Маруся валялась на диване и изучала меню своего новенького, только что купленного мобильного телефона.

Меню как меню. Ничего необычного. Кнопки «шеф-повар рекомендует» не было. А зря. Вот если бы Маруся делала телефоны…

Звонить никому не хотелось.

Отец обещал вечером прислать за ней машину, взять с собой в Большой. Не прислал. Позвонила секретарша, сказала, что он занят, от ложи отказались. Спросила, не хочет ли Маруся пойти с друзьями? Правительственная ложа? Нет, Маруся не хочет. У нее нет друзей, которых можно было пустить в правительственную ложу.

У нее вообще нет друзей. Вернее, нет тех людей, которых бы хотелось называть друзьями.

Она не имеет в виду всех тех, кто объявился рядом с ней одновременно с «Мерседесом» и кредитной карточкой.

Вот если бы она сейчас в клуб собралась…

С компанией бы не было проблем!

В клуб не хочется.

Ничего не хочется.

Маруся швырнула телефон в подушки.

Может, у нее психологическая зависимость? От тех капельниц? Мало ли что они туда наливали!

Маруся вздохнула.

Перебралась с дивана на пол, села на корточки так, как все время сидела девушка с хвостом, когда Маруся наблюдала за ней в окно.

Она три раза, широко, всей растопыренной ладонью постучала по полу. Прислушалась к себе. Попробовала постучать еще раз. Мысленно произнесла: «Здравствуй, земля!» Еще раз прислушалась к себе.

Села на диван.

Все-таки пол отличается от земли. Особенно искусственное напольное покрытие. Пусть оно даже зеленого цвета.

Маруся прошла по квартире, зашла в комнату родителей, в ванну. Долго смотрела на себя в зеркало. Улыбнулась своему отражению. Улыбка показалась ей некрасивой, она улыбнулась еще несколько раз. Понравилось. Постаралась запомнить ту улыбку, которая понравилась. Повторила ее в зеркало.

Подняла руку к уху, как будто в ней телефон, и, приподняв брови, произнесла «алло».

Осталась довольна.

Села по-турецки на стиральную машинку и смотрела на себя в зеркало. Долго.

Спрыгнула с машинки, пошла на кухню.

Вспомнила про таблетки, про которые рассказывал ее Великая Первая Любовь.

Сейчас бы она их попробовала.

Жалко, что нет. И неизвестно, где достать.

Наглотаться таблеток и смотреть на себя в зеркало – тащиться.

Маруся открыла навесной шкаф на кухне.

Достала бутылку виски.

Сколько она себя помнила, столько она помнила эту бутылку в их шкафчике.

Села за стол, налила себе в широкий бокал на длинной ножке. Льда не было.

Выпила.

Стало горячо, потом тепло и просто приятно.

Налила еще.

Стала пить маленькими глоточками.

Пожалела, что нет яблочного сока. Так пила ее бывшая Любимая Подруга.

Третий бокал был еще лучше двух предыдущих. Хотелось встать и чего-то делать. Веселое.

Хлопнула входная дверь.

Интересно, родители всегда приходят не вовремя?

Мать стояла в дверном проеме и смотрела на дочь.

Маруся демонстративно выпила до конца бокал и налила себе новый. Не поздоровавшись.

Под взглядом матери (что он выражал, оставалось только догадываться) она готова была выпить залпом всю эту бутылку.

– Угостишь? – спросила Марусина мама.

Маруся замерла на мгновение, потом немножко двинула рукой, что ее мать расценила как приглашение.

Она взяла бокал и налила себе. Они посмотрели друг другу в глаза и выпили, не чокаясь, словно поминая кого-то. Ее мать налила снова и себе, и дочери.

– Хорошее виски, – сказала мать.

Не знаю. Я другие не пробовала. – Марусин язык немного заплетался. Она отметила это про себя с удивлением.

– Я пробовала. Хорошие.

– Да. Ничего.

– А я очень шампанское люблю, – улыбнулась мать.

– Да? – удивилась Маруся.

– Да, я его в молодости знаешь сколько выпила?!

Маруся посмотрела на мать с уважением.

– У меня ухажер был, он на заводе шампанских вин большой шишкой был…

– Шампанское воровал?

– Воровал… У него в багажнике всегда ящик лежал. Для девушек.

– У него и багажник был? В смысле машина?

– Да, двадцать первый «Москвич», как сейчас помню – крутая по тем временам машина.

Они чокнулись. Выпили. Одновременно схватились за бутылку, одновременно отпустили свои руки.

– Я налью, – сказала Марусина мать.

– А чего же ты за него не вышла? – спросила Маруся.

– Не любила, вот и не вышла.

– А отца моего? Любила?

– Думала, что любила… пока… папу… то есть, – она запнулась, – Сашу не встретила… А как встретила – сразу все поняла. И он понял. – Она улыбалась и смотрела на Марусю добрыми счастливыми глазами.

– Потом узнала, что беременна… тобой… – Они снова чокнулись. – Думала, он меня бросит… Нет. Сказал, чтобы я сама решала. А что я решу – он примет.

Маруся смотрела то на мать, то на виски. Почему так хорошо?

– А почему у вас потом своих детей не было? – спросила Маруся мать так, словно это и не мать ее была. А просто приятельница из соседнего подъезда.

Еще совсем недавно Маруся по-хорошему завидовала подругам, у которых дома были и братья и сестры.

– Сначала хотели тебя на ноги поставить… Я ведь долго к нему цеплялась, чуть что, сразу: «Конечно, это ведь не твоя родная дочь»… Вот он и доказывал… Да не доказывал, наверное… а любил тебя…

Маруся подумала, что вот так заканчивается детство. Когда твоя родная мать признает, что ты имеешь право пить виски и слушать про жизнь. И чувствовать себя взрослой было Марусе так приятно!

– А потом не получалось как-то… – продолжала мать, – а теперь уже… Не до того! – Она улыбнулась немного загадочно, немного виновато.

– Не до чего? – спросила Маруся нарочито громко и вызывающе улыбаясь. – Не до секса?

– Ну, с сексом он, слава богу, успокоился, – тоже улыбнулась мать.

– Что значит «слава богу»? – возмутилась Маруся. – Ив каком это смысле «успокоился»? Все? – Она многозначительно посмотрела на нее.

– Да нет… – смутилась мать, – просто… как-то он спокойней стал к этой теме.

– А ты? – спросила Маруся. – А ты-то что?

– А я что? – не поняла мать.

– Ну ты-то! Молодая еще! Только о сексе и думать!

– Да ладно! – Мать махнула рукой. – Он отстал от меня наконец-то, так не надо притворяться, что голова болит или устала слишком. Знаешь, намного лучше стало.

– Мам? – спросила Маруся через небольшую паузу. За это время они обе еще сделали по глотку.

– Что?

– А оргазм? Он же жизнь продлевает и делает ее ярче. Так в книжках написано.

– Не знаю я, что это за оргазм. Так, приятно было когда-то… Но я уже не помню когда… А с Сашей… притворяюсь, если честно, давно уже. Кричу, и все такое! – Она рассмеялась. – Ну и разговоры у меня с дочерью!

– Ас кем тебе еще об этом разговаривать?

– Ну да. Но теперь уже что разговаривать…

– Мам!

– Что?

– Ты не знаешь, чего ты себя лишаешь?!

Маруся подлила им виски. Последние капли.

– Чего?

– Счастья.

– Счастья? – рассмеялась Марусина мать.

– Да, счастья. И не смейся. Потому, что ты знаешь, кого еще ты лишаешь счастья?

– Кого?

– Своего мужа.

– Я ужасная.

– Это лучшее, что есть в жизни!

– А я раньше думала, что лучшее – это дети.

– Теперь поняла, что ошибалась?

Они обе расхохотались.

– Давай исправлять ситуацию, – решительно предложила Маруся.

– Как? – испугалась ее мать.

– Первое: когда придет папа?

– Должен был полчаса назад прийти.

– Первое и очень срочное: ты сексуально одеваешься. Второе: встречаешь его поцелуем в губы и многообещающим взглядом. Третье: тут же, в коридоре начинаешь раздеваться. Я спрячусь в комнате. И четвертое, самое главное: ты ему честно, не стесняясь рассказываешь все, что тебе бы хотелось, чтобы получить удовольствие. Все. Поняла?

– Поняла. – Мать пьяно хихикала.

– Тащи все свое белье! – скомандовала Маруся. – Стой! Не надо! Я принесу свое!

Она сбегала в свою комнату, ударяясь об углы и спотыкаясь о пороги.

Марусину мать нарядили во все, что на нее налезло.

– Сексуально, – похвалила Маруся.

– Правда? – Не переставала хихикать ее мать, крутясь перед зеркалом в прихожей.

– Просто супер! Давай еще губы накрасим!

Маруся недовольно осмотрела материну губную помаду, но все-таки накрасила ей губы.

– Шик! – воскликнула Маруся, и в это время в дверь позвонили.

– Саша!

– Папа!

Они закричали одновременно, одинаковым шепотом. Маруся схватила со стола пустую бутылку, стаканы и кинулась в свою комнату.

Вернулась.

– Ты помнишь? Раздеваешься прямо здесь, а потом заставляешь делать все, что тебе хочется!

Марусина мать загадочно кивнула.

Маруся захлопнула свою дверь и забралась в кровать.

Она сложила свои пальцы крестиком.

Закрыла глаза.

Голова закружилась, и в этом круговороте она в ту же секунду унеслась в сон.