Роуэн брел по безлюдным улицам мимо заколоченных домов. В пустой деревне он сам себе казался призраком. Вот наконец и пекарня. Роуэн вошел в теплую кухню, и его тревога мало-помалу улеглась.

На плите грелся суп — не очень сытный, конечно, но зато с ароматными приправами. А в общей комнате, той, что была рядом с кухней, царили мир и покой. Норрис учил Бронден вязать узлы. Ланн дремала у очага. А Шаран с кистью в руке стояла перед натянутым на подрамник куском шелка и рисовала.

— Ланн предложила мне изобразить наше время. Холодную зиму и уходящих на восток жителей деревни, — объяснила девочка подошедшему к ней Роуэну. — Ланн сказала, что это очень ответственная работа и что мне предстоит продолжить дело предков. Я должна писать картины, на которых будут запечатлены важные события нашей истории. Пусть потомки знают о том, что с нами было. Видишь, эскиз уже почти готов.

Роуэн не мог отвести от наброска глаз. Шаран удалось изобразить и черную тропу, уходящую далеко на восток, и вереницу усталых людей, и стадо букшахов, и Гору над деревушкой, потонувшей в снегах. Он заглянул в глаза маленькой художнице и увидел, что грусть и отчаяние уступили место радостной уверенности. Роуэн вздохнул с облегчением: Ланн здорово придумала, как можно занять и успокоить девочку.

В тот день Роуэн лег рано. Ему совсем не хотелось разговаривать. Слишком много он знал, и слишком многое ему приходилось скрывать. Он очень устал, но боролся со сном. Мальчик боялся, что и на этот раз ему приснится нечто ужасное.

Шаран продолжала рисовать, а Роуэн, повернувшись лицом к стене, прислушивался к разговору, который вели между собой Ланн, Бронден и Норрис. Сидя у огня, они вспоминали односельчан, гадали, где сейчас их близкие, беспокоились об ушедших.

Голоса звучали все тише, все глуше и вскоре перешли в еле слышное бормотание. Роуэн закрыл глаза.

«Нечего бояться, — сказал он себе, — на этот раз мне ничего не приснится…»

Роуэн вдруг оказался в пещере с узким треугольным входом. Снаружи — тьма и холодный туман. Трое в тяжелых плащах жмутся к угасающему костру. Красноватые искры не могли осветить их лиц, но Роуэн сразу же всех узнал. Это был он сам, а с ним Шаран и Норрис.

Роуэн догадался, что все это ему только снится.

Троица у костра не заметила, что среди них появился кто-то еще, хотя в темноте им все равно не удалось бы разглядеть Роуэна.

— Костер — наше спасение, — прошептала Шаран. — Вся надежда на огонь.

— Да, — голос Норриса был хриплым, — но ночь длинна.

Роуэн видел, как его двойник повернулся к Шаран. В темных глазах девочки застыл ужас. Она крепко держала заветную шкатулку, ни на минуту не выпуская ее из рук. Пальцы бедняжки побелели от холода.

— Давайте взглянем на шелка, — мягко предложил тот, кто был так похож на Роуэна, — и вспомним прошлое. Это отвлечет нас от настоящего и заставит задуматься о том, зачем и почему мы здесь.

Норрис, презрительно хмыкнув, отвернулся, но его сестра кивнула Роуэну. Откинув крышку, Шаран принялась доставать шелка. Она не глядя запускала руку в шкатулку, вытаскивала свиток, разворачивала его, отступала на шаг назад и… и перед Роуэном появлялись знакомые картины.

Вдруг он вздрогнул. Норрис резко обернулся. Девочка бросила взгляд на полотнище, которое было у нее в руках, и, увидев, что на нем изображено, в отчаянии воскликнула:

— Прости! Я совсем не хотела…

Голос Шаран оборвался, и она стала спешно сворачивать злополучный шелк, но Роуэн уже понял, что это была за картина, и ему показалось, что земля уходит у него из-под ног.

Белая и черная краски, голубовато-серые тени. И на этом фоне отчетливо выделяются фигурки тех, кого хотел изобразить художник. Людей, бредущих по темной, убегающей вдаль тропе, букшахов, сгрудившихся у подножия Горы, и саму Гору — окутанную туманом ледяную великаншу, возвышающуюся над снежной равниной.

И сотни… нет, не сотни — тысячи этих ужасных существ в клубящемся над долиной тумане. Тысячи гигантских безглазых белых червей. Разинутые пасти, огромные зубы, будто осколки голубоватого льда. Они прорывают в снегу глубокие ходы — подземные тоннели. И рыщут, рыщут, рыщут…

Роуэн почувствовал, как кто-то схватил его за руку. Он попытался высвободиться, хотел закричать, но с губ сорвался лишь слабый стон.

— Роуэн! Проснись же! — услышал он голос Бронден. — Мечешься во сне, стонешь, никому не даешь спать. Проснись и лежи смирно!

Роуэн открыл глаза. Несколько секунд он молча вглядывался в раздраженное лицо Бронден. Вдруг, оттолкнув ее, он резко вскочил на ноги.

— Да что с тобой происходит?! — с негодованием воскликнула она.

В горле у Роуэна стоял ком, перед глазами — ужасные видения недавнего сна. Дрожащие пальцы не могли справиться со шнурками на башмаках.

— Букшахи! — еле смог выговорить он, вытаскивая нож. — Я же совсем ничего не понимал! А Звездочка знала… да они все знали… Бедняжка Сумерница! Она погибла первой! Ее схватили и утащили вниз! Под землю, в снег…

Пламя очага освещало комнату. Роуэн видел изумленное лицо Бронден. Проснулась Ланн. Шаран с Норрисом во все глаза смотрели на него и ловили каждое его слово.

«Костер — наше спасение…»

Роуэн ринулся на кухню, туда, где лежали факелы. Схватив один, он сунул его в еще теплившиеся угли очага, и факел запылал.

— Роуэн! — окликнула его старуха Ланн. Бронден помогла ей встать с постели. — Да скажи же, в чем дело!

— Хватайте факелы! — прокричал он. — Скорее к букшахам, на пастбище! Прошу вас, поторопитесь!

Подняв высоко над головой свой факел, Роуэн выскочил на улицу. Вьюга закружила его — холод пытался пробраться под одежду, а снег и ветер — ослепить дерзкого мальчишку. Ледяной воздух обжигал горло.

Но Роуэна нелегко было остановить — подобно ветру, он несся в поле к букшахам. Кровь стучала в висках, сердце сжималось от страха. Позади слышались тяжелая поступь Бронден и легкие шаги Шаран. Норрис звал сестру, просил поберечься и остаться дома. Ланн выкрикивала какие-то бесполезные советы.

Роуэн выбежал за деревню. Вот наконец и поле. На мгновение остановившись, Роуэн обернулся и сквозь пургу разглядел четыре светящиеся точки — факелы. Два совсем близко, затем один, а немного подальше еще один.

И вдруг сквозь завывание вьюги и шум ветра мальчик услышал со стороны поля ужасный, леденящий душу вопль:

— Нет! Нет!

Стоны, всхлипывания и снова пронзительный крик.

Спотыкаясь и падая, Роуэн побежал к поваленной изгороди. Сквозь завесу тумана он увидел горшечника Нила, который корчился на обледенелой земле, пытался встать и снова падал в снег.

Нил размахивал фонарем. Горшечник, наверное, пытался пробраться к сараю, где хранилось сено для букшахов. Там он, надо думать, прятался от жителей деревни — сухие травинки прилипли к его одежде, запутались в волосах.

Пелена морозного тумана накрыла Нила, змеящаяся поземка оплела ноги, белый саван снежного вихря опутал тело. Неверный свет фонаря превращал кружащийся снег в диковинных животных. В широко открытых глазах Нила застыл ужас, лицо перекосила гримаса боли.

«А Нил-то, оказывается, не умер», — тупо подумал Роуэн. Он никак не мог взять в толк, что происходит. Да, Нил украл у Ланн фонарь. И все это время, наверное, прятался здесь, в сарае, но почему же он?.. И что это за?..

Нил снова закричал и взмахнул фонарем. И только тут Роуэн наконец увидел, что поземка вьется лишь там, где темноту не пробивает свет фонаря. Туда, куда падал свет, не проникали те, кого он сначала принял за снежные вихри и чьи очертания мало-помалу начали выступать из морозного тумана.

Роуэн увидел, что Нила окружали гигантские белые черви — они подползали к горшечнику, свивались в кольца, вытягивали шеи. Безглазые головы разевали зубастые пасти, напоминающие голубоватые ледниковые пропасти.

Нил с воплями размахивал фонарем, кипящее масло брызгало во все стороны, вокруг слышалось злобное шипение. Дыхание огромных червей будто замораживало воздух. Горшечник рухнул в снег — пот на его лице мгновенно застыл, превратившись в ледяную маску, но окостеневшие руки по-прежнему крепко сжимали фонарь.

Подняв факел высоко над головой, Роуэн кинулся к горшечнику. Он поскользнулся, чуть не упал, но все-таки добежал до Нила, который корчился на обледенелой земле и громко стонал. Роуэн потянул его за руку, хотел помочь подняться, но Нил ухватился за него и повалил на себя.

— Они пришли за нами! — всхлипывал он. — Теперь поверили? Убедились?

— Вставай! — закричал Роуэн что было сил.

Он пытался подняться сам и помогал встать Нилу.

Но обезумевший от ужаса горшечник, вцепившись в Роуэна мертвой хваткой утопающего, тянул его вниз. Нил плакал и что-то бормотал — он будто был во власти кошмара, от которого никак не мог освободиться.

Головы ужасных червей клонились все ниже, разверстые пасти приближались к несчастным — эти твари могли проглотить их в считаное мгновение! Сейчас они схватят их обоих и утащат в темноту морозной ночи. Зубы как огромные кривые сосульки…

«Снежные черви…»

Они издавали злобное шипение — с таким звуком оседает подтаявший снег. В их дыхании чувствовался мертвящий холод.

— Нет! — в смертельном ужасе завопил Нил, швырнул в одного из червей фонарь, оттолкнул Роуэна, стал как безумный пинать его ногами, затем метнулся к своему фонарю.

Уловив резкое движение, чудовища повернули к нему тупые безглазые морды.

Потирая ушибленный бок, Роуэн вскочил, но помочь Нилу уже не мог: огромный червь наклонился, схватил кричащего горшечника поперек туловища и поднял его над землей. Больше Роуэн не видел ничего, кроме бешено крутящихся снеговых вихрей и стелющейся поземки.

Снежный червь, унесший несчастного Нила, растаял в морозном тумане. Лишь снег скрипел где-то вдали. Те же, что остались, теперь повернули головы к Роуэну.

Он размахивал факелом перед мордами кровожадных чудовищ и пятился, ощупывая ногой каждую пядь земли. Снежные черви с шипением наседали на него и дышали ему прямо в лицо.

Роуэн споткнулся, едва не уронив факел, и остановился. В ушах звенело, но он слышал, как Бронден осыпает проклятиями кровожадных тварей.

«Значит, они уже у изгороди, — подумал Роуэн, — значит, они видели…»

— Бегите! — крикнул он не оборачиваясь и не узнал собственного голоса. — Спасайтесь!

Позади послышались тяжелые шаги. Пыхтя и ругаясь, Бронден спешила ему на помощь. Она схватила Роуэна за руку и оттащила назад, прикрывая его своим телом и заслоняя от ужасных чудовищ. Теперь она — пылающий факел в одной руке, обнаженный меч в другой — стояла перед разъяренными червями. Всхлипывающая и трепещущая Шаран тоже была рядом — она обнимала Роуэна, сжимая в дрожащей руке факел.

— Пошли прочь! — кричала плотничиха. — Убирайтесь отсюда!

Бронден отступала к изгороди, и туда же под ее прикрытием отступали Роуэн и Шаран, но снежные черви не давали им уйти. Они вытягивали шеи, и их ужасные клыки были уже совсем близко…