. И я обещаю тебе в течение года развестись.

Димка посмотрел на меня с сомнением.

– Конечно, – поддержал Саня. – А где год, там еще полгода. Итого – полтора года спокойной жизни.

Девушка с пластмассовыми губами диктовала Сане свой телефон.

Собака, уже никому не нужная, одиноко поскуливала под столом.

Лада снова закатила скандал.

Кто-то ей сказал про Дашу. Хотя, может быть, она имела в виду Рыжую. А может быть, радиоведущую?

Она точно знает, когда я бываю в «Паласе» и сколько времени я там провожу.

Откуда?

Я клялся, что все это неправда. Я обвинял ее в том же самом, я обижался, я кричал.

Лада была расстроена. Она потребовала, чтобы мы сейчас же поехали в магазин поднимать ей настроение.

Настроение моей жене поднимали только бриллианты, каратностью от трех.

Поели в новом ресторане ее подруги и приехали домой.

Начали целоваться еще в лифте. Она зажала мне рот рукой, когда я спросил ее про пост. И воздержание.

Мы даже не дошли до спальни.

– Скажи, что у тебя никого нет, кроме меня! – прошептала Лада, сдирая с меня брюки.

Я поклялся, что никого.

– А у тебя?

Она обозвала меня дураком. И я с этим согласился.

Даша привезла стихи.

Так же, как и все, по привычке бросила взгляд на аквариум.

Так же, как у всех, ее взгляд на разноцветных рыбешках не задержался.

Даша выглядела обиженной.

Она язвила и вспоминала Ладу.

Я пытался ее развеселить.

Она, как и все женщины, получала удовольствие от того, что появилось нечто, в чем меня можно упрекать.

И делала это с изощренностью, которая у них у всех, наверное, врожденная.

Надо было в этой книжке, которую она привезла, выбрать стихотворение про любовь. Не сообразил.

Вечером поужинали в «Паласе», но Даша отказалась остаться там на ночь.

Я боялся выяснения отношений: упреков типа «Ты меня не уважаешь», вздохов «Конечно, кто я? Пустое место», вопроса «Ты меня любишь?» и резюме «Ты должен развестись прямо сегодня, или мы больше никогда не увидимся».

Ничего такого Даша не сказала.

Но дала понять. Взглядом и поведением.

Я отвез Дашу домой.

Возвращаться в «Палас» с кем-нибудь еще не хотелось.

Лада была дома и спала.

Я выключил лампу с ее стороны кровати. Поднял с пола журнал Vogue.

Налил себе виски.

Тема по имени Даша закрыта.

– Аллоу.

– Привет, Ларчик. Как дела?

– Ужас.

– А что случилось?

– Помнишь девочку, блондинку, симпатичную такую, вчера в ресторане за соседним столом сидела?

– Ну, так… Не очень хорошо. А что?

– Да у нее с мужем были проблемы. Он в Лондоне живет, его сюда не пускают. Так он хочет ребенка себе забрать. А она не отдает. А он мультик серьезный.

– Ну правильно. А они в разводе?

– Да, года два. Он уже и деньги ей перестал давать, и дом хотел отнять, и чего только не делал!

– Вот урод.

– А вчера она с няней и ребенком в Диснейленд должна была лететь, в Америку. Так ее в аэропорту с какой-то там контрабандой приняли.

– С какой?

– Точно ничего не знаю. Но это муж устроил. Ее закрыли. Он ей адвоката посылал, типа подпиши отказ от ребенка, сразу выпустят…

– Вот гад, а она?

– Она ни в какую. А ей лет пятнадцать светит…

– Ларчик, вот ужас-то. Бедная девочка.

– Да, и Танька Беркович сейчас по всем деньги собирает. Представляешь? Молодец. Мы все только охали, а она что-то реально делает.

– На адвоката?

– Адвокаты отказываются. Понимают, с кем бороться придется. Просто деньги, чтобы хоть в одиночную камеру перевели. Они же там по очереди спят, представляешь?

– Ужас. Я тоже дам. Трешку.

– Хорошо, я ей скажу.

– Блин, Ларчик, страшно подумать!

– Ну да. А мужики не верят – говорят, не мог он такое сделать.

– Да конечно, мог! Откуда тогда адвокат с бумагой взялся?!

– Да там все ясно! Представляешь, сволочь?

– Бедная девочка. Там же такие… Ужас. Представляешь эту тусовку? Унитаз за занавеской!

– Не дай бог!

– Ну ладно. Позвоню Таньке, скажу, еще трешка. У нее там уже где-то сто двадцать тысяч.

– Отлично. Пусть хоть камеру дадут нормальную.

– Ну, целую.

– Целую.

В прессе стала появляться негативная информация. Не о партии в целом, а обо мне.

Я не понимал откуда.

Лена ходила по кабинету и рассуждала на тему, как поднять мой рейтинг.

– Существует несколько PR-технологий, – рассуждала Лена, постукивая пальцем по стеклу аквариума. Рыбы в ужасе жались в угол. – Но главное – о вас должны заговорить. И разговор должен быть позитивный.

– Например?

– Например, Берлускони купил себе футбольную команду «Милан», зная, что итальянцы помешаны на футболе. И это был самый короткий пугь к сердцам избирателей.

– Хочешь, чтобы я купил «Челси»?

– Невозможно. А может, у вас есть внебрачный сын, который стал известным футболистом?

– Лен, ты что – болельщица? Кроме футбола ни о чем говорить не можешь?

– Могу. Кстати, тот же Берлускони очень тщательно готовился к выборам. Даже сделал себе пластическую операцию.

Мне кажется, она покосилась на мой нос.

– А еще Берлускони…

– Лен, прошу тебя о двух вещах: без Берлускони и без леворадикальных глупостей.

– Тогда покушение.

– На кого?

– На вас.

– Ты думаешь?

– Конечно. Это поднимет и ваш личный авторитет, и доверие к партии. И вся шумиха, которая будет вокруг, увеличит электорат еще процентов на тридцать. В итоге мы переходим десятипроцентный барьер на выборах и… И вы поднимаете мне зарплату.

– Пока, если хочешь, я подарю тебе аквариум.

– Давайте. А то у меня в кабинете жизни мало.

– Забирай.

– А что с покушением?

– Подумаем.

– Хорошо.

– То есть ты уверена, что, если проплатить статьи и телевидение, этого будет недостаточно?

– Нет. Только кровь. И чем больше, тем лучше. Хотя в нашем случае неудачное покушение тоже выход.

Лена ушла. Я дал задание демонтировать аквариум.

У меня был день приема избирателей. Приходили бабушки и жаловались на соседей. На цены. На отопление. На детей. На жизнь.

Я внимательно слушал и сочувствовал.

Обещал разобраться. С соседями. С ценами. С отоплением. С детьми. Со всей их жизнью, которую они доживают в старых квартирах, одинокие и никому не нужные старики – основная часть нашего электората. И даже если они не верили во все эти обещания, они говорили, жаловались и уходили довольные – потому что нашелся кто-то, кто их слушал.

Иногда некоторые из них впадали в маразм. Тогда они угрожали, ругались матом и требовали денег.

Мы раздавали продовольственные наборы, успокаивали, на улице становилось все теплей, и весеннее обострение пошло на убыль.

Я разобрался с депутатским наказом по одному из домов нашего округа, где надо было срочно сделать ремонт, и поехал в Госдуму готовить себе кабинет.

Я хотел иметь хороший кабинет, не меньше пятидесяти квадратных метров, на одном из последних этажей. Чем выше кабинет депутата, тем лучше. Меня бы устроил, например, восьмой.

Об этом надо было позаботиться заранее: занести деньги и договориться.

Еще надо было решить вопрос с книгой «Депутаты Госдумы». Иметь там свой портрет меньше чем на полосу я себе позволить не мог.

И этот вопрос тоже надо было решать заранее.

Приехал Брежнев.

С важным видом прошелся по кабинету. – Один меценат… – Ярослав остановился там, где еще недавно белая акула бороздила просторы моего аквариума. – В общем, один любитель искусства… из большой политики…

– Что? – спросил я. Наверное, немного угрожающе.

– …хочет заплатить за одну мою работу… «Рожь» называется… пятьсот шестьдесят тысяч.

– Рублей, конечно?

– Долларов.

Ненавижу идиотов.

– Но он хочет, чтобы я оказал ему услугу – снял свою кандидатуру с выборов.

Без Брежнева как официального лидера нашей партии мы не пройдем.

Нетрудно догадаться, кто этот меценат. Ильин и его партия – наши основные конкуренты на выборах.

– А как же доверие избирателей, Ярослав? – спросил я, еле сдерживая ярость.

– Влад! Я – художник.

– Так вот: как художник художнику я тебе обещаю, что после выборов твоя «Рожь» будет стоить как «Подсолнухи» Ван Гога! И даже больше!

– Да? – Брежнев задумался. – Ты считаешь?

– Я уверен.

– А я вот – нет.

Я встал, подошел к нему, положил руку ему на плечо.

– А ты с самого начала не очень во все это верил. Вспомни!

– Помню. И чего?

– Чего? А разве ты не получил именное приглашение на празднование в Кремль? На правительственное мероприятие? Через неделю?

– Получил.

– Ну? А кто знал о тебе еще совсем недавно? А? Никто! А теперь тебе президент страны лично приглашение шлет! Кстати, не опаздывай. Ни на одну секунду – это очень серьезно. Ты понял?

– Конечно. Зачем ты меня предупреждаешь?

– На всякий случай.

– Я не идиот.

– Я же сказал – на всякий случай.

Мне приснился сон. Холодно, я по пояс в снегу. На меня идет медведь. Тот самый медведь. У меня заклинило ружье. Медведь приближается. Я пытаюсь передернуть затвор. Когда я стреляю, уже нет ни мороза, ни снега. Я стою на арене цирка, а медведь, убитый мной, падает с двухколесного велосипеда, и уже не он, а я сижу на этом велосипеде, крутя педали, а сзади меня едут медведица и маленький медвежонок. Зрители хлопают, и я абсолютно собой доволен.

Димка привез меня в баню к своему соседу.

– Тебе обязательно надо расслабиться хотя бы на пару часов.

Расслабиться помогли ящик пива, сухая таранька и профессиональный банщик по имени Вова.

Он обжигал меня веником, натирал какими-то маслами и скидывал в ледяную купель.

– Как новенький будешь, – обещал Вова, и я ему верил.

Мы сидели, завернувшись в простыни, и обсуждали шаткость мироздания.

– У меня дом есть в Марбелье. На случай, если чего.

Хозяин бани был одним из первых, кто начал заниматься алкоголем, и о «если чего» знал не понаслышке.

– А у меня квартира во Флориде. Но я продать хочу. Если чего – все равно никуда уехать не успеешь. – Димка чистил тараньку так ловко, словно ел сашими палочками.

Поговорили о машинах. Олег, хозяин бани, купил Rolls-Royce Phantom.

– Кич! Самый настоящий кич! Негра в перчатках за руль – и вперед! – так оценил его приобретение Димка.

– Почему это? – обиделся Олег. – Какой кич? Самые что ни на есть английские традиции. Я бы сказал – классика.

– Конечно классика. Нажал на кнопочку – и вылетел зонтик. Так?

– Так! – обрадовался Олег. – Рядом с водительским сиденьем.

– И чего? Ты взял зонтик и пошел?

– Да ладно! Куда я с ним пойду?

– И я про то же. Стеб, но первоклассный! Так что действительно поздравляю с покупкой!

Все оценили мое приобретение – CLS. Черного цвета.

Скоро потеплеет, буду ездить. Ладе не дам.

 

22

– Аллоу.

– Привет.

– Привет.

– Представляешь, я сейчас так смеялась!

– А что?

– Мне вчера позвонил Малыш. Домой, идиот! И попросил меня к телефону.

– Вот придурок! Не понимает, что ли, что ты замужем?

– Идиот, я же говорю. А домработка у меня – стукачка. Ну, представляешь, мужик какой-то звонит и просит меня к телефону?!

– Ужас.

– Мы посовещались с Валькой, я прихожу домой и спрашиваю: «Что, никто не звонил?» Домработка смотрит на меня и говорит: «Звонил». И тут я начинаю сыпать именами, одно звездней другого. Говорю, что водитель, не знаю, Михалкова пробил колесо, попросил у, не помню, например, Кончаловского мой телефон, а дал мой телефон Эльдар Рязанов после того, как к нему обратился Олег Табаков, потому что только мой водитель знал, где у Михалкова запаска.

– Невероятная история.

– И она под грузом всех этих имен, под явным впечатлением так задумчиво мне говорит: «А по голосу этот водитель на педика похож». Представляешь? Я так смеялась!

– Малышу рассказала?

– Да я его теперь заподкалываю!

– Хотя у Малыша очень приятный голос.

– Конечно! В том-то и смех.

– А если она решила, что звонил педик, то ничего не стала бы докладывать.

– А кто знал-то?

– Ну да. Мы сегодня как?

– В девять, как договорились.

– Но я в джинсах пойду.

– Я тоже. Там не особо пафосно.

– А давай сегодня пить не будем.

– Давай попробуем. Но боюсь, не получится.

– Ну что, без машины мне приезжать?

– Без машины.

– Ну ладно.

– Давай, пока.

В восемь утра в банк ворвался спецназ из налоговой.

Охрана пыталась выиграть время, связаться с руководством.

Они взорвали дверь.

Спецназовцев было человек восемьдесят. По всем этажам банка звучала стандартная в таких случаях команда: «Мордой вниз!»

К тому моменту, как я приехал, они уже отключили сервер.

Я попытался договориться.

Оказалось, это спецгруппа при Минфине: К-90-Ч-30.

У них уже были все наши платежи по обналичке. Из общей массы платежей они выделялись круглыми цифрами.

Просто так Минфин не налетает. Это был чей-то заказ.

Информация о проверке банка Минфином дошла до прессы, и уже к обеду на улице собралась огромная толпа вкладчиков. Они требовали открытия банка, выплаты денег и закрытия счетов.

Вся наличность, которая находилась в банке, была изъята спецназом.

Я был готов отдать ее в качестве взятки.

Проверка длилась три дня.

Людей вокруг банка собиралось все больше.

Как обычно в таких случаях, началась паника.

Люди вывешивали транспаранты с угрозами, устанавливали дежурство и срывали мои портреты с агитационной речью.

Не могло быть и речи о том, чтобы войти в банк через центральный вход.

Паника росла, как ногти у покойника. Непроизвольно.

На третий день мы договорились с Министерством финансов.

Приехал Брежнев.

– Я требую отчета по поводу того, что здесь происходит! – заявил он.

– Все нормально. Скоро начнем выплаты.

– А это что? – Ярослав подошел к окну и сразу отпрянул от него.

– Стадное чувство. Ничего страшного. Пройдет. – Мне меньше всего хотелось объяснять что-то Брежневу.

– А где деньги?

– В надежном месте.

– А я раньше думал, что надежное место – это банк!

– Конечно. Если это твой собственный банк. Так что тебе нечего бояться.

– А с этим что делать? – Брежнев показал большим пальцем на окно за своей спиной.

– С этим разберемся.

– Когда?

– Еще пара дней.

Я вызвал Иваныча. Моего начальника службы безопасности. Иваныч зашел с ярко-оранжевой папкой. Мне всегда было интересно, что он в ней носит.

Он подошел к окну, посмотрел вниз, потом – на небо, как будто собирался составлять прогноз, и уселся на подоконник.

– Выделяйте деньги. Нужно создавать дополнительный штаб.

Я смотрел на него молча, ожидая объяснений. Иваныч объяснил:

– Кое-кто не только сливает наши технологии другим кандидатам от нашей партии, но и работает на главного конкурента – Ильина.

– И кто это? – спросил я, с трудом веря, что такое возможно.

– Лена.

– Лена?

Иваныч дал мне время осмыслить информацию.

– А с этим что? – Он выглянул в окно. Люди уже начинали бросать камни. Пришлось выставить охрану по периметру банка.

– Завтра начнем выплаты. Лену пока оставим.

– Окей. – Он кивнул.

– Нужен рейтинг. От проверки мы отмазались, перед народом мы чисты. Начнем выплаты, и через пару дней паника спадет. Надо свалить Ильина и вернуть доверие людей.

– Покушение? – спросил Иваныч.

– Покушение, – подтвердил я.

– С летальным, – сказал Иваныч, глядя мне в глаза.

Я вспомнил свою белую акулу. В первый раз после того, как она сдохла.

Дура. Наверняка она была бабой.

Я кивнул. Иваныч покачал головой.

– Своих людей не дам. А то потом начнем искать заново. Одни проверки чего стоят! Своих не дам!

– Кто?

– Не знаю. Нужен штатский кто-нибудь.

Мы помолчали.

Смешно, что Лена попросила аквариум.

– Брежнев?

Иваныч безразлично разглядывал происходящее за окном.

– Нет. Где нового возьмем?

– Кто?

– Кто-то, чье место может остаться вакантным долгое время.

Явно не Иваныч.

– Кто-то, кого будет жалко. Действительно, Брежнев не подходит.

– Женщина. – Иваныч улыбнулся. С такой улыбкой в кино произносят фразу «шерше ля фам».

– Женщина? – переспросил я и взял ручку. Наверное, Иваныч подумал, что я буду за ним записывать.

Мы обсудили детали.

На следующее утро банк начал выплаты. Эта информация прошла по всем радиостанциям. Я связался с Брежневым.

– Ярослав, я вот думаю – надо тебе персональную выставку организовать.

– В Кремле?

– Что – в Кремле?

– Выставку.

– А, ну конечно, в Кремле. Где же еще?

– Я думал об этом.

– А пока подготовь речь для телевидения. О том, что, несмотря на происки наших конкурентов, банк функционирует в рабочем режиме. Только без своих художественных изысков, окей?

Я повесил трубку.

Все будет отлично.

Мы исправим ситуацию. Как всегда.

– Да?

– Привет.

– Привет, Лад, куда ты пропала?

– Я в Куршевеле была.

– Да? Клево?

– Клево. Но народу немного было.

– Так еще рано.

– Но все равно… Гостиница полная. Одни русские.

– Кого встретила?

– Ленку Петрову, они развелись, кстати. Представляешь?

– Представляю. Ты Марину с Олежкой знаешь, Поповых?

– Знаю, конечно.

– Они тоже развелись. И Птицы развелись.

– Ужас.

– А чего ужасного? Все разводятся. Ты знаешь хоть кого-нибудь, кто больше пятнадцати лет вместе живет?

– Я.

– Ну, ты единственная. Больше нету.

– Марьянка.

– И чего? Во-первых, Марьянка еще пятнадцать не живет, мы в одно время с ней замуж выходили, а во-вторых, у него уже три года девка какая-то молодая. Офигительная семья?

– А Марьянка знает?

– Наверное, знает. Добрых людей же много.

– Это точно. Расскажут в подробностях.

– Да она там еще и нанимала кого-то. Не знаю, частного сыщика.

– Зачем?

– Дура. Хотела чего-то узнать. Узнала. И чего?

– Ну, знаешь. Это только потом понимаешь. А реально тяжело устоять, если есть возможность получить информацию. Мы же все мазохистки.

– Да дуры, а не мазохистки. Мы же хотим узнать, что они нам верны, а не наоборот.

– А получается наоборот.

– Ты что, тоже на этой теме?

– Ага. Не могу удержаться.

– Следишь?

– Нет, у меня свой метод. Технический прогресс.

– И что?

– Как будто ты не знаешь. Мне кажется, вся Москва только об этом и говорит.

– О чем?

– О девках Влада.

– И что ты думаешь делать?

– А что мне делать? Не разводиться же? А? Мне лет-то уже сколько!

– Слушай, у меня вторая линия. Повисишь?

– Нет, давай попозже созвонимся.

– Целую.

Приехал домой, Лады нет. Телефон отключен. А я хотел с ней поговорить. Ни о чем, просто так. Она всегда меня понимала. Раньше. И поддерживала.

Телефон отключен. У нее же есть зарядка в машине!

Заснуть невозможно. Голова работает, как вечный двигатель.

Налил себе немного виски.

Может, стоит перевести банковские активы на офшор? Пока не поздно? Нет, все будет нормально.

Не знаю, сколько я выпил виски.

Проснулся в семь утра.

С удовольствием выпил бы еще столько же.

Нельзя. Надо ехать в банк.

Водитель приедет только в девять. И охрана.

Решил не ждать.

Сел за руль, но с трудом вписался в первый же поворот.

Система Dinamic Drive – вещь.

Народ уже перекрыл подступы к банку. Они что, здесь ночевали? Хорошо, что я без пафоса, один, за рулем. Въехал в гараж.

Транспарантов не было.

– Народ попритих, – сообщил Иваныч, сидя в приемной на месте секретарши.

Этот точно здесь ночевал.

– Пусть сообщат, что с десяти начнем выплаты.

– Окей. Прямо сейчас отправлю кого-нибудь.

– Димка здесь?

– Пока нет.

Я позвонил ему на мобильный.

– Влад, я паркуюсь. Там народу – тьма! И какое-то телевидение, по-моему, «Си-эн-эн».

– Давай ко мне.

Войдя, Димка по привычке бросил взгляд на то место, где стоял аквариум.

– Мы начинаем выплаты. Пусть еще раз объявят по радио.

– А с «Си-эн-эн» чего делать?

– Они сами разберутся. Им сюда вообще лезть незачем.

– Так здесь и наши есть, Первый канал, по-моему.

– Договорись, пусть Брежнев выступит. Только проконтролируй, чтоб лишнего не болтал.

– Влад, он пил до утра. Не знаю, как он сейчас.

– Приводи его в чувство. Поставь капельницу. Или дай пиво. В конце концов, если он будет дерьмово выглядеть – даже хорошо. У нас же проблемы были.

– Я понял. Пойду узнаю, что с ним.

К обеду второго дня поток людей уменьшился. Очередь поредела. Транспаранты исчезли.

Люди уже раздумывали, стоит ли закрывать счета. Но еще стояли в очереди.

Банк был на грани банкротства.

Брежнев выступил с заявлением о давлении на партию сверху. О том, что нас не сломать. И не запугать! Что за обещания, данные нами избирателям, мы положим свои жизни.

Люди перестали дежурить у банка по ночам.

Паника прекратилась.

Я очень надеялся на то, что Ленины ожидания по поводу покушения оправдаются.

Нам надо вернуть авторитет. И рейтинг.

В первый раз за последнюю неделю я выехал из банка без препятствий.

И в первый раз более-менее спокойно вздохнул.

Встретился в «Паласе» с радиоведущей. Я всегда держал номер в этой гостинице. Для представительских нужд.

Иваныч считает, что мне пора поменять ее на другую. Может, «Балчуг»? Или «Метрополь»?

Лада отправилась в ночной клуб, а мне надо было расслабиться.

Радиоведущая как раз для этого подходит. Она не задает вопросов о жене, не расспрашивает о работе и ничего не просит. Пока.

Я напился.

Проснулся в семь утра. Дома.

Как я оказался дома, помню не очень хорошо. Но, наверное, не так уж сильно мне понравилась радиоведущая.

Лада устроила мне скандал.

Она пришла домой в четыре утра абсолютно пьяная.

– Где ты был вчера ночью? – кричала она, и ее голос, как всегда, если она выпьет, был выше обычного на несколько тонов.

– Я же тебе звонил, дорогая. Я остался на работе, ты же знаешь, какие сейчас у меня проблемы. Прессу читаешь?

– Ты – ничтожество! – орала Лада, держась за стул, чтобы не упасть. – Ты спал в «Паласе», с девкой!

Откуда она знает?

– Это бред. Дорогая, тебе надо отдохнуть.

– Я ненавижу тебя! Слышишь, ненавижу!

– Ты напилась, чтобы высказать мне это?

– Ты – ничтожество! Ты – ноль! Ты ни на что не способен! Ты даже не способен иметь детей! Из-за тебя у меня нет ребенка! У меня ничего нет!

– Если не считать всего, что у тебя есть.

Я выключил телевизор. Похоже, про пост Лада забыла.

Я был уверен, что скоро начнется истерика. Она и началась.

Лада рыдала, сидя на полу.

Мне не хотелось ее успокаивать.

Чем женщина старше, тем меньше ее жалко. А может, чем больше ты ее знаешь, тем меньше ее жалко. А может, чем она тебе ближе…

Я ушел спать.

Лада заснула в гостиной. На полу.

У меня не было возможности предупредить ее о том, что мы едем на правительственный прием. В пятницу. По личному именному приглашению президента.

С утра ее уже не было в гостиной. Хорошо, а то после таких бурных сцен она обычно еще целый день агрессивная. Если учесть, что у меня целая толпа народа перед входом на работе, то скандал за завтраком – это уже слишком.

Вообще, когда я в последний раз был в отпуске? На Мальдивах, два года тому назад. С Ладой.

 

23

Это было первое апреля.

Попросил секретаршу ни с кем не соединять. Мы обсуждали с главой управы одного московского района условия сотрудничества.

Нам нужны были их голоса.

Им – контроль над маршрутными такси. Потому что маршрутные такси – это черный нал.

Они настаивали на наиболее выгодных для себя маршрутах.

– Здесь идет рейсовый автобус. Прямо от метро. – Глава был щуплый, низенький, но с отличными белыми зубами. Он водил пальцем по схеме, которую мы оба уже давно знали наизусть. – Маршрутки здесь не имеют стопроцентной востребованности.

– Хорошо. Мы увеличим интервал движения рейсовых автобусов. Например, до сорока минут. Вот вам и востребованность. Не все будут сорок минут ждать следующего автобуса, так?

– Ну, так. Тогда надо утвердить расписание.

– Просто снимем с этого маршрута несколько автобусов.

– А вот здесь новостройки, как раз неплохо организовать новые маршруты. Перекинем автобусы туда.

– Не против.

Я решил, что поеду домой. Мириться с Ладой.

Завтра нам вместе надо быть на приеме в Кремле.

Я даже купил цветы.

Продавщица просунула в окно машины несколько букетов. Я выбрал красно-белые розы. Ладе понравится.

Зита, домработница, выскользнула из прихожей, как только я открыл дверь.

В последнее время меня это стало раздражать.

Судя по тому, что в квартире темно, Лады нет.

Включил свет.

Бросил на диван цветы.

Решил, что отдам их Зите, пусть поставит в воду.

Позвал домработницу. Она появилась, пряча глаза. Может, ворует?

– Поставьте цветы, пожалуйста.

Зита исчезла с цветами, бесшумно прикрыв дверь.

Газеты были сдвинуты на край журнального столика. Поэтому я сразу заметил Ладину записку.

«Когда будет готов пентхаус, я перееду туда.

Я позвоню тебе, и мы обсудим вопрос денег. Если нет – мне наплевать.

Я забрала свои вещи. Уверена, тебе не придется скучать.

P.S. Не подумай, что это первоапрельская шутка».

Я дернул дверь гардеробной. Ладиных вещей нет. Она что, с ума сошла? Бред. Этого просто не может быть!

Вернулся в гостиную, прочел записку еще раз.

Открылась дверь, домработница принесла вазу с цветами. Я чуть не нахлобучил эту вазу ей на голову.

Кажется, она уловила мои мысли. Быстро поставила вазу на столик и выскочила из комнаты.

Я скомкал Ладину записку и швырнул ей вслед.

Наверное, кто-то что-то сказал моей жене. Меня где-то видели с кем-то. Где? И с кем?

Надо позвонить ей и все выяснить. Все ей объяснить и уладить. Бред, просто бред.

Она, наверное, отключила телефон.

Нет. Значит, будет разговаривать. Значит, хотела меня напугать. Воспитывала.

– Алло.

– Лада, дорогая, что случилось? Я пришел домой, эта записка, что тебя нет, ты забрала вещи, где ты?

– Не важно.

У нее абсолютно спокойный голос. И трезвый.

– Что значит не важно? И что вообще это значит?

– Ты отдашь мне пентхаус?

– Давай поговорим. При чем здесь пентхаус? Я отдам тебе все, что ты захочешь…

– Спасибо.

– Лада… Ты что, меня бросила?

– Да. И не звони мне.

– Где ты? Я сейчас приеду, и мы все обсудим. Я честно расскажу тебе все, что ты захочешь!

– Боюсь, что «все» я не перенесу.

– Дорогая, я не могу без тебя, если я в чем-то виноват, если я уделял тебе мало времени, но ты же знаешь, эти выборы…

– Удачи.

Она повесила трубку.

Я набрал снова. Не отвечает.

Я набрал еще раз. Отключила.

Я швырнул телефон об стенку. Он отскочил с отломанной крышкой и выпавшей батареей.

Она ушла от меня к этому своему Малышу. К этому молодому барану, который заделает ей кучу детей.

И ей нужен мой пентхаус. Чтобы они там все вместе жили большой дружной семьей.

Ваза с цветами тоже полетела в стену. Вслед за ней туда же впечатался мой кулак.

А может, она у этой своей толстухи Ларчика?

– Аллоу.

– Привет. Лада не у тебя?

– Привет. Не у меня.

– А у кого?

– Она просила не говорить.

– Ну ладно, Ларис, не занимайся ерундой. Где моя жена?

– Это, конечно, не мое дело, и ты знаешь, как я хорошо к тебе отношусь, но, Влад, честное слово, надо было раньше думать о своей жене.

– Ты еще будешь мне советы давать?

– Не кричи на меня.

– Скажи ей, чтобы она мне позвонила!

– Хорошо.

– Давай.

Я ждал десять минут. Выпил виски прямо из бутылки. Снова набрал Ларчику. Ее телефон отключен. Я не могу поверить. От меня ушла жена. К какому-то Малышу. Я найду ее.

– Иваныч? Алло, ты меня слышишь?

– Слышу. Добрый вечер.

– Лада тут выкинула… номер. В общем, собрала вещи и ушла.

Иваныч молчал.

– Найди мне ее. Срочно.

– Ладно.

– Срочно. Ты понял?

– Я понял. А как же завтрашний прием?

Еще завтрашний прием в Кремле! Надо же ей было устроить все это именно сейчас!

– Не знаю.

– Я понял.

– Ты держи меня в курсе.

– Как только будет информация, я сразу свяжусь.

– Жду.

Я открыл сейф. Она забрала все свои украшения и деньги. Денег было не так много, но ей на первое время хватит. Им хватит. Даже если я перекрою ее кредитку.

Сидят сейчас где-нибудь и строят планы на будущее.

Надо было давно уже им заняться. Если б не эти разборки в банке…

Я выпил еще виски.

У домработницы хватило мозгов не высовываться из своей комнаты. Наверное, помогала Ладе собирать вещи.

Выпил почти целую бутылку.

Позвонил Рыжей.

Сегодня все сговорились и отключили телефоны.

Лада ревновала меня к Даше.

Позвонил Даше.

Начали разговаривать, и я понял, что не хочу сейчас ни Дашу, ни Рыжую, никого.

Пригласил Дашу поехать со мной на празднование.

Повесил трубку. Понял, что это – бред.

«P.S. Не думай, что это первоапрельская шутка».

Обхохочешься в этот День смеха.

Домработница сервировала завтрак.

Я посмотрел, есть ли в холодильнике пиво. Как всегда, не оказалось.

Меня бросила жена.

Я старался об этом не думать.

Долго подбирал галстук.

Пытался вспомнить, как я уже одевался раньше. Вроде вспомнил.

Не мог выбрать ботинки. Надел те, в которых был вчера.

Иваныч ничем не обрадовал. Он поставил своих людей около домов всех Ладиных подруг. Хоть одна из них к ней приведет. Надо ждать.

Иваныч сказал, что мы должны использовать этот день. Это мероприятие. Что он понял это еще вчера, когда я сказал, что Лада со мной не поедет.

Он уже все организовал. Взял на себя смелость. У меня вчера и так проблем хватало…

Два снайпера по ходу следования в Кремль.

И хорошо, что я пригласил Дашу. Лишний «фонарь» не помешает. Якобы должна была ехать она, но опоздала. Я позвоню ей за полчаса до выезда и скажу, что уже не могу ее ждать. Правительственное мероприятие, опаздывать нельзя.

– Я не приеду, – сказала Даша.

Вот это удача! Я начал орать и уговаривать ее. Потом успокоился. Чтобы не переусердствовать.

И не уговорить ее случайно. Но она первая повесила трубку. Странно.

Открылась дверь в кабинет, вошла Лена. В дверях, безразлично нажимая кнопки телефона, словно играя в тетрис, стоял Иваныч.

– Владимир Викторович! – Лена умоляюще сложила руки. – У меня у подруги день рождения! Ну зачем я вам там нужна?

Иваныч оторвался от телефона и посмотрел на меня. Снова уткнулся в телефон.

– Лен, а кто у нас руководитель предвыборного штаба? – спросил я. – Пришли мне этого человека, мне с ним по дороге в Кремль поболтать надо.

– Я руководитель.

– Да ладно!

– Ага.

– Ну, тогда погнали?

Она кивнула.

Мы выехали ровно в два.

– Аллоу… Аллоу! Лад? Ты плачешь?

– Угу.

– Что случилось, девочка моя?

– Я не могу больше так. Ты понимаешь, я не могу! Я не выдержу! С этой сигнализацией, понимаешь, я теперь через «Цезарь-Сателлит» всегда знаю, где он находится…

– И что?

– Он все время с девками в «Паласе», Ларчик, я же не железная!

– Бедная моя.

– Я не могу больше!…

– Но ты же любишь его!

– И что? Кому это нужно? Ему наплевать на меня, он мне ни на один праздник цветок не подарил! Он все время с девками, то с этой аспиранткой, то еще с кем-нибудь! Ларчик, что мне делать?

– Не плачь, пожалуйста.

– Не могу. Не могу больше.

– Да вы еще хорошо живете. Просто у него переходный возраст, знаешь, он стареет, а их всех, когда они стареют, на молодых девок тянет.

– Ларчик, я всю жизнь ему отдала, у меня из-за него детей нет, ты думаешь, он мне благодарен?

– Конечно. Он тоже тебя любит. У вас вон секс постоянно.

– Ну и что, секс? У него не со мной одной секс.

– Ты же сама знаешь, что это важно. Мы вон с моим два раза в месяц максимум. Да и то второй раз я ору для приличия.

– Притворяешься?

– Ага.

– Ужас.

– Конечно, ужас. А что делать – дети. И вообще.

– Дети…

– Ты успокойся, Лад. У вас еще все наладится.

– Не могу я больше.

– Потерпи. Все-таки мужиков нормальных знаешь как мало.

– Да ладно.

– Конечно. Одни уроды. И все женаты. А кто не женат, тот хочет молодую.

– Не могу я.

– Хочешь, ко мне приезжай.

– Сейчас подумаю, ладно? И перезвоню.

– Ну, я тебя целую.

– Целую. Спасибо.

Я несколько часов провел в прокуратуре. Подробно рассказывал, кто знал о моем пути следования, о том, в какой я буду машине.

Я рассказал о том, что должен был ехать с женой. Но она от меня ушла накануне.

Мой адвокат предупредил прокуратуру, что эта информация не должна попасть в прессу.

Я рассказал, что пригласил своего педагога, с которым я занимался речью. Дашу. Что в последний месяц из профессиональных интересов она всюду сопровождала меня. Что она не смогла поехать и предупредила меня только за полчаса.

Что моя сотрудница Лена практически случайно оказалась в моей машине.

Меня отпустили только вечером. На улице пришлось общаться с прессой. Отвечать на вопросы по поводу моих предположений, кто подстроил покушение.

– Владимир Викторович! Кому это выгодно?

– Тем, кому мы мешаем.

– Вы не боитесь повторного покушения?

– Кто была погибшая девушка?

– Почему стреляли в вас, а не в главу партии?

– Является ли проверка банка одним из звеньев в этой цепи мер, направленных против вас?

Я пришел домой и включил телевизор. По всем каналам – про неудачное покушение.

Через три дня будут похороны Лены. Мне придется идти.

Зазвонил домашний телефон.

Все свои мобильные я отключил еще несколько часов назад.

Лада.

– Влад, ты как?

– Нормально.

– Хочешь, я приеду?

– Хочу.

Когда она приехала, я спал на диване. Она села рядом и обняла меня.

Во сне я чувствовал ее теплые руки.

Я проснулся утром, на том же диване. Моя жена спала в кресле напротив, свернувшись калачиком.

Я долго смотрел на нее. Она очень красивая.

Я больше никуда ее не отпущу.

Я сам приготовил ей яичницу. Я люблю готовить. Раньше, лет десять назад, я делал для нее на завтрак блины «креп-сюзен».

Она пила чай и улыбалась.

– Не уезжай. Пожалуйста, – попросил я.

Она молчала.

– Я люблю тебя. И всегда любил. Просто это было такое тяжелое время. Но мы его пережили. Вместе. И теперь все будет хорошо. Я обещаю тебе.

Я подошел к ней и обнял.

– Не уезжай, – шепнул я ей на ухо.

Она снова улыбнулась.

– Мне надо поехать, как минимум, за вещами.

– Не надо! Мы купим тебе все новое. Мы же начинаем новую жизнь, и ее надо начинать в новых вещах.

– Давай поедем в Париж? На пару дней?

– Давай. Только выборы пройдут, и сразу поедем, договорились?

– Договорились. – Лада вздохнула. – А если не поедем, я уйду от тебя уже навсегда. И твои девки…

Я зажал ей рот рукой.

– Никаких девок. Забудь. Я люблю тебя.

 

24

Портрет Лены в черной рамке был вывешен в холле банка.

Вокруг стояли цветы.

С первых полос всех газет на меня смотрело мое собственное лицо.

Люди устраивали на улице митинги в поддержку нашей партии.

Новые члены пополнили ее ряды.

Паника по поводу закрытия счетов прекратилась.

Покушение вызвало широкий общественный резонанс. В результате мой рейтинг превзошел самые оптимистичные Ленины прогнозы.

Похоже, у нас снова появится шанс перешагнуть десятипроцентный порог на выборах.

– Почему нет Брежнева? – спросил я у Димки.

– У него депрессия.

– Пусть он примет участие в митингах. А депрессия – это даже нормально. У нас же несчастье.

Димка посмотрел на меня и отвел глаза.

– Несчастье, – повторил я.

– Да он рыдал вчера.

– Пусть только перед прессой не рыдает. А то с него станется.

Я отправил водителя домой с цветами. Велел купить самый огромный букет.

– Вся желтая пресса приписывает покушение на тебя Ильину, – сообщил Димка.

– Молодцы.

Звонили из прокуратуры.

Делились информацией о ходе следствия.

Им надо будет встретиться с Ладой и, скорее всего, с Дашей.

Иваныч сообщил мне, откуда Лада знала о моих передвижениях. Сигнализация «Цезарь-Сателлит». Тупой баран. Наверное, я при ней называл пароль. Чуть не потерял из-за этого жену.

Я позвонил Ладе:

– Что делаешь, дорогая?

– Перевариваю.

– Что конкретно?

– Твои цветы и твои блинчики.

– И как?

– Под впечатлением и того и другого.

– Это только начало.

– Ты меня пугаешь.

– Что мы делаем сегодня вечером?

– «Мы»?

– Конечно мы. К сожалению, из соображений политкорректности я не смогу пригласить тебя на ужин…

– Ничего страшного, я привыкла…

– …в ресторан. Но я приглашаю тебя на ужин домой. Со свечами. Причем ужин я приготовлю сам. Как раньше, помнишь?

– Влад, я люблю тебя.

– И я тебя люблю.

– Я тебя больше.

– Договорились, ты – больше.

– Дурак.

– Конечно, дурак. Кто еще любит собственную жену спустя пятнадцать лет?

– У меня такое хорошее настроение…

– Тебе больше его никто не испортит.

Позвонили из издательства.

Вчера был Международный день детской книги.

Мы спонсировали отправку книг в шестьдесят детских домов по всей России.

Издательству исполняется десять лет, и они хотят провести грандиозную благотворительную акцию. С нашим участием.

Я приготовил на ужин ризотто с каракатицей. Лада сидела на кухонном столе и язвила.

Домработница каждые пять минут боязливо заглядывала в дверь.

– А на десерт? – громко интересовалась Лада. – Что я буду есть на десерт?

– Смотрела «Девять с половиной недель»? Вот такой у тебя будет десерт.

– А это не слишком жирненько?

– Для тебя, конечно, слишком, но так уж и быть.

– Ах, вот как! Для меня жирненько?

Лада прыгнула мне на спину. От неожиданности я еле удержался на ногах.

– Это для тебя жирненько!

Домработница наконец набралась смелости и зашла на кухню. Но на этом ее смелость закончилась. Она стояла посередине и растерянно молчала.

– Зита, все нормально, – сказал я, и Лада подошла к ней поближе, чтобы подхватить ее в случае неожиданного обморока.

– Спасибо, – пролепетала Зита.

– Мы готовим ризотто, а вы потом обязательно его попробуйте, – улыбнулась Лада.

Зита недоверчиво покосилась на сковородку.

– Вкусно, вкусно, – пообещал я. – Может, конечно, не так вкусно, как вы готовите, но тоже ничего.

– Так я не нужна? – уточнила Зита.

– Не нужна, не нужна. Мы сами. – Лада обняла меня, как только за домработницей закрылась дверь.

Мы целовались, а я в это время правой рукой помешивал морепродукты на сковородке. А Лада правой рукой расстегивала мой ремень. Потому что левой она доставала рис из шкафчика.

Снег уже давно сошел, кое-где появилась трава, и под первыми лучами весеннего солнца даже уже начали распускаться цветы.

Перезвон колоколов на Ваганьковском кладбище объединял прошлое с настоящим. А настоящее с вечным. И пока колокола не смолкли, вечное казалось единственно ценным.

На похоронах Ленин папа поклялся найти убийцу. И отомстить.

Огромные столетние сосны тянулись к небу так же, как наши глаза и, скорее всего, наши души.

Я бросил на дно могилы горсть свежей земли. Как и все остальные.

В храме я зажег свечу и долго смотрел на пламя. Оно дергалось, будто в агонии. Говорят, что свеча – это немая молитва. Моя свеча кричала. А может быть, просто был сквозняк.

Позвонила Лада. Сообщила, что ее подруга, которая живет в Париже, родила. Двойню. И хочет, чтобы Лада стала крестной. Нас приглашают на крестины.

– Дорогой! Представляешь, как здорово! А ты будешь крестным! Это будут самые настоящие наши крестные дети! И мы будем о них заботиться!

– А когда крестины? – Я был в Думе, приехал проверить, как идет ремонт в моем будущем кабинете. Пока только меняли пол.

– Послезавтра. Такая спешка потому, что Мишель слегка приболел, и они хотят быстро их окрестить. Так батюшка посоветовал. Скажи, какое очаровательное имя – Мишель?

Я никак не мог полететь в Париж.

– Очаровательное.

– А малышку зовут Жанной. Я позвоню секретарше, скажу, чтобы она занялась билетами?

– Лад…

– Что?

– Я не уверен, что смогу полететь…

– Не уверен? – переспросила Лада, и я понял, что она сейчас расплачется.

– Ты же знаешь, у меня работа…

– Да, знаю. Ладно. Я скажу, чтобы она поискала другого крестного отца.

Лада повесила трубку.

Почему всегда все так не вовремя происходит?

Я набрал Ладу:

– Лад, давай знаешь как сделаем?

– Как? – Она делала вид, что не плачет.

– Улетим завтра ночным рейсом, утром там, крестины же утром?

– Утром.

– А потом я вернусь в Москву, а ты, если хочешь, останешься еще на пару дней.

– Хочу. Я хочу побыть с детьми.

– Ну и отлично.

– Я люблю тебя. Как здорово! – Я даже убрал трубку от уха, чтобы не оглохнуть.

– И я тебя.

Зашел Димка и удивленно уставился на мою улыбающуюся физиономию.

– Я отменил поездку в горы. Жена орала – ужас.

– А я улетаю в Париж.

– Чего?

– В Париж. Да ладно тебе. На полдня.

– С кем?

– С женой.

– Круто.

Лада боится летать. Она начинает пить шампанское еще до взлета. И хватать меня за руку. И заглядывать в глаза стюардессе. И шептать какую-то специальную молитву.

– Во всей этой истории хорошо только одно, – сказала она, когда самолет стал набирать высоту.

– Что?

– Если мы умрем, то вместе.

«Боинг-747» разрывал облака, как щенок игрушку. Лада крепко держала меня за руку, и мне было приятно, что она рядом и, если ей страшно, так же ищет мою руку, как и пятнадцать лет назад.

Париж встретил нас летней погодой, мы поселились в Costes, гуляли по Елисеевским, в церкви Сен Сюльпис мы держали на руках улыбающихся двойняшек, и колокола в Париже звонили не так, как в Москве: под этот звон хотелось любить, смеяться и жить.

Лада провожала меня в Шарль де Голль, и мы целовались у трапа, не боясь ни взглядов, ни папарацци.

Из Шереметьево я поехал в банк, занимался делами и каждый час звонил Ладе. Она уже скупила все игрушки в Париже и теперь собиралась перейти на одежду.

В «Палас-отеле» я встретился с Дашей. Она, конечно, была под впечатлением покушения.

Мне надо было предупредить ее о том, что ее, возможно, будут вызывать в прокуратуру. Чтобы она не боялась и не говорила ничего лишнего.

Она смотрела на меня влюбленными глазами.

Мне казалось, что я не видел ее несколько лет.

Мы остались в гостинице на ночь.

Ее уже не смущала близость проституток.

К Ладиному приезду я распорядился украсить всю квартиру цветами.

И дал себе слово – как только пройдут выборы, куплю Ладе все, что она захочет. Даже автомобильные диски с бриллиантами.